Солнечным весенним утром 28 апреля 1973 года мы с Клавдией Ивановной подъезжали к Варшаве. Начинался новый этап в моей профессиональной жизни разведчика.

Вступал я в него с двояким чувством. Меня радовала предстоявшая возможность лично обстоятельно узнать этот славянский народ, о многострадальной тысячелетней истории которого я много читал и отдельные этапы наблюдал воспроизведенными в кино. Правда, мои познания о польском народе были не систематическими, разрозненными и отрывочными, основанными не на академическом изучении и не на научных трудах, а в большей мере на литературных и других художественных произведениях.

Знал я и то, что территория Польши на протяжении столетий была ареной исторических битв и не только армий европейских держав, но и религиозных завоевателей, прежде всего католических иерархов с миссионерами других церквей, в первую очередь православной, которая стремилась проложить путь русскому самодержавию.

Мне было известно, что католицизм, пришедший на польские земли раньше других религий, стремясь прочно закрепиться на этой земле, искусно связал себя с защитой польского языка и культуры и сумел удовлетворить исконные чаяния польского народа.

В 1960-е годы Польша отмечала свое тысячелетие как тысячелетие польской государственности, культуры и конечно же польской католической церкви.

Вспоминая наших национальных художников, писателей и поэтов, кто писал о Польше, в том числе великого Пушкина, друга Адама Мицкевича, Гоголя с его «Тарасом Бульбой» и многих других, мы предвкушали удовольствие увидеть в польских музеях, услышать и увидеть в польских театрах, насладиться в польской опере замечательными творениями этого талантливого народа.

Знали мы по рассказам тех, кто побывал в Польше, о гостеприимстве поляков, их близких нам нравах и обычаях. Заранее сближала нас с ними та боевая дружба и единство в освободительной борьбе против немецких оккупантов, которая нашла выражение в словах «Братство по оружию».

Эти наши мысли, наши ожидания рождали положительные эмоции, вдохновляли и радовали нас.

Но меня обуревали и другие, противоположные мысли. Что меня ожидает, задавал я себе вопрос, в профессиональном плане? Имея за плечами 35 лет разведывательной практики, я, получив, как холодный душ, предостережение Ю. В. Андропова: «никакой разведки», — мрачнел в своих думах о той «канцелярской», как я ее определил, перспективе, которую сулила мне обязанность «координатора».

В ближайшие годы, думал я, придется мне заниматься административной, в значительной мере бюрократической деятельностью. Вести переписку с подразделениями КГБ, согласовывать с польскими службами-коллегами в МВД и МОН (по линии военной контрразведки) предложения КГБ, передавать польским службам нашу разведывательную и оперативную информацию и пересылать в Центр получаемую от поляков. И так далее, пассивно пропуская через себя труды наших и польских разведчиков и контрразведчиков.

Конечно же, в согласованных с поляками совместных планах и операциях имелись и элементы активного взаимодействия, осуществления отдельных разведывательных и контрразведывательных решений. Но эта часть моих обязанностей, как я в то время представлял их, была крайне ограниченной, основное решение таких задач осуществлялось, как правило, раздельно: наши органы делали свою часть, польские коллеги — свою долю намеченных операций.

Мобилизуя всю свою фантазию, я смягчал свои мрачные ожидания, убеждая себя, что найду удовлетворение своим разведывательным устремлениям на информационном поприще. Однако как решать информационные задачи, так грандиозно очерченные мне председателем КГБ, я пока не знал.

Тогда же, в 1973 году, в связи с тем, что в моей жизни служебные задачи всегда находились на первом плане и определяли общее мое настроение, преобладало отнюдь не светлое, а скорее пасмурное состояние духа.

Вскоре началась довольно напряженная деятельность по знакомству с личным составом представительства КГБ, которым мне предстояло руководить, а также встречи с польскими коллегами, министром внутренних дел Станиславом Ковальчиком и министром национальной обороны Войцехом Ярузельским, с их заместителями, руководителями главных подразделений МВД и с начальником Управления военной контрразведки МОН генералом Теодором Куфелем. Так прошел первый месяц моего пребывания в Польше.

Могу добавить, что одновременно с вхождением в курс своих обязанностей по представительству КГБ я приступил к решению информационных задач «неразведывательным путем», закладывая основу своих будущих успехов в этом сложном деле. Подробно об этой части своей деятельности я рассказал в своих воспоминаниях, опубликованных в Польше (Павлов В. Я был резидентом КГБ в Польше. Варшава, 1994). Поэтому не буду больше останавливаться на этой части своей деятельности, требовавшей от меня больших усилий и отнимавшей много времени.

Войдя в курс дел по представительству, я вернулся к своим первоначальным мыслям о разведке. Ведь так не хотелось мне расставаться с делом, вошедшим в кровь и плоть, терять свою разведывательную форму, что сулило, после возвращения через несколько лет, как я думал, новые трудности для меня по восстановлению быстро утрачиваемого чутья и образа мыслей разведчика.

Но выход нашелся и, теперь могу сказать, настолько удачный, что вместо утрат, которых я так опасался, я приобрел новый разведывательный опыт, который значительно обогатил мое представление о широте диапазона деятельности разведчика. Но сначала немного о той оперативной обстановке, в условиях которой я начинал свой польский период деятельности.

 

Обстановка в Польше и вокруг нее

Хотя, казалось бы, в международных отношениях в начале 70-х годов наметилось некоторое смягчение напряженности после первого визита в СССР в 1972 году президента США Р. Никсона и подписания договора ОСВ-1, в действительности «холодная война» между капиталистическим миром, возглавляемым США, и социалистическим во главе с СССР шла не прекращаясь и не снижая своего накала.

Антисоветская и антикоммунистическая пропагандистская кампания, инспирируемая и направляемая администрацией США, после событий 1968 года в Чехословакии развернулась по всему фронту против стран социалистического содружества. Смена в 1969 году Дубчека на посту первого секретаря компартии ЧССР и приход к руководству страной Г. Гусака дали новый импульс антисоциалистической психологической войне Запада против СССР и его союзников. При этом Запад концентрировал свои подрывные действия, помимо Чехословакии, на Польше, которую западные стратеги считали наиболее уязвимым, слабым звеном оборонительного союза Варшавского Договора.

Происшедшие в Польше широкие волнения трудящихся в декабре 1970 года создавали благоприятную почву для оживления в стране всех антисоциалистических сил, враждебных народному строю.

На внутренней обстановке в Польской республике отрицательно сказывались и международные конфликты, возникавшие у Советского Союза не только с западными государствами. Так, в 1969 году обострились отношения с КНР, приведшие к острым вооруженным конфликтам, в частности на острове Даманском.

В 1971 году высылка из Англии 105 сотрудников советских учреждений осложнила советско-английские отношения. За англичанами последовали бельгийцы, выдворившие из страны девять наших сотрудников, что также не способствовало нормальным отношениям как с Бельгией, так и с другими западными государствами.

В 1972 году под воздействием Запада Садат отказался от услуг советских советников. В этом же году США нормализовали свои отношения с Китаем, стремясь воспользоваться кризисом во взаимоотношениях Советского Союза с КНР и разыгрывая китайскую карту.

Это лишь те отдельные эпизоды, которые свидетельствовали о напряженности международной обстановки и отражали накал «холодной войны».

Как выразился один из западных журналистов, два противостоящих блока стояли во всеоружии грудь в грудь и искали друг у друга уязвимые места, по которым можно было бы нанести наиболее болезненные удары. Таким уязвимым местом Варшавского Договора, безусловно, была Польша, где и затевалась, шла все нарастающая, но пока не явная схватка прозападных сил с социалистическим режимом.

Если государства как на Западе, так и на Востоке в своих явных действиях друг против друга вынуждены были пользоваться более или менее цивилизованными методами, прикрывая свои агрессивные выпады, как фиговым листом, международным правом, то специальные службы этих государств не стеснялись в средствах и путях исполнения порученных им служебных задач. Тайные операции и удары по противнику в этот период совершались наиболее яростно, без оглядки на нормы межгосударственных отношений. Проявлениями этих схваток на арене тайных операций и явились организованная ЦРУ и позорно провалившаяся агрессия против Кубы в апреле 1961 года, полет шпионского самолета У-2 с Гарри Пауэрсом в мае того же года, затем Карибский кризис в октябре 1962 года, участие всех основных западных спецслужб в подогревании внутренней обстановки в ЧССР.

«Холодная война» Запада против Востока трансформировалась в бесконечные схватки и ожесточенные столкновения, подчас переходившие в настоящую «горячую войну». В Польше этот агрессивный напор западных специальных служб проявлялся в небывалой активизации ЦРУ, БНД, СИС.

От польских коллег мы получали оперативную информацию о попытках Запада использовать польскую территорию для враждебных операций против нашей страны. Это прежде всего шло по линии таких зарубежных антисоветских организаций как НТС — Народно-Трудовой Союз и ОУН — Организация украинских националистов.

Польские органы безопасности были заинтересованы в организации совместного с нами противодействия этим эмигрантским организациям в Польше, тем более что они блокировались в своей антисоциалистической деятельности с польскими эмигрантскими организациями.

