1
5 декабря, 1991.
По понятиям 1991 года пять торговых ларьков, составлявших собственность генерального директора ТОО "Кобра" Михаила Яновского на 5 декабря - целый клад и манна небесная. Кроме сей роскоши, Мине так же принадлежала прекрасная квартира в Озерках и представительный офис на Благодатной улице. Офис, параллельно с прямыми обязанностями центра управления ТОО "Кобра", выполнял функции склада: в одной из трех его комнат лежали коробки, бутылки, шмотки, - закупленная, но пока не доехавшая до прилавков заморская утварь. Персонал размещался в большой комнате: правая рука директора, коммерческий директор Боря Родионов, бухгалтер Лиза Бузыкина и сам Михаил Эдуардович - купец, бизнесмен и деловой человек с новым русским мышлением.
Миша и Борис составляли хребет команды: нанимали продавцов, водителей с машинами, считали прибыль, боролись с налоговыми конвульсиями государства и, как могли, платили дань Романовым, своим акционерам. Примерно семьдесят процентов деловой активности фирмы приходилось на Борю Родионова, крепкого парня в чистых ботинках и белой рубашке. Голова и умница, этот Боря все привык делать сам, губу никогда не раскатывал и иллюзий не питал. Может быть, поэтому провидение сберегло его от удачи окунуться в омут российского кредита-91. Совсем другое дело Миня - юный баловень судьбы, которому однажды повезло выйти на кланчик Романовых, взять кредит и открыть собственное дело - на него приходилось не более пятнадцати-шестнадцати процентов деловой активности ТОО "Кобра". Оставшиеся проценты принадлежали невзрачной двадцатидвухлетней Лизе, двоюродной сестре генерального - она толково давила кнопки калькулятора, складывала прибыль, вычитала издержки, то есть, сидела в офисе на Благодатной не только благодаря родству с директором. Вот, собственно, портрет ТОО, озаглавленного "Коброй" с подачи Полицая.
Портрет на закате деятельности. Для его полноты осталось добавить, что Миша, Боря и Полицай были очень разными людьми. Когда считал деньги Миня, у него зримо светлели и одухотворялись черты лица. Когда крупная сумма оказывалась в руках Бориса, он начинал кряхтеть, не сводя с купюр удивленного взгляда. Для Полицая капуста вообще не имела религиозного статуса - с материальными проблемами он никогда не сталкивался - деньги осыпались везде, где он находился, - ему достаточно было пошевелить пятерней или просто воспользоваться лазерным прицелом из-под крутого лба в ходе деловой встречи. Культ и трепет при виде денег Полицаю был незнаком.
Как и тысячам других дутых фирм, выросшей из ничего "Кобре" ангелы-хранители отвели около года на то, чтобы развернуться, проесть кредит и вовремя смотать удочки, не дав вспороть себе брюхо таким чудовищам, как Полицай или его папа, которые, справедливости ради, ее целый год кормили, поливали, однако в итоге, без соответствующих финансовых поступлений - а таковые соответствовали “европейским стандартам” - закрыли глаза на европейские аппетиты скромных пасынков перестройки в лице руководства фирмы и не могли однажды не превратиться из друзей и благодетелей в ангелов истребления.
А начиналось все многообещающе. Миня тогда проживал в коммуналке без малейшей надежды подняться выше звания "продавец ликероводочного ларька", каковым он в ту пору являлся. Но у него имелся старинный друган Леня Копнов, который был очень к нему расположен в том смысле, чтобы дать Мине шанс выбиться в люди, - он-то и познакомил его с Полицаем. Они несколько раз втроем выпивали, оттягивались... И вот, наконец, одним прекрасным вечером в Мишкину коммуналку завалилась компания: Леня, его девушка Наталья и Полицай.
Выпили водки, потолковали о деньгах, еще выпили, раскурили на четверых косяк, побратались... Как вдруг Полицай приметил в углу комнаты коробку кошачьего корма "Вискас", из которой Миня подкармливал своего котяру Мурзика. Сунув в нее нос, Пол скривил пятиугольную рожу, изображая крайнюю степень отвращения, и попросил Миню съесть пару кошачьих сухарей. Так, для пробы.
Леня с Наташкой с любопытством уставились на хозяина. Мишка потупился, помешкал, однако успел вовремя смирить гордыню, закинул в рот два кусочка и стал жевать.
- ... Ничего особенного, - дожевав едва съедобное лакомство, сообщил Миня.
После этого Полицай протянул корм Лене - тот отмазался, сказал, что сыт. Предложили Наталье - она обратила все в шутку:
- Я не долбанная, Пол! Лучше, оставь кисе.
Тогда Полицай матюгнулся и поставил Миню в пример остальным участникам банкета, выпил и заверил, что на двести процентов может быть уверен лишь в том другане, который "хавает" по его первой просьбе "Вискас", мол, это самый "конкретный" тест на вшивость.
Наталья поинтересовалась, существуют ли другие способы конкретного определения процентов вшивости?
Полицай ничего конкретного не сказал, лишь добавил водки, закусил головкой маринованного чеснока и проворчал, что реальных способов до хрена, но этот самый конкретный.
Вскоре он уже обнимал Мишку своей здоровенной оглоблей, придавав плечи лучшего другана до боли в пояснице, и покручивал пук щетины на бороде Мини волосатой пятерней. Поля расслабился как дома. Тонко прочувствовав ситуацию, Миша поведал друзьям, что закончил работу над “конкретным бизнес-планом”, и поэтому ему любопытно узнать мнение Полицая, как человека компетентного, где сейчас реально найти кредит под собственное дело?
- В Африке, нах, - ответил Полицай. - Ты Миня, блн, в натуре, тему застолбил. - И посмотрев в преданные глаза начинающего бизнесмена, с нежностью, на какую только был способен, добавил: - Член любителей подрочить, нах!
Это был комплимент. Мишка понял, что близок к заветной цели.
По соседству с Миней, буквально через стенку, проживал некий Слава, мужик без работы, возраста и определенных целей. Он целыми сутками висел на стакане, имел имидж законченного алкоголика и частенько клянчил у "богатенького" Мишки либо полный “стаканчик”, либо денег на "Красную шапочку" (хит продовольственного рынка 1991 года). Ну, а Мишка-то, добрая душа, редко когда отшивал.
Короче, все бы прошло гладко, не завались в комнату Мишки дядя Слава. Выглядел он жуть как неаппетитно, по привычке попросил "накапать" ему стаканчик и беззащитно улыбнулся.
Полицай взял граненый стакан, с горкой "накапал" в него кошачьего корма и вручил соседу.
Кредит Миня, в конце концов, получил, зато соседа, вследствие перепавших ему нескольких тренировочных ударов Полицая (Слава не сразу понял, что надлежит сделать со “стаканчиком”, поэтому угощался не достаточно шустро), пришлось волоком выгребать в своей комнаты и выковыривать изо рта ошеломленного дяди Славы добрую горсть "Вискаса".
Так положили начало карьере Мини-бизнесмена.
И вот, опала. Поистине,
Храни нас пуще всех печалей
И барский гнев, и барская любовь...
В целом, 1991 год можно было назвать счастливым. Везло Мишке невероятно. Однако к концу года позиция в расположении фигур круто начала меняться. Полицай невзлюбил Миню. После священного покровительства, последовавшего вслед за знакомством с идолом эпохи Полицаем бизнесмен Яновский, говоря народным языком, попал в бидон.
Развязка произошла ураганоподобно.
Вчера - это было четвертое декабря - в офис на Благодатной улице внезапно заявился Полицай и устроил такое, что пером описать невозможно...
После его ухода, до двух часов ночи, в мрачной тишине, с бледными как смерть лицами, руководство ТОО "Кобра" пыталось привести в относительный порядок мебель, аппаратуру, документацию, новые товары в кладовой… - все было смято, сломано, истреблено пронесшимся тайфуном по кличке Полицай. Большая часть добра превратилась в пыль за какие-то три минуты его телодвижений, ее пришлось вынести из офиса и закинуть в огромный мусорный бак, что на углу Благодатной улицы и Новоизмайловского проспекта. Материальный ущерб исчислялся тысячами долларов.
Сегодня - пятого декабря - Миня спозаранку вцепился в перевязанную скотчем телефонную трубку, которая днем ранее разлетелась пополам, и предпринял отчаянные поиски Лени Копнова. Больше всего на свете ему хотелось установить, какая змея укусила их общего друга Полицая, и, если повезет, мирно замять недоразумение.
Обзвонив все явочные номера Лени Копнова, Миша установил обескураживающий факт: Леня находится в спортзале Полицая.
А если Леня находится в спортзале Полицая, то...
Какой смысл ему жаловаться? Ведь это все равно, что жаловаться самому Полицию.
"То есть, общих друзей не осталось, что ли?" - понял Миша и, превозмогая комплексы, набрал-таки телефонный номер спортзала, который купил Полицай для занятий физкультурой и спортом.
Услышав голос Лени, Миня высказал ему все, что думает о Полицае: если Пол реально рассчитывает поиметь с пяти несчастных клеток “двадцать семь тысяч долларов” - именно эта цифра постоянно звучала вчера на Благодатной из уст Полицая, пока тот громил офис, - то он неизвестно каким местом думает и вообще - фантаст.
Ответ от Лени последовал прохладный: не дрейфь, лягуха, авось утрясется? Такое равнодушие возмутило Миню до глубины души:
- Утрясется?! - воскликнул он, подпрыгнув в директорском кресле со сломанными подлокотниками. - Подгребай, посмотри, как он мне вчера утряс! - пригласил Миня, забравшись на самые верхние ноты паники: - Двадцать семь кусков!! Леня, он это серьезно?!!
- Не знаю. Мишка... - протянул тот. – Чего не знаю, того не знаю.
"Серьезно, - заключил Миня до вялому голосу Копнова. - Полицай шутить не умеет. У него все серьезно". Тяжело вздохнув, он опустился с верхнего регистра на басовые октавы:
- Лень, а Лень, может, как сказать... я что-нибудь... Что произошло? Чья это идея: Пола или Палыча?
- Не знаю, Минька, - ломался Леня. Трепаться каждому погоревшему лоху об обстановке на фирме в планы Копнова не входило, да и войти не могло.
- Это ж нереально, - стонал Миша: - Двадцать семь... Двадцать семь кусков! Это даже не... Что мне делать? Лень, а Лень?
Последовала трагическая пауза.
- Может, Поля тебя, чисто, не понял? - спросил Леня, лишь бы не молчать: - Или ты его?
- Я его... я его спрашиваю, - пересказал Михаил, - с какой стати? А он мне: "С такой, бл, стати, что ты, Миня, - фраер и член любителей подрочить"! - и начал крушить мебель!! Это что, нормально?!
Они помолчали еще секунд десять-пятнадцать. Леня ничего не думал. Ему еще вчера стало ясно: песенка другана спета, бидон закрылся, бизнес кончился. Мине бы в самый раз оторвать седалище от кресла, пока другие не оторвали его с кожей, и драпать пошустрее в тень, бросив все, как есть. Однако конкретного совета Миня так и не дождался. К чему Лене заморочки?
2
Между тем, руководство ТОО "Кобра" 5 декабря сильно поредело и на семьдесят процентов сократило деловую активность: коммерческий директор, обыкновенно точный как часы, на работе не появился. Честно говоря, после вчерашних неприятностей генеральный директор не особо уповал вновь увидеть Борю Родионова, разве что в амплуа Александра Матросова. Очевидно, парень в блестящих ботинках и белой сорочке подыскивает более перспективную работу, - не оставаться ж в пекле за коммерческую идею. Лизе Миша разрешил подойти после двенадцати, так что до полудня пыхтел и возмущался директор "Кобры" в абсолютном одиночестве: может ли контора - спрашивал он, глядя в белый потолок, - с которой трясут в пять раз больше, чем она в состоянии дать - двадцать семь косых! - продолжать существование как контора? Ответ отрицательный. Тем не менее, юный двадцатипятилетний босс с добрыми глазами и аккуратной бородкой упорно не желал его глотать, словно ему предлагали стакан "Вискаса" всухомятку. Он всячески искал логический выход из заколдованного тупика. Выход нашелся. Правда, не логический. Зато какой!
Примерно около полудня, средь рокового затишья, одновременно, словно после тщательных репетиций, свершились два события, буквально перевернувшие жизнь Михаила Яновского задом на перед. Их эпатирующая синхронность едва не скосила добрые глаза генерального директора. Ибо ослик, встречающий два кочана капусты, неизбежно застревает посредине, хлопая ушами, чтобы не потерять из поля зрения оба велочка.
