За мутными, немытыми стеклами окон моросил серый мелкий дождь. Вернее, создавал видимость, что моросит. На самом деле, влажность была настолько велика, что капли не долетали до земли, а лениво зависали в воздухе в ожидании прохожих. Когда жертвы появлялись – никакой зонтик не мог спасти несчастных от холодного, сырого покрывала, которое неотвратимо окутывало их лица и одежду.

В 105 аудитории университета было холодно и скучно. Голос преподавателя истории монотонно и назойливо падал в сонную тишину зала. Его лекции всегда действовали на студентов, как сильное снотворное, поэтому слушать их мне было противопоказано – выучу по учебнику. Потом.

Зябко запахнув куртку, я наблюдала в окно, как редкие прохожие борются со стихией, и ждала… Как всегда.

Уже два месяца.

Каждые понедельник, вторник и среду, когда первая пара у меня проходит в 105 аудитории, я жду. С тех пор, как впервые увидела его в окно, Мужчину Моей Мечты, прекрасного и недостижимого.

Ровно в девять тридцать предмет моих ожиданий проследовал мимо моего окна с точностью скоростного поезда, равнодушно скользнул взглядом по обветшалому зданию нашего университета, зябко поднял воротник дорогой кожаной куртки и исчез в густом тумане октябрьского утра. Вот и все. Свидание с Голубой мечтой окончено. Когда я уже повзрослею и перестану придумывать волшебных принцев? Я вздохнула.

– Я надеюсь, это вздох пробуждения? – откуда-то из грубой реальности донесся до меня знакомый голос, я подняла голову и уперлась взглядом в темно-синий пиджак нашего историка. С высоты своего немаленького роста он холодно смотрел на меня водянистыми серыми глазами через очки в толстой грубой оправе и нервно барабанил пальцами сухих жилистых рук по моему столу. Мне пришло в голову сравнение с удавом и кроликом, после чего я утвердительно кивнула (какой смысл спорить?), с готовностью открыла тетрадь и схватилась за ручку. Придется конспектировать – Евгений Борисович Карпов никогда не прощал невнимания к своему предмету. Он все запомнит и обязательно задаст по этой теме дополнительный вопрос на экзамене.

– Понедельник всегда неудачный день, – снова обреченно вздохнула я и зарылась в чужой конспект в тщетных попытках найти там название темы лекции.

Неделя начиналась, как всегда.

* * *

Из университета я вышла, как обычно, около восьми вечера. Дождь продолжал моросить, но ветра не было, поэтому на улице казалось теплее, чем в ледяных пещерах аудиторий университета. Под ногами лежал пестрый ковер влажных опавших листьев, а в воздухе чувствовался особый запах осени: запах прелой листвы, дыма и дождя. Картину довершали сумерки и мутные из-за тумана пятна фонарей. Такая погода всегда настраивала меня на меланхолию. И я бы с удовольствием тихо брела в общежитие, шурша листьями и упиваясь светлой жалостью к себе одинокой, если бы не одна существенная помеха. Помеха пыталась идти со мной в ногу, смотрела на меня умоляющими синими глазами, совершенно не соответствующими атлетическому сложению и кожаному «прикиду» крутого парня. Называлась помеха Игорем. Сейчас этот идеал девочки-подростка надоедал мне своим несолидным нытьем и безумными идеями по совершенно идиотскому поводу. Я решила упражнять свою волю и терпела, сколько могла. С удовлетворением могу отметить, что моего ангельского терпения хватило на целых пять минут, чем был превзойден мой личный рекорд выдержки. Но, увы, все когда-нибудь заканчивается…

– Слушай, Горох, ты соображаешь, о чем меня просишь? – наконец, взорвалась я.

Игорь втянул голову в скульптурные плечи и на секунду замолчал, пережидая момент, когда вызванные мной звуковые колебания утихнут, и можно будет продолжать. Смысл сказанного и интонация его не беспокоили. На прозвище он внимания не обращал. Если фамилия у тебя Горохов, а имя – Игорь, к двадцати годам можно привыкнуть и к более травматичным обращениям. Важен был только результат его усилий, а он пока достигнут не был.

– Ну, пожалуйста! Ты только спроси, дома ли она? – продолжил он после заминки.

– Подумай. Поздно вечером, я пойду к совершенно незнакомому, теоретически одинокому мужчине для того, чтобы задать совершенно идиотский вопрос: не вернулась ли к нему жена. В лучшем случае, он меня просто спустит с лестницы.

– Неужели ты сама не волнуешься? Три дня твоя подруга не ночует дома, не приходит в институт…

Он явно преувеличивал как степень наших приятельских отношений с Эллочкой, так и длительность ее отсутствия. Особа, о которой сейчас так пекся мой собеседник, пару недель назад устроилась лаборанткой на кафедру истории и прежде, чем исчезнуть, неделю прожила со мной в одной комнате общежития. Страстного стремления стать подругами ни я, ни она не испытывали и подробностями личной жизни не делились. Мне было известно о ней то же, что и всем: она потрясающе красивая белокожая и голубоглазая брюнетка, что бросалось в глаза, прежде всего, мужскому населению нашего общежития; ей двадцать восемь лет, и она разошлась с мужем, что и объясняло резкую смену обстановки. В быту мы достаточно сильно стесняли друг друга, и эти последние три дня ее отсутствия я наслаждалась одиночеством и покоем, тихо надеясь, что моя соседка, наконец, решила вернуться к прежней семейной жизни.

– Хорошо, я бессердечна. Но если она даже находится дома, как я объясню свою внезапную трогательную заботу? «Привет, Эллочка, я пришла удостовериться, что больше никогда не увижу тебя в моей комнате»? Может мне еще ее вещи захватить? Ты же знаешь, общего языка мы не находили, – отчаянно защищала я свое право на спокойную жизнь.

– Сделай это ради нашей дружбы! – апеллировал Горох к моим нежным чувствам. – Ты же видишь, я спать не могу третью ночь!

Бедный Горошек! Так безнадежно влюбиться! После появления моей новой соседки Игорь постоянно топтался в нашей комнате. Он сильно изменился внешне и внутренне. Сменил всенощные бдения за компьютером на изнурительные тренировки в спортивном зале, а поношенные джинсы, невыразительный свитер и растрепанную шевелюру на кожаную «упаковку» со множеством металлических украшений во всех мыслимых и немыслимых местах и прическу, которая состояла из искусно торчащих в разные стороны пучков волос, вставил в ухо сережку и даже подумывал сделать тату. На наших девчонок это вдруг подействовало волшебно. Они начинали таять уже от запаха его кожаной куртки и дорогого одеколона. Но Эллочка была взрослой женщиной, и детские игры в переодевания ее не интересовали. Мне стало жалко моего приятеля, и я сдалась.

– Ладно. Учитывая нашу двадцатилетнюю дружбу… – я взглянула на его посветлевшее лицо и обреченно вздохнула. Придется идти.

Наше знакомство с Горохом, действительно, длилось всю мою жизнь. Мы родились в один день в одном роддоме. Там же наши матери стали подругами – и с тех пор мы были неразлучны, как неразлучны были наши мамы. Три года в одном детском саду, десять лет за одной партой в школе, уже три года за одним столом в университете. Солидный срок. Знакомые называли нас красивой парой, а наши родители тихо мечтали о нашей свадьбе в недалеком и прекрасном будущем, и мы не разочаровывали их. Но и не встречались. Невозможно влюбиться в брата или сестру. Однако дружба наша была настоящей и стоила жертв.

– Но это в последний раз. – грозно нахмурилась я, чтобы Игорь понял, как мне тяжело решиться на такой неразумный шаг. – Ты знаешь его адрес?

Игорь счастливо кивнул, и мы быстро зашагали к метро.

* * *

Харьковский массив светился желтыми окнами высоток, шумел шагами множества людей, торопящихся домой, скрипел тормозами маршруток и автобусов – в общем, жил обычной жизнью спального района. Мы направились к очередной новопостроенной «свечке», судя по всему, еще полностью не заселенной. Игорь остался на улице, а я, глубоко вздохнув, нырнула в подъезд.

– Вы к кому? – сурово спросила меня пожилая женщина-консьерж. Однако, узнав номер квартиры, она равнодушно кивнула головой, и вскоре я уже звонила в дверь квартиры номер восемь. Послышался щелчок открывающейся двери, я снова глубоко вздохнула и приготовила дежурное приветствие. Дверь распахнулась, я открыла рот… и так и застыла.

Неужели это муж Эллочки?… Передо мной стоял Мужчина Моей Мечты. Я всегда считала его существом, наполовину мифическим, созданным моим богатым воображением, и никогда не видела вблизи. Сейчас он стоял напротив меня во плоти и крови, реальный и живой, гораздо более привлекательный в своем домашнем неглиже, чем представлялся в моих мечтах, и рассматривал меня странно оценивающе и деловито. Потом в его красивых карих глазах появилось одобрение. Он потрясающе улыбнулся и потянул меня за руку.

– Я восхищен. Ты выглядишь именно так, как я хотел. – сказал он красивым баритоном и втащил меня в квартиру, не удосужившись даже захлопнуть дверь. – Раздевайся. А где твой дружок? Неужели на улице остался? – и, не дожидаясь ответа, продолжил – Какой ненавязчивый сервис!

Я не успела задуматься над этой фразой и даже не пыталась ответить, так как у меня от неожиданно теплого приема на несколько мгновений отнялась речь. Но, похоже, что моя речь, как и прочие умственные способности, для него особого значения не имела. Он с некоторым нетерпением посмотрел на то, как я изображаю собственное изваяние, и начал активно помогать мне раздеваться. Мне оставалось только подчиниться и вяло выпасть из своей видавшей виды куртки.

– Пойдем, – он снова потянул меня за собой, небрежно бросив куртку на пол. Я молча нагнулась за ней и заметила, что пол в квартире был цементный, без намека на покрытие, а гвоздик, игравший роль вешалки, вбит прямо в неоштукатуренную стену.

– Потом, потом – торопил он меня. Я подняла глаза и увидела комнату, также лишенную следов какой-либо отделки. Единственными признаками присутствия жильцов в этом помещении, был старый журнальный столик, заваленный разным хламом и широкая двуспальная кровать со смятой простыней. – Я слишком давно тебя жду.

Он наклонил голову и нахально поцеловал меня в губы. Должна заметить, что получалось у него это головокружительно, но такие вольности с незнакомыми мужчинами были не в моих правилах, тем более, что от МММ сильно пахло спиртным. Я попыталась вырваться, но это у меня не получилось.

– Чшш… Не бойся, я тебя не обижу, – прошептал он мне на ухо, мягко, без всяких усилий опрокинул меня на постель и свалился сверху. Это было уже слишком.

Внезапность и полная неожиданность нападения в первую минуту лишили меня дара речи. Я начала молча вырываться из его рук, как пойманная птица. Но он продолжал прижимать меня к постели всем телом, в то время как его руки ловко расстегивали пуговицы на моей блузке.

– Бог мой! Какая хорошенькая! При других обстоятельствах в тебя можно было бы даже влюбиться. Ты похожа на весну, – продолжал он при этом бормотать. Этот сексуальный маньяк вел себя так, как будто имел полное право так со мной обращаться!

Когда, справившись с блузкой, одна его рука прикоснулась к моей груди, а другая потянулась к зипперу моих джинсов, состояние транса, наконец, прошло. Не так я представляла себе свое первое свидание с Мужчиной Моей Мечты!

– Никогда! – вместо грозного боевого крика задушено пискнула я, схватила одной рукой его за волосы и изо всех сил потянула назад. Он невольно отстранился, и я смогла ударить его ногой, куда обычно рекомендуют инструкторы по самообороне. Мужчина застонал и сел.

– Ты что?! – его прекрасные глаза налились слезами и искренней обидой, – Боишься, что я не заплачу?

– Заплатишь?! – от такого вопроса я снова онемела. За кого он меня принимает?

– Если ты считаешь, что мне нравится насильничать, то ошибаешься. – он говорил обиженно и растеряно. – Черт! Больно как!

