Эта глава — продолжение темы ТФП в наши спецслужбы, все о тех же предателях и изменниках, деятельность которых стала почти каждодневной темой в публикациях и полемиках в средствах массовой информации как на Западе, так и у нас.

Почему я вообще решил включить эту тему о «кротах» в воспоминания, касающиеся операции ТФП? Причин несколько.

Во-первых, провалов самых грандиозных и успешных операций агентурного ТФП в советские и иностранные спецслужбы непосредственно связан с изменами. Так, Кима Филби пытался выдать изменник К. П. Волков, затем приложили руку предатели А. Голицин, Ю. Носенко и другие; Д. Блейк был выдан польским «кротом» Голеневским, так же, как X. Фельфе и агент Хоутон, его же предательство привело к провалу советских разведчиков Бена и супружеской пары Коэнов; Абель был выдан американцам изменником Виком; изменник «Гарт» поставил под угрозу провала супружескую пару разведчиков Филиных; изменники из числа сотрудников ГРУ, «кроты» Д. Поляков и Н. Чернов, выдали американцам многих военных разведчиков и агентов, успешно внедрившихся в западные спецслужбы.

Во-вторых, наиболее чувствительные для внешней разведки и ГРУ операции ТФП западных специальных служб, как показано в предыдущих главах, были совершены ими через изменников — «кротов» Полякова, Пеньковского и Баранова — в ГРУ и «кротов» Гордиевского, «Фарвелла» и Пигузова — во внешней разведке.

В свою очередь, самые продуктивные операции ТФП внешней разведки в западные спецслужбы были осуществлены с помощью сотрудников этих служб, которых последние клеймят как предателей. А именно с участием К. Филби, Г. Берджеса, Э. Бланта, Кернкросса, Д. Прайма и Д. Блейка — в британские спецслужбы; Д. Уокера, В. Мартина и Б. Митчела, Д. Бойса, Ли Ховарда и О. Эймса — в американские; X. Фельфе — в БНД.

Анализируя случаи измен сотрудников внешней разведки КГБ, связанных с операциями ТФП, могу с удовлетворением констатировать, что, насколько мне известно, пока не было ни одного факта измен сотрудников советских и российских специальных служб, непосредственно участвовавших в какихлибо безагентурных операциях ТФП. То, что сообщалось о таких операциях отдельными изменниками, например, Г. Агабековым, П. Дерябиным, Ю. Носенко, содержало лишь поверхностную информацию, ставшую им известной от третьих лиц.

Опубликованные же подробные сообщения о таких безагентурных операциях, а именно известные мне две публикации: Марселя Леруа-Фэнвилля и В. М. Удилова, исходят не от изменников, а посему вызывают больше доверия.

Другой побудительной причиной для написания этих трех глав явился тот факт, что подавляющее большинство западных публикаций извращает роль и характер многих выдающихся участников операций ТФП, сотрудников и агентов внешней разведки и ГРУ, они систематически и настойчиво наделяются западными спецслужбами клеймами предателей и всячески дискредитируются, представляя внешнюю разведку в глазах мировой общественности как службу, использующую фактически отбросы, изгоев цивилизованного общества.

Абсурдность таких утверждений, противоречащих всем серьезным определениям понятия предательства, наглядно иллюстрируют жизнь и деятельность таких выдающихся советских разведчиков, как Зорге, Филби, Берджес и Маклин, Блейк, Фельфе, и многих других, вступивших на разведывательную стезю как идейные борцы за свои убеждения еще задолго до того, как они заняли важные позиции в лагере противника.

Разве можно их сравнивать с изменниками своему долгу и присяге гордиевскими, резунами, пеньковскими и им подобными.

Даже чисто внешне своим поведением и действиями уже после их раскрытия противником они не унижают себя, как поступают все изменники, играющие роль жалких прислужников своих новых хозяев, выполняя их пропагандистские задания по дискредитации своих прежних служб и клевете на народ, который они предали. Только бездумные писаки могут легкомысленно наделять этих легендарных разведчиков, которые продолжают оставаться настоящими патриотами, ярлыками предателей.

Наряду с этими легковесными публикациями, рассчитанными на сенсацию, и разнообразными мемуарами изменников и предателей, инспирированных или прямо написанных за авторов специалистами спецслужб, за последнюю пару десятилетий на Западе появился ряд серьезных исследований на тему о предательстве. Эти последние хотя и не свободны от тенденциозности в отношении бывших социалистических восточных спецслужб, но вольно или невольно вскрывают действительную природу большинства изменников, дают обоснованную оценку их характеров, истинных мотивов предательства и корыстных целей, преследуемых подавляющим большинством из них.

В этом плане, помимо знакомства с наиболее серьезными книгами, перечисленными в Приложении , автор с особым интересом прочитал, нет, можно сказать, изучил два обстоятельных труда: английского историка Брук-Шеферда «Штормовые птицы» и Д. Уайза «Охота на «кротов». Автор первой книги подробно анализирует проблему перебежчиков из бывшего СССР из числа сотрудников советских спецслужб в послевоенный период, а второй — проблему «кротов», то есть советских агентов, внедренных в западные спецслужбы, как она возникла в ЦРУ и к каким пагубным последствиям привела.

Естественно, хотя я и ссылаюсь на этих авторов наиболее часто, я не могу принять их концепции, оценки и заключения без принципиальной критики. Особенно вызывают возражения хвалебные панегирики Брук-Шеферда в адрес «трех гигантов» среди предателей, возвышающихся, по его оценкам, среди всей массы советских перебежчиков: Пеньковского, Гордиевского и «Фарвелла», тем более что собственные характеристики автора свидетельствуют об обратном. Свое отношение к этим изменникам я уже высказал, рассматривая операции ТФП западных спецслужб, проводившиеся с помощью этих «гигантов».

Наряду с этим Брук-Шеферд огульно обзывает всех перебежчиков с Запада на нашу сторону жалкими, жадными и аморальными людьми. Он радуется, что взамен этим изгоям западной цивилизации «лучшие русские» стали переходить на их сторону «из лучших побуждений».

Думаю, что читатель, ознакомившись с представленной мною информацией об этих «героях»-изменниках, согласится со мною, что нельзя оставлять без ответа усилия западных авторов, да и некоторых наших собственных апологетов предательства, героизирующих как «идейных борцов» против социализма таких изменников, как Пеньковский, Гордиевский, на деле являвшихся карьеристами до мозга костей, предельно извращенными развратниками и чрезвычайно амбициозными личностями; сверхтщеславных клеветников Голицина, Левченко, Резуна; алкоголиков Кузичкина, Носенко, Лялина; преступника-убийцу «Фарвелла» или патологических трусов Гузенко, «Вика», Дерябина, Петрова и др.

Прежде чем дальше говорить о проблеме предательства, его побудительных причинах, мотивах и других обстоятельствах, небезынтересно для лучшего понимания этой проблемы применительно к внешней разведке посмотреть на положение в этой области за 50 послевоенных лет: с окончания второй мировой войны в 1945 году по 1995 год включительно.

Исходя из тех сведений, которые попали в прессу, приводились в различных изданиях и публикациях на Западе и у нас или как-то иначе получили огласку, автор насчитал 55 случаев измен сотрудников советских и затем российских спецслужб (см. Приложение ). Из этого количества совершили измену 35 бывших сотрудников внешней разведки, 15 — сотрудников ГРУ, 5 — бывших сотрудников различных подразделений КГБ.

Таким образом, в среднем за прошедшие полвека ежегодно совершалась измена одним из сотрудников советских спецслужб. Применительно к внешней разведке примерно одно такое крайне неприятное событие в среднем происходило раз в полтора года. Однако в действительности измены распределялись по годам крайне неравномерно. Достаточно отметить, что, например, в 1954 году после разоблачения Берии произошло сразу шесть измен, в 1991-м — пять, в 1961 и 1971 годах — по четыре, в 1972-м — три. Если учесть эти «вспышки» предательств в количестве 22, приходящиеся на 5 лет, то на остающиеся 45 лет приходится всего 33 измены, то есть по одной в полтора года, в том числе и во ВР — раз в два года.

В условиях жесткой борьбы разведок в период «холодной войны», полагаю, можно считать допустимыми такие потери. Тем более учитывая, что внешней разведке как главному объекту подрывных действий со стороны всех западных спецслужб приходилось противостоять объединенному фронту таких мощных и опытнейших противников, как спецслужбы США (ЦРУ, РУМО и ФБР), британские (МИ-5, МИ-6), немецкие (БНД), французские (СДЕСЕ, УОТ). Из них львиная доля советских изменников досталась американским спецслужбам — 30 и британским — 9.