Короче, раздался телефонный звонок, и открылась дверь. Нет, наоборот. Дверь, напротив которой Михаил Эдуардович сидел за директорским столом, распахнулась, а облепленный скотчем телефон, который он тупо разглядывал, подал сигнал, - в противном случае, Мишка успел бы снять трубку.
А так он не успел.
Ее сняла тетка, которая появилась в открытой двери. Мише оставалось лишь наблюдать за паранормальным течением событий. Вот как это произошло.
Гостья, ворвавшаяся в офис «Кобры», как к себе домой, была стройна, пахла неземными духами и что-то до боли напоминала... По обе стороны ее смуглого лица бренчали серьги. Профиль Дианы, умные сверкающие глаза, разноцветные цыганские платки... Миша пытался припомнить, где мог видеть ее раньше: имя, время, место... Тщетно. Его околдовала ее простота и непосредственность. Сверкнув серебряными браслетами и перламутровыми коготками, женщина бесцеремонно сняла трубку с контуженного телефона и не сказав хозяину ни слова, ответила на звонок:
- Да, я Кобра, - представилась она. – Привет, цыпа! Как тебе Таллинн?… Что? Ты меня не знаешь?! Зато я тебя знаю!
- Э-э, - промычал Миша.
- На, поговори с Настей. - Цыганка отдала трубку шокированному директору. - Похоже, девочка решила с тобой подружиться.
- Яновский, слушаю, - с достоинством представился Миня.
- Михаил Эдуардович? - На другом конце провода с ним говорил грудной голос девчонки, которая его недавно опустила на Измайловском и которую под грузом текущих проблем пришлось упустить из поля зрения, равно как пятнадцать тысяч рублей, помытые ею из кабины Нивы, - по сравнению с двадцатью семью тоннами баксов они стали выглядеть детской забавой и этакой невинной шуткой.
- Настя? - Он опешил.
- Вы узнали? - растаял голос.
- Не я... То есть, я не ожидал. Я... Вы...? Но... - потерянно хлопал губами Миша.
- Да что с вами? Ха-ха-ха-ха-ха!
Он посмотрел на цыганку: она по-хозяйски устроилась в кресле напротив и ядовито усмехнулась.
- Почему вы молчите, Михаил Эдуардович? - спросила девочка по телефону: - А можно вас звать просто Миша?
- Разумеется. Но...
- Миша, не молчите! - Настя пела голосом, не уступающим в прелести птахам телефонного секса. - А то мне станет скучно, и я повешу трубку.
- Не делайте этого! – решительно вскрикнул директор "Кобры" и заметил, как гостья в платках вновь хихикнула. Его просто распинали между двумя наглыми бабами, это начинало действовать на нервы. - Ни в коем случае не бросайте трубку!
- Но почему, Миша? Если мне с вами станет скучно, почему я не могу бросить трубку? - удивлялась воровка с Измайловского.
"Она дурочка, что ли?" - не понял Михаил и взял быка за рога:
- Настя!
- Ау?
- Когда я вас подвозил... Помните?
- Конечно, Миша. Как я могла такое забыть?
- Как вам сказать... Вы случайно не захватили с собой... мой бумажник?
Цыганка вдруг открыто захохотала, обнажив белые зубы. Не успел Миша на нее рассердиться, как услышал по телефону:
- Да, конечно, захватила, - смеялась синхронно с гостьей Настя. - Ну и что?
- Как это «ну и что»? - обалдел Миня. - Это же не ваши деньги, их надо вернуть!
- А чьи? Baши?
- Разумеется.
- Надо подумать.
- Как это, подумать?! Интересно! Нам следует немедленно встретиться и обсудить этот вопрос.
- Немедленно?! Ту-ту-ту… По-моему, вы пытаетесь бежать впереди паровоза.
- Слушайте, вы! - сорвался директор. - Имейте совесть!
- Вы женаты?
- Я?! При чем тут это?!
- С кем я только что говорила?
Миша перевел нервный взгляд со стены на гостью – цыганка, вроде как, даже их слышала, по крайней мере, ее реакция соответствовала шоу, разыгравшемуся на проводе.
- ... Знать не знаю, - буркнул он Насте.
- Не с вашей женой?
- Нету у меня жены.
- Неужели?
- Может быть, - пропыхтел директор, - все-таки, обсудим наш вопрос?
- Может быть, – вновь засмеялась Настя. – Вы опять о деньгах?
- Где они?
- Вы интересуетесь только деньгами, Миша?
- А вы долго собираетесь косить под дурочку?
- Я просто хочу знать круг ваших интересов: о чем с вами можно говорить, чем занимаетесь в свободное время. Не только ведь считаете деньги?
- Не только... Куда вы клоните?
- Туда, что если вы набитый денежный мешок и дегенерат, лично от меня вам не на что рассчитывать.
На лице Мини Яновского начали проступать крупные капли пота, голова кружилась.
– Ладно, - сдался он. - Что от меня требуется?
- Вы думали, я позвонила, чтобы послушать, как вы вопите: "Где деньги! Где деньги!"
- Я вообще не ждал вашего звонка. Так, зачем вы позвонили?
- Просто захотелось поболтать.
- Просто захотелось?
- Ага.
- О чем?
- Ну, о духовном, например, нельзя же постоянно о деньгах! Вы же учились в университете. Вы любите Данте Алигьери?
- Да, разумеется, - тупо кивнул Миша. - А вы не оставите мне свой телефончик?
- Не оставлю, - таинственно прошептала Настя. - Зачем?
- Ну, мало ли.
- Если хотите, запишите адрес, - предложила она.
Миша молниеносно вооружился авторучкой и чистым листком из блокнота:
- Я пишу - сказал он.
- Восьмой круг - седьмой ров.
- А? - не понял Миша. - Что вы сказали?
- Восьмой круг, седьмой ров, - повторила Настя: - Восемь тире семь. Как у Данте Алигьери.
- Вы хохмите?
- Да. Вы такой догадливый, деловой, - похвалила Настя. - Вы бизнесмен? Или бандит?
- Настя, - со стоном произнес Миня. - Мнe не до развлечений.
- Вас ждет та женщина, которая вам вовсе не жена?
- ... - Он грузно выдохнул.
- Так, кто вы?
- Я бизнесмен.
- Ой, как здорово! Значит, мне ничто не угрожает?
- Но у меня есть связи. Ели вы не вернете пятнадцать тысяч рублей, мне придется...
- Пятнадцать тысяч рублей?! - воскликнула Настя, - Что тогда?!
- Как вам сказать? - замялся Миша. - Лучше верните. Деньги большие, так что…
- Но если я верну пятнадцать тысяч рублей, что останется мне?! - не поняла Настя.
Михаил Яновский был сражен. Он слабо охнул и с безразличием уставился на цыганку.
- Вы опять замолчали? - позвала Настя. - ... Ау? Короче, я вам перезвоню. А? Ничего? Ну, тогда пока!
- Алло-о-о-о!!! - очнулся Миша. Но было слишком поздно: дурочка с Измайловского повесила трубку.
Странная посетительница с белыми зубами доверия не внушала, более того, она пугала. Миша понимал: если ее сразу не выпроводить, она обчистит здесь все, что уцелело после вчерашней чистки Полицая.
- Мыло возьмешь? - предложила цыганка, как только он закончил идиотский телефонный разговор.
Мобильно вернув коммерческий имидж, Миня поскреб бородку средним пальцем, напустил серьезную мину и официально ответил:
- Не обессудьте, мы работаем только с постоянными поставщиками. Можете оставить номер телефона.
- Не оставлю, - таинственно прошептала гостья тоном воровки с Измайловского. - Зачем?
Миша с чувством брезгливости начинал сознавать, что цыганка слышит гораздо больше, чем бы того хотелось. Он искоса поглядел в ее сторону, будто по столу поползла гадюка, и тихо пробубнил слова проклятия.
- Мишка, постоянных поставщиков не бывает. Сегодня они есть, завтра нет, - заявила коричневая дама, сильно действуя на нервы генерального директора.
- Откуда вы меня знаете?
- Не отвлекайся. Бери мыло: восемь вагонов отличного мыла.
- Восемь вагонов?! У меня маленькая фирма, крупным оптом я не закупаю.
Цыганка откинулась в кресле, молча закинула обутые лапти на стол генерального директора, забыла про хозяина и стала рассматривать перламутровые ногти на правой руке. Происходило что-то потустороннее. Михаил резко подскочил к двери, распахнул ее и потребовал, чтобы гостья вышла:
- Я вам уже ответил. Еще раз повторить? Мыло мне не нужно. До свидания!
Последовала пауза. Посетительница продолжала смотреть на ногти, Миню трясло от бешенства, как заведенную куклу:
- Мне вызвать охрану? - пригрозил он.
- Ага, - улыбнулась цыганка, покачиваясь в кресле. – Полицая!
Мишу парализовало. Последовала пауза. Откуда она знает Полицая?
- Хочешь заработать, Миня? – предложила Кобра в мрачной тишине. - Двадцать семь косых.
Услышав про двадцать семь косых, Миша закрыл дверь на замок и вернулся к столу:
- Кто ты?
- Кобра.
- Ты от Полицая?
- А ты не узнаешь?
- Нет.
- Отвратительно забывать старых друзей, Миня!
- Прости, но я впервые тебя вижу.
- Ты просто боишься поверить тому, что я твой старый друг.
- Ты не похожа на друга.
Кобра издала резкий смешок:
- На друга похож Полицай, когда дает кредит! Ха-ха! Тот, кто приходит гасить долги, конечно, не похож на друга! Ты сгорел, как нефтяная бочка. Сейчас рваного рубля не дадут за твою душонку. У тебя не осталось друзей, Миня, одни враги. Как ты собираешься возвращать двадцать семь тысяч баксов? А?
Миша невинно пожал плечами:
- У тебя есть идея? – осторожно поинтересовался он. – Ты сказала, я могу заработать двадцать семь косых?
Посмотрев в пол, Кобра выдержала интригующую паузу.
- Да, - кивнула она. – Можешь.
- Что я должен сделать?
- Убить Полицая, - ответила Кобра, переключив внимание с пола на перламутровые ногти правой руки.
- Что... Полицая?! - прошептал Миша, откинув нижнюю губу. – Как… Полицая?
Гостья неторопливо разогнула указательный палец на манер пистолета и прицелилась в рыжую бороду Михаила Эдуардовича:
- Вот так! - Ее пальцы громко щелкнули.
Миню тряхнуло.
- Змея! – прошептал он.
Да, эта сучара над ним стебалась. Но как он, Миня Яновский, дошел до такой жизни? Убить Полицая!!! Разве это возможно?! Тетку пробирало едкими "хи-хи!" - как ей верить?!
- Не парься, Миня, - продолжала Кобра. - Тебе мерещится, что Полицай вечен. Это гипноз. Полицай - не более, чем мираж. Сегодня есть, завтра - бух! - и… где Полицай? Не бойся, без крыши не останешься - свято место пусто не бывает, подыщем другого хозяина. Будет тебе и бизнес, и капуста, не горюй.
Михаил Эдуардович отрешенно чесал бороду, держался уже без претензий на коммерческий имидж и очень естественно.
- Это я должен у-у-убить? – произнес он, цепенея.
- Ну не я же! – захохотала Кобра.
- Но я бизнесмен, а не убийца.
- Ха-ха-ха-ха! Убить так же просто, как продать мыло. Или душу. Не комплексуй.
- Нет, я… не… я – с ужасом продолжал отказываться Миня.
- Миня у тебя есть идея получше? Как ты еще заработаешь двадцать семь косых? Пока я не получу назад свои бабки, ты у меня будешь плясать как червяк в кипятке.
- Твои бабки?! – не понял Миша. – Причем здесь ты?
- Если ты не платишь мне, ты платишь Полицаю, - объяснила Кобра. - Те же двадцать семь кусков, которых у тебя нет. Короче, либо ты труп, либо труп - Полицай.
- Какие у меня гарантии?
- Задница, Мишка. Ты в заднице, это твоя единственная гарантия.
На секунду в голове удрученного директора вспыхнул богом забытый эпизод: будто нечто похожее имело место совсем недавно, едва ли не на днях. Какой-то торг... Душонки, баксы... Пятьсот баксов, три тонны, тридцать тонн... Затем от тридцати отняли три - получилось двадцать семь. Эпизод вспыхнул и угас.
- О, черт, - пропыхтел Миня. - Кто ты? Когда я мог тебя видеть?
- Когда отдавал последние деньги, - ответила цыганка.
- Как с тобой связаться?
- Если надо, я сама свяжусь, - пообещала Кобра, пришпилив Миню к креслу глазами черными, как космическая бездна: - Из любого рва отковыряю, расслабься.
- Хорошо, я убью Полицая.
