***

Марк уже несколько часов не мог закрыть глаза и оторвать взгляд от Алисы, что безмятежно спала рядом, сжавшись, как всегда, в комочек, если не оплетала его всей собой. Ему до ее спокойствия было слишком далеко, чтобы он мог вот так же умиротворенно спать, зная, что уже завтра вечером они попрощаются.

Когда Алиса только приехала сюда и достала его в первые же пару часов знакомства, казалось, что полгода, что она проведет в этой школе, не закончатся никогда. Но на деле это время утекло как вода. И впервые расставаясь с кем-то из учеников, Марк чувствовал себя таким опустошенным. Даже уехавшие пару дней назад Леся, Арина, Костя, Андрей и Денис не заставили его ощущать себя таким потерянным. Глядя им в спины, он лишь чувствовал смутную тоску, да тревогу за то, что с ними будет дальше. Но даже это затмилось осознанием того, что очень скоро настанет черед вот так же смотреть в след Алисе.

Пожалуй, всю силу своей привязанности, своих чувств к этой девочке Марк оценил лишь сейчас, когда взгляд не мог отвести от нее, когда старался запомнить каждую черточку на ее лице, каждую родинку на теле, и узор татуировок. Но дать определение этой самой привязанности так и не мог. Или просто не знал, как назвать это чувство всепоглощающего спокойствия рядом с ней, гармонии в душе, ощущения легкости, которая давала дышать свободно, желания взять за руку и не отпускать никогда, не прекращать смотреть в задорные глаза, в которых черти плясали всегда и постоянно, слышать смех и видеть улыбку на губах. Черт, даже эти синие волосы и пирсинг сейчас казались пределом совершенства, нормой, к которой он привык и не желал прощаться! Банальностью было бы назвать это любовью. Это было куда больше, сильнее, непостижимей, чем просто «любовь». Это было в доверии, во взглядах, в прикосновениях, тихом шепоте на ухо, сверкающих глазах и улыбке. И этого было так много, что в голове все путалось, мешая понять. Да и нужно ли что-то понимать, когда это уже принято твоим сердцем и разумом? Когда уже не имеет смысл, что конкретно прячется под сумбуром чувств, главное, что оно есть?

Алиса зашевелилась и сонно раскрыла глаза, будто Марка мешал ей спать своим взглядом.

— В чем дело? — сонно пробормотала девушка, заползая на мужчину всем телом и укладывая голову ему на плечо.

— Спи, — только и сказал тихо Марк в ответ, успокаивающе поглаживая ее макушку, а пальцами другой руки перебирая локоны на ее спине.

Алиса послушно затихла в его руках, а он так и не уснул до самого утра, не прекращая вдыхать сладкий запах, ощупывать кончиками пальцев все ее тело, запоминать, как четко и гармонично оно сливается с его собственным.

Лишь поздним утром девушка проснулась. Зашевелилась в руках Марка, тыкаясь сонно носом ему в плечо, ощупывая его руками, будто проверяя, не снится ли он ей, и лишь после этого открывая глаза, встречаясь с ним взглядами. Медленно улыбка расползлась по ее нежному, слегка помятому, но оттого еще более милому, лицу, и она снова мурлыкала, довольно потягиваясь, напоминая мужчине в такие моменты кошечку, сытую и довольную жизнью.

— Чего такой кислый? — положив ладошки ему на грудь и опираясь в них подбородком, глядя ему в лицо, спросила Алиса.

Марк только усмехнулся, коснувшись кончиками пальцев ее высокой скулы, давая ей возможность проснуться окончательно и самой вспомнить повод для грусти. А возможно, это лишь для него был повод, ей же все могло быть по боку? Но Марк все же в этом сомневался: как бы ни была Алиса смела на слова, он видел ее ответную привязанность к себе, не сомневался в ее доверии, в ее отношении в целом. Она могла играть для всех и со всеми, но с ним всегда была честна, пусть с долей хитрости, замалчивания, но тем не менее. И подтверждение этому появилось, как только в глазах Алисы зажглось понимание, вспомнилась причина, которая со сна, в его объятьях, на миг показалась лишь призрачной.

