Единственной неизменностью сегодняшнего утра была радостьносящая улыбка репортерши Луизы Симонс, ведущей экстренный выпуск с места недавней трагедии.

Новость о чудовищном взрыве, разрушившем две станции метрополитена, разнеслась по сети через полчаса после происшествия. Выжило десять человек, в том числе и Диего Абрэмо, отделавшийся серьезной травмой груди и переломами обеих ног.

— Сегодняшнее событие, скорее всего, граждане Мракана забудут нескоро — посмотрела в камеру Симонс, убирая от щеки поднадоевшую челку.

«Пора идти уже стричься».

— Судя по всему, сработал мощный взрывной механизм. Вызванные эксперты называют случившееся угрозой терроризма. Ведутся поиски выживших для их последующей госпитализации — за ее спиной врачи загружали лишившегося руки мужика, — Также проводится опознание тех, кому не посчастливилось воспользоваться подземным транспортом, тех, кто попал под обломки — на лице девушки виднелись следы недавних слез.

— Позднее, благодаря внезапным показаниям одного из выживших вскрылись поистине шокирующие факты.

СМИ дали господину Абрэмо возможность высказаться. Несмотря на приобретенные увечья, итальянец выглядел более-менее достойно: мог говорить, стоял на ногах и лишь слегка покачивался.

— Многим это покажется подозрительным, но у нас в метро было что-то наподобие совещательской комнаты! Мы там встречались, общались, ностальгировали…

Симонс подтянула микрофон к себе:

— Кто вы? Объясните…

— Мы! — дернулся сведенщик, — Члены антизаконных сообществ, величаемых мафиями.

— Ого… — «прокомментировала» репортерша.

— У нас там была столовая, стояли телевизор и стиральная машина… — Абрэмо резко поднял голову, его потемневшие черты выражали такую обеспокоенность и убитость горем, что у стоящих рядом СМИ переворачивалось сердце, — Мы уже не являлись теми опасными преступниками. Нас всех поимели, мягко говоря. Спаун и другие, те, которых не раскусит среднестатистический рассудок, стали реальной угрозой не только для мирного населения. Но и для нас, некогда властвующих и властных…

Сведенщик попросил сигаретку.

Отдававшиеся многократным эхом глухие звуки в тоннелях метро — постанывания истекающих кровью, заваленных камнями граждан. Всех спасать не успевали, некоторые обреченные «отбрасывали коньки» в машинах скорой помощи.

Долго наблюдающие за агонией врачи плакали вместе с родными умирающих…

В Мракан-сити есть целая сеть подземелий, именуемая метрополитеном. И кроме используемых рабочих мест в метро, так сказать, существуют закрытые территории. Еле перенеся шок, господин Абрэмо согласился сотрудничать, дабы избежать дальнейшего попадания за решетку, и в сопровождении полицейских сдал секреты погибших товарищей.

Органы правопорядка не пытались скрыть явного довольства, им было выгодно, что почти все коронованные преступники разом «погорели».

— Так и надо им! Долго же эти гады пили кровь, а тут кто-то взял и сделал всю грязную работу за нас — сие отчетливо прозвучало в напыщенной речи грубоватого копа мистера Майкла Вульфа, никогда не отличавшегося гуманностью.

И тут напарник детектива — полицейский по имени Генри Своллс — откритиковал Вульфа за колкость:

— Думайте, что говорите. Люди погибли, а вам…

Послушав некоторых копов, Абрэмо поразмышлял про себя:

«Да уж, этим от рук отбившиеся мразям беспринципности не занимать. В какой раз убеждаюсь, легавые ничем не лучше».

В «тайной комнате», которую осматривал детектив-криминалист Барт Свифт, вызывали подозрения несколько вещей: оставленное на скорую руку послание в виде настенных каракуль, какие обычно делает хулиганье и сервер — аппаратное обеспечение, выделенное для выполнения на нём сервисного программного обеспечения.

— Выжившему придется говорить — детектив, разумеется, имел в виду Абрэмо, — Или я ему вырву язык…

Но когда итальянца доставили на «бывшую говорильню преступников», он значительно подобрел. Уж больно потерянным был видок некогда опасного гангстера.

— Буду рад помочь… — устало прохрипел гангстер.

— Верю — сказал мистер Свифт и попросил трущихся в комнате Вульфа и Своллса обеспечить им тет-а-тет.

Как ни странно, весь негатив к господину Абрэмо у Свифта мимолетно затух. Видимо, если он когда-то в нем и присутствовал, то с сильно преувеличенным «отвращением к преступникам для вида», чтобы скрыть от коллежек свое истинное нейтральное отношение к нарушителям.

— Кое-кто из выживших приблизительно описал злоумышленника.

— Это — худощавого телосложения мужчина, брюнетик, нос с горбинкой, волосы, кстати, потные…

— Ну, волосы ясно, почему потные. Террористы тоже, как и люди, сильно волнуются, когда кладут взрывчатку. Душа уходит в пятки… — специфическая улыбка Свифта — гримаса на любителя, не каждый мог ее выдержать. Но Абрэмо было по фиг, кто будет пред ним скалиться, он думал, лишь бы не сбагрили в тюрьму по окончанию шумихи, — Хотя, ошибаюсь — детектив вошел в раж, — Они не люди, и даже не животные…

Итальянцу приходилось соглашаться с каждым словом Свифта и буквально ублажать его кивками, поддакивать…

Легкое пробное постукивание по предмету странной формы, находящемуся в соседнем помещении, активировало встроенную взрывчатку. Своллс возненавидел себя за этот опрометчивый поступок.

Вульф тут же закричал на напарника. Обозвав его некомпетентным идиотом, которому место разве что среди детей индиго, он вызвал команду саперов. Не удержался от подробного объяснения ситуации, что сильно задело Генри…

Позже законники перешли к изучению таинственных записей.

— Вряд ли они не для нас — Своллс озвучил то, о чем думали все присутствующие.

В следующую же секунду покрасневший от уровня бредовости послания Свифт обратился к Абрэмо:

— Что вы-то предполагаете? Это все-таки ваша база!

Преступник сразу растерялся. Ему реально было нечего добавить, кроме как я «ничего не знаю о том, что здесь происходило после моего ухода, и не имею понятия, кто мог здесь хозяйничать». Вскоре (по его молчанию) все это поняли и отстали от съежившегося.

Третья тайная, по памяти Абрэмо, пустая комната была невелика. В ней находился стол, единственный табурет и несколько приспособлений с зажимами и винтами, напоминающих средневековые орудия пытки.

На столе царил беспорядок: предметы (тетрадка, карандаш, ручка, точилка) были разбросаны, словно в спешке.

Абрэмо схватился за голову от душераздирающего недоумения: при нем комнаты пустовали, а сейчас в одной стоит сервак, на стене имеется чертова хулиганская надпись, во второй — кто-то оставил взрывчатку, а в третьей — школьные принадлежности и куча других безделушек.

Он поспешил передать это Свифту.

— Мда… — причмокнул детектив, — Случай исключителен, и маловероятно, что это скоро раскроется, если вообще раскроется…

— Значит только одно, преступник на этот раз постарался — не мог не вставить свою полуиронию-полусерьез исключительно лишний в следачных делах Вульф, — Парень, скажу я вам, молодец. Не оставил нам никаких конфеток.

Своллс попросил напарника удалиться, дабы тот не мешал кумекать Свифту, мол, сейчас имеет ценность каждая удачная и неудачная мысль.

Получше сориентировавшись, детектив начал внимательно осматривать комнаты. Заметив небольшую дверцу в противоположной стене, он подошел к ней и принялся изучать очередное небрежно размалеванное послание.

Напрягла его самая маленькая и, вероятно, незначительная деталь — рисунок — маленький забавный человечек в зеленом костюмчике, придерживающий правой рукой курительную трубку.

— Лепрекон? — Свифт вспомнил, как карикатурно изображают гномов, маленьких исполнителей желаний. Ведь и посланьице непростое, «буквозеленное».

Изучение находки — плевое дело — поразмыслил детектив, потому что изучать, собственно, было нечего. А судя по уровню смысла, предположили прочитавшие, автор стишка повредился рассудком.

— Можно с уверенностью утверждать, что псих порядком позабавился… — Свифт сделал паузу, — Посмеялся, убив несколько десятков граждан — спустя минуту он попросил Своллса о небольшом одолжении — уделить ему еще час, — Побудьте здесь, сержант, не уходите. Мало ли, вытащат еще одного члена этих самых мафий. Нужно ко всему быть готовым заранее, чтобы не облажаться в будущем…

Как бы сильно Генри не мечтал провести вечер в кругу друзей, а потом, оставшееся время до полночи пробыть с дочерью, он не мог отказать в просьбе самому квалифицированному из своих коллег. Так как считал, что от усердства господина Свифта и людей его разряда, зависит судьба многих «палок».

