Я пишу эти строки по прошествии более десяти лет с того момента, как я покинул Польшу со всеми ее тревогами, экономическими и политическими бурями, с повседневными встречами с польскими коллегами, обсуждениями с ними конкретных оперативных дел и возникающих проблем государственной безопасности. Покинул атмосферу постоянных сообщений в Центр нашей внешней разведки, устных и письменных, с предложениями и отчетами, атмосферу поступающих из Центра указаний и запросов к нам, в представительство, и к польским спецслужбам. И все это касалось глубоко засекреченных дел и мероприятий, которыми занималось возглавлявшееся мною представительство КГБ СССР совместно с польскими специальными службами.

Казалось, тот мир горячих обсуждений агентурных разработок, операций ТФП, проблем, возникавших у польских коллег, с обеспечением безопасности страны на различных участках, в том числе и затрагивавших безопасность нашего государства, в частности советского воинского контингента, находившегося на территории Польши, и т. д. — все это ушло для меня в прошлое.

Теперь, уйдя на отдых, в отставку, после полувековой работы во внешней разведке, я мог бы и успокоиться. Пришло новое поколение разведчиков, и не одно. Они разрабатывают свои подходы, создают новые традиции, хорошо, если не отбрасывая из старых те, которые были так основательно проверены и утверждены многолетней практикой и многими выдающимися разведчиками-профессионалами. Им и двигать дальше дела разведывательные. Тем более что и внешние условия кардинально изменились за последние годы. Да и внутренняя ситуация для деятельности российских спецслужб теперь совершенно иная в России, нежели была в Советском Союзе.

Но, как любого человека, кто оказался в спецслужбе, приобщился к ее сокровенным делам, можно сказать, сросся с ее специфическими методами и атмосферой тотальной секретности, меня не покидает мысль о том, что все, что мне довелось решать и делать как за долгую разведывательную карьеру, так, особенно, за двенадцатилетнее пребывание в Польше, может быть интересным и поучительным для работающих сегодня во внешней разведке сотрудников. И в первую очередь операции ТФП. Какие ошибки допускались нами и каких успехов все же мы добивались — все это не должно кануть в Лету, следует довести до сведения тех, кто будет решать такие же задачи в будущем, хотя и в других условиях.

Такая разведывательная деятельность, которую я обозначил, как «проникновение», присутствует в любых операциях разведки в разной мере и объеме. Но имеются дела, где все начинается и заканчивается только проникновением, когда это действие является основным и решающим содержанием разведывательной операции. Проникновение на объект или в объект главного разведывательного интереса спецслужбы — от его успеха зависит все. А сама проблема безагентурного физического проникновения составляет особую и наиболее засекреченную часть деятельности разведки.

Вот таким операциям ТФП, которые я называю условно классическими, главным образом посвящены мои воспоминания о работе в Польше. Но прежде чем перейти к ним, мне представляется полезным подытожить мой предыдущий опыт, связанный с операциями агентурного ТФП, о которых я еще не успел рассказать в предыдущих главах.

Анализируя свой предыдущий опыт, который базировался на работе в капиталистическом мире, я понимал, что в дружественной, союзной стране мне придется искать новые пути подступа к новым объектам разведывательного интереса. Но как трудно оказалось ломать сложившиеся стереотипы мышления, рассматривать привычные задачи по-новому, с иных позиций и в иных условиях, а именно, с участием спецслужбы другого государства.

Как верно подметил эту трудность видный британский историк Арнольд Тайноби. Еще в 1966 году, оценивая будущее человечества как неизбежное общемировое объединение, уничтожение государств, ведущих к соперничеству и войнам, необходимость преодоления национализма и отказа от всех дурных привычек, он писал: «Голова все время застает сердце врасплох, ставя перед ним новые, революционные ситуации, которые сердце не готово воспринять» (Тайноби А. Изменения и привычки. Вызов нашего времени. Лондон, Оксфорд Университи Пресс, 1966).

Исходя из того неоспоримого положения, что даже при отмирании государств и других национальных образований их разведывательные службы отомрут последними, сойдут, так сказать, с государственного корабля по примеру капитанов — последними, я и решил ряд глав, предшествующих воспоминаниям о польском периоде моей деятельности, посвятить главным образом операциям агентурного ТФП в иностранные специальные службы, а также рассмотреть такие операции иностранных спецслужб против нашей внешней разведки.

Деятельность спецслужб и разведки, их противостояние, столкновения и борьбу вполне можно представить, как боевое сражение, но проводимое с использованием специфических средств. Недаром разведку называют невидимым фронтом.

В этих столкновениях соперничающих служб их агентов можно уподобить бойцам, действующим, как правило, индивидуально. Их руководителей — разведчиков — полевым командирам, а центры разведслужб — штабам, определяющим стратегию сражений.

Все тактическое руководство действиями на невидимом фронте в разведываемой стране осуществляется либо легальными резидентурами, либо самостоятельно действующими нелегальными резидентурами.

Такие сражения спецслужб достигали наивысшего накала в периоды острой «холодной войны», с участием таких ударных сил капиталистического Запада, как американское ЦРУ, британская СИС, западногерманская БНД, французская СДЕСЕ. Все они нацеливали свои основные силы и ресурсы против советской внешней разведки и ГРУ, причем главные удары доставались внешней разведке. Некоторая поддержка этой последней оказывалась разведками бывших социалистических государств, причем наиболее существенный вклад в борьбу против западных спецслужб вносила разведка ГДР.

История предвоенного и военного периода советской внешней разведки оставила богатейшее наследство в виде исключительно эффективных «кротов» в спецслужбах Британии, США, Франции и Германии. В британских спецслужбах этот ряд выдающихся «кротов» возглавляет Ким Филби, завербованный советскими разведчиками-нелегалами А. Орловым и А. Дейчем, и члены его «пятерки», привлеценные Дейчем с помощью Филби. Дейч, согласно архивам КГБ, всего завербовал в Англии для внешней разведки 17 агентов. Но об остальных 12 архивы КГБ пока хранят тайну (Царев О., Костелло Д. Роковые иллюзии. М.: Международные отношения, 1995).

Согласно этому же источнику (архивы КГБ), Орлов, а под его руководством и талантливый разведчик А. Коротков до отъезда Орлова из Франции в Англию работали там также по проникновению во французские спецслужбы. Но кого они там завербовали, архивы внешней разведки также молчат.

Работал в Европе и Дейч и другие опытные разведчики-нелегалы. Не случайно изменник Голицын назвал мифическую группу «кротов» «Сапфир», внедренных внешней разведкой во французские спецслужбы.

Не знаю, так ли она называлась и кто в нее входил, но ясно, что под этим весьма, к счастью, общим названием скрываются не менее эффективные «кроты», отголоски деятельности которых доходили и до ушей изменников. Но вскрыть их западным контрразведкам не удалось.

Не менее успешно советская внешняя и военная разведки, как показывает пример так называемой «Красной капеллы», действовали в Германии. Активно осуществлял операции ТФП в американские спецслужбы разведчик-нелегал Ахмеров И. А., работавший в США с 1934 по 1945 год с перерывом в 1940–1941 годах.

Кроме того, во всех этих странах действовали и легальные резидентуры во главе с такими опытными разведчиками, как Журавлев, Кукин, Горский, Лысенков, Зарубин.

Сейчас положение на разведывательном фронте изменилось кардинально. Теперь появилась возможность направить объединенные усилия внешней разведки и западных спецслужб против общих противников в виде международного терроризма, наркобизнеса, незаконных торговцев оружием и на другие цели, стоящие на пути сохранения спокойствия в мире.

На прежнем фронте противостояния разведок для российской внешней разведки произошли существенные негативные изменения. Ее лагерь покинули бывшие союзные спецслужбы, перешедшие теперь на сторону бывших наших противников. Спецслужбы во вновь возникших независимых государствах, входящих сейчас в СНГ, еще крайне слабы и прежде всего требуют от внешней разведки содействия, не давая со своей стороны какой-либо ощутимой помощи в противостоянии западным спецслужбам.

Эти изменения оказывают заметное влияние на осложнение условий для деятельности внешней разведки. Российская внешняя разведка теперь выполняет функции «заградительного» отряда против поползновений на государственные секреты в области обороны, научно-технических исследований и экономики, ведь бывшие наши противники отнюдь не собираются прекращать разведку против России. Хотя, конечно же, их разведывательная деятельность приняла более спокойный, можно сказать, цивилизованный вид.

Но еще не так давно упорная и напряженная борьба между внешней разведкой и ее западными соперниками, в первую очередь, ЦРУ шла не ослабевая. В том числе и в бывших социалистических государствах — союзниках СССР. Там, совместно с местными спецслужбами, внешняя разведка осуществляла многие разведывательные операции, в том числе и такие дерзкие, как безагентурные ТФП, о которых речь пойдет в дальнейших главах.

ОПЕРАЦИИ ТФП В СПЕЦСЛУЖБЫ

Создание возможностей для получения информации о деятельности противостоящих иностранных специальных служб является для любой разведывательной службы жизненно важной задачей. Завербовать сотрудника «чужой» спецслужбы либо внедрить в нее своего агента — высоко престижное достижение для разведчиков.

Имея своих «кротов» в СИС и БНД — К. Филби, Д. Блейка, X. Фельфе — советская внешняя разведка обеспечивала безопасность и надежность своей работы в Великобритании и ФРГ. Такую же роль долгие годы выполняла во Франции группа, называемая на Западе именем «Сапфир», созданная внешней разведкой в СДЕСЕ, и агент Эймс, действовавший как один из активнейших «кротов» внутри ЦРУ.

Но эта же задача, решаемая с не меньшей энергией и настойчивостью другими разведками по отношению к внешней разведке и ГРУ, несет в себе и чрезвычайную опасность для наших спецслужб. Защищаться против нее наиболее эффективно можно только с помощью своих «кротов» в недрах той службы, которая внедряет своих агентов в внешнюю разведку. Лучшим подтверждением этому является пример Эймса, вскрывшего, как утверждают руководители ЦРУ, не менее десяти их «кротов» в наших службах. И напрасно некоторые американские аналитики, занимавшиеся расследованием деятельности ЦРУ в связи с арестом Эймса, пытаются всячески принизить значение вербовки его внешней разведкой, ссылаясь на оценку его коллегами как слабого работника. Если он был так слаб, то как же его продвигали вплоть до одной из самых важных в службе должностей руководителя контрразведки? (Уоллкотт Д., Даффи Б. Сокровенные тайны ЦРУ. Ю.С. Ньюс энд Уорлд Рипорт». 1994, сентябрь).

В той же публикации делается попытка дискредитации внешней разведки путем своеобразного сваливания вины за слабую работу ЦРУ на «коммунистические секретные службы». Видите ли, ЦРУ «заразилась» от этих служб и их «болезнями». И это утверждается в то время, когда большинство американских серьезных авторов как раз и считают, что внешняя разведка активнее, оперативнее и смелее решала свои задачи по противодействию ЦРУ, но действует осмотрительнее, чем американская разведка.

Не об этом ли говорит деятельность Филби, Абеля, Фельфе и других, операция «Карфаген», вербовка Прайма, Ховарда, Уокеров и, наконец, Эймса?

Сами же авторы подтверждают, как ЦРУ позорно провалилось в противостоянии спецслужбам ГДР и Кубы. Уже в 1990 году группа сотрудников ЦРУ отправилась в Берлин для ознакомления с архивами бывшей восточногерманской разведки.

ЦРУ обнаружило, к своему изумлению, что их восточногерманские агенты, за небольшим исключением, были перевербованы контрразведкой ГДР и превратились в агентов-двойников. Стало ясно, как заключают авторы, что «самой большой ошибкой ЦРУ была колоссальная недооценка брошенного вызова». То же самое на кубинском направлении: «Все агенты, которых ЦРУ завербовало на Кубе, на самом деле работали на кубинцев, а американцам передавали дезинформацию». Таким образом, пишут авторы, «целое подразделение оперативного управления ЦРУ в течение 20 лет руководило абсолютно бесполезной сетью агентов и ничего при этом не обнаружило». И ЦРУ тратило на «своих» кубинских агентов миллионы долларов (Уоллкотт Д., Даффи Б. Сокровенные тайны ЦРУ. Ю.С. Ньюс энд Уорлд Рипорт». 1994, сентябрь).

Эти оба примера показывают значение проникновения в агентурную сеть разведслужбы противника, хотя оно и не решает всех тех задач, которые достигаются операциями ТФП в саму разведывательную службу.

История советской внешней разведки содержит много примеров, ряд из которых уже был приведен в первых главах. Можно добавить, что и в далекой истории российских разведывательных служб таких примеров было немало, хотя не всегда при этом речь шла об агентах, служивших в разведке, а о лицах, либо лично исполнявших разведывательные функции, либо пользовавшихся результатами деятельности таких служб.

Думаю, не всем читателям известно, что сам император Александр I в 1805 году пользовался услугами начальника разведки Австрии Карла Шульмайстера в качестве своего платного информатора. Еще более красочной фигурой был другой его информатор — французский князь Талейран, имевший для конспирации смешную кличку Анна Ивановна. Правда, никто из историков не удивляется этому факту. Анна Ивановна, бывший министром иностранных дел Французской республики, предал эту республику Наполеону, затем предал самого Наполеона Бурбонам, а через полтора десятилетия предал и Бурбонов, перейдя на службу к королю Луи Филиппу Орлеанскому.

Когда князь умер, шутники гадали: «Талейран умер? Интересно узнать, зачем ему это понадобилось?»

Из приведенных мною более поздних операций агентурного ТФП в спецслужбы наиболее интересными, не говоря о блестящем примере К. Филби, являются дело Редля, Д. Блейка, X. Фельфе и конечно же операция «Карфаген». Сравнимой с внедрением в СИС группы Кима Филби, безусловно, является оставшаяся за кадром история внедрения во французские спецслужбы группы «Сапфир», участники которой избежали раскрытия, оставив свою многообразную деятельность неизвестной Западу. Более того, ее руководитель оставил после ухода с активной разведывательной работы хороших наследников во французских спецслужбах, которые еще многие годы успешно продолжали исполнять его роль «ангела-хранителя» советских разведчиков и их агентов во Франции. Об этом свидетельствует, например, беспрепятственная работа в течение двадцати лет агента Пака. Такое же наследие осталось внешней разведке и в США как результат нераскрытой американской контрразведкой деятельности нелегальной резидентуры Билла (псевдоним разведчика Ахмерова) и, конечно же, от Кима Филби также по США, а более конкретно, по ЦРУ и ФБР. И пусть не смущает тебя, читатель, что я вновь возвращаюсь к имени Филби, о котором так много написано. То, о чем я рассказываю, не нашло должного освещения ни у нас, ни в публикациях за рубежом. Но начать нужно с операции ТФП в британские службы еще в довоенное время, блестяще начатое под руководством разведчика-нелегала Александра Орлова, имевшего во внешней разведке (тогда ИНО НКВД) псевдоним Швед.

ОПЕРАЦИЯ «ШВЕД»

Хорошо помню, как в самом начале моей работы во внешней разведке, в 1939 году, в нашем коллективе мы обсуждали дело «изменника» Александра Орлова, который, являясь представителем НКВД в Испании, перебежал летом 1938 года на Запад. Так он и числился предателем-изменником до начала 1950-х годов, да и многие последующие годы.

В 1939 году мы знали, что Швед при бегстве оставил письмо-предостережение на имя Сталина, в котором сообщал, что если его родственники, оставшиеся в СССР, не подвергнутся репрессиям, а против него НКВД не будет пытаться предпринимать террористических акций, то он, обладая большим количеством государственных секретов, будет соблюдать молчание. К письму Швед приложил перечень, как об этом пишут сейчас, «сталинских преступлений». Действительно, об Орлове в течение долгого времени ничего не было слышно на Западе, пока в 1953 году американский журнал «Лайф» не начал публиковать его книгу «Тайная история сталинских преступлений». В этом отношении Орлов сдержал свое слово до смерти Сталина.

Но самое удивительное касалось тех профессиональных тайн, в том числе и тайны «пятерки Филби», которые знал Швед как руководящий сотрудник внешней разведки. И в целом до конца своих дней Швед не выдал тайн внешней разведки противнику.

