Узкий луч фонаря слегка рассеивал мрак коридора. Впереди виднелась массивная дверь, чуть приоткрытая. Воздух тяжелел от запаха формалина.

Ступив за порог, демон-защитник нащупал выключатель. Секундой позже вспыхнувший свет осветил жуткую картину: на столах лежали растерзанные, поделенные на куски человеческие останки.

Блуждания в морге во сне — последствие испытанного наяву потрясения, связанного со смертью родственника или друга.

Преодолев половину длинного помещения, Спаун обнаружил, что кровь сменилась тьмой, куски плоти — призрачными тенями, (аналогично прозвищу умершей), заполонившими грязный потолок спецпомещения при учреждении судебно-медицинской экспертизы.

Но путник не боялся этих духов и скрытых болью неведомых существ.

Чувство вины повредило прочие механизмы души.

Как ни странно, Фредди Кригер — тот самый прокурор округа с галстуком, в пиджаке, с черными редкими волосами — тоже пришел навестить Мэри, или… устроился туда на работу. Но появились вопросы.

Как недавно? Из героев народа в работники морга? Так кардинально?

Неожиданно господин обвинитель преградил Спауну путь, заслонив собою проход.

— Нельзя — сказал бледноликий юрист (в этом мире все были мертвецки бледны, кроме «демона»), — Ей необходимо предоставить покой… — голос его тоже был каким-то загробным, неживым…

Демон в этом мире обходился без маски. Резиновое лицо и служило маской, черное, как бездна. На нем прорезался рот, а еще через минуту — появились дырки, из которых потекли толстые капли жидкого красителя, пригодного для письма — глаза.

— Но я должен. Я… — ему с тяжестью давались слова. Эластике вообще противопоказано говорить, — Я… — чем чаще резина двигает отверстием, тем ей больнее — она сильнее растягивается, — Я должен…

Фредди сохранял навязанное правилами сновидения спокойствие:

— Кто вам такое сказал? Может, она не хочет вас видеть? Она же мертвая, а из мертвых девушек любовницы так себе, вернее, им совсем по боку на отношения…

Спаун заливался чернилами:

— Должен…

Для соблюдения формальностей прокурор задал вопрос:

— Скажите, вы ее родственник, что так рветесь проститься?

— Да… — ответил резиновый демон, — Я родной ее. Родной… — и обхватил руками голову, чтобы хоть на время приостановить чернилотечение, — Я родной… Поверьте мне. Поверьте…

— Увы-увы, наивность не входит в список моих качеств. Кем именно вы приходитесь убитой? Вы брат ее? Или, может быть, супруг законный? Есть ли документы, подтверждающие родство?

— Как так? Я же люблю ее… — Спаун не прекращал попытки растрогать непреклонное сердце прокурора, — Это жестоко, не позволить родным последний раз посмотреть друг на друга, пусть даже если один из них уже не смотрит…

Фредди, нахмурившись, отвернулся и выжидательно уставился во тьму, будто она скрывала что-то. Что-то, что светится ярче луны мраканской ночью…

— Ты за закон или за справедливость? Они не всегда вместе, а чаще врозь!

— За справедливость… — ответил демон-защитник, постепенно становясь тем материалом, из которого был слеплен — чернилом и куском пергамента.

— Вот как значит! — качнул головой Кригер, — Нам с тобой не по пути, раз закон для тебя стоит не на первом месте, а всего лишь на втором. Превращайся-ка ты в лужу, в затверделом состоянии здесь долго нельзя…

Морг превратился в библиотеку, библиотека — в монастырь. Началась частая смена локаций — миров сновидения. Тени, несомненно, искусные архитекторы, они изменяют интерьер за четыре секунды. Не успеваешь зевнуть, как находишь себя в другом окружении.

— За мной. Я, так уж и быть, смилуюсь. Переступлю через закон ради вашего последнего свидания под луной… — Кригер вставил зажженную свечу в оловянный подсвечник, постоял немного, поприслушался, услышал шаги, высокий, металлический стук острых каблуков, и скрылся под каменной аркой.

Через мгновение из того же прохода вышла Мэри и посмотрела на виновника своей смерти — на человека, который не смог приехать вовремя. Восставшая, но лишь в чужом воображении, она трогала пальцами свой «шов после вскрытия», который не позволял прикинуться живой и упорно напоминал о случившемся.

Чтобы не убиваться с горя, чтобы проснуться, побыстрее очнуться в теплой постели поместья, Спаун самоликвидировался — по собственной воле превратился в лужу, и секунды две-три от силы глазел на Призрачную Тень, на такую же бледную, как и все в этом мире, кроме чернила…

«А ведь раньше люди использовали чернила для письма, и были, что ли, более пунктуальны. В детстве я еще не знал, что такое интернет и родители учили меня писать пером, чтобы я умел то, чего не будут уметь другие в эпоху технологий».

За окном особняка стучал дождь. Проливной. Позднее перешедший в град. Спаун всячески отказывался мириться с гибелью напарницы. За последний месяц судьба отняла двух небезразличных ему женщин (первой была Кристен).

Чтобы утолиться, нужно выпустить пар. Для этого Спаун выбежал на улицу. В ливень…

— Мистер Вэйн, вы намокните! А, ну, сейчас же зайдите в особняк! — кричал дворецкий, но его господин не слышал ничего, за исключением воображаемого голоса Мэри, который бил по ушам сильнее грома!

«Я выбежал на воздух с целью остыть. Но вместо этого скитаюсь в тени. В призрачной тени».

От безысходности (ведь умершую вернуть невозможно) Спаун схватился за голову, за намокшие волосы, опустился коленами в объемную лужу и закричал, спугнув окрестных птиц:

— Ты жива! Ты не можешь быть мертвой! Ты жива!

Лакею было больно это видеть, поэтому он предпочел вернуться в особняк, позволить мистеру Вэйну выпустить пар, дать побыть наедине с жестокой правдой…

Джон промыл глаза водой из лужи и продолжил громко повторять вслух:

— Ты жива, ты все еще жива. Это сон, он сейчас пройдет, и ты вернешься ко мне. И мы снова будем вместе…

Нагоревавшись, будущий отшельник посмотрел в доброе лицо Фредерика, спешившего оповестить его о времени и дате похорон. Это — сегодняшний день.

Джон отблагодарствовал словесно:

— Спасибо. Ты — единственный, кто меня по-настоящему поддерживает. Хорошо иметь таких людей при себе…

Лакей улыбнулся:

— Сочту за честь — и отправился на кухню делать завтрак.

Время обряда погребения: восемнадцать тридцать…

Как и в случае с похоронами Кристен, на похороны Мэри Бэйл Вэйн явился только когда все ушли. Ему по нраву грустить в одиночестве, без стандартных высказываний богослужителя, без толпы из необязательных друзей и завистливых подруг.

Два рядом стоящих памятника — два родственника, которые не догадывались о родстве. Бормоча очередное раскаяние, Вэйн прижался лбом к памятнику Призрачной Тени.

«Теперь мне придется патрулировать одному, как и раньше. Забавно, не правда ли? Я привыкал к твоей компании, к напарничеству — и, как всегда, голову загружали тяжеловесные раздумья, — Когда привык, мне это понравилось, а теперь я вынужден отвыкнуть, чтобы не сломаться — их бесполезно прогонять, они все равно будет лезть до тех самых пор, пока не посчитают нужным уйти, — У нас были разногласия, достаточные для расставания. Но на их фоне худо-бедно зарождались отношения. Я могу долго дискутировать на тему высшего счастья и низменных инстинктов, пытаться сопоставить прекрасное с пошлым. Но что мне даст философия? Нет тебя — нет любви».

Спауна/Джона оторвал от памятника голос, неожиданный, но знакомый. Подошедшего святым не назовешь, но по причине происходящего хаоса на него сейчас тяжело было злиться.

— Москва с ее бессребрениками и трамвайной романтикой, тогда казавшаяся всем мрачной и до невыносимости скучной, ныне вспоминается раем, в который уже не вернуться… — внутри Борис грустил не меньше Джона, но по сравнению с богачом выглядел настоящим оптимистом, — Бары, кабаки, грязь, мелкие банды, состоящие, в основном, из всяких беспритульных маугли, претензионные нескромные шлюшки, втайне мечтающие стать балеринами московского балета… Абсолютно ненужные для счастья попытки подзаработать, жизнь по воровскому уставу… — он вздохнул, — Если вы меня спросите, мистер Вэйн, я отвечу, что да, я скучаю по временам, когда люди, несмотря на бытовые трудности, на проблемы того времени, оставались людьми. Они справлялись с этими самыми трудностями и проблемами…

— Если говорить о Соединенных Штатов, нужно принять, Великая Депрессия многих положила на лопатки, толком неготовых к проживанию в бетонных джунглях. А что до всего мира, то культ денег существовал еще тогда, спорить не буду, но он не имел такой власти над нами, как сейчас, и это касается почти всех государств. Той же России, из которой я, собственно, прибыл…

Джон повернулся к преступнику:

— Считаете, что остались…?

