Удачлив тот, кто называет город Шаш своим домом. Благословенное место издавна притягивает жителей долины и пришельцев из других краёв. Далеко доходит молва о щедрой земле, на которой приносит плоды даже сухая палка. Если полить её обильно водой. Где молодые женщины плодоносят почти каждый год. Где длинное жаркое лето переходит в длинную тёплую осень. Где за короткой зимой следует короткая, кружащая головы весна. Где чужаков встречают не с неприязнью и подозрением, а с любопытством и осторожностью. Где не бывает сильных ураганов, больших наводнений и многих других природных бедствий. Разве что затрясётся вдруг земля.

По-разному устраиваются горожане. Одни – в одноэтажных тихих районах с огороженными забором дворами и мало освещёнными улицами, другие – в шумных многоэтажных, где из окон выплёскивается много звуков и вечернего света. Где бы они ни жили, в большом городе не избежать скопления людей. На оживлённых улицах, в магазинах, в кинотеатрах, в вечерних парках, где играет музыка и продают мороженое. Одни жители стремятся подальше от этого многолюдья, других оно притягивает.

Но есть в городе места, где редкий шаш не чувствуют себя как дома. Там всегда стоят сильные возбуждающие запахи – и в сырую погоду, и в жаркую, и в ветреную, и в тихую. Запахи меняются с чередой времён года, достигая наибольшей силы к концу лета и началу осени. В этих местах всегда оживление, множество лиц и голосов. Лишь в самую холодную погоду они пустеют и затихают. Совсем ненадолго.

Настоящий шаш не приходит сюда в спешке. Зачем? Базар большой, нужно пройтись по всем рядам, присмотреть хороший товар и сговорчивого торговца. Невозможно определить, какой он, торговец, если не переброситься с ним несколькими словами. Затем ещё несколькими, и ещё. Никогда не знаешь, уступит ли он сразу или будет упорно стоять на своём. Полезно держать в памяти несколько правил. Ни при каких обстоятельствах нельзя соглашаться сразу, даже если цена вам покажется хорошей. С этим не следует спешить. Настоящий шаш всегда предложит меньше. А если хозяин не поддаётся, попробует обратить внимание на товар его соседа. Эти уловки, разумеется, известны всем и редко помогают, но независимо от исхода торгов стороны всегда расстаются с чувством хорошей сделки. Как можно здесь прогадать?

Называющему себя шашем чрезвычайно полезно приходить сюда хотя бы иногда. Чтобы не забывать, какие человеческие типы родит его земля. Неожиданные, повседневные и неповседневные лица. Предлагающий плоды своих трудов житель пригорода с натруженными руками. Привезший дорогой экзотический фрукт из другого конца долины немногословный чужак. Предприимчивый горожанин, перекупающий товар, выращенный другими. Его подрастающий сын или младший брат, проходящий ускоренную школу жизни. Неуступчивая пожилая горожанка, продающая излишки со своего огорода. Выставит небольшие мешочки с непортящимся товаром аккуратно одетый старик с белой бородой.

Проходы между рядами заполнятся сначала домохозяйками с большими сумками. Располагающими целым днём пожилыми шашами. Неизвестно чем занимающимися мужчинами всех возрастов, шофёрами, грузчиками и просто бездельниками. К концу дня деловито пройдутся между рядами работающие жёны, добирая необходимое для ужина. Позже покажутся их мужья, чтобы вдохнуть силу и свежесть земли. В летнее время заглянут после купания школьники и купят вскладчину сочный плод. Соберётся большая толпа возле пивной бочки у ворот.

Возможно ли представить, наблюдая это многолюдье, что в нём таятся совершенно другие настроения? Из другой книги человеческих отношений. Нечасто, по счастью, открываемой. Нет, такие мысли совершенно не могут возникнуть. Спросите у торговца сушёными фруктами. Возможно ли найти правильные слова, чтобы он понял, о чём его спрашивают?

Лишь город не удивился бы таким расспросам. Ему ли не знать своих обитателей? Столько их уже пришло и ушло, разных кровей, цветов, языков и вероисповеданий. И нет потоку конца. Его не обманывает их разнообразие. Он его едва замечает. Изредка он скидывает с себя дрёму и прислушивается. Что происходит внутри этих неспокойных существ?

В тёмнокожем молодом торговце, не отрывающем глаз от уверенно выбирающих его лучшие плоды белых рук цветущей шаши. Её покровительственное кокетство погружает его сердце в самые глубины скрытых желаний. В пожилой некоренной горожанке с усталыми глазами, неожиданно нашедшей одиночество вдали от мест, где она родилась. В плохо понимающем язык покупателей коренном жителе долины, приехавшем в город продать подороже свой товар. В обращающемся к нему с оттенком превосходства горожанине, так и не выучившем языка земли, на которой он родился. В обыкновенных носителях нечуждых порой жестокости сердец и чуждых порой мысли голов.

* * *

Нельзя сказать, что Рин всегда неохотно отправлялся на работу в выходные дни. Раз на раз не приходился. Иногда он с трудом поднимал себя с постели ранним воскресным или субботним утром, в другой раз, наоборот, был рад убраться из дома, где для него всё равно нашлась бы какая-нибудь работа. Зимой становилось скучновато – и холодней, и заработок меньше, зато в разгар лета просыпаться было совсем нетрудно.

Его настроение не имело никакого значения. За внеурочную работу в дни отдыха платили в полтора раза больше и охотней накидывали дополнительно за быструю и аккуратную доставку. После редкого невыхода у него почти всегда оставалось сожаление о незаработанных деньгах. Деньги были нужны. Деньги в их семье всегда были нужны, это он усвоил рано, наблюдая, как один за другим стали тянуть лямку его старшие братья. Вместе с остальными сверстниками по соседству. На смену отцам, которые начинали потихоньку сдавать и сетовать на здоровье.

В выходные позволялось побаловать себя хорошим обедом и по желанию кружкой пива, которое неизменно входило внутрь с большой готовностью, приглашая за собой следующую. За рулём много нельзя, Рин, за редким исключением, умел воздержаться. Нарушать правила было не в его привычке.

Он как раз думал о еде и о паре кружек пива, когда поворачивал машину к небольшой площади перед южными воротами базара. Напротив ворот находилось его любимое место, где в это время уже должно было пахнуть поджаривающимся на огне мясом.

Закончив поворот, он надавил от неожиданности на тормоза. Впереди что-то происходило. Дорогу загораживала большая масса людей. Он сразу почувствовал, что возбуждённая. Она заполнила всю площадь до самых ворот. Вокруг быстро и хаотически двигались люди, одни из толпы, другие в неё. Казалось, что больше людей выходило, чем входило, но толпа как будто нарастала на глазах. Справа что-то дымилось. Рин машинально заглушил двигатель и пытался разглядеть, что происходит. Там, за колыханием тёмных спин.

Вдруг масса перед ним заволновалась и расступилась. Из неё выбежал почти раздетый, окровавленный человек. Он подбежал к машине, дёрнул за ручку двери – дверь была на замке, и, прежде чем Рин успел отреагировать, исчез сзади, парализовав Рина выражением безнадёжности в глазах. Немедленно из глубины толпы показалась ещё более возбуждённая группа людей и исчезла из вида в том же направлении, что и окровавленный. За ней с задержкой двинулись остальные. Они обтекали грузовик, не обращая внимания на водителя. Площадь стала расчищаться. Рин увидел, что дым идёт от догорающей машины, судя по размеру легковой. Когда толпа совсем рассосалась, на земле осталось лежать неподвижное тело в разорванной одежде. К нему неуверенно приближались и затем быстро отдалялись напряжённые фигуры, похожие на осторожных любопытных животных. Справа, у дымящего каркаса, Рин вдруг увидел раскиданную на голых ветках дерева одежду тёмного цвета, похожую на форму городских властей.

В это время над телом склонились две явно причастные фигуры. Они подхватили его и после момента нерешительности заспешили прямо к Рину. Он машинально приспустил боковое стекло.

– Помоги, друг! Надо в больницу!

Не глядя на окровавленное тело, Рин кивнул головой. Двое быстро подняли свой груз в кузов.

– Все ложитесь! – скомандовал Рин, заглянул в кузов со ступеньки кабины. Двойка послушно пригнула головы, напряжённо смотря то на Рина, то в сторону, куда переместилась толпа. Там что-то происходило. Рин овладел своими чувствами. Назад дорога была закрыта. Он сел в машину, включил двигатель и решительно пересёк опустевшую площадь, распугивая сигналами людей. Он выруливал к узкому проходу в плотном ряду окружавших базарную площадь ларьков. Вот. Едва не касаясь зеркалами машины боковых стен, он осторожно проехал через проход и с облегчением оставил площадь за спиной. Через несколько поворотов он выехал на большую дорогу и ещё через пять минут притормозил прямо у широкой каменной лестницы больницы. Его пассажиры ловко подхватили раненого и быстро занесли его внутрь, не тратя времени на слова. Рин знал, что они ему благодарны. Он обратил внимание на их коренастые фигуры, черные волосы, густые усы. И разглядел их ношу – такого же черноволосого усатого молодого шаша. Он начал догадываться о том, что произошло.

Спускающиеся и поднимающиеся по лестнице бросали взгляды на преграждающую путь машину. На скамейках прилегающего скверика сидели шаши в больничных пижамах и посетители. Ленивый, теплый субботний день. Рин прислушивался, ему казалось, что со стороны базара доносится шум. Нет, слишком далеко. Возвратиться или поехать домой? До конца рабочего дня было ещё несколько часов. Дрожь в руках улеглась, застучало спокойней сердце. Он поехал домой. Там его встретила недоумевающая мать. Позже один за другим стали приносить одинаковые новости встревоженные отец и братья. Все выслушали с молчаливым неодобрением рассказ Рина и сели ужинать.

* * *

– Ты слышал, что происходит в городе?

– Да, маме рассказали в магазине.

– Что говорят?

– Кого-то зарезали на базаре.

– Черноусых били, а потом ментов.

– А их-то зачем?

– Полезли разнимать, дураки, вот и досталось. Но из них никого не убили, а двоих черноусых всё же прирезали. А сейчас толпа громит Тенистые кварталы.

– Так уж и громит. Ты откуда знаешь, наверно, из кухни целый день не вылезал.

– Зачем, я только из кино, но там было тихо. Бабушка рассказала. Вернулась с посиделок во дворе. Они всё знают, из первых рук.

– С Горошком?

– Угу.

– Ну и как?

– Что как? Классная шаша, тебе не надо было зевать. По-моему, ты ей тоже понравился.

– Нажрался уже где-то?

– После кино зашли в кафешку, мне вина захотелось. Пришлось одному всю бутылку выпить.

– После одной бутылки?

– Хорошо пошла.

– А Горошек?

– Отказывалась. Ты что завтра делаешь?

– Не знаю. Не могу дозвониться Виту, он звал поиграть в футбол. Пойдёшь?

– Не-е, не могу. Пойдём с нами. Я хочу её сводить в то место, помнишь, где мясо всегда отличное?

– Во сколько?

– Часов в пять.

– Посмотрим, как с футболом будет.

– Что, вы будете до пяти часов играть?

– Посмотрим.

Вар положил трубку. Одиннадцать часов, дома уже тихо. Он повернулся на правый бок и натянул на голову одеяло. Телефон зазвонил опять.

– Привет, ты ещё не спишь?

– Почти сплю.

– Ты слышал, что случилось?

– Да, из первых рук.

– Ужасно, говорят, двух человек убили и громят Тенистые кварталы.

– Врут, наверно, просто драка была на базаре.

– Моя подружка живёт там недалеко. Они слышат сильный шум и звуки выстрелов, а небо светится, как будто горит что-то.

– Сейчас?

– Я с ней полчаса назад говорила, потом связь прервалась. Отбой.

– Какая подружка?

– Ты её не знаешь.

– Вит тоже там недалеко живёт, я не могу никак до него дозвониться.

– Ужасно, я завтра никуда не пойду и тебе не советую.

– Да…

– Ужасно.

– Завтра посмотрим.

Вар уже несколько раз перевернулся с одного бока на другой. Верный признак грядущей длинной ночи. За окном было непривычно тихо. Сколько уже времени? Мысли обращались к Тенистым кварталам. Враки обычные? А эти двое на базаре? Неужели убили? Он не находил в себе обычного скептического отношения к подобным новостям. Почему так тихо на улице? Машин совсем не слышно. И людей тоже.

Этой ночью ему не избежать повторения сна. Только не желающие утихать мысли задерживали его приход. Хорошо знакомый. Давно он его уже не видел. Сон терпеливо дождался своей очереди, в самом конце ночи.

Рассчитывать можно только на самого себя. Одна надежда – отохотить толпу отчаянным сопротивлением, чтобы она двинулась дальше, к более лёгкой добыче. Дома никого, только он, три ружья и много заряженных патронов. И припасов ещё на столько же. Отец готовится к осенней охоте. Дробь мелкая, но с близкого расстояния пойдёт. Два ствола смотрят на дверь в конце коридора. Стрелять сразу или подождать, пока сломают? Сразу. Проверить окна. Кто самый храбрый? Получай! Страх и ненависть.

Вар открыл глаза и с облегчением почувствовал, как страх быстро уменьшается под напором света и свежести утра и затихает где-то там, в своём обычном убежище. С чувством ненависти справиться легче. Не нужно много болтать перед сном. Впечатлительный. Оставил ли отец, как обычно, одно ружьё дома? Он возвращается через… ого, почти две недели. В ящике должны быть ещё гильзы, порох и дробь. Картечь должна быть. Приготовить? Ерунда какая. Вар отбросил одеяло, поднялся и подошёл к окну, ступая босыми ногами по прохладному полу. В городе Шаш начинался ясный тёплый день.

* * *

Хорошо поиграли – неторопливой, расслабленно-усталой походкой Вит возвращался домой, облизывая сухие солёные губы, перекидывая мяч из руки в руку и постукивая им о землю. Гладкая поверхность кожи ещё почти нового мяча была приятна пальцам и ладоням. Классный мячик, стоит своих денег – Вит оглаживал подушечками пальцев тщательно обработанные швы. Вар так и не позвонил. Пришлось играть втроём против четверых. Зато набегались.

Хотелось пить, фонтанчик возле площадки почему-то отключили. Но ещё больше хотелось куска горячего плоского хлеба. Он решил отклониться от дороги и заглянуть на небольшой базарчик на перекрёстке у начала Тенистых кварталов. Базарчик дорогой, но в это время ничего другого поблизости не найти.

Вит прошёл по мосту через канал, пересёк небольшой сквер и остановился, удивлённый, на перекрёстке. Он не узнавал знакомого места. Взгляд остановился на источнике запаха, который он почувствовал ещё на мосту. Недавно построенной над базарчиком большой крыши не было. Торчали только обгорелые столбы, на которых крыша совсем недавно покоилась. Вниманием Вита завладел ещё более удивительный факт. Вокруг не было ни души. Ни среди догорающих развалин, ни на окружающих улицах. Обслуживающий престижные кварталы перекрёсток никогда не умолкал, разве что в самые тихие часы утра. Виту случалось покупать здесь с друзьями закуску в два, три часа ночи. Руки крепко держали красно-белый мячик, выпученные глаза недоумевали.

В жизни шаша иногда бывают такие моменты, когда судьбу его решает мгновенная реакция. Или её отсутствие. Ну откуда было знать этому шашу, что хранится в памяти города уходящая в прошлое вереница дней, когда его жителями овладевает безумие? Когда его улицы наполняются необычными криками и шумом, когда расползается по ним запах горелого и когда их необходимо избегать. Город не потрудился поделиться со своим молодым сыном. Не узнал Вит об этом ни в школе, ни от родителей. Память о подобных событиях угасает в поколениях. Хорошие люди не желают ворошить плохое прошлое. Напрасно. Как помогли бы эти знания сейчас Виту. Вместо того чтобы развернуться и бежать без оглядки, он занимал голову совсем неуместными мыслями о том, что, может, нужно перейти улицу и помочь людям. Смущало только то, что людей на площади совсем не было видно. Минуты уходили.

Послышался шум, и через некоторое, также безнадёжно потерянное, время из-за длинной четырёхэтажки на перекрёсток выкатила большая группа людей. Чувства Вита наконец обострились. Ещё до того как в голове сформировались не осознанные и осознанные решения, чувства заработали на пределе. Шевелись, дружище. Может, ещё не поздно. Уши настроились на голос толпы, возбуждённый и пугающий. Выпученные глаза ухватили решительность движения живой массы, угрожающее мельтешение рук и предметов. Глаза обратили внимание на выступившего из толпы человека в белой налобной повязке. Сердце заколотилось, когда этот человек оглянулся вокруг, увидел единственную фигуру на другой стороне улицы, указал на неё пальцем и раскрыл рот, в котором блеснули золотые зубы. Уши Вита настиг непонятый клич. В это время забывшие об усталости ноги уже несли его в сторону мостика в конце сквера. Он пересёк канал и бежал по длинной дорожке, ведущей к его улице. Когда дорожка стала загибаться вправо, он перепрыгнул через арык и побежал между кустов и деревьев своего парка, сокращая путь. Вот наконец знакомый со школьных лет проём в загородке из высокого густого кустарника. Вит выскочил на свою улицу.

Это было совершенно незаметно, когда у него в ногах был футбольный мяч, а глаза оценивали обстановку на поле. Тогда в его движениях была быстрота и своеобразность. Чего только стоил пас не глядя! Такого Вита знали только друзья по игре. В обычной обстановке его манеру часто можно было истолковать как неловкую, слегка заторможенную. Выпученные глаза казались не совсем надёжными сторожами нескладного тела. Что-то им помешало заметить единственную на дороге машину. Возможно, из-за того, что машина двигалась очень быстро. Она появилась со стороны Тенистых кварталов, и водителем владело желание удалиться от этих мест как можно быстрее. В этом его было трудно обвинить. Так же как и в том, что он поздно заметил неожиданно выскочившую на дорогу фигуру. Он успел нажать на тормоз только после столкновения, остановился, проехав ещё около тридцати метров, и вышел из машины. Белый мяч как раз докатился до тела и остановился возле него.

До этого момента события были почти вне контроля испуганного водителя. Но почему он не пришёл на помощь лежащему у обочины? Не потому ли, что вокруг не было ни души? Или он услышал приближающиеся откуда-то крики? Нервно оглядевшись несколько раз вокруг, он сел в машину и быстро уехал. Улица опустела. Через несколько минут из кустов выскочили возбуждённые люди с палками в руках. Они окружили неподвижное тело. Тот из них, кто был в белой косынке, пнул тело слегка ногой. Убедившись в его безжизненности, они огляделись по сторонам и медленно пошли обратно. Человек в косынке подобрал мяч и стукнул им о землю.

* * *

На улицах Шаша остановилось время. Не в первый раз. На улицы вышли большие неуправляемые толпы людей. Из самых опасных и кровожадных. Из тех, что совсем без мысли и сердца. Но с тяжёлыми и острыми предметами, удобными для того, чтобы проломить человеческий череп или проткнуть человеческую грудь. Если ударить с размахом. Толпы потерянных душ, захлёстываемых неведомым им ещё накалом чувств. Не представится им, наверно, в жизни другого случая так повеселиться. Отдаться свободе инстинктов и желаний. Насладиться вседоступностью и безнаказанностью. Свести счёты с людьми и миром. Толпы быстро распознавали и отторгали от себя чужеродные элементы, разделяя жителей города на тех, кто стремился к ним, и на тех, кто изо всех сил стремился от них.

Самые активные шаши внутри такой толпы – её руки. Это они ломают двери, вытаскивают людей на улицу, валят своих жертв на землю, срывают с них одежду, поднимают над головой тяжёлые и острые предметы. Другие шаши – её громкие голоса, поддерживающие и подстрекающие. Третьи – её жадные до всего глаза. Руки стараются держаться середины толпы, где им вольготней и безопасней совершать свои действия. Их окружают плотным кольцом держащие небольшую дистанцию голоса, которые чувствуют за спинами постоянное присутствие глаз. Огромное, кровожадное, безжалостное животное. Из тех, которые не создаются природой, только человеческим воображением. Следы его медленного передвижения по городу хорошо были видны с высоты птичьего полёта. По клубам чёрного тяжёлого дыма от догорающих домов и машин. По появляющимся в просветах разбросанным на улицах и дворах предметам, часто напоминающим очертаниями тела людей и животных. По стенам с разбитыми окнами и остатками крыш на них. По неизгладимым, неизлечимым рубцам на теле города и в сердцах жителей. Лишь город может в такое время сохранять уверенность в том, что эти рубцы не навсегда. Не в первый раз. Причиняющие зло и страдающие от зла, они все для него на одно лицо.

Прошло несколько дней и ночей, пока наконец обнаружила себя сила, способная остановить этот разгул. Выжидала ли она свой момент или проявляла свою неспособность?

* * *

– Алло.

– Ну наконец дозвонился!

– Никому не дозвониться. Я весь вечер пытаюсь, тебе, Виту. Глухо. Хотел узнать у Вита, что там творится. От него совсем недалеко.

– Горошек живёт в Тенистых кварталах.

– Ну! Где?

– Возле парка.

– И что, ничего не слышно?

– Не могу дозвониться.

– Хреново…

– Ты можешь одолжить ружьё?

– Сдурел? Зачем тебе ружьё?

– Надо съездить туда.

– Ну… Далеко, говорят, что ничего в городе не ходит. Пешком пойдёшь?

– Возьму машину.

– Отец разрешит?

– Не буду спрашивать, он всё равно никуда не поедет сегодня.

– Зачем тебе ружьё?

– Дашь? Я дома сказал, что буду у тебя ночевать. Через полчаса жди.

– Ружьё есть, и патроны тоже. Я уже проверил на всякий случай. Отец наготовил. Как чувствовал.

– Так он уже вернулся?

– Нет, ещё пару недель, если до них не дойдут новости. Они живут прямо у озера, очень гордые, что не знают, что происходит в мире. Если не увидят атомный гриб, не прервут охоту.

– Так дашь или нет?

– Ты же стрелять не умеешь! Застрелишь кого-нибудь.

– Получше тебя.

– Ну да! Охотничье ружьё – не воздушка. Хорошо, приезжай.

На улицах было на удивление много людей. Рэм непроизвольно вглядывался в пешеходов, отвлекаясь от дороги. Машин было мало, как обычно в такой час. Неожиданно он заметил красный свет светофора и резко затормозил. Тормоза возмутились, передок машины высунулся на перекрёсток. Рэм взялся за руль двумя руками и оглянулся. Никого в форме вокруг. Небольшая группа ребят на перекрёстке повернула голову в сторону шума. Ничем не примечательный осенний вечер. Наблюдение совсем его не успокоило. Так же неожиданно он заметил Вара на его углу.

– Хорошо, что спустился! Я как раз думал, где поставить машину.

Вар открыл дверь, сел в машину и примостил между ног длинный свёрток.

– Я сказал дома, что буду ночевать у тебя, всё равно не прозвонятся.

– В чехле? Ты его вытащи хоть!

– Не спеши, успеем. Езжай давай.

Машина тронулась с места рывком и ускорилась после быстрых переключений передачи. Они въехали в перекрёсток в тот момент, когда на светофоре загорелся красный свет.

– Куда гонишь так!

– Сам же сказал – езжай!

– Осторожно.

Они проехали совсем немного и оказались на пустынных улицах. Что-то положительно происходило. В редких домах горел свет. Вар перестал следить за водителем. Самый короткий путь к Тенистым кварталам проходит по большой дороге через два моста. На дороге можно разогнаться, особенно в это время. Немного не доезжая до Тенистых кварталов есть участок, где она сужается и светофоры стоят чаще. Там дорога проходит по кривым улицам старой части города, населённой преимущественно коренными. Друзей одолевали одинаковые сомнения.

– Может, по окружной с другой стороны подъедем?

– Можно. Парк как раз на той стороне.