После отсчета перед шефом и пресловутых хождений туда-сюда под камерами Луиза Сименс решила, наконец, привести свою голову в порядок — коротко постричься. Считая компактную шевелюру более совместимой с нынешним временем, более модной, она корналась каждые три месяца.

В этом ей помогал Руперт Уолберг — ее друг, тоже репортер, занявшийся парикмахерским делом лишь для дополнительного заработка.

— Слушай, давай только не каре, хочу под мальчика! — первый раз за всю историю стрижек Луиза согласилась на что-то по-настоящему короткое.

Руперт даже удивился:

— Хм, уже готова? Помню, в прошлый раз боялась — пока он обрезал лишь хвост.

— Значит, уже не боюсь…

— Ну, смотри. Тут дело такое. Долго копаться у ушек, все состригать… Работы на час.

— Х-о-р-о-ш-о — по слогам согласилась Луиза, наблюдая за падающими к ногам волосами.

Только что лишилась ненавистной челки…

Центральный департамент.

— Да! Войдите!

В кабинет Эсмонда Фернока явился — не запылился Уолтер Бёрк, простоявший в магазинной очереди более трех часов, но так и не купивший, что надо.

— Ты? — лейтенанта что-то удивило, явно неслабо, — Так быстро? — судя по воспалившемуся взгляду.

— Я… — вместо привычной жизнерадостности, ныне лицо и фигура вошедшего выражали уныние.

— Что я?

— Не дождался.

— Так и знал…

— Я по важному вопросу. Что будем делать с этим… Вы поняли.

— Будешь следить — уверенно ответил Фернок, и предупредил, — Только Пэксвеллу ни слова! Мне доложишь…

Бёрк пожал плечами.

— Боюсь, не могу так…

— Хорошо — согласился лейтенант, — Можешь говорить ему, я не против — и отпил из разноцветной кружки, — Но сначала мне.

Ранним утром комиссар полиции Адам Фрост получил информацию касаемо взрыва в метро. К нему в кабинет зашел человек от детектива Свифта — худощавый незнакомец с индюшачьей походкой в черном немного замшелом костюме.

— Вот, это вам…

— Кхм — Фрост не поленился заглянуть в отчет английского детектива.

— Очень нехорошая новость. Появился маньяк, который меняет имена, как одежду.

— Поясните.

— Ну… — незнакомец не хотел раскрывать все карты, считая, что этим должен заниматься непосредственно Свифт, — Сначала называл себя Безумным Джеком, потом именовался Лепреконом. Так гляди через недельку и это прозвище сменит на какое-нибудь другое.

— Чем ваш маньяк промышляет?

Хладнокровие комиссара сошло на нет, когда он узнал следующее:

— Это тот самый ублюдок, устроивший взрыв в метро! — крикнул гость.

Фроста аж перекосило:

— Да?

— Да…

Преступнику не хватило нескольких десятков загубленных жизней. Он нашел себе новое средство морального удовлетворения: взлом различных официальных сайтов изготовителей, баз данных, интернет-серверов и прочего добра.

Используя целый набор созданных им же вредоносных программ, Лепрекон был почти неуязвим даже для целой команды опытных хакеров. Попытки жертв хитроумного злодея удалить вирус оборачивались полной потерей данных.

А пока вирус действовал — маньяк копировал содержимое жестких дисков (пароли) на скрытый виртуальный диск.

— Чтобы найти зашифрованный диск, потребуется время… — пожал плечами компьютерщик, ранее не встречавшийся с подобными мастаками.

Агент интернет-банка признал с обреченностью:

— У нас его нет.

Буйство Лепрекона не остановилось на дистанционном банковском обслуживании. Следующими пострадавшими от злостных вмешательств интернет-террориста стали так называемые «звезды Мракана» — богачи. Всю самую пикантную информацию об их жизни (личные данные) преступник без устали передавал разгневанным хейтерам, неприятелям и их родственникам. Основное поле Лепрекона — социальная мировая сеть facebook, где зарегистрированы почти все «известности», включая самого мэра Мракана Сета Картера — первого, кого «ломанули'.

Высвеченное «буквозеленое» послание на рабочем столе напугало обеспокоенного мэра утечкой приватности не меньше, чем сам факт взлома.

Злоумышленник, получив удаленный доступ к домашнему компьютеру мэра, самостоятельно, вручную менял фоновый рисунок рабочего стола. Каждые две минуты.

Курсор перемещался сам по себе, прыгая с одного ярлыка на другой. От этого у Картера плыло сознание.

Четверостишье медленно сменилось. Того же цвета буквы, тот же фон.

Время от времени стрелка двигалась в направлении недавно созданной папки, где хранились JPEG-файлы со стишками. Пришел черед последних четверостиший.

Новый рисунок вмещал оба.

«Боже… они теперь все узнают».

Сет схватился за голову, плеснул коньяка в стакан и позвонил своему другу-юристу. Но испытываемый страх было не передать по телефону, поэтому он назначил ему встречу на завтра. И простоял в беззвучии до наступления полночи…

Коротко подстриженная Луиза Сименс вернулась домой. В мыслях вертелось улечься, но прежде напоить кота молоком. Она была уверена, все, кто присутствовал на месте ЧП, сейчас либо глотают таблетки, либо спят.

«Вот и я поступлю, как и все, не хочу выделяться».

Оценив стрижку перед зеркалом, Луиза несколько раз улыбнулась. От самолюбования отвлекла знакомая вибрация.

На дисплее сотового девушки всплыл неизвестный номер.

«Ммм, кто это, интересно? Неужели опять по работе? Боже, как я устала…»

Она приняла вызов, но звонивший тут же сбросил.

«Может, очередной обожатель из сайта знакомств набрал, а потом постеснялся разговаривать в виду жутчайшей закомплексованности?»

Сименс уже почти свыкнулась с мыслью о неэффективности посиделок на сайтах знакомств и занесла телефон джентльмена X в черный список, как за звонком последовал стук в дверь.

«Это кто еще? Меня преследуют?»

Девушка незамедлительно открыла ее, за что получила по голове каким-то тяжелым предметом. Не церемонясь, ворвавшийся преступник схватил обессилившую Луизу и увел на улицу.

Дверь в квартиру осталась открытой…

Мэр пожал руку Даниелю Раймонду — тридцатипятилетнему шатену, заместителю директора лас-вегаской юридической фирмы. Даниель прилетел в Мракан ровно на несколько дней. Но перед отлетом, как истинный джентльмен, не забыл попрощаться со своими близкими, повидаться с друзьями…

— Странно, что при твоем статусе, при должности градоначальника, ты обращаешься ко мне, Сет? Должно быть, очень веская причина…

— Ты прав, несомненно, и догадлив, как всегда. До сих пор ценю в тебе эти качества…

Сет вел себя так, будто был обязан Даниелю жизнью. Как знать, может, в будущем все так и обернется? Мэр с загадочным выражением ходил кругами, не решаясь говорить. Раймонд, хорошо разбиравшийся в людях, давно подметил для себя, его друга что-то сильно беспокоит…

— Может, ты просто скажешь мне, в чем дело, а я поищу варианты решения проблемы? — Раймонд нарочно поторопил Картера.

— Хорошо… — Картер остановился, уставившись шатену в глаза, — Есть некто, кто, кажется, взял меня на крючок и не планирует отпускать…

— Шантаж?

— Правильно…

Они не стали стоять на месте и решили прогуляться. Загруженность Картера со временем сменилась простой взволнованностью.

— В общем, если и делать какие-то выводы, то, выходит, кому-то просто не нравится то, что я все еще состою на должности.

— И он решил поделиться с людьми информацией?

Картер вдруг остановился и, не чувствуя ничего, за исключением ранее неведомого беспокойства вперемешку с незначительной злостью, ухватился за пальто друга.

— Он знает про смерть Миллера! Знает про случай в Систер Бэй! Виксонсион… Помнишь?

— Твой отлет в Германию? — Раймонд приопустил голову, — Такое не забывается…

— Миллер тоже был шантажистом! — прошипел мэр, — Изначально понимая, что это незаконно и аморально, мне пришлось пойти на крайние меры, заплатить уличным наемникам за его устранение. А сейчас кто-то про это пронюхал. Про мое невторостепенное отношение к гибели Миллера.

— Каким же образом?

— Получив доступ к моему компьютеру, перечитав неудаленные чертовы переписки с заказчиками!

— Мне добавить нечего…

— Как? Ты не поможешь мне?

— Говорю же, нужно быть осторожнее — повторил Раймонд, — Как я смогу помочь?

— Ответом.