По имевшимся у нас и польской разведки сведениям, как антисоветские, так и антипольские эмигрантские организации были связаны с западными спецслужбами, активно использовавшими их в своих разведывательно-диверсионных планах. Нам было известно, что по каналам нелегальных связей западные спецслужбы засылали под видом эмиссаров и связников НТС и ОУН своих разведчиков и агентов на нашу территорию. О посещениях Польши такими эмиссарами знали и наши польские коллеги.

В связи с этими фактами я вспомнил, как в первые послевоенные годы английские и шведские спецслужбы, последние явно под воздействием британской СИС, развернули активную работу по засылке своей агентуры в наши прибалтийские республики.

Британская СИС забрасывала своих агентов пачками, снабжала их денежными и техническими средствами, ставя задачи по инспирированию подпольного националистического сопротивления народным властям в этих странах. При этом СИС, не стесняясь, восстанавливала связь с бывшими нацистскими агентами, заброшенными германскими службами Канариса и Шелленберга, ставшими известными английским спецслужбам из захваченных нацистских архивов. Как и следовало ожидать, СИС считала, что иезуитский принцип «цель оправдывает средства» вполне подходит.

Так, благодаря Филби была разоблачена обширная шпионская сеть в Прибалтике, созданная в 40-е и 50-е годы шведской разведкой по поручению британских и американских спецслужб.

В этих подрывных акциях послевоенного времени против Советского Союза СИС пригодился опыт шведской разведки военного времени, когда на деньги британских и американских спецслужб шведская военная разведка «Бюро С» забросила с декабря 1943 по март 1945 года в Прибалтику с острова Готланд не менее 1200 своих агентов из числа уроженцев балтийских стран.

Несмотря на то, что об этой антисоветской деятельности шведских спецслужб общественности стало известно в 1986 году, когда были рассекречены шведские архивные данные, шведское правительство лицемерно заявило протест советскому правительству в связи с делом Берглинга, бывшего советского агента, бежавшего из шведской тюрьмы в 1987 году и якобы с помощью СССР выехавшего из страны (Лукьянов Ф. Ким Филби разоблачил шведских разведчиков в Прибалтике. Сегодня. 1994, 26 августа).

Вспомнил я и успешную операцию британских спецслужб против немецкой агентуры, проводившуюся во время войны под кодовым названием «Два креста».

Тогда англичанам удалось успешно противопоставить активной заброске немецкой агентуры на Британские острова систему перевербовки забрасывавшихся нацистских лазутчиков. Те из них, которые подходили для осуществления дезинформации немецкого командования и соглашались на сотрудничество, оставались в живых, остальных англичане казнили. Благодаря этой системе «Двух крестов» вся создававшаяся немцами агентурная сеть в Англии оказалась под контролем британских спецслужб, а дезинформация через агентов-двойников существенно снизила эффективность бомбардировок Англии немецкой авиацией.

И вот, организуя теперь свою собственную агентурную сеть в прибалтийских советских республиках путем нелегальной заброски туда своих разведчиков и агентов, СИС, казалось, начисто забыла свой военный опыт. А советские органы безопасности этот британский опыт, хотя и малоизвестный им до появления книги Мастермана, активно применили на практике и не только сумели полностью нейтрализовать всех забрасывавшихся британских агентов, но и, организуя оперативную дезинформацию британцев от имени их агентов, перевербованных КГБ, стали получать от СИС валюту, технические средства и «гостеприимно» встречать новых агентов, которые запрашивались агентами-двойниками для укрепления якобы созданных ими боевых отрядов.

Таким образом, очень правильный тезис англичан — о том, что «как в мирное время, так и во время войны, тщательно поддерживаемая система агентов-двойников является самым надежным оружием контрразведки и оружием, наиболее легко приспосабливаемым к изменяющимся условиям, изменяющимся проблемам и даже изменяющемуся противнику» (Мастерман Д. Система двух крестов во время войны 1939–1945 годов. Англия, 1972) — не уберег британские спецслужбы от втягивания их с нашей стороны в оперативные игры в первые послевоенные годы.

При этом КГБ с помощью СИС удалось обнаружить и обезвредить многих бывших агентов немецкой разведки, которых СИС намеревалась использовать в антисоветских подрывных целях.

Теперь, когда в 1973 году в поле моего внимания попали сигналы о попытках СИС и ЦРУ засылать своих агентов в нашу страну по каналам НТС и ОУН, у меня и возникли мысли о возможности организации с помощью польских спецслужб оперативник игр с этими западными разведками. Так зародились настоящие разведывательные операции, участвовать в которых мне так хотелось лично, используя свой разведывательный опыт.

 

Операция ТФП «Наемники»

Разведывательное внедрение в эмигрантские политические организации террористического типа, ставящие своей официальной целью борьбу против режима на родине, причем с использованием любых средств, представляет особые трудности, даже по сравнению с операциями ТФП в спецслужбы.

При внедрении в спецслужбы от агента или разведчика требуется главным образом способность пройти тщательную проверку, а в дальнейшем строго соблюдать установленный в спецслужбе режим поведения. Своих кандидатов в сотрудники спецслужба обучает и натаскивает в нужном ей направлении и объеме.

При внедрении же в строго законспирированную организацию типа НТС от кандидата на участие в ее деятельности, помимо очень тщательной проверки и неоднократных перепроверок, требуется наличие опыта подпольной, «революционной», то есть контрреволюционной деятельности. Сама же проверка их надежности коренным образом отличается от строго регламентированных проверочных мероприятий, проводимых спецслужбами. Она определяется, как правило, индивидуально для каждого кандидата в зависимости от его прошлого, отличается изобретательностью, отсутствием шаблона и широким набором средств: от участия в специальных операциях, подстав агентов из числа окружения до создания экстремальных ситуаций, представляющих угрозу жизни, для проверки декларируемой готовности пожертвовать жизнью ради «дела».

В случае с НТС все еще больше осложнялось наличием у главарей этой организации большого разведывательного и контрразведывательного опыта, заимствованного у тех спецслужб, с которыми эта организация была связана на различных этапах своего существования. Так, это были нацистские органы безопасности и разведки, затем БНД, СИС, ЦРУ. От каждой из этих служб руководители НТС набирались специфических знаний и опыта в области обеспечения своей безопасности и обнаружения возможных агентов нашей внешней разведки или внутренних органов КГБ.

Кроме того, в состав руководителей НТС вливались отдельные изменники из числа бывших сотрудников наших спецслужб и их агенты, которые передавали опыт агентурной разведывательной и контрразведывательной работы наших спецслужб.

Вот почему, начиная оперативную игру с НТС с задачи перехвата и установления контроля за его нелегальными каналами связи в Советском Союзе, главная наша задача состояла в подборе агентов, способных преодолеть предварительную проверку, а затем сыграть роль активных, уже имеющих опыт нелегальной работы сторонников идей и программы этой организации.

Соответственно после обсуждения с польскими коллегами мы договорились, что они подберут одного-двух опытных агентов из числа русских, постоянно проживающих в Польше, либо поляков, имеющих связи в Советском Союзе. Агенты должны иметь возможности выезда на Запад и располагать там знакомыми из числа русских эмигрантов.

В свою очередь, по нашей просьбе соответствующее подразделение КГБ подобрало несколько кандидатов на подставу эмиссарам НТС из числа своих агентов, уже имеющих связи и контакты среди лиц, подозреваемых в причастности к антисоветской деятельности националистического характера. Дальнейшее развитие задуманной оперативной игры с руководящим центром НТС, находившимся в Германии, во Франкфурте, строилось исходя из уже известной нам информации о деятельности этой организации.

Народно-Трудовой Союз российских солидаристов является старейшей антисоветской организацией, был задуман, создан и действовал как закордонная организация, ставившая своей целью свержение государственного строя, созданного нашим народом после Октябрьской революции. В своей борьбе против советской власти НТС блокировался с любыми антисоветскими силами, в том числе и с западными специальными службами, выполняя их подрывные и разведывательные поручения.

В годы войны многие руководящие энтээсовцы выступали на стороне гитлеровской Германии. Они служили в изменнических власовских частях, причем некоторые члены НТС были близки к самому генералу Власову.

Так, один из вожаков НТС — Владимир Порембский — до войны служил во французской полиции, во время войны тесно сотрудничал в оккупированном Париже с гестапо, затем в Берлине работал в гитлеровских пропагандистских органах.

После разгрома фашизма Порембский оказался в британской тюрьме, но быстро был освобожден как нужный Западу специалист по Советскому Союзу.

Вот с таким прошлым в 1956 году Порембский был избран председателем НТС. Исходя из одного этого факта можно представить программную направленность НТС в период развернувшейся «холодной войны».

Чтобы окончательно снять вопрос, кому же служил НТС, достаточно ознакомиться с циркуляром, разосланным в 1956 году руководством английской разведки в ее резидентуры в США, ФРГ, Турции и Швеции, то есть в те страны, откуда СИС вела наиболее активную работу против СССР. В циркуляре, добытом внешней разведкой, сообщалось, что СИС прекращает свое сотрудничество с НТС и оплату его услуг, передавая связь и дальнейшую работу с этой организацией в распоряжение ЦРУ.