— ?

— Считаете, что сумели остаться человеком?

— Не мне себя судить.

— Что вы хотели?

Борис несколько раз обошел памятник, обтрогал каждый угол сооружения, предназначенного для увековечивания и долгой-долгой памяти.

— Хотел заключить сделку. Теперь правильный Макси мертв и, следовательно, уже не сможет указывать мне, не будет читать мораль, ведь мертвецы не говорят. Но этого… — Украинец склонился, — Этого мне как раз и будет не хватать…

— Устал всех терять, да? — Борис резко перешел на «ты», — Все устали, не только обеспеченные… — и сказал кое-что, чему Вэйн не удивился (так как за последнее время довольно много негодяев узнали его тайну), но и от чего не расстроился, — При нашей прошлой встрече ты оставил мне шрам на губе…

Мультимиллиардеру ничуть не было стыдно.

— Заслуженно…

— Не спорю. Но ведь я не раскрыл секрет, потому что Максу удалось убедить меня…

— Получается, вам лейтенант сказал обо мне?

— Получается…

«Сейчас самое подходящее время, чтобы узнать…

Что узнать? Конечно же, правду».

Вэйн покосился на стоящего, распрямил брови, но неодобрительный тон менять не стал.

— Мне нужно знать…

Борис поправил ворот пальто.

— Я к вашим услугам.

Богач сначала задал вопрос:

— Почему лейтенанта и эту девушку похоронили вместе?

А потом еще раз спросил, но уже про себя:

«И почему убили в одном и том же месте, в одно и то же время?»

— Думаю, мистер Вэйн, вас не сильно заботят причины… — наркоторгаш, право, не хотел обсуждать эту тему, — Если вы сейчас здесь мочите свой смокинг, не боитесь подхватить простуду, значит, вам так нужно. Не правда ли?

Вэйн согласился, опять же в мыслях:

«Вероятно».

Далёкий и тихий раскат мелькающей вдали грозы, покрытое облаками черное небо, и пока идёт дождь, на кладбище присутствует дух грусти, необходимый для прощения с Мэри Бэйл. Постояв еще десять минут рядом с могилами, случайные собеседники разошлись, кто куда: Борис/Украинец пошел к машине, Джон/Спаун — к поместью.

Резиденция Украины.

Джек просидел в комнате больше двадцати часов, и каждую минуту ждал, когда его мучитель-гестаповец Джерси зайдет к нему вновь и «шо-нибудь» предложит.

Смешливый рассуждал, но уже не про себя, а вслух! И каждое его рассуждение включало в себя как философию, так и бред. Хэлвану лучше всех удавалось совмещать противоположности: бред и философию, драму и комедию, смерть и веселье…

— Ой, как же это все относительно и сложно. Теория вещего Джека о терпении! Итак, что оно собой такого интересного представляет? Интересного, может, и ничё! Но знать надо, шо терпение — особый вид топлива, который регулярно поставляется, только в разных дозах и в строжайшей зависимости от прочих черт! — это была философия, дальше понесся бред, — Но это не значит, шо животные должны терпеть скотское отношение людей! Почему им не загрызть своих обидчиков? Зачем Гризли нужна жалость, если имеются когти и клыки?

— Вот, все дело в каноничности природы!

Джек тонул в пучине резонерства, отчего не услышал скрипа открывающихся ставень и торопливых шагов. Это зашли Джерси с прокурором. Первый дернул шута за руку.

— Будешь сидеть здесь без воды и еды, пока не одумаешься, понял?

Данная угроза никак не повлияла на Безумного. Наоборот. Она его чуть было не рассмешила до болей в желудке. Но свою неестественную веселость Джек посохранил на будущее, чтобы, образно говоря, «не тратить энергию даром».

— А когда одумаешься, когда согласишься взять на себя устранение Спауна, дашь знать…

— Ну, ты и идиот! — улыбка сползла с лица Безумного, на время, — Просто нет слов, чтобы описать, какой степени ерунду ты сейчас несешь! — Джек несвойственно для своего образа «смешливого-присмешливого злодея» посерьезнел, — Хоть обнюхай все словари мира!

— Что я сказал такого, что ты счел мои попытки договориться ерундой? — спросил Джерси.

— Да все! Начиная от первой буквы и заканчивая последней, все сплошная, никаким раком не относящаяся к истине, бредятина, которой ты заливаешь свою неуверенность! — после одноминутного перерывчика Джек заговорил более тихим загадочным голосом, — Твой конец близок, твой и твоей империи! Фигурально выражаясь, красавчик, ты сейчас находишься среди клыков. Могёшь понять, что я имел под словом клычки, э?

Еще через минуту в комнату вбежали «чеченцы». Их настрой показался Баллуку очень нерешительным. Глазки бандитов виляли в разные стороны, смотрели то на него, то на Джека.

Почувствовав неладное, Джерси обратился к Хэлвану.

— Что ты только что сделал?

— А ты не понял! — весельчак встал из-за стола, — Переманил на свою сторону! Всех членов банды Командира, всех громил Шифера! Не переманился только ты, а всех непереманивающихся решено судом верховным сминусовать к чертям, потому что такие отходы никому не нужны, а тем более мне — заядлому эстету, признающему только самые качественные продукты и перед покупкой всегда обращающему внимание на срок годности!

Услышав необлегчающую правду, Джеймс повернулся к брату:

— И ты туда же?

Фредди подумал:

«Всегда мечтал обломать тебя».

И сказал:

— Туда же, брат…

Боссу связали руки и приказали дуть к выходу. Все то время, пока они шли, Джек неустанно ерничал и смеялся.

— Уа-ха-ха-ха-ха-ха-ха! Я просто не могу с вами, люди! Я, нецензурно выражаясь, херею от ваших самоподстав да самопредательств, которые переносятся пизже, чем самопожертвования да саможертвы! Какие вы смешные и легко управляемые! Но что мне немного не по нраву, так это как раз легкая управляемость! Вы оставляете меня без работы провокатора, не приходится ничего делать, практически! Даже тянуть за нить… — вдруг он остановился. Остальные сделали то же самое. Джеки подошел к Джерси и поправил ему воротник, — Шелк вдруг приобрел душу! А нить… она уже давно тянется по собственной прихоти, как тряпичные куклы тянутся к своим любовникам. И отрицание нужно только лишь для самоуспокоения!

— Пожалуйста — Джек закривлялся, — Выкинь что-нибудь годное, подходящее для ржаки. Я так хочу проржакаться, шо не могу уже. Ведь вещий Джек без смеха — это незакономерно как-то для нашей реальности, это просто неправильно, плохо… Это как наркоман без дозы, как военный без войны и как Гарик Потный без шрама, по которому текут английские школьницы. На худой конец это рекреативно, я разбавляю скуку, а чтобы другие не скучали, мне должно быть хохотно!

Неожиданное появление Антона Белова на этаже вынудило Джека и Фредди повременить с выходом. Лицо русского сияло… в злорадной улыбке. Долгое нахождение в капсуле, препараты, «бешенство» — совокупность этих раздражителей изменило сущность Белова. Его душу… Память сохранилась, но теперь Белов, по сути, совсем другая личность. Без принципов, без чести, без сострадания! Отсутствие всего перечисленного роднило его с Кригером и Хэлваном! С Фредди и Джеки!

— Не знаю, о какой моральной выдержки вы говорили, мистер Хэлван! — но было у нынешнего Белова кое-что, чего не наблюдалось у других — уважение к веселому маньяку, — Вэйн сник на третьей минуте разговора. Смотрел в потолок со слабо скрываемым волнением… — уважал он Хэлвана, потому что умеренно завидовал его злодейскому таланту, его непоколебимости, — Признайтесь, вы пошутили насчет фантастической силы воли…

— Нет! — крикнул Джек (со связанными руками, Джерси тихо наблюдал за балабольством придурковатых индивидов, не смеялся, но и не дрожал), — Нет, нет и еще раз нет! Я часто шучу, но часто не значит всегда!

— А как тогда? — русский был слишком навязчив по части расспросов, хоть и говорил тихо и сдержанно.

— А так вот тогда, особист! Очень просто! — смешливый психопат развел руками и высоко подпрыгнул, — Поднапряги извилины: если Сраун разок, по какой-то одной, известной лишь ему одному причине, зассал, это ж не значит, что теперь он будет ссать всегда! Вспомни поговорочку, которая в тренде на твоей родине, один раз — не пидорас! И сразу все изменится…

— То есть, Вэйн может проявить себя в будущем?

— Если будешь недооценивать своих врагов, то погоришь. Это не мнение, это данность…

— Шуруй. Не задерживаю…

— Хорошо, мистер Хэлван… — русский покорно ушел, оставив братию «развлекаться».