Сама исключительная ценность для внешней разведки и СССР в целом этой «пятерки» свидетельствует о том, что Швед никогда не был ни предателем, ни изменником своей родины и своему служебному долгу. Помимо «пятерки Филби», Швед владел многими другими профессиональными разведывательными секретами, которые сохранил и не выдал, несмотря на усилия ЦРУ и ФБР. В том числе он скрыл от американских спецслужб, что знает Абеля, когда тот был арестован в США в 1957 году, и хорошо ему известного Морриса Коэна, которого он завербовал в Испании, когда тот был арестован в Англии как наш разведчик под именем Питер Крогер в 1961 году.

Вся трагическая судьба Шведа изложена в совместном российско-американском аналитическом труде, созданном в 1995 году по материалам архивных дел внешней разведки и американских спецслужб (Царев О., Костелло Д. Роковые иллюзии. М.: Международные отношения, 1995).

Какова же была его роль в деле «пятерки»?

Швед стоял у самых истоков ее зарождения. Начав работать во внешней разведке в 1926 году (тогда ИНО ОГПУ), он в 1934 году был направлен в Англию в качестве руководителя нелегальной резидентуры, поработав до этого разведчиком-нелегалом во Франции. Главной задачей резидентуры являлось проникновение в британские спецслужбы. Заместителем Орлова был другой замечательный разведчик-нелегал А. Дейч, который уже имел большой опыт вербовочной работы. Достаточно сказать, что за несколько лет пребывания в Англии он успешно завербовал 17 агентов, в том числе активно участвовал вместе со Шведом в вербовке Филби, затем с помощью Филби до отъезда Шведа в октябре 1935 г. завербовал второго члена пятерки — Дональда Маклина.

Затем Швед продолжал руководить деятельностью нелегальной резидентуры из Центра. Под его руководством Дейч через Маклина в конце 1935 года привлек к сотрудничеству с внешней разведкой Г. Ф. Берджеса — третьего участника «пятерки».

В дальнейшем Швед руководил действиями Дейча по формированию группы Филби и активно поддерживал его предложения в Центре. Так, Берджес привлек к сотрудничеству с советской внешней разведкой четвертого члена группы — Энтони Бланта, сотрудника британской контрразведки МИ-5. Последний по просьбе Берджеса свел его с сотрудником МИД Англии Джоном Кернкроссом, которого после обработки Берджес передал в начале 1937 г. на связь Дейчу как пятого участника группы.

Приобретение Бланта явилось первым конкретным результатом ТФП группы в английскую СИС, ее контрразведывательный аппарат МИ-5. Блант, как старший офицер МИ-5, имел доступ к совершенно секретным материалам проекта «Ультра» (перехват иностранных коммуникаций), передавая разведывательную информацию, получаемую по этой линии.

С началом войны, в свою очередь, Кернкросс стал сотрудником сверхсекретного Штаба правительственной связи (ШПС) в Блечли-парке, и через него пошел поток совершенно секретных разведывательных материалов из ШПС, в том числе и по «Ультра». В частности, Кернкросс сообщил в 1943 г. чрезвычайно важную актуальную информацию о германских планах подготовки к Курской битве.

Сам Филби при содействии Берджеса через его связи в МИ-6 связался с британской разведкой, начав работать летом 1940 года в отделе особых операций (подготовка диверсантов для засылки в тылы немцев), после ликвидации которого в 1941 году был переведен на работу в МИ-6. Не прошло и трех лет, как в 1944 году Филби был назначен начальником секции СИС по борьбе против СССР.

Таким образом, начатая Шведом вместе с Дейчем операция по ТФП в английские спецслужбы к началу Великой Отечественной войны была успешно завершена. Два члена группы — Филби и Блант — стали сотрудниками СИС, третий член группы — Кэрнкросс — сотрудником самой засекреченной британской службы ШПС, а два остальные — Маклин и Берджес — сотрудниками МИДа Англии, являющемся прикрытием МИ-6.

О дальнейшей работе замечательной «пятерки» во славу внешней разведки написано много серьезных исследований. Но поскольку главные члены группы — Филби, Берджес, Маклин — своевременно вышли из-под контроля британских спецслужб и стали для них недосягаемы, думаю, что до главного противнику так и не удалось докопаться. Правда, признание Бланта в сотрудничестве с советской внешней разведкой кое-что дополнительно раскрыло британской контрразведке.

Последняя работа об Орлове, как резиденте Шведе позволила англичанам и американцам узнать правду о начальной стадии организации этой удивительной разведывательной группой Филби.

ОПЕРАЦИЯ «ТРИ КАРТЫ»

Название операции навеяно моей любимой оперой Чайковского «Пиковая дама». В качестве карт подразумеваются три разведывательные службы: внешняя разведка, британская СИС и американское ЦРУ. Причем козырной является наша служба, единственная из трех вышедшая победительницей из совместной игры с важным выигрышем. Эту аллегорию я позволил себе, так как, в противовес герою оперы Герману, потерпевшему жестокое поражение, Ким Филби, несмотря на неблагоприятно сложившиеся обстоятельства из-за угрозы провала его сотрудника Маклина, вышел из противостояния со своими мощными соперниками победителем, внеся существенный вклад в работу советской внешней разведки.

Таким образом, главным действующим лицом этой операции был Ким Филби и, хотя этот эпизод касается только краткого, менее трех лет, периода из почти тридцатилетней разведывательной деятельности ставшего всемирно известным советского разведчика, результаты его заслуживают особого внимания. Тем более что ни со стороны СИС, ни ЦРУ и ФБР этому периоду в жизни Кима Филби не придали того серьезного внимания, которого заслуживала его роль хотя бы потому, что он свободно действовал как высокопрофессиональный разведчик в самой гуще сотрудников ЦРУ и ФБР, включая руководителей этих служб. Мне даже показалось, что такая реакция со стороны американских спецслужб явилась защитной, чтобы не поставить себя в крайне уязвимое положение наивной простушки, которую обвел вокруг пальца один советский разведчик.

Поскольку в оценке работы Филби имеется указанный выше незаполненный просвет, остановлюсь подробнее на этой стороне его деятельности. Но сначала не могу не высказать некоторые мысли относительно предшествующей жизни.

Отмечу тот важнейший факт, что как сам Филби, так и все члены его знаменитой пятерки, как видно из сказанного о Шведе, появились во внешней разведке в результате целенаправленной работы по приобретению так называемой «перспективной агентуры». Что же это такое?

Под этим определением имеются в виду такие кандидаты на вербовку, которые на момент их приобщения к сотрудничеству не имеют каких-либо заслуживающих внимания разведки информационных или оперативных возможностей. Но они по своим способностям, социальному и общественному положению своих родителей, по профессии, связям и знакомствам потенциально могут получить серьезные возможности для продвижения на интересующие разведку позиции.

Чаще всего таких кандидатов разведка находит среди студентов, особенно престижных учебных заведений, либо из числа молодых сотрудников государственных учреждений, начинающих журналистов, специалистов в области перспективных профессий.

Одним из таких перспективных молодых людей, попавших в поле зрения нелегальной резидентуры Шведа в 1934 году, и оказался Ким Филби, а затем и его товарищи по Кембриджу.

В дальнейшем упорная работа советских разведчиков с этими молодыми студентами после всесторонней проверки их личных качеств и способностей и привела к успешному выполнению поставленной в самом начале сотрудничества с внешней разведкой сложной задачи — проникновения в британские важные государственные учреждения. Среди целей ТФП на первом месте были СИС, Штаб правительственной связи, министерство иностранных дел.

Удачный выбор кандидатов в перспективные агенты, сделанный в 1934 году высокопрофессиональными разведчикаминелегалами Шведом и Дейчем, нашел подтверждение в том, что Ким Филби не только сам к 1940 году проник в СИС и в дальнейшем превратился из агента — источника информации в активно действующего советского разведчика, но и его четыре товарища оказались на важных постах — три в британских спецслужбах: Бреджес, Блант и Кернкросс, и один — Маклин — в Форин Офисе.

На этом примере успешного превращения перспективных молодых агентов в чрезвычайно ценных источников самой важной и актуальной информации из государственного аппарата убедительно доказывается обоснованность больших затрат энергии, средств и времени опытнейших разведчиков по воспитанию и подготовке таких кандидатов. Ведь всем членам «пятерки», в том числе и самому Киму Филби, потребовалось около восьми лет для достижения поставленных целей. А сколько опытных разведчиков выезжали за кордон для работы с ними, пока они не набрались профессионального опыта и не смогли уже самостоятельно решать разведывательные задачи.

Итак, Ким Филби, о котором написано немало, к концу 40-х годов достигает в СИС такого авторитета, что его кандидатура начинает считаться наиболее вероятной на пост начальника британской разведки МИ-6. Именно тогда, как достойного представителя СИС, в 1949 году, его командируют в Вашингтон для связи с ЦРУ и ФБР. Этот пост по своему значению являлся не ниже, чем заместитель начальника СИС.

Так началось еще одно агентурное ТФП, причем в самую опасную для советской внешней разведки спецслужбу — в ЦРУ. Этот эпизод в жизни Филби оказался для меня связанным с Польшей и относился к периоду моей работы в подразделении нелегальной разведки ПГУ (внешней разведки). Тогда я только начинал работу по созданию нелегальной разведывательной резидентуры в Соединенных Штатах.

В 1949 году как раз завершал свою подготовку в Польше молодой разведчик Гарри. Мы перебрасывали его в США под видом американца польского происхождения. В качестве подтверждения права на американское гражданство ему было дано свидетельство о рождении в США и сообщены сведения о родителях-поляках, в свое время эмигрировавших из Польши в США. После рождения сына семья вернулась на родину, где все члены ее, в том числе и настоящий сын, погибли во время немецкой оккупации.

Гарри, проявив находчивость и смелость, заручился согласием американцев на его «возвращение» на родину, нелегально бежал в Скандинавию, откуда в начале 1950 года сразу же перебрался в США.

К этому времени во внешней разведке решалась проблема организации надежной и безопасной связи с Филби в США. Учитывая положение Филби в качестве представителя британской СИС при ЦРУ и ФБР, с руководством которых он постоянно общался, наша связь с ним должна была исключать малейшую возможность обратить на себя внимание этих спецслужб.

Мое предложение использовать Гарри в качестве посредника между Кимом Филби и нашей резидентурой в Нью-Йорке было принято, и такая схема связи функционировала безотказно до отъезда Филби из США в середине 1951 года.

Хотя сама по себе история продвижения Гарри в США представляет интерес, но поскольку о ней я уже рассказал в своих воспоминаниях и она не имеет прямого отношения к теме о ТФП в спецслужбы, остановлюсь еще раз подробнее на роли Филби.

Оказавшись в Вашингтоне в качестве представителя СИС, Филби, советский разведчик, пришел в непосредственное соприкосновение со многими представителями не только ЦРУ, но и ФБР. Он оказался в центре совпадения интересов сразу трех важнейших в мире спецслужб, причем о его принадлежности к советской внешней разведке две западные разведки пока не подозревали. В этом было его огромное преимущество в игре в своеобразный разведывательный покер, в которой у нашего игрока были скрытые козырные карты.

Разведывательная деятельность Филби на протяжении более чем двух лет пребывания в роли представителя СИС нашла выражение прежде всего в подробнейшей оперативной информации о совместных действиях СИС и ЦРУ, и в первую очередь об их антисоветских замыслах, планах и конкретных операциях. При этом Филби не только информировал Центр, но и высказывал свои квалифицированные рекомендации о том, как эффективнее противодействовать враждебным и провокационным акциям Запада. Информация Филби о деятельности ЦРУ и, частично, ФБР была уникальной и бесценной.

Но главная цель, подсказанная внешней разведке самим Филби и умело им претворявшаяся в жизнь, состояла в другом: в закладке фундамента на будущее, в изучении кандидатов из числа сотрудников американских спецслужб на предмет привлечения их к сотрудничеству. При этом Филби исходил не только и, пожалуй, не столько из осуществления вербовки от имени советской внешней разведки, сколько, главным образом, от имени британской разведки. Тем более что такую «легенду» ему лично было легче и естественнее поддерживать. В этом отношении на руку Филби играло прочно завоеванное им доверие контрразведчика Джеймса Энглтона, позже ставшего руководителем всей контрразведки ЦРУ.

Филби правильно оценил этого главного «борца с КГБ», который уже тогда пользовался неограниченным авторитетом в ЦРУ и ФБР, зарекомендовав себя самым активным из инициаторов и организаторов поисков в ЦРУ «коммунистических агентов».

Дружба Филби и Энглтона, стремление последнего советоваться с нашим разведчиком, в том числе по проблемам безопасности в ЦРУ, были лучшей рекомендацией для всех остальных сотрудников этой службы дружить с представителем британской разведки.

Как пишет Брук-Шеферд: «Некоторые ведущие сотрудники, вроде Джеймса Энглтона, сидели, восхищаясь, у ног Филби… Их доверие к нему было полнейшим, что позволяло сообщать о всех американских операциях против советского блока» (Брук-Шеферд, Гордон. Штормовые птицы. Нью-Йорк, 1990).

В начале 50-х годов Энглтон еще не был главой контрразведывательной службы ЦРУ, но уже успешно шел к этому, по существу, второму по власти и значению посту в этой спецслужбе, который он занял в 1954 году.

Но уже тогда Энглтон, еще в 1944 году повстречавшийся в Англии с Филби, во всем ему подражал.

Когда Филби в 1949 году прибыл в Вашингтон, они стали встречаться регулярно раз в неделю, чтобы «за виски» обсуждать свои проблемы. Лучшей характеристикой искусства Филби завладевать доверием интересующих его людей и оказывать влияние на них могут быть слова Арнульфа Конради:

«Энглтон доверял Филби почти все, что знал сам, не получая от него взамен ничего. Сведения о ЦРУ, которые Филби, без сомнения, передал Советам, были настолько всеобъемлющими, что его биографы на полном серьезе считают, что после его разоблачения ЦРУ следовало бы распустить и создать заново» (Конради А. Жизнь и смерть Джеймса Хесуса Энглтона, который боролся с КГБ. Франкфуртер Алльгемайне Магазин. 1992, март).

О степени откровенности Энглтона перед Филби свидетельствуют другие слова этой же статьи. Автор справедливо отмечает, что вера Энглтона в Филби была настолько сильна, что после бегства в Советский Союз Гая Берджеса и Дональда Маклина и отзыва Филби в Лондон, где началось расследование его причастности к этому событию, Энглтон, бывший уже начальником службы контрразведки ЦРУ и развернувший небывалую охоту за «кротом», то есть агентами КГБ в самом ЦРУ, продолжал по-прежнему верить в невиновность Филби.

«Энглтон твердо верил в невиновность своего друга, — пишет А. Конради, — а когда двенадцать лет спустя, в 1963 году, тот сбежал в Москву и тем самым открыто заявил о себе как советском шпионе, это явилось для Энглтона страшным ударом. Он сжег все записи своих бесед с Филби, чтобы замаскировать масштабы утечки информации».

Читатель может представить себе, каковы могли быть результаты воздействия нашего легендарного разведчика на рядовых сотрудников ЦРУ, а также ФБР, если настоящий зубр американских спецслужб Энглтон, начавший свою разведывательную карьеру еще во время второй мировой войны в Управлении стратегических служб (УСС), не мог избавиться от навязанного ему Филби влияния в течение целых двенадцати лет, на протяжении которых не только британская, но и американская контрразведки вели безуспешное расследование с целью разоблачения Филби.

Позволю себе небольшое отступление для оценки этого необыкновенного психологического воздействия Филби на своих собеседников, партнеров и коллег из среды разведчиков.

С точки зрения психологии, взаимоотношение сотрудников противостоящих спецслужб относится к области конфликтной деятельности, которая характеризуется противодействием людей друг другу. В ней сталкиваются цели, интересы и стремления людей (Крогиус Н. В. К. психологии конфликтной деятельности. М.: Наука, 1976).

Внутренняя сторона такой деятельности является своеобразным психологическим взаимодействием ее участников, когда им приходится мыслить за другого, угадывать, как соперник рассуждает и принимает решения, и, предвосхищая его действия, определять свое поведение. При этом важную роль играет способность маскировать свои истинные цели и целенаправленно дезинформировать противника.

В разведке такая конфликтная деятельность относится к виду строгого соперничества, при котором ее участники преследуют диаметрально противоположные цели, а победа одного из них означает поражение другого.

