После взрыва прошло около суток. Все это время Калашников не уходил из шахты. Как и следовало ожидать, утвержденный Петчером план спасательных работ оказался никуда не годной бумажкой. Намеченная в плане система креплений не соответствовала размерам охваченного взрывом участка; уборка породы фактически увеличивалась против намеченной в плане в три раза.

Калашников нервничал, старался ускорить работы, но видел, что это ему не удается. По мнению Калашникова, управляющий не понимал серьезности создавшегося положения.

Он самовольно перевел занятых на спасательных работах шахтеров вместо обычных двух на три смены. Но и это не помогло.

Инженер несколько раз просил управляющего приехать и лично убедиться, какие трудности предстояло еще преодолеть, чтобы довести дело до конца, но тот отговаривался болезнью и упрекал его в паникерстве. Неоднократные просьбы Калашникова прислать дополнительных рабочих вызывали у Петчера бурное недовольство.

— Вы главный инженер, — кричал в телефонную трубку Петчер, — вам нужно знать, что прекращение работ в других шахтах вынудит нас остановить завод. Перепугавшись, вы совсем забыли о своей главной задаче, о защите интересов общества. Прекратите лишний шум и заканчивайте работу теми силами, которые вам выделены, а их у вас больше чем достаточно. Да, достаточно, — стараясь придать своему голосу строгость, еще громче кричал Петчер. — Нужно только уметь ими разумно распорядиться.

— Мы не успеем. Через сутки люди погибнут, — пытался убедить Калашников управляющего.

Петчер вешал трубку и тут же посылал Калашникову очередное письмо. В нем он грубо упрекал главного инженера в медлительности. В конце своих писем он предлагал как можно скорее заканчивать спасательные работы и указывал на его ответственность за жизнь рабочих.

Читая эти письма, Калашников постепенно начинал понимать, почему Петчер назначил его руководителем спасательных работ. «За взрыв в шахте он хочет свалить вину на Папахина, а за спасательные работы, в случае их неудачи, — на меня. Разве это не подлец? — разрывая на мелкие кусочки очередное письмо, взволнованно говорил Калашников. — Себя и других иностранцев хочет обелить, как будто это их не касается. Ходом работ нисколько не интересуется, но где можно мешать — мешает. Мерзавец!»

В конце второй смены в шахту спустился только что приехавший из командировки Коваленко. Ознакомившись с ходом спасательных работ, Виктор подошел к Калашникову.

— Василий Дмитриевич, какая нужна вам помощь?

— Людей у нас не хватает. Людей нужно до зарезу, — торопливо заговорил Калашников.

— Людей? — удивился Виктор… — На заводе людей сколько угодно. Попросите, чтобы вам прислали их из других шахт.

— Просил, так управляющий отказал, — уныло ответил Калашников. — У вас, говорит, и без того их в полтора раза больше, чем нужно. Понимаете, он все еще верит в глупые расчеты Геверса.

— Да что ему, жалко, что ли! — закипел Коваленко. — Потребовать надо, настоять. Люди ведь там…

— Требовал, настаивал, ничего не получилось, и не получится! — убежденно и зло повторил Калашников. — Людей он не даст. Для меня это совершенно ясно. Мы должны сами что-то придумать. Ждать помощи от управляющего — безнадежное дело!

— Говори, сколько тебе людей нужно?

— В три раза больше, чем есть. Иначе нечего и рассчитывать на успех спасательных работ.

— Это без запроса? — еще раз спросил Коваленко.

— Какой тут запрос? Посмотрите сами: работы еще очень много, а время уходит.

— Ну, ладно, — согласился Коваленко. — Чего зря смотреть, и без того ясно. Нужно переговорить с шахтерами второй и третьей смены. Куда еще ходить? Вот она, помощь!

Калашников подозвал штейгера:

— Поди-ка, Мустафа, предупреди, чтобы смену наверх не поднимали. Попроси всех ко мне!

Собравшиеся шахтеры угрюмо смотрели на главного инженера.

Закуривая, они сердито переговаривались.

— Так нам на сто лет спасать хватит!

— Не работаем, а копошимся!

— Заколотили гроб, а открывать боятся.

— Чужаки глаз не кажут, это их не касается…

— Да и эти не торопятся. Разве так бы надо!

Прислушиваясь к разговорам, Коваленко снял капюшон, пододвинулся к шахтерам и заговорил, как всегда, просто:

— Уходит время. Плохо это может кончиться.