Оба не произнесли ни слова, когда проехали мимо поворота на окружную дорогу. Так же молча они выехали на узкую часть дороги и остановились у первого светофора. Вокруг ни души. Редкие фонари и тёмные окна.

– А не налево сейчас?

– Вроде нет. Видишь башню впереди? Из окна её комнаты эту башню хорошо видно.

– Ну и что, что видно? Нам, по-моему, не туда.

Следуя изгибу дороги, машина сделала крутой поворот направо и резко остановилась. Друзья молча смотрели вперёд. В глубине длинной улицы что-то происходило. Различить можно было только сполохи огня и шум. Минуты спустя уши, казалось, стали различать возбуждённые человеческие голоса. Возможно, воображаемые. Ничего с расстояния нельзя было разобрать. Только яркий свет в конце улицы и тревожный шум. Сердца застучали быстрей. Рэм переключил передачу.

– Разворачивай!

Машина живо развернулась и ушла обратно в полумрак и тишину.

– Кажется, не сюда, следующий поворот.

– Так тоже можно.

На окружной дороге Рэм разогнал машину. Они, не сговариваясь, подняли стёкла окон. Потоки холодного воздуха остались снаружи в темноте пустынной дороги.

– Вот сволочи!

– Достань ружьё из чехла.

– Успеем.

В многоквартирном доме Горошка не горел свет ни в одном окне, даже в подъездах. Как и во всех соседних домах. Лишь несколько не привлекающих к себе внимания уличных фонарей. Вся округа напряжённо следила за освещённой полоской южного неба, разделённой на две части тёмным силуэтом башни. Ни души. С заглушённым двигателем и выключенными фарами, машина тоже притворилась незаметной. Вместе с водителем и пассажиром.

– Пойдешь будить?

– Думаешь, они спят? Сколько времени?

– Да, только девять часов. Сходи узнай, я в машине посижу. Только не пропадай надолго.

Оставшись один, Вар развернул свой свёрток, аккуратно сложил тряпку и положил её на заднее сиденье, вынул ружьё, так же аккуратно застегнул чехол и положил рядом с тряпкой. Он взял ружьё в руки, раскрыл, нащупал пояс под курткой и вынул оттуда патрон. Патрон охотно встал на своё место в стволе. Рядом встал его товарищ. Ружьё закрылось с металлическим щелчком. Удобная ручка приклада в правой руке, тяжесть ствола на левой. Не разделяя отцовской страсти к охоте, Вар всегда любил взять в руки ружьё. К привычному приятному ощущению примешивалось другое – беспокойства. Вар осторожно примостил ружье между ног, направив ствол в сторону бокового окна. Показался из подъезда Рэм.

– Никого нет дома.

– Куда они могли подеваться?

– Не знаю.

– К соседям постучал?

– Они меня не знают, не откроют.

– Ты голос подавал? Она тоже не знает, кто стучится.

– Нет.

– Где её окно?

– С другой стороны.

Они обошли дом и встали под фонарём, освещающим небольшую крытую беседку во дворе.

– Вот это, кажется. Подожди, я сам, окно разобьёшь!

– Да ты бросать не умеешь. Смотри!

– Куда такой булыган!

В это время с шумом открылось другое окно.

– Мальчики? – донёсся взволнованный голос Горошка.

Они быстро поднялись наверх.

– Ты меня так напугал, хоть бы сказал что-нибудь. А то стук.

– Олух! А ты почему одна?

– Родители только уехали в отпуск. Я не могу дозвониться до них. Никому не дозвониться.

– Это да.

– Как хорошо, что вы приехали, мальчики! Вы видите, что там творится?

Они подошли к окну. Между ними и башней пролегала только тёмная полоса парка.

– Ой, кажется, уже башня горит.

– Она из кирпича, не горит. Мы на машине, давай уберёмся отсюда подальше. В нашем районе тихо. Накинь курточку и поехали.

– А вдруг мама позвонит? Может, у меня останетесь? Место есть.

Друзья покачали неодобрительно головами.

– Давайте ещё полчаса, до десяти, подождём и поедем. Хотите чаю?

Они сели за стол в освещённой маленькой свечкой кухне. Никто не предлагал включить свет. Горошек зажгла горелку и поставила на плиту чайник.

– Черт! Ружье в машине!

– Я её закрыл. Не суетись, скоро поедем.

– Дай ключи, я сбегаю.

Вар вышел из подъезда и поспешил к машине. Дверь долго не поддавалась. Он крутил ключ вправо и влево, теряя терпение. Открыв, он с облегчением обнаружил ружье там, где его положил – под передним сиденьем. С ружьём в руке, он вылез из машины, захлопнул дверь и услышал шум. Шум нарастал, не было никакого сомнения в его происхождении. Вар быстро поднял с земли камень и бросил в окно на третьем этаже. Раздался звон разбитого стекла, окно открылось, из него показалась голова Рэма. Друзья не успели обменяться словом.

Из-за угла во двор выкатилось что-то пугающе громкое. Окно закрылось, Вар проскользнул в подъезд, стараясь как мог быть незаметным.

Их было не так уж много, около двадцати человек, по крайней мере в первой группе. Они остановились посреди двора и немного притихли, видимо оценивая обстановку. В руках некоторых были фонари и горящие факелы. Пугливая тишина двора им наверняка понравилась. Они издавали непонятные звуки и трясли палками в руках. Одинокая машина неизбежно привлекла их внимание. Раздался звон разбитого стекла, через несколько минут машина горела. Во дворе стало светлей. Полетели камни в окна квартир, и, наконец, толпа ринулась в ближайший подъезд.

Подавленное трио стояло у разбитого окна кухни, на лицах свет от догорающей машины. Из обречённого подъезда послышались шум и крики. Одна и та же мысль пришла друзьям.

– Нужно бежать отсюда!

Горошек начала было возражать, но они, не сговариваясь, подхватили её с двух сторон и через мгновение были уже на лестничной клетке по дороге вниз. У двери подъезда они остановились, Рэм осторожно приоткрыл дверь.

– Никого. Сразу налево!

Они выскочили наружу и побежали в сторону парка.

Их заметили. Они поняли это по крикам, но продолжали бежать не оборачиваясь, пока не уткнулись в железную ограду парка.

– Чёрт!

– Сюда, левее, есть проход, – с трудом произнесла Горошек.

Каким-то образом глаза находили дорогу в полной темноте. Они долго бежали и остановились у беседки на противоположном краю парка. Через некоторое время пришла робкая уверенность, что их не преследуют. Вместе с ней пришло такое же робкое чувство облегчения. Вар и Рэм отдыхали на скамейках беседки, Горошек тихо плакала.

– В том подъезде живёт моя лучшая подруга. Она звала меня ночевать у них. Что будет с ней?

Друзья старались об этом не думать. Невидимые слёзы причиняли боль. Вар держал крепко в руках ружьё. Заряженное, оно требовало повышенного внимания. Он хорошо помнил лучшую подругу Горошка, полногрудую, с округлыми очертаниями тела и вышедшей давно из моды длинной косой. Он повстречал их однажды на улице, таких непохожих друг на друга. Странные подружки, пришла мысль. Он с удовлетворением отметил реакцию девушки на своё появление и старался не выдать невольное смущение в присутствии такой откровенной, проникающей в ноздри зрелости. Ему благосклонно разрешили почувствовать себя остроумным и неотразимым. Он помнил, как старался, уверенный в своей неуязвимости. И хорошо запомнил, как его уверенность слегка поколебалась, когда на прощание темные глаза вдруг проникли неожиданно приятно и глубоко.

* * *

Если бы тёмные глаза были открыты, то в них не обнаружилось бы ничего, кроме страха. Они были плотно закрыты. В надежде, что страх исчезнет. Они не знали ещё, что отчаяние уже на подходе, чтобы заменить страх. Ужасный стук в дверь квартиры прекратился. Раздались ещё более ужасные крики. Там, где были родители и брат. Дверь открылась, в комнате стало светлей. Шаги чужих людей. Через некоторое время кровать над головой качнулась и скрипнула. Кто-то схватил её за руку и потащил на свет. Она открыла глаза и неожиданно обрадовалась, увидев перед собой знакомое лицо. Она попыталась приподняться с пола, но ей не дали это сделать. Человек со знакомым лицом наклонился к ней очень близко, как будто что-то искал.

– Мама! – услышала она свой голос.

Сверху навалилось что-то тяжёлое. Она вдруг вспомнила, кому принадлежит это лицо, и заметалась изо всех сил. Распростёртые руки и раскинутые в стороны ноги стали ещё тяжелей.

– Мама! – ещё раз она выдавила из себя и затихла. Расслабляющая волна вдруг прокатилась по телу. Повторилась, затем ещё раз и завладела её придавленным животом.

* * *

Им нужно было бы быть уже далеко от этого места, по дороге в тихие районы города, туда, где люди как ни в чём не бывало прогуливаются по вечерним улицам. Подальше от горящих улиц и дворов, где с шашами происходят ужасные вещи. Где так быстро и легко разрушился порядок их вечного города. Но они продолжали сидеть в беседке, слушая, как нарастает тревожный шум со стороны, откуда они убежали в парк. Страх и сожаление преобладали в противоречии владевших ими чувств. Горошек тихо и безостановочно плакала, обречённо и безнадёжно. Крепкая нить связывала их с освещённым огнем двором на краю парка. Ни у кого не хватало решимости её разорвать. Прикосновение к холодному стволу причиняло рукам Вара почти физическую боль. Он не знал, куда пристроить ружьё. Внутри ствола выжидали два металлических патрона, аккуратно, слой за слоем, заряженные отцом. К внутренней стороне пистонов плотно прижат сыпучий порох, отделённый толстым пыжом от крупной свинцовой дроби.

– У неё же есть брат? И родители. Может, отобьются.

Тихий плач остановился. Горошек глубоко вздохнула.

– Старший. Отец старенький. Думаешь, они смогут защититься? Она такая красивая девочка.

– Подождите здесь, я схожу посмотрю, – не выдержал Вар. – Куда ты? Сдурел!

– Нет сил так сидеть!

– Ой!

Вар и Рэм притихли. Сидящее рядом с ними тело заволновалось с безошибочной силой. Беседка вдруг заявила о себе в темноте ночного парка. Это не вызывало у друзей никакого беспокойства. Почти сразу стало очевидно, что волнение овладевает всей округой, как будто вдруг проснувшейся. С настороженной надеждой они услышали, как набирающая интенсивность Горошек испустила первый пронзительный крик, который безбоязненно поднялся высоко над парком. Называющий себя шашем никогда не посмеет попытаться заглушить такой крик. В высоком воздухе со всех сторон послышались другие солидарные звуки. Город замер, от окраины до окраины. Лежащее на полу разгромлённой квартиры тело отторгнуло от себя чужие руки. На потёртой скамейке беседки парка неистово металось другое, заботливо поддерживаемое с двух сторон.

Всколыхнулись плодоносящие животы города. Недоумение и негодование сгустились в сотрясаемом звуками воздухе. И стали вдруг очевидными всем. Загудели стены домов, зазвенели стекла окон, закачались ветки деревьев. Минута за минутой казалось, что волнение достигло своего пика, но оно только усиливалось, не оставляя сомнений в своей неудержимости. Никто впоследствии не мог вспомнить, как долго оно продолжалось.

Неспокойные чувства, из тех, что делают большинство шашей похожими на людей, стали проникать в одурманенные и опустошённые головы. Страх расплаты, сожаление, стыд. Отбрасывались подальше от разжатых рук палки, скрывались под одеждой ножи и ружья. Ещё громче зашумел ночной город. Неожиданно зазвучали сирены машин, прятавшихся до этого времени в просторных гаражах. Загудели двигатели откуда-то появившихся крытых грузовиков с вооружёнными молодыми шашами в форме. В городе обнаружилась власть. Утром из оживших домов вышли на улицы самые неосторожные и любопытные горожане.

К середине следующего дня угасли сами собой или были потушены все пожары (запах горелого выветрился из города только после первой зимней метели). Вокруг опустошённых районов появилось оцепление и кордоны. С новой силой стали распространяться слухи и рассказы очевидцев.

* * *

– Алло!

– Привет.

– Привет. Отоспался?

– Ты уже знаешь?

– О чём?

– Про Вита.

– Нет…

– Убили его.

– Вита! Кто?

– Никто не знает. Говорят, попался толпе. Позавчера утром, когда возвращался после футбола.

– Ну… Когда?

– Позавчера. Его нашли на дороге недалеко от дома. Говорят, что кто-то видел, как его избивали. А потом машиной переехали.

– Ух… Ты как узнал?

– Дозвонился. Отец поднял трубку. Я уже был у них. Сказали, что не надо никакой помощи. Всё улажено. Похороны завтра в два часа дня.

– Да… Как они?

– Отец вроде держится, серый весь, а матери я не видел.

– Машиной! Вот сволочи! Сильно покалечили?

– Я не спрашивал. Про машину мне на улице соседи рассказали. Может, врут. Сейчас много историй ходит. Как Горошек?

– Всё ещё у тёти. Завтра родители приезжают. Слушай, какое блядство!

– Подонки! Слов нет. Ну ладно. Привет Горошку. Завтра в два часа, не забудь.

– Не забуду. Может, заедешь?

– Настроения нет. Пока.

– Пока.

Ничего не хотелось делать. Ничего и не надо было делать. День начался неплохо. Он хорошо отоспался после бессонной ночи в парке. Проснулся голодный и переместился на кухню. Мир заметно оживился. Заработала телефонная связь. У всех было чем поделиться. Их с Рэмом история быстро стала одной из самых популярных. Никто больше не отважился провести ту ночь на улицах города. Их немногословность только подогревала интерес. Звонили все, но Вара это совсем не утомляло. Оставшиеся после событий возбуждение и напряжённость чувств требовали утоления. Под восклицания удивления и восхищения в голове время от времени появлялись приятные и лестные мысли. Он быстро их изгонял, но не сильно противился, когда они снова возвращались и вытесняли не совсем приятные.

Они вышли из беседки после того, как утихли сирены спешащих к пожарам машин. После того, как пришла в себя Горошек. Во дворе было темно и безлюдно. Они молча подошли к сгоревшей машине. Из разбитых окон дома доносились голоса. В подъезде голоса зазвучали громче. С ужасом в сердце они остановились у разбитой двери квартиры подружки Горошка. Их появление вызвало у обитателей короткий испуг и затем непонятную надежду. На диване в гостиной, среди полного беспорядка, лежал с перебинтованной головой отец. Без сознания, ему нужно срочно в больницу – быстро сообщила его жена, как выяснилось врач. Укутанная в длинный халат дочка с растрёпанной косой сидела тихо рядом. Вар не знал, куда деть своё неуместное ружьё. Неожиданно для тройки во дворе появилась машина. Наверх поднялись сосед и окровавленный брат подружки. Друзья помогли погрузить раненого, и вся семья уехала в больницу.

Уступив просьбам Горошка, они остались до утра в её квартире, нетронутой, несмотря на оставленную ими в спешке незакрытой дверь. Домой дозвониться не удалось. Никто не пытался заснуть. Когда на улице посветлело, они отправились пешком к дому тёти Горошка, там их тихая подружка осталась. Друзья заспешили домой, вышли на пустынную дорогу, неожиданно увидели такси и полезли в карманы проверить, сколько у них есть денег.

Дома, обнаружив с облегчением, что мама ни о чём не подозревает, Вар долго стоял под горячим душем и, отказавшись от еды, забрался в свою постель. В её комфорте он провёл почти весь день, то дремля, то уставившись в телевизор. Никто не звонил. Вечером мама принесла с работы самые разные слухи. В городе было тихо.

Следующим утром первый звонок был Виту. Узнать, нужно ли тащиться на лекции. Вит был всегда в курсе, но его линия не отвечала. Пришлось звонить по другим телефонам и затем отвечать на бесконечные звонки. Лекции отменили до понедельника. Вырисовывался совсем неплохой день, пока наконец не подняли трубку в квартире Вита.

* * *

– Вот и первый среди нас, – нарушила молчание Зара.

Негромко произнесённые слова услышали все в комнате. И молча закивали. Длинный открыл бутылку водки.

– Как рано, – последовало продолжение. Все закивали ещё раз. Банальные фразы прорезали насквозь сердце Вара.

Они пришли к Заре после того, как с облегчением покинули поминки, сидеть на которых было очень тягостно. Ушли бы скорее, если бы не Вар. Его долго нельзя было сдвинуть с места. Когда вышли на свежий воздух, под яркое уходящее Солнце, было решено не расходиться. Зара предложила свой дом. Ближе всех. По дороге Длинный успел непонятно как раздобыть несколько бутылок спиртного. На столе появились стаканы и закуска. Длинный, обрадованный неожиданной молчаливой поддержкой Вара, с готовностью наполнял посуду.

– Что же теперь будет?

– Ничего не будет.

– А вдруг опять такое повторится?

– Не повторится. На каждом углу солдаты с оружием. Если бы это сделали раньше, ничего бы не случилось.

– Специально выжидали, наверно!

– Зачем?

– Бедный Вит!

– Земля ему пухом, – Длинный и Вар залпом опустошили свои стаканы.

– Уезжать отсюда надо.

– Куда?

– Люди уезжают уже. Есть места, где порядка намного больше. У нас народ совсем дикий.

– Думаете, найдут тех, кто это сделал?

– Свидетелей нет. Кроме тех, кто это сделал.

– Много людей погибло.

– Говорят, что кто-то видел. Как избивали, а потом машиной переехали.

– Бедный Вит! Его-то за что!

– Мальчики, может, вам уже хватит? – Зара беспокойно поглядывала на Длинного и на Вара, который не произнёс ещё ни одного слова. В окна проникли красные лучи закатного Солнца. Там, на улице, ещё светло, по осеннему грустно и красиво. В голове Вара немного шумело. Легче, но пора остановиться.

– Ну что, будем расходиться?

– Да, пора.

– А лекции завтра есть?

– В понедельник.

– Говорят, что там тоже громили.

– Врут. Я съездил вчера. Там тихо было.

– Всем пока.

– Пока.

Рэм куда-то пропал. Садились в трамвай, кажется, вместе. Вар огляделся. Несколько пассажиров с подозрительными и настороженными выражениями лиц. Коренной старичок с отрешённым взглядом. О чём думает? Ему уже всё равно. Никому не было дела до расточающего чистые, сочные краски Солнца. Вар обратился к нему лицом и прикрыл глаза.

Вит, хороший мой товарищ, как же так случилось? Подвели тебя выпученные глаза? Почему не побежал что было сил при виде беды? Не смог? Я ведь знаю, какими быстрыми могут быть твои ноги. Что же, не получить мне больше аккуратного паса от них? Такого уговора между нами не было. Как же ты мог попасть в такой переплёт? Как же мне дальше без твоей улыбки? С кем мне теперь обсудить красивый гол? А кино? Сколько ведь ещё покажут гладких задов и грудей. Эх, гады, руки Вара сжимались в кулаки. Он почувствовал слезу на щеке. Никому нет до неё дела. Никто не видит, как весело отражаются в ней бесчисленные лучи красного Солнца города Шаш. Такого же, как прежде. Только без Вита.

* * *

В разгромленные Тенистые кварталы пропускали только их напуганных обитателей и людей с пропусками. Вокруг плотно стояло вооружённое оцепление. Горожане покорно привыкали к новым порядкам. Проверочные посты нарушили движение людей и транспорта и раздражали своей бесполезностью и запоздалостью. Что же вы теперь охраняете? Вар уже долго стоял на остановке, поджидая свой трамвай. Идиоты.

Но не все, впрочем, возражали.

– Так немного спокойней, – призналась Горошек, чей дом тоже оказался внутри оцепления. Вар позвонил, чтобы узнать о её подружке. Весёлых новостей, как и ожидалось, было немного.

– Хорошо, что отец выжил, – заключила Горошек свой горестный рассказ, – но мы очень боимся за неё.

Они поболтали ещё немного. Он мог бы часами слушать этот голос. Особенно когда она смеялась его шуткам. Смеялась с ласкающей ухо готовностью. Он чуть было не рассказал ей о своём сне, но вовремя смутился. Они распрощались.

Принцесса с далёкой планеты снова пришла к нему в снах. Как нельзя кстати. Её кожа очень побелела, на щеке стала заметной небольшая родинка. В остальном по-прежнему его принцесса. По-прежнему не скрывающие ничего глаза. Он стоял, не желая шевелиться, в их лучах. Осторожная мысль дотрагивалась до её губ, незаметно проникала глубже, под мягкие ткани одежды, и быстро отступала.

Она с изумлением осматривала его строительство.

– Как вы смогли всё сделать один?

– С Вашей помощью, принцесса.

Он с удовлетворением и гордостью смотрел на недавно законченную крышу.

– Замечательный цвет. Я рад, что последовал Вашему совету. Мне бы никогда не пришло в голову выбрать такой цвет. Оставайтесь до заката, и увидите, какие невероятные оттенки он приобретает.

С пустыми проёмами окон и незаконченной боковой стеной, дом уже заявил о себе в округе и, несомненно, был принят.

– Хотите посмотреть внутри?

Она дождалась заката. Белая кожа отливала бронзой в угасающих лучах. В глазах неожиданно появилась тревога.

– Почему Ваш город не восстановили?

– Некому было восстанавливать. Остались только старики и дети. Я был тогда совсем маленьким. Рассказывали, что никто бы не выжил, если бы нас не забрал соседний город.

– Когда на нашей планете будет мирно?

Она ждала от него ответа.

Сколько ещё ему здесь стоять? Вар перестал сопротивляться назойливому вторжению шума улицы и огляделся вокруг. На остановке прибывало. Вокруг никого не удивляющее выражение безучастности на лицах. Несмотря на такое хорошее начало дня.

Он стал раздумывать о свежепоявившихся разделительных линиях в городе. Не оцепления. Других, невидимых. Обособились и затихли кварталы, прилегающие к Тенистым. Те, где селятся коренные, откуда, по слухам, выкатывались громящие толпы. От них старались отодвинуться нетронутые не коренные кварталы, не знающие, чем объяснить своё везение. И те, и другие старались не думать о пострадавших.

Вар стоял возле одной из невидимых линий, проходящей возле его дома, вдоль его улицы. Немногословные шаши появлялись с обеих сторон и собирались на нейтральной земле остановки, молчаливо возражая друг другу.

– В наших и ваших кварталах не было никаких беспорядков. Чего вы от нас хотите? – думали пришедшие с той стороны.

– А сколько ваших было там? – мысленно обвиняли их с другой стороны.

– А сколько ваших? Наших сыновей там не было.

Вар не вмешался. Скорей бы пришёл трамвай и развез вас всех по своим делам. Неожиданно он увидел улыбающееся лицо.

– Рин! Привет!

– Привет!

– Ты что так поздно? На работу?

– Нет. Базар ещё не открыли.

– А… Говорят, что много там сгорело.

– Сгорело не много, но ещё не расчистили, и воды нет. Знаешь, как у нас.

– Так ты отдыхаешь?

– Да, вроде. Дом начал строить.

– Уже? Когда свадьба?

– В следующем году, осенью.

– Помощь нужна?

– Справляемся потихоньку. Братья помогают.

Подошёл полный трамвай. Они протиснулись внутрь.

– А ты куда?

– Договорились с ребятами встретиться. Хочешь присоединиться?

– Нет, дел много. Вы где в футбол играете? Я, может, смогу в это воскресенье.

– Не знаю, играют ли они теперь.

– После беспорядков?

– Да.

Вар раздумывал, говорить ли.

– Ты помнишь моего друга Вита? Он был с нами тогда в кафе.

– Пучеглазый? Который отключился быстрее всех? Хорошо помню. Ты же с ним играешь?

– Убили его.

Рин колебался задать вопрос. На лице правильная реакция. Вара очень раздражала неправильная реакция. Рин свой шаш.