В дверь нетерпеливо зазвонили. Мой мучитель застонал и неохотно поднялся с кровати.

– Иду! Тебе, сама отдашь. Я тебе доверяю, – обратился он ко мне, вынимая из кармана рубашки сложенную стодолларовую купюру и бросая ее на столик. – Когда я вернусь, не изображай оскорбленной невинности и будь поласковей. Для вызовов на дом новичков не используют. Я не настолько пьян, чтобы это забыть.

Он сердито поправил на себе одежду и скрылся из комнаты. Я вскочила с кровати и начала лихорадочно приводить себя в порядок. Бежать!

– Кто вы? – услышала я из коридора красивый удивленный голос МММ.

– Ты не догадываешься? – прожурчал в ответ хрипловатый женский голос. В коридоре наступила минута молчания. Затем послышался звук поцелуя. – Кажется, мы начинаем вспоминать… – Продолжал мурлыкать голос – нельзя же так напиваться в самом начале вечеринки!

– Во дает! – вторил ей тихий мужской голос.

Я окончила со своим туалетом и бросилась к сумочке. Она была небрежно брошена на журнальном столике. Все ее содержимое рассыпалось вокруг. Я торопливо сгребла все мелочи обратно и начала искать глазами куртку. Увы! Куртка была в прихожей. Ничего! Лучше умереть от воспаления легких, чем еще раз встретиться с этим сексуальным маньяком!

– Так вы из агентства? – продолжали разбираться в коридоре.

– Дошло. Нет, ты все-таки прилично набрался. Мозги работают туговато. – Надеюсь, со всем остальным проблем не будет? Я не могу оставаться на всю ночь. Правда, котик? – снова женский голос и неразборчивое бормотание мужчины.

– А кто же тогда…

Я не стала дожидаться развязки. Квартира находилась на втором этаже, сразу над вывеской какого-то офиса. Высоковато, но жить буду. Я вылезла в окно, на мгновение повисла на вывеске и шлепнулась на мягкую клумбу, усыпанную мокрыми листьями. Приземлилась очень удачно, хотя и вымазала колени и руки. Вскочила и бросилась бежать, не замечая ни холода, ни грязи и прелых листьев, прилипших к джинсам и к рукам. Игоря на скамеечке я даже не заметила. Напрочь о нем забыла, поэтому вздрогнула, когда услышала его голос за спиной.

– Эй! Ты куда?

Усилием воли я заставила себя замедлить шаг.

– Я тебя просмотрел. Задумался. Ты что-нибудь узнала? – на лице у моего приятеля было написано благодушие и отвратительная инфантильность.

– Уг-гу – меня била мелкая дрожь, хотя холода я еще не испытывала.

– Эллочка там?

– Тебя только это интересует?

– Но ты же именно это должна была узнать?

– А тебя не интересует, почему я без куртки?

– А, действительно, почему? – живо заинтересовался Игорь.

– Потому что все мужчины – отвратительные животные! А ты – еще и эгоист! Нет там твоей Эллочки. Там водятся только проститутки. Ты доволен? Тогда привет. – я не давала сказать ему ни слова. – Я свой долг нашей дружбе отдала. Больше ничего я никому не должна. И видеть тебя больше не хочу, как и всех остальных дебилов в брюках. И не смей за мной идти.

– НО, может, ты наденешь мою куртку? – по-прежнему ничего не понимал Игорь. – Ты же замерзнешь!

– Прочь! – я оттолкнула моего незадачливого друга и помчалась к остановке.

– Эй! Постой! – уже издалека услышала я другой мужской голос, но не остановилась.

Я мчалась к моему общежитию, пытаясь убежать от своих ощущений и от своей обиды, глотая слезы и презирая весь мир. Мужчина Моей Мечты, мой волшебный принц оказался сексуальным маньяком, а друг детства – жалким эгоистом. Однако омерзительней всех была я сама, потому что мне нравился Его мерзкий поцелуй, его красивые сильные руки и…прикосновения. Может, я мазохистка?

К моменту, когда я, наконец, достигла двери своей комнаты, твердо решила: никогда не придумывать больше себе принцев и избегать всяких контактов с особями противоположного пола. Аминь!

* * *

Утро было таким же хмурым, как и мое настроение, но дождя не было. Ночью я почти не спала, – меня преследовали воспоминания предыдущего вечера, – и в это утро все раздражало: и монотонный голос преподавателя, и противное жужжание люминесцентной лампы под потолком и обиженное сопение Гороха, на которого я старательно не обращала внимания. Хотя вчерашней злости к нему не чувствовала. Все-таки, куртку Горох вчера принес. Наверное, встретился с моим мучителем. Кстати, приближалось время появления МММ. Я поклялась, что сегодня даже не взгляну в сторону окна! Но в точно обозначенное время глаза-предатели уже следили за местом, где из-за угла должен был появиться этот негодяй.

Вот и он. Сейчас, привычно равнодушно окинув взглядом здание университета, он проследует своим маршрутом. Быстрее бы уже! Однако сценарий явно нарушался. Объект моих наблюдений медленно подошел к зданию университета и начал вглядываться в окна аудиторий. Я была настолько поражена изменениями в обычной череде событий, что не успела опустить голову. Наши взгляды встретились. И по выражению его глаз, которые начали улыбаться, я поняла: он меня узнал! Волосы зашевелились у меня на голове, а глупое сердце спряталось куда-то в туфель.

– Смотри! – послышался торопливый шепот Игоря – Элькин бывший!

– Без тебя знаю, – огрызнулась я.

– Он вчера пытался тебя догнать. Но я не позволил. – он поиграл мышцами. С тех пор, как у нас появилась Эллочка, успехи моего друга в бодибилдинге впечатляли, однако до форм Арнольда Шварценеггера Игорю было далековато. Кроме того, несмотря на грозную физиономию, нрава он был очень миролюбивого, поэтому я ехидно заметила:

– Что-то я не заметила ни синяков на его лице, ни гипса на ногах, ни повязки на голове.

– Мы поговорили вполне мирно, – самодовольное выражение соскользнуло с его лица, а внутри меня почему-то все сжалось.

– О чем это вы поговорили? – осторожно поинтересовалась я.

– Когда он узнал, что мы с тобой знакомы и пришли вместе, то передал тебе куртку и просил меня извиниться за его поведение. Он обознался. Кстати, а почему ты вчера вела себя, как бешеная креветка?

– Это он так сказал?

– Нет. Он ничего не объяснял. Просто отдал куртку и спросил о тебе.

– Что именно?

– Зачем ты приходила. Я объяснил, что из-за Эллочки. Вот и все, нечего смотреть на меня, как на врага народа.

Я с облегчением вздохнула.

– Он, кстати, вполне нормальный мужик. – продолжал мой приятель – А относительно Эллочки…

«Знаю, какой он нормальный.» – мелькнула у меня в голове мысль. Но я промолчала. Разве Игорь поймет?

– …он ее не видел с тех пор, как она переехала в общежитие. И встречи с ней не искал. Могла бы просто спросить, а не разыгрывать кавказскую пленницу…

Я почувствовала облегчение, хотя меня совершенно не должны были волновать семейные дела МММ. Лицо Игоря тоже приобрело умиротворенное выражение. Его Эллочка не собиралась возвращаться к мужу. По-моему, он только этого, собственно, и боялся. Эгоист.

– Горохов! – может, ты все-таки позволишь своей соседке записать хотя бы тему сегодняшней лекции? – устало спросил преподаватель высшей математики. – Я сомневаюсь, что она смогла услышать хотя бы слово, из того, что я сейчас говорил.

Игорь замолчал, и наши занятия этой величайшей из наук продолжались до самого звонка, хотя мои мысли так и не смогли переключиться на животрепещущую тему булевых матриц. До конца пары я снова и снова вспоминала события прошлого вечера, и мое настроение, как погода за окном, становилось все мрачнее и мрачнее.

– У тебя что-нибудь пожевать есть? – Этот вопрос Игорь задавал ежедневно, едва дождавшись звонка с первой пары. Он всегда приходил в институт голодным, потому что спал до последней разумной возможности, когда еще можно успеть на первую пару, не столкнувшись с укоряющим взглядом куратора. Кроме того, он твердо знал, что всегда может воззвать к моему материнскому инстинкту.

На этот раз моего материнского инстинкта хватило на пачку печенья, которую я с утра бросила куда-то глубоко в недра потертого кожаного мешка, гордо именовавшегося «моей сумочкой». Внутри «моей сумочки» помещалось все, что необходимо студенту, который живет в общежитии: начиная с конспектов и канцелярских принадлежностей, заканчивая косметикой, дискетами и другими полезными мелочами, включая еду. Найти что-либо в этом многообразии предметов было непросто. Бесполезно потратив на поиски три драгоценные минуты перерыва, я просто вытряхнула все содержимое на стол.

– Есть! – радостно выхватил добычу Горох.

– А это что? – раздался над моей головой голос нашей подруги Лариски. Она всегда опаздывала на первую пару, зато всегда приходила в боевой раскраске, сверкая свеженанесенным макияжем и потрясая всех художественным беспорядком в волосах, на создание которого требовалось не менее часа кропотливого труда. Я оторвалась от созерцания очередной новой прически своей подруги и посмотрела на кусочек бумаги в ее руках. Это была старинная пожелтевшая фотография величиной с открытку.

– Классная штучка! – нежно прочирикала Лариска, глядя не на фотографию, а на Игоря. – Горошек! А как ты относишься к бутерброду с ветчиной?

Игорь торопливо хрустел галетами и плотоядно наблюдал, как девушка, лучезарно улыбаясь, доставала аккуратно завернутый в салфетку бутерброд. К великому сожалению, к бутерброду он проявлял гораздо больший интерес, чем к его хозяйке. И это было очередным великим разочарованием Лариски, потому что в ней громко говорили совсем не материнские инстинкты. Она была одной из жертв романтической внешности моего друга. Мне иногда казалось, что и дружить она со мной захотела, чтобы поближе подобраться к Гороху. Только путь к его сердцу был уже закрыт. Даже через желудок. Так что приходилось довольствоваться ролью моей подруги и бескорыстной кормилицы голодных студентов.

Пока мои друзья разбирались с бутербродом, я рассмотрела фотографию. Судя по качеству изображения, фотография была сделана в начале двадцатого века. Из овальной рамки на меня смотрела, нежно улыбаясь, молодая женщина. Ее темные большие глаза, тонкие, хотя и неправильные черты лица, изящное вечернее платье с оригинальными ювелирными украшениями – притягивали взгляд. Через всю фотографию вилась изящная надпись «Кто полупарюр соберет, тот счастие свое найдет». Но не только это портило прекрасный лик незнакомки. Грубо продавив хрупкую от времени бумагу, кто-то грифельным карандашом обвел изящную руку, держащую веер.

– И откуда это? – промямлил с полным ртом Игорь.

Я пожала плечами. Не объяснять же мне, обстоятельства, при которых я собирала вчера свои вещи, разбросанные на журнальном столе. Наверное, тогда случайно и захватила чужое имущество.

Может, это очень ценная фотография? Тогда сегодня МММ смотрел на меня совсем не для того, чтобы запечатлеть в памяти мой светлый образ. Его больше интересовала его собственность.

– Горох, ты назвал мужу Эллы мое имя? – осторожно спросила я.

– Это секрет? Я же должен был объяснить причину твоего визита. Я объяснил, что ты ее соседка по комнате. Ну, и, разумеется, имя назвал.

Очень хорошо. Теперь этот псих знает, где меня искать. Остается только дожидаться доставки сексуальных услуг на дом.

– Ты познакомилась с мужем Эллы? – сразу заинтересовалась Лариска.

Я неопределенно пожала плечами. Отвечать не хотелось – пришлось бы объяснять, кем он оказался. А наша с Горохом подруга давно заметила завидное постоянство, с которым я наблюдала в точно назначенное время за вполне определенным прохожим, и часто упражнялась в остроумии по этому поводу.

