Диск Солнца, просиявшего целый день в дымке безоблачного неба, приближался к ломаной линии горизонта, прочерченной силуэтами крыш домов и макушек деревьев. С его заходом на вечерний город быстро опустится чувствующий себя всё вольготней с каждым днём холодный воздух середины осени. Удлиняющиеся тени бесстрастно поглощали дневные краски.

Пересекая утихающий город из одного конца в другой, молодой шаш покачивался в сиденье и подставлял лицо нагревшим пыльное окно автобуса последним лучам. От обилия света его глаза прищурились, а по нахмуренному лбу пролегли глубокие морщины. Закаты родного города всегда захватывали чувства этого шаша, однако в тот момент завершающегося дня на просторном лбу насчитывалось на одну-две морщины больше, чем можно было объяснить яркостью окружения.

Дополнительные морщины образовали волновавшие с самого утра мысли. Они одолели его сразу же после пробуждения и немедленно привели молодой мозг и тело в состояние сильного возбуждения. Не совсем желанного сорта. Возможно, они пришли из его сна.

Воскресным утром он стал ходить кругами по своей небольшой комнате и пытаться привести в порядок свой разрушающийся мир. Он будто очнулся от состояния забытья, в котором находился в течение нескольких последних недель. Вернулась ясность мысли. А следом за ней тревога от осознания того, что поступки и слова периода забытья действительно произошли и вернуть их назад уже невозможно. Он мучительно ясно понимал, что совершает большую ошибку. Постукивало сердце, верный признак. Они ведь совсем ещё непуганые, эти молодые шаши.

К кульминации переживаний здоровые инстинкты и разум одержали верх. Он стал набираться решимости, чтобы исправить ситуацию, остро осознавая, что сделать это безболезненно будет невозможно. Он носил на плечах вполне светлую голову, хотя временами поверить в это было трудно. Впрочем, кто не совершает ошибок в жизни?

Наконец он нашёл в себе силы поднять трубку телефона и набрать ставшую привычной комбинацию цифр. Стараясь не обращать внимание на то, как весёлые интонации нежного голоса на другом конце провода сменились на напряженные и тревожные, он договорился о встрече через час в небольшом, хорошо знакомом им обоим парке.

К этому парку его и привёз полупустой воскресный автобус. Безнадёжно опаздывая, шаш вышел на остановке и заспешил по неровным дорожкам парка мимо неказистых кустов к их скамейке, подгоняемый чувством двойной вины. В напряжённом сердце покалывало от несправедливости и даже жестокости того, что он намеревался сделать. Некому было в тот вечер отдать должное его мужеству и решимости, он знал уже достаточно в жизни, чтобы опасаться рассерженных чувств молодой шаши. Бог свидетель – он думал о благе обоих.

Она, конечно же, уже сидела на скамейке. Сердце шаша привычно застучало громче при виде её, но в этот раз в его стуке прослушивались непривычные ритмы. Заметив приближение шаша, она обратила к нему своё грустное лицо. Шаш вдруг обрадовался, что ему не нужно будет долго объясняться. Он, разумеется, ошибался.

Она была, как всегда, привлекательна в своих обычных, тёпло-коричневых тонах, несмотря на то что в её внешности, объяснимо в такой вечер, отсутствовала надлежащая тщательность. Мягкие черты чистого, обрамлённого каштановым волосом лица, как всегда, освещали искристые умные глаза и тёплая, хоть и неуверенная, улыбка. На скамейке сидела, плотно сдвинув коленки, молодая цветущая шаша.

Попробуй объясни это её напряжённому возлюбленному. Эти глаза и улыбка утратили над ним казавшуюся совсем недавно неодолимой силу. Несмотря на уменьшающийся свет, незатуманенный взгляд шаша обнаруживал незнакомые ему ещё детали внешности притихшей подружки. Он, казалось, впервые заметил темный пушок над верхней губой и тщательно скрываемую родинку под правым ухом.

– Что случилось? – спросила она, первой прервав чрезмерную паузу. Он с облегчением высвободил из себя заранее заготовленную фразу.

– Мне нужно время хорошо подумать. Давай не будем торопиться.

– Ты передумал?

– Я ещё не знаю. Просто мне нужно время подумать хорошо одному.

И в этот раз он заморочил голову хорошей, умной шаше. Она и не думала напоминать о недавних, почти необратимых событиях в их отношениях. О том, что они несколько дней назад обменялись признаниями, оповестили родителей и почти назначили день их свадьбы. Вместо горьких и вполне заслуженных упрёков, она стала тихо плакать. Крупные слёзы покатились по побледневшим щекам, обтекая тщательно скрываемые несовершенства кожи. Она оплакивала свежую обиду и, наверно, старые, нанесённые в другие времена другими шашами.

Напряжение на скамейке быстро растворялось в сумерках парка. Нормально чувствительное, сердце молодого шаша охватило сострадание к стучащему рядом, разбитому. Он был готов на всё, чтобы утешить свою несчастную подружку. Почти на всё. Он пустился в многословное объяснение, ободряемый признаками ослабления потока слёз. Она, казалось, слушала его всё более внимательно.

Несколько фраз спустя назад дороги уже не было. Затаив дыхание, он продолжал, не зная, куда объяснение заведёт его. Дело было, разумеется, в нём, а не в ней. Он без стыда переложил на себя всю вину и не остановился на этом. К концу монолога на его лице закрепилось неуверенно-виноватое выражение и он покорно ожидал жалости и сострадания. Жалость и сострадание были предложены.

В потемневшем парке становилось всё прохладней. Остывающие тела бывших влюбленных запросились в тепло. Слёзы совсем обсохли, на лицах появились слабые улыбки. Наступил момент подняться со скамейки. В это время живот шаши вдруг заволновался. Только не это – затаил дыхание шаш. Слабые волны прокатились одна за другой под плотной тканью платья и затихли к несказанному облегчению единственного свидетеля. В пустом парке, по счастью, не оказалось больше ни одной шаши, неподдержанное, волнение угасло. Это было бы совершенно неуместным осложнением, молодой шаш испустил незаметный вздох облегчения, слегка напуганный безошибочным проявлением глубоко растревоженных чувств. Они встали и направились к выходу из парка.

Через некоторое время городской транспорт понёс их домой в противоположных направлениях. Подавленную шашу – к недоплаканным слезам и родителям, которых ей предстояло огорчить, Вара, утомлённого, но вполне довольного собой – обратно, в привычный и понятный ему мир.

Серые вязкие сумерки опускались на город Шаш, растворяя почти без следа свет уличных фонарей и фигуры редких прохожих. Ни одной звезде не удалось ещё пробиться сквозь их неодолимую густоту, в которую, казалось, погрузилась вся вселенная. С приятной грустью на сердце Вар созерцал картины родного города, прислонишись лбом к прохладному стеклу окна автобуса.

* * *

Истоки зарождения долины города Шаш покоятся в недоступной глубине бытия. Этот факт, впрочем, всегда ускользал от внимания большинства обитателей долины. Всевозможные истории принимались и принимаются ими на веру из поколения в поколение. В разные времена разные истории, ни одна, пожалуй, не лучше других. Кому оспорить их правдивость? Они продолжают служить хорошо. Случаются, разумеется, в долине и ссоры из-за этих историй. Порой кровавые. Но винить истории в этом нельзя. По всяким поводам поднимают друг на друга руку обитатели этой земли. Не одно – так другое.

На самом деле не так уж важно, как всё это произошло. Главное, что получилось неожиданно хорошо. Неожиданно, потому что непосвящённый глаз, при беглом осмотре, обнаружит в долине лишь сухую глинистую, мутящую воды рек землю. Покрытая неказистой растительностью и всепроникающей пылью, плоская земля расстилается во все стороны до горных гряд. Куда бы ни обратился взгляд. Нет спасения от пыли в долине. Сильные ураганы поднимают её в воздух порой в таких количествах, что она заслоняет собой могучее Солнце, приводя в отчаяние всё живое.

Солнце – одна из самых главных сил в долине. В ясный летний день только неразумный решится спорить с его мощью. Неудержимый поток лучей выжигает землю, забирает жизнь у неосторожного, неухоженного растения и заставляет живые существа искать укрытие. Далеко, за горами, есть потерянные для шашей, совсем опустошённые Солнцем пространства, где земля превратилась в песок, где удержалась лишь поглощённая выживанием, кажущаяся скудной жизнь. Немало шашей горячо оспорят употребление здесь слова «потерянные». Их можно понять. Умеющее чувствовать сердце, умеющие видеть глаза никогда не будут равнодушными к томительной красоте тех удивительных мест, но, боги свидетели, жить на такой земле не сможет ни один шаш.

Не стоит, однако, преувеличивать разрушительную силу Солнца, не за это его почитают в долине. Солнце также участник волшебства, которое возникает там, где оно встречается с водой и заботливыми руками. Благодаря этому волшебству, глинистая земля покрывается растительностью, пышной и щедрой, а вслед за растительностью приходит цветущая жизнь. Существует мнение, что, до того как людям этих краёв стали являться боги в человеческом обличии, здесь почитали Солнце. Отголоски тех чувств по сей день оживают в потомках, когда над долиной зависает огромный красный закатный диск.

Можно с уверенностью утверждать, что ничто не ценится в долине так, как вода. Она приносится сюда мутными полными реками, которые начинаются в ущельях отдалённых гор. Запасы снега и льда никогда не иссякают на белых пиках, растворяющихся порой вдали в густоте жаркого воздуха. Даже к концу самой сухой осени с них продолжают стекать холодные струи, которые добираются до глубин долины и приносят жизнь.

Струя прозрачной талой воды вырывается на свет из-под языка ледника или снежника, стремительно спадает по острым камням в быстрый ручей ущелья, набирает силу, пробираясь вдоль пастушьих троп, мимо альпийских лугов, ниже встречается с другими ручьями, прокатывается с шумом и брызгами по оглаженным валунам русла горной реки, оставляет позади ухоженные террасы молчаливых селений и выходит, утихая, из предгорий. Окрашенная в цвета глины, затерянная в полноводии реки, нагреваемая Солнцем, струя послушно следует поворотам русла, затем проходит между прямыми берегами большого канала, направляется по маленькому каналу в борозду поля, просачивается в почву и достигает благодарного семени.

В одном из таких мест, где встретились люди, вода и Солнце, образовался и расцвёл в незапамятные времена благословенный город Шаш. Из маленького поселения – в большое скопление людей. Он подвергался многочисленным разрушениям. От стихийных бедствий, от рук пришельцев и от рук своих. Разрушался и отстраивался опять. Люди не хотели покидать это место даже в самые трудные для города времена. За что им благодарность и понимание в сердцах потомков.

Природа, за редкими исключениями, благосклонна к этому городу. Времена года, каждое по-своему прекрасное, приходят и уходят в заведённом порядке. Расцветает и увядает растительность, идут дожди, падает снег, дуют ветра, и светит Солнце. В каждом дне обязательно найдётся уголок, в котором глаза и чувства истинного шаша отыщут что-нибудь наполняющее сердце беспричинной радостью и надеждой.

Нет города, равного ему, во всей долине. А может, и не только в долине. Во всяком случае так, почти единодушно, считается среди шашей. Только откуда им знать, ограждённым от остального мира горными массивами и обширными пустынями? Путешествия не по карману большинству из них. Истинный шаш никогда не покидает пределы долины. Да и что он может там найти? Что может быть там такое, достойное даже короткого расставания с родным городом? Нет, любовь к новизне совсем не свойственна осторожным жителям. Приносимые издалека волнения мысли и перемены ослабевают над пустынями, теряют силу, задевая за высокие, покрытые льдом и снегом скалистые гряды, и, достигнув черты города, сходят хвала богам почти на нет. Ничего хорошего ждать от них нельзя.

Неизгладимая печать остаётся на каждом, кто хоть немного прожил в городе. Родившийся шашем остаётся им до конца своих дней, куда бы ни занесла его судьба. Его можно легко узнать на улицах чужих городов. Лишь взгляните внимательно в его глаза, вслушайтесь в его неторопливую речь. А если от вашего внимания ускользают эти приметы, это значит, что вы не шаш.

Не много обещаний хранится внутри стен города. Не защитить ему своих горожан от бед, преследующих человеческое племя. Не может он обещать им ни счастья, ни покоя. Лишь только красоту и щедрость земли. И это уже чрезмерная награда.

* * *

– Двадцать пять монет тому, кто трахнет …

Окончание фразы затерялось в шуме. Тела задёргались на стульях, задрожал стол, зазвенели пивные бутылки и большие кружки. Весёлая компания, опьянённая молодостью и содержимым бутылок, расслаблялась после скучных занятий на открытом воздухе тёплым осенним днём. Из тех, которые для них всегда припасены родным городом. Город и сам с удовольствием расположился рядом. Среди пожелтевших листьев, яркости дня и пыльного воздуха. Ему тоже нравилось посидеть в их компании. А как же иначе?

Друзья были в хорошем настроении. Самая незамысловатая шутка вызывала взрыв веселья, и, уж конечно, никто не мог удержаться от улыбки, глядя на разгорячённого говорящего, который не спеша выплёвывал изо рта перемешанные с брызгами слюны обрывистые фразы. Его естественно выпученные глаза ещё больше расширились и забавно блестели на белом округлом лице.

– Эта сучка выпила всё вино и ушла домой.

Полный смысл многих фраз ускользал от внимания смеющихся из-за шума и необычной манеры изъяснения, свойственной их товарищу, однако хорошо известные обстоятельства не требовали чрезмерных разъяснений. Знакомая всем шаша-обидчица возбуждала ощущение доступности у многих. Своей ли не покидающей лицо игривой улыбкой и неутомимым кокетством, усиленным всегда плотно обтянутой хорошей фигурой? Или ярко прочерченными помадой большими губами и стойким ароматом духов? Те из присутствующих, кто имел привычку задумываться над такими вопросами, затруднялись с объяснением, но в сердце почти каждого или зрело, или уже угасло желание испытать свои шансы. Сообщения об удачных попытках не просачивались.

– Я специально пригласил её посмотреть «Неосторожную соседку», договорился с братом. До вечера квартира была пустая.

Друзья с удовольствием слушали рассказ об очередной неудачной попытке, по невысказанному мнению многих, одного из наименее вероятных победителей. Вит, пучеглазый шаш, или не догадывался об этой стороне своей репутации, или, скорей всего, просто не обращал на неё внимания. Не так уж легко было прочитать с достоверностью выражения этого круглого лица. Внимательному взгляду нужно только один раз отметить многозначительную полуулыбку уголка его рта, чтобы никогда уже не поддаться обманчивости его внешности.

Большинство веселящихся, разумеется, питало тёплые чувства к рассказчику. По-другому не могло быть. Одним из самых ценных его качеств было неназойливое умение выражать искреннее восхищение другими. Он щедро позволял окружающим чувствовать себя достойными всяческой похвалы в его присутствии. Прекрасное качество для тех, кто испытал его действие. Вит это делал чрезвычайно легко, не теряя при этом ничуть своего достоинства. Обратите внимание на этот уголок рта и уберите со своих лиц снисходительные улыбки.

На беду Вита, наблюдательность никогда не числилась среди многих достоинств молоденьких шаш. Нет. Его едва замаскированные, порой совсем откровенные увлечения и незамысловатая внешность редко льстили утончённым феям. А Вит не бросался на всяких. То есть почти не бросался. Феи частенько задирали свои нежные носики в присутствии столь неподдельного восхищения. Понятно, что коэффициент полезного действия Вита при этом серьёзно страдал. Оставаясь всегда самим собой, он не подозревал о том, как могут улучшить его шансы показные равнодушие и невнимание. А что говорить о силе непоказных.

Друзья ещё были слишком молоды, чтобы знать, что настойчивость и опыт начнут приносить плоды. Вит был на правильном пути. Не могли они также знать, что крепкий орешек, вероятней всего, не удалось расколоть никому из них. Многое они не могли ещё знать. В тот ясный день уверенность и надежда царили за столом, сдобренные непринуждённой атмосферой.

За двадцать пять монет можно хорошо напоить, и не один раз, всю их компанию. Чрезмерность награды отражала меру отчаяния и, возможно, гнева Вита. Никто не знал, как он выглядит рассерженным. Не случалось. Казалось, что изо рта вылетало больше чем обычно слюны и глаза выкатились чуть больше. Наиболее внимательных забавляло подозрение, что Вит совершенно не беспокоился о своих деньгах, уверенный, что никому не удастся их заработать.

Веселье продолжалось. Содержимое бутылок разливалось в большие кружки и с удовольствием отправлялось внутрь вместе с солёными кусочками вяленой рыбы. Через некоторое время поглощённое с таким же наслаждением освобождалось наружу, на столе появлялись новые бутылки. Разговоры теряли и снова обретали вразумительность, сердца наполнялись то беспричинным томлением, то радостью.

Накопилась тяжесть в головах. Ещё оставалось время, чтобы утолить её коротким сном и спасти вечер. Более привлекательный вариант утоления тяжести был, с сожалением, отвергнут после подсчёта оставшихся в карманах денег. Друзья поднялись из-за стола и неторопливо разбрелись по домам.

* * *

Любовные волнения ранней осени, завершившиеся грустной встречей в парке, не повлияли сильно на настроения Вара. Напротив, ничто теперь не отвлекало его от предпочтительнейшей поры года. Даже просачивающиеся сообщения о расстроенных чувствах светловолосой шаши. Несмотря на его совсем не жестокое сердце.

Прошло немного времени, и исчезла уверенность, что волнения были на самом деле любовными. Такого рода наваждения уже случались с ним. Очнувшись в этот раз, он опять увидел, что спутал свои чувства с чем-то другим, совсем лишённым знакомой ему мучительной и неодолимой силы. Ведь было же с чем сравнить.

Освободилось много времени для самого любимого из осенних занятий – сочинения стихов. При первой возможности он обращал завороженные глаза к уже коснувшемуся линии горизонта огромному вечернему Солнцу и начинал перебирать губами слова, стараясь сложить их в лаконичные рифмующиеся строки, оставляющие сладкий и томительный привкус во рту.

Вар мог с точностью сказать, когда осень стала его порой года. В раннем детстве это место принадлежало лету. Вместе с друзьями он радовался, когда заканчивалась школа, становилось жарко и можно было целый день купаться в речке и играть в футбол. А с наступлением темноты обдирать вишнёвые деревья округи, наполнять рот их сладко-кислыми пыльными плодами и выплёвывать с силой косточки. Затем пришло его время заметить весну, внезапное цветение природы, белизну кожи молодых и зрелых шаш, мягкое тепло и яркость дня.

Особое чувство к осени медленно зрело в нём и в первый раз сформировалось в слова и мысли, когда он услышал однажды от отца, что тот предпочитает осень остальным сезонам. Из-за тёплой, но не жаркой, устойчивой сухой погоды. Отец ничего, к сожалению, не сказал о красках листвы, закатном Солнце и непредсказуемости сумерек. Это было бы совершенно нехарактерным, хоть и всегда желанным, для него многословием. Вару так и не довелось расспросить его об этом побольше. Помогли бы ещё несколько фраз им объяснить свои чувства точнее?

Пустой полутёмный трамвай по привычке затормозил у безлюдной остановки. Сквозь быстро открывшиеся и закрывшиеся двери внутрь вошёл только прохладный воздух. Трамвай ускорился, прижав Вара к спинке сиденья. Он ехал домой после неудавшегося вечера у Вита дома. Они собрались у него, чтобы посмотреть новый, пришедший из-за гор фильм, при каждом упоминании о котором у его друга начинали блестеть глаза.

Впрочем, Вар хорошо знал, что этот блеск мало о чём говорит. Запечатлённые на движущуюся плёнку истории, выдуманные и невыдуманные, хорошие и не очень, неизменно волновали Вита. Никто в их компании не смотрел столько фильмов и не знал столько связанных с ними имён. После молодых шаш это было самым известным его увлечением. И оно могло бы вызывать усмешки на некоторых лицах, если бы не подкреплялось серьёзной эрудицией. Вит частенько и непринуждённо удивлял звучащими порой оригинально мнениями. Наблюдательным друзьям было всегда интересно узнать, откуда появляются эти мнения. Ведь спорить Вит не любил совсем. Чаще всего он предпочитал высказаться и умолкнуть, разумеется, с загадочной улыбкой в уголке рта. Вар подозревал, что Вит приносит большую часть мнений из других, непересекающихся компаний своих друзей.

Теория непересекающихся, точнее, мало пересекающихся компаний получила ещё одно подтверждение в тот день. В квартире Вита обнаружилась молодая длинноволосая приезжая особа, которая остановилась у него на несколько дней. Совпавшее с очередным отъездом его родителей, это было само по себе многозначительное событие, Вит лоснился от удовольствия, представляя своих друзей.

У молодого трио было в тот вечер мало шансов провести приятно время. Вару редко приходилось иметь дело с представительницами противоположного пола из далёких городов за горами долины. Понятно, что он относился к ним с долей подозрения. Гостья немедленно закурила, и, несмотря на открытые окна и балконную дверь, комнату заполнил неприятный табачный дым. Ничто в её внешности и манере не ускоряло сердцебиение Вара. Можно было с уверенностью сказать, что мужское присутствие её также не возбуждает, хотя с лица Вита не сходила довольная улыбка. Ночью тебя, наверно, ждёт разочарование, – подумал Вар – не в первый раз.

Просмотр фильма отменялся. На предложение Вита гостья ответила, что уже видела его и что не в восторге. Последовало неспровоцированное, длинное и малопонятное Вару мнение, в котором вперемежку с понятными ему словами звучали совсем незнакомые имена и названия фильмов. Вит оказался на уровне, двойка втянулась в продолжающий быть невразумительным для уха Вара спор и, казалось, не обратила внимания, когда Вар вышел из комнаты на балкон.

Он с удовольствием устроился на свежем воздухе и взял в руки журнал, почти всю обложку которого закрывали две редко встречающегося в природе размера груди. У Вита всегда было припрятано несколько таких изданий, он вытаскивал их на свет всякий раз, когда оценивал обстановку как благоприятную, то есть всегда в присутствии молодых особ женского пола. Разглядывая экземпляры, Вар задумался, отчего природа не производит такие в больших количествах. Ведь приятно же посмотреть. Должно быть приятным, наверно, носить. С надеждой и с сожалением он допустил мысль об ограниченности своего опыта и раскрыл журнал. Из комнаты доносился шум спора. Вит!

Меланхоличное настроение овладело Варом, он захотел оказаться дома, в своей комнате, но мысль о дороге домой ещё не вдохновляла. Он оторвал глаза от журнала и стал наблюдать с высоты пятого этажа за оживлением вечернего часа пик.

У автобусной остановки, затрудняя движение, толпились постоянно прибывающие и отбывающие люди и автобусы. Нагруженные до отказа автобусы медленно отъезжали, оставляя после себя дымку выхлопа, который не торопился уходить высоко вверх, а зависал над всей этой суетой, перемешанный с пылью. Частицы гари и пыли проникали в оживлённо работающие лёгкие спешащих горожан и мерно работающие лёгкие наблюдателя, доверчиво вдыхавшего воздух родного города. Вара позвали.

Гостеприимный Вит включил музыку и предложил вино, хотя должен был знать, что приводить подружку в кондицию было рановато. Наверно, не очень-то надеялся сам. Разговор перешёл на книги. Выяснилось, что девушка учится на литературоведа в столичном университете. Вар пропустил этот факт мимо ушей и включился в соревнование, вяло, но самонадеянно, не подозревая, что силы были совершенно неравны. Не удивительно, что ему это стало ясно позже всех.

Подавляющая эрудицией, уверенная, но снисходительная собеседница постепенно опускалась до всё более простых тем. Заметно утомлённая невежественной настойчивостью Вара, она задала, как ей, вероятно, казалось, совершенно простой вопрос:

– Чем тебе нравится этот герой?