– Возле центрального парка. Попался толпе, возвращался утром с футбола. Избили, а потом переехали машиной, гады.

– Эх… Что за люди! Я был на базаре, когда всё началось.

– Что там произошло?

– Били приезжих, не знаю за что. Подожгли машины. Я отвёз одного в больницу.

– Черноусого? Рисковал! Никто не помешал?

– Очень быстро произошло. Они попросили, я не мог отказать. Парень совсем не шевелился. Может, не выжил.

В трамвае стало чуть свободней, из открытого окна пришёл прохладный воздух.

– Хорошая погода.

– Хорошо. Нам нужно закончить крышу до дождей.

– Покрась её в светло-жёлтый цвет.

Рин усмехнулся.

– Уверен, что помощь не нужна?

– Да нет, уже немного осталось. Весной буду дорожку бетонировать, тогда позову.

Они проезжали мимо оцепленных районов.

– С вашей улицы там были?

– Да. Некоторые хвастаются. Дураки. Одной ночью к нам стучали, звали. Отец их прогнал. Плохие люди!

Вару было выходить первым.

– Ну ладно, пока.

– Пока. Жалко твоего друга.

– Очень жалко. Хороший был друг.

* * *

Вот и закончились последние хорошие осенние денёчки. Солнце закатилось, оставив город один на один с холодом и сыростью. Задымили в темноте трубы, шаши начали обогреваться. В доме Вара тоже затопили. Давно пора.

Только семь часов, а идти никуда не хочется. Они с Рэмом вяло попытались заманить друг друга к себе домой. Никому не хотелось выходить на улицу. Нечего там делать.

Вар перечитал страницу ещё раз. Не очень понятно. Он вложил закладку и закрыл книгу. Хорошая, твёрдая обложка. Умный был человек. Нужно непременно осилить. Иногда на него находило, и он верил книгам. Верил людям, которые написали эти книги. Как раз такое время. Он искал помощи. Ответы, не приходят они сами собой. Окружающие несут всякую ерунду. Первая треть книги вызвала возбуждение – как будто сам написал. Родные души. Куда же оно задевалось? Напрасная трата энергии, никто ничего не знает. Нет, не таким тоскливым вечером. Он отложил книгу в сторону.

Зазвонил дверной звонок. Он услышал, как открывают дверь.

– Вар! К тебе!

Кого это принесло? Он заспешил в прихожую.

– Рин! Привет…

– Не хочешь прогуляться на улице?

– Да ты что! Заходи, чаю попьём.

– Пошли на улицу, там не так холодно.

Настойчивый тихий голос. Домой его не заманить.

– Подожди, я надену что-нибудь потеплее. Дождя нет?

Беседка в середине двора была, разумеется, пустой. Они расположились на единственной целой скамейке.

– Что они тут делают? Не помню, чтобы мы ломали скамейки. Шпаны стало больше во дворе.

Рин закурил, Вар непроизвольно отодвинулся от табачного дыма. Откуда-то донёсся запах вкусной готовки.

– Я знаю, кто убил твоего друга.

– Кто?! – Вар услышал, как застучало его сердце.

– С нашей улицы. Ты его тоже знаешь. Он был вместе с нами в кафе.

– Который?

– Помнишь, с золотыми зубами?

– Они все были с золотыми. Который говорил: пускай уезжают отсюда?

– Нет. Ты с ним за водкой ходил. У него полный рот золотых. Мой сосед.

Холодный воздух с шумом выходил из ноздрей Вара. Рин закурил следующую сигарету.

– Откуда знаешь?

– Хвастаются, я тебе говорил. Дураки. Я сам не слышал, только от других. Рассказывают, что погнались за кем-то возле маленького рынка и избили. Говорят, что он сам под машину попал.

– Сам попал под машину?

– Так говорят. Сосед точно был одним из заводил. Он мне никогда не нравился. Плохая семья, отец их не любит. Его братишка стал играть новым мячом. Сам видел. Красно-белый. Говорят, того парня.

– У Вита был такой мяч.

Холод проникал под куртку. Вар скукожился и старательно прятал нос в поднятый воротник.

– Думаешь, он?

– Он.

– Что можно сделать?

– Не знаю. У нас никто не будет говорить.

– А ты как?

– Не знаю, я только слышал от других.

– Да… Где он живёт?

– В самом конце моей улицы, там, где большое дерево, помнишь?

– Зелёные ворота?

– Да, не забыл. Ты у нас давно не был.

Они помолчали.

– Ты что так дымишь?

– Не, я мало курю. Только сегодня.

Волнение улеглось, всепроникающий холод усиливался.

– У меня задница отмёрзла. Может, ко мне зайдём, попьём чаю?

– Не, домой пора. Я подумал, что тебе нужно это знать.

– Спасибо.

* * *

– Вот увидишь, никого не накажут. И никогда не узнают, кто убил Вита.

– Так уж никогда. Говорят, многих арестовали.

– Только самых больших идиотов. Знаешь, сколько их там было! Мамина подруга рассказывала, что хватают только тех, кто открыто хвастается на людях. Есть такие!

– Она откуда знает?

– Её муж там работает. Я тебе говорила.

– Да…, поймать всех будет трудно. Свидетели нужны. Многие боятся говорить.

– Никто не собирается ничего делать. Не будут никого ловить. Накажут нескольких дураков, чтобы люди успокоились, на этом всё и закончится. Главных заводил вообще не было в городе. Я тебе давно уже говорила, что это случится. Ты мне не верил.

Спорить не хотелось. И не только потому, что со многими словами Зары он не мог не согласиться. Его это редко останавливало. После вчерашнего разговора с Рином он пребывал в прескверном состоянии и появился у Зары немногословный и послушный. Какой он нравился ей больше всего. И отметил, что она обрадовалась. Ему нужна была помощь.

Давно он не засиживался у неё допоздна. Ещё немного и его присутствие перестанет быть уместным. Требовалась особая сноровка. Поспешить не спеша. И в лучшей его форме непростая для него задача. В этот вечер просто невыполнимая. Надежда теплилась, без видимых на то причин. После оживлённой реакции на его неожиданный приход Зара тоже стала непривычно немногословной.

Чувствуешь ли ты, что у меня внутри? Нет. Тебе это никогда не было интересно. С собой не успеваешь справляться. Знаешь, зачем я пришел?

Руки тянулись задрать плотный длинный халат и взяться за скрытые под ним теплые ягодицы. Они там тёплые, в этом он не сомневался. Он сомневался, что такая ласка будет встречена благосклонно. И не только потому, что домашние ещё не спали, слышались шаги и шум телевизора. У них уже был опыт работы в таких условиях. А потому, что у него совсем не было никаких сил для игры. Только желание разрядить утомляющее напряжение совсем не нежных чувств. Без игры не обойтись, никаких поблажек ему не давали. Зачем я пришёл сюда слабый и безоружный?

– Хочешь чаю?

– Нет, уже поздно. Домой скоро, – он осторожно прощупал прочность защиты. Реакция не обнадёжила. Отсутствие реакции. Плотно запахнутый халат. Голые лодыжки и немного открытой шеи. Безнадёжность опустилась на него. Ну да ладно. Всё равно не хотелось уходить из этого дома. От укутанного в материю теплого тела, уюта старого дивана и неназойливого света настольной лампы в дальнем углу комнаты. Они забыли, о чём спорили. Утомились.

– Пойду поставлю чай.

Он отчётливо слышал, как она набирает воду в чайник и ставит его на плиту. Телевизор умолк. Улеглись?

– Хочешь варенье?

Зара устроилась в своём кресле, подобрала ноги под халат. Вар расположился на диване почти в горизонтальном положении с горячей чашкой чая на животе. Он осторожно придерживал чашку двумя руками, ощущая себя уязвимым, но не мог собраться с силами, чтобы переместить её на пол. Нужно было тебе поставить её прямо вот сюда. Спасибо.

Наверху быстро и шумно ходили.

– Они всегда оживают к полуночи. Мы уже привыкли.

Тоже не очень весёлая. Я принёс?

– Домой пора.

– Ты какой-то сам не свой. Что-то случилось?

– Нет вроде. Ничего не случилось, кроме того, что уже случилось.

Зара вздохнула.

– Бедный Вит. В городе стало страшно. Родители поговаривают о том, чтобы уехать отсюда. Я не хочу.

– Куда уехать?

Ожили часы в гостиной. Уже час. Пора домой.

– Ты так переживаешь?

Она подошла к дивану и села рядом на пол.

– Бедненький!

Слово прозвучало приятно и проникло внутрь. Он молчаливо согласился с ней, удивлённый, что они вдруг оказались на знакомой территории. В поле зрения показалась рука, на лицо упал край широкого рукава халата. Он непроизвольно дернул головой. На животе опрокинулась чашка.

– Эх! – он вскочил на ноги и быстро оттянул мокрую рубашку от тела.

– Ой, извини! – Зара вопросительно смотрела на него снизу, не зная, смеяться или пугаться. Жгло. Он подошёл к свету и осторожно расстегнул рубашку. На животе было большое красное пятно. Он присел на стул и, непроизвольно морщась, посмотрел на Зару.

– Ничего, уже проходит.

На её лице был настоящий испуг.

– Подожди, я тебе его смажу.

– Не надо.

Она быстро вернулась с небольшой баночкой в руке.

– Что это?

– Мазь, очень хорошо от ожогов. Бабушка сделала.

– Бабушка? Подожди, я сам!

Она держала баночку в руках, наблюдая, как он осторожно прикладывает мазь к красной коже. Он отказался от сухой рубашки, только подложил под свою мокрую вдвое сложенное полотенце. Тепло и сухо.

– Ну ладно, я пошёл.

– Ты не замёрзнешь? Хочешь, я тебе дам свитер?

– Ничего, у меня тёплая куртка. А живот горячий, сама знаешь, – он улыбнулся выглядевшей испуганной и беззащитной подружке. – Не беспокойся, выживу. Спасибо за чай.

– Извини, – она прижалась к нему и коснулась губами щеки. С незнакомой нежностью. Он в последний момент раздумал ответить тем же.

На улице не было ни души. Он сидел на скамейке, преодолевая обычные сомнения в том, что автобусы ещё ходят в городе Шаш в такое время. Он знал, что ходят, но сомнения всё равно одолевали. Тишина, окружённый со всех сторон темнотой перекрёсток с тусклым фонарём на углу. Проехало несколько машин, ни одного такси. С прежней силой возвращалось настроение, которое вытолкнуло его из дома. Хотелось побыстрей добраться до своей постели.

Показался автобус, Вар издали догадался по приметам, что его. Он вошёл через переднюю дверь, уселся поудобней спиной к двум пассажирам в глубине салона и прислонился головой к стеклу. Водитель исправно останавливался на пустых остановках. Зачем ты это делаешь? Когда Вар вышел, водитель быстро закрыл дверь и отчалил, не повернув головы в его сторону.

Он заметил, что он не один на улице. Двое из автобуса? Он зашагал в сторону дома, ощущая присутствие за спиной. Они повернули вместе с ним за первый угол, затем за второй. Показался его дом, он свернул во двор, увидев краем глаза, что тени исчезли за домом. Двое. Могли быть вооружены. Ну да, вооружены. Такие же, как и ты, полуночники. Он осторожно открыл входную дверь. Скорее спать.

– Вам не следует летать одной, принцесса.

– Я хороший пилот, – тихому твёрдому голосу не хватало убедительности.

– Меня не хотели отпускать, – последовало после паузы.

Тёмный обтягивающий лётный костюм, тревожный взгляд. Красное пятнышко на чистом белом лбу. Он давно и нетерпеливо ожидал её приезда. И законченный дом тоже стоял в предвкушении одобрения тёплых глаз.

– Очень рад Вас видеть. Война?

– Да, опять. Вам опасно здесь оставаться.

– Не так опасно, как летать одной.

– Если Вы уедете вместе со мной, то мне больше не нужно будет рисковать.

– Неудачная посадка? – он показал взглядом на лоб.

Она дотронулась до пятна и улыбнулась.

– Да. Я торопилась.

Он так бы и смотрел на эту улыбку.

– Пойдёмте, я уже закончил веранду.

Потоки воздуха выносили наружу тепло двух Солнц из освещённой с трёх сторон веранды. За окнами притягивающая внимание панорама долины. Спокойная и грустная. Ей нравилось.

– Нам нужно спешить. Пожалуйста, собирайтесь, – она обернула к нему озабоченное лицо.

Этим глазам непросто возразить.

– Война никогда не добиралась до этих мест, здесь никого больше нет. Ваш город будет в самой гуще событий.

– Как погиб Ваш друг?

Он не удивился вопросу. Не позволяйте безнаказанно убивать дорогих вам людей.

* * *

Металлическая дверь поддалась с громким скрипом. Вар колебался. Лампочка внутри очень тусклая, без дневного света темновато. Он огляделся, в это время возле гаражей обычно немноголюдно, и осторожно открыл до конца одну половину двери. На дальнюю стену пустого гаража легла его тень. Как всегда, чистота и порядок. Правый или левый? Здесь, за ящиком для инструментов. Он подошёл поближе и расчистил место. Отодвинул в сторону маленькую табуретку и прикрытую сверху тряпкой коробку с чем-то тяжёлым. Ящик тоже тяжёлый, полный железа. Вар потянул его за край. Ящик поддался, позади что-то упало с металлическим звоном.

Последний раз они отодвигали его, наверно, вместе с отцом. Вар не сразу сообразил тогда, что отец хочет от него. Они собирались уходить после чистки гаража и мойки машины, когда отец неожиданно позвал Вара странным голосом помочь подвинуть ящик.

– Зачем его двигать? – нетерпеливо спросил Вар.

– Помоги!

Запылённая стенка открылась, отец так же странно оглянулся по сторонам – они были под прикрытием машины – и стал что-то ощупывать в полутьме. После задержки на свет появился кирпич, затем что-то завёрнутое в тряпку. Отец положил свёрток на пол и не спеша развернул. Удивлённый, Вар присел поближе. На тряпке лежал небольшой чёрный пистолет и два металлических предмета.

– В жизни всякое бывает, – тихо сказал отец и уверенно взял пистолет в руки.

– Вот так взводить, – он отвёл руку в сторону и спустил курок. Раздался негромкий, невнушительный щелчок.

– Это предохранитель. Это две обоймы, в каждой по шесть патронов. Смотри! – обойма с щелчком вошла внутрь ручки пистолета.

– Это у тебя с войны?

– Да. Он незарегистрированный. Никто про него не знает. Кроме нас с тобой.

В руки Вара пистолет тогда не попал. Отец вынул обойму, завернул всё аккуратно в тряпочку, вложил в тайник и поставил кирпич на место. Стена спрятала свой секрет, они закрыли её ящиком. По дороге домой они разговорились почти как равные, отец разгорячился и позволил себе несколько словечек. Что-то было у него на уме в тот день.

В жизни всякое бывает. Что же было у него тогда на уме? Что-то важное, но не требующее многословия. Вар понимал. Серый паучок спешно покидал своё убежище. Не бойся, дурашка. Этот кирпич. Руки не спешили. Одобрит ли отец? Не узнает. А пустая обойма? Глупости. Вар очертил пальцем контуры кирпича на пыльной стене. Нужно что-то острое чтобы подцепить. Он достал из ящика маленький ножик. Свёрток показался в глубине тайника, Вар аккуратно вынул его и развернул. Всё на месте. Он взял пистолет в руки и осмотрел. Взвёл и спустил курок. Щёлк. Он сдвинул предохранитель, взял обойму и осторожно вставил в ручку. Ещё один приятный уху щелчок. Рука сама вытянулась вперёд. Ей очень нравилось держать этот металлический предмет.

Раздались голоса, по стене промелькнули тени. Вар быстро спрятал хозяйство под тряпку. Прошли. Увлёкся. Обойма не хотела выходить обратно. Все мысли на стволе, Вар перевернул пистолет несколько раз. Никак. Он развернулся с опасной игрушкой к свету. Вот, небольшой рычажок. Обойма с готовностью выскочила. Вар быстро сложил свёрток, засунул внутрь и с облегчением поставил кирпич на место. Ящик поддался со скрипом. Ничего не забыл? Вар вышел на свет и закрыл гараж.

Стояли совсем не зимние деньки. Из тех, какие Шаш изредка дарит своим жителям в это время года. Из тех, за которые шаши всегда благодарны своему городу. Ясное небо, свежесть в воздухе. Подставь Солнцу лицо, и ощутишь его приятное тепло на коже. Погонять бы в футбол, а потом выпить по кружке пива. Да не с кем. На одно сердце стало меньше, а как опустел город Шаш. Распорядились. Мало им. Не хватает. Вот грейся на Солнце и пей пиво. Пьют, сволочи.

* * *

– Зачем ты меня вытащил сюда? Говорил, что холодно. И пиво холодное.

– Четвёртую кружку заканчиваешь. Куда ещё?

– Всё равно холодное.

– Если бы ты не собирался полдня. Когда я тебе позвонил, Солнце было ещё наверху.

Остывающий двор забегаловки опустел. Кто-то ещё сидел внутри, в прокуренном зале. Идти туда не хотелось. Ушедшее Солнце ярко окрасило кусок чистейшего неба. От земли потянуло сыростью. Долго им здесь не просидеть. Они уже около часа были заняты двумя сильно высушенными рыбками. Остатками осенней заготовки Вара с отцом. Твёрдые бока с тщательным усилием освобождались от покрытой чешуёй кожи, от боков отдирались солёные полоски, которые немедленно отправлялись в рот и обильно заливались пивом. Всегда приятное занятие, в любом настроении. Жалко, что рыбки маленькие.

– Я знаю, кто убил Вита.

Вар краем глаза увидел, что его друг оторвался от кружки и поставил её на стол.

– Помнишь, осенью, когда ты толкнул кого-то в кафе?

– В каком кафе?

– Когда мы сидели и толпа вдруг привалила.

– А, когда ты нажрался и потащил меня искать свою Лялю?

– Лалу. Помнишь, мы ещё встретили моего одноклассника с друзьями?

– Помню.

– Помнишь одного, с золотыми зубами?

– Они, кажется, все были с золотыми.

– У одного был полный ряд. Он за водкой со мной ходил.

– Смутно. Ну?

– Он один из тех, кто убил Вита.

– Ты откуда знаешь?

– Знаю.

Рэм отодвинул кружку в сторону.

– Ты серьёзно?

– Он хвастался этим среди своих. Люди слышали.

– Кто слышал?

– Рин. Об этом никому.

– Своими ушами слышал?

– Да. Говорит, что тот узнал Вита.

– Ну…

– Мы с Витом недавно купили отличный мяч. Рин видел, как младший братишка того парня играл точно таким мячом. Своими глазами.

– Могли купить.

– Хвастался, что мяч убитого.

– Хвастался! Да брось ты! Что он, идиот?

– Зачем Рину врать? Специально ко мне пришёл. Не боятся, наверно, сволочи. Их там много было. Повеселились. Делятся теперь.

– Не знаю… И что теперь?

– Я тоже не знаю.

Из дверей забегаловки высунулась голова.

– Закрываем!

– Пошли, я совсем замёрз. Как в тебя вошло четыре?

– Я и говорю, что холодно.

На остановке никого не было.

– Может, пешком пойдём?

– Далеко.

– Далековато.

– Ты что-то совсем сам не свой.

– Убили, сволочи, нашего друга. Чем им Вит помешал?

– Да…

– Ещё хватает нахальства хвастаться.

– Что мы можем сделать? Ты же не пойдёшь его закладывать?

– Пошёл бы, да бесполезно. Я знаю через третьи руки. Рин не пойдёт. Всё равно говорят, что почти всех уже выпустили.

– Я тоже слышал. Трамвай! Я совсем задубел. Слушай, может, ошибка.

– Я тебе говорю, что он узнал Вита. Какая ошибка!

– Не горячись. Давай подкараулим и отмочим его.

– Отмочим!

– Что ты хочешь сделать?

– У меня есть пистолет, – тихо сказал Вар.

– Сдурел!

– Наверно. Они хотят прогнать нас из нашего города, убивают наших друзей и насилуют наших девушек.

– Ух, – Рэму не нравилась эта сдержанная серьёзность. Она была ему знакома. Он затих и прислушался к стуку своего сердца.

Больше друзья не произнесли ни слова, молча попрощались, когда Вар вышел на своей остановке. Вар не сразу пошёл домой. Он бродил по тёмным аллеям, под голыми ветками деревьев, мимо занавешенных окон, пустых детских площадок и беседок с холодными скамейками. Одиноко и страшно под непроглядным небом, посреди огромного скопления безучастных сердец. Решимость испарилась из утомлённого тела. Всё напрасно. Где-то далеко притихли в лунном свете ледники и засыпанные снегом ущелья. Там тишина и чистое звёздное небо. Там хорошо, всегда было и всегда будет. Не повезло твоему другу. Не ему одному. Что можно поделать? Но с моими друзьями такие вещи не должны случаться. Вар отошёл в сторонку за кусты и высвободил с удовольствием из себя две кружки пива. Полторы. Он не допил свою вторую кружку. Холодно в городе Шаш. Домой.

* * *

Вар ударил по воротам сильнее, кулаком. Куда задевалась их собака?

– Кто там?

– Здравствуйте! Рина можно?

– Нет дома.

– А когда придёт?

– Он работает.

Работает? Ночная смена? Поменял работу. Вар обратился лицом к дальнему концу плохо освещённой улицы. Там где-то большое дерево у перекрёстка. Вокруг никого. Он быстро зашагал. В такой час на него сразу обратят внимание как на чужака. Перекрёсток тоже был пустой. Вар не задержался на нём, свернул в узкую боковую улочку и спрятался в тени высокого забора. Кажется, это та самая улочка, что ведёт к каналу, к месту, где они купались много раз вместе с местными ребятами. Одно лето Вар часто приходил к Рину в гости. Давно это было. Там крутой берег, с которого хорошо нырять, и небольшой водопад для азарта. Ворота – самые большие на улице. Зажиточные. В округе было очень тихо. Поздно, все уже по домам.

Прошло около получаса, но Вар почему-то продолжал стоять на том же месте, прислонившись к глиняному забору. Надо уходить, пока не заметили. Раздались громкие голоса, к перекрёстку приближалась группа людей. Они задержались у зелёных ворот, кто-то попрощался, маленькая дверь в воротах открылась и закрылась. Вар не разглядел – кто. От группы отделились двое и направились в сторону узкой улочки. Вар немедленно побежал от них, всё так же прячась в тени забора, и завернул за угол. Здесь уже где-то канал. Он осторожно приблизился к едва различимому краю берега и оглянулся назад. Не успели заметить. Слышалось журчание воды. Её должно быть совсем мало, по колено, не больше. Зима. Где-то здесь труба на другую сторону. Вот она. На противоположном берегу, за полосой кустов, большая дорога. Самый короткий путь домой, незамеченным. Назад идти рискованно. Вар поставил ногу на металлическую поверхность. Труба отозвалась низким звуком. Широкая, но в середине метров пять над водой, теперь даже больше. И довольно длинная. Когда-то он проходил по ней без труда. Он поставил вторую ногу. Расслабься, ты проходил здесь много раз. Ну и что, что только при дневном свете?

* * *

– Ты что, сдурел – заводить такие разговоры по телефону!

– Извини, не подумал. У тебя есть что-нибудь пожрать?

– Посмотри в холодильнике.

– Дома никого? – Рэм направился прямо к кухне.

– А ты что, не из дома?

– Я был у Горошка. Слушай, здесь мясо есть. Можно?

– Не стесняйся. Как Горошек?

– Они уезжают.

Вар показался в проёме кухонной двери:

– Куда уезжают?

– Насовсем уезжают из долины. К родственникам, в другой город.

– Насовсем! В какой город?

– Не помню. Её подружка уже уехала. Вчера. Почти всё оставили. Погрузились на поезд и отчалили. Горошек сильно расстроилась.

– Когда уезжают?