Джерси уставился на в тот миг отвернувшегося брата, который был настолько труслив и ничтожен, что не мог смотреть в глаза, даже зная, что тот, кого он подставил, ничего не сможет сделать.

— Смотри на меня… — такой обиды, как сейчас, Баллук доселе не испытывал. Раны предательства, особенно, когда предают близкие, затягиваются очень медленно. Процесс восстановления столь мучителен, что отпадает влечение к жизни, — Смотри! — крикнул Баллук, — Не отводи взгляд!

«Я должен» — Фредди пытался себя заставить повернуться…

— Брат, ты и так уже все понял, для чего тебе нужно со мной разбираться? А? Природу мою не изменишь… — Фредди ненавидел своего брата, равно как и всех остальных людей, и не имело значения, родственники они его или чужие люди. Но родственников он ненавидел куда сильнее, чем неродных, — Просто посмотри в глаза смерти. Посмотри… — в значительной степени, — Ты же стольких убил, стольких отправил на тот свет, а со смертью так и не общался…

— Я не боюсь смерти… — грозный голос Джерси попритих, и уже был далеко не таким грозным, — Ее боятся только трусы. И я даже знаю человека, который был к ней готов, который ждал ее. Смерть…

— Ага! — Фредди почесал подбородок и подошел к связанному на несколько шагов ближе, — Интересно, а этот твой знакомый, чтобы заикаться о небоязни смерти, хоть раз встречался с ней?

Джерси ответил, с безмерным презрением к брату, который открылся как враг — как бесчувственная машина, робот, нацеленный на уничтожение своей родни.

— Тебе видней. Он — твоя сестра!

Прокурор покачал головой, изображая мнимую жалость.

— Ты любил ее, я знаю. Но и я тоже! Мы из одной семьи, как же без обоюдовыгодной любви?

Джек смотрел на них и думал:

«Я несправедлив в девяносто девяти процентах! Почти все это не все, это почти все. Всегда нужно нести сугубо по факту и нисколько не привирать. Любое, пусть самое незначительное, преуменьшение для придирчивых правдолюбов уже нечто, из ряда вон выходящее.

Я часто перегибаю палку. Но только не в этом ситуэйшене. Здесь я абсолютно справедлив. Передо мной два дебила, и только один из них убивает свою родню. Я думал, это вытворяет Джерси и хотел его наказать, собственно, поэтому он сейчас не у дел. Но теперь оказывается, что убийца родни это Фредди.

Что-то у этих парней явно не так с головой. Надо узнать, у кого больше не так, убить больного, а более-менее адекватного отпустить или хотя б подвергнуть менее жуткой пытке. Все-таки убийство сестрички не лезет ни в какие ворота».

Но потом он посерьезнел:

— Давайте, сознательные клеветники, живее выясняйте, кто из вас, засранцев, сильнее жаждал смерти бедняжки Скарлетт. Я в душе не ебу, зачем вас родили…

— Так кто? — повторил Джек, — Кому было выгодно мочить Скарлетт, а? — и уставился на Джерси, — Специально гонишь на Фреда, чтобы спасти задницу? Идиот!

— Никогда — тихо молвил Джерси, — Никогда не говори о человеке, если не знаешь его…

— Что я должен знать?

«Во мне пробудилось чувство справедливости. Это — как раз то, что нужно для принятия решения».

— Правду… — Баллук словно переместился во времени и в пространстве, вернулся в Лондон…

Видя, что по вечерам вытворяет отец, Джеймс, который практически не появлялся дома, отважился на разговор с матерью. У Хелены была просьба к старшему сынишке, она искренне надеялась остаться услышанной.

— Ты видишь, как боятся Фредди и Скарлетт?

Джеймс, нехотя открывать рот, обходился кивками.

В сложившейся обстановке Хелена, внешне постаревшая из-за быта, превратившегося в чреду непрекращающихся стрессов, винила и себя, в том числе, не только мужа. Но больше, чем за свою жизнь, женщина переживала за жизни детей.

— Каким бы человеком ты ни стал, плохим или хорошим, в твоих обязанностях защищать их. Ты сможешь позаботиться о сестре и о Фредди, если что случится?

Джеймс снова кивнул. Но, заметив на лице мамы ожидающий взор, озвучил ответ.

— Я обещаю…

— Обещаю заботиться, каким бы человеком не стал…

Джек внимательно проанализировал Джерси, обдумал и вынес вердикт. Вопросительный.

— То есть, это шо получается, ты не желал смерти Скарлетт? Ты более бел и пушист, чем братишка, хоть и не полностью пушист?

«Ответчик» промолчал.

— Ой, как же выводит вся эта Санта-Барбара с детьми, семьями, взаимоотношениями, с недопониманиями… — Хэлван схватился за лицо, — Аж мурашки бегают по коже! — и повторил, — По чьей инициативе скончалась эта… Ну, та, что не по надобности мотала срок в дурке?

Джерси пришлось еще кое-что вспомнить. Но это происходило относительно недавно. За день до смерти Скарлетт Кригер…

— Я не позволю причинять вред сестре! — Баллук строго-настрого запретил Фредди соваться к бедняжке, он ударил кулаком по столу и пригрозил, — Нет и еще раз нет!

— Отлично! — развел руками прокурор, — Тогда ты причинишь боль мне! Выбирай, кому из нас страдать…

Джерси обратил внимание на дрожь в голосе Фредди, на дергающиеся скулы.

— Я не хочу выбирать, но если хоть волос упадет с ее головы…

— И что ты сделаешь? — спросил братец, — Отомстишь мне? Помни же свою клятву, ты обязался защищать не только Скарлетт…

— Но и ее тоже…

— А сейчас такой расклад, брат, если ее не заткнуть, она все расскажет обо мне, и тогда я потеряю возможность стать мэром, лишусь заработанного ложью и лестью уважения, а, знаешь ли, я не готов опускаться на дно ради безопасности Скарлетт!

— Сдаст и сделает правильно…

— Что? Неужели для тебя, опытного стратега, не существует иных вариантов? Неужели только призрачная клятва и ее исполнение играют роль? Подумай…

«Нет».

Получив кулаком по лицу, Фредерик дотронулся до края носа и обнаружил пару кровавых капель.

— Я все сделаю сам, брат, и мне твое разрешение не требуется.

— Только попробуй…

— Я сделаю это! Не сомневайся…

Через три часа.

Фредди-таки наведался к сестре. Чтобы убить…

— Ты знаешь, как сильно подставила меня? Родного брата! Взяла и п-п-п… настучала на меня моим же коллегам! Тварь предательская…

— А знаешь, что тебе за это положено, тварь?

Совершился первый удар. Прокурор специально припас кусок натурального строительного материала, держал его в кармане штанов, маленький, но твердый. Сестра потянулась к нему, чувствуя свою вину. Получила камнем по лицу.

Сильно распухшие и потрескавшиеся губы раздвинулись, и в гробовой тишине антнидасовской камеры прошелестел увядающий голос:

— Я люблю тебя, я не хотела… — голос стихал, — Я хочу только одного — умереть.

— ?

— Дай мне смерти, брат. Подари на блюдечке, Фредди! Избавь от мучений… Умоляю. Фредди… — плач едва не перешел в истерию.

— Плохой я или хороший, я защищал и тебя, и Скарлетт. Вас обоих. Как мог, оберегал две жизни, следил за огнями этих свеч… — Джерси то вставал на корточки, то опять поднимался, — Но теперь мне некого защищать. Сестра отмучилась, а ты для меня такой же труп…

— Правильно! — крикнул Джек, — В топку таких родственничков, которые поступают с нами, как с дерьмом — а потом повернулся к Фредди и изобразил глубокое изумление, — Господи, ну, ты и крыса. Так поступать…

Тот подарил собеседникам еле заметную улыбку и спрятал руки за спину.

— Бывает… — и чуть ли не закричал в попытках оправдаться, — Но согласись, Джек, согласись, я же не такая мразь, как мой брат, который пытался убить свою якобы дочурку и не такой потерянный человек, как Скарлетт, земля ей пухом, чтобы жертвовать собственными нервами ради других. Я же не…

— Да ты еще хуже! — оборвал его Джек, — Ты совсем не человек! Мне тошно тебя слышать… Впрочем, чтение нотаций будет лишним. Да и без толку тебе что-либо объяснять… Потом расплатишься…

Фредди смирился:

— Ладно. Расплачусь, так расплачусь. Будто я так сильно цепляюсь за жизнь…

— Посмотрим, как сильно! Заранее не строй из себя готового сдохнуть. Еще захочешь жить!

Настал момент вынесения приговора.

Джек каждому из братьев посмотрел в глаза, и Джеймсу, и Фреду, и озвучил их дальнейшую судьбину:

— Вы оба — больные кретины… — он повернулся к Фредди, — Но ты кретин больнее. А, значит, и наказание будет пожестче. Понимаешь?

Фредди кивнул.