Разговор, разумеется, шёл о классике. Вар в очередной раз замялся с ответом и только в этот момент заметил уже давно расположившуюся на лице Вита ухмылку. Мысли не желали формироваться во вразумительную речь.

– Хм, он умный и добрый человек.

– Тем, что он прежде всего романтик и поэт в душе, – энергично заключила девушка. Эта с уверенностью произнесённая фраза так и осталась неоспоренной. Живот гостьи неожиданно заволновался, как волнуется живот шаши. Удивлённые друзья переглянулись. Поражение казалось ещё более обидным из-за того, что к этому времени девушка, очевидно раскрепостившись, успела переодеться в лёгкое платье, распустила волосы, стала издавать дразнящие запахи и смело встречать взгляд Вара своими большими, умными глазами, в которых было всё, что желало найти его воображение.

Вечер закончился. Курившая на балконе гостья махнула ему на прощание через всю комнату, по-прежнему довольный собой хозяин проводил его к двери. Вар не удивился, когда почувствовал лёгкую зависть.

– Ты заметил её живот?

Вит кивнул головой.

– Она шаша?

Вит многозначительно улыбнулся. Ничего больше не последовало.

– Пока.

– Пока.

Очарование завершающегося дня немедленно вытеснило мысли о наполненной табачным дымом комнате и её обитателях. Вар прибыл домой в приятно-грустном настроении, нуждаясь в карандаше и листке бумаги, предпочтительно чистом. Наедине с карандашом и бумагой, он просидел до наступления ночи, вдыхая запахи, проникающие внутрь вместе с угасающим шумом ночного города сквозь раскрытое окно. На участке неба в проёме окна замерцала неяркая звезда. На листке появились две перечёркнутые строчки. С пользой потраченное время.

Предсонные дрёмы перенесли его в другой мир, в котором он охотно утомлял себя переживаниями чрезмерной силы с середины лета. Он с удовольствием погрузился в горько-сладкую смесь чувства одиночества, горечи. И презрения к отвернувшимся от него людям, которых он считал близкими. Так и не приняли до конца за своего. Чужак, последний из рода. Он вдыхал свежий воздух открытого пространства. Тихо за пределами города. Он знал цену этой тишине. Всё равно лучше, чем там, хоть и под защитой высоких стен. Они всегда строили слишком высокие стены, всегда отгораживались от этой планеты. Он зашагал в темноте, держа оружие наготове. Может, удастся добраться до богатой пещерами скалистой гряды. Там у него есть шансы выжить.

Эпизод сработал безотказно, утомлённый переживаниями Вар заснул, укрытый тонким одеялом, с головой на любимой подушке, совершенно не беспокоясь о том, что его сны подсматривают. Он всегда охотно делился ими со своим городом. Пожалуйста, если интересно.

Корабль упал неподалеку от пещеры. Он услышал, как сработали двигатели аварийной амортизации. Их рёв на мгновение перекрыл шум урагана, затем от столкновения содрогнулась земля. Это было первое событие за всю неделю непогоды. Он подошёл к выходу пещеры и выглянул наружу. Через некоторое время глаза различили проблески огней в серой мгле, как будто внизу по склону что-то горело. Придётся выходить наружу. Лениво-полудрёмное состояние недельной давности не хотело покидать тело. Он вернулся в пещеру и приготовился как мог. В такую погоду хорошо бы иметь защитный костюм.

Далеко идти не пришлось. Корабль лежал прямо у подножья холма, наклонённый набок. По размеру двух-, трёхместный. Он придвинулся почти вплотную и разглядел, что огонь выходит из одного из левых двигателей. Об этом можно было пока не беспокоиться. На округлом носу светилась гравировка незнакомой ему эмблемы. На правой стороне он заметил приоткрытую боковую дверь. Это облегчало его задачу, но вряд ли было полезно для тех, кто находился в корабле. Он подошёл к двери и осторожно протиснулся внутрь.

Авария застала их врасплох. Не успели приготовиться. Пристёгнутый к креслу, без видимых повреждений, пилот был мёртв. Пассажирка, с едва различимым пульсом, лежала неподвижно в узком проходе между креслами, в полуметре от стойки с защитными костюмами. Чуть выше оголённой лодыжки её правой ноги чётко выделялись следы укуса. Он огляделся вокруг. Уже успели проникнуть. Этим тварям нипочём любая непогода. Не теряя времени, он облачил безвольное тело в костюм, поднял его на кресло, отыскал среди медицинских запасов вакцину и сделал укол в укушенную ногу.

Корабль казался мёртвым, функционировало только тусклое аварийное освещение. Он быстро проверил, есть ли радиосвязь. Ничего кроме помех. В такие штормы летать безопасно только на больших высотах. Сбились с курса. Знакомо. Он надел на себя костюм пилота. Мягкая ноша не казалась тяжёлой. Удобно легла на его плечо. Беспокоили ветер и пыль. Ступая медленно и осторожно, он поднялся на холм, вошёл в пещеру, положил тело на ложе у огня. Затем освободил обоих от защитных костюмов, накрыл незнакомку захваченным из корабля одеялом и присел рядом, получив наконец возможность сделать то, что хотелось сделать с момента, когда он в первый раз обратил на неё свой взгляд, – внимательно рассмотреть её прекрасное лицо. Чёрные, блестящие волосы, большие раскосые глаза, переливающаяся в свете огня нежно-жёлтого оттенка кожа. Её пассивное присутствие совершенно преобразило пещеру. Он подумал об эмблеме на боку разбитого корабля. Незнакомка была, несомненно, с южного полушария и принадлежала высокому роду. Погибший, наверно, её пилот.

Жаль, что такой красоте предстояло пропасть. Вакцина не оказывала действия. Он заметил, что укушенная нога распухла, нежное лицо изменилось, покрылось сыпью и потом. На южном полушарии не принято делать прививки. Многоножки там встречаются очень редко. Он осмотрел больную ногу. Время для ампутации поражённой части упущено. Если бы он подумал об этом несколько часов назад, в корабле. Он много раз видел, как умирают от укуса многоножек, и не завидовал ни своей молчаливой гостье, ни себе. Он притих рядом с ней. В глубину пещеры проникали шум шторма и слабые потоки воздуха.

Тревожные грёзы навели на мысль о недавно обнаруженном источнике голубой воды. Почему он не подумал об этом сразу! Отдалённость источника и сила шторма были не в их пользу, но выбирать не приходилось. Только бы не поздно. Он тщательно укрыл девушку и подошёл к небольшой каменной ванночке в глубине пещеры. Как раз для невысокого, тонкого тела. Он провёл ладонью по гладкому дну.

Шторм не думал утихать. Повторный путь к кораблю казался длиннее. Внутри его опять встретило тело пилота. Ничем пока он не мог помочь этому бедняге. Когда шторм утихнет, его нужно будет захоронить по всем правилам. Он быстро нашёл то, за чем пришёл. Контейнеры с водой – стандартная часть аварийных запасов на их сухой планете. Он взял два контейнера с заплечным каркасом для носки, выбрался наружу, вылил воду и направился опять наверх. Как только вход его пещеры показался сквозь пыль, он отклонился вправо от тропы. Источник находился в десяти минутах ходьбы выше, в другой маленькой пещере в середине скального лица холма.

Горячая вода выходила стремительно и бесшумно из скалы, прокатывалась по десятиметровому оглаженному жёлобу и уходила обратно, откуда пришла. Несмотря на спешку, легко узнаваемый запах влажного воздуха пещеры навеял привычные, приятные сердцу ассоциации. Запах детства. Бесконечная череда дней, проведённых с друзьями на озере, подпитываемом сильным источником воды. Им это разрешалось, даже поощрялось, несмотря на то, что озеро находилось за стенами города. Оно хорошо охранялось. Их род, один из старейших на планете, ведущий начало от первых землян, почитал целительные свойства голубой воды. До появления вакцины она была единственным средством от укуса многоножек. Он быстро наполнил контейнеры водой.

Почти идеальная по форме и размеру ванночка была удачной находкой. Обнажённое тело незнакомки поместилось в неё с руками и ногами, как раз вплотную, только откинутая голова расслабленно покоилась на краю. Понадобилось лишь шесть ходок, чтобы нежно-жёлтые плечи покрылись голубой водой. Перед этим, осторожно переворачивая её с одного бока на другой, он снял тонкий обтягивающий комбинезон, белые майку и рейтузы. Густой телесный запах освободился наружу и наполнил его ноздри. Запах и свечение тёплого тела в его руках захватили чувства и отдалили на время от неспокойного окружения – ревущего ветра, пыли и разбитого корабля с мёртвым пилотом.

Он осторожно поднял укушенную ногу и убедился, что опухоль не распространилась дальше. И без этого было видно, что незнакомке гораздо лучше в воде. Сыпь на лице спала, вместо пота на лбу у линии черных волос появилась испарина. Он сидел рядом, неотрывно следя за состоянием девушки, зная, что позже пожалеет о том, что не использовал эти несколько часов для короткого сна. Вода остывала, изменялась в цвете и теряла целительные свойства. Вскоре придётся отправиться за свежей порцией, а через несколько часов ещё за одной. Неутихающий шторм обещал нескончаемое количество ходок. Он не беспокоился об этом, только радовался обнадёживающим признакам улучшения. Лицо расслабила ухмылка, когда он поймал себя на том, что чаще останавливает взгляд на выступающих из воды крупных сосках, чем на укушенной ноге.

Усталость накапливалась. Он уже не упускал и малейшей возможности отдохнуть. О еде беспокоиться было не нужно, припасов должно хватить на самый долгий шторм. Есть не хотелось, только спать. Иногда ему казалось, что он отправлялся за водой, не открывая глаз. Незнакомка продолжала тихо бороться за свою жизнь. В какой-то момент от неё донёсся короткий, едва различимый низкий вздох. Он приблизился и долго смотрел в её глаза, до тех пор, пока она не закрыла их, передав ему своё недоумение и страх. Он положил руку на её влажный лоб и, кажется, что-то тихо говорил. Позже он не был уверен, не пригрезилось ли это ему.

* * *

Телохранители по знаку остановились у входа, он и принцесса вошли внутрь вдвоём.

– Я помню этот запах, – она вдохнула густой воздух пещеры и огляделась вокруг, – и больше, кажется, ничего… Но нет, я помню это место, – она указала на тёмный угол пещеры.

Они подошли к ванночке. Он молчаливо желал узнать её мысли, почему-то уверенный, что помощь последует. Она небрежно сняла с себя ненужную в тёплой пещере накидку и присела у края ванночки в лёгкой, чуть выше колен тунике – обычной одежде южанок. Тонкая материя плотно прилегала к выступающим деталям её тела. Она дотянулась рукой до тёплого дна ванночки.

– Мне снилось это место, как будто я лежу здесь с закрытыми глазами и чувствую, что меня гладят. Это Вы гладили меня? – она бросила на него быстрый взгляд.

– Да, наверно, когда на Вас находило беспокойство.

Он как будто вдруг заметил, что она уже лежит в ванночке, край туники поднят высоко, к основанию бёдер.

– Покажи как, – край одежды приподнялся ещё чуть выше.

Он посмотрел в сторону входа пещеры.

– Они не войдут, – сказала она и прикрыла глаза.

Вар высунул голову из-под одеяла. Приятная свежесть утреннего воздуха, яркое бесцветное небо и шум улицы от открытого окна. Сон ускользнул. Как всегда – быстро и бесповоротно. Разочарованный, Вар продолжал лежать неподвижно с застывшим взглядом, лениво отдаваясь свободному движению мысли.

Впрочем, как раз свободы его мыслям и недоставало. Начинался ещё один день неутолённого возбуждения. Его преследовала продолжительная череда таких. Он прекрасно понимал, что ничем уже не сможет помочь себе. Нужен живой материал. Обескураживающе далёкий в тот момент от его постели.

Наиболее реальным шансом были упругие груди и гладкий округлый зад Зары. Он стал раздумывать о том, как добраться до них, отгоняя неприятную и назойливую мысль, что утро для этого уже пропало. Часы показывали начало девятого, звонить следовало немедленно, через полчаса уже будет поздно, она станет недосягаемой в суете дня. Ночной звонок не был бы проблемой, они стали часто утомлять друг друга долгими ночными беседами. Утренний звонок будет слишком откровенным, он совсем не хотел этого. Эта шаша была слишком к нему благосклонна, чтобы подавать ей обнадёживающие знаки. Он нередко вспоминал о ней в такие вот интенсивные пробуждения, но ей об этом было совсем необязательно знать. Чревато. Он готовился выстоять ещё одно утро отчаяния.

Зазвонил телефон. Вар неохотно потянулся к трубке.

– Привет, – прозвучал старающийся быть непринуждённым голос.

Хорошо, что никто не мог видеть улыбку, которая, он почувствовал, расплывается на его лице. Нехорошая улыбка, лицемерно раздумывал он, в то же время уверенный в том, что, широкая и самодовольная, она польстила бы многим шашам, и Заре в том числе. Откуда им знать, какие за ней прячутся мысли? Такой вот он представлял себя загадкой природы. Сохранять неудивлённый, лениво-сонный утренний тон мешало также и невыносимое напряжение в плохо поддающихся контролю частях тела.

– Привет. Ты почему ещё дома?

– Мне после обеда.

Память с готовностью предоставила картину не совсем уверенного в себе тела, которое он увидел без одежды в первый раз несколько месяцев назад. Совпадение? Приснился ли ей его сон?

– Ты давно проснулась?

– Полчаса назад. А почему ты спросил?

Наверно, её зад ещё помнит незаметные шероховатости ванночки. Не расслабляйся, он удержался от соблазна продолжить рискованную тему, чувствуя, как нетерпение овладевает им.

– Заходи ко мне по дороге, мне тоже не с самого утра, – самая важная фраза едва начавшегося дня была произнесена со старательной непринуждённостью. В стараниях, вероятно, не было большой необходимости.

– Хорошо, – она даже не затруднила себя паузой. Неоценимое качество, тихо обрадовался Вар.

Эта шаша была кладезем неоценимых качеств. Она не заставила его долго ждать ни со стуком в дверь, ни с раздеванием. Несколько поцелуев – и её тело было в его распоряжении. Так много, казалось, можно было сделать с этим телом, но он сделал с ним то же, что и в прошлый раз. Он нетерпеливо уложил её на живот, в несколько попыток проник между ног и протиснул руки к крепким грудям. Кровать раскачалась, она испустила негромкий вздох как раз перед тем, как он отвалился, утомлённый, на спину.

Вернулись рассудок и наблюдательность. Расслабляющая тишина дома. Он привык предаваться ей наедине. Шаша придвинулась поближе, он ощутил на животе её руку. Неуверенную, как будто знающую, какие чувства вызывают в нём прикосновения подушечек её холодных пальцев. В них нет никакого чувства, они, наверно, совсем не умеют. Он сразу вспомнил, почему не искал с ней давно встречи. Лежащее рядом тело было ещё полно невысказанных и, он догадывался, неутолённых чувств. Непонятных и немного раздражающих. Он боролся с раздражением и подготавливал себя для ещё одного захода, может, двух. Нужно использовать возможность до конца. В этом между ними, несомненно, не было никакого разногласия.

Но что же это висит в воздухе? Он обратил внимание на её откровенно скованную позу. Зара сидела на кровати и обращалась к нему, как ей, наверно, казалось, нежным голосом. Он ему совсем не верил. Он также не верил глазам над произносящими, казалось, чужеродные слова губами. Он знает, как смотрят влюблённые глаза, и не посмел бы обманывать влюблённые глаза, но эти – непонятные. Как тут было не раздражаться?

Она потёрла грудь, на которой оставили красные следы его жёсткие пальцы. Лицо украсила смущённая улыбка.

– Поаккуратней, пожалуйста.

– Извини, – он осторожно и нежно дотронулся подушечками пальцев до соска. Сосок заострился, от окончания пальца искра возбуждения мгновенно распространилась по его телу. Руки снова ухватились за её груди. В этот раз она успела издать несколько вздохов.

Он, пожалуй, променял бы третий заход на быстрое расставание, но Зара не проявляла никаких признаков спешки. Она вышла раздетая из комнаты, послышался шум воды в ванной. Он подошёл к окну и слегка отодвинул занавеску. Глаза прищурились от яркого света. Машины, прохожие, шум. Ему тоже пора туда. Он задвинул занавеску.

Она вернулась в комнату, голая, возбуждающая.

– Хочешь, я приготовлю завтрак? Я ещё не завтракала.

– Уже скоро обед, – он почувствовал резкость слов и приблизился к ней, чтобы загладить их эффект.

Его левая рука ощущала прохладу стены, но Зара не возражала против того, чтобы быть прижатой к стене спиной и задом. Его правая рука ощущала тепло её межбёдрья, язык – телесный вкус груди. Минуты спустя он повалил её на кровать. Было много вздохов.

Всё, пора закругляться. Они лежали рядом, прислонившись головами к стенке. Пришедшее после близости расслабление со знакомой спешкой покидало их тела под напором неспокойных чувств. Вар незаметно поглядывал на её живот. Нет, животы шаш не волнуются слава богу по таким пустякам.

– Ты любишь поглаживать свои груди, – слова прозвучали опасно.

– Ты иногда делаешь больно.

– Вот так?

Зачем он это сделал? Казалось, лёгкий щипок. Щипку такой же силы случалось вызывать в этой груди возбуждение и желание, но этот в одно мгновение отдалил их друг от друга почти на бесконечность. Никогда уже их сердцам не забыть горечи последовавшей сцены. По крайней мере, одному из сердец. Были слёзы, не совсем искренние извинения, искренняя обида и расставание без прощания. Немного спустя слегка нахмуренный Вар вышел на улицу в ослепляющий день, вполне, впрочем, довольный собой.

* * *

Сердце застучало, когда он услышал шум подлетающего корабля. Он давно ожидал гостей и с волнением наблюдал, как от корабля отделились три фигуры и стали подниматься на холм. Взгляд не мог оторваться от самой маленькой из них.

Он уже видел эти глаза, хорошо, что они ему не приснились. Так бы стоял и смотрел в них. А эти молчаливые двое с сумками? Телохранители.

Никто не торопился заполнить удлиняющуюся паузу. Он улыбнулся. Большие глаза немедленно отозвались, и она улыбнулась в ответ. Какая неразумная щедрость.

– Очень рад видеть Вас здоровой, принцесса. Не уверен, что Вы запомнили моё лицо.

– Я тоже не была уверена, что Вы мне не привиделись.

– То время вспоминается как один длинный сон, не правда ли? Меня зовут Вар, чем я могу быть Вам полезен, принцесса?

– Я приехала отблагодарить своего спасителя. Можете называть меня Ло, – она протянула ему свою нежно-жёлтую руку.

Они вошли внутрь пещеры, она сделала телохранителям знак остаться у входа.

– Я помню этот запах, – она вдохнула густой воздух. Один предмет нехитрого убранства его жилища сразу заинтересовал её. Они подошли к ванночке.

– Как долго я лежала здесь?

– Несколько дней, я не помню точно.

– Нас нашли через пять дней после аварии.

– Почти всё это время Вы провели в этой ванночке. В голубой воде.

Вот они уже снаружи пещеры, прищуривают глаза от яркого света.

– Я бы очень хотела, чтобы Вы приехали в наш город. Обещайте, что выберете для этого время.

Он пообещал. Из сумок появилась небольшая рация и много продуктов. Продукты были отобраны с тщательностью и заботой, но ничего от главного телохранителя отца принцессы, к сожалению.

В неподвижном воздухе самого тихого часа ночи, под серой темнотой неба над городом Шаш сгущались сны. Над крышами домов, вдоль неразличимых в темноте пешеходных дорожек и пустынных улиц. Над безмолвными площадями, монотонно шумящими фонтанами и едва различимыми силуэтами памятников. Хорошие сны и тяжёлые, простые и замысловатые. Наполненный нежностью скучающего по любви сердца, бродил среди них и сон Вара.

Не встретиться ему со сном Зары в эту ночь. На то, чтобы уснуть, не было никакой надежды. Предметы за спиной растворились в черноте зеркала вместе со стенами, потолком и полом. Пересекающая комнату неподвижная полоска света от уличного фонаря пролегала по гладкой коже выемки груди, по животу и исчезала где-то между бёдрами внизу. Полоска осветила вмятину от прижатого к груди большого пальца правой руки. Остальные пальцы руки тоже охотно отзывались в темноте на упругое сопротивление её плоти. Только соски ощущали движение воздуха от окна. Она посмотрела в свой едва различимый левый глаз. Правый растворился вместе со всем остальным. Сквозь невидимый зрачок, глубоко внутрь себя. Заблестела в слабом свете слезинка. На улице и в доме было тихо. Не забыла ли она закрыть дверь? Справа тикали невидимые часы. Где там маленькая стрелка? Два? Три? Тело не знало, как освободиться от нарастающего неспокойствия, и ожидало испуганно и терпеливо.

Ой, пришло. Зара беспомощно придавила живот обеими ладонями и замерла. За первой мягкой волной сразу последовали сильные, резкие. Остановить их было невозможно, она быстро прекратила своё слабое сопротивление, привалилась к спинке стула и раскинула в стороны расслабленные ноги. С тихим удовлетворением чувствуя, как замирает ночной город. Город знал своих шаш.

Одна за другой неудержимые волны стали выходить из неё, наполняя сердце испугом. Нечего бояться. Они не приносили никакой боли, напротив, облегчение. Зара задышала глубоко и прикрыла глаза, беспомощная и всесильная, выталкивая из себя с силой и сожалением нежеланные чувства. Нежеланные? По щекам покатились быстрые струи.

Она почувствовала, как за спиной, за двумя толстыми стенами квартиры отозвалась во сне её мама. И подружка этажом выше. Еще несколько шаш их многоквартирного дома. Откликнулись в соседних домах. Невидимые волны покатились по безлюдным улицам. Они проникали в тихие жилища, усиливались поддержкой тёплых животов и устремлялись дальше.

Волны быстро поглотили тенистые одноэтажные районы округи, прошли без сопротивления сквозь скопления высотных домов в центре. Достигли окраин города, продолжили движение по селениям вдоль дорог, а затем быстро угасли, неподержанные, в пустоте безлюдной земли. Следом приходили новые.

Ровное, едва различимое гудение наполнило ночной воздух. Не лаяли собаки, не мяукали кошки. Отзывались только дающие жизнь животы. Белые и смуглые. Упругие и не совсем. Неспокойные. Во все времена немало таких в большом городе. Их мучили обиды. Свои и чужие. Прошлые и грядущие. Свежие и уже почти забытые. Обманутые надежды и невыполненные обещания. Есть желающие выслушать? Устало вздыхал Шаш. Уже совсем поздний час. Но сделать ничего нельзя, только переждать.

Давно так много не накапливалось в городе. Большое волнение. Беспокойные сны виноватых стали проникать и в самонадеянные, твердые головы. Заворочались тела, задвигались ноги, напряглись шеи. Поделом. На мокрые щеки Зары легла прячущаяся в темноте улыбка.

Посреди этого смятения, в своей любимой кровати, ещё не забывшей мягкие изгибы зада Зары, под защитой принцессы спал Вар, чувствительные окончания и сердце в приятном расслаблении.

* * *

Говорят, что пришла однажды шаша к тенистому месту под большим деревом, склонившим ветки над быстрым каналом. Прикрыла руками своё мокрое лицо. И Солнцу не осушить эти солёные струи, куда уж там тёплому ветерку. Капля за каплей они просачивались сквозь прижатые друг к другу пальцы и падали на сухую глинистую землю. Журчала в завихрениях вода. Холодная, спешащая.