– Я что-то не то сделал? Чего ты спрашиваешь? – продолжал недоумевать мой несообразительный друг.

– Мне кажется, что это его фото. Только не спрашивай, как оно попало в мою сумку. Я все равно не знаю.

– А что такое полупарюр? – поинтересовалась Лариска.

– Спроси что-нибудь полегче. Может, игра? Какой-нибудь пасьянс? Что-то, связанное с развлечениями молодых дам начала двадцатого века?

– Я могу спросить у мамы.

Мама у Ларисы была преподавателем истории в нашем университете, и если это слово было связано с бытом или обычаями начала прошлого столетия, возможно, она и могла знать его значение.

– Горохов! Девушки! Звонок не для вас?

Неужели уже началась пара? Мы замолчали, но я в этот день была для науки потеряна. Мои мысли были слишком далеко. Сознание того, что мне придется снова встретиться с Этим Человеком, вызывало легкую тошноту, головокружение и слабость в коленках – все симптомы сотрясения мозга. Как же избежать этого свидания? Как передать эту несчастную фотографию без личной встречи? На обдумывание этой проблемы у меня было еще две пары.

К окончанию занятий я твердо решила, что ни за что не пойду в этот проклятый дом. Игорь, вопреки своим словам о «нормальном мужике», тоже горячего желания снова встретиться с бывшим мужем Женщины Своей Мечты не испытывал. Поэтому самым простым и логичным мне показалось решение эту фотографию не отдавать вовсе. Пусть останется мне как напоминание о собственной неосторожности, а МММ тоже послужит уроком бдительности. После таких разумных рассуждений мне стало значительно легче.

Оставив Игоря на попечении Ларисы, которой удалось уговорить его помочь ей с курсовой, я вышла в сырые сумерки улицы и вдохнула влажный воздух свободы. Решение принято, история знакомства с розовой мечтой окончена и можно расслабиться. Однако счастливая иллюзия длилась недолго: как только мои ноги коснулись влажного пестрого ковра из листьев на асфальте, из туманного небытия вынырнула расплывчатая мужская фигура. Фантом приблизился ко мне настолько быстро и неожиданно, что избежать столкновения не удалось. Едва не уткнувшись носом в кожаную куртку, я резко затормозила и подняла голову. На меня тепло смотрели чудесные карие глаза МММ и… улыбались.

* * *

– Здравствуйте, Катя. – мягким, вполне нормальным голосом сказал мой обидчик.

Я не ответила, просто постаралась пройти. Не желаю разговаривать с маньяками. Но он снова загородил мне дорогу.

– Вы сердитесь, – заключил он, продолжая улыбаться одними глазами. – А я пришел извиниться. Понимаю, что вы вчера обо мне подумали. Но поверьте, этот случай ничего общего с моим психическим здоровьем не имеет. Просто произошла ошибка.

– Ошибка? Что, именно, вы называете ошибкой? То, что не стукнули меня по голове прежде, чем затащить в постель?

Он тяжело вздохнул и посмотрел на меня с покорным терпением родителя, который в двадцатый раз объясняет ребенку, что деревья качаются от того, что дует ветер, а не наоборот.

– Понимаете, я ждал девушку… по вызову. – час от часу не легче. Он принял меня за девушку по вызову?

– Я похожа на девушку по вызову?!

– Наоборот.

– Как наоборот? На монашку?

– Не придирайтесь к словам. Вы абсолютно нормально выглядите. Просто я был несколько…

– Не в себе?

– Не совсем. Несколько пьян, и особо вас не разглядывал.

– Значит, вам было все равно, с кем…

– Вот именно. Важна была услуга. Не кривитесь. Я никому не изменял и никого не обманывал. Это честные деловые отношения. Ты платишь – тебе оказывают качественные услуги. Я совершенно не хотел, чтобы пострадал посторонний человек. – он говорил, внимательно глядя мне в глаза, и чуть насмешливо улыбался. Хотел меня разозлить? Бросал мне вызов? Хотел вызвать мой интерес? Или просто не счел нужным скрывать свой цинизм перед девчонкой? Как бы там ни было, моей реакции он добился.

Мне стало противно. Я с брезгливостью посмотрела на этого циника, вид которого еще минуту назад вызывал во мне сладкое волнение.

– Ваша позиция мне понятна. Считайте, что я приняла извинения. А теперь, прощайте. Надеюсь, что больше вас не увижу. Никогда.

И снова попыталась пройти. Но он был непроницаем, как стена.

– Я думал, вам интересно будет поговорить об Элле. Ваш приятель мне сказал, что вы приходили ко мне именно за этим, – его улыбка уже начинала действовать мне на нервы.

Я хотела возразить, что данный разговор будет интересен совсем не мне, а мне он наоборот совсем не интересен, но вовремя сообразила, что мой вчерашний визит в этом случае выглядит совершенно бессмысленно. Придется слушать. Я прекратила попытки пройти сквозь него и с ожиданием посмотрела на собеседника.

– Вы сказали Игорю, что не видели ее с тех пор, как она ушла. Кстати, теперь хорошо понимаю, почему.

– Как вы злопамятны! Мне продолжать?

Я молча кивнула, а этот негодяй подарил мне еще одну свою отвратительно-очаровательную улыбку.

– Перед исчезновением Элла получила письмо.

– Письмо?

– Почти. В конверте была только фотография. Из поведения Эллы я понял, что этот снимок чем-то ей дорог. Кстати, до вчерашнего вечера эта фотография лежала на журнальном столике.

Как стыдно! Он заметил! Я глубоко вздохнула и поторопилась вынуть фотографию из своей бездонной сумки.

– Вот эта?

– Вам она так понравилась, что вы не удержались? – насмешливо спросил он. – Или вы искали не Эллочку, а именно эту фотографию? Тогда, может, просветите меня, что в ней ценного такого?

– Нет-нет. Я, действительно, приходила узнать об Эллочке. – испугалась я – Я случайно смахнула фотографию в сумку! Когда собиралась…уходить.

Как ловко он превратился из обвиняемого в обвинителя. Я даже не успела заметить!

– Вот видите! Случайности происходят даже с морально устойчивыми студентками, что говорить о бедных эмоционально-неустойчивых художниках! А фотографию я заберу. Может, Элла еще появится и захочет вернуть ее.

– А вас не беспокоит ее исчезновение?

– Почему меня должно это беспокоить?

– Жена, все-таки.

– Кто вам это сказал?

– Элла. Она немного преувеличила?

– Вот именно. Но в данном случае, для вас это значения не имеет. Вас, я думаю, скорее заинтересует, куда Элла ходила после получения этой фотографии.

– И куда же, если не секрет?

– На какую-то выставку. Я, к сожалению, не поинтересовался подробностями.

Не удивительно, все-таки, что она ушла. Он немного подумал и добавил:

– Кстати, вам никогда не приходило в голову, что ей просто зачем-то нужно было съездить домой?

– Домой? – почему эта простая мысль не пришла в голову ни мне, ни Гороху? Хотя с Игорем все понятно. Он просто ревновал и пытался проверить, не вернулась ли Элла к мужу. Но чем объяснить мою вопиющую глупость?

– Но на работе ее тоже нет.

– Возможно, она просто отпросилась. Узнайте на кафедре.

Возразить было нечего. Что может больше разозлить человека?

– Спасибо за совет, – холодно поблагодарила я, – обязательно им воспользуюсь.

– Рад был помочь. – галантно поклонился он, демонстрируя густую копну темных волос.

В этот момент я снова попыталась проскользнуть мимо, и мне это удалось.

– Если я правильно понял, мое имя вас не интересует. – услышала я за спиной его голос и обернулась.

– Как вы догадались?

– Тогда я вам его, все равно, скажу. Меня зовут Денис. Продолжать знакомство вы наверняка тоже не собираетесь?

– Блестящее умозаключение. Желаю вам больше не попадать в ситуации, подобные вчерашней. Иначе вы распугаете не только случайных посетителей, но и всех своих подруг. Прощайте.

– До скорого свидания. – улыбнулся он и помахал мне рукой.

– Ни за что!

Проклятая улыбка. У меня от нее все внутри переворачивалось. Я постаралась поскорее убежать, чтобы он не услышал, как от его слов бешено заколотилось мое сердце. Я не оглядывалась, но знала, что он смотрит мне вслед и…улыбается.

* * *

Человек всегда старался уйти от неразрешимых проблем в мир иллюзий. Для достижения этой благородной цели использовались алкоголь и наркотики, зрелища и книги. Но ни одно из этих средств не может сравниться с новейшим изобретением человечества – виртуальной реальностью интернета. Мир, который ваяешь для себя сам, – прекрасен и справедлив. В этом мире ты идеален. У тебя нет ни комплексов, ни врагов. У тебя длинные, изящные ноги, огромные голубые (карие, зеленые, ореховые и т. д.) глаза; волосы, не уступающие длиной и качеством волосам знаменитой Рапунцель, – и множество иных достоинств, которые не снились голливудским прелестницам. Твои виртуальные собеседники влюблены в тебя безоговорочно и возвышенно, а друзья – никогда не предают, потому что не знают, существуешь ли ты в реальной жизни. Лучшего места, чтобы избавиться от сумятицы мыслей и чувств, я придумать не смогла, поэтому покорно побрела в интернет-клуб, расположенный очень удобно в подвальчике моего общежития.

– Привет, челы! – послала я свое приветствие в прекрасное далеко интернета.

– Привет, «Кошка» – мой ник «Kate» собеседники переводили именно так. – Какие в миру новости?

– Там снаружи осень. Мир меняется каждую минуту, а с ним – наш великий русский язык.

– В каком смысле?

– Много слов появляется непонятных. Парюр, например. Никто не знает, что это такое?

Вопрос моим собеседникам понравился. Предположения посыпались, как на улице листья с деревьев, в большом количестве, начиная с более-менее осмысленных и вполне печатных, кончая такими, в которых смысл терялся за непечатными восклицаниями.

– А в толковый словарь ты заглядывала? – диссонансом общему хору прозвучала трезвая мысль. – Там иногда встречаются довольно свежие мысли по поводу смысла непонятных слов.

– Спасибо за оригинальный совет. Но я надеялась на коллективный интеллект. – на самом деле мне было неохота идти куда-нибудь в библиотеку или искать этот словарь у соседей по общежитию из-за одного слова.

– Как грустно. – продолжил мой собеседник с ником «Рoet». Он был новеньким в нашей компании и, по всей вероятности, хотел самоутвердиться – Я думал, что ты «Кошка», которая ходит сама по себе и надеется только на себя.

– Ты ошибся. Я надеюсь еще и на тебя. Уверена, что ты знаешь значение этого слова.

– Возможно.

– Зачем тогда столько лишних разговоров?

– Мне нравится беседовать с тобой. Твоя непосредственность вдохновляет.

– Ах, да. Ты же «Поэт».

– Именно.

– Докажи.

– Не сейчас. Если тебе мои стихи не понравятся, ты не захочешь больше болтать со мной. Но обещаю, если ты завтра придешь в это же время, я пришлю то, что напишу специально для тебя.

– Ты меня заинтриговал. Но я с еще большим удовольствием поболтаю с тобой, если буду знать значение слова «парюр».

– На провокации я не поддаюсь. Конец связи.

Мой «Поэт» отключился. Больше никаких конструктивных мыслей высказано не было. Пора идти домой. Я нехотя вышла из кафе и побрела искать Игоря, чтобы посоветовать ему поискать Эллочку у ее родителей.

* * *

– Эллочка не отпрашивалась с работы и домой не приезжала. – выпалил Горох, едва дождавшись моего появления в университете на следующий день. Вид у него был несчастный. Сейчас он явно не соответствовал своему новому имиджу «крутого парня». Плечи его под кожаной курткой были опущены, а в чудных голубых глазах застыла неподдельная тревога.

– Ты ходил к ней домой? – вежливо поинтересовалась я, не разделяя волнения моего друга. Такие, как Эллочка, в огне не горят и в воде не тонут – таково было мое твердое убеждение. Просто очередная выходка взбалмошной женщины.