— Да…

— Вот! Хотя бы не споришь! — затем Джек взглянул на Джерси, — Ты послужишь приманочкой. Приманочкой для Спауна, за которым я наблюдал достаточно долго, шобы знать обо всех его сексуальных влечениях.

— То есть? — полюбопытствовал пленник.

Хэлван специально нагнулся к нему, к присевшему на корточки.

— Ты убил его напарницу, с которой у него, зуб даю, что-то интересное да было, неважно, сколько длился ихний оргазм, поэтому мститель сам будет решать, жить тебе или нет. Ясно?

— Да…

— А ты…

Прокурор содрогнулся, когда к нему опять обратились…

— А ты передашь Срауну одно зачетное аудио-послание. И знай же, тебе сильно повезет, если умрешь от его руки. Будешь, знаешь, шо делать?

— Нет…

— Клянчить смерть у пацифиста! Это жестко и унизительно, но зато спасет от худшего…

По следующему приказу весельчака «чеченцы» выпроводили Джерси из здания…

Исторический квартал Мракана послужил для очередной встречи Генри Своллса и его вечного друга Спауна. Тая в кармане лейтенантское удостоверение, Генри жаждал похвастаться перед мстителем.

— Меня повысили в звании за сутки после смерти Максимилиана Пэксвелла… — это прозвучало довольно тихо для человека, который продвинулся вперед, — Я еще не понял, радоваться тому или плакать…

Спаун подсказал:

— Принимать как должное, сильно не эмоционировать. В любую минуту все может измениться…

— Знаю… — коп пригладил усы.

— По какому поводу вызвали, лейтенант? — спросил мститель.

Мотив Генри оказался очень неоднозначным.

— Тут с тобой рвался поговорить один парень. Работал в полиции до учиненной в департаменте бойни, расследуемой сразу всеми отделами Мракана. Сейчас временно безработный. Один из выживших…

Только Спаун хотел сказать «мне нет времени на беседы с полисменами», как из-за спины лейтенанта показался Дэвид — тот самый непризнанный заступник, что впрягся за убитых Пэксвелла и Мэри Бэйл на Бекинсейл.

«Надо же. Фанат…»

Демон-защитник прямо и спокойно:

— Что вы хотели, офицер?

Блейк почувствовал в голосе Темнока нежелание с кем-либо общаться, возможно, из-за ненастроения или из-за занятости…

— Я искал тебя — взгляд экс-копа был немного жалким, немного растерянным и всего понемногу, — Несколько раз, сломя голову, устраивал пожары, чтобы ты отозвался. Я уже недели две, признаться, только и ищу…

Лейтенант решил отойти, дать двум одиночеством возможность пообщаться.

— Вы сами выясняйте, я отклоняюсь… — он быстро поймал такси и уехал домой…

Спаун мрачно произнес:

— Что за слепой фанатизм? Пожары не нужны…

— Ну-ну — Блейк покосился взглядом на демона: сначала рассматривал его «доспехи», потом обратил внимание на пояс, — Знаю. Да и не помогло это. Огромное спасибо Генри за организацию этой встречи…

— Для чего хотели встретиться?

— Я больше всего на свете боюсь проснуться одним бессветлым утром и почувствовать потерю смысла — офицер нервничал, когда говорил это, он словно изливал Спауну душу, — Смысла всего, смысла жизни, в конце концов. Я выпивал, теряя голову от навязчивых идей, пытался выбить эти идеи из головы самыми глупыми и безрассудными методами. Главный квест — как стать тобой. Подумал и спросил себя, а, действительно, как это сделать? Есть ли хоть шанс? А потом понял, спустя определенное время: стать тобой невозможно. Ты — один такой на весь город, замурованный в доспехи рыцарь. Но если я не могу быть тобой, потому что это невозможно, значит, я мог бы помогать тебе… — наступила минута молчания для обоих — Спауна и офицера Блейка, но, когда эта минута прошла, прибавилось сил для продолжения у второго, — Могу или нет? Ты скажи, что думаешь насчет этого, мм?

«Я поклялся сутки назад, что никогда больше не допущу, чтобы кто-то из-за меня разделил участь моих близких и напарников».

Спаун решил:

— Это исключено…

— Почему?

Дэвид надеялся на другое. Он рассчитывал увидеть иную реакцию… хоть и предполагал, что, в конечном счете, услышит нечто подобное.

Спаун поступил очень педантично.

— По определению…

«Вот и нашел, называется».

Потеряв всякое желание и дальше искать свое призвание, разочарованный и морально разбитый, Дэвид явился домой, сбросил с себя шмотки и вытащил из холодильника весь оставшийся, припасенный на черный день алкоголь.

— Забытие проще любых истязаний — в эту фразу он вложил максимум смысла.

Очередное «забытие» — способ вернуться в латы героя, пускай, эти латы и воображаемые…

«Уйти в себя дня так на два. Никто не помешает мне в этой затее»

Здание прокуратуры.

Обвинитель был отправлен Джеком Хэлваном — дожидаться прихода демона-защитника. Разумеется, Фредди, как человек крайне трусливый, каждую минуту бормотал, тряс руками, зачем-то вынимал-клал обратно какие-то старые бумаги…

«Он убьет меня, он убьет меня. Шутник прав, у него наверняка что-то да было с ней и демон это так не оставит. Меня сделали крайним, снова…

Страшно подумать, я опять крайний. И вспоминается Лондон».

Когда же Фред дождался своей двуногой участи, то звук сердцебиения затмил машинное бибикание и доносящиеся с улицы крики.

— Ты знаешь, что меня убивать бесполезно. Меня убьешь, а его — нет, и тогда он отомстит тебе за меня… — прокурор говорил так, будто не предавал Джеймса.

Спаун почти повторил слова Хэлвана:

— Вам повезло, что я отходчив — почти да не почти, — Но за свои преступления заплатите. А скостить себе срок можно только, сдав планы соучастника.

— Ответь — прокурор взял графин с вином (тот самый, каким пользовался еще сидя в департаментском офисе), — Есть ли вообще повод бояться тебя? — трусость переходила в наглость, — Джерси свое слово держит. Он обещал мне пост прокурора — он мне его дал, а недавно пообещал и пост мэра, и, думаю, его он мне тоже даст, — Фредди открыл металлический сейф, стоящий в углу кабинета, вытащил оттуда маленький диктофон, — Полагаю, он и городу кое-что обещал — и нажал на play.

Воспроизвелась запись голоса Джерси.

— Старухи и старики, женщины и дети, здоровые и больные…

Пока длилась запись, Фредди смотрел на Спауна. Ждал его реакции.

— По прилету в Соединенные Штаты Мракан показался мне райским уголком, что-то забывшем на лице североамериканского континента. Но чем дольше я жил в нем, тем сильнее это гнездо бесчестья и разврата, подходящее для написания романов в субжанре нуар, напоминало мне гротескный Лондон с его обреченностью, безвыходностью и тьмой!

— Америка обещала нам равенство и мир. Не получив ничего из обещанного, я решил, что пора все изменить. Пора просто уничтожить все. Континенту не нужны такие гнезда. А тебе, Спаун, предлагаю встретиться, снова, и у тебя появится шанс отомстить за смерть любви. Приходи ко мне на башню Соломона ночью и помни, только от тебя зависит, наступит ли завтра. Не придешь — чернобыльский газ отнимет надежду, ты сполна полюбуешься на скорчившихся от удушья граждан, которых обязался защищать.

— Посмотрим, что покажет нам утро.

Под конец воспроизведения Фредди сказал Спауну:

— Я так люблю своего брата, как, наверное, никто на этом свете никого не любит, поэтому ни за что не выдам его координаты. Так что если ты вздумал распускать руки, то лучше вовремя одумайся. А знаешь, что будет потом? Мое имя станет нарицатель… — и лишился зуба, отлетел на полметра, стукнулся затылком о край сейфа.

Двинув прокурорскому по самое не балуй, демон-защитник покинул здание через окно.

— Сволочь! — закричал Фред, вскочив, — Я тебя засужу, я жизни тебе не дам, когда стану мэром!

— Что же такое-то, а… — Фредди сердился до прихода «чеченцев», кокнувших в коридоре пару напуганных.

— Готовы? — спросили бандюги, войдя к прокурору. Они держали стволы.

Фредди спросил, не ожидая никаких поздравлений, радостных вестей, приглашений и прочего…

Ему было хорошо известно о своей участи «крайнего».

— К чему?

— Сами знаете — ответил тот бандит, что был поплотнее, — К смерти!

— З-з-з — господин обвинитель зазаикался по понятным причинам, — За что?