— Не думай, — подалась девушка чуть вперед, касаясь его губ своими, найдя в этом способ забыться еще на несколько часов.

Марк обхватил ладонями ее личико, отвечая на поцелуй, углубляя его и прикрывая глаза, готовый убежать от реальности вместе с ней, пусть это и было для него непривычно. Но с Алисой все его привычки, принципы и устои давно потеряли свою значимость, силу и смысл. Перекатываясь и поднимая под себя покорное тело, он лишь сильней приник к ее сладким губам, что имели вкус вареной сгущенки, целую банку которой она съела перед сном, сидя на его кровати и смотря в телевизор, в то время как он не отрывал своего взгляда от нее. Обнаженные тела тут же переплелись в привычной тесноте, руки заскользили по коже, а дыхание стало учащаться.

Но как бы ни была приятна эта близость, как бы ни была горяча и страстна, мысли все равно не покидали разумов. И оттого все ласки были сильней, поцелуи жестче, касания жадней, а движения отчаянней. Будто не хватало всего и сразу, будто было мало, недостаточно, неполноценно. Алиса беспрестанно никла к нему, шепча его имя в бреду удовольствия, а Марк был не в силах разжать руки, отпустить ее хоть на миг. И даже когда все закончилось, так и не выпустил ее, удерживая у себя на коленях, лицом к лицу, чтобы обнимать, касаться губами, руками обвивать крепко нежный стан, вдыхать сладкий запах их близости и ее собственный.

Ни разу за все время, как они стали любовниками, Алиса не воспользовалась этим своим преимуществом. Не попыталась найти выгоду в его привязанности к ней, не попыталась воспользоваться им. Ей даже в голову не пришло просить его о чем-то, что могло бы выходить за рамки их искреннего доверия, что подорвало бы его. Она была с этим мужчиной, открылась ему не из выгоды, не по причине возможности воспользоваться им в корыстных целях, а лишь потому, что желала этого всем сердцем. А Марк ждал от нее этого. Не сомневался в ее чувствах к нему, в честности, но ждал: она слишком сильно желала помощи в обретении свободы, что вполне могла бы позволить себе попросить об этом. Это — свобода — было самым желанным в ее жизни, и это всегда останется неизменным. Могут поменяться привычки, вкусы, но не стремление убежать от всего и всех, чувствовать себя хозяйкой жизни, нести ответственность лишь за себя, никому не подчиняться, никого не просить. Марк не понимал этого, подчиняясь всю свою сознательную жизнь и подчиняя себе других. Его жизнь была полностью противоположна той, что жила девушка. Для него нормой было жить по правилам, нормой было выполнять приказы, и он никогда не стремился изменить свое положение, свой статус — это удовлетворяло его многие годы. Но Алиса дала ему возможность увидеть разницу между тем, как они жили. И за слишком короткое время он пристрастился к этому вкусу свободы, безответственности и легкости бытия. Это удивляло его самого, заставляло недоуменно качать головой, ловя себя на подобных мыслях и открытиях. Но это пришло так легко, что он даже не пытался это побороть, к тому же приносило слишком много радости и удовольствия, заставляло по-новому, иначе смотреть на все вокруг, чего-то желать, к чему-то стремиться и что-то менять. Еще пару месяцев назад он рассмеялся бы в лицо тому, кто усомнился в его принципах, в его образе мышления и жизни, в его твердокаменности и неуступчивости, излишней правильности. Сейчас хотелось смеяться лишь над самим собой.

— Почему ты не просишь? — тихо произнес Марк, зарываясь лицом в ароматные влажные локоны девушки на ее плечах.

— Не прошу о чем? — перебирая пальцами его волосы, спросила Алиса.

— Помочь тебе. Вытащить, освободить, дать убежать, — заглядывая ей в глаза, уточнил Марк.

Девушка лишь коротко и невесело усмехнулась, опуская взгляд.