Из приложенной к циркуляру справки следовало, что между СИС и ЦРУ состоялось 28 и 29 февраля 1956 года совещание, на котором СИС подвела итоги семилетнего использования НТС в разведывательных целях против СССР. То есть, уже в 1949 году СИС подключила НТС к выполнению своих задач и взяло эту организацию на свое содержание. По оценке СИС, разведывательные результаты деятельности НТС не оправдывали затрат средств и времени английской разведки.

Руководство СИС давало указание резидентурам представить ЦРУ данные о работе членов НТС, которых англичане использовали для выполнения разведывательных задач, и сообщить американцам обо всех денежных вознаграждениях, выплаченных энтээсовским группам и отдельным лицам. Другими словами, предлагалось передать всех английских агентов из числа членов НТС для дальнейшей работы с ними ЦРУ.

Из циркуляра и справки при нем с определенной ясностью следует, что НТС являлся инструментом в руках сначала СИС, затем ЦРУ, то есть фактически одним из филиалов спецслужбы, удобно прикрывающей ее разведывательную деятельность идеологической окраской. Отсюда и вытекала актуальная задача внешней разведки по вскрытию деятельности этой злобной, враждебной нам организации, как опасного канала диверсионно-разведывательной деятельности американской разведки против Советского Союза.

Уже в наше время, когда происшедшие изменения в мире позволили энтээсовцам легально приезжать в Россию, тщетно пытаются активисты НТС выдавать себя за инакомыслящих, якобы проводивших в прошлом только политическую борьбу с советским режимом. Сами же они вынуждены признавать, что западные службы «помогали» им. В чем эта «помощь» выражалась, наглядно свидетельствует энтээсовка Наталья Макова, дочь активного энтээсовца — шпиона ЦРУ Александра Макова, разоблаченного в 1953 году и осужденного как диверсанта-агента ЦРУ в том же году, сразу после выброски группы американских шпионов с американского самолета. Его дочь в июне 1993 г. подала ходатайство в Верховный суд РФ о реабилитации отца, подтверждая, что он действительно прошел полную шпионскую подготовку в Германии в американском лагере вблизи Регенсбурга для подрывной работы в Советском Союзе. Об этом сам Маков дал подробные показания еще в 1953 году. Кроме того, шпионско-диверсионные задачи, поставленные ЦРУ перед ним, подкреплялись целым ассортиментом шпионского снаряжения, захваченного нашими органами при его аресте, от радиостанции, шифрдокументов до средств тайнописи и валюты.

Естественно, что ходатайство Маковой было отклонено с заключением, что вина А. Макова в незаконном нахождении на территории СССР для проведения шпионско-диверсионной деятельности доказана неоспоримо. Не помогло и направленное в Генпрокуратуру РФ письмо с подтверждением «глубокого патриотизма» А. Макова епископа англикано-протестантской церкви Уильяма Слоуна Коффина из главного собора Нью-Йорка, бывшего в 50-е годы одним из высших офицеров ЦРУ (Известия. 1995, 14 июня).

Естественно, что бывший ЦРУвец не мог не прийти на помощь в этом деле.

Более того, в ноябре 1996 года по нашему телевидению была показана телелента «ЦРУ», явно подготовленная к 50-летию этого ведомства, которое отмечалось в Америке в 1997 году. Не буду давать оценку этому, как выразилась А. Боженкова в своей рецензии, «параду победителей», но был удивлен вместе с нею необычной для ЦРУ «обнаженностью и сверхоткровенностью» повествования о деятельности американской разведки.

Так вот, в первой ленте были показаны, например, сюжеты о заброске агентов-диверсантов на советскую территорию, об использовании Народно-Трудового Союза в качестве вербовщика «борцов за свободу», отмечены попытки создания цепочки нелегальных разведывательных радиопередатчиков от Берлина до Урала. То есть как раз о таких операциях, в которых участвовал и А. Маков (Боженкова А. ЦРУ: игра без правил. Новости разведки и контрразведки. 1996. № 24).

Общая схема нашего плана продвижения подобранных агентов для ТФП в среду руководства НТС сводилась к тому, чтобы опытный агент польских органов «X» совершил поездку в СССР, где будет сведен с нашим агентом «Y», пока без расшифровки факта его сотрудничества с КГБ. «Y» сообщит «X» о наличии у него антисоветских настроений в духе идей НТС и знакомых с аналогичными настроениями. После возвращения в Польшу он будет направлен в Германию, где расскажет свои впечатления от поездки в Союз своим знакомым, имеющим выходы на членов НТС. При этом укрепит впечатление о своих прозападных чувствах выражением поддержки настроений «русских антисоветчиков», среди которых «окажутся» и люди, работающие на интересных для ЦРУ постах. Дальнейший ход игры будет зависеть от реакции со стороны НТС.

Поскольку агенту «X» на этом этапе предстояла наиболее ответственная роль, мы вместе с польскими коллегами уделили большое внимание его подготовке. Его легенда-биография строилась в основном на действительных фактах его жизни плюс были некоторые нюансы, дававшие основание верить его «прозападным» настроениям. В частности, добавили, что его родители якобы были репрессированы.

При этом мы исходили из возможности, что знакомые «X» сразу же доведут до сведения НТС наличие такого подходящего «связника» на территории СССР, хотя и полагали, что это произойдет, вероятнее всего, позже.

Чтобы создать такую возможность, «X» приглашает кого-нибудь из своих западных знакомых в гости в Польшу, обмолвившись, что скоро еще раз поедет в Союз по своим делам.

Как оказалось, мы правильно исходили из возможности встречи «X» с кем-либо из энтээсовских активистов. Проведенная тщательная не только оперативная, но и психологическая подготовка агента помогла «X» произвести нужное впечатление на представителя НТС, и он договорился с «X» о встрече в Польше. Это было явным признаком начала его тщательной проверки.

Не буду утомлять читателя подробностями развития этой игры. Знакомый «X» посетил его в Польше дважды, прежде чем высказал желание встретиться лично с его русскими друзьями, которых «X» должен был пригласить в Польшу. На эту встречу прибыл агент «Y», и с этого момента развитие игры с НТС пошло довольно быстро. Через пару лет НТС уже хвалился своим хозяевам в ЦРУ о наличии у него своих людей в СССР, которые могут начать поставлять интересующую американцев информацию (то есть нашу дезинформацию). Естественно, ЦРУ ухватилось за эту возможность, но прежде всего занялось своей перепроверкой надежности людей «Y», к чему мы были хорошо подготовлены.

В итоге этой оперативной игры нам удалось не только получить обширную информацию о деятельности НТС, устремлениях и объектах их интереса, конкретных участниках антисоветской нелегальной деятельности как на территории Польши, так и в Советском Союзе, но и поставить под контроль каналы посещения СССР эмиссарами и связниками НТС. Хотя эта игра еще не была завершена до моего отъезда из Польши в октябре 1984 года, к этому времени органами безопасности Польши и КГБ был захвачен ряд эмиссаров НТС, получены важные материалы об оперативной заинтересованности ЦРУ секретными объектами в СССР, инструкции для проведения разведывательной работы в интересах ЦРУ и денежные и технические средства, необходимые для этого.

Поскольку игра продолжалась и после моего отъезда, я, естественно, не могу более детально рассказать о ее участниках и конкретных действиях наших и польских органов безопасности. Но коль скоро мне довелось стоять у зарождения этой интересной операции ТФП в НТС и участвовать в подготовке агентов-исполнителей наших совместных с поляками планов, я хочу остановиться на некоторых моментах психологической стороны подготовки агентов для этой ответственной роли.

В период своей работы в штабе внешней разведки в первой половине 60-х годов, когда я как заместитель начальника курировал подразделение внешней контрразведки, мне приходилось сталкиваться с острыми разведывательными операциями, связанными с внедрением наших агентов в специальные службы противника. Эти операции всегда вызывали необходимость тщательной подготовки внедряемого агента к специальной проверке его противником, в том числе и психологической.

Меня интересовала прежде всего как раз психологическая сторона таких проверок, а также, что испытывает агент в период его подготовки к внедрению, в процессе его проверки, а затем в текущей работе по добыче наиболее оберегаемых спецслужбами секретов. Например, в работе внедренных в СИС Кима Филби и его «пятерки» или Джорджа Блейка, агента Прайма, внедренного в самую засекреченную британскую службу, занимающуюся расшифровкой чужих шифров.

Сейчас, когда мы готовились к операции ТФП в НТС, так тесно связанный с ЦРУ, а следовательно, практикующий присущие этой американской спецслужбе приемы и методы тщательной и всесторонней проверки наших агентов, опыт и квалифицированные советы таких знатоков западных спецслужб, как Филби и Блейк, были крайне полезны. Особенно бесценными оказались консультации по ЦРУ Кима Филби, досконально изучившего эту службу, ее нравы и обычаи, постановку ее системы безопасности, о которой его откровенно информировал самым подробным образом «лучший американский контрразведчик» Энглтон.