— Слушаю…

— Ты — мастер своего дела, высококлассный юрист, Даниель. Говорю без всякой лести. Скажи, каковы мои следующие действия? Что нужно сделать, чтобы в случае полного дерьма просто потихоньку свалить с поста, чтобы хотя бы не из мэров в зеки? Ты меня понял…

— Есть вариант — прикинул Раймонд.

— Какой? Я слушаю.

— Если ты не контролируешь сложившуюся ситуацию, то и вправду, уйди добровольно. Тогда, может, и пронесет. Но и это, увы, не даст стопроцентной гарантии, что шантажист уймется.

Похищенная репортерша обнаружила себя в заставленной компьютерами комнате с рассыпающейся кафелевой плиткой. Первым делом бросились в глаза трещины на стене и грязь, и только потом… отрезанная от остального тела голова Сальваторе Матераццо: страшные порезы на ушах — следствие вырванных сережек, рот в крови, сломанная переносица…

Башка удобно лежала на маленьком стуле, стоявшим посередине вонючего помещения…

— Боже — промолвила Сименс, инстинктивно отвернувшись, передвинувшись на коленях в другую часть комнаты.

Не успела девушка прийти в себя после полученного потрясения, как затрещали створки ржавой двери и внутрь заглянул тип в черном капюшоне, полностью закрывшем лицо. Затем они снова захлопнулись с неприятным протяжным воем.

По возвращению в коттедж мэра настигла та же незавидная участь, которая недавно настигла репортершу: после долгого, но ни к чему не приведшего разговора с мистером Раймондом, Сет вернулся домой, где его принял… все тот же черный капюшон!

Маньяк напал на Сета с подобием дубинки в руках и принялся колотить. Вырубив, злоумышленник осмотрелся, нет ли охранника, и поволок жертву в машину.

Мэр очнулся в другом отсеке, по дизайну и по уровню захламленности являющимся точной копией того, в котором томилась бедная Луиза. Увидев перед собой подсказку «как выбраться» в виде пояснительного белого стиха — формы нерифмованного стиха, традиционно применяемой в новоевропейской силлабо тонике и редко в некоторых формах тоники, на стене, он ожидаемо озадачился.

Всего на третьем этаже заброшки, где преступник удерживал людей, имелось шесть отсеков, но заполненных — только два. Вместе держать пленных невариантно, могут скомандоваться и организовать себе выход, а когда они по отдельности, шанс, что удерут, весьма мал. Тем и интересней эксперимент. Только по одному человеку в камере, только хардкор!

Мэр не сразу увидел обращение преступника, появившееся на всех стационарных ПК, что находятся в комнате. На мониторах каждого (их всего шесть) появилось послание в излюбленной похитителем форме стишка.

«Я влип, даже не буду спорить. Но что это, черт возьми, за дерьмо? Куда идти?»

ПК отключились. Потом, спустя недолгое время, минуты через две, снова включились, но с небольшими изменениями — поменялся рисунок рабочего стола.

Новый стих вызвал еще большую обреченность, хоть и был лишь вариацией первого с некоторыми поправками.

Разные страшилки лезли в мозг ничего не понимающего Сета:

«Что если я заперт здесь навсегда? Меня возьмет голод, сойду с ума от приобретенной клаустрофобии, стану похожим на обреченного блокадника и сгину через несколько суток».

Стихи посетили и Луизу. Маньяк все предусмотрел, даже такие мелочи не пройдут мимо заложников, обреченных на жуткие психологические пытки.

Заслезившиеся глаза девушки уловили обилие зеленого цвета в углу комнаты, которое вызвало сильное раздражение. Четверостишье не обошлось без упоминания имени заложницы. Маньяк, таким образом, «проверял жертв на прочность».

В отличие от более импульсивного Сета девушка ни о чем не думала, возможно, из-за пересилившего разум отчаяния. Но в точности, как это было с мониторами в камере с мэром, на мониторах камеры, где находилась репортерша, появился второй рисунок.

Уолтер беспокоился насчет «полтергейста» и каждые полчаса мучил Фернока расспросами-опасениями. Временная речевая бессвязность офицера была из-за того же волнения.

Лейтенанту приходилось без конца ублажать беднягу Уолти, но когда тот вновь постучал, у него родилась идея:

— Тебе повезло, можешь пригодиться…

Бёрк окинул Фернока подозрительным взором:

— Что-то понадобилось?

— Съезди-ка в психушку…

— Шутка? — бессвязность Уолтера, как волной снесло.

— Боюсь, что нет, мой друг — лейтенант — известный комедиант, гуру острых шуток и подколов, посерьезнел, — Субъект часто посещает замок. Подозрительно часто. Сдается, неспроста. Может, он болен, страдает психическим недугом, лекарство достает у врачей. А, может, и нет.

— А другие варианты есть?

— Может, кого-то посещает. Например, родственника…

— Понятно, а откуда ты знаешь?

— Дрю с Мигелем проверили почву, проследили за ним.

Бёрк изумился:

— И почему они не доделали свое дело?

— Я так велел — Фернок вытащил пару орешков из компактного пакета, — Просто в силу своей ограниченности эти двое не умеют нормально контактировать с медперсоналом, впрочем, как и со всеми остальными людьми на этой планете. Запороли бы единственную зацепку — он снова протянул пальцы к орешкам, — Нужно узнать, что замышляют крысы. Видимо, по договоренности, опять же не обошлось без денег, все подвели к тому, что в допроснике сидел еще один задержанный, который убил Гарсетти из-за того, что не поделил с ним что-то…

Офицер указал на себя пальцем:

— И ты поручаешь это мне?

— Именно — Фернок сложил шелуху от семечек (которые схавал после орешков) в кучку, намереваясь выкинуть в урну, — Только есть один нюанс, финансово решаемый.

— Какой?

— Врачи не пойдут против воли окружного, если не наградить. Нужны деньги, и немалые, такие, при виде которых вмиг забывается любая опасность.

— У меня нет — признался Уолтер.

Фернок живенько сообразил, удивил и оказался еще более предусмотрительным:

— У меня есть — он залез рукой в ящик и кинул на столешницу сверток долларов, — Изъял у одного плохого сантехника в прошлый вторник. Как видишь, не зря…

Мэр Сет Картер и Луиза Сименс получили первое задание. От результата будет зависеть, выйдут они или останутся в аду навсегда.

На мониторах в обеих камерах появилось предупредительное четверостишье:

Затем появилось еще одно, вкратце разъясняющее правила испытания:

И последнее четверостишье, детально разъясняющее:

— Кто бы он ни был, он, очевидно, издевается над нами — чувствуя сильную слабость в ногах, связанную не только с напряженной обстановкой, но и со здоровьем, ходящий из угла в угол Сет нащупал в стене подобие рычага. Когда мужчина надавил на него, послышался глухой шум отодвигающейся плитки.

Репортерша и мэр увидели друг друга. Но это, отнюдь, не прибавило уверенности. Наоборот. У обоих возникло мнение, что если здесь есть межкомнатный проход, значит, похититель хотел, чтобы они увидели друг друга.

— Как вы тут оказались? — спросил Сет. Девушка, право, ничего не хотела говорить и присутствие за стенкой такого же обреченного, как она, не обрадовало, но и не шокировало.

Питая какое-никакое уважение к незнакомцу, который, вероятно, испытывает тот же непоколебимый FEAR, что и она, изводит себя самыми режущими предположениями и тайно стонет. Но стон никто не слышит, кроме него, и такое невнимание — самое страшное, что способно испытывать живое существо.

— Эмм… — сгорая от нерешительности, Луиза думала, можно ли ему верить, но на вопрос ответила, — Я работаю на телевидении — потом решила, что да, можно. Мужчина выглядел изможденным, с лихорадочно горящими глазами, но трогательным, безобидным, — Вы меня не видели никогда…?

— Припоминаю… — Сет осмотрел девушку с ног до головы, подметив для себя множество тонкостей в ее моднявой одежде, вдумчиво покачал головой и резюмировал, — Вы — скандальная корреспондентка, нажившаяся на статьях, посвященных кровавой резне, случившейся в лагере, как его там…

Мэру не пришлось долго напрягать мозги, чтобы вспомнить название. Сименс помогла:

— Полуночники?

— Да-да! Это и есть тот самый лагерь. Ох, ну, у вас и статьишки.

Зачем-то приплели к убийствам нечистую силу…

— Наживное — Луиза присела на корточки, — Честно сказать, не я фантазировала, а мои коллеги…

— Ваше ремесло очень специфичное. Как считаете, оно никак не связано с происходящем? — мэр озвучил недавно возникшие страшные опасения мисс Сименс, лицо которой выразило сильную растерянность.

Прокашлявшись, девушка вспомнила, что тогда происходило в редакции, и объяснила все с максимальной доходчивостью:

— Поклонники газеты, самые ярые читатели, и те раскритиковали статью. За что — объяснять не нужно. Многое переврали с целью приуменьшить нанесенный преступником реальный ущерб. У массового читателя впечатления смешанные, от недоумения до восторга…

«Верно судачат, на каждую левую статью найдутся дураки, которых устроит неправда. А такая правда никому не может понравиться».