- Кто бы сомневался! - Убрав ноги с директорского стола, цыганка подала будущему киллеру красивую руку, чтобы ей помогли подняться.
- Змея... - Брезгуя дотронуться до коричневой гостьи, Миня отвернулся. - Мелкая болотная гадюка.
- Мерзкий жирный боров, - попрощалась Кобра перед тем, как выскользнуть из офиса. Бесшумно и незаметно. Точно змейка.
И только когда дверь за ней захлопнулась, Михаил Эдуардович вышел из состояния гипноза и отдал себе трезвый отчет в том, что с настоящего момента он втянут в какую-то страшную авантюру.
- Это финиш! - проскрежетал генеральный директор "Кобры".
Он внезапно вспомнил имя цыганки и, подскочив с кресла, бросился следом.
Ее уже не было ни на лестничной площадке, ни на улице.
- Кобра!!! – завопил он с парадных ступеней, подняв руки к небу.
Покружив эхом средь ближайших домов, клич полетел вдоль Благодатной улицы.
Рядом кто-то засмеялся. Миня увидел бухгалтера Лизу. Она смеялась легко и беззаботно.
- Чему радуешься? - весело спросила Лиза. В костюме, галстуке, лакированных ботинках, с бородой и воздетыми в небеса руками, братец показался ей раввином, поющим осанну собственной фирме. - Сделку провернул?
3
Через пятнадцать минут Миня повторил звонок в спортзал Полицая, ему опять ответил Леня.
- У меня к тебе еще одно, - доложил он Копнову. - Нужен ствол.
- Мишка, а ты подумал? – спросил Леня. - Хорош хныкать - подтянешься. У тебя все впереди. Пуля в репу - не выход. Подсуетишься, расширишь бизнес...
- Ты не понял, я не собираюсь застрелиться.
Леня удивленно молчал. Ему в голову не приходило, как иначе Миня Яновский может воспользоваться пушкой в условиях надвигающегося кризиса - только суицид. Определив по энергичному тону друга, что ошибся, он сказал:
- Ладно, подгребай, Мишка, на Восстания, жди меня в машине - я скоро буду. Побазарим, придумаем что-нибудь, подгребай.
Михаилу удалось протолкнуть Лене фантастическую, но правдоподобную версию того, зачем ему все-таки пистолетик в условиях надвигающегося кризиса. Леня Копнов выслушал, прикинул, задал пару вопросов и... вдруг поверил. Не вылезая из Мишкиной «Нивы», они двинули к Московскому проспекту, туда, где жил продавец эксклюзивного оружия.
- Мужика зовут Стас, - предупредил Леня. - Деньги с собой?
- Естественно, - кивнул Миша.
- Стас глухой, будешь говорить - говори ему на ухо.
Их радушно принял старикан, семидесяти лет отроду, закутанный в плед, со слуховым аппаратом в правом ухе:
- Проходите, разбойники, садитесь. В нашем деле спешить нельзя!
Миня нагнулся к слуховому аппарату Стаса и прокричал, что ему сойдет любой ствол, лишь бы вылетали пули.
Пошатнувшись, дед закрыл ладонью правое ухо:
- Я слышу, слышу. Можете смело сбросить десять децибелов, юноша.
Оставив мальчишек вдвоем, старый пиротехник сходил за древним пистолетом ТТ, числившимся во всех милицейских подразделениях, как оружие, принадлежавшее погибшему сержанту милиции Варламову и заломил цену, в полтора раза превышающую стоимость нового "чистого" ствола. При этом хитрый пенсионер напусти на лицо такую мину, что Миня почувствовал себя обязанным доброму Деду Морозу – коллекционеру, доставшему с верхней полки самый ценный раритет. Стас понимал, что имеет дело с лохом, у которого руки идут ходуном при виде оружия, с важностью предъявил полную обойму и в напутствие пожелал не нервничать: все будет хорошо - пушка классная.
Леня отвернулся и не вмешивался.
Торг не получился. Миня впервые сталкивался с оружием, не ориентировался в расценках, так что за монетой дело не встало.
Едва пистолет попал в руки нового хозяина, тот спрятал его во внутреннем кармане пальто, поблагодарил Стаса, и разбойники вернулись в «Ниву».
В тачке Миша поставил пепел Леней следующую задачу: теперь ему понадобился киллер.
- У тебя есть приличный ликвидатор? - поинтересовался директор "Кобры", не успев разогреть двигатель.
Леня в сердцах хлопнул кулаком по коленке:
- Во что ты влез, Мишка?!
- Леня, - спокойно ответил тот, - мне надо было найти двадцать семь косых - я их нашел.
- Где?
Миня загадочно улыбнулся:
- Коммерческая тайна.
- Че за тайны, Миха?! Какие, в жопу, тайны?! - вспылил Леня.
- Короче, у тебя есть человек или нет?
- ... Двадцать семь тонн?
- Осталось только забрать.
- У кого?
- Скоро узнаешь.
- Миня, я тебя не понимаю… - проворчал Леня и недовольно замолчал. - Надо побазарить с Полом, - наконец, решил он.
- Вот этого совсем не надо.
- Почему?
- Это будет сюрприз. Пусть, Пол не знает, где я нашел двадцать семь тонн.
- Он все равно, узнает.
- Но не сейчас.
Леня посопел, что-то взвесил, переварил, отбросил и, хоть ему было страшно влом заморачиваться, все-таки предоставил попавшему в экстремальную ситуацию другу нужного человека.
- В случае чего, Миня, ты меня не знаешь, - добавил он. – Стаса тоже. Желаю удачи.
4
Нужного человека называли Гусаром. Павел Лажков - его настоящее имя - небольшого роста крепыш, не качек, не плейбой, легко терялся в толпе и отличался от общей массы людей, разве что, пышными гусарскими усами, да военной выправкой, сохранившейся с Афгана в качестве боевого трофея. Лажков имел твердую руку, позволявшую ему стрелять кучно, зарабатывать этим на хлеб насущный, и стеклянные глаза, позволявшие кучно видеть мир, не комплексовать и спокойно есть насущный хлеб. Парень не промах: убрал за деньги восемь человек, ни разу не смазав, - за это его любили и ценили как профессионала. Правда, его бизнес был очерчен своеобразной жирной рамкой: пять кусков, не больше, - то есть, не выше пяти тысяч долларов. Его не консервировали - Гусар работал только с черным материалом, устранение которого с лица земли санкционировано небесами. Говоря земным языком, исчезновение его клиентов не влекло за собой ажиотажа и преследований, на его жертв милиция не заводила пыльных папок, а родные и близкие жертвы молчали, предпочитая не выносить мусор из избы.
Михаил Эдуардович Яновский увлекся идеей убить Полицая неистово, ему не терпелось увидеть Гусара и обсудить детали. Встречу назначали на шестнадцать часов недалеко от метро Автово. Надо признать, к этому времени Миня уже не контролировал ситуацию - лишь бы замочить Полицая, казалось ему, а дальше будет видно. О наемнике он не знал ничего.
... В четыре часа дня белая «Нива» Яновского стояла на проспекте Стачек, в ста пятидесяти метрах от метро. Михаил Эдуардович сидел внутри и ждал Гусара.
Наконец, в окно постучали.
Он опустил стекло и встретился со стеклянными глазами убийцы.
- Мне звонил Леня, - сказал тот.
- Садись, - пригласил Миша.
- Сесть всегда успеем. - Усатый с подозрением продолжал подпирать плечом дверь водителя и не двигался с места, его юмор был консервативен, как советская армия.
По первому впечатлению заказчика, ликвидатор нашелся приличный - выглядел Гусар надежно и целеустремленно:
- Аванс, порядок, информация, ствол, - потребовал он.
Сразу видно - профессионал.
- Всё есть, - заверил Миша.
- Где аванс?
- Пять тонн задатка. - В руке заказчика появились деньги. - И пять после.
- Сколько? - Не сходя с выбранного места, Лажков с сомнением посмотрел на толстую пачку капусты. Сумма в два раза превышала безопасный уровень, на котором он трудился.
- Десять тонн баксов, - подтвердил Миня.
- Леня тебе говорил, кем я занимаюсь?
- Кем?
Убийца отклеился от двери, лениво обошел автомобиль и уселся в правое кресло. На его лице подозрительность уступила место питерскому снобизму и чувству собственной значимости мясника с Кузнечного рынка. Угадав, что столкнулся с каким-то тормозом перестройки, Лажков вспомнил добрым словом Леню Копнова и приготовился получить легкие деньги.
- Кого? - спросил он, захлопнув дверь.
- Работа серьезная, - Миша ответственно насупился - Человек серьезный. Если браться, кончать надо сразу.
- Кого? – повторил Гусар.
Миша с трепетом извлек фотографию Полицая - половинку ее, ибо на другой, отрезанной им половинке, были запечатлены: он сам и их общий дружище Леня Копнов во время застолья.
- Его называют Полицай, - тихо произнес Миня.
- Грах! Грах! Грах! - взорвалось на правом кресле «Нивы». Убийца не то гоготал, не то кашлял. – Че за туфта?! Грах! Грах! - Стеклянные глаза Гусара весело поглядели на заказчика. – Это прикол? Интерпол?! Грах! Грах!...
- О, черт!! - Мишкина рука сама по себе метнулась ко внутреннему карману пальто - тут же выскочил пистолет - стеклянные глаза Гусара стали свинцовыми - грохнуло - продырявило ему висок - в правое стекло брызнуло кровищей - Павел Лажков спикировал лбом в бардачок и замер.
- ... Черт! - повторил Миня.
Нива взревела и помчалась по проспекту Стачек в сторону городской границы. На ходу водила сначала рукой, затем ногой кое-как запихал обмякшее тело ликвидатора пониже, чтоб его было не видно с улицы, накинул сверху пальто и вытер тряпкой правое окно. И все же, небольшая дырочка осталась - по всему стеклу от нее тянулись трещины, словно солнечные лучи.
Бывает, увлечешься делом, нырнешь с головой, а потом ни с того, ни с сего: "Грах!!!" - и не всплыть обратно. Один небольшой прокол, допущенный в самом начале, и вот, уже все судно идет на дно. Будь бедный Миня потрезвее или хотя бы опытнее, вряд ли имел бы место кошмар на улице Стачек. То есть, достаточно было задать себе простой вопрос: а не окажется ли предложенный Леней ликвидатор лошадкой Романовых? - затем здраво на него ответить: скорее всего, да, Гусар состоит в службе безопасности Полицая, - и глупости удалось бы избежать.
"Это прикол?! Грах! Грах! Че за туфта? Грах-грах!" - Мине страшно повезло: Гусар решил, что над ним “прикалываются”.
Ушат ледяной воды на улице Стачек привел Миню в чувство и осветил ближайшие перспективы. То есть, это, убить Полицая, предстоит ему самому. Са-мо-му!
Но он не убийца!
То есть, не был убийцей до шестнадцати ноль-ноль пятого декабря.
То есть, если б не известные обстоятельства, роковой контекст, не ошибка, допущенная в начале операции, заставившая его грохнуть Гусара, он бы ни за что не стал убийцей.
Но жизнь заставила, обстоятельства повернулись...
Черт!
Справа теперь лежал попой кверху скрюченный труп Гусара - плод его первого опыта на криминальной стезе.
Начало криминальной карьеры Михаила Эдуардовича сказочно совпадало с закатом карьеры бизнесмена.
"Вы бандит или бизнесмен?" - спросила сегодня утром эта дурочка с Измайловского, и началось...
- Я бизнесмен, - вслух произнес Миша, разгоняя тачку по Таллиннскому шоссе до ста десяти километров в час.
"Значит, мне ничего не угрожает?!" - обрадовалась воровка.
- Хочешь посмотреть на настоящего бандита? - ухмыльнулся Миня.
"Вы серьезно?!"
- Абсолютно. С усами. С дырочкой в башке. Гусар!
"А я думала, вас, кроме денег, ничего не интересует. Какая прелесть! Вы сами его замочили?"
- Коммерческая тайна, - проворчал Миша.
На девяносто седьмом километре шоссе Мише представился отменный шанс избавиться от остывавшего Гусара: близ деревеньки Ополье, слева, с незаметной сельской дорожки вынырнула ассенизаторская тачка.
Интуиция подсказала Мишке, что это тот самый шанс, один из ста. Ассенизатор вывел его к зимнему отстойнику удобрений. К счастью, остались на земле места, которые люди обходят стороной. Дождавшись, пока ассенизатор облегчиться, убийца подогнал Ниву к проруби, выгреб Гусара из салона и утопил труп в кромешном, дурманящему, страшному резервуаре. Он сделал это и с чистой совестью вернулся в Ленинград готовить следующее убийство.
5
0, Беатриче так была прекрасна
И радостна, что это воссоздать
Мое воображение не властно...