Учитывая хорошо известные внешней разведке методы проверки со стороны службы безопасности НТС вновь вступающих в эту организацию или вербуемых ею для конкретных подрывных целей, царящую там атмосферу подозрительности и боязнь проникновения в ее ряды агентов КГБ, мы уделили, как я указывал, особое внимание психологической подготовке наших основных агентов «X» и «Y».

Должен признать, что на тот период наша служба была еще слабо вооружена в психологическом отношении. За время моей краткой работы в Краснознаменном Институте перед отъездом в Польшу мы только начали разработку проблем прикладной оперативной психологии.

Тогда я безуспешно пытался найти хотя бы некоторые исследования в этой области в системе КГБ. Да их и не могло быть, так как такую исследовательскую работу можно было бы проводить, только ставя соответствующие эксперименты в процессе практической деятельности сотрудников внешней разведки, причем в основном за кордоном, то есть там, где решаются конкретные разведывательные задачи. Но таких попыток в 60-е годы наша служба даже не предпринимала. Не было аналогичных психологических разработок и в других гражданских вузах.

Тогда у меня возникла мысль: а не следует ли поискать психологические исследования, проводимые в других областях профессиональной деятельности, которые могут быть аналогичными в отдельных своих элементах, тогда эти исследования могли бы быть экстраполированы и на разведку. По крайней мере, до тех пор, пока наши спецслужбы смогут начать такую исследовательскую работу в области прикладной психологии разведывательной службы.

Знакомясь с разработками в области прикладной спортивной психологии, я обнаружил много общего между спортивными соревнованиями, особенно на высшем уровне, и разведкой. Это — общность нервного напряжения и переживаемых спортсменом эмоций с теми нервными и эмоциональными нагрузками, которые испытывает разведчик в повседневной работе, особенно при вербовочных операциях и, конечно же, во время всех видов ТФП.

Вот несколько примеров.

На ответственных соревнованиях от спортсмена требуется большая точность оценки ситуации, тонкость ощущений и восприятия обстановки, то же и в разведке, особенно в экстремальных ситуациях (например, при вербовке сотрудников или агентов других спецслужб или при прохождении проверок при внедрении в другие спецслужбы). Анализ спортивными психологами так называемых специализированных восприятий («чувства мяча» у футболиста, «чувства воды» у пловца и т. д.) вполне правомерно применить и к разведке, где также возникают аналогичные специализированные восприятия («чувство искренности» у беседующего с изучаемым человеком разведчика, «чувство опасности» или «чувство постоянного наблюдения» и т. д.).

Другое отмечаемое и исследованное спортивными психологами эмоциональное «состояние беспомощности» также может быть применено к разведке для характеристики аналогичных состояний разведчика или агента перед выполнением ответственных заданий. Например, типичный для спортсмена компонент этого состояния — опасение поражения, сомнение в успешном исходе соревнования. Здесь есть аналогия с противостоянием разведчика представителям спецслужб противника.

В большом спорте у спортсменов, идущих на ответственные соревнования, задействованы все без исключения психические функции, как и в разведке при выполнении разведчиком ответственных операций.

Эти примеры позволяют сделать вывод, что разработанные в спорте методы управления эмоциями перед началом и во время соревнований могут быть применимы и в разведке.

Данные психологических исследований указывают, что человек часто не замечает совершенно обыденных вещей. В оперативных играх же, когда от агента требуется максимальная осмотрительность, ему всегда нужно считаться с возможностью провала, он должен уметь видеть все, что может быть увиденным, все понять и запомнить. Тем более что записывать что-либо он не имеет права. Возможности же человеческого зрения, как известно, в сто раз превосходят то, что можно услышать.

В обычной жизни через зрительный канал мы получаем более 80 процентов информации о происходящем вокруг нас. Вот и необходимо учить агента видеть, наблюдать и понимать то, что наблюдается.

Как говорят психологи, нельзя рассматривать наблюдательность только как способность детально видеть предмет, явление, событие. Наблюдательность включает и умение проникать в сущность того, что видишь. Замечать характерное, особенное, связь различных сторон события с другими явлениями.

Вот почему, готовя агентов к встречам с главарями НТС, когда «X», а затем и «Y» выезжали на Запад по их приглашению, мы уделяли особое внимание ознакомлению наших агентов со специфическими сторонами деятельности и поведения энтээсовцев. Без знания этих особенностей, они могли не заметить, не увидеть опасные признаки недоверия к себе, оставить без внимания важные элементы информации.

Важным элементом психологической подготовки агентов к встречам с опытнейшими конспираторами, какими были вожди НТС, являлось настраивание их на «доброжелательный лад» по отношению к этой организации и ее целям, так, чтобы опытные разведчики и контрразведчики не могли почувствовать внутреннего негативного отношения к ним наших агентов. В общем, в этой работе по осуществлению оперативной игры с НТС для меня оказалось много интересного и полезного.

 

Операция «Бумеранг»

Другая возможность поучаствовать в разведывательной работе совместно с польскими коллегами представилась мне, когда польская контрразведка получила сигналы о попытках западных спецслужб использовать территорию Польши в своих разведывательных целях. Британская разведка проявила интерес к колонии украинцев, постоянно проживающих в Польской республике, и их возможностям часто посещать Советскую Украину. Этот сигнал поступил от польского агента-украинца Вацека, к которому приехал из-за границы знакомый оуновец — член Организации украинских националистов (ОУН), назовем его Гном. Последний интересовался, имеются ли у Вацека знакомые на Украине, приезжает ли кто-либо из советских украинцев к нему в Польшу и как они настроены. Была явно видна целенаправленная заинтересованность Гнома и его вероятных хозяев.

Зная о том, что ОУН так же, как и НТС, прошла тот же путь сотрудничества во время войны с немецкими спецслужбами, затем с британской СИС, передавшей свою агентуру для дальнейшего использования в ЦРУ, мы договорились с польскими коллегами предпринять совместные оперативные мероприятия с целью противодействовать подрывной деятельности ЦРУ на польской и нашей территории. По моему предложению Центр согласился начать операцию, имеющую целью не только срыв планов ЦРУ по засылке своей агентуры на Украину, но и ТФП нашей агентуры в «центральный провод ОУН» — руководящий центр этой организации — и выявление конкретных разведывательных целей ЦРУ в использовании каналов ОУН.

Соответственно на Украине были подобраны надежные агенты Пилот и Болек.

Главная роль в намечавшейся оперативной игре с ОУН, а через нее — с ЦРУ, предназначалась Пилоту, который был выходцем из львовской украинской интеллигенции, врач по специальности, пользовался доверием местных львовских националистов, а через них и был известен в киевских кругах. Это доверие основывалось на его «националистических» корнях — его дядя в свое время входил в пресловутое украинское правительство, так называемое Украинское государственное правление, созданное Бандерой. Хотя сам он воздерживался от активного участия в националистической деятельности, ссылаясь на профессиональную занятость.

Поскольку Гном проявил интерес и даже предложил Вацеку поездку на Украину к его знакомым во Львове, польские коллеги поручили Вацеку познакомиться с известными польским органам националистами во Львове, назвав ему несколько фамилий, среди них и Пилота, пока не раскрывая факта сотрудничества Пилота с органами КГБ. В свою очередь, Пилот был ориентирован на предстоявший визит Вацека во Львов, и ему было поручено установить контакт с Вацеком с тем, чтобы через него выйти на Гнома.

Дальнейшая игра развивалась, как мы и предполагали. «Пилот» познакомился с Вацеком, произвел на него нужное нам впечатление человека, ищущего связи на Западе. Вацек доложил Гному о результатах поездки на Украину и был вызван Гномом в Германию, где тот подробно расспросил его о положении во Львове и о его знакомых. Кандидатура Пилота сразу же заинтересовала руководство ОУН, и с Вацеком было договорено, что он постарается пригласить Пилот» в Польшу, куда для встречи с ним прибудет Гном, а может быть, и еще кто-нибудь, заметил Гном. Из этого замечания следовало, что нельзя было исключать приезд кого-либо из «центрального провода ОУН», либо даже сотрудника ЦРУ.

При подготовке к предстоявшей встрече с Пилотом во Львове были разработаны возможные его предложения о «создании на Украине боевой группы ОУН» под его руководством. В качестве своего связника Пилот должен назвать агента Болека из Киева. Однако, поскольку следовало ожидать тщательной проверки Пилота, а затем и Болека, наши агенты не должны были делать поспешных предложений, проявить определенные «сомнения» в надежности «польского контакта» в лице Вацека и так далее. Высказать пожелание связаться напрямую с ОУН.

Первая встреча Пилота с ответственным представителем ОУН, приехавшим в Польшу, проходила с участием Гнома. В дальнейшем, как и ожидалось нами, Пилот был сам приглашен в Германию, поездка в которую была организована с помощью Вацека (то есть польских органов). Для обеспечения безопасности как нашего, так и польского агентов, для того, чтобы уберечь от расшифровки в результате какой-либо несогласованности в действиях, Пилот был раскрыт перед Вацеком как наш агент, и в дальнейшем они тщательно отрабатывали линию своего поведения с эмиссарами ОУН с учетом того, что те действовали по указаниям и поручению ЦРУ.

