Корабль ВМФ США
«Джефферсон-Сити ССН-759»
— Капитан, у меня что-то есть.
Произнесено это было без особенного нажима, просто и ясно, как и положено на борту атомной субмарины класса «Лос-Анджелес», водоизмещением 6900 тонн.
Пенуа был очень спокойным человеком и относился к тому типу капитанов, которые говорят настолько мало, что когда все же открывают рот, то их обычно внимательно слушает вся команда.
Мичман Дж. Г. Тиммс замер в ожидании распоряжений капитана.
— Подтверждаю, — сказал он.
Они шли в указанный район со скоростью двадцать узлов, опускаясь временами на максимальную глубину в 450 метров. Область Тихого океана, которую их попросили обследовать, находилась на куда большей глубине, недоступной для подводной лодки любого класса, такой глубине, где давление просто раздавило бы их.
И вот теперь капитан Пенуа дал приказ остановиться и развернуть систему прослушивания на всю длину, составляющую 2600 метров. Субмарина была оснащена сотнями прослушивающих устройств. Ее сонар, к примеру, располагался в носовой части, что же касается траловой системы слежения, то ее, как явствует из названия, лодка тащила за собой, как трал, находясь в режиме поиска противника.
Когда субмарина остановилась, тралу не оставалось ничего иного, как затонуть, опустившись при этом в мутную глубь Тихого океана.
Скорость звука в воде меняется. Иногда она достигает 1600 метров в секунду. Иногда падает до 1400 метров в секунду. На этот показатель влияют много факторов, но главными являются три: температура, соленость и давление. Так, при возрастании температуры воды на один градус Цельсия скорость звука увеличивается на 4, 5 метра. С ростом солености, а следовательно и плотности, на один процент скорость также растет на 1, 3 метра. И наконец, с погружением на сто метров показатель скорости растет на 1, 7 метра.
В данном случае главным фактором служило давление. В более глубинных слоях звуковые волны носились подобно молнии.
Тиммс прижал наушник, прищурился, подстраивая показатели на экране, и показал капитану большой палец.
— Там определенно что-то есть, сэр.
— Можно хотя бы приблизительно сказать, что именно?
Тиммс снова покрутил ручку настройки.
— Можно сказать, чего там нет, если это, конечно, поможет.
— И чего же там нет?
— Ну, это определенно не киты. Волны слишком ритмичные… И совершенно вне зоны человеческого слуха. Я преобразовал их до частоты, на которой они слышны. Если хотите, сэр, выведу на динамики.
Пенуа кивнул. Тиммс протянул руку и щелкнул переключателем.
Находившиеся в рубке услышали несколько коротких пульсов, за которыми последовал длинный. Потом последовательность повторилась.
Несколько коротких и длинный.
Тиммс провел замеры.
— Это трубчатая волна, сэр. Она идет по прямой. С очень небольшим рассеиванием. Направление на север. Дальность может достигать нескольких тысяч миль. Передавать?
Капитан задумчиво кивнул.
— Да. Похоже, это именно то, что они искали. Что ж, наверное, они правы. — Он повернулся к помощнику: — Подняться до шестидесяти футов. Поднять перископ. Остаетесь на мостике, лейтенант.
Пенуа козырнул и направился к выходу.
Девяностая широта
— Это еще что за чертовщина? — спрашивали друг друга собравшиеся у мониторов на наблюдательной палубе боевой рубки военного корабля «Дельфин».
Видеоряд, поступающий с глубоководного аппарата «Кусто», поражал воображение. Ориентируясь на ритмические звуковые сигналы, «Кусто» проследовал к точке, находящейся в трех милях под Северным полюсом, в которой, как казалось, сходились звуковые волны. Нечего и говорить, что солнечный свет на такой глубине становится не более чем воспоминанием.
Спроектированная специально для глубоководных и придонных акустических исследований, миниатюрная подлодка была наилучшим из всех имеющихся средств для изучения данного явления.
Капитан Рейчел Макниколь выгнула шею. То, что она видела на экране, представляло собой растянувшуюся на сотни метров круговую конструкцию, состоящую из каменных пирамид. Уходя вдаль, они терялись во мраке, рассеять который не могли мощные лучи прожекторов.
Кроме капитана в рубке находились еще пять офицеров, столько же ученых и двое матросов. Короче, в рубке было слишком много народу, так что Макниколь пришлось поднять руку, чтобы свести до минимума взволнованный гул голосов.
— Господи, да что же это за хрень?
— Тише! — рявкнула Рейчел. — Тише! Дженсен, вы можете показать, что именно делают звуковые волны?
Сидевший за компьютером Дженсен кивнул и, осуществив соответствующие манипуляции, с удивлением обнаружил, что покрытые илом и грязью конструкции…
— Вибрируют! Они вибрируют! Капитан, эти штуки не просто принимают сигналы, но и передают их дальше по тому же направлению.
— Как?
Дженсен пожал плечами.
— Понятия не имею. Могу лишь предположить, что в данном случае они выполняют ту же функцию, что и бумажные конусы в динамиках стереосистемы. Те вибрируют, и эти тоже. Только те из бумаги, а эти… каменные.
«Кусто» продвинулся вперед, проплыв над расставленными в геометрическом порядке сооружениями. Внезапно темносерый с черными пятнами фон как будто рассеялся, и люди увидели нечто напоминающее мерцающий водоворот.
Не дожидаясь команды, Дженсен ткнул пальцем в панель, и подлодка резко остановилась. Никто из присутствующих не произнес ни слова — все в полном изумлении смотрели на экран.
Наконец Рейчел провела ладонью по волосам.
— Поднимайте аппарат. Передайте всем, кто находится вблизи Северного полюса, чтобы сматывали удочки и уходили. Немедленно.
— Капитан, — воскликнул Дженсен, — вы не поверите, но вода вблизи этих звуковых потоков густеет, как будто уплотняется.
— Вода?
— Так точно, мэм. И она нагревается.
«Трумэн»
— Это целая система, адмирал.
Лейтенант раскатал прозрачную двухметровую карту мира по освещенному дисплею.
На карте были показаны все звуковые потоки. Где они начинались и куда направлялись. Каждый обозначался красной линией, и эти линии покрывали карту подобно маршрутам авиалиний в предлагаемых пассажирам проспектах крупных компаний.
— Объектов большее пяти, адмирал.
Нацепив на нос очки, Дауэр тщательно изучил информацию.
Но центральных, по-моему, все же пять. Или вы не согласны?
— Да, сэр, конечно, — согласился офицер. — Крупных действительно пять. Но есть еще по меньшей мере сотня других, различных по размерам, которые как бы включены в систему.
— И что она делает?
— Мы не знаем.
— Попробуйте удалить из системы один из объектов поменьше. Что произойдет со всей системой?
Лейтенант пожал плечами.
— По-видимому, ничего, сэр. Звуковые волны просто изменят направления. А вот если убрать один из пяти крупных объектов, тогда совсем другое дело.
Дауэр наградил офицера взглядом, из которого следовало, что ему мало предоставленной информации и что просить дополнительной он не намерен.
— По нашим оценкам, если убрать из системы один из четырех объектов, шансы на то, что она удержится, равны пятидесяти пяти против сорока пяти. Но если убрать Атлантиду, тогда…
— …тогда?
— Все рушится.
— Вы сказали, что это трубчатые волны. Значит, они самогасящиеся?
— Так точно, сэр. Но если изменить их угол, чтобы они распространялись в нормальном режиме, во всех направлениях, как круги от брошенного в воду камня, то сигнал, который они несут, примут все воды Мирового океана.
— Адмирал, океаны нагреваются. Отмечено таяние ледяных шапок. Возможно, именно так все было в последний раз. Мы не знаем, что за цивилизация возвела эти структуры и с какой целью, но побочный эффект заключается в том, что они притягивают энергию Солнца и перекачивают ее в океаны. Лед на полюсах растает, и вода затопит сушу.
— Свяжитесь с майором Гэнтом, — распорядился Дауэр. — Передайте ему приказ приготовиться к подрыву боеголовки.