– Нет. Ее родители живут в нашем с тобой родном городе. Она с ними не общается. Поссорились.

– Вот видишь. Ей нет нужды ездить домой. У нее просто очередное приключение.

«Не просто приключение, а роман» – подумала я, но Игорю не сказала. Зачем бередить раны?

– Ее могут уволить с работы. Карпов так и шипит от злости, – продолжал переживать мой друг.

– Думаю, для нее это не велика потеря. Может, она просто нашла новую работу и, соответственно, жилье.

– Но она же не забрала свои вещи из общежития! – он с упреком посмотрел на меня, будто это я несла ответственность за такое поведение его возлюбленной.

– Если она зайдет за ними, я спрошу, где она обосновалась. Так что, не волнуйся раньше времени, – мне уже надоело утешать моего приятеля, кроме того, никакой вины я не чувствовала, поэтому с удвоенным вниманием принялась слушать лекцию и с нетерпением ожидать Лариску с новостями о парюре. Должна же я утереть нос этому спесивому «Поэту»!

Однако она не появилась ни на второй, ни на третьей паре. К вечеру нетерпение превысило порог моей выносливости, и я позвонила Лариске домой. Любовь Сергеевна, мать моей подруги, не скрывала удивления.

– Она еще не возвращалась из института. Вы не наговорились за день? – скептически спросила она. Я промолчала и ей в голову пришла иная мысль – Она не была в университете?

Я тут же пожалела о своем звонке. У Лариски, наверное, были свои планы, в которые она решила своих родителей не посвящать. Я всегда уважала личную жизнь человека, даже если этот человек – моя близкая подруга. Поэтому решила ради святого дела пожертвовать своей репутацией.

– Нет-нет. Просто я сегодня не была на занятиях. Проспала. Хотела спросить, что там сегодня было.

Я представила мысленно, как на другом конце провода Любовь Сергеевна презрительно поджала губы. Она не любила иногородних. Считала, что «эти провинциальные выскочки» занимают законные места столичных жителей. Но ее снобизм мало меня волновал. Лариска была отличной подругой. И я дружила с ней, а не с ее мамой.

– Перезвони ей позже. Она, наверное, в библиотеке, – и не дожидаясь моего ответа, положила трубку.

Куда же девалась Лариса? Без ее консультации не имело смысла идти в интернет-клуб. Придется искать Игоря. Он последний, кто вчера разговаривал с моей подругой. Может, она известила его, куда собирается направить свои стопы?

Игорь грустил в своей комнате в гордом одиночестве. Он лежал на кровати, устремив тоскующий взгляд в потолок, и, по всей вероятности, думал о своей несчастной любви. Его роскошная кожаная куртка валялась на полу, а беспорядок на голове был отнюдь не художественным. Я отнеслась к его страданиям без должного благоговения, плюхнулась на соседнюю кровать и попыталась пробиться к его затуманенному разуму. На мой вопрос о Ларисе Игорь просто молча удивленно посмотрел на меня, будто он никогда не слышал о девушке с таким именем, а заодно не мог вспомнить и меня.

– Лариса? – он нахмурился, пытаясь вызвать в своем мозгу какие-либо следы воспоминаний. Но вскоре полностью отчаялся. – Ты знаешь, что-то она говорила… Собиралась на выставку чью-то… Не помню.

Разумеется, Игорь не слушал Ларису. Она же не Эллочка! Интересно, все мужчины такие тупые или только Горох?

– Между прочим, то, что собиралась узнать Лариска, скорее всего, прямо касается исчезновения твоей драгоценной возлюбленной.

«Действительно, Элла ходила на какую-то выставку и исчезла. С Ларисой это повторилось. Странно. Не выставка, а Бермудский треугольник какой-то!» – мелькнула у меня в голове мысль и тут же исчезла.

– … мне было не до того. Чего ты переживаешь? Завтра она придет и расскажет все сама.

– Могу тебе посоветовать то же по отношению к Эллочке.

К сожалению, Игорь был вне игры. И мне придется самой искать значение слова парюр, потому что я ни за что не буду разговаривать с «Поэтом» без знания точного значения этого слова. Жаль. Он меня заинтриговал.

– Ладно, страдай дальше. А я пошла.

– Ты в интернет-клуб? – внезапно проявил интерес к жизни Игорь.

– Нет, – сегодня от любезного моему сердцу виртуального свидания придется отказаться. – Я домой.

Игорь печально помахал мне рукой и отвернулся к стене.

За Ларису, действительно, можно было пока не волноваться. Время детское – девять часов вечера. Может, моя подруга оставила попытки завоевать Игоря и нашла себе кого-нибудь более соответствующего ее возможностям? Как правильно заметил Игорь, завтра узнаю. А сейчас вперед – на поиски словаря.

Для того, чтобы собрать все имеющиеся в общежитии словари, мне потребовалось пару часов. Гораздо более длительным оказался сам процесс поиска искомого слова. Оно оказалось исключительно редким: ни в толковом словаре Даля, ни в словарях английского и немецкого я его не нашла. Только на четвертом часу поисков, когда время сильно зашкаливало за полночь, с помощью французского словаря мною было выяснено, что «parure» в переводе на русский означает «драгоценность».

К сожалению, мне это ничего не прояснило. Что за полдрагоценности требовал собрать автор надписи на старинной фотографии, и зачем ему это понадобилось, угадать мне так и не удалось. Придется все-таки спросить у Ларисы. Завтра. А сейчас – спать.

* * *

Всю ночь перед моими глазами рябили строчки различных слов, начинающихся на русскую букву «п» и на латинскую «р». Они танцевали на строчке и весело помахивали своими соединительными хвостиками. Потом они соединялись в ехидные слова, которые выплывали на экране компьютера над подписью «Поэт». Поэтому утром я проснулась хмурой и раздражительной. Дождь на улице улучшению настроения также не способствовал, но основные раздражители ждали меня в институте. Лариска снова не явилась в университет, зато после первой пары в аудиторию влетела ее мать.

– Лора не ночевала дома! – тоном государственного обвинителя произнесла Любовь Сергеевна. – И вам, как ее друзьям, придется рассказать мне, где ее можно найти.

Боковым зрением я увидела, как Игорь втянул голову в плечи. Он был последним, кто видел Ларису, и теперь ему придется все-таки вспомнить, куда же она собиралась пойти. Движимая состраданием к моему несчастному другу, я поторопилась ответить.

– Лариса беспокоилась из-за исчезновения Эллочки – вашей новой лаборантки. И говорила, что собирается ее найти.

О том, что Лариса по моей просьбе могла искать значение какой-то идиотской надписи на какой-то идиотской фотографии, можно было узнать, только переступив через мой труп, – очень все глупо получалось. Игорь, почувствовав мою поддержку, благодарно посмотрел на меня. Он готов был подтвердить все, что я скажу.

– А что ей нужно было от Эллы?

– Она ей просто нравилась.

– Как глупо. Ей вечно нравятся не те люди! – и она выразительно посмотрела на нас с Игорем, чтобы мы не сомневались, каких именно людей она считает «не теми». – И где она собиралась искать эту… Эллу?

– У родителей или у бывшего мужа – я не знаю.

– А где их можно найти?

– Мы знаем только адрес ее мужа. – И я не без удовольствия назвала ей адрес МММ. Мне было приятно представлять себе, какое лицо будет у моего обидчика, когда к нему ворвется этот ураган в юбке. – Может, вам обратиться в милицию?

Любовь Сергеевна посмотрела на меня испепеляющим взглядом и отчеканила:

– Я в твоих советах не нуждаюсь. Я уже давно известила милицию. Они считают, что объявлять розыск еще рано. Но на вашем месте я приняла бы в поисках Ларисы самое активное участие, потому что, если вы как-то связаны с исчезновением моей дочери, вас ждут большие неприятности. Поверьте мне на слово.

Мы верили. Ларискина мама обладала отвратительным характером. По ее вине вылетел из нашей альма матер не один студент. Но причина, по который мы обязательно примем участие в поисках, была иной. Я начинала всерьез волноваться за мою подругу. Совпадение «выставка – исчезновение», которое накануне показалось мне случайным, теперь не давало покоя. Если Лариса пострадала из-за моей патологической любознательности, я себе никогда не прощу. Я посмотрела вслед исчезающему за дверью смерчу, а потом повернула голову к Игорю. В его глазах не было никакого намека на озарение. Он по-прежнему не помнил, куда собиралась Лариса.

– Что будем делать? – виновато спросил мой друг.

– Давай купим газету с рекламой выставок. Может, когда ты посмотришь на названия экспозиций, тебя осенит?

– А если не осенит?

– Тогда возьмем Ларискину фотографию, будем планомерно обходить все выставки и показывать ее экскурсоводам.

– Ты что, озверела? Знаешь, сколько в Киеве выставок?

– Мы будем ходить не на все. Только на тематические, например, по истории фотографии. Или на что-нибудь подобное.

– Все. Если Лариска не появится, мы сессию не сдадим. Не успеем. Мы состаримся и умрем прямо в зале какой-нибудь сто-надцатой экспозиции.

– Сам виноват. Надо было ее слушать. Почему тебе не нравится Лариса? Насколько меньше было бы проблем. И девушка бы не пропала, и каша эта из-за Эллочки не заварилась. – проворчала я и мысленно добавила: «и я по-прежнему платонически мечтала бы о прекрасном МММ».

Решено было отправиться на поиски сразу после лекций. Мне настолько не хотелось начинать это безнадежное предприятие, что я отдалась учебе искренне и вдохновенно. Даже пятерку на семинаре по философии, к которому не готовилась, получила.

Как ни старалась я отсрочить неизбежное, занятия окончились, и мы с Игорем приступили к задуманному. Отметив с полсотни объявлений, проявляя энтузиазм, достойный строителя коммунизма двадцатых годов прошлого столетия, мы до сумерек бегали по разнообразным выставкам, аккуратно разделив обследуемые районы между собой.

Увы, в восемь часов вечера я вернулась в общежитие ни с чем. Куртка моя была влажной от тумана, лицо и руки покраснели, желудок требовал чего-нибудь теплого и, по возможности, калорийного. Я юркнула мимо проходной, забыв даже поздороваться с тетей Леной, пожилой охранницей, дежурившей в этот день.

– Катюша! – окликнула меня она – тебе тут какое-то письмо.

– От кого? – устало поинтересовалась я.

– Не знаю. Я выходила перекусить. Когда вернулась, оно уже лежало на столе.

– Спасибо, тетя Лена. – я посмотрела на конверт. Обратного адреса не было. Только мое имя и фамилия. Чья-то шутка, наверное. Наши однокурсники обожали розыгрыши. И нужно было быть полной тупицей, чтобы в чьем-то присутствии вскрывать письмо. Посмотрю в комнате. Не доставлю удовольствие очередному шутнику, который наверняка наблюдает сейчас за мной откуда-нибудь из-за угла. Я сунула письмо в карман куртки и забыла о нем.

Мой желудок так и не дождался ничего теплого и калорийного. В холодильнике был только кефир недельной давности и вчерашняя булочка. Не смогла я и отдохнуть. Меня мучила совесть и не давала возможности расслабиться. Что же делать? Я жевала пресную жестковатую булочку, запивая ее кислым кефиром, и лихорадочно думала. Фотография, надпись на ней, какой-то парюр. Внезапно у меня в голове промелькнуло-таки некое подобие идеи. – «Поэт»! За все время беготни и тревог я ни разу не вспомнила о нем! А он, между прочим, знает, что означает это странное слово! Возможно, если я пойму значение надписи на фотографии, то смогу хотя бы сократить круг поисков Ларисы и не скитаться наугад по различным выставкам.

Придавив свою гордость чувством долга, я спустилась в наш интернет-подвальчик.

– Эй! «Поэт»! Ты еще жив? – отправила я свой остроумный вопрос по знакомому адресу.