Полночи Настя провела в высокой компании Данте Алигьери и его божественной Беатриче. Не так-то просто заснуть с мешком денег и воспоминаниями о городе Таллинне.
Черепашка Гоша спал как убитый, спали все нормальные люди. От гнетущей тишины к двум часам ночи, Насте захотелось отложить "Божественную комедию" и куда-нибудь позвонить. Все равно куда - хоть послушать длинные гудки. Для этой цели ничего более подходящего, чем визитка Михаила Яновского, под рукой не нашлось.
-...Слушаю, - ответили в "Кобре".
Настя меньше всего ожидала, что в офисе снимут трубку.
В два часа ночи убийца отставного майора Павла Лажкова в вялом оцепенении сидел на директорском месте ТОО "Кобра", погруженный в воспоминания о тяжелом минувшем дне: гусарское "Грах-грах-грах", "мерзкий жирный боров" Кобры и так далее. Ему тоже не спалось, его взгляд лежал где-то между пистолетом ТТ и обрывком бумаги из блокнота, на который он наспех записал "адрес": восемь - семь.
И вот, снова позвонила эта воровка с Измайловского.
- Слушаю, - ответил Миша.
- Как? Вы все еще работаете? – спросила она.
- Опять вы?
- Опять я.
«251-74-36» - на новом аппарате, который Миша поставил вместо раздолбанного Полицаем, определился телефонный номер.
- Ну и что вы решили? - спросил он.
- Решила позвонить. Нет, мне, правда, интересно: вы круглосуточно делами занимаетесь?
- Как вам сказать...
- Вот уж не ожидала вас услышать.
- Почему?
- Ну, все спят.
- А...
- А вы что подумали?
- А я подумал о нашей общей радости.
Настя засмеялась:
- Ну-ну.
- Где, все-таки, деньги, Настя?
- Все-таки, у меня.
- А почему они, все-таки, у вас?
- Во-первых, слишком много почему, Миша, а во-вторых, у меня есть деловое предложение. Вы же деловой человек?
- Ну-ну, - передразнил Миша, улыбнувшись.
- Предлагаю сначала найти общий язык, подружиться, а потом уже решать финансовые проблемы. Я понимаю, обидно прошляпить пятнадцать тысяч, не выходя из машины, - но поймите и вы меня: чтобы выбросить такие деньги из дома, я должна хотя бы на что-то рассчитывать взамен.
- На что?
- Вы согласились бы стать моим другом?
- Разумеется, - искренне ответил Миша. - Только и всего?
- Думаете, хорошая дружба не стоит пятнадцати тысяч?
"Не такая уж она дурочка", - понял Миня.
- Настоящая дружба стоит больше, - ответил он.
- Не такой уж вы дегенерат, каким хотите казаться, - похвалила Настя. - Если не будете вопить: "Где деньги! Где деньги! - думаю, мы найдем общий язык.
- Проблема в том, что вы мне очень понравились, Настя, - признался Миша.
- Проблема? Я всем мужикам нравлюсь, никто не делает из этого проблемы.
Миша тяжко вздохнул.
Потолок не осыпается?
- Что?
- Ну, вы так вздыхаете, а потом смотрите в потолок, - я же помню.
- Неужели?
- Много я про вас успела узнать? Что еще про себя расскажете? Друзья у вас есть?
Миша пожал плечами:
- Скорее нет, чем да.
- Любимая девушка?
- Скорее нет.
- А вообще что-нибудь есть, кроме денег?
- Скорее нет, чем да, - продолжал Миня.
- И всё?
- Еще у меня появилась ты.
- Нормально! Ну и тип! Хочешь, поговорим о духовном?
- Ну, давай, поговорим, - пресно ответил Миша.
- Любишь Данте Алигьери?
- Мне уже все равно.
- Слушай, я тебе почитаю. - На проводе зашуршали страницы. Настя листала книгу.
- А о чем-нибудь другом нельзя?
- Ты что, ненавидишь Данте Алигьери?
- Ox... - Миша размял шею и переложил трубку с правого уха на левое: - Читай, если тебе так хочется.
- Конечно, хочется! Не буду же я сама себе читать Данте Алигьери, - проворчала Настя. - Ты друг - ты и поможешь разделить это горе.
- На фига ты вообще связалась с Данте Алигьери?
- Зарубежная литература, что я могу сделать, скоро экзамен. Нас заставляют все это читать.
- Ну, читай, читай, - благодушно разрешил Миша.
- Короче, что тебе лучше: о предателях или о насильниках над ближними? Ну, это про всяких убийц, диктаторов, разбойников. Интересно? Они у нас на седьмом круге в первом поясе… А предатели друзей - сейчас посмотрим… Пре-да-те-ли, ау-у! Что-то не вижу... Где-то здесь. Алло! Миша! Что ты там бормочешь?
Ответа не последовало.
- Миша! – позвала Настя после паузы. - Ты там живой? Тебе не интересно?
- Как сказать…
- Погоди, вот нашла: предатели друзей и сотрапезников... Предатели благодетелей... Еб! - извини, кошмар какой-то - они в самом низу…
- Что? - процедил Миша.
Он понял, что за полминуты выделил столько пота, сколько за полчаса в спортзале. Мише становилось жуть как дурно от Данте Алигьери и героев того времени: предателей, убийц, чревоугодников... Он смог лишь отпустить галстук, душивший его, точно змея, но не мог остановить печальной повести о предателях, с которыми, видимо, имел что-то общее. Иначе, с какой милости его так колбасило? Язык отнялся. Ноги не шли. Руки цеплялись за огрызки подлокотников. Он сидел, прижимая трубку плечом, и слушал, слушал...
Прочитав другу все, что можно было прочитать о предателях, Настя поинтересовалась, не спит ли он?
- Нет, - ответил Миша
- Ну, если тебе совсем тошно от Данте Алигьери, я могу закончить.
- Пора бы, - согласился он с облегчением.
- Дальше тут ужас что твориться. - Без малейшей надежды в голосе сообщила Настя: - Девятый круг – четвертый пояс… Последний, четвертый. Ниже только Люцифер, ну, самый страшный упырь… Мы же с тобой не предавали Иисуса Христа… Предательство пророков разных, цезарей, нет, это не про нас, проехали. Кажется, разобрались, - подвела черту Настя. – В аду девять кругов, в каждом – свои пояса… Очень удобно. Хочешь, заезжай на восьмой круг, хочешь – на четвертый…
- А хочешь, я заеду к тебе? – неожиданно предложил Миша.
- Ой, нет-нет, - залепетала Настя. – Только не это!
- Мы друзья или нет?
- Пока не знаю.
- Вот и выясним. Я закажу столик в ресторане, а ты начинай потихоньку одеваться.
- Прямо сейчас?! – воскликнула Настя.
- Все равно, мы сегодня не заснем. Хотя бы красиво проведем время.
- Ты больной? Никуда я с тобой не пойду. Среди ночи!
- Спорим, что пойдешь?
- Еще слово об этом - я вешаю трубку, ясно?
- Давай, попробуем.
- Что попробуем?
- Повесить трубку.
- Ах, так?!
Гордая Настя со злость швырнула трубку на аппарат и надулась. Она была уверена, что с бородой покончено. Однако через полминуты телефон зазвонил.
- Алло? – Настя сняла трубку.
- Друзья так не поступают, - на проводе был тот же Миша.
Настя заорала и от ужаса выдернула телефонный шнур из розетки.
«Какой кошмар! Он узнал мой номер!» – поняла она. Вычислить адрес по номеру телефона можно за две-три минуты. Настя почувствовала, что через двадцать-тридцать минут этот Миня припрется сюда и…
Что случится дальше, страшно было подумать. Тормозить нельзя.
Она закинула бумажник Мини Яновского в сумку Вадика Романова, запрыгнула в сапоги, накинула куртку и вышла в прихожую. Чтобы не цокать каблуками, Настя поднялась на носки и бесшумно поковыляла по темному коридорчику.
Было темно. Настя буквально напоролась на отца.
- А!! ...О, Господи, как я перепугалась!
Отец расположился по центру входной двери, широко расставив ноги и скрестив на груди руки, не давая дочери в очередной раз исчезнуть в неизвестном направлении. Настя поняла, что из дома ей не уйти. По крайней мере, нормальным путем.
- Куда, если не секрет? - спросил Олег Михалыч, включив в прихожей свет.
- Пойду, погуляю. - Настя зажмурилась.
Слева, словно тень, обозначилась фигура матери. Предки были одеты. Опасаясь очередного исчезновения, они вообще не ложились спать.
- Куда она опять? - чуть не плача, простонала Маргарита Серафимовна, с надеждой посмотрев на мужа.
- Идет гулять, - объяснил тот. - С мешком ворованных денег, в три часа ночи, - до первой гоп-компании.
- Это не ворованные деньги, - возразила Настя. – Я еду в Таллинн к своему молодому человеку, это наши деньги. Ты меня не пропустишь?
- Только через мой труп. – Отец непоколебимо стоять в оцеплении.
На слове "труп" мать заплакала.
- Настя, что с тобой происходит? - ударяя кулаком в грудь, спросила она. - Я же чувствую; с тобой что-то происходит!
- В Таллинн! - воскликнул отец. – Этого только не хватало!
- Ладно. - Настя развернулась на сто восемьдесят градусов и зашагала к своей комнате.
- Насколько я понимаю, разговора у нас не получится? - бросил ей вдогонку Олег Михалыч.
- Обломись, - ответила дочь, хлопнув дверью.
Она уже знала, что сделает дальше. Распахнув окно, Настя выглянула на улицу.
Измайловский проспект. Гирлянды желтых фонарей. Исполком по ту сторону магистрали. И мелкий дождь.
По пустой дороге пронеслась Волга с шашками на крыше.
Настя смотрела вниз с третьего этажа: если прыгать, то верняк сломаешь - шею. Не шею, так позвоночник, не позвоночник, так каблуки...
Она открыла бельевой ящик, выгребла все простыни, пододеяльники, полотенца и стала торопливо связывать их узлами друг с другом. Получилась неплохая веревка тюремного типа. Закрепив ее на батарее, Настя закатала рукава толстого дутика, перекинула сумку через плечо, села на подоконник, взялась за веревку и закрыла глаза...
Не прошло и минуты, как она сползла-таки по постельному белью с третьего этажа сталинского дома на растаявший тротуар. Все текло и капало: на Измайловском проспекте и на Насте, - длинная куртка оказалась слишком теплой шкурой для спортивных мероприятий.
6
В районе трех ночи Настя была на Балтийском вокзале. Она решила вернуться в Таллинн, чтобы спасти парня, которого отравила. Гениальная идея вытащить Вадика с того света пришла Насте в голову столь же неожиданно, сколь в таллиннском зоомагазинчике она решила купить три упаковки снотворного для крупного рогатого скота. Откровенно, Вадик ей нравился больше, чем Мишка, и когда приперло сделать выбор (удрать в Таллинн или ждать кары небесной в Питере), он пал на придурка со сломанным носом.
Первый поезд на Таллинн отходил в восемь утра. Времени у Насти было вагон. Она выбрала скамейку у стены, чтобы находиться подальше от группы заночевавших здесь же цыган, села, расстегнула запарившую ее куртку и перевела дух.
- ... Куда в такую рань? – спросили вдруг у Насти.
Она подняла взгляд и увидела цыганку. Та стояла над ней в разноцветных платках, с перламутровыми ногтями, тяжелыми серьгами и черными, как две спелые маслины, глазами. От греха подальше, Настя прижала сумку ближе к телу.
- В Таллинн, - ответила она.
- Я Кобра, - представилась цыганка, дружелюбно протянув девушке коричневую ладонь. - Мы уже немного пообщались по телефону.
- Извините, я вас не знаю. - Настя неуверенно пожала руку цыганки.
- Ты меня не знаешь?! Зато я тебя знаю! - Кобра опустилась на скамейку.
- Это вы были с Мишей…? – Настя узнала голос и выражения телефонной собеседницы.
- Ага.
- Вы его жена?
- Ха-ха! – театрально произнесла Кобра. – Ха-ха!
Настя недоверчиво заглянула в смеющиеся глаза цыганки:
- Вы не подумайте, я к нему ничего такого не имею, мы просто друзья.
- Я к нему тоже ничего такого не имею, мы просто делаем бизнес.
- У меня есть любимый человек, - продолжала Настя.
- Ха-ха! – вновь произнесла Кобра, словно исполняла арию на верхних нотах. – И у меня, ха-ха.
- Я его отравила, - призналась Настя, опустив лицо. – Я такая… стерва. Я отравила человека, который меня любит. Он хотел меня как никого, как никогда...
- Ха-ха! Поэтому и отравила.