Нет во всей долине другого места, куда могла бы шаша принести свою обиду и боль. Ни к родным, ни к друзьям, ни к тому шашу, которому случилось поверить её сердцу. Но верить никому нельзя. Кто возьмётся разубедить в этом молодую шашу? Она подняла свои глаза наверх, в сторону скрытого за густой пыльной листвой Солнца. Она обратила свой взгляд на далёкий горизонт в дымке дрожащего воздуха. Не видно Белых гор. Если идти долго, долго, можно достичь их высот и стать там одной из бесчисленных ледяных глыб. Она легла животом на пыльную тёплую землю. Стать твоей частью. Никто не посмеет обидеть. Никто не пойдёт против твоей силы. Сердце шаши желало силы. В нём было мало места для покорности. И прощения.

Приятна земле тяжесть созревшего тела. Мягкость живота, упругость груди, тепло влажной щеки. Зачем тебе эта сила и эта твёрдость? Слишком тяжёлая ноша для молодой шаши. Зачем она тебе? Выплачь свои обиды и пусти их по ветру. Дай им затеряться в безлюдных землях, раствориться в горячем воздухе пустыни, унестись по другую сторону гор. Так будет легче и тебе, и мне.

В плотной глине отдавался стук непокорного сердца. Оно не верило. Не желало оно мириться, прощать и забывать. Не знало как. Помоги!

Непросто земле. Нельзя так обижать моих шашей. Как не пожалеть непослушную? Трудно тебе будет в жизни. Помоги, стучало сердце.

Возьми от меня, согласилась земля. Мы с тобой одного предназначения. Пришло снизу волнение и достигло распластанного тела. Из самых глубин, неудержимое и неоспоримое. Наполнило тихой надеждой забившееся с новой силой сердце. Заколебался маленький пупок на белом животе. Шаша повернулась на спину, чувствуя, что не в силах совладать со своим телом. Пришёл испуг, пришло облегчение, пришла тихая радость.

* * *

Сумки в руках тяжелели. Приподнятое настроение, с которым они вошли внутрь через большие ворота, улетучивалось. Пора закругляться. Прохладные, полуденные тени уже легли на грязный асфальт, на большие и маленькие кучи плодов, на торговые прилавки и на лица людей. В осенних запахах базара преобладали сладкие ароматы дынь, персиков и ещё бог знает чего. В это время года настоящий шаш обязательно заглянет по дороге с работы на один из главных рынков города. Или на небольшой местный базарчик. А такой урожайной осенью уж по крайней мере остановится возле торговцев, расположившихся на оживлённом перекрёстке.

Народу прибывало. Старающиеся казаться незаинтересованными, продавцы внимательно следили за обтекающей прилавки деловито-озабоченной толпой покупателей. Многолюдие и шум не раздражали утомлённых к концу дня горожан, наоборот, редкое сердце оставалось равнодушным среди такого изобилия.

Вар тащился позади друзей и не участвовал в выборе и торгах, только в помидорном ряду решил предложить своё мнение, проигнорированное более энергичными друзьями. Наконец они подошли к концу списка, оставалось купить большую дыню, что, теоретически, должно было быть совершенно простым делом. Город завален превосходными дынями. Выбирай любую – не ошибёшься. Но разве за простотой приходят на базар настоящие шаши? Друзья прошли несколько раз мимо большого количества одинаковых на вид груд дынь и неизвестно отчего остановились у одной из них. Устали, наверно, подумал Вар. После непродолжительного торга каждый съел по маленькому кусочку «на пробу», и тяжёлая дыня нагрузила руки самого высокого из троицы.

Спешить, конечно же, было не нужно, их не ждали раньше шести часов. Они донесли сумки до пивного бара у главных ворот и аккуратно разместили их под одним из высоких столиков. В баре было шумно. Первая кружка прошла без задержки. Они взяли ещё по одной. Лучи Солнца пробивались через густую листву деревьев и слепили Вара. Перемещаться не хотелось, он прищурил глаза, ощущая приятное тепло на веках. Слева донёсся голос невидимого Длинного.

– Ещё по одной?

Вопрос остался без ответа. Нагружаться было рано, вечеринка начиналась в семь часов. Они взялись за сумки, вышли из бара, дотащились до дороги и остановили такси.

Дверь открыла хозяйка квартиры в аккуратном передничке и с подкрашенными глазами и губами. Вместе с несколькими подружками они уже почти завершили приготовления. Сумки были занесены на кухню и разгружены. Вар переместился на балкон и присел на шаткий деревянный стул. Из кухни доносился шум и оживлённые голоса, откуда-то слышалась музыка.

В пользу вечеринки было то, что она организовалась спонтанно, без какого-либо повода или специальной даты. Против – то, что собирались только свои. Ни неожиданных встреч, ни новых впечатлений. Зато можно было рассчитывать на хорошую еду, непринуждённую атмосферу и, возможно, интересный спор. Вар пребывал в хорошем настроении.

Вит всё же удивил тем, что пришёл с броско одетой незнакомой большинству гостей шашей. Мужская и женская реакция на неё, как водится, не совпали, но улыбка на лице Вита вызывала сходные мысли у всех. Уголок его рта характерно оживился, когда он представлял свою подружку. В глаза бросались её короткая юбка и замысловатая причёска, в которую входили чёлка и яркий бантик, молчаливо одобренные Варом. Незнакомка повела себя очень тихо, и через некоторое время о ней забыли. Почти все.

После обычного спора о том, дожидаться ли опаздывающих, пришло время садиться за стол. Задвигались блюда с едой и тарелки, застучали ложки и вилки. Последовала серия быстрых бокалов вина и рюмок водки, дежурные шутки и фразы иссякли, образовалось несколько территориальных кружков разговоров, прерываемых со стороны просьбами передать что-нибудь с другого конца стола. Быстро исчезали с больших блюд салаты и бутерброды, из кухни доносился запах поджаренного мяса, там давно стояли наготове нарезанные картошка и лук.

В их дружной компании протекало совсем немного, хорошо скрываемых к тому же, подводных течений. Ничто не угрожало ожиданиям приятного веселья, они были ещё очень молоды. Вар по привычке боролся с желанием быстро утолить закусками голод и не оставить места для какого-то нового главного блюда, объявленного кухней. Пахло оттуда очень хорошо, что только возбуждало аппетит, он уже почти соглашался последовать совету Длинного и налечь пока на водку.

Растянуть аппетит не удалось. Когда главное блюдо наконец торжественно внесли, Вар находился в состоянии полного насыщения и равнодушно смотрел на испускающие дымок груды на больших тарелках. Его равнодушие осталось незамеченным на фоне возобновлённого возбуждения. За столом сидело много молодых ненасытных желудков. Все выпили ещё.

Ручка громкости магнитофона была повёрнута вправо до упора и потом ещё чуть-чуть, но громкости звука всё равно не хватало. Наверно, потому, что часть звука уходила сквозь раскрытые окна в темноту двора. Навстречу звуку в комнату из темноты проникали благосклонно встречаемые танцующими свежие волны прохладного воздуха. Некоторые из разгорячённых тел соприкасались намеренно, остальные просто натыкались друг на друга в тесноте. Не нужно искать встречи с незнакомыми кокетливыми глазами, наслаждайся музыкой, движениями тела и предавайся своим мыслям. Можно даже делать вид, что не замечаешь чрезмерных стараний своей непрошеной партнёрши. Под заразительный ритм Вар с удовольствием растрачивал накопленную в организме после плотной еды и выпивки энергию. В углу, у окна, Рэм радостно крутился возле незнакомой шаши. Видимо, ему тоже приглянулся её бантик. Трудно было определить, нравится это бантику или нет, но Рэм никогда не обращал внимания на такие пустяки. Его рука уверенно лежала на тонкой талии. Вита не было рядом.

Утомлённый, Вар вышел в другую комнату, сел на стул и вытер мокрый лоб. За полупустым столом оживлённо беседовали, Длинный разливал вино и водку. Вар взял в руку бокал с вином и подумал, заметно ли остальным напряжение между ним и Зарой. Они совсем не обращались друг к другу.

Обсуждались заполнившие остывающий после летнего зноя город слухи о событиях в отдалённом месте долины. Слухи никогда не иссякают в городе Шаш, лишь заменяются новыми, усиливаются и слабеют. С незапамятных времён они служат горожанам самым надёжным источником сведений о событиях в их мире – окружённом горными грядами уголке земли. Нехитрое умение различать среди них вздорные и достоверные постигается шашами в юном возрасте, когда они привыкают немедленно верить почти всем историям, распространяемым в родном городе. За исключением самых невероятных, которые требуют немного больше времени, чтобы к ним привыкнуть. Слухи передаются на работе, на базаре, в трамвае, редкие передаются только между близкими людьми. Игнорировать их шаш попросту не может потому, что в противном случае ему остаётся полагаться лишь на сообщения, исходящие от правителей города – смешная для здравомыслящего шаша мысль. К тому же горожанам редко предоставлялась возможность услышать что-либо сверху. Чаще всего оттуда доносится молчание. Как будто ничего не произошло.

В этот раз всем, даже самым большим скептикам, было ясно, что произошло что-то ужасное. Убивали людей, сжигали дома.

– Говорят, что сгорело несколько улиц, не щадили никого, даже маленьких детей, насиловали. Это ужасно.

– Я тоже слышал, что погибло около двухсот человек. Никто не пытался их остановить в течение двух дней. Говорят, что были огромные толпы. Соседи убивали соседей.

– Коренные всегда их не любили. Они живут богаче и немного заносятся.

– Одно дело не любить, другое – убивать. Ужасно.

– Я был в тех местах. Они действительно довольно заносчивый народ, и дома у них намного богаче.

– Весь народ не бывает заносчивым, они такие же люди, как все, – не удержался заметить Вар, не рассчитывая на всеобщую поддержку.

Шаши притихли за столом, поглощённые невысказанными мыслями, глубоко встревоженные вторжением из, как им хотелось бы думать, чужеродного мира, бесцеремонно напомнившего о том, что они действительно разные. У них кожа разных оттенков, волосы разного цвета, лица разной формы. Они не привыкли смотреть друг на друга такими глазами, но уже хорошо знали, как много вокруг глаз, от которых никогда не ускользают столь важные детали. Рождённые и воспитанные своими разными родителями, впитавшие в раннем детстве опыт и мудрость своих народов, гордость и обиды, древние и ещё свежие, предубеждения и страхи, они молчаливо признавались, что встречают эти глаза повсюду вокруг себя. Даже среди родных и близких. Им была хорошо знакома и вполне понятна их первобытная природа. На том и держится мир, что родители передают детям всё то, что передали им их родители. Да ведь больше и нечего передавать, пожалуй. И чья это вина, что гордость и самоуважение прорастают на той же почве, что нетерпимость и ненависть?

– В городе это тоже чувствуется. На базаре невозможно торговаться, коренные, особенно молодые, отвечают очень грубо.

– Ерунда, мы были сегодня на базаре и ничего такого не заметили, – возразил Вар и повернулся к Длинному за подтверждением. Длинный был уже совсем хороший и улыбался в ответ.

– Тебе уже хватит.

Длинный продолжал улыбаться.

– Поодиночке они не очень храбрые, но если соберутся вместе, то быстро храбреют, – авторитетно сказал, появившийся из другой комнаты потный Рэм. Вит, наверно, оторвал его от своей подружки. Вар пытался угадать, как глубоко он добрался. Не глубоко, если не удалось вытащить её на улицу. А может, и удалось. На лице обычное самодовольное выражение.

– В толпе все храбрые, не только коренные.

– Они особенно.

– Ты-то откуда знаешь? Ты никогда и не видел такой толпы.

– Я знаю. Кто разливает?

Длинный немедленно засуетился, опрокидывая стаканы.

– А может, хватит, мальчики?

Водка и вино были разлиты и выпиты после короткого тоста. Несколько шуток – и разговор вернулся к волновавшей всех теме.

– Они считают, что будут жить лучше, если мы все уедем отсюда, – произнесла Зара с раздражающей безапелляционностью, замеченной, возможно, лишь одной парой чутко настроенных ушей.

Это неприятное для многих участников разговора утверждение зависло в тишине, неоспоренное. Большинство из друзей были шашами второго поколения, их родители приехали в город из разных мест, по разным обстоятельствам, осели и решили остаться в Шаше навсегда. Дети хорошо понимали родителей. Как можно не любить их прекрасный город? Они привыкли считать родными каждую его улицу, каждое дерево, каждую пыльную дорожку. И полную луну, и прохладу быстрой воды каналов, и неутомимое Солнце. И ласковое прощальное тепло осени, и облагораживающее цветение раннего плодового дерева, и густой аромат колючей розы. В встревоженных сердцах покалывало от несправедливости. Их считают чужаками. Они не имеют такого же права на эту землю, как живущий здесь издавна народ.

– Да не считает так большинство. Чтобы разжечь страсти, нужно совсем немного идиотов, а их любой народ производит в достатке, – устало и немного раздражённо сказал Вар.

Он не чувствовал силы в своих словах, но предложить другие затруднялся. Справедливо или не справедливо, все знают, что так устроен мир.

Невесёлый разговор прервала популярная в то время в городе мелодия. Загремевшая вдруг в соседней комнате, она заставила всех без исключения подняться с места. Они протиснулись поближе туда, где играла музыка, и через некоторое время испытали вместе редкий момент гармонии душ и тел. Струился обильно пот, раскраснелись лица, тела наслаждались свободой движений и родством тесноты. Едва закончившись, мелодия заиграла снова и затем ещё несколько раз. Пришедшая из-за гор, из мест, где её давно вытеснили новые модные мелодии, она наслаждалась своей властью над молодыми шашами.

Пришёл момент, когда все устали удерживать Длинного от откупоривания ещё одной бутылки водки. Пора было собираться домой. Они вышли толпой на улицу и громко согласились, что вечеринка удалась. Приятная свежесть ночи легла на их прикрытые кофточками и пиджаками плечи. Они шагали по разбитому асфальту их города, возбуждённые и усталые. Ночной Шаш с родительской улыбкой прислушивался к их голосам и вместе с ними вдыхал обещания молодой жизни, как будто скинул с себя несколько тысячелетий. Он любил их всех одинаково.

* * *

– Неужели придётся выпить и эту бутылку? – тоскливо размышлял Вар. «Размышлял», впрочем, не совсем правильно описывало мучительные процессы, протекавшие в его плохо поддающейся контролю голове. Ситуация усугублялась ещё и тем, что время от времени он переворачивался вверх ногами вместе со скамейкой, на которой сидел, и с трудом возвращался в нормальное положение. Он успешно пока боролся с наваливающейся нагло асфальтной дорожкой парка. Он понимал, что пьян, ругал себя за глупость и надеялся терпеливо переждать, пока всё это закончится. Он понимал, что облегчение придёт.

Слева на скамейке громко спорили Рэм и Ляш. Сущность их спора была понятна Вару как раз настолько, чтобы раздражаться по поводу её неуместности. Он чувствовал себя покинутым. Неоткрытая бутылка стояла на земле, одиноко и угрожающе, почему-то прямо перед ним. Вар боролся с желанием пнуть её ногой. Этого ему бы не простили. Они где-то потеряли Вита.

Вечер начинался хорошо. Дождавшись появившегося на час позже условленного времени Рэма, друзья покинули готовящуюся к закрытию забегаловку и отправились в путешествие по ночному городу, предварительно предоставив опоздавшему возможность «догнать» остальных. Впрочем, догнать их уже было невозможно, так же как и вступить в одну и ту же реку дважды. Рюмки опрокидывались одновременно, только делалось это быстрее, чтобы помочь товарищу войти в атмосферу без ненужной задержки.

Спиртное шло хорошо, слишком хорошо. Вар должен был помнить, чем это заканчивается, но какую глупость не совершишь в хорошей компании? На раздумья не было времени. Посидев немного в одном оживлённом месте утихающего на ночь Шаша, они спешили в другое, шумные, вызывающие то благожелательные, то раздражённые взгляды, чувствующие себя вольготно под покровительством любимого города. Родительские деньги быстро исчезали, становилось очевидным, что в этот вечер рекорда не побить.

– Не надо было покупать водку. Вот бляди! – сожалел Рэм.

– Да, на портвейне протянули бы дольше.

Разумеется, все понимали, что у них не было выбора. В предыдущем месте они приметили двух симпатичных шаш, которые согласились разделить с ними столик. Портвейн отменялся. Стоит ли упоминать, что и в этот раз ни у кого не было времени подумать. Сильно отвлекали две пары ярко накрашенных глаз, две очень короткие юбки и одна пара больших грудей. Шаши охотно и хорошо танцевали, так что нельзя сказать, что деньги были потрачены абсолютно без пользы. Несмотря на то, что парочка вдруг незаметно исчезла.

В месте, которое предполагалось быть последним в тот вечер, они встретили двух знакомых ребят и организовали большой шумный столик. Слишком шумный на вкус некоторых завсегдатаев. Было уже около полуночи, когда их вдруг окружила группа хмурых и большей частью нетрезвых шашей. После серии недоумённых вопросов и раздражённых ответов выяснилось, что один из друзей (вожак группы указывал на Рэма) толкнул кого-то по дороге в туалет и не извинился. Запоздалые извинения отвергались. Вожак, молодой парень с наглыми глазами, вызывал у шестёрки нарастающее раздражение, которое им, благоразумно, удавалось пока удерживать в себе. Их головы слегка протрезвели, Ляш начал осторожные переговоры. Подошла официантка, предупредила не затевать ничего внутри и отошла. Это только придало веса требованиям другой стороны выйти на улицу. Выходить друзьям не хотелось. Хмурых шашей было в два раза больше. Убедившись, что противников не выкурить на улицу, оскорблённая сторона шумно вышла из кафе и расположилась у входа с явным намерением дождаться обидчиков. Веселье возобновилось с подозрительным энтузиазмом. Друзья быстро разлили открытую бутылку и заказали ещё одну. Нерешительные попытки Рэма выйти на улицу решительно прерывались.

Наконец кончилось спиртное и деньги. Было уже совсем поздно, кафе опустело, на другой стороне улицы маячили тёмные фигуры поджидающих. Они, похоже, никуда не торопились. Официантка подошла ещё раз и, поглядывая благосклонно на Ляша, предложила провести их незаметно через служебный вход. Предложение, принятое бы каждым по отдельности, было отвергнуто группой. Они вышли на освещённую тусклым светом улицу и остановились у входа в кафе.

После нескольких глубоких вдохов очистились лёгкие, просветлели головы. В руках противников не было видно никаких предметов. Могли прятать. По виду не очень угрожающие, некоторые, пожалуй, моложе друзей. Но их было многовато. Позади них виднелись ворота потерявшего в темноте очертания парка. Друзьям нужно было пересечь этот парк, чтобы поймать такси или случайный автобус.

– Привет! – перед Варом вдруг показалось знакомое лицо.

– Рин! Ты что тут делаешь?

– Вот, гуляю с друзьями.

Вар обратил внимание на троих курящих парней неподалеку.

– Я тебя заметил ещё в кафе. Что, к вам пристала эта шпана?

– Да, козлы какие-то.

Встреча с Рином, с которым они не виделись с окончания школы, была бы приятна Вару при любых обстоятельствах. Он представил своего одноклассника друзьям. Подошли приятели Рина. Они казались старше и матёрей шестёрки, но держались дружелюбно. Один из них знал место, которое закрывалось очень поздно. Было решено немедленно отправиться туда. Вместе с подкреплением они без колебаний приблизились к молчаливой группе. Благоразумный Ляш ещё раз предложил, в этот раз выслушанные с вниманием, извинения. Обе стороны нетерпеливо переждали, пока закончится многословный обмен между Ляшем и вожаком, и, наконец, мирно разошлись.

После этого, следуя тёмными аллеями, компания пересекла парк и уверенно зашагала по безлюдным улицам. В раскрытые окна тихих спален города неожиданно врывался быстро угасающий шум их громкого разговора. Одни бессонные уши слышали начало хмельной фразы, другие – её окончание. Друзья не стеснялись в словах, оставляя после себя где раздражение, где неудовлетворённое любопытство. Никому не приходило в голову говорить тише. На других улицах звуки их голосов отражались от стёкол пустых зданий и наполняли гулким эхом приятный, прохладный воздух ранней осени. Неясные полутона ночи наполняли пьяные головы такими же неясными ожиданиями, немедленно затем испарившимися в душном, прокуренном воздухе места их последней в ту ночь остановки. Они с трудом нашли двери забегаловки и были рады обнаружить там ещё людей и, главное, спиртное.

Рин и его друзья только недавно вернулись из срочной службы, на них ещё была свежа печать армии. Порции водки в стаканах и частота опрокидывания возросли, несмотря на то, что платить за спиртное приходилось уже по ночной цене. Откуда-то всё ещё появлялись деньги. Друзья держались из последних сил.

Вар начал потихоньку халтурить, не допивать, надеясь, что его уловка остаётся незамеченной. Они с Рином успели вполне связно вспомнить свои недавние школьные годы и обсудить одноклассников. И посетовать на то, что не видятся чаще. Рин жил в населённом преимущественно коренными квартале, как раз через дорогу, напротив дома Вара, в десяти минутах ходьбы. Им было по дороге в школу и из школы. Вару всегда нравилась немногословная, уверенная, в то же время немного застенчивая манера Рина. Обоих отличала постоянная готовность гонять мяч. Они всегда старались играть в одной команде и с удовольствием продолжили бы обсуждать памятные игры и моменты, если бы не отсутствие интереса у их нетрезвых товарищей.

В головах участников кутежа, несомненно, появлялись мысли о случайности их компании. По крайней мере, в некоторых головах. Шаши таких разных корней редко оказываются за одним столом. Разве что в молодом возрасте. Впрочем, чужеземцу они наверняка показались бы довольно схожими между собой. Одеждой, речью, манерами. Ведь живут рядом, на одной земле, в одном городе, дышат одним воздухом. Нетренированному глазу непросто заметить отличающие их детали.

Глаза шашей в этом возрасте, разумеется, хорошо тренированны. Все из компании Рина, включая его самого, были коренные. Пьяные языки осторожно обменивались мнениями о погромах в дальнем уголке долины.

– Э-э, правильно сделали. Кто их звал туда? Они очень наглые, не дают коренным прохода. Захватили лучшие земли, понастроили большие дома. Это наша земля, – неожиданно вмешался один из самых молчаливых друзей Рина. Вар не запомнил его имени, но не это беспокоило его.

– Как может быть правильным убивать людей? Говорят, что в домах сгорели дети и старики.

– Пускай уезжают туда, откуда приехали.

Этот шаш был как будто совсем из другого мира. Впрочем, сам факт обсуждения такой темы говорил в пользу взаимопритяжения молодости и родства сыновей любимого города. И теплоты отношений двух хороших друзей.

– Они оказались на этой земле не по своей воле. Их насильно привезли сюда, ты же сам знаешь, – заметил Вар, ища поддержки у Рина. Рин неопределённо кивнул головой.

– Всем слухам верить нельзя. Нас там не было.

– Тоже верно.

– Вот бляди! – Рэм в очередной раз вспомнил об исчезнувших танцовщицах.

Разговор живо переключился на тему, по поводу которой за столом не могло быть никакого разногласия. Рэм предложил немедленно отправиться на поиски шустрой парочки. Так просто им бы уже не ускользнуть. Душам и особенно телам хотелось отыскать кого-нибудь, но ничего, кроме беспокойных снов, этой ночью уже не могло случиться. Поздно. Наконец по-настоящему кончились деньги.

После того как они многословно расстались с компанией Рина, потеряли Вита и оказались на скамейке в парке, Ляш и Рэм душевно разговорились. Бессвязно и горячо, почти не слушая друг друга, они открывали сердца и судьбы своих народов. Вар лишь находил силы раздражаться на то, что друзья не обращают внимания на его страдания, оставив лицом к лицу с угрожающей бутылкой. Мысль о её содержимом вызывала в нём нехорошие чувства. Высказывать недовольство он был не в состоянии, несмотря на большое желание.