Иглу
Все зависело от прочности первых блоков. Подогнанные с трех сторон и поставленные каждый на предназначенное место, именно они определяли размер и форму иглу. По мере того как стены росли вверх, кристаллы льда сцеплялись все прочнее, так что в итоге блоки оказались соединены так же прочно, как если бы их промазали суперклеем.
Законченное иглу представляет собой настолько прочное сооружение, что на его крыше можно прыгать. При этом температура внутри достигает нуля градусов по Цельсию даже тогда, когда снаружи минус сорок.
Иглу в «Чжун Чанг» проектировали два брата-эскимоса, инженеры по профессии, Лей и Хэм Кадлу. Их спешно доставили в Анкоридж, где дали всего пару часов на общее ознакомление с возможностями и способностями находящихся за тысячи миль, в далекой Антарктике, дистанционно управляемых роботов ННР. Связь обеспечивал спутник.
Подходя к снежному жилищу, Ричард Скотт споткнулся. Ногу пронзала глухая, пульсирующая боль, и, чтобы отвлечься, он постарался сосредоточиться на чем-то другом. Например, на том, что ходьба по снегу в чисто звуковом отношении напоминает ходьбу по пенопласту.
База «Чжун Чанг» выглядела именно так, как ее описывал Боб Пирс, если не считать одной детали. За обугленными, почерневшими руинами лагеря, совсем неподалеку от уничто-женных жилищ и перемешанных кусков машин, небо и землю соединял гигантский зеленый, напоминающий перекрученную пуповину, столб энергии. Столб этот, упирающийся в кажущийся бездонным кратер, походил на громадную, ввинчивающуюся в лед отвертку в невидимых руках самого Бога.
Внутри иглу мерцали огоньки. Прислушавшись, Скотт услышал голоса. Кто-то говорил на английском, причем используя медицинскую терминологию.
Однако, войдя в снежное жилище, он обнаружил не людей, а какие-то машины, обступившие нечто окровавленное на операционном столе. Сделав пару шагов, профессор узнал в окровавленном теле Боба Пирса. Дистанционно управляемые роботы-врачи занимались его ранами. Дистанционно управляемые руки прочищали раны. Механические пальцы осторожно вытирали кровь.
Услышав шаги, Пирс поднял голову и едва заметно улыбнулся.
— А, Ричард, привет.
Скотт стащил с лица маску, с изумлением наблюдая за происходящим.
— Лежите смирно, Пирс, — приказал один из механических медиков. — Мы еще не закончили. Эй, Ник, ты не мог бы повернуть немного вон ту лампу?
— Конечно.
Другая механическая рука поправила галогенную лампу, тогда как все остальные продолжали заниматься своим делом. Несколько камер на мгновение повернулись в сторону Скотта, наверное затем, чтобы оценить его состояние.
— Как нога, доктор Скотт?
— Немного ноет. Кто вы?
— Капитан Кит Престон, военный хирург, Пенсакола.
Зажатая между двумя механическими пальцами игла чуть дрогнула между стежками.
— Майк Эверти. Шейла, вы где?
— В Чикаго, Майк.
— Как у вас там с погодой?
— Не спрашивай.
Скотт посмотрел на Пирса.
— Они чувствуют, что делают?
— Здесь двусторонняя связь. Так что они ощущают все то же самое, как если бы находились не в своих операционных, а здесь и ковырялись в моей руке своими собственными пальцами. Ловко, а?
Скотт покачал головой.
— Чудно.
— Вы бы сами попробовали.
— А где все остальные?
— Внизу.
Профессор пожал плечами, словно спрашивая, что это значит. Пирс указал пальцем вниз. Во льду был высечен уходящий вниз туннель.
— Они там. С китайцем.
— Перестаньте шевелиться, — снова призвал его к порядку один из медиков. — Вы лее не хотите, чтобы мы сделали что-то не так.
Пирс как будто и не слышал. Иглу, объяснил он, было построено как укрытие для китайского солдата. Роботов выслали на место специально для того, чтобы сохранить ему жизнь для допроса. В конце концов, китаец представлял собой бесценный источник информации. Он знал, что может ожидать их там, внизу.
Спуск по нейлоновой лестнице дался Скотту тяжело, но, к счастью, сделать пришлось всего пару шагов. Кто-то подал руку, и он кое-как добрался до твердой поверхности.
— Добро пожаловать, — приветствовала его Сара.
В туннеле профессор с удивлением обнаружил еще одну медицинскую группу, занимавшуюся молодым китайцем. Солдат сидел, неловко прислонившись к ледяной стене и держа в руках чашку с дымящимся кофе, который приготовила ему Новэмбер.
Скотт опустился на корточки рядом с ней.
— Что с ним?
— Кажется, ничего серьезного.
— Боб был прав. Черт возьми, Боб был прав.
— И Ральф тоже. — К антропологу с улыбкой подошел Хаккетт. — Рад вас видеть, Ричард.
Он кивнул в сторону Мейтсона, сидевшего в дальнем углу туннеля с прижатым к уху наушником. Через оставленные в потолке дыры были видны кусочки серого неба. Слушая инструкции, Ральф торопливо писал что-то на наспех нарисованной в блокноте карте мира.
— Сеть из звуковых волн… она действительно существует. Военные обнаружили звуковые потоки, охватывающие всю планету. Дауэру только что позвонили британцы. Подтверждение пришло сразу с двух кораблей.
Скотт огляделся.
— Эй, а где Гэнт? С ним ведь ничего не случилось?
— Гэнт, Майкле и Хиллман, — сказала Сара. — Больше у нас никого не осталось. Они ушли обследовать туннели. Надеются найти спуск.
Скотт перевел внимание на китайца.
— Как вы себя чувствуете? — осторожно спросил он на кантонском.
Солдат не ответил и даже не посмотрел на лингвиста, хотя по глазам было видно — понял.
Скотт взглянул на Новэмбер.
— Разговорчивый парень, да?
— В самом начале, когда мы только попали сюда, он все время повторял два слова «Янь Нинь». Вам это что-нибудь говорит?
— Янь Нинь? Хм, это не выражение. Имя… женское имя.
— Моя девушка, — сказал вдруг солдат, дуя на горячий кофе.
— Вы хорошо говорите по-английски, — заметил Скотт и назвал себя.
— Не зря же я до армии два года проработал в «Макдоналдсе» в Пекине, — ответил солдат и тоже представился: — Рядовой Чоу Юнь.
Профессор подошел ближе.
— Послушайте, Юнь, нам требуется ваша помощь. Мы хотим знать, что там, подо льдом. Нам известно, что там город, но в каком он состоянии — неизвестно. Какова его планировка?
— Я ничего не могу сказать.
— У меня была стычка с вашими товарищами, — резко бросил Скотт, ощупывая рану на ноге. — Меня подстрелили, видите? Так что я не в том настроении, чтобы уговаривать.
Китаец молчал.
Скотт потер лицо. Может быть, попробовать другую тактику? Военный устав, конечно, не позволяет солдату разглашать секреты.
— Скучаете по вашей девушке? — уже мягче спросил он.
— Да, — заметно нервничая, ответил Юнь.
— Наверное, будете рады, когда все это закончится и вы сможете вернуться к ней.
— Я уже никогда не смогу к ней вернуться. Когда я увидел ее там, в городе…— Он посмотрел Скотту в глаза. Итак, город все-таки был. — Когда я увидел ее… Это было страшно.
— Не понимаю. Она была в городе?
— Да. Янь Нинь была в городе.
— Она тоже служит в армии?
— Нет. Она умерла. Шесть месяцев назад. Но я видел ее там.
— М-да, это не то, что я хотел услышать, — с кислым видом прокомментировал Хаккетт, поворачиваясь к подошедшей Саре. — Придет Судный день и восстанут мертвые? Нет. Я это слушать не желаю.
— Вы ему не верите? — спросила Сара, наблюдая за продолжающим строчить что-то в блокноте Мейтсоном.
