Кольцевой туннель вокруг диспетчерской был довольно просторен и хорошо освещен, а там, где он соприкасался с куполом диспетчерской, по бесконечному кольцу тянулась черная стена из литого альфа-стекла. Это черное зеркало придавало туннелю странное своеобразие, которым даже пользовались, но каждый по-своему. Гога, бывало, надолго останавливался у стены, глубокомысленно разглядывая собственное отражение, слегка растянутое по горизонтали. Ваал любил, раскинув руки, прижаться затылком к скользкой поверхности и шлепать ладонями. Калантаров, когда проходил вдоль туннеля, то и дело касался пальцем стены, будто смахивал несуществующую пыль, а потом этот палец долго разглядывал. Похоже вела себя Квета, с той только разницей, что пальцем она выводила узоры. Туманов, казалось, этой стены совершенно не замечал. Однако, забывшись, иногда выстукивал стену костяшками кулака, как заправский кладоискатель. Но лучше всех знал эту стену Глеб. Стена обладала многими любопытными свойствами: она загадочно опалесцировала радужными овалами, если вприпрыжку бежать вдоль туннеля; тихонько звенела, если прижаться к ее поверхности ухом; возвращала дрожащее эхо, если как следует стукнуть в нее кулаком. А главное – она помогала думать... Когда у них что-то не ладилось, то, прежде чем разбрестись по каютам, по залам счетных машин, кинотек и салонов, они, бывало, часами ходили, стояли, сидели вдоль черной стены и думали. И обычно всегда у кого-нибудь возникала идея!.. Идеям, казалось, не будет конца, как нет конца у кольцевого туннеля.

И вот все кончилось. Круг завершен...

Глеб, как слепой, едва не налетел на Дюринга, обошел его и, не оглядываясь, побрел вдоль туннеля.

– Одну минуту, молодой человек, – мягко окликнул Дюринг. – Можно?

Глеб задержался, с неудовольствием окинул толстяка вопросительным взглядом.

– Вы мне нужны буквально на одну минуту, – сказал Дюринг. – Если это вас не затруднит. – Его румяное лицо излучало доброжелательность.

– А подите вы... – прошипел Глеб.

– Не надо, – приятно улыбаясь, сказал Дюринг.

Он поднял руку и чуть пошевелил короткими пальцами. Глеб невольно смотрел, привлеченный странной жестикуляцией.

– Забавно, не правда ли? – спросил Дюринг. – Кажется, будто пальцев больше пяти.

– Да... – Глеб замер. – Как вы это делаете?

– Очень просто. Вот смотрите еще... И еще... Это очень полезно, мозг отдыхает. Чем больше вы смотрите, тем глубже мозг отдыхает... Ну вот, а теперь нужно немного расслабиться... та-ак... Мышцы тоже должны отдыхать. Мышцы горла и рук можно расслабить совсем... Хорошо. Дышится свободнее, правда? Глубже, глубже дышите... та-ак... а живот можно слегка подтянуть. Полный вдох, свободный выдох... Раз и два, раз и два, в таком вот ритме... Великолепно! Теперь я буду очень медленно и осторожно касаться вас пальцами, а вы представьте себе, что там, где я касаюсь, ощущается слабый укол... Ничего, сначала это немного трудно, потом появится опыт... Вот видите, это даже приятно. Здесь... Здесь... И здесь... Ну и, пожалуй, достаточно.

Глеб открыл глаза.

– Я спал? – спросил он.

– Не думаю. – У Дюринга было измученное, мокрое от пота лицо. – Как самочувствие?

– Не знаю... – Глеб подвигал плечами. – Наверное, все в порядке.

– Плохо ощущаете пластику мышц? Это ненадолго, пройдет. – Врач выхватил из кармана салфетку, промокнул лицо. – Сделайте несколько легких гимнастических движений. Любых, какие вам больше нравятся. Та-ак... Теперь хорошо?

– Хорошо, – ответил Глеб. – Легко и приятно... Будто гора с плеч. Как вам это удается?

– Я ведь не спрашиваю, как вы за десять секунд ухитряетесь... фюйть... на орбиту Сатурна!