Следующая цель «Лепрекона» — корреспондент Руперт Уолберг, посвятивший этот дождливый вечер телефонной болтовне со своей младшей сестренкой. Помимо работы на телевидении, Уолберг имел массу занятий и хобби. Он открыто считал себя эстетом: носил фирменную одежду с блестками, ту, что носят люди-бренды, но сам обходился секонд-хендами; подражал «звездам» — певцам, шоуменам актерам; ходил на всевозможные корпоративы и в любой компании пытался привлечь к себе внимание, особенно это касалось женского пола.

— Гипотетично, мы могли бы посодействовать, чтобы это разрешилось чуточку быстрее. Но здесь замешана не только полиция…

«Любопытная Варвара» не отлипала от Руперта, желая знать буквально все о жизни брата. В последние дни звонки участились.

— А почему, фух-фух-фух, тебя на пару дней отстранили?

— Посчитали интерес СМИ недостаточным для полноценного участия в расследовании. В чем-то конторы, может, и правы. Но, мне кажется, будет то же самое, что и с Полуночниками: половину истины скроют, сохранив лишь малозначительные факты, а вину по обычаю повесят на СМИ!

— Боже, Руперт — послышалось из трубки, — Неужели все полицейские в этом мире такие наглые и мелочные?

— Хотел бы я ответить нет, но не люблю обнадеживать, Салли…

Убийца был уже рядом — стоял за дверью гостиной, выжидая удобного момента для атаки сзади. Про всегда сказать сложно, но сейчас им руководили обострившиеся звериные инстинкты, в башке ежесекундно повторялась команда «убить». Идея фикс эволюционировала до уровня жажды голодного волка.

«Еще чуть-чуть, только подожди».

— Ой, я прекрасно понимаю, к чему ты клонишь, хитрая… — Руперт взвизгнул и подпрыгнул на месте, — Вечным комментаторам необходима пища, вот для них и придумывают мифы, а когда речь идет о правдолюбах, то встает вопрос, для кого писалась статья…

— А ты не перегибаешь?

— Нет, я все видел. Знаю, что за дерьмо творится в умах всех этих продажных толстяков — директоров редакций! Исправить положение, думаю, могут лишь тайные консультации с купленными…

— Внедрение? Ха-ха-ха — сестренка рассмеялась, — Да вы там что, в агентов играете?

— Вроде того…

Беспечный и неосмотрительный Уолберг мило беседовал, да с таким страстным увлечением, что перестал слышать все на свете, за исключением ангельского голоса Салли, которой завтра исполняется двадцать шесть лет. И, разумеется, он не слышал и медленно подкрадывающихся шагов убийцы, сжимающего в руке оружие нелетального действия — травматический пистолет.

Диего Абрэмо был отправлен домой по решению Адама Фроста. Комиссар с вежливостью попросил детектива Свифта постараться побольше разузнать о случившемся, уверенный, что преступник нарочно утаивает информацию. Может, боится всплытия некоторых фактов…

Как бы там ни было, Диего очень обрадовался, вернувшись в свой «притон», где его дружки принимали наркотики и, не стыдясь, кричали об их мнимой полезности.

«А вот я и дома».

Обязательный Свифт вызвал Абрэмо в участок на Блонди-авеню для повторной беседы. Римлянин не особо сиял, держа в руках бумажное приглашение, но и не упирался. Он видел, озабоченность детектива не относится к его персоне, Барта интересует лишь теракт и… возможно, виновник теракта.

— Ей богу, господин Абрэмо, или как к вам обращались на родине, сеньор — многие детективы ведут себя уважительно, но Свифт в этом плане просто идеал, живое воплощение интеллигентности, — Я не могу поверить, что вам нечего добавить к ранее сказанному…

В кабинете раздался едкий чесночный запах вперемешку с запашком жевательной резинки. Детектив еле стерпел это неприятное комбо, и лишь уважение к собеседнику, как к временному союзнику, сдержало его от замечания.

— Вообще-то кое-что есть… — признался Абрэмо, невероятно порадовав Свифта.

Тот даже забыл про едкий запах…

Уолберга привязали к стулу в собственной квартире. Убийца хотел показать жертве, за что он мстил, для чего, собственно, развесил стену гостиной комнаты вырезанными из газет фотографиями с изображением домов и построек лагеря «Полуночники» — лагеря с дурной репутацией, лагеря, в котором совершились все эти убийства!

Но фото занимали только треть стены, остальная часть принадлежала увесистым статьям с громкими комментариями Уолберга об их лжеправдоподобности.

«Боже. Неужели меня убьют за это? За эту маленькую ошибку».

Убийца потрогал жертву по голове, а потом взял удавку и обмотал горло. Свыкнувшись с мыслью о неминуемой гибели еще минуту назад, Уолберг не старался сопротивляться… а при удушении ноги трясутся всегда!

Абрэмо не питал должного уважения к полиции, более того, гангстер презирал такие понятия, как закон, порядок, полицейская честь… А все по той причине, что его с детства учили ненавидеть копов, и вплоть до недавнего момента он действовал согласно воспитательной дисциплине своего отца.

Безвыходность в комплекте с чувством собственной безопасности прочищает засоренные мозги, «перепрограммирует» навсегда.

Отцовское слово для Диего — канон, но только не сегодня…

— У этого психопата полно различных прозвищ. В последний раз он дал знать о себе за час до взрыва.

— Каким образом? — несмотря на включенный диктофон, детектив записывал показания итальянца в блокнот, чтобы не забыть, что потом передать комиссару.

— Гад отыскал место сбора, как — понятия не имею, и оставил у порога подарочек. Чуется, без стукачей не обошлось…

— Вас кто-то мог сдать?

Римлянин все с меньшей охотой отвечал на вопросы Свифта:

— Мог. А, может, убийца погиб вместе с остальными людьми в метро…

— Я так понимаю, то послание было не первым…?

— Правильно понимаете…

Разговор между поборником закона и преступником завершился так же мирно, как и начался…

Сет и Луиза подошли к мониторам. Только через пять минут они заметили на столе два листа и тонкий карандаш, которые убийца специально оставил им для решения отобразившейся на дисплеях головоломки — кучи деталей, скрытых под двузначными числами, разбросанными по разным уголкам черного экрана. Заложники должны были поднапрячь IQ и вспомнить даты исторических событий, которые можно «слепить» из пазлов-цифр. Но есть одно НО — пазлы-цифры возможно использовать только единожды. Для выполнения требовались почти идеальная память и практически доскональное знание истории, чего не было ни у репортерши, ни даже у градоначальника.

— Что будем делать? Я не способен это решить… — мэр облился потом, увидев расстроенное и одновременно разъяренное лицо подруги «по несчастью».

У Сименс заклинило, и она решила сорвать злость на своем сокамернике:

— Ты абсолютно ничтожен! Ты ничего не можешь!

Картер заорал в ответ:

— А что можете вы, простите?

— Но вы мэр, вы должны знать историю!

— Возьмите себя в руки. Мы еще не знаем, по чьей вине здесь заперты — он взмахнул рукой перед самым носом «сестренки», — Если это дерьмо спровоцировала ваша несчастная газетенка, я обяз…

И получил ладонью. От «сестренки». Щека вмиг покраснела.

— Да к тому же еще и хам!

Пока «подопытные кролики» разбирались между собой, по ту сторону стены убийца наблюдал за их руганью с экранов мониторов. Он махал пальчиками, улыбался и в то же время дико нервничал. О причинах его волнения было известно лишь ему одному, но… «кролики» волновались не меньше.

«Если мне предстоит умереть от жуткого недуга, я и их с собой заберу. Сейчас мы поиграем».

Ругань прекратилась. И настала пауза. На одну минуту головоломка с экранов исчезла, вместо нее появилось очередное четверостишье, предупредившее подопытных о сроках выполнения поставленной задачи.

— Господи… — проглотил слюну мэр, — Чуть не забыл, мы не в том положении, чтобы ругаться. Будем думать, хоть как-то пытаться спастись…

Луиза считала аналогично — если они хотят выжить, любые ругательства будут неуместны, да и «на ножах» ничего не решить. Уже через минуту на мониторах снова красовались разноцветные пазлики. Заключенные начали вспоминать школьные годы для имитации надежды…

— Вы помните что-нибудь? Уроки, занятия… — спросила Сименс, которая сама не помнила ничего. Даже имя учителя, ведшего историю, не то что даты эпохальных событий!