— Я не сказал, что не верю ему, — поправил Хаккетт. — Просто не хочу об этом слышать.
— Тогда что, по-вашему, он в действительности видел? Может быть, одного из големов в обличье его подружки?
— И что? Тот прочел его мысли?
— Не исключено.
— Всякое может быть. Знаете, мне пришло в голову, что четыре всадника Апокалипсиса — это земля, ветер, огонь и вода. Землетрясения, ураганы, вулканы и наводнения.
— Ну вот! — тихонько воскликнула Сара. — Теперь и вы проникаетесь нужным духом.
— Знаете, от вас не помощи не дождешься.
Сара улыбнулась и повернулась к Мейтсону.
— Ральф, что там у нас?
Мейтсон поправил наушник. Провел в блокноте еще одну линию.
— Если так пойдет дальше, у меня кончатся чернила.
— Я имею в виду, в глобальном смысле.
Он вздохнул и повторил:
— Если так пойдет дальше, у меня кончатся чернила.
— Температура воды быстро повышается, — заговорил Хаккетт. — Если мы не сможем отключить эту штуковину, то, думаю, Ральфу придется помогать парням готовить к подрыву нашу бомбу.
— Согласно китайской традиции, — объяснил Юнь, — духи мертвых злобные и завистливые. Если потревожить место их последнего упокоения, они возвращаются для того, чтобы уже не дать покою вам. Мы нарушили усыпальницу в Вупу, и духи мертвых воздали нам за это бурей и землетрясением. Вот почему мы не могли позволить, чтобы кто-то еще потревожил Вупу. Опасность была бы еще больше. Вот почему корпорацию «Рола» заставили уйти.
— Тогда что заставило вас прийти сюда, в Антарктиду? — спросил Скотт.
— Дело в картах, — сухо ответил Юнь и, заметив озадаченное выражение на лице лингвиста, пояснил: — Карты Вупу. Вы ведь знаете о них? Или нет?
Скотт переглянулся с коллегами.
— Нет.
Юнь рассказал о картах. То, что он сообщил, полностью совпадало с тем, что они сами узнали в последние дни. Оказывается, в Вупу обнаружились выгравированные в кристаллических памятниках карты мира, демонстрирующие связи между разбросанными по планете древними строениями, самым почитаемым из которых было находящееся в Антарктиде.
Теперь стало ясно, что подсказало хозяевам корпорации «Рола», где именно нужно искать.
— Когда мы потревожили духов Вупу, они вернулись, чтобы преследовать нас. Потревожить духов Антарктиды означает потревожить духов мира. И воздаяние, доктор Скотт, будет слишком велико. Мы здесь не потому, что считаем Антарктиду нашей. Мы здесь для того, чтобы не дать вам совершить ошибку.
Скотт хлопнул себя по голове.
— Будь прокляты все религии! — Он твердо посмотрел на солдата и заговорил: — Чоу, я думаю, что мы совершим ошибку, если не спустимся туда. Вы знаете, что может нас там ждать. Идемте с нами. Проведите нас.
Чоу Юнь отвел глаза.
— Я туда больше не пойду, — ответил он по-английски.
— Нам нужна ваша помощь.
Китаец отпил кофе. Похоже, встречаться с профессором глазами ему не хотелось. Никто не знал, удастся ли им склонить его на свою сторону.
Донесшийся из-за угла туннеля звук шагов предупредил их о приближении Гэнта.
— Всем приготовиться, уходим, — крикнул майор. — Займитесь страховкой.
Юнь вскинул голову.
— А как же я? Вы оставите меня здесь?
Гэнт с безразличным видом пожал плечами.
— Вас никто не задерживает. Можете уйти, если хотите. Я бы даже хотел, чтобы вы рассказали своим о том, что здесь происходит. Сделать вы уже ничего не успеете — мы выполним приказ.
Скотту все это не понравилось, как и другим, и он выразил майору свое мнение. Но больше его интересовал китайский солдат, не пожелавший поделиться с ними информацией.
Профессор подсел к Юню и тихо, чтобы не смутить солдата, спросил:
— Вы много читаете?
— Конечно.
— Я тоже много читаю. Постоянно. Все, что попадает под руку, от комиксов до философских работ. Люблю слова. — Юнь молчал, похоже, не понимая, к чему клонит собеседник. — Вы читали Сунь-цзы?
— Да, читал, — ответил солдат. — Сунь-цзы. «Искусство войны».
— Этого китайского стратега и философа, жившего более двух тысяч лет назад, до сих пор читают политики, бизнесмены и военачальники по всему миру. Как говорил Сунь-цзы? Он советовал держать врагов под рукой. — Юнь медленно кивнул. — Искусство войны заключается в том, чтобы приспособиться к тому, что проявится в сражении. Вы уже не прошли первое испытание, первыми открыв огонь. В панике вы обнаружили и свою силу, и свою слабость.
— Мастер Сунь учил не рассчитывать на то, что противник не нанесет удар, но готовиться к тому, чтобы отразить его.
— Верно, — согласился Скотт, хорошо помнивший тот раздел, о котором говорил солдат. — Он также советовал не полагаться на то, что противник не станет атаковать, но рассчитывать на то, что не может быть атаковано. Мы нашли брешь в вашей обороне и сейчас идем туда, где вы не сможете нас атаковать.
— А почему вы думаете, что мы не укрепили оборону города?
Скотт медленно и со значением улыбнулся и, поймав взгляд китайца, неспешно поднялся.
— Спасибо, Юнь. Вы сказали мне все, что я хотел услышать.
Солдат торопливо, едва не поскользнувшись, вскочил.
— Я ничего вам не сказал!
— Вы сказали все. Это вы — последняя линия китайской обороны. Нам нечего там бояться, кроме самого страха.
— Там есть существа!
— Не сомневаюсь. Но они не китайцы. А значит, нам нужно готовиться к неизвестному.
— Спускаться туда — самоубийство.
— Но мы будем контролировать то, что нельзя атаковать. У нас будет преимущество. Конечно, если вы попытаетесь держать противника под рукой… то, может быть, когда-нибудь сумеете изменить ситуацию в вашу пользу.
Некоторое время Юнь молчал, словно снимания некое внутреннее противоречие. Потом неохотно кивнул.
— Наверху у меня припасы, — угрюмо пробурчал он. — Мне надо их забрать.
Скотт вопросительно посмотрел на него.
— Ну, новая обувь. Без нее я далеко не уйду.
Гэнт кивнул Хаккетту.
— Сходите вместе с ним.
Хаккетт повел китайца туда, где хранилось обмундирование.
— Неплохо, доктор Скотт, — похвалил ученого майор. — Сунь-цзы? Думаю, вы посвятили себя не тому занятию. Не служили в армии?
— Сказать по правде, — признался Скотт, — в военном искусстве я полный профан. Просто помню, что было написано на каком-то листке. Слова можно повернуть как угодно.
— Что ж, проводник у нас есть. Выкачайте из него побольше информации. Нам надо побыстрее туда спуститься. Но ответьте мне на один вопрос, профессор: откуда вы знаете, что он не уведет нас к черту на кулички?
— Я и не знаю, — ответил Скотт, поправляя крепления на сапогах.
Ледовые туннели
— Все неправильно, — тихонько простонал себе под нос Мейтсон.
Они спускались по ледовому туннелю, а так как он шел непосредственно за Гэнтом, то бесконечное бормотание, похоже, успело порядком надоесть и без того раздраженному майору.
— Я здесь не для того, чтобы задавать вопросы. Мое дело — исполнять приказы.
— Ну, может быть, у вас все же появилось желание спросить кое о чем, — провокационно предположил инженер, — и у нас появится возможность прожить чуточку дольше.
— А может, нам и не суждено выбраться отсюда живыми, — холодно отрезал майор.
Остальные члены группы изо всех сил старались не обращать внимания на мрачные комментарии Гэнта, эхом разносившиеся по ледяному коридору.