Это было последнее, что Вар запомнил о той ночи. Память о последовавших событиях или совсем не задержалась в его голове, или очень быстро покинула её. Чистые ячейки памяти быстро заполнялись, против желания Вара, живым пересказом Рэма, с которым, по словам пересказчика, Вар не разлучался вплоть до нелёгкого пробуждения утром.

Раздражающе бодрый и довольный собой Рэм не скупился на детали, оспорить которые было некому. Рассказ начинался с его усилий поймать такси и одновременно держать Вара в вертикальном положении. После нескольких неудачных попыток он оставил эту затею, уложил неустойчивое тело на скамейке и сумел наконец остановить такси, водитель которого, несомненно, много раз пожалел о том, что посадил их. Вар слушал, болезненно напрягая лоб, о том, как он громко ругался и рвался с заднего сиденья объяснить шофёру что-то из того, что было в его пьяной голове. Как водитель постоянно оглядывался назад, несмотря на заверения Рэма, что его друг совсем безобидный, только немного поддатый.

По требованию Вара такси привёзло их не к его дому и не к дому Рэма. Они высадились в незнакомом Рэму и хорошо знакомом Вару районе города. После этого Рэм, следуя указаниям друга, вел его к заветной двери. Проблема была в том, что указания или покидали уже невразумительными рот Вара, или доходили до этой кондиции в голове Рэма. По оценке Рэма, а больше оценку давать было некому, они нашли нужную дверь по случайности, после того как разбудили и напугали много спящих домов в округе. Из открытой двери показалось сначала сонное и хмурое лицо папаши, затем, после продолжительной паузы, кругло-удивлённое лицо дочки. Таким, по крайней мере, рисовал его себе Вар потому, что он действительно ничего не помнил. Он абсолютно ничего не помнил, но был уверен, что его сердце забилось бешено тогда при виде этого лица.

* * *

Что было особенного в этом лице? В этом Вару, наверно, никогда не разобраться. Он сам перестал думать о нём как об очень красивом. Тонко выщипанные брови, густо накрашенные ресницы. Хозяйка лица не обладала ни изысканным вкусом, ни особенным изяществом. Сердце Вара согревал вид гораздо более утончённых и привлекательных шаш. Ни одна из них не имела над ним такой власти.

В то время Вар, разумеется, не был способен на подобные рассуждения – здравого рассудка. С момента, когда он впервые заметил это лицо среди зимней толпы на автобусной остановке, прошло много времени, прежде чем рассудительность опять стала задавать тон в его голове.

Первые несколько месяцев он довольствовался тем, что видел её на расстоянии, несколько раз в неделю по дороге на занятия. Им было в одно и то же место. Его настроение в такие дни заметно отличалось от дней, когда встреча не случалась. В автобусе они непременно обменивались взглядами, он знал, что она догадывается. Её лицо казалось ему совершенно прекрасным.

Затем пришло чудесное утро ранней весны, когда он решился догнать её, быстро шагающую от автобусной остановки с группой шаш.

– Извините, можно с вами познакомиться?

Группа остановилась на несколько секунд, бросила на него быстрые взгляды и снова продолжила движение. Они остались стоять вдвоём среди живого потока, на расстоянии протянутой руки друг от друга, испытывая волнение от их первого сближения. Аромат духов, два больших кольца серёжек, тонкая золотая цепочка на белой шее и ни тени смущения в весёлых глазах.

– Меня зовут Вар.

– Лала, – нежные интонации голоса ускорили и без того быстро стучащее сердце. Её улыбка и взгляды говорили о благожелательном приёме. Вар, разумеется, и не ожидал другого. Он без труда развлекал свою спутницу разговором, пока они медленно шли к большому зданию. Толпа исчезла внутри, вот-вот должен прозвучать первый звонок.

– Давайте встретимся после занятий.

– Я заканчиваю сегодня в двенадцать часов.

– Хорошо, я буду ждать вас здесь в двенадцать, – его лекции заканчивались, кажется, в час дня.

– Пока.

Она повернулась и быстро зашагала прочь. Короткая в обтяжку юбка, стройные ноги нет-нет пошатнутся неуверенно на высоких платформах босоножек. Волнующий силуэт. В отличном настроении, Вар направился в свою сторону.

Приподнятое настроение, впрочем, не покидало его с момента пробуждения тем памятным утром. Как было не радоваться жизни, когда в город Шаш пришла весна? Как всегда, неожиданно и стремительно, застав уставшие от зимы тела всё ещё прячущимися в тёплую одежду и обувь. Распахивались или вовсе сбрасывались тяжёлые зимние куртки, со вспотевших голов переходили в руки шапки и платки. Снимались свитера и расстёгивались воротники рубашек.

Только молодых шаш женского пола никогда весне не удаётся застать врасплох. Они уже были давно готовы и с достоинством и с вызовом открыли шеи, плечи, руки и ноги ласковому весеннему Солнцу, тёплому ветру и нескромным взглядам. Среди взглядов попадаются порой и осуждающие, но молодым шашам нет до них никакого дела. Разве возможно всё это скрыть? Белизна женской кожи не уступала ослепительному цветению ранних цветов и деревьев. Нагретый воздух жадно впитывал испускаемые отовсюду дурманящие ароматы.

* * *

Рэм утверждал, что не присутствовал при разговоре, что оставил их одних, подождал Вара у подъезда, после чего они сразу отправились к Рэму домой. О содержании ночного разговора, если таковой состоялся, можно было узнать только от Лалы. Вар с молчаливым удовлетворением отметил отсутствие в себе сильного интереса. От этой мысли по страдающему телу прокатилась приятная, приносящая облегчение волна. Ещё один признак того, что наваждение сошло на нет. Даже с расстояния почти целого года он не был до конца в себе уверен.

Он не отнёсся серьёзно к предложению Рэма выпить вина для облегчения и терпеливо пережидал, развалившись на диване. Диван был самым желанным местом в комнате, Вар оказался на нём первым и не спешил покидать, зная, что он будет быстро занят другим нуждающимся в комфорте телом. К его удовлетворению, Рэм тоже чувствовал последствия вчерашней ночи, события которой были ещё совсем свежи в их несвежих головах. Ленивая беседа прерывалась длительными паузами. Друзья находили облегчение в привычном времяпровождении. Рэм в свойственной ему манере вдруг вспомнил, что, уходя от Лалы, Вар крикнул в открытое окно, что позвонит ей утром. И это воспоминание можно было проверить только одним способом, Вар по-прежнему не был расположен это сделать. Рэм почему-то настаивал. Последовала долгая и маловразумительная перепалка, в конце которой Вар лениво подумал, что на его друга тоже подействовали чары круглого лица. Он немедленно посмеялся над этой мыслью. Скорее подействовало всё то, что располагалось ниже лица. Упругие груди, которые Вару было дозволено подержать в руках только несколько раз, тонкая талия и аппетитные бёдра.

Наконец пришло облегчение. Чтобы убедиться, что он может удерживать вертикальное положение и что шаги перестали отдаваться в голове, Вар оторвался от дивана и сделал пробную вылазку в туалет. Отправляясь домой, он неожиданно для себя решил, что позвонит Лале позже вечером. Сердце застучало возбуждённо и испуганно.

* * *

Было приятно услышать её голос. Много месяцев прошло с их последней встречи, если, конечно, не считать вчерашней, не сохранившейся в его памяти. Это был голос ласковой, нежной Лалы, который ушам Вара доводилось слышать довольно редко. Так, по крайней мере, он считал. Если бы только было кому спросить у Лалы, что она думает по этому поводу. Возможно, что интересующийся узнал бы много неожиданного. Возможно, что, если бы интересующимся был Вар, он снова бы увидел свою бывшую подружку прежними глазами. Она скучала по тем глазам. Но гордость и разочарование увели Вара далеко в другую сторону, в его голове крутилось… Бог знает что крутилось в его голове. Они договорились сходить в кино, он был уверен, что в этот раз она не опоздает.

Пожимая её мягкую руку, он с удовлетворением ощутил своё преимущество в её присутствии. Неуязвимость незатронутого сердца! Почти. Они разговорились, как будто расстались только вчера. Он отметил короткое платье кремового цвета, туфли в тон и шерстяную кофточку на прямых плечах. Поправилась? На круглом лице присутствовали все признаки тщательной подготовки, донёсся запах духов. Конечно, в прежние времена его сердце уже стучало бы бешено и рассудок прятался бы где-то в недоступных глубинах головы.

Они встали в длинную очередь за билетами. Лала необычно словоохотливо рассказывала ему о его ночном визите. И быстро заверила, что он вёл себя хорошо. За исключением того, что разбудил всех в доме. Оказалось, что они простояли в полутёмном подъезде около часа, пока Вар пытался ей что-то объяснить. Он спросил, о чём же он говорил.

– Я не совсем поняла, – ответила она.

Вар, конечно же, ей не поверил. На её лице была счастливая улыбка. Забудь о том, что я тебе говорил. Подошла их очередь к кассе.

Красавица героиня наконец показалась почти без одежды и прочно овладела самыми стойкими мужскими сердцами. Остальных в зале уже давно покорили её красивые, загадочные глаза. Чувствительным женщинам и мужчинам ещё было рано плакать. Лала привалилась мягким плечом к его плечу и испускала впустую растрачиваемую нежность. Вар мысленно раздевал то страдающее на экране тело, то испускающее рядом, отдавая небольшое предпочтение живому, и, без особого сожаления, думал о том, что ни то и ни другое не случится. По разным, разумеется, причинам.

Его сердце всё же дрогнуло, когда она пожала ему руку и пошла в сторону подъезжающего к остановке автобуса. Он чувствовал, что она хотела, чтобы он проводил её домой, как, без исключения, всегда делал прежде. Он никогда ещё не упускал возможности продлить их встречу, это было всегда её привилегией.

Автобус отъехал, Вар повернулся в сторону своего дома, в глазах – грусть её прощальной улыбки сквозь стекло автобуса, на сердце – тоже лёгкая грусть и облегчение. Прощай, Лала! Он провёл остаток вечера на диване перед телевизором, сердце в неясном томлении, голова в расслабляющей пустоте. В городе ещё не утихла вечерняя суета, когда он положил голову на свою подушку и заснул.

Его растормошили. Он приподнялся и сел на своём ложе, в приятном состоянии, как после хорошего сна. Он уже, наверно, слишком долго спал. Пещера была полна света, ванночка огорожена чем-то вроде ширмы. Перед ним стояли двое. Один из них, невысокий юноша с гневным лицом, обращался к нему. На правом рукаве его костюма виднелась знакомая эмблема.

– Имя? – услышал он уже, вероятно, несколько раз нетерпеливо повторенный вопрос.

Лицо юноши контрастировало со спокойным лицом второго и уютной тишиной пещеры. Он прислушался – шторм закончился. Нашли. Аварийный сигнал корабля? Можно расслабиться. Он ещё раз посмотрел в сторону ванночки, за ширмой была видна чья-то тень. Врач?

– Вода уже потеряла свои свойства, вам нужно поторапливаться.

– Как ты посмел раздеть мою сестру – лицо юноши опять вспыхнуло.

Второй остановил его жестом и заговорил.

– Не беспокойтесь, пожалуйста. Принцесса в надёжных руках. Мы прибыли вовремя. Отец принцессы, правитель города Шаш, и её брат благодарны Вам за спасение. Назовите, пожалуйста, себя.

– Вар, из рода охотников, – он повернул голову к юноше и продолжил:

– У меня не было другого выхода, вакцина не подействовала. Вода спасла… принцессу. Так лечат от укуса многоножек в наших краях.

Второй молча кивнул головой. На лице юноши появилось выражение усталости.

– Вам не о чём беспокоиться, я обращался с Вашей сестрой как со своей родной. Моё слово.

Юноша тоже кивнул и отошёл в сторону.

В пещеру вошла женщина и скрылась за перегородкой. Через некоторое время укрытую девушку быстро унесли на носилках. Вскоре в пещере остался только второй.

– Простите горячность принца. Я сопровождаю его по поручению их отца.

Он назвал себя.

– Мы доставим Вас, куда Вам будет удобно.

– Я останусь здесь.

– Долго в этих местах не протянуть даже северянину. Мы с удовольствием доставим вас домой.

– Здесь мой дом.

Второй внимательно посмотрел на него.

– Я распоряжусь оставить съестных припасов и генератор.

Вар кивнул головой в знак благодарности и последовал за ним к выходу из пещеры. Начинался первый после шторма спокойный день, первое Солнце уже показалось почти наполовину. Внизу, у холма, было два корабля. У стоявшего уже прямо разбитого копошились люди. У другого, значительно большего по размеру, работали вхолостую двигатели. Процессия с принцессой исчезла внутри большого корабля, закрылись люки, зашумели двигатели, и он быстро скрылся из виду. Оставшиеся люди продолжали работу над разбитым кораблём.

Он расположился снаружи у входа в пещеру с бутылкой южной водки отличного качества (второй ему положительно нравился) и куском копчёного мяса, намереваясь просидеть так до конца дня. К тому времени когда улетел второй корабль, он уже был в хорошем состоянии.

* * *

Недели необычно дождливой не по сезону погоды завершились неделей необычно сухой, после чего, неожиданно, на ночной город Шаш выпал первый снег. Как часто случается в этих краях – cовсем ненадолго. Украсившая утренние улицы белизна исчезала на глазах, оставляя после себя слякоть и грязь. Затем началось обильное капание с деревьев и крыш, раздражающее прохожих и птиц, было пасмурно и сыро. Только врождённая уверенность в том, что завтра утром на небе появится Солнце и быстро испарит всю ненужную влагу, помогала шашам поддерживать приличное настроение в такой день.

Да и то не всем это удавалось. Зара укрыла плотнее озябшие ноги пледом. Дома было холодно, время начать обогревать свои жилища по календарю шашей не наступило. Ещё ожидались сухие солнечные дни в этом году. Хорошо, что до вечера не нужно выходить из дома. Зара дочитывала большой роман и одновременно готовилась к предстоящей вечеринке. Она была почти уверена в том, что наденет, и уже позаботилась о волосах, которые высыхали под тюрбаном из полотенца. Все домашние, не обращая внимания на хмурый воскресный день, разъехались по своим делам. Тихо, лишь приглушённый шум машин за стёклами плотно закрытых окон. Можно не стараться скрывать своё настроение и замереть от внезапного и неизбежного прихода мучительных мыслей. Легче переждать их волну, сидя неподвижно в большом кресле, чем пытаться отогнать.

Хорошо, что есть на свете такие книги. Заре нравилось верить каждому её слову. Она жила в ней уже несколько дней. Всё в этом многообразном мире казалось понятней и справедливей, чем в её собственном, ничем не примечательном. Зара проникалась доверием и восхищением к его создателю. Этот человек без труда разобрался бы и в её мире. Погружаясь в страницу за страницей, она наслаждалась уверенностью в том, что вместе с писателем и благодаря ему начинает понимать жизнь. Во всей сложности и простоте. Эта уверенность поддерживалась в ней и после того, как она отрывала глаза от книги и возвращалась в действительность.

К сожалению, не долго поддерживалась и не надолго возвращалась. Роман был большой, она растягивала его как только могла. Побывавшая во многих руках книга раскрывалась без сопротивления и удобно лежала поверх греющей бёдра маленькой подушки. Зара аккуратно распрямляла загнутые уголки страниц. Теперь книга принадлежала ей. Зара узнавала, что делает людей счастливыми и что – несчастными, открывала истины отношений между мужчиной и женщиной. Она хотела верить, что эти истины, простые на самом деле, лишь кажутся сложными. Их можно передать на бумаге простыми словами. Человеку, жившему много лет назад совсем в другие времена, это удалось. Наверно, раньше они понимали мир значительно лучше. Заре казалось, что она соглашается с автором во всём.

Это удивительно, если подумать о том, как долго нанизывалась запечатлённая на бумаге бесконечная вереница слов в её руках. Сколько в ней случайных фраз и короткоживущих настроений автора. Огорчений и радостей дня, разочарований и воодушевлений. Перепалок с женой и наоборот. Зара устало отбрасывала эту назойливую и чужеродную мысль, утомлявшую её и напоминающую о её возможном источнике. О том, о ком она хотела не думать.

– Чепуха, у него не было семьи.

Она посмотрела на свой автопортрет на стене возле пианино. Иногда ей удаётся самой проникать в суть вещей и существ, когда в руках она держит карандаш или кисточку, а на столе чистый лист бумаги. Если бы только можно было всегда носить карандаш в руке. Если бы только хватало смелости верить тому, что видишь. На неё смотрели знакомые и в то же время чужие глаза. У той шаши чудесное настроение. Она проснулась солнечным утром с улыбкой на лице и, не переодеваясь, села рисовать себя, готовая посвятить этому занятию по желанию весь день.

Зара отвела глаза от картины. Она и хотела и не хотела поскорее выйти из своего состояния. Её утомляло медленное тление чувств внутри. Ещё больше утомляли короткие вспышки гнева. Не приносящие ни облегчения, ни успокоения. Она не знала, чем заменить их. Холодные руки покоились на книге. Там, внутри её, в тяжёлые моменты на помощь героине приходят слёзы и расслабляющая усталость. Писатель не подумал бы оставить своё создание совсем беззащитным, она была ему слишком дорога. О Заре никто не позаботился, никто не научил её плакать и прощать. Она закрыла книгу, встала и пошла приготавливаться к выходу.

* * *

Опять ввязалась в бесполезный спор. Всё равно никого не убедишь. Зара не признавалась себе, что раздражают её не два сидящих напротив собеседника, а не приглашённый в спор третий, бесцеремонно расположившийся сбоку вне поля её зрения. Она продолжила вслух:

– Они просто дураки. Не могут устроить всё по-разумному.

– Да бросьте вы. Наши дураки ничуть не хуже, чем в любом другом городе. Конечно, дураки. Откуда им взяться, умным? Умные туда не идут. Не в них дело, а в нас. Не зря говорят, что каждый народ достоин своих правителей. Совершенно справедливо.

Зара не соглашалась, отказываясь поворачивать голову.

– Там засели коренные и пропускают только своих.

– Это, по большому счёту, их земля, их город.

В этот раз с Варом никто не согласился. Ему и самому не нравились его слова. В душе он не признавал их справедливость.

– Мои предки приехали сюда по приглашению и принесли с собой культуру, – обида и гордость неожиданно прозвучали в голосе Зары.

– Ну конечно! Культуру!

– Ребята, давайте жить дружно, – улыбающийся Длинный разлил всем в бокалы. Несмотря на поздний час, расходиться в темноту и сырость никому не хотелось.

– Хорошее вино.

– Мне достали несколько бутылок. Специальный выпуск.

– Я бывал там, предгорья, отличные условия для виноделия.

– Могут же делать хорошо, когда хотят.

– Да говорят, что технологию украли у кого-то, – вставил Рэм.

– Какая технология! Там делают вино столетиями. И очень хорошее. Только в небольшом количестве, до нас не доходит.

– Говорю тебе, что украли.

Полусладкая терпкость заполнила рот, вызывая воспоминания о только вот закончившейся осени. Впечатления разнились.

– А водки не осталось?

– Осталось, – Длинный с готовностью наполнил рюмку Рэма.

– Думаешь, что среди коренных больше дураков, чем среди остальных шашей? – Вар спросил сидящего рядом тихого Вита, так, чтобы другие могли тоже услышать. Он знал, что получит в ответ, ещё до того, как закончил фразу. Разумеется, загадочную полуулыбку. И ни слова больше. Хорошую улыбку, одновременно насмешливую и одобрительную. Вызывающую такую же ответную, насмешливую и одобрительную. Разве что не загадочную. Вар поудобней расположился на своём стуле и притих со всеми остальными.

Немного позже Зара поддалась настойчивым просьбам сыграть что-нибудь и немедленно пожалела об этом. Опять было поздно отступать. Она открыла крышку пианино, прошлась по клавишам, раздумывая, сделать ли замечание о том, что пианино расстроено, и заиграла одну из своих любимых вещей, не заботясь о том, что её почти никто не слушал. Если прикрыть глаза, то можно представить себя одной в своей комнате, у своего инструмента.

Влажные пустынные улицы Шаша зябли терпеливо на холодном ветру и старательно вглядывались в плотные занавески освещённых окон. Ничего сквозь них нельзя было увидеть, жители тщательно закрылись от своего города. Зимняя мгла приглушила ночные огни. Их слабое свечение обрывалось почти сразу за окружной дорогой. Всё вокруг в долине растворилось в темноте до самых подножий Белых гор. Исчезли маленькие селения, ухоженные поля и пустынные земли, холмы и впадины. В неизвестность несли свои воды бесшумные реки. Редких животных и людей необходимость вынуждала находиться далеко от своих убежищ.

Лишь самые высокие пики гор белели в свете сильной луны, возвышаясь над густым слоем облаков. Могучие северо-западные ветры подпирали их наружные стены, сметали снег с острых гребней, наполняли воздух свистом и гулом.

Только четыре пары ушей во всей вселенной слышали эти звуки, громкие и тревожные, не дающие сомкнуть глаза. Временами их перекрывали звуки, исходящие от палатки, отчаянно сопротивляющейся усилиям ветра разорвать её на части. Справиться с этой задачей ветру мешал только небольшой скальный выступ, к которому палатка прижималась изо всех сил. Надежда на один хороший завтрашний день тлела в четырёх утомлённых мозгах, усиливаясь в моменты затишья и угасая в моменты неистовства снаружи. После нескольких дней наверху забылось, зачем они пришли в это недоступно-прекрасное место. Осталось лишь желание поскорей спуститься вниз.

Казалось, что не только полные тёмной влаги тучи задували сильные ветры. Зародившиеся в далёких местах, они будто несли в себе холод большого количества человеческих сердец из необратимо изменяющегося вокруг мира. Обтекая высокие гребни, холод проникал в долину, поглощал селения, небольшие города и перекатывался через стены города Шаш.

Разумеется, это напраслина на чужеземные ветры, блуждающие из одного угла их планеты в другой. Ничего такого, что не поселилось в долине уже с незапамятных времён, они принести не могут. Видела эта земля неисчислимое количество раз всё то, на что способно человеческое сердце. И плохое и хорошее.

* * *

Автобус медленно преодолел самую высокую точку перевала и, разгоняясь, весело вкатывался в ущелье. Позади покрытый серыми облаками город, не подозревающий о том, как близко от него расположился незаметный, совершенно другой мир. Такой желанный. Вар молча радовался тому, что он в числе немногих посвящённых, и жадным глазом осматривал белые склоны. Недавняя непогода принесла много сухого пушистого снега. Ещё не тронутого. По крайней мере таким его рисовало возбуждённое воображение. На полоске неба у плеча главной вершины появились первые краски утра, вот-вот с той стороны покажется Солнце. День, несомненно, обещал.

В автобусе не оказалось ни одного знакомого лица. Не частый и не огорчительный случай. Вар редко предпочитал беседу нескольким часам молчания. Особенно в такую рань. Да и кого ещё встретишь. До въезда в ущелье, обращённый в себя, он почти не реагировал на мелькающие картины знакомой до привычности извилистой дороги.

День начался очень рано. Выйдя из дома в неприветливую зимнюю серость, он подошёл к трамвайной остановке, на которой стояла слегка сгорбленная от холода одинокая фигура, оказавшаяся не кем иным, как Рином. Друзья пожали руки. Полчаса им было по пути, Вару – к автобусной станции, Рину – на работу. Рин с достоинством осмотрел яркую экипировку друга. В углу рта мелькнула полунасмешка.