Сет с горечью признал:

— Нет, ничего не помню…

— Все, что у меня когда-то было в голове… — загрустила девушка, — Все это ушло…

— Наш случай — один из редко встречающихся — мэр всё еще признавался сам себе, насколько все плохо, — Ситуация, когда школьные знания могли бы спасти…

И это было нельзя не признать.

— Если мы не знаем ничего, значит, и не спасемся? — Сименс посмотрела в уставшие глаза Картера.

Тот чуть не заплакал…

Психиатрическая клиника Антнидас.

Как лейтенант Фернок и говорил, доктора слили Бёрку информацию, «за отдельную плату». Денег, которые дал полицейский, хватило на покупку сведений о регулярных посещениях прокурорского.

Отблагодарив любезнейшего Эрне Бартоломью парой добрых слов, офицер немного потоптался на месте, затем взял волю в кулак и зашел в камеру. В камеру под номером двадцать пять!

В одиночном помещении по-прежнему томилась черная душа.

По-прежнему черная не от угрызения совести, а от отсутствия ближних, от серой, сплошной, непроглядной занавесы, называемой тоской.

«Помню последний день предыдущей осени, отмеченной безрадостностью последних лет, такой же незаметной, как и остальные времена года. Во сне мне лучше, чем наяву, и близкие там не такие, как в жизни, от этих образов веет добром, а не злостью. В моей ситуации единственный выход — быть одинокой, потому как любой, кого коснется моя аура, сойдет с ума от подхваченной инфекции страданий, и возможно, разделит мою незавидную участь — с головой уйдет во тьму, в которой обитает ныне умершая не плотью, так духом носительница негатива Скарлетт Кригер».

Уолтер планировал было сразу поднадавить на субъекта. Но… не думал, что она — сильно страдающая женщина, вид которой пробуждал в человеке теплые ощущения — ощущения грусти, угнетающие и одновременно вызывающие крепкое сострадание.

Внутренний баланс угнетенности и жалость — то, из чего состояла аура узницы. Уолтер, сердце у него не холодное, скорее, наоборот, на редкость чувственное, раскрыт рот только спустя десятиминутья загробного молчания.

— Я навестил вас, чтобы помочь — начал офицер, — Если вам трудно разговаривать, простите за нежданный приход. Но, надеюсь, вы мне поможете.

Пациентка повернулась к полисмену, и тот понял по ее отечному лицу — она недавно плакала, возможно, больше, чем просто лила слезы. Горевала, как горюют немногие… на чью долю выпадает участь «молчаливой куклы».

— Вас зовут Скарлетт Кригер — Бёрк вспомнил, о чем только что болтал с врачами, — Но ваше имя уничтожили, его просто стерли из вашей памяти… — и этим очевидно необдуманным действием спровоцировал у женщины истерику: после долгого пребывания в практически коматозном состоянии больная закричала, схватилась за голову, забилась в угол камеры и начала звать на помощь.

Бёрк напугался.

«Даже страшно представить, что этот человек чувствует сейчас, какую душевную рану ей нанесли, и главное, за что?»

Затем Кригер (неожиданно для копа) взяла себя в руки. Тяжелое дыхание, сопровождающееся громкими, прерывистыми постанываниями, прошло через несколько минут. Ужас частично спал с лица бедняжки, отображающего все пережитые испытания, что подкинули ей братья-подонки.

— У меня нет имени, вы правы. Я не человек, не личность…

Бёрку становилось все труднее и труднее находиться рядом со Скарлетт, которая, как казалось, пыталась обрести связь с высшими силами путем самоугнетения — полюбиться богу через ненависть к себе.

— Это не так — возразил Бёрк, — Вы личность, и, более того, у вас есть имя, а человек вы куда больше, чем все мы, вместе взятые, и страдаете вы не по своей вине, я уверен в этом… — он посмотрел на нее, вновь отвернувшуюся к окну, и продолжил, — Вас обвинили в похищении, в сексуальных домогательствах и в избиении учеников школы для бедных детей, расположенной на Атлантик-стрит. Скажите, почему вы позволили себя оболгать? Ведь мне видно, что вы, обладательница невероятно чистой души, незлая, бескорыстная, искренняя, добрая, просто неспособны на такое преступление. Почему, а?

Бёрк не устрашился коснуться гладкой руки с виду умалишенной Скарлетт. Она бы почувствовала желание офицера помочь, и отблагодарила бы, если б не действие препаратов, которые продажные эскулапы заставляли ее глотать в огромных дозах.

— Мое добро осквернили змеиной ложью… — произнесла Скарлетт, — Вот, что значит быть незлой — гнить, увядать и страдать незаслуженно…

— Я понимаю… — Бёрк так хотел помочь ей, что уже задался этой целью.

— Плевать, если тебе принесли боль посторонние — люди, которых ты не знаешь… — еще раз оглянув в узкое окошко окрестности лечебницы, пациентка повернулась к озадаченному копу, — Но когда предают близкие, перестаешь хотеть жить… — затем показала золотую цепочку и крестик, чтобы дать понять — она верующая, — Но самоубийство — грех, я не могу так…

— И не надо — Бёрк все еще пытался успокоить загнанную в угол Скарлетт, — Я кое-что предприму в ближайшие сроки, и вас выпустят, обещаю. Только ответьте на вопрос…

— Что вас интересует?

Уолтер недолго думал над ответом, так как точно знал, о чем хочет спросить. Собственно, он бросил все и пришел сюда только ради этого.

— Кто похитил детей и после избил? Тот, кто вас определил сюда, да? Брат?

Скарлетт закивала.

Дальше понеслись сопровожденные слезами, жалобные, нечленораздельные визги, выражающие боль…

Убийца подарил Сименс и Картеру ровно час на решение мозаики. Застыв, поняв, что ничего не выйдет, заложники стали ждать последствия их неподготовленности. Как ни странно, ничего не стряслось.

Час прошел.

— Что теперь? Мы ведь не смогли… — подал голос Сет, в котором чувствовалась лишь… давно ждущая выхода, изголодавшаяся паника.

Мозаика исчезла с экранов, вместо нее появилась видеозапись убийства напарника мисс Сименс — Руперта Уолберга. На видео было видно, как убийца душит бедного парня и как потом избавляется от тела, сжигая квартиру.

Совет, как убрать следы шока, пригодился бы девушке как нельзя кстати. Ее лицо не просто покраснело, оно чуть не загорелось от заведенного внутри механизма страха.

— Мы не могли помочь ему…

Любые успокоения, тем более, тщетные попытки Картера, не к месту, ведь речь идет о потере напарника, с которым Сименс роднило десятилетие добрососедства, дружбы и сотрудничества.

— Он не должен был так умереть… — произнесла потерявшая последнюю причину верить Луиза, и мысленно:

«Не должен».

Сдавшись быстрее девушки, мэр громко и бесстыдно заревел…

Бёрк получил кое-какую полезную информацию, напрямую касающуюся департамента: Фернока, Фроста, Пэксвелла, его и всех, кто в нем работает. Всех без исключения! Настроившаяся проучить неверного братца Скарлетт Кригер выдала полицейскому еще одну тайну своего зловещего, покрытого пеленой рода.

— У вас есть что-нибудь такое, что могло бы помочь вам, мне, нам обоим… есть? — Уолтер боялся оказаться навязчивым, но Скарлетт и не собиралась упрекать его. Напротив, ей было приятно, что за несколько лет психушки в ее каморку зашли не ради издевательств, и что она получила возможность хоть кому-то стать полезной, — Подумайте, я ни в коем случае не давлю на вас. Я заинтересован в том, чтобы вам помочь…

— Как? — спросила Кригер.

Ее голос становился все более живым, все менее тусклым. Так благоприятно сказывалось общение с положительным человеком, каким без сомнения являлся молодой офицер.

— Вытащить отсюда.

Женщина не поверила в услышанное:

— Знаю, за время своего пребывания здесь ваша надежда частично растаяла, но, думаю, все еще можно исправить. Если бы я только знал всю правду… — Бёрк посмотрел на нее, — Мне было бы легче. Я бы полностью видел ситуацию. Пока что вижу, в департаменте завелись агенты, и не знаю больше ничего, например, о способах борьбы…

Поразмыслив, Скарлетт решила рассказать о «кровавых братах», об их затянувшемся бизнесе, об убийствах, что они совершают, о неизвестном числе жертв…

Но главная заслуга сил добра состоит в том, что миссис Кригер перестала «молчать».

— Мой брат… — узница начала раскрывать свою израненную душу с некоторыми сомнениями, которые, впрочем, позже прошли, — Он часто брал в руки дневник, в котором писал, признавался самому себе, что не умеет разогревать чувства в процессе изливания.

Многие психопатки зачитывают вслух никому непонятную, кроме них, мораль. Берут выдержки из книги, хранящейся в голове. Но у Скарлетт так красиво, так лирично получалось передавать ложные образы, что Уолтер никогда бы не посмел назвать ее полоумной, даже если отчасти это правда.

— Прокурор?

— Нет. Не он. Хотя да, прокурор тоже мой брат. Ведь у меня двое братьев. Вернее сказать, они у меня были. Я их похоронила, в душе…

— Ясно. А кто второй?

— Маленький, умный, очень одаренный, по мнению педагогов, подросток, но непослушный, часто бранящийся и жестокий… — пауза длилась полминуты. С болью, но Скарлетт таки договорила, — Джимми Кригер. Он же Джимми Баллук…

— Что?

Уолберг подумал, что спятил, услышав из дрожащих уст имя особо опасного, разыскиваемого полицией Мракан-сити, преступника. Имя, которое Максимилиан Пэксвелл, отважный и храбрый полисмен, лишний раз боится озвучить…

Четырехэтажное серое здание, построенное в восьмидесятых годах, располагающееся на Атлантик-стрит — здание ФБР. Лепрекон вынудил ФБРовцев конкретно понервничать. Те в волнении позабыли и о планах создания базы данных для распознавания лиц, и многие другие проекты отложили в долгий ящик.

А сегодня в полицию поступил почти экстренный вызов — взломали еще несколько крутых сетевых ресурсов, несколько почтовых ящиков знаменитостей (сильно пострадала двадцатисемилетняя актриса Мария Блонски) и куча другой конфиденциальной информации, которая, считают пострадавшие, должна была таковой и остаться.

Через несколько мгновений дежурный-полицейский взял зазвонившую трубку. Полунамек на возможный взлом председателя от неизвестного лица был тут же передан комиссару, ФБР и другим соответствующим службам. Незнакомец (который, вероятно, и есть преступник с глупым прозвищем) назвал адрес. Многие копы думали, неизвестный специально ведет по ложному следу. Но, как бы они не хотели, им пришлось выполнять указание.

— Если это подстава, то арестуем говнюка за дачу заведомо ложных показаний. Ха-ха-ха! — во всю глотку рассмеялся несдержанный Вульф.

Генри Своллс, сколько б ни напарничал с Майклом, все никак не мог привыкнуть к его весьма специфичному юмору. Сержанту казалось, смеяться над возможной угрозой жизни будет только идиот, но идиотом Вульфа назвать никак нельзя, а вот хитрой лисой — еще как можно.

— Давай в этот раз ты будешь немного ответственнее относиться к службе. Помни, мы не для себя стараемся… — Генри хранил верность дружбе, никогда не грубил коллегам и вел себя очень спокойно. Максимум делал небольшие замечания.

— Да брось, дружище! — взмахнул руками напарник, — У этого парня, которого мы идем брать, как нам сказал Фрост…

— Что у него?

— Забавное имечко, его просто хочется повторять и повторять. Вот скажи, ты бы хотел, чтобы бы тебя все звали Лепреконом?

— А ты бы? — Генри поставил вопрос на вопрос.

— А я… — Вульф приставил палец ко рту, — Было б неплохо! Чисто по моим вкусам, это уж всяко лучше тех кличек, которые дают собутыльники…

Адрес, выданный коварным взломщиком-продавцом «людских сокровенностей» — Атлантик-стрит, дом двадцать пять по пятьдесят второй улице. Полицейские забежали внутрь, опасаясь, что за ними могут следить. Более ответственный Своллс приглядывал за неуемным напарничком, в какой-то мере опасался, чего бы тот не натворил.

В этом районе царила полная тишь. Единственные враги гробного бесслышья — уханье совы, чей поразительно острый слух позволяет ориентироваться даже в непроглядной ночной тьме, отдаленно звучащий собачий лай и осторожное шептание «атлантских» бомжей.

Несмотря на первоначальную обстановку — тихо, спокойно, вроде нет и души, фараоны понимали, расслабление может стоить им жизни, а убийцы и маньяки бывают адски хитрыми, такими, что раскусить их истинные намерения не по силам даже высококлассным мозгоправам. Да и тьма нередко служит прикрытием.

Белая сова — бесстыжая виновница многих авиаинцидентов замолчала.

«Что здесь может делать нормальный человек, если только не искать полоумного выродка?» — думал Вульф, ежесекундно поглядывая на Своллса с приоткрытым ртом, — «Забавная у нас работа: зарплата меньше желаемой, а рисковать приходится. Или что, по мнению Генри, я тут делаю? Оттягиваюсь на курорте с банкой виски в руке и с формистой шатенкой?»

На втором этаже героев-полицейских поджидала хитро поставленная ловушка. Открыв деревянную дверь, Генри и Майкл увидели стоящий в семи метрах от них черный силуэт. Герои рефлекторно потянулись за стволами и были готовы начать пальбу, если предполагаемый убийца сделает хотя бы одно движение в их сторону.

Вульфа мучил страх больше, чем Своллса, хоть второй и не мог похвастаться накачанными в спортклубе бицепсами.

«Только дай повод, урод» — мысли Майкла всегда отличались концентрированной грубостью, а сейчас и сама обстановка предрасполагала к цинизму: они, вероятно, нашли Лепрекона — хитрого преступника, возможно, очередного шизоида-лунатика, если повезет, а если нет — страшного маньячеллу, загнавшего их, как кроликов, в клетку, из которой невозможно выбраться, — Только дай повод, и я размажу твои недоделанные хакерские мозги о запаутиненный край той стены».

Человек в черном комбинезоне не двигался, будто хотел, чтобы его арестовали. Наиболее отважный из всего дуэта — Генри Своллс — подошел к нему, чтобы напялить браслеты. В тот же миг успешно активировался злодейский сюрприз: на огромном, тогда еще скрытым в темноте, семидесяти дюймовом мониторе высветились зеленые буквы.

Своллс повременил с арестом, отвлекся на прочтение.

Когда Своллс дочитал, силуэт испарился. Мистика, да и только.

— Где он? — в один голос крикнули копы.

— Вижу! — заорал Вульф, подсвечивая фонарем длинный коридор, в который ускакал преступник, используя старую добрую уловку с отвлечением внимания. Порой, чтобы смыться, достаточно выиграть несколько секунд.

Но оба фараона — неплохие стрелки. Они произвели несколько выстрелов. Попал только Вульф, и только один раз. Схватившись за ногу, силуэт продолжал двигаться, но уже медленнее.

— За ним! — Вульф двинулся во тьму коридора. Не приблизившись к Лепрекону и на пять метров, полисмен провалился вниз. Ненадежный пол рухнул под ногами атлета.

— Майкл! — закричал Генри, подбежал, посмотрел вниз и увидел… напарник-то скончался — напоролся на вертикально поставленные, деревянные палки с острыми концами. Сержант схватился за голову, недоумевая, как такая трагедия могла произойти на ровном месте, а когда посмотрел вперед, то увидел, что человек в черном приближается, видимо, чтобы докончить начатое!

«Ну, все, сволочь, лови пулю» — Своллс уже было хотел выстрелить, убить отморозка, но справедливой казни помешал случиться вовремя выпущенный спаунранг. Лезвие повредило глок, немного царапнув запястье полицейского…

— Нельзя! — крикнул Спаун, пытаясь донести до отчаявшегося Генри свою мысль, свой супергеройский кодекс «не убий», — Ты не должен этого делать!

— Почему? — крикнул Своллс, несогласный с излишне гуманной методикой темного борца, — Он убил моего напарника! Он заслуживает смерти!

Спауну было, что сказать на сей счет:

— При всем уважении… — он отвернулся на пару сек, потом вновь обратил свой взгляд на нешуточно заведенного копа, — Не нам решать, должны ли жить грешники. Мы можем помочь им исправиться, можем определить в место заточения…

— Но они не думают насчет нас — убежденный в своей правоте Генри продолжал настаивать, что его мировоззрение ближе к современным реалиям, чем библейская проповедь Спауна, — Они нас убивают, так почему мы не можем отвечать огнем на огонь?

— Потому что мы можем быть лучше, не отвечая! — крикнул демон-защитник, — Не убивая их, мы будем отличаться от них хоть чем-то…

— Я не понимаю вас, мистер Спаун. Не понимаю, как можно подставляться под пули, не стреляя.

— Поймете, если постараетесь…

— Это будет сложно…

— Но можно…

— ? — Своллс еще раз взглянул на Спауна — человека, который, по слухам многих суеверцев, не совсем человек. Но в этом сержант нисколь не сомневался и был согласен с суеверцами: Спаун и впрямь не совсем человек, он — прежде всего, символ нравственности, и, скорее, добра, чем справедливости, потому что справедливость требует немного злости, а уж потом человек…

— Настоящий солдат, если встанет выбор: накрыть грудью осколочную гранату или застрелить солдата противника, безраздумно выберет первое… — ответил Спаун, — И будет прав, потому что спасти жизнь всегда важнее, чем отнять!