– Почти умер. От голода и жажды. Уже сутки боюсь отойти от компьютера и разминуться с тобой, – моментально ответил он. И, несмотря на ехидную фразу, я поняла, что он, действительно, меня ждал.

– Можешь отлучиться. Я подожду, – милостиво разрешила я.

– Спасибо, обойдусь. Общаясь с тобой, я забываю обо всем.

– Даже о еде? Ты мне льстишь.

– Чуть-чуть. Почему ты вчера не появилась?

– У меня не было времени.

– Чем же ты занималась? Искала смысл слова «парюр»?

– Если ты все так хорошо знаешь, то должен знать и результат.

– Судя по краткости твоих ответов, ты ничего не нашла.

– Ошибаешься. «parure» – это драгоценность. Французское слово.

– И все? А половина «parure»? Ты прекрасно знаешь, что основное значение слова часто теряется, когда его начинают использовать в чужом языке.

– К чему эти разговоры? Просто скажи мне его смысл и все.

– Не хочу. Так неинтересно.

– Тогда считай, что наше знакомство закончено.

– Для тебя так это много значит?

– Возможно, от этого зависит жизнь одного человека. Пожалуйста, – взмолилась я.

– Сдаюсь! Приятно ощутить себя спасителем даже «одного человека». Звучит почти библейски. Итак, цитирую настольную книгу аристократической молодежи времен окончания Х1Х в. «Хороший тон» в разделе «Искусство одеваться»: «Хороший вкус предписывает по возможности иметь полные парюры, заключающие в себе: серьги, брошь, колье, медальон или крестик на шею, запонки, кольца, цепочку для часов и ручку для зонтика. Полупарюр составляют серьги, брошь (или медальон с цепочкой), кольцо (или запонки).» Можешь сделать вывод, что парюр – это полный набор драгоценностей на все случаи жизни. Полупарюр, соответственно, – минимально-достаточная часть украшений. Усекла?

– Спасибо. Ты мне помог. Кстати, ты всегда такой эрудированный или просто весь вчерашний день провел в библиотеке?

– Догадайся.

– Не хочу гадать. Хочу верить, что ты, действительно, поэт, и твой словарный запас не меньше, чем у Пушкина. Кстати, ты обещал мне экспромт, – я не люблю доморощенных поэтов. Но за добро надо платить добром. Пусть человек самовыразится. Я потерплю.

– Если это можно назвать экспромтом. Я страдал над ним больше суток.

Когда ночные тени, удлиняясь, Тревожат, не дают уснуть, Бессонницу свою благословляю И в виртуальный отправляюсь путь. В реальной жизни аутсайдер, Я в чата легкой болтовне И на цветных страничках сайтов Чуть ближе становлюсь тебе. И кажется порой, твой голос Зовет меня в полночной тишине И милое лицо с экрана монитора Сквозь писем строчки улыбнется мне.

– Класс, – вежливо похвалила я.

– И все? Обижаешь.

– Ладно. Завтра напишу длинную рецензию. А с чего ты решил, что у меня «милое лицо»?

– Для меня – да. А какой я для тебя?

Когда я читала этот незамысловатый экспромт, я представляла себе чудные глаза МММ и его голос. Запретные мысли, запретные чувства. Ерунда.

– Внешне ты нечто среднее между Джонни Деппом и Бредом Питтом, одет по последней моде девятнадцатого века, с гусиным пером и свитком бумаги под отблесками экрана дисплея. То есть, твоего реального прототипа не существует. А на какую девушку намекал ты? Она существует, или это собирательный образ?

– Моя девушка существует. Но только не в моей реальности. Не для меня.

– Почему не для тебя?

– Ты слишком нахальничаешь. Я думаю, нам пора отдохнуть друг от друга, – вдруг заторопился мой странный приятель. – Жду тебя завтра в это же время.

– Ты уверен, что я приду?

– Не уверен. Просто надеюсь, что ты существуешь. Для меня. Виртуально, конечно. А сейчас, пока-пока.

Мой «Поэт» отключился и ушел с головой в свои сердечные страдания, а я, наоборот, вернулась к себе в комнату почти умиротворенной. Приятный у меня новый друг, все-таки. Итак, женщина на фотографии была в украшениях. Что же было выделено в кружок? – Рука с кольцом. Следовательно, надпись на фотографии, без сомнения, намекала на кольцо, которое было обведено на снимке карандашом. Вывод? Скорее всего, Лариса собиралась на выставку каких-нибудь драгоценностей? Как и Элла? После они обе исчезли. Посмотрим, что городские выставки предлагают посмотреть на эту тему. Я снова развернула газету с анонсами и принялась изучать их заново. Сие занятие заняло у меня минут тридцать. Этого времени хватило, чтобы надежда сменилась прежним унынием. Никаких следов подобных тематических выставок не было.

Придется завтра снова начать свои скитания. А сейчас спать, спать…

* * *

Когда закончатся эти отвратительные серые дни? Неужели до самой зимы будет накрапывать этот мелкий противный дождь, а воздух влажной тяжестью окутывать меня с ног до головы?

Накинув на голову капюшон куртки, и таким образом потеряв возможность оглядываться по сторонам, я целеустремленно двигалась ко входу в университет. Ни погода, ни перспективы сегодняшнего дня не поднимали мне настроения, и оно стойко держалось на нулевом уровне. Единственной надеждой на его улучшение могло быть только появление Ларисы на лекции. Эту мечту я лелеяла со вчерашней ночи. Она настолько занимала мои помыслы, что я не заметила идущего рядом человека. Поэтому его прикосновение к рукаву моей куртки было настолько неожиданным, что я чуть не закричала.

– Я так ужасен? – удивленно произнес человек голосом МММ. Я взяла себя в руки и посмотрела на собеседника. Он не был бы ужасен, даже если бы год не брился и носил тот ужасный «прикид», в который в последнее время одевался Горох. Но он был чисто выбрит и немыслимо хорош собой, и мое сердце сразу же начало колотить по ребрам в надежде выпрыгнуть из грудной клетки, мешая мне мыслить трезво и логически.

– Я вас не заметила, – постаралась я сказать как можно суше.

– Не мудрено. Ты сосредоточено смотрела под ноги. Что-нибудь искала?

– Вчерашний день, наверное, – угрюмо ответила я. Почему меня этот человек так выбивает из равновесия?

– И как успехи? – насмешливо поинтересовался он. И не дожидаясь ответа, продолжил – Ко мне приходила мама твоей подруги. Интересно, кто ее ко мне направил?

Я недоуменно пожала плечами и ответила вопросом на вопрос.

– Надеюсь, ее вы не пытались раздеть?

– Нет. В отличие от некоторых она предварительно перезвонила.

– Как ей повезло!

Он засмеялся, как будто его мои язвительные речи очень забавляли.

– А может, повезло мне?

Я представила себе, что с ним сделала бы Любовь Сергеевна, если бы он попытался к ней прикоснуться, и тоже засмеялась.

– Наконец. Нормальная человеческая реакция, – с облегчением вздохнул мой собеседник. – Ты красиво смеешься. Легко и заразительно, – он внимательно посмотрел на мое лицо, как будто хотел запечатлеть мой прекрасный лик в своей памяти навсегда – Итак, продолжим. Любовь Сергеевна вкратце рассказала об одной из твоих проблем – пропажу твоей подруги Ларисы. К сожалению, в этом случае не могу ничем вам быть полезным. С Ларисой мы не знакомы.

– Почему тогда…

– Подожди, ехидничать будешь потом. Но по поводу твоей второй подруги – Эллы, я, кажется, кое-что нашел.

«Ага! Значит, не так он равнодушен к Эллочке, каким хочет казаться,» – с неожиданным для себя сожалением подумала я.

– …Ожидая Любовь Сергеевну, хотя и не совсем понимая причину ее визита, я решил немного убрать, – он улыбнулся – Нужно сказать, уборка принесла мне множество неожиданностей.

«Еще бы! – желчно подумала я – немудрено, если учесть, что в твоей квартире такой порядок, что в ней свободно мог бы затеряться небольшой пассажирский самолет.» Сравнение мне понравилось, и это чувство удовлетворения своим остроумием, по всей вероятности, отразилось на моей физиономии.

– Ты снова подумала что-то обидное. Это написано у тебя на лице. Наверное, вспомнила о моем неоконченном ремонте.

– Скажите лучше, о не начатом ремонте.

– Можно сказать и так. Кстати, первой из неожиданностей оказалась стодолларовая бумажка, которую я тебе дал во время нашей первой встречи.

Я покраснела от смущения и злости! Он считал, что я взяла эти деньги! Как будто отвечая на мою мысль, он сказал:

– Я считал, что это компенсацией за моральный ущерб. Никаких претензий. Но это было только во-первых, а во-вторых, я нашел билет на выставку, которую посещала твоя подруга, – он протянул мне клочок бумаги.

– Вы об Эллочке?

– Но ты же именно ее искала у меня в квартире? Судя по решимости, с которой действовала, она – твоя близкая подруга.

– Она – моя соседка по комнате.

– Тогда ты довольно трепетно относилась к своей соседке.

Я уже почти придумала, что ответить на это саркастическое замечание, но наше тет-а-тет внезапно было нарушено Игорем, который двигался в сторону университета со скоростью самоуправляемого торпедного снаряда.

– Ты не опаздываешь?! – успел он крикнуть, пролетая мимо нас, и влетел в дверь университета одновременно со звонком.

– Ох! Мне пора, – опомнилась я и рванулась за Игорем, чувствуя большое облегчение. В обществе МММ я чувствовала себя исключительно неуверенно.

– Возьми. – МММ быстро сунул мне в руку еще какую-то бумажку. – Звони, если понадобится помощь.

Я кивнула, зажала бумажку в руке и вбежала в университет, чувствуя на себе взгляд моего недавнего собеседника, и только в аудитории рассмотрела его визитку. Она гласила, что МММ зовут Денис Антонович Коренев, он художник-дизайнер и по совместительству директор одной из довольно известных рекламных фирм города. Внизу прилагался рабочий, домашний и мобильный телефоны господина Коренева. «Приятно познакомиться», – подумала я и разорвала визитку на самые мелкие части, на которые можно разорвать маленький кусок плотной бумаги.

– Что это ты рвешь? – спросил Игорь.

– Троллейбусный талон.

Игорь не стал расспрашивать, что я имею против троллейбусного талона, просто кивнул головой и начал рассматривать билет, который передал нам МММ.

– Выставка прикладных искусств, – прочитал надпись на билете мой друг. Он держал в руках драгоценный клочок серой бумаги бережно и почти нежно – Эллочкина вещь!

– Кто бы мог подумать, что выставка ювелирных изделий может экспонироваться под таким названием?

– Может, это другая выставка?

– Возможно, это даже не ее билетик, – я это сказала, чтобы у Игоря исчез трепет перед этим глупым клочком бумаги. – У этого человека много знакомых… э… девушек.

– Откуда ты знаешь?

– Одна из них была в его квартире, когда я туда пришла, – я, конечно, изменила последовательность событий, но основные факты искажены не были.

– Возможно, ты права, – согласился мой друг – но проверить все-таки стоит.

Я не возражала.

После окончания занятий мы разложили на столе карту города и начали поиски улицы, указанной на билетике. Без алфавитного адресного указателя улиц найти искомое название на карте было нелегко. Мы настолько углубились в изучение города, что не заметили третью голову, cклоненную над нашей картой.

– Если бы вы с таким же увлечением изучали конспекты лекций, у вас не возникали бы проблемы с экзаменами – раздался неожиданно ядовитый голос Любови Сергеевны. От неожиданности я резко подняла голову и ударила Игоря в подбородок. Он застонал.

Мы начали торопливо складывать карту.

– А какую улицу вы ищете? – насторожилась она вдруг.

Мы назвали.

– Зачем?

– …С-собирались…на…выставку… – перепугано пробормотал Игорь. Любовь Сергеевна действовала на него завораживающе, как волшебная дудочка на крыс.