- Возможно.
- Здесь нет никакого криминала! - радостно объявила Кобра. - Ты же не из-за денег его отравила?
- Нет-нет, - честно отреклась Настя.
- Ну и все! Похоже, он слишком любил, чтобы жить.
- Точно, - озарило девушку.
- Эти самцы сами ищут смерти. Любовь и смерть одного поля ягоды. Запретный плод - самый вкусный. Они хотят умереть, потом родиться, и снова любить, и снова умереть, - они такие.
- Откуда вам это известно? - Настя с ужасом вскинула голову.
- В этом нет никакого секрета.
- Кто вы? Ведьма?
- Как ты угадала?
- Не знаю... Просто почувствовала.
Кобра ухватила ухо девушки, больно его скрутила и шепнула:
- Может быть, я Баба-Яга?
- Нет-нет, что вы!! – испугалась Настя, скорчив от смешное лицо.
- Никогда не называй женщину ведьмой!
- Хорошо, - согласилась Настя.
- Назови феей, волшебницей, но только не ведьмой.
Перламутровые клещи Кобры отпустили трещавшую от боли ушную раковину.
- И не огорчай родителей, - продолжала цыганка.
- Хорошо, - беспрекословно повторила Настя.
- Будь цыпой.
- Хорошо.
- Возвращайся домой.
- Но Вадик...
- О Вадике позаботятся.
- Вы и его знаете?
- Я всех знаю. Если Миня убьет Полицая, Вадик вернется. А ты успокой с папу с мамой.
- Хорошо.
- Цыпа. - похвалила Кобра, погладив ее волосы.
Взгляд Насти встретился с темными маслинами на великолепном лице Кобры, девушка внезапно поскользнулась и упала, но… не на пол: она продолжала падать дальше и дальше. Она летела вниз головой в две бездонные ямы - глаза Кобры - одновременно. Не чувствуя силы притяжения, она неслась к самому центру вселенной подобно Алисе Льюиса Кэрролла или грешникам Данте Алигьери - безоглядно, умопомрачительно, бесчувственно!
- Ты... кто? - пролетая какие-то странные тени, спросила Настя.
- Я змея. Если меня не слушать, я больно кусаю.
Цыганка ущипнула руку Насти, и моментально вернула девицу из обоих колодцев на поверхность земли. Очнувшись, та с ужасом подскочила с пластмассовой скамейки:
- Простите... Мне надо домой... поговорить с папой... До свидания!
Она бросилась бежать из зала ожидания на улицу. После дикого общества цыганки, буквально запрессовавшей мозги девушки до смешной запятой, ей как никогда захотелось упасть на грудь любящего отца и покаяться.
Добежав до набережной Обводного канала, Настя сбавила ход. Потом вовсе остановилась над самой грязной питерской речкой, подняла лицо к небу и раскрыла ладони. Легкость снизошла необыкновенная. Кобра обладала магической силой изгонять из воображения привычки, комплексы, глупые идеи, доводя сознание человека едва ли не до просветления... Дождь усилился. Мелкая влага сыпалась на руки, волосы, затекала под рукава и казалась Насте чистейшим нектаром. Совершенно без причины ей хотелось летать, петь и всех любить. Не брать, но отдавать. Не быть любимой, но любить - всех и всё подряд. Чудесное озарение длилось минут десять-пятнадцать, пока Настя не вернулась домой и не вспомнила о черной кожаной сумке, которая осталась на вокзальной скамейке.
7
- Я украла тридцать тысяч долларов у одного бандита, пятнадцать тысяч рублей - у другого. Все деньги лежали в сумке. Возможно, меня убьют. Я хотела вернуться в Таллинн, спасти того парня, у которого взяла тридцать тысяч. Но на вокзале встретила цыганку... Это был какой-то кошмар! Она меня заговорила как последнюю дуру. Короче, с вокзала я ушла без денег. Я их там забыла. Папа, что мне делать?
В пятом часу ночи Настя сидела напротив отца как котенок перед котом, дрожала от страха и без фальши, начистоту рассказывала о своих проблемах. Они не впускали маму, чтоб не рыдала, находились на кухне за плотно закрытой дверью и пили горячий чай из красивых кружек.
- М-да... - вздохнул отец.
- Может, сходим на вокзал?
- ... И спросим у банды цыган, не находили ли они тридцати тысяч?
- Папа, я боюсь!
- Что за парень из Таллинна? Где ты с ним познакомилась?
- Его зовут Вадим. Какой-то больной, он думает, что я его невеста. Понимаешь, четыре дня назад я как-то оказалась в его квартире.
- Как?
- Не знаю!! Папа, ужас, честное слово: просыпаюсь, а он спит рядом! До сих пор не могу понять, почему это произошло.
- Но ведь должно же быть рациональное объяснение, - справедливо заметил отец.
- Думаешь, я обманываю?
- Вряд ли. Если б ты не оставила на вокзале сумку, я бы ничего другого не ждал. Но раз такие дела... Не знаю почему но меня, представь себе, радует исчезновение этих денег из нашего дома.
- Я-то представляю себе, чем это пахнет: у Вадика, таллиннского парня, есть пистолет.
- Ты видела?
- Ещё бы! Он сказал, что, если я не поеду с ним в Таллинн, он меня убьет. Этот псих убежден, что мы целый год спали в одной постели!
- Что?!
- Господи, я отравила его! Снотворным для крупного рогатого скота! - Настя заплакала.
- Детка, успокойся!
- ... Одной дозы хватило бы, чтобы усыпить целого быка! Так было написано на пакетике. А я ему всыпала три упаковки!
- Настя!
- Три дозы за то, что он меня любил!
- Детка!
- Ты же ни фига не веришь! Зачем я тебе это говорю?! Те тридцать тысяч ему дал отец на нашу свадьбу, и я поверила, я поехала с ним в Таллинн. Он знает обо мне столько, сколько никто не знает. Он сказал, что в Таллинне гномы, что мы спали вместе, любили друг друга, а потом стал кричать: "Кто убил Августа Яолу? Кто убил Августа Яолу!" Папа, я больше этого не выдержу! Ты же ни слову не веришь!
- Верю, верю, - умиротворенно закивал Олег Михалыч, глотнув чай из кружки дочери. – Так, кто убил Августа Яолу?
Настя вытерла рукавом заплаканные глаза:
- Если теперь Миня не убьет Полицая, Вадик не вернется!
- Девочка моя, - вымолвил одуревший отец, практически не сомневаясь в том, что на рассудок дочери поврежден рецидивом клептомании: - Идем, я помогу тебе лечь спать... У нас был очень трудный день...
8
6 декабря, 1991.
У Мини был трудный день, а ночью его колбасило. То он превращался в дельфийского оракула: забывал о настоящей реальности и выгребал, черт знает откуда, пласты иных жизней, то возвращался на круги своя, тяжело вздыхал, смотрел в потолок и со свежими силами пытался осмыслить предстоящее убийство Полицая, - это единственное, что ему теперь оставалось. То есть, Миша Яновский, который по добрейшей натуре своей, мухи бы не обидел, сидел и на полном серьезе думал: пусть даром, пусть через свой труп, - все, что угодно, лишь бы замочить Полицая. Благо, с мухами, этими невинными эльфами общежитии, Пол не имел ничего общего: такого убьешь - не обидится. Вопрос лишь в том, как это сделать. Остальное - суета.
"А может, взять, да сдать Кобру Полицаю? - неожиданно подумал Миша: - Рассказать Романову все, как оно было, начистоту?"
Что произойдет?
Вернет ли такой трюк утерянное расположение Полицая?
Потрудится ли Пол рассмотреть вопрос? "Вникнет ли в тему"?
Например, он докладывает:
- Пол, ко мне заходила какая-то баба. Вроде, из крутых, у нее на тебя что-то есть, она ищет киллера.
- Че за баба, не понял? - Голубые глаза Полицая опасно кристаллизуются.
- Ну, блин, похожа на цыганку, - популярно объясняет Миша. - Перламутровые ногти, черные глаза...
- Э, ты, бл, Миня, не обувай, нах, че за баба, конкретно?!
-........ - мысленно замирал Миня: ну, как ему еще объяснить?
- Че завял, а?!
-... Она предложила мне двадцать семь тонн, чтобы я тебя загасил.
- Миня, нах! Я в тему не влажу, че ломаешься, где двадцать, бл, семь кусков, че я те скал, чтоб были, а?!!!
Миша четко представлял, как Полицай кладет пятерню на его лицо, и... вот, собственно, базар закончен. Дальше говорить не имеет смысла.
Нет, Кобру сдать никак не получится, она неуловима. Складывается впечатление, будто ее вообще нет!
Остается одно.
Вез гарантий, без страховки, за идею... Убить Полицая.
В десятом часу утра с бессонными кругами под глазами, продолжая рассматривать свой пистолет, Миша сидел в офисе на Благодатной улице и говорил по телефону с Леней Копновым. Дружище нашелся в том же месте, где вчера, - в спортзале Полицая:
- ... Гусар от дела отказался, говорит, пусть этим займется Интерпол.
- Чем "этим", Миня? - проворчал Леня. В последние два дня Яновский ему жутко не нравился.
- Мне надо побазарить с Полицаем. Он в зале?
- Миня, что ты еще придумал?
- Лень, у меня сто тридцать кусков на мази. То, что я придумал, я скажу Полицаю.
- А ты, чисто... - Копнов сделал паузу. - Уверен, что он захочет с тобой базарить? После вашей нестыковки...
- Все уже состыковалось, - уверенно заявил Миня.
- Поля сегодня не в духе.
- Я подниму ему настроение, не волнуйся. Сейчас подрулю.
- Прямо сюда?! Когда?
- Уже еду, - прорычал Миша.
- Ну, подгребай, что с тобой делать… - сдался Леня. – Я ему передам. Но я тебя предупреждал: Поля не в духе.
Леня отправился в главный зал, где стояло, по меньшей мере, полсотни различных тренажеров Кеттлер, и объявил, что скоро здесь появится Миня.
- Конкретно, с бабками? - донеслось слева, из глубины зала.
- Я так и не въехал, что он от тебя хочет, - признался Леня. - Сказал, сто тридцать кусков на мази.
- Фраер, - разнеслось по залу. - Член любителей подрочить! - Полицай имел в виду Михаила Эдуардовича, генерального директора ТОО "Кобра".
Замолвив пару ласковых, Романов младший продолжал выполнять физические упражнения. Он висел меж небом и землей: тулово его было охвачено широким поясом и двумя толстыми стальными канатами крепилось к верхней балке тренажера; другая пара канатов соединяла руки Полицая с шестидесятикилограммовыми блинами, подкачивавшими широчайшие мышцы спины и бицепсы одновременно; наконец, тросами, пристегнутыми к голеням Полицая, этот парень прессом и икроножными мышцами тягал еще сто двадцать кило железа по вертикальным рельсам тренажера, - все это шевелилось, двигалось дьявольски ритмично, без пауз вот уже более получаса и могло продолжаться сколь угодно долго, пока не захочет посмотреть видик, посидеть на толчке или поесть вареной колбасы парень по кличке Полицай - до естественной усталости дело доходило редко.
- Слышь, Пол? - накинув плащ, окликнул Леня.
- Че?
- Я сгоняю на “форде”?
- А че ты у меня спрашиваешь, нах? Иди, нах, гоняй, блн.
- Ну, тачка-то твоя.
- Нет базара, бл, - разрешил Поля.
Леня полагал, будто Миня едет вымаливать у железного Пола пощады. Невероятно довольный тем, что не увидит жалкого зрелища, он улетел подальше от спорткомплекса Романова-младшего на роскошном джипе, шугая по пути низкорослые тачки и отстегивая щедрые поощрения благодарным работникам ГАИ, свято хранившим покой Лени Копнова на дорогах.
Однако Леня Копнов недооценил Михаила Яновского. Припарковав «Ниву» во дворе дома, весь первый этаж которого был занят спортзалом Полицая, сей богатырь, дерзнувший сразиться с Ахиллесом, спрятал за полами пальто взведенный пистолет ТТ и твердо переступил порог спортзала.
- Леня! - окликнул он.
- Это ты, бл, Миня, в натуре?! - послышалось слева, из глубины зала. Полицай все двигал адскими чурками «Кеттлер», равно как десять минут назад, когда его покинул друган Копнов.
- Леня здесь? - спросил Миша, маневрируя между тренажерами и на голос продвигаясь к заветной цели.
- А че те до Лени, нах? - удивился Полицай. - Че ты хотел, а?!
- Так, его нет?
- Сюда иди, нах!!
- Иду, иду...
Миша, наконец, нашел то, что искал.
Нашел и на несколько мгновений оцепенел.