Разумеется, пока они обмусоливали этические темы, убийца давнехонько свалил…

— О вас отзываются по-разному. Кто-то критикует за самосуд, который лично я считаю благородной помощью силам полиции, а кто-то поддерживает вас в ваших начинаниях — Своллс не врал насчет себя: к Спауну он относился лучше, чем нейтрально и призывал других с отдела «быть за Спауна», — Но каково ваше отношение к критике?

— Мне без разницы, что обо мне думают те, кого я спасаю — Спаун немного постоял у дырки в полу, посмотрел на истекающий кровью труп Майкла Вульфа, — Любая критика для меня не значит ровным счетом ничего… — затем посмотрел на монитор, прочел сообщение Лепрекона, — Когда-то я дал клятву двум самым близким мне людям, которых называю родителями, и намерен ее сдержать! Если кого и не устраивает мое существование, моя уличная деятельность, то так тому и быть.

Своллс оценил отношение демона к критике одним единственным словом.

— Мудро.

Спаун согласился с ним, и за маской появилась широкая улыбка:

— Возможно…

Перед начальством отчитываться не пришлось. Все, что случилось, можно было прочесть-узнать по лицу сержанта, изображавшему стылую печаль. Только что потерявший своего, без всяких сомнений, самого близкого напарника, Генри Своллс передал случившееся взглядом.

И комиссар проникся этой стылой печалью…

— По телефону вы мне сообщили о запоздалом вмешательстве Спауна… — Фроста весьма заинтересовал «фигляр в маске», он слышал о нем от своих подчиненных все чаще и чаще, видать, демон заручился помощью клонов или просто стал более активно вычищать грязь, — Как думаете, не может ли демон действовать заодно с этим убийцей-икс?

— Да хоть игрек… — пошутил Генри, — Чтобы посчитать Спауна сообщником подонков, превращающих жизнь простых людей в чреду страданий, нужно тронуться рассудком!

— А вы не грубите! — комиссар сделал справедливое замечание, — Я и сам в состоянии решить, кто на чьей стороне, да и, в общем-то, давно определился с позицией. Вы мне еще начните втирать про алгоритм объективного выбора…

— И не подумаю…

— Давайте будем честны друг перед другом, Генри.

— Я и так с вами честен — Своллс держался как мог, стараясь не задеть нача дурным словом. С каждой пройденной секундой адское пламя внутри него обжигало сердце все сильнее.

— Мало того, что вы не выполнили задание, а ведь все-таки преступник находился в том доме… — Адам наклонил голову чуть-чуть влево, а потом снова повернулся к дражайшему Генри, — Так вы еще и снюхались с ночным патрульным, с, по сути, тоже преступником. А сообщничество с действующими вне правил индивидами чревато жирным сроком…

— Жаждете задержать? — коп вытянул руки, взгляд его был наивен, но добр, будто Спаун передал ему свое добро и свою наивность, рассказав о библейской заповеди, — Если я в ваших глазах превратился в преступника только из-за того, что имею индивидуальную точку зрения, независимую от мнения пипла, то… — он присомкнул измученные очи, — Задерживайте. Никакого сопротивления оказывать не буду.

— Полно, сержант! — комиссар подуспокоился и перестал винить коллегу во всех смертных грехах, — Лучше подискутируем на тему предполагаемой мотивации убийцы, не против?

Своллс обошелся молчанием.

Фрост заложил руки за спину, и давай задавать вопросы:

— Вам известно, что убийца делал на Атлантик? Вы хорошо обыскали здание, признайтесь?

Сержант:

— Возможности не представилось.

Ответ немного смутил комиссара, да и что греха таить, подразочаровал. Он всегда ждал больше от своих подчиненных, от них и не только, он требовал хороших результатов от всех, кто работает в органах.

— Почему же?

Генри перевел взгляд на наручные часики.

— Потому что мне было не до этого. Я не мог оставить Майкла одного, даже зная, что мертвецу по большому счету плевать, где лежать — затем посмотрел в каменное гипертрофированно серьезное лицо Адама, — А лежал он, отнюдь, не в уютной постельке у себя дома с женой в одной кровати. Он валялся на расколотых досках… — казалось, еще чуть-чуть, еще несколько мгновений и сержант прослезится. От воспалившейся горечи…

— Ну… — Фрост попытался вести себя сдержанно, и у него — у человека, у которого тоже есть и друзья, и близкие, и даже ребенок — маленькая дочь по имени Алиса, это вышло, — Если вам с такой неохотой дался отсчет, если вы желаете взять отпуск после случившегося и побыть в кругу семьи, я смогу это устроить…

Через полчаса комиссар направил других копов на Атлантик-стрит.

А Своллса милосердно отпустил…

Сет Картер и Луиза Сименс спустя час беспрерывной дрожи и хождений туда-сюда по мерзкой комнате заметили вентиляционный отсек, в который, теоретически, могла пролезть репортерша. Худая талия, тонкие ноги…

Прежде девушка никогда не выступала в роли акробатки, нигде не ползала и крайне редко посещала фитнес, фигуру помогала поддерживать строгая диета. Да и нельзя было исключать вариант возможной ловушки. Может, убийца рассчитывает на то, что Луиз полезет туда и, таким образом, проститься с жизнью?

«Если ничего не делать и стоять на месте, уверена, будет только хуже — смелая, но не стальная мисс Сименс боролась с собой, пока еще не приняв окончательного решения, — Но с другой стороны, если ублюдок смастерил ловушку, я не смогу вернуться назад, и умру в каком-нибудь темном уголке треклятого здания».

Мэр занимался тем же, чем и подруга — думал, думал и еще раз думал. Хотя, скорее, для самоуспокоения, нежели для результата. Они оба осознавали, что, скорее всего, выберутся только в том случае, если их мучитель этого захочет. А хищники редко отпускают пойманных ягнят… и то, только лишь для того, чтобы потом снова схватить.

«Давить на бедняжку бессмысленно. Даже если она отчасти и виновна в происходящей с нами жути, даже если виновен в ней я, тот, кто это делает с нами, не имеет никакого права держать нас здесь. Бдительность — основа борьбы с похитителями. И если я выберусь отсюда когда-нибудь, дай бог, то обязательно приму меры — спровоцирую полицию на поиски ублюдка, всю полицию Мракан-сити! — Сет не мог успокоиться, занимая себя мыслями о желанном аресте преступника, — А если надо… я не поскуплюсь. Полноценно профинансирую, проспонсирую благословенный департамент, да что там… всю полицию Мракан-сити!»

Мэра нельзя было назвать жадным, но и щедрым тоже: он много раз отказывал людям, когда мог помочь, профинансировать. Но его нынешние самообещания вполне искренние, как улыбка младенца, а правдивости — отсутствия противоречий между реальными чувствами и намерениями в отношении другого человека — сейчас в нем больше, чем в ком-либо другом…

«Подсознательно они ждали финального аккорда».

Не мешкая, Луиза попросила Сета о маленькой помощи — пригнуться, чтобы она могла встать ему на плечи и посмотреть, какая атмосфера царит внутри открытого вентиляционного хода. Мэр не отказался девушке в просьбе, хоть и не спешил назвать идею хорошей.

— Я просто гляну. Вдруг тот, кто нас здесь держит, не подумал, что мы будет такими зоркими…

«Свеча угасала с каждым прожитым фрагментом. Фрагмент — секунда, если ассоциировать жизнь с остросюжетным кинофильмом».

— Сет встал на колени, Луиза, весящая около шестидесяти килограммов, поставила одну ногу на плечо вынужденного союзника и, ухватившись за край люка, осмотрелась. Было темно, но… любопытница что-то заметила. Что-то невероятно вонючее, буквально режущее ноздри.

Сладковатый, тошнотворный вкус…

«Что здесь? Фу! Запах разложения?»

Повнимательнее рассмотрев это самое «дерьмо», она неистово закричала и упала вниз. Несмотря на достаточно скромное телосложение, Картер с целым набором проблем (отечность, боль в суставах, проветренный бок, последствия аж двух дорожных аварий) не осилил, и тоже упал…

Придя в себя после полученного испуга, отряхнувшись, Сименс сказала, что видела там куски плоти, зажеванные навязчивыми мухами. Сет предположил, эти останки принадлежат парню, голова которого лежит на столе в соседней комнате.

— Как хотите, но лично я туда больше не сунусь… — девушка едва сдержалась, чтобы не запаниковать. Было очевидно, еще чуть-чуть и ее охватит прежняя истерия, — Без меня изучайте вентиляцию…

В комнатах был размещен распиленный Сальваторе, в то время как Птенчик, «украшал» наружную сторону металлической двери: прибитый гвоздями, такой же воняющий труп.

— Что тебе? — Сал вспомнил лицо этого человека — новичок из банды Командира.