– Кататься?

Вар кивнул головой.

– Много в горах снега?

– Хватает, недавно ещё добавило. Ты чего работаешь по выходным?

– Хорошо платят, деньги нужны.

– Богатеньким будешь?

– Дом нужно строить. Скоро свадьба.

– Да ну! На ком женишься? На соседке?

– Нет. Родители выбрали.

– А чего нет? Между вами было что-то, я помню. Она же из коренных.

– Она уехала учиться.

– То-то я её давно не встречал. Куда?

– В столицу.

– Жаль, очень симпатичная шаша. Ты ей тоже нравился, постреливала глазами. Я замечал. Слишком умная для тебя? На каникулы приезжает? Надо мне к ней гости наведаться.

– Не знаю. Не видел с тех пор, как уехала. Я слышал, что её уже посватали. Ты его знаешь, на углу нашей улицы живёт, у большого дерева. Ты с ним однажды чуть не подрался. Я разнимал вас.

– Который всегда бьёт по мячу без разбору?

– Вспомнил? Он был с нами, когда мы последний раз гуляли вместе.

– То-то мне его лицо знакомым показалось. И он ничего не сказал. Не узнал?

Рин пожал плечами.

– Обиду держит, наверно. Козёл. За него посватали? Жаль. Он мне всегда не нравился, скользкий какой-то. И играть не умеет.

Рин молча качнул головой. Он расслабился в тепле, откинулся на сиденье, словно сберегая силы для долгого рабочего дня.

– А он ей нравится? Или у неё не спрашивали?

– Не знаю.

– Ладно, не расстраивайся. А жаль, какая симпатичная шаша. Мне её глаза всегда нравились. Ты всё так же шоферишь?

Ещё один кивок в ответ. Похожий одеждой на своих двух старших братьев, своего отца и большинство работающих мужчин их района, он казался Вару нелестно старше своих лет. Всего лишь несколько месяцев со встречи в кафе. И он в свою очередь смотрел на Вара с оттенком превосходства взрослого. Они помолчали.

– В футбол играешь?

– Нет, времени совсем нет. Работаю почти каждый день, прихожу поздно.

Уловив нотку сожаления в голосе, Вар воодушевился.

– А я нашёл хорошую компанию, если не холодно – играем регулярно. Присоединяйся.

– Пока не могу.

По дороге в ущелье блуждающие мысли Вара возвращались несколько раз к их встрече. Жаль, потихоньку отдаляемся друг от друга. Неизбежно, наверно. Хороший шаш. Интересно, был бы он равнодушен к этой красоте, если бы выбрался сюда хоть раз? Попробовать? Не… Коренные не тратят времени на такую ерунду. Да и не только коренные. Вита за уши не вытащить. Вот и отлично. Зачем нам здесь толпы?

Совсем другие мысли заполняли голову Вара к полудню. Он подставлял лицо Солнцу и раздумывал, повторить ли последний спуск или проехать чуть дальше по гребню и свалить на другую сторону. Сидящий расслабленно в кресле канатки Рэм энергично потирал свой лоб под плотной шерстью лыжной шапки и настаивал, что снег по ту сторону гребня уже «отпустил» и там сейчас просто здорово. Утренний снег оказался не таким пушистым, как предвкушалось.

Они с Рэмом неожиданно встретились в очереди на канатку, покатались вместе, затем разъехались и опять встретились у канатки.

– Ты почему не сказал, что собираешься ехать?

– А ты?

– Я в последнюю минуту решил.

– Я тоже.

– Козёл.

– Сам такой.

Оба были не прочь кататься вместе. Вар понял, что Рэма не затянуть на много раз катанный и наскучивший склон.

– Поехали.

Там, на невидимой стороне гребня, было приключение, соскочив с кресла канатки, друзья без остановки отправились за ним.

На покрытом кустарником и мелкими деревьями склоне уже немного поработали, но, несмотря на глубокий снег, с утра было не много охотников на его надутую ветром жёсткую корку. Это могло измениться в любую минуту, Солнце работало во всю силу. Терять время было нельзя. Рэм покатился вниз и скрылся за перегибом, Вар ринулся следом. Он сделал несколько поворотов и начал быстро разгоняться на крутой части. Один куст, другой, столкновения с третьим удалось избежать, только завалившись на бок. Его дёрнуло, раскрутило, отстегнулась лыжа, щека встретилась с коркой, Вар погрузился в снег, ругая себя за нерешительность. Лыжа вызывающе торчала из снега в нескольких метрах выше его. Научись сначала кататься, козёл.

– Трам-тара-рам!

Терять время было нельзя. Отряхнувшись от налипшего снаружи снега, не обращая внимания на проникший внутрь, под одежду, Вар добрался до лыжи, пристегнул её к ботинку и помчался вдогонку за исчезнувшим из вида Рэмом.

Через пару часов склон был «распахан» сверху донизу. Друзьям досталась львиная доля. К тому времени, когда прибыла толпа, они перепробовали все лакомые участки и укатывали наперегонки остатки нетронутого снега.

– Класс!

Трудно было выразить их состояние точнее. Друзья наконец были готовы повторить ошибку, которую совершали один раз в каждом сезоне уже несколько лет подряд – они опять соблазнились на нетронутые склоны, отгороженные от трасс канатки крутым скальным контрфорсом. Невидимые склоны рисовались в воображении чрезвычайно привлекательными. Не хотелось думать о том, почему они нетронутые.

– Надо подняться выше, чтобы выкатить поверх скального выступа, – напомнил Вар.

Они стали подниматься по неутрамбованному снегу. В этот раз набранной высоты почти хватило, они упёрлись в скальный выступ у самой его макушки. Ещё несколько минут интенсивной работы – и они скрылись за перегибом.

Там их ждала тишина. Ни голосов людей, ни шума канатки. Лучи яркого Солнца, отражённые и прямые, проникали внутрь их незащищённых прищуренных глаз, расслабляли в улыбки лица. Друзья молча отдыхали, привалившись к мягкому холодному склону, на чистом широком лице которого было видно лишь несколько тонких звериных следов.

Они, как всегда, не удержались и докатились до самого низа. Остановиться было невозможно. И опять расплатой за удовольствие был длинный подъём по глубокому снегу обратно, на другую сторону контрфорса. В середине подъёма ощущение удовольствия испарилось из их потных тел и плата за него опять казалось чрезмерной. К концу подъёма оба в очередной раз дали себе слово не повторять этой ошибки никогда. Не прошло и часа, как друзья снова обрели высоту и свободу и покатились к канатке, подставляя разгорячённые лица холодному ветерку. Этот день будет многократно вспоминаться.

Возвращались домой последним автобусом, который подобрал их – несколько нетерпеливых фигур на обочине, когда быстро наступающие темнота и холод преобразили опустевшее ущелье. Усталые тела приветствовали тепло и неяркий свет салона. Через полчаса они спустились ниже уровня облаков в унылость долины. Тело справа наваливалось на крутых поворотах, из-под лыжной шапки доносился негромкий храп. Вар прислонился плечом и головой к прохладному стеклу. Мелькали едва различимые силуэты деревьев, домов.

В метро они совершенно неожиданно наткнулись на Вита. И не одного.

– Привет! – Вит с гордостью представил своих друзей.

Какая хорошая улыбка, подумал Вар, такая же загадочная. Парочка совсем неплохо смотрелась. Подружка стойко выдерживала взгляды четырёх заинтересованных глаз. Наверно, без труда распознавая в них изрядную долю одобрения. После такого дня друзья почти забыли, что в мире существуют и другие удовольствия. Им их сразу же захотелось. От подружки очень хорошо пахло, её улыбающихся глаз вполне хватало, чтобы вселить надежду в три самоуверенные сердца. Через несколько остановок Вит благоразумно взял её под ручки и вывел из вагона. Они шли в кино. Куда же ещё.

– Таких я у него ещё не видел.

– Это ты просто перетрудился сегодня.

* * *

Может, он спрашивал совета? Вар с усилием переменил положение усталых ног. Пятка правой ноги упёрлась в стенку ванны. Неплохо поиграли, хотя, конечно, нужно было не полениться и поехать покататься. Он не знал, почему не собрался, иногда на него находило. Воскресенье пропадало и было спасено только звонком Вита.

– Ты чего не в горах?

– Не знаю.

– Нам нужен человек, три на три на баскетбольной площадке, маленькие ворота. В моём парке в десять.

– На асфальте?

– Ребята играют аккуратно.

Ребята действительно играли аккуратно и посматривали с опаской на Вара после того, как он сделал парочку неумышленных подцепок. Но обошлось. Хороший мяч, чистая площадка и понимающие партнёры. Никто не хотел проигрывать. Пара красивых голов и победа совсем подняли настроение. После двух часов игры они вышли из парка, медленно пересекли дорогу перед домом Вита, огрызнулись на недовольные гудки быстро проезжающих автомобилей, Вар сел на скамейку у остановки ждать своего автобуса.

– Вот гоняют, сволочи.

– Здесь всегда гоняют. Чуть не сшибли однажды.

Вит не торопился прощаться, хотя был в минутах от горячего душа.

– Хорошо играют ребята. Пять на пять было бы как раз.

– Обычно больше народу. Приходи в следующее воскресенье.

– Вряд ли. Поеду кататься. Зима заканчивается, не много деньков осталось. Ох, какое тёплое Солнышко. А там сейчас просто замечательно. Девочки в купальниках. А я здесь.

– Что ты думаешь о шаше, которая отдалась в первое свидание?

Вар неохотно отвёл лицо от ласковых лучей и бросил прищуренный взгляд на друга. Один за другим отправлялись обратно внутрь вертящиеся на языке ответы. Что-то услышанное в тихом голосе мешало раздвинуться сухим губам. Устали. Мечтая о горячей ванне, он постарался придать лицу вдумчивое выражение. Он не был уверен, что это ему удаётся. Выпученные глаза подозрительно блестели.

– Хорошо, думаю, – наконец произнёс Вар. – Даже очень хорошо, – добавил с задержкой.

Вит не был похож на себя. Не то чтобы он никогда не говорил на темы любви. Наоборот. Но в последнее время разговоры были только о его новой длинноволосой подружке. И это было бы не так уж необычно, если бы не озадаченность и порой растерянность на его лице. Вар давно узнал о длинноволосой всё, что было важно: что она приезжая и что у неё пока нет таких же симпатичных подружек. Ему уже не нравилось то, что она делает с его другом.

Автобус опаздывал, обычное в выходной день дело, Вит продолжал делиться непривычными между друзьями подробностями. Вар начал против желания представлять их в постели, и ему стало совсем грустно. Пришли в движение самостоятельные части тела. А это было совершенно некстати.

– Вит, не морочь голову. В кои веки такая удача привалила. Пользуйся, пока есть.

Вит улыбнулся детской улыбкой.

– Ну вот! – вяло обрадовался Вар.

Подъехал автобус.

– Пока.

Дома Вар сразу направился в ванную, открыл кран, разделся, дождался горячей воды, осторожно погрузился в неё и вытянул усталые ноги. Хорошо. Вот удивительно, всего пара месяцев как не играл, а мышцы совсем ослабли. На лыжах целый день ничего. Ох, задница болит! Другая группа мышц. Наверно, просил совета. А я не поддержал. Поддержишь тут. Сразу отдалась. Глаза, наверно, вылупил от счастья. Сам разберётся. Таким я его ещё не видел. Влюбился?

Зима подходила к концу, но даже прекрасные лыжные условия не спасали её. И даже такой хороший день. Приглушённые звуки улицы проникали сквозь толстые стены в тишину пустой квартиры. Добавить ещё горячей воды?

Он, пожалуй, мог бы провести так весь день. Испарения обволакивали лицо, превращались обратно в воду на лбу и скатывались крупными каплями на прикрытые веки. Он без особой надежды попытался представить большие, понимающие глаза на светло-жёлтом лице. И мерцающий в голубой воде каменной ванночки силуэт тонкого беззащитного тела. Мысли о принцессе перестали возбуждать его чувства. Он надеялся, что это только временно. Вит, наверно, уже позвонил своей подружке. Поджидает или спешит к месту встречи. Симпатичная шаша. Не шаша. Что-то в её улыбке не совсем располагающее. Неискренность какая-то? Грудь хорошая. Не-е, тащиться куда-то. Ничего там такого нет. Вот если бы домой пришла.

Сердце скучало по лицу. Волнующему, незнакомки. Такому, чтобы утро начиналось с надежды повстречать его, неожиданно и ожидаемо. На улице, в длинном коридоре, в недосягаемости группы людей. Чтобы устремления дня подталкивали к местам, где такая встреча возможна. Чтобы продлилась она лишь один насыщенный момент, волнительный и освежающий. Чтобы накалились на мгновение чувства так, что их невозможно не почувствовать на другой стороне. Без жеста, пристального взгляда или приглашающей улыбки. Чтобы чувства затем немедленно ослабли, как только лицо исчезнет из вида. До завтра, до следующей встречи.

Вода остыла в очередной раз, день ускорялся, скоро в доме уже трудно будет найти тишину и уединение. Пора вылезать. Он вытащил пробку и стал наблюдать за линией убывающей воды, ощущая её щекочущее движение по телу. Открылись прохладному воздуху шея и плечи. Линия коснулась сосков, живота, коленей, опустился безвольно пенис и стал уменьшаться в размере. Чего скукожился? Холодно? Остатки мыльной воды образовали шумную воронку и исчезли в сливной трубе. Вар встал и терпеливо дождался, пока капли перестанут стекать по раскрасневшейся коже, затем тщательно обтёрся полотенцем, оделся и вышел из ванной в надежде найти на полке книгу, которая поможет пережить день. Солнце переместилось на их сторону многоквартирного дома. Он раздвинул занавески окна, глаза непроизвольно прищурились. Зря не поехал кататься.

* * *

Дневной свет беспрепятственно проходил между голых веток деревьев. Яркие лучи ложились на влажную землю, грязь и пыль тротуаров, разбитый асфальт дорог. Стараниями Солнца повеселел зимний Шаш. Засиял отражённым светом пыльных стёкол домов, автомобилей и неподвижной воды пребывающих в зимней спячке каналов. Откуда-то появились почти весенние краски. Или это только казалось Виту?

Как только Вар скрылся за дверью автобуса, Вит поспешил домой, прихрамывая на правую ногу. Вар всех умотал, бегает без остановки. Стал хуже играть, грубовато. Въехал по коленке и даже не заметил. Ребятам, кажется, не понравилось. Зато с азартом. Рубились как никогда. Этого у него не отнять.

Дома никого не было, родители опять в отъезде. Вит сбросил грязную одежду на чистый пол прихожей и направился в ванную, не забыв захватить с собой телефон. Скоро ожидался звонок.

Выбор был в его руках. Вечер вдвоём в квартире за закрытыми занавесками или поход в кино. Она ещё не знает о втором варианте. О новом фильме в маленьком кинотеатре. Сегодня первый день показа, соберётся особая толпа. Обтирая себя тщательно мыльной мочалкой, улыбаясь, он склонялся к кино. Жаль, что не запечатлелась его улыбка нигде, даже в запотевшем зеркале. Редкая, самодовольная, с полуухмылкой. Уголок рта, как полагается, опустился, блестели выпученные глаза. Было в этих глазах ещё что-то другое, то, что Вар по неопытности принимал за растерянность. Это что-то проявилось сильнее, когда зазвонил телефон. Он немедленно поднял трубку мокрой рукой.

– Вит, это я.

– Привет, ты где?

– Я на автобусной остановке возле своего дома.

Она говорила громко, стараясь преодолеть шум оживлённого места.

– Ты хочешь пойти в кино сегодня?

– Хочу, а куда?

Уже готова. Он чувствовал, что она была готова с самого утра.

– Подъезжай ко мне, я встречу тебя на своей остановке.

Вит заторопился. Он всегда считал, что не принадлежит к числу счастливчиков, которые могут себе позволить опаздывать на свидание. Зачем уменьшать свои и без того не очень высокие шансы? Он привык быть зависимым от непредсказуемости и капризов тихих и говорливых, длинноволосых и коротко подстриженных, светленьких и тёмненьких, стройненьких и пухленьких. Всяких. Они учили его терпению и мудрости. Дисциплине и настойчивости. Качествам, без которых ему бы не выжить. Живут, конечно, в их городе шаши, которые умудрились попасть и в его сети. Приятные, но короткие приключения. Этим его не баловали. Вит никогда не роптал, но подготавливался к каждой встрече с тщательностью первобытного охотника, приводящего в порядок своё копьё с каменным наконечником, всегда помнящего, что может вернуться домой с пустыми руками. С той лишь разницей, что для охотника вернуться домой уже было удачей. В подготовку Вита всегда входило свежее нижнее бельё, немного одеколона и тщательная укладка редких прямых волос. Даже в такой день не стоило расслабляться. Уже был опыт.

Он ещё не видел её в этом тёмном пальто и высоких сапожках. Она, кажется, никогда не покрывает свои длинные светлые волосы, даже в самую холодную погоду. Невозможно удержаться и не ответить ей такой же широкой улыбкой. Сквозь стекло двери автобуса. Дверь открылась, она спрыгнула с подножки, донёсся запах духов.

– Привет!

– Привет! Какая ты красивая!

Комплименты, почти всегда искренние, давались ему легко. Особенно симпатичным шашам. Он взял их на вооружение раньше многих своих друзей. Самодельная рогатка против двустволки, но все же. Даже когда от вида и размеров отдельных двустволок порой мутит и дрожат руки, он научился закрыть глаза и выстрелить. На авось. И в этот раз комплимент был принят с готовностью. Его наградили ещё одной роскошной улыбкой.

– Во сколько сеанс?

– В пять, но нужно подойти пораньше, чтобы быть первыми у кассы. Будет много людей.

– Хорошо.

Кинотеатр очень удобно располагался недалеко, с противоположной стороны их парка. Мягкая рука на локте сдерживала порывы пересечь дорогу перед носом у водителей. Он с удивлением обнаружил, что можно дождаться момента, когда и на этой дороге нет машин. Они прошли через арку железных ворот.

Парки города Шаш редко бывают приветливыми зимой. Они не ждут никого в это время года. Не растут в них всегда приятные глазу вечнозелёные растения и деревья, не украшает их чистый, глубокий снег, нет в них ни катков, ни ледяных горок. Забредшему сюда в такое время не найти ничего более привлекательного, чем деревья без листьев, холодные скамейки и, разумеется, грязь. Даже всесильному Солнцу редко удаётся преодолеть эту унылость. Приходите весной и насладитесь дурманящим цветением и тёплым ветерком. Или летом, и отдохните от жары на скамейке в тени и прохладе густой листвы. А лучше осенью, и не будете разочарованы. Чёрные туфли на плотной подошве и высокие красные сапожки пересекли, осторожно переступая через грязь, эту унылость и вышли без сожаления через другие ворота.

Ей понравилось всё: и фильм, и избранность публики, и уютный кинотеатр. Под впечатлением от увиденного, они вошли обратно в железные ворота, присели на скамейке возле тусклого фонаря и поцеловались. Холодные носы соприкоснулись. Покрытой редкими волосами голове вспомнился фильм. Ночной парк, одинокая скамейка и пар из приоткрытых в ожидании ртов. В голове росло удивление. Побелевшее от мороза лицо с сомкнутыми веками успешно конкурировало с неотразимым лицом существа из фильма. Такого с этой головой ещё не случалось. Как бы она удивилась, если бы узнала, что голове с длинными волосами припомнилась та же сцена.

Вит забыл, что показывал подружке один из своих любимых фильмов. Но она не забыла. Не забыла необычную улыбку, которая светилась тогда на его лице. Во время сцены в парке, как раз в тот момент, когда она удивлялась, что такого находят в этой актрисе. Теперь она довольно смело приготовила своё лицо для сравнения, и её сердце наполнялось гордостью и уверенностью. Она также приняла надлежащую позу, хоть и не совсем удобную.

Холод заставил их подняться, они вышли на оживлённую улицу и заглянули в кафе с грязным полом и плохо вытертыми столами. Зато там всегда есть мороженое, кофе и вино. Горячий кофе оказался как нельзя кстати. Эпизод продолжался. Они тихо вступили на этаж Вита, поцеловавшись по дороге в лифте. Она первая вошла в быстро открытую Витом дверь квартиры. Им нужно было помнить о любопытных соседях.

Незначительные отклонения, разумеется, неизбежны. Наиболее досадным Виту показалось то, что она не вышла нагишом из ванной, а прикрылась длинным отцовским халатом. Возможно, потому, что в квартире было довольно холодно, отопление плохо справлялось с ночными температурами в это время года. Зато в доме всегда была припрятана бутылка хорошего вина. Они выпили по большому бокалу, завершив этим обязательную программу, и перешли к произвольной части. И довольно неплохо с ней справились. Как сами затем с готовностью согласились.

Наступило время, когда они, казалось, были близки к тому, чтобы заснуть и встретить утро в объятиях друг друга. Но нет, это было бы уже слишком. Героиня вдруг, к досаде героя, вспомнила, что ей нужно немедленно домой. Слабые уговоры не имели действия. И не то чтобы он боялся, что не заснёт без неё, но уж очень не хотелось вставать с тёплой постели.

Они оделись, вышли на улицу, остановили такси и долго ехали на окраину города, где она жила в квартире ещё с двумя подружками. Подниматься наверх Виту не было смысла, они распрощались, он дождался её сигнала из окна и поехал домой, в уголках рта слабая счастливая улыбка. На такси обратно денег не было, но автобус ехал очень резво. Наверно, водитель тоже спешил домой.

Тусклый свет салона отражался в стекле окна. Сквозь него можно было только различить неясные очертания города. Что это за тёмный силуэт, промелькнувший позади кустов? Человек или какое-то другое существо? Куда спешит эта тень? Домой к теплу и свету? Есть ли у неё дом в этом большом городе?

* * *

Три тени вышли из подъезда и быстро исчезли за углом дома. Хорошо, что им всем в одну сторону. Холодно и темно.

Зара тщательно закрыла окно плотной занавеской и пошла на кухню. Хотелось есть, ужин они проболтали. На кухне ещё пахло чем-то свежеприготовленным. Замечательно посидели. От этого воскресенья не осталось привкуса бесполезно потраченного дня. С недавних пор она разучилась проводить время в одиночестве. Под крышкой казана на плите остывало мясо с картошкой. Зара взяла вилку и стала осторожно доставать жареные кусочки, отправляя их не спеша в рот. Чем бы запить?

Главной темой вечера была длинноволосая подружка Вита. Их видели сегодня вдвоём в кинотеатре.

– Мне понравились её волосы, но сапожки совсем не подходили, и чего-то, может шарфика, не хватало. А вообще, красивая шаша.

– Она, кажется, не шаша.

– Хотите кофе? – в очередной раз Зара попыталась сменить тему.

– Конечно!

– Вит очень за ней ухаживал, даже подавал руку.

– Ну!

Озябшие пальцы потянулись к горячим чашкам.

– Как хорошо пахнет.

– Кому сахар?

– А Вит тебя видел?

– Наверно, нет, мы пришли поздно и сидели сзади. У них были места впереди.

– А как фильм?

– Не очень понятный, но много раздетых женщин.

– Такие Вит любит.

– А я читала, что это хороший фильм, он занял первое место на престижном фестивале. Кому ещё кофе? Немного осталось.

– Ой, какие у тебя красивые бусы! А ты всё про Вита.

– Я уж думала, что никто не заметит.

– Как же мы так, девочки! Дай посмотреть.

Нанизанные на нить оглаженные камешки с достоинством огибали тонкую шею и ниспадали туда, где начинается плавное возвышение груди. Носительница нехитрого изящества застыла с приподнятым подбородком и счастливой улыбкой на лице. Разноцветное украшение вызывало ощущение весны и яркого света.