— Убийство сестры — пояснил пухлый «чеченец», — Тут дело не совсем в прихотях Безумного Джека. Рассказать бы такое о вас — о человеке, который, якобы, подает пример городу, вас бы не прикончил разве что лентяй. Убивать родных — это что, новый способ поднятия рейтинга? А об изнасиловании малолетних не забыли, наверное? Просто Хэлван честнее, вот и все! Его кровожадность основывается как раз таки на его принципах, а не как у вас, на их полном отсутствии…

— И то верно — согласился Фредди. Он подошел к подоконнику и сильно стиснул зубы, — Да уж, я многим насолил. Слишком многим, чтобы выйти из дерьма…

— Да уж…

Если б жизнь была кино-хоррором, в этой сцене заиграла бы похоронная музыка.

Дэвид лежал на кровати, пьяный. Погруженный в грязную героику, смешанную с подлостью, с коварством. Он не переставал бормотать, прижимая подушку к отекшему лицу.

— Когда я вспоминаю предательскую морду Спауна, то чувствую остро-горьковатый привкус, похожий на соус Чили, подаваемый обычно к мясу и птице.

— Когда я нахожу себя покинутым в этом жестоком мире, то ощущаю тошнотворный вкус протухшей рыбы, от одного запаха которого хочется выблевать…

Напиваясь, он уходил от реальности. Специально. Выбрал губительный, но, нельзя солгать, самый действенный способ.

— И теперь из-за предательства Спауна я буду жалеть, что потратил на него эти несколько дней.

Фредди разбудила капля серной кислоты, приземлившиеся в сантиметре от его стопы. В помещении царила почти полная темнота, и лишь пара мелких лампочек бросала слабый оранжевый свет на потолок полусводчатой формы.

«Где я? Мамочки».

В куда менее плачевных случаях прокурор проявлял трусость и психологическую неустойчивость. Так что, озноб, дрожь, профузное потоотделение, побледнение были в лице весьма естественны.

Заложник помнил, как его взяли: ударили по голове, целых несколько раз, тряханули чем-то, кажись, воспользовались электрошокером, потом потащили…

И помнил, что стряслось после: преступники устроили бойню в здании прокуратуры, похлеще, чем в департаменте.

Разумеется, была кровь. Разумеется, были трупы…

Внезапно включились яркие ослепляющие прожекторы, и откуда-то до привыкших к тиши ушей прокурора донесся голос. Безумный, как и его обладатель…

— Минутку, англичанин! — Джек был как всегда на позитиве, как всегда перед убийством и в процессе пыток, — Ой, в какой же мы ситуации. Быть может, теперь поймем, шо чувствовала Скарлетт, э? Шо, ощутил себя на ее месте? Забавно… Но еще забавнее то, шо с тобой сделается вскоре!

— В этом госпитале, который, кстати, теперь моя база, полно всяких веществ припрятано! На свой вкус и цвет выбрал, шо для тебя будет в самый раз!

— И я бы закрыл глаза на проделки лондонского деспота, да вот только ты, сука, меня сильно раздражаешь. И не пытайся плакать, меня не растрогают эти разслюнявые пиздострадания лжеинтеллигента. Не, они меня не возьмут. Как исключительно справедливый человек, я заявляю громко, шо такие, как ты, жить недостойны!

— Твое имя подходит под звание героя кино-франшизы восьмидесятых-девяностых, но в фамилии имеется опечатка — не та буква! Но и во внешности тоже есть опечатки, не дающие тебе быть тем самым страшным и ужасным рабочим котельной, который так любил детей, что убивал их. Но говорят, если бьют, значит, любят! Вот и я вас тоже очень-приочень люблю!

— Прогрессивные тинейджеры, приставучие предки, дебильные преподаватели философии, бодрый сюжетец с кучей идей, страшные сны, в которых за тобой охотится великовозрастный дяденька в шляпке и в свитерке — все это есть в вязовском кошмаре! В Кошмаре на улице Вязов! И это реалистично представляется, кино ожило! Да и ради такого дела я на все положу кучу, но помогу тебе, Фредди Кригер, убрать внешние несоответствия, чтобы ты был самым что ни на есть вылезшим из телевизора Фредди Крюгером! Уа-ха-ха-ха-ха-ха-ха! Вот это будет шо-то…

Джек убрал бесноватость и перешел на более спокойный тон, чтобы придать голосу таинственной зловещности:

— Прекрасного действия, по-своему привлекательная, маслянистая, без цвета и запаха, она — госпожа серная кислота, героиня сегодняшнего шоу, обжигает, как и любая женщина. Не душу, но боль от нее не менее ужасна. Она не злая, вовсе нет, это грубейшее заблуждение. Просто ее создали такой. Изначально. При сближении с мужчинами ведет себя по-хамски и вообще не любит людей, в чем мы, кстати, очень схожи с ней…

— Убивает или калечит — зависит от концентрации. Как тебе предложение сблизиться с ней? Такой шанс нельзя упустить, я считаю. Ну же, проси пацифиста прервать твои страдания…

«Спаун, убей меня. Спаун, убей меня».

Фредди более не смог удерживать травмирующие мысли и закричал на все помещение:

— Спаун, убей меня! Убей меня! Убей!

Послышался звук, напоминающий скрежет. Заложник посмотрел вверх и увидел свисающий над ним тяжеленный котел, из которого спустя пару мгновений вылилась кислота…

Эталонный препаратор темнейших закоулков человеческой души и смакователь пороков оной, Джек прокомментировал собственное преступление:

— Я знаю рецепт приготовления омлета лучше всяких домохозяек и каждый раз бурчу себе под нос, шо ежели хочешь желток заменить на яйцезаменитель — используй для справления нужды сей несколько смешков, щепотку сольки и одного окружного прокурора!

— Когда я чувствую аромат соуса Чили и ощущаю на языке вкус протухшей рыбы, от одного запаха которого хочется выблевать, то почему-то вспоминаю своего английского бульдога, с которым гулял в детстве по маленькому дворику…

Дурной сон оборвался на самом приятном моменте. «Красный Спаун» потряс головой, размял руки и обратил внимание на висящий на стене циферблат. Часовая стрелка показывала два часа ночи.

Чеша затылок, коп сожалительно шепнул:

— Мда… — и откинулся на спину, — Все, надо завязывать пить. Бесповоротно завязывать! А то так и с ума недолго сойти…

Адекватные рассуждения заставили Дэвида Блэйка выбраться на улицу и выбросить весь оставшийся алкоголь в мусорный бак…

Сидя в темной пещере, в спаунских гротах, демон-защитник прослушивал аудиозапись. Не пытаясь скрыть очевидной тревоги перед дворецким, мститель несколько раз перематывал на начало. Гигантский дисплей сверхумного компьютера показывал неровную шкалу звуковых частот.

— Старухи и старики, женщины и дети, здоровые и больные. По прилету в США Мракан показался мне райским уголком, что-то забывшем на лице североамериканского континента. Но чем дольше я жил в нем, тем больше это гнездо бесчестья и разврата, подходящее для написания романов в субжанре нуар, напоминало мне гротескный Лондон с его обреченностью, безвыходностью и тьмой!

Спауна определенно кое-что беспокоило. Невера в то, что столь громкое заявление принадлежит именно тому, чей голос он слышит. Невера, что это произносил Джерси…

— По прилету в Соединенные Штаты Мракан показался мне райским уголком, что-то забывшем на лице североамериканского континента. Но чем дольше я жил в нем, тем сильнее это гнездо бесчестья и разврата, подходящее для написания романов в субжанре нуар, напоминало мне гротескный Лондон с его обреченностью, безвыходностью и тьмой!

— Америка обещала нам равенство и мир. Не получив ничего из обещанного, я решил, что пора все изменить. Пора просто уничтожить все. Континенту не нужны такие гнезда. А тебе, Спаун, предлагаю встретиться, снова, и у тебя появится шанс отомстить за смерть любви. Приходи ко мне на башню Соломона ночью и помни, только от тебя зависит, наступит ли завтра. Не придешь — чернобыльский газ отнимет надежду, ты сполна полюбуешься на скорчившихся от удушья граждан, которых обязался защищать.

— Посмотрим, что покажет нам утро.

Хитрый искусственный интеллект провел собственный тест на распознание изначального голоса, убрав введенные голосовым декодером изменения. Спаун оказался прав насчет подвоха: голос принадлежал не Джерси, а более изощренному преступнику — Безумному Джеку.

«Приходи ко мне на башню Соломона ночью и помни, только от тебя зависит, наступит ли завтра» — так у Спауна появилось новое задание, возможно, вторая встреча с Безумным.

Он не сильно ее жаждал, но отказаться не мог.

Башню Соломона построили в двадцатом веке. Перед началом экономического кризиса, оказавшего самое большое негативное влияние на Мракан-сити. Это — высоченнейшее, сооружение, напоминающее статую, чья длина бьет любые рекорды, на несколько метров выше Бурдж-Халифа, не говоря уже о гигантских Варшавской радиомачты и Небесном древе Токио.