— Ничего личного — Птенчик вытащил ствол, — Приказано вас ликвидировать — и уже был готов выстрелить, как… кто-то выстрелил в него. Пуля поразила спину и вышла через живот.

Все это случилось столь молниеносно, что Сальваторе застыл. А мгновением позже убили и его — пуля угодила в горло. Выронив потрепанный букет, Жеребец обеими руками схватился за кровоточащую шею, чуть пошатался на тротуаре, потом выглянул на дорогу и…

Попал под проезжающий мимо грузовик. Убийца скрылся в кустах до появления первых свидетелей. Моросящий дождь уже прошел…

Убийца этих двоих — тот самый хакер, что взорвал метро, что регулярно взламывал чужие почтовые ящики, в основном, почту известных людей Мракана, что угрожал засидевшимся преступникам, не имеет отношения к Джеймсу Баллуку, и к какому-нибудь другому боссу…

Как ни странно, Сал был все еще жив. Да, одной рукой хватался за простреленное горло, старался немного замедлить кровотечение, да, другой — за сильно ушибленную голову, да, еле дышал. Но у него имелись шансы, хоть и очень слабые…

Убийца же отнял и их: подбежал к ползущей в неясную сторону жертве, достал удавку и начал душить. Он утруждался, пока не убедился в бездыханности раненого…

«Интересно, сколько нынче стоят услуги профессионального психолога? Когда выберусь, если, конечно, выберусь, обязательно буду чувствовать тревогу, и без помощи профи никогда не отойду» — Луиза грузила себя такими неуместными, хоть и облегчающими мыслями, чтобы не думать о питье и еде, чтобы не бояться смерти от голода, которая может произойти, ежели их кто-нибудь, черт возьми, не покормит, — Только, слышала, психологи сейчас не ахти какие и профессиональные. К глубокому сожалению, развелось много жуликов. Бывает, попадаются и откровенные отморозки, самые настоящие преступники, а бывает, натыкаешься на дилетанта, как например, однажды моя бабушка связалась с неким Уиллом Джонсом из одной интернет-службы. Жуткий зануда, да к тому же еще и мошенник — непопулярный способ сдержать голод работал безотказно, особенно первое время, — Получается, чтобы тебе оказали помощь, ты должна уметь разбираться в этих самых психологах. А чтобы отличить работу высококвалифицированного специалиста от человека, прочитавшего ряд популярных книг по психологии, нужно самой быть психологом — но если без еды человек может прожить от десяти дней до полутора месяца, в зависимости от состояния здоровья, то без воды далеко не убежишь. Бесцветно прозрачная жидкость поддерживает жизнь, а если ее вдруг не станет — не станет и жизни.

Тайная встреча мстителя и Своллса произошла без соглашения второго. В Историческом районе — территории низшего разряда городских обывателей — появился черный резиновый монстр. Он же демон-защитник, он же Спаун.

Все, кто находился рядом: кричащие от смеха рокеры, их развязные пассии, торгаши мелкой дурью, БОМЖи, все до одного покинули квартал. Остался только Своллс — самый чистый из них.

— Почему не арестовали меня? — спросил мститель, поправив Генри воротник.

— Ты не дал — в голосе полицейского звучало не отнятое долгой службой чувство юмора — сдержанная ирония, производящая весьма приятное впечатление.

Спаун был напорист, любил докапываться:

— А если б дал?

— Сержант, мы с вами расследуем одно и то же дело, раз находились в логове преступника в одно и то же время.

— И?

— Мне кажется, мы можем сотрудничать…

Своллс пригладил свою давно нестриженую шевелюру.

— Уже предвижу массу проблем из-за несогласия начальства, увольнение и обвинение в пособничестве…

Демон активно опрашивал, казалось бы, простого, ничем не примечательного копа, спешащего домой на копченый ужин.

— Вас что-то напрягает?

— Комиссар все еще сомневается в вашем благонамерении — Генри не мог не признаться, — Не знаю, с чем связано недоверие. Но для меня вы теперь куда больше, чем просто человек.

Спаун задал последний вопрос, и надо заметить, достаточно неординарный.

— Кто я для вас?

И услышал то, что, возможно, хотел:

— Символ.

Прошло какое-то время. Голод значительно усилился. Новообразующуюся белую жидкость во рту все тяжелее и тяжелее смиряли бредовые мысли, а сухость могла сбить только слюна.

Безнадежные потуги отыскать выход, которые со временем переросли в бесконечные ожидания «чего-то там», сделали свое дело: Луиза больше не могла ни кричать, ни плакать, как и мэр, еще вчера принимавший в ратуше заморских гостей.

Скрасить скотскую участь, они прочли мысли друг друга, поможет разговор. Спокойная, ни к чему не обязывающая беседа двух обреченных… которая началась с маниакального желания Сета рассказать о своем последнем сравнительно недолгом отпуске.

— После круглосуточной стоянки моего PEUGEOT я вернулся в отель, захотелось немного вздремнуть. Знаете, такая застенчивость… Это на меня совсем не похоже, честно говоря. Обычно я позволял себе грубить, но и тогда не сказать, что сдержался. Реальное обслуживание гостиниц, увы, не всегда совпадает с ожиданиями. Дым папирос…

И вроде вырвавшаяся из забвения Луиза улыбнулась, и Картер заговорился так, что позабыл, где находится, и страх будто запропастился. Но перерыв оборвал раздавшийся откуда-то с потолка мужской скрипучий голос.

— Вам чего не живется в гармонии с правдой?

Заложники поднялись с пола и настороженно осмотрелись.

У Луизы дрогнули губы:

— Кто ты?

Маньяк не затормозил с объяснением:

— Ваш нынешний покровитель, если вы все еще понимаете ситуацию.

— Понимаю ситуацию?

— Я люблю хвалить СМИ, так как, по сути, являюсь порождением ваших ошибок, вашей лжи! Дитя благодарит родителей за жизнь!

— Я не…

— Не хотите — не говорите. Право молчать есть у всех. Чем крепче держите рот на замке, тем дольше живете! В той же приватности больше чести, мисс Сименс! Жизнь такая наша: все, что делается на публику, все, что говорится — все ложь. Ложь от и до! А то, что от нас скрыто, спрятано — истинная правда! И эта несправедливость жутко раздражает — что то, что хотим знать, скрывают, как специально. Как назло! А подсовывают грязь в конфетной обертке, обертку открываем и видим грязь! Уже нет нужды отделять зерна от плевел, зерен больше нет. Есть плевел…

Луиза неотступно пялилась в белый потолок, словно видела в нем что-то. А Сет в это время смотрел на нее, жаждая разъяснений.

— Чем я это заслужила?

Задав данный вопрос, она опасалась вовсе не реакции мэра на ответ, она боялась, что услышит истину…

— Брезгливостью, ненавистью к правде! Вас никогда не тревожила нравственно-моральная сторона обмана. Получали выгоду? Искажали факты? Теперь грызите локти…

Мэр дал себе слово, что, к чертовой матери, разнесет в пух и прах всю редакцию, в которой работает Сименс, когда выберется. Если выберется…

— Дай я скажу ему! — он грубо оттолкнул заговорившуюся девушку и сам обратился к «покровителю», — Ответь мне, зачем я здесь нужен? Мстишь СМИ? Так мсти! — крикнул Сет, — Я то, что тебе сделал!

— Не мне! Меня вы точно не закажете, господин мэр-правдолюб-борец со злом! На самом деле вы боретесь с правдой! Как и невинная овечка мисс Сименс, в идентичной степени, вы пытаетесь вылезти сухим за счет лжи!

Несколько часов назад.

Картер вдруг остановился и, не чувствуя ничего, за исключением ранее неведомого беспокойства вперемешку с незначительной злостью, ухватился за пальто друга.

— Он знает про смерть Миллера! Знает про случай в Систер Бэй! Виксонсион… Помнишь?

— Твой отлет в Германию? — Раймонд приопустил голову, — Такое не забывается…

— Миллер тоже был шантажистом! — прошипел мэр, — Изначально понимая, что это незаконно и аморально, мне пришлось пойти на крайние меры, заплатить местным наемникам за его устранение.

— Посмотрим, как у вас это получится!

— Если вы про это… — у Сета дрогнули губы, как и у девушки, — У меня не было выбора…

— Лукавство. Выбор есть всегда. Хотя… не буду спорить. Но вы только представьте, что о вас подумает… народ, на благо которого вы так стараетесь — за толстенной стеной стоял «человек в чёрном», сжимал в руках вокальный микрофон и зачитывал с листа то, что должен был передать жертвам. Подбородок трясся неестественно часто для злодея, будто он сам дико нервничал, — За то, что воспользовались услугами преступников, будете страдать…

Это продолжалось еще о-о-очень долго!