– Мама подарила.

Бусы переместились по очереди ещё на две шеи, одну с нежной белой кожей, другую с такой же нежной, но смуглой. Они чувствовали себя дома на каждой из них. Не спеша передавая их из рук в руки, четыре шаши наслаждались своими поспевшими телами, щедрым даром их земли. Не совсем уверенно и не очень смело, как присуще многим молодым шашам. Животы заволновались редкими незамеченными волнами. Также незамеченным, из-за отсутствия готовых оценить его по достоинству носов, оставался и густой аромат, наполнявший небольшую комнату. И ещё многое из того, что заслуживало надлежащего внимания. Какая растрата! Только городy, осторожно, сквозь щели в занавесках, посчастливилось разделить этот вечер с четвёркой. Огорчительная растрата. Город, разумеется, никогда не упускал случая побыть среди своих юных дочерей. Поближе к их тёплым бёдрам, мягким округлостям, тщательно убранным волосам и мелодичным голосам. Поближе к их аккуратно накрытому столу. На зависть своим молодым сыновьям. Да и не только молодым. Кто не обрадовался бы возможности оказаться сейчас за этим столом, среди избранных? Молодые хозяйки не дали бы почувствовать, что не все здесь одинаково желанны. Никому не нужно знать, что отдельные экземпляры были бы, возможно, встречены с особой симпатией.

Из тех, например, которые не могли дождаться завершения долгого воскресного вечера. И они не отказались бы переместиться вдруг в эту комнату, чтобы тоже побыть вблизи. Не наедине с одной из них, нет. Это было бы ненужным беспокойством, а в дружном их кружке.

Кружок заинтересованных шаш. Испытавший его простое очарование захочет испытать его ещё раз. Ненавязчивую заботу, сдержанные взгляды и молчаливое обещание. Ни у кого это не получается лучше, чем у молодых обитательниц города Шаш, не стоит об этом даже спорить. Подумают, что вам ещё не довелось. Подумают, что вам уже никогда не понять.

Примерка закончилась, бусы благополучно вернулись на шею хозяйки.

– А ты с кем была в кино?

– Давайте лучше про бусы.

От окна всё сильнее веяло холодом наступающей ночи. Никому не хотелось больше ничего из того, что оставалось на столе. Наконец все вдруг согласились, что пора домой. Зара проводила их до двери.

Холодная картошка вкуснее холодного жирного мяса. Последний кусочек, Зара положила крышку на место и отошла с чувством, что нужно было остановиться раньше. Домашние приготавливались ко сну. Она вернулась в свою комнату и присела на кровать. На ночном столике давно уже не было книги, взгляд скользнул по корешкам на полках. И не остановился ни на одном. Что бы сделать? В голове вертелось несколько строк. Она взяла с полки широкую книгу, положила на неё лист чистой бумаги, выбрала острый карандаш и устроилась поудобней на кровати.

Дом совсем утих, слышалось тиканье больших часов в гостиной. В самом конце третьей строки появилось одинокое зачёркнутое слово «смену». Было ещё не совсем поздно для звонка. Они встретились случайно несколько дней назад в автобусе и проболтали всю дорогу как ни в чём не бывало. Домашние сказали, что кто-то звонил сегодня утром. Заторопившаяся вдруг стрелка часов и волны неспокойного томления, проходящие от увлажнённых губ к заострённым соскам и неспокойным ногам, ослабляли сопротивление разума.

– Алло?

– Привет, – она уже жалела, что поддалась слабости. – Что делаешь?

– Да ничего, спать уже пора.

Беспокойство и тоскливость ночи сильнее стеснили грудь. Пауза стремительно приближалась к черте, за которой любые её слова покажутся неуместными. Наконец пришла помощь с другого конца провода.

– Я что-то так и не собрался поехать кататься, потерял день.

– На лыжах?

– Да. Если бы не сыграл утром в футбол с Витом, совсем была бы тоска.

– Говорят, у него появилась новая подружка.

– Да, вроде.

– Красивая?

– Симпатичная.

– Мы собрались сегодня у меня с девчонками и обсуждали их. Ты думаешь, у него это серьёзно?

– Не знаю. Я их видел вместе всего несколько раз.

– А вы не разговариваете об этом?

– Ещё нет.

Телефонные трубки постепенно приняли температуру державших их рук. Тонких, зябких – с одной стороны и тёплых, мускулистых – с другой. Обладатели рук продолжали обмениваться короткими фразами, молчаливо объясняя задержку, с которой слова достигают их ушей, большим расстоянием между ними. А не тем, что лишь небольшая часть мыслей, обитающих в их головах, приобретает форму слов. Слова отрывались от губ, опускались по холодным проводам вниз, надолго исчезали в лабиринтах подземелья города и поднимались снова по проводам вдоль голых веток деревьев на высоту этажей. Слова едва проникали сквозь защиту осторожной беседы и растворялись далеко от деликатных глубин их душ.

– Сколько времени?

– Сейчас посмотрю. Ой, уже почти час, совсем заболталась.

– Рано вставать?

– Да нет, мне завтра к полудню.

– Мне тоже. Заходи ко мне с утра по дороге.

– Во сколько? Может, зайду.

В полной темноте она лежала, надеясь, что усталость ночи наконец одолеет её беспокойство. Давно утихли звуки телефонного разговора, не утолившего томление противоречивых чувств. Короткие вспышки гнева приглушались сожалениями о звонке. Чувства и стремились, и не смели наружу. Сердце не желало их усмирять, только мечтало избавиться от сопровождающих их неуверенности и сомнений.

Он потянулся положить трубку в темноту и застыл с вытянутой рукой. Тихо. Значит, на месте. Он растянулся удобней в кровати. Придет? Наверно. По усталому телу прошла приятная дрожь. Опять не уснуть быстро. Может, удастся помечтать о принцессе? Неожиданный звонок. После такой неприязни. Пришло приятное ощущение освобождения от чувства вины. Спасибо, Зара. Сейчас бы её сюда. Положить на живот.

* * *

На оживлённых перекрёстках с грязью и мусором там, где давно растаяли кучи лежалого снега, в унылых парках, где под ветром стучат друг о друга голые ветки деревьев, на безлюдных базарах с рядами пустых неопрятных прилавков, в жилых районах с пыльными, плотно закрытыми окнами, в каждом уголке города Шаш уже давно скучали о весне. Зима покинула эти места несколько недель назад, подсохла глинистая земля, потеплел воздух. Никто не ждал возвращения холода и, уж конечно, снега, но, как, казалось, ещё было далеко до того времени, которое в Шаше привыкли называть весной. Не верилось, что высокие ветры уже несут в долину тёплые массы воздуха, что показывающееся с каждым днём всё раньше Солнце набирает силу. Что пробуждается всё живое в долине. Горожане, как правило, узнают об этом самыми последними. Одним утром глаза вдруг ослепит яркость неказистого, незаметного до сих пор дерева. Всепоглощающая белизна его цветения преобразит окружение и превратит возгордившееся дерево на несколько дней в центр притяжения. Остановит на нём в удивлении взгляд юный шаш, в первый раз обнаруживший такую красоту, подольше задержится взгляд осведомлённого о её быстротечности зрелого шаша, отгонит мысль о том, доведётся ли ему ещё раз испытать её, пожилой. За первым деревом стремительно последуют другие деревья и кусты, воздух вдруг наполнится птичьими голосами, засияет ярко Солнце, и запахнет вокруг весной.

А пока за красотой нужно вырываться из города. Вот и снежные пики ущелья. За разговором не заметили, как доехали. Посветлело, уезжали из города в полутьме.

– Свежего снега не было. Следы будут до самого верха.

– Не похоже, чтобы на гребне дуло.

– Трудно сказать. Облака двигаются довольно быстро.

– Они высоко.

– Солнце точно будет.

Автобус остановился, раскрылась дверь. Они выбрались один за другим в морозный воздух. Было ещё рано и тихо в ущелье.

– Ты что, не наденешь бахилы?

– Может, не надо, там следы.

– Наберёшь снега.

– Ну что, пошли?

Лёгкие рюкзаки согревали спины. Они зашагали по жесткому укатанному склону. Через несколько часов место заполнится друзьями-лыжниками, но сегодня обойдутся без них. Их соскучившиеся по монотонной работе тела давно уже просились на самый, самый верх.

Как и ожидалось, на гребень вели хорошие следы. Вереницей, они энергично затопали по ним плотными ботинками. К тому времени, когда вышли на гребень к традиционному месту стоянки, хорошо уже вспотевшие, они без обсуждения побросали палочки и рюкзаки и разошлись за противоположные стороны перегиба.

– Красота, – под яркой лыжной шапкой энергично расчёсывался потный лоб.

– Дырку сделаешь.

– Гребень совсем чистый.

– А когда здесь бывает много снега? Выше грота может быть поглубже.

– Где она там? Холодно стало.

– Накинь рюкзак, теплее будет.

– Тогда задница промёрзнет. А вот и она! – из-за перегиба показалась фигура в красной куртке.

Все встали, взялись за палочки и опять двинулись вереницей. Кое-где из-под снега выступали камни и высохшая трава. Приход Солнца откладывался на неопределённое время из-за появившихся ниоткуда довольно серых туч.

В гроте было решено подкрепиться горячим чаем.

– Ты подальше-то со своими ботинками от примуса. Говорил, что наберёшь снега.

– Холодно.

Все внимательно следили за осторожно приближающимися к источнику тепла ногами во влажных носках.

– Носки стирал?

– Зачем? Чай будет крепче.

– Угощайтесь, мальчики, – на плоский камень опустился аккуратно разделенный на четыре части пирог с вишней.

– Ух ты! Шикуем. А вишня откуда?

– Консервированная.

– Балуешь ты нас.

Чай быстро разливался в две пластиковые кружки.

– Наверху будет холодней.

– Значит, недолго задержимся.

Верхняя часть пути прошла в молчаливой работе. Подъём стал круче, застегнулись верхние пуговицы курток, капюшоны легли поверх шапок. Вар всё ждал, когда начнут подмерзать пальцы рук в тонких перчатках. В гроте он обнаружил, что в рюкзаке нет его тёплых рукавиц, и получил запасную пару из другого рюкзака. Перчатки грели, пальцы крепко сжимали рукоятки палочек. Открытые участки лица ощущали серьёзность ветра. Можно и обморозиться.

На вершине задуло ещё сильней.

– Эх, ничего не видно.

– Сваливать надо быстрее.

– Может, развеется, вон, кажется, просвет.

– Холодно.

– Пошли.

Они спрятались от ветра обратно за перегиб.

Когда они опять остановились для отдыха, появилось Солнце, внизу разгорался день хорошего катания. Чёрные точки лыжников появлялись и исчезали на перепаханных склонах. Там, на дне чаши, им было безветренно и тепло. Пожелать можно было только немного свежего снега. Много снега тоже было бы неплохо. Вершина открылась с невозмутимой недоступностью и суровостью. Как будто они не были на ней два часа назад.

– Хорошо.

Они задержались на лыжном склоне, поболтали с друзьями и попили ещё чаю. Автобус привёз их обратно в бесцветный город. Они вышли наружу, набрали в лёгкие воздух, в котором после воздуха ущелья сразу почувствовалась близость весны, и разошлись по домам в разные стороны. В сердце возвратилась чувствующая себя как дома грусть. Вар старался приглушить её картиной вершины на фоне ясного звёздного неба. Тишины и безмятежности.

* * *

Никто не обратил внимание на то, что Вит пришёл один, кроме, возможно, нескольких пар глаз, от которых не ускользает ничего. Сборище получилось одним из многолюдных, внезапный приход тёплой погоды был, несомненно, тому причиной. В первый раз увидели свет изящные босоножки и сандалии, открытые платья и блузки, тщательно подобранные украшения на давно не видевших Солнца шеях. Приносили ощущение свободы провисевшие без дела всю зиму любимые рубашки с короткими рукавами и лёгкие брюки со свободными ремешками. Ласкающий ветерок свободно проходил сквозь раскрытые настежь окна квартиры, шевелил тщательно и не слишком тщательно убранные волосы, лепестки ранних цветов в большой вазе и края убранных в стороны плотных занавесок. Предпочтение за столом отдавалось нехитрым салатам из первых овощей, тёплому плоскому хлебу и молодому белому вину. Было необычно много для их сборищ незнакомых и малознакомых лиц, Вар привычно не отметил ни одного притягательного.

У него уже было лицо. Трудно было представить обстоятельства, при которых обладательница этого лица могла бы появиться сегодня с ним в этой компании. Ведь он не знал ещё её имени. Пока он только довольствовался редкими случайными встречами на улице и не был уверен, что она догадывается о его интересе. Только один раз ему представилась возможность взглянуть в её черные понимающие глаза. Он знал почти наверняка, что в них было гораздо больше, чем благодарность и сдержанное кокетство. Он редко сомневался в себе, когда дело касалось молодых шаш. Только по обыкновению не спешил и лелеял любимое состояние, когда день начинается с ожидания и надежды и заканчивается ожиданием и надеждой. Лелеял свежий прилив чувств, без которых не оценить бы ему по-настоящему происходящие в природе перемены. Не откликнуться бы с такой радостью на приход весны. Не испытать обновлённой притягательности сидящих за столом шаш. Не ощутить настойчивого ожидания их упругих грудей, волнительного тепла их межбедрий, не заметить огонька в их глазах, не ощутить полными ноздрями их ароматов. Если бы не обострила его чувства одна незнакомая ему ещё шаша.

Недостатка в разного рода ценителей в тот вечер не наблюдалось. Созерцательное настроение Вара было незаметным в атмосфере всеобщего возбуждения. Он по привычке насытился одним из первых и откинулся на спинку стула с бокалом вина в руке. Дальний конец длинного стола (пришлось составить вместе три, чтобы разместить всех) закрывался большим букетом. Зара сидела где-то в той стороне. Обычно так не случалось. Он не заметил, когда она пришла.

– Почему один? – спросил он негромко своего соседа.

Медленно жуя, Вит готовил ответ. Вар тоже привычно готовился не понять фразу, которая вот-вот должна была высвободиться из полного рта. Так и случилось. Вар понимающе кивнул головой. Вит продолжил:

– Чего не приходишь? У нас сейчас подобрались отличные ребята. Иногда играем шесть на шесть.

– Многовато для баскетбольной площадки.

– Мы перешли на хорошее поле, недалеко от меня, через дорогу, возле Тенистых кварталов. Там есть маленькие ворота.

– Это класс. Может, соберусь. Некогда всё.

Вар допил третий полный бокал и чувствовал лёгкое головокружение. Заиграла громче музыка – верный признак насыщения желудков. Вставать не хотелось, несмотря на взгляды соседки напротив, кажется школьной подружки кого-то из своих. Вит тоже закончил с едой и откинулся назад. Немного помолчав, они вспомнили, что не обсуждали ещё недавние футбольные события и новости. Как обычно, они делали это с большим удовольствием до тех пор, пока не устали от шума работающих на полную мощность динамиков в соседней комнате. Они встали размяться.

Со спины его соседка по столу выглядела гораздо привлекательней. Неожиданно высокая, она держала своё тонкое тело с грацией и достоинством. Вар задержал на ней заинтересованный взгляд. Поглядывала ведь. Рядом уже неуклюже и самоуверенно крутился Рэм. А как же иначе? Два гармонично контрастирующих шаша противоположного пола. Вар не видел её лица, но подозревал, что ей нравится всё, что произносит улыбающийся рот Рэма. Они с Витом постояли ещё немного, осматривая танцующих, и вышли на балкон.

Шумный, полный играющих детей и сидящих на скамейках взрослых двор погружался в тёплые сумерки.

– Так почему ты один?

– Да…

Ещё одна упущенная возможность. Позади дома напротив догорал, должно быть, великолепный закат. Взгляд невольно задерживался на подсвеченном с одного края продолговатом облаке, медленно перемещающемся на тёмную сторону неба. Ещё немного – и появятся первые звёзды.

– Она скоро уезжает домой на каникулы, – прозвучало после значительной паузы. Это, разумеется, что-то объясняло. Вар слишком хорошо знал о бесплодности попыток, чтобы продолжать расспросы. Свалить домой? Слишком демонстративно и неуважительно. Веселье только разгоралось.

– На всё лето?

– Да.

Вар уже начал привыкать к светловолосой фее Вита, несмотря на то что она была не из самых заманчивых, на его вкус, приманок. Почему-то это важно и для подружек друзей. Они сходили втроём на просмотр нового фильма. Светловолосая постепенно завоёвывала его сдержанную симпатию. Помогали хорошая улыбка и отсутствие женского интереса к нему в больших глазах. Между парочкой было что-то такое, что делало остроумие и кокетство Вара неуместным. Фильм понравился, они выбрали длинный путь проводить Вара к его остановке, чтобы было больше времени для обсуждения. Вит был до смешного словоохотлив, Вар поддерживал, улыбка не сходила с белого лица. Они расстались с приятным чувством хорошо проведённого времени, по крайней мере Вар. А такое с ним случалось нечасто.

Со времени похода в кино друзья вели самую содержательную беседу на эту тему. Вар стал в последнее время замечать, с непонятным ему сожалением, какую-то неудовлетворённость в выпученных глазах. Другого сорта неудовлетворённость, не та, которая никогда не исчезает из глаз молодого шаша. Что-то уже происходило.

На балконе появился Длинный с бутылкой вина и тремя бокалами. Видимо, стол совсем опустел. Из дальней комнаты снова и снова звучала новая мелодия сезона. Слышался громкий визг и топот. Длинный разлил в бокалы не спрашивая. У вина пропал запах, оно не оставляло уже тёплого чувства на дне желудка, лишь кисловатый привкус во рту. Хватит, Вар неожиданно решил пойти к танцующим и посмотреть, что делает его тонкотелая соседка по столу. Момент упущен? Вит и Длинный налили себе ещё вина.

Расходились почти все вместе. Лишь нескольким парочкам удалось исчезнуть раньше. Было решено, что Длинного можно отпустить таким домой одного. Никто не заметил, куда задевался Рэм с тонкотелой. К полуночи Вар наконец добрался до своей подушки, утомлённый длительными провожаниями неспаренных подружек. Нужно было вовремя прицепиться к тонкотелой. В разгорячённой от быстрой ходьбы по тёмным дорожкам города голове не находил покоя возбуждённый мозг. Усталые глаза закрылись, он с надеждой устремился к расслабляющим мыслям о принцессе. Мир вокруг ощущался безучастным и неприветливым. Только там, на далёкой планете, найти ему удовлетворение чувств и желаний. Он старался не смеяться над собой.

– Вам не следует летать одной, принцесса.

– Какой чудесный вид!

Они сидели перед входом в пещеру, подставляя лица теплому ветерку. Темные глаза расширились в тихом восхищении. Вдали в прозрачном воздухе чётко очерчивала линию горизонта скалистая гряда. Тишина и безмятежность среди рассыпанных по жёлто-коричневому дну долины холмов и впадин. Далеко блестела на Солнце тихая вода голубой реки. Она обратила внимание на его строительную площадку.

– Что это будет?

– Это будет мой дом.

– Здесь?

– Почему нет? Встречать и завершать день такой успокаивающей картиной перед глазами.

– Удивительно гостеприимная долина. Это правда, что здесь не водятся катуны?

– Не встречал ещё ни одного. В долине слишком сухо, мало крупной живности, без которой им не выжить.

– В наших пустынях их много.

Она встала и осмотрела разметку.

– Будет большой дом.

– Этот край закроет вход в пещеру. Войти в неё можно будет только через дом.

– Вам не построить одному до начала штормов. Я пришлю помощь.

– Спасибо. Я не тороплюсь. Если не успею, пересижу в пещере, не в первый раз. Хочу построить своими руками. Как строили первые поселенцы в долине Надежды. Под защитой скал возле больших пещер с водой. Мне довелось однажды пересидеть непогоду в одном их таких домов. Было много времени, чтобы ознакомиться с их конструкцией. Если возможно, кое-какие инструменты и материалы пригодились бы.

– Один? Чем Вы будете себя занимать?

– Охотиться, бродить, встречать восходы и закаты. Что ещё нужно человеку? Может быть, начну писать.

– Писать? О чём?

– О чём захочется. О прекрасной принцессе, которая изредка навещает меня.

– Как Вы объясните её посещения?

– Дождусь терпеливо, когда она мне сама скажет, и передам слово в слово.

– А разве она уже не сказала?

Чёрные глаза не скрывали и не притворялись.

Вар просыпался. Невыразимо приятные чувства покидали его, несмотря на все усилия их удержать. Через несколько минут, проснувшись окончательно, он встал с постели, лёгкая грусть на сердце, звуки утреннего города в ушах.

* * *

После того, как Солнце скрылось позади четырёхэтажки, откуда-то появилась робкая надежда на прохладу, хотя душный горячий воздух явно не собирался покидать окружённое раскалёнными многоквартирными домами пространство. Было уже хорошо, что глиняную поверхность площадки обильно полили водой и прибили к земле пыль. Хоть и не надолго.

По площадке азартно гоняли мяч шестеро игроков, защищаясь и атакуя. В проёмах небольших ворот виднелись унылые фигуры вратарей. Остальные с интересом наблюдали за игрой позади окружающей площадку загородки из металлической сетки. Мяч отскакивал с шумом от загородки и немедленно возвращался в игру. Длинный толстоватый парень беспрепятственно ударил по мячу почти с середины площадки и красиво вогнал его в ворота. Конец игры, проигравшую четвёрку заменила следующая.

Уткнув лица в сетку, возбуждённые Вит и Вар не отрывали глаз от действия. Снисходительная толпа равнодушно приняла двух чужаков. Они образовали команду с местным круглолицым парнем, который согласился встать на ворота, и другим – невысоким, с раскосыми глазами, тоже из чужаков. Их очередь подходила. На площадке привычно, по всей видимости, господствовала четвёрка рослых парней. Они выбили уже три команды и так же быстро расправились с четвёртой. Следующие!

Вар и Вит без задержки последовали за вратарём внутрь, раскосый за ними. Мяч уже стоял на середине, терять время не разрешалось. Вит откинул мяч назад Вару, игроки пришли в движение. Раскосый рванулся по правому краю, Вар паснул ему «на ход». Поторопился, мяч тут же перехватили, они стали откатываться назад. Всё тот же длинный парень держался позади атаки и снова получил возможность беспрепятственно ударить с центра. Площадку огласили торжествующие восклицания. В дверях загородки появилась другая четвёрка.

Раскосый стоял рядом, наблюдая за игрой. Вратарь затерялся где-то в толпе.

– Лажанулись, – негромко сказал Вар.

– Нужно не давать бить, – на лице раскосого было недовольное выражение. Рослая четвёрка, мокрая от пота, продолжала быстро разделываться с противниками.

– Только не давайте бить длинному, – сказал Вит, когда они снова оказались на площадке, в центре внимания. Мяч вошёл в игру и начал беспорядочное движение, отскакивая непредсказуемо от загородки и от быстрых ног. Непобедимая команда, чувствовалось, подустала, ни одной стороне не удавалось приблизиться к воротам. Выставлялись локти и подсекались ноги. Никто не жаловался. Вар не упускал длинного из виду.

Раскосый снова первым отважился на рывок. В этот раз пас Вара достиг его. Хороший пас, продольный, на ход. Игрок и мяч соединились за спинами противников. Раскосый не подкачал и, обманув вратаря, вкатил мяч в ворота. Из четырёх глоток вырвались ликующие крики. Следующие!

К тому времени, когда стало темнеть и над площадкой прочно зависло облако пыли, в толпе сформировалось единое мнение.

– Сегодня они короли, – соглашались все.