Глеб рассмеялся:

– Понятно!.. Гипностатический психомассаж?

– Я рад, что ваше самочувствие улучшилось. – Дюринг вежливо улыбался.

– Но все равно мне нужен отпуск, – сказал Глеб.

– Море?

– Да, в частности, море. Земля.

– Понимаю. Запахи леса, ветры, шорох листвы...

– Нет. Берег тихой лагуны и много песка. Безлюдье и дюны. И чтобы теплая звездная ночь...

– И жалобный вой за этими дюнами...

Глеб вздрогнул.

– Да... Или звуки фортепиано.

– В миноре, – добавил Дюринг, засовывая салфетку в карман. – Между прочим, меня наградили прозвищем Фортепиано только за это... – Он поднял руку и шевельнул пальцами. Глебу снова показалось, будто пальцев больше пяти.

– Вы обиделись?

– Ну что вы, как можно! И потом, в отношении прозвищ я убежденный фаталист. – Дюринг заторопился: – Приятно было побеседовать... К сожалению, мне пора.

– Спасибо... – пробормотал Глеб. Он посмотрел Дюрингу вслед. И увидел шефа.

Калантаров посторонился, пропуская Дюринга в дверь, внимательно взглянул на Глеба и тихо спросил:

– Как дела, оператор?

– Дела, как у бабушки, шеф, которая села в экспресс-вертолет, да не тот.

Шеф растерянно поморгал. Нервически дернул щекой и медленно пошел навстречу.

– Притчами заговорил, мальчишка...

Глеб устало сказал:

– Шеф, давайте в открытую?

– Давно пора! То, что ты разобрался в теоретических выкладках Топаллера, весьма похвально. А вот то, что ты раскис по этому поводу...

– Нет, шеф, не по этому... Дело в другом. Я теряю веру в вашу гениальность.

– Гм... Ты отстал от жизни на тридцать веков. Ибо чуть позже мир изобрел для себя отличную заповедь: не создавать кумира.

Глеб покачал головой.

– Моим кумиром были не вы, простите. Моим кумиром были идеи, которые вы умели выращивать в наших преданных вам головах. А после трех-четырех уравнений Топаллера вы растерялись.

– Очень заметно?

– Не надо, шеф. Ведь мы договорились в открытую.

Калантаров задумался.

– Ладно, – сказал он. – Какие у тебя ко мне претензии?

– Претензии?.. Да никаких. Просто я хотел вам напомнить, что с некоторых пор вы, мягко выражаясь, отдаете предпочтение Меркурию.

– Чушь. Меркурианские базы располагают более мощной вычислительной техникой, только и всего.

– Топаллер неуязвим. И никакая техника здесь не поможет.

– Ну хорошо, – Калантаров вздохнул. – Давай закончим этот разговор на языке тебе и мне любезной ТР-физики... Что такое гиперпространство?

– Я не знаю, что такое гиперпространство. И вы не знаете.

– И Топаллер не знает. Вся его теория построена на результатах наших экспериментов.

– Да? А я до сих пор полагал, что это надежный фундамент.

– В пределах Солнечной системы – конечно.

– Гиперпространственные свойства Вселенной представлялись мне одинаковыми во всех ее точках. Впрочем, это второй постулат теории Калантарова. Вашей теории, шеф. Скажите откровенно, что вы собираетесь делать?

– Работать. Разве не ясно?

– Ясно. Но как?

– Головой, разумеется.

«Ему зачем-то очень нужно вывести меня из равновесия», – подумал Глеб. Спросил:

– Что имеете вы предложить нам в качестве выхода из теперешней ситуации?

– Есть предложение закругляться.

– То есть... как закругляться?

– Согласно Топаллеру, – Калантаров пожал плечами. – Других возможностей его теорема просто не предусматривает. Сегодня мы проведем последний ТР-запуск по программе «Сатурн». Впрочем, этот запуск правильнее будет понимать как демонстрирование наших достижений – ведь ничего принципиально нового мы от него не ожидаем. Один человек или два – какая разница?