Разумеется, на такую высь не полез бы никто, и демон-защитник — не исключение из правил. Он воспользовался компактным, но удобным детищем молодцов из технического отдела Wayne Enterprises (NEW TECHNOLOGIES) — летательным аппаратом SS-505, так и не пополнившим вооружение военных сил США (из-за некоторых несогласовок представителей корпорации с властями).

На самой верхушке сидел Джеймс Баллук. Привязанный к стулу, избитый (рубашка и штаны были запачканы кровью), с закрытым скотчем ртом, он посмотрел на Спауна то ли ищущим жалости, то ли слабо ненавидящим взглядом.

— Ты не заслуживаешь, чтобы я спасал тебя… — мститель не хотел причинять ему еще больше боли, — Ты заслуживаешь смерти…

Кодекс героя подразумевает соблюдение божеских заповедей, ведь герой, по мнению, демона — не тот, кто может убить, а тот, кто может одолеть гнев.

«Вы слышали, что сказано: люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего. А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас, да будете сынами Отца вашего Небесного, ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных.

Строчки евангелия лучше всего передают эту мысль.

Кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду; и кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два. Кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую. Просящему у тебя дай, и от хотящего занять у тебя не отвращайся».

Пролистывающиеся в памяти нагорные проповеди и побудили Спауна в очередной раз отказаться.

Отказаться от мести…

— Я герой, поэтому я не смогу… — посмотрев в глаза Джерси — ненавистного ему человека, он повторил это, только в другой форме, — Если я убью тебя здесь и сейчас, Хэлван победит, а он не должен… — но говорить давалось с огромным трудом из-за переполняющей нутро бури эмоций, многократно умноженных, — Он не должен победить…

Спаун не сразу заметил прикрепленный к каменному лицу Соломона Оракула телевизор, и проведенный к тикающему устройству провод.

Не пришлось долго напрягать извилины, чтобы понять, что это…

— Взрывчатка!

И тут же, тут же послышались глубоко-смысловые, но смешливые россказни психа, затеявшего очередную обманку. Включился экран маленького телевизора, стоящего на одной из деревянных коробок, и… Спаун увидел скривившуюся в злобной ухмылке физиономию Хэлвана.

— Вот сейчас и поймем, насколько ж ты добр. Это — мой маленький эксперимент над ангельской сущностью антагониста! Посмотрим, сохранит ли твоя совесть, черный ангел, незапятнанную чистоту! Перед тобой человек, чья жизнь зависит от твоего решения. Вот такой винегрет, убьешь ты его или нет…

После оглашения условий Джек пропел стих:

…И озвучил, сколько у Темнока до взрыва:

— На спасение обожженного даю пятнадцать секунд… Нет, двадцать пять! Все, дерзай!

В Спауне заборолись сразу все чувства:

«Я должен спасти его или нет? Я должен. А хочу ли этого? Неважно. Я герой. Я должен. Точно? Думаю, да. А как по-другому? Никак. Вот так вот».

На пустые сомнения ушло треть отведенного времени.

«Нельзя сомневаться.

Нельзя, потому что нельзя».

Он перерезал резиновый шнур (за пять секунд) и, таким образом, освободил Джерси. Спас его, позабыв о ненависти. За девять секунд погрузил на SS, потянул рычаг и улетел.

По законам жанра раздался смех Безумного Джека, и после затмивший его мощнейший взрыв, уничтоживший голову и плечи могучего голема — древнего западного архитектора Оракула накрыл собою город…

Через час полиция запихнула в машину буквально офигевшего Джеймса Баллука, пережившего экстремальный шок. Генри Своллс прибыл, чтобы оценить масштаб материального урона, по поручению Фроста, естественно. И, как ценитель всего высокого и архитектурного, лейтенант не смог отнестись равнодушно к совершенному акту вандализма (мягко говоря), которому боялись дать юридическую оценку.

К Своллсу обратился за помощью житель района, где и стояла величественная статуя — рабочий автомастерской Ральф Стелон.

— Это что ж за такое, господин полицейский? Выходит, вы и главаря поймали, обеспечили, грубо говоря, мир и покой, его теперь, наконец, запихнут на тридцать замков, а ужас-то продолжается…

Генри мучился от неудобства перед ним, как, впрочем, и перед остальными людьми. Но, тем не менее, он попытался объясниться:

— Ситуация несколько сложнее, чем вы представляете. Я пока не готов что-либо утверждать, но…

«Ничего не говори, Генри, правда навредит еще сильнее».

Стелон все напирал и напирал.

— Но… что, господин полицейский? Скажете, что не в курсе происходящих беспорядков?

«Мне стоит солгать, чтобы сохранить мир. Правда не всегда нужна, порой люди заслуживают большего. Порой их вера должна вознаграждаться».

— Боюсь, что так, мистер. Но поверьте мне, скоро все наладиться…

— Когда же будет это скоро?

Напарники решили не стоять на месте и заступиться за Своллса, они спровадили Стелона до его магазина и попросили впредь не выпытывать у сотрудников полиции «строго секретные данные». Не желая ругаться с органами правопорядка, тот согласился и отошел назад, но издалека выкрикнул, что так это не оставит и обязательно напишет жалобу…

При падении каменной головы погибло девять граждан, еще двадцать находятся в критическом состоянии. Их поместили в недавно открывшееся отделение «не для наркоманов», в реанимационную больницы святого Феодора.

Полицейские воспретили персоналу клиники подпускать родственников пострадавших в палаты и телефонно пообещали близким оповещать о любых изменениях в самочувствии больных.

Своллс метался из одной точки в другую, разговаривал с родственниками, успокаивал и убеждал немного потерпеть, дождаться результатов. Через шесть часов скончалось трое. По словам врачей, их просто не удалось откачать. Итого: число жертв акта увеличилось до двенадцати, а еще через пять часов — до шестнадцати.

Оставшиеся тринадцать пациентов таки смогли выбраться из коматозного состояния. Да, кое-кто лишился руки, кое-кто — ног, один парень остался без пальцев, но эти люди будут жить, уверяли медики, а, значит, в каком-никаком виде вернутся в семью…

Спустя два дня. Утро.

Сегодня Своллс проснулся с нехорошим предчувствием. Оно, к сожалению, не подвело. Включив «зомбоящик», он, как и все мраканиды, узрел послание Безумного Джека, которое передал народу позитивный ведущий теленовостей Сэм Роберт.

— Дорогие граждане, сегодня мне придется сообщить вам о страшном известии, и начну я, пожалуй, с самых ужасающих фактов. Судя по последним событиям и недавно полученному зловещему посланию, опаснейший индивид Безумный Джек, о котором проглаголились СМИ, реально существует. Мы советуем отвести детей от экрана телевизора, эти кадры шокируют…

Ведущий исчез на время. Показали одетого в окровавленную простынку старичка, крепко сжимающего скальпель. Бедняга грозился перерезать себе вены, если полицейские подойдут к нему хоть на шаг…

«Какой ужас» — подумал Эрик (ведущий).

— Этот человек утверждает, что Безумный Джек убил всю его семью для того, чтобы, по его словам, проверить, станет ли он таким же безумным или смирится с утратой и сохранит рассудок. Следствие по данному делу ведется интенсивно. Опрашивают друзей и знакомых мистера, ищут его пропавших родственников. Никаких гарантий, что они еще живы, нет. Но органы правопорядка делают все возможное. Все возможное, чтобы спасти жизни…

Через час в кабинет президента брокерской и консалтинговой фирмы Джареда Хоффмана поступило заявление. Телефонное. Отъявленный холостяк с манией величия, коим являлся Джаред, крайне редко пользовался охраной, уверенный, что все окружающие уважают его, любят. Он не допускал, что у кого-то хватит смелости угрожать ему.

— Кто это? — Джаред пожалел, что взял трубку.

Из нее понеслась наигранная ринолалия:

— Что?

— Ай, да ничего зазорного, мистер Фасс… как вас там! Ничего зазорного. Это я всего-то решил вам показать свой карточный веер! А знаете, шо произойдет через час? Надеюсь, вы услышите все, прежде чем вас хватит инфаркт. Главное… держитесь!

— Как в-в… — из-за чрезмерного морального напряга Джаред стал подзаикиваться, — Как вы узнали…

— Телефон? Оу, вас это и вправду до сих пор дивит? У вас там полно всяких офисных крыс, поболее, чем в любом запущенном подвале. А вы все дивитесь…

— Ваши требования…

— Они есть! — крикнул Джек, — Три миллиона долларов в реку, сегодня же! Завтра три миллиона и послезавтра столько же! Два раза в день будете, а то и чаще, в зависимости от желания моей пятой ноги, будете чувствовать лютый пиздец и по-своему кайфовать от этого. Как вам такое условие? А?

Со своим чрезмерным волнением, выраженным в хватании за сердце и вылетающим из уст «мамочки», Джаред напоминал студента-переростка или офисного клерка, нежели крутого бизнесмена.

— А иначе что?