Полицай висел лицом вверх, распятый железной тяжестью по всем конечностям, исключая, разве что, фаллос: не было ни одного мускула на теле Полицая, не задействованного в этом грандиозном спектакле человеческой плоти. Сложенные из отдельных плит, блестящие немецкие болванки плавно и ровно поднимались и опускались, поднимались и опускались, словно часовой механизм Кремлевских курантов, а мускулатура надувалась и сжималась, надувалась и сжималась... Даже на своеобразном лице Полицая играли кусочки мяса. Страшные голубые глаза неподвижно смотрели в потолок. В лужу под Полицаем тонкими струйками лился пот. Рот чудовища открылся, обозначив две золотые коронки, и зарычал:
- Деньги принес, бл?!
- Да, - заворожено вымолвил Миша, распахнув полы пальто, и сделал два шага вперед.
- А че телишься? - не понял Полицай. – Иди, нах, тама конкретно оставь, бл, возле...
Миша так и не услышал, где конкретно следует оставить деньги. С силой ткнув дуло ТТ в крутой лоб Полицая, он с отвращением отвернулся и нажал на спуск.
Шелчек раздался такой, словно в его находился игрушечный пистолет без пистонов.
- Черт!!! - вскрикнул Миня, отпрыгнув от Полицая.
Оружие полетело на пол. Эта потасканная пушка, втюханная хитрым Стасом, давала осечки при каждом втором спуске бойка - Миня был не в курсе.
- Э, Миня, бл!!! - тем временем заорал Полицай.
Тело упыря содрогнулось, железо, которым оно было практически пригвождено по всем конечностям к тренажеру Кеттлер, взмыло в воздух и рухнуло вниз. По залу прокатился гром, полсотни спортивных снарядов задрожали как при землетрясении.
Мишка метнулся к первому попавшемуся предмету - перекладине штанги, - схватил ее и высоко занес над головой...
- Миня, нах!!! - ревел Полицай, освобождая левую руку от каната. - Убью, сучара!!!!!
Полу удалось отвязать одну ручищу, в результате чего шестьдесят килограмм железа, потеряв точку приложения, упали на пол, произведя в спортзале очередной взрыв.
В следующее мгновение перекладина штанги с ускорением опустилась на балду Полицая - золотая коронка с верхнего третьего зуба, принявшая на себя фокус удара, не выдержала и сразу улетела к черту.
Начало было положено.
Пол под Мишкиными ногами прогибался, все ходило ходуном, звенело, гудело, вопило, но снова и снова Миня, этот добрый толстяк с человечными глазами, вскидывал под потолок длиннющую перекладину штанги и от всей души опускал ее на пятиугольный жбан упыря, не давая тому ни малейшей возможности продохнуть или отстегнуть канаты от трех оставшихся конечностей.
Навесив десяток отменных пощечин перекладиной, Миня вдруг понял, что это орудие недостаточно проворно для такого ответственного момента. Медлить в его случае было смерти подобно, поэтому он отбросил штангу, подобрал две легкие гантели и как заведенный стал усыпать вмятинами привязанное тело Полицая вдоль и поперек.
В апогее мазни Миша сам уже был весь в кровище другана Пола, рваный, в машинном масле от различных деталей «Кеттлера», которые периодически менялись, ибо добрые четверть часа ничто, казалось, не могло сломить шакала Полицая: ни штанги, ни гантели, ни увесистые плиты снарядов.
Что кричал бедняга Интерпол, пока еще был в состоянии открывать рот, непередаваемо. И мат, и перемат, и гром, и молнии, чего только Миня не наслушался за эти адские четверть часа. Заткнулся Полицай где-то на двадцатой минуте побоища. Через пять минут потерял сознание. А через десять его не стало.
Не обращая внимание на это отрадное обстоятельство, едва ли не падая от усталости, Михаил Яновский тупо и целеустремленно продолжал молотить тело покойного двадцатипятикилограммовыми блинами от штанги, то и дело выскальзывавшими из рук по причине жуткого количества крови.
Наконец, настал момент, когда убийца уже не мог как следует замахнуться и десятью килограммами, его ослабевшие пальцы разжались и выронили последнюю металлическую болванку. Миня осел на пол и посмотрел на то, что сделал.
Со стороны, Полицая как будто облили красным кетчупом. От пяток до макушки. Живого места не осталось. Однако Мишке все мерещилось, что упырь не умер.
Что упырь "имитирует".
Силы покидали Миню, подняться на ноги было архисложно. Он подполз к брошенному пистолету ТТ и вновь попробовал из него выстрелить.
На сей раз бабахнуло.
"Стреляет, черт", - понял Миша и на четвереньках вернулся к раздолбанной чурке Полицая, застрявшей в тренажере как муха в паутине.
Он поднес к размазанной балде Пола дрожавшее дуло пистолета и неторопливо, с осечками, вкатил в нее весь свинец из обоймы.
Сделав дело, бизнесмен Яновский прилег на пол, в полутора метрах от жертвы, отдохнуть.
Кобра застала убийцу в окружении кровавых пятен и мокрых железок всевозможной формы и тяжести. Миня сидел, подпирая спиной основание тренажера, отрешенно смотрел в потолок. Рядом валялся пустой пистолет ТТ.
- Чисто русское убийство, - подплыв к месту преступления, похвалила цыганка. - Адская работа. - Она заглянула под Полицая - в лужу, куда стекала кровь. - Сколько грязи! Кто будет убираться, я что ли?
- Кобра... - сипло застонал убийца, подвигав головой.
Забыв о киллере, она подошла к Полицаю, сняла с плеч черный платок и покрыла им останки Романова младшего. Затем наклонилась над телом и поцеловала место, на котором час тому назад находилось чудовищное лицо Полицая.
- Никто тебя не любил, мальчик мой, - скорбно произнесла Кобра.
Она выпрямила спину, соединила на груди убитого коричневые пальцы, и закрыла глаза. Выдержав минуту молчания, Кобра повернулась к отупевшему убийце и сказала, что теперь осталось лишь спрятать этот огрызок в “нормальном“ месте.
- Чтобы все было чисто, - распорядилась она, направляясь к выходу: - Полицая никто не видел, Полицая никто не видит, Полицая никто не увидит.
- Кобра! - пропыхтел ей вслед Миша, пытаясь подняться.
Он вскарабкался на четвереньки, затем, цепляясь руками за стойку ближайшего снаряда, неуверенно встал на ноги, но...
След цыганки простыл.
Разочарованный и опустошенный, Миня шлепнулся обратно в лужу крови возле долбанного пистолета ТТ.
Минут десять спустя, появился Леня. Друган Копнов подобно соляному столпу застыл между Мишкой и его жертвой, не рискуя поверить собственным глазам.
- ... Чисто русское убийство, - пробормотал Миня. - Это я, я размазал Полицая… - и снизу-вверх посмотрел на Копнова усталым, довольным взглядом.
- Ты... - Леня приставил указательный палец к виску, обозначив не то пистолет, не то идиота: - Ты подумал, что сделал?
- Сдашь меня, Леня?
Копнов что-то прикинул, недовольно поморщился и сказал:
- Hу, если все будет чисто...
Миша с облегчением охнул и посмотрел в потолок. Да, Лене стало хорошо - дошло до него, - по крайней мере, лучше, чем было с Полицаем. Всем вдруг стало хорошо! Все только и ждали того, кто бы завалил Полицая. Ждали героя. И герой нашелся - это он, Миня Яновский, купец, бизнесмен и бородатый козел. Всем очень хорошо. Лишь бы "все было чисто".
Друзья упаковали Полицая в огромный полиэтиленовый пакет для мусора, навели в спортзале идеальный порядок и стали ждать наступления темноты.
Леня сел смотреть видик. Миня отмылся под душем, переоделся в спортивный костюм и вышел на улицу подышать воздухом.
Белая "Нива" исчезла. То есть, на месте, где он оставил свою машину, находился красный джип Полицая.
Узнав про это, Леня развел руками и посоветовал с ГАИ не связываться.
Когда стемнело, приятели отвезли сверток с Полицаем за сто километров от города и оставили Пола куковать вместе с отставным майором Лажковым в отталкивающих, смрадных, но вечных глубинах консервированных удобрений совхоза Ополье. Полицая законсервировали. Всех крутых парней рано или поздно консервируют.
9
7 декабря, 1991.
Следующим утром Миша проснулся в доме Лени Копнова. Голова раскалывалась. Он стал вспоминать, как здесь оказался. Очевидно, вчера перепил. И Леня с Натальей оставили его у себя.
Перебрал, потому что угнали машину. Но это не главное.
"Главное, что я убил Полицая, - понял Миша. – Черт, убил или мне приснилось?"
Он вылез из-под одеяла, вышел в коридор и столкнулся с одетым Копновым. Тот уже выходил из дома.
- Кто убил Полицая? - спросил Миша, не поздоровавшись.
- О, Минька проснулся! Не знаю, - ответил Копнов, - кто это сделал, иду как раз выяснять.
- К Палычу?
- Ага. Палыч говорит, он исчез. - Лицо Лени осветилось уставшей улыбкой. - Будем искать.
- Ты меня вчера видел?
- Да не дохни ты, Миня, никто тебя вчера не видел, сиди спокойно. Главное, не высовывайся.
Наталья накормила Михаила яичницей, и он, поблагодарив ее за заботу и ночлег, поехал на работу. На нем были все те же кроссовки и спортивный костюм из гардероба Полицая.
На Благодатной и он наткнулся на запертую дверь офиса, попытался открыть замок ключом, но не смог. Более того, там, за дверью, незнакомый женский голос заорал, что ее грабят, убивают и насилуют.
Пришлось сматывать.
Оказывается, на Благодатной был уже не офис ТОО "Кобра", а чья-то квартира. Как такое могло случиться, Мишка не понимал. Ему все еще казалось, что он бизнесмен, деловой человек и генеральный директор торговой фирмы.
Но это осталось во дне вчерашнем вместе с Полицаем.
День сегодняшний продувал ветер перемен.
На цепочке: «Автово» - «Технологический институт» - «Финляндский вокзал», где вчера стояли пять коммерческих ларьков ТОО "Кобра" не нашлось ни одной торговой точки, принадлежавшей фирме ген. директора М. Яновского.
Мине казалось, что он сходит с ума. Ничто не напоминало о его бизнесе. Вообще.
В довершении всего, в уютной квартире в Озерках, которую он купил буквально месяц назад, жила незнакомая семья.
Миша метался по городу как ошпаренный: куда ни позвони, куда ни сунься, - везде сидят новые люди. Наконец, он вспомнил о Насте: с того момента, как прокатил ее от Университетской набережной до Измайловского проспекта, - о той, которая едва не задушила его ночью грешниками Данте Алигьери. Он уже вычислил ее адрес, осталось лишь навести мосты.
10
10-22 декабря, 1991.
- Данте Алигьери помещает предателей на самые нижние круги ада. Смотрите, вертикальный мир духовного бытия разделен так, как большие города делятся на жилые районы. Ниже предателей никого нет. Ниже некуда. Лицемеры, воры, сводники, не говоря уже об обжорах и сексуально озабоченных, расположены значительно выше предателей в духовной иерархии. - Профессор Аркадьев потряс раскрытой книгой Данта, как уголовным кодексом: - Чем более материален по природе грех, тем он менее опасен. Чревоугодие и сладострастие, нарушение законов тела, - детский сад по сравнению с нарушением духовного порядка Вселенной. Таким образом, вечная обитель предателей становится зоной особого режима. По девятому, последнему, кругу ада, подобно Неве, течет легендарная река Коцит, ледяное царство предателей. Посмотрите: предатели родных - в первом поясе, предатели родины - во втором, предатели единомышленников - там же, друзей и сотрапезников - еще ниже, благодетелей - еще ниже. Далее располагаются три пасти Люцифера, где Дант поселил Иуду, Брута и Кассия, оказав, на мой взгляд, Бруту с Касием слишком много чести... Что здесь важно усвоить? Субординацию и условия проживания в духовном мире. Запомните: чем ближе нам приходится человек, которого мы предаем, тем жестче проходит кара. - Лектор с шумом захлопнул книгу и по памяти продолжал: - Дант встречает на третьем поясе девятого круга живого и здравствующего на земле инока Альбертиго: "Ты разве умер?" - спрашивает удивленный Данте.