Выбить их из игры не удалось больше никому. Круглолицый вратарь работал неожиданно решительно и «вытащил» несколько трудных мячей. Тройка в поле испытала полтора часа вдохновения и подъёма, породнивших их, как братьев. Вар и Вит никогда больше не встретились с раскосым, но запомнили его хорошо. И свою игру. Последний гол завершил одну из лучших комбинаций вечера. Вар получил от Вита его коронный скрытый пас по левому краю, в одно касание обвёл защитника, продолжил движение, прострелил вдоль ворот и закричал в восторге, когда раскосый в падении загнал мяч в ворота головой. Замечательный вечер закончился, победители пожали друг другу руки и медленно покинули площадку. Двор быстро опустел, тяжёлая пыль стала оседать в ещё горячем воздухе. Возможно ли лучшее завершение дня?

Вит надеялся, что возможно. Он оставил продолжающего смаковать моменты игры Вара и направился быстро к своей остановке. В половине десятого обещала прийти Нала. Нужно успеть хотя бы смыть пот и пыль. Он не позволял себе, наученный опытом, сильно возбудиться. Уже обманывала. Но не подготовиться на всякий случай было бы непростительно. Через три дня возвращаются из отпуска родители, столько уже времени потрачено впустую. Покачиваясь в быстром вечернем трамвае, он старательно вызывал в воображении картины соблазнительной улыбки Налы и её всегда обтянутого зада. Она давно уже не дразнила его так. Никогда, пожалуй, так не дразнила. Это ему льстило, он догадывался о причине повышенного внимания.

Без четверти десять телефон зазвонил. Вит не сразу узнал голос. Нала говорила медленно, как бы затрудняясь со словами. Ей всё же удавалось отыскивать правильные слова и посылать их с приемлемой частотой в сторону Вита. По мере того как слова втекали в его ухо, глаза Вита расширялись, ускорялось сердцебиение и приходили в движение другие части тела. Затем Нала положила трубку. Вит на мгновение растерялся, возбуждённый мозг соображал с трудом. Он не случайно не сказал Вару о сегодняшней встрече, но в этот момент не мог подумать ни о ком другом. А соображать нужно было быстро. Вит потянулся к телефону.

– Алло, – отозвался усталый голос.

– Приезжай. Налка едет ко мне с какими-то двумя блядями. Она только что позвонила и сказала, чтобы я позвал ещё кого-нибудь.

– Врёт.

– Она говорила по телефону как поддатая и было слышно, что кто-то визжит рядом. Давай приезжай! Не врёт!

Возбуждение на другом конце провода было заразительным, Вар заколебался. Несколько минут назад казалось, что ничто не сможет поднять его, разомлевшего после отличной игры, душа и сытного ужина, с дивана. Тем более в такой жаркий вечер. Придётся вставать. Чего он так разгорячился? Не теряет времени, пока подружка в отъезде. Что-то там произошло. Вар медленно поднялся, задержался в ванной на десять минут, чтобы аккуратно побриться, оделся, вышел на улицу и поймал такси. На неравномерно освещённых улицах по-прежнему не гасла слабая надежда на ночную прохладу. Совсем слабая, в окна быстро движущегося такси заходили струи очень тёплого воздуха. Они развевали мокрые после душа волосы Вара и влажные от пота волосы утомлённого водителя. Ни у кого не возникло желания начать беседу.

За знакомой дверью слышалась знакомая громкая музыка. Вар надавил на кнопку звонка ещё раз. Дверь приоткрылась, появились выпученные глаза Вита. Он казался испуганным. Вар вошёл внутрь и заглянул в гостиную. На диване в небрежной позе сидела светящаяся обычной улыбкой Нала с бокалом в руке. Она помахала Вару, но он забыл ответить на её приветствие.

В середине гостиной танцевали с большим чувством две тонкие шаши, прикрытые только одними трусиками на двоих. Одна из них стояла к Вару раскачивающимся в ритм музыки голым задом, другая тёмными сосками вперёд.

Друзья впоследствии затруднялись в точности вспомнить все детали того вечера. Хотя и не были пьяными. Почти всё вино выпили весёлые танцовщицы. Вит утверждал, что было четыре бутылки. Нала опять ускользнула невредимой, в этот раз без труда. Друзьям было совсем не до неё. При таком-то обилии. Девушки оказались не шашами. В их разговоре слышались незнакомые, порой резкие для тонкого слуха горожан интонации и слова. Их белые тела не привыкли к таким температурам и не терпели на себе никакой одежды. Поздно ночью они надели на себя платья, собрали волосы и утратили почти всякую привлекательность в пресыщенных глазах друзей. Они были отпущены с богом.

Но это случилось после того, как все, кроме незаметно исчезнувшей Налы, хорошо повеселились. Прямо из двери Вара втянули в танцевальный круг, расстегнули рубашку, на его шее повисла беструсовая. Её глаза возбуждали грудь Вара изнутри, а поцелуи – снаружи. Он не помнил, как подхватил её и внёс в другую комнату, в которой стояла большая кровать. Распластанное на кровати тонкое тело стало пассивным и послушным, Вар обращался с ним осторожно, даже нежно, и через некоторое время они притихли в объятиях друг друга, почти как любовники.

После этого они опять танцевали вчетвером, наливали в бокалы вино и возвращались к помятым постелям. Друзья сделали несколько попыток обменяться подружками, но это им не было позволено. Они знали, что будут сожалеть о том, что не настояли, до конца своих дней. Пришло время, когда все устали. Кончилось вино. Разочарованные тем, что их не оставляют на ночь, девушки деловито оделись и быстро закрыли за собой дверь. Вар помог привести квартиру немного в порядок и распрощался с Витом, с лица которого не сходила счастливая, почти детская улыбка. Вот это день.

К середине ночи обессиленный Вар распластался на своей постели и немедленно заснул. Сладкие сновидения пришли позже, с рассветом. Вар… – настойчиво звал его нежный голос. Голос проникал в самые затаённые глубины сердца и наполнял его сладкими чувствами. Счастья и нежности. Принцесса, девушка в платье в горошек? Сон стремительно ускользал. Откуда – то послышался звонок телефона. Вар с трудом нащупал его рукой. Тёплое ухо ощутило неприятную близость трубки. Ушёл сон.

– Алло.

– Дрыхнешь ещё?

– А тебе что не спится в такую рань?

– Какая рань, уже десять часов.

Наверно, почувствовал. Раньше обеда тебя в воскресенье не разбудить. Вит уже позвонил? Вряд ли. На запах, наверно, проснулся. Поздноватенько.

После десяти минут разговора ни о чём надлежащая пауза была выдержана.

– Вчера пришёл поздно от Вита, – лениво произнёс Вар.

– Что делали? – живо последовал вопрос.

– Нала привела к нему двух каких-то приезжих блядей.

– Ну?

– Они поддали и танцевали совершенно голые.

– Ух ты! Что ж меня не позвали?

– Их было двое.

– А Налка?

– А что Налка? Посидела и смылась.

– Эх! Я бы её трахнул.

– Ну да.

Рассказывать такому благодарному слушателю – одно удовольствие. Рэма интересовали, разумеется, все детали, которыми Вар, иногда с паузой, но делился. Деталей оказалось на удивление много. Слишком много, временами сомневался Вар. Рэм охотно всё поглощал.

Через некоторое время Вар стал чувствовать привычное утомление от разговора со своим другом. В этот раз донимало постоянно прерывающее:

– Эх, надо было меня позвать!

Он ещё раз услышал эту фразу, когда рассказывал о неудачных попытках обменяться девушками, и захотел сменить тему. Мелькнула мысль, что Рэму, возможно, удалось бы их убедить. Он не стал делиться этой мыслью. Разговор опять утратил вразумительность, друзья находились в совершенно противоположных точках шкалы удовлетворённости молодого шаша. Вар почувствовал необходимость подняться с постели, они положили трубки телефонов на свои места.

* * *

Рэм остался один на один с острым ощущением несправедливости. Могли бы позвонить. Неприятные чувства были вытеснены вскоре сильными запахами со стороны кухни. Он немедленно отправился туда и вернулся в свою комнату приблизительно через час, преображённый.

У него был в запасе новый номер телефона. Однако этот вариант не представлялся в тот момент самым перспективным для достижения главной цели дня. К тому же он вдруг обнаружил, что не знает, куда задевалась помятая бумажка с шестью цифрами в ряд. Он стал её искать. В карманах разбросанной по комнате одежды, среди вороха бумаг на столе, внутри лежащих повсюду книг. Поиск прерывался телефонными звонками, частыми разведками на кухню и чтением попадавшихся на глаза страниц. Предпочтение отдавалось раскрытым книгам.

Было далеко за полдень, когда бумажка неожиданно обнаружилась. К этому времени стало очевидным, что других вариантов у него сегодня не будет. Пришло время действовать. Пальцы набирающей номер руки немного дрожали. Это был хороший знак.

– Алло, – отозвался тихий голос.

– Привет. Не узнаёшь?

– Узнаю, – услышал он после небольшой паузы. Сердце наполнилось трепетом охотника.

– Ты что сегодня делаешь? – он решил не терять времени.

– Ничего. Жарко.

– Хочешь сходить в кино?

– Хочу, – прозвучало с обнадёживающей готовностью. – А какой фильм?

Этого Рэм не знал. Они договорились встретиться в семь часов у кинотеатра. Он немедленно стал обзванивать всех, кто мог помочь в поисках свободной квартиры на вечер. Такой вот нахал. Летом, в пору отпусков, шансы найти квартиру были неплохие.

Ему удалось не опоздать и быть на площади перед кинотеатром за несколько минут до назначенного времени. Большая и неожиданная удача. А если учесть, как долго он не мог решить, что надеть, то и вовсе невероятная. Подготовка к свиданиям всегда давалась ему нелегко. Особенно выбор одежды. После первой серии примерок он облачился в любимую пару из рубашки с короткими рукавами и лёгких брюк, но, уже готовый к выходу, оглядел себя в зеркале прихожей и остался собой очень недовольным. Последовала ещё одна хаотическая серия, он наконец вышел на улицу в узких тёмно-синих брюках, обтягивающей плотной рубашке и с непривычным ощущением стройности и изящества своей фигуры. Расплата за это ощущение не заставила себя ждать. Он подошёл к остановке.

В автобусе ограничение свободы движения, причиняемое брюками, и общее возбуждение вызвали сначала неконтролируемое шевеление, затем неизбежное затвердение в нежных местах. К тому же было невероятно жарко, струйки пота потекли под плотной тканью брюк. Он держался близко к раскрытому окну и озирался по сторонам одновременно со смущением и вызовом, не замечая, что ловящим каждое движение ветерка пассажирам не было никакого дела до его мучений.

В этом состоянии полной готовности он встретил молодую шашу и поэтому не сразу заметил, как хорошо она выглядела в тот вечер. Не сразу он обратил внимание и на платье в горошек.

А ведь это было то самое платье, которое она носила, когда завладела вниманием обоих друзей. В разное время и при разных обстоятельствах. Факт такого необычного совпадения выяснился совершенно случайно, в одно из ленивых их совместных времяпровождений. Вар, как обычно, полулежал на единственной в комнате кровати, Рэм расположился на полу среди своих книг. Оба отдыхали от угасшего по причине обоюдной усталости не приведшего ни к чему спора. Вар вдруг стал рассказывать о шаше, которую приметил некоторое время назад в автобусе. Она стояла у передней двери, готовясь выйти на остановке, когда внутрь автобуса через люк на крыше вдруг вошёл незваный сильный поток воздуха и, несмотря на старания белых рук, раздул платье в горошек, поднял высоко его края и открыл чрезвычайно привлекательные трусики. И всё остальное. На удачу шаши, в автобусе кроме Вара были ещё только два зрителя, включая водителя. Возможно, это было её неудачей. В заполненном автобусе потоку не удалось бы так разыграться. Кто знает. Но ей несомненно повезло в том, что среди зрителей оказался Вар. После некоторого замешательства он пришёл на помощь – дотянулся и захлопнул люк. Края платья с неохотой опустились.

– Эх, дурак, – оживился в этом месте Рэм.

Шаша ничего не сказала своему спасителю. В этом не было необходимости. Он и так чувствовал себя щедро награждённым. Сразу после того, как встретился с ней взглядом. Как много можно передать в такое мгновение. Автобус остановился, она быстро вышла. У Вара снова появилось лицо.

– Дурак, – ещё раз донеслось с пола.

После эпизода в автобусе Вар стал часто замечать эту шашу по дороге на занятия и обратно. Ему открывалась её неброская красота. Штрихи тщательности в одежде, замысловатое убранство тёмных волос, умные, глубокие глаза.

Рассказ Вара напомнил Рэму о его недавней находке. Он тоже приметил одну симпатичную шашу. Нескольких простых слов, произнесённых Рэмом, внесли неожиданное возбуждение в их разговор. Белое платье в тёмный горошек. Через несколько минут после упоминания платья стало очевидным, что они говорили об одной и той же шаше. Рэм дополнил её описание стройными ногами и притягивающей взгляды грудью. После этого открытия шаша стала частым предметом их разговоров. Они называли её Горошек.

Возможно, было бы лучше, если бы Вар опередил Рэма и первым познакомился с Горошком. Возможно, что это стало бы очень важным событием в их жизни. Вар не знал ещё о том, что Рэм подсел к ней в автобусе, разговорился и взял номер телефона. Ещё не представилась возможность упомянуть об этом. Вар между тем готовил себя к их первой встрече. Ему всегда нужно было много времени, чтобы преодолеть застенчивость и привести в состояние решительности воображение и сердце.

Впрочем, Горошек чувствовала себя легко и свободно в компании обаятельного Рэма, нередко возбуждающего в молодых шашах сильную смесь эротических и материнских инстинктов. Им приятно было находиться в присутствии большого, нуждающегося в опёке ребёнка, непосредственного в поступках и желаниях, наиболее явные из которых вызывали холодящее ощущение в их нежных сосках.

Желания Рэма, разумеется, были написаны на его лице. Это не отпугивало Горошка ничуть. После фильма Рэм повёл её в небольшое кафе, где подавали вино и мороженое. Горошек не отказывалась ни от того, ни от другого и заразительно смеялась шуткам своего ухажёра. Белые щеки и носик симпатично порозовели. Она без колебаний согласилась поехать к другу Рэма.

Квартира была в их полном распоряжении, Рэм успел договориться. Горошка не смутило и это. Заиграла тихая музыка, появились бокалы и ещё одна бутылка вина, прихваченная из кафе. Вскоре после того, как последняя капля вина упала в бокал, их губы встретились. Его – с настойчивостью и напором, её – с желанием и ожиданием. Их руки встречались и расставались. Его – в поисках желанных уголков её тела, её – в нетвёрдой защите их.

Они оба не помнили в точности, как это случилось. Запомнилось только то, что это случилось. Слёзы Горошка застали Рэма врасплох. Он поначалу не принял их всерьёз, но слёзы не думали останавливаться. Когда ему удалось поднять плачущее лицо и посмотреть в совершенно мокрые глаза, указатель его настроения немедленно покинул высшую точку шкалы удовлетворённости молодого шаша. Безмолвные слёзы продолжались, указатель быстро прошёл через состояние недоумения, опустился дальше в состояние вины и остановился, наконец, в положении нетрезвой решимости. Рэм вышел на кухню и вернулся оттуда с ножом.

– Если хочешь, убей меня, – он протянул нож несчастному Горошку.

Нужно заметить, что, хотя он не выбрал самый большой нож в кухонном ящике, его сердце не дрогнуло, когда она подняла лицо и медленно взялась за удобную ручку. Чёрные глаза взглянули на него с решимостью и отчаянием. Быстро угасшими. Вар долго не знал о том, что произошло в тот вечер.

* * *

Рука на мгновенье задержалась на вешалке с платьем в горошек, отодвинула его в сторону и взялась за следующую вешалку. Сегодня придётся надеть что-нибудь полегче. Деньги на такси у неё были, но в семь часов всё равно ещё очень жарко. Они встречаются недалеко от кинотеатра, наверно, пойдут в кино. Ей было всё равно куда. Она вспомнила о другом своём любимом наряде и после недолгого поиска вытащила его на свет. Возбуждение снова сменилось озабоченностью. Блузку придётся подгладить. Она слегка отодвинула плотные занавески, чтобы впустить в комнату солнечный свет, и подошла к зеркалу. Зеркалу неизменно нравилось то, что отражалось в нём. Гибкий силуэт с ещё влажными волосами, ниспадающими на покатые плечи, длинные белые руки, небольшая грудь, черный треугольник у основания ног. Довольная собой, она приняла позу рыжеволосой Венеры.

Комната привычно преобразилась, когда она надела на себя тонкие трусики и лифчик, подсела к столику и взяла в руки карандаш для бровей. Ещё через пятнадцать минут, в короткой юбке и блузке, она уже не принадлежала этому месту. Она спустилась вниз и открыла дверь подъезда, глаза прищурились от яркого света. Вернуться домой за тёмными очками?

В это время с порога своей комнаты Рэм крикнул:

– Когда мясо будет готово?

– Через сорок минут.

– Почему так поздно поставили?

Он не расслышал ответа, но не решался подойти к кухне, в которой уже наверняка пахло невыносимо аппетитно. Сорок минут! Через полчаса он уже должен быть у кинотеатра. Рэм с трудом пытался сосредоточиться на том, что надеть. Благо выбор был небольшой. Он не заметил, как подошло время, вроде только недавно проснулся. Просить о стирке и глажке было уже поздно. В шкафу висела одна пара свежевыглаженных брюк и две рубашки с короткими рукавами. Он выбрал голубенькую. Готовый к выходу, он вошёл в кухню и покинул её только после того, как с большими неудобствами отрезал и поместил в рот кусок горячего полусырого мяса и кусок хлеба, едва не перепачкав при этом одежду. В глазах появилась осмысленность.

Небольшой скверик возле перекрёстка был почти безлюден. Рэм увидел две пустые скамейки, обрадовался, что его опоздание будет незамеченным, и направился к ближайшей скамейке. В это время она показалась на одной из ведущих к скверику дорожек. Сердце Рэма быстро застучало, замерло и начало стучать опять в минуты её быстрого приближения. Она непринуждённо махнула ему рукой.

Он не мог сосредоточиться на отдельных деталях её внешности. Ни на том, как идут ей эта юбка и белая блузка, ни на том, как затейливо уложены темные волосы, как хороши на открытых пространствах изящные бусы. Самым отчётливым его чувством было сомнение в том, что ему следует находиться рядом с такой шашей. Сомнения были преодолены быстро. Благодаря широкой и радостной, почти детской улыбке на лице Горошка. В другие времена такая улыбка насторожила и отпугнула бы Рэма. В совсем другие времена. В тот момент он несказанно ей обрадовался и улыбался в ответ.

Они встречались почти каждый день и уже видели этот фильм. Никто не возражал. Тем более что фильм им очень понравился. Такое вкусное мороженое продавали только внутри кинотеатра. Две руки держали вафельный конус с мороженым, две другие были вместе.

После кино они отправились в долгий путь к дому Горошка, через два парка, множество перекрёстков и закоулков, отдавая предпочтение полутёмным. Они уже знали дорогу хорошо. Рэму очень нравились звуки её немного низкого, спокойного голоса. Всё было интересно Горошку. По мере приближения к её дому они намеренно сходили с маршрута и углублялись в незнакомые улицы, только чтобы обнаружить, что обход был слишком короткий.

Давно наступило время, когда начали беспокоиться родители. Они молча целовались в тени большого дерева. В окне квартиры Горошка горел свет.

Он отпустил её талию, белое пятно быстро заскользило в темноте. Открылась и закрылась дверь подъезда. Через несколько минут она показалась в своём окне и махнула ему рукой. Рэм зашагал быстрым шагом в сторону большой дороги, проверяя в карманах, хватит ли ему денег на такси.

* * *

Застряв в последний месяц лета в городе, молодой шаш обязательно поклянётся не повторить этой ошибки в следующем году. B течение трёх-четырёх недель жара окончательно одолевает Шаш. Не такая, на которую жалуются жители городов за пределами долины. Шаши посмеиваются над тем, что называют невыносимо жаркой погодой в тех местах. Лето должно быть жарким. Чтобы, пробудившись утром, тело сразу почувствовало быстро накапливающееся в воздухе тепло едва показавшегося Солнца. Чтобы в середине дня по опустевшим улицам передвигались полупустые трамваи и автобусы с раскрытыми до конца окнами и люками на крышах. Чтобы на коротких остановках на неподвижных телах пассажиров мгновенно выступал пот и затем испарялся под горячими струями пришедшего в движение вместе с транспортом воздуха. Чтобы мечталось подремать после обеда под прикрытием листвы большого дерева или в полумраке затемнённой плотными занавесками комнаты. Чтобы на пути к городу успевали нагреться в каналах быстрые струи ледниковой воды. Чтобы можно было насладиться быстрым погружением в прохладную воду и приятным возвращением обратно в горячий воздух. Чтобы, обильно орошённые, наливались соками разнообразные большие и маленькие плоды и находили дорогу в благодарные рты шашей, принося коротко живущее ощущение блаженства и счастья.

Однако неизбежно приходит время, когда и шаши соглашаются, хоть и неохотно, что лета становится слишком много. Когда не успевают уже охладиться за ночь стены и крыши жилищ и раннее утро не приносит восстанавливающей тело прохлады. Когда не находят спасения даже те, кто имеет возможность расстилать свои постели близко к земле под открытым небом. Когда разгар дня застаёт всё живое в городе скрывающимся в тенистых местах, и таких мест становится меньше с каждым часом. Когда начинает утомлять неподвижность и густота воздуха. Когда леность и апатия овладевают горожанами. Когда приходят мысли о далёких прохладных и приятных местах.

Разумеется, только глупостью можно было объяснить то, что Вар потащился в такой день в такую даль. И, как оказалось, напрасно. Дорога домой исчерпала остатки его терпения. Хотя трамвай ехал довольно резво, не было конца этим пустым раскалённым остановкам. Со значительным опозданием он узнал в вошедшей на одной из них Зару. Она без задержки подошла к нему и плюхнулась на сиденье рядом.

– Привет!

– Привет! – ответил он, не меняя положения застывшего в неудобной позе тела подальше от горячей спинки сиденья. Правая щека чувствовала жар солнечной стороны.

– Уф! – произнесли они оба, когда в вибрирующем салоне опять началось движение воздуха.

– Как дела?

– Хорошо, – она вытерла платком лоб и шею.

– Скорей бы это всё кончилось. Какой я дурак, что остался в городе. Уже забыл, как плохо здесь в это время. Жарища, и никого нет.

– Я думала, что ты уехал.

– Я тоже думал. Не получилось.

– Ты куда, домой?

– Угу.

Пропущенные платком капельки пота исчезали за линией выреза платья и, следуя рельефу, устремлялись к выемке груди, прикрытой от ленивого взгляда лёгкой тканью платья. Не меняя положения головы, Вар затруднялся определить, надето ли там что-то еще, под платьем. Скорей всего, нет. Они сидели гораздо ближе друг к другу, чем предписывают правила хорошего тона в раскалённом полупустом трамвае. Открытые шея, плечи и руки без всякого стеснения испускали жар.

Этому телу всегда нравилось быть в его присутствии. Это тело почти не сомневалось в том, какие оно вызывает у него мысли и желания. Там, внизу, обтянуты трусиками две упругие ягодицы. Возможно, даже прохладные. Шутка. Распространялись слухи, что это хозяйство перешло в чужое распоряжение. У Зары появился шаш. Но это ещё не было причиной сомневаться в том, что Вар лишился своих прав.

Между их телами всегда возникало взаимное притяжение значительно более сильное, чем электрическое, и, разумеется, гравитационное. Притяжение, которое трудно было отрицать и игнорировать. Не совсем типичное притяжение двух типичных экземпляров противоположного пола. Эта рука знала, как обхватить эту грудь, нетерпеливо и возбуждающе. Эти бёдра знали, как принять это мускулистое тело беззащитно и бесстыдно.