– Пока не знают точно. Квартиру продать, вещи отправить. Папаша её уже распоряжается. Наверно, скоро.

– Подогрей!

– И так хорошо. Ну, что будем делать? – лицо Рэма приняло сосредоточённое осмысленное выражение. Благотворное воздействие хорошего куска жареного мяса.

– Как Горошек?

– Расстроенная. Ты что, уже передумал?

Вар посмотрел на своего друга.

– О чём передумал?

– Я серьёзно.

– Не знаю. А ты?

– Меня зло взяло, когда узнал, что Горошек уезжает. Всё из-за этих сволочей. И Вита убили. Тот гад, мы с ним вместе гуляли.

– На тебя нельзя положиться. Опоздаешь в самый важный момент.

– Не крути мозги. Говори, что задумал. Откуда у тебя пистолет?

– Оттуда. Про пистолет никому.

– Нет, я сейчас выйду на улицу и всем расскажу.

– Я знаю, где он живёт. На той же улице, что Рин. В квартале коренных.

– Лучше его где-нибудь в другом месте подкараулить. Там опасно, узкие улочки, всё слышно. Заблудиться просто.

– Другого места я не знаю. Где его ещё можно подкараулить ночью? Убежать можно по трубе через канал. Я знаю дорогу хорошо.

– По трубе?

– Да. Она широкая, правда, в темноте нужно осторожно. Падать высоко, а воды сейчас по колено.

– Это там, где водопад с воронкой? В прошлом году кто-то в ней утонул.

– Да.

– Ну, ты даёшь! Хотя сейчас воды в канале должно быть совсем мало.

– Я же сказал, что мало. Тот мужик, говорят, пьяный был. Летом с трубы ныряют спокойно. Я нырял. Течение не такое быстрое, доплыть до берега можно спокойно. Перед водопадом есть сетка, правда с дырками. Я ещё не знаю, как его подкараулить. Из дома звать опасно. Нужно последить, может, он уходит из дому по вечерам. Ты его помнишь в лицо?

– Смутно.

– Хорошо. Я послежу, посмотрим, что выйдет. Об этом никому.

– Запарил. Пистолет покажи.

– Спрятан. Ты когда ещё будешь у Горошка?

– Почти каждый день хожу. О тебе спрашивает. Почему не звонишь.

* * *

Опустошающие чувства беспрепятственно проникали глубоко внутрь. И не спрятаться от них никуда. Даже среди отражающих свет низкого Солнца белых вершин и нетронутых снежных полей в затемнённых длинными зимними тенями непроходимых ущельях. Беспомощный, Вар не пытался тогда сопротивляться, замирал в ожидании, страшась ещё большей опасности. Что за этой волной не последует другая, безрассудная и спасительная волна решимости, побеждающая на короткое время страх, бессилие и одиночество. Вар тихо удивлялся, что люди вокруг не замечают в нём ничего особенного, что его не останавливают на улице прохожие и не спрашивают, всё ли с ним в порядке. С ним, вероятно, всё в порядке. Просто иногда вдруг накатит такое, перед чем кажется бессильной даже самая желанная на свете улыбка.

– Привет! Заходи. Как здорово, что ты пришёл!

Какое прекрасное лицо. Грустное и тёплое. Горошек наклонилась, чтобы достать ему домашние тапочки, тонкое платье обтянуло лёгкие и выразительные линии её спины и ягодиц. В прихожей было необычно тепло для зимнего сезона в городе Шаш.

– У вас жарко, я без тапочек обойдусь.

– Мама любит, когда тепло. Померяй эти. Ты почему так давно не звонишь?

– Вот пришёл.

– Хочешь чаю?

– Не откажусь.

Кухня казалась совершенно незнакомой, хотя он уже был здесь один раз.

– Одна?

– Да, родители на работе.

– Так поздно?

– Они всегда задерживаются. Папа часто ночью приходит.

– Рэм мне сказал, что вы уезжаете?

– Да, собираемся.

– Страшно?

– Не знаю. Папа уже давно хотел уехать туда, где он родился. Он всегда говорит, что здесь ему трудно развернуться. А теперь и мама не против. Моя подружка уже уехала. Её папа ещё совсем больной, но они не хотели здесь больше оставаться.

– А ты?

– Я не знаю.

Вот здесь мне нужно находиться всё время. Пить чай, приготовленный этими руками, бросать незаметные взгляды на белую шею.

– Рэм рассказал про вашего друга. Как жалко его!

– Жалко. Я Вита очень любил, – Вар почувствовал, что его глаза увлажнились, и старался приглушить наплыв чувств. Глаза Горошка смотрели в его глаза с грустной простотой. Не пытаясь проникнуть глубоко, просто светились и грели. Как будто они умели так греть только его одного во всей вселенной.

Он стал рассказывать ей истории про них с Витом и Рэмом, забыв, что она уже слышала их не один раз. Всё равно. Симпатичным шашам всегда нравятся эти истории. Очень давнее наблюдение. Интерес искристых глаз ласкал, весёлый смех проникал глубоко, наполнял теплом и спокойствием. Всё будет хорошо.

– Я сижу и жду его. Час проходит, уже где-то половина второго. Я знаю, что он приедет, только вот когда. Наконец, к концу второго часа, вдруг вываливается из автобуса, и самое первое, что он мне говорит: «Слушай, я забыл деньги дома, подождёшь, пока съезжу за ними?»

Горошек смеялась заразительно и грустно. Он незаметно вдыхал воздух, пытаясь уловить аромат открытой кожи её рук и шеи. И не был уверен, когда вдруг удавалось, кажется ли ему эта сладость или нет. Она должна пахнуть именно так.

Он наговорил аппетит, Горошек накормила его вкусным маминым борщом с большим куском мяса. Несомненный знак частых посещений этого дома Рэмом. Мясо не задержалось на тарелке. После борща на столе опять появился чай и домашнее варенье, хотя уже не было места ни для того, ни для другого.

Совсем поздно. Они оба откинулись на спинки стульев, чувствуя надвигающуюся сонливость.

– Ну твои родители и полуночники.

– У мамы дежурство на этой неделе, а папа всегда так работает.

– Чем он занимается?

– Он заведует всеми автобусами города.

Вар благоразумно удержал в себе шутку о ночном городском транспорте. Пора было собираться домой.

– Спасибо за угощение. Набил живот, вставать не хочется.

– Оставайся на ночь, уже очень поздно. Как ты доберёшься?

– Доеду, не в первый раз.

– У тебя есть деньги на такси?

– Да ничего, что-нибудь поймаю.

– Подожди.

Горошек ушла в свою комнату и вернулась с несколькими зелёными бумажками в руках.

– Возьми.

– Да брось ты, не надо!

– Бери!

Сложенные деньги лежали на раскрытой белой ладони как щедрый дар, от которого нельзя отказаться. Вар, удивляясь себе, с улыбкой положил их в карман.

– Спасибо, – он чувствовал, что его лицо в этот момент правильно выражает его чувства. Горошек, наверно, думала так же про свою улыбку.

Они прошли в прихожую. Решимость появилась, когда Вар надевал туфли и куртку под молчаливым наблюдением. Он знал, что это можно сделать. Готовый к выходу, он обернулся к ней лицом, поднял руку и провёл пальцами по коже её руки. От плеча до тонкого запястья.

– Пока.

– Пока.

Она стояла в двери, пока он не скрылся из виду. Он услышал, как тихо захлопнулась дверь, и через несколько лестничных пролётов вышел в тёмный двор дома. И сразу вспомнил не так давно произошедшие здесь события. Он невольно посмотрел на тёмные окна квартиры на третьем этаже. Там уже не живёт девушка с длинными волосами. Совсем немного следов открывалось под тусклым светом фонаря. Черные пятна на месте, где горела машина, заколоченные фанерой окна. Почистились. Вар быстро зашагал.

Ни одного такси. Не зря говорят, что их стало меньше в городе. Автобусов тоже не было видно. Чувствуя, что начинает замерзать, Вар пошёл вдоль дороги, время от времени оглядываясь назад. Он не испытывал ни усталости, ни раздражения. Шагать было приятно, теплее. Придётся добираться на своих до маленького базара, остановок пять или шесть – лениво работал мозг.

Он вздрогнул от неожиданности, когда из-за спины вдруг появился микроавтобус и остановился метрах в двадцати впереди. Он подошёл к окну со стороны обочины.

– Садись, брат, подвезу!

Удивлённый и обрадованный Вар быстро забрался на пассажирское сиденье.

– Куда едешь?

Услышав ответ, водитель очень обрадовался.

– Там живёшь? Я тоже там живу. По дороге! С работы?

– В гостях был. Ничего нет, ни такси, ни автобусов.

– Да, ночью теперь стало плохо. Никто не подбирает. Я всегда подвожу людей, если по дороге. Как человеку ещё добраться?

– Бояться стали.

– Да, – молодое лицо водителя скривилось от неудовольствия. – Зачем это сделали? Плохие люди. У нас старики ходили по домам и говорили, чтобы не пускали молодёжь.

– Не везде ходили, к сожалению. Разве прямо не быстрей?

– Нет, там закрыли дорогу.

– А-а…

Микроавтобус ехал быстро, подскакивая на ямах и поскрипывая тормозами на красный свет.

– У меня тогда друга убили, – неожиданно для себя вдруг произнёс Вар во время паузы в разговоре.

– Эээх! Как убили? – Молодой водитель повернулся к Вару. На его лице отражалось много чувств.

– Избили, потом машиной переехали. Утром в футбол играл с друзьями, домой шёл.

– Какие люди! Зачем это сделали?

Я не знаю. Тебе, наверно, лучше знать. Хороший парень, правильно воспитан.

– Хороший друг был?

– Да.

– Много плохих людей. Им всё мало.

– Говорят, что молодёжь бесчинствовала.

– Да молодые, совсем ума нет. Им говорят бей этих – они чужие, – они верят.

– А кто говорит?

Вопрос остался без ответа. Машина повернула на его улицу. Быстро доехали.

– Мой друг здесь родился, я родился здесь, это наша земля.

– Всем места хватит, – прозвучало тихо и примирительно.

– Вот здесь, у остановки. Сколько я должен?

– Не надо денег, брат.

– Спасибо.

Ему вредно быть на ногах в такое время ночи. Спать, быстрее спать. К приятным сновидениям.

* * *

В этот раз почти весь город был рад внезапному приходу настоящей зимы. Очень редкому в долине, особенно перед Новым годом. Ветры долго нагоняли тяжёлые тучи и холодный воздух. Вечером шаши заметили первые снежинки. Через несколько часов после этого на улицу вышли самые отчаянные из городской детворы. Утром всё было покрыто толстым слоем сухого снега. На дорогах слышался грохот рано начавших работу снегоочистительных машин и шум буксующих колёс автомобилей. Снег не прекращался весь день, а ночью, когда небо очистилось, стало ещё холодней. Необычно холодно стало.

Настоящие шаши, сказать по правде, не очень-то разбираются в том, что такое настоящая зима. Большинство знает о ней понаслышке. Это такая зима, которая хвала богам посещает их город очень редко, но регулярно случается в далёких краях, где понаслышке знают о том, что такое настоящее лето.

В этот раз город нуждался в принудительном замедлении жизни. Шаши сидели по домам и отваживались выходить на улицу только с целью добраться как можно быстрей до другого относительно тёплого помещения. Места работы, школы, хлебного магазина. И скорей обратно домой. В не приспособленном для таких условий городском транспорте головы укутанных горожан были заняты мыслями о сохранении тепла и равновесия. По вечерам на улицах слышались лишь голоса детей, неутомимо работающих над расширением и удлинением и без того опасно выглядевших катков. Заботы выживания вытесняли все другие из остывших голов.

А для небольшой горстки и вовсе наступило редкое время. В горах выпало много пушистого снега. Сердца понимающих шаш трепетали в восторге и предвкушении. Их не останавливало то, что добираться до этого снега стало чрезвычайно трудно. Из-за заносов и лавин. Они отправились в дорогу до рассвета, зная, что их ждут совершенные чудеса. Там, за заветным перевалом, где поскрипывает снег под холодными лыжами, пощипывает носы мороз и в закрытых плотно шапкой ушах звенят гулкие голоса возбуждённых людей вокруг.

Не все из посвящённых поспешили воспользоваться неожиданным подарком природы. Попадаются среди шашей и довольно твердолобые экземпляры. Вар без труда преодолел искушение. Вернее сказать, не испытывал никакого искушения. И ничуть этому не удивлялся. Он проснулся в зимний выходной, лелея тяжёлые чувства. Совсем не тянуло из постели. Даже для того, чтобы взглянуть с высокой точки на заснеженное ущелье, вдохнуть холодного воздуха и направить небрежно вниз упругие лыжи. Он лежал лениво, пытаясь удержать обрывки сновидений, которые ускользали от него как раз в момент, когда он, казалось, фиксировал их в памяти. Всё, теперь уже никогда не вспомнить. Он немного побаивался своего настроения и гордился им. Тёмными мрачными мыслями, решимостью и отчаянием. Погода изменила его планы тоже. Возобновить разведку можно будет только после того, как немного потеплеет. Он регулярно и безрезультатно проводил вечера в тени забора на узкой улочке, что ведёт к каналу. Увидеть Золотозубого не удалось ни разу. Вар стал сомневаться, живёт ли он там.

Зазвонил телефон.

– Алло.

– Ты почему не поехал кататься?

– А ты?

– У меня коленка болит.

– Мяса есть надо меньше.

– Эх, надо было всё же поехать. Какой день!

– Солнечно?

– Посмотри в окно.

– Вставать неохота. Вижу, что светло. Там сейчас должно быть классно.

– Пойдешь вечером к Заре?

– Наверно.

– Я приведу Горошка. Она захотела.

Этого только не хватало. Зара собирала всю компанию. По случаю холодов, наверно. О существовании Горошка они ещё не знали.

– Она спрашивает, почему ты опять не звонишь.

Он не говорил с Горошком с последней встречи. Что, разумеется, не означало, что он не помнил о ней.

– Зря ты так долго телился, классная шаша.

Уже за одно это можно было простить Рэму все его утомляющие привычки.

– Когда они уезжают?

– Весной, кажется. Приходи, в шахматы сыграем.

– Мои шахматы лучше, приходи ко мне.

– Ну да, мне мои больше нравятся. Аккуратные.

– Куда им с моими деревянными. Мою ладью в руки взять приятно. У тебя доску тронуть опасно, всё валится.

– Ничего не валится, незачем стучать, это тебе не домино. Не придешь? Мне, что ли, приехать? Надоело дома сидеть.

* * *

Горошек была встречена, как Вар и ожидал, немного настороженно. Приблизительно половиной их компании. Что-то уже прослышали. Это не помешало ей при энергичной поддержке другой половины влиться вполне непринуждённо в нешумное зимнее сборище. Насколько было возможно влиться притягивающей взгляды из любого угла комнаты тонкой фигуре в длинном шерстяном платье бордового цвета. Казалось ли это лишь одной паре глаз? Наверно нет. Взятые по отдельности, её губы были, возможно, чересчур яркими, платье немного длинным и туфли не совсем в цвет. Вар читал мысли вокруг себя.

Характер их вечеринок изменился. Они стали много спорить, о том, что интересовало почти всех. Никто не пытался подняться из-за стола. И не выпивка и не закуска были тому причиной.

– Мои родители тоже хотят уехать, – вставила Горошек.

– Мои никогда не уедут.

– Мне кажется, что я не смогу жить в другом месте.

– Сможешь, почему нет?

– Ведь как много нас связывает с городом и с долиной. Кто-нибудь заметил, как сегодня заходило Солнце?

– Да, здорово было!

– Я смотрел не отрываясь. Уверен, что нигде больше оно так не заходит.

– Да уж!

– Посмотришь – и на душе становится легче. Губы сами шевелятся, рот наполняется словами.

– А ты сплёвывай!

– Да ну тебя! – соседка Вара шутливо замахнулась на Рэма и снова обратила заинтересованное лицо к Вару: – Что-нибудь сочинил?

– Варится. На самом деле, как нам без нашего лета, весны? А сумерки в конце осени? Нигде, наверно, такого больше нет.

– Что-то другое есть, Солнце везде светит.

– А полгода без него не хочешь.

– Полгода без Солнца, конечно, тяжело, но ведь есть вещи и поважнее.

– Какие?

– Живыми остаться.

– Ну, до этого дело ещё не дошло, не загибай.

– Дойдет, – уверенно поддержал Рэм.

– Чаю хотите? – спросила из кухни Зара.

– Рано ещё.

– Хотим! Я варенье с косточками принесла.

– Я поставила чайник.

Со стола стали убирать грязную посуду. Горошек отнесла на кухню два больших блюда, на которых подавали быстро расхваченные маленькие бутерброды. Появились чашки, тарелочки, ложки и сладкое.

– Ух ты! А это что такое? Можно попробовать?

– Чая дождись!

Вар был рад, что преодолел сильное нежелание и пришёл. Один только закат того стоил. Краски ещё не потеряли свежесть в его глазах. Они вызвали особую грусть, освежающую. Он устроился поудобней на стуле и крутил в руках маленькую чашку с тонкими стенками.

– Почему они так хотят, чтобы мы уехали?

– Дураки потому что, – Зара принесла два больших чайника на подносе. – Думают, что будут жить лучше.

– Очень немногие так считают.

– Немногие? Ты видел, что они натворили? Их там было много.

– Да, – тихо согласился Вар. – Виту хватило.

– Бедный Вит! Так и не нашли, кто это сделал?

– Не найдут никогда, – ответила Зара и бросила взгляд на Вара.

– Я боюсь, что же теперь будет? Мама тоже очень боится.

– Ничего не будет. Против автоматов не пойдут.

– Заводил не поймали. Никого не поймали. Может повториться опять. Среди них дураков много. Позовут – они ещё раз это сотворят.

– Кому чаю? Немного осталось, – Зара встала унести пустые чайники.

– Какие заводилы? Подонки с улицы там были. Поразбойничать безнаказанно всегда есть охотники. Получается, что безнаказанно – убивать, насиловать.

– Что-то на тебя не похоже. Ты всегда их защищаешь.

Заре всегда трудно удержаться. Ничего нового.

– Никого защищать не надо. Подонков хватает среди всех племён.

– Моего племени там не было.

– Откуда ты знаешь?

– Ну ладно вам. Что мы можем сделать? Даже если бы и знали кто.

* * *

Настоящей зиме не удержаться в их городе надолго. В этом шаши никогда не сомневаются. Разве что в самые холодные ночи. В одно утро город заполнил согретый далеко на юге воздух, будто с новой силой засветило Солнце, быстро растаял снег и начала подсыхать глинистая земля. Шаш снова стал похож на себя, солнечный и тёплый. Наступил вечер, когда можно было рискнуть выйти на улицу в лёгкой куртке, но Вар предусмотрительно оделся тепло. И не напрасно. После часа неподвижного стояния он почувствовал, что начинает замерзать. В темноте вечера воздух совсем не ощущался тёплым. От канала несло сыростью. Пора уходить. Бесполезное времяпровождение. На улочке никто не появился. За зелёными воротами было тоже тихо.

Он опять стал сомневаться, зачем пришёл сюда, но усидеть дома в такой вечер было невозможно. Он проехал несколько остановок на автобусе, подошёл к полосе густого кустарника и нырнул в промежуток. За полосой – берег канала и едва различимая труба. После нескольких пробных шагов по трубе Вар без труда перешёл на другую сторону и занял позицию на узкой улочке. В округе было очень тихо. Ни шума машин от главной дороги, ни лая собак.

Что-то заставило его выйти из тени и направиться в сторону большого дерева на углу. Раздумывая об этом впоследствии, он находил лишь одно объяснение – судьба. Может, он хотел постучаться к Рину? Но тогда почему он оказался так близко от зелёных ворот?

Маленькая дверь в воротах открылась. Из неё вышел Золотозубый в накинутом на плечи халате и зажжённой сигаретой в руке. Они застыли от неожиданности в трёх метрах друг от друга, их взгляды встретились, несмотря на тусклое освещение.

Все сомнения Вара немедленно рассеялись. Он увидел всё в напряжённых глазах противника. И безжизненное тело своего друга, поглощающее один за другим удары, безрассудные по жестокости. И растерянность, и испуг, и боль. Он увидел, что глаза узнали его и немедленно догадались. Сердца громко застучали.

Золотозубый подался назад, упёрся спиной в ворота, бросил взгляд на спрятанную в кармане правую руку Вара и неожиданно для обоих издал громкий крик. Похожий на услышанный Витом за несколько минут до смерти, но другой тональности. От этого крика мгновенья спустя ожил дом позади ворот, послышались шум и крики.

Вар развернулся и побежал. Нырнул обратно в улочку и как будто в несколько шагов оказался на открытом пространстве у канала. Только здесь он услышал быстрые шаги позади. Не оборачиваясь, он продолжать бежать, ища глазами трубу. Вот она! Он сделал по ней несколько быстрых шагов и затормозил, пытаясь сохранить равновесие. Удержавшись, он снова зашагал и услышал гулкий звон быстрой поступи. Его настигали. Вар осторожно развернулся. В этот момент на него налетела тень и вцепилась руками. Вар почувствовал себя в воздухе, предчувствуя удар о дно канала. Он упал на спину и услышал всплеск другого приземления. Лихорадочно отталкиваясь руками от покрытого тиной дна, Вар вскочил на ноги, по колено в воде. Противник не выдавал себя в темноте. Поворачивая голову во все стороны, Вар сделал несколько шагов и тихо вскрикнул, наткнувшись на что-то большое. Неподвижно лежащее в воде тело. Донеслись отдалённые крики. На улице шли поиски. Высоко поднимая ноги Вар зашагал к берегу проваливаясь в тине и ямах. Хватаясь за что придётся, он выкарабкался наверх и побежал к полосе кустов.

У кустов он оглянулся. На другом берегу не было слышно никакой активности. Ещё не догадались. Он осмотрел себя. В таком виде нельзя показываться на людях. Он поднял с земли небольшую палочку и стал соскребать куски тины и глины с промокших насквозь ботинок и штанов.

Он вздрогнул от неожиданности, когда услышал громкие голоса. У канала появились люди с фонарями. Вар затаил дыхание. Через несколько минут раздался страшный крик, за ним последовали другие. Сердце опустилось глубоко вниз. Он заспешил и с опаской выглянул из-за кустов на большую дорогу. Проехала одна машина. Тихо. Он быстро пересёк дорогу, побежал вдоль неё, стараясь держаться в тени деревьев, и завернул в первый проулок. Здесь он удивился неожиданной удаче. Телефон! Он снял трубку и услышал гудки. Он стал шарить по мокрым карманам в поисках нужной монеты, хорошо зная, что там её нет. От сырости разве что. Чувство паники отступило. Он бросил трубку, зашагал по улице и через некоторое время вышел на небольшой пустырь, где приземлился в тени куста.

Стало очень холодно. Нужно что-то делать. Он в который раз осмотрел свои брюки и ботинки. Нет, в таком виде он привлечёт внимание. Он пошёл дальше по тёмным незнакомым улочкам, держа направление в сторону дома Рэма, и вышел к широкой дороге, освещённой фонарями. Пересекая её, он обратил внимание на маленький предмет у обочины. Монетка! И ещё какая! Потемневшая, слегка помятая, должна сработать. Он быстро нашёл телефонный автомат.

– Алло!

– Не вешай трубку. У меня нет больше монет.

– Зачем мне её вешать?

– Ты можешь подъехать на машине к воротам автопарка?

– Какого автопарка?

– Нашего.

– На какой машине?

– Чёрт! Возьми такси. Захвати с собой брюки, носки, рубашку и что-нибудь на ноги.

– Что случилось?

– Приезжай.

– У меня вся обувь большая.

– Привези что-нибудь, только поскорей.

– Что случилось?

– Приезжай!

– Хорошо.

– Только быстрей.