И он в ответ: "Мне ведать не дано,
Как здравствует мое земное тело..." -
Таким образом, Альбертиго жив, ему светит Солнце, хотя душой находится там, в ледяном аду:
Душой в Коците погружен давно,
А телом здесь обманывает взоры,
- делает вывод Дант. Но к счастью... – профессор Аркадьев сделал неожиданную паузу, вытер платком пот с раскрасневшегося от лица, погладил большое брюхо и произнес: - К счастью, мы состоим не из одного только, отдельно взятого, грешка. У каждого из нас есть свой ад, свое чистилище и райский уголок. И парадокс в том, что, чем глубже мы низвергаемся в ад, тем выше поднимаемся в рай. Мы, в конце концов, много едим... - Он продолжал демонстративно ласкать крупный живот. - Мы скупы, расточительны, мы еретики, мы берем не всегда то, что нам принадлежит, мы причиняем боль себе, причиняем боль другим. Мы обольщаем, стараемся предсказать будущее, учиняем раздоры и, к несчастью, предаем самых близких людей. Потому что предать можно лишь того, кого любишь. Кинорежиссер Орсон Уэллс, знавший наизусть Шекспира, как-то сказал, что все настоящие трагедии - это трагедии предательства... Это очень точное определение. Но мы, вместе с тем, продолжаем любить, мы нередко проявляем мудрость, щедрость, великодушие. Иногда мы справедливы, иногда - созерцатели. И не исключено, что кого-то из нас однажды касалась самая высшая милость неба, как считает Дант, - озарение - лицезрение Божества, - несмотря на все наши грехи. А выше лицезрения Божества пока никто не поднимался. Даже Данте Алигьери, который познал все: и девятый круг ада под ногами, и девятое небо над головой.
После лекции Настя приехала домой. Возле парадных дверей топтался ее телефонный друг Миша. Настя ожидала его увидеть. Более того, она к этому готовилась с того самого ночного разговора, когда стало очевидно, что ее телефонный номер раскрыт. Бежать девушке было некуда, поэтому они быстро подружились.
Преисподняя подогревает себя двумя мощными источниками тепла. Один из них - половая любовь. Любовь царит на всех этажах духовного бытия, и ад в этом смысле не исключение, только здесь ее власть не всегда приводит к отрадным результатам. Вообще, если верить древним грекам, благочестиво подобравшим практически ко всем земным проявлениям любви порядка тридцати названий, любовь бывает разной. Это даже нам понятно. Непонятно лишь, почему так скудно с амурными словами в великом русском языке. Что мы имеем? Секс? Но это не по-русски... Жалость? ("Он ее жалеет" порой еще встречается в глубинке, однако для большого города безнадежно устарело). Любовь платоническая? Но то, что под ней понимают сегодня, не имеет ничего общего, во-первых, с любовью, во-вторых, с Платоном. Что нам остается? Просто "любовь"? Да, просто она. Или "это", как еще говорят. Мы вынуждены тискать "это" во все щели от рая до ада. Так вот, неугасимый фитилек "этого самого", что распаляет сладострастие смертных, в преисподней жаден и свиреп. Ибо в аду речь всегда идет о так называемой несчастной любви, о таком проявлении "этого", которое в принципе не предназначено для счастья и во все века использовалось промыслом в качестве гильотины и средства устрашения духа и плоти. Рай принадлежит любви божественной, светлой и безличной, а потому непохотливой, прохладной, радостной. Ад - любви плотской и горячей. "Это" в аду настолько же горячо, насколько холодно там, где нас посадили жить. Горячая любовь плавит лед, железо, кожу и кости, лишь бы тело не окоченело и не заснуло в заледеневшей речке Коцит. В противном случае, все бы передохли - кто бы тогда жил в преисподней? Меж адом и раем философствующий грек, вероятно, и поставил градусник со шкалой в тридцать делений, проименовав тот или иной вид "этого". Но к счастью, божественное иногда так приятно мешается с плотским, что "это" уже становится неделимым.
Второй источник тепла - дружба. Не в пример безнадежной любви, в дружбе многое зависит от личного волеизъявления. И еще от субординации. Если жаждать "этого", то есть чужого тела допустимо с любой ступени социального бытия и с любым процентом взаимности (вплоть до нуля), то в дружбе все обстоит куда демократичнее: как только один друг взлетает ступенькой выше своего приятеля, так сразу становится объектом лютой зависти, если не враждебности, со стороны не взлетевшего приятеля. Отношения трещат по швам и хорошо, если друзья не с превращаются во врагов, а просто расходятся с миром по своим ступеням и новым друзьям.
Без "этой" плотской любви и дружбы человек в аду не приживается. Он околевает и в один прекрасный момент засыпает вечным сном.
Также в преисподней существует замечательная возможность, позволяющая совместить оба удовольствия и погреться на двух угольках разом, - это "друг девы".
Убрав с дороги Полицая, социальная и духовная ступень развития которого явно диссонировала с его собственной, Миня, этот душевный парень с человечными глазами, обрел себе подругу. Хорошую, симпатичную девушку Настю.
Хватило нескольких дней, чтобы "это" произошло.
Природа избирает иных душевных парней на роль друга девы, - вечную роль, воспетую в "Белых ночах" и многих сентиментальных творениях.
Дева входит в жизнь друга легко и без комплексов. Без напряга, как любит говорить дева. Нет, она не хватает жертву за жабры на первом свидании. Поначалу даже дело обстоит так, что жертва искренне игнорирует деву, держит ее за дурочку, пусть соблазнительную, юную, но все же такую несмышленую, что… спереть, а потом потерять сумму в пятнадцать тысяч рублей для нее - веселое приключение. Однако совершенно неожиданно...
О, Мадонна, что ты делаешь?!!
... друг девы замечает, как его тело увивают невидимые мягкие щупальца, как лихорадит сердечко, а в животе воцаряется пьянительная, сладостная пустота. В сей предпоследний миг бытия, минут этак за десять до приговора и официального утверждения на должность друга девы, еще не подозревая, по каким скользким рельсам помчится дальнейшая судьба, еще полагая в деве дурочку, еще непохотливо и наивно, он, обреченный на дружбу с девой бедолага, вдруг забывает о сумме в пятнадцать тысяч рублей и становится нечаянным свидетелем небольшой сценки, может быть, этюда с ее участием, что переполняет кубок страстей, о котором он не ведал, и производит ошеломляющее потрясение духа и плоти.
О, Мадонна!
Потрясение производится незначительной мелочью, однако подготовленный, насквозь пропитанный сексуальным желанием организм друга, созерцая ту мелочь, переполняется языческим восторгом. Например, он видит участки тела, длинною сантиметров пять, не более, на ногах девушки, образовавшиеся между ее белыми носками и джинсами, едва она села вполоборота к своему будущему другу и закинула ногу на ногу. И пусть у нее идеальные ножки в целом, пусть даже он видел до этого миллион идеальных ножек вплоть до самых интимных мест, нечаянная прелесть обнаженных пяти сантиметров внезапно вызывает сладостный рефлекс в переполненном кубке подсознания, а прозрачные, легкие щупальца повязывают друга со всех сторон, не позволяя ни уйти, ни разорваться на месте. Таковы симптомы болезни, называющейся "дружба с девой": начало привязанности к телу, без которого ты скоро откажешься считать себя полноценным существом, но которое держит твое собственное тело за душевный кус жира, не более.
О, Мадонна...
Словно не замечая прикованного к ней безумного взгляда друга, Мадонна грациозно и воздушно приподнимается с места - за этюдом следует роковая сценка - и идет вершить очередную мелочь своей жизни, скажем, открывает окно... Нет, нет, она не идет, она творит богослужение, эта нимфа с неуловимым пухом над верхней губой, она переливается тончайшими ароматами радуги, она парит в первозданном танце юной природы, когда телодвижения были далеки от старческой бутафории балета, когда жест был плотью, плоть была духом, а дух был культом. Едва изогнув в талии тело, она вытягивает вперед руку, отрывает от земли ногу, взлетает и, стоя на цыпочках второй ноги, открывает защелку.
Все! Форточка открыта!
Блажен, кто ничего не понял.
Бедный Мишка, ему предстояло вновь вернуться к азам искусства дружбы с девой, поскольку предыдущего опыта он не помнил, как не помнил своего армейского друга Вадика Романова, на которого целый год работал закупщиком пяти торговых ларьков, и той Насти, которая была год назад перекуплена его работодателем. Он-то как никто понимал, какая мощь заколдована в пятисантиметровых отрезках тела между носками и штанами девы, нечаянно обнаженными на ее ногах, и о чем говорит Па-де-де открытой форточки.
А Мадонна делала вид, что не поняла. Да ей было и не обязательно. Тот, кто прекрасен, не должен видеть своей красоты. Для красоты необходим парень, для души - друг. Телу – телово, душе - душевного. Тело друга дева воспринимает постольку поскольку. Изысканная трапеза девы - обнаженная, страстная, любезно предоставленная душа друга. Ее тело принадлежит парню. Друга она содержит на жалкой кашке своей души, подпитывает его интеллектуальными прениями о Данте Алигьери, духовном и вечном.
Способно ли что-либо сравниться с этой двухэтажной преисподней и дамокловым мечом - быть другом девы? Постоянно видеть слышать, находиться рядом, воровато осязать сей кипящий сосуд с драгоценным эликсиром и не отпить ни капли!
О, Мадонна, ты змея...
Встретив Настю огромным букетом красных гвоздик, Миша с первыми же словами попросил, чтобы Настя его не боялась: ему, мол, нужны сейчас не столько деньги, сколько она сама и ее дружба.
Заметив, что мужика трясет мелкой дрожью, Настя приветливо улыбнулась и ответила, что, наверно, это к лучшему, поскольку денег у нее уже никаких нет, а предложение в дружбе по-прежнему остается в силе.
Миша был сражен: что значит, «нет денег»?!
К счастью, Настя пригласила Мишу подняться к себе домой, и он быстро забыл меркантильный вопрос. В первые же минуты знакомства дева посвятила своего будущего друга в таинство очаровательных флюидов, исходивших от толстых тетрадей, черепашки Гоши, накрахмаленного белья и всего-всего, что принадлежало сердцу девы.
Как только парень опустился в ее комнате на стул и бросил нечаянный взгляд на...
Короче, Настя села напротив, под каким-то чертовски сексуальным углом зрения, закинула ногу на ногу, и Миша, наконец, увидел те самые участки тела, между ее джинсами и носками - не более пяти сантиметров молочно-розовой плоти, - которые вспоминал потом всю оставшеюся жизнь. Увидел, покраснел и затаил дыхание. Деньги, за которыми он пришел, вдруг сбросили три крайних нуля и ужались с пятнадцати тысяч рублей до пяти сантиметров…
Между тем, дева сказала, что здесь душно, и решила открыть форточку.
За этюдом последовала небольшая сценка…
Прозрачные нити любви овладели грузным Мишей окончательно и бессовестно. Он попробовал громко откашляться - не помогло. Больно почесал бороду, словно не веря тому, что с ним происходит: биение сердца, пустота в животе, опускающаяся все ниже и ниже, - снова не помогло. И это на фоне потерянного бизнеса, квартиры, убийства Полицая, в которое тоже что-то все меньше верилось.
А окно, благодаря изумительным телодвижениям девы, распахнулось, в комнату влетела первая струя свежего ветра, и Миня Яновский, томатно раскрасневшийся парень с аккуратной бородой и добрыми глазами, понял, что о деньгах, которые сблизили его с Настей, придется забыть. С этого момента их дружеские отношения стали развиваться гораздо проще.
Стремясь поместить противоестественную в сложившихся отношениях похоть Михаила в монашеские рамки, Настя благоразумно напоила гостя чаем из красивых кружек и популярно объяснила, что дружба - дружбой, а трахаться она будет только со своим парнем, который якобы сделал ей предложение, но в данный момент находится в таллиннской командировке.
Надувшись как воздушный шар, Миша скупо поблагодарил за чай и ушел "по делам".
Так продолжалось две недели. Взаимоотношения девы и ее друга строились фазами, каждая из которых начиналась решительным уходом Михаила (раз и навсегда) и заканчивалась возвращением ласковой, извиняющейся и чудесно пахнущей Насти. В принципе, это могло продолжаться и два месяца, и два года - пока утренняя матовая дымка вокруг лица близорукой девы не потеряет непобедимой силы девства. Дева приходит и садится, набирает телефонный номер и говорит, наконец, ложится и молчит. Несмотря на безнадежный фарс, с колдовской прелестью ее жестов, мятой голоса и теплом недостижимого тела, к дезориентированному другу снова и снова, и в десятый раз, и в сотый возвращается несбыточная надежда на полное обладание девой. Ну, а чем не сбыточнее надежда, тем она надежней, - это аксиома. И друг сдается. Друг слагает оружие. Дружба возобновляется с новой страстью. Дева может выйти замуж, забыть о существовании друга, но как только он ей понадобится, она придет. Она будет говорить. Она ляжет и улыбнется, она встанет и обнимет... Нет, удары судьбы такой дружбе не страшны - была бы лишь неосязаемая матовая дымка девственной нимфы вокруг лица, все остальное приложится.