— Я просто знаю, что есть и другое решение, — упрямо протянул Мейтсон и, неожиданно поскользнувшись — не помогли даже шипы на сапогах, — рухнул на подтаявший лед.
Группа остановилась.
— Боже! — воскликнул он. — Вы только посмотрите — лед голубой! Вода голубая! Я даже не заметил лужи. Воду не отличить ото льда.
Гэнт оглянулся. Маленький отряд растянулся. Хаккетт и Пирс едва тащились, тогда как Юнь и Новэмбер, молодые и полные сил, не испытывали никаких трудностей.
Туннель, по которому они шли, имел в диаметре около девяти футов, и по дну его, медленно пробивая путь во льду, стекал тонкий, едва заметный ручеек. Не приходилось сомневаться, что со временем вода превратит туннель в расщелину.
— Ладно. У меня их немного, но, похоже, пришла пора воспользоваться.
Гэнт засунул руку в карман штанов и вытащил маленький серебристый контейнер. Мейтсон, все еще бормоча что-то, не без труда поднялся из практически незаметной лужи, растекшейся по замерзшему дну коридора.
Гэнт перевернул продолговатый цилиндр и повернул крышку. Потом вытащил из днища длинный серебристый болт и, поставив контейнер на лед, придавил его ногой.
Эффект последовал незамедлительно. Шипучая светящаяся зеленоватая краска смешалась с водой, ясно выявив русло ручейка и заодно осветив туннель.
Мейтсон постучал ногой по снегу, давая понять, что готов продолжать путь.
— Я в порядке, — сказал он.
Гэнт покачал головой, с трудом скрывая нетерпение.
— Майкле и Хиллман уже ушли вперед. С боеголовкой. И даже без световых маркеров.
— Что ж, они молодцы, — буркнул Мейтсон.
— О чем думаешь? — тихонько спросила Сара и, достав из внутреннего кармана парки сигарету, щелкнула зажигалкой. — Все молчишь и молчишь.
— О чем думаю? Вспоминаю Лейбница и его «Лингва генералис», — признался Скотт.
— Ну конечно, о чем же еще, — сухо прокомментировала Сара.
Он обернулся и, увидев сигарету, поморщился.
— Знаю, знаю, — сказала Сара. — Это то, что меня убьет. Слава богу, конец света близок, так что рака можно уже не бояться.
Скотту ее ответ вовсе не показался смешным.
— Думаешь, ты такая крутая?
— Что? — удивилась Сара.
— Ну, ты же ведь играешь, — заметил Скотт. — Ты не только умная, но и крутая. Мужчины для тебя — ерунда. Ты полностью контролируешь ситуацию и саму себя. При этом ты то и дело даешь промашку, и человеческая сущность, которая так глубоко скрыта в тебе, постоянно вылезает наружу. И тебе нравится задавать вопросы вроде «О чем думаешь?»
Какой он настырный. Какой напряженный. Обычно такого типа мужчины не вызывали в ней ни малейшего интереса, но в Ричарде было что-то такое, что притягивало ее к нему, вызывало желание раскрыться. Или, может, все дело в разыгравшихся гормонах. Так или иначе, но сказанное им задело за живое. И, похоже, он понял это по ее глазам.
— А ты думаешь, что все на свете знаешь.
— В том-то и проблема, что не все, — ответил Скотт, в равной степени уязвленный ее замечанием. — Но хотелось бы.
— Предлагаю пари, — сказала Сара. — Ты расшифруешь язык раньше, чем расколешь меня.
— Принято, — согласился Скотт.
Туннель делал резкий, S-образный поворот, и лингвист, чтобы удержаться, попытался вонзить в стену ледоруб. Кусочки льда разлетелись во все стороны.
Стены туннеля то сжимались, то расходились. Кое-где из них торчали острые как бритва осколки. Полосы голубого льда сменялись белыми полосами. Странно. Непривычно. Иногда создавалось впечатление, что они смотрят вовсе не на лед. Все дело в преломлении света, объяснила Сара. Он может доходить до невероятной глубины, так что если им повезет, то тьмы не будет даже тогда, когда они спустятся на целую милю.
Вспомнив ответ Скотта, она спросила:
— Лейбниц, это ведь философ, верно? Жил в семнадцатом веке? — Скотт кивнул. — И что?
— Он связывал буквы с цифрами.
— Неужели?
— Сводил все человеческие знания к простым идеям. Идеи представлял в виде чисел. Предложил систему, в которой согласные выступали как целые числа, а гласные как десятые.
— И что это значило?
— Ну, возьмем, скажем, число 81,374. Его можно транскрибировать как «mubodilefa».
— Боюсь, я не совсем понимаю. Какой во всем этом смысл?
— Смысл в том, — попытался объяснить Скотт, опуская детали, — что Лейбниц не стремился создать универсальный язык и не исследовал происхождение языка. Посредством создания научного языка он пытался найти истину. Убрать из языка предвзятое понимание значения и растворить базовые темы и идеи в языке, им созданном.
— То есть ты определенно решил, что символы Атлантиды — это научный язык?
— Чем больше я об этом думаю, тем больше склоняюсь к тому, что так оно и есть. — Скотт поскользнулся, неуклюже взмахнул руками, но все же ухитрился удержаться на ногах. — Эти люди, — продолжал он, — знали толк в инженерном деле, астрономии, физике и акустике. Вполне естественно, что они стремились и общаться научным способом. Лейбница интересовал такой язык, который обеспечивал бы единственно обмен идеями. Шестьдесят четко разделенных типов звука вполне покрывают весь спектр голосовых способностей человека. Вот почему я предполагаю — только предполагаю, — что те, кто хотел сообщать идеи, должны были, создавая язык, брать в расчет все другие существовавшие в ту пору языки.
— Это же невероятно сложно.
— А построить город из кристалла углерода-60? Тем не менее если сделанные со спутника фотографии верны, то это им удалось.
Он замолчал, сосредоточив все внимание на том, чтобы сделать следующий шаг. Шаг за шагом. Шаг за шагом. Впереди шли другие. Спотыкались, поскальзывались, но все равно двигались вперед. Гэнт, Мейтсон, Хаккетт, Пирс, Юнь и Новэмбер… Четыре американца, потом китаец. Потом три американ ца… Так, четверо говорят на английском. Потом китайский. Потом снова английский и…
— Это же скачкообразная последовательность, — понял вдруг Скотт. — Вот оно что! Вот как это работает! Скачкообразная последовательность, основанная на переключении языков!
Взволнованная открытием, Сара изо всех сил старалась не отставать от Скотта.
— Но мне казалось, что мы уже отказались от этой идеи, разве нет?
— Да, мы отказались от классической идеи скачкообразной последовательности, — согласился Скотт. — До изобретения компьютера люди, желавшие спрятать какие-то сообщения, иногда вставляли их в тексты. Внешне все выглядело как обычный рассказ или, например, письмо. Но тот, кто занимался расшифровкой, отмечал последовательно, скажем, каждую четвертую букву и получал тайное послание.
— Но в этом языке такое не сработало, — напомнила Сара. — Мы пытались. И ничего не получилось.
— Верно, не получилось, — потому что мы пробовали применить классическую скачкообразную последовательность. Принцип был верен, только мы не угадали с типом последовательности. Ключ в числовом ряде. Все дело именно в числовом ряде. Держу пари на что угодно. Чтоб мне помереть…
Раньше других отреагировал Хаккетт.
— Ричард, все это очень благородно. Только в данном случае вы рискуете не одной своей жизнью, а и нашими тоже.
— Вот увидите, я прав, — настаивал Скотт.
— Так как же она работает, ваша система? — подал голос шедший во главе отряда Гэнт.