– На какую еще выставку?! Вы издеваетесь? – зашипела наша мучительница. – Или просто не хотите говорить? Ну, ничего. Сейчас вы все расскажете. И поверьте, от вашей искренности будет зависеть ваше будущее. Пошли.

Куда она нас ведет? В пыточную? Сопротивляться все равно было бесполезно. Мы с Игорем переглянулись и покорно, как негры-невольники двинулись в кабинет заведующего кафедрой политологии Карпова Е. Б.

Сам хозяин кабинета листал какое-то красивое иллюстрированное издание и поблескивал от удовольствия линзами очков. Напротив него сидел круглый, усатый дядечка предпенсионного возраста в милицейской форме с погонами майора.

– Вот и они! Катя Коваленко и Игорь Горохов, так называемые друзья моей дочери! – победно сообщила Любовь Сергеевна и представила нам милиционера – Василий Федорович, майор милиции. Он любезно согласился в частном порядке помочь нам в поисках Лары. Василий Федорович, приступайте. Не будем терять времени. Вы сами понимаете, как оно сейчас всем нам дорого.

Дядечка вздохнул и посмотрел на нас. В его глазах мелькнула безысходность. Ему так же хотелось задавать нам вопросы, как нам на них отвечать, но, по всей вероятности, альтернативы у него не было, как и у нас. Экзекуция началась.

Мы волновались за Лариску и искренне хотели помочь поискам. Но, к сожалению, на большинство из многочисленных вопросов ответы были только отрицательные: Лариса ничего не боялась, ни с кем не ссорилась, ни с кем не дружила, кроме меня и Игоря, никому из нас на мобильный не звонила… Единственным человеком, с кем она постоянно конфликтовала, была ее собственная мать. Но об этом у нас не спросили.

Допрос с пристрастием длился бесконечно долго – более часа. С нас взяли клятвенное обещание сразу же связаться с Василием Федоровичем, если что-либо прояснится, и отпустили. Когда мы, вымотанные и усталые, наконец, смогли выйти из университета, Игорь наотрез отказался идти искать Ларису.

– По-моему, ее есть кому искать – он был искренне возмущен таким насилием над его драгоценной личностью, как допрос. – И мне есть кого искать. Если твоя совесть так тебя грызет, иди на эту дурацкую выставку сама. А я пойду лучше поищу Эллу.

– Интересно, где это ты ее будешь искать?

– Не знаю еще. Но придумаю.

Волосы на голове моего друга еще более взъерошились, на щеках играл нездоровый румянец, в глазах стояла решимость отыграться. И не требовалось много ума, чтобы догадаться, кто намечается жертвой его дурного настроения. Ссориться с Игорем не входило в мои планы на вечер, поэтому я быстро согласилась.

– Не хочешь идти со мной – воля твоя. Только вспомни, что билетик с выставки принадлежал Элле. Возможно, мы там больше узнаем о ней, чем о Ларисе. Так что, перестань изображать свое любимое животное и пойдем.

– Какое еще животное?

– Глаза выпучены, весь красный и лапками шевелит. По-моему, бешеная креветка – это твой любимый персонаж.

Игорь некоторое время молча смотрел на меня, наверное, представлял, как он шевелит лапками, а потом засмеялся.

– Когда креветка становится красной, она уже лапками не шевелит, – уже совершенно спокойно поправил он. Пар был выпущен, обошлось без жертв, но заманить моего друга на выставку мне так и не удалось.

– Слушай, иди на выставку одна, а я лучше поищу ее в другом месте. Давай разделимся. Так будет быстрее.

Что это за таинственное другое место, в котором он намеревался найти Эллу, мой друг так толком мне и не объяснил. Озадаченная его упрямством, я двинулась в сторону трамвайной остановки в гордом одиночестве и с основательно испорченным настроением.

* * *

Мысль о Лариске вызывала спазмы в желудке и легкую тошноту. Наверное, Любовь Сергеевна права. Надо было держаться рядом с Ларисой, надо было предупредить Ларису о том, что ее попытки привлечь внимание Игоря бесперспективны, – существовало бесконечное множество разных «надо», в результате которых моя подруга возможно не исчезла бы так внезапно и так надолго. Беспокойство за Лариску плавно перетекло в жалость к себе. Жизнь казалась цепочкой сплошных неудач и несчастливых совпадений, начиная с глупого знакомства с МММ, исчезновением Ларисы, Эллы, неприятностей с Любовью Сергеевной и длинной чередой более мелких пакостей от судьбы, которые, возможно, сами по себе и не могли бы испортить настроение, но добавляли последние отвратительные капли в чашу моих душевных страданий. Особое раздражение вызывали мысли о несостоявшемся принце, думать о котором мне категорически не хотелось, а не думать – не получалось. Слезы туманили глаза и, смешиваясь с мелкими капельками дождя, стекали щекам. Опустив голову, чтобы не привлекать внимание прохожих, я брела по дороге, упиваясь самобичеванием и не замечая ничего вокруг. Неизвестно, чем бы закончился этот поход в неведомую даль, учитывая час пик, если бы кто-то внезапно не остановил меня, резко потянув за рукав куртки. Где-то недалеко за моей спиной раздался скрип тормозов и непечатные фразы водителя. Я очнулась, наконец, от своих скорбных мыслей и заметила, что меня буквально вытащили из-под колес грузовика и оттащили с проезжей части дороги, достаточно загруженной в это время суток. Сделал это МММ, который продолжал держать меня за руку и недовольно хмурился. Вид у него был взъерошенный. Заметив, что водитель автомобиля готов перейти от слов к физическим действиям, Денис снова потянул меня за собой, и мы быстро смешались с другими пешеходами.

– Ты собиралась покончить жизнь самоубийством? – со своей обычной приветливо-спокойной насмешливостью поинтересовался он.

– Нет.

– Это утешает. А зачем вылетела на проезжую часть на красный свет?

– Я его не заметила. А как вы здесь оказались? – все, что я могла сказать в свое оправдание, прозвучало бы глупо. А выглядеть дурой в его глазах было совершенно невыносимо. Поэтому объяснения я постаралась опустить.

– Вообще-то, я всегда возвращаюсь домой этой дорогой. Увидел разиню, задумчиво бредущую прямо под колеса машины, и решил, что не хочу быть свидетелем ДТП – я слишком впечатлителен. Между прочим, я тебе жизнь спас.

Может, с некоторым запаздыванием, но это начало доходить и до моего сознания.

– Спасибо. Хотя, наверное, если бы я попала под машину, это было бы только справедливо, сама виновата.

– Возможно, что-то и было бы справедливо. Я имею в виду публичную порку, которую я тебе помог избежать, – он улыбнулся на этот раз совсем не насмешливо и с сочувствием спросил – По какому поводу траур?

– Я все еще не нашла свою подругу и очень волнуюсь.

– Только из-за этого?

Я утвердительно кивнула, шмыгнула носом и, стараясь делать это незаметно, попыталась вытереть слезинки со щек. Он воспринял мое движение спокойно, дал мне свой носовой платок и спросил.

– А где твой обычный эскорт? Вы поссорились? Может, именно из-за него вся эта слякоть на лице?

– Вы имеете в виду Игоря? Нет, не из-за него, – я вынужденно усмехнулась от мысли, что могу расплакаться, очередной раз поссорившись с Игорем. – У него на сегодняшний вечер есть занятие интереснее, чем сопровождать меня. Он сейчас наверное прочесывает парки и заглядывает во все укромные уголки города.

– Зачем?

– Он вбил себе в голову, что в этом из этих мест может оказаться Элла, которая остро нуждается в его помощи.

– Элла?

– Да. Она. Я по его просьбе тогда ее искала у вас.

– Не понимаю. Какое отношение твой друг имеет к Элле?

Неужели он все-таки ревнует?

– Никакого. У него просто гормональное отравление, – горько отмахнулась я.

– Какое еще отравление? Объясни.

– Все очень просто. Например, Юноша видит девушку, и его мозг вырабатывает гормон увлечения – фенилэтиламин. В этой легкой степени гормонального отравления он знакомится с предметом своего увлечения. Их отношения развиваются, становятся более горячими и при виде объекта любви в кровь выбрасывается гормон страсти – допамин. – я неуверенно посмотрела на своего собеседника. «Кажется, меня занесло. Зачем я это говорю незнакомому мужчине с задатками сексуального маньяка?» – проскользнула в моем мозгу здравая мысль, но остановиться я уже не могла. Мой язык работал сам по себе вне зависимости от сигналов, подаваемых ему мозгом. МММ был весь внимание.

– Если они переходят к…э…дальше – то получают ударную дозу окситоцина. А в конце их здравый рассудок добивает эндорфин – гормон наслаждения. Чем больше они встречаются, тем больше концентрация этого гормонального коктейля в их крови. Наступает что-то вроде привыкания, гормонозависимости. В общем, это состояние и есть любовь.

После этой краткой лекции о сущности любви мне было неудобно смотреть на собеседника, но о его реакции я могла судить по его тихому смеху.

– Ты удивительная девушка! Где ты это вычитала? – я подняла голову и увидела, что он не просто смеется – его просто трясет от беззвучного хохота. Надо отдать ему должное – он быстро взял себя в руки, и его глаза снова смотрели на меня немного насмешливо и чуть-чуть восхищенно.

– Вы, наверное, бульварную прессу совсем не читаете.

– Такую – нет. Но в свете твоих новых теорий мой поступок во время нашей первой встречи вполне объясним: я безнадежный гормономан. А коль это – болезнь, то и осуждать меня негуманно.

Так мне и нужно! Сама напросилась.

– Я не осуждаю, – я замялась – Просто…

– Просто после того случая тебе неприятно со мной общаться, – перебил он меня. И по его лицу пробежала легкая тень. Это продолжалось всего мгновение, после чего он вполне жизнерадостно предложил – Хочешь, в виде компенсации за свой неблаговидный поступок, схожу с тобой на эту странную выставку? Меня самого заинтересовало, что могло привлечь такого равнодушного ко всякого рода выставкам человека, как Элла.

С первого момента нашей встречи меня мучил вопрос: почему этот человек сейчас со мной? Тратит свое время, утирая мне слезы, выслушивает глупые теории, спасает от ДТП, в конце концов! После этих слов мои подозрения подтвердились. Он, как и Игорь, ищет Эллу. И только самолюбие брошенного мужа (или брошенного будущего мужа) не позволяло ему делать это напрямую. «Мне эти игры не интересны, как не интересны и Эллочкины духовные запросы» – с внезапным раздражением подумала я и решила отказаться, решительно подняла голову, заглянула в Его веселые глаза и вместо слов вежливого отказа благодарно произнесла:

– Когда?

– Можно и сегодня.

Я посмотрела на часы. До закрытия выставки оставалось еще полтора часа.

– Успеваем? – спросил он, заметив мой жест. Я кивнула и, потрясенная собственной бесхарактерностью, послушно пошла за Денисом на остановку трамвая.

* * *

«За все время своего пребывания в столице более захолустной улицы я не встречала» – первая мысль, промелькнувшая в моей голове, когда мы вышли на необходимой остановке. Полупустая, с большими пробоинами в асфальте и давно не ремонтированными домами допетровской постройки – она производила впечатление фотографии из дореволюционного прошлого. Картину доводил до логической завершенности бомж, удобно устроившийся у одной из дверей. Можно было сразу правильно сообразить, – это и была дверь искомой выставка. Место для бомжика – явно не доходное: выставка была совершенно свободна от посетителей. Мы переглянулись и вошли внутрь.

Экспозиция располагалась в двух залах, если так можно назвать две небольшие комнаты в бывшей квартире. В первом зале, который мы прошагали походным маршем, были выставлены небольшие вышивки, изделия из кожи, дерева и соломы. Принцип, по которому отбирались работы, остался для меня загадкой. Не заметила среди них ни оригинальных, ни особо искусных – все экспонаты сильно напоминали безделушки, продающиеся в изобилии на стихийных рыночках курортных городов. Единственным отличием от соответствующих безымянных продуктов местных умельцев были подписи художников под экспонатами.

