Безымянный

Утром следующего дня на рецепшен Госпиталя обратились две ничем не примечательные личности.

— Райнэ! Чем могу служить?

— Доброе утро, благословенная. Ознакомьтесь, пожалуйста.

— О! Заказ от Короны? Много народу? Заболевание? Заразное? — нахмурилась девушка, изучая печать.

— Нет-нет, райя, пациент всего один, и о заражении речи нет. Просто тяжелый случай. Шрамы от ожогов, обширные, нужна косметика.

— Это 12-й корпус, благословенный. Пациент лежал у нас? — Квали кивнул. — Тогда будьте любезны, имя и примерное время поступления, я сделаю выписку из истории болезни.

— Восемь лет назад, месяц Радости, Лиса, ой, то есть, Мелиссентия дэ Вале, ой, то есть, дэ Мирион. Она замуж вышла, никак не привыкну к её новой фамилии, — объяснил Квали подозрительно нахмурившейся девушке. Она просверлила его взглядом, он растянул губы в милой улыбке. Она ещё раз осмотрела печать Короны, потыкала пальчиком в панель видеошара, нашла нужный раздел, через пару мгновений на подставке сформировался плотный белый квадрат. Она протянула его Квали, он взял, и уставился с недоумением:

— Райя! Но… Тут ничего нет!

— Естественно, благословенный! А что вы хотели тут увидеть? А-а, вы, наверно, в первый раз? Это конфиденциальная медицинская информация. Прочитать это может либо сама райя дэ Мирион, либо целитель с допуском к работе и соответствующей лицензией. Как я понимаю, вы не райя дэ Мирион, и лицензией не располагаете? — насмешливо покосилась она на Квали.

— Э-э-э, нет, мы, скорее, по другому ведомству…

— 12-й корпус — через три аллеи, по левую руку. Будьте здоровы.

Парочка откланялась и отправилась в странствие по просторам Госпиталя. Первые шесть корпусов Квали пролетел рысью, таща за собой Грома на буксире: в аллейках выгуливали кормлецов, эльфа замутило, и он несся вперёд, стараясь не смотреть по сторонам. Гром, наоборот, с интересом крутил головой и принюхивался.

— Блин, Громила, кончай сопеть, меня стошнит сейчас! — не выдержал Квали. — Вот приди без меня и гуляй, сколько хочешь!

— Так, видишь, какая штука: занятно очень! — простодушно объяснил Гром. — Я ко второму корпусу изначально прикрепри… — как это? Приделан, в общем. По группе крови, да. А они, смотри-ка, все пахнут по-разному, группы эти. Наверно, и на вкус… Большой, ты чего? — Квали, Большой Палец Руки Короны, хладнокровно резавший бандитов в рейдах, позеленел и помчался галопом в аллею, где не видно было кормлецов. Диким Зверем проломил он аккуратно подстриженные кусты живой изгороди, там его и вывернуло. — Ты это, ты, видать, съел чего-то не того утром, да. Вот придём, надо магу этому сказать, пусть и тебя тоже полечит, что ли… — топтался, заглядывая через изгородь, искренне недоумевающий Гром.

— Гром, ты с-су-ука! — обречённо простонал Квали, отчаянно воняя левкоями. — При чём тут "съел"? Я на эти… блин, овощи теплокровные и смотреть-то не могу, а ты — "на вкус", умпф! — он опять чуть не согнулся. — Ну, папенька, ну удружил… — бормотал он. — Вот на хрена я под бандану уши и патлы запрятывал, а? Теперь только идиоту не понятно будет, что я эльф! Конспираторы, десять дроу тебе в подпол! От меня теперь, наверно, разит, как из парфюмерной лавки! — он расстроено стащил с головы бандану и вытер ею взмокший лоб.

— Ну-у… ну, извини… Я ж не знал, что ты так… того… этого…

— Гром, я тебя очень люблю, ты классный мужик, и Палец отличный, только, прошу тебя, не рассказывай мне ничего об ЭТОЙ стороне твоей жизни! Я о ней знаю, об этом все знают, и никому это не мешает, сколько знаю вампиров — все отличные ребята, а ты вообще самый замечательный, но носом тыкать не надо, ладно? Одно дело — бой, а тут… Извини…

— Не, ну, бой — оно конечно, что ж — бой… — забасил успокоившийся Гром. — Ты это, чего "извини"? Я ж ничего, я не обижаюсь. У каждого, как говорится, хоть один дроу в подполе сидит, да, — философски закончил он. Квали хотел было ему сказать, что поговорка имеет ввиду совсем другое, но махнул рукой. Проехали. Тем более, что 12-й корпус был перед ними. На первой двери довольно обшарпанного вида красовалась табличка "КАНЦЕЛЯРИЯ".

Квали задумчиво уставился на неё.

— Нам сюда, что ли, Большой?

— А фиг знает. Пойдём-ка, посмотрим, что у них ещё есть. Вон там ещё две двери.

Следующая дверь оказалась наглухо заперта, и между плиток крыльца росла трава — дверью явно не пользовались. Табличка на третьей двери сообщала: "Дежурный маг"

— О, то, что надо! — обрадовался Квали.

За двойной дверью обнаружилась комната, поделенная поперёк чем-то вроде прилавка. Комната, длинная и узкая, скорее была отгороженной частью коридора. В дальней стене за прилавком виднелась ещё одна дверь. Окон не было, стены оклеены обоями в цветочек, под потолком неизменные светляки. В углу на столике — спиртовка, чайник, чашка и сборище баночек. У прилавка стул, стол, на столе стопка журналов для записей. Посадочных мест для посетителей было не видно, как, впрочем, и самого дежурного мага.

— Хорошо дежурит, да! — хмыкнул Гром и набрал, было, воздуху, но Квали вовремя его дёрнул за руку:

— Не вздумай!

— А чего?

— Гром, "Рука Короны, дело Жнеца" — клич Руки Короны.

— Ну? А-а-а! Ага. Всё, понял. А мы сейчас вроде как и не… Ага. Эй, теплокровные! — заорал Гром. Эльф позеленел, Гром повернулся на резко усилившийся цветочный запах и понял, что ляпнул всё равно что-то не то. Поразмыслил и исправился: — Тьфу! Извини, Большой, случайно получилось! Эй, благословенные! — опять заорал он. — Есть кто тёплый, тьфу, живой есть кто?

— Громила, — слабым голосом сказал Квали, обмахиваясь банданой. — Если б я тебя не знал, я б тебя убил! Ты нарочно?

— Так, видишь, какая штука, Большой: это вот всё наш разговор, да, — всерьёз огорчился Гром. — В голове-то крутится, вот так и получается.

Эльф тяжело вздохнул, но сказать больше ничего не успел.

— Иду, иду уже! — дверь в дальнем конце пропустила в комнату мага. Был он коротко стрижен, одет в балахон, когда-то бывший белым, и просторные штаны. Всё вместе напоминало пижаму. На ходу маг что-то спешно дожевывал. — Что такое?

— Добрый день, теплокров… — начал Квали, сам себя оборвал и злобно зарычал в сторону. Заставил себя успокоиться и начал ещё раз: — Здравствуйте, благословенный, — эльф изобразил невозмутимость, маг подозрительно на него посмотрел, но ничего не понял. Да и не пытался: тут на что только ни насмотришься. Ну, псих, ну, бывает. Лечиться, поди, пришёл. Да и на здоровье, лишь бы деньги были.

— Я вас слушаю, райн, на-райе?

— Нам нужен целитель на выезд, благословенный. На косметику.

— Сейчас, сейчас, — маг уселся к столу у барьера, открыл один из журналов на закладке. — Какого рода косметика?

— Шрамы от ожогов, благословенный, — Квали почувствовал себя в своей стихии и, окончательно придя в себя, журчал, как ручеёк.

— Угу, угу. А примерная площадь поражения? Три сантиметра, пять?

— Вся спина, благословенный.

— Эк… — подавился маг и, оторвавшись от журнала, исподлобья посмотрел на посетителей. — Райнэ, — с расстановкой сказал он. — Это… очень дорого.

Гром решил вдруг внести свою лепту в переговоры. Он опёрся на жалобно крякнувший барьер и навис над магом.

— А нам пофиг, — доверительно сообщил он. И улыбнулся. Маг сгруппировался и приготовился к спринтерскому рывку за дверь. Совсем чокнутые посетители, пусть охрана разбирается, почему защита на двери не сработала. — Да не-е! — ещё шире улыбнулся Гром. — Во, смотри, какая бумажка красивая! — сунул он под нос магу бланк с печатью Короны. Маг зацепился взглядом за "неограниченный лимит" и блаженно поплыл. Квали кивнул Грому: "Теперь я".

— Благословенный, — вкрадчиво сказал он. — А не могли бы мы решить один вопрос в частном порядке?

На лице мага жадность некоторое время боролась с долгом. Долг взял верх.

— Нет, — сказал маг с неподдельным сожалением. — Заказ Короны только через канцелярию, — и, душераздирающе вздохнув, протянул бланк обратно.

— Ах, нет, райн, вы меня неправильно поняли. Оплата работы, конечно, официально, но, может быть, за небольшое личное вознаграждение вы окажете нам небольшую личную услугу? — маг осторожно обрадовался. — Видите ли, райн, мы не знаем здесь никого, а вы, несомненно, имеете сведения о здешних обитателях, — ласково журчал Квали. — Нам не нужен абы какой целитель, райн, нам нужен очень хороший, лучший даже, и притом такой, который умеет хранить не только врачебные тайны. Может, вы согласитесь за коготок, — Квали внимательно следил за своим собеседником, улавливая малейшие изменения выражения лица. — Даже за два, нет, за три. Да, за три. Уговорить этого лучшего и неболтливого мага поработать по нашему заказу? Если он в ближайшие дни занят — не страшно. Мы подождём. Только сможете ли вы его уговорить? — строго дозировано, чтобы не оскорбить, а только задеть самолюбие, засомневался ученик старого Монти.

— Да я… Да, фух! Да конечно я могу! — запыхтел маг. Возможность практически "за так" получить целых три когтя привлекла его чрезвычайно. — А-а? — он выразительно пошевелил пальцами.

— Я дам вам задаток, райн, один коготь. И ещё два, если нас устроит специалист, которого вы нам пришлёте. И даже добавлю, если он нас очень сильно устроит. Я умею быть благодарным, поверьте!

Оклад за полтора месяца уже в кармане, прикинул маг, даже если врёт и ещё два когтя не отдаст — и поспешно закивал.

— Пройдите в канцелярию, благословенные! Если выйдет заминка, подождите, будьте любезны, — маг исчез.

— А не подавится, тремя-то когтями? — возмущённо засопел Гром.

— Зато постарается! Ты — меня? Учить будешь? — фыркнул эльф. — Он бы и за два согласился, но прислал бы приятеля, чтобы тот заработал на заказе. А вот за три он сделает так, как я попросил.

— Так, откуда ж ты знаешь, может, он и сейчас приятеля пошлёт?

— Не-ет, Громила. Вот если бы я ему сразу все три отдал — тогда да, мог бы. Гром, я в Мизинцах больше двадцати лет пробыл, я тебе, может, и объяснить-то толком не сумею, почему всё работает именно так. Чувствую. Вот так мало, а так — уже много. А почему — фиг знает. Вот смотри, как получается: дал я ему всего один коготок, а требовать могу уже на три, понимаешь?

Гром уважительно выпятил челюсть.

В канцелярии было окно, барьер был выше, стоял вдоль, а не поперёк, и в нём была калитка. У стены под окном обнаружилась длинная скамья для посетителей. В остальном комнаты ничем не отличались, даже обои были такие же. За барьером сидел бодрый вампир в деловом костюме.

— Райн, на-райе, — поздоровался он. — Что вам угодно?

— Нам угодно это оформить, — подал ему Квали бланк, дождался, когда лицо вампира станет похоже на букву "О" и удовлетворённо кивнул. — Нам на выезд. Косметика. Медкарта у нас на руках.

— Э-э-э, да, — отмер вампир, лихорадочно прикидывая, сколько можно будет слупить с целителя уже за то, что он его порекомендует, и кого бы на это подписать. — Я мог бы вам…

— Не стоит, нужный нам человек сейчас подойдёт, — Квали милостиво улыбнулся и сел на скамью, вытянув тощие конечности.

— Слушай, упрямый! — наскакивал мелкий и молодой на старого и грузного. — Это заказ Короны, понимаешь?

— А я не хочу, понимаешь? Я в последний раз отсюда пять лет назад выходил, понимаешь? И то не по своей воле. Мне, вот, открытого окна хватает. Для свежего воздуха. Не хо-чу.