Умелые рекомендации Вацека оуновцам, опытность и хорошее знание среды украинских националистов во Львове и Киеве Пилота способствовали завоеванию ими полного доверия «центрального провода ОУН», а следовательно, и ЦРУ.

Свидетельством тому первые конкретные поручения Пилоту по созданию «боевой группы» на Украине, способной собирать нужную ОУН (то есть ЦРУ) разведывательную информацию о воинских подразделениях, ракетных установках и других подобных объектах разведывательной заинтересованности американцев.

Дальнейшее развитие этой операции агентурного ТФП в «центральный провод ОУН», а через него и в агентурную сеть ЦРУ привело к тому, что установилась надежно действовавшая линия связи с якобы созданной Пилотом на Украине подпольной группой ОУН во главе с Болеком.

Пилот произвел на руководство ОУН большое впечатление своими организаторскими способностями, «центральный провод» стал направлять ему инструкции и информационные материалы о деятельности ОУН, денежные и технические средства и чисто разведывательную аппаратуру (фото— и радиоаппаратуру, множительную технику). Началась настоящая «разведывательная» работа, по каналам которой пошел поток дезинформационных материалов, предназначавшихся органами КГБ для ЦРУ.

Меня радовало, что эта оперативная игра с ОУН удалась, а также тот факт, что я продолжал вести активную разведывательную деятельность против ЦРУ, которое я не без основания считал не только главным противником внешней разведки, но и моим личным. Я не мог смириться с провалом нелегала Абеля в 1957 году, хотя ЦРУ, не удалось выявить ни одного агента этой нелегальной резидентуры, руководитель которой был выдан американцам изменником Виком. Но все же на судебном процессе над Абелем фигурировала и моя фамилия, а в приговоре Абелю я назывался его соучастником.

Я был доволен, что в Польше нам совместно с польскими коллегами удалось начать водить ЦРУ за нос и игра эта успешно продолжалась не только все годы моей работы в Польше, а и позже, более 15 лет. Это помогало выявлять и обезвреживать многих эмиссаров ОУН, забрасывавшихся на Украину с явно разведывательными целями, способствовало успешной нейтрализации деятельности буржуазных украинских националистов в самом ее зародыше.

Так удалась вторая успешная оперативная игра, благодаря агентурному проникновению в «центральный провод ОУН» опытного агента КГБ Пилота. Его умелая деятельность, высокая бдительность и проницательность способствовали продвижению его в состав самого законспирированного руководящего органа ОУН — «центрального провода», где ему было поручено руководить всей нелегальной деятельностью ОУН по созданию нелегальных групп на Украине. В результате агент смог выявить конкретных американских разведчиков и агентов ЦРУ, руководивших этой организацией и направлявших ее разведывательную работу против СССР.

Важность этой игры определялась и тем, что наши контрразведывательные службы своевременно получали информацию о замыслах американской разведки и могли принимать соответственные меры по защите государственных секретов от ее посягательств.

Одновременно эта совместная игра способствовала укреплению нашего сотрудничества с польскими спецслужбами, они также получали сведения о разведывательных и подрывных замыслах ЦРУ против Польши. Информация, получаемая «Пилотом», давала представление о намерениях западных спецслужб по объединению деятельности украинских националистов с враждебными народному режиму в Польше польскими эмигрантскими организациями.

Подводя итоги этим двум оперативным играм, я лишний раз убедился в особой специфичности этих операций, когда участвующим в них разведчикам и агентам приходится не просто найти путь проникновения и выдержать проверку, как это бывает при ТФП в официальные объекты или учреждения, в том числе и в спецслужбы. Здесь недостаточно соблюсти все установленные процедуры и правила, отвечать твердо сформулированным требованиям.

Нет, в неформальных организациях, преследующих какие-то политические цели, объединяющих единомышленников или даже политических авантюристов, какими, безусловно, были члены НТС и ОУН, четких правил для приема новых участников не бывает. Для этого, помимо всего прочего, требуется хорошо знать их внутренние нравы, их представление о своих сторонниках, не декларируемые, а конкретные доказательства готовности сотрудничать. В данном случае движущим стремлением членов НТС и ОУН была лютая ненависть к социализму, принадлежность к фашистским организациям, сотрудничество с нацистскими спецслужбами или, уже в послевоенное время, готовность служить любым западным хозяевам, которые хорошо вознаграждают за услуги.

Пилот преуспел в ТФП в ОУН благодаря имевшейся у него практике сотрудничества с нашими внутренними органами по выявлению и оперативной разработке украинских националистов. Он хорошо знал эти круги и уже сам давно играл роль буржуазного националиста, ему были хорошо известны приемы и методы проверки надежности кандидатов на сотрудничество.

Кроме того, высокая грамотность, интеллигентность и проницательность помогли ему в довольно короткое время преодолеть недоверчивость опытных агентов ЦРУ, занимавших руководящие позиции в «центральном проводе ОУН».

В процессе этих операций я часто представлял оперативную игру, как своеобразную шахматную операцию, в которой роль ферзя у противника играло ЦРУ. Обе партии получались действительно захватывающими. В процессе их я ясно представлял себе, какие чувства испытывали сотрудники британских спецслужб, когда они вели оперативные игры с нацистскими спецслужбами по системе «двух крестов» во время войны.

У читателя может возникнуть вопрос, не провоцировали ли эти оперативные игры у руководства НТС и ОУН стремления к дальнейшей активизации враждебной деятельности против нас?

Нет. Как раз наоборот. Важная информация от наших агентов, внедрившихся в НТС и ОУН, помогала нашим контрразведывательным органам успешно бороться не только с НТС и ОУН, но и с другими зарубежными подрывными организациями, использовавшими те же методы и руководимыми теми же западными спецслужбами.

У НТС и ОУН создавалось ложное впечатление о наличии у них в России и на Украине подпольных организаций. В этом же они убеждали своих хозяев в ЦРУ. Это снимало необходимость искать новые возможности на нашей территории, то есть наши игры препятствовали расширению враждебной деятельности этих двух антисоветских организаций. В этом плане операция ТФП в ОУН, получившая кодовое название «Бумеранг», принесла результаты, аналогичные тем, что преследовала операция «Трест», проводившаяся в первые годы советской власти под руководством Ф. Э. Дзержинского с задачей сдерживания террористической деятельности зарубежных белогвардейских организаций. Она помогла задержать более 20 зарубежных эмиссаров ОУН, проникших на территорию СССР.

Две приведенные оперативные игры носят характер комплексных, направленных как на выяснение разведывательных и подрывных планов противника, так и на активное противодействие им.

Значительно чаще спецслужбы проводят более ограниченные игры, преследующие какие-то локальные, конкретные цели и, как правило, для достижения той или иной дезинформационной цели.

Вот одна из сравнительно недавних оперативных игр, проводившаяся санкт-петербургской контрразведкой против американских разведчиков, действовавших под «крышей» своего генерального консульства в Петербурге.

Инженер одного из закрытых научно-исследовательских институтов решился на установление преступной связи с американской разведкой. При попытке переслать свое инициативное предложение он был засечен контрразведкой, чистосердечно признался в своих намерениях и, коль скоро ЦРУ положительно среагировало на его предложение, согласился помочь контрразведке в выявлении, чем эта разведка будет интересоваться и кто из разведчиков будет поддерживать с ним связь.

Началась игра, продолжавшаяся несколько лет, в течение которых американским разведчикам передавалась дезинформация, а их оперативная деятельность находилась под контролем (Краюхин С. Российский инженер водил ЦРУ за нос. Известия. 1995, 22 июня).

Чтобы закончить разговор об оперативных играх, приведу совсем свежий пример из практики зарубежных спецслужб.

В начале 1997 года в Ираке по телевидению демонстрировался 24-серийный фильм, рассказывавший об успешной оперативной игре иракских спецслужб с целью дезинформации израильской разведки «Моссад». Игра продолжалась с 1980-х по 1990-е годы. Суть ее сводилась к подставе разведке «Моссад» египетского агента — специалиста оборонной промышленности, направленного с этой целью «на стажировку» в Париж, где его и «завербовали» израильские разведчики, подослав к нему своего агента-женщину.

В результате иракская контрразведка начала игру с «Моссад», снабжая эту службу ложной информацией об оборонной промышленности Ирака.

Вся эта история убеждает зрителей, что все действующие в Ираке шпионские сети находятся «под колпаком» местных контрразведчиков (Бабкин С. Человек тени. Новости разведки и контрразведки. 1997, № 7).

 

Операция «Терра инкогнита»

В начале 50-х годов внешняя разведка отмечала усиление по всем возможным направлениям подрывной деятельности спецслужб западных держав против нашего государства. В нашу страну засылалась всевозможная ультрасовременная электронная аппаратура, с помощью которой иностранные разведчики и агенты стремились прослушивать засекреченные линии коммуникаций, похищать наши государственные секреты.