Такси отъехало, оставив Рэма у дороги, Вар вышел из укрытия. Рэм держал в руках пакет и оглядывал Вара удивлёнными глазами.

– Где это ты так вымазался?

– Одежда в пакете?

– На. Туфли все большие, я взял свои старые кеды.

– Подожди здесь, я переоденусь.

Вар зашел в кусты. Рэм молча сел на скамейку.

– Ты ремень взял?

– Забыл. Я тебе говорил, что у меня размер больше.

– Эти штаны в два раза шире меня.

– Черт, наверно, отцовские. Мне тоже показались большими.

Вар вышел из кустов в сухой рубашке, носках, кедах и мокрых штанах. Он всучил пакет Рэму.

– Спасибо.

– Не подошли?

– Сам попробуй. Мне надо где-то просушиться. Как штаны на вид?

– В темноте сойдёт. Извини. Поехали к нам на дачу. Там просушишься. У тебя есть деньги?

Дачный посёлок на окраине города пустует в это время года. Хорошо, что электричество было. Вар отмыл грязную одежду и сушил её над спиралями обогревателя и под струёй воздуха от маленького шумного вентилятора. Куртка из синтетики выглядела неплохо, брюки и рубашка тоже. Ботинки беспокоили Вара больше всего. Он тщательно отмыл их и осторожно сушил, держа в руках, опасаясь повредить кожу.

Удивительно, но Рэм не задавал вопросов. Только по-хозяйски приготовил чай и нашёл где-то банку с засахаренным вареньем. Вар набросился сначала на горячий чай, затем на варенье. Они молча сидели в маленькой кухне, освещённой светом от раскалённой спирали обогревателя, и наблюдали за сушкой. Округа была совершенно безлюдной.

Брюки стояли колом. Вар недовольно поморщился, но надел. Зато ботинки, хоть и не совсем сухие, выглядели отлично, так же как и куртка. Вар почувствовал облегчение. Они вышли на улицу, освободились от чая и зашагали к остановке. На такси денег не осталось. Их подобрал старый трясучий автобус. Неровности дороги отзывались в том месте живота Вара, где сгустились все его тревоги и страхи. Он вспоминал взгляд Золотозубого, неподвижность его тела в воде и крики людей у канала.

– Ни кому об этом, – сказал он тихо Рэму.

Они вышли из автобуса и решили идти по домам пешком. Рэму три остановки, Вару две. В разные стороны. Друзья попрощались.

Тревожность и ощущение несправедливости. Он понимал, что попал в серьёзный переплёт. И совсем вроде без вины.

– В Вашем городе обо мне наверняка знают, принцесса. Я подозреваю, что Ваш отец и брат не одобряют поездки ко мне.

– Я свободна в своих поступках, – ответила она с простотой и достоинством.

– Разумеется.

– Расскажите мне, что случилось?

– Совсем мало есть что рассказать. Когда я очнулся на земле, то помнил только, что наш корабль терял высоту в штормовой зоне и мы искали место для приземления. Очевидно, я катапультировал, но не помню когда и почему. И почему этого не сделал мой друг. На месте, где корабль ударился о землю, обнаружили большую воронку и груду металла.

– Вам не поверили?

– Мне не поверили. Никто, даже те, кто должен был поверить.

– Сестра Вашего друга?

– Да. И не только она. Весь город вдруг вспомнил, что я чужак.

– До нас дошло известие, что Ваш друг нашёлся.

– Нашёлся? Когда? Где?

– Подробности мне, к сожалению, неизвестны. Простите, что я не сказала этого Вам сразу. Теперь Вы вернётесь в свой город?

– Вернуться? Нет, туда я никогда не вернусь.

* * *

Почти каждую неделю в многочисленных каналах города находят безжизненные тела шашей. Большинство из них попадают туда со своей помощью, некоторые с чужой. Они опасны, эти каналы. Особенно в период полноводия. Быстрое течение, водовороты, скрытые коряги, высокие берега. Зимой воды в них совсем мало, зато берега становятся выше. А много ли нужно дурной голове?

Незадачливых вылавливают, по возможности опознают и хоронят. Едва заметные происшествия в жизни города. Лишь изредка такие находки становятся событием. Из-за необычных обстоятельств или персоны пострадавшего. Впрочем, породить слухи в городе – совершенно не требующее больших усилий дело. Город исправно продолжает работать, как вечный усилитель и распространитель слухов. В эту зиму атмосфера в Шаше чрезвычайно им благоприятствовала.

В канале нашли труп молодого шаша. Его зарезали перед тем, как он попал туда. Об этом быстро узнали все. Осведомлённые люди утверждали также, что молодой шаш был одним из зачинщиков недавних беспорядков. Ему наверняка отомстили. Слухи вызывали тихую одобрительную реакцию у одних, неодобрительную у других и тревожные чувства у всех шашей. На улицах опять появилось заметно больше вооружённых людей в форме. Это подтверждало и слухи, и то, что правители города тоже сильно озабочены.

– Недалеко от тебя. Там, где в канале есть воронка, знаешь где?

– Я-то знаю, я там купался тысячу раз. А ты откуда знаешь? Ты там наверняка никогда не была.

Слухоохотливая Зара всегда быстро выводила Вара из равновесия, поднимая неспокойные чувства. Она хорошо это знала и научилась не подавать виду. Или ей нравилось дразнить?

– Он был один из зачинщиков. А когда их всех отпустили, кто-то отомстил. Правильно сделали.

– Ты же говорила, что зачинщиков не было в городе.

– Он, конечно, был не самый главный. Всё равно поделом. Кто знает, может, он был один из тех, кто убил Вита?

Вар удивлялся своей способности участвовать в этом разговоре. Прошла неделя, он чувствовал себя в относительной безопасности. Только две души могли связать его с этим событием. Он в них не сомневался. Больше всего его беспокоила невозможность узнать, отчего умер Золотозубый. Ударился головой о камень или корягу? Наткнулся на что-то? Почему говорят, что зарезали? Не помогало его пренебрежительное отношение к слухам. Он опасался, что память играет с ним шутки, события вспоминались очень неясно, как будто с большими пробелами. Он совсем не был уверен, что помнит всё, что тогда произошло. Это очень беспокоило его.

– Они дураки. Думают, что без нас будут лучше жить, – Зара не хотела останавливаться.

Без тебя им никак не прожить. Беспокойные чувства искали высвобождения привычным способом. Особенно когда его заводила Зара. Он сильно захотел подчинить её тело. Он заёрзал на своём диване, зная, что освободиться от этих чувств будет не просто. Только шесть часов, не очень поздно. Двадцать минут – и я там.

– Ты что делаешь вечером?

– Ничего. Мои уходят в гости.

– Тебя не берут?

– Мне там неинтересно. Хочешь – приходи.

Через десять минут он вдыхал свежий воздух улицы и прятал руки в карманах куртки, хотя было не так уж холодно. Сыро только. До первого появления такси рукам нечего делать на открытом воздухе. Вытолкнувшие его из дома чувства заменились другими, которые у него всегда вызывает погружённый в темноту зимнего вечера город. Он вдруг подумал о Горошке и садился в такси с чувством предстоящей неприятной обязанности. Зачем я туда еду?

Он постучался, зная, что дверь откроет другая Зара. К которой он мог позволить себе прикоснуться только осмотрительно, если не нежно. Чтобы не сильно обмануть ожидание глаз. Хотя обманывал их этим ещё больше. Зачем он сюда пришёл?

– Привет. Хочешь чаю?

На кухне было как после генеральной уборки. Пол и клеёнка стола светились чистотой и свежестью. Ни одной крошки, ни пятнышка. Вар как мог расслабился на жестком стуле.

Край халата слегка поднялся и приоткрыл бёдра, когда Зара тянулась за банкой варенья наверху кухонного шкафа. Намеренно. Тщательно расчёсанные каштановые волосы и выразительные глаза. Подкрасила? Или освещение такое? Приведшие его сюда желания быстро возвращались, но Вар не чувствовал себя хозяином положения. Нужно ли тебе то, с чем я пришёл? Ты ведь должна понимать, с чем я пришёл.

– Хочешь другое варенье?

– Нет, спасибо. Уже ничего не хочу.

Он стал наблюдать, как Зара моет чашки и тарелки и ставит их в сушилку. Закончив с посудой, она вытерла стол тряпкой. На нём остались пропущенные две маленькие крошки.

– Пойдём ко мне в комнату?

– На кухне хорошо. Тепло и чисто.

– Подожди, я сейчас вернусь.

В её отсутствие Вар пытался убедить себя отправиться домой, зная, что это выше его сил. Она вернулась и принесла с собой запах, который, наверно, предназначался быть приятным. Для чего ещё?

– Что, так и будешь здесь сидеть?

Она потянула его за руку. Вар не поддался, она оказалась на его коленях и поцеловала в губы. Он напряг ноги под грузом, положил на неё руки и ответил. Стараясь быть нежным. Она поцеловала его еще раз, смелее и настойчивей.

К этому моменту запас их нежности был растрачен. По крайней мере, одного из партнёров. Вар находился уже за точкой контроля своих чувств. Он ведь был ещё очень молодой шаш. Он был занят грудью обнажённой по пояс Зары. Упругая грудь молодой шаши. Природа наделила его способностью оценить её по достоинству. Она завладела всем его вниманием, он не замечал, что происходит с Зарой. Через несколько минут он поднял подружку на ноги и стал валить на кухонный стол. Убедившись в отсутствии сопротивления, он распластал её на прохладной клеёнке и в этот момент увидел закрытые глаза Зары. Неудобство позиции заставляло его работать неистово и безудержно. Казалось, что нет конца потоку высвобождающихся из него угловатых, колючих чувств. Он не услышал от неё ни звука. Наконец он осторожно расслабил над ней своё тело, чувствуя вину за грубое обращение. Он лёг рядом с ней на бок и попытался обнять. Неудобства заставили их подняться и сесть на столе. Зара накинула на себя халат.

– Так можно сломать стол, – сказала она выразительно обыденным голосом.

– Я сейчас, – она выскользнула из кухни, хлопнула дверь ванной. Вар торопливо привёл свою одежду в порядок, поправил клеёнку, сел поудобней на стуле и обратил внимание на полумрак в кухне. Горел только маленький светильник наверху посудного шкафа. Когда успела переключить? Из ванной не доносилось ни звука.

Когда Зара вернулась, она сразу включила верхний свет и потянулась выключить светильник на шкафу.

– Так было хорошо.

– Оставить?

– Конечно.

– Скоро мои вернутся.

– Мне уже домой пора?

– Нет, посиди. Я что-то проголодалась. Хочешь копчёного мяса? Папа привёз из командировки.

Под молчаливым наблюдением Вара она нарезала тонкие ломтики чёрного хлеба и положила на них тонкие ломтики пахучего мяса.

– Как вкусно!

– Мне тоже очень нравится. Может, останешься у нас, уже поздно?

– Поеду скоро.

– Я бы боялась сейчас быть на улице.

– Из-за этого трупа?

– И поэтому тоже. Неспокойно.

– Откуда ты знаешь, что с ним случилось? Может, он сам туда свалился.

– Всё равно. В городе неспокойно.

– Это правда. Уляжется.

– А если нет? Если нам всем придётся отсюда уезжать?

– До этого дело не дойдёт.

– Хорошо бы. Я не хочу никуда уезжать.

Никакого неспокойствия не ощущалось на улицах Шаша. Малолюдных и тёмных в такое холодное, позднее время. Ехали по ним домой родители Зары вместе с другими пассажирами, путешествующими по ночному городу. По дороге они привычно вглядывались в знакомые очертания домов, перекрёстков, остановок. В редких пешеходов. В их памяти хранились бесчисленные картины этих улиц в любую погоду, время дня и года. Всегда милые сердцу картины. Приносящие в души шашей ощущения тихой радости, спокойствия и вечности их мира. Привычные и дорогие до слёз. Некоторым шашам иногда кажется, что им совершенно не прожить вдали от этих картин.

* * *

– Может, позвонить домой? Уже почти час прошёл, – Горошек выглядела всерьёз озабоченной.

– Не волнуйся. Опоздать на час для него совершенная ерунда. Удивительно, что ты этого ещё не знаешь. Я предлагаю купить билеты на следующий сеанс.

– На него тоже?

– Появится – купит сам. Билеты будут.

– Давай позвоним. У меня есть монетка.

Они с трудом нашли исправный телефонный автомат. Такой, чтобы с неоторванной трубкой, непогнутой щелкой для монеты и с гудком. С лица Горошка не сходила озабоченность. Простое милое лицо, Вар не хотел отходить от него ни на минуту. Ему нравился скромный вид подружки. Незатейливо причесанные волосы, неподкрашенные глаза. Он готов был верить, что на её губах совсем нет помады. А больше всего ему нравилось замечать, что она чувствует себя совершенно свободно рядом с ним.

– Когда? Пятнадцать минут назад? Спасибо. Да, мы его ждём. До свидания. Ну вот, а ты волновалась. Скоро должен появиться. Может, успеем на следующий сеанс.

– Такого ещё не случалось.

– Знает, что ты со мной, расслабился. Вернёмся в кафе или зайдём внутрь кинотеатра? Холодно. Говоришь, ещё ни разу не опоздал? Трудно поверить.

– Так стало тревожно в городе. Ты слышал о том, что произошло возле вас? Кого-то нашли в канале.

– Слышал. Я его, наверно, знал.

– Да? Как?

– Мой школьный друг живёт там недалеко.

– Это не твой друг?!

– Нет.

– Зачем люди это делают?

Вар был рад, что Рэма нет рядом.

– Говорят, что он участвовал в погромах.

– Ему отомстили? Наверно, этому никогда не будет конца. Так мой папа говорит. Мы уже скоро уедем из города.

– Думаешь, тебе будет не хватать Шаша?

– Не знаю. Я люблю город, но есть и другие места. Мне нравится там, где папа родился.

– Будешь там учиться?

– Да. Закончу этот год здесь, а летом уедем с мамой. Папа собирается раньше уехать.

– Я, наверно, никогда не уеду отсюда. Нигде не приживусь. Просыпаюсь утром, слышу шум города. Родной. Люди начинают день. Повсюду, в разных концах, есть свои. Там хороший друг, там хороший приятель. Подружки. Полный город. И те, кого не знаю, тоже свои. Шаши. Выйду на улицу, увижу Солнце – и сразу чувствую, как умиротворение находит. Просто так, без причины. Как без этого можно прожить?

– Меня скоро здесь не будет.

– Без Вита стало пусто. Скоро ты.

– Ты, наверно, преувеличиваешь. В других местах тоже есть Солнце.

– Такого нет нигде. А помнишь сумерки поздней осенью, когда ещё сухо? Густые, вязкие, не поддающиеся свету фонарей и машин, только пристальному взгляду. Мне кажется, что я должен испытать их непременно каждый год. Грустные, освобождающие. Прослезиться просто так, без причины. Знаешь, как одновременно тяжело и очень легко на сердце?

В улыбке Горошка присутствовало всё, что в ней должно было присутствовать. И легкая умная усмешка, и удивление, и неподдельное восхищение. Всё в правильной пропорции. Вар не верил, что придёт когда-нибудь время – и он не сможет больше видеть это лицо. Он совсем не стеснялся своих признаний, только жалел об их нескладности и неточности.

– Ты пишешь стихи?

– Иногда, по настроению.

– Прочти.

– Не сегодня.

– Ну пожалуйста!

– Следующий обязательно покажу.

– Что-нибудь сочиняешь?

– Нет, в последнее время настроения совсем нет.

Горошек задумчиво притихла.

– Мы не виноваты в том, что произошло с моей подружкой и твоим другом.

– Могли бы, наверно, помочь. У меня было тогда ружьё. И патронов куча.

– Их было очень много. Убили бы кого-нибудь не дай бог.

– Без этого всё равно не обошлось.

– Правда. Отец моей подружки едва выжил. Они, кажется, узнали кого-то из бандитов. Её мама запретила брату думать об этом. Поэтому они так быстро уехали. Ты бы тоже отомстил за Вита?

– А можно оставить такое безнаказанным?

– Обещай, что никогда даже не подумаешь об этом, – что-то в тихом голосе Горошка причинило боль.

– За меня не бойся.

– Обещаешь? – она была очень серьёзна.

– Обещаю.

В фойе стало очень шумно, приближалось начало следующего сеанса.

– Может, он ищет нас на улице? Давай посмотрим.

Они нашли Рэма на улице и проигнорировали неубедительные уверения, что он уже поджидает их здесь почти час. Говорить не хотелось. Рэм подстроился без вопросов. Друзья молча купили билеты, просмотрели фильм и вышли на свежий воздух всё такой же молчаливой группой. Хороший фильм, Виту бы понравился.

Не теряя времени, они отправились провожать Горошка домой. На автобусе, через мглу и сырость города.

– Чего это с вами? – спросил Рэм по дороге обратно.

– Про Вита говорили.

– А-а.

Через двадцать минут они вышли из автобуса и сели на скамейке пустой остановки.

– Ты нож спрятал?

– Не было никакого ножа.

– Это ты сделал?

– Я его не убивал. Мы упали вдвоём с трубы. Напоролся на что-то, наверно, или ударился. В темноте не разглядеть было. Я ему ничего не сделал.

– Как вы оказались на трубе?

– Я наткнулся на него на улице и убегал. Он погнался.

– Почему говорят, что зарезали?

– Не знаю. Может, Рин что-нибудь знает. Я боюсь туда ходить.

– Не ходи, конечно. Все равно поделом гаду. А пистолет не замочил?

* * *

Рин всё откладывал визит к Вару, надеясь, что тот появится сам. Да и выбрать подходящее время стало непросто из-за новой работы. Вечерняя смена ему нравилась, особенно тем, что платили гораздо больше. Нравилось возвращаться домой поздно, когда все уже спят, и что днём его перестали беспокоить, давая отоспаться, сколько хотелось. Он стал чувствовать себя на равных со старшими братьями. Он приносил домой почти столько же денег, что и они.

Он очень удивился тому, что случилось с его соседом. И совсем не был уверен, о чём будет спрашивать Вара. На похороны собралась вся округа. Там он ловил на себе взгляды старшего брата Золотозубого. Что-то подозревают? Это тоже удерживало его от встречи с Варом. Он не знал, что думать. Подробностей происшествия просачивалось мало, только то, что тело нашли на дне канала. Говорили, что зарезали ножом, но Рин не очень этому верил. Он сам не расспрашивал, только слышал, что приносили домой родные. Отец неодобрительно качал головой и выражал сдержанное сочувствие родителям. Впрочем, сам отец тоже не ходил туда, только разговаривал с соседями.

Рин стал немного беспокоиться, когда через несколько дней после происшествия понял, что Вар к нему не придёт. Хотя наверняка знает, с кем это случилось. Весь город об этом говорил. Должен был уже появиться с вопросами. Почему не пришёл? Рин не был теперь уверен, что сделал правильно, когда рассказал Вару о Золотозубом. Как можно было не рассказать?

Он не находил в себе много места для жалости и сочувствия. Для вины тоже. Он не допускал, что Вар был замешан. Кто-то другой отомстил, за другие дела. Правильно сделали. Это молчаливое мнение разделяли все мужчины в семье. Кроме отца, возможно. Рин решил, что позвонит Вару и договорится встретиться где-нибудь в городе. И за пивом узнает, что его друг совсем ни при чём. Вар с ножом? Рин тихо усмехался такой мысли. Никто в автобусе не обратил на усмешку внимания. Несмотря на то, что внутри было довольно много людей для такого позднего часа. Рин прождал на остановке больше часа и теперь наслаждался теплом душного салона.

Самым большим недостатком новой работы было неудобство с дорогой. Его автобус останавливался в другом конце района, минутах в двадцати пяти ходьбы от дома. Неудобство сглаживалось тем, что до недавнего времени он приезжал домой на своём микроавтобусе и иногда даже подрабатывал, подбирая людей по дороге. Но вот уже почти неделя как машину приходится оставлять в гараже. Перестали разрешать ездить на ней домой. Какая-то проверка сверху. Рин надеялся, что она скоро закончится. Ему совсем не нравилось шагать по узким неосвещённым улицам родной округи в такую тёмную и холодную ночь. Он мёрз в своей лёгкой куртке и шёл быстро, как мог.

Вот и пустырь, ещё два поворота – и он дома. Рин прибавил шагу. Он не заметил, что сзади к нему стремительно приближались три тени, которые вышли из густых кустов, как только он появился на пустыре. Как будто поджидали. Заметить в темноте их было почти невозможно. Рин едва различал, куда ступают его ноги. И услышать их тоже было не просто. Три пары ног передвигались со сноровкой и уверенностью. Не совсем обычной, но приобретённой в результате интенсивных тренировок. Редкий молодой шаш получает такую подготовку в армии. Для этого отбирают единицы из них. Опытные люди знают, на что обращать внимание при отборе. Не каждого можно научить бесшумно подкрадываться сзади и втыкать нож в сердце ничего не подозревающего человека. Так, чтобы лезвие вошло без задержки, не натыкаясь ни на какие препятствия. И одновременно зажать ладонью рот жертвы, чтобы из него не вырвалось ни одного звука. Для этого нужны особые природные качества. Которыми земля продолжает одаривать некоторых из своих сыновей.

Рин никак не успел отреагировать. Ничего не успел почувствовать. В этом ему, наверно, повезло. Если суждено принять смерть от чужих рук, следует отдавать предпочтение умелым.

* * *

В сознание вдруг проникли фразы из разговора двух стоящих рядом шашей. Слишком близко стоящих, на остановке было тесно. Что-то происходит с транспортом, когда в городе понижается температура воздуха. Что-то там у них замерзает.

Вар не очень обращал внимание на толпу и неожиданно морозное утро. Он согревался обрывками свежего сна. На планете двух Солнц не бывает холодно. А может, бывает, далеко на севере или далеко на юге. Он не был уверен. Приземлился корабль. В чертовски знакомой манере. Он поспешил вниз. Открылась дверь, и лицо пилота осветилось улыбкой. Они обнялись, как братья. Он не верил своим глазам.

– Где ты пропадал всё это время? Я тебя обыскался.

– Собирайся, нам пора домой. Нас ждут.

Радостно и приятно видеть такое знакомое лицо.

Вар старался вытянуть из памяти последовавший эпизод с принцессой, когда вдруг услышал, о чём говорят два шаша справа.

– Где?

– На пустыре. Я сейчас проходил там.

– Кого?

– Не знаю, всё оцеплено, людей много вокруг, никого не подпускают. Сказали, что кто-то из своих.

– Совсем плохо стало. Второй человек за две недели.

– Что случилось, ребята?

Шаши повернули озабоченные лица к Вару. Один из них был ему знаком.

– Кого-то опять убили, – сказал после небольшой паузы шаш со знакомым лицом.

– Где?

– На большом пустыре возле канала. Там, где водопад.

– Когда?

– Только сейчас вот проходил мимо.

– Кого?

– Не знаю. Не подпускают никого сейчас. Говорят, местного, – шаш смотрел на Вара пристально. Тоже узнал?

– Совсем плохо стало. Зачем так делают? – сказал второй шаш.

Все трое молча покачали головами. Вар пытался совладать с сердцебиением. Он был рад, что шаши возобновили свой разговор. Он не знал, куда девать себя, беспокойство охватило его в тесноте остановки ранним морозным утром. Чистое небо розовело на горизонте, вот-вот из-за него появится край Солнца. Лицо привычно повернулось в ту сторону, но взгляд стремился далеко за горизонт, за светлеющее небо, внутрь. Подъехал переполненный трамвай и отъехал, захватив с собой несколько отчаянных шашей, его соседей в том числе. Вар смотрел на противоположную сторону дороги, не зная, что делать. Наконец он сделал шаг, пересёк дорогу и вошёл в узкую улочку. Ноги сами несли. Он не мог заставить себя остановиться, чтобы решить, можно ли ему появиться вот так на пустыре. Встречные бросали на него удивлённые взгляды. Никто не шёл в одну сторону с ним, все шли в противоположную. Он оказался на улице Рина. Проходя мимо ворот его дома, он услышал плач. Негромкий и безнадёжный. Ноги отказали, Вар сел на скамейку у ворот, беспомощный, испуганный.