— А иначе… — в трубке воцарилось молчание, затем Хэлван проговорил уже без прежнего запала, — Настукачу всем, что ты Спаун. И тогда наступит лютый пиздец.

Выслушав не самые приятные слова от, возможно, самого чокнутого жителя Мракана, Джаред созвал всю свою охрану для обсуждения дальнейших «шагов». Скрывать страх перед ними он не собирался, да и ребята понимали, никто не останется равнодушным, когда тебе в офис звонит маньяк.

— Так, Кэмпбелл, Блонски, а где ж остальные?

— На первом этаже — вызвался ответить управляющий охраной — Августас Фассбендер.

— Они что там, окаменели все? — крикнул Джаред.

Управляющий предположил:

— Да нет. Почему сразу окаменели, шеф? Работают, как и всегда…

Босс был неумолимо взбешен:

— К дьяволу их работу! Зови всех сюда и живо, иначе отстраню, к чертовой матери!

Кэмпбелл и Блонски появились через пять минут после недолгого отлучения Хоффмана (который вел себя смело только с теми, кто у него работал, ко всем же остальным президент относился очень щепетильно). Когда охранники прибыли, Джаред сидел на стуле и уже держал кейс, с деньгами…

— К чему это? — открыл рот Блонски — прыщеватый блондин с женскими чертами лица.

— К тому… — Джаред откинул кейс в сторону и мрачно поглядел на собравшихся, — Если меня убьют, конечно же, найдете себе новую работу. Никто не спорит — он не просто волновался, он паниковал, в душе, — Но ведь можно предотвратить беду до наступления! Можно попытаться… — сейчас бизнесмену, как ничто другое, была нужна толковка Фассбендера, — Августас, как у вас там по семейным планам? Пару суток уделить не сможете?

Управляющий облизнул губы и с глазами, полными непонимания, полюбопытствовал:

— То есть?

— То есть, слетать со мной в другую страну и потом вернуться обратно. Но уже без меня… — Фассбендер подпрыгнул на стуле, — Ну, так что, сделаем или будете отпираться?

— Мда… — сомневающеся вымолвил Фассбендер, вспоминая, что мог такого пообещать жене и дочке, из-за чего вряд ли сможет помочь спасти начальника.

Тот поторопил его:

— Ну, так что? Не молчи…

Фассбендер, наконец, допустил, что сможет помочь:

— Как лететь планируете?

«Я слишком много кричу на них. Так нельзя. Ведь эти парни, по факту, мои телохранители, моя сила, мои кулаки. Обязан не просто уважать их, обязан на руках носить, тем более, если старый лис Фассбендер согласится помочь мне.

Будь благодарнее, дружище, будь благодарнее».

Президент определился, куда желает летнуть. Покумекав, он назвал другой континент — европейское государство без выхода к морю, граничащее на севере с Германией.

— Вилла в Швейцарии, принадлежащая моему крестному!

Фассбендера, надеявшегося на что-то более близкое, не обрадовал такой выбор шефа.

— Ну, что, за отдельную приличную плату полетишь со мной? И помни, теперь я один не могу, пока не окажусь там, на месте. Мне угрожают и, думаю, не просто для того, чтоб поглумиться!

Фассбендер через силу, но… но согласился.

— Только семью оповещу!

Хоффман дружески закивал.

«Хотя бы так, а то боялся, что никак».

Бывший клерк Хоффман, ныне президент брокерской и консалтинговой конторы, полчаса потратил на гардеробную и еще двадцать минут на чаепитие.

Фассбендер к этому времени уже оповестил близких, попросил их не ждать его в течение двух-трех, а если понадобится и больше. Те нормально отнеслись к словам кормильца, ведь им не впервой придется несколько дней обходиться без него. Августас сказал семье, что любит их очень и попросил не ждать, мол, вернется неожиданно, звонить не будет.

— Все! Поторапливайся, давай! Некогда! — еще не надев штаны, откушав, Джаред выбежал из кухни и достал из ящика комода представительский зонт-трость, — Выходим!

Сев в машину представительского класса, в немецкий лимузин, подчиненный и босс сошлись, что для начала нужно все обсудить, а уж потом действовать на трезвую голову.

— Предлагаю следующее… — Фассбендер засунул ключ в отверстие, готовый завести машину, — Если хотите, чтобы все прошло как можно быстрее, то придется нам тут немного подождать…

— Чего? — посмотрел на него шеф.

— Административного самолета. Я уже созвонился с нашими друзьями. Обещали прибыть к аэропорту через два часа…

«Нет».

Босс был очень недоволен таким раскладом, за что отругал начальника управления охраной.

— Что ты несешь, а? Как маленький мальчик, честное слово! Прекрасно же понимаешь, что за эти два часа меня сто раз убить могут, и при таком раскладе твои услуги будут уже не нужны, мой добросердечный!

— Хорошо! Что вы предлагаете? Лететь на общественном самолете с непроверенными людьми? Думаете, там будет безопаснее?

Джаред выпучился:

— Я ничего не думаю. Это не моя обязанность. Думать должен ты. Все ясно? Или есть какие-то вопросы?

«Да никаких» — подумал Фассбендер, и молча завел тачку…

— Тоже мне ответственный… — буркнул Джаред.

Ведущие новостей менялись один за другим. Незапланированные прямые эфиры, куча шума и паники, громких известий о смертях, ЧП и трагедиях… и через каждую такую страшную весть фигурировало прозвище — Безумный Джек. Люди не знали, о чем думать, когда каждый раз, включая телевизор, слышали его…

— Уведите детей от экранов. Эти кадры шокируют… — всегда веселый и позитивный Сэм Роберт сегодня был совсем не весел.

Показали полного мужчину с жутко изрезанным животом. На изувеченном пузе красовались, отнюдь, не простые раны. Это было кровавое и очередное послание, оставленное неуловимым душегубом.

— Обратите внимание на живот пострадавшего — послышался приятный баритон телеведущего, — Как видите, порезы на нем складываются в буквы, а буквы — в слова. Итак, давайте мы с вами прочтем, что же такого нам оставил загадочный Джек. Я продиктую, на случай, если у кого-то из вас, дорогие зрители, плохое зрение или вы по каким-то причинам не может разглядеть. Знайте, Джаред Хоффман это Спаун.

— Вот такое шокирующее послание, собственно. Разумеется, из здравомыслящих никто в это не поверил, но полностью отрицать попыток недругов демона-защитника убить уважаемого Джареда не стоит. Это так называемая не первая и, боюсь, не последняя провокация преступника, именуемого Безумным Джеком.

— Августас.

— Да, босс. Что-то хотели?

— Ты ничего от меня не скрываешь?

— Нет. А что?

— Да так… Предчувствие гложет.

Из-за огромного скопления автотранспорта лимузин стоял на одном месте. Хоффмана изрядно извели ожидания, он то и дело депрессивно посматривал в боковые окна. Дикие пробки бесили сильнее дурных мыслей, но и те тоже не давали покоя, будто сами пробивались.

«Если мы не доедем, то что? Если убьют меня?

Черт, ну, кто просил этого ублюдка вмешиваться в мою жизнь, в мое пространство! Я знаю то, что и все, кто живет в этом чертовом городе, Спауна не любят многие отморозки. И даже если я выступлю перед людьми, даже если докажу, что я никакой не Спаун, а всего лишь обыкновенный офисный планктон, всех отморозков точно убедить не получится. А, значит, моя жизнь никогда не будет прежней.

Мне придется вечно скрываться».

Как и все мраканиды, бизнесмен посмотрел эфир.

Скрестив руки на груди, опустил голову, он остался недвижим, погруженный в печаль: нет сомнения, его ждет плачевная развязка.

Хоффман не смог противостоять планам социопата, задуманное движение удалось, и некого винить, кроме Безумного Джека, и, наверное, самого себя…

Своллс принял приказ Фроста — поручить копам навестить мистера Хоффмана. Новый лейтенант, который еще недавно довольствовался более низким званием сержанта, немедленно приступил к выполнению.

На это дело он отправил парочку офицеров, жалующихся на полное отсутствие каких-либо дел.

— Не подведите. Если Спаун не побежит спасать его, то вы можете оказаться очень кстати…

В душе Своллс переживал за ребят, равно как и за всех жителей города.

«Да храни нас Господь».

— Насколько все плохо? — Фрост подсел к Своллсу.

Они вели дискуссию вовсе не в атакованном бандюгами здании департамента, которое на данный момент пустовало из-за необходимого после стрельбы ремонта, а на новом месте. Та часть центрального отделения, что выжила, перебралась в соседний участок, за исключением Дэвида Блейка (не перешедшего из-за нездорового пристрастия к алкоголю).

— В том-то и дело, сэр… — сейчас лейтенант выглядел так грустно, как никогда раньше, — Мы не знаем. И это, конечно же, плохо.

— Мда уж… — комиссар не имел права давить на коллегу, прекрасно видя, что Генри находится на взводе, впрочем, как и все, осведомленные о терроре Джека чуть больше остальных.