– Понятно... – Глеб похолодел. – Так этот, с бородкой...

– Да. Представитель техбюро. Уполномочен дать официальный отзыв об эксплуатационных качествах нашей установки. И, надо ожидать, недельки через две сюда нагрянет армия экспертов и проектантов. Первую установку типа «Зенит» – правда, повышенной мощности – предполагают строить на Луне. А затем... Я точно не помню измененной очередности строительства, но, кажется, в таком порядке: Марс, Нереида, Титания, Феба, Плутон, Диона и Ганимед. Тем самым, видимо, будет подписан смертный приговор ракетным кораблям. Не всем, наверное, но дальнорейсовым трампам и лайнерам непременно...

– Простите, шеф! – перебил Глеб. – Миллион извинений, но я не спрашивал вас о перспективах транспортного перевооружения системы. Я, грешным делом, спрашивал вас о перспективах нашей с вами дальнейшей работы.

– Сначала нам предстоит поработать в качестве консультантов, – деловито стал объяснять Калантаров. – Ну и затем, с пуском новых ТР-установок, естественно, возникнет острая нужда в специалистах нашего профиля. Транспозитация грузов и...

Калантаров умолк. Продолжать не было смысла. То, чего он намеренно добивался, свершилось: зеленоватые глаза лучшего оператора экспериментальной станции «Зенит» помутнели от бешенства.

– Вот что, – задыхаясь, произнес Глеб. – Я пришел сюда работать ради звезд. И мне, в конце концов, наплевать, кто там будет у вас транспозитировать грузы!.. Кстати, кто сейчас командир «Миража»? Мсье Антуан-Рене Бессон? Я полагаю, мой бывший шеф не забудет дать Антуану-Рене соответствующие распоряжения. В связи с моим намерением покинуть «Зенит». Орэвуар!

Отчаянно взмахнув рукой, Глеб зашагал вдоль туннеля.

– Что ж, дело твое, – сказал ему вслед Калантаров. И вдруг, словно вспомнив о чем-то, воскликнул: – Да, кстати!..

Глеб повернулся к шефу вполоборота. Спросил:

– Ну?

– Понимаешь ли... – Калантаров взглянул на часы. – Твой знаменитый эр-эффект кажется мне весьма любопытным. И пока не поздно, хотелось бы выяснить, что по этому поводу думает сам открыватель эффекта – Глеб Неделин. Если, конечно, он думал.

– Думал, – глухо ответил Глеб.

– И каков результат?

– Потрясающий. Но вряд ли покажется вам интересным.

– К примеру?

– Стала сниться всякая белиберда. К примеру: безлюдный «Зенит», монополярные выверты. Часы такие... с гирями, стрелками и кукушками.

– Гм, действительно...

Помолчали, Калантаров еще раз взглянул на часы и сказал:

– На Меркурии я в основном занимался твоим эр-эффектом. Точнее, эр-феноменом – впредь так и будем его называть.

Глеб понимающе кивнул:

– Странное явление, верно? Три очень заметные полосы размыва пульсации поля... А затем, будто бы эхо, девять более узких полос. Трижды аукнется, трижды откликнется. Пока аукается и откликается, куда-то лавинообразно уходит энергия, словно в бездонную пропасть. В результате я получаю пинок от начальства и репутацию скверного оператора. Знать бы за что?

– Страдалец, – посочувствовал Калантаров. – Ты искал причину перерасхода энергии только поэтому?

– Нет, скорее из спортивного интереса. Таким уж, простите, мама меня родила. До неприличия любопытным.

Калантаров приблизился к Глебу и взял его под руку.

– Нетерпелив ты до неприличия, вот что... – Он оглядел потолок. – Где-то здесь должны быть вентиляционные отверстия.

– Это немного дальше. Но там сквозняк.

– Ничего, – возразил Калантаров, увлекая Глеба за собой. – Нам вовсе не мешает проветриться.

Идти куда-то принимать воздушные ванны – такой потребности Глеб вовсене ощущал, но сопротивляться было бы еще глупее.Тем более что Калантаровявно спешил и вид имел весьма озабоченный.