На этой скамейке его и обнаружил самый старший брат Рина, появившийся вдруг у ворот. К этому времени Вар уже почти овладел собой и был готов исчезнуть из этого места. После небольшой паузы недоумение сошло с лица брата. Вар с облегчением понял, что тот узнал его.

– Ты откуда знаешь?

– На остановке говорили.

Брат кивнул головой. Осунувшееся, серое лицо.

– Завтра приходи утром. На похороны.

Вар кивнул головой. Калитка в воротах скрипнула, Вар опять остался один на улице. Опять послышался плач. Вар заспешил прочь.

Он снова появился на своём оживлённом перекрёстке. Остановка опустела. Куда идти? День уже казался невыносимо долгим и тяжёлым. Он пересёк дорогу, двигаясь неуверенно в сторону дома, затем развернулся и быстро зашагал вдоль дороги. Через полчаса он остановился, согретый быстрой ходьбой, мерно выдыхая пар в воздух. Солнце уже работало в полную зимнюю силу. Через два-три часа будет хорошо, но пока стоять было зябко. До дома Зары было совсем недалеко, Вар раздумывал, понимая, что раздумывать было не о чем. Никто не ждёт его незваным в такое время. Их уже, наверно, нет дома.

Дверь открыла Зара.

– Привет.

– Привет!

Из-за её спины в прихожей появилась голова мамы.

– Здравствуйте.

– Здравствуй, Вар.

Зачем он сюда пришёл?

– Что случилось? Ты такой бледный.

– Моего друга убили, я вот бродил и оказался возле вашего дома.

– Какого друга?!

– Вы его не знаете, моего школьного друга.

– Как убили?

– Не знаю.

– Проходи.

Вара посадили на кухне, подвинули поближе чайник с чаем и чашку. Обе шаши стояли в нерешительности.

– Извините, пожалуйста. Мне не нужно было вас беспокоить. Я в порядке. Я сейчас уйду.

– Ничего. Ты такой бледный. Может, позвонить твоей маме?

– Нет, не надо. Все на работе. Я уже в порядке.

– Мне нужно на работу. Ты сегодня дома, Зара?

– Да.

Десять минут спустя, после многочисленных вопросов, обеспокоенная мама всё же ушла. Захлопнулась дверь, в квартире стало тихо.

– Ты такой бледный.

– Сейчас пройдёт.

Зара присела к нему на колени. Её руки легли на её колени, глаза вблизи его глаз. Немного спустя Вар почти машинально просунул руку в дырку между пуговицами её халата. Она потянулась от прикосновения холодных пальцев. Под халатом было тепло и гладко. Ноги Вара подрагивали в неудобном положении под тяжестью скованного тела.

– Мне сегодня нельзя.

Вар продолжал поглаживать пальцами кожу её тёплого живота, мысли далеко. Правая нога начала неметь, он старался незаметно изменить её положение. Зара наклонилась и поцеловала его в губы. Он сделал то же в ответ. Коленки задвигались под её задом.

– Тебе неудобно?

– Ничего.

Она поднялась, нерешительно опустилась перед ним на колени и стала расстёгивать его брюки. Удивление сменилось беспокойством, Вар чувствовал, что под брюками ничего не происходит. Напрасно. К тому времени, когда Зара справилась с ремешком и молнией, инстинкты молодого шаша сделали своё дело. Он испытывал странное ощущение, как будто его разум и тело работали независимо друг от друга.

Когда действие закончилось, Зара, не поднимая глаз, вышла из кухни и громко закрыла за собой дверь ванной. Вар встал, застегнулся и сел обратно на стул, совершенно опустошённый. Нужно уходить отсюда. Преодолеть инерцию рассудка и выйти на свежий воздух. Он не удивился, когда Зара появилась на кухне напряжённая, с отчуждением в глазах. Он не знал, что чувствовать, совершенно неспособный на слова и действия.

– Я пойду.

Зара молча кивнула головой. Вар прошёл в прихожую, быстро оделся и через несколько минут вышел из подъезда в яркий день. Потеплело. Волнения раннего утра вернулись, но не с той же силой. Всё равно нужно себя куда-то деть. Он направился в сторону Рэма. Десять остановок, спешить некуда. Всё равно. Рэм ещё, наверно, спит.

Никто из домочадцев не отзывался на энергичные звонки и стук. Редкий случай в этом доме. Ушёл? Спит, наверно. Вар постучал громче. Тишина. Уже изрядно нашумел в подъезде. Вар вышел на улицу и обогнул дом.

Как только первый камень оторвался от руки, в голове немедленно появилось сомнение: это ли окно? Камень со звоном отскочил от стекла. Вроде это. Вар бросил второй камень. Занятый поисками третьего камня, он не заметил, что занавеска отодвинулась и в окне показалось заспанное лицо его друга. Рэм помахал ему рукой.

– Сдурел?

Рэм стоял в прихожей босой и в трусах.

– Сколько можно спать? Не достучаться.

– Поздно лёг вчера.

– Дома никого?

– Да не знаю, куда подевались.

– Кто-то убил Рина.

Недоумение на заспанном лице быстро сменилось удивлением.

– Понял, о ком речь?

– Да. Вот суки. Кто?

– Мне откуда знать.

– Слушай, это, может, из-за тебя?

Вар молча смотрел на него.

– Мать честная, откуда они могли узнать?

– Кроме нас двоих никто не знает. Я даже с Рином не успел поговорить.

– Ну, тогда, наверно, что-то другое. Как ты узнал?

– На остановке. И так разволновался, что пришёл к его дому.

– Дурак. Кто-нибудь тебя видел?

– Его старший брат. Завтра похороны.

– Пойдешь?

– А как же.

– Да… Какое блядство! Теперь что будешь делать?

– Что делать?

Они незаметно перебрались на кухню, Рэм занялся осмотром кастрюль, сначала на плите, затем в холодильнике.

– Жаркое будешь?

– Я ничего не хочу.

– А зря. Разогреть, что ли, или холодное пойдёт?

Не дожидаясь ответа, Рэм стал накладывать себе в тарелку.

Когда они перебрались из кухни в комнату Рэма, она была полна яркого света.

– Хороший день для лыж. Ты когда катался последний раз?

– Недели три назад.

– А я был в воскресенье. Слушай, тебе, может, нужно носить с собой пистолет. На всякий случай.

– Не знаю. Опасно.

– Никто тебя не будет обыскивать. Он большой?

– Не очень.

– Я бы носил, на всякий случай.

* * *

– Давай не будем терять время, нас ждут дома.

Вар улыбнулся и покачал головой.

– Мой дом здесь. Как здорово тебя видеть. Оставайся на пару дней.

Принц обратил внимательные прищуренные глаза на него. Он, конечно, опасался такого ответа.

– Чертовски рад тебе, но в город я, наверно, никогда уже не вернусь.

– Сестра ждёт, когда я привезу тебя. Она очень сожалеет.

Вар отрицательно покачал головой.

– Посмотри, как здесь красиво.

– Очень красиво. Дом отстроил. Я слышал, что тебе помогают. Не теряешь времени. Смотри, южанки очень ревнивы и капризны.

– Ты откуда знаешь?

– Люди говорят.

Вар пробуждался не спеша. Давно не случалось такое безмятежное утро. Он наслаждался чувством расслабленности и спокойствия, не желая беспокоиться о том, что для расслабления и спокойствия вроде бы не было никаких причин. Кто знает отчего? Может, из-за вчерашнего разговора. Он встретился вечером с двумя старшими братьями Рина. Они прислали за ним своего младшего братишку, который привёл Вара к стоящей в стороне от дороги машине. Младший по знаку убежал домой.

Братья хотели услышать всю правду. Вар рассказал всё, что знал. Тягостная тишина установилась в машине, когда Вар закончил свой рассказ. Он не знал, верят ли ему, но чувствовал себя на равных с двумя матёрыми шашами. Или хотел чувствовать.

– Вы знаете, кто это сделал?

Братья удивлённо посмотрели друг на друга, затем на Вара. Один из них кивнул головой и назвал имя. Вар ожидал услышать это имя. Кто же ещё?

– Гад. Почему он подумал на Рина? Зачем Рину было убивать его брата?

– Плохие люди, плохая семья. Они нас давно не любят. Говорят, что братишка расспрашивал. Тебе хотел помочь. Не ходи пока по вечерам один. Подожди. Опасный человек. Я его хорошо знаю, в армии служили. Ты его видел? Здоровый такой?

– Я его знаю. Правда, что это он сделал Вам шрам на щеке? – спросил он младшего из братьев.

Шаш неопределённо кивнул головой. Вар пожалел, что спросил. Рин рассказал ему по секрету.

– Что вы собираетесь делать?

Шаши молчали.

– Я хочу помочь, Рин погиб из-за меня.

Шаши отрицательно покачали головами.

– У меня есть пистолет, – Вар вытащил оружие из кармана и протянул.

Пистолет не произвёл на братьев большого впечатления.

– Откуда?

– Отцовский, с войны.

Брат со шрамом взял пистолет в руки, рассмотрел с интересом и вернул.

– Спрячь подальше, не носи собой.

Перед тем как выйти из машины, Вар спросил:

– Почему Вы уверены, что он? А что, если кто-то другой?

– Братишку убили сзади, ножом в сердце. Как учили.

Вар почувствовал, что лицо его напряглось от внезапных мыслей. Он попрощался и вышел из машины.

Ночной Шаш принял его, как всегда, с отцовской заботой. Машина отъехала, Вар поднял вверх голову, увидел несколько бледных звёзд на совершенно чёрном небе и вдохнул холодного воздуха. Он почти не чувствовал себя виноватым в гибели своего друга. Спасибо братьям. Он пересёк дорогу и постучался домой, где через некоторое время потихоньку выпил две полные рюмки водки и залёг спать.

Проснулся утром с привычными дрёмами, расслабленный, с неясным чувством. Мысли о принцессе не приносили желанного возбуждения с некоторых пор. Он стал думать о Горошке. Он всё чаще стал позволять себе думать о ней по утрам. О не виденных им ещё частях её тонкого тела. О грудях с острыми сосками. Ароматных. Он не удивится, если, обнажённые, они будут больше и полней, чем кажутся, скрытые от глаз. А соски ещё крупнее. Ему казалось, что он видел её соски несколько раз сквозь тонкую ткань домашнего халата. Он думал о белых бёдрах и волосатом треугольнике между ними. Горошек всегда охотно открывала ему свои секреты. Без стеснения.

До первого экзамена оставалось несколько дней. Сегодня нужно начать готовиться. Усесться на диване, раскрыть книжку и углубиться в чтение. Это была приятная мысль. Давно пора. Уже столько времени потеряно. Пора вставать, утренние часы самые плодотворные. Он поднялся с постели.

Зазвонил телефон. Вар отвёл глаза от страницы и посмотрел на часы – начало двенадцатого. Подниматься не хотелось, но дома никого не было. Он отложил книгу и встал. Не успею.

– Ты чего так долго трубку не поднимаешь?

– Занимаюсь.

– Чем?

– Экзамены скоро.

– Ух, чёрт! Когда?

– Три дня осталось. Тебе тоже не мешало бы.

– Да, сегодня нужно начать.

– Пора. Только проснулся?

– Покушал уже. Слушай, Горошек приглашает сегодня на день рождения.

– Её?

– А чей ещё?

– У неё сегодня день рождения?

– День рождения был вчера. Она не хотела справлять сначала. Потом вдруг решила справить.

– Хорошо… А кто будет? Почему ты мне раньше не сказал?

– Мы с тобой и ещё несколько друзей. Я их не знаю.

– Дома?

– Дома. Она специально тебя пригласила. В пять часов.

– Почему сама не позвонила?

– Не знаю. Что там между вами?

– Между нами? Что было то и осталось. Не боись.

– Ты сам прошляпил.

– Я знаю. Заезжай к четырём часам. Опоздаешь – уеду без тебя.

Вар положил трубку и подошёл к книжным полкам. Придётся расстаться с одной их своих любимых. Почти все любимые. Он не долго раздумывал, вынул книгу, раскрыл, взял ручку и сел подписывать.

Горошек не была в своей лучшей форме. Бледное невыразительное лицо. Не помогало закрытое платье непонятного тёмного цвета. В сердце Вара проникли жалость и грусть. Она радостно приняла цветы, обрадовалась подаркам и провела их в гостиную, где обнаружилось намного больше веселья. Взгляд Вара сразу же привлекли две цветущие подружки, одна с чрезвычайно выразительной грудью. На сердце стало свободней. Рэм тоже заметно оживился, хотя и старался изо всех сил вести себя прилично. Не помешало и то, что подружки оказались при шашах. Это никогда друзьям не мешало. Им налили по бокалу приятного белого вина.

Украшением стола был поданный к чаю замечательный торт, испечённый мамой Горошка. Разрезавшая его Горошек выглядела к тому времени намного лучше. На щеках появился небольшой румянец от вина и танцев, она расстегнула верхнюю пуговицу платья и открыла свои белые руки. Вар сидел рядом с полногрудой подружкой, с которой протанцевал весь вечер. Очень приятная шаша. Он не был уверен, почему так получилось. Куда-то подевался её шаш. Полногрудая шаша аппетитно поглощала торт и прислонялась плечом к Вару, когда смеялась его шуткам. Вар повторял про себя, что ему не следует больше пить. Само собой, что он вызвался проводить её домой.

* * *

– Тебе понравилась моя подружка? – не дожидаясь ответа, Горошек продолжила: – Она очень хорошая девочка. Мы с ней дружим с пятого класса.

Вар молча слушал ласкающий ухо голос. Он лежал, полусонный, в постели и не думал ворчать, хотя его разбудили. Горошек, впрочем, и не поинтересовалась. Было почти двенадцать часов дня. Вчера сдали первый экзамен, а потом пили пиво. Сегодня он намеревался пробездельничать весь день до вечера.

– Вчера первый экзамен сдали.

– Да? Как?

– Отлично.

– Молодец. Рэм тоже?

– Не знаю. Я его не видел.

– Мы уже три сдали, послезавтра последний. Я его очень боюсь.

– Сдашь.

– Ты мне не ответил про мою подружку.

– Хорошая шаша.

– Очень хорошая. Ты ей тоже понравился.

– Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо, спасибо. Ты откуда знаешь?

– Рэм. Что-нибудь серьёзное?

– Нет, ничего серьёзного. Это у меня часто бывает, должно пройти с возрастом.

– Растёшь?

– Да. Я уже привыкла. Только вот выгляжу в такие дни очень плохо. На дне рождения я выглядела ужасно.

– Хорошо выглядела.

– То-то вы набросились на моих подружек.

– Рэм вёл себя, кажется, хорошо.

– Зато ты развеселился.

– Кому-то нужно было.

– Спасибо за книгу. Я уже читаю, когда есть время. Мне очень нравится.

– Одна из моих самых любимых.

– Как ты решился с ней расстаться?

– Не было времени придумать что-нибудь другое.

– Цветов хватило бы.

– Вернёшь?

– Нет. Подарки не возвращают. Приходи вечером, попьём чаю. Рэм тоже придёт.

– Сегодня не могу. Дела.

– Жаль. Если сможешь, приходи.

– Хорошо.

– Рэм рассказал, как ты первый раз обратил на меня внимание, – прозвучало неожиданно кокетливо в трубке после небольшой паузы.

– Было дело.

– А почему ты не подошёл?

– Я стеснительный.

– Я бы этого не сказала.

– Я готовился.

– Готовился?

– Набирался смелости.

– А сейчас жалеешь?

– Ты очень любопытная сегодня.

– Нет, правда, жалеешь?

– Нет.

– Жалеешь.

Они беззвучно улыбались. Большая потеря.

– Я не запомнила тебя в автобусе.

– Наверно, была очень занята своим платьем.

– Мне показалось, что там был шаш намного старше и серьёзней.

– Я серьёзный.

– Вы с Рэмом хорошие друзья?

– Наверно.

– Вы не отбиваете друг у друга подружек?

– Не знаю, в этом не было ещё необходимости.

– Я скоро уеду далеко отсюда.

– До лета долго, а там что ещё будет.

– Правда?

– Правда. Выздоравливай и хорошо готовься.

– Хорошо. Мне пора. Уже так долго проболтали.

– Пока.

Вечером предстояло свидание с полногрудой подружкой. Они уже встречались два раза, сегодня у него были ключи от квартиры. Вар чувствовал лёгкое возбуждение. Подружка ему положительно нравилась. И не только формами. Он легко добирался до заветных уголков её тела даже в самых неудобных обстоятельствах. Она охотно принимала его нетерпеливые ласки. Вару нравилось ощущение свободы и раскованности. Ему не будет позволено ничего из того, что ей не по нраву. Казалось, что они знакомы давным-давно. Она была тёплая и домашняя. Вар знал уже всё о её семье. Он приложил усилия, чтобы раздобыть ключи для сегодняшней встречи, и отгонял назойливые сомнения. Следовало бы остановиться, но как это можно было сделать? Совершенно невозможно.

* * *

В город пришло тепло. Не совсем ещё головокружительное, весеннее, но чувствовалось, что и оно совсем недалеко. Наконец-то. Не случалось в этих местах, чтобы весна приходила слишком рано. По крайней мере Вар не припоминал такого случая. Он так обрадовался мягкости вечера, что надел лёгкую куртку, выходя из дома. Оказавшись снова на улице в первом часу ночи, он сожалел о своей непредусмотрительности. Холодный воздух проникал под куртку через низкий воротник и короткие полы. Вар втянул голову и шагал, прижимая к бокам руки в карманах. Одному холодней, зато можно идти быстрее. Он только что проводил полногрудую и сопротивлялся желанию остановить такси, надеясь на быстрый трамвай. Слишком много денег стало уходить на ночные похождения. Показалась пустая остановка. Недавно прошёл? Или мало людей на улице? Такси тоже не было видно. Может, пройти ещё одну остановку к перекрёстку? Вар остановился на остановке и стал вглядываться в сторону, откуда, он надеялся, должен появиться трамвай.

В жизни шаша иногда случаются моменты, когда судьбу его решает мгновенная реакция. Или её отсутствие. Вар резко развернулся и посмотрел назад. Что-то произошло – звук или тень. Он ничего не увидел, и это ещё больше возбудило его. В несколько шагов он выскочил на открытое пространство дороги, оглядываясь по сторонам. Никого. Неуспокоенный, Вар раздумывал, в какую сторону двигаться.

На дороге вдруг появились две темные фигуры. Одну из них, высокую, он узнал сразу. Сердце бешено застучало, в нём не было страха. Он засунул правую руку во внутренний карман куртки, взялся за ручку пистолета и сдвинул пальцем предохранитель. Он многократно тренировал это движение. Движение, разумеется, было понятно двум фигурам. Однако самые важные его детали были от них скрыты. Они ожидали появления совсем другого предмета из кармана. Предмета, которым их не испугать. По крайней мере, в сырых, неопытных руках. Тени осторожно приближались.

Вар вынул руку и направил её в их сторону. Он увидел замешательство на лицах врагов. Чувство ненависти было самым сильным из владевших им в тот момент. Он не надеялся, что фигуры отступят. Он ждал. Высокая фигура сделала шаг и резко бросилась вперёд. Почти в этот же момент две пули одна за другой вышли с шумом из ствола и остановились в её груди. Брат Золотозубого рухнул на асфальт. Вар продолжал неотрывно смотреть на него и не сразу заметил, что вторая фигура исчезла. Тишина.

Послышались звуки. Голоса людей, шум открывающихся окон. Не так часто стреляют по ночам в городе Шаш. Вокруг никого. Вар спрятал пистолет и быстро побежал, оглядываясь. Он не остановился у большого перекрёстка и продолжал бежать вдоль улицы, стараясь держаться в тени деревьев и кустов.

Он уже сильно устал и стал беспокоиться о том, чтобы не налететь на один из многочисленных в городе постов, когда услышал вой сирены. Он нырнул в ближайший двор и затаился в беседке. Вой отдалился и затих. Он вдруг вспомнил, что не поставил пистолет на предохранитель, и аккуратно сделал это. Затем стал шарить в карманах в поисках монеты для телефонного автомата. Он знал, что её у него нет. Ему было холодно и страшно. Домой нельзя. Или можно? Нет, нельзя. На улице Рина все всё знают. Придут туда сегодня непременно. Безжизненное тело лежит на дороге на виду у всех. Он подумал о толстой ветке, которая подходит прямо к окну комнаты Зары.

Форточка была открыта. Вар встал на подоконник ногой, держась одной рукой за ветку, другой за раму форточки. Он засунул голову как мог глубоко внутрь и прошептал: Зара. Затем ещё раз, чуть громче, и ещё раз, больше всего опасаясь испуганных криков разбуженных людей. Он испугался сам, когда в комнате зажглась настольная лампа и он увидел широко открытые глаза Зары. Она впустила его.

– Что случилось?

– Я убил человека.

– Убил!

– За Вита. На меня напали.

– Сумасшедший!

Они молча смотрели друг на друга. Вар присел на стул. Ему не нравилось то, что он видел в глазах Зары.

– Тебе нельзя здесь находиться.

Вар молча кивнул головой.

– У тебя есть монетки для телефона?

– Кому ты будешь звонить? Домой?

– Да.

Зара стала искать по комнате, затем тихо исчезла за дверью.

– Вот, – она вернулась и протянула ему руку с двумя монетками на ладони.

Вар молча взял их и вскарабкался на подоконник.

– Куда ты пойдешь?

– Не знаю.

– Иди домой, расскажи родителям.

– Про то, что я был здесь – никому.

В этом предупреждении не было необходимости. Вар спрыгнул с дерева на землю и услышал, как наверху закрылось осторожно окно. Эх, не попросил воды. Он вспомнил о телефонном аппарате за углом.

Гудок следовал за гудком. Вар надеялся, что Рэм оставил телефон в своей комнате, как делал часто. Этого козла не просто разбудить.

– Алло? – Вар нажал на рычажок. Мама. Он держал в руке оставшуюся монетку. Горошек? Он набрал аккуратно номер и затаился, готовый так же быстро положить трубку.

– Алло? – он сразу узнал голос Горошка.

– Это я.

– Сколько времени?

– Не знаю.

– Что-то случилось?

– Не разбуди своих.

– Никого нет. Мама и папа уехали.

– Ты одна дома?

– Да.

– Откроешь мне дверь?

– Да. Что случилось?

– Я буду у тебя через час. Увидишь меня в окно – открой тихо дверь, чтобы не нужно было стучаться.

– Что случилось?

– Потом.

Тревога в понимающих глазах сменялась испугом и опять тревогой. Горошек не задавала вопросов. Только слушала тихий голос Вара. Он рассказал всё, почти всё.

– Что теперь будет?

На это у него не было ответа.

– Где твои родители?

– Уехали смотреть новый дом. Мама вернётся через четыре дня.

– Можно у тебя остаться пока?

Горошек кивнула головой.

– Хочешь чаю?

– Нет.

– Я поставлю, ты весь дрожишь.

– Ничего, сейчас согреюсь.

Она напоила его чаем и положила на диване в гостиной. Под тёплым одеялом Вар наконец почувствовал себя в тепле. Горошек присела рядом, погладила его лоб и ушла к себе в комнату.

– Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Вар закрыл глаза. Вереница беспорядочных мыслей и видений. Он почувствовал, как тело поддаётся утомлению, появилась надежда, что возбуждённый мозг последует его примеру.

* * *

Принцесса выглядела встревоженной.

– Вы уже встретились со своим другом?

– Да, он был здесь вчера.

– Он уговорил Вас вернуться в город?

– Нет.

– У нас говорят, что Ваша помолвка восстановлена.