— Знамо, плохо. Отчего хорошо-то будет, когда спим? Людей надо добавить. Чего глядите? — закричало сразу несколько человек.

Коваленко поднял руку:

— Я еще не закончил. Прошу выслушать. Людей нам больше не дают, отказал управляющий. Давайте сами решать, как нам быть. Ждать помощи сверху — безнадежно.

Из толпы вышел пожилой широкоплечий татарин. Из-под капюшона блестели узкие черные глаза.

— Моя говорить охота, — обратился он к Калашникову.

— Говори, Зарип, говори, — закричали шахтеры.

— Моя так думает. Работать нада. Шаво зря болтать?

— Конечно работать надо, чего же еще? — поддержали шахтеры.

— Моя малайка верх гулят. Больно прыткий. Я малайка поселка пускать будим, пусть апайка ашать тащит.

— Правильно. Здесь поедим и опять за дело, чего там еще рассусоливать?

— Работать нада. Шахтер улица мала-мала тащим, тогда юхлай, гулять будем.

— Не трать времени, Василий Дмитриевич, — сказал Коваленко. — Ставь людей на работу. Хорошо, что они понимают беду лучше, чем наш управляющий.

Через четверть часа такое же решение приняла третья смена, а потом и первая. Все шахтеры решили не уходить из шахты до тех пор, пока не будут закончены спасательные работы.

Когда слух о решении шахтеров донесся до Петчера, он позвал к себе Геверса.

— Видите, что делает Калашников, — сказал Петчер. — Теперь они в три раза ускорят работу и сведут на нет весь наш план. Если бунтовщики вырвутся, нам несдобровать. Правда, мы имеем английские паспорта и через две недели можем быть в недосягаемом для русских законов Лондоне, но ведь это далеко не все. А что скажет наш дядюшка и, особенно, полковник Темплер? Он может расценить это как провал части своего плана и тогда?.. — Петчер задумался. На его лице появились багровые пятна, он круто повернулся к Геверсу и, не скрывая волнения, добавил, — вот видите, как можно ошибиться, господин Геверс, а ведь я вас предупреждал.

— В серьезных делах я никогда не ошибался, мистер Петчер, — обиженно ответил маркшейдер. — Вполне уверен, что не ошибся и сейчас. Со мной только что говорил по телефону главный инженер. Вы можете быть спокойны, мистер. Даже при изменившемся положении они смогут закончить работу не раньше чем через двое суток. Это намного позже мертвой черты. Через двадцать четыре часа там будет все кончено, и вы напрасно волнуетесь, дорогой Петчер.

— Но хорошо ли вы рассчитали? Проверьте еще раз, как бы не случилось ошибки. Там собраны почти все большевики, мы ни в коем случае не можем допустить, чтобы они выбрались оттуда!

— Они и не выберутся, склеп замурован намертво, — процедил сквозь зубы Геверс.

Петчер с благодарностью посмотрел на маркшейдера, затем, подозвав его к себе, вынул из сейфа папку с бумагами:

— У нас есть основание, дорогой Геверс, выпить еще за одну победу. Я только что закончил сделку на приобретение нашим обществом Ургинского урочища. Теперь этот вопрос полностью согласован. Осталось только оформить несколько технических документов, и делу конец.

Лицо Геверса просияло.

— О, это действительно большая победа. Теперь в наших руках, кроме земельного участка, будет находиться судьба целого ряда заводов, работающих на русское военное ведомство.

— Об этом я с вами и хотел поговорить, дорогой Геверс. Мне кажется, что нам нужно сейчас заготовить заявление, предупреждающее владельцев этих заводов. Пусть они знают, что мы отказываемся снабжать заводы сырьем до тех пор, пока они не перейдут в наше концессионное распоряжение.

— И еще я рекомендую послать мистеру Темплеру телеграмму, — предложил Геверс. — Нужно поздравить его с успешным выполнением своей миссии.

— Нет, я думаю, этого делать не следует. Мистер Темплер не является руководителем или представителем экономических кругов Великобритании. Это всего-навсего хорошо исполняющий свои обязанности приказчик.

— Тогда, может быть, разрешите послать телеграмму уважаемому барону Уркварту, — не унимался Геверс.

Петчер схватил Геверса за руку и потащил к буфету.

— Дело! Такую телеграмму послать, конечно, следует. А сейчас не откажите, милейший Геверс, составить компанию на бутылку коньяка. За последние дни мы сделали немало, и нам есть за что выпить!