Естественно, что этот поток перебежчиков-изменников и тех, кто оставался на своих прежних постах в советских спецслужбах, так называемых «кротов», приносил западным спецслужбам важнейшую информацию о деятельности внешней разведки и раскрывал перед ними наши агентурные и профессиональные кадры так же, как и перебежчики с Запада вносили свой существенный вклад в нашу осведомленность о деятельности западных спецслужб.

Наиболее опасную подрывную работу против советских спецслужб проводили «кроты» западных спецслужб, из числа 55 изменников «кротов» оказалось 23, в том числе 12 — бывшие сотрудники внешней разведки и 8 — бывшие сотрудники ГРУ.

Думаю, что из приведенных выше операций ТФП в спецслужбы читателю ясно, какую ценность для любой специальной службы представляет возможность заиметь своего «крота», особенно в таких сверхзасекреченных службах, как американское АНБ, британский ШПС, советский КГБ, а также в центральных аппаратах разведок.

Поэтому во всех случаях, когда потенциальный перебежчик из числа сотрудников указанных советских или российских служб обращается к иностранным спецслужбам с просьбой о политическом убежище, эти службы прилагают максимальные усилия к тому, чтобы получить согласие такого потенциального перебежчика стать их «кротом» в службе, из которой он готов бежать на Запад.

Насколько мне известно, такие неудавшиеся операции иностранные разведки предпринимали в отношении десяти предателей (Приложение ). Из них заслуживают более подробного рассмотрения три изменника, а именно В. Шеймов — бывший сотрудник 8-го Главного управления КГБ; В. Резун — бывший сотрудник ГРУ и Ю. Носенко — сотрудник 2-го ГУ КГБ.

Если рассматривать деятельность изменников после совершения ими акта предательства, то скорпионово их племя довольно отчетливо подразделяется на две категории: те, кто, едва оказавшись за пределами действия наших законов, немедленно рвутся в «писатели», независимо от того, могут ли они связно изложить хотя бы одну стоящую мысль или, в отдельных, весьма редких случаях, имеют способности к писательству. Это Гордиевский, Дерябин, Левченко и еще одиндва изменника. Среди военных разведчиков пока что известен один Резун, но зато такой плодовитый. Однако его пером явно водит британская разведка МИ-6, снабжающая предателя тезисами, которые она распространяла по своим тайным каналам еще до войны.

Другая категория — молчуны, в основном из-за полной неспособности связно что-либо излагать на бумаге либо насмерть напуганные мифом неизбежного возмездия со стороны всемогущей «руки КГБ». Это подавляющее большинство изменников, но среди них имеются те, кого спецслужбы волей-неволей привлекают к сотворению хотя бы одного «труда», аккумулируя в таких творениях всю клевету и измышления о внешней разведке и КГБ, которые можно как-то привязать к имени такого подневольного «писателя». Это и мой знакомый по Канаде И. Гузенко и В. Петров по Австралии, П. Дерябин, В. Кузичкин, сбежавший в Иране, из которого между очередными запоями английским спецслужбам удалось выдавить кое-что и заставить поставить свою подпись под состряпанными ими «воспоминаниями» о внешней разведке; это и А. Голицин, разразившийся единственной «книгой», полной абсурдных «идей» о якобы «всемирно-масштабных» дезинформациях Советского Союза, вызвавших своей политической безграмотностью краску стыда даже у его «спонсоров» из ЦРУ.

Среди этой категории изменников имеются, однако, такие «писатели», которые хотели бы «творить» как можно больше, но их новые хозяева не заинтересованы в этом, ибо стремятся сохранить в строжайшей тайне то, что эти изменники смогли им передать из секретов КГБ особого характера.

К ним я отношу бывшего сотрудника 8-го Главного управления КГБ Виктора Шеймова, который промолчал после измены в 1980 году более десяти лет, но вот наконец разразился книгой «Башня секретов», на которую ему удалось за десять лет набрать разные свои бытовые «воспоминания» и домыслы, не раскрывая ничего из того, что он выдал ЦРУ в профессиональном плане.

Книга Шеймова пустая, несмотря на дорогое издание, но полна «идейных» рассуждений о какой-то борьбе, к которой якобы так страстно стремился автор, однако крепко замолк, как только оказался «на воле» в США (Шеймов В. Башня секретов. США, 1993).

Создав антисоветские, я бы сказал, злобно антирусские «шедевры», Шеймов и Резун оказались связаны одной веревочкой. О них и пойдет далее речь прежде всего.

Почему выбор пал на этих изменников? Во-первых, из обоих ЦРУ и МИ-6, каждый по-своему, безуспешно попытались сделать «кротов». Оба отказались по общей для них причине: страх быть изобличенными КГБ.

Во-вторых, оба изменника претендуют на сенсации: Шеймов — как автор книги, впервые за всю историю Советского государства описывающей «внутреннюю кухню» такого малоизвестного и «страшно засекреченного» органа КГБ, как 8 ГУ.

В свою очередь, МИ-6 под псевдонимом Резуна выдвигает свою трактовку прошлых исторических событий, связанных с Советским Союзом и второй мировой войной.

Поскольку в предыдущих главах об операциях ТФП в специальные службы уже подробно рассмотрены примеры разведывательной деятельности «кротов» как советских, так и некоторых иностранных спецслужб, стоит рассмотреть некоторые случаи измен, когда усилия спецслужб не увенчались желаемыми результатами.

Просматривается характерная особенность роли этих служб в приобретении «кротов». В подавляющем большинстве «кротами» стали изменники, инициативно предложившие свои услуги западным службам. Это «Фарвелл», Пеньковский, Поляков, Попов, Баранов, Голеневский, Куклинский. Но есть, конечно, и такие, кто стал «кротами» под давлением, по принуждению. Это Пигузов, Мартынов, Моторин, Варенник, Чернов, в определенной мере Гордиевский и другие.

Можно предполагать, что западные службы имели значительно больше неудачных операций по превращению изменников-перебежчиков в своих «кротов», ибо основной движущей силой предателей, наряду с другими мотивами, является панический страх разоблачения, безграничная трусость, проявленная большинством из них. Такими были изменники Гузенко, «Вик», «Гарт», Петров, Лялин, Левченко, Кузичкин и многие другие. В этом ряду особняком стоят изменники Шеймов, Резун, Носенко и Голицин. Поэтому представляется интересным подробно рассмотреть операции западных спецслужб по этим четырем матерым изменникам.

ОПЕРАЦИЯ «ПОЗОР»

В мае 1980 года в 8-м Главном управлении КГБ СССР исчез оперативный сотрудник майор Виктор Шеймов. Вместе с ним пропали его жена и пятилетняя дочь.

Все предпринятые поиски исчезнувшей семьи результатов не дали, и версия гибели ее где-то «в дачной местности» казалась наиболее вероятной.

Каких-либо осложнений на участке работы Шеймова в 8-м ГУ отмечено не было.

В 1993 году его имя вдруг всплыло на поверхность в США в связи с опубликованием его книги «Башня секретов». При этом статья о его книге в газете «Нью-Йорк Таймс» была озаглавлена: «Позор тебе, Шеймов», поскольку его фамилия по-английски означает «позор» («шейм»).

Хочу воспользоваться этим намеком американской газеты, так точно обозначившим весь смысл жизни и действий этого матерого не по годам изменника, для названия этой операции ЦРУ.

Виктор Шеймов родился в 1946 году в Москве, окончил Московский политехнический институт, в 1971 году был взят на работу в 8 Главное управление КГБ, являющееся аналогом американского АНБ. Если судить о его жизни по книге, то протекала она довольно банально, он и его жена, привилегированные по своему материальному положению люди, ничего за душой святого, никакой привязанности к Родине и своему народу, воспитавшему их, к русской культуре и ее морали, не имели. А ведь жена его — художница, музейный работник, но хотя бы слово прозвучало о нашем великом искусстве, богатой русской истории. Все крутится вокруг хулы на все советское, как будто мы читаем о какой-то чужой, иностранной семье, которая только и думает, как сбежать.

Но самое поразительное, что Шеймов в своей книге сам разоблачает свои низкие замыслы. Заявляя на каждом шагу о стремлении, якобы по идейным соображениям, активно бороться с режимом, ради чего и намерен бежать из Советского Союза, он после бегства в 1980 году хранит полное молчание аж до 1993 года. Где обещанная активная борьба, где его «боевая» позиция? А не в том ли она состояла, чтобы, получив свое иудово вознаграждение в долларах, забыть об этих громких словах об идейной борьбе? Да за что мог бороться этот духовно пустой человек? Его пустота, ничтожество его личности так и пронизывают всю книгу. Единственные ценные факты — описание его нелегального бегства. Видимо, ЦРУ решило не делать более тайны из этого пути, ибо он теперь потерял всякую свою ценность для этой спецслужбы.