— Каждое число в числовом ряду соответствует некоему известному языку. Возьмем число четыре — это будет английский. Пять — возможно, арабский. Шесть — к примеру, русский. В каждом языке используются по сути одни и те же звуки, только с собственными вариациями. Поэтому получается как бы наложение звукового употребления. Вот почему определенные числа могут ассоциироваться с одним и тем же символом. Но я забегаю вперед…
А работает она так. Вы записываете числовой ряд. А над ним пишете символы в том порядке, в каком они представлены на известных нам памятниках. Потом выбираете язык, берете назначенное ему число и идете по числовому ряду. Каждый раз, когда вам попадается, скажем, число четыре, вы отмечаете оказавшийся над ним символ. Таким способом текст шифруется на избранном вами языке. Другими словами, вы производите расчет скачкообразной последовательности.
— И сколько же, по-вашему, языков скрыто в этих символах? И почему? — спросил Пирс. — По-моему, получается чересчур сложно.
Взгляд Скотта уперся в затылок Хаккетта, занесшего ногу Для очередного шага по опасной тропинке.
— Я бы говорил не о сложности, а о комплексности.
Физик склонил голову в знак согласия.
— Подумайте сами. Мы говорим о цивилизации, существовавшей двенадцать тысяч лет назад и говорившей на языке, совершенно не похожем на наш. Как и сейчас, в то время люди пользовались многими языками. Они не знали, какие языки сохранятся, а какие исчезнут. Вот почему выбрали шестьдесят наиболее многообещающих и ввели их в некую систему, которую смогли бы расшифровать люди будущего.
— Но обнаружить числовой ряд мы смогли только с помощью компьютера, — напомнила Новэмбер.
— Науку эти люди знали лучше, чем знаем мы ее сегодня, — мрачно заметил Хаккетт. — Полагаю, они понимали, что бесполезно и бессмысленно сообщать нечто сложное тем, кто не способен это понять. Представьте, что вы посадили неандертальца в «Боинг-767». Первым его побуждением будет попробовать на вкус кресла. Ему и в голову не придет, что на самолете можно летать. — Он посмотрел на остальных. — Вряд ли они хотели, чтобы мы начали поедать кресла.
— Шестьдесят различных чисел, — рассуждал Скотт. — Они представляют шестьдесят различных языков, соответствующих шестидесяти различным символам. Если мы считаем, что заслуживаем спасения, то должны решить эту загадку.
— Все, что от нас требуется сейчас, это выяснить, какие они выбрали.
— Ну, по крайней мере английского среди них точно нет, — сказала Новэмбер. — Он существует всего-то несколько сотен лет. Мы же имеем дело с языками, которые возникли тысячи лет назад. Древнеегипетский протянул пару тысяч.
— К тому же, вопреки современным теориям, он как будто появился совершенно ниоткуда, — согласился Скотт. — Но нет, древнеегипетский слишком молодой язык. Возможно, нас устроил бы его предок. В общем, надо искать древние языки. Понастоящему древние.
— Как насчет финикийского? — спросил Пирс.
— Большинство ныне живущих языков, вроде иврита и арабского, происходят от арамейского, который в свою очередь является прямым потомком финикийского, — ответил Скотт. — Это верно. Но есть язык еще более древний, тот, от которого произошел финикийский, и язык этот — протоханаанский. Кстати, читать и писать на нем можно в нескольких направлениях.
— Вам не кажется странным, — задумчиво пробормотал Хаккетт, переступая ширящийся по мере увеличения крутизны спуска поток фосфоресцирующей воды, — что числа языкам присвоены произвольно? Почему один язык получил число четыре, когда ему с таким же основанием можно дать число двадцать четыре или шестнадцать? Что лежит в основе такого числового распределения?
— Возможно, ключ стоит поискать в мифах и легендах, — предположил шедший впереди Гэнт.
— Интересная идея, — отозвался Скотт. — Можете чем-нибудь ее подкрепить?
— Вообще-то я думал о Библии, — неуверенно сказал майор. — Ну, вроде того, что мир был создан за семь дней. Стены Иерихона рухнули после того, как трубы протрубили семь раз.
— Но на строительство ковчега у Ноя ушло сорок дней и сорок ночей, — тут же возразила Новэмбер. — Так что нашим числом может быть сорок.
— А у майя самым почитаемым было число девять. Например, девять повелителей ночи, — с готовностью добавил Пирс. — Вот вам и еще одна возможность.
— Таких возможностей шестьдесят, — заметил Скотт. — Предлагаю дать потрудиться компьютерам. Может быть, они выдадут что-то такое, «что я смогу распознать.
Юнь внимательно слушал рассуждения ученых. Трудно сказать, все ли он понял или только часть, но по крайней мере важность предмета обсуждения была очевидна. Когда Новэмбер достала карманный компьютер, китаец незаметно подошел к ней.
Как раз в этот момент на связь с Гэнтом вышел Майкле, чей голос с трудом пробился сквозь завесу статических разрядов.
— Майор, мы добрались до первой развилки и не знаем, куда идти дальше. Что там наш пленник? Ничего не говорит?
— Э… нет, — ответил Гэнт, бросив недовольный взгляд на китайского солдата. — Оставайтесь на месте и ждите нас. Апока проведите предварительную разведку. Осмотритесь и будьте готовы представить три варианта дальнейших действий.
Последовала короткая пауза, после чего Майкле сказал:
— Сэр, мы не видим никаких вариантов. Вам надо самому на это посмотреть.
Огонь и лед
Они стояли на краю пропасти, на ледяном выступе, нависшем над невероятной глубины провалом. Но то был не обычный провал, а огромная, зияющая острыми краями впадина, в которую уходил извивающийся зеленый столб небесной энергии. Перед ними предстало что-то вроде огромного калейдоскопа, искрящегося потрескивающими, сталкивающимися ионизированными частицами. Но больше всего поражала жутковатая, противоестественная тишина. Лишь изредка слышалось легкое шипение, с которым взрывались заряженные частицы. Общее же впечатление было такое, как будто они столкнулись с неким непонятным видением. Воздух ощутимо дрожал. Словно при легком ветерке. То было электричество в его чистом виде. Может быть, даже сама жизнь в ее исходной сути.
Жутко и страшновато.
Заглянув в бездну, Хаккетт почувствовал, как по спине пробежал холодок. Они спустились примерно на полмили, но только сейчас осознали, какая опасность угрожает оставшемуся вверху миру. Здесь, внизу, они видели истинную структуру льда. И эта структура не выглядела стабильной.
Они были, как мухи, оказавшиеся внутри замерзшего швейцарского сыра. Вокруг поднимались высоченные, словно небоскребы, ледяные арки, соединяющиеся или отходящие от других колонн. За ними лежали уходящие в неизвестность туннели. Некоторые выглядели голыми и безжизненными, напоминая голубые артерии в теле мертвого великана. Но другие казались куда более зловещими и опасными, потому что испускали пар и дым и давали некоторое представление о том, что находится под ними.
Хаккетт опустил голову, наблюдая за мерцающим потоком, который, пробегая у него под ногами, с шумом устремлялся с обрыва в черную бездну. Иного слова для описания того, что лежало перед ними, у него не было.
— Черт! — вздохнул физик.
— Куда дальше? — Гэнт резко, с трудом скрывая злость, повернулся к Юню. — Как туда спуститься?
Китаец медленно шагнул вперед, с опаской поглядывая на ящик с боеголовкой. Оглядел туннели. Добраться до них можно было только одним способом: каким-то образом перебросить канат через страшную пропасть.
— Пути больше нет.
— Хватит! — рявкнул майор. — Куда идти? Ну?
Юнь просительно, словно ища поддержки, взглянул на Скотта, но тот, как другие, ждал ответа. Китаец показал на туннель, расположенный прямо напротив, примерно в тридцати футах от обрыва и чуть ниже. Из него шел пар, как будто в туннеле спал огнедышащий дракон.
— Великолепно, — пробормотал Мейтсон. — То есть нам надо пройти через столб плазмы, верно?
— Верно, — согласился Майкле, снимая рюкзак и передавая его Новэмбер.
Из рюкзака морпех достал веревку с якорем на конце.
— Хиллман, у тебя есть гарпун? — спросил вдруг майор.
— Так точно, сэр.
— Пристегни к нему веревку и выстрели. Не думаю, что твой якорь, Майкле, сможет зацепиться за ледяную стену.