... Поистине, "если она не ходит под рукою твоей, отсеки ее от плоти твоей". Ибо деву следует брать. Брать сразу и под руку. Во всех других вариантах с девой лучше оставить игру с огнем на откуп кинематографу.
Под знаком двух вечных источников тепла, воплотившихся в деве по имени Настя, Миня мало помалу возвращался на исходную орбиту, то есть на тот круг и пояс, где худо-бедно сидел до знакомства с идолом эпохи Полицаем в звании "продавец ликероводочного ларька". Он вернулся и затаился. Вернулся в ларек при выходе из метро «Проспект Просвещения» и в коммуналку с опухшим соседом Славой, в которой по-прежнему был прописан. Затаился так мастерски, что даже друган Леня не вспоминал его целых две недели по успении Полицая. Не вспоминали и те, кто знал генерального директора ТОО "Кобра" Михаила Эдуардовича Яновского. Единственная живая душа, с которой он периодически встречался - Настя - одним фактом своего присутствия не позволяла закоченеть смыслу его бытия. Взамен пятнадцати тысяч рублей, которые она посеяла, он получил жизнь. Стоила того жизнь или нет, он не задумывался. После рабочего дня он надевал на окна ларька железные щиты, переодевался в свой единственный костюм малинового цвета, который нашелся в коммуналке, покупал цветы и шел на свидание с девой.
За две недели общения он так и не сподобился признаться Насте в крахе деловой карьеры, вследствие чего практичная и дальновидная дева упорно продолжала видеть в нем то, что хотела: не только друга (очень надо!), но полезного делового человека с бородой, автомобилем и бизнесом.
Как-то раз, когда он в своем малиновом пиджаке купил гвоздики и отправился на очередное свидание, совершенно случайно в толпе Невского проспекта напротив Казанского собора ему встретилась Кобра. Она спешила, говорила с Мишей кратко и неохотно.
Первым чувством, испытанным Миней при виде разноцветных платков, была вполне объяснимая ярость:
- Где деньги?! - закричал он, размахивая гвоздиками: - Где мои двадцать семь кусков?!!
Преградив Кобре дорогу грузным телом в черном пальто, парень ждал ответа. Он искренне считал, что Кобра ему «должна» двадцать семь тысяч долларов за смерть Полицая. Но взятый им тон пришелся не по вкусу коричневой даме:
- Ты что, рехнулся?! – удивилась цыганка. – Какие деньги?
- Падаль! - не унимался он. - Я же его убил! Я убил Полицая!! Ты мне обещала двадцать семь косых! Где деньги, змея?!!
То есть, мужик в распахнутом пальто и малиновом пиджаке стоял посреди Невского проспекта, орал, что он убил Полицая и требовал денег с приличной женщины. Откуда ни возьмись, вынырнули два мента, схватили Миню под руки и потребовали документы. Бывшего бизнесмена разрывали желчь и негодование, но все-таки пришлось остыть и предъявить легавым паспорт.
- Ладно, оставьте его, - заступилась Кобра. – Он успокоился.
Милиционеры моментально потеряли к Мишке интерес и исчезли.
Да, он более чем успокоился, увидев легавых: он просто в штаны наложил, какой там успокоиться, только виду не подал.
- Мишка, бедный Мишка, - улыбнулась Кобра. - Я ведь могу тебя сдать, а могу засыпать деньгами с ног до бороды. - Только засыпь я тебя деньгами, от твоей бороды ни хрена ж не останется, дурень.
- То есть как... не останется? - мрачно прошептал Миша, опустив глаза. – Почему не останется?
- Потому что от тебя уже ничего не осталось.
- Почему это... Почему не осталось? - тупо твердил он, чувствуя, как ярость и страх сменились полным подчинением этой твари в пестрых платках: - А где? А?... Где всё? Почему у меня ничего не осталось?
- А у тебя оно было?
Для того чтобы Миня нашел ответ на этот, казалось бы, ординарный вопрос, Кобра выделила целую минуту своего драгоценного времени. Коль скоро зашла речь, Мише, безусловно, хотелось бы выяснить, где его бизнес, офис, ларьки и автомобиль “Нива”, исчезнувший с места стоянки практически одновременно с уходом Кобры из злосчастного спортзала Полицая шестого декабря девяносто первого года, но... он лишь беззащитно хлопал глазами и мало-помалу привыкал к древней как мир истине, что у него, Михаила Яновского, персти земной, по существу, ничего не было и нет.
Совершенно ничего.
С тех пор, как мать родила. Вот.
Даже креповые носки, если пофилософствовать, Мише не принадлежали. Или рыжая борода.
Короче, он расписался в том, что дурак, и четко ответил:
- Нет, не было. Ничего.
- Еще вопросы? - Кобра повернулась, собираясь уходить.
- И вопросов нет, - ответил Миша, пожав плечами.
Черноглазая змея растворилась в толпе. А Миня охнул, сжал в кулаке красные гвоздики и посмотрел на облака Балтики.
11
На фирме Романова к 22 декабря 1991 года смирились с фактом исчезновения Полицая. В течение двух недель любая тема, связанная с Романовым младшим находилась под неофициальным запретом. Если что и обсуждалось, то очень тихо, подковерно.
Леня Копнов, этот опростоволосившийся друган крутого Пола, на которого патриарх возложил ответственную миссию не отходить от сына ни на шаг, на следующее же утро после пропажи признал свою вину и покаялся: действительно, вчера он оставил Полю в спортзале одного. Причина? Ее Леня придумал без труда. Дескать, Полицай отправил его на “Форде” за вареной колбасой.
Выслушав объяснения Копнова, Палыч погладил переносицу и произнес всего два слова:
- Хорошо. Подождем.
В качестве наказания патриарх понизил Леню в должности и зарплате - с пяти тысяч баксов до четырех с половиной.
Подождали. Миновал день, другой, а Полицай не объявлялся.
Илья Палыч готовился к худшему. Скажем, к звонку из Большого Дома. Он представлял, как однажды снимет телефонную трубку и услышит:
- Илья Павлович Романов?
- Да, - ответит он.
- С вами говорит городское управление МВД.
- Я весь внимание.
- Ростислав Ильич Романов - ваш сын?
- Да, разумеется.
- Будьте добры, подъезжайте на Литейный, четыре.
- Что-то произошло?
- Много чего. Подъезжайте, мы вас ждем.
У Романова старшего начинала чесаться спина и кололо в сердце. Мысленно он тут же связывался с завсегдатаем милицейских кугуаров, своим старым приятелем генералом Ветлицким:
- Денисыч, что за дела? Мне только что звонили с Литейного - ты не в курсе?
- Старик, - скажет ему глухо Ветлицкий, - я все могу замять, все могу понять, но такое... - И скорбно умолкнет.
- Алле! Пол что-то натворил?
- Да уж...
- Не говори загадками.
- Твой пацан сжег огнеметом детский сад на Ленинском проспекте.
- Зачем?
- А это ты у него спроси. Пострадало полсотни детишек.
- .................. - Вот каковыми получались худшие гипотезы отца.
Не мудрено, что все вокруг него молчали.
Но миновала неделя, другая, и Романов старший сначала продал квартиру Полицая, затем – спортзал, красный Форд. Наконец, кабинет начальника охраны на Восстания отошел бухгалтерии, а к двадцать второму декабря не осталось ни тряпки, что могла бы напомнить о существовании крутого Романова младшего.
Хуже на фирме не стало. Как-то даже потеплело (кто-то осмеливался связывать наступившую на улицах города оттепель с исчезновением Полицая). Потом посветлело (хотя стояли самые короткие дни, и солнца в Питере не видели практически с ноября месяца). Иные вздохнули полной грудью. Другие учились вслух шутить, и не только над собой. Третьи успокоились. И это было заметно.
В семье Романовых произошли не менее благотворные перемены. Наташа, жена Ильи Павловича, мать Олеси и мачеха Пола, накупила кучу новых вещей: себе, дочери и мужу, чтобы, как она выразилась "встретить Новый Год в обновке". Однако на самом деле, Наталья стремилась "изгнать дух Полицая" в соответствии со своими мистическими предрассудками. Она была суеверной дамой и верила как в силу новых вещей, так и в действенность магических заклятий. Например, за больной дочерью - чувствовала она - стоят недюжие потусторонние покровители: если Олеся не может ничего, то они, ее небесные хозяева, по мнению матери, могут все. Даже вычеркнуть из реальности такое реальное чудовище, как Полицай.
Что касается Олеси и ее личного отношения к пропаже голубоглазого дракона, то, по крайней мере, внешне это событие отразилось на девушке в розовом удивительно: она вдруг перестала вскрикивать и биться среди ночи в истерике, не нападала на предков, ела все, что ей давали, без идиотских капризов, не предпринимала попыток присвоить чужой нос, а ее кругленькое лицо с каждым днем прояснялось и светлело. Олеся делала все, что в ее силах, дабы подчеркнуть, как ей стало хорошо, и как ей было плохо. Пожалуй, она одна знала, что братан, по крайней мере, в том виде, каком она его помнила (а помнила она очень мало) домой не вернется, хоть и не могла по объяснимым причинам поделиться этим с родителями.
Наступила безмятежность.
Практически все, кого знал Полицай, многое бы отдали за то, чтобы он остался там, где он, по существу, был - в глубокой деревенской клоаке с удобрениями. Пострадал лишь Леня Копнов, да и тот не ахти - на пятьсот баксов в месяц. Как и сестра Полицая, он тоже не сомневался в необратимости благотворных перемен, однако по объяснимым причинам не мог поделиться этим с его родителями. Спокойно проглотив понижение по службе, Леня с энтузиазмом смотрел в будущее: у Палыча не было сына, следовательно, место продолжателя традиций под крышей Романова вакантно; и он его рано или поздно займет. Что касается временной немилости, в которую он впал, то Илья Палыч представлял собой тип этакого божества по имени Юпитер и строго наказывал лишь тех, кого видел возле себя в перспективе. Остальных он просто-напросто не замечал.
Упырь уснул вечным сном. Все готовились к Новому Году.
12
..............декабря, 1991.
Брюхо Вадика Романова, должника, проходимца без крыши и обворованного жениха, распирал длинный, широкий кинжал - ему казалось, не меньше того полотна, за которое он держался на пару с Ахмедом.
Вадим замычал, пошевелил указательным пальцам и заставил себя перевернуться на спину.
Оказавшись на спине, он погладил пузо. Снаружи ничего не торчало, следовательно, эта гадость находилась внутри. Он приподнял свинцовые веки и увидел рядом с собой револьвер. Потом - куртку.
- М-м-м-м-м-м-м-м-м…
Он дотянулся до кожанки, сунул руку в карман. Скорее всего, машинально, чтобы достать сигареты. Вместо сигарет на ковер высыпалась какая-то мелочь.
- Настя, засранка, - пробубнил Вадик. - На чай оставила воровка трахнутая! Я ж придушу тя, зараза! M-м-м-м-м-м-м-м… Че мне налила, блин? «Кока-кола», твою мать!
Наконец, он отыскал сигареты, предпринял самоотверженную попытку сесть, и она удалась. Затем подполз на карачках к унитазу, раковине и включил воду.
Минуту, не меньше, он просто пил.
А спустя еще несколько минут портье услышал на лестнице шум. Это постоялец-трудяга из восьмого номера спускался со второго этажа: в его бледных губах висела не прикуренная сигарета, его ноги едва волочились. Чтобы не грохнуться с лестницы, он перебирал руками по стене.
Полагая, что работа над дипломом истощила студента, хозяин гостиницы сочувственно улыбнулся:
- Дело продвигается? - поинтересовался он, однако быстро понял, что здесь не тот случай.
Разбухшее рыло клиента из восьмого номера выглядело ужасно. Кое-как добравшись до фойе. Вадим важно сунул руки в карманы, сделал несколько заплетающихся шагов и свалился под рождественскую елку к радостным гномам из пенопласта.
- Что с вами?! - струхнул портье.
Вместо ответа Вадим громко зевнул.
- ... Я где? - спросил он.
- В гостинице, - прошептал портье. - В Таллинне.
- А какое сегодня число?
- Двадцать второе.
- Декабря? М-м-м-м-м... Мне это нравится: двадцать второе декабря! Мы че, больше не спим, да?
Портье пожал плечами.
- Мне нравится! - повторив Вадик. - Двадцать второе, блин. Декабря, нах... - С мучительным стоном он вылез из-под елки и, отталкиваясь руками от стены, прошелся перед остолбеневшим хозяином гостиницы в обратном направлении. - Будьте добры, завтрак в номер... Да? Я заплачу, нет проблем, доброе утро.