Из пространного изложения истории его бегства из СССР стало известно, что совершил он измену в 1979 году, стал сотрудничать с ЦРУ и, «заработав» доверие этой американской разведки за переданные ей важные государственные секреты, выторговал нелегальную переброску его с семьей в США.

В своей книге, помимо никчемных подробностей о жизни своей семьи и антисоветских, по сути, разглагольствований, он, естественно, никаких подробностей о своей изменнической деятельности в течение полугода, с октября 1979 по май 1980 г., не сообщает.

Но вместо этого не скупится на то, чтобы показать себя умнее и ЦРУ, и КГБ, способным лучше этих спецслужб «организовать свое бегство». То, что с помощью ЦРУ Шеймову удалось обмануть КГБ, остается, к сожалению, фактом. Но то, что автор рисует представителей ЦРУ как простых исполнителей его замыслов, не смогла не отметить и американская пресса (Известия. 1993, 14 апреля).

Поскольку ни в советской, ни в российской прессе до появления этой книги о Шеймове ничего не писалось, опираюсь в своей оценке этого акта измены на те конкретные данные, которые фигурируют в книге, а также на тот скрытый смысл ее содержания, который легко угадывается.

Действия изменника, как он описывает их, сопровождаются его размышлениями о якобы «идейной» основе его предательства, которые опровергаются начисто самими его поступками и поведением в процессе совершения акта предательства.

Шеймов не просто «стремится к борьбе» с коммунизмом, он пытается подвести и «теоретическую основу» под эту борьбу. Это ему нужно для оправдания мотивов измены. Эти обоснования более или менее укладывались в теорию «империи зла» рейгановского периода, но никак не соответствуют времени появления этого опуса на свет в 1993 году. Здесь американские спецслужбы, патронировавшие его «творчество», допускают грубый промах. Несоответствие деклараций о партнерстве Запада с нашим, теперь демократическим государством с практическими их делами вылазит повсюду.

Шеймов принял окончательное решение об измене в начале 1979 года, получив согласие жены стать соучастницей. К середине 1979 года он исчерпал возможности установить безопасную связь с представителями одной из избранных им разведок — СИС или ЦРУ — на территории Советского Союза. Боясь быть разоблаченным в своих дальнейших попытках связаться с американской разведкой в Москве, он использует служебную командировку в Польшу, где в Варшаве, соблюдая максимальные меры конспирации, устанавливает свой первый контакт с резидентурой ЦРУ в этой столице.

По возвращении в Москву, во время нескольких конспиративных встреч Шеймов выторговывает у американцев помощь в нелегальном бегстве его с семьей в США за предоставление сверхсекретной информации, доступ к которой он имел в 8 ГУ КГБ.

ЦРУ, понимая всю ценность внедрения «крота» в самое недоступное управление КГБ, использует каждую встречу с изменником для того, чтобы добиться у него согласия стать «кротом». Но патологическая трусость Шеймова, несмотря на его браваду в книжном изложении, заставляет ЦРУ ограничиться на этом этапе сотрудничества с Шеймовым получением от него максимальной информации, оправдывая риск его нелегальной переброски. Судя по всему, ЦРУ это удалось, и с помощью американской разведки он вместе с женой и пятилетней дочерью был нелегально вывезен из СССР.

Учитывая, что первая встреча Шеймова с американским разведчиком в Варшаве состоялась в октябре 1979 года, полгода — до момента бегства в мае 1980-го — он являлся одним из важнейших «кротов» ЦРУ в КГБ.

Хотя сам Шеймов не распространяется о содержании секретов КГБ, проданных им ЦРУ, учитывая тот факт, что незадолго до измены он был назначен в 8-е ГУ начальником отделения, отвечавшего за безопасность всех заграничных шифровальных служб внешних учреждений СССР, а также знание им всей аппаратуры, используемой для защиты линий коммуникаций, по которым осуществлялась зашифрованная связь, можно смело предполагать особую ценность для американских спецслужб и, в первую очередь, для АНБ выданный им информации.

И вот потребовалось более 10 лет для того, чтобы ЦРУ и АНБ согласились «выпустить в свет» этого матерого предателя, чтобы в объемистом труде под заголовком «Башня секретов» представить его также «борцом за идею». *Говорить много о его книге просто не хочется, это в основном пустое, невыразительное, в стиле мелодрамы изложение его биографии изменника*.

Об этой книге довольно выразительно сделали свое заключение американские рецензенты. Они отметили «глубину и искренность того уважения, которое автор испытывает к самому себе. Он придумал план бегства. Он его осуществил вопреки всем препятствиям. Он показал обеим разведкам (ЦРУ и КГБ), как следует работать» (Известия. 1993, 14 апреля).

Действительно, даже американцы не могли не оценить иначе личность изменника, рекламирующего себя в книге человеком особо одаренным, чуть ли не творцом советской космонавтики или ракетной обороны, убежденного противника советской системы, жаждущего на словах возможности приложить свои «мощные» интеллектуальные способности к ее свержению.

Задним числом Шеймов бахвалится широким кругом московских связей: от различных диссидентов до представителей московского криминального мира, в том числе даже из числа мафиозных авторитетов. По его описанию, само нелегальное бегство из Советского Союза явилось якобы для него чуть ли не детской игрой. А то, что переправляла его американская разведка, так это некоторое содействие ему, а не главное, что решал и делал он сам, «просто герой», о котором правильно и хорошо отозвалась американская газета: «Виктор, позор тебе».

Могу добавить свое мнение: едва ли стоит сожалеть, что Шеймов сбежал тогда, в мае 1980 года. Ведь если бы американцам удалось уговорить его остаться «кротом» в КГБ, то можно представить, какой значительно больший ущерб мог бы он нанести 8-му ГУ, КГБ в целом и всей системе засекреченных линий коммуникаций СССР. Можно представить, каким бы опасным для КГБ и, в частности, для внешней разведки оказался этот изменник, если бы он согласился стать «кротом» ЦРУ.

Но и сам по себе, как источник информации, которой он обладал лично в результате почти девятилетней работы в сверхсекретном подразделении КГБ, Шеймов представлял ценное приобретение для американских спецслужб и, в первую очередь, для АНБ и ЦРУ.

Его измена нанесла тем больший ущерб безопасности линий секретных коммуникаций Советского Союза и всей его криптологической службе, что американским службам удалось скрыть бегство Шеймова под легендой возможной гибели всей его семьи внутри страны. Это на долгое время задержало принятие необходимых защитных мер.

ОПЕРАЦИЯ «САМОЗВАНЕЦ»

Другая попытка превращения изменника в «крота» имела место у другой разведки — британской МИ-6 — и касалась бывшего сотрудника военной разведки Советской Армии Владимира Богдановича Резуна, взявшего себе писательский псевдоним «Суворов». Уже этот факт подчеркивает нескромную претензию этого «писателя» на приобщение к славе великого русского полководца. Поэтому буду называть его «Самозванцем».

Сначала об обстоятельствах безуспешных усилий британской разведки сделать из «Самозванца» своего «крота» в советской военной разведке.

«Самозванец» родился в 1947 году. После окончания Суворовского училища в 1965 году три года учился в Общевойсковом контрразведывательном училище, после чего был направлен в Военно-дипломатическую академию как кандидат ГРУ.

После успешного окончания академии был командирован в 1973 году на работу в швейцарскую резидентуру ГРУ в Женеве. К этому времени, как признает он сам, «Самозванец» внутренне готов был стать изменником.

Сразу по прибытии в Женеву он стал искать контакты с западными спецслужбами, сначала пытаясь выйти на американцев, затем на англичан. Однако «прощупывания» различных представителей США и Англии долго не давали результатов. Только на третьем году его работы в резидентуре в июле 1977 года ему удалось познакомиться с британским разведчиком. С этого момента «Самозванец» стал сотрудничать с британской разведкой, превратившись в усердного «крота» этой службы пока что только в швейцарской резидентуре ГРУ. Причем без малейших усилий со стороны МИ-6, полностью по инициативе «Самозванца».

Видя блестящие перспективы по служебному продвижению «Самозванца» в ГРУ, вспоминая с ностальгией дело Пеньковского пятнадцатилетней давности, МИ-6 приступила к настойчивой подготовке «Самозванца» на роль своего «крота» в ГРУ.