— Думаю, нам понадобится несколько веревок, сэр, — спокойно ответил Майкле, — для распределения груза. Я готов переправиться на ту сторону и закрепить канаты.
Хаккетт покачал головой.
— Вы что, тронулись?
— А вы видите другие варианты?
Гэнт достал пару необходимых для переправы шипов, привязал их к нейлоновой веревке и начал забивать в лед первый шип. Второй конец он привязал к поясу Майклса и похлопал морпеха по спине. Хиллман прицелился и выстрелил гарпун.
Умчавшаяся со свистом стрела глубоко вонзилась в лед в самом начале туннеля по ту стороны пропасти.
Дернув несколько раз за веревку, морпех убедился, что гарпун засел прочно. Гэнт принялся забивать второй влип, а тем временем Майкле проверил крепление и опустился на колени.
Рассчитывать смельчаку приходилось всего лишь на тонкую веревку, протянутую над бездной, но ничего другого ему и не требовалось. Крепко ухватившись за нее руками и ногами, он отправился в короткое, но рискованное путешествие.
Новэмбер нервно переступила с ноги на ногу — Майклс был уже совсем близко от энергетического столба.
— Что эта штука может с ним сделать? — спросила она.
Сара покачала головой.
— Даже не представляю.
— У него нет заземления, — тихо сказал Хаккетт. — Не знаю, что за энергия здесь проходит, но теоретически повредить ему она не должна.
Гэнт тяжело посмотрел на физика.
— Теоретически, — повторил Хаккетт.
Добравшись до середины пути, Майклс остановился перед стеной магнетизированной энергии. Было видно, что он напряжен. Тем не менее морпех протянул руку и… дотронулся до вихрящегося калейдоскопа.
— У меня как будто все волоски на теле поднялись! — взволнованно крикнул Майкле. — Если не считать этого, ничего больше не чувствую. Попробую пройти.
Ему понадобилось несколько секунд, чтобы сдвинуться с места, приблизиться и начать погружаться в ионизированную массу. Вскоре он полностью исчез в ней.
Все замерли, неотрывно наблюдая за продвижением отважного морпеха. Никто не издал ни звука, если не считать встроенного в наручные часы Хаккетта крошечного механизма. Он вдруг подал сигнал. Физик проверил время, и лицо его заметно помрачнело.
— На что ты их поставил? — спросил Пирс. — Надеюсь, не на побудку?
— Нет, Боб. — Он повернулся ко всем. — Солнечная буря. Шторм достигнет земли примерно через пятнадцать минут. Его сила необычайно велика, причем основной ее поток пройдет именно здесь, в этом самом месте.
— Пятнадцать минут? — ахнула Сара. — Но мы же не успеем перебраться на ту сторону.
— Посмотрим, — ответил Гэнт, отдавая Хиллману приказ перебросить третий канат.
Они вместе пристегнули ящик с боеголовкой сразу к двум канатам, и морпех, не обращая внимания на то, что веревки опасно натянулись под весом бомбы, а воткнувшиеся в лед якоря предостерегающе заскрипели, соскользнул с обрыва и начал переправу, подталкивая перед собой раскачивающийся контейнер.
Остальные с напряжением и страхом наблюдали за тем, как человек и груз медленно ползут над пропастью. Каждый раз перед тем, как продвинуться вперед, Хиллман останавливался, повисал на одной руке, толкая другой боеголовку.
Не спуская глаз с солдата, майор наклонился к Хаккетту.
— Как по-вашему, она не сработает, когда окажется рядом с таким сильным потоком энергии?
— Надеюсь, что нет, — неуверенно ответил ученый.
Гэнт состроил недовольную гримасу.
Хаккетт пожал плечами. А что еще он мог сделать?
Тем временем Хиллман снова остановился и, отцепив от боеголовки один конец веревки, швырнул его Майклсу, который ловко поймал канат и стал тащить груз в одиночку. Освободившись, Хиллман быстро добрался до края и, закрепив третий канат, поспешил на помощь товарищу.
— Вот и ответ на ваш вопрос, — сказал Хаккетт. — Никакая энергия на боеголовку не подействовала.
Гэнт не ответил, зато похлопал по спине троих, стоявших рядом.
— Хорошо. Новэмбер, Сара, Ральф — приготовиться. Пойдете вместе, по одному на каждый канат.
Солнечный шторм
Раньше всего его заметили в небе над Индонезией.
Громадный оранжево-огненный шар становился все больше и больше, пока все небо — куда ни посмотри — стало напоминать охваченный пламенем купол.
Почувствовав, что атмосфера словно набухает и расширяется от жара, наблюдатели на земле впали в панику. Тысячи простых людей, испытавших вдруг трудности с дыханием, поддавшись страху, с криками устремились на улицы Джакарты.
На островах Тихого океана, измученных небывалыми землетрясениями и засыпанных вулканическим пеплом, жители столкнулись с новой бедой, когда сверху на них хлынул вдруг горячий дождь.
Игравшие во дворах школьники северной Австралии и Новой Гвинеи с плачем ринулись под крыши с обожженными небесным кипятком лицами. Многие получили ожоги второй и даже третьей степени.
Работавшим на полях фермерам ничего не оставалось, как искать спасения под навесами и в амбарах, откуда они с бессильным отчаянием наблюдали за гибнущим прямо на их глазах скотом.
Промчавшиеся над австралийскими равнинами ветры принесли тошнотворный запах печеного мяса, проникающий, казалось, во все самые укромные уголки.
Ворвавшийся в верхние слои атмосферы ионный хаос спровоцировал грозы, подобных которым на планете не видели уже миллионы лет. Проносящиеся между сушей и небом с невероятной скоростью электрические разряды оставляли на земле обугленные проплешины, напоминавшие следы яростного артиллерийского обстрела.
Казалось, еще немного, и ничего живого в мире уже не останется.
Без спутников связи, сбитых со своей орбиты, точно легкие булавки прокатившимся по дорожке боулинга шаром, каждая страна оказалась в изоляции, без надежды на какую-либо помощь в борьбе с натиском безжалостной стихии. Первыми наладили обмен информации НАСА, Европейское космическое агентство и Российское космическое агентство, договорившиеся взять под наблюдение разные части неба.
Но прошло еще совсем немного времени, и стало ясно, что сбываются самые пессимистические прогнозы ученых.
Энергия солнечной бури как будто всасывалась магнитными полюсами земли.
Затем маршрут бури начал меняться. Конечная цель: Южный полюс. Антарктика.
По всей Земле
День превращался в ночь.
Миллионы тонн кипящей лавы вырвались из жерл пробудившихся по всему миру вулканов.
От штата Вашингтон до Монтаны, от северной Калифорнии до южной Мексики тучи обжигающего пепла, поднявшись на высоту двадцать, а то и тридцать миль, закрыли небо.
Сто четыре миллиона гектаров плодородной американской почвы едва ли не в одно мгновение превратились в пепелище, скрытое толстым слоем пемзы. Самая могучая в мире экономическая держава внезапно, словно по мановению волшебной палочки, понесла урон в миллиарды долларов.
В пострадавших от вспышки вулканической лихорадки районах тысячи людей хлынули в переполненные больницы с ожогами, порезами и язвами. У одних болели глаза, у других горели легкие. Третьи погибли. Четвертые пропали без вести.
В 1945 году японский город Нагасаки исчез с лица земли после взрыва двадцатикилотонной атомной бомбы, что было эквивалентно 20 000 тонн динамита.
Каждое из вызванных солнечной бурей пяти катастрофических извержений превысило мощность в один миллион килотонн. Как будто разом содрогнулись пять Кракатау.
Извержения были слышны во всех уголках земного шара. Казалось, это бьется в предсмертной агонии погибающая планета.
Проблема
У Сары заело замок.
Он дернула его еще раз. И еще. Бесполезно. Каким-то непонятным образом канат, по которому она ползла через бездну, попал в защелку страховочного троса. И ни туда ни сюда.