Для достижения такой победы необходимо обладать способностью к максимально достоверному анализу ситуации и учету данных о противнике и собственном состоянии в каждый конкретный момент. Психологи отмечают, что в условиях ситуаций многих неопределенностей, когда чистый анализ их не может дать однозначного ответа, решающее значение в принятии решений приобретает человеческий фактор.

Вот такой фактор и присутствовал всегда у Филби. Он проявился необыкновенным образом в его скрытом противостоянии Энглтону и обеспечил поразительную для всех победу и полное поражение такого сильного в профессиональном плане соперника.

Не меньшую аналитическую проницательность и настоящие бойцовские качества Филби проявил в наиболее трудный и сложный период его отношений с СИС после бегства Маклина и Берджеса в Москву. Начались допросы Филби с целью вынудить его признаться в сотрудничестве с советской внешней разведкой. Дополнительные трудности для него создали показания изменника Петрова, перебежавшего на Запад в Австралии в 1954 г. и сообщившего о «кембриджской пятерке» советских агентов в Англии.

Огромная выдержка Филби и категорический отказ хоть в чем-то подтвердить свою причастность к бегству указанных двух советских агентов и к их деятельности заставили СИС оставить его в покое, уволив из спецслужбы. Вследствие правильного поведения Филби в создавшихся условиях и влияния его друзей в СИС его официально реабилитировали в 1955 году и даже использовали на разведывательной работе в Ливане.

Не располагая ни конкретными данными, ни желанием раскрывать что-либо по делу Филби, оставшееся неизвестным, могу лишь высказать свое мнение: не мог такой опытный разведчик не оставить надежное наследие своей двухлетней упорной оперативной разработки ЦРУ и ФБР. Тем более что многие из молодых сотрудников ЦРУ не могли не видеть в Филби образец сильного человека и, будучи привлечены заманчивыми посулами от имени СИС, верно служить ему, не догадываясь, кому на самом деле они служили. Вот в чем состояла реальная возможность агентурного проникновения в ЦРУ. Она нашла подтверждение и в деле Эймса, вербовка которого произошла уже после того, как Энглтон в 1974 году покинул ЦРУ, расписавшись в неспособности найти агентов КГБ, якобы внедренных в эту американскую спецслужбу.

Так что лично остаюсь убежденным в том, что потеря Эймса еще не означает потерю других наших агентурных возможностей в ЦРУ. Пусть новые энглтоны пытаются их искать. Если их усилия приведут к тому же гибельному для ЦРУ результату, что и действия Энглтона с помощью изменника Голицына, то буду только удовлетворен.

Коль скоро речь у меня шла о ТФП Филби в ЦРУ, несколько слов о его агентурном проникновении в британские спецслужбы, как о примере уникальной и успешной операции проникновения во все области практической работы всех британских специальных служб. Действительно, не только сам Филби достиг высоких позиций в британской разведке МИ-6, став, как я уже отмечал, фактически первым кандидатом на пост начальника разведки, но и члены его группы проникли в сверхсекретные службы: в криптографическую, Штаб правительственной связи — Кернкросс, в СИС — Блант и Берджес, на дипломатическую — Маклин.

Перед этим исключительным успехом советской внешней разведки бледнеют все другие достижения разведывательных служб как наших, так и западных. Исключительного успеха добился Зорге, но и его ТФП в японские руководящие центры было лишь частичным, а в немецкую спецслужбу — только периферийным.

Западные специалисты от разведки пытаются ставить рядом с Филби своих агентов, изменников Пеньковского и Гордиевского, но тщетно, даже сами они вынуждены признать, что такой результативности, как у Филби, не имела ни одна разведка в мире.

Отдельные разведчики и агенты внешней разведки добивались исключительных успехов. Такие, как X. Фельфе в Германии, агентурная группа Уокеров в США, агент Прайм в Англии, но их деятельность ограничивалась какой-либо одной областью, не нашла такого масштабного и комплексного характера, как у Филби.

В моем понимании только еще один советский разведчик — Ахмеров И. А. (условно «Билл»), нелегально работавший в США девять лет, приближается по размаху и многообразию своей деятельности к Филби. О нем пойдет речь далее.

Как раз, когда я писал эти строки о Филби, в ноябре 1994 года, по телевизору показали передачу об этом выдающемся разведчике, подготовленную писателем Боровиком. В целом было видно, что автор много поработал над темой, ему посчастливилось встречаться с Кимом, который даже немного приоткрыл перед ним свой внутренний мир, правда, совсем чуть-чуть, будучи очень сдержанным человеком.

И вот передача, которая могла бы выглядеть объективным изложением и оценкой жизни неординарной личности Филби, была испорчена объективным стремлением автора приспособиться к нашей теперешней ситуации.

Бросая реплики о «разочарованиях и сомнениях», которые якобы сопровождали жизненный путь Филби, автор в заключение упоминает предсмертное завещание, в котором Филби просил похоронить его в Москве и никогда, от кого бы ни исходили инициатива и просьбы о перезахоронении его праха в другой стране, не трогать его, оставив в стране, народу которой он беззаветно служил всю свою жизнь. Стоило автору сделать упор на слове «страна» и добавить от себя: «страна, которая спустя несколько лет перестала существовать», как вся жизнь и героическая деятельность Филби были сведены к нулю, к пустоте. Но разве от изменения названия страны российский наш народ перестал существовать, народ, духовным богатством которого так восхищался Ким Филби? Даже в самые тяжелые минуты своей жизни, а у кого их не бывает, он ни в мыслях, ни в поступках не изменял делу, которому служил, видя его олицетворение в сущности народных чаяний и стремлений к социализму, которые не исчезли с распадом географического образования Советский Союз и не исчезнут из души российских народов.

ОПЕРАЦИЯ «АНТИФАШИСТЫ»

Поразительный пример агентурного проникновения в целый ряд правительственных учреждения США, в том числе и в американские спецслужбы, являет собой деятельность разведчика-нелегала Ахмерова И. А. (в дальнейшем Билл). Ни сам он, ни выдающиеся результаты его деятельности не стали достоянием гласности вполне закономерно, поскольку, несмотря на масштабы длительности, они остались неизвестными и американской контрразведке, и довольно многочисленным изменникам, бывшим сотрудникам советской внешней разведки, перебежавшим на Запад. Только один из них, изменник Гордиевский, пытается что-то говорить о Билле, одну из лекций которого он якобы прослушал в Центре. Но его измышления не имеют ничего общего с действительной жизнью и делами Билла. Первая попытка написать правду о Билле — это мои воспоминания. Мне довелось очень близко соприкоснуться с этим замечательным человеком, опытнейшим разведчиком и моим долголетним коллегой по работе. В предвоенные годы я курировал в Центре работу Билла как руководителя нелегальной резидентуры в США, с началом Великой Отечественной войны провожал его снова на работу в США, а после войны мы вместе работали в подразделении нелегальной разведки ПГУ до самой его отставки.

Наиболее тесно мне довелось общаться с Биллом в период разработки нашей совместной антияпонской операции «Снег», которую я подробно описал в своих воспоминаниях.

Билл был настолько же неординарным разведчиком, насколько скромным человеком. Его обширный опыт работы в США и всестороннее знание обстановки в этой стране оставили глубокий след в моей душе и повлияли на всю мою последущую полувековую службу в разведке. Образ Билла-разведчика явился для меня примером, которому я стремился подражать в своих делах и жизни. Билл рассказывал мне много подробностей о своей разведывательной деятельности в США, особенно об интересовавших меня специфических условиях нелегальной разведки. Из общения с ним я вынес уверенность, что залогом его успехов было то, что так четко выразил любимый мой французский поэт и писатель В. Гюго:

Да, эти слова можно считать девизом, которого придерживался Билл всю свою жизнь.

К сожалению, а быть может, лучше сказать, к счастью, я не могу подробно рассказывать обо всех разведывательных операциях, которые осуществил Билл за девять лет высокопродуктивной деятельности в США.

Скажу в общем плане, чтобы не причинить вреда интересам нашей внешней разведки и ущерба тем американским друзьям, которые сами или их родственники еще живы и которые имели какое-то отношение к делам Билла.

Первый период работы Билла в США охватывает предвоенные 1934–1939 годы. В этот промежуток Биллу удалось заложить хороший фундамент своей будущей работы, создав агентурный аппарат из ряда перспективных агентов. Это были прежде всего молодые американцы-антифашисты, работавшие в правительственных учреждениях: в государственном департаменте, в министерстве финансов, в службе гражданских чиновников (Civil Service), в военных министерствах. Уже тогда в США имелись различные информационные и разведывательные подразделения, например, в министерстве финансов, в госдепартаменте, в военных службах, Билл сумел организовать ТФП в них своих агентов. Вернувшись в США после начала Великой Отечественной войны, в конце 1941 года, Билл успешно решил задачу агентурного проникновения в созданное в 1942 году Управление стратегических служб (УСС). Опираясь на свой агентурный аппарат, работая только со своей женой, как единственным помощником, он стал получать и направлять в Центр обширную разведывательную информацию, поступавшую в правительственные органы США из различных стран, в том числе из воевавших против нас Германии и Италии, от имевшихся там американских разведчиков.

Кстати, операция ТФП в УСС заложила основы будущего успешного проникновения агентов советской внешней разведки в созданное в 1947 году (уже после отъезда Билла домой) ЦРУ, куда перешел ряд наиболее способных агентов Билла в УСС, заранее им ориентированных, поскольку он знал о предстоявшем расформировании УСС после войны.

Вот то, что сегодня можно сказать о деятельности Билла по операциям ТФП в американские спецслужбы. Следует добавить к этому еще то, что многие агенты военного времени из числа американцев-антифашистов, после войны расставшиеся с нашей разведкой в связи с победой и разгромом фашизма, вскоре, в результате развернутой американским милитаризмом «холодной войны», сами возобновили свое сотрудничество с нами. В этом сказались как настоящий патриотизм этих агентов, так и та большая воспитательная работа, которую проводил с ними Билл.

В заключение хочу подчеркнуть особую специфику операций по агентурному проникновению в спецслужбы, проводимых нелегалами. Одно дело, когда такие разведчики, как К. Филби или Д. Блейк, сами проникают в спецслужбы. Совсем по-другому складываются задачи организации таких операций с использованием агентов. Относительно легко было готовить Фельфе, он мог свободно приезжать в ГДР для тщательного инструктажа и подготовки, и совсем другое, когда агентов должен был готовить сам Билл в условиях строжайшей конспирации и обеспечения безопасности как лично своей, так и внедряемого агента. Малейшая ошибка могла привести к разоблачению агента, что создавало угрозу расшифровки и самого Билла и всей его резидентуры.

Но Билл успешно преодолел эти трудности, хотя они и вызывали чрезмерную нервную и физическую нагрузку. Он понимал, что это нужно было в интересах победы в жестокой войне его народа с фашизмом, и достойно выполнял свой долг. Я мог бы добавить, что во многом Биллу помогала вера в себя. Можно отнести к нему слова великого немецкого поэта:

Так говорил Мефистофель Гёте.

ОПЕРАЦИИ ТФП В АМЕРИКЕ

Помимо двух указанных операций, на Американском континенте советской внешней разведке удавалось проникать, главным образом агентурно, с легальных и нелегальных позиций в такие засекреченные службы, как Агентство национальной безопасности и ЦРУ. О том, что это не голословные утверждения, свидетельствуют нижеприводимые краткие описания таких дел, как операция в области атомного шпионажа, проводившаяся двумя американскими агентами внешней разведки Моррисом и Лайонелой Коэн. Они стали всемирно известными как Питер и Хелен Крогеры, а работали в США под руководством не менее известного нелегала Р. Абеля. Упомяну также операцию проникновения в ЦРУ через ее бывшего сотрудника Ховарда в 1983 году и, конечно же, сотрудничество с внешней разведкой О. Эймса с 1985 по 1994 год.

Не говоря о делах, оставшихся для американцев неизвестными, наибольшее количество операций ТФП внешняя разведка осуществила в АНБ: это дела Бернера Ф. Митчела и Вильяма X. Мартина в 1958–1960 гг. и Кристофера Д. Бойса и его напарника Эндрю Д. Ли в 1973–1977 годах. Кроме того, военная разведка также преуспела, два ее дела, ставшие известными, представляют интерес с точки зрения успешных операций ТФП. Это дело криптоаналитика Виктора М. Гамильтона, в 1963 году объявившегося в Москве с сенсационными разоблачениями по АНБ и шумевшее в том же году дело о самоубийстве Джека Е. Данлопа, также сотрудника АНБ, умершего так и не разоблаченным агентом советской разведки. Это дело представляется наиболее интересным для характеристики успешных агентурных ТФП, поэтому я остановлюсь и на нем.

Как видно, «гордость» американской администрации, недоступное, сверхзасекреченное АНБ, уже только отдельными из указанных дел, например, Данлопом, была потрясена до основания. И напрасно ЦРУ и ФБР упрекали британские службы безопасности, допустившие безнаказанную деятельность агентов советской внешней разведки в Штабе правительственной связи, являющемся аналогом АНБ, в котором почти 14 лет действовал агент внешней разведки Прайм.

То, что Прайм вскрыл много общих англо-американских криптографических секретов, передав их внешней разведке, соответствует действительности. Но ведь и указанные выше агенты советских разведслужб раскрыли не меньше, а скорее больше, чем один агент Прайм. А какой ущерб нанес всем криптографическим секретам АНБ агент Уокер, группа которого совершенно безнаказанно действовала в военно-морском флоте США?

ДЕЛО Р. АБЕЛЯ

Не успел разведчик-нелегал Абель, выехавший в США в 1949 году, прибыть в Нью-Йорк, как мы поставили перед ним вопрос о необходимости взять под свое руководство пару агентов внешней разведки, участвовавших во время войны в так называемом «атомном шпионаже», связанном с очень сложной операцией агентурного проникновения в особо засекреченный объект — центр атомных исследований в Лос-Аламосе. Супруги Коэн — Лайонела и Моррис — осуществляли тогда связь с рядом агентов внешней разведки, работавших в этом центре, в том числе с одним из самых ценных из них — Перси. Именно он, а не Клаус Фукс, скончавшийся в 1988 году, предоставлял самую важную информацию по атомной бомбе. На связь с ним в особо режимный район, созданный американскими службами безопасности, выезжала Лайонела или, короче, Лона Коэн. Преодолевая многочисленные преграды, благодаря мужеству, хладнокровию и находчивости, она выходила из возникавших при этих поездках опасных ситуаций и благополучно доставляла бесценную информацию Перси. На более позднем этапе в работу группы «атомных шпионов», насчитывавшей до десяти агентов, включился и ее супруг Моррис Коэн, вернувшийся из американской армии в Европе, где он принимал участие в войне с гитлеровской коалицией и был ранен (Эггерт К. Агент Перси продолжает действовать. Куранты. 1991, 21 ноября).

В связи с возникшими осложнениями в положении ряда агентов, группа была временно законсервирована, в том числе и супруги Коэн.

В начале 1950 года связь с ними восстановил Абель и продолжил работу с теми из агентов их группы, положение которых оставалось надежным. Однако примерно через 10 месяцев работы по этой линии, в связи с арестом одного из агентов, знавших в прошлом Коэнов, в целях их безопасности и исключения возможного провала, оба агента были вывезены нами в Советский Союз. Абель сам продолжал работу с теми из агентов, кому не грозила опасность провала. Кстати, агента Перси, являвшегося основным источником информации по атомной проблематике, не затронули ни провалы других агентов, ни арест в 1957 году и осуждение Абеля. Он, как утверждал бывший его руководитель полковник Анатолий Яцков, а также связник-курьер Лона Коэн, скончавшаяся в Москве в январе 1992 года, продолжал благополучно работать и до сих пор жив и здоров. Но кто он — остается секретом архивов внешней разведки. Его жизнь и деятельность на пользу мира являет пример одной из самых успешных операций ТФП.

Супруги Коэн продолжили свою разведывательную карьеру, выехав вновь, теперь уже в Англию, в качестве разведчиков-нелегалов, чтобы принять участие в другой операции ТФП, получившей название «Портлендского дела», и стали всемирно известны, как супруги Хелен и Питер Крогер. Об этой операции пишу кратко ниже, а подробнее было изложено в моих воспоминаниях (Павлов В. Г. Операция «Снег». М., 1996).

Хочется добавить, что когда в 1963 году состоялся обмен Абеля на Гарри Пауэрса, ответственный работник ЦРУ выразил возмущение тем, что американцы «неоценимую ценность променяли на тарелку плохой чечевичной похлебки».

Действительно, Абель был не рядовым разведчиком. Он обладал огромный опытом разведывательной работы. Еще в довоенное время он нелегально работал в Европе. Во время Великой Отечественной войны он участвовал в подготовке кадров для работы в тылу немцев. Кстати, он принимал непосредственное участие в проводившейся НКВД масштабной агентурной операции «Прострел», сыгравшей важную роль в борьбе с немцами на Белорусском фронте (Решин Л. Без грифа секретно. Красная звезда. 1995, 23 сентября).

В заключение мне хочется сказать о той стороне талантов этого человека, которая не имеет, казалось бы, прямого отношения к профессии разведчика.

Самые яркие впечатления от личности советского разведчика Р. Абеля остались после встреч с ним у американского адвоката Донована, обязанного к нему с пристрастием присматриваться в силу профессиональной необходимости. Донована поразил интеллект подзащитного. Рудольф Абель обладал аналитическим складом мышления, увлекался решением математических задач, свободно владел несколькими иностранными языками, знал и ценил музыку. При всем богатстве его духовного мира, одну страсть и привязанность следует отметить в нем особенно — живопись. Он оставил целую коллекцию рисунков и картин, пейзажей и портретов. Этому увлечению он отдавал все свое свободное время. Находясь в американской тюрьме в Атланте, он овладел искусством шелкографии. Просматривая подготовленный к выпуску альбом, в котором собраны работы разведчика-художника, озаглавленный «О России и Америке», поражаешься широте и глубине восприятия мира и многообразию интересов художника-любителя.

ДЕЛО Б. МИТЧЕЛА И В. МАРТИНА

Специалисты-криптологи, работавшие в АНБ с 1957 года, были завербованы внешней разведкой в конце 1959 года. Примерно через год, 6 сентября I960 года, они оказались в Москве, где в Доме журналистов состоялась пресс-конференция с их участием. Они разоблачили подрывную деятельность АНБ, рассказали, как эта американская спецслужба перехватывала и читала зашифрованную корреспонденцию и сообщения не только противников, но и союзников США. Среди последних они называли Италию, Францию, Турцию, Югославию, Индонезию, Уругвай, Объединенную Арабскую Республику. Они утверждали, что АНБ регулярно читало секретную корреспонденцию более чем сорока государств.

Естественно, что еще до прибытия в Москву Митчел и Мартин передали внешней разведке ценную информацию о деятельности этой американской специальной службы в качестве подтверждения наличия в их распоряжении важных сведений для дела борьбы за мир, против грубого вмешательства американцев в дела суверенных государств. Они обоснованно опасались, что американские самолеты, выполнявшие задания АНБ по перехвату коммуникаций Советского Союза и с этой целью нарушавшие границы СССР, могли спровоцировать военный конфликт. Находясь в Москве, они передали очень важную, особо ценную информацию о работах АНБ в области криптографии.

Как оценивал один из руководителей Министерства обороны США, ущерб для безопасности самых важных секретов АНБ был огромен. Он был «наибольшим со времени, когда Клаус Фукс передал русским секрет атомной бомбы». Хотя здесь и преувеличивается роль К. Фукса, но слова эти свидетельствуют о том, как оценивали американцы это ТФП двух советских агентов в АНБ.

По свидетельству Д. Бамфорда (Бамфорд Д. Дворец головоломок. Лондон, Сигвик и Дженексон, 1982, с. 144–145), в конфиденциальном докладе конгрессу США этот провал американских спецслужб характеризовался так: «Соединенным Штатам на самом деле нанесли одно из самых худших нарушений безопасности во всей их истории».

ДЕЛО К. БОЙСА И Э. ЛИ

Эти два агента — сотрудники АНБ — напомнили мне в какой-то мере пример партнерской деятельности Митчела и Мартина, правда, если те оба были носителями ценнейшей информации и являлись равноценными специалистами-криптологами, то в данной агентурной паре только Бойс был источником информации, а его напарник Ли выполнял роль курьера-связника, доставлявшего советской внешней разведке добытые разведывательные материалы.

Сотрудничество этой пары американцев началось в апреле 1975 года, когда они были завербованы внешней разведкой.

Вербовка началась с контакта, установленного нашим разведчиком с Ли в Мексике. Через него был привлечен к работе и сам Бойс, вызвавший интерес из-за его службы в АНБ.

Отец Бойса, бывший сотрудник ФБР, рекомендовал сына для работы в Агентстве национальной безопасности, куда он и был принят клерком в так называемый «Черный кабинет», чрезвычайно засекреченное даже в системе самого АНБ шифровально-кодовое помещение, откуда по специальным зашифрованным линиям связи направлялась сверхсекретная информация в ЦРУ и другие ведомства и спецслужбы США.

С точки зрения оценки возможного ТФП в «Черный кабинет» заслуживает интереса описание его устройства, сообщенное Бойсом. Все помещение «ЧК» было заключено в сплошную бетонную оболочку. Чтобы попасть в него, нужно было прежде всего войти в здание и проследовать через три контрольные пункта с десятком охранников. После этого нужно было пройти мимо серии телевизионных камер, при помощи которых велось наблюдение с центрального контрольного пункта. Вход в сам «ЧК» преграждала специальная толстая стальная дверь, такая же, какие применяются в банках перед хранилищами индивидуальных сейфов. Эта дверь открывалась набором шифркомбинации из трех цифр, знали которую только несколько лиц.

За этой внешней дверью находилась еще одна стальная дверь, которая открывалась ключом.

Данное агентом описание «ЧК» напомнило мне другое специальное хранилище, описанное в операции «Карфаген». Там ведь тоже, с точки зрения технической защиты, американцы считали хранилище неприступным, однако внешняя разведка проникла в него. Думаю, что с помощью агента Бойса задача ТФП могла бы быть решена и по «ЧК».

Как сообщал Бойс, из «ЧК» шел поток особо засекречиваемой там информации из перехваченных через спутники и наземные станции источников. Эта информация зашифровывалась в «ЧК» на специальных машинах, ключи к которым и шифры менялись каждый день. Это как раз и входило в обязанность Бойса.

Через «Ч К» зашифрованная информация направлялась в ЦРУ и из ЦРУ — в другие подразделения спецслужб. Сообщения, проходившие через «ЧК», были многообразны, содержали секретные сведения, перехваченные спутниками-шпионами, обсуждения конструкций спутников и их изменений, обмен мнениями по системам и методам перехвата и тому подобные сведения.

Внешняя разведка получала от Бойса пленки с фотокопиями карт-ключей для шифрмашин на месяц вперед и массу конкретной информации, касающейся всей системы спутниковой разведки США и другой деятельности АНБ.

Успешная работа с этими агентами продолжалась до середины 1977 года, когда после двухлетнего сотрудничества произошел провал из-за оплошности курьера Ли и агенты были арестованы.

В июле 1977 г. Ли был осужден к пожизненному заключению, а в сентябре 1977 г. Бойса приговорили к сорока годам тюрьмы.

Информация, представленная агентом Бойсом, в значительной мере раскрыла многие стороны деятельности АНБ и способствовала принятию мер по более надежной защите линий связи Советского Союза. Одновременно сведения, поступавшие от агента, помогали внешней разведке более эффективно направлять свои усилия по дальнейшей разработке этого важного объекта США.

ДЕЛО ПЕЛТОНА

Эта операция ТФП в АНБ не является собственно проникновением, а сводилась к извлечению чрезвычайно ценной разведывательной информации постфактум.

Дело в том, что завербованный внешней разведкой в январе 1980 года Рональд Уильям Пелтон уже к этому времени уволился из АНБ, где он проработал четырнадцать лет, с 1965 по 1979 год. Но он обладал не просто хорошей памятью и огромным опытом криптоаналитика, а необычной способностью точно воспроизвести почти все документы, которые прошли через его руки за эти годы. В его феноменальной фотографической памяти сотрудники внешней разведки смогли воочию убедиться, когда он за время шестилетнего сотрудничества с нашей службой почти непрерывно восстанавливал по памяти огромное количество информации, включая такие данные, как параметры линий связи, проводной — телеграфной и телефонной, электронной и точные координаты мест перехвата линий связи иностранных государств, которыми занималось в те годы АНБ. Внешняя разведка организовывала встречи с Пелтоном специалистов из 8-го Главного управления КГБ, аналога американского АНБ, которые неделями записывали сообщения агента. Он сообщал им детально сведения об использовавшихся АНБ системах перехвата и дешифровки и другие всевозможные подробности американской электронной разведки. Именно он вскрыл еще действовавшую операцию под кодовым названием «Айви Беллз», в ходе которой американцы осуществляли съем информации с советского подводного кабеля, проходившего по дну Охотского моря.

Поскольку Пелтон был высококвалифицированным специалистом электронной разведки, а вся его информация излагалась им устно, включая и содержание самых секретных инструкций и других служебных документов, сотрудники 8-го ГУ поражались его способности воспроизводить содержание документов с указанием точных дат их выпуска в АНБ, в том числе и чисто технические материалы с массой цифровых данных. Проводившаяся ими проверка этих данных на практике ни разу не обнаружила каких-либо ошибок Пелтона. Примечательной особенностью сотрудничества Пелтона с внешней разведкой было то, что АНБ и другие американские спецслужбы, получая отдельные сигналы об утечке секретов, в течение шести лет не могли даже подумать, что источником является уже не работающий в АНБ человек.

Когда в один прекрасный день космическая разведка донесла им о замеченном скоплении советских судов над местом установки аппаратуры «Айви Беллз», американцы поняли, что это не было случайным, что к советским спецслужбам просочилась информация об их операции. Но как это произошло, американцы не знали, им оставалось только гадать, вплоть до ноября 1986 года, когда Пелтон был арестован.

Сотрудничество Пелтона существенно дополнило арсенал сведений внешней разведки об АНБ и создало новые импульсы по проведению операции ТФП в эту спецслужбу. Как резюмировал изложение этой вербовки, основываясь на оценках сотрудников АНБ, писатель Боб Вудворт, «если бы КГБ сам выбирал для себя агента в АНБ из числа тысяч сотрудников, он не мог бы выбрать лучшего сотрудника»  (Вудворт Б. Завеса: секретные войны ЦРУ 1981–1987. Нью-Йорк, 1987).

Поскольку у американской контрразведки не было больше случая узнать о возможных других операциях ТФП внешней разведки в АНБ, предоставляю американцам возможность гадать на эту тему, тем более что и приведенных примеров вполне достаточно, чтобы оценить масштабы проникновения нашей разведки в эту службу.

В то же время хочу отметить, что и наша военная разведка не упускала из виду этот объект, содержащий много важных для обороны нашего государства секретов. Об этом свидетельствуют два известных американцам случая действия агентов ГРУ в АНБ. При этом один них, а именно Данлоп, являлся уникальным в своем роде, и его агентурная деятельность в АНБ характерна с точки зрения возможностей ТФП в эту спецслужбу. Ниже привожу эти примеры. 

ДЕЛО «КУРЬЕРА АНБ» 

Это весьма поучительная история о том, как маленький человек, занимающий самую незначительную должность, может получить доступ к самым важным секретам учреждения, где он работает. Это особенно характерно для таких сверхсекретных организаций, как АНБ и ЦРУ. Как заметил автор книги об АНБ Д. Бамфорд (Бамфорд Д. Дворец головоломок. Лондон, 1982), доступ к самым важным секретам в таких организациях «тем больший, чем ниже находится чиновник». Сотрудники с наибольшим допуском из числа руководителей занимаются, как правило, только областью своей компетенции, в то время как нижестоящим приходится заниматься многим из того, что им поручают разные руководители.

Вот одним из таких маленьких людей в АНБ и оказался сержант Джек Данлоп, завербованный ГРУ.

Данлоп начал работать в АНБ в качестве шофера генералмайора Кловердэйля, помощника директора, начальника штаба АНБ.

В этот период Данлоп мог вывозить беспрепятственно, без досмотра автомашины на контрольных пунктах все, что хотел. Естественно, этой возможностью воспользовалась военная разведка.

Вскоре сержант был повышен и занял должность клерка, курьера-посыльного. В новом качестве курьера, доставлявшего особо важные материалы по различным адресам как внутри АНБ, так и вне, Данлоп имел доступ в различные подразделения и отделы, строго отделенные друг от друга. Теперь он оказался как раз таким человеком, обладающим «допуском повсюду».

Агент успешно сотрудничал с ГРУ около трех лет. Какие документы и сверхсекретные материалы, проходившие через его руки, оказались в распоряжении военной разведки, можно только представить. Наиболее вероятно, что военные разведчики проводили ТФП в ту секретную почту, которую Данлоп доставлял из АНБ в ЦРУ, министерство обороны, госдепартамент США. А пакетов с такими адресами ему доверялось перевозить множество, и не представляло особого труда проводить их «досмотр» и фотографирование.

Американской контрразведке не удалось получить каких-либо конкретных сведений о сотрудничестве с ГРУ от самого агента, который, попав под расследование из-за наличия трудно объяснимых больших расходов, в июне 1963 года покончил с собой. Не узнали бы американцы вообще о факте сотрудничества Данлопа с иностранной разведкой, если бы случайно, уже месяц спустя после его самоубийства, его вдова не обнаружила в доме тайник с хранящимися в нем секретными материалами АНБ. Значительно позже о факте сотрудничества Данлопа с ГРУ их проинформировал «крот» Поляков. Естественно, что расследование постфактум не могло много дать американцам. Единственным выводом, к которому они пришли, был тот, что «ущерб, нанесенный АНБ этим сержантом, превосходит ущерб, вызванный бегством двух специалистов Митчела и Мартина, в их оценке, раз в 30–40».

ДЕЛО ВИКТОРА М. ГАМИЛЬТОНА

Кратко вербовка бывшего сотрудника АНБ В. Гамильтона, как об этом стало известно мировой общественности, сводится к следующим фактам.

В середине 1963 года в Москве объявился и выступил на страницах газеты «Известия» бывший криптоаналитик АНБ Виктор Гамильтон, проработавший два года в этом ведомстве на арабском направлении.

Являясь опытным арабистом, он занимался с материалами АНБ по Объединенной Арабской Республике, Ираку, Ливану, Иордании, Сирии, Южной Аравии, Йемену, Ливии, Марокко, Тунису, Ирану, Эфиопии и Греции. Вся шифрованная переписка, например, Египта с египетскими посольствами во всех странах, по утверждению Гамильтона, расшифровывалась в АНБ и направлялась в государственный департамент.

Эти разоблачения вызвали всеобщее негодование общественности в указанных странах и протесты официальных властей.

Опыт работы Гамильтона в АНБ, хотя и краткий, пополнил сведения о деятельности этого американского ведомства, уже имевшиеся у наших спецслужб.

Приведенные примеры показывают только те операции агентурного ТФП внешней разведки и ГРУ, которые получили огласку и хорошо известны американским спецслужбам. Даже поверхностный анализ приведенных дел, не говоря уже о других, оставшихся за пределами гласности, начисто лишает американские спецслужбы возможности утверждать о «неприступности» их пресловутого «Дворца головоломок». Да, загадки в деятельности АНБ остаются, только вот вопрос: для кого? Для американского народа, наверное, да, а что касается российской внешней разведки, то сильно сомневаюсь в этом.

В заключение знакомства с деятельностью внешней разведки на Американском континенте приведу малоизвестную в нашей стране, но преданную огласке в США операцию агентурного ТФП в ЦРУ, которая, я убежден, еще раз покажет, что дело Эймса не является какой-то случайностью, а лишь продолжением аналогичных операций внешней разведки.

ДЕЛО ЛИ ХОВАРДА

В начале 80-х годов оперативный сотрудник ЦРУ Ли Ховард приступил к практической подготовке к работе в резидентуре ЦРУ в Москве. В этот же период он был завербован американской резидентурой советской внешней разведки в результате энергичных усилий по созданию надежных условий для работы в обстановке жесткого контрразведывательного режима, созданного американскими спецслужбами вокруг советских учреждений в США.

Приобретение в ЦРУ источника, который мог информировать о планах и замыслах нашего главного в то время противника да к тому же обещал в перспективе помочь вскрыть шпионско-диверсионные дела ЦРУ в Москве, явилось настоящей крупной победой в противостоянии внешней разведки и ЦРУ.

Сегодня, в свете дела Эймса, разоблаченного руководящего работника ЦРУ, дело Ли Ховарда представляется менее значительным успехом. Но я склонен сравнивать эту вербовку, как не менее важную. Разоблачения Ли Ховардом подрывной деятельности ЦРУ у нас в стране оказались не менее значимы, чем раскрытие Эймсом изменников, завербованных ЦРУ в нашей службе.

Кроме того, факт, что Ли Ховард будет рядовым сотрудником московской резидентуры ЦРУ, означал, что в распоряжение наших специальных органов придет источник, способный предупреждать о готовящихся этой важнейшей в системе ЦРУ заграничной точкой разведывательно-подрывных акциях.

Но сложившиеся обстоятельства превзошли все наши ожидания. Возникшее в то время положение в заграничном аппарате ЦРУ создало благоприятные условия для ознакомления Ли Ховарда еще в Центре почти со всеми оперативными делами резидентуры.

Дело в том, что с приходом на пост директора ЦРУ в январе 1981 года Уильяма Кейси, «зацикленного» на антикоммунизме, усилились требования ко всем заграничным пунктам ЦРУ и, в первую очередь, к московской резидентуре по активизации вербовочной работы и добыче важной секретной информации по всем областям жизни нашей страны.

В то же время численный состав резидентур был небольшим, а нагрузка на каждого работника значительна. В этой связи оперативные сотрудники работали по принципу взаимозаменяемости во всех операциях, вне зависимости от «своего» направления в работе. В результате всем оперативным сотрудникам становились известны почти все операции, проводимые резидентурой.

Соответственно и в Центре при подготовке новых сотрудников резидентур их знакомили со многими делами. Так, наш агент Ли Ховард смог ознакомиться со всеми делами московской резидентуры. Естественно, вся информация через него стала известна КГБ.

К моменту завершения оперативной подготовки Ли Ховарда заканчивалась и положенная специальная проверка его пригодности к выезду. При последнем испытании на «детекторе лжи» операторы усомнились в полной искренности Ховарда, возникло подозрение, что он скрывает какие-то пороки из своего прошлого. Хотя при этом не была вскрыта его связь с внешней разведкой, руководство ЦРУ решило отказаться от его использования, и он был уволен «по состоянию здоровья».

Оказавшись вне ЦРУ, Ли Ховард активизировал передачу советской внешней разведке всех ставших ему известными сведений о деятельности ЦРУ и особенно московской резидентуры.

Ховард не только вскрыл всю разведывательно-подрывную работу ЦРУ, которая велась против Советского Союза через московскую резидентуру, но и оказался бесценным для нашей контрразведки консультантом по методам, приемам и оперативной технике, которые использовала американская разведка.

Привлечение Ли Ховарда к сотрудничеству способствовало тому, что вся разведывательная работа ЦРУ на территории Советского Союза была парализована, был разоблачен и арестован ценнейший американский агент, изменник Толкачев, снабжавший ЦРУ «достоверной документальной информацией, планами, спецификациями и данными испытаний оперативных советских систем вооружения и других новых систем, над которыми продолжали работу в СССР» (Вудворт Б. Завеса: секретные войны ЦРУ 1981–1987. Нью-Йорк, 1987). Из СССР были выдворены американские разведчики Стомбоу и еще четыре сотрудника резидентуры, которая фактически была таким образом ликвидирована.

Одно разоблачение шпиона Толкачева, нанесшего большой ущерб нашей авиационной промышленности, сберегло нашему государству огромные средства, затрата которых была бы пустой потерей. Была пресечена деятельность ЦРУ по использованию ряда ценных источников информации на территории Советского Союза.

Писатель Ч. Пинчер констатирует, что «удар, нанесенный бывшим сотрудником ЦРУ Эдвардом Ли Ховардом, превзошел по своим последствиям для ЦРУ ущерб, нанесенный «английскими предателями» Кимом Филби и Джорджем Блейком» (Пинчер Ч. Предатели. Анатомия измены. Нью-Йорк, 1987).

Конечно же, это очевидное преувеличение, но автор прав в том, что ущерб для ЦРУ от сотрудничества Ховарда с внешней разведкой был огромен, особенно если учесть краткость срока его деятельности в качестве агента.

После увольнения Ховарда из ЦРУ из Москвы в эту службу стали поступать тревожные сигналы: в резидентуре ЦРУ происходило что-то странное, ее агенты проваливались, операции срывались.

После ареста Толкачева и выдворения Стамбоу после долгих гаданий ФБР установило Ли Ховарда в Нью-Мексико и взяло его под непрерывное наблюдение. Но Ховард под руководством советского разведчика сумел обмануть агентов ФБР и выехал в СССР, где ему было предоставлено политическое убежище.

Для того чтобы подчеркнуть большое значение обезвреживания такого шпиона ЦРУ, как Толкачев, значившегося среди источников важной информации ЦРУ по Советскому Союзу по его ценности под номером 1, приведу обнаруженную при его аресте записку ЦРУ: «Дорогой друг. Сердечно вас благодарим за сугубо важную информацию. Потеря такой информации была бы тяжелым ударом для нашего правительства и серьезно отразилась бы на нашем государственном положении как сейчас, так и многие годы спустя».

И действительно, через этого агента семь долгих лет за рубеж уходили сведения об одной из основ боеспособности наших вооруженных сил. И пресек этот канал Ли Ховард, наш «крот» в ЦРУ.

Ховард, находясь в России, написал книгу «Убежище», которая была подготовлена к выходу в печать в 1995 году. В связи с этим он в серии интервью агентству Ассошиэйтед Пресс сделал заявление, что «никогда не раскрывал перед внешней разведкой информации, которая могла бы повредить Америке или американцам, и что его борьба была направлена исключительно против ЦРУ» (Новости разведки и контрразведки. 1995, № 9-10).

В заключение раздела о деятельности советской внешней разведки в США нельзя не остановиться максимально подробно на ее позднейшем достижении вербовке Эймса и всех обстоятельствах, сопутствующих этому делу.

Этот пример привлечения к сотрудничеству разведчика ЦРУ лишний раз показывает ту большую эффективность, которую приносят операции ТФП во вражеские спецслужбы.

ОПЕРАЦИЯ ТФП В ЦРУ «КИНЖАЛ»

Так называлась оперативная группа, созданная в ЦРУ для выявления «крота», которым оказался, согласно сообщениям американской прессы, агент советской внешней разведки Олдрич Эймс.

Все, что касается фактических данных об этой операции, почерпнуто из официальных и неофициальных сообщений руководителей ЦРУ и американского правительства, а также обширных комментариев СМИ США и не было ни подтверждено, ни опровергнуто российской стороной. Поэтому оценки и рассуждения автора имеют частный характер и основываются только на личном опыте.

Итак, успешное проникновение в святая святых американских спецслужб — в ЦРУ. Как такое тяжелое поражение американской разведки, а заодно и контрразведки могло свершиться?

На всем протяжении послевоенного периода, вплоть до кардинальных изменений в государственной системе и ее международных позициях советская внешняя разведка действовала под лозунгом непримиримой борьбы с так называвшимся главным противником (ГП) в лице лидера капиталистического мира — США. Установка на ГП требовала от всех звеньев внешней разведки непрестанных поисков возможностей приобретения агентов и источников информации из среды американцев или иностранцев, имеющих разведывательные сведения по США.

Исторически эта преимущественная ориентация возникла сразу после победы над Германией, с момента развязывания по инициативе президента Трумэна и премьера Англии Черчилля «холодной войны». До этого момента для внешней разведки США являлись одной из главных целей, наряду с Англией и, конечно же, Германией, которая во время войны являлась главным противником и первостепенной целью всей разведывательной деятельности советских спецслужб.

Но еще перед войной и во время ее внешняя разведка, исходя из общеизвестной англофобии Сталина, совершенно ни в чем не доверявшего британскому правительству, активизировала свою работу на Британских островах. Как следствие и был достигнут блестящий результат: приобретение «замечательной пятерки» агентов во главе с Кимом Филби. Это обеспечило на первые послевоенные пятилетия поступление во внешнюю разведку непрерывного потока ценнейшей документальной разведывательной информации. И не только по Англии, но и по ее ближайшим союзникам, в первую очередь по США, проводившим в тесном взаимодействии с британским правительством все важнейшие послевоенные международные акции Запада.

К началу пятидесятых годов группа Кима Филби исчерпала себя, но вскоре появился Д. Блейк, тоже наш «крот» внутри британской МИ-6, другой «крот» внутри БНД X. Фельфе, которые давали внешней разведке надежную информацию о подрывных действиях ЦРУ и его союзников против СССР и его спецслужб.

Значительного успеха внешняя разведка добилась в начале 60-х годов в операции ТФП «Карфаген», затем на долгие годы эстафета была передана агентурной группе Уокеров в США и агенту Прайму в Англии, действовавшим вплоть до начала 80-х годов.

Наряду с собственными агентурными возможностями в НАТО в лице агентов Пака и Хэмбелтона, внешняя разведка получает солидное подкрепление разведывательной информацией по главному противнику от разведывательной службы ГДР и по отдельным аспектам стратегической военно-оборонной информации от других союзных служб: польской, чехословацкой, венгерской.

Начало 80-х годов также принесло серьезные успехи в виде вербовки сотрудника ЦРУ Ли Ховарда и сотрудника АНБ Д. Пелтона.

Эта настойчивая, напряженная работа сотрудников внешней разведки, постепенно приближавшихся к своей заветной цели — ЦРУ, не могла не привести к закономерному успеху. И он был достигнут вербовкой в 1985 г. руководящего работника ЦРУ — Олдрича Эймса.

Одна из американских газет, комментируя дело Эймса в связи с его арестом, писала, что до этого создавалось впечатление, что после эпохи Кима Филби и его знаменитых кембриджских коллег, составивших славу НКВД-КГБ, все лучшее у советской разведки позади.

И вот в 1985 году советские разведчики сделали прорыв к источникам огромной ценности, завербовав О. Эймса и его жену. Можно согласиться с таким комментарием, хотя и до Эймса, как видно, внешняя разведка отнюдь не бездействовала и не работала впустую.

Интересно отметить, что внешняя разведка на этой вербовке продемонстрировала большую напористость и боевитость советских разведчиков по сравнению с ЦРУ и ФБР. Дело в том, что именно эти две американские спецслужбы предприняли наступательную программу по вербовке сотрудников КГБ в Вашингтоне, назвав ее «Кортшип» (в переводе на русский «Ухаживание»). В составе специальной группы по КГБ в ЦРУ и выступал Эймс. В процессе его контактов с сотрудником КГБ, то есть внешней разведки, которого, по идее американцев, он разрабатывал с целью вербовки, он и был сам завербован в апреле 1985 года, о чем американцы узнали лишь через 9 лет, в 1994 году.

РЕАКЦИЯ НА АРЕСТ ЭЙМСА

Эймс и его жена были арестованы 21 февраля 1994 г. Сообщение об аресте было опубликовано в США на другой день, а у нас в России об этом стало известно 23 февраля одновременно с дипломатическим демаршем американцев и первыми высказываниями президента Б. Клинтона и госсекретаря Кристофера. Оба они назвали дело «весьма серьезным».

Клинтон на пресс-конференции вновь повторил, что он считает этот случай очень серьезным. Особенность этого дела, по словам президента, в том, что речь идет не об «обычном шпионаже», а о ветеране ЦРУ с 31-летним стажем. Якобы вербовка высокого должностного лица является нарушением каких-то договоренностей. Есть две причины, сказал президент, требовать от России надлежащих действий. Первая, вербовка высокого должностного лица. Вторую он пока воздержался назвать, обещал сказать, когда придет время.

Вторя Клинтону, госсекретарь Кристофер заявил в необычной для него резкой манере, что США никогда не смогут примириться с «таким образом действий России».

Вот и обнаруживается в этих утверждениях все двуличие американцев. Ведь совсем недавно, только в 1993 году военная коллегия Верховного Суда России осудила полковника ГРУ Вячеслава Баранова как американского шпиона, завербованного значительно позже О. Эймса, в 1989 году. Правы оказываются те американские газеты, которые в связи с делом Эймса и декларациями Клинтона задавали законные вопросы: почему американцы возмущаются Россией, грозят прекращением помощи, если сами делают то же самое против них?

Возникает вопрос, почему нужно было подключать к делу Эймса самого президента. Ведь никогда раньше, даже в случае куда большего ущерба национальным интересам США со стороны других агентов Советского Союза, американская администрация не шумела так беспардонно. Например, даже президент Рональд Рейган, автор определения «империя зла», не упускавший возможности пройтись по поводу «советских происков», не принял участия в публичном обсуждении разоблачения и осуждения группы советских агентов Уокеров.

Комментаторы расценивают такую реакцию президентской администрации на арест Эймса как ответ на недавнее разоблачение действий в России американской разведки и арест «некоего» российского гражданина, который нанес нашим интересам ущерб почти такой же, какой нанес Советскому Союзу в свое время шпион Пеньковский. Это может относиться и к полковнику Баранову, и к осужденному в 1988 году изменнику генерал-майору Д. Полякову, оба бывшие сотрудники ГРУ. Но не только и, пожалуй, не столько, как какой-то ответный шаг. Это явно была попытка отомстить за смелость, проявленную Москвой в югославском регионе, где Россия выдвинулась вперед Соединенных Штатов. Вот нам и дали понять, чтобы мы знали свое место в сегодняшнем мире, где есть только один главный распорядитель!

Хочу еще раз оговорить, что российские спецслужбы не признают и не отрицают факт работы Эймсов на Москву и их реакция носит характер условный. Однако для меня лично никаких сомнений не остается относительно того, что в лице Эймса внешняя разведка имела действительно выдающегося агента по его информационным возможностям.

Для того чтобы ясно представить ценность такого агента — многолетнего «крота» внутри спецслужбы противника, посмотрим на его служебную карьеру, как она представлена в СМИ США.

КАРЬЕРА О. ЭЙМСА

Прежде всего хочу отметить, что Эймс — потомственный разведчик, его отец также работал в ЦРУ и также был разведчиком, но, как отмечают сейчас црувцы, в отличие от Олдрича был «хорошим парнем». Надо полагать, что именно по рекомендации отца Эймс и поступил в ЦРУ.

В июне 1962 года Эймс завершил оформление в качестве сотрудника ЦРУ и приступил к работе в разведке в качестве аналитика подразделения Управления операций. Здесь он работал с документами, касающимися тайных (то есть подрывных) операций ЦРУ против восточноевропейских стран. Здесь он проработал пять лет, накопив в памяти огромное количество конкретной информации, представлявшей несомненный интерес для советской внешней разведки.

Одновременно в эти годы Эймс учился в университете, по окончании которого осенью 1967 года перешел на оперативную работу, начав в декабре спецподготовку, после окончания которой через год был направлен в советско-восточноевропейский отдел.

В 1969 году его направляют в первую заграничную командировку в Турцию, где он пробыл до 1972 года. После не очень удачной работы в Турции с 1972 по 1976 год Эймс все время работал в советско-восточноевропейском отделе, где на штабной работе показал себя с наилучшей стороны.

Интересно, что как раз в этом отделе, являвшемся, по существу, главным организатором оперативных дел ЦРУ против Советского Союза, в 1974 году Эймс получил доступ к материалам о самих ценных агентах ЦРУ. Эти знания явились важным «багажом» агента для внешней разведки.

С 1976 по 1981 год Эймс работал на так называемой базе ЦРУ в Нью-Йорке, где он, как отмечается в докладе генерального инспектора ЦРУ Фредерика Хитца о расследовании «дела О. Эймса», добился наибольших успехов за всю свою разведывательную карьеру. За этот период он получил целый ряд повышений по службе. Как промелькнуло в одном из газетных сообщений, Эймс якобы вербовал и изменника А. Шевченко. Не знаю, соответствует ли это действительности, но если правда, то вербовка заместителя генерального секретаря ООН — по существу, наивысший ранг советского представителя в этой международной организации — дело исключительно большого успеха, что оправдывает дальнейшее продвижение Эймса по служебной лестнице ЦРУ.

После этого состоялась вторая загранкомандировка Эймса — в Мексику, где он пробыл с 1981 по 1983 год, однако вновь без особых успехов. Там он и познакомился со своей будущей женой — атташе по культуре колумбийского посольства Марией дель Росарио Касос.

В штаб-квартиру Лэнгли Эймс вернулся с повышением в должности. Он становится начальником отделения советско-восточноевропейского отдела. Это была очень важная для внешней разведки позиция, дававшая Эймсу доступ к советским операциям ЦРУ по всему миру.

Успешный служебный рост Эймса выразился и в том, что именно ему доверили проведение допросов перебежчика Виталия Юрченко с августа по сентябрь 1985 года.

В 1986 году Эймс выезжает в третью командировку — в Италию, по возвращении из которой в 1989 году вновь назначается начальником отделения советско-восточноевропейского отдела и опять получает доступ ко многим важным документам. Здесь он работает до конца 1990 года, по существу, контролируя все операции, замышляемые и осуществляемые ЦРУ против Советского Союза.

Наконец, в октябре 1990 года Эймс переводится в наиболее важный для интересов внешней разведки контрразведывательный центр ЦРУ, где проработал до августа 1991 года.

Как следует из сообщений американских СМИ, Эймс активно использовал в подготовке разведывательной информации для внешней разведки свой персональный компьютер. Если учесть, что он имел доступ к электронным банкам самой секретной информации ЦРУ, то можно представить, как он, работая дома и используя известные ему ключи и пароли, черпал из этих банков интересовавшую нашу службу информацию.

Работая в контрразведывательном центре над аналитическими документами по КГБ и связанным с ним проблемам, Эймс имел доступ к любому делу и документу, касавшемуся КГБ и вообще советских спецслужб, и другой важной информации, поступавшей в ЦРУ. В этот период агент пользовался значительным авторитетом, о чем свидетельствует то, что на два месяца его приглашали руководить рабочей группой по КГБ, созданной в советско-восточноевропейском отделе. Это совпало с августовско-сентябрьскими событиями 1991 года в СССР.

С декабря 1991 года Эймс фактически отодвигается от оперативных разведывательных операций ЦРУ с переводом в Центр по борьбе с наркотиками, где он работал вплоть до ареста. Но и здесь, отвечая за организацию обмена разведывательной информацией с союзными США странами в области наркотиков, он сохранял значительные информационные возможности для внешней разведки.

Судя по приведенной служебной карьере Эймса, трудно считать его каким-то «неудачником в ЦРУ», как пытались после ареста характеризовать его представители этого ведомства. Очевидно, можно согласиться, что вербовщик новой агентуры для ЦРУ из него не получился, хотя если версия о вербовке им Шевченко правда, то едва ли можно так говорить. Но он оказался, безусловно, ценным агентом для нашей службы, как исключительно способный аналитик.

ПОСЛЕДСТВИЯ ДЕЛА ЭЙМСА ДЛЯ ЦРУ

Вербовки внешней разведкой такого «высокопоставленного должностного лица», как определял Эймса президент Клинтон, руководящего сотрудника ЦРУ, естественно, вызывала серьезные последствия не только для американской разведки и всех спецслужб США, но и для других американских правительственных ведомств и специальных служб союзников США. Так, например, после ареста Эймса канадская служба контрразведки (КСИС) установила, что он мог быть в курсе проводившихся КСИС совместно с ЦРУ операций против СССР.

Курируя подразделение внешней контрразведки ПГУ КГБ в 1960–1966 годы, то есть в самый разгар деятельности бывшего тогда начальником контрразведки ЦРУ Дж. Энглтона, я довольно исчерпывающе представлял практически неограниченные оперативные возможности этого контрразведывательного подразделения ЦРУ. Всевластие Энглтона и его контрразведывательного подразделения было полностью подтверждено исследованием Д. Уайза «Охота на кротов», появившимся в США в 1992 году. Как следует из этого авторитетного источника информации о действительном положении в ЦРУ, контрразведывательный отдел ЦРУ не только имел полный доступ к личному досье на любого сотрудника этого ведомства, а также всем архивным материалам, включая особо важного характера, но и мог запрашивать интересовавшую его информацию из ФБР, РУМО и других правительственных органов США.

Хотя начало сотрудничества Эймса с советской разведкой относится к середине 80-х годов, когда полномочия и сфера деятельности контрразведывательной службы ЦРУ были значительно сужены, этот орган, отвечавший за безопасность деятельности американской разведки, безусловно сохранил большинство своих функций, и приобретение агента — сотрудника отдела, ведущего работу против СССР, практически делало для внешней разведки доступными многие сокровенные секреты ЦРУ.

Работа начальником отделения советско-восточноевропейского отдела с 1984 года и вплоть до октября 1990 года совпадает с началом активного сотрудничества Эймса с внешней разведкой. Ясно, что для агента в этот период нет секретов из области деятельности ЦРУ против Советского Союза и его восточноевропейских союзников. Поэтому не вызывают удивления сообщения американских средств массовой информации о том, что он якобы выдал внешней разведке всех агентов ЦРУ, завербованных в Советском Союзе, в том числе и в первую очередь «кротов», действовавших в советских спецслужбах.

Так, из сообщения из Вашингтона от июня 1995 г. следует, что*Эймс выдал 13 агентов ЦРУ, среди них таких важных «кротов», как Поляков Дмитрий Федорович в ГРУ, Мартынов В., Моторин С., Варенник Г., Пигузов В., Полещук Л., Южин Б. - все сотрудники внешней разведки* (Кого выдал Эймс. Новости разведки и контрразведки. 1995. № 17–18, со ссылками на три новых книги об О. Эймсе: Уайз Д. Идущий в ночи; Маас П. Шпион-убийца; Дженстон Д., Смит Н. и Уйнер Т. Измена).

Не ставя под сомнение эти пока односторонние американские сообщения об изменниках-сотрудниках внешней разведки, не могу не заметить, что упоминание в этом списке изменника Полякова едва ли соответствует действительности, во всяком случае в отношении «выдачи» его Эймсом.

Если сопоставить возникшие в ГРУ уже в начале 80-х годов подозрения о предательстве генерал-майора ГРУ, о чем рассказано в разделе об операции ТФП ЦРУ в ГРУ, то могу предположить, что Эймс мог дополнить своим сообщением уже имевшиеся подозрения. Разоблачен же этот «крот» был советской военной контрразведкой, хотя и с неоправданной задержкой.

Американцы гневаются за потерю агентов и «жестокое» наказание за измену, и это, вероятно, справедливо, но свидетельствует также о лицемерности этого «гнева». Ведь Россия имеет не меньше прав на секретную деятельность в США, чем Соединенные Штаты — на шпионаж в России. Кстати, Эймс выдавал не своих соплеменников-американцев, а тех российских изменников, которые и отвечали за творимое ими для Родины зло.

А вот американский шпион Поляков выдавал американцам своих сограждан, обрекая российских разведчиков на американские тюрьмы. Почему же американцы считают это закономерным?

Говоря о деятельности Эймса, как агента внешней разведки, полагаю, что не только разоблачением американских агентов в Советском Союзе был ценен его вклад в решение разведывательных задач по США. Он должен был давать много ценной информации не только по ЦРУ, но и по другим политическим органам американского правительства.

Являясь прежде всего политической разведкой, ЦРУ неизбежно находится в курсе всех важнейших внешнеполитических акций США, как самостоятельных, так и во взаимодействии с союзниками по НАТО. Полагаю, что сам Эймс мог не отдавать отчета в значении той информации, которую передавал внешней разведке. Поэтому следователи ЦРУ и ФБР не могут достоверно определить ущерб для США, который смог причинить этот агент внешней разведки, даже при самом добросовестном выполнении Эймсом договоренности с ЦРУ.

В американской прессе много писалось и продолжают появляться сообщения о трудностях, с которыми встречалась специальная команда из следователей ЦРУ и детективов ФБР, представителей Пентагона и некоторых других американских ведомств, перед которыми была поставлена задача определить ущерб, нанесенный Эймсом безопасности США. Работая больше года, проведя сотни допросов Эймса и бесчисленного количества сотрудников спецслужб, имевших отношение к деятельности Эймса, команда так и не смогла сказать, что ею учтен весь ущерб, нанесенный нашим «кротом» в ЦРУ. Причин этому оказалось много. Вот некоторые из них:

— за почти девятилетнее сотрудничество Эймса с внешней разведкой он просто не помнит все, что передавал нашим;

— многое, что он брал из архивов и действующих дел ЦРУ, он сам не читал и не знает содержания переданных им материалов;

— поскольку Эймс любил выпить и часто уже не совсем трезвым передавал материалы и устные сообщения, он не мог сохранить их в памяти, затуманенной алкоголем;

— многие материалы, в том числе и об агентах ЦРУ в России, не содержали конкретных имен, и сам Эймс не знал, о ком в них сообщалось. Только внешняя разведка после анализа могла выходить на имена изменников;

— одной из сложнейших для ЦРУ задач оказалось определить, кого из источников информации в СССР мог выявить или помочь внешней разведке выявить Эймс, которые могли быть перевербованы КГБ и стали дезинформаторами.*По мнению экспертов ЦРУ, целый ряд таких дезинформационных сообщений, которые ЦРУ считало достоверными и передавало в другие американские ведомства, в том числе в Пентагон, привели к бессмысленным расходам многих десятков миллионов долларов* (Стуруа М. ЦРУ до сих пор не знает, сколько секретов продал Москве Олдрич Эймс. Известия. 1995, 31 августа).

Последствия дела Эймса для ЦРУ оказались двоякими: внешними и внутренними.

Внешние последствия вылились в резкую критику деятельности ЦРУ и ее расследование как по служебной линии, так и по правительственной — со стороны конгресса, а также расследование со стороны СМИ.

Начавшаяся острая атака американского конгресса на ЦРУ в связи с полным провалом американской разведки в деле Эймса привела к отставке директора ЦРУ Джеймса Вулси, не проработавшего на этом посту и года.

Пришел новый директор Джон Дейч, и, естественно, начался процесс «чистки» всей службы, прежде всего на руководящем уровне. Как такие события болезненно сказываются на всей деятельности разведки, мы, сотрудники внешней разведки, пережившие в прошлом не одну такую «чистку» у себя, хорошо знаем.

Наряду со сменой руководства конгресс США предпринял ряд слушаний состояния дел в спецслужбах, по существу, вылившихся в расследования, что понятно, ибо республиканское большинство законодательного органа стремится набрать как можно больше очков против демократической администрации.

Расследование, предпринятое генеральным инспектором ЦРУ, призванное нейтрализовать негативные для разведки последствия дела Эймса, выявило много серьезных проколов в этой службе и нарушений правил обеспечения безопасности, в том числе в области проверки лояльности сотрудников. Проверка на детекторе лжи (случай с Эймсом был на таком низком уровне, что явные признаки настораживающего порядка не были приняты во внимание, хотя Эймс трижды проходил такую проверку и каждый раз результаты оказывались неудовлетворительными.

Доклад главного инспектора ЦРУ показал, что в течение всех лет сотрудничества Эймса с внешней» разведкой существовали подозрения на проникновение в службу советского «крота». Кстати, по оценке Эймса, высказанной им уже после ареста в интервью из тюрьмы, и по мнению ряда сотрудников ЦРУ, атмосфера всеобщей подозрительности времен Энглтона вызвала реакцию обратного порядка, когда в ЦРУ стали проходить мимо явных признаков ненормального поведения отдельных сотрудников. Так, систематические пьянки Эймса считались его коллегами обычным явлением, тем более что такое же поведение отмечалось у многих сотрудников. Долгое время, практически до самого ареста Эймса, его неосторожное обращение с крупными суммами денег, которые он получал от внешней разведки, не вызывало недоуменных вопросов. Были с его стороны и другие проступки: неаккуратность в обращении с секретными документами, с их хранением. Но, как отмечалось в СМИ, после эры всеобщей подозрительности в ЦРУ проявление простой естественной бдительности считалось явно нежелательным рецидивом заклейменного прошлого. Все это позволяло Эймсу пренебрегать мерами безопасности, способствовало ускорению его расшифровки.

Как отмечает главный инспектор, Эймс стал считать, что правила для других на него не распространяются. То есть, говоря по-русски, был убежден, что он «сам с усам».

С момента вербовки в 1985 году Эймс, боясь, что ЦРУ может стать известно о его сотрудничестве с внешней разведкой через завербованных ЦРУ «кротов» в КГБ, стал из чувства самосохранения выдавать всех известных ему американских агентов в СССР (Мзаречлов М. Охота за «кротом». Новости разведки и контрразведки. 1995. № 1–2).

После ареста Эймса свое расследование положения в ЦРУ провел журнал «Ю. С. Ньюс энд Уорлд Рипорт», о результатах которого на страницах этого авторитетного издания доложили Д. Уоллкотт и Б. Даффи. В нем раскрывается обширная в своей неприглядности картина внутреннего положения в ЦРУ. Это расследование лишний раз показывает, что эта самая мощная из западных разведок, располагая огромными финансовыми и материально-техническими средствами, совершала и совершает столько грубых политических и профессиональных ошибок и просчетов, что дело Эймса на фоне их не может считаться чем-то особо исключительным (За рубежом. 1994, 2–8 сентября).

Один из авторов журналистского расследования Б. Даффи в апрельском номере той же газеты опубликовал обширную статью о версии разоблачения Эймса под заголовком «Последний шпион «холодной войны». Из этой статьи следует, что долгое время ЦРУ считало провал своей агентуры делом рук не одного «крота», а нескольких агентов. Лишь в мае 1993 года подозрения сконцентрировались на Эймсе, когда было заведено по нему следственное дело под кодовым названием «Полуночник». Сама же охота за «кротом» была названа «Кинжал», и началась она еще до вербовки Эймса внешней разведкой.

Интересна версия провала Эймса, высказанная П. Маасом в его книге «Шпион-убийца».

Решающие сведения, которые заставили сотрудников ЦРУ и ФБР, занятых поисками «крота», сосредоточить внимание на Эймсе в начале 1993 года, поступили из источника, имеющего доступ к досье бывшего КГБ. Этот источник не назвал имени Эймса, однако сообщил его псевдоним Колокол, известный ЦРУ, а также, что Колокол встречался со своим связником в Боготе (Колумбия) и Риме, где Эймс действительно бывал.

Приводятся интересные подробности. Осенью 1985 года ФБР и ЦРУ разработали программу под кодовым названием «Ухаживание» с целью вербовки агентов из состава сотрудников посольства СССР. Когда объявили о начале операции «Ухаживание», Эймс вызвался участвовать в ней. Полагаю, не без подсказки внешней разведки.

«В то время, как группа «Кинжал» копалась в пыльных личных делах, Эймс разъезжал по Вашингтону, встречаясь вполне легально с Юрием Чувайкиным, который официально числился экспертом по ядерному оружию. На самом же деле его задачею было поддержание связи с Эймсом» (Даффи Б. Последний шпион холодной войны. Ю. С. Ньюс энд Уорлд Рипорт. 1994, сентябрь).

В статье приводится много других обстоятельств и деталей оперативной разработки Эймса ЦРУ с активным участием с апреля 1991 года ФБР, завершившейся арестом Эймса и его жены 21 февраля 1994 года. Перипетии этой разработки поучительны с точки зрения методов работы контрразведывательных служб США, и их полезно учитывать в работе внешней разведки.

Рассуждая о деле Эймса, должен признаться, мне до боли жаль его самого и его семью. Мои чувства, когда я узнал об аресте этих агентов внешней разведки, были двойственными: чувство радости, что и сегодня, в годы смутной перестройки, моя родная служба добилась такого успеха, проникнув в ЦРУ, и чувство искреннего сочувствия этой супружеской паре в постигшем их несчастье. Я всегда был склонен реально смотреть на мир и философски учитывать возможность провала. Ведь разведка — это постоянный риск, возможность осечки, срыва, провала. Жаль только, что очень часто эти провалы происходят из-за предательств, измен или в результате того, что мы и наша агентура подчас забываем об этой позорной слабости человека к предательству.

И получается, что успешная деятельность Кима Филби была сорвана предательством целого ряда изменников, многолетнее сотрудничество с советской разведкой Прайма и агентурной группы Уокера было провалено из-за предательства, так же был разоблачен агент Джонсон, участвовавший в операции «Карфаген». Правда, три последних провала были результатом излишней откровенности агентов перед женами, предавшими их.

В то же время, думал я, рассматривая историю советской внешней разведки, наличие ее «кротов» в иностранных спецслужбах не раз помогало избегать серьезных провалов. Так, сведения, своевременно полученные из ФБР о предательстве агента Е. Бентли, позволили внешней разведке принять профилактические меры и уберечь ряд ее ценных агентов. Информация, полученная из недр американской контрразведки, предоставила возможность благополучно отвести угрозу от супружеской пары Коэнов, которые после отдыха и подготовки в СССР более 5 лет успешно работали на Британских островах, теперь уже не как агенты, а разведчики Крогеры под руководством резидента нелегала Бена. И опять-таки успешная работа этих трех советских разведчиков была прервана предательством поляка М. Голеневского.

Своевременное получение внешней разведкой информации об измене «Гарта» в Канаде позволило не только нейтрализовать неизбежные негативные последствия этого предательства, в том числе и избежать захвата канадской контрразведкой другого советского разведчика-нелегала Филина, но и выманить изменника в Советский Союз и наказать его, одновременно продолжая начатую с канадской контрразведкой оперативную игру, заставляя ее в течение целого года тратить усилия впустую.

Все это так, но жаль, безмерно жаль семью Эймсов, которые были ценными агентами, представлявшими ценную информацию, позволявшую нейтрализовать деятельность целого ряда изменников — «кротов» ЦРУ в советских, затем российских специальных службах.

Они в глазах советских разведчиков всегда были людьми со всеми их сильными и слабыми сторонами. И никогда наша служба не рассматривала их так цинично, как часто делают по отношению к своим агентам западные спецслужбы — ЦРУ, МИ-6, СДЕСЕ, БНД. Особенно, когда агенты проваливаются или чем-то не удовлетворяют своих хозяев.

Об этом не стесняются говорить и писать в своих мемуарах бывшие сотрудники, а также бывшие агенты этих служб.

Не случайно Эймс уже из тюрьмы высказывался только положительно о работавших с ним советских разведчиках, подчеркивая, что ни разу его человеческое достоинство не было ими унижено, всегда к его нуждам и чувствам относились с уважением и внимательно.

Вот на этой мажорной ноте мне и хочется завершить пока свои рассуждения о весьма неприятной, но, к сожалению, постоянно напоминающей о себе проблеме предательства в разведке.

ОПЕРАЦИЯ «ФЕНИКС»

На операции «Кинжал» совсем собрался завершить раздел по США, считая ее не только самой выдающейся операцией за последнее десятилетие, венчающей достижения внешней разведки на Американском континенте, но и последней по времени. Но я ошибся.

15 ноября 1996 года поступило сообщение из Вашингтона об аресте там «нового шпиона» российской внешней разведки из числа все тех же сотрудников ЦРУ — Гарольда Никольсона.

Но этому сообщению предшествовала шумная пропагандистская кампания в американских СМИ, прозвучавшая и в других западных странах, в связи с арестом 29 октября в США российского бизнесмена Владимира Галкина.

Предлогом для его ареста явился надуманный факт, что он, будучи сотрудником внешней разведки, где-то за границей что-то делал против американцев. То, что это была продуманная провокация Вашингтона против российской внешней разведки, стало ясно для всего мира.

Обращаясь к американцам за въездной визой, Галкин не скрывал, что до 1992 года служил во внешней разведке. После его задержания агенты ФБР прилагали усилия к тому, чтобы склонить его к предательству, прельщая его всевозможными посулами, а при отказе угрожая многолетним тюремным заключением.

Полковник в отставке с негодованием отверг все подобные предложения.

Решительная позиция России и, в частности, предупреждение российских спецслужб предпринять ответные меры против американских бизнесменов, находящихся в России, заставили Вашингтон отказаться от дальнейших провокаций, а госдепартамент принести извинения за «ошибку».

Не прошло и двух дней после освобождения Галкина, как ФБР и ЦРУ совместно объявили об аресте российского шпиона.

Как же представляется это дело по сообщению американских СМИ.

Прежде всего бросалась в глаза поспешность, с которой американцы выступили с новым антироссийским делом, явно пытаясь сгладить негативное впечатление об авантюре ФБР новым успехом этого контрразведывательного ведомства. Прослеживается аналогия с делом Эймса, когда за его разоблачением последовали подробности успехов ЦРУ и ФБР в деле «Януса».

Поспешность ФБР видна уже в том, что дело Г. Никольсона не было представлено общественности в достаточно убедительной форме, хотя его подозревали чуть ли не с 1994 года. Он сразу же заявил, что отказывается признавать себя в чем-либо виновным.

На фоне дела Галкина, которое имело все признаки продуманной политической провокации, как считают американские эксперты, ФБР опять не подготовило согласованной с ЦРУ и госдепартаментом позиции.

Итак, снова ветеран ЦРУ с шестнадцатилетним стажем руководящей работы Гарольд Никольсон, согласно единогласным заявлениям директоров ФБР Л. Фри и ЦРУ Джона Дейча, оказался агентом внешней разведки РФ.

Как легендарная птица Феникс, из неостывшего еще пепла провала Эймса возник новый «крот» в этой «непобедимой» разведслужбе.

Согласно сообщениям американских газет, сорокашестилетний ветеран успел побывать в зарубежных резидентурах ЦРУ в Маниле, Бангкоке, Токио и Бухаресте, в том числе заместителем резидента и резидентом. Был назначен инструктором на секретную базу по подготовке разведчиков, называемую в ЦРУ «Фермой». Там он готовил сотрудников ЦРУ для работы в резидентурах, в частности в России.

Завербован он был внешней разведкой якобы в 1991 году, а попал под первичное подозрение в 1994 году, то есть в год ареста Эймса.

По словам директора ФБР Фри, Никольсон передавал внешней разведке «информацию, критически важную для национальной безопасности США». По оценке одного из руководителей ЦРУ, «главный вред от деятельности Никольсона состоит в том, что будет трудно, если не невозможно, для ЦРУ использовать некоторых из недавно подготовленных офицеров на важных должностях за рубежом в течение всей их дальнейшей карьеры, в связи с тем что они стали известны через Никольсона внешней разведке» (Надеин В. Новый виток в войне разведок. Известия. 1996, 20 ноября).

В связи с этим сообщением из США, если оно соответствует действительности, мне невольно вспоминается дело бывшего сотрудника внешней разведки, изменника Пигузова, завербованного ЦРУ и занимавшего аналогичный пост в институте по подготовке сотрудников внешней разведки. Тогда можно считать вербовку Феникса нашим реваншем, мы рассчитались с ЦРУ.

И еще хочется думать, что, как и после провала Эймса, разоблачение Феникса не оставит это место вакантным. Можно предположить, что уход Феникса с «поста» в ЦРУ не будет означать потерю внешней разведкой «своего всевидящего глаза» внутри этой разведслужбы.

Видимо, наши «кроты» обладают чудесными свойствами возрождаться. Могу только пожелать, чтобы так было и дальше.

Как бы в подтверждение этого звучат слова передовой статьи в американской газете «Вашингтон Пост»: «Хотя ЦРУ и ФБР представили арест Никольсона как доказательства того, что они извлекли урок из унизительной истории с Эймсом, некоторые бывшие представители разведки предупреждают, что пока еще слишком рано радоваться», и далее: «дело Никольсона свидетельствует о том, что таких людей больше, чем мы полагали» (Вашингтон Пост, ноябрь 1996).

И еще одно важное обстоятельство. В процессе обсуждения дела Никольсона с прессой директор ЦРУ Джон Дейч (теперь уже бывший) признал, что*за последние 20 лет из пятидесятилетней истории ЦРУ имели место 70 случаев предательства в рядах этой организации* (Николаев В. Новый гол в ворота ЦРУ. Новости разведки и контрразведки. 1996, № 23).

Вот так-то. Нашу разведку попрекают все кому не лень за якобы неимоверное количество измен, которых всего было за полвека 36 (см. Приложение ), а в ЦРУ всего за 20 лет предателей оказалось в два раза больше.

ОПЕРАЦИЯ «МОГИКАН»

Не могу сказать, становится ли со временем писать мемуары сложнее или легче, но на своем опыте убеждаюсь, что во всяком случае интереснее.

Судите сами, когда описывал пятидесятилетней давности операцию ТФП внешней разведки в ФБР, мне казалось, что эта американская контрразведывательная крепость действительно неприступна для нас. Ведь не вспоминается мне какая-либо аналогичная успешная операция против этого бюро. И вот не успело начаться дело «Феникса», как 18 декабря 1996 года грянуло новое обвинение в адрес российской внешней разведки о вербовке на этот раз американского контрразведчика из ФБР — Эрла Питтса. Вот и дождался я повторения ТФП в эту неприступную крепость.

Согласно опубликованному в СМИ обвинительному заключению, Питтс (пусть далее будет «Могикан») был завербован внешней разведкой в 1987 году, когда он служил в наиболее мощном отделении американской контрразведки — нью-йоркском.

В деле Питтса прослеживается аналогия с делами Эймса и Никольсона. Оба они были завербованы, когда пришли в контакт с советскими разведчиками, которых им поручалось разрабатывать с целью вербовки.

Так и «Могикан» был завербован, когда в его обязанность входило следить за «советскими дипломатами-шпионами» из представительства СССР при

ООН.

Получается, что сотрудники американских спецслужб не выдерживают личного соприкосновения с нашими разведчиками.

И еще одна аналогия дела «Могикана» с делом «Феникса»:

Питтс тоже после активной работы был переведен в школу по подготовке агентов ФБР в Куантико.

В течение пяти, а быть может, и больше лет «Могикан» передавал сначала советской, а затем российской разведке секретную и конфиденциальную информацию о ФБР.

По словам директора ФБР Фри, деятельность «Могикана» нанесла серьезный ущерб национальной безопасности США. По его оценке, меньший, чем Эймс, но больший, чем Никольсон.

Провал «Могикана» произошел в результате получения ФБР сигналов из двух источников от его жены, также работавшей в ФБР, и якобы от бывшего советского дипломата. Получив эти сигналы, ФБР провело провокационный подход к «Могикану» якобы от внешней разведки, на который «Могикан» откликнулся и дал в руки ФБР конкретные доказательства своей вины (Стуруа М. Предан за право жить в Америке. Известия. 1996, 20 декабря).

Если это действительно так и «Могикан» позволил подловить себя на такую дешевую наживку, то, очевидно, в работе с ним разведчики допустили какие-то просчеты, не обеспечив проявление с его стороны большой осторожности и бдительности. Он же как контрразведчик проявил непонятную непрофессиональную наивность.

В заключение одно соображение, вытекающее из урока провалов «Кинжала» и «Феникса», коль скоро, как сообщала пресса, подозрения в неискренности этих сотрудников перед руководством ЦРУ возникли в результате испытаний на детекторе лжи, очевидно, следует обратить особое внимание при подготовке агентов, участвующих в операциях ТФП в иностранные спецслужбы, к прохождению таких проверок.

Американские СМИ на разные лады объясняют обстоятельства разоблачений Эймса, Никольсона и Питтса и сходятся на вероятности того, что их выдал законспирированный «крот» ЦРУ, остающийся в недрах российской внешней разведки.

Иначе трудно понять, пишут американские газеты, почему, например, в деле Питтса ФБР потребовались двухлетние усилия и затраты в полтора миллиона долларов, чтобы «разбудить» ушедшего на дно российского шпиона и спровоцировать его на якобы возобновление шпионской деятельности в пользу России. Чтобы целых два года долбить в одну точку, требовалось иметь невероятную уверенность в точности полученной наводки на него.

Никольсон, который собирался утверждать о своей невиновности, вдруг согласился с обвинением, очевидно поняв, полагают газетные комментаторы, что в распоряжение следствия могли поступить новые улики, скорее всего из Москвы.

На вероятное наличие глубоко законспирированного источника в Москве намекает Питтс в своей книге «Признание шпиона: истинная история Олдрича Эймса». Он делает такой вывод, анализируя в ней многие несуразности и нестыковки официальных версий о положении и действиях Эймса в ЦРУ (Николаев В. Новый гол в ворота ЦРУ. Новости разведки и контрразведки.

1996. № 23).

После того как за последние пару лет последовали крупные провалы американской разведки (дела Эймса, Никольсона) и ФБР (дело Питтса), спецслужбы США, явно в целях своей реабилитации, начали очередную «охоту на ведьм». В этом отношении дело Эрла Питтса является показательным: последние годы он находился вне всякой связи с российской внешней разведкой, но был подключен ФБР с использованием провокационных методов к фиктивной разведывательной работе якобы на русскую разведку. Эти методы, успешно сработавшие против американских конгрессменов, спровоцированных агентами ФБР на получение взяток, ФБР цинично использовало при разоблачении как агента внешней разведки бывшего 30 лет тому рядовым вспомогательным сотрудником АНБ Роберта Липки. Этот «агент», по существу, выданный американцам О. Калугиным, описавшим в своей книге эпизод его кратковременного контакта с советской внешней разведкой, более 28 лет мирно занимался своими обыденными делами, пока специальные агенты ФБР не вычислили его имя по информации Калугина и спровоцировали на якобы возобновление сотрудничества с внешней разведкой.

Провалы ЦРУ отразились и на положении в других западных спецслужбах. Прежде всего, серьезные поражения самой мощной западной разведки объективно повысили престиж российской внешней разведки в мировом разведывательном сообществе. Теперь, думаю, будет труднее продолжать ставшие нередкими выступления разного рода «специалистов от разведки» с негативными оценками нашей разведслужбы, якобы сильно уступающей в профессиональном отношении западным службам.

Другим следствием дел Эймса и Никольсона является тревога западных руководителей за способность своих спецслужб противостоять деятельности внешней разведки, которая уже начинает вызывать панические настроения.

Так, британские спецслужбы, называя угрозу со стороны внешней разведки главной, идут на принятие прямо анекдотических мер. Выявив у отдельных своих сотрудников личное финансовое неблагополучие или просто материальные затруднения, руководители этих служб просто избавляются от таких лиц, увольняя их с работы. В тех же целях проводят проверки банковских счетов всех своих сотрудников, устраивают личные обыски при выходе их с работы.

Таковы практические выводы, которые делают эти службы из провалов ЦРУ. 

Надо полагать, что такие меры не повысят моральный дух британских разведчиков, что также будет играть на руку российской внешней разведке. 

ОПЕРАЦИИ В ТУМАННОМ АЛЬБИОНЕ 

О ряде агентурных операций ТФП, в том числе и о тех, что проводились внешней разведкой на Британских островах или в связи с деятельностью английских спецслужб, я уже рассказал. Но в послевоенной истории советской внешней разведки не один К. Филби или Д. Блейк вызывали восхищение наших друзей, ненависть наших врагов и нескрываемую зависть многих западных спецслужб. Такие советские разведчики, как Р. Абель, Бен (Лонсдейл), несмотря на их провал, последовавший не по их вине, получили широкую известность.

Что же касается реакции западных спецслужб, то их не могла не поразить полнейшая беспомощность западных контрразведок как американской в деле Абеля, так и британской в отношении Бена и двух его сотрудников — супругов Крогер. Ведь они не смогли вскрыть конкретную разведывательную деятельность, проводившуюся ими до ареста, помимо того, что контрразведкам стало известно от изменников Вика и М. Голеневского.

Высокая бдительность и профессионализм в работе, стойкость и мужество после ареста, проявленные этими разведчиками, предотвратили превращение судебных процессов и сопутствовавших им антисоветских кампаний в нечто большее, чем обвинение против них лично. Более того, процесс над Абелем, например, способствовал повышению престижа советской внешней разведки.

В Англии суд над группой Бена сопровождался осуждением и еще двух его агентов, также выданных Голеневским. Ни один другой сотрудник внешней разведки, причастный к деятельности Бена, несмотря на все потуги британской контрразведки, не был обнаружен ею, так же, как и другая агентура его резидентуры.

Поведение этих разведчиков представляло яркий контраст с поведением изменников-перебежчиков. Они не только выкладывают все, что им стало известно за время работы во внешней разведке или ГРУ, но и соревнуются в домыслах и клевете, на которую оказываются необычно способными. Правда, в этом им помогают их новые хозяева в спецслужбах.

Так же, как правило, ведут себя западные разведчики, оказавшиеся в наших руках.

Действительно, мне не известен ни один западный разведчик, который бы не выкладывал при аресте и осуждении все, что он знал. Особой стойкостью ни сотрудники ЦРУ, ни СИС не отличаются. И тем более агенты этих служб.

Однако должен признать, что большинство агентов внешней разведки из числа иностранцев ведут себя таким же образом.

Поскольку, несмотря на провал самих разведчиков, их главные профессиональные секреты остались неизвестными Западу, я не собираюсь при описании операции их ТФП в спецслужбы приводить те факты и подробности, которые остаются за кадром.

Поскольку, как я уже упоминал, руководство американских спецслужб бросало в прошлом упреки британским службам безопасности за просчеты в борьбе с советской внешней разведкой, в частности в связи с делом агента Прайма, очевидно, целесообразно показать историю этого агента, чтобы читатель сам соразмерил ущерб, нанесенный им «союзным секретам», сопоставив его с тем, что раскрыли внешней разведке и ГРУ те американские агенты, истории которых я уже рассказал. Могу сразу согласиться с ЦРУ, что, действительно, вербовка и работа с агентом Праймом, внедренным в самую секретную британскую службу ШПС (Штаб правительственной связи) в течение 14 лет, является выдающимся достижением внешней разведки.

Но ведь и в США точно такое же продолжительное время и в аналогичной области вскрытия криптологических секретов действовала агентурная группа Уокера. О ней я буду говорить в другой главе, а сейчас, коль скоро Прайм уже фигурирует в операциях ТФП в спецслужбы, расскажу о нем более подробно.

Но прежде хочу рассказать об операции агентурного ТФП в спецслужбу Британского военно-морского ведомства в Портленде, руководил этой операцией разведчик-нелегал Бен. А таким славным бойцам невидимого фронта, которых я называю рыцарями разведки, я отдаю предпочтение, испытывая к ним глубочайшее уважение, восхищаясь их мужеством, стойкостью и скромностью. Примером тому являются уже описанные мною дела Зорге, Филби, Ахмерова и Абеля.

ОПЕРАЦИЯ «ПОРТЛЕНДСКОЕ ДЕЛО»

Эта операция для меня имеет особое значение, поскольку руководил ею мой воспитанник нелегал Бен, а помогали ему бывшие американские агенты супруги Л. и М. Козны, также близкие мне люди.

Поскольку речь идет о деятельности нелегальной резидентуры в Англии, создававшейся под моим непосредственным руководством в то время, когда я работал в подразделении нелегальной разведки ПГУ, хочу подробнее остановиться на истории создания этой резидентуры, хотя уже описал ее в своих воспоминаниях (Павлов В. Г. Операция «Снег». М., 1996).

Эта операция во многом связана с сотрудничеством внешней разведки с польскими спецслужбами и с моим пребыванием в Польше.

Как я уже упоминал в связи с участием разведчика Гарри в операции Кима Филби «Три карты» в США, во время работы в нелегальной разведке мы проводили ряд успешных дел через территорию Польши. Помимо Гарри, мы перебрасывали на Запад ряд разведчиков-нелегалов под видом иностранцев, якобы длительное время проживавших в этой республике.

Но в операции «Портлендское дело» возникла как бы двойная связь с Польшей, и в одном, к несчастью, предательство сотрудника польских спецслужб М. Голеневского (см. операция «Снайпер»).

Суть операции «Портлендское дело» состояла в следующем.

В начале 50-х годов в Польше при взаимодействии и некоторой помощи польских органов безопасности советская внешняя разведка завербовала сотрудника военно-морского атташата посольства Англии в Варшаве «Шаха». Как выяснилось, к сожалению, уже значительно позже, лет через десять, один из польских сотрудников — М. Голеневский, принимавший участие в оказании нам помощи при вербовке «Шаха», выросший за это время до руководителя оперативно-технического подразделения польской спецслужбы, в 1958 году встал на путь измены, установив контакт с ЦРУ. Американская разведка присвоила ему псевдоним «Снайпер».

Итак, не зная об осведомленности «Снайпера» об агенте «Шахе», внешняя разведка наметила план использования его для внедрения в интересовавший нас британский объект: в секретный военно-морской исследовательский центр подводного флота в Портленде, где проводились научно-исследовательские работы по защите подводных лодок от их обнаружения. Эта задача была поручена разведчику-нелегалу Бену, под руководством которого мы создавали нелегальную резидентуру в Лондоне.

В связи с формированием личного состава резидентуры и возникла идея использовать «польские связи». Описывая операцию ТФП с участием разведчика Абеля, я упоминал его агентов — супругов Коэн, Морриса и Лону. Так вот, Лона была американкой польского происхождения, ее девичья фамилия Петке. Парадокс ее жизни оказался в том, что ее, польку по происхождению, выдал поляк-изменник. А выручали мы ее вместе с мужем из британской тюрьмы, опираясь на легенду их «польского гражданства». Хотя, как я уже упоминал, подробно эпопея резидентуры изложена мною в основных воспоминаниях, хочу еще раз представить это дело в свете рассмотрения операций агентурного ТФП.

Действуя по указаниям внешней разведки, «Шах» устроился по линии британского Адмиралтейства на базу в Портленде и стал искать пути к проникновению в хранилище научноисследовательских документов, туда, где сосредоточивались все результаты исследовательских и опытно-конструкторских работ. Решить эту задачу он смог через знакомство с работавшей в хранилище «Джи», ставшей его любовницей. Последняя имела полный доступ ко всем материалам архивов, и с ее помощью «Шах» стал поставлять Бену исключительно ценные материалы по самым современным средствам защиты, которыми оснащались не только британские, но и американские подводные лодки. Руководитель резидентуры, успешно разработавший операцию ТФП в такой важный объект, являлся еще молодым по стажу разведывательной работы сотрудником внешней разведки, приход которого в нашу службу представлял интерес. Его становление в качестве разведчика проходило у меня на глазах.

Бен — Конон Трофимович Молодый — происходил из семьи научных работников. Мы обратили на него внимание в связи с его знанием в совершенстве английского языка, когда он заканчивал Академию внешней торговли в Москве.

Как выяснилось, родители, которым некогда было заниматься воспитанием сына, еще дошкольником отправили его к тетке в Калифорнию. Там он окончил среднюю школу и вернулся в Союз перед началом Великой Отечественной войны. По мобилизации Бен всю войну служил в артиллерийских войсках. После войны поступил в Академию.

Познакомился я с Беном в 1951 году, когда, будучи руководителем англо-американского отдела нелегальной разведки, пригласил его на беседу.

Тогда этот молодой человек, уже прошедший суровую школу войны, сразу завоевал мое доверие и симпатию. Трудные военные дороги, по которым он прошел в качестве рядового артиллериста, не лишили его чувства юмора. Его оптимизм был не наигран, происходил из его уверенности в себе.

На мой вопрос, готов ли он сделать еще один крутой поворот в жизни и ступить на стезю разведчика, причем не легального, работающего под прикрытием официального сотрудника советских учреждений за границей, а нелегального, под личиной иностранца. Бен с усмешкой сказал, что после всего испытанного им во время войны, его уже больше ничто не может напугать. Он дал согласие и с того самого весеннего дня 1951 года был приобщен к нашим делам как кадровый офицер.

Приступив к его интенсивной подготовке, мы уже через пару лет имели в его лице разведчика, готового к работе руководителем резидентуры в Англии.

В качестве сотрудников резидентуры Бена мы остановили свой выбор на супругах Коэн, вывезенных в 1950 году из США вследствие неминуемого ареста и уже успевших обжиться в нашей стране.

В 1952–1958 годах они прошли полную разведывательную подготовку и были готовы к новой практической работе теперь уже не как агенты, а в качестве штатных сотрудников внешней разведки. Этому способствовал их большой опыт разведывательной деятельности в условиях сложного контрразведывательного режима в США. Операция, в которой они участвовали в качестве агентов, давала нам уверенность в том, что как разведчики они тоже окажутся на высоте.

В целях завершения подготовки и личного знакомства Бена с его будущими помощниками в 1954 году Бену было поручено поработать с ними в плане оперативной подготовки к предстоящей работе, а им, пока не раскрывая Бена как будущего их руководителя, поручалось «потренировать» Бена в английском языке, чтобы оживить и сам язык и знания об американском образе жизни. Это действительно было необходимо Бену, поскольку он должен был выехать в Англию в качестве канадского гражданина.

Задачу снабжения Бена канадскими документами мы решили довольно легко, подобрав свидетельство о рождении в Канаде его «двойника» Лонсдейла, умершего в детском возрасте. Бену оставалось только появиться в Канаде. С этой целью он был переброшен туда нелегально, где ознакомился с местными условиями, местами своего легендируемого проживания и работы и получил все необходимые дополнительные документы, в том числе и настоящий канадский паспорт для въезда в Англию. В начале 1955 года он уже прочно осел там как канадский бизнесмен.

Сложнее оказалась задача подыскать документы Коэнам. Было решено использовать в этих целях имевшийся у нас новозеландский семейный паспорт супругов Крогер.

Для решения проблемы я вместе с Кознами выехал в Австрию, где они сняли дачный домик в курортном предместье Вены Зимеренге. Найдя адвоката, с его помощью обратились в парижское посольство Новой Зеландии с просьбой выдать им, на основании семейного, самостоятельные паспорта. Вскоре новенькие новозеландские паспорта на имя Питера и Хелен Крогер уже были у них на руках, и мы вернулись в Москву для завершения дел до их отъезда в Англию.

В конце 1954 года мы тепло проводили «супругов Крогер» в Лондон, где в июне 1955 года они поступили в распоряжение Бена, приятно удивившись, что он будет впредь их руководителем.

Поскольку Хелен была поручена задача быть радисткой, используя быстродействующую рацию, Крогеры занялись организацией нелегального пункта радиосвязи. До конца года они успешно решили эту задачу, и резидентура Бена получила надежно действовавшую все четыре последующих года двустороннюю радиосвязь с Москвой. Бен за это время завершил операцию по агентурному ТФП в Портленде и приступил к направлению в Центр важной научно-технической информации оборонного значения. Наряду с работой с агентами «Шахом» и «Джи», Бен руководил другими агентами и вел активную разведывательную работу. Так продолжалась успешная деятельность нелегальной резидентуры Бена до тех пор, пока изменник «Снайпер» не сообщил ЦРУ известные ему сведения о «Шахе». Получив от американцев эти данные, английская контрразведка сумела установить агента и его любовницу «Джи», а затем выйти через них и на Бена с Крогерами.

В январе 1961 года все они были арестованы. Агенты «Шах» и «Джи», как это обычно случается в подобных обстоятельствах, полностью сознались, дали контрразведке показания о тех значительных объемах разведывательной информации, которую они в течение ряда лет поставляли Бену. Других каких-либо доказательств против Бена у судивших его британских судей не было.

Несмотря на предшествующее аресту длительное, больше года, тщательное наблюдение за резидентурой Бена, британским службам безопасности не удалось выявить другой деятельности резидентуры, благодаря высокой бдительности и профессионализму нашего разведчика и опытности его помощников.

Все они вели себя на суде исключительно достойно и не выдали противнику ни одного известного им секрета. Приговор был необычно суров: Бена осудили на 25 лет тюремного заключения, Крогеров — на 20 лет. Они были выручены из британских темниц: Бен в апреле 1964 года, а Крогеры — в 1969 году.

ДЕЛО ПРАЙМА («РОУЛАНДС»)

Операция агентурного ТФП внешней разведки через Прайма в самое засекреченное звено британских спецслужб — Штаб правительственной связи (по-английски Government Communication Headquarters) — явилась эпохальным, знаменательным успехом советской внешней разведки, дававшим богатейшие результаты в течение целых 14 лет с момента вербовки агента в 1968 году и до его ареста в 1982 году.

Расскажу историю привлечения Прайма к сотрудничеству с внешней разведкой и осуществления с его помощью ТФП в ШПС. Этот пример подтверждает целесообразность длительной, тщательной подготовки к достижению поставленных перспективных целей, таких, как в известной операции ТФП «Карфаген».

Прайм Джоффей Артур был завербован внешней разведкой в начале 1968 года в Восточном Берлине. В то время он являлся военнослужащим британских вооруженных сил в звании капрала и работал в Западном Берлине на станции перехвата советских коммуникаций. До этого он окончил специальные курсы русского языка в Шотландии по линии спецслужбы ВВС Англии.

После вербовки, во время работы агента на пункте перехвата он был тщательно подготовлен к выполнению разведывательных задач и получил задание внедриться в криптологические центры Великобритании.

При этом внешняя разведка исходила из того, что Прайм имел благоприятные для этого данные: в то время ему было 30 лет, он уже считался в британской спецслужбе специалистом в русском языке, изучал немецкий, а главное, прошел первую специальную проверку в службе безопасности.

Целью для внедрения Прайма внешняя разведка определила ШПС, и агент начал успешно работать в Объединенной технической языковой службе (ОТЯС) этого штаба. Как раз после полугодовой подготовки его советскими разведчиками в Восточном Берлине Прайм в июле 1968 года получил подтверждение о приеме его на службу ОТЯС при ШПС в Лондоне.

Снабженный всеми аксессуарами разведывательной работы, необходимыми для оперативной и надежной передачи внешней разведке добываемой информации (копиркой для тайнописи, фотоаппаратом «Минокс», программой связи по радио), агент выехал в Лондон.

Вскоре началась регулярная двусторонняя связь с Праймом. По радио он получал указания и инструкции, а собранную им информацию, в том числе о перехватах телефонных разговоров посольства СССР и его сотрудников как в служебных помещениях наших учреждений в Англии, так и всех внешних линий связи, включая и шифрованную переписку посольства с Москвой, он направлял в тайнописи по почте или передавал через тайники.

Началась продуктивная деятельность агента, позволившая внешней разведке не только своевременно устранять все выявлявшиеся британскими спецслужбами слабости в жизни и деятельности наших учреждений и граждан в Лондоне, но и поставлять этим службам целенаправленную дезинформацию.

Уже первые итоги успешного внедрения Прайма пока еще в предполье самой важной и наиболее труднодоступной части британской спецслужбы ШПС могли радовать тех сотрудников внешней разведки, которые начинали работу с ним в Восточном Берлине. Тщательная, добротная подготовка агента к практической разведывательной деятельности начала приносить плоды. Начало предвещало дальнейшее успешное продвижение Прайма к поставленной цели.

Но настоящая победа была одержана спустя почти семь лет с момента его вербовки — к весне 1975 года. Его, теперь уже признанного в ШПС специалиста в русском языке, направили на работу по космическому перехвату всех линий связи Советского Союза.

К сентябрю 1975 года Прайм доставил в Вену большое количество заснятых им на фотопленку сверхсекретных материалов ШПС. С этого момента поток таких материалов все увеличивался.

Наконец, в марте 1976 года главная цель, поставленная перед агентом, была достигнута. Прайм перешел на работу в самое сердце ШПС, святая святых этой спецслужбы — в центр в Челтнэме. Далее его информация стала состоять из криптологических материалов, области, о которой я пишу в отдельной главе.

В ноябре 1982 года разведывательная деятельность этого агента закончилась арестом и осуждением его на целых 38 лет тюремного заключения. Большой срок говорит о том огромном ущербе для безопасности британских секретных линий связи, который нанесло сотрудничество Прайма с внешней разведкой. И не только им, а и другим западным спецслужбам, и в первую очередь — АНБ и ЦРУ.

Провалился агент только из-за его собственных слабостей, не имевших ничего общего с разведывательной деятельностью. Не расскажи он о своей причастности к внешней разведке второй жене и не попадись на своих ненормальных сексуальных похождениях, факт его сотрудничества с нашей службой продолжал бы оставаться тайной для британских властей.

Успешное проникновение внешней разведки в криптологический центр британских секретных служб в критические годы «холодной войны» был повторением достижений группы Кима Филби, проникшего туда в период второй мировой войны, когда там действовал мало известный мировой общественности агент Кернкросс, поставлявший во время войны важнейшие материалы по Германии.

Операция ТФП Прайма в Челтнэм имела тем большее значение, что после окончания второй мировой войны между американским АНБ и британским ШПС установилось тесное сотрудничество и взаимодействие. Поэтому, с точки зрения разведывательных задач, деятельность внешней разведки как по АНБ, так и по ШПС как бы объединялась в одну общую задачу.

В одной из следующих глав я расскажу о ТФП внешней разведки в МИ-6 через разведчика Блейка.

Поскольку примеров операций агентурного ТФП в спецслужбы набралось много, а кроме деятельности внешней разведки в этой области нельзя не показать и отдельные успешные примеры работы других союзных нам в прошлом специальных служб, продолжу эту тему в следующих главах, тем более что требуется рассмотреть и операции, не удавшиеся как у внешней разведки, так и у западных спецслужб.