Действительно, биография этого изменника давала основания для таких надежд. «Самозванец» происходил из традиционно военной семьи, оба его родителя долгое время служили в армии, прошли войну. Даже многочисленные дяди и деды его также были военнослужащими.

Сам «Самозванец», окончив Суворовское училище, служил в армии, ему пришлось участвовать в событиях в ЧССР в 1968 году в качестве военнослужащего.

Каких-либо сведений об изменнической деятельности «Самозванца» в советской прессе не было, поэтому могу судить о вероятном ущербе для ГРУ, нанесенном его предательством, только по иностранным источникам. Наиболее подробно о нем пишет Брук-Шеферд, который лично беседовал с «Самозванцем» и дал свою оценку его действиям (Брук-Шеферд Г. Штормовые птицы. Нью-Йорк, 1992).

На основе приведенных автором сведений можно с уверенностью предполагать, что подрывные замыслы британской спецслужбы против ГРУ с участием «Самозванца» развивались успешно. Изменник, без сомнения, за одиннадцать месяцев активной работы выдал им все «швейцарские» секреты военной разведки, передал, вероятно, не только то, что эта разведка имела в самой Швейцарии, а учитывая, что Женева являлась в то время удобным местом для проведения разведывательной деятельности, мог выдать и многое другое из деятельности ГРУ в этом регионе мира.

Можно полагать также, что, судя по оценкам руководством ГРУ деятельности «Самозванца» в Швейцарии, он мог рассчитывать по возвращении из командировки на продвижение по службе.

Так что резидентура МИ-6 в Швейцарии, ее руководители в Центре уже предвкушали этот успех, когда произошел срыв их долговременных планов.

«Самозванец», по истечении трехгодичного срока пребывания в командировке, не без воздействия МИ-6 ходатайствовал о продлении своей работы в Швейцарии еще на год, что было удовлетворено. Шел четвертый год его пребывания в Швейцарии, жизнь в которой ему очень нравилась, когда он, продолжая активное сотрудничество с британской разведкой в качестве ее «крота» в резидентуре ГРУ, с ее согласия стал готовить продление командировки еще и на пятый год. И тут в апреле 1978 года в США совершил измену дипломатический представитель СССР в ООН Аркадий Шевченко.

Его сын Геннадий, служивший дипломатом в представительстве СССР в Женеве, был «под конвоем» на глазах «Самозванца» срочно отправлен домой. Это событие так смертельно напугало «смелого спецназовца», что он категорически отказался от продолжения сотрудничества с МИ-6 в Советском Союзе и настаивал на его немедленной отправке с семьей в Англию.

Так 6 июня 1978 года рухнули надежды британской спецслужбы на нового «крота» в ГРУ.

Раздумывая над словами Брук-Шеферда об этом изменнике, невольно возникает мысль; не испугайся «Самозванец», британская разведка могла бы заиметь очень эффективного «крота».

Завершая эту очередную историю из жизни одного из советских изменников, ставшего небезызвестным нашей широкой общественности под именем писателя Виктора Суворова, не берусь судить о литературных достоинствах его многочисленных писательских трудов. Видимо, раз их читают с интересом, они имеются. Но что касается его нового «творческого» замысла: попытки переписать в литературной форме историю на свой убогий «исторический» манер, замахнувшись на святую память нашего народа о его великом подвиге в битве с немецким фашизмом, то не могу не сказать свое категорическое мнение. Совершив одно подлое предательство, «Самозванец» совершает второе, еще более подлое.

Судя по сообщениям нашей прессы, «Самозванец» стремится доказать недоказуемое, что войну с Германией начал Советский Союз, а совсем не Гитлер, а следовательно, не Германия совершила агрессию, напав на нашу страну, а СССР спровоцировал ее на это. И это кощунственное заявление он делает с наших же трибун в канун 50-летия Победы в Великой Отечественной войне (Правда. 1994, 30 апреля).

Такие грязные идеи могут вызвать только падение престижа писателя В. Суворова, уже снискавшего интерес читателя (три из семи написанных им книг «Аквариум», «Ледокол» и «День М» были опубликованы в России).

Его «дикую версию» опроверг израильский историк М. Городецкий; наш народ, испытавший, в отличие от самого «Самозванца», всю чудовищную правду жестокой гитлеровской агрессии, все честные люди не удостоят эту версию своим вниманием.

Что не может не удивить, так то, что и у нас в России находятся любители поиздеваться над исторической правдой.

То, что в Германии псевдоисторики Й. Хофман, В. Поста, В. Мазер и их единомышленники стараются доказать, что «Гитлер лишь упредил на пару недель Сталина, который готовился развязать войну против Германии», неудивительно. Правда, они получают достойный ответ от своих же соотечественников. Даже издатель журнала «Шпигель», известный публицист Рудольф Аугштайн, выступил с сокрушительной критикой этой версии.

Но Й. Хофман и K° не раскрывают своих целей искажения истории, а вот Резун-Суворов с подачи МИ-6 говорит открыто с целью «разрушить единственную святыню», которая, по его словам, «осталась» в советской истории — память о войне и победе над нацистской Германией (За рубежом. 1996, 5-11 апреля, № 14).

Вот и попал «Самозванец» в классики, его цитирует «сам» Хофман. Со ссылкой на Суворова, Йоахим Хофман утверждает, что «Гитлер, начав военные действия, лишь ненамного опередил Сталина, готовившего нападение на Германию» (За рубежом. 1996, № 13).

Оказывается, и среди российских «историков» имеются сторонники Й. Хофмана — это некто В. Данилов, Б. Соколов, а также любители сенсаций, такие, как «кинотворцы» из «Студии 123» в Санкт-Петербурге, взявшиеся за сотворение «автобиографической» версии книги Суворова «Ледокол» в виде многосерийного фильма под условным названием «Последний миф», в котором «Самозванец» и стремится доказать свою версию войны.

Поражает, что наших «оправдателей» изменников нисколько не смущает наглое признание автора «Ледокола», высказанное им в интервью, где он снова повторяет в предисловии к этой повести: «Да, я изменник Родины и предатель, таких положено убивать еще до того, как они убежали».

Для нас, не только профессионалов-разведчиков, но и просто всех патриотов своей земли и населяющего ее народа, все ясно. Мы не намерены марать руки о такую мразь, в какие бы заманчивые литературно-кинематографические наряды они ни облачались. А вот как поступят те, кто дает деньги на подобные киноагитки в пользу иуд-предателей, и какие уважающие себя артисты согласятся играть в таком отвратительном фарсе?

Но «Самозванцу» этого мало. От тщится выйти на широкую арену радиовещания, обращаясь со своими иудовыми идеями к нашему народу, наивно рассчитывая, что ему поверят. Что удивляет, так то, что британское государственное вещание предоставляет ему для его оскорбительной лжи свои возможности. Так, 8 декабря 1996 года русская служба Би-би-си организовала целую часовую передачу, посвященную столетию со дня рождения выдающегося советского полководца маршала Г. К. Жукова. Руководители этой службы, вешающей на русском языке для России, не нашли лучшего эксперта по Советской Армии и ее героическим подвигам в Великой Отечественной войне, как изменника «Самозванца», превратив всю передачу в настоящий шабаш, полный оскорбительных выпадов против нашего народа, миллионов советских воинов, отдавших свои жизни, в том числе и защищая Англию от угрозы гитлеровской агрессии. Целый час из эфира слышались похабные издевательства «Самозванца» над светлой памятью Г. К. Жукова, сдабриваемые ехидными, не менее оскорбительными репликами и одобрительными добавлениями русскоговорящих участников передачи, судя по всему, приглашенных Би-би-си для того, чтобы таким образом «крепить» дружбу английского и русского народов.

Нет слов, чтобы выразить возмущение наших радиослушателей тем, как руководители Би-би-си, пользовавшейся заслуженной репутацией за достоверность информации и уважительное отношение к национальным ценностям других народов, позволили кучке злобных хулителей во главе с изменником «Самозванцем» использовать свое имя и возможности для обливания грязью нашего народа и его национальных героев. Считаю этот случай беспрецедентным.

Нужны ли еще аргументы, что «Самозванец» Суворов, избравший этот псевдоним, чтобы испачкать имя славного полководца, хотя и сбежал не по идейным убеждениям, превратился в настоящего идейного врага нашего народа, нашей культуры и истории. Иудины деньги он старательно отрабатывает, присоединившись к хору русофобов. И напрасно публицисты называют его экс-чекистом. Не был он никогда чекистом, а случайно попав в ряды нашей военной разведки, тщится опозорить ее имя, не хуже самого архипредателя Андрея Власова.