К тому времени, в силу определенного отставания в области электроники, КГБ и, естественно, его внешняя разведка еще не имели достаточного опыта в борьбе с попытками противника вклиниваться в наши линии связи и предотвращать перехват передаваемой по ним информации. В то же время внешней разведке удавалось получать самые строго охраняемые западными спецслужбами сведения о таких операциях противника. Примеры этому — деятельность агента Прайма, внедренного внешней разведкой в британский «главный штаб связи», работа агента Пелтона из американского АНБ, агентов группы Уокера и других. Наиболее нашумевшим в мире делом было вскрытие разведчиком Джорджем Блейком, работавшим до 1961 года в британской разведке МИ-6, так называемого «Берлинского тоннеля». Об этой операции ТФП расскажу подробнее, а пока небольшое отступление.

Уважаемый мною разведчик Блейк, описывая свою жизнь и деятельность в разведке (Блейк Д. Иного выбора нет. М., 1991), говорит о том, что участие в перманентном обмане окружающих, на который обречен каждый разведчик, является хотя и неизбежным, но злом, так же, как и само существование спецслужб.

Но так ли это на самом деле? Является ли разведчик и его деятельность на данном этапе исторического развития человеческого общества злом, хотя и неизбежным? Ведь так рассуждая, мы вынуждены будем считать злом многие сферы человеческой деятельности.

Участвуя в производстве смертоносного оружия, сотни тысяч людей способствуют убийству других людей, то есть, по сути дела, также творят зло. Не говоря уже о миллионах солдат, обучающихся наиболее эффективному убийству других солдат.

Пограничники, охраняющие пределы своего государства, не колеблясь, стреляют в нарушителя границы, то есть тоже совершают зло.

А что делает лазутчик во время войны? Он принимает максимальные меры к тому, чтобы обмануть противника и узнать его секреты с тем, чтобы спасти жизни солдат его армии. Но ведь это «безнравственный обман»!

А на какие обманы и безнравственные в обычном смысле действия идут целые государства, стремясь достичь своих целей во взаимоотношениях с другими государствами.

Посмотрите, как поступало в 1994 году самое мощное и богатое в мире государство — Соединенные Штаты — с небольшим островом Кубой, население которого хочет жить по своим собственным законам, а не по шаблону, навязываемому ему американцами. Под гнетом тяжелейшей блокады, которую никак нельзя назвать иначе, как действительно безнравственной, сотни тысяч кубинских беженцев искали спасения на территории США.

И что же? Их встречали пограничные катера и суда военно-морского флота США отнюдь не для спасения гибнущих на утлых суденышках и плотах людей, а чтобы не допустить воспользоваться благами этой богатой страны, «изнывающей» от изобилия продуктов и товаров. Бороться с такими глубоко безнравственными явлениями, в том числе и средствами разведки — разве это можно считать хоть в малейшей мере безнравственным, хотя вести разведку без обмана невозможно.

А ведь США, ратуя громогласно и повсюду за права человека, одновременно требуют от других народов отказаться от их образа жизни и следовать американскому. А если нет — берегитесь. Тут и блокада, и насилие, подобное совершенному американцами над островом Гренада. Разве это зло лучше той «безнравственности», которую совершает разведчик во имя устранения несправедливости в мире и устранения угрозы всеобщего уничтожения?

Нет, пока существуют государства, с различным общественным устройством и образом жизни, все указанные «безнравственности» будут сохраняться, в том числе и разведывательные службы. И едва ли разведывательную профессию следует считать неизбежным злом. Более того, думаю, что как раз разведывательным службам суждено исчезнуть из этого мира в последнюю очередь, ибо они стоят на страже того, чтобы все договоренности и соглашения, в том числе и по устранению несправедливостей и их первопричин, неуклонно соблюдались всеми и везде.

Естественно, я имею в виду государственные разведывательные службы, действующие по цивилизированным законам и под строгим общественным контролем. Что касается политических убийств, устранения нежелательных лиц, применения антигуманных средств воздействия на людей (так называемое «управление умами» и применение психотропных веществ), то их можно считать только злом, причем никак не неизбежным, а подлежащим немедленному устранению из арсенала человеческих взаимоотношений.

Так что, уважаемый Джордж Блейк, не стоит корить себя за выполненный вами высокий, истинно человеческий долг. Выполнение которого, кстати, было направлено на разоблачение грубого обмана в общечеловеческом масштабе. Разве не вы вскрывали чудовищный обман британских спецслужб, когда разоблачали более 400 агентов-диверсантов, забрасывавшихся в страны социалистического содружества британской разведкой? Не вы ли вскрыли вопиющее нарушение международного права и суверенитета другого государства английской и американской спецслужбами, когда они совершили подкоп в Западном Берлине и вторглись на территорию ГДР?

О том, как была осуществлена эта подземная операция ТФП западными службами, и намерен я рассказать. Вернее сказать, как она была блестяще сорвана внешней разведкой с помощью Д. Блейка.

 

«Берлинский тоннель»

Из английской истории сохранился в памяти эпизод о так называемом «Пороховом заговоре» 1604 года. Тогда пятеро заговорщиков задумали взорвать английский парламент во время открытия его очередной сессии, на которой должен был присутствовать ненавистный им король.

Заговорщики сняли дом по соседству с Вестминстером, как раз в той его части, где должно было состояться открытие сессии парламента. Из этого дома был прорыт тоннель в подвал Вестминстера. Туда было заложено большое количество бочек с порохом, взрыв которых неизбежно похоронил бы под обломками здания парламента английского короля и многих его сторонников. Однако, благодаря действиям полиции, заговор был раскрыт и взрыва не состоялось. Эта неудавшаяся попытка ТФП под землей и получила название «Порохового заговора».

В детские годы все увлекались похождениями героев Дюма, и среди них, конечно же, запомнился граф Монте-Кристо, который смог сбежать из неприступной крепости-тюрьмы благодаря прорытому другим пленником подкопу. Не раз слышали о бегстве заключенных из нацистских концентрационных лагерей, из различных тюрем таким же образом, по проложенным под землей тоннелям. И в сегодняшней жизни часто узнаем из криминальной хроники об ограблениях ювелирных магазинов и складов путем подкопа.

Этот метод проникновения оказался не чужд и разведывательным службам.

Первой такой операцией подземного ТФП явилась блестящая операция, получившая широчайшую известность в западных средствах массовой информации как «Берлинский тоннель», осуществленная совместно британской и американской спецслужбами в 1953–1956 годах.

Операцию эту я называю «блестящей», так как она была с огромным успехом использована внешней разведкой для нанесения встречного удара двум ее антиподам.

Так как об этой операции было написано много, остановлюсь на главном, а именно на роли разведчика Блейка, благодаря которому опаснейший замысел противника был превращен в нашу крупную победу.

Джордж Блейк, фактически только что начавший свою разведывательную деятельность в недрах британской разведывательной службы МИ-6, в 1953 году оказался свидетелем и в качестве ведущего протокол участника совещания ряда ответственных представителей СИС и ЦРУ, на котором обсуждался план дерзкой операции ТФП под землей из Западного Берлина на территорию Восточного Берлина с целью перехвата и прослушивания закрытых советских и восточногерманских линий связи, проходящих по трем телефонным кабелям, связывавшим Москву и Берлин.

Тоннель протяженностью более 150 метров должен был начинаться в американском секторе Берлина, что и обусловило участие в этой операции ЦРУ. Кстати, на совещании в СИС присутствовали не только руководитель советского отдела ЦРУ Роулетт, но и резидент этой разведки в Берлине Билл Харви, о котором я уже несколько раз упоминал в этой книге.

После указанного совещания в СИС Блейк передал через советского разведчика-связника из резидентуры внешней разведки в Лондоне в московский Центр все материалы по операции «Берлинский тоннель», и они оказались на столе начальника внешней разведки еще до того, как Блейк передал отпечатанные им протоколы совещания своему шефу в СИС.

Таким образом, операция ТФП по подземным каналам с самого своего зарождения не оказалась тайной для внешней разведки и была обречена на поражение.

Но просто помешать ее осуществлению с нашей стороны было бы опасно для положения Блейка, поскольку в ЦРУ и в СИС о ней были осведомлены только несколько сотрудников и тень подозрений с неизбежностью пала бы и на Блейка.

Внешняя разведка распорядилась полученной информацией поистине блестяще. Было решено прекратить наиболее важные переговоры по намеченным к перехвату противником каналам связи, переключив их на другие линии связи. Однако часть менее серьезных секретных переговоров все же оставить и проводить по этим кабельным каналам, чтобы не породить подозрения у западных служб. Одновременно был намечен план широкомасштабной дезинформации по военным и политическим проблемам.

Итак, ситуация, которая, не будь Блейка, грозила серьезнейшим провалом, обернулась не менее, а скорее еще большим провалом сразу двух мощных наших противников — СИС и ЦРУ.

Эти службы в течение восьми лет трудились в поте лица, обрабатывая огромный поток перехватываемой ими информации. Сотни переводчиков с русского языка работали, специалисты высокой квалификации анализировали эти материалы, затрачивая многие десятки миллионов долларов. СИС и ЦРУ ни о чем не подозревали и тогда, когда в 1956 году наши службы решили прекратить действие «Берлинского тоннеля», инсценировав «случайное» обнаружение его связистами-ремонтниками.

В результате западные разведки продолжали верить всему, что они получили по этому перехвату, вплоть до ареста Блейка в 1961 году, то есть еще пять последующих лет.