— Это Корона, понимаешь? Всё равно выяснят, что ты лучший, и затребуют, только сначала всем по шапке дадут, что сразу тебя не направили! И ещё сказали, чтоб не болтал. Кого мне просить-то? Эту свиристелку, что ли? — молодой презрительно ткнул пальцем себе за спину. — Ведь через день весь Госпиталь в курсе будет — что, куда, кому и как. И в какой позиции, понимаешь?

— Ну, блин! Ну ты настырный какой!

— Ну, сходи хоть посмотри! Издали, в щёлочку! В канцелярии они сидят. Не понравятся — ну, придётся этого придурка, понимаешь, посылать.

— А сам чего ж не хочешь? — огрызнулся старый.

— Так сказали ж луч-ше-го, понимаешь?

— Тьфу, блин, драный гоблин! Ладно, схожу, посмотрю, что там. Понимаешь!

Он спустился на первый этаж, дошёл до канцелярии, никого не встретив по дороге — хорошо-то как! Приоткрыл дверь, заглянул — и отпрянул, зажмурившись. Опять! Опять они ему мерещатся! Блин, опять на ночь кошмар обеспечен! Он давно затворился в келье, встречаясь только с пациентами, потому что слишком часто совершенно незнакомые райнэ казались ему ребятами, которых… которых он убил. И приходилось извиняться, уверять, что нечаянно обознался… А ночью приходил кошмар. Он опять стоял в растерянности и с омерзительным чувством бессилия наблюдал, как друзей затягивает портал, на верную смерть затягивает, а он не успевает ничего сделать, понятно уже, что не успевает, потому что упущены те самые мгновения, когда можно было их выдернуть. А теперь поздно. Он сам выложился до конца, навешивая на Тень "Симфонию солнца", чтобы уж наверняка, чтобы тот гад не ушёл. Там никто не мог выжить. Никто. Не мог. Он помотал головой, будто отгоняя воспоминания, и решил ещё раз взглянуть — надо же посмотреть, кто там на самом деле. В этот момент Гром повернулся к Квали — и к двери — лицом, и старый Роган почувствовал, как слабеют и подгибаются ноги, а внутри всё оборвалось, и расплылся, став нечётким, Мир перед глазами.

— Ребятки… — беззвучно прошептал он, — ребятки… — он тяжело оперся на ручку двери, она стала открываться внутрь, он невольно сделал шаг в комнату и опустился на колени, цепляясь двумя рукам за дверную ручку — ноги больше не держали…

Гром и Квали успели соскучиться, но ещё не начали подозревать, что их пронесли. Дверь по их сторону барьера вдруг открылась. Грузная фигура в сером балахоне шагнула в комнату и стала бессильно оседать на пол, намертво вцепившись в дверную ручку.

— Что за?.. — вампир вскочил, перегнулся через барьер, Квали и Гром метнулись к человеку, подхватили под руки и, развернув, усадили, прислонив спиной к двери. Свалился с головы капюшон. Совсем старый, морщинистый и седой человек, глаза закрыты, текут по щекам слёзы. Бормочет что-то:

— Ребятки… Простите меня, ребятки… Простите…

— Мастер Роган! Вам плохо? Зачем же вы вышли? Серп златой, святой и светлый! — вампир легко перемахнул барьер в упоре на руку, подскочил к старику, стал считать пульс на запястье.

— Роган? — вдруг сообразил Гром и пристально вгляделся в старика. И вдруг схватил его за плечи, затряс и заорал: — Роган! Роган, старый пень! Так ты не сдох? А мы думали — сдох! А ты не сдох! Квали, это Роган, десять дроу мне в подпол! Да мать Перелеска! Роган, зверюга! У! — он облапил его, притиснул, отстранился и опять затряс. Вампир вначале дёрнулся было на защиту подопечного, но быстро понял, что это радость встречи, а не попытка убийства, и только удивлённо наблюдал за этими манипуляциями.

Квали сел на пол и занялся истерикой.

— Хи-и, это наш бывший Безымянный, хи-и, — объяснил он вампиру. — Мы его, хи-и, восемь лет назад похоронили, хи-хи-и. Гром, перестань его трясти, у него что-нибудь отвалится, хи-и, хи-и. Я свихнусь с вами, хи-и… Или уже, хи-хи-хи-хи-хи! Кончай уже его по полу валять, давай на скамейку посадим.

— Позвольте, — вампир аккуратно отодвинул Квали, явно только на то и способного, что идиотски хихикать, сидя на полу. Они с Громом подхватили мага и устроили его на скамейке. Гром уселся рядом, поддерживая Рогана, чтобы он не упал.

— Он и есть тот, кого вы ждали? — поинтересовался вампир.

— Э-э-э… Видимо, да, — всхлипнул Квали.

— Но, похоже, помощь нужна сейчас самому Мастеру, — оценил ситуацию вампир. — Я бы не рекомендовал в таком состоянии…

— Нет-нет, — Роган открыл глаза. — Я… ничего… Я… Ребятки, это правда вы? — он, как слепой, бережно и осторожно провёл рукой по щеке Грома, будто боясь, что тот сейчас развеется в воздухе.

— Ну, так, видишь, какая штука… — всерьёз озадачился Гром, зачем-то поковырял в ухе, почесал кончик носа. — Да вроде да.

Роган закрыл лицо ладонями и закачался.

— А я был уверен, что всех вас убил, — глухо сказал он. — Был уверен — и не верил, не хотел. О-ох…

— А мы думали, что это ты — того… — кивнул Гром.

— Мы даже не искали тебя, — виновато сказал Квали. — Я видел пепел у стены, я думал, это ты…

— Это Найджел, — поморщился Роган. — Под рикошет попал. Если бы он меня не отвлёк, ничего бы и не было, я бы вас вытащил. Успел бы. Вот он точно — того.

— А и слава Жнецу, — пожал плечами Квали. — Проблема ходячая! Сам дурак! Сказано было дома сидеть — нет, опять полез! Подвиги ему!

— Райнэ, может, вы и мне что-нибудь скажете? — решил вмешаться вампир-администратор. — Мастер Роган? Как я понимаю, вы берёте этот заказ?

— Да, дружок, да, конечно, оформи на меня, — опомнился Роган. — А кто это там у вас? — наконец сообразил поинтересоваться он.

— Супри-из! — расплылся Гром в довольной улыбке.

— Лиса, Роган! — не хуже него просиял Квали.

— Жива?!!!

— И Птичка жива, Роган. Мы поженимся через год!

— Ступает Жнец Великий с серпом своим по полю своему. Несчётно на поле колосьев, но только зрелые снимает он с нивы, оставляя прочие до времени своего. И жатва его всегда из лучших, — зашептал Роган, беспрестанно осеняя себя серпом по двум сторонам лица, по щекам опять поползли слёзы.

— Слава Жнецу! — хором гаркнули остальные трое.

— Ребятки! — счастливо всхлипнул Роган. — Вы себе не представляете, что это для меня…

— Представляем-представляем! Мы Лису с Птичкой когда? Меньше недели назад нашли! Гром наткнулся, совершенно случайно! Слушай, давай уже пойдём отсюда! Я жрать хочу — не могу! Спокойно сядем, всё тебе расскажем. Тебе тут ещё что-нибудь надо? Ну и пошли. Только вот в одно место заскочу по дороге.

Дежурный маг был весьма доволен началом дежурства. Он любовно рассматривал небольшую монетку. На одной стороне Венец Жнеца Великого, на другой отпечаток лапы, похожей на кошачью. Не соврал на-райе, и зашёл, и накинул, да как накинул! Целую лапу! И даже предыдущий коготь не отобрал! Почаще бы заходил! На лапу можно месяца три ни хрена не делать, только пить, есть, да по девочкам гулять! И маг предался сладким грёзам.

Корчма опять была закрыта. Завсегдатаи подходили, видели табличку "Дни Осознания", и со вздохом разочарования отправлялись восвояси. Но эта не ушла. Она настойчиво заколотила в дверь, подёргала ручку звонка, опять застучала. Птичка выглянула в глазок, откинула засов.

— Здравствуй, Рола. Только тс-с-с! — прижала она палец к губам. — Мама ещё спит. Пойдём на кухню.

Ника выскочила из кухни, увидела Ролу, Птичка замахала на неё руками, погрозила пальцем. Девочка, улыбаясь, запрыгала на пороге, выплёскивая неизрасходованную на крик энергию, а как только дверь кухни была благополучно закрыта, заскакала вокруг Ролы:

— Рола, Ролочка пришла,

Будет каша хороша!

— Ах, ты, болтушка-то! — засмеялась Рола и достала из принесённой корзинки пирожок: — На-ка вот, возьми-ка!

Ника ухватила пирог двумя руками, понюхала, зажмурившись, и забуксовала: что-то надо было ещё сделать… Она стрельнула глазами на Птичку и тут же вспомнила:

— Спаси-ибо! — и опять на Птичку "Всё?". Та кивнула одобрительно. Ника расцвела, забралась на табуретку и занялась лакомством, болтая ногами в такт жеванию.

— На здоровье, вот умница-то! — умилилась Рола и переключилась на Птичку: — Я-то забеспокоилась уж совсем! Райя-то говорила: на день закроемся, а уж четвёртый день-то пошёл! Думаю — случилось что?

— Да нет, Рола, ничего плохого не случилось, — улыбнулась Птичка. — Просватали меня, Рола! Через год замуж выйду!

— Ох! — схватилась Рола за щеки. — За этого? — мотнула она головой куда-то наверх.

— За этого! — кивнула Птичка.

— Хороший?

— Хороший! — засмеялась Птичка.

— Ой, он бедный, у крыльца-то лежа-ал! И в крови-то ве-есь! Поправился?

— Поправился! И родителей вчера приводил — официально руки моей просил. У мамы. Они та-ак хохотали в саду — я даже проснулась! Мама заглянула перед сном, а я и не сплю. Она мне всё и рассказала. А осенью мы с ним в Университет поступаем. На целителей учиться будем, оба. А из Руки он уйдёт. Так мама мне вчера и сказала: "Нефиг моей дочери нервы трепать!"

— Ох! А как же Ника-то без тебя будет-то?

— Мама сказала — будет няню нанимать.

— Ох, страсти-то! Кто ж с ней справится-то? Она ж только тебя да райю слушает-то!

— А тебя я тоже слушаю! — возмутилась Ника. — Ты хорошая потому что. И дядя Гром хороший. Он мне Зверя обещал. У него Зверь знакомый. Такая зверюшка. Я ему вчера наших зверюшек показала, ему понравилось! А он мне теперь свою покажет, да-а!

— Ох, на-адо же! — впечатлилась Рола.

— У нас всё хорошо. Рола, ты не беспокойся, — кивнула Птичка.

— Да и слава Жнецу, и пойду я тогда. Попозже зайду, с райей-то поговорить мне, всё одно, надобно. Закрой-ка за мной дверь-то!

Рола ушла. Птичка напоила Нику молоком — запить пирог, и они тоже ушли, на речку. Птичка прихватила с собой бутерброды, пару Ролиных пирожков и кувшин компота, и к обеденному времени девочки домой не пришли. А Лиса спала, поэтому Лягушонку никто не открыл, сколько он ни стучался. Он отнёсся к этому философски и махнул через забор. Ну да, он забыл, что не настолько ловок, как прежде, да, зацепился штанами и брякнулся враскат — но ведь ничего же не сломал? Он летел к своему счастью, он твёрдо знал, что счастье его ждёт. А если и извалялся в чём-то по дороге к счастью своему — не так уж это и важно, не правда ли? На то оно и счастье!

Спой, светик…

Лиса проснулась к шести вечера. Самочувствие? Омерзительное. Настроение? Отвратительное. И ведь ничего так уж и не болит. Вот рука, разве что. А почему? Ага, синяк. Значит, всё-таки, достал Лягушонок. Ага, и вот тут достал. Уй! И вот тут. Но это и всё. А чего ж так фигово-то? Вот так бы и лежала, и лежала, и не шевелилась. Не-ет, расслабляться — это ещё хуже. Надо встать и расходиться, в первый раз, что ли, вставать не хочется? А ну-ка, быстренько собрались и — хоп! — вста-ли… Ой, нет, легли, легли, легли…

Голова неожиданно закружилась, подкатила тошнота. Даже испарина прошибла. Ох, ни фига себе! Да что ж такое-то? Вроде и не пила вчера… А-а-а! С Лягухой же целовалась! Точно. Да нет, не должно бы так подействовать. Поела от пуза, выспалась — должно было всё компенсироваться… или нет? Блин, Донни тоже хорош: сначала целовал, потом объяснять пытался. Можно подумать, она что-то соображать способна была после его поцелуев… Может, вообще не вставать? Но тело очень внятно объяснило возможные последствия. Надо, райя, надо. Вот туда, будьте любезны, в конец коридора. Лиса осторожно села, потом встала, по стеночке добрела до ванной, долго плескалась, пытаясь привести тушку в рабочий вид. "Тушка" — это от Донни, это Лиса у него подцепила. Она вообще всегда, с детства ещё, с лёгкостью необыкновенной подхватывала всякие словечки и выражения от тех, с кем общалась. Потом и не вспомнить, что от кого. Но "тушка" — это точно от Дона. Дон, зараза, поцелую научил, а что с последствиями делать? Ну, хоть понятно, почему такое радужное состояние. В смысле — всё плывёт и переливается. Наверно, Лягушонок вчера примерно так же себя чувствовал. Ох. Она туго перевязала голову платком и сползла в кухню. В корчме было пусто, гулко и пыльно. Прогорим, блин, с этими посиделками. Все клиенты разбегутся, четыре дня уже закрыты! На столе обнаружилась корзинка с пирожками — Рола заходила! — и два трёхлитровых бидона молока — Птичка купила, вот молодец-то! Есть не хотелось, но Лиса насильно запихала в себя пирог, запила молоком, посидела, уныло глядя на холодную плиту. Встала — "Ох!" — напихала в плиту поленьев, разожгла, поставила кастрюлю с костями на бульон, залила водой. В благословенных лесах Перворождённые, говорят, фруктами питаются — и им хватает. А у нас — попробуй-ка, покорми яблочками! На третий день тебя самоё съедят! Нашим эльфам супчик с мясом подавай — и побольше, побольше!

С охами и вздохами, до слёз себя, несчастную, жалея, ползала Лиса по кухне, пытаясь сготовить обед. Любое действие вызывало такое отвращение, что приходилось себя постоянно уговаривать. Давненько ей так плохо не было, даже после коньяка от щедрот райна Горта похмелья не случилось, повезло — а тут, прямо, хоть ложись и помирай.

Она уже обжаривала лук на рагу, когда забрякал колокольчик. Ну кому неймётся-то? Висит же "Осознание" на двери — и катитесь вы… в другое место! Колокольчик не унимался. Издав душераздирающий стон, Лиса потащилась к двери. На крыльце обнаружился Гром в компании какого-то старика.

— Привет, Лисища! — Гром улыбался во все клыки. Ишь, довольный-то какой! — Чё это с тобой?

— Хреново мне, Громила. Щас сдохну, — мрачно пообещала Лиса. — Заходите, а то у меня лук подгорит. Если ты Лягушонка ищешь — посмотри на речке. Если он здесь, то он там… В общем, девки наверняка там, а он, наверно, с ними. Я его не видела — спала, вот недавно только встала. Да заходите вы уже! Дверь на засов закрой, ладно? — Гром несколько обескуражено кивнул, и Лиса убрела в кухню. Что за старик, зачем старик, с какой стати Гром его приволок — да пофиг абсолютно, привёл — пусть сам и обихаживает. А у Лисы сегодня день Осознания. Ага. Очень правильно кто-то название дал: целый день, чтобы осознать собственный идиотизм и поскорбеть о его наличии у данной конкретной особи. Вот так выложиться — и ради кого, если разобраться? Ради эльфа, которого она знает пару месяцев, по большому-то счёту. Ну да, и ещё восемь лет воспоминаний. И как-то забылось за эти годы, что этот улыбчивый и галантный душка-обаяшка — вообще-то каратель, то есть хладнокровный убийца на окладе. А кроме того, весьма жесткий командир и расчётливый манипулятор, иначе — два клочка ему была бы цена, как Большому. Хотя… Птичке, зато, счастье. Но, наверно, всё можно было сделать как-то по-другому, позвать целителя, пока Квали ещё спал, рассказать и показать. Глядишь, и не пришлось бы самой выкладываться… А, ладно. Что теперь-то думать. Всё уже сделано. Без страха, смущения и обиды, вот так-то. Она успела вовремя, лук уже начал подгорать. Так, скидываем в латку, солим, заливаем водой. Всё! Счастье-то какое! Можно сесть и ничего больше не делать. Как закипит, в сторонку сдвинуть, где жар поменьше — и можно вообще опять спать завалиться. Не в состоянии она сегодня гостей принимать.

— Лиса! Да ты посмотри хоть, кого я тебе привёл-то! — влез в дверь кухни Гром, подталкивая перед собой грузного старика. Старик не то, чтобы упирался, но смотрел как-то виновато. — Супри-из! — надо же, довольный-то какой! С чего бы это? Лиса помнила: Гром, если что-то себе в голову вбил — ни за что не отстанет, протестовать бесполезно, поэтому послушно уставилась на старика в упор. Она его знает? А ведь правда, есть что-то знакомое…

— Роган? — неверяще прошептала она. Старик расплылся в улыбке и саданул кулаком Грому под ребро — от радости, не иначе.

— Узнала! А? Ага! Узнала ведь, что я тебе говорил! — он гордо задрал подбородок, как будто в этом была его личная заслуга.

— Роган, Жнец Великий! Что с тобой стало? Ты же не старый, я помню! Как?.. — Лиса даже про свою хворь забыла, настолько разительна была разница между Роганом в её памяти и нынешним. И даже встала и шагнула к нему, и тут же об этом пожалела. Голова закружилась, замутило, она поспешно опять опустилась на такую надёжную и устойчивую табуретку у стены. — Ох! Извини, я уж лучше посижу.

— Что это с тобой? Перебрали вчера, что ли? — строго взглянул Роган на Грома. — Ты ж говорил, что не пили? — Гром возмущённо запыхтел.

— Да нет, просто фигово мне чего-то. Как отравилась: голова кружится и мутит. А может температура, но я не мерила.

— И почему, интересно? — подбоченился Роган.

— Лень, — совершенно честно и исчерпывающе ответила Лиса.

— Так. Давай-ка я тебя посмотрю. Давай-давай, от стенки-то отлипни и боком сядь хотя бы, — а вот это уже был прежний Роган, если не внешне, то по поведению.

— Может, не на-адо? Может, я лучше спать пойду? Посплю, оно и пройдёт… — сморщилась и заныла Лиса, но заёрзала на табуретке, поворачиваясь боком к стене.

— Вот и молодец, вот и умница, — целитель размял руки, встряхнул кистями, описал ими, не прикасаясь, сложную кривую вокруг головы и тела Лисы. И отступил. — Та-ак, — протянул он зловеще. — И чем, страшно спросить, занималась вчера юная райя?

— Ну вот, только воскрес, а уже ругаешься! — застонала Лиса. — Много чем занималась.

— "Много что" не выкачивает энергию до нуля! Кто здесь был вчера кроме них? — резко кивнул Роган на Грома, так и стоящего в дверях.

— А-а, значит, всё-таки оно, — поняла Лиса. — Не-е, — вяло покаялась она. — Это не. Ты думаешь, это меня кто-то? Нет. Это я дура. Как всегда. Как всегда мне больше всех надо, вот и… А! — слабо махнула она рукой. — Ты не думай, я уже всё-о осознала, чесслово.

Роган не удовлетворился столь исчерпывающей информацией и перевёл хмурый взгляд на вампира.

— Ну так это… Родители были Лягушонковы, — отозвался Гром. — А Лиса ничего такого и не делала, мы ж тебе рассказывали. Она, вот, сначала Лягушонка в порядок приводила, потом…

— И как это она его "приводила"? Ну-ка, ну-ка? Этого вы мне не рассказывали! Поподробнее, пожалуйста!

— Ну, так… Сначала поцеловала, потом отлупила…

— Та-ак, — сложил Роган руки на груди. — И кто тебя научил "поцелую суккуба"? — яростно засопел он. Роган был зол.

— Донни, — вздохнула Лиса.

— А каким образом потом восполняется энергия, он тебя не научил? — ядовито спросил Роган. Он был очень зол.

— Роган! Но это же был Квали! — сморщилась Лиса. До Грома начало доходить, он тихо хрюкнул. — Ну, как ты себе это представляешь? — покосилась на него Лиса. — Он же полудохлый был, он у нас на глазах сгорать начал, думать некогда было. Что ж мне его — прямо сразу в коридоре раскладывать? Да он бы тогда со стыда уже сгорел! Гром, кончай ржать, у меня в голове отдаётся! У него же любовь, светлые чувства — а тут такая проза…

— Гы! Вот уж не знаю, гы! — радовался Гром. — Ты пока мясо жарила, он о-очень жалел, что я там рядом-то стоял, гы-гы-гы!

Роган грузно заходил по кухне, всплёскивая руками.

— Рука дэ Стэн в своём репертуаре! Сначала делаем, потом думаем, что теперь делать с тем, что наделали! Осознала она, скажи на милость! И что с этим осознанием делать прикажешь?

— Я умру? — довольно равнодушно поинтересовалась Лиса.

— Ну!.. Ты, блин!.. Да тьфу!.. — окончательно потерял способность к связной речи Роган. Он размахивал руками, шипел и плевался, пытаясь выразить свое бесконечное возмущение безголовостью некоторых Лис, которые безответственно относятся и к своему здоровью, и к нервам Рогана, и к процессу обмена энергией, и вообще… безобразие! И Грому надлежит выпороть её немедленно! Чтоб впредь всяким Лисам безголовым неповадно было кривыми ручками в магию соваться!

— А чё я-то? — оторопел Гром.

— Ро-оган, ну как ты не понимаешь? — вяло отбрехивалась Лиса. — Ты ж помнишь, какой из меня маг: никакой. Дон со мной целый месяц возился, а дальше радуги дело так и не пошло. А такую штуку я вообще в первый раз сотворила, то, что с Доном — это не считается, ты ж понимаешь. Я боялась, вдруг вообще не получится — ну и ухнула по полной. — Роган свирепо на неё запыхтел. — Ну не сердись, — повела на него очами, полными раскаянья Лиса. — Зато он живой. А я… ну… Ну и ладно, ну и потерплю, — совсем тихо договорила она.

— Ах, бедная! Терпеть она будет! — скривился Роган, сложив ладони с ехидным умилением. — Да уж подкачаю я тебя, но если ты! Ещё раз! — он сунул ей под нос кулак. Лиса виновато закивала. — Сядь прямо, — он зашёл ей за спину, опять встряхнул кистями рук. — Могла бы сообразить хоть чуть-чуть себе оставить, раз уж восполнять изначально не собиралась, — ворчал он. — Как вода в песок теперь уходит всё, что качай, что нет…

— Очень страшно было, Роган. Даже Гром занервничал, — Роган недоверчиво взглянул на вампира, тот активно закивал, выпятив нижнюю челюсть для большей убедительности. — У него ведь кожа с лица на глазах сползать стала, и волосы осыпаться начали. Ай!

— Что?

— Голова заболела! Ой! — Лиса схватилась за виски.

— Сейчас-сейчас, — засуетился Роган. — А так?

— Всё равно ноет, — прислушалась к себе Лиса. — Не очень, но есть.

— А вот тут я уже ничего сделать не смогу. Если "обезболивание" навесить, так оно всё, что я тебе подкачал, в момент сожрёт. И так-то надолго не хватит, дня на полтора от силы. Я ж говорю — как в песок. Не знаю… Хотя… Сейчас-то он где? Пациент твой?

Лиса даже подскочила:

— Не вздумай! Он не знает ничего! Громила, и ты молчи! Утоплюсь, нафиг! Благо река рядом!

— Вот-вот! Это очень хорошая идея! — оживился Роган. Гром и Лиса уставились на него с удивительно одинаковым выражением лица. — Да нет, — хихикнул Роган. — Я не про то. Река — поток энергии, а Квали эльф и, вообще-то, должен уметь этой энергией управлять. Тебя надо положить в воду, а он пусть уговорит реку с тобой поделиться.

— Да у него с магией ещё хуже, чем у меня! Он всё время говорил!

— А это и не магия. Это их эльфийское свойство. Ну, или Птичка пусть попробует.

— Ага, а Ника тем временем дом по камушку разнесёт, — закивала Лиса. — Нет уж. Только ты сам ему объясни, что делать надо, ладно? Только смотри, не проговорись, почему… А долго лежать-то? Я долго не смогу — я утону! И замёрзну… Может, не надо?

— Ну, тогда пойди и трахни его! — потерял терпение Роган. — Чего ты от меня-то хочешь? Даже если я тебя через день подкачивать буду, голова-то не пройдёт! Так и будем с тобой развлекаться, пока луна не сменится, а до новолуния ещё три недели! Устроит?

— Вот блин! — осознавать последствия своего эксперимента целых три недели почему-то не хотелось. — Тогда надо мне какой-нибудь подголовник плавучий сообразить. Я на воде лежать долго не умею…

К лечению рекой Лиса подошла основательно. Шерстяные носки, рейтузы, толстый свитер. Некоторое время задумчиво крутила в руках меховую безрукавку, потом решила, что это, всё же, перебор. Проблему плавучести решили просто: Гром доломал столешницу от погибшего в неравной схватке стола, всё ещё ютившуюся в углу кухни. К самой широкой доске привязали верёвку, примерили, "как будет сидеть". Лиса, держась за голову, покорно сносила "эти издевательства". Голова у неё после вмешательства Рогана больше не кружилась, зато болела. Не сильно, но постоянно. Как раз настолько, чтобы Лиса каждую минуту помнила о наличии головы в организме и носила её на плечах бережно и плавно, как таз с водой. Обойди Жнец, качнёшь — тут-то мозги и расплещутся…

На речке царила идиллия. Квали качал Нику на качелях, а между её взвизгами успевал что-то рассказывать Птичке, бурно размахивая руками. Птичка ахала и хохотала.

Роган был представлен, Птичка поахала и похихикала над странным нарядом мамы, после чего обе юные райи отправились обедать в сопровождении Грома, потому что Ника тут же залезла к нему на плечи: "Ну пажалуста, ну пакатай!" Гром для вида посопротивлялся, но отказать прекрасной райе не смог. Роган тем временем объяснялся с Квали, отозвав его в сторону, эльф чесал в затылке и сомневался в своих способностях.

— Да ты пойми, это не магия, — терпеливо нудел маг. — Это ваше эльфийское свойство, а как это работает, никто до сих пор не понимает. Вы вот, например, можете от растений напрямую энергию собирать и некоторое время даже существовать на ней, а человеку она годится только чтобы температуру высокую сбить, и то опосредовано, через амулет или печать. А у Лисы другое дело, ей просто подзарядка нужна. В реке энергия первозданная, она лучше всего подойдёт. Ты попробуй, у тебя само собой получиться должно, вот увидишь!

— Да попробовать-то… — Квали покосился на Лису. Она безучастно сидела на скамейке, бережно уложив голову на стол. — А, давай!

То, что так ладно получалось у Грома, у них троих получаться не хотело, хоть убей. Доска елозила по спине Лисы, как попало, пару раз крепко приложила её по затылку, после чего процесс был весьма громко озвучен, и участники узнали от Лисы много нового о себе, своих талантах, противоестественных склонностях и последствиях бесконтрольного межвидового скрещивания. А так же об этом были извещены все интересующиеся на обоих берегах реки. Наконец, привязали и опробовали на мелководье.

— Ну, держит? Не тонет ведь?

— Не… перекашивается, м-м-мама! Буль-буль…ь!

— Так ты ноги-то в стороны, в стороны! И руками-то, руками! — суетился Роган. На берегу суетился.

— …ь! Мне и так хреново! Можно, я в кровати помру? Там сухо хотя бы, чесслово! Кончай ржать, ушастый, убью сейчас! — Лиса стояла по колено у берега посреди взбаламученного ила, с неё потоками лила вода, с плеча свисали водоросли.

Квали ну прямо очень ей сочувствовал, но перестать был не в состоянии. Правда, ржать он тоже больше не мог — только тоненько и тихо повизгивал, корчась на боку и держась руками за живот, да ножкой подрыгивал от восторга неизбывного. "Смейся-смейся, я тебе ещё устрою, погоди!", принялась вынашивать злобная Лиса план мести будущему зятю за разыгравшееся чувство юмора.

Дело пошло на лад, когда великие конструкторы сообразили, что не обязательно лежать на спине, под головой-то всё равно доска. Прихватили Лису к доске куском верёвки за плечи подмышками крест-накрест, и конструкция обрела устойчивость. На длинной верёвке медленно отбуксировали её к концу мостков и слегка отпустили по течению.

— Блин, — жаловалась конструкция. — Надо было подушечку прихватить, морда-то об доску расплющивается! И к ногам бы пару дощечек не помешало! Тонут!

— Ничего-ничего! — очень довольный тем, что всё вроде начало получаться, Роган подтянул верёвку и стал привязывать к столбику мостков, даже песенку забубнил себе под нос: — Если вы свалились в воду, и не тонете давно, Это не закон природы, это значит… — он замолчал, вывязывая какой-то хитрый узел.

— Но-но! — возмутилась болтающаяся на верёвочке конструкция. — Попрошу без намёков! — Роган только засопел.

— Ну что, что значит? — не выдержал Квали.

— Магия! — поднял палец перед его носом Роган. — Всё, твоя очередь! Дерзай! — он тяжело плюхнулся на мостки и расслабился.

Квали сполоснул лицо, улёгся на мостки и опустил кисти рук в воду. Он совершенно не представлял, что нужно делать, но раз Роган сказал, что всё само получится, значит так оно и будет. Рогану Квали верил, отличным Безымянным был Роган, а теперь, выходит, лучший целитель Госпиталя. Ну-ка, как он сказал? Поток энергии? Хорошо, вот он, этот поток, течёт, значит, себе, течёт… И вдруг он действительно почувствовал себя частью этого потока, слился с нескончаемым движением. Река… нельзя сказать, что она была большой, или очень большой. Она просто была. Она была всем, она была везде, она была всегда. И ей не было никакого дела до трёх козявок у одного из её бесконечных берегов. Козявок у берегов всегда много. А одна ещё и полудохлая. Ничего. Помрёт — не пропадёт, съедят какие-нибудь другие козявки. Так всегда бывает.

— Не-е-е, — замотал головой Квали. — Это не то, надо наоборот!

Так, ещё раз. Река… Нет, Квали. Да. Квали большой, очень большой, больше, чем река. И река потекла сквозь него, потоком своим вымывая всё ненужное, лишнее, принося новое, свежее, чистое. Поток был нескончаем и неудержим. Струи сплетались, расходились, закручивались. Ага, так намного лучше! А мы вот эту струйку отделим и вот сюда направим… вот сюда, вот сю… Блин, не получается!

— Подтяни Лису поближе, — стараясь не потерять сосредоточение, каким-то не своим голосом скомандовал он Рогану, — и левее, мне туда не дотянуть, — Роган поспешно стал подтягивать и перевязывать. — М-м-м… — складывалась у Квали в голове мелодия без слов, — м-м-м… — Из-под ладоней его потянулись вниз по течению две полосы воды, казавшейся белой от мелких пузырьков. Вода как будто кипела, хотя пар не шёл. Полосы исчезали под доской. — М-м-м… — тянул Квали практически на одной ноте.

— Лиса! — громким шепотом окликнул Роган. — Что-нибудь чувствуешь?

— Не-а! Только спать хочется. И, знаешь, вода всё-таки тёплая!

— А и хорошо, и ладно, ну и спи, — отозвался Роган. — Главное, на бок не поворачивайся! — и он уселся поудобнее. Его тоже разморило на солнышке. День катился к вечеру, тишину нарушало только негромкое мычание Квали, да свиристели стрижи над рекой, да волны тихо шлёпали о столбики мостков.

Сколько так прошло времени, никто из них потом сказать не смог. Роган очнулся, скорей всего, от вечерней прохлады, а может — от наступившей тишины. Квали спал с мечтательной улыбкой, руки всё ещё были опущены в воду, из-под ладоней всё так же тянулись полосы, но направление их сбилось. Одна уходила далеко вниз по течению и упиралась в излучину противоположного берега. Другая вдоль верёвки уходила под развесистый куст, покачивавшийся на воде. Лисы видно не было. Роган вскочил, подёргал Квали за ногу. Эльф блаженно вздохнул и завозился, поворачиваясь на бочок.

— Ах, зараза! — маг зачерпнул рукой воды, плеснул Квали за шиворот.

— Ой! — подскочил тот. — Ты!.. — Роган молча показал ему на куст. — Ой, ё… — растерянно протянул эльф. Роган ткнул пальцем дальше по течению. Там в излучине стояла роща тростника. Блестящие коленчатые стволы толщиной в руку поднимались ввысь на три человеческих роста и заканчивались пышными коричневыми метёлками. Стволы вминались и врастали друг в друга, для листьев не хватало места. — Ой, ё! — зачесал Квали в затылке. — Перестарался я чего-то… слегка… Чё ж делать-то? А Лиса-то где?

— А я знаю? — нервно огрызнулся Роган. — Давай вытаскивать, может, она ещё там?

Они отбуксировали куст вдоль мостков, дружно сказав "Ух", вытащили на песок и, с опаской ничего не найти, заглянули в середину. О радость! Лиса действительно оказалась "там". Из доски снизу рос огромный пук корней. Во время роста они стелились по течению, и тело Лисы оказалось основательно ими оплетено. Собственно, видна была только голова и руки Лисы, и то с трудом: с верхней стороны доски между пальцами правой руки и сквозь пряди волос проросли уже довольно толстенькие веточки со здоровой, сочной и густой листвой. Лиса безмятежно спала, подложив под голову левую ладошку.

— Трендец, — прокомментировал Квали. — Только топором. Или пилой. Спой! Спой! — заорал он шепотом на Рогана, размахивая руками. — Само получится! Вот, блин, получилось! Спел, блин!

— Мда… — сконфужено поскрёб щёку Роган. Лиса вдруг заёрзала, зашарила, не открывая глаз, вокруг себя рукой, нащупала край Рогановского балахона и потянула его на себя, пытаясь закутаться в него, словно в одеяло. — Эй, эй! — ухватился Роган за своё одеяние.

— А? — открыла глаза Лиса, попыталась повернуть голову и взвыла: косынка свалилась и, видимо, утонула, волосы переплелись с выросшими ветками и держали вмёртвую. — Мама! — осторожно сказала она, скашивая глаза в безнадёжной попытке заглянуть себе за спину. — Мужики, вы здесь хоть?

— Здесь, здесь! — заторопился Роган. — Ты лежи-лежи, Квали перестарался малость, сейчас за топором сбегает, и вытащим тебя!

— Так верёвки-то развяжите сначала! — Роган досадливо хлопнул себя по лбу. Точно! Она же привязана! Верёвки пришлось разрезать: мокрые узлы затянулись и не развязывались, но у эльфа за голенищем нашелся нож, и участь пут была решена на раз. Проблему с волосами тоже решили при помощи ножа. Квали обрезал ветки у самой доски под аккомпанемент воплей: "Ай! Ай! Ухо! Ухо же! Рука моя, рука, пальцы, пальцы! Да не вы Пальцы, а мои пальцы!", и, хоть голова Лисы теперь и напоминала клумбу, но, по крайней мере, обрела свободу. Только вот толку от этого не оказалось никакого. Когда Лиса уперлась руками в доску, пытаясь подняться, обнаружилось, что покинуть свежевыращенную колыбель она может только нагишом. Тонкие корни и веточки проросли сквозь рейтузы и свитер, потом стали толще и разветвились, и теперь отдавать свои приобретения не собирались. Квали, хихикая, отправился за одеждой к дому, Роган уселся рядом с Лисой.

— Кто-то мне недавно что-то говорил про Руку дэ Стэн… — ехидно заметила Лиса, улегшись обратно на лиственное ложе.

— Ну так… Ну и Рука. Ну и дэ Стэн. Ну и вот, и как всегда, — забурчал Роган и не выдержал, заржал, махнув рукой. — Но ведь подействовало же! Голова не болит?

— Оправдывайся-оправдывайся! Как на меня наезжать — так в полный рост, да? А что сам такой же — так это вроде и ничего, да? — вредничала Лиса. — А, кстати, откуда ты взялся-то? И почему ты… — она неловко замолчала.

— Страшный? — спокойно спросил Роган и кивнул. — Я знаю, состарился. Я был уверен, что всех вас убил, вот и… Плохо мне было. Я в Госпитале живу, если совсем худо становится — так хоть сразу откачивают. Ну и работаю там же, целителем. Там меня ребята и нашли. Сегодня утром.

— Интересно, а чего это их в Госпиталь понесло? — Роган открыл рот. — Не ври! — предупредила Лиса. Роган закрыл рот. Он уже и забыл, как это с Лисой общаться: ещё и не сказал ничего, а она уже знает, что ты соврать собираешься. — Да не напрягайся, я уже поняла: папа Риан протрепался про мои ожоги. Да?

— Ну… да, — вздохнул Роган. — А что за ожоги-то? Это… тогда?

— А когда ещё? — пожала плечами Лиса. — И ожоги, и поседела. А ящик мне нормальных нарастил, рыжих. Так и хожу, серединка на половинку, а краситься лень, всё равно никто не видит, в платке же всё время. А матушка Квалина вчера, похоже, решила, что это я так специально! — фыркнула она.

— Да где ты там поседела? И не видно ничего! Вот я — да, во! Весь! А у тебя — чего там, три волосины седых, ой, я поседела!

— Ты издеваешься, три волосины? А вот это что, по-твоему? — возмутилась Лиса, вытаскивая из-под головы прядь волос. И вытаскивая… и вытаскивая… Прядь оказалась неимоверно длинной, волнистой, и сочно-рыжей. — Ох и ни фига себе… — вытращилась Лиса, теребя перед глазами собственные волосы. Потом, что-то сообразив, схватила себя за плечо, но сквозь толстый свитер ничего прощупать не смогла. Роган наблюдал за этой лихорадочной деятельностью с недоумением. — Роган! — перевела на него совершенно сумасшедший взгляд Лиса. — Роган, режь!

— Чего? — попытался, не вставая, отскочить Роган.

— Свитер режь! — страшным голосом скомандовала Лиса. Роган заморгал. — Да разрежь ты этот свитер гоблином грёбаный! — заорала Лиса. — На спине разрежь! Роган! Вылезу — убью! Кончай тупить, ну? Режь немедленно!

— Да режу, режу! — Роган обошёл куст, чтобы добраться до Лисьей спины, и стал пилить ножом толстую пряжу.

— Ну? Ну? — чуть ли не подпрыгивала Лиса.

— Что "ну"? Рубашка, зелёная.

— Роган, ты что, дурак? — неожиданно спокойно, но очень напряженно спросила Лиса. — У меня седина исчезла, я хочу знать, что со шрамами на спине, ты это в состоянии понять?

— А-а! Так ты бы так и говорила! — дошло до Рогана. — А то "режь!" Резать, знаешь, много чего можно… — бормотал он, стараясь не задеть ножом кожу. — Ну вот, спина.

— А шрамы?

— Да где?

— Да на спине! Ослеп, что ли? — орали они друг на друга.

— Да нет тут ни фига! — окончательно вышел из себя Роган. — Шрамы-кашрамы! Нету у тебя никаких шрамов!

— Нету? — дрогнувшим голосом переспросила Лиса и всхлипнула.

— Тебя это так расстраивает? — растерялся маг. — Ну, хочешь — сделаем! Делов-то! Да хоть сейчас! Но зачем?

— Дурак! — нервно засмеялась Лиса и опять всхлипнула. — Не надо мне, придумал тоже! Просто… я с ними восемь лет жила, и ещё не дошло, что их действительно нет… Точно нет? Совсем? Ты посмотри! — опять забеспокоилась она. — Там и на плечах было, и руки тоже!

Роган, наконец полностью уяснив ситуацию, принялся кромсать свитер. За этим глубокомысленным занятием и застала их Птичка.

— Мам? Квали сказал… Ой! Ой! Ха-ха-ха! — при виде декорированной ветками головы Лисы Птичка не смогла удержаться от хохота.

— Во-от, — заворчала Лиса, вытягивая ноги из рейтуз. — Вырастила! С матери какая-то древесина последние штаны сняла, а ей смешно!

— А я думала, ты себе специально кокон свила! Вылупляйся! Бабочка!

— У меня крылушков нету, — мрачно отбрехивалась Лиса.

— А может, ещё тут посидишь? Глядишь, и выросли бы? — хихикала Птичка. — А то давай приделаем!

— Себе приделай! Стрекоза! Комар-переросток!

Роган слушал беззлобную пикировку за спиной и думал о том, как ему не хватало этого все те долгие-долгие годы, что он провёл в добровольном заточении в келье Госпиталя. Все годы, что он был целителем, только целителем, и брался за самые сложные, самые безнадёжные случаи, чтобы хоть немного уменьшить огромную тяжесть снопа Жнеца Великого, взваленного судьбой ему на плечи. Неподъёмного снопа в пять колосков.

Стемнело. Нику едва удалось уложить: она требовала, чтобы "дядя Гр-ром" читал ей сказки.

— Это любовь! — беспардонно ржала Лиса. — Лет через тридцать оженим!

— А что? — басовито гудел Гром. — И женюсь! Эльф в зятьях у тебя есть уже, теперь и вампир будет! Вояка девка боевая, пристрою в Руку, да!

— Я тебе дам — "в Руку"! — Лиса потащила с плеча полотенце.

— Спасайтесь! Ужасное боевое полотенце в действии! — дурашливо заорал Квали, и они с Птичкой, хохоча, ссыпались по лестнице.

— Пусти-ка, — Роган отстранил Лису, положил ладонь на лоб недовольно надутой Ники и сказал: — Ты же совсем спишь, деточка!

— И ничего я и не… — глаза Ники закрылись, она подложила руку под голову и ровно задышала.

— Где ж ты раньше был? — шепотом взвыла Лиса. — Это ж целых семь лет ежевечернее шоу было: "Ника идёт спать"!

— Да-а, Лиса, видишь, какая штука! Вот за кого замуж-то ходить надо — за Серых, за Безымянных, да! — поделился мудрым соображением Гром и немедленно получил полотенцем пониже спины.

— Она подумает, — пообещал Роган, пряча улыбку, и подтолкнул Грома к двери. — И, несомненно, выберет правильное решение. Времени много, так что… — он взглянул на Лису и не удержался, хихикнул. Лиса стояла с открытым ртом.

— Ах, ты! — наконец опомнилась она. — Опять "замуж"? Убью!

Квали сидел на краю вытащенного в сад стола, болтал ногой и языком, Птичка под его болтовню резала хлеб. Оба обернулись на топот по лестнице, дверь распахнулась, грохнувшись о перила, с крыльца, нервно хихикая, соскочили Гром и Роган. За ними неслась Лиса с полотенцем на замахе. Все трое забегали вокруг стола. Птичка пискнула и упала животом на хлеб, Квали перекатом завалился на спину, поджав ноги — прямо в блюдо с сыром спиной. Нарезав несколько кругов, карусель остановилась. Гром и запыхавшийся взъерошенный Роган, готовые сорваться с места, с одной стороны стола, с другой Лиса ловила глазами момент.

— Так. — Птичка выпрямилась и стряхнула крошки с передника. — Знаете, что? Всё, конечно, замечательно, но без вас здесь было ТИХО! — сверкнула она глазами. — Слезь со стола! — вдруг рявкнула она на Квали не хуже Лисы и воткнула нож в буханку, пригвоздив её к столешнице. Эльф скатился Грому под ноги, вскочил, и вдруг все четвёро, дав отмашку, гаркнули:

— Служу Короне! — и захохотали, восхищённые собственным единодушием.

— Ну, знаете!.. — фыркнула Птичка, гневно раздув ноздри тонкого носика, и решительно ушла в дом.

— Упс, — развела руками Лиса и мотнула Квали головой. Тот изобразил ужас перед неминуемой расправой и собрался уже идти утешать обиженную, но Роган вдруг заполошно завопил:

— Ай, ай! Стой, стой! Не шевелись! — эльф испуганно замер в позе, для человека невозможной — на полушаге, только глазами зашарил вокруг в поисках неожиданно возникшей опасности. Лиса и Гром тоже быстро стрельнули глазами по сторонам. Что происходит? Роган неторопливо подошёл, снял со спины эльфа два прилипших куска сыра и тут же сунул их в рот. — Фщё, шпасибо! Мовефь идти — прочавкал он. Квали обалдел от такой наглости.

— Ну, ты вообще-е! А в глаз? — Роган сосредоточенно жевал.

— Псих! — поддержала эльфа Лиса. — Что ж ты так орёшь-то? — Роган жевал. Квали сплюнул и ушёл в дом.

— Да ладно вам! Очень кушать хочется, — извинился ему вслед Роган и искательно посмотрел на стол. — Лиса, а может, сядем уже? — в последний раз он ел утром, после прихода ребят в Госпиталь, и есть хотел зверски. Привык уже, за восемь-то лет безвылазного пребывания в своей келье, к регулярному питанию.

— Ладно уж, живи, несчастный! — сжалилась Лиса над голодающим. — Но ещё раз про "замуж" — и всех убью! Сваты хреновы! Так, чего у нас тут нет?

— Вина! — сразу среагировал Гром. — И сидру, есть у тебя ещё?

— Хоть залейся. Пошли тогда, поможешь донести. А ты садись пока, голодающий, не жди. И буханку дорежь заодно. Может, тебе супу погреть? — Роган замотал головой и принялся сооружать монументальный бутерброд. Он уже забыл, что можно настолько проголодаться. Эх, вспомним молодость!

— Лисища, а где ты такое вино берёшь? Никогда такого не пробовал.

— А что, плохое? — бордовая струя, распространяя терпкий аромат, лилась в кувшин из небольшого бочонка под стойкой.

— Нет, наоборот, хорошее. Но нигде такого не встречал, да.

— А я не беру. Я "Источник" покупаю, на три года. А держу два. Мне братец объяснил, там селективность к концу использования резко снижается. А так — нормально.

— Так дорого же? — удивился Гром. Он примерно знал, сколько это стоит, когда не казённое.

— Окупается, — отмахнулась Лиса. — Ты прикинь: портал на Базар, потом найти что-то приличное, транспортный портал, сама погрузка. А хранить где, если партию брать? Я ж не столичный ресторан, у меня всего семь столиков, зачем мне? А нарвёшься? Пробовала — вино, привезла — уксус. И доказывай потом! Нет уж, так надёжнее. Ну, да, за восемь лет вкус всё-таки изменился, потому такого больше ни у кого и нет. Но ведь неплохо? Держи, пойдём, — Лиса выставила на стойку третий полный кувшин.

Со второго этажа им навстречу спустились Квали и Птичка. Она ещё дулась и смотрела укоризненно.

— Лиса! Нас простят за учинённое буйство и помилуют, если ты разрешишь её благословенности посидеть с нами в саду! — Птичка ткнула его в бок кулаком и сверкнула глазищами. — Ну, неблагословенности! — хихикнул он.

— Вредина! — прошипела Птичка.

— Да сиди, пожалуйста, — пожала плечами Лиса. — В конечном счёте, ты тоже там была. Только так: начнёшь реветь, или переживать, что я реву — пойдёшь спать. Договорились?

— Почему это ты будешь реветь? — сразу насторожилась Птичка.

— Ну, мало ли, расчувствуюсь не по-детски, — хмыкнула Лиса, вручила всем по кувшину и отправила в сад.

— Ну-с, кто первый? — все уже себе налили, закуску по тарелкам разложили, можно было начинать. — Роган, давай ты? Ты уже что-то съел, остальные голодные. Ты рассказывай, а мы есть будем!

— Да ну, чего там… — попытался увильнуть маг. — Я уже ребятам рассказал, ничего со мной такого не было, исключительного.

— Но я-то не слышала! — возмутилась Лиса. — А кроме того, про "ничего не было" — наглое враньё! Ну, Роган, ну я ж кто? Смеёшься?

— Ну… Эх… Ну, вот… — запыхтел Роган. И сдался. — Ладно. Вот.

Как оно было.

— Я, честно говоря, сгореть должен был, — начал Роган. — А в живых остался по чистой случайности. Помните, мы тогда печать нашли? Без подписи? Ну, когда нас староста в деревне попросил банду разогнать, а потом Чавчиком рассчитался?

— А-а, точно, было что-то такое! — кивнул Квали.

— Слушайте, извини, перебью, а кто-нибудь знает, что со свинкой стало? — вылезла Лиса.

— Так в Парке Чавчик-то, да, — оторвался Гром от сидра. — Он с нами оказался, я его потом в Парк Зверей и отвёл, куда его девать-то было? Видишь, какая штука, в дом-то мы и не ходили больше, в аренду сдали, ему жить негде и оказалось, да. Здоровая такая животина выросла, потом как-нибудь сходим, посмотришь.

— Здорово! — обрадовалась Лиса. — Извини, Роган, давай дальше!

— Ага. Ну, вот. В общем, печать эту мы тогда так и не сдали, она у меня в кармане так и валялась. А там я стоял, пытался "сетью" этого гада через портал накрыть, а он файерами отстреливался, и один таки я почти пропустил. Балахон он мне прожёг, зараза, в кармане дыра получилась, печать, видимо, и выпала. Я, когда шагнул, её ногой раздавил, и так удачно, что портал открылся. Сзади. А тут как рвануло! Меня в этот портал и вымело. Головой приложился, и привет. А потом оказалось, прямо к самому Госпиталю меня швырнуло, к главному входу. Нашли быстро — а что толку? Голова пробита, аккуратно так в край ступеньки затылком вписался, да ещё откат здоровенный, без магии полторы недели просидел. А потом так в Госпитале и остался, — скомкал конец рассказа Роган. — Вот и всё.

— Врёшь, — уверенно сообщила Лиса.

— Вру, — вздохнув, согласился Роган. Помолчал, решаясь. — Я, ребята, жить не очень хотел. Вернее, совсем. Не хотел. Я… В общем… Покончить я с собой пытался. Два раза. Если бы магии не лишился — получилось бы, а так — откачали. И на контроль поставили, — он задрал рукав. Под кожу запястья была вживлена сломанная печать, между половинами пульсировала синяя жилка. Он неловко, как-то виновато пожал плечами, одёрнул рукав. — Я и из кельи почти не выходил, вы мне постоянно мерещились. Очень… неудобно было. А потом… ночью… во сне… опять там оказывался, — тихо закончил он, не глядя на друзей. Почему-то было невозможно посмотреть им в глаза, будто рассказал о чём-то постыдном. Будто попытка смертью заглушить чувство вины была непозволительной роскошью или недостойной слабостью. А может, так и есть? Иначе — почему ему сейчас так неловко?

— Теперь не врёшь, — деревянным голосом сказала Лиса и прикусила дрожащую губу. Все долго молчали. Лиса встрепенулась, быстро разбулькала вино по кружкам, подняла свою: — Роган! — жестко позвала она. — Ро-ган! — дождалась, когда он поднимет на неё глаза и с расстановкой сказала: — Роган! Это. Уже. Закончилось! Мы живы, Роган! Забудь!

Роган прерывисто вздохнул и как будто проснулся. И даже улыбнулся, хоть и криво. И сказал "Да!" И кивнул. И выпил. И стал жевать мясо.

— А со мной всё просто! — дожевал свой кусок Квали. — Я не участвовал!

— Это как это? — удивилась Лиса.

— Это так это! Мы с Громом свалились прямо на мага этого, а у него уже второй портал был открыт, чтобы с добычей смыться. Мы в него вцепились, чтобы не ушёл, а тут ка-ак даст! То, что ты навесил, — кивнул он Рогану. — Мы так втроём туда и улетели, и всё, дальше только Гром знает, а я пас. Очнулся уже в ящике. Потом узнал, что меня Громила почти две недели на себе по лесу тащил.

Лиса вопросительно уставилась на Грома.

— Ну, вот, видишь, какая штука, ну и тащил, да, ты ж сам-то не шёл, — флегматично согласился Гром и опять уткнулся в кружку.

— А этот, маг-то?

— А он шею себе свернул. Нас, того, протащило, да перевернуло, мы ж свалились на него. Ну и… вот, да.

— А поподробнее можно? — начала выходить из себя Лиса. — Из тебя прямо клещами тянуть каждое слово надо!

Гром со вздохом отставил кружку.

— Ну, Лисища! Ну, видишь, какая штука, плохо я рассказывать умею. Да и не было так-то ничего. Упали, да. Этот того. Я думал, и Большой тоже. Головой-то стукнулся он, кровища вокруг… Потом смотрю — не, дышит вроде. Ну, я его взял, — он показал, как он взял. — И пошёл. И дошёл. И всё. Да.

— Подожди, а как вышло, что у вас печатей при себе не было? И, позвольте, в корчму недавно вы опять-таки без печатей ввалились? Что за нафиг в этом Мире?

— Ну, так… сгорели печати-то. Нас же накрыло, а потом уж швырнуло. Одежду пожгло. И нас так слегка. Волосы.

— Мать Перелеска, так ты его голого, что ли, нёс? — ахнула Лиса.

— Не, у этого, у мага, плащ целым оказался. Ну, почти. Мы ж на него упали. Получилось — прикрыли, да. Только ему уже без разницы. Вот и завернул, да, — ох, не любил Гром рассказывать, не любил. Одно дело — ругаться, там сразу находились нужные слова, и получалось складно и доходчиво. А вот так рассказывать он не умел, слова сразу терялись, получалось неуклюже и непонятно. Ну, как он расскажет, как, очнувшись, чуть не выпил своего Большого, потому что весь камень посреди болота, на котором они очутились, был залит кровью из раны у Большого на голове, и запах этот застил сознание, не давал ни о чём думать? А кровь нужна была срочно, потому что Гром обгорел сильно, регенерация забрала массу энергии, а маг был мёртв, и кровь его на тот момент уже свернулась и не годилась ни на что. И как Гром в первый момент не мог понять, откуда столько крови вокруг, потому что на погибшем ран не было. А потом понял, что у Большого под коркой спёкшихся волос на голове большая рваная рана, которая всё ещё кровила, и кровь всё не останавливалась, и Грому пришлось её зализывать, и его всего аж трясло, и клыки не убирались никак, было очень неудобно. И как выскочил откуда-то сбоку Чавчик, и Гром взял его на взгляд, и стоял над ним, не зная, что делать, потому что был Чавчик свинкой упитанной, жирненькой, и как добраться сквозь слой сала до артерии — совершенно было непонятно. А убивать его Гром не хотел, совершенное это было бы свинство — убить Чавчика, и глупость несусветная: кто знает, сколько они будут идти, но это Гром уже потом сообразил, а тогда — просто не хотел убивать, неправильно это получалось. И как нашёл всё же место за ухом, и проколол ногтем, и пил, и щетинки противно щекотали губы, и пахло… свиньёй, но он пил, потому что было надо. И как долго, мучительно раздумывал, что же делать дальше, а это было очень непривычно и неприятно, он очень давно ничего не решал и отвык совсем, разучился. Слишком долго ответственные решения за него принимали другие, и теперь соображалось с трудом, решать — это так тяжело, столько всего надо учитывать! Но он всё же сообразил, что "поиском по крови" их уже не найдут: с вампиром это вообще бесполезно, а по крови Большого — уже нашли бы, времени-то много уже прошло. Или не успели ещё, вот-вот появятся? Как действует "поиск", он вспомнить так и не смог. Не оттого, что память плохая, а просто потому, что никогда этого не знал. Никогда он всерьёз такими вещами не интересовался. Рядом всегда находился кто-то знающий, зачем же ещё и Грому? Потом долго высчитывал — идти за помощью одному, оставив Большого здесь, или это неправильно. И решил, что правильно — идти с Большим, но опять долго думал, в какую сторону, и собрался идти на юг, но туда было никак, сплошная топь, и пришлось в обход на запад. И как он потом шёл и нёс их, и Большого, и Чавчика, завернув в плащ, потому что Чавчик по такому болоту идти не мог, он бы утонул. Гром и сам чуть не утонул, и чуть не утопил всех, оступившись с коряги и ухнув в "окно", а потом долго отмывал Большого в ручье, вытекавшем из болота, от липкой болотной дряни. А потом была ночь, и Гром знал, что холодно, но огонь развести было нечем, и Большого колотило, а Гром его согреть не мог, потому что сам был холодным, мёртвым и бесполезным. И тогда он замотал Большого в плащ вместе с Чавчиком, и тот его грел, а Гром закинул этот узел через плечо и пошёл дальше, потому что в темноте видел вполне нормально. А на следующий день он пытался Большого напоить кровью, потому что больше есть было нечего, а Большого рвало, его и от воды рвало, и от крови рвало, и просто так, ни с чего, и Гром понёс их дальше. А на третий день к вечеру Большой стал бредить, и стал очень горячим, и Гром совсем растерялся, выпустил Чавчика, и тот побежал следом, жалобно повизгивая. А Гром намочил обрывок плаща в ручье, вдоль которого шёл, и всё укладывал Большому на лоб, и нести Большого дальше пришлось не за спиной, а на руках, потому что тряпка всё время сползала, и её приходилось всё время поправлять, а Большой метался, вырывался и орал что-то бессвязно. А ночами Чавчика всё равно приходилось тащить на себе, в темноте поросёнок не видел, а останавливаться на ночёвку было ни к чему — костра-то всё равно не было. А для этого пришлось оторвать ещё пару полос от плаща, иначе не получалось привязать Чавчика на спину. А тот будто понимал, и даже не сопротивлялся. И каждое утро Гром пытался накормить Большого кровью Чавчика, и он её даже пил, но потом его всё равно выворачивало, но хоть от воды тошнить перестало, а вот жар не проходил, и Гром начал бояться. Да, похоже, именно тогда он испугался в первый раз, ему было очень, очень плохо. Он вдруг подумал, что Большой может умереть, и ему, Грому, придётся тогда его поднять, потому что — как же? Как же можно иначе? Остальных вот уже нет, как же это, чтобы и Большой тоже совсем не был? Это было бы уж совсем неправильно. А потом прошла уже неделя, и Гром стал бояться ещё больше, потому что у Чавчика была совсем не та кровь, на ней нельзя было жить долго, а Большой и так потерял много крови, и забрать у него ещё было всё равно, что убить. И как ему всё-таки пришлось сделать этот глоток, потому что прошло уже девять дней, а они ещё никуда не вышли, и как трудно было сделать именно один глоток, а не десять, и даже не два. И как через два дня они всё-таки вышли: вампир в набедренной повязке из папоротника, шатаясь, тащил на спине тюк, испятнанный запекшейся кровью, следом бежал отощавший поросёнок, и сначала от них шарахались, а потом вышли мужики с дрекольём, а он всё рычал: "Рука Короны, Дело Жнеца! Печать! Живо печать в Госпиталь, пор-рву, ур-роды!" И уроды наконец поняли, и свет портала, такой бледный днём, и белые стены Госпиталя. А Лягушонка уже собрались уносить, но он вдруг очнулся, и увидел Грома, и узнал, и прошептал: "Мама! Маме скажи!" "Да кто мама-то? Кто мама?" — бросился к нему Гром. "Мама… Рэлиа, Рэлиа дэ Стэн" — и опять отрубился, а Гром подумал, что он умер, и ему стало очень плохо, и всем вокруг тоже стало плохо, потому что Гром стал ломать мебель, и вообще… расстроился сильно. Но ему смогли всё же объяснить, что Лягушонок жив, и выживет, и всё нормально, и успокоили. А на следующий день он пошёл на холм Стэн, и стал искать маму Квали, Рэлиа дэ Стэн. И спрашивал у всех, кто попадался, а на него совершенно дико смотрели и ничего не отвечали, и Гром не понимал — почему, и всё спрашивал, потому что Лягушонок его попросил, и не мог же он просто повернуться и уйти, хотя уже очень хотелось. И как в конечном счёте его отвели во Дворец, и к нему вышла эта эльфа с сумасшедшими глазами и остановившимся лицом, и всё, что он смог сказать, глядя в эти глаза, это "Да жив он, жив, видишь, какая штука!", и успел-таки подхватить, когда она вдруг упала, как будто внутри у неё сломался какой-то стержень, который только её и держал. И как она рыдала у него на руках, и её никто не мог успокоить, а потом появился Король-Судья Риан на-фэйери Лив, и оказалось, что это его жена. А Гром сначала его не узнал и ещё и отпихнул. Дай, сказал, райе поплакать, не видишь — плохо ей от радости! Тьфу, дурак! Ну как он им это всё расскажет? У него и слов-то столько не наберётся, да и помнить-то не хочется всё это, не то, что рассказывать. Он бы с удовольствием забыл, только вот не получается. И страх свой за Лягушонка, который так и остался с ним навсегда, и за эти восемь лет никуда не делся, и ужасные глаза мамы Рэлиа, ожидавшей услышать известие о смерти второго сына. Эх! Да.

— Подожди, две недели… — соображала Лиса. — А что ты ел?

— Ну так… Чавчика и ел, — пожал плечам Гром. — А один раз его, — кивнул он на эльфа.

— А-а-а! Так вот с чего ты меня тащил! — захохотал Квали. — На чёрный день! Запасливый ты мой!

— Ну так… у меня рёбра-то того, как мы летели, видишь, какая штука, — принял подколку всерьёз Гром. — Там бы оба и остались, да.

— Да ну, Громила, я же шучу! — засовестился эльф. — Всё я понимаю, чего это ты? Если б не ты…

— Так, стоп-стоп! — подняла руки Лиса. — Это вы потом выясняйте, кто, кого, зачем и почему. А неделю назад куда вы печати подевали?

— Ты будешь смеяться, — опять хихикнул Квали. — Нас обокрали, представляешь?

— Что? Руку? — обалдел Роган.

— А им разница была? Мы в рейде были, закончили уже, тут кто-то, Серый, по-моему, предложил на озеро податься. Так, Гром? — Гром кивнул. — Ну вот, мы одёжку на берегу сложили, Звери плещутся, а тут кто-то заорал, мы из воды выскочили, а там уже всё стырили и портал уже закрыть пытаются. Серый портал как-то удержал, даже, видимо, расширил, потому что Звери тоже прошли. Так и получился у нас второй рейд за день, совершенно случайно. В общем, помню только, что злой я был до изумления, и меч у меня чужой в руках был, неудобный жутко. А потом тресь — и всё. Дальше опять только Гром знает. — Лиса вопросительно уставилась на Грома.

— Ну так… добили мы их, — пояснил Гром, — только Вальт, Серый наш, за… это, устал, в общем. И портал не удержал, погас портал-то. И остались мы, в чём были. Я хотел сначала печати поискать, но там такая каша была… Затоптали всё, пока рубились, видишь, какая штука. А тут Звери сказали, что город рядом совсем, они такое чувствуют. Ну, я ребят на них погрузил, и доехали. На Зверях-то оно быстро, да.

— Так это что выходит: у нас под боком банда обитала? — опешила Лиса. — Но у нас тихо было…

— А ты вспомни: в деревне той тоже чисто случайно лагерь обнаружили, — напомнил Квали. — Они рядом с лагерем на промысел не ходят, умные! — нехорошо ухмыльнулся он.

— Да-а, ребята, весело живёте… — уважительно покивала Лиса.

— Ха! А как ты думаешь, с чего я в Руку пошёл? Когда у нас скучно-то бывает? Сама-то вспомни! — фыркнул эльф. Он обнимал Птичку за плечи, и ничто не могло испортить ему настроение. — Ты уже давай — сама рассказывай! Почему мы вас не нашли, уже понятно, мы искали на-райе Рио и дэ Вале, а вы уже обе на тот момент были дэ Мирион. Кстати, вот с этого и начни, очень интересно, когда это ты за Дона замуж вышла!

— Это не для детей, — сделала Лиса постное лицо.

— Да ладно! — вредно скривился Квали.

— Дура была, вот и вышла. Отстань. Не хочу, — помрачнела Лиса.

— Да нет, Лиса, я не просто так….

— Я твоим родителям уже всё, что надо, рассказала. А ты маленький ещё. Всё, закрыли тему, хорошо? А то вообще рассказывать не буду.

— Вредная! — но тут Гром пнул его ногой под столом, внимательно на него посмотрел и, так, чтобы Лиса не видела, показал увесистый кулак. Квали сначала удивился — чего это он? — потом дошло и стало очень стыдно. Бодро расспрашивать вдову, как она вышла замуж… Похоже, у него не только на двигательной системе тормоз образовался. — Извини, дурак, заткнулся, — виновато покаялся он. Лиса слегка удивилась сговорчивости обычно настырного эльфа, но и вздохнула с облегчением. Это было только её, и делиться она ни с кем не собиралась. Да и слишком сложные это были чувства, она и сама-то не могла никак решить для себя, что это такое. С одной стороны, она тосковала по Дону, бережно, как скряга, перебирая в памяти те дни, что провела с ним рядом. И благодарность к нему тоже присутствовала. Он научил её танцевать, пусть и с мечом, но научил же? И радуга в руках, подаренная им, не потускнела от времени. С другой стороны — он ей даже имя своё настоящее не сказал, соврал, скотина! Убила бы, чесслово! Донни, как же! А Кэйн Берэн из Донн Дроу не хотите? А она тоже хороша: в руках ведь "Утверждение намерений" держала, а что имя другое, от обалдения даже внимания не обратила! Да что там имя — даже про расу свою ни разу не заикнулся! Только по заклинанию поиска имени по крови и узнала, кто он такой на самом деле! Хорошо ещё, что то, первое "Утверждение" с каплей крови Дона на Печати сохранилось, не сгорело. А свидетельство о браке осталось в том домике. Лиса даже не знала названия деревни, как-то так получилось, что и не спросила даже ни разу — а где она находится? А потом и спрашивать стало не у кого. Зато первое "Утверждение", хоть и вымокло, но осталось у Лисы, и она смогла этим воспользоваться. Надо же было выяснить, почему у Ники волосы так странно себя ведут. Не в Лису же ребёночек такой интересный уродился: чуть что — и вся голова дыбом в буквальном смысле слова, как шерсть у волка на загривке. Лиса сначала решила — оборотень, и, пока не сообразила оплатить заклинание поиска, не спускала с Ники глаз каждое полнолуние. Сказки — сказками, а вдруг… А сколько ревела? Ведь узнает кто-нибудь, сообщит на-райе — отберут, сразу отберут! И будут "исследовать". Они же, блин, учёные, им же, блин, интересно! А может, потом и уничтожат. Её ребёнка! Её Нику! Оказалось — нет, не оборотень, но легче не стало. Дроу-полукровка — это неслыханно, кому сказать — не поверят! Хорошо хоть цветом кожи дочь в Лису пошла, а то какая бы жизнь была суждена девочке — подумать страшно! Скотина Донни!

— Ладно, — собралась Лиса с духом. — Слушайте. В общем, на вылете из той воронки меня от всех оторвало. Брякнулась серьёзно, чуть дух не вышибло. Встаю — и слышу, Дон кричит: "Лиса!", и в меня что-то большое, тяжелое кинул, оно меня с ног сшибло, покатились мы вместе и свалились куда-то. Тут и грохнуло. И боль такая по спине, по рукам — я и не подозревала никогда, что может быть настолько больно. И вырубилась.

Пэр Ри ле Скайн, восемь лет назад, другой континент.

Совершенно дикая острая боль скрутила его внезапно и катастрофически не вовремя. Судорога была настолько сильна, что кожистое яйцо, которое он собирался положить в инкубатор, лопнуло у него в руках. Секунды три ушло на то, чтобы сквозь пелену боли понять — боль не его, со спиной всё в порядке. Ещё два удара сердца, и стало ясно: это не чьё-то атакующее заклинание, а что-то совсем другое, магии не чувствовалось. После этого он прошипел сквозь зубы формулу отведения и передачи. Ближайшим подходящим объектом оказалась его лучшая, давно уже прирученная ящерица-несушка, свернувшаяся в своём углу. Она только что снесла то самое яйцо, которое он раздавил, и теперь собиралась отдохнуть. Она заверещала от неожиданного "острого" ощущения, повалилась на спину, хлеща хвостом и разнося лабораторию, потом опять перевернулась и бросилась, куда глаза глядят, пытаясь убежать от боли. Глаза глядели на тот момент в стену, и помещение сразу превратилось в веранду: стена была сплетёна из довольно тонких стволиков, и ящерица унесла её с собой на шее, как импозантный воротник.

Поминая дроу, гоблинов и их потомство от противоестественных связей, Ри смыл с себя яичную массу и стал соображать — а что это, собственно, было? Вырисовывалась какая-то энергетическая связь, но не атака, и вектор уходил практически отвесно вниз. Он наскоро просканировал недра — и ничего не нашёл. А это могло означать только одно: то, что он испытал — это отголосок ощущений той девчонки, Тии, оставшейся на том материке. Только отголосок… Высь и крылья! Если вот это отголосок, то, похоже, эта девочка крепко влипла! И надо срочно что-то делать, а причин этому две: во-первых, как только ящерица сдохнет, а она сдохнет быстро, потому что от боли не соображает ничего, Ри опять получит те же ощущения обратно. Если, конечно, Тия к этому времени ещё будет жива, что, судя по силе боли, вряд ли. И это вторая причина. Он обещал. Обещал вернуться и отдать ей память о том дне. А если он сейчас промедлит, возвращаться будет не к кому. А если честно — всё это была ерунда. Он просто не хотел, чтобы она умирала. Если совсем честно — она была единственным действительно светлым его воспоминанием за очень долгий срок.

Тию за прошедшие годы он, как ни странно, вспоминал довольно часто. С досадой и неловкостью — первую часть знакомства, и с большим удовольствием — вторую, особенно то, что было там, на скальном карнизе, гм… Он пытался представить себе, какой она стала, даже иногда мысленно, в воображении, разговаривал с ней. Он испытал тогда настоящий шок, обнаружив в двенадцатилетней девчонке, в "удачном экземпляре" — личность, способную прощать и сочувствовать. И только на этот шок он и может списать это безумие: предложение совместного полёта. Он и раньше переносил разумных, но при этом не поддерживал с ними контакта, как-то было ни к чему. А с ней контакт возник, будто сам собой, и настолько сильны были её восхищение и азарт, настолько остро и правильно чувствовала она и полёт, и его самого, что у него окончательно снесло крышу, и он показал ей брачный танец. Тот самый, "Когда двое становятся одним". Надо же, как неуклюже это звучит на её языке. Но сути не меняет. Они стали "одним", вот за это он теперь и расплачивается.

И расплачиваться надо быстро, иначе будет поздно. Значит — портал. А он ещё ни разу не пробовал открывать портал на другой материк. Эх, нет хуже — делать что-то в первый раз из-за срочной необходимости! Обязательно чушь получится! Блин, блин, блин, драный гоблин! Маяк — фигня, вот её память, в камне, лучшей привязки и быть не может. Вектор — вот он, прекрасно чувствуется. И что мы видим? Это портал? Ри с большим недоверием рассматривал дыру в земле, разверзшуюся у его ног. Портал получился крохотным, в него с трудом можно было просунуть либо руку, либо голову, плечи уже не пролезли бы. А ещё в нём светилось небо. Небо под ногами. Только где-то далеко внизу сквозь дымное марево виднелись перевёрнутые, как бы растущие вниз, обгорелые ветви какого-то дерева. И что с этим делать? Из портала тянуло кислой гарью, палёным мясом, а энергию он жрал с неимоверной скоростью, Ри прямо чувствовал, как она утекает в никуда. Ну ладно, рискнём. Ри решительно встал на четвереньки и сунул голову в дыру. Вестибулярный аппарат взвыл и отказался работать. Дезориентация была полной. Тело утверждало, что хозяин стоит, опустив голову ниже уровня земли, а голова чувствовала, что она, наоборот, торчит ИЗ земли, а тело, видимо, осталось без опоры и сейчас упадёт. Естественно, Ри судорожно, совершенно рефлекторно вцепился в края портала и, естественно, тут же и получил всё, что за такую глупость причитается: кто же в здравом уме такое делает? Одно дело — за внутренний край рукавом задеть, а схватиться, да с полной охотой, да голой ладонью — законы физики, они и в магии законы физики. Заряд оказался таким "бодрящим" — аж искры из глаз, в буквальном смысле! И с волос, и сами волосы дыбом встали. Ри испытал настоятельную потребность высказать всё, что он думает, что и проделал, сидя рядом с порталом, тряся головой и рассыпая искры. И на дракхе высказал, и по-эльфийски, и на древнем таинственном языке жестов, которого никто не понимал, но все охотно пользовались. А толку? Но теперь он, хотя бы, знал, чего ожидать.

Он опять просунул голову в портал, и на этот раз понял, что смотрит не в ту сторону. Голова его торчала из склона невысокого бугорка, и с этой позиции он видел только небо, дым и опалённые ветки дерева. С макушки бугорка на лицо падал лёгкий рассыпающийся пепел. Он встал, обошёл портал и сунулся с другой стороны. Да! Вот теперь он видел! И стало сразу не до капризов вестибулярки, потому что прямо перед ним ничком лежала его Лиса-Мелисса и умирала у него на глазах. Половина головы, спина и руки до локтей представляли собой сплошную открытую рану. Плоть не запеклась, не покрылась пузырями — она просто испарилась под страшным жаром магического — в этом не было сомнений — удара огромной мощи. Кости лопаток казались обглоданными, неровными и неправильными, влажно поблёскивали обнаженные рёбра, было видно, как между ними, за позвоночником, под белёсой плёнкой плевры ходят лёгкие и бьётся сердце. Неровно, с перебоями — но ещё бьётся. Ри даже зубами заскрипел. Нет! Не хочу! А рукой не достать. Вроде близко — а не достать, только если кончиками пальцев. Да и действовать на ощупь в такой ситуации — просто идиотизм какой-то! Что же делать? Вот так торчать тут и смотреть, как она умирает? И тело подсказало ему решение. Голова поднялась на полупрозрачной студенистой шее, правая рука тоже стала голубым студенистым червяком и пролезла в портал, поддерживаемая левой, чтобы не цепляться за края. На конце сформировалась ладонь. Только не упустить сосредоточение, не упустить себя, не дать себе скатиться в полную бесформенность и бездумность! Иначе огромная амёба перетечёт в портал и просто сожрёт эту аппетитную биомассу… нет, нет, это не биомасса, это Тия, это его Лиса-Мелисса, не смей, не смей, скотина! Было неимоверно трудно одновременно поддерживать портал, удерживать своё тело в этом промежуточном состоянии и пытаться при этом нарастить плоть на уже агонизирующее тело. А наращивать надо было много, но не из чего. Если использовать её же тело — раны, конечно, закроются, но сама Тия будет обессилена и, конечно, погибнет здесь, потому что от слабости не сможет двигаться. Ри сделал всё, что было возможно: отключил ей нервные окончания, чтобы снять болевой шок, поставил фильтр на носоглотку, чтобы не задохнулась в дыму, восстановил кровеносную систему — так, как ему представлялось правильным. На восстановление мышц и кожного покрова материала явно не хватало, слишком много крови она потеряла, пока он разбирался со своей болью, порталом и взбесившимся чувством равновесия. Энергия утекала стремительно. Когда у него начало темнеть в глазах, он понял — не успевает. Долго думать было некогда. Он модифицировал свои зубы и прорезал ими свою студенистую "руку" у самой кисти. Полупрозрачная голубая кровь дракона потекла на раны, но растекалась неохотно, норовила собраться в лужицы. Он поспешно разравнивал её пальцами, разгонял, промазывал края ран, наращивал тонкие стяжки сухожилий — на полноценные мышцы его крови не хватило бы, а так она, хотя бы, сможет двигаться. Одновременно он грубо, по-хамски, вломился в её энергетику — извини, Тия, но некогда, некогда! — и не расчистил, а, скорее, прорубил два новых канала, чтобы организм её смог принять его кровь, чтобы не произошло мгновенного отторжения. Что-то шевельнулось под телом Лисы, что-то живое, что-то небольшое. Ребёнок? Да, но не человек — эльф, задыхается в дыму. Не понимая — зачем он это делает, Ри набросил дыхательный фильтр и на него. Потом, он обдумает это всё потом — что он делает, зачем, и почему именно так. Последним усилием, отдавая последние крохи энергии, он пролонгировал заклинание обезболивания и рывком выдернул себя из портала. Портал закрылся, Ри потерял сознание.

Когда он очнулся, была ночь. Сколько он так лежал — сутки, двое? По крыше тихо шелестел дождь. Ящерица, вынося стену, задела за стояк. Он покосился, кровля провисла, и Ри лежал теперь в солидной луже. И это было замечательно, это была хоть какая-то, но энергия! Боли не было. Это значит… Он напрягся, пытаясь уловить слабые сигналы жизни с той стороны, и осознал, насколько плохи его дела. Он был выкачан до донышка, так он никогда ещё не выкладывался! И подосадовал на самого себя. Ой, дурак! Ну ради кого, собственно? Подумаешь, девчонка какая-то, а ты теперь сдохнешь, тебе-то никто не поможет, нет тут никого. Всё пытаешься в собственных глазах быть честным-благородным? А кому оно нужно-то? Было бы перед кем выделываться — а то ведь перед самим собой! Ведь никто никогда не узнает, да и дела никому нет — хороший Пэр Ри, или плохой! Сказал бы себе раз и навсегда: я мерзавец — и как хорошо было бы жить! Удобно и необременительно. И даже делать ничего для такого реноме не надо — просто быть равнодушным, не обращать внимания… Как он и жил до встречи с Лисой-Мелиссой. Долго жил, почти три тысячи лет. Мерзавка Тия! Зацепила, выдернула из такого удобного состояния. Так хорошо, так просто было относиться ко всем, как к материалу для опытов, и спокойно заниматься этими своими опытами — без излишней жестокости, но и без сочувствия. А теперь он сдохнет. А истинной причиной его смерти будет желание выглядеть "хорошим" в собственных глазах. Только в собственных, потому что никто никогда об этом не узнает… Смешно! Он хрипло и слабо захихикал, до конца осознавая абсурдность своего поведения. Лежит этакий морализатор в луже и философствует о нравственности, Напоследок. Потому что, похоже, это всё. Скоро для него все вопросы останутся в прошлом, у трупов стремления к философии не наблюдается. Он проверил себя на магический потенциал. Да-а… Это даже не ноль, это минус. Обидно, что всё кончится вот так, ничем. Те два яйца в инкубаторе были очень многообещающими, его ДНК в них, похоже, прижилась, а теперь ему не удастся опробовать свою теорию на новорожденных ящерках. Инкубатор… Инкубатор? Инкубатор — это магия! К дроу в гору этих ящериц, я жить хочу!

Путь до инкубатора оказался долгим. Эти четыре шага он ползком преодолел только к рассвету, ещё три раза теряя сознание, и каждый раз, приходя в себя, всё с большим трудом понимал, что произошло, и где он находится. Слабенькое, зато долгоиграющее заклинание подогрева дало ему силы с трудом подняться на ноги. Инкубатор погас. Ри пощекотал пальцем кожистую скорлупу. Из этих яиц уже никто никогда не вылупится. Простите, ребята, но себя я люблю больше! Он сгрёб в кучу всё, что могло гореть, очень осторожно, чтобы не потратить больше необходимого из и так скудного запаса магии, поджег, и сделал себе яичницу из двух несостоявшихся потомков. За едой он опять раздумался. Почему же он всё-таки так неосмотрительно выложился? Всё-таки, не характерны для него такие поступки, прямо самоотверженность какая-то, граничащая с глупостью! И ладно бы — спасал Лису, так ведь и ещё какого-то эльфёныша мимоходом от удушья в дыму спас. Он хорошо себя знал — совсем это было ему не свойственно. Вот глупость сделать — это он может, это всегда пожалуйста! А подвиг — нет, это не его, что себя обманывать-то? Тогда почему он так забылся, совсем не думал о себе? Азарт хорошо сделанной работы? Тоже не похоже. Что-то там было такое, что он заметил, но оно прошло мимо сознания на тот момент. Ну-ка, ну-ка, вспоминаем… Что-то было не так в энергетическом рисунке, что-то постороннее… А-а, так она беременна! Вот всё и объяснилось. Ни фига он не хороший, и ничего от него не зависело. Голос крови — только и всего. Дракон всегда будет защищать и спасать свою беременную женщину и своего ребёнка, даже ценой собственной жизни — это сильнее любого интеллекта, это инстинкт, непререкаемый закон жизни. Позвольте… Свою женщину?! Своего ребёнка?!! Но это не его ребёнок, это вообще эльф, и беременна Лиса не от Ри! Но она беременна. А эльфёныш явно был вместе с Лисой, явно был как-то с ней связан, и задыхался у Ри на глазах от дыма. Но… Но… Так, приехали… Додумался, блин, философ, докопался, доанализировался! Ри ошалело затряс головой. Потом, вздохнув, смирился. Ну, что ж, значит так тому и быть, против голоса крови не попрёшь, бесполезно. Если его тело, его кровь, признали Лису своей — разум бессилен. Осталось выяснить, что думает по этому поводу сама Лиса. Но… не сейчас. Через двенадцать лет. Какой ты станешь, Лиса-Мелисса? Да ещё новые энергетические каналы, которые пришлось тебе пробить… И во что ты, всё-таки влипла, а? Хоть всё бросай и лети выяснять! Но… нет, никак. Он не сможет остаться в стороне, он обязательно начнёт вмешиваться, помогать, оберегать, и неминуемо раскроется. А вот этого-то и хочется избежать. Он столько сил положил, чтобы о нём забыли, и что же — всё зря? Да и время, время. Неизвестно, сколько он провалялся без сознания, плюс сутки на перелёт — бесполезно ему лететь. Если там что-то произошло — оно уже произошло. Нет, никуда он не полетит. Вместо этого нужно, во-первых, найти источник энергии для стационарного портала на тот материк. А во-вторых, обдумать тот факт, что Дар у Лисы уже просто обязан был проявиться, но, тем не менее, она ждёт ребёнка. И что это значит лично для него? А это значит… Что его опыты с инкубатором накрылись! Окончательно и бесповоротно. Ага, вот этим самым и накрылись, правильно. И замечательно, что накрылись! Надо делать совсем не то и не так! Решение лежало на поверхности, а он всё что-то придумывал, измысливал! Ну, спасибо тебе, Лиса-Мелисса! Ведь что бы могло получиться, если бы его опыт, обойди Жнец, удался? Ри даже расхихикался, представляя себе сценку из жизни драконов лет через триста-пятьсот:

— Ну, я полетела, милый. А ты — будь любезен! — и муж покорно лезет в гнездо, ибо сказала на заре времён Мать драконов Мелиссентия:

— Что ж ты, придурок, не мог живородящую ящерицу для опытов найти? Вот теперь сам свои яйца и насиживай!

Да-а… Надо будет это хорошенько обдумать. А сейчас — добыть еды, а потом спать, спать и восстанавливаться. Всё ещё впереди!

Найсвилл, Лиса.

— В общем, очнулась я, и такой страх сразу продрал — вообще караул! Подо мной что-то живое шевелится, а я на нём лежу, представляете? Я как подскочила! А там Птичка! Ёрзает и бормочет что-то, то ли спит, то ли без сознания, но глаза закрыты. Я сразу всё вспомнила, давай оглядываться, прямо так, на четвереньках — а не видно ничего. Мы с Птичкой в ямке неглубокой, а вокруг дымина-а! Как не задохнулись, пока в отключке лежали — не знаю. Дышать, в принципе, можно, но в горле, сволочь, першит люто, и воняет гадостно, дикой кислятиной такой. А главное — дальше вытянутой руки ни фига не видно, так, силуэты невнятные. А глаза жрёт — мамочки мои! Сразу слёзы навернулись! Ну, я сразу поняла — пал по лесу пошёл, один раз видела такое, только не в таких масштабах. Во-от. На коленки поднялась, оглядываюсь, а помню, что больно было. Плечами этак повела, поёжилась — у меня весь перёд от куртки и рубашки и отвалился, и на локтях повис. Вот от кисти до локтя — ещё рукав, а дальше — полоска тряпочки. Оно, видать, на каких-нибудь трёх ниточках держалось, а как я плечами-то повела — оно и отпало. И я стою, как дура, на это пялюсь… И не больно, главное! Вообще, совсем не чувствую ни спину, ни руки, только стягивает так, ну, знаешь — когда кожа пересушенная после мытья. Во-от. На фиг, думаю, линять отсюда надо, за пояс хвать — а задних-то карманов и нет! Передние, там где кремень, соль и фигня всякая — на месте, пояс сам цел, зараза, а карманы, где печать, деньги, документы — как корова языком! Я прямо взвыла! Такая паника была, — махнула Лиса рукой. — Всё, думаю, тут я и останусь. В компании с кормлецом. Что ты не кормлец, у меня и мысли не возникало: я на тот момент на тех, кого Тень захватила, по уши насмотрелась! — кивнула она Птичке. — Во-от. Что вас никого нет, я сразу поняла: если бы хоть кто-то остался — уже бы вытащили. А ты всё ещё без сознания лежала…

— Я… в сознании, — вдруг прошептала Птичка, неотрывно следя за собственным пальцем, которым развозила по столешнице каплю компота. — Я глаза открыть боялась. Лес… кричал… — её передёрнуло. Квали представил себе, ЧТО эльфийские уши могли услышать в опалённом лесу — и ему стало нехорошо. Мириады не погибших сразу, а только искалеченных огненной бурей насекомых, мелкие зверьки, задыхающиеся в дыму в собственных норах, деревья, вопящие на свой лад от боли в обожжённых ветках, стволах и корнях… Он покрепче обнял Птичку за плечи, будто пытаясь защитить от этой памяти. Она благодарно вскинула на него глаза и опять уставилась в стол. — Я думала, сон такой страшный. Мне и потом снилось, здесь уже.

— Ага, — кивнула Лиса. — Года два по ночам орала. Сначала — чётко раз в два-три дня, Как днём понервничаешь, так и… На второй год уже редко, но тоже случалась. А разбудишь тебя — ты и сказать толком не можешь, что снилось. Только и говорила: лес. Я вас из-за этого и в лесок местный никогда не водила — мало ли, может ты вообще леса боишься. Впала бы в истерику — и что с тобой делать? Вот только четыре года назад в первый раз и рискнула — помнишь, как ты поганок в первый раз набрала? Целую корзину, умница моя старательная! — Птичка смущённо засмеялась. — А я стою, и не знаю, как тебе и сказать-то, что это поганки: ты такая счастливая была, что целая корзина… — Лиса удручённо покачала головой. — А ты мне заявила, важная такая: "Ну и что! Это хорошие поганки! Красивые!" — очень похоже изобразила она Птичку. "Ну, ма-ам!", хихикнув, протянула та. — А что, действительно, очень симпатичные поганки были! Так бы и съела! — засмеялась Лиса. — Да ладно, ладно, не буду! Ну вот. А тогда… Я тебя хорошо понимаю, Роган. Я там всерьёз собиралась лечь и сдохнуть. И виноватой в вашей смерти чувствовала как раз себя! Ведь, не вцепись я в Птичку — всего этого не произошло бы!! Ты бы погибла, да, — кивнула она дочери, — а остальные живы бы остались.

— Я бы не остался, — спокойно улыбнулся Квали.