ОПЕРАЦИЯ «ЛЖЕКРОТ»

Эта операция была одной из самых поразительных среди попыток ЦРУ заиметь «крота» в КГБ и обернулась и для самого изменника, как пишет Уайз, «кошмаром, который продолжался не месяцы, а годы», а для ЦРУ — длительными и дорогостоящими не только в экономическом, но больше в политическом плане попытками «расколоть» его как подозреваемую подставу КГБ (Уайз Д. Охота на «кротов». М., 1995).

В результате, вместо того, как планировало ЦРУ, чтобы получить потенциального «крота» в КГБ, эта служба сотворила из него, не без помощи другого изменника — Голицина, настоящего многолетнего «лжекрота» в своей разведке.

Итак, в начале июня 1962 года в резидентуру ЦРУ в Швейцарии явился Юрий Иванович Носенко, сотрудник 2-го Главного управления КГБ СССР, находившийся в Женеве в служебной командировке как член делегации СССР по разоружению.

Носенко заявил принимавшему его американскому разведчику Питу Бэгли о том, что готов сотрудничать с ЦРУ. Для работы с ним в Швейцарию сразу же прибыл руководящий сотрудник ЦРУ, специалист по работе с советскими перебежчиками Джордж Кайзвальтер, работавший ранее с изменником ГРУ Петром Поповым и участвовавший в операциях с Пеньковским.

В ЦРУ в это время развертывалась эпопея всеобщей подозрительности, начавшаяся в связи с другим изменником, А. Голициным, уже шесть месяцев мутившим головы контрразведчиков ЦРУ идеями о якобы внедренных в эту службу «кротах» КГБ.

Принимавший Носенко первым разведчик Бэгли ранее 4 года работал в резидентуре ЦРУ в Австрии и в 1954 году сопровождал изменника Дерябина в США.

Ю. И. Носенко родился в 1927 году в семье инженера, ставшего в 1939 году министром судостроения СССР и пробывшего им до 1956 года, до его кончины.

После окончания ИМО Носенко три года служил в военно-морской разведке ГРУ, после чего с 1953 года работал во 2-м Главном управлении КГБ СССР. С 1957 года, когда он впервые выехал в краткосрочную командировку в Лондон, он уже стал искать контакты с иностранными разведчиками. Попытка продать американцам в Женеве информацию о КГБ, а затем вернуться домой была третьей по счету.

В течение двухнедельной работы двух указанных американских разведчиков с Носенко он передал им значительное количество информации о деятельности КГБ против американцев в Москве, об известных ему сотрудниках внешней разведки в Швейцарии, но никаких намеков о желании бежать на Запад не высказывал, подчеркивая, что намерен вернуться в СССР. При этом согласился на повторные встречи с представителями ЦРУ при последующих выездах за границу. Соответственно с ним были обусловлены средства связи.

Уже на первых встречах Носенко выдал ЦРУ агента 2-го ГУ Белецкого, как подставу КГБ, с которым американская спецслужба работала, не подозревая в нем агента-двойника. Он сообщил также о наличии в американском посольстве в Москве 42 микрофонов подслушивания и предупредил, что КГБ известен тайник «на Петровке», которым, как позже выяснилось, пользовался Пеньковский. Кстати, как указывалось, ЦРУ не предупредило об этом ни англичан, ни свою московскую резидентуру, и через месяц у этого тайника был задержан американский разведчик, пришедший изъять из него закладку Пеньковского (Брук-Шеферд Г. Штормовые птицы. Нью-Йорк, 1992).

В результате измены Носенко ЦРУ уже предвкушало успех в работе с вновь приобретенным «кротом» в КГБ, ожидая последующих встреч с ним в январе 1963 года. Однако он прибыл позже.

В конце января 1964 г. Носенко вновь приехал в Женеву и сразу же связался с американцами. Снова в течение двух недель те же американские разведчики вели с ним работу, получая обширную информацию и готовя его на роль «крота». Казалось, все шло в этом направлении хорошо, когда на последней встрече Носенко вдруг заявил, что он не хочет возвращаться в СССР, боится разоблачения и что им якобы получена телеграмма о его отзыве. Попросил политического убежища.

Поскольку в этот приезд он сообщил, что вел в КГБ дело Освальда, хотя ЦРУ не хотело бы отказываться от него, как «крота», в связи с расследованием убийства Кеннеди комиссией Уоррена, Центр ЦРУ дал команду доставить Носенко в США, как ни обидно было терять «крота» в его лице.

К моменту прибытия Носенко в США 11 февраля 1964 года вокруг него уже сложилась атмосфера сильного подозрения как специальной подставы КГБ, чему способствовали два обстоятельства: во-первых, категорическое утверждение изменника Голицина о том, что Носенко направлен с целью отвлечь внимание ЦРУ от поиска «кротов» КГБ, якобы уже внедренных в эту службу. Об этом упрямо твердил Голицин, и ему полностью поверил руководитель службы контрразведки ЦРУ Д. Энглтон. Во-вторых, увеличивало эти подозрения против Носенко и его заявление о том, что Освальд не имел никакого отношения к КГБ.

Это утверждение Носенко вызывало подозрение, что КГБ направило его специально, чтобы опровергнуть домыслы о возможной связи КГБ с убийцей американского президента.

Все дальнейшие допросы его и действия ЦРУ были направлены на то, чтобы внести ясность в отношении действительных целей перехода Носенко на Запад. Для конспирации ему присвоили псевдоним «Фокстрот».

Помимо информации по американцам в Москве, Носенко дал сведения об агенте внешней разведки в английском Адмиралтействе, в результате через 3 месяца, в 1962 году, в Англии был арестован Уильям Джон Вэссал, клерк Адмиралтейства. Руководители ЦРУ и особенно контрразведывательного отдела этой службы считали, что Носенко «был, есть и будет считаться подставой КГБ». Соответственно уже через два месяца после его прибытия в США ЦРУ приступило к так называемым «враждебным допросам» и держало его в заточении в течение следующих четырех лет и восьми месяцев, в том числе более двух лет в полной изоляции в бетонном каземате без окон в нечеловеческих условиях. Этот каземат-камеру специально построили для содержания в ней Носенко в учебном центре ЦРУ.

После почти пятилетних безуспешных усилий добиться от Носенко признания, руководство ЦРУ оказалось перед угрозой скандала из-за несанкционированного судом заточения и вынуждено было принять решение о его освобождении.

Прежде чем пойти на это, тот же Бэгли, ставший заместителем Д. Энглтона, рассматривал даже возможность навсегда «закрыть рот» Носенко путем обработки его психотропными средствами, чтобы сделать невменяемым и поместить в сумасшедший дом.

Только в конце 1968 года Носенко был реабилитирован. По его заявлению на слушаниях в комиссии конгресса США, «он прошел через ад». Можно добавить, что это заслуженная награда за его измену.

Дело Носенко широко комментировалось в заграничных публикациях и стало известно миру.

Судьба этого изменника характерна для судеб многих других изменников. Об этом они сами красноречиво свидетельствовали на слушаниях перед американскими конгрессменами в 1987 г. О жизненном пути Носенко до измены подробно рассказал в своей книге Брук-Шеферд.

ОПЕРАЦИЯ «МУТАНТ»

Любая разведка, внедряя своих «кротов» в иностранные спецслужбы, преследует цель прежде всего защиты своих разведчиков, обеспечения безопасности их деятельности.

Одновременно, как можно было убедиться на приведенных в предыдущих главах примерах, «кроты» помогают вскрывать замыслы, конкретные планы, агентуру и подрывные операции противника, способствуют ослаблению эффективности его мер защиты, помогают разоблачать кадры разведчиков, вносить в их среду элементы неуверенности, сеять неверие в успех предпринимаемых операций, вызывать недоверие к отдельным разведчикам и агентам. Одним словом, решают комплексную задачу защиты своей разведки и ослабления разведки противника.

Итак, эти цели преследуют «кроты», внедренные разведкой.

Но вот уникальный случай, когда не «крот», специально засылаемый внешней разведкой в ряды противника, а наш изменник, перебежчик оказался орудием достижения указанных целей, причем значительно более эффективным, масштабным и действовавшим исключительно долгое время.

Для этого потребовалось только, чтобы изменник Голицин, несущий в себе необыкновенный заряд ненависти, амбициозности и крайней подозрительности, встретился в ЦРУ с не менее маниакально подозрительным американцемконтрразведчиком Дж. Энглтоном, в лице которого Голицин обрел энергичного единомышленника, подхватившего его абсурдные «идеи» о внедренных в западные спецслужбы «кротах» КГБ.

Используя термин генетики, изменник Голицин, столкнувшись с Дж. Энглтоном, «смутировал», стал своеобразным «кротом»-мутантом.

Итак, «Мутант» — бывший сотрудник внешней разведки подполковник Анатолий Михайлович Голицин, работавший в хельсинкской резидентуре внешней разведки, 22 декабря 1961 года бежал к американцам.

Сам по себе этот изменник нанес относительно не столь существенный ущерб внешней разведке и в целом нашему государству. С чисто профессиональных разведывательных позиций он знал мало о конкретной деятельности внешней разведки, так как в основном за свой недолгий стаж работы в органах безопасности на собственно разведывательном участке находился менее трех лет. Все остальное время он либо учился, либо занимался контрразведывательным обеспечением по линии так называемой работы «по советской колонии», в том числе два года из трех лет в ПГУ.

Лишь короткое время, менее года, перед выездом в Финляндию в 1960 году он имел дело с особо секретными документами в информационной службе внешней разведки и благодаря хорошей зрительной памяти помог западным спецслужбам раскрыть очень ценного агента в НАТО Ж. Пака и дать наводящие сведения на другого ценного агента в той же организации — Хэмбелтона. Последний агент, правда, был полностью раскрыт много лет спустя. Оба эти агента, выданные «Мутантом», описаны в разделе операции ТФП в НАТО.

Других существенных сведений для передачи американцам у «Мутанта» просто не было. Но были огромная, непомерная амбиция играть «большую» роль и пожирающий его страх возмездия со стороны КГБ плюс тщеславная самоуверенность, что только он один понимает значение советской угрозы для Запада, от которой он призван его спасти.

Его параноическое убеждение превратилось в настоящую бомбу замедленного действия, приведшую к настоящему внутреннему разгрому опытных кадров ЦРУ и срыву операций этой разведки против Советского Союза и его специальных служб.

Его идефикс о повсеместном проникновении советских «кротов» в западные спецслужбы вызвали хаос и настоящую панику не только в ЦРУ, но захватили, хотя и в меньшей мере, также британскую СИС, французскую СДЕСЕ, отчасти канадские и скандинавские службы безопасности.

О роли Голицина-разрушителя если не всей оперативной деятельности, то, по меньшей мере, уверенности в штабах этих западных служб в течение полутора десятилетий довольно откровенно писали западные специалисты и мемуаристы из числа бывших сотрудников разведок, такие, как Чапмэн Пинчер, и многие другие (Пинчер Чапмэн. Предатели. Анатомия измены. Нью-Йорк, 1987; Их ремесло — предательство. Нью-Йорк, 1981) (Приложение ).

Очень обстоятельно раскрыл этот период внутреннего разброда, неуверенности и всеобщей подозрительности в ЦРУ Арнульф Конради в статье о Дж. Энглтоне (Конради А. Жизнь и смерть Джеймса Хесиса Энглтона, который боролся с КГБ. Франкфуртер Алльгемайне магазин. 1992, март).

Много внимания уделили положению в ЦРУ и роли «Мутанта» Брук-Шеферд в упоминавшейся уже книге о перебежчиках (Брук-Шеферд Г. Штормовые птицы. Нью-Йорк, 1992), а также Тьерри Волтон (Вольтон Т. КГБ во Франции. М., 1993).

На всю широту и глубину последствий сотрудничества начальника контрразведки ЦРУ Дж. Энглтона с «Мутантом» показал в своем, я бы сказал, исчерпывающем анализе этой ситуации опытный американский специалист по ЦРУ Дэвид Уайз в книге «Охота на кротов».

Будучи знаком со всеми основными источниками, посвященными на западном книжном рынке «Мутанту», я раскрыл для себя много новых сторон «проблемы этого перебежчика», чья измена обернулась не столько для нас, сколько для десятков американских опытнейших разведчиков настоящей трагедией.

Были выведены из строя многие из тех, кто долгие годы боролся против внешней разведки, их карьеры были поломаны, у многих разрушены семьи, а сами они уволены из ЦРУ.

В этом была, как это ни парадоксально, исключительно большая польза, которую для советских специальных служб принесла измена «Мутанта».

Именно поэтому, несмотря на крайне негативное отношение к самому факту совершенной «Мутантом» измены, с большим удовлетворением рассказываю о его «деяниях» в лоне западных спецслужб, которые он, не ведая и помимо своей воли, совершил на пользу советских спецслужб и нашего государства. И, добавлю, совершить которые не смог бы ни один наш настоящий «крот», будь он хоть семи пядей во лбу.

ЧЕРНОЕ ДВАДЦАТИЛЕТИЕ ЦРУ

Начальник контрразведки ЦРУ Джеймс Энглтон работал в этой службе с момента ее создания в 1947 году, когда он перешел в нее из расформированного после окончания войны Управления стратегических служб (УСС). Во время войны, в 1944 году, Энглтон возглавлял контрразведывательные операции УСС в Италии.

В ЦРУ всего за шесть лет Энглтон достиг поста главного контрразведчика этой службы и с 1954 года в течение двадцати лет бессменно руководил всеми контрразведывательными операциями и обеспечением безопасности ЦРУ.

По своему характеру и воспитанию, как пишет о нем А. Конради, он отличался конспиративностью и «безмерной подозрительностью», которая соответствовала его вере во всемогущество КГБ.

К 1954 году, «тридцати трех лет от роду, он стал, по существу, вторым, а во многих отношениях — первым человеком в ЦРУ».

Развернувшаяся в те годы в США «охота на ведьм», возглавленная сенатором Маккарти, полностью соответствовала настроениям Энглтона.

С назначением директором ЦРУ Аллена Даллеса между ним и Энглтоном быстро установились доверительные отношения, открывающие дверь директора для Энглтона в любое время. Приход в ЦРУ в 1966 году последователя Даллеса, директора Ричарда Холмса, возглавлявшего ЦРУ до 1974 года, дружба с которым была продолжением дружеских отношении Энглтона с А. Даллесом, дал ему почти неограниченные возможности для расширения службы контрразведки и усиления его власти в аппарате ЦРУ. Энглтон практически вышел изпод всякого контроля. В 60-е годы его авторитет был так велик, что он свободно распоряжался гигантскими денежными средствами ЦРУ.

Как отмечает Д. Уайз, Энглтон имел большую власть над пятью директорами ЦРУ — Уолтером Беделлом Смитом, Алленом Даллесом, Джоном Маккоуном, Уильямом Рэйборном и Ричардом Холмсом.

Но всех этих обстоятельств было еще недостаточно для проведения в жизнь «доктрины Энглтона» о вездесущем КГБ, которой еще предстояло ввергнуть не только само ЦРУ, но и секретные службы важнейших стран Запада в смятение и саморазрушительную охоту за вражескими агентами (Конради А. Жизнь и смерть Джеймса Хесиса Энглтона, который боролся с КГБ/Франкфуртер Алльгемайне магазин. 1992, март). И своеобразным катализатором этого процесса явился изменник «Мутант», представший перед Энглтоном в начале 1962 года со всеми своими не менее параноическими идеями.

«Мутант» поступил в распоряжение советского отдела ЦРУ, но несколько месяцев работы с ним мало что ценного могли дать ЦРУ о конкретной деятельности внешней разведки. Сам «Мутант» был крайне недоволен такой «рутинной» работой, засыпал руководство ЦРУ всевозможными жалобами, претендовал на прием его лично директором ЦРУ. Так он мог бы и остаться на положении рядового перебежчика.

После допросов в ЦРУ, затем в ФБР «Мутант» забеспокоился, что его могут забыть. Он выдвинул тезис о наличии «кротов» КГБ в британских спецслужбах и попросил направить его к ним для дачи сведений. Там он сумел в течение четырех месяцев водить СИС от одного подозреваемого в качестве «крота» к другому, помог бросить тень на руководителей МИ-5, сначала заместителя начальника этой службы Грэма Митчелла, затем на самого начальника сэра Роджера Холлиса. Эти подозрения долгие годы сопровождали их вместе с неоднократными допросами, установкой за ними наблюдения и другими малоприятными последствиями.

После возвращения «Мутанта» из Англии, как только он заговорил о «кротах», внедренных КГБ в ЦРУ, которых он страшно боялся, Энглтон почувствовал в нем родственную душу.

Так, по словам Конради, «союз» спекулятивной фантазии «Мутанта» с антишпионской паранойей Энглтона во многом предопределил начало «охоты на ведьм» в ЦРУ и дружественных разведках.

Могу повторить то, что говорил об операции «трех карт» в связи с К. Филби и его отношениями с Энглтоном. Факт измены Западу такого человека, являвшегося кумиром для Энглтона со времени войны, когда он впервые, в 1944 году, познакомился с ним, мог только утвердить Энглтона в том, что КГБ и его внешняя разведка проникли во все поры не только ЦРУ, а всего государственного аппарата США.

Об этом твердил ему и один из его помощников, бывший сотрудник ФБР Билл Харви, который в 1945 году допрашивал Элизабет Бентли, оклеветавшую перед ФБР более 100 служащих американских государственных учреждений.

Итак, «Мутант» вернулся в США, где Энглтон широко раскрыл ему свои объятия, и с этого момента началось самое тесное сотрудничество «двух рыцарей «холодной войны». К чему это привело ЦРУ — очень детально и с богатыми фактологическими подробностями представил Уайз в своем труде «Охота на «кротов».

Обращаю внимание читателя на основные «достижения» «Мутанта», пользовавшегося необычайно действенным влиянием на образ мыслей Энглтона.

Во-первых, «Мутант» безостановочно выдумывал подробности якобы виденных им в КГБ документов, которые могли исходить только «из высших сфер ЦРУ», углублял страхи, уже существовавшие в ЦРУ, в первую очередь у Энглтона.

Для реализации идей, постоянно возникавших у «Мутанта», Энглтон создал в контрразведывательном отделе Группу специальных расследований, то есть, попросту говоря, группу «охотников за кротами».

Размах «охоты на «кротов», инспирируемой «Мутантом», достиг таких масштабов, что охватил «специальным расследованием» и связанной с ним тщательной всеобъемлющей проверкой всей жизни и служебной деятельности более 120 сотрудников ЦРУ (Уайз Д. Охота на «кротов». М., 1994).

По свидетельству Уайза, «охота на «кротов» разрушила карьеру многих сотрудников, разбила жизни и семьи, а также парализовала Управление, приостановив операции против Советского Союза в разгар «холодной войны», в период, когда они являлись смыслом существования ЦРУ.

Были также серьезно подпорчены отношения с союзными разведками.

Ну какой настоящий «крот» смог бы добиться такого результата, да еще почти на целых полтора десятилетия?

Во-вторых, «Мутант» «добился», можно сказать, умопомрачения Энглтона, и тот, невзирая на реальные заслуги, в том числе в борьбе против нашей страны, поочередно причислял к подозреваемым лучших офицеров ЦРУ и, даже не находя конкретных доказательств в поддержку своих подозрений, добивался их ухода из ЦРУ.

Приведу в качестве примеров дела начальника советского отдела ЦРУ Дэвида Мэрфи и бывшего первого резидента ЦРУ в Москве Пола Гарблера. Оба эти примера мне представляются настолько абсурдными, что с трудом верится в их реальность.

Дэвид Мэрфи был одним из ведущих сотрудников ЦРУ, в 1959 году он короткое время возглавлял резидентуру («базу») ЦРУ в Берлине, в 1963 году получил назначение начальником советского отдела, являвшегося по существу и значению задач главным участком деятельности американской разведки.

Но на этой должности ему не повезло, он стал свидетелем почти полного замораживания операций отдела из-за убежденности Энглтона в наличии «кротов» КГБ в ЦРУ, в первую очередь, в советском отделе. Считалось, что все, что будет делать отдел, заранее известно КГБ, и нельзя верить ни одному агенту, завербованному на участке работы против Советского Союза. Да нельзя доверять и самим сотрудникам отдела.

Что касается Д. Мэрфи, то Энглтон с «Мутантом» пришли к выводу, что он являлся вероятным кандидатом в такие «кроты» КГБ. Соответственно он стал объектом активной разработки. Энглтон добился замены его на посту начальника советского отдела. Мэрфи вынужден был отправиться резидентом ЦРУ в Париж. В основу подозрений против Мэрфи был положен и такой смехотворный довод, что он работал в Берлине, когда там представителем СИС был Д. Блейк, а жена Мэрфи была выходцем из среды белоэмигрантов.

Но самое необычайное произошло, когда Мэрфи прибыл в Париж. Энглтон предупредил французские спецслужбы, что Мэрфи — агент КГБ. Это было сказано лично им шефу французской контрразведки де Мараншу. У последнего возник естественный вопрос: если это так, то почему ЦРУ направляет к нему в качестве резидента и своего доверенного представителя советского агента (Уайз Д. Охота на «кротов». М., 1994)?

Действительно, может ли себе представить читатель, чтобы председатель КГБ Андропов, направив меня представлять КГБ при польских спецслужбах, предупредил их, что в моем лице они должны видеть агента ЦРУ?

Умопомрачительнее ничего не придумаешь. Для характеристики Мэрфи интересно отметить, что именно он дважды был участником, а вероятно, и организатором грубых провокаций против советских разведчиков: сорвавшейся попытки вербовки и применения насилия против сотрудника внешней разведки Б. Я. Наливайко в Вене в 1962 году и неудавшейся попытки похищения резидента внешней разведки в Японии Г. П. Покровского в 1966 году, причем если первая провокация не получила огласки, то вторая прозвучала на весь мир как пощечина, полученная ЦРУ от внешней разведки.

«Охота на «кротов» в советском отделе привела к тому, что отдел был длительное время парализован и в конце концов фактически разогнан, сотни его сотрудников, говоривших порусски, были частично переведены в другие отделы, частично уволены, а в отделе из 300 человек оставлена лишь небольшая часть, в основном малоопытных сотрудников. Так что, к моменту ухода Энглтона в отставку в 1974 году, отдел должен был начинать работу практически с нуля.

Второй пример разрушения карьеры заслуженного руководящего работника ЦРУ представляет судьба Пола Гарблера.

Бывший пилот американского бомбардировщика, участник второй мировой войны, в разгар «холодной войны» являлся резидентом ЦРУ в Берлине, затем первым резидентом ЦРУ в Москве, как раз в период, когда там развивалась работа с изменником Пеньковским.

«Мутант», получивший с помощью Энглтона доступ к личным делам всех сотрудников ЦРУ, просматривая досье Гарблера, ухватился за то, что он, будучи в Берлине, работал с агентом ЦРУ «Сашей», по утверждениям «Мутанта», подставой КГБ. Кроме того, в Корее он находился одновременно с Дж. Блейком и даже играл с ним в теннис.

Этого хватило, чтобы Энглтон заклеймил Гарблера как одного из главных подозреваемых.

После возвращения из Москвы Гарблеру сулили повышение по службе, а вместо этого заслали резидентом на Тринидад, где продержали 4 года. Вернувшись оттуда, Гарблер продолжал бороться за свою реабилитацию, но безуспешно. Все, что ему удалось, — получить письмо от директора Тэрнера, который сообщал, что находит гнусными и необоснованными обвинения, выдвинутые против него. При этом, писал Тэрнер, он ничем не может помочь (Уайз Д. Охота на «кротов». М., 1994).

Гарблер покинул ЦРУ, уйдя в отставку в 1977 году, после того как «девять лет было вычеркнуто из его жизни».

Для характеристики низкой эффективности работы советского отдела в период действия тандема «Мутант»-Энглтон, показательно, что с 1963 по 1974 год этот отдел приобрел всего пять, причем слабых, малозначительных перебежчиков, в том числе из внешней разведки только двоих (В. Н. Сахарова в 1971 г. и Органисяна в Турции). В тот же период в британских спецслужбах, где практическая работа против советских спецслужб не была так ослаблена, результаты были успешнее — три перебежчика, вербовка Гордиевского.

Для сравнения, в последующие 12 лет, с 1975 по 1987 год к ЦРУ перешли, как минимум, пять перебежчиков и изменников, все из внешней разведки, в том числе такие, как Левченко в 1979 г., Шеймов в 1980 г., что явилось свидетельством заметной активизации работы советского отдела после ухода из ЦРУ Энглтона.

В-третьих, с момента появления «Мутанта» в ЦРУ, под влиянием его утверждения, что никому из перебежчиков нельзя верить, принятого Энглтоном за аксиому, они сразу же попадали в категорию «двойников», засылавшихся КГБ для того, чтобы стать «кротами» в ЦРУ. По свидетельству специалистов, исследовавших период Энглтона-«Мутанта» в ЦРУ, за 1963–1974 годы, пострадали 22 перебежчика. Как известно, первой жертвой этих утверждений «Мутанта» был Носенко. Вторым явился нелегал внешней разведки Ю. Логинов (см. Операция «Густо»), который числился «кротом» ЦРУ в нелегальной службе внешней разведки и которого ЦРУ постоянно проверяло, пока не выдало контрразведчикам ЮАР. Как и в случае с Носенко, ЦРУ считало, что оно «наказало» Логинова и, таким образом, на самом деле помогло внешней разведке избавиться от весьма опасного «крота» в своей нелегальной сети.

В-четвертых, сверхподозрительность «Мутанта» и Энглтона далеко вышла за рамки ЦРУ и территории США. В первую очередь, как указывалось, от нее пострадали британские спецслужбы. Хотя они сравнительно быстро оправились от навеянного «Мутантом» тумана сомнений и недоверия к своим собственным кадрам, им пришлось пережить неприятные времена подозрений, что ряд британских политиков, как, например, премьер Вильсон, были якобы агентами КГБ. Более серьезные подозрения пали на самих руководителей британской разведки и контрразведки — Г. Митчелла, Р. Холлиса. Причем эти подозрения, как уже упоминалось, вылились в слежку, неоднократные допросы, от которых их не избавил и уход в отставку. Например, обвинения с Холлиса были сняты лишь в 1981 году, когда он был посмертно публично реабилитирован.

В связи с показаниями «Мутанта» в СИС был создан специальный «Комитет беглости» для расследования деятельности тех сотрудников, в ком подозревали «кротов» внешней разведки.

Когда Холлис в 1965 году ушел в отставку, расследование по его делу только завертелось полным ходом. Его и Митчелла неоднократно вызывали в МИ-5 для допросов, о результатах которых информировались ЦРУ и ФБР.

Холлис умер в 1973 году все еще подозреваемый, а Митчелл — в 1984 году в таком же качестве. О снятии подозрений с них было заявлено позже.

Можно представить, как болезненно это отражалось на уровне руководства британской разведки и на всей ее деятельности.

Не оставили Энглтон и «Мутант» без своего разрушительного внимания и младшего американского партнера в соседней Канаде. По наводке «Мутанта» канадские службы безопасности взяли в разработку начальника советского отдела своей службы Лесли Джеймса Бенетте и вели слежку за ним пару лет. К 1970 году он стал главным объектом канадской «охоты на ведьм», в его разработке применялись сложные оперативные комбинации. В 1972 году его подвергли тяжелому многочасовому допросу и испытанию на детекторе лжи, и хотя никаких доказательств так и не было получено, его уволили после 18 лет безупречной службы.

Можно сказать, неплохой результат деятельности изменника «Мутанта» на пользу внешней разведке. Ведь это явно ослабляло противодействие канадских спецслужб разведывательной деятельности внешней разведки и на этом участке. Ложная информация «Мутанта» о наличии «кротов» КГБ в других союзных американских спецслужбах приводила к скандальным делам.

Так, в Норвегии была арестована сотрудница МИД Лингрен, которая после нескольких месяцев тюрьмы была освобождена за отсутствием доказательств ее вины.

Когда «Мутант» так же голословно заявил, что во Франции действует целая сеть советских «кротов», а ЦРУ довело об этом до сведения французов, это серьезно отразилось на взаимоотношениях ЦРУ с французскими спецслужбами. Более того, французские правительственные круги расценили это ничем не подтвердившееся сообщение как попытку подрыва доверия к себе. После таких «шуток» ЦРУ, как заявление Энглтона, что резидентом ЦРУ в Париже является «агент КГБ» Мэрфи, эти отношения были крепко подпорчены.

Думаю, что и за это «Мутанту» можно, как писал об этом один из западных авторов, «вместо пули, положенной изменнику, выдать медаль».

Во всяком случае, ясно, что ослабление взаимодействия западных спецслужб в их борьбе против советских служб было только на руку внешней разведке.

Наконец, в-пятых, в «заслугу» «Мутанту» можно поставить то, что созданная с его помощью Энглтоном атмосфера всеобщей подозрительности в ЦРУ привела к тому, что Энглтон поочередно подозревал в принадлежности к агентуре КГБ почти всех руководителей этого ведомства, в том числе и самих директоров ЦРУ. Даже Колби значился как возможный «крот» КГБ.

Но в конце концов и сам Энглтон стал жертвой своей двадцатилетней кампании «охоты за «кротами». Один из его помощников Клар Петти, после ухода Энглтона из ЦРУ, занялся анализом всего происходившего при нем в ЦРУ и пришел к выводу, что «Мутант» «вовсе не перебежчик, а заброшен к нам КГБ, а внутренний агент Москвы — не кто иной, как сам Энглтон, ибо за все время существования ЦРУ никто не причинил ведомству большего вреда, чем эти двое».

В результате за самим Энглтоном в течение нескольких месяцев велась слежка.

Только из числа высокопоставленных сотрудников ЦРУ под подозрение попали более сорока, причем фактически никому из них не удалось выйти после «специальных расследований» без ущерба для своей карьеры.

Все, что случилось в ЦРУ и в контрразведывательной службе этого ведомства в 60-е и 70-е годы, когда вся контрразведывательная работа свелась к бессмысленной «охоте на «кротов», было характерно для положения в стране и в ее главном контрразведывательном органе — ФБР.

Разгул маккартизма в 50-е годы в США составил одну из наиболее мрачных картин внутриполитической жизни США.

В феврале 1950 года мало кому до этого известный сенатор из штата Висконсин выступил с речью, в основу которой легли сфабрикованные ФБР материалы, и зловещая тень маккартизма нависла над политическим горизонтом страны.

Методы «расследования» так называемой «антиамериканской деятельности» стали основываться на шантаже и угрозах, лжесвидетельстве и фабрикации фальшивок. Эти методы неизбежно нашли свое применение и в ЦРУ, где лжесвидетельства изменника «Мутанта» пришлись по сердцу Энглтону, так как соответствовали установкам Маккарти. И хотя в 1954 году вице-президент Никсон был вынужден изза протестов американской общественности назначить расследование деятельности Маккарти, в результате которого сенатор был судим и наказан, заложенные им принципы расследований остались на вооружении спецслужб США, в первую очередь, ФБР и ЦРУ.

Просчеты ФБР в 70-е и 80-е годы — это также результат «охоты на «кротов». Это нашло отражение в длительной безнаказанной деятельности агентурной группы Уокеров, Рональда Пелтона, успешном бегстве бывшего сотрудника ЦРУ Эдварда Ли Ховарда и других успешных операций советских разведок.

В свою очередь, «охота на «кротов» в ЦРУ, как заметил один из руководящих сотрудников этой разведки, «вероятно, все же больше способствовала защите советского агента, если таковой был внедрен в ЦРУ, чем его разоблачению» (Уайз Д. Охота на «кротов». М., 1994).

Эта история «мутантного» периода в ЦРУ перекликается с той ситуацией, которая возникла в ЦРУ после ареста Олдрича Эймса.

Судя по сообщениям, поступавшим из США, в ЦРУ вновь стала разворачиваться кампания «охоты на ведьм», тем более что это не в новинку для этой разведки. Убийственная память от двадцатилетней «охоты на «кротов» осталась у многих американских разведчиков.

Вот и теперь в ЦРУ ищут агентов, но сейчас не советских, а российских.

Что удивительно, внешней разведке удалось приобрести агента как раз в том подразделении ЦРУ, на которое возложена задача обеспечения безопасности службы.

Но, как справедливо считают американские специалисты (и сам Эймс, высказавшийся в интервью французской газете в тюремной камере), как раз болезненная память об энглтоновской эпохе сплошной подозрительности и способствовала безнаказанной девятилетней работе Эймса с внешней разведкой.

Проявление бдительности и подозрений в отношении друг к другу в ЦРУ считалось сотрудниками этой службы неприемлемым пережитком той мрачной страницы жизни ЦРУ.

История об «охоте на «кротов» в ЦРУ хорошо подтверждает слова древнего китайского философа Конфуция о значении доверия. На вопрос к философу, на чем зиждется государственное управление, мудрец ответил: «Верность войска и благополучие граждан, конечно, важны, но ими можно и пренебречь, тогда как без доверия государство не просуществует и дня» (Известия. 1994, 6 августа).

Проиллюстрировав на примере «охоты на «кротов» пагубность атмосферы недоверия и подозрительности, независимо от ее первоисточника, пережив аналогичную ситуацию в период ежовско-бериевского руководства внешней разведкой, я с глубоким удовлетворением думаю, что нашей службе повезло избежать возникновения подобных ситуаций, несмотря на то, что предатели и изменники пытались столкнуть ее на путь подозрительности и недоверия.

В этом как раз и оказался залог успехов внешней разведки при неизбежных отдельных неудачах.

В случае измены «Мутанта» такая явная неудача обернулась большой удачей, принесшей главному ее противнику — Центральному разведывательному управлению США — серьезный ущерб.