— Потому что я не имею на это права. Это — система — твоя жизнь, уже много лет. Пойти против нее ты не сможешь, просто не сумеешь побороть свой долг, свою ответственность, свое предназначение. И я понимаю это и принимаю. Я никогда не попрошу тебя оставить то, из чего состоит твоя жизнь. Никогда не попрошу уйти из-за собственной прихоти. Я знаю, как это важно для тебя, знаю, как ответственно и серьезно ты относишься к тому, как живешь. Это — твоя суть. Я не имею права просить тебя выбирать.

Марк коротко кивнул, но на губах появилась ухмылка, которой девушка не видела, глядя в сторону и задумчиво сведя брови. Мужчина и не думал, что Алиса может так серьезно и правильно относится к тому, что важно для него. Она была эгоисткой, что уж тут скрывать, всегда жила лишь по своим правилам, плевать хотел на общество и каждого человека в частности, тем более, когда могла с такой легкостью добиваться их расположения даже в самой неподходящей ситуации и с самой удивительной личностью. И все-таки она не ставила его перед выбором, понимая и не пытаясь все вывернуть в свою сторону. И сейчас Марк поймал себя на мысли, что разочарован этим, что хотел бы, чтобы она попросила, чтобы хотя бы так обосновать собственную обескураженность и хаотичные мысли, что не давали покоя уже несколько дней, ища иной выход из сложившейся ситуации.

— А ты попроси, — мягко, но твердо произнес Марк, когда Алиса вновь посмотрела на него. — Попроси — и я сделаю. Найду. Вытащу. Заберу. Землю перерою, если ты захочешь.

Он обхватил ладонями ее лицо, серьезно глядя ей в глаза, прислонившись лбом к ее лбу, шепча эти слова ей в губы тихо-тихо, без горячности, присущей ситуации драмы и страстности, без нервно дрожащих рук и губ. Но так открыто, так спокойно и решительно, что не возникало сомнения в искренности его побуждений.

Глаза девушки поначалу широко распахнулись, неверяще и шокировано. А потом на губы медленно выползла улыбка — довольная, хитрая и счастливая. Глаза засияли, а тишину комнаты нарушил веселый задорный смех. Алиса уложила Марка на спину, улыбаясь ему, взяла его ладонь на своем лице в руку и мягко коснулась губами центра, нежно глядя ему в глаза.

— И ты выполнишь свое обещание? — продолжая улыбаться, спросила девушка, глядя ему в глаза.

— Выполню, ты знаешь.

— Тогда пообещай, что найдешь меня! — горячо зашептала Алиса ему в губы, проникновенно и умоляюще глядя ему в глаза. — Пообещай, что вытащишь, что поможешь уйти и сбежать! Что не оставишь, что придешь за мной, где бы я ни была!

— Обещаю, — ответил Марк, крепко-крепко прижимая ее к своей груди, пряча в своих руках от всего мира на несколько минут, еще принадлежавших только им.

А через несколько часов он смотрел вслед уезжающей машине, за рулем которой был Тимур, увозя из школы Алису. Перед тем как сесть внутрь, друг бросил на него сожалеющий взгляд и, как показалось Марку, немного стыдливый: за то, что именно он забирает у него его вздорную малышку, что именно он подтолкнул его к ней однажды, а теперь сам же разлучает. Сама девушка не смотрела на него, не сказала ни слова — все осталось в его комнате: и слова, и взгляды, и прикосновения.

И пусть Марк знал, что еще увидит Алису, найдет ее, как обещал, все равно чувствовал себя потерянным и опустошенным. Душа рвалась за ней, а тело приходилось сдерживать, чтобы оно невольно не потянулось вслед, показывая всем вокруг как же ему тяжело сейчас стоять и равнодушно смотреть на скрывшуюся за поворотом машину. Маска на лице как обычно прятала все его чувства и эмоции, даже глаза были привычно холодные, и никто из тех, кто был сейчас рядом и мог увидеть его, не сказал бы, что его трогает отъезд любимицы.

— Я тоже однажды потеряла дорого мне человека, — раздался неожиданно голос Евы позади Марка, приближение которой она как всегда не заметил. — Именно поэтому стала такой.