Не менее примечательным было и то, что отсутствовало в этом притяжении. Их миры стремительно расходились в стороны по мере сближения тел. Их взгляды теряли присущую им выразительность и ум. Их чувства теряли благородность и теплоту.

Они успели восполнить двухмесячный пробел в общении до того, как Заре нужно было выходить. Было о чём рассказать и что обсудить. Было о чём умолчать. Ничто не мешало им продолжить дома у Зары, всего в нескольких минутах от остановки. Этого не случилось, и не только по причине жары.

К тому времени, когда Вар наконец подставил своё тело под слабую струю душа, Зара лежала в лёгком халате на диване на неосвещённой стороне квартиры, мокрой головой на подушке и с томительными ощущениями внутри. Потолок пересекла узкая яркая полоса света, прокравшаяся сквозь щель в плотных занавесках. Некоторое время она раздумывала о причине колебания яркости полосы. Горячий воздух шевелит листву дерева за окном. Она переменила положение, халат раскрылся и оголил левую грудь, сразу привлёкшую её критический взгляд. Непримечательный бугорок с торчащим соском. В вертикальном положении эта часть её тела смотрится гораздо лучше. Она разглядывала её без большой симпатии, но снисходительно. Самоуничижительные осмотры прекратились, когда она с радостью обнаружила, что и на эту грудь есть достаточно охотников. Что не всё внимание растрачивается на большие упругие шары, которыми, казалось, заполнена вселенная. И что среди охотников попадаются вполне желанные экземпляры.

Встреча в трамвае словно уже заполнила день, хотя в нём уже случились и должны были случиться другие важные события. Заре это не нравилось. Она обнаружила, что исчерпала весь гнев зимней поры, и опасалась возврата чувства беззащитности. Она уже была готова к переменам. Вернее сказать, надеялась на них. Раздался звонок. Зара неторопливо подошла к двери и посмотрела в глазок. Она увидела широкую улыбку и букет цветов.

* * *

– Да ты её ещё даже не видела!

– Девочки их встречали несколько раз.

– Какие девочки!

– Что ты сердишься?

– Да ты говоришь о чём не знаешь, – Вару не нравилось, какой оборот принимает их разговор, но терпеть было выше сил. Даже ради невысказанной цели звонка. Он застал Зару поздним вечером через несколько дней после встречи в трамвае. И застал её в вполне подходящем настроении. Как казалось.

– Она просто уехала домой на каникулы на всё лето.

– Я слышала, что Вит сделал ей предложение, а она отказала и уехала.

– Бред.

– Тебе он ничего не говорил?

– Мне он ничего не говорил.

Им пора было бы перейти на более полезную тему, но Зара упускала возможность за возможностью.

– А правда, что она намного старше его?

– Не знаю, сколько ей лет, но непохоже. Она ещё учится.

– Нам кажется, что она ему не пара.

– Ты же её ещё не видела.

– Девочки видели.

Такую Зару Вар не мог долго терпеть. Даже по телефону. Даже в состоянии томления.

– Про тебя тоже ходят слухи, – Вар приветствовал последовавшую паузу.

– Сколько уже времени?

– Двенадцать с чем-то. Пора спать, хотя не хочется в такую жару. Ты что завтра делаешь? – наступил решающий момент.

– Не знаю, – прозвучало устало и не обнадёживающе.

– Пока.

Вар встал с постели и подошёл к окну. Город излучал совсем мало света. Казалось, что фонари на их безлюдной улице тоже не работают в полную силу. Нагретый воздух лениво устремлялся вверх, унося с собой без ощутимой пользы накопленное за день тепло земли. Сквозь густоту подвешенной в воздухе пыли едва пробивался свет самых ярких звёзд. Где-то пряталась луна. Уже много дней как опустел Шаш, в сердце Вара поселилось чувство одиночества. Он и сам как будто исчез из города раньше всех. Телефон молчал, никто не рассчитывал застать его дома в это время. Никто не поднимал трубку на другом конце провода. Пропали Рэм, Вит. Наверно, на своих любимых побережьях. Давно он не проводил этот месяц в городе. Чем могут быть заняты сейчас его также застрявшие здесь вместе с ним друзья?

Взгляд устремился в темноту. Далеко за чертой города, за обширными пространствами и горными грядами, густота ночи разбавляется отражённым ото льда и снега светом. Холод примораживает не успевшие за день вытаять и скатиться вниз камни. Завтра им представится ещё одна возможность упасть на ледник и найти на его поверхности постоянное место. На многие десятилетия. Или попасть в ледяную борозду ручья, разогнаться в потоке воды и исчезнуть в большой трещине. Также надолго. Завтра здесь опять будет властвовать Солнце, как уже много дней подряд. Не ослабленное тучами. На это рассчитывают пришедшие в цирк перед наступлением темноты люди. На длинный сухой тёплый день, чтобы преодолеть их завтрашний длинный путь к вершине и спуститься обратно. Нужно только будет быть внимательными в камнеопасных местах.

Издали донёсся длинный гудок. Поезд? Где-то в той стороне находится дом, в котором живёт Горошек. Он потерял её след с начала каникул. Он чувствовал, что готов уже переместить её в реальный мир. Приблизиться, сесть рядом и вдохнуть запах её тела, ощутить близость нежной кожи. Она должна быть очень нежной, эта белая кожа. Узнать, как смеются её глаза и губы.

Вар вернулся к своей постели, лёг на живот и закрыл глаза. Не бывает плохого времени в городе Шаш. Завтра он сделает то, что уже давно не делал – отправится утром на канал. Там наверняка полно людей, как в школьные лета. В такую-то погоду. Сейчас холодная вода канала в самый раз. Обжигает. Может, встретит кого-нибудь из старых приятелей. Если повезёт, то может появиться и один из волновавших его когда-то тонких силуэтов.

* * *

Вар подошёл поближе и внимательно осмотрел плотное скопление лежащих, стоящих, двигающихся тел. Взрослые и дети, школьники и школьницы. Жарко. Это место одно их самых удобных и популярных в округе. Когда-то было их любимым местом. Никого. Он стоял в нерешительности. Отправляться обратно без того, чтобы окунуться хоть раз, было глупо. Хотелось скорей в воду. Он ещё раз оглядел толпу и направился в сторону от неё, к кустам, где берег канала обрывистый и довольно высокий. Там его ждал приятный сюрприз.

– Рин! Как дела!

– Привет! Давно не виделись.

– Ты почему не на работе?

– Воскресенье.

– Ах да. Забыл. Поэтому-то и толпа такая сегодня.

– Жарко.

– А я думал, что ты и по воскресеньям работаешь. Никого из наших!

– Никого.

Рин лениво встал и подошёл к берегу.

– Подожди, дай раздеться. Я тоже окунусь.

– Я не в воду, – в руках Рина появилась мокрая сетка с бутылками пива.

– Класс! Только давай сначала искупнёмся.

Без задержки текут воды канала, подталкивая друг друга. Местами они вихрятся, местами даже бурлят. Мутные, непредсказуемые. Вдруг покажется из них верхняя часть большой коряги и затем быстро уйдёт вниз. Или блеснёт горлышком полупустая бутылка, или появится ещё что-нибудь из того, что решат бросить в канал люди вверху по течению. Нельзя никогда быть уверенным, что между поверхностью и дном на глубине в полтора-два метра нет ничего, кроме воды и взвешенной в ней глины. Поэтому, когда после разбега в несколько шагов оттолкнёшься ногой от края берега и начнёшь быстро приближаться к воде с вытянутыми вперёд руками, никогда не знаешь, что встретит твою голову там, под водой. Вынырнув, Вар стал быстро грести против течения к выступающим из берега корням кустов. Хватаясь за корни, он сначала выбрался из воды, затем с усилиями взобрался на высокий берег.

Прохладное пиво ударило в голову после нескольких глотков. Они расположились на скудной траве, ещё сохранившейся в тени кустов. Со стороны канала веяло прохладой.

– Как дела?

– Работаю. Сегодня не поставили в график. А так почти каждое воскресенье пашу.

– Скоро будешь богатеньким.

– Дом надо строить. В следующем году свадьба.

– Помню, говорил. Уже накопил?

– Помогут.

– Отличное пиво! Где достал?

– Брат привёз из маршрута.

– Он всё разъезжает по долине?

– Ему нравится. Подальше от жены.

– Я слышал, что там уже не делают пива после погромов.

– Нет, завод не тронули. Говорит, что очень много домов пожгли и убили много людей.

– Кто это всё сделал?

– Их там не любят за наглость. Помнишь, когда мы вместе гуляли, со мной был один, с усами? Он из тех мест. Его брата посадили. Он тоже, говорят, участвовал.

– То-то он был такой злой.

– Они там вообще приезжих не любят. А тех особенно.

Вокруг деловито суетились муравьи. Глаза закрывались, пожалуй, не удастся теперь подняться без короткого сна.

– Мы случайно не легли на муравейник?

– Вроде нет.

– Меня они тоже считают чужим? Мои родители сюда приехали, но я родился в Шаше. Здесь моя земля.

– Мы живём здесь испокон веков. Кому понравится, когда приезжие начинают хозяйничать? У них на пивном заводе не было ни одного начальника из местных. Сейчас поставили.

– Да брось ты, Рин! Что же людей из-за этого убивать?

– Мальчики, здравствуйте. Вы что так громко разговариваете?

Они повернули головы в сторону голоса и увидели сначала большую шляпу, затем различили знакомое веснушчатое лицо.

– Привет! – друзья приподнялись с земли, и их головы оказались как раз на нужном уровне – куполов купальника. Холодные капли стекали с мокрых плеч и рук.

– Мы как раз говорили о том, что нет никого из наших.

– Я вас не заметила, но мне сказали, что вы здесь.

– Кто? Мы никого не видели.

– Да, наших мало приходит. Я здесь часто бываю, но вас никогда не вижу. Как дела?

Облагораживающее присутствие шаш! Время прошло незаметно, как в прежние времена. Пиво закончилось, они по очереди клали голову на землю среди муравьёв, дремали несколько минут и пробуждались, готовые к новым подвигам. К их большому разочарованию, уговорить шляпку пойти с ними в кафе не удалось. Не сомневаясь, что у неё была серьёзная на это причина, они тепло попрощались и направились туда вдвоём. Запах жареного мяса моментально возбудил аппетит. За первой партией последовала вторая. Запивалось всё это тёплым, кисловатым вином.

Возобновился спор. Вернее, спорил Вар. С самим собой и молча кивающим Рином. Неуместный между этими двумя шашами спор. В какой-то момент возникла идея придать веселью масштаб, и они стали звонить друзьям, пока не вспомнили:

– Эх, никого нет в городе!

* * *

В такие дни никто не жалуется на погоду в городе Шаш. Не бывает здесь лучше погоды. Днём по белесому небу разбросано несколько лёгких облачков. Время от времени на людей и предметы набегают их тени. Но горожане уже не ищут тени, напротив, подставляют при первой возможности свои лица приятному теплу осеннего Солнца. В чистом сухом воздухе расширяется горизонт во всех направлениях. С хорошего возвышения можно увидеть самые высокие пики гор. Дождей не бывает по многу дней, ни к чему уже дожди в долине в это время. Почти всё отцвело и отдаёт теперь свои плоды. Только бесконечные тёмно-коричневые поля ещё в ожидании, но они давно уже получили всю необходимую влагу и нуждаются только в тепле Солнца. В непрерывной череде ясных дней.

В самой горячей точке дня воздух прогревается как раз настолько, чтобы шаши могли лучше оценить прохладу вечера. Красные лучи проникают сквозь готовящуюся опасть листву, сквозь обесцвеченные за лето занавески, сквозь пыльные стёкла в умиротворённые дома заканчивающих день шашей. Нет лучше времени, чтобы заглянуть в кладовку или под кровать и выкатить оттуда зелёный полосатый шар, нарезать его вдоль полос большими ломтями и есть вперемежку с куском тёплого плоского хлеба, осторожно выплёвывая чёрные косточки. Или помыть под быстрой струёй гроздь удлинённых чёрных плодов и поглощать их сладкую мякоть, не ожидая косточек. Если благоприятствует обстановка, то можно открыть бутылку вина, разлить по бокалам, вдохнуть его аромат и заглушить сладость во рту кисловато-горьким вкусом.

В такое время все шаши чувствуют себя хорошо в своих домах. И в удобных для жизни, и в совсем малопригодных. И в чистых, благоустроенных районах города, и в давно запущенных. И на этажах многоквартирок, и на окружённых забором участках земли. В домах и не жарко, и не холодно, на столах – доступное всем изобилие земли. Переполненные базары встречают доброжелательно всех – и считающих, и разбрасывающих деньги.

Это время, когда дети всех шашей одеты по погоде и все одинаково хорошо учатся в начале учебного года. Когда после сна, светлым свежим утром, тела женщин становятся податливей и доступней. Когда, проснувшись рано, можно помечтать в тишине, приветствуя первые лучи Солнца.

Это время, когда в городе бьётся самое большое количество добрых и благожелательных сердец. Интересные это устройства – человеческие сердца. Отчего им не быть всегда добрыми и благожелательными?

Вар читал занимательную книгу. С большим количеством персонажей. Удивительно, но он быстро запомнил их всех уже в самом начале и почти не возвращался назад. Большая для него редкость. Каждый персонаж был описан с большой симпатией. Вполне завидная и беззаботная жизнь у них. Дружат и ссорятся, играют и дерутся. Обхаживают и совокупляются. Во всевозможных комбинациях, и стар и млад. В укромных уголках и на глазах посетителей. Вызывая интерес у ребёнка с мороженым, оживление в глазах его папы и бог знает какие мысли у мамы. Только в таких местах книги Вар вспоминал, что это не о людях. А о группе шимпанзе, живущих в относительной свободе небольшого островка в зоопарке.

– Смотри, как дрючит! Пристроился сзади – и такой довольный. Интересно, почему у них члены тонкие? – Рэм с живым интересом разглядывал многочисленные фотографии в книге. Вар уже пожалел, что привлёк к ней внимание.

– Там написано.

– Что же мне, читать?

– Не помню. Есть какие-то преимущества у тонких.

– Сомневаюсь. А что это они там друг у друга в задницах ищут?

– Это они оказывают внимание.

– Понимают. Помнишь шашу в горошек? Я с ней познакомился.

– Когда?!

– Давно, месяца с три уже.

– Три месяца! И молчал! Я уже собрался к ней подойти.

– Долго собирался. Классная шаша! Откуда у тебя эта книга?

– Ну и как?

– Классная шаша!

– Козёл.

– Надо было не зевать, а ты тут книжки читаешь. Это твоя закладка? Почти всё прочитал. Ну и как?

– Интересно, что они на нас похожи. И мы на них.

– Вы, может, и похожи, а мы нет. А эта вроде совсем молоденькая, хотя по их мордам не поймешь.

– Где? Да, эта молоденькая. Они, как созревают, начинают трахаться без особого разбору.

– А говоришь – похожи.

– Ты-то уж точно похож. Посмотри на себя. Я уже прочитал. Хочешь – возьми. На самом деле – почти как люди. Интриги, борьба за власть. Разве что не убивают друг друга.

– А что им делить? В зоопарке всех кормят и баб хватает, – Рэм закрыл книгу.

– Конечно, там за ними следят. На воле они ведут себя гораздо агрессивней. Могут разодрать чужака в клочья. А в зоопарке за самок большей частью воюют, более-менее мирно.

– Ты же сказал, без разбору трахаются.

– Когда им позволяют.

– А… Я бы тоже не позволял. Порядок должен быть.

– Хочешь пива? Холодное.

– Нет, мне скоро уходить надо.

– Уходить? Только пришёл.

– Я по дороге. Мне надо быть в шесть часов у вашего кафе. Там, кстати, продают ещё белое вино? Помнишь, пили.

– Там всегда есть вино. Подцепил кого-то?

– Я же сказал.

– Горошек?

– Да. Почти каждый день встречаемся.

Вар внимательно осмотрел своего друга и наконец понял, что было необычно в его внешности. Аккуратность. Глаженые брюки и рубашка, расчёсанные волосы. Нет, не только это.

– Ну дела! Ты что, совсем серьёзно?

– Классная шаша. Хочешь с нами посидеть?

– Я без денег.

– Угощаю.

– Чудеса.

Кафе, которое они привыкли называть своим, было довольно невзрачным на вид и располагалось далеко от шумных улиц. Поэтому в шесть часов вечера там всегда можно было найти столик у воды на нависающей над каналом террасе. От воды веяло прохладой, всё ещё желанной в тёплый осенний вечер. Было несколько довольно шумных столиков. Горошек опаздывала, они не спешили заказывать и поддерживали вялый разговор.

– Она придёт, не беспокойся. Давай пока возьмём вина.

– Мне-то зачем беспокоиться? Ты платишь – ты и заказывай. Я могу подождать.

Они подождали. В сердце Вара против желания проникали волнение и грусть. Он первым заметил, когда она появилась у входа, вошла и быстро направилась в их сторону с лёгкой улыбкой на лице, смущения и достоинства. Друзья невольно встали, головы на веранде повернулись. Удивительным был не только факт поцелуя парочки, но и то, что Рэм был совершенно готов к нему и сиял от удовольствия. Они представились.

– Вар, – он пожал протянутую после небольшой заминки влажную руку, надеясь, что его волнение не будет замечено.

– Быстро нашла?

– Да, только сначала пошла в другую сторону.

– Я же говорил – влево, в сторону больших домов.

Рэм немедленно отправился за вином. Пауза. Ну что ж, будем считать, что мы совершенно незнакомы. Впрочем, не совсем.

– Рэм очень часто говорит о тебе. Вы хорошие друзья?

– Наверно.

Губы, пожалуй, слишком яркие и блестят. А грудь вблизи кажется больше. Подложила. Вар испытывал такое знакомое и всегда желанное ощущение возбуждающего присутствия. Сердце билось быстро и радостно, лицом завладела широкая глуповатая улыбка. Глуповатость улыбки была замечена только Рэмом, вернувшимся с бутылкой вина. Он, разумеется, удержался от комментария. Все по нескольку раз согласились, что вино хорошее. Как ему было быть плохим?

– Вы здесь встретились?

– Нет, я живу совсем рядом, Рэм заглянул по дороге.

– Он стал мне хвастаться новой книгой. Картинки ничего.

– Какая книга?

– Про мартышек.

– Шимпанзе в зоопарке.

– А, я, наверно, знаю, о какой книге вы говорите. Нам нужно написать лабораторку по ней, – Горошек улыбнулась Рэму и обратилась к Вару: – А ты откуда про неё знаешь?

– Видел у кого-то в руках в автобусе. Броская обложка.

– На картинки засмотрелся.

– Я, в отличие от некоторых, читаю книги, а не только рассматриваю картинки.

– Скажи ещё, что ты больше меня читаешь.

– Я тоже в автобусе читаю. Тебе она понравилась? Я ещё только в середине, а времени совсем немного осталось.

– Интересные параллели. Посмотришь на них – и незачем задавать вопросы о нас.

– Тебе нужно ещё прочитать критику. У меня есть список, если хочешь. Очень длинный только. У нас хороший профессор, но даёт слишком много. А без этой лабораторки, сказал, не будет зачёта.

– Занималась? – Вар обратил внимание на испачканные чернилами кончики пальцев.

– Целый день, аж голова болит!

– Это мы сейчас вылечим.

– Ой, она у меня и так уже кружится.

– Но не болит. Смотри, я тебе совсем немножко налил. Пойду проверю, как там наш заказ.

– Неужели! – Вар уже давно страдал от запахов жарящегося на огне мяса, но, безденежный, помалкивал.

– По четыре палочки на каждого.

– Спаситель! Я сегодня без денег, – объяснил Вар, смотря в спину удаляющемуся Рэму.

– У меня есть деньги, если не хватит.

Сердце уже предчувствовало грусть расставания. Взгляды обрели дружескую непринуждённость. Стало позволительным смотреть прямо в большие чёрные глаза. И улыбаться.

– На какие вопросы ты ищешь ответа?

– Вопросов всегда много. А после событий прошлой осени они кажутся всё важней.

– Интересно! Наш профессор говорил как раз об этом. Трудно поверить, что такое могло случиться в нашей долине. Но мне не до вопросов – сдать бы лабораторную. Нужно прочитать ещё две книги, обязательно критику на каждую, а потом написать по крайней мере десять страниц.

– Не так уж трудно, если подумать. Просто не хочется верить. Ваш профессор рискует.

– Он уже совсем старенький, ему, наверно, всё равно.

– Ещё не готово, – появился недовольный Рэм. – Наверно, те перехватили, – кивнул он в сторону шумной группы, сидящей за несколькими составленными вместе столиками.

– Ты спросил когда?

– Только поставил. Минут десять-пятнадцать.

– Всё равно, мне трудно это понять.

– О чём разговор?

– Чего уж тут трудного. Собралась толпа, в толпе всем вольно.

– А может у нас такое случиться?

– Вряд ли.

– Оставь вас на несколько минут одних. Читатели.

Вино уже не шло без сопровождения. Горячие куски мяса, несомненно, улучшили бы ситуацию. Рэм стал рассказывать старую историю, которую он всегда вспоминает в присутствии незнакомых шаш. Удивительно, что у него ещё остались нерассказанные. Повторяется? Горошек смеялась. Смеялась так, как должны смеяться молодые шашы. С искринкой всепонимания в глазах, с детской улыбкой на лице. Губами, движение которых заставляет сердце то замирать, то стучать учащённо.

– Пойду проверю, – поднялся с места Вар.

Мясо уже было почти готово, задымлённый продавец энергично хлопотал. Рядом с ним уже стоял один желающий.

– Двенадцать палочек наши, – громко заявил подошедший Вар.

– После нас, дорогой.

Вино, смешанное с наглым взглядом – взрывоопасная комбинация. Вар мгновенно вскипел.

– Это ты после нас. Мы уже давно ждём, – Вар посмотрел на продавца и снова на противника. Наглый взгляд сменила напряжённо-пренебрежительная улыбка.

– Не надо ссориться, всем хватит, через десять минут я сделаю ещё столько же.

– Эти двенадцать палочек наши, – наверно, слишком громко повторил Вар. Продавец и второй покупатель обменялись фразами на родном языке.

– Иди рассчитывайся, – Вар поставил блюдо на стол. – Давай быстрей, остывает.

– Ты с кем там успел поругаться? – спросил Рэм по возвращении.

– Да… Хорошо подошёл вовремя, а то опять бы перехватили.

– Эти, что ли.

– Да вон тот, круглолицый. Нагловатый.

– Всё в порядке, – в один голос они заверили обеспокоенную подружку.

Никуда не хотелось уходить. Кафе закрылось, они уговорили хозяина разрешить им остаться на веранде, предварительно отдав ему двойную цену за две бутылки вина. К этому времени деньги остались только в маленькой красной сумочке, откуда они охотно доставались белыми руками с перепачканными чернилами кончиками пальцев. Террасу освещал один тусклый фонарь, который ушедший хозяин попросил выключить, когда они уйдут. Шум утихающего где-то за темнотой густой листвы города приглушался журчанием воды канала.

Они столько узнали друг о друге за этот вечер. Рэм и Вар рассказывали благодарной слушательнице все достойные упоминания их общие истории. В историях было всё для внимательного уха. Всё, что было важно знать о друзьях. На самом деле уже нечего и добавить тому, кто умеет слушать. Горошек внимательно слушала и не упускала случая вставить слово.

Белые плечи начали зябнуть и отказывались накинуть на себя рубашку Рэма. Друзья погасили свет на веранде и вышли из кафе.