Она оглянулась по сторонам, но Мейтсон уже добрался до противоположного края и спускался к туннелю, а Новэмбер была слишком далеко впереди, чтобы оказать действенную помощь.
— Все в порядке, — заверила ее Сара. — Двигайся дальше. Сейчас я все распутаю.
Девушка неохотно двинулась дальше, медленно перебирая руками, оставив Сару висеть над пропастью в самом центре энергетического столба. Скотт прищурился, стараясь разобрать, что случилось с Сарой.
— Что она делает?
— Заело замок, — первым догадался Пирс.
— Не самое лучшее время, — озабоченно заметил Хаккетт, поглядывая на часы. — Чертов столб вот-вот превратится в пылающую колонну вроде тех, о которых упоминается в Библии.
— Я, пожалуй, пойду, — объявил, пристегиваясь к канату, Гэнт, однако Скотт остановил его.
— Нет, — вмешался он. — Пойду я. А вы переправите на ту сторону Юня. Не думаю, что он попытается сбежать, зная, что вы сзади.
Замечание явно пришлось Юню не по вкусу. Оба торопливо пристегнули к канатам страховочные веревки и поползли к другому берегу.
Через несколько метров китаец холодно посмотрел на ученого.
— Почему вы мне не доверяете? Я же сказал, что пойду с вами. Я не трус, чтобы убегать.
— Я и не называю вас трусом, — ответил, пыхтя, Скотт. — Но время от времени каждый имеет право изменить точку зрения.
Юнь пополз дальше, а Скотт остановился возле Сары, которая, увидев его, выразительно закатила глаза.
— Прекрасно. Этого мне только не хватало. Доблестный рыцарь приходит на помощь попавшей в беду даме.
— И тебе привет, — ответил Скотт, вытягивая руку и хватаясь за ее канат. — Знаешь, у меня никогда не было желания поступить в цирк и сделаться канатоходцем.
— У меня тоже. Ты видишь, что там случилось?
Продолжая держаться на одной руке, Скотт повернул защелку.
— Да, вижу. Страховочная веревка захлестнулась вокруг защелки, а потом затянулась под действием веса. Так что у нас получился довольно-таки тугой узелок.
— Сможешь распутать?
Скотт почувствовал, что рука уже начинает уставать. Распутать? Хороший вопрос. Сможет ли он распутать узел? От напряжения на лбу уже выступил пот.
Он потянул за узел.
— Знаешь, в древние времена у египтян особенно почитались те жрецы, которые знали толк в узлах. Узлы имели особое значение. Они ассоциировались с силой, энергией.
Сара взглянула на бесконечный поток падающих с неба заряженных частиц.
— В магии узлов главным числом считалось число семь.
Они посмотрели друг на друга. Снова семь. Может быть, именно это число поможет проникнуть в тайну языка атлантов?
— Ричард, это все замечательно, и узлы, не сомневаюсь, достойны уважения, но не пора ли что-то сделать?
Скотт бросил взгляд на Хаккетта, уже подползавшего к ним по третьему канату. Юнь добрался до края и вылезал на ледяную кромку.
— Изучение узлов, — пропыхтел он, — предшествует физике теории циклического пространства.
— И какое это имеет отношение к моей ситуации? — поинтересовалась Сара, с любопытством глядя на вставшие дыбом волосы на голове Хаккетта.
— Циклическое пространство связано со временем. А вот его у нас нет. Так что сейчас самое ценное — время.
Внезапно бездна под ними вспыхнула, что-то защелкало, как будто на тропу войны вышло целое полчище гремучих змей, весь энергетический столб запульсировал, по нему забегали яркие вспышки.
Все трое громко вскрикнули.
— Господи! — в ужасе взревел Скотт, чувствуя, как по коже прокатилась невидимая волна энергии. Сунув руку в боковой карман, он выхватил нож. — Ничего не остается, как вспомнить проверенный старомодный способ. Александр Македонский и гордиев узел.
— Тогда у меня не будет страховки! — запротестовала Сара.
— Так пристегнись ко мне, — предложил Скотт, разрезая страховочный трос.
— Пошел! — скомандовал Гэнт, защелкивая страховочный замок на веревке Пирса.
— Джон еще не переправился! Канат может не выдержать двоих! И что тогда?
— А это ты видишь? — рявкнул майор, указывая на меняющийся на глазах энергетический столб. — Хочешь спорить — спорь с ним, а не со мной! А теперь — вперед! И пошевеливайся!
Теперь слышали все: низкий, раскатистый гул, напоминающий раскат грома. Он нарастал, становился сильнее, как будто приближались тысячи грузовых поездов. От раскатов сотрясались даже стены из спрессованного тысячелетиями льда.
Скотт напрягся из последних сил. Слева и справа падали снежные глыбы и громадные куски льда. В какой-то момент ему стало жарко от выброшенного в кровь адреналина. И тут же ногу прострелила острая боль. И все-таки он справился с ней. Справился, потому что иного выхода не было.
До Сары долетали крики. Ободряющие, пронзительные, тревожные крики тех, кто собрался на другой стороне. Но она не смотрела на них, стоявших у спасительного входа в туннель, сосредоточив взгляд на медленно удаляющейся кромке. Голоса звучали приглушенно, теряясь в оглушающем реве стремительно накатывающей беды.
— Рука! Проклятая рука! — вырвалось сквозь стиснутые зубы, и Пирс на секунду остановился, повиснув на раскачивающемся канате.
Внезапно он почувствовал, как его тянет в сторону, засасывает невидимым водоворотом.
— Эй, кто-нибудь! — крикнул охваченный паникой Пирс. — Кто-нибудь, помогите!
Но кто мог ему помочь? Никто. Сара и Скотт закончили переправу, и им помогали подняться.
— Я не могу удержаться! — завопил он, бросая крик в безумие нарастающего хаоса. — Не могу удержаться!
Гэнт оценил ситуацию со спокойствием человека, привыкшего не только принимать решения, но и действовать. В то время, когда остальная группа, сняв Сару и Скотта с канатов, поспешно отступала под арку ледяного туннеля, майор обратил внимание на то, что происходило вверху, в полумиле над их головами.
Энергетическое щупальце дрожало и извивалось в конвульсиях, как змея, проглотившая крысу и теперь пытающаяся переварить ее целиком. Оно раскачивалось из стороны в сторону и, по мере того как объем низвергающейся из космоса энергии увеличивался, расширялось под узким выходом, не способным пропустить такое количество ионизированного вещества.
Внушительные ледяные арки, поддерживавшие верхние слои, начали дрожать и крошиться. Потом зашатались. Сверху полетели глыбы размером с грузовик. У основания колонн отчетливо проступили трещины.
Застывший от ужаса Боб Пирс не мог больше держаться и разжал пальцы поврежденной руки.
Гэнта словно толкнули в спину. Прыгнув на средний канат, он выхватил нож и одним движением перерезал веревку. Уже на лету майор отшвырнул нож и, вытянув руку, с первой попытки поймал падающего Пирса.
В следующий момент оба уже летели вниз…
Прежде чем что-то случилось, страховочный трос остановил их падение.
Секунду-другую они просто висели, переводя дыхание, а затем сохранивший присутствие духа Гэнт привлек внимание ученого к тому, что творилось над ними. Громадные потрескивающие щупальца электричества вылетали из напряженно дрожащего столба и били по стенам из слежавшегося снега с силой парового молота.
— Обрежь трос, — приказал майор. — Я тебя держу. Просто обрежь трос.
Пирс не шевелился, парализованный страхом. Оба ощущали мощь набирающей силу бури, необузданную ярость космической стихии.
— Перережь чертов трос, или мы поджаримся!
Пирс встрепенулся. Ужас проник в каждую клеточку его тела. Медленно и неуверенно он протянул руку за ножом и перерезал веревку.
Они снова падали, пока не ударились о ледяную стену пропасти. Держа одной рукой Пирса, а другой канат, Гэнт поднял голову и громко крикнул:
— Вытащите нас отсюда!