— Я не потерял, — только и ответил мужчина, медленно переведя на нее холодный равнодушный взгляд. — И не опустил рук, как это сделала ты. Не дал горю завладеть моей душой, не дал сделать из себя пустышку.

— Вот какой ты считаешь меня? — невесело хмыкнула Ева, глядя ему в глаза.

Они впервые разговаривали друг с другом на последние месяцы. С тех пор, как Марк сблизился с Алисой, Ева ушла в тень, интуитивно ощущая, что ее время рядом с этим мужчиной подошло к концу. Не был сожалений, ревности, обиды и разочарования — в конце концов, он ничего ей не обещал. Она просто приняла как данность, что вновь осталась без спасительного круга. А теперь Марк говорит ей о том, что думает о ней. И даже это не было обидно, потому что было правдой.

— Ты знаешь это не хуже меня. Ты еще очень молода, чтобы начать все заново.

— Так вот чему научила тебя эта девочка? Начать все заново? — задумчиво протянула молодая женщина.

— В том числе, — скупо кивнул Марк и ушел.

Он шел, думая о том, как много еще впереди дел, отстраняя от себя мысли, что сейчас были не к месту. Он уже почувствовал опустошение, тоску и грусть, и пока этого хватит. Пора было брать себя в руки и идти дальше, действовать, чтобы выполнить свое обещание. Он не собирался раскисать, не собирался предаваться унынию — на это не было времени. Да и зачем? Нужно сосредоточиться на том, что предстоит сделать, а не том, что бушует внутри и лишь мешает рационально думать. Пусть Алиса и научила его принимать чувства, не отгораживаться от эмоций и желаний, здравость и рассудительность никуда не делись, по-прежнему продолжая служить ему, как и острый ум, опыт и знания, которые и приведут его к новой цели.

Четко чеканя шаг, уверенно глядя вперед, каждым своим жестом выражая свою силу и властность, Марк шел к школе. Здесь его время подходило к концу. Здесь вообще вся его прежняя жизнь подошла к концу. Проклиная это место за его грязь, за его пошлость и низость, он и не думал, что однажды оно станет началом его новой жизни во всех смыслах этого слова. Не подозревал, что сломанные души тех, кто окружал его, станут отправной точкой его нового пути, что дадут понять ему новые истины, что станут началом конца его привычного и такого пустого существования. Он не ощущал в себе грандиозных изменений, ничто на первый взгляд не поменялось. Но в то же время, глубоко в душе, где никто не видит, все встало вверх тормашками, все, прежде значимое, перестало иметь вес. Все благие помыслы, которыми он увещевал себя, чтобы оставаться здесь и делать свою работу, смылись чистым звонким смехом и хитрой улыбкой, правдой в лицо и язвительностью в ответ. Уже не казалось правильным вообще находиться здесь и прикладывать руку к тому, что творилось в этих стенах. Резко пришло понимание, что, действительно, он слишком завяз в системе, раз подобное стало казаться нормальным. Кто в здравом уме похвалит его за его работу? Кто скажет, что он делает все правильно? Только психи, такие же, каким едва не стал он. Он не будет винить и осуждать тех, кто все это время стоял рядом с ним, потому что сам такой же. Сам ломал, заставлял, гробил и уничтожал. Но вопрос в том, что ему надоело, что он понял, что больше не может и не хочет, что готов попробовать бороться с тем, что всегда казалось незыблемым и вечным. Зерно сомнения, капля чувств — и он уже решительно настроен выйти отсюда как можно скорее, оставить за спиной все, что прежде казалось правильным и нужным, необходимым. Марк оправдывал себя годами, находясь здесь: что не он, так кто-то другой, что он один ничего не именит, что ему не противостоять в одиночку против всей системы. И лишь недавно осознал, что этого и не требуется. Не нужно бороться за всех и сразу, за справедливость, за права и обязанности, за законы и порядки. Нужно бороться лишь за самого себя: свое счастье, свою жизнь и свою свободу. Не стоит замахиваться на грандиозность и широкомасштабность своих действий — достаточно лишь малости, которая и составит смысл твоей жизни и счастья.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ!