— Я беременна, Кэт.

Сказала и смотрела, как отреагирую. Я мысленно усмехнулась: 1563 год, дорогая, когда же, как не сейчас, беременеть будущим Шекспиром?

— Вы уже сказали об этом милорду?

— Пока нет.

— Молчите, мужчинам совершенно необязательно знать все и сразу.

На сей раз я не стану говорить, что ребенок умер, на сей раз я его выпестую, сберегу, потому что у него великое будущее.

— Ваше Величество, только умоляю, берегите дитя. Вы помните, как нужно вести себя?

Бэсс вздохнула:

— Помню.

Так, будущий Шекспир это вам не всякие там девчонки Мэри, нужно заранее подготовить семью, в которой он будет воспитываться, а потому я отправилась в Стратфорд-на-Эйвоне. Даже говорить никому не стала, куда еду, никто бы не понял. Да и кто мог понять? Сереге все равно, после неприятностей от Артура я по-настоящему боялась доверять даже Владу, вдруг он тоже законспирированный противник? Вон как заботится о своей королеве…

Поехала с верными Бетси и Уильямом. Вот кто у меня золото, никаких вопросов, сказано: едем, значит, едем.

Стратфорд и в моем времени не ах какой мегаполис, а уж в шестнадцатом веке и вовсе захолустье. Он оказался дальше Вудстока, о котором Елизавета твердила, что это край света. Дорог никаких, пришлось плыть. Зато это давало возможность подумать, в том числе и о Шекспире.

В своей нормальной жизни я в Стратфорде однажды бывала. Не могу сказать, чтобы городишко произвел на меня потрясающее впечатление. Чистенький, древний, конечно, помешанный на Шекспире, вернее, Шакспере, который, как известно, родился в этом городе. Мы были студентами, нам было все равно, где родился корифей, а потому большую часть рассказов откровенно пропустили мимо ушей. Но, увидев на стене собора барельеф солидного дядечки, я, честно говоря, усомнилась, что вот он мог написать Ромео и Джульетту.

Шакспер на собственном памятнике откровенно смахивал на туповатого Мальволио из «Двенадцатой ночи», и приписать ему 66 сонетов можно только под дулом автомата либо никогда не читая этих сонетов. Разве вот это мог написать колбасник из Стратфорда:

Уже тогда я для себя поняла, что про Шекспира врут, а теперь вот готова прикоснуться к этой тайне…

Если Елизавета и впрямь родит будущего Шекспира, то его придется отдать туда, вот в этот Стратфорд? Нет, я сначала должна видеть, где и кто будет воспитывать гения литературы на все века. Там должна быть какая-то потрясающая тайна, иначе как мог в такой глуши у простого ремесленника родиться и быть воспитан человек, написавший:

Кто-то же вложил в него вот это виденье мира?

А знаменитые двадцать тысяч слов словарного запаса, это чья работа?

И вдруг меня просто пронзило понимание — а не моя ли?!

Даже «в зобу дыханье сперло». Вот же оно, вот мое настоящее предназначение в этом веке! Уже не думалось о том, что без меня Рыжая вполне могла пару раз остаться без головы или сдохнуть от оспы, нет, это казалось теперь не главным. Главное — воспитать будущего гения, которого родит Елизавета. Все остальное отошло на задний план, мне даже сама Елизавета уже не была столь важна.

Собираясь сюда, я мечтала увидеть будущего Шекспира голеньким младенцем, похлопать его по детской попке и порадоваться, что вот такое никому не дано — лицезреть будущее мировой литературы при его буквальном рождении. Теперь я мыслила куда шире: я воспитаю этого гения. Конечно, привезу едва рожденного Елизаветой малыша в этот самый Стратфорд-на-Эйвоне, объявлю себя родственницей Шаксперов, вынужденной бежать с ребенком от преследования злого мужа… нет, лучше свекрови… или нет, лучше вообще свекра. Мол, пристает, гад, а муж умер, куда деваться несчастной вдове с деньгами? Приютите? Наверняка деньги сыграют свою роль, мы с Шекспиром не будем сидеть у них на шее, у нас своих средств хватит.

Я научу его всему, чему нельзя научить в этой дыре, а потом привезу в Лондон инкогнито… и он произведет фурор своими пьесами, своими сонетами… Боже… какая это сладкая мечта!

Я уже была влюблена в неродившегося ребенка, в семью Шаксперов, в захолустный Стратфорд-на-Эйвоне. Но в следующую минуту откровенно хохотала над собственной идеей. Нет, не над тем, чтобы воспитать и обучить Шекспира, а над тем, что это мой ребенок. Сдурела? У тетки пенсионного возраста злой приставучий свекор и младенец? Хорошо, что вовремя сообразила… Ладно, будет моим внуком, скажу, что дочь умерла при родах, оставив мне внука, а я не хочу отдавать его непутевому отцу (собственно, так и было), пришлось спешно удирать. Папаше он сто лет не нужен, но если узнает, где ребенок, будет тянуть деньги… лучше уж Шаксперам отдать…

Да, так лучше. Внук более правдоподобно, а уж что про родственников наплести, там придумаем, не привыкать.

Добраться до самого Стратфорда на лодке не удалось, все же пришлось трястись в колымаге, каретой назвать это сооружение, грозившее развалиться после очередной выбоины, у меня не поворачивался язык. Уильям только плечами пожал:

— В этакой глуши откуда ж приличному взяться? Только если у кого свое.

Наше «свое» осталось в Лондоне, пришлось терпеть. Э-эх… сколько же еще будет сделано, сколько проложено дорог, построено городов, сколько распахано полей… Угу, а для этого вырублено лесов, загажено рек, перерыто-перекопано…

Церковь Святой Троицы я узнала издали по шпилю, но, проскользнув под двумя мостами, мы пристали к берегу, не доплыв до самой церкви. Лодочник, сам из Стратфорда, объяснил:

— Если вам, леди, остановиться надо где, то вон там есть трактир, комнаты сдают, хотя редко кто селится.

Трактир оказался действительно небольшим и крайне запущенным, но за неимением другого, остановились в этом. Городок не так мал, как я ожидала, возникло даже сомнение, смогу ли я быстро найти Шаксперов. Я решила поручить это дело Уильяму:

— Спроси хозяина, не знает ли где дом перчаточника Джона Шакспера.

Оказалось, что Джон Шакспер, хоть и приехал в Стратфорд совсем недавно из какого-то селения неподалеку, стал личностью достаточно известной. Хозяин гостиницы махнул рукой в сторону от реки:

— Вон там их дом. А вам, леди, он зачем?

Ну вот действительно, зачем может быть нужен малограмотный перчаточник леди из Лондона, у которой на платках королевский вензель? Странный визит, очень странный… Об этом я как-то не подумала, пришлось выкручиваться на ходу:

— Я ему должна привет передать от тетки из Саутгемптона.

Город назвала первый, что пришел на ум. Хозяин недоуменно пожал плечами:

— Не слыхал я, чтобы у Джона тетка в Саутгемптоне была…

— Да она сначала в Оксфорде жила, а теперь вот в Саутгемптоне. Услышала, что я в эту сторону еду, попросила подарочки завезти.

— А вы, леди, простите за любопытство, куда?

Взмах руки в сторону (чтоб я сама это знала! Не говорить же ему, что к самому Шаксперу на долгие годы). Хозяин кивнул:

— В Бирмингем?

— Да, туда. А мне у вас понравилось.

Чуть не ляпнула, мол, воздух свежий, природа… Где ее нет-то?

— Да чего уж тут хорошего?

— В Лондоне скученно, тесно, шумно…

Мы еще немного поговорили о преимуществах сельской жизни, но, уходя по своим делам, настырный хозяин гостиницы все же с сомнением покачал головой:

— Не было у Джона вообще никакой тетки…

Да чтоб тебе! Какая тебе разница, была у него тетка или нет?

— Может, Джон Шакспер не тот? У вас точно есть перчаточник Джон Шакспер? А дети у него есть?

— И Джон есть, и дети у него есть, у кого их нет, а вот тетки нет.

Чуть не плюнув на хозяина по-настоящему, я поспешила по указанному адресу. Что-то мне разонравилось в этом Стратфорде. Если здесь все такие противные и въедливые, то фиг спрячешь младенца Елизаветы. Ладно, может, Джон Шакспер не такой?

Перчаточник Джон Шакспер оказался не таким. Он был много хуже.

На меня смотрел крепкий бычок с пивным брюшком и нездоровой краснотой лица:

— Ну?

Ничего, сейчас ты услышишь о подарках и изменишь свой тон, а на отсутствие тетки мне плевать, вспомнишь, когда расскажу о предполагаемом наследстве.

— Я заехала к вам по пути в Бирмингем, чтобы передать привет от вашей тети Мэри из Саутгемптона.

— Кого?! — откровенно вытаращил на меня глаза отец будущего гения литературы.

— Мэри недавно перебралась в Саутгемптон, а до того жила в Оксфорде (вроде это ближе к Стратфорду), а до того еще где-то, она говорила, но я забыла, извините…

Я тарахтела, чтобы сбить его с толку, но быстро поняла, что этого бугая не собьешь. Он упорно замотал головой:

— Нету у меня никакой тетки в Саутгемптоне. И тетки Мэри нету.

Придурок, мог бы хоть в дом пригласить, что ли. Пришлось сокрушенно развести руками:

— А кому же я тогда подарки привезла?

— Не знаю.

Подарки Джона Шакспера не интересовали совсем, может, предполагаемое наследство заинтересует? Но я не успела сказать, в двери появилась, видимо, миссис Шакспер, за ее подол цеплялся малыш, а сама миссис гордо несла большущий живот. Господи, вон он, будущий Уильям Шакспер! И нечего огород городить, здесь свой младенец есть, других не надо.

— Что ты держишь гостью на пороге? Пройдите в дом.

— Благодарю вас.

Я действительно прошла, быстро убедилась, что это обычный дом обычной семьи.

На предыдущей остановке я написала пару строк от имени Мэри Симеон из Саутгемптона, постаравшись несколько изменить свой почерк. Писала просто, что передаю привет и небольшие подарки Джону и его семье, а также, что серьезно больна и хотела бы решить вопрос о наследстве. Некоторая сумма будет причитаться и Джону Шаксперу…

Это был обман, но я не называла сумму, рассчитывая выделить деньги из своих сбережений, чтобы Шаксперу не было обидно.

Достав письмо, я протянула листок хозяину дома. Тот замотал головой:

— Я неграмотный.

Тьфу ты! Забыла, что отец гения не умел читать. Ладно, прочитаю сама.

Развернула листок, вроде пробежала глазами, объяснила:

— Мэри Симеон передает привет и сообщает, что серьезно больна и вас назвала в своем завещании. Сумма невелика, но все же. И еще она со мной передала кое-какие подарки…

Я повернулась, чтобы взять сверток у стоявшей в немом изумлении Бетси, но Джона Шакспера подарки интересовали мало, он деловито осведомился:

— Сколько?

— Что «сколько»?

— Денег в завещании?

Во жлоб!

— Миссис Мэри небогата.

Интерес ко мне Джона Шакспера мгновенно угас, мой к нему, надо сказать, тоже. Я прекрасно понимала, что голубая мечта вырастить гения в этой семье и даже вообще здесь, в Стратфорде, лопнула, как мыльный пузырь. И ребенка Елизаветы сюда не привезу, и сама не приеду, разве что через много лет студенткой, которой все перипетии шекспировской судьбы будут до лампочки…

— Скоро вам рожать?

Женщина кивнула:

— Скоро уже, в конце апреля.

Все верно, 23 апреля…

— Чего?

Быть иль не быть — вот в чем вопрос.

Взгляд Джона Шакспера стал совсем неприязненным; решив, что дольше дразнить гусей не стоит, я предпочла откланяться. В этом доме были только Шаксперы и никаких Шекспиров. Шекспир точно где-то в другом…

Письмо осталось лежать на столе. Сверток с подарками тоже. Я не собиралась тащить всю эту мелочовку с собой обратно. В свертке расшитые жемчугом кошельки, пара дорогих застежек к поясам и сладости детям.

Джон Шакспер догнал меня на улице:

— Я не знаю, зачем вы выдумали все это, леди, но у меня никогда не было тетки Мэри в Саутгемптоне. Может, вы хотели сглазить мою жену? Или приходили посмотреть, как мы живем, чтобы подать в суд от имени…

Договорить он не успел, жлобство Шакспера-старшего мне уже осточертело.

— Может, это не ваша тетка, может, произошла ошибка… Но я-то здесь при чем? Меня попросили передать, я передала. И с женой вашей я ничего плохого делать не собиралась, у меня дочь тоже ребенка носит, потому мне интересно. Я передам миссис Мэри, что в Стратфорде у нее нет племянника, который мог бы получить свою часть наследства.

Сказала и пошла по улице. Бетси спешила следом, осторожно оглядываясь.

— Бетси, никому не рассказывай об этом доме и этой поездке. Меня просили посмотреть, как живет семья Шаксперов, но не для суда.

— Ее Величество? — шепотом ахнула Бетси.

— Нет, не только у Ее Величества секреты… Раскрывать не могу, не обижайся…

Дом был тот самый, который через несколько столетий будут показывать туристам. Только куда более облезлый. И городок тоже. Может, мне показалось из-за поганого настроения? Наверное, но мы не стали задерживаться в Стратфорде-на-Эйвоне. Здесь родится Уильям Шакспер, но здесь никогда не будет автора «Гамлета».

Мы не отправились в Бирмингем, развернулись и поехали в Лондон. Мне вовсе не хотелось больше разыгрывать из себя воспитательницу будущего гения, но предстояло придумать, куда же действительно деть ребенка, которого родит Елизавета.

Я вернулась в Виндзор в отвратительном настроении. Королева, напротив, весела, прекрасно себя чувствовала и прекрасно выглядела. Она из тех, кого беременности красят. Если бы их еще только можно показывать, гордиться своим животиком, благосклонно отвечать на комплименты по поводу его увеличения…

Ее совершенно не беспокоит ни то, как она будет рожать, ни куда денется ребенок. А зачем, если для этого есть верная Кэтрин, которая все организует, все придумает, в случае необходимости отсидит в Тауэре… Я мысленно ворчала до тех пор, пока вдруг не осознала, что веду себя, как настоящая старуха! Это что еще такое, я действительно так постарела?! Господи, я не хочу стареть.

Невольно задумавшись, пришла к неутешительному выводу: я здесь пятнадцать лет, сколько еще пробуду, неизвестно. За эти пятнадцать лет бывало всякое — и Тауэр, и роды, и риск, и смертельная опасность, не было только одного: спокойной, нормальной жизни. На таком вулкане поневоле состаришься. Как-то незаметно из старшей сестры Рыжей я превратилась в ее мамашу, утешительницу, хранительницу, жилетку для слез, вечную палочку-выручалочку, всегда готовую подставить плечо, подать воды, утереть сопли или поухаживать за опасно больной.

При этом собственная жизнь не просто отодвинулась на задний план, а вообще исчезла. У меня числился номинальный муж, живший сам по себе, я ни от кого не принимала ухаживания, даже с друзьями вроде Сереги-Парри или Влада-Мелвилла разговаривала на бегу и по делу. И сколько так будет продолжаться?

Рыжая должна родить Шекспира, а я ребенка куда-то пристроить, чтобы его могли вырастить и воспитать. О Стратфорде-на-Эйвоне и думать не стоило, это только совсем наивные люди могли считать, что человек, родившийся и выросший у малограмотного перчаточника, умудрился не только выучить несколько языков, но и стать гениальным автором пьес и сонетов. Я видела Джона Шакспера, ничего против него не имела, но понимала, что он немыслимо далек от блестящего будущего автора «Гамлета».

Но если не Стратфорд и не Шаксперы, то кто? Если я просто заберу ребенка и уеду с ним подальше от двора, то обязательно пойдут слухи… И все равно другого выхода не оставалось.

Теперь все мои мысли сосредоточились на программе воспитания будущего гения, но уже не в Стратфорде, а где-нибудь подальше от Лондона. Может, увезти его в Италию? Шекспир вроде немало писал об Италии. Или в Данию, чтоб набрался там знаний о королевской семье и дворе? Нет, пока рано…

И все же увозить придется, если мы с Шекспиром (я уже упорно называла будущего сына Елизаветы именно так) останемся в Англии, то его ненормальная мамаша вряд ли даст нам спокойно жить. Следовало бояться слухов не из-за моей неожиданной отставки, а из-за Елизаветы. Мало ли что придет в голову Рыжей? Она же запросто может в порыве страсти или, наоборот, злости ляпнуть Дадли о сыне. И сам лорд не такой дурак, чтобы не догадаться…

Что за пара, а?! Ни тебе пожениться нормально, ни дите родить, ни воспитать… Им тут одной меня мало, нужен целый штат спасателей. Разве можно таким Шекспира доверять? Конечно, нельзя! А кому можно? Мне можно, но не получится.

И хотя времени впереди было еще немало, я задумывалась над этим серьезно.

Я не могла придумать, кому отдать на воспитание ребенка, и в то же время хорошо понимала, что женщина моего возраста (это в душе я молодая и энергичная, но Кэтрин Эшли уже много лет) просто не сможет воспитать ребенка до совсем зрелого возраста.

Все мои сомнения очень быстро разрешил лорд Дадли. Поняв, что Елизавета беременна, он, что называется, поставил вопрос ребром: не позволю отдавать куда-то свое дитя! Будет воспитываться у меня, и все тут, место найду, выращу… воспитаю… найму лучших учителей… дам великолепное образование… И все с этакой обидой благородного рыцаря, блин!

Понятно, что я в такой расклад не входила, не нужна ему Кэтрин Эшли в качестве воспитательницы его сына. Конечно, Роберт Дадли мог дать ребенку и воспитание, и образование. Сколько я ни силилась, вспомнить, были ли у него дети, не смогла. Но почему-то с души воротило при одной мысли, что воспитывать будущего Шекспира будет вот этот хлыщ. Как бы ни была влюблена в своего Дадли моя Рыжая, лично мое нутро его просто не переносило. Конечно, Джон Шакспер не лучше, но все равно…

И кому жаловаться? Объявить, что ребенка отбирают? Но ребенок чей? Его, Дадли, имеет право.

Оставалось только вздохнуть и поплакать в жилетку Владу. Тот с сомнением покачал головой:

— Дадли рад рождению ребенка, тем более, как ты говоришь, сына, но больше потому, что это означает, что Елизавета выйдет за него замуж. Но поделать мы с тобой ничего не можем, да и зачем? Если она его любит, пусть уж…

Я тоже со вздохом согласилась.

Влад осторожно заглянул мне в лицо:

— Катя, ты словно что-то чувствуешь? Или просто устала?

— И то, и другое. Какое-то недоброе предчувствие. Влад, ведь это Шекспир должен родиться, понимаешь?

Тот усмехнулся:

— Ты так уверенно об этом твердишь, что я начинаю сомневаться…

— Шекспир родился в Стратфорде-на-Эйвоне 23 апреля 1564 года, я это хорошо помню.

— Катя, но это вовсе не значит, что его родила Елизавета. К тому же Шекспир не один человек, а несколько… Что ж ей теперь, целый детский сад рожать?

Я вспомнила предыдущие беременности и хмыкнула, но объяснять, в чем дело, не стала. Это наши с Рыжей бабские секреты.

… 21 апреля 1564 года испанский посол Гонсалес сообщил своему королю, что королева Елизавета уехала в замок Уорвик, принадлежащий Роберту Дадли, чтобы скрыть результаты своего неблаговидного поведения.

Ни для кого не было секретом, что Ее Величество уехала рожать, и от кого будет ребенок, тоже знали все. Но говорить об этом вслух не желавшим познакомиться с Тауэром или вообще плахой не рекомендовалось. Тайно рожали многие, правда загвоздка была в том, что у королевы не было короля. Но двор спокойно принимал и такой расклад.

Обычно Ее Величество отбывала в поездки по замкам немного позже — на лето и начало осени, но все сделали вид, что поняли, насколько устала от придворной жизни королева.

Замок Уорвик огромен, настолько огромен, что там могли затеряться не только королева, но и десяток повитух с кормилицами. Но Елизавета предпочла меня, она прекрасно понимала, что если не спасу я, то не спасет уже никто. Однажды наедине она тихонько поинтересовалась:

— Кэтрин, а ведь это не доктор Бархат спас меня, а ты…

— Когда?

— Когда я умирала от оспы. Ты колола мою руку, я помню, чувствовала сквозь сон…

На том разговор и закончился, это была наша с ней тайна, как и самый первый выкидыш, и то, что я тогда зашила ее.

На сей раз мне совсем не нравилось состояние Елизаветы, у нее были боли внизу живота, это очень плохо. Я злилась: ведь просила же не скакать, как коза, во время танцев, но Рыжей что в лоб, что по лбу! К тому же мне самой было тревожно, томило какое-то недоброе предчувствие. Мысленно я умоляла ее: доноси, роди здоровенького мальчишку, ты должна! Я не могла сказать, что она носит будущее светило мировой литературы, собственно, и сама наверняка не знала.

Дадли ходил гоголем, он верил, что, родив сына, Елизавета все же решится выйти за него замуж. Так думали почти все, потому разговоры о замужестве королевы даже затихли. Все ждали только рождения ребенка, гадая, объявят ли родители о нем и как это будет выглядеть. И, конечно, все делали вид, что ни о чем не подозревают.

Смешно, Уорвик тоже на Эйвоне и совсем недалеко от Стратфорда. Интересно, родила ли жена Джона Шакспера?