Американский публицист Д. Мартин писал, что внешняя разведка не спешила с ликвидацией «Берлинского тоннеля», давая возможность СИС и ЦРУ затрачивать усилия и деньги на перехват и обработку передававшейся русскими информации, не имеющей никакой практической ценности (Мартин Д. Зеркальный лабиринт. Нью-Йорк, Балламтай Вукс, 1981).

Что касается последнего утверждения, то Мартин глубоко ошибался. Для внешней разведки этот «поток информации» имел значительную «практическую ценность» для дезинформирования Запада о планах и деятельности советских учреждений в ГДР, намерениях в отношении Западного Берлина и по другим германским проблемам.

Таким образом, почти восемь лет «Берлинский тоннель» был источником дезинформации. Эта операция достаточно ярко характеризует эффективность разведывательной деятельности «крота» внешней разведки внутри СИС.

Но Блейк, командированный СИС для работы в берлинской резидентуре этой разведки в 1955 году, внес еще один весьма ценный вклад в борьбу с активно действовавшей в Берлине британской разведслужбой.

Резидентура СИС в Западном Берлине, насчитывавшая в то время около ста сотрудников, главной задачей имела вербовку агентов из числа советских граждан, работавших в ГДР.

Учитывая это, внешняя разведка предприняла операцию по созданию через Блейка канала дезинформации британской спецслужбы в области экономики. С этой целью с ведома Блейка ему был подставлен опытный агент Борис, специалист из экономического аппарата, работавший в ГДР. Блейк завербовал «Бориса» как ценного источника, видного чиновника СЭВ и стал в резидентуре «единственным британским разведчиком в Берлине, добившимся такого выдающегося результата». Эта операция внешней разведки, получившая кодовое название «Борис», проводившаяся на самом высоком профессиональном уровне, позволила снабжать Запад, в дополнение к военной и политической дезинформации, шедшей по каналу «Берлинского тоннеля», также и экономической целенаправленной дезинформацией. Через Бориса Запад дезинформировался об экономических планах и намерениях СЭВ в отношении внутренней и внешней экономической политики стран социалистического содружества. Поступавшую по этому каналу информацию весьма высоко оценивали как в Лондоне, так и в Вашингтоне. Все это поднимало и личный авторитет Блейка.

Как отметил английский писатель Ф. Найтли, хорошо известный в Англии как специалист по вопросам разведки, обе эти операции, осуществленные внешней разведкой с участием Блейка, были таковы, что любая из них была способна подтвердить высказанные на суде в его адрес слова о том, что он «во многом свел на нет усилия британской разведки в послевоенный период… Ибо они позволили КГБ навязать западной разведке желательный для него образ мышления и оставались нераскрытыми так долго, что дезинформация, предоставленная западным агентствам, просто вылилась в повседневную работу разведки, извращая ее и делая бесполезной» (Санди таймс. 1990, август).

Для убедительности этого утверждения скажу, что наш разведчик за менее чем восемь лет активной работы во внешней разведке передал ей сведения на более чем 400 британских агентов в СССР и других социалистических странах. Ведь когда действовал этот уникальный разведчик в СИС, мир стоял на грани войны. Запад бросал против Советского Союза все силы своих тайных служб и их агентуры, а Блейк делал все, чтобы эти западные тайны становились для нас явными, разрушая враждебные замыслы противника.

Резидентуры СИС вербовали граждан стран бывшего социалистического сотрудничества, а Блейк немедленно сообщал об этих людях еще до того, как они становились активными британскими агентами. Это позволяло внешней разведке принимать меры к нейтрализации их возможной подрывной деятельности. Сообщал он и о тех матерых британских разведчиках и агентах, которых СИС нелегально забрасывала за «железный занавес».

Теперь, читатель, представь себе, насколько в условиях жесткого контроля и конспирации, царивших в британской разведке, должен был хладнокровно и безошибочно действовать Блейк, чтобы из месяца в месяц, в течение всех восьми лет знакомиться с секретными материалами не менее чем на 10–20 агентов ежемесячно, секретно их фотографировать, таясь от возможных свидетелей, и затем передавать нашему связнику, встречаясь с ним под постоянной угрозой возможного наблюдения со стороны контрразведки.

Ведь это адская нервная перегрузка, помимо того, что разведчик должен был исполнять, и вполне успешно, свои «основные обязанности» в СИС.

Думаю, что сказанного вполне достаточно, чтобы охарактеризовать способности и высокий профессионализм Блейка.

О целостности и убежденности личности Блейка, его сильной воле говорит и поведение его при допросах в СИС после ареста, когда он предпочел осуждение на долгое тюремное заключение отказу от своих принципов. И конечно же его необыкновенное бегство из британской темницы, где он, вместо 42 лет по приговору, отсидел всего шесть лет.

Не могу удержаться от упоминания о том, в каком деликатном и позорном положении оказались СИС и ЦРУ, когда в 1961 году для всего мира стало ясно, что их так долго водила за нос наша внешняя разведка. Ведь в 1953 году, когда СИС и ЦРУ задействовали «Берлинский тоннель», они тайно радовались и хвалили друг друга за крупный разведывательный успех. А что творилось в западной прессе, когда в 1956 году после «обнаружения» тоннеля самому факту осуществления такой «выдающейся» операции ТФП на территорию другого суверенного государства было придано значение «небывалого в истории разведок» успеха Запада и поражения Востока.

И вот ошеломляющий крах! Оказывается, музыку-то заказывала внешняя разведка, а СИС и ЦРУ послушно плясали под нее.

 

Операция ТФП в Царство Посейдона

Операция ТФП «Берлинский тоннель» имела аналог — другую операцию ЦРУ, но уже не на суше, а в морской глубине. В 1980 году агент внешней разведки, бывший сотрудник американской специальной службы АНБ Рональд Уильям Пелтон сообщил об организованном американцами перехвате советского канала связи по кабелю, проложенному по дну Охотского моря. Тогда ЦРУ долго гадало о том, как спецслужбам Советского Союза удалось обнаружить эту их сверхсекретную операцию ТФП. На этот раз нам также помог агент, хотя для конспирации источника этой информации успех обнаружения взяли на себя наши контрразведывательные службы, гласно объявившие о «наглом провокационном акте американцев».

Вот и подумаем, что если бы у внешней разведки не было ни Блейка, ни Пелтона, какие бы стратегические и иные секреты государства узнали на Западе. Эти два примера показывают значение операции ТФП для обеспечения государственной безопасности.

 

Операция «Утопленный тоннель»

Оказывается, подземные операции ТФП использовались и для подхода к секретам дипломатических представительств со стороны наших контрразведывательных органов и некоторыми другими спецслужбами. С тремя такими примерами мне удалось ознакомиться только по печатным изданиям, попавшимся мне в 1994 году. Начну с такой же «подводной» операции.

Руководство израильской разведки, очевидно, решило не отставать от моды на гласность и довело до широкой общественности ряд эпизодов из жизни своей спецслужбы (Деннис А., Дан У., Ландау Э. Моссад. М., 1993).

Один из рассказанных авторами эпизодов поразил меня: это было первое сообщение о неудавшейся попытке ТФП якобы со стороны КГБ во вновь отстроенное посольство Израиля в Москве путем прокладки подземного тоннеля, дававшего свободный доступ в посольство.

Такая попытка имела место, по версии авторов, в начале 60-х годов, когда израильтяне обнаружили под их новым посольством тоннель, прорытый с территории невдалеке расположенной усадьбы КГБ. Тоннель был достаточно широк для обеспечения ТФП в посольство, а также для эффективного электронного наблюдения за деятельностью внутри посольства.

В данном случае обнаружение произошло якобы совершенно случайно в первые же дни вселения израильских дипломатов в новое здание. Так что операция ТФП сорвалась, еще не начавшись. Однако, учитывая наш собственный опыт в случае с инсценировкой обнаружения «Берлинского тоннеля», а также зашифровкой источника Пелтона в другом случае, я допускаю возможность получения израильской разведкой информации и из органов КГБ.

Как утверждает израильская разведка, КГБ для скрытия факта подкопа затопила тоннель. В результате израильское посольство также оказалось подтопленным и вызванные послом «пожарники» сумели заблокировать подкоп. Как видите, и эта операция бесславно завершилась «под водой».

Однако огласка израильскими дипломатами этой неудавшейся операции ТФП среди московского дипкорпуса закрыла этот путь возможного доступа в иностранные объекты. По крайней мере, на какое-то время, пока этот эпизод не забудется.

 

Операции ТФП Из серии сказок Шехерезады

Бывший сотрудник 8-го Главного управления КГБ, изменник В. Шеймов, в своем опусе, выпущенном не без содействия американской спецслужбы (Шеймов В. Башня секретов. Нью-Йорк, 1993), рассказывает о двух примерах операции ТФП в иностранные дипломатические посольства в Пекине, ставшие ему известными во время служебной командировки в Китай. Не могу ручаться за достоверность его сообщения, но коль скоро речь идет о событиях, отвечающих теме моих воспоминаний, счел полезным привести и эти «китайские истории».