– Не поверю, что подобные новости так быстро распространяются по нашей планете. Вы, наверно, выдумали это сами, принцесса?

Она улыбнулась самой откровенной улыбкой.

– Вы по-прежнему хотите жить в этом доме?

– Да.

– Один?

– Нет, не один. Я хотел бы, чтобы Вы тоже поселились здесь со мной.

Она посмотрела на дом и долину.

– Что я буду здесь делать?

– Родите мне детей, мы будем их растить и любоваться картинами долины.

– Сколько Вы хотите детей?

– Не знаю, как получится.

Второе Солнце скрылось за горизонтом. Одинокая свеча едва освещала пространство веранды. Её пламя колыхалось, бросая быстрые тени, когда принцесса снимала с себя одежду и бросала на тёплый пол.

– Где-то я уже видел это тело.

Она повернулась к нему с улыбкой на лице.

– Ты воспользовался моим положением.

– Чуть-чуть.

Вар открыл глаза и мгновенно вернулся в свой мир. Раннее утро. Тишина. Горошек ещё, наверно, спит. От сновидения осталось только ощущение влажности в трусах. Чёрт. Он стал соображать, где в квартире ванная комната, когда услышал шум воды из крана. Горошек не спала. Он подождал, когда она выйдет из ванной, быстро встал, осторожно надел брюки и рубашку и выглянул в коридор в надежде прошмыгнуть незамеченным. Это ему удалось.

Он обнаружил Горошка на кухне. На плите шумел чайник.

– Доброе утро.

– Как ты поспал?

– Провалился. А ты?

– Я плохо спала, мне снились тяжёлые сны.

– Нужно позвонить Рэму.

– Ещё рано, немного попозже позвоним. Давай позавтракаем. Ты любишь яичницу?

Посеревшее лицо Горошка выглядело усталым. Она говорила тихим голосом. Варом овладевала тревога и беспокойство.

– Я сегодня уйду отсюда.

– Куда ты пойдёшь?

– Ещё не знаю. Может, к Рэму на дачу.

– Что же теперь будет?

– Не беспокойся. Никто не узнает, что я у тебя был. А если узнают, скажешь, что я пришёл ночью и ты меня впустила.

– Что с тобой будет?

– Не знаю. Может, пронесёт.

* * *

Рэм появился с совершенно противопоказанным ему видом чрезвычайной озабоченности, чем привёл своих друзей в ещё более унылое состояние. Вар старался держать себя в руках. Объяснение было коротким. Рэм непроизвольно выругался и посмотрел виновато на Горошка.

– Что ты думаешь делать?

– Нужно узнать, что происходит. Ты можешь сходить домой и рассказать родителям?

Рэм подумал и кивнул головой.

– Что я им скажу?

– Расскажешь всё как есть.

– Хорошо. Тебе нельзя здесь оставаться.

– Знаю. Можно у вас на даче?

Рэм опять задумался.

– Наверно, можно, там сейчас никого нет.

– Ты можешь оставаться здесь, пока моя мама не приедет. И мама тоже поймёт. Она сможет помочь.

– Такси брать рискованно. Может, переодеться, волосы покрасить? У тебя есть краска?

– Сдурел! Кто тебя узнает?

– Возьмите нашу машину.

– Есть машина? Отлично! Где?

– В гараже.

– Чёрт, я права не взял. Придётся ехать домой ещё раз.

– Я могу водить, у меня есть права.

Друзья удивлённо посмотрели на тихую шашу. Горошек выглядела настолько серьёзно, что это ей шло. На заострившемся личике появилось выражение молчаливой благородной сдержанности и понимания.

Они долго обсуждали, как посадить Вара в машину, и остановились на том, что он выйдет один незаметно из дома и подождёт их возле пустынного скверика неподалеку. После того как Рэм съел всю оставшуюся яичницу и весь нарезанный хлеб с маслом, они были готовы к действиям. Вар тихо открыл дверь, прислушался и проскользнул в подъезд. Выйдя на улицу, он, не оборачиваясь, завернул за дом и быстро зашагал к скверику.

Прошло около двух часов. Сначала Вар подмерз на холодной скамейке, затем полуденное Солнце отогрело его. Он волновался за друзей. Если никто не появится в течение часа, нужно уходить отсюда. Он надеялся, что в этом не будет необходимости. Уходить было некуда. Наконец у обочины остановилась зелёная машина. Вар узнал водителя и соскочил со скамейки.

– Не могли завести.

– Мальчики, показывайте дорогу.

– Может, мне лучше пригнуться?

– Сиди как есть, никто тебя не ищет.

Перед въездом на территорию дач Вар всё же спрятался. Машина остановилась, послышались разные звуки, через некоторое время открылась задняя дверь и ему дали знак. Он быстро выскочил из машины и прошмыгнул внутрь домика. Рэм занёс четыре большие сумки, как оказалось, с припасами. Вар с удивлением смотрел, как Горошек раскладывает их по полкам, включает холодильник и ставит в него какие-то банки. Она что-то ему объясняла.

– Вам нужно ехать.

– Подожди, только приехали. Если кто-то нас видел, будет подозрительно.

– Больше сюда не приезжайте, пока всё не прояснится. За вами могут следить, особенно за тобой, Рэм.

– Как узнают?

– Там у них все всё знают. Соседи всё видят. Знают про Рина и Золотозубого. И про Вита тоже. Рин расспрашивал. Будет нетрудно вычислить. Скажи родителям, чтобы придумали, что я куда-то уехал надолго.

– Куда?

– Не знаю. Что-нибудь придумают. Не говори им, что знаешь, где я прячусь. Скажи, что я звоню тебе. Чёрт, забыл монетки для автомата.

– Вот, – Горошек протянула ему горсть монеток на ладони.

Вар нежно снял их с теплой руки. Хорошо бы не отпускать её от себя никуда.

– Мы, может быть, с тобой никогда не увидимся.

Вар с удивлением посмотрел ей в глаза. Это мысль не приходила ему в голову.

– Обязательно увидимся.

Они поцеловались в щёчку.

* * *

Туалет стоял на улице в самом углу крохотного дворика. Вар отправлялся туда, стараясь быть незаметным, пригибаясь к земле, с чувством неловкости и беззащитности. Покосившаяся дверь бессовестно скрипела. Больше на улицу выходить было незачем. Вар позавтракал блинчиками с творогом, аккуратно завёрнутыми Горошком в белую бумагу. Ему не удалось завернуть остатки так же аккуратно, как он ни старался. Неужели она готовит такие вкусные блинчики? Мама? Мамы дома нет.

День прошёл довольно незаметно. Он проспал ещё несколько часов после завтрака, затем смотрел в потолок и на улицу через грязное окно, преодолевая желание выйти и протереть стекло снаружи. Самым интересным занятием дня было строительство столбика из монеток, приготовленных для него Горошком. Двадцать восемь. Откуда у неё столько? Наверно, из копилки. Монетки просились в его руки. Они хранили ещё тепло тонких рук. Он рушил столбик движением пальца или сильным выдохом и принимался строить опять.

С вечерними сумерками усилились беспокойные мысли. Он ожидал, что появится Рэм и скажет, что всё тихо и никто никого не ищет, и они поедут вместе домой. Надежда на такой поворот событий слабела быстро с уменьшением света в комнате. Он приготавливался к вылазке к телефону, когда за окном вспыхнул свет. Он замер. По улице проехала машина и остановилась у дачного домика метрах в двухстах. Вскоре там загорелся свет, послышались голоса. Пока он раздумывал, можно ли выходить, появилась ещё одна машина и остановилась у другого домика. Теперь выходить опасно. Он не был уверен, что сможет найти дорогу через задворки, и просидел у окна, наблюдая за оживлением в освещённых домиках, пока сон не одолел его.

Рэм появился поздним утром, когда посетители двух домиков уехали.

– Ты знаешь, что сюда приезжают люди ночью?

– Куда?

– В этом доме и в том веселились всю ночь. Только уехали.

– Нет, не знаю. Твоя мама позвонила мне утром. К вам приходили, спрашивали про тебя.

– Что сказали?

– Сказали, что не знают, где ты. Я не успел их ещё предупредить.

Рэма было не узнать. Вар вдруг почувствовал всю необратимость ситуации.

– По городу ходят очень нехорошие слухи.

– Что говорят?

– Говорят, что брат Золотозубого был одним из главных, что у них много людей.

– У кого, у них?

– Не злись, я сам не знаю. У тех, кто подстрекал к беспорядкам. Много всего говорят. Бабушка очень обеспокоена. Что бы ни говорили, я думаю, что тебе нельзя сдаваться властям. Даже если тебе поверят и отпустят, эти ребята не оставят тебя в покое.

– Бабушке не сказал?

– Не сказал.

Они долго молчали. Сквозь грязное окно в комнатку проник широкий яркий луч Солнца. На улице было очень хорошо.

– Горошек уверена, что тебе нужно уезжать из города. Говорит, что её папа тебе поможет.

– Куда уезжать? Как я уеду?

– Не знаю. Тебя, наверно, ищут. Я бы не доверял властям.

– Ты уверен, что за тобой не следили?

– Вроде нет.

– Сходи ко мне домой. Не звони по телефону.

– Ходить опасно. Наверно, следят. Пока не уедешь, мне у вас показываться рискованно. Не смогу сюда приходить.

– Куда я уеду?

– Езжай к отцу Горошка. Она уверена, что он поможет. Там им тебя не достать. Не сдаваться же? Мы отвезём тебя в ущелье. Возьмёшь снаряжение и уйдёшь из долины через перевалы. А там недалеко до железной дороги. За неделю доберёшься. Поживёшь у них, пока не утрясётся.

– Сам придумал?

– Горошек.

– Когда утрясётся?

– Я не знаю.

Луч перебрался на середину деревянного пола. Стало жарко, Рэм распахнул настежь дверь и подставил камень, чтобы не захлопнулась. В комнату вошёл свежий воздух.

– Как я попаду в ущелье?

– Отвезём на машине Горошка.

– Может, легче выехать из долины?

– По главной дороге? Там наверняка много постов. В ущелье можно проскочить. Окольными путями.

– Тоже могут быть посты.

– Да. Поэтому мы с Горошком поедем туда сегодня вечером проверить дорогу. Её идея. А завтра вечером заедем за тобой. Что тебе нужно из одежды и снаряжения?

Вар задумался.

– Снаряга почти вся в хижине.

– Отлично, – Рэм очень обрадовался.

– Рюкзак, ботинки всё там. Мне нужно будет несколько пар носков, рубашек, трусов.

– Напиши список, я подготовлю.

Вар потратил больше часа на составление списка. Он пытался сосредоточиться на этой работе и отгонял налетающие со всех сторон неспокойные мысли.

– Вот, кажется, всё. Не перепутай. Не приноси папашино бельё.

– Горошек не даст.

– Вы осторожней. Может, не стоит её вмешивать?

– Уже поздно. Не беспокойся. Сегодня мы отправимся на разведку. Завтра вечером, часов в шесть, приедем за тобой. Хорошо, что ты здесь. Не нужно будет ехать через весь город.

– У тебя есть карта?

– Ты же там был. Не помнишь?

– Я никогда не был в том углу.

– Там всё просто, я объясню.

– Постарайся найти карту.

Рэм повеселел. Вар тоже. Появился план. И не такой уж плохой.

– Думаешь, опасно появиться у меня дома? Мама сходит с ума.

– Как скажешь. Мне кажется, что рискованно.

– Хорошо. После того как отвезёте меня. Только сразу.

– Ну ладно. Мне нужно ехать. Жди нас завтра вечером.

Они пожали руки и посмотрели друг другу в глаза. Настойчивый луч света упирался в стенку, оклеенную светлыми обоями в вертикальную полоску. Дурацкие обои, только сейчас заметил Вар. Рэм закрыл за собой дверь и зашагал по грунтовой дачной дороге. Мысли Вара обратились на север, в самую гущу города Шаш.

* * *

В ясном небе города поднялось большое, по-весеннему тёплое Солнце. И принялось растрачивать свои лучи на стены домов, покрытие дорог и сырую землю. Скоро, совсем уже скоро первое цветение. Оживились базары в предвкушении ранних плодов. Повсюду начали убирать прошлогодний мусор, подметать асфальт и влажную землю. На открытом воздухе запахло вкусно от котлов, глиняных печей и жаровен. Загудели дворы пивных заведений. Застучали мягче по нагретым рельсам трамваи, покатились свободней городские автобусы, полные шашей с посветлевшими лицами. Вот и пришла весна.

За стенами выделяющихся внешней чистотой и отделкой зданий ответственные шаши продолжали трудиться над поддержанием порядка и спокойствия в городе. Нелёгкий это труд. Они всегда очень заняты, ответственные шаши. Но, несмотря на занятость, некоторые из них всё же догадались открыть окна своих кабинетов и впустить внутрь свежий воздух и шум улиц. Многое происходит в большом городе. А сколько произошло. Хвала богам смутные времена как будто позади. Стало тише. Весенний день за окном не отличался от обычного дня. Ни от вчерашнего, ни от позавчерашнего. Разве что теплом и весенним ожиданием.

За окраиной города, в маленьком домике дачного посёлка у русла обмелевшей по сезону реки, молодой шаш хотел в свой город. Туда, где по улицам ходят его шаши. В коротких юбочках и с подведёнными глазами. С округлыми волнующими лицами. С простыми улыбками и понимающими глазами. Его шаши, и ничьи другие. Он знал, что без него и им будет грустно в городе. Он хотел туда, где на подсыхающую землю скоро выйдут друзья погонять потёртый футбольный мяч. Рискуя ослабшими за зиму лодыжками и коленями. После игры они сразу отправятся в знакомое пивное место. В штанах, испачканных глиной. Он хотел в свою комнату, к своим книгам и кровати. К шуму и запахам его улицы, к серому ночному небу в редких звёздах, к своим мечтам и сновидениям.

Ниоткуда вдруг появлялась мысль, что его города больше нет. Что это уже другой город. Не его. Не найти в нём никогда улыбки Вита. Не переброситься на остановке приветствием с Рином. Не забыть ненависти и страха. Он отгонял эту мысль, но она не хотела, совсем не хотела уходить. В его городе появились люди, которых он боялся и ненавидел. Такого ещё не случалось. Непонятно, откуда они пришли. Он не хотел верить, что они такие же шаши, как и он. Выросшие на одной с ним земле. Под одним Солнцем. Враги в его родном городе. Не вдохновляющая и возбуждающая ненависть выдуманных или давным-давно случившихся историй наполняла его грудь. А тяжёлая, проникающая глубоко, туда, где ей не было никакого сопротивления.

Он не хотел этого чувства и пытался отвлечься мыслями о заветных уголках родного города. О тихих дворах за высокими заборами, где негромкие шаши заняты домашними делами. Их животы спокойны, а руки умело приготавливают всё для вечерней еды. Слышно воркование голубей и журчание воды. Здесь покоится сердце города.

Ночью ему снилась Горошек. Её острые груди мерно касались его груди, длинные волосы путались в его ресницах. Она шумно дышала и приводила в быстрое движение свои белые бёдра. Он держался за них крепко. Он входил внутрь её, испытывая желание вдавить в себя это тонкое тело и добраться до самых его глубин.

* * *

День потянулся беспокойно и тягостно. Вар вздрагивал, когда в тишине безлюдного места слышались посторонние звуки. Пролетали низко самолёты, один раз донёсся звук выхлопа машины. Издалека, от окружной дороги. Он устал и хотел поскорее оказаться в ущелье и очень обрадовался, когда к сумеркам подкатила машина. Из неё вышли две фигуры. Одна – волнующая, тонкая.

Горошек вошла первая, они обнялись. В ноздри Вара проникли приятные запахи. Показался Рэм с большой сумкой.

– Вещи можно оставить в машине.

– Чёрт. Не подумал.

– Еле дождался вас, ребята. Что происходит?

– Мы знаем, как объехать посты. Их так много вокруг.

– Из-за меня?

Горошек вздохнула.

– Непонятно. В городе совсем неспокойно. Говорят, что стреляют по ночам. Хотя возле нас тихо. Возле Рэма тоже. Но тебе нужно уезжать. Тебя ищут власти и, что ещё страшней, бандиты. Посмотри одежду.

Горошек выложила содержимое сумки на стол. Вар быстро осмотрел.

– Пойдёт. А это зачем?

– Это одежда для поезда. Чтобы не вызывать подозрений. Папина. Я немного её укоротила. Померяй, пожалуйста.

Вар подчинился.

– Вот деньги. Рэм где-то достал. Здесь много, должно хватить. Это письмо папе. Я на всякий случай не поставила своё имя. Папа знает мой почерк. Ты сможешь запомнить его телефон и адрес?

Вар и Рэм покачали одновременно головами.

– Тогда вот я тебе написала. Спрячь подальше, – она протянула ему небольшой листочек.

– Проглотишь, если что, – попытался пошутить Рэм.

– Давайте присядем на дорожку.

Они сели друг против друга, старясь заглянуть в самое ближайшее будущее.

– Нужно забрать с собой еду. Испортится.

– Консервы можно оставить. Не волнуйся, я потом приеду сюда и проверю.

На улице было темно. Пригибаясь, Вар быстро подошёл к машине и забрался на заднее сиденье.

– Может, лечь, чтобы было не видно?

– Сиди. Мы едем в ущелье на выходные, с едой и одеждой.

– Сегодня пятница?

– Пятница.

– Странно, никто ещё не приехал. Ты карту достал?

– Нет. Нет у меня карты. Я тебе расскажу. Там всё просто. Ты же был там.

В ущелье въезжали молча. Машина переводила дух после тяжёлого перевала, холодный ветер трепал волосы. Стёкла окон поднялись одно за другим. Вар вглядывался в неясные контуры главной вершины. Позади её длинное ущелье, один перевал, а за ним ещё один. Где спряталась луна? Можно, наверно, идти ночью.

– Скоро полная луна. Тебе будет легче.

– А разве уже не полная?

– Почти. Чуть-чуть осталось, – Горошек повернула к нему лицо.

– Где она прячется?

– За вершиной?

– Нет, смотрите, на другой стороне.

– Ехать прямо в хижину?

– А куда же ещё?

Хижина была пустая и холодная. Вар принялся за осмотр снаряжения. Рюкзак, ботинки, куртка, спальный мешок. Всё на месте. Из рюкзака вывалились кошки.

– Там есть лёд на перевале?

– Не помню. Ты же там тоже был.

– Я там никогда не был.

– Как же ты пойдешь?

– Доберётся, там всё просто.

– Вот, я тебе приготовила еду.

– Ого. Столько мне не утащить.

– Рэм сказал, что дорога займёт не меньше недели.

– Если всё возьму, вообще не дойду. А это что?

– Это варенье, которое тебе очень понравилось.

Вар посмотрел на Горошка со всей теплотой, на которую был способен. Так ему, по крайней мере, казалось.

– Давай я не буду нести на себе столько стекла. Банка сама очень тяжёлая. Мне нужно взять самый минимум, чтобы быстрее идти. За неделю не помру от голода.

Горошек молча кивала, не сводя с него тревожных глаз. Рэм энергично разворачивал продукты, от которых Вар тихо отказывался. Закипел чайник, и они сели за стол.

– Не волнуйся. На неделю мне за глаза хватит. Молодец, что взяла сало и сухари.

– Это Рэм.

– Выживет, – Рэм занялся тушёным мясом в небольшой кастрюльке. – Будешь? Ещё тёплое.

– Конечно, буду. Нужно наесться впрок.

Они вскипятили ещё один чайник. Тихо и спокойно в малолюдном ущелье. Молодые тела расслабились. Вар наблюдал за порозовевшим в тепле носиком Горошка.

– Когда думаешь выйти?

– Часа в два, три. Пока темно, нужно подняться на гребень незаметным.

– Может, нам тоже остаться на ночь?

– Вам нужно уже ехать. Не забудь зайти домой завтра. Скажи, что я им позвоню через неделю.

– Не забуду.

– Смотри осторожно, могут следить.

Ненужные вещи и остатки еды были уже в машине. Друзья сели напротив друг друга ещё раз, на столе холодный чайник и пустые чашки со следами заварки.

– Ты запомнил дорогу?

Вар кивнул головой.

– Вам пора ехать, а то будет поздно.

Они вышли на улицу и застегнули куртки. Задрали головы и посмотрели на звездное небо ущелья во всей его красе.

– Вот и луна. Она уменьшается или увеличивается?

– Увеличивается.

Вар и Рэм пожали руки.

– Не навсегда прощаемся.

– Не навсегда. Обязательно увидимся. И скоро. Успокой маму.

– Давай осторожней.

Горошек поцеловала его в щёку. Холодный, белый носик. Он аккуратно сжал её руку.

– Спасибо, ребята. Езжайте осторожно.

Он подождал, пока огни машины не исчезли, и посмотрел на вершину. Спать совсем не хотелось.

* * *

Спустя несколько часов в небольшое селение на дне ущелья въехала другая машина и остановилась у одного из тёмных домов. Из машины вышли двое, разминая руки и ноги. Они ехали очень долго, из самого города, избегая посты. Они много раз останавливались в придорожных селеньях в домах, где их ждали, и расспрашивали хозяев, перед тем как ехать дальше. Их принимали везде с готовностью и без лишнего шума.

Приезжие разбудили собак в округе. В некоторых домах зажёгся и погас свет. Громкий лай донёсся до расположенной под горой хижины, где Вар безуспешно пытался уснуть хотя бы на несколько часов. Дверь дома открылась, и приезжих впустили. Немного спустя свет в доме погас, и в селенье стало тихо, как прежде. Как бывает тихо в освещённом светом полной луны маленьком селенье на дне отдалённого ущелья.

Возможно, что эта тишина и мешала Вару заснуть. Глупая мысль. Разумеется, не тишина. Нет другого места на земле, где Вару спится лучше. Звуки и воздух ущелья чрезвычайно ему полезны. Нет, мешали мысли, беспорядочные и настойчивые, не утихающие в возбуждённом мозгу. Он думал о родителях, родном городе, предстоящей дороге, непонятном будущем и ещё о многом другом. В конце концов, потеряв надежду на сон, он встал, оделся и поставил нагреваться чайник, озабоченный проблемой палатки. Он нашёл в хижине только одну – четырёхместную. Куда-то задевалась маленькая, для одиночных восхождений, на которую он рассчитывал. Он вышел на улицу. Не так уж холодно. Внизу можно перетерпеть. Спальник у него тёплый. Обойдусь, не забирать же её у ребят. Когда удастся вернуть? Он обрадовался такой весомой аргументации и продолжил быстрые сборы. Связываться с тяжёлой палаткой не хотелось.

Он выпил чая, убедился, что оставляет хижину в порядке, вытащил наружу рюкзак и закрыл на ключ дверь. Ключ занял привычное место в тайнике. Рюкзак был всё же тяжеловат. Еды много, и кошки напрасно взял – мелькнула мысль. Он обратился лицом к линии гребня на чистом звёздном небе. Луна опять где-то запряталась.

Через некоторое время глаза привыкли к темноте, и он стал видеть, куда ступают его ноги. Скорости не прибавилось, тропа на гребень довольно крутая, и рюкзак тянул плечи. Он задышал глубоко и через некоторое время снял куртку. Участки замёрзшей земли перемежались с участками жёсткого снега. Подъём не из приятных. Но ему предстояла длинная дорога, многодневная, и это были пока пустяки.

На гребне дул холодный ветерок. Луна освещала округу в полную силу. Впереди белели низовья ущелья. Ему туда. Полно снега. Верховья растворились в темноте. До них очень далеко. Он качал в изумлении головой. Куда он идёт? Дурацкая затея, может, повернуть назад? Пересидеть в хижине? Он скинул рюкзак, набросил на влажные плечи куртку и с удовольствием опорожнился на песчаную поверхность гребня. Назад, наверно, нельзя.