Все шло совсем не так, как в предыдущие разы. Нет, Елизавета прекрасно себя чувствовала до самого конца, но на сей раз схватки начались, а потом прекратились. И это мне не нравилось совсем. В случае, если придется делать кесарево, я одна не справлюсь. Пришлось послать за доктором.

Дадли все предусмотрел, доктор был неподалеку и примчался быстро, но обессиленная Елизавета дремала, а вернее, лежала с закрытыми глазами. Я сидела у ее постели, размышляя. Неужели действительно придется кесарить? Это плохо, очень плохо, условий никаких, можно занести любую инфекцию, но главное — мне придется раскрыть свои умения, как их потом объяснять-то?

— Она должна родить младенца и прожить хотя бы несколько дней, пока я не получу согласие Совета на венчание. Она должна сделать меня королем.

Голос тихий, но в чуть приоткрытую дверь все прекрасно слышно. Глаза у Елизаветы широко раскрыты. Встретившись с ней взглядом, я поняла, что она все слышала. Господи, ну нашел же идиот время!

Видно, Дадли что-то почувствовал, потому что дверь почти сразу прикрылась.

— Кэтрин, если я рожу, забери ребенка себе.

— Как, если это его отец?

Лицо Рыжей перекосила боль от схватки, но она успела проскрежетать:

— Ты всегда меня спасала…

— Спасу и в этот раз. И тебя, и ребенка. Ну-ка, тужься посильнее.

— Я… не хочу… никакого врача…

— И не надо. Старайся, все сделаешь сама.

Мне на помощь пришла Бетси, которая на всякий случай принесла горячую воду. Очень вовремя, потому что теперь схватки шли одна за другой все чаще. Врача, попытавшегося войти в спальню, Бетси выпроводила без всякого почтения:

— Нечего тут мужчинам делать, вы свое отработали. Если будет нужно, позовем.

Звать не пришлось, Рыжая снова постаралась на славу, крик ребенка раздался довольно скоро, но…

— Девочка! А какая маленькая…

Это снова была дочка, на сей раз маленькая и слабенькая. Мелькнула мысль, что долго не проживет…

В комнату вошли Дадли и доктор, прибежали кормилица, нянька, а я смотрела на Елизавету и не могла отделаться от мысли, что что-то прошло не так. Еще и еще раз осмотрела ее, нет, все в порядке. Почему же у меня неудовлетворенность? Малышке дали грудь, но она не взяла…

И вдруг я поняла: дочь! Елизавета родила дочь, а должна была сына. Вот что не так. Уильям Шекспир в исполнении королевы Елизаветы не состоялся.

Сама она, напоенная снотворным, заснула, даже не слыша поздравлений, малышку унесли. Дадли тоже ушел, главное свершилось — королева родила от него живого ребенка, теперь он торопился подготовить все для крещения дочери. Все разошлись, я сидела в кресле и молча страдала. Шекспир не родился или, во всяком случае, не у Елизаветы, Дадли будет королем и, конечно, постарается сплавить меня куда подальше, а у моей Рыжей словно тюдоровское проклятие — одни девчонки.

Ладно, переживем, не такое переживали. Елизавета дышала ровно, на лице даже появился румянец, все в порядке.

Но оказалось не так. Дадли зря старался, девочка не прожила и суток, крестить ее не успели. Елизавета рыдала, уткнувшись мне в плечо:

— Я, как мать, не могу родить живого ребенка…

Я гладила рыжие волосы и уговаривала (в который уже раз в жизни!):

— Все будет хорошо, еще успеете родить и сына. Главное, верить в это. И еще не скакать козой, когда носишь ребенка. Надо просто выйти замуж, спокойно выносить дитя и спокойно родить, чтобы не пришлось утягивать корсетом и скрывать.

— За кого, за Дадли?

— Да хоть и за него. Хоть за кого-нибудь…

Рыжая снова разрыдалась:

— Я не нужна ему, ему нужна корона… Он просто хочет жениться на королеве, чтобы стать королем…

Возражать на это было просто нечего, Роберт Дадли действительно хотел стать королем, женившись на королеве.

Несколько дней Елизавета не допускала к себе никого, кроме меня, даже своего Дадли. Тот, видно, в расстроенных чувствах из-за сорвавшегося плана умчался прочь. Елизавета невесело усмехнулась:

— Побежал к Марии Стюарт свататься?

И вдруг глаза ее как-то не очень хорошо сверкнули. Что она задумала? Даже мне не сказала, потом рассказал Сесил. Королева умудрилась сильно удивить и озадачить всех…