Я сразу же заскучала. Подобные выставки никогда не вызывали во мне восторга. И посещала я соответствующие экспозиции в последний раз еще в школе, и только в принудительном порядке. Кроме того, не могла сообразить, что могло привлечь в это место блестящую Эллу и, вероятно, умную Ларису. Денис, напротив, всем своим видом изображал энтузиазм. Он неутомимо сновал по комнате, рассматривая самые мелкие и незаметные экспонаты. Но и его энтузиазм результата не принес. Первый зал был сплошным разочарованием. Мне очень хотелось уйти, но Денис был неумолим: пришли – значит нужно осмотреть все. Мне пришлось покориться, и мы прошли во второй зал, где и были вознаграждены за долготерпение. Во второй комнате была выставлена коллекция фотографий под общим названием «Золотое наследие Юргена Брюгге». На многочисленных цветных фотографиях были запечатлены удивительно красивые драгоценные изделия: броши, колье, кольца, часы, даже грациозные ручки для зонтиков, инкрустированные драгоценностями.

– Я не знала, что ювелирное искусство – тоже прикладное искусство.

Денис снисходительно улыбнулся. Мне показалось, что еще немного, и он поощрительно потреплет меня по голове.

– Я подозреваю, что тебе предстоит сделать еще много открытий в жизни. Посмотри, тебе она никого не напоминает?.

Он указал на одну из фотографий. С небольшого снимка на меня насмешливо смотрела Та Самая девушка. На этот раз она была одета по-другому, более просто и строго. Рядом с ней стоял немолодой, крепкий мужчина с цепким недобрым взглядом.

– Вас заинтересовала фотография? – вдруг раздался рядом с нами тихий мужской голос. Мы оглянулись. На нас смотрел седоватый невысокий мужчина лет сорока. Его серые глаза под стеклами очков были внимательными и, мне показалось, немного настороженными. – Это и есть гениальный мастер-ювелир начала двадцатого века Юрген Брюгге. А это – его дочь Ирэна. Великолепные изделия! Посмотрите сначала на эти снимки! – он попытался привлечь наше внимание к началу экспозиции, но в этот момент мои глаза зафиксировались на другом снимке, находящейся чуть ниже первого. Эта фотография девушки была идентична той, которую я так неосторожно унесла с собой из квартиры Дениса. Только без игривой подписи и обведенной руки.

– Это тоже Ирэна? – Экскурсовод пристально посмотрел на меня, но сказал равнодушно– приветливо.

– Да, и это она. Вы обратили внимание на ее украшения?

«Еще бы не обратить!» – подумала я, вспоминая все события, которые последовали после моего несчастливого знакомства с фотографией.

– Посмотрите, какая чудесная, тонкая работа! – Наш рассказчик указал на изящно исполненные рисунки драгоценного гарнитура. – К сожалению, фотографий этого набора нет.

– Хорошие рисунки. Очень подробные. Профессиональное исполнение.

– Спасибо. Я очень старался. – наш гид покраснел от удовольствия. – С этими украшениями связана очень романтическая история! Вам, как молодой паре, наверное, будет интересно послушать, – и снова внимательно посмотрел на нас.

Денис изобразил вежливое внимание. Мое же внимание было уже давно в его полном распоряжении.

– Этот шедевр мастера был выполнен для его дочери Ирэны и подарен ей в день ее совершеннолетия. Ювелир был очень богат, поэтому для подарка использовал камни чистой воды и высокопробное золото. Он был искусен в своем ремесле и широко известен в самых высокопоставленных кругах, поэтому этот уникальный гарнитур уже в то время стоил целое состояние. Говорят, что сам Николай II интересовался этим шедевром.

Гарнитур пытались купить и украсть. Дочь ювелира осаждали много численные претенденты на ее руку и сокровище.

Девушка, была не только красива, как вы сами можете убедиться по фотографии, но еще и умна. Отец давно присмотрел ей жениха: молодого и очень перспективного коммерсанта, которого считал хорошим преемником своего дела. Кроме того, жених, как и Брюгге, был немецкого происхождения. Однако девушка отдавала предпочтение другому, небогатому студенту – медику. Был и еще один претендент, прямо отказать которому было просто опасно, так как его сватал чиновник, от которого зависел бизнес ювелира. Этот молодой человек также был студентом, но не медиком, а юристом. Никто не знает, какие споры происходили между дочерью и отцом, но решение было принято. Все трое поклонников по очереди были приглашены в дом к ювелиру. Каждому из них Ирэна выдала на руки свое фото и одну из драгоценностей. Кому-то достались серьги, кому-то подвеска, кому-то кольцо. Девушка пообещала выйти замуж за того, кто принесет ей весь драгоценный набор. Не знаю, чего она добивалась: того, что эти юноши отдадут жизни за ее прихоть, или докажут свою преданность как-то по иному. Но…

Он ненадолго замолк и снова посмотрел на нас, как будто ожидая вопросов. Мы молчали. Я не ожидала на выставке прикладных искусств услышать некий романтический рассказ, а Денис с удвоенным вниманием изучал рисунок драгоценностей. По всей вероятности в нем проснулся профессиональный интерес. Я даже не могла бы сказать: слышал ли он эту историю. Наконец, мне надоело это затянувшееся молчание, и я задала вопрос, который так ожидал услышать наш рассказчик:

– А дальше?

– А дальше, девушка, была революция, – радостно продолжил наш экскурсовод – Я не знаю, что произошло с теми юношами и девушкой. Знаю только, что эти драгоценности больше не упоминались ни на одном аукционе, ни на одной распродаже ни на обширной территории бывшей нашей страны, ни за границей. Поэтому нам остается любоваться этими рисунками и представлять себе, каковы они были. Но остальные изделия мастера, существуют в частных коллекциях и в хранилищах. Сами оригиналы не в моей власти продемонстрировать, но фотографии, представленные на выставке, хорошего качества, цветные. И о каждом из них я вам расскажу с большим удовольствием. Поверьте, настоящие знания о ювелирных изделиях в наше время не так просто получить. Не так просто научиться отличать по-настоящему интересную вещь от искусной подделки или стилизации. Ну, вот, например, что вы знаете о бриллиантах? Умеете ли распознавать их чистоту, ценность, красоту и качество огранки? Знаете ли, как прекрасен камень чистой воды, и, что, приобретая камень с именем и родословной, необходимо обязательно узнать его историю?

Честно говоря, меня совершенно не интересовали фотографии драгоценностей, как и бриллианты. Мой бюджет не включал в себя статью о бриллиантах, а увлекаться ими платонически – не мой стиль. И я уже собралась сообщить об этом нашему экскурсоводу, но почувствовала, как Денис наступил мне на ногу.

Я удивленно посмотрела на него, но этот непредсказуемый человек только подмигнул мне, и… следующие тридцать минут мы покорно выслушивали подробный рассказ о каждом изделии, чье фото украшало стены этой комнаты.

– Иван Эдуардович, – неожиданно выплыла из предыдущей комнаты пожилая женщина, своей одеждой и вязанием в руках, похожая одновременно на экспонат музея и одного из авторов выставки. – Нам пора закрываться.

– Да, да, Надежда Борисовна. Я уже заканчиваю. Что вас больше всего заинтересовало, молодые люди? Вы же не просто так пришли к нам. Эта выставка не слишком популярна, особенно среди людей вашего возраста, – одна– две девушки, интересующиеся историей ювелирного дела. Наверное, вас интересует что-то конкретное.

Так одна или две девушки? Меня просто разрывало от желания расспросить о Лариске. Именно для этого я и пришла на эту выставку, но нога Дениса крепко прижимала носок моего ботинка к полу. Нужно сказать, что этот аргумент был достаточно весок и мешал мне двигаться, поэтому я сочла более безопасным промолчать. Вместо меня беседу продолжил мой спутник.

– К сожалению, вы не угадали. Мы забрели сюда просто погреться. Но рассказывали вы все равно интересно. Нам понравилось. Правда, малыш? – он нахально обнял меня за плечи и прижался лицом к волосам. Я чуть не задохнулась от возмущения! – И мы бы прослушали еще пару романтических историй, только бы не выходить на улицу.

Он виновато пожал плечами и чмокнул меня в макушку.

– К сожалению, мы закрываемся. Но если вас наша тема заинтересовала, рады видеть вас у нас в гостях в любой день. Наша экспозиция будет продолжаться еще две недели.

– У вас разве не постоянная выставка? – удивилась я.

– О нет, я привез свои экспонаты из Сибири – одними губами улыбнулся наш гид. – Хотел, чтобы киевляне увидели работы своего талантливого земляка.

У него было такое выражение лица, будто он хотел, но не решался добавить что-то еще. Я не знала, как подтолкнуть его к большей откровенности, а Денис, фамильярно обняв меня за талию, медленно двинулся к выходу.

Мы попрощались с двумя энтузиастами своего дела и оказались снова на улице. Бомжик все так же молча подпирал стену рядом с дверью.

– Не там ты, дядя, сидишь, – с сочувствием сказал Денис и бросил в стаканчик монетку. Бомжик молча поклонился и так недобро посмотрел на моего спутника, что я невольно ускорила шаг.

– Взгляд у него… брр.

– Не обращай внимания. Просто у него сегодня недоходный день.

– Почему ты не дал мне спросить о Ларисе и о деле с фотографиями?

– Ничего интересного он тебе все равно не сказал бы. Он говорил намеками, давал понять, что что-то знает. Но на откровенный разговор не пошел бы. Его целью было выведать, что по этому вопросу знаешь ты или я. В то, что мы случайно попали на выставку, он не поверил ни на минуту. Мне показалось, что он сильно чего-то не договаривает и чего-то опасается. А если учесть пропажу Эллы и твоей подруги, лучше проявить большую осмотрительность.

– Ты считаешь, что с ними что-то случилось? Из-за этих фотографий? – я почувствовала, как по спине у меня пробежали мурашки.

– Я этого не говорил. Я не знаю. Но осторожность не помешает.

Все так же обнимая меня за талию, Денис сделал пару шагов и остановился, потом вдруг притянул меня к себе и поцеловал. Я попыталась вырваться, но он просто прижал меня к себе крепче. – Не сопротивляйся, на нас смотрят, – услышала я его шепот. «Если я не буду сопротивляться, то просто упаду», – подумала я, чувствуя, как ноги у меня становятся ватными от его прикосновений. Но в эту минуту дверь выставки отворилась.

Я перестала вырываться и посмотрела через его плечо. Наш недавний гид пытался найти в кармане старой куртки деньги для нищего. А тот смотрел на благодетеля с холодным презрением, как будто в стаканчик не деньги бросали, а гнилую картошку.

– Ты чувствуешь прилив фенилэтиламина в крови? – услышала я снова шепот Дениса, который на мгновение прервал поцелуй. В его глазах промелькнул смех.

– Нет. В моей крови бурлит адреналин. И поверь, это небезопасно для того, кто в этом виноват. Отпусти меня сейчас же! – страшным шепотом ответила я.

– Мы уже на ты. Наконец, – он внезапно резко отпустил меня, и мне стало зябко. – Наш Иван Эдуардович уходит. Хочешь пройтись за ним?

Я молча кивнула. Говорить было исключительно трудно: любой физический контакт с МММ выбивал меня из колеи, что меня невероятно бесило.

Мы еще немного постояли, чтобы не спугнуть нашего гида, и тихо двинулись за ним. Однако сыщики из нас оказались неважные, да и погода была не на нашей стороне: мелкий дождик и сумерки сильно ухудшали видимость. Ровно через два квартала преследуемый остановил такси, и через пару мгновений мы остались на улице только в обществе бомжа, недовольно наблюдающего за нашими передвижениями.

Мы довольно быстро добрались до моего общежития. У дверей Денис подошел ко мне и заглянул в глаза. Сердце мое тотчас же подскочило в район голосовых связок. Испугавшись того, что может сейчас произойти, я резко отпрянула.

– Послушай, я благодарна тебе за сегодняшний вечер и за чудесное спасение, но я не буду с тобой встречаться. – стараясь выглядеть равнодушной, пролепетала я.