К полудню снег размяк и перестал держать. Попадались чистые участки. По тропе ходили. Но в тенистых местах он проваливался иногда по колено. Порядочно прошёл, пора остановиться отдохнуть. Придётся идти ночью по твёрдому насту и отдыхать днём. Выше снега будет больше. По крайнем мере пока он не выберется из этого ущелья. Не хотелось думать о том, что происходит в следующем.

Он сбросил рюкзак и осмотрелся. Поднял голову вверх. Туда? Высоковато. Зато в стороне от тропы. И Солнце там будет дольше. После небольших раздумий он начал, скользя ногами по сырой земле, подниматься по крутому склону к месту, которое снизу смотрелось как площадка метрах в трёхстах выше тропы.

Когда он наконец добрался до неё, площадка ему очень понравилась. Песчаное дно и отличный вид. Не зря карабкался. Он набрал снега и разжёг примус. Через час, с полным желудком, он расстелился под прикрытием небольшой скалы. Стенки спальника накапливали тепло теряющего силу Солнца.

Проснулся он с тревожным чувством. Несмотря на то, что снилось что-то приятное. Не вспомнить, ускользнуло быстро, как будто вспугнули. Солнце только-только зашло за длинный гребень. Не меньше пять часов проспал. Он раскрыл спальник, приподнялся и резко пригнулся. Внизу на тропе кто-то был. Вар вылез из спальника, надел ботинки, куртку и осторожно высунул голову из-за большого камня.

На тропе стоял человек с рюкзаком на плечах. Стоял будто в раздумье и оглядывался по сторонам. Человек поднял голову и бросил взгляд в сторону Вара. Вар пригнулся, но продолжал следить из-за прикрытия. Человек поправил лямки рюкзака и пошёл по тропе вверх, помогая себе палкой в правой руке. Вар следил за высокой фигурой, пока она не скрылась за перегибом.

Сердце тревожно стучало. Не местный. В горах так не одеваются. Не местный. Рюкзак на нём тоже какой-то странный. Старый? Он вдруг понял, что его растревожило. Левая рука незнакомца. Он уже видел похожую руку, оттопыренную немного в сторону, словно сухая негнущаяся палка. Хозяин той руки исчез так же незаметно, как и появился тогда вместе с братом Золотозубого. Тот самый? Вар был почти в этом уверен. Конечно, догадался, что кто-то есть наверху. Не подал виду. Откуда они знают, что я здесь? В сердце закололо. Нужно быстро убираться отсюда.

Он поспешно собрался и стал думать, что делать. Незнакомец не появлялся на тропе. А должен был уже. Вар не решался идти следом. Подняться наверх на гребень? Если спуститься немного и войти в кулуар, то можно это будет сделать незаметно. Эх, не подумал о бинокле.

В это время на тропе показалась тёмная фигура. Вар не спускал с неё глаз ещё около часа, пока она не скрылась за большим поворотом. В ущелье становилось темно и холодно. Захотелось есть. Он перебрался в небольшую нишу неподалеку и занялся установкой примуса на наклонной поверхности. Не очень удобно, зато огонь не выдаст кому не надо. Он не один в ущелье.

Покончив с едой, Вар выбрался из ниши. Темно, но идти можно. Скоро появится луна. Он решил забраться на гребень в надежде увидеть огонёк Сухорукого и ругал себя за медлительность. Уже, наверно, приготовил свой ужин.

На гребне было ветрено и холодно. Никаких огней в ущелье Вар не увидел, как ни вглядывался. Прячется? Куда он идёт? Пришла спасительная мысль. Тоже выбирается из долины. Беглец, как и я. Мысль принесла такое облегчение, что Вар проверил её про себя несколько раз. Всё правильно. С Горошком и Рэмом всё в порядке. Человек в ущелье не подозревает, что он, Вар, здесь. Не должен. Догадался, что кто-то ещё есть. Наверняка. Заметил мои следы, но не подал виду, гад.

Испуг прошёл. Вар почувствовал холод. Здесь ему долго не просидеть. Он пересёк широкий гребень и стал вглядываться в соседнее ущелье, пытаясь вспомнить, что он знает о нём. Ничего не разглядеть сквозь темноту. Ущелье как ущелье. Самое главное, удастся ли добраться через него к перевалу? Время шло. Время терялось. Преодолевая томительное чувство вызванное нерешительностью и отсутствием плана, он пошёл по гребню, пока идётся.

Начинался тихий рассвет. Вар был доволен, что замечает эту красоту. Передвижение по гребню шло очень хорошо. Он обнаружил приличную тропу и зашагал по ней сначала с оглядкой, опасаясь притаившегося врага, затем спокойно и сосредоточенно, как полагается идти по горной тропе.

Верховья ущелья открывались. На остановках он старательно искал Сухорукого. Куда исчез? Он почувствовал усталость и готов был остановиться на ночлег на первом удобном месте. Ничего подходящего не попадалось. Он проходил мимо удобных площадок, одна – со следами костра. Люди стояли. Он искал укромный, скрытый от всех глаз уголок. Найди такой на гребне.

Наконец он сбросил рюкзак в тени высокого жандарма. Здесь, лучшего места не найти. Даже снег ещё есть в щелях. Вар расчистил участок от камней и постелил коврик. Успокоительно зашумел примус, запахло приятно горючим. Вар ждал, когда из-под крышки котелка пойдёт пар. Есть не очень хотелось. Он проглотил несколько кусков сала с сухарём и наслаждался горячим чаем. Усталость одолевала. Покончив с едой, он обошёл жандарм, в который раз устремил взгляд в ущелье и чрезвычайно обрадовался, когда увидел точку, пересекающую конус лавины. Далеко ушёл, будет раньше меня на перевале. Точка передвигалась медленно и неугрожающе. Теперь можно отдохнуть.

Где-то капала вода. Вар жалел, что не расстелился под Солнцем. Верх спальника отдавал холодком. Но вылезать и передвигаться на другое место уже не было сил. Глаза сами закрывались. Он представлял себе, что сидит за круглым столом на деревянном стуле с подушечкой на сиденье и смотрит, как Горошек наливает ему что-то из дымящейся на плите кастрюли. Непокрытые короткими рукавами халата белые руки.

* * *

Рука ныла. Холодно и жёстко. Лежать всё время на любимом правом боку тяжело. Иногда он поворачивался к земле спиной и изредка левым боком. Не надолго. Четыре слоя тонкого одеяла отделяли его от холодной поверхности. Ничего подходящего, чтобы постелить под себя, найти не удалось. Только немного сухих дров для костра. Он решил не прятаться, как вчера в пещере. За ним никто не идёт. Он бы почувствовал. Вчерашние следы, наверно, старые. Кто-то поднялся в соседнее ущелье. Здесь ходят приезжие даже в такое время. Хозяин дома предупреждал. Что ему случайные встречи? Никто не знает, что он здесь. Ещё четыре ночи – и он будет внизу по другую сторону гор. Левая рука просила тепла. Угли ещё, наверно, не остыли. Он продолжал лежать, надеясь, что рука не заставит его подняться и разжечь огонь снова. Он бы и сам не прочь, но для этого придётся отправиться на поиски дров. Нужно постараться уснуть. Завтра предстоит забраться на перевал.

Он не захотел переждать в селенье. Хозяин предлагал пересидеть у него две-три недели, пока не придёт настоящее тепло. Наверху ещё много снега и холодно – он говорил. Ждать не было сил. Через две-три недели он уже должен быть на месте. Где сейчас в самом разгаре весна. Она приходит туда раньше, чем к ним в долину. А осень уходит немного позже. Там теплее. Так говорят знающие люди. Он не может без тепла. Особенно с тех пор, как левую руку прострелила намеренная пуля. Он повернулся на правый бок.

Дома, наверно, зажгли на ночь отопление. Отец всегда заботится об этом. В городе теплее. Под его толстым одеялом было бы все равно – топят или нет.

Отец не одобрил бы. Мать бы плакала. Он вернётся назад. Если бы не ошиблись, не нужно было бы бежать в такой спешке. Всё равно. Он уже давно об этом думал. И прибудет как раз вовремя.

Откуда у него взялся пистолет? Этого они не ожидали. Выглядел испуганным, но не промахнулся. Пацан. С его дружком они справились быстро. Жаль, что из своих. Не успел даже пикнуть. С этим они расслабились, хотели попугать сначала. Он отгонял неприятные мысли. Всё не зря.

Круглый диск луны расположился прямо над ним. Среди множества ярких звёзд. В горах всегда так. Юг там. Ему туда. Но сначала нужно выбраться из долины.

Горы не пугали его, как в самый первый раз. Он чувствовал себя в них уверенно. Годы службы не прошли даром. Их учили хорошо. Там бывало тяжелее, намного тяжелее. Если бы ещё настоящее снаряжение. Скоро. Там у них всё самое лучшее. И много денег.

В горах легче переносить одиночество. Скоро он встретит братьев. Таких же, как и он. Так говорят знающие люди. Если бы не глупые пули, были бы сейчас вдвоём. Давно думали об этом.

Рука не давала покоя. В ней накопилось много боли. Никогда уже не успокоиться этой боли. Встать и разжечь огонь? Дома в такие ночи мать приготавливала ему грелку. Приложишь её к мышце, перетерпишь и почувствуешь, как тепло проникает глубоко внутрь. Он вернётся в Шаш. Люди забыли, как нужно правильно жить. Это наша земля. Наши горы.

* * *

Вар осмотрел обе стороны очередного жандарма. И там и там круто. Придётся спускаться вниз. Дальше по гребню не пройти. Он прислонился к большому камню, чтобы разглядеть получше кулуар. Кажется, можно спуститься без проблем. Придётся. Соседнее ущелье уходит круто вправо. Что делается в его верховьях – непонятно. В конце этого есть перевал. Если Рэм не перепутал. Не перепутал вроде. Сухорукий тоже туда идёт. Куда он направился? К дяде? Вар не видел его целый день, но не очень беспокоился по этому поводу. Сухорукий должен был быть уже под перевалом. По тропе быстрей. Не по гребню шарахаться. Нужно поспешить, чтобы понаблюдать за его подъёмом на перемычку. Вар зашагал вниз по кулуару, стараясь не создавать много шума.

На тропе было на удивление мало снега. То и дело попадались свежие следы. Явно не горных ботинок. Какой-то странный узор. На перевале ему придётся туго в них. Там, говорят, круто. Ему было бы спокойней, если бы Сухорукий перевалил благополучно на другую сторону и держался от него на дистанции. Вар энергично шагал.

Было около четырёх часов дня, когда перевал наконец показался. Верхняя часть, блестящая на Солнце. Лёд? Вар слышал своё тяжёлое дыхание. Никаких следов. Наверняка ещё на этой стороне. Вар с неодобрением рассматривал снежные карнизы справа и слева от перемычки.

Наконец последний крутой подъём перед перевалом. Кажется, последний. Вар осторожно выглянул за перегиб. Последний. Перевал не такой уж высокий. Метров семьсот перепада. Сухорукий шёл по ровному участку тропы почти перед началом подъёма. Вар удивился, что они были так близко друг от друга. Устал? Непохоже. Тёмная фигура бойко перемещалась. Вар испытывал приятное ощущение оттого, что она отдаляется от него.

Он устроился поудобней и пронаблюдал за Сухоруким до самого верха. Льда нигде не было. Только плотный снег, размякший на Солнце, как раз чтобы на него можно было поставить малопригодные для такой работы ботинки. По жёсткому ему бы там не пройти. Одинокую фигуру, казалось, не смущали тяжелеющие с каждой минутой тепла снежные карнизы. Вар тоже не слишком беспокоился по этому поводу. Не замечает, и ладно. Это его и спасёт. Трудно пожелать плохого человеку с рюкзаком, пробивающему путь по крутому снежному склону к узкой перемычке в гребне. Он шёл грамотно, этот человек, и проложил аккуратный и логичный зигзаг. Вар с удовольствием воспользуется его следами завтра.

После того как Сухорукий исчез из вида за перемычкой, Вар приспустился вниз и остановился под прикрытием большого камня. Там он, стараясь не создавать много шума, запрятал примус подальше в нишу, вскипятил воды, поужинал и лёг спать, мысленно приказав себе проснуться в два часа ночи.

* * *

Луна светила в полную силу. Было не очень холодно. Вар остановился у начала крутой части подъёма и посмотрел наверх. Кажется совсем близко. Из-за темноты. Снег подмёрз. Надеть кошки, зачем тащу на себе? Он снял рюкзак, отстегнул кошки и вспомнил, что не подогнал их к этим ботинкам ещё. Пришлось повозиться. Затянув наконец ремешки, он встал и потопал ногами. Нормально.

Сухорукий проложил хорошие следы. Грамотно. А говорят, что коренные не ходят в горы. В армии научился, наверно. Там их всех обучили, на нашу голову. Как раз под мой шаг. Почему он мне показался очень высоким в первый раз? От страха? Может, это кто-то другой? Вар остановился, чтобы снять куртку. Перемычка чернела на фоне подсвеченного луной неба. Часа два ещё. Он старался не создавать шума. Наверху нужно быть внимательней.

Начало светать. Вар осторожно осмотрел перемычку. Никого. Дул довольно сильный и холодный ветер. Спуск на другую сторону выглядел серьёзно. Лёд. Вот и кошки пригодились. Хорошо бы ещё ледоруб вместо палочек. Несколько больших трещин. Обходятся, кажется. В самом низу похоже на бергшрунд. Нормально. Главное, не очень круто. Беспокоила лишь одна мысль. Куда же он делся? Сухорукого не было видно. Никаких следов. Вар осмотрелся вокруг ещё раз. Уже спустился? Тоже рано встал?

Он быстро замерзал. Нужно прятаться от ветра, ставить примус или двигаться. Сработали восходительские рефлексы. Вниз. Вар перетянул кошки, подтянул лямки рюкзака, надел рукавицы и взял в руки палочки.

Он держался влево, в обход первой трещины, на случай если она окажется слишком широкой для прыжка. Трещина заканчивалась возле скального контрфорса. Вар медленно приближался к нему. Путь хорошо просматривался. Беспокоило, что он совершенно открыт для наблюдения. Поскорее вниз, пока не стало совсем светло, и спрятаться на весь день.

Рыхлый снег налипал на подошвы утяжелённых кошками ботинок. Вар регулярно останавливался, чтобы сбить его палочками. Во время одной из этих остановок он и увидел Сухорукого. Среди камней контрфорса. Сердце застучало. Как он не заметил его раньше? Сухорукий незаметно наблюдал за ним под прикрытием камней. Только забыл убрать из виду кусок красной тряпки. Платок, наверно. Яркое пятно на сером фоне. Возле него глаза Вара различили смутные контуры тела. Не так-то просто спрятаться среди небольших камней. Особенно в лучах рассветного Солнца. Сухорукий приподнялся, продолжая рассматривать Вара в бинокль. Как он не заметил его раньше!

Солнце осветило макушку гребня. На гладком склоне тихого ущелья два напряжённых шаша молча разглядывали друг друга. Один из них чувствовал себя хозяином положения. Сухорукий замахал рукой подзывая встречного к себе. Он неуклюже махал своей сухой рукой, вторая была занята биноклем.

Его звали не для знакомства. Преодолевая дрожь в ногах, Вар продолжил спуск, стараясь теперь держаться вправо, от контрфорса. С контрфорса громко закричали. Вар снова обратил туда взгляд. Сухорукий размахивал предметом в руке. Вар догадался, что это оружие, но старался не подавать виду. Его пистолет, аккуратно завёрнутый в тряпочку, лежал на самом дне рюкзака. Совершенно бесполезный. Вар приближался к трещине, думая о ней как об укрытии.

Раздался выстрел. Затем второй. В воздух, разумеется. Стрелять Сухорукий умел хорошо. Вар застыл в пятидесяти метрах от спасительной трещины. Не хочет, чтобы ботинки и кошки укатились от него вниз. Хочет, чтобы я принёс их ему. Вар не отрываясь следил за правой рукой Сухорукого.

Не для этого у нас есть горы, не для стрельбы. Громкие, чужеродные звуки многократно отразились от стен ущелья. Всё живое в нём на мгновение замерло.

От макушки гребня тихо оторвался снежный карниз. Не так чтобы совершенно бесшумно. С небольшим хлопком. Но услышать хлопок можно было, только находясь вблизи. Никого с ушами вблизи карниза в тот момент не оказалось. Он оторвался раньше времени. Его черёд был после полудня, после того, как Солнце хорошо над ним поработает ещё раз. Но так уж случилось. Груда снега разогналась в коротком кулуарчике и посыпалась по крутым скальным сбросам. Тогда её шум услышали две пары чутких ушей. Резко поднялись две головы. Одна вверх и слегка в сторону, другая вверх прямо на собой.

У владельца второй головы было всего несколько секунд для действия. Но он ничего не сделал. Сделать что-либо, по правде сказать, было трудно. Груда снега и камней ударилась в него, сдёрнула с камней контрфорса и потащила вниз по льду. Пара внимательных прищуренных глаз быстро потеряла его из виду в стремительной хаотической массе.

Лавина перекатилась через бергшрунд, прорезала чистый склон, ударилась в правую стену кулуара и остановилась. Стало опять тихо. Преодолевая дрожь в ногах, Вар аккуратно подошёл к контрфорсу, вылез на камни и сел.

Беспокойная мысль, что нависающий над ним снег нагревается с каждой минутой, постепенно вытеснила все остальные. Он снова вышел на лёд. И вторая трещина оказалась неширокой. Он легко перепрыгнул через неё и стал приближаться к бергшрунду, после которого начинались пологие просторы.

Изредка он бросал взгляд вниз, на конус свежеспрессованного снега. Никакого движения. Он надеялся найти там безжизненное тело, когда доберётся. Или лучше ничего не найти. Он не был уверен, что будет искать. Приближающийся край бергшрунда завладел его вниманием. Справа открылось что-то вроде мостика. Он подошёл поближе и осмотрел его. Ненадёжная конструкция. Он увидел место, где прошла лавина, и направился туда.

Можно прыгать. Ровная площадка для приземления, лучшего места не найти. Обходить бергшрунд совсем не хотелось. Вар примерился и прыгнул. Ноги мягко провалились. Он аккуратно вытащил их и стал обивать от снега. Правая, затем левая. Край глаза ухватил что-то в глубине трещины. Вар наклонился.

Сухорукий смотрел на него неподвижными глазами. Как будто неживыми. Он был живой. В пяти метрах внизу, заклиненный по пояс в сужении трещины. Без рюкзака.

Где-то шумела вода. Стекая с поверхности ледника по холодным стенкам к каменистому дну. Чтобы выйти опять на свет из-под языка в пятистах метрах ниже.

Вар не сразу нашёл что сказать.

– Ты можешь подняться повыше?

Сухорукий покачал головой.

– Ноги чувствуешь?

Утвердительный кивок. Вар достал из рюкзака кусок шнура. Короткий. Он осмотрелся вокруг, затем связал шнуром палочки и спустил их вниз. Сухорукий не делал попыток ухватиться. От края нижней палки до его руки было около метра.

– Попробуй дотянуться.

Сухорукий молчаливо смотрел вверх. Как будто был мыслями в другом месте. Замерзает. Вар осмотрел стенки. Гладко и круто. Он вытащил палочки наверх и присел на холодный край. Что бы он сделал, если бы там был его друг? Сухорукий не издавал звуков. Времени оставалось совсем немного. Вар вынул нож, отрезал лямки от рюкзака и подвязал их к палочкам.

Сухорукий ухватился за край лямки, но не удержал её, когда Вар потянул.

– Хватайся!

Вар быстро поднял конструкцию наверх, завязал небольшую петлю и приспустил её вниз. Сухорукий продел руку в петлю и посмотрел на Вара. Вар потянул с чувством безнадёжности. Не вытащить.

– Толкайся ногами.

Не было видно, что делают его ноги, но на лице появилось напряжённое выражение. Не надолго. Сухорукий вдруг обмяк с задранной вверх неестественно изогнутой рукой. Вар перестал тянуть.

Они смотрели друг на друга. Вар – с неожиданным чувством, что спешить некуда. Его непокрытую голову грели лучи утреннего Солнца. Весеннего Солнца, которое начало приводить всё в округе в порядок. Растапливать снег, уменьшать ледник, открывать обходные тропы. После него за дело возьмётся летнее и к середине сезона превратит ущелье в желанное всему живому место.

Сухорукого Солнце не грело. Он ожидал его появления из-за верхнего края трещины. Солнце не спешило заглядывать к нему, оно перемещалось параллельно линии трещины. Вар подозревал, что оно не заглянет внутрь трещины совсем, но не подавал виду. Только бросал время от времени взгляд наверх, поддерживая надежду.

– Зачем ты убил моего друга?

Глаза, казалось, немного сузились.

– Ты меня узнаёшь?

Немного спустя глаза закрылись совсем. Исчезла в них картинка узкой пыльной улицы с высоким глиняным забором по бокам. Закатного Солнца. Чёрных глаз на улыбающемся округлом белом лице.

Вар подёргал конструкцию. Рука внизу поднялась и опустилась с затянувшейся на ней петлёй. Он поколебался, затем осторожно вытянул всё ещё раз до конца, наклонился глубоко в трещину и перерезал шнур. Нижняя палочка с лямками рюкзака упала с шумом вниз. Вар обратился лицом к ущелью. Это мои горы.

Он подвязал рюкзак к палке, перекинул палку через плечи и пошёл, надеясь найти внизу рюкзак странного вида. Он очень удивился и даже испугался, увидев неожиданно три фигуры, поднимающиеся в его сторону. Фигуры двигались быстро, как будто спешили. Он продолжал спускаться им навстречу, уже медленней, приглядываясь. Три молодых парня. Свои, подумал он с облегчением. Они поприветствовали друг друга.

– Там есть кто-то в трещине?

Вар кивнул головой.

– Мой напарник.

– Живой?

Вар отрицательно закачал головой. Поверх одного из рюкзаков лежала верёвка.

– Где он?

– В трещине. Видите, где прошла лавина?

– Помощь нужна?

– Вчетвером не справиться. Нужно больше людей. Вертолёт.

Все закивали. С облегчением.

– Здесь ходят звери. Может, зарыть?

– Он очень глубоко, не достанут, я думаю.

Ребята посмотрели наверх.

– Ты не шаш?

– Нет, мне туда. А вы шаши?

– Мы шаши. Нам через перевал. Может, с нами пойдешь?

– Нет. Спасибо. Два дня что в ту, что в эту сторону. Там свои.

– Тоже правильно. На другой стороне есть лёд?

– Нет, там всё просто. Снег. Осторожней с карнизами. Я бы подождал до ночи, когда подмёрзнет.

– Нам показалось, что-то кто стрелял.

– Лавина, наверно. Я ничего не слышал. Вы там не видели второго рюкзака?

– Нет, а что случилось?

– Пришлось лямки отрезать. У меня не было верёвки. В трещине остались.

– У нас есть верёвка. Можно спуститься.

– Уже незачем.

Хорошие ребята. Свои.

– Вы сколько уже в горах?

– Неделю.

– Шнура не одолжите для лямок?

Все сняли свои рюкзаки. Через некоторое время к рюкзаку Вара были приделаны две лямки из сложенного втрое шнура. Он обернул их куском материи от разорванной рубашки.

– Пойдёт. Спасибо, ребята. Поклон городу Шаш от меня.

– Ты говоришь как шаш.

– Часто там бываю. Хороший город.

Они все закивали.

* * *

В середине следующего дня Вар стоял наверху последнего перевала. С одной стороны широкая долина с блестящей дорогой вдали. Позади скалистые гребни и белые облака на синем небе. За перевалом, ещё за одним перевалом и ещё за одним в закрытой долине нагревается полуденный воздух. К радости обитателей. В светлой кухне заботливо разогревается обед для молодой шаши с белыми руками. Мама дома. Какой сегодня день? Вар глубоко вдохнул. До свиданья, горы! До свиданья, Шаш!