Канат натянулся еще сильнее, и они, словно соревнуясь в скорости с улиткой, поползли наверх. То, что творилось вокруг, не давало оснований радоваться. Вылетающие из гудящего калейдоскопа молнии били во все стороны, круша стены и выжигая новые туннели.
Вверху громыхнул взрыв, столб резко расширился, раздался, полыхнул живым огнем, и в тот же миг входное отверстие увеличилось десятикратно, и люди увидели ползущее к краю основание «Чжун Чанг».
Палатки и машины, тяжелые орудия и мотосани посыпались в пропасть, подталкиваемые громоздящимися, наползающими друг на друга глыбами льда и наваливающейся стеной снега…
— Бежим! — рявкнул Скотт, помогая затащить Гэнта и Пирса в туннель. — Быстро!
Не задавая лишних вопросов, мужчины вскочили и рванулись к ледяному укрытию со всей скоростью, на которую оказались способны. Врезавшись в стену, они обогнули дальний угол под оглушающий, рвущий барабанные перепонки грохот крушащихся снежных и ледяных утесов.
Но это был еще не конец. Им не удалось даже передохнуть — взрывался уже сам туннель.
Мчавшийся впереди Майкле, к поясу которого были пристегнуты сани с лежащей на них боеголовкой, успел миновать пару перекрестков, когда кто-то схватил его за руку, заставив остановиться. Морпех оглянулся.
— Какого черта? Что ты делаешь?
Китаец — а это был именно он — даже не потрудился ответить. Вместо этого Юнь раскинул руки, останавливая остальных. И, как выяснилось, вовремя.
Ш-Ш-ШУ!
Мощная струя кипящей воды пробила стену туннеля и, ударившись о другую, раскатилась по коридору.
— Здесь сильная вулканическая активность, — предупредил китаец. — Надо быть осторожней.
Впереди и позади уже били, заполняя туннели паром и водой, шипящие гейзеры.
— И как нам через все это пробиться? — жалобно спросил Хаккетт.
Юнь указал на боковой проход, который раньше никто почему-то не заметил. Имея всего несколько футов в поперечнике, коридорчик отличался от других тем, что уходил вниз под углом в сорок пять градусов.
— Вы пытались подняться по такому же туннелю, — сказал китаец. — Спускаться будет намного легче.
— Насколько легче? — восстанавливая дыхание, спросил Гэнт.
— Мы скатимся.
— Ты что, рехнулся?
— Майор, — выступил вперед Скотт, — путь к отступлению отрезан, а идти вперед — значит свариться заживо. У нас есть другие варианты?
— Это безумие, профессор. Мы понятия не имеем, куда нас приведет спуск. Не удивлюсь, если свалимся в какой-нибудь овраг.
— Риск — неотъемлемая часть игры, — стоял на своем Скотт. — Вы сами сказали.
Свободное падение
На взгляд Гэнта, то было самое плохое из всех когда-либо принятых им решений — вверить жизнь своих людей врагу. Но что он мог им предложить?
С тревогой и страхом вступили они в туннель. Последний шаг требовал невероятной смелости, однако часы тикали, а терять было нечего.
Первыми, как всегда, его сделали Майкле и Хиллман, прихватившие с собой боеголовку. За ними последовали Скотт и Хаккетт, потом Юнь. Последним был Гэнт, который пропустил перед собой двух женщин. Впрочем, никакой тактической ценности это не имело, потому что спуск по ледяному желобу со скоростью сорок миль в час не давал никому никакого преимущества.
Они просто беспорядочно летели вниз.
Глядя на проносящиеся мимо стены туннеля, Сара заметила, что лед становится даже не голубым, а синим. Темно-синим. Синий лед формируется при огромном давлении, существовавшем на протяжении тысяч лет, в течение которых верхние слои давили на нижние.
Невероятно. Еще несколько секунд назад полы и стены были гладкими, как стекло, но теперь по ним, разъедая лед, катились свистящие потоки кипящей воды, согретой напирающей снизу расплавленной магмой. Стараясь не обращать внимания на бурлящий в нескольких дюймах от нее кипяток, Сара откинулась на спину и вручила свою жизнь силе гравитации.
С открытым ртом и остекленелыми глазами она летела вниз молча, потому что пробравшийся внутрь ее страх мертвой хваткой сжал голосовые связки.
Трясясь на ледяных ухабах, они ощущали дрожь земли. Наткнувшись на очередное препятствие, ящик с боеголовкой подпрыгнул и едва не перевернулся. Майкле и Хиллман услышали, как натужно заскрипели удерживающие тяжелую крышку металлические замки и петли.
А потом туннель внезапно кончился, и их вынесло в огромную, широкую пещеру, пол которой напоминал волнистый склон, усеянный вмерзшими кусками льда.
Буря наверху только усиливалась, и ледяная крыша кряхтела и постанывала. Влетев в каверну вслед за боеголовкой, Хиллман зацепился за острый выступ, взрезавший куртку с легкостью острого ножа. Спуск слегка замедлился.
БУМ! Громадный, в рост человека, сталактит сорвался с потолка и грохнулся прямо перед ним.
Хиллман метнулся в сторону, едва избежав встречи с острым, как копье, нижним концом гигантской сосульки, которая легко вошла в лед.
Морпех облегченно вздохнул — на такой скорости столкновение со сталактитом грозило переломом спины. Более того…
— А-а-а!
Повернувшись, Майклс успел заметить, как его товарищ, словно отброшенная капризным ребенком тряпичная кукла, взлетает в воздух.
Хиллман летел лицом вниз и при этом вращался. Безобидный холмик оказался вдруг краем замаскированной снегом пропасти, открывшейся слишком поздно, но уже успевшей наполнить сердце ужасом.
Он летел над ней, не зная, что ждет его на другой стороне. Не зная даже, есть ли она, другая сторона.
Майкле инстинктивно выбросил руку, чтобы схватить товарища, но пальцы сжали пустоту, а в следующий миг его самого поглотил очередной туннель.
Ни о каком контролируемом спуске не могло быть и речи — Скотт мчался по желобу, усыпанному крохотными, острыми, как битое стекло, осколками льда. Как выпущенная из ружья пуля, он вырвался из туннеля и попал в ледяную пещеру с застывшими, подобно сказочным окаменевшим деревьям, сталактитами. Но самым страшным было то, что громадные сосульки продолжали падать.
Изменить маршрут движения Скотт не мог; ему ничего не оставалось, как вертеться, изгибаться и надеяться. За спиной слышались крики остальных.
Земля снова содрогнулась, стряхнув с потолка подземного зала несколько здоровущих сталактитов. Словно брошенные могучей рукой дротики, они вонзались в пол, разбрасывая, как шрапнель, тысячи осколков замерзшей воды.
Безумная бомбардировка продолжалась до тех пор, пока пол наконец не провалился. Разверзшаяся бездна легко приняла в себя всю небольшую группу.
Остановиться он не мог. Не было на земле силы, которая помогла бы Бобу Пирсу остановиться. Перескочив через край, он устремился вниз, по напоминающим соты пчелиного улья ледяным туннелям, уносящим его в неизвестном направлении, в темноту, куда уже не проникал солнечный свет.
Все вокруг кружилось и вертелось, словно в водовороте, смешиваясь в неясное пятно.
Пирс смутно сознавал, что рядом с ним катится Новэмбер, тоже превратившаяся в пятно, мелькающее на фоне пролетающих мимо стен подземного коридора. Оглянувшись, он врезался в какой-то выступ и отлетел в сторону.
В какой-то момент Пирс почувствовал, как хрустнула раненая рука, но тут же забыл о боли — сила инерции вернула его в желоб и понесла дальше по выбоинам и кочкам, будто оставленным неким великаном, ковырявшим лед горячей ложкой.
Уклон стал меньше. Комбинезон порвался, и голую спину царапали то камушек, то щепка, высовывавшиеся из-под тончающего ледяного покрытия.
В конце концов он все же остановился, ударившись головой обо что-то твердое, крепкое и похожее на лед.
Однако это был не лед.