Генри перечислил материальный ущерб и потери среди гражданских.

— Если так подумать о происходящем, то становится страшно. Мы ведь не знаем ни о нынешнем местонахождении похищенного из клиники Антнидас Уильяма Бэйлондса, ни о судьбе прокурора Кригера. Статуя Соломона, парк детских аттракционов, центральная библиотека…

— А маньяк продолжает безумствовать — дополнил Фрост, — Он теперь не просто пачкает стены. Он теперь рисует на телах. И я понимаю, насколько все плохо…

— Если опираться на факты, то мы абсолютно беспомощны. Где псих нанесет очередной удар, как он это провернет — всего этого мы не знаем… — со своими длиннющими анализами-рассуждениями Генри выглядел не как человек, а как живое воплощение отчаяния.

— Катастрофическая нехватка информации… Это всегда погано… — поддержал его комиссар, который выглядел примерно также, — Сколько вам дать времени на поиски прокурора? Сколько сможете скрывать?

Своллс не смог дать ответ на вопрос комиссара, вместо этого он просто проглотил слюну и продолжил молчать…

При плотном автомобильном потоке до аэропорта можно было добраться только к вечеру. Фассбендеру каждую минуту приходилось напоминать боссу, что «все хорошо». По правде эти тщетные попытки нисколько не улучшали атмосферу в салоне. Наоборот, только злили и без того дерганого Хоффмана.

— Ты связывался? Когда они там будут?

Августас произнес:

— Через час прилетят уже. Главное, не отчаивайтесь раньше времени. Все будет в…

— Да помолчи ты со своими порядками! — шеф оборвал его, сделав очень громкое замечание, — Не девочка, чтобы успокаивали…

Через полчаса.

— Эй, что за бардак там? — Хоффман подпер подбородок к стеклу и увидел компанию отморозков с ломами. Они аккуратно, не задевая другие машины, продвигались к лимузину, — А, ну поехали! — завопил президент фирмы.

— Куда? Мы же стоим в пробке! Забыли? — отреагировал Фассбендер, и огреб разбившим окно ломом по затылку.

Ударили и вытащили из машины.

С главным сделали то же самое…

— Вот это да… — молвил вслух полицейский, приехавший по адресу фирмы Хоффмана. То, что он увидел, любого бы вогнало дрожь: здание фирмы полыхало, из окон стреляли языки огня. Но внутри обстояло все намного плачевнее, чем можно было представить: одни рабочие, задохнувшись в дыму, падали наземь, другие, объятые огнем, умирали в страшных муках, третьи… пусть сами кое-как и спасались, но важные для работы документы выносить не поспевали, бумага превращалась в пепел…

— Что делать будем? — спросил коллега.

Из горящего дома, сломя башку, выбежал перепуганный юрист, упавший на живот…

— Что остается. Скажем, как есть, да и все. Все равно все узнают.

— Верно. Такое не скроешь…

Минутой позднее выбежал еще один, только объятый пламенем…

Хоффман вместе с Фассбендером бесследно пропали. Все, что нашли — лимузин с заляпанным кровью салоном. Это указывала на вероятность их смерти…

О поджоге здания Своллсу доложили по приезду бригады пожарных. Большинство тех, кто находился внутри, по мнению очевидцев ЧП, погибли. Кровля ожидаемо обрушилась, и начались долгие и безрезультативные поиски выживших…

Генри прибыл к месту очередной «катастрофы».

— Скольким удалось покинуть здание, не превратившись в головешку? — спросил он у двух офицеров, которые не могли отойти от увиденного…

— Четверым, лейтенант.

— Прекрасно…

«Знал, что все так дерьмово получится. Чувствовал».

Своллс потоптался на месте преступления, поспрашивал пожарных, экспертов, детективов…

Фрост позвал лейтенанта к себе. На этот раз, отнюдь, не для задушевных демагогий. На месте сгоревшей фирмы Хоффмана нашли болванку — оставленное Джеком «посланьице» — видеозапись.

— Этот сучий потрох сам себя снял — ранее всегда ответственный в подборе выражений, комиссар пустился во все тяжкие, — Вот же ублюдок…

На записи Джек сидел на кресле и, уставившись в камеру, напевал гнусаво:

— Обидненько, досадненько, шо Срауна-то кокнули. Словечко нецензурненько промолвили вслушок! Взяли в ручки палочку, по башне шандарахнули, потом и резать начали, напялили мешок… — последующие смешки говорили о том, что безумие для Джека — это саморазвлечение, — А Сраун-то не оншеньки, Сраун-то другойшеньки! Неуж и вправду думали, шо имечко скажу? Наивные и глупые, убили ж вы невинного, ничего не сделавшего, ни капли не нашкодившего, поганые вы псы!

Казалось бы, чего проще признать очевидную — возникшую опасность, но Своллс до последнего сторонился правды, до сего мгновения…

— Он смеется над нами. Потешается…

— Пушистые и гладенькие, эх, людишки сладенькие, будете игратеньки по правилам моим! А если же не будете, есль играть откажетесь, на воздух полетите все! Понюхайте трусы!

Своллс не мог не признаться:

— Это выше всех моих представлений о преступниках. Сколько существую, никогда не видел ничего подобного…

— Угу — комиссар полностью поддерживал точку зрения коллеги о необычности преступника, — Теперь я уверен, мы с вами вообще многого не видели.

У дочки Фроста — маленькой Алисы — были прекрасные математические способности, и родители хотели, чтобы она, окрепнув физически, смогла заниматься в физико-математической школе. Параллельно детей отдали еще и в музыкальную школу. Лизу — на синтезатор.

Уже через полгода девочка наверстала упущенное: через год была на равных со сверстниками, которые начали заниматься на год раньше. Детям с психологическими травмами нравится забота со стороны взрослых, они всегда рады, когда на них обращают внимание, когда с ними проводят время и учат чему-то.

Вспомнив об этой красавице, Своллс обратился к комиссару:

— Кстати.

— Ммм?

— Как поживает девочка?

Тот не стал перечислять сложности в поведении, проблемы с самочувствием и прочее. Ответил, как на духу:

— Еще есть кое-что, что не помешает подкорректировать, кое-что, что можно подправить. Но вообще она молодец, держится — Фрост улыбнулся, — А вы часто вспоминаете ее, Своллс?

— Хм… — лейтенант явно не ожидал такого вопроса, — Да, сэр. Довольно нередко…

— Если вы за что-то переживаете, то зря. С ней все хорошо.

— Что ж, очень рад. Успокоили… — пробыв в молчании несколько минут, Генри вернулся к теме Безумного Джека, — Что мы будем делать с преступником, сэр?

Через час в участок привели сдавшихся по собственной воле убийц Хоффмана и Фассбендера, с ходу рассказавших, где лежат тела. Своллс попросил проверить карманы господ на наличие пиротехники, отмычек и прочих «вредных» предметов.

— Нервы ни к черту — произнес лейтенант, узнав, что отморозки ничего не утаивают.

«Я, наверное, еще пару суток не смогу нормально поспать».

Зековские рожи и многочисленные наколки выдали самых натуральных сумасбродов, для которых жизнь отнять — как почесать за ушком. Таких Генри никогда не любил, но сегодня он был готов общаться с ними, как с адекватными людьми, потому что, если сравнить их с Джеком, эти буяны еще кое-как, но подходили под категорию «человек».

— Давайте, выкладывайте…

Из них заговорил только лысый негроид в красном свитере. Видимо, более отважный.

— Спаун — сволочь! Он не дал мне шанса, когда я первый раз пошел на ограбление. То была лишь прихоть корешей, а не моя личная инициатива. Он поймал меня и сдал копам, хотя я просил смиловаться — в голосе бандита, который кусал губы, чтобы не зареветь от предчувствия дальнейшей отсидки, так и проскальзывала досада, — Когда услышал по телевизору, что Спаун это тот самый бизнесменчик, которого мы шлепнули, у меня заклинило в мозгах. Я ни о чем не мог думать, кроме как об убийстве. Вот так все и случилось. Проследили с другом за его передвижениями, и когда на дороге образовалась пробка из авто, мы и атаковали…

Своим следующим заявлением Своллс сильно удивил отчаянных парней.

— Не радуйтесь так рано. Вас обманули.

«О, нет».

Афроамериканец задергался.

— Что? Как?

— Вот так-то — лейтенанту пришлось разочаровать неудавшихся мстителей, — Над вами посмеялись.

— В смысле?

— Хоффман вовсе не Спаун и пойдете вы по полной программе, друзья мои, за убийство невиновного — за убийство человека, который вам ничего не сделал…

Черный не удержался, не постыдился зареветь:

— О, нет. Я не хотел так… — слезы потекли по лицу, — Честно!

— На суде объяснишь. Увести их! — приказал лейтенант.

«Последние ночи самые беспокойные»