В первой из них речь идет об успешной операции ТФП китайских спецслужб в посольство ГДР в Пекине. В этой операции китайцам удалось незаметно проложить не только тоннель, но и мастерски сделать выход из него в подвал посольства, а оттуда и в кабинет посла.

Прорыв тоннель под фундаментом здания посольства, они пробили вход в подвал. Все было сделано так искусно, что, когда крышка входа в тоннель находилась на месте, она была совершенно незаметна.

Когда нужно было проникнуть в посольство, китайцы просто поднимали бетонную крышку при помощи гидравлического подъемника, управляемого из тоннеля. Затем таким же образом по ночам был проделан вход на первый этаж.

Опять же крышка входа из подвала была совершенно незаметна, как при осмотре из подвала, так и на паркетном полу первого этажа, где ее края были тщательно подогнаны под рисунок паркета. Так китайцы попадали в кабинет посла, который, однако, был полностью изолирован от остальных частей посольства, и они не могли получить доступ в другие части посольского здания, о чем китайцы знали заранее и довольствовались тем, что могли найти у посла. Здесь они собирали все использованные черновики и черпали из них информацию.

Когда посольство обнаружило подкоп, оно не стало поднимать шума и даже не сочло нужным проинформировать своих коллег-дипломатов из других стран соцсодружества.

Тот же автор не без саморекламы расписывает, как он сумел раскрыть систему акустических каналов, построенных китайцами из советского посольства с целью подслушивания разговоров советских дипломатов.

Оба эти примера свидетельствуют о том, что операции ТФП активно проводятся иностранными спецслужбами против дипломатических представительств на территориях бывших социалистических стран, в том числе и против наших посольств.

Мне не удалось найти другой информации о проводимых западными спецслужбами подземных операциях ТФП. Но приведенные сообщения, очевидно, имеют под собой реальную основу. Возникает вопрос: имеются ли перспективы у этого вида операций? Думаю, что да.

Остается еще путь по воздуху, но пока такого рода «воздушных операций» с целью ТФП, кажется, еще не было. Но один сигнал как-то проскочил в американской прессе, сообщавшей мельком о проникновении с воздуха агента ФБР в помещение советского посольства с целью закладки там микрофона подслушивания, но никаких других подробностей не сообщалось.

В заключение рассказа о «подземных» ТФП можно отметить их общий недостаток: после раскрытия неизбежный след от подкопа свидетельствует об имевшем место проникновении к секретам, что позволяет владельцам оных делать соответствующие выводы о том, что конкретно из хранившихся в их объекте секретов стало известно противной стороне. Правда, немым «следам» ТФП вопросов не задашь, что затрудняет анализ, тогда как при провале агента в большинстве случаев спецслужбам противника удается многое у него выведать. Оперативные игры «Наемники» и «Бумеранг» напомнили мне о другой игре, которую во время Второй мировой войны проводил, правда, вынужденно Треппер против нацистских спецслужб. Об этом я впервые узнал из рассказа моего бывшего начальника по нелегальной разведке генерала Александра Короткова, имевшего непосредственное отношение к разведывательной организации, получившей на Западе название «Красная капелла». Затем, в 1966 и 1968 годах, в западногерманской прессе появились обширные статьи об этой организации (Ди Вельт. 1966, 17 октября; Дер Шпигель. 1968, № 21), в связи с расследованием, проведенным французским журналистом Жилем Перро, и появлением его книги (Перро Ж. Красная капелла. Гамбург, 1968). Вскоре после прибытия в Польшу, где-то в конце 1973 года, польские коллеги обратились ко мне с просьбой выяснить в Москве, возражают ли еще наши спецслужбы против разрешения Трепперу выехать из Польши на Запад. Тогда я узнал, что после окончания войны Трепперу удалось вернуться в Советский Союз, где в «благодарность» за его самоотверженную разведывательную работу против нацистской Германии он был осужден бериевско-сталинским режимом «только» на 10 лет тюрьмы «по подозрению в предательстве». Этот незаурядный военный разведчик, история о подвигах которого обошла все спецслужбы Запада как поучительная, отсидел весь срок, после чего ему разрешили с семьей выехать в Польшу, которая была его родиной.

Но одновременно польские спецслужбы получили просьбу КГБ ни в коем случае не выпускать его на Запад.

С тех пор Треппер неоднократно обращался к польским властям за разрешением на поездку во Францию, где проживали все его родственники, в том числе и сыновья, однако получал отказ.

Польские коллеги пояснили, что на них постоянно оказывают давление сионистские круги, тем более что Треппер возглавляет еврейскую организацию в Варшаве.

Мне было любопытно познакомиться с этим легендарным разведчиком, и польские коллеги организовали мне встречу с ним. Не расшифровывая своего положения и принадлежности к КГБ, чтобы не вызывать у Треппера неприятных воспоминаний, я поинтересовался его планами на будущее, в том числе и о том, не собирается ли он изложить историю своей деятельности в качестве военного разведчика. Он откровенно сказал, что хотел бы закончить свою жизнь в кругу своих родных, а что касается мемуаров, то все будет зависеть от здоровья. Ведь ему уже 70 лет, добавил он, хотя чувствует себя, несмотря на все испытания, еще достаточно хорошо, а память его прочно хранит все события. Но, поспешил он заверить, не собирается что-либо выдумывать и тем более чернить свою вторую родину — Советский Союз, которому так долго и верно служил.

Расставаясь с Леопольдом Треппером, я обещал сделать все возможное, чтобы ему разрешили выехать к семье.

Направляя запрос польских коллег, я высказал мнение, что дальнейшее задержание Треппера не имеет смысла, поскольку то, что он знает о военной разведке, относится к далекому прошлому. Кроме того, по имевшимся у меня сведениям, добавил я, он не собирается писать что-либо негативное о нашей стране.

Вскоре пришел положительный ответ о том, что ГРУ не имеет возражений, и я был рад сообщить об этом полякам.

Через год на моем столе лежала книга Треппера о его «Большой игре» с нацистами, изданная в Париже. Когда же я вернулся домой, то вновь имел возможность, теперь уже в русском переводе, в спокойной обстановке, находясь в отставке, перечитать его изумительную, полную напряженных моментов историю состязания с немецкими спецслужбами в том, кто кого перехитрит.

Суть «Большой игры» сводилась к тому, что, оказавшись из-за предательства одного из своих радистов-шифровальщиков в руках гестапо, Треппер воспользовался заинтересованностью нацистских главарей в проведении оперативной игры с советским военным руководством через ГРУ, дал согласие на сотрудничество с ними. Одновременно использовав нераскрытый немцами канал его связи с руководством в Москве, он известил, что произошел провал всей его организации и он будет работать в дальнейшем под контролем немцев. Однако в Москве этот сигнал не был зафиксирован, и в этом трагедия «Кенти».

Так в 1943 году началась двойная оперативная игра: немцев с ГРУ, а ГРУ — с немцами.

Можно представить, по какому тонкому льду все это время ходил разведчик, водя за нос опытнейших контрразведчиков, пока ему удалось, добившись доверия, организовать свой побег.

Полагаю, что жизнь Трепперу уже в Союзе спасло то, что он, хотя и дал согласие на сотрудничество с немцами, затем сумел в значительной мере искупить часть вины, в том числе выявил и настоящего изменника. Плюс он завербовал гестаповца, который вел его допрос. А за остающуюся часть — получил 10 лет тюрьмы, хотя я лично считаю это бесчеловечным бериевским произволом.

Ведь Треппер, судя по его книге, долгие годы, являясь агентом ГРУ, успешно выполнял разведывательные задания, выезжая нелегально в Европу. С 1938 года, действуя из Бельгии, приступил к организации обширной разведывательной сети. К началу Второй мировой войны он уже располагал хорошо организованной разведывательной группой и многими агентами — источниками информации о военных действиях германских войск в Европе, затем о подготовке к войне против нашей страны. С началом Великой Отечественной войны от него пошел поток важной военной информации. Провал произошел в конце 1942 года, как я уже упоминал, в результате измены одного из его сотрудников.

Ведя острейшую игру с нацистской спецслужбой, Треппер смог спасти ряд своих сотрудников и уберечь от провала отдельных агентов.

Благодаря находчивости, богатому личному опыту «Большого босса», как прозвали Треппера немцы, ему удалось перевести неизбежное поражение в успешную оперативную дезинформацию немцев, завершившую поистине героическую страницу деятельности советской военной разведки во время Второй мировой войны.

В Польше Треппер еще раз напомнил о себе, когда я совершал одну из ознакомительных поездок по стране. Мне тогда довелось проезжать городок Новый Тарг, на юге страны. Я вспомнил, что как раз в этом районе родился Леопольд Треппер в 1904 году в семье мелкого торговца, насчитывавшей десять детей.

Оставшись в 12-летнем возрасте без отца, он был чернорабочим, год проучился в университете, в Польше времен Пилсудского стал безработным. Он сидел в тюрьме, боролся в Палестине против британского колониализма, участвовал в революционной борьбе во Франции.

Уже крепко обтертым бойцом вступал он на путь разведывательной деятельности, сбежав из Франции в Советский Союз, где ему помогли завершить высшее образование и подготовили к ответственному заданию, которое он выполнил по любым, даже самым жестким меркам на отлично.