– А кто сказал, что я собираюсь тебе это предлагать? – невинным и вполне естественным голосом спросил мой мучитель. – Я просто хотел убедиться, что ты в порядке. Мы пришли?

– Да. Спасибо еще раз. – я взялась за ручку двери.

– Моя визитка у тебя есть. Если нужна будет помощь – не стесняйся. – он помахал мне рукой и быстро скрылся в сумерках.

* * *

Я вернулась домой совершенно обессиленная, в растрепанных чувствах и полной сумятицей в голове. Мне было понятно, что надо найти Игоря, спросить, как продвигаются дела, посочувствовать. Он обычно во всем поддерживал меня и практически всегда был рядом. Только исключительные причины могли заставить его вести себя так, как в это вечер. И эти причины были мне известны, вернее одна причина, – он не знал, что происходит с его любимым человеком. Однако в его комнате моего друга не оказалось, поэтому я поплелась в Интернет погребок, излить свои проблемы на жилетку Поэта.

– Ты давно не приходила! – сразу отозвался Поэт на мой Интернет-запрос. – Я тебе надоел?

– Пока нет. Просто была занята.

– У тебя бурная личная жизнь?

– У меня пропала подруга. Она должна была кое-что выяснить по моей просьбе и исчезла.

– Ты считаешь себя виноватой?

– Да. Ее мать говорит, что я должна была больше времени проводить с ней, а не с Игорем. Наверное, она права. Мы с ним начинаем напоминать сиамских близнецов. А когда он по какой-то причине, не хочет меня сопровождать, я расцениваю это чуть ли не как предательство. Глупо.

– Игорь – это твой… э… boy-friend?

– У тебя слишком богатое воображение. Он просто друг.

– Не верю в дружбу между юношей и девушкой. Ты в него влюблена?

– Ты ревнуешь?

– Виртуально.

– Это глупо, даже если виртуально. Мы с Горошком знаем друг друга с раннего детства. Ты мог бы влюбиться в человека, о котором знаешь все: на каком горшке он в детстве сидел и в каких девочек был влюблен в подростковом возрасте?

– Не знаю, возможно. Детство – это одно, а взрослая жизнь – другое. А он в тебя влюблен?

– У него другой объект страсти.

– А может, это игра? Может он хочет заставить тебя ревновать?

Горох – и такие тонкости? Я напечатала смайлик и добавила.

– Ха-ха. Ты слишком недоверчивый. Те не представляешь себе, насколько мы дружны. Я знаю его мысли раньше, чем он успевает их подумать.

– А ты слишком самоуверенная. Например, почему он в последнее время не хочет тебя сопровождать?

– Это мелочи.

– В человеческих отношениях мелочей не бывает.

Мой виртуальный психотерапевт с одной стороны помог мне расслабиться, с другой – заставил задуматься о сегодняшнем поведении Игоря. Вернувшись домой, я поклялась себе на следующий день допросить Игоря с пристрастием, где и как он провел этот вечер. А может, проведать его еще сегодня? Всего десять часов вечера. Но как только я коснулась своей кровати, почувствовала такую усталость, будто целый день носила на себе слонов. «Только чуть-чуть полежу и пойду…» – подумала я. Мягкая постель коварно обняла мое измученное тело, и я почувствовала, что проваливаюсь в теплое, мягкое небытие…

Кто-то шуршал моими бумагами. Воры? В общежитии? Я напряглась и приоткрыла глаза. За окном стоял глубокий мрак, комната освещалась только настольной лампой. Я покосилась на будильник, стоящий на прикроватной тумбочке – половина шестого. Ранняя птичка. Чья-то фигура, заслоняющая собой лампу, кажется, что-то искала в моих чертежах и тетрадях. Неужели нельзя было просто попросить меня одолжить необходимый конспект? А может, конспект был необходим срочно, а человек не хотел меня будить? Если так, можно не притворяться.

– Тебе помочь? – спокойно спросила я у темной спины, немного хриплым спросонья голосом…

Фигура медленно поднялась со стула, подошла ко мне и наклонилась.

– Привет! – улыбнулось устало бледное лицо Ларисы.

Моя сонливость слетела с меня мгновенно. Лариска жива и даже, если не считать бледного вида, здорова. Первыми ощущениями были облегчение и радость. Но чем дальше я просыпалась, тем быстрее они сменялись совсем другими чувствами.

– Ты? – я старалась показывать внезапно нахлынувшей злости. – Не ожидала. Я думала, что ты сбежала с цыганским табором. Мы так с Игорем и сказали твоей маме, когда она вчера нас допрашивала с пристрастием. Нет? Извини. Надо было хотя бы нас предупредить, чтобы мы врали одинаково. Итак, не для прессы, где ты была?

– Я пряталась.

Голос Лариски звучал тихо и немного дрожал. Глаза были величиной с блюдца, в каждом из которых было столько страха, что хватило бы на все поголовье кроликов Австралии.

– Пряталась? О кого?

И Лариска рассказала совершенно невероятную историю. Началось с того, что после занятий она направилась на кафедру истории к Любови Сергеевне, чтобы узнать о парюре. Кафедра оказалась заперта, Но внутри кто-то находился. Моя подруга услышала разговор на повышенных тонах и прислушалась. Диалог звучал приблизительно так.

– Зачем было торопиться! Теперь у нас могут быть неприятности! – говорил женский голос, похожий на Эллочкин.

Второй голос что-то прошипел. Собеседник Эллы говорил тихо, невозможно было определить даже мужчина это или женщина.

– Вы сами…это слово! Разве от меня что-нибудь зависит? Все упирается в Яну, а она непредсказуема!

Голос замолчал на некоторое время, наверное, собеседник Эллы пытался взять себя в руки. Потом что-то сказал.

– Приблизительно. Три-пять дней.

Снова хриплый шепот. Скорее всего разговор был окончен. Послышались приближающиеся шаги Эллы. Чтобы не попадаться ей на глаза, Лариска спряталась в соседней аудитории. Выждав несколько минут, она двинулась вслед за соперницей. Мотив ее поступка был железным – найти компромат на Эллу, открыть глаза Игорю и… возможно освобожденные от Эллочкиных чар взоры моего друга обратятся на нее. Поэтому ее рвение мне было понятно и вызывало сочувствие. Но для достижения этой благой цели, как оказалось, одного рвения было недостаточно. Когда Лариса, следуя за своей жертвой, в очередной раз завернула за угол, то нос к носу столкнулась с Эллой.

– Привет, подруга. По какому поводу слежка? – прямолинейность всегда была сильной стороной Эллы.

– Просто хотела тебя догнать.

– Ты меня догнала. Дальше.

– Тебя Игорь ищет. Волнуется.

– Передай ему, что со мной все в порядке. Пусть не суетится. Все?

И тут Лариска сморозила глупость и дала понять ненавистной сопернице, что и она не лыком шита. Я ясно представила, как моя незадачливая подруга гордо подняла голову и дерзко сказала:

– Нет. Я хочу узнать, что такое парюр.

Эллочка нахмурилась.

– Откуда ты знаешь о парюре? Ты получила письмо?

Лариска не стала отвечать на первый вопрос и на всякий случай кивнула головой, хотя ни малейшего понятия не имела, о каком письме говорит ее собеседница.

– Почему ты?

Девушка молча пожала плечами.

– Значит, ты тоже в игре. Поздравляю.

– В какой игре?

– Из которой я советую тебе убираться. И быстро. Подальше от всего этого.

– От чего от этого?

– Ты не знаешь?

У Эллы по губам промелькнула ядовитая улыбка.

– Узнаешь. Скоро. За мной, кстати, не только ты следила.

Она глазами указала куда-то в сторону.

– Не смотри сейчас. Потом. Когда я пойду, обрати внимание на мужчину в сером плаще. Он стоит у витрины гастронома, – она хмыкнула. – Теперь тебе, пожалуй, уже трудно будет выбыть из игры. Но попробуй. Сожги письмо и спрячься на несколько дней. Чао. Может, тебе еще повезет.

Элла резко повернулась и ушла.

– А ты ей, конечно, сразу же поверила и бросилась прятаться.

– Не сразу. Сначала все Эллочкино бормотание показалось мне полным бредом. Но почему-то стало страшновато. Я направилась в противоположную сторону, стараясь распознать, следят ли за мной: заходила в магазины, меняла направление движения – в общем, делала все, как показывают в шпионском кино.

– И конечно же тебе показалось, что за тобой следит человек в сером плаще.

– Но это правда.

– Ясно. Описать его ты не сможешь.

– Нет.

– А знаешь почему? Потому что в середине осени на улицах мужчин в серых плащах гораздо больше, чем глупых девушек с длинной лапшой на ушах.

– Ты мне не веришь. Я его видела!

– Тебе верю, а вот Эллочкиному бреду – нет. По-моему, она просто хотела избавиться от твоего настойчивого внимания. Почему ты не позвонила мне по мобильному?

– Я его оставила дома.

Это было вполне похоже на Ларису. Все, что напрямую не касалось Ларискиной внешности, она забывала и теряла с легкостью. Думаю, что и мобильный в настоящее время находился не дома у моей подруги, а где-нибудь под сиденьем электрички в метро, иначе я бы уже пообщалась с Любовью Сергеевной, потому что все это время безрезультатно пыталась связаться с Ларисой по сотовому.

– А дальше?

– Мужчина потерял меня в метро в час пик. Домой я идти побоялась. Поехала на дачу.

– И просидела там два дня? Класс! А почему только два, а не пять, а не неделю?

– У нас на даче сейчас нет ни света, ни еды… А за два дня, может, обо мне забыли.

– Железная логика. А почему ты пришла ко мне?

– Я боюсь идти домой одна.

Лариса, по всей вероятности, ожидала у своего дома вооруженную засаду. Мне хотелось захохотать, но испуганное лицо моей подруги удержало меня от веселья. Придется отвести ее домой за руку.

Лариса жила не так далеко от моего общежития, и если поторопиться, я еще успею вернуться из нашего утреннего похода и немного поспать. Поэтому собралась я со скоростью актеров театра моды, надела куртку, и мы вылетели из комнаты.

Как я и предполагала, мужчины в серых плащах не ожидали нас возле Ларискиного дома в шесть часов утра. Вооруженного нападения, таким образом, не случилось, и через полчаса Лариска уже давала объяснения своей матери, а я сидела за столом в своей комнате. После влажных укутываний из утреннего тумана, спать не хотелось. Кроме того, от общения с моей подругой появилось ощущение облегчения и одновременно какое-то неясное беспокойство. Элла, без сомнения, запугивала ее исключительно с целью избавиться от назойливого внимания, возможно, не ожидая вызванного ее словами эффекта, никакой слежки не было… и все же…Что-то в этом разговоре было. Я напрягла память. Что посоветовала Ларисе Элла? Спрятаться. А что еще? Письмо. Она спросила о каком-то письме. Боже мой! Может, это письмо, которое передала мне наша тетя Лена? Это событие полностью вылетело из моей головы…

Вскочив кровати, я бросилась к вешалке. Письмо продолжало спокойно лежать в кармане куртки. Руки у меня немного дрожали от нетерпения. Наконец, конверт был торопливо разорван, и я увидела его содержимое. Со старинной фотографии на меня смотрела Ирэн Брюгге. Как и на предыдущем снимке, изображение пересекала игривая надпись: «Кто полупарюр соберет, тот счастие свое найдет». Но аккуратный кружочек ограничивал на этот раз красивый кулон на цепочке. Что это? Может, это письмо не для меня? Для Ларисы? Но на конверте четко написано мое имя. Я заглянула в конверт. Глубоко внутри лежал еще небольшой кусочек бумаги. Надпись торопливыми мелкими буквами на нем гласила: «Подробности узнай у отца». Подписи не было.

Надежда уснуть окончательно улетучилась. Я сидела у стола, уставившись бессонными глазами в стену, оклеенную старыми потертыми обоями, и пыталась понять, о каких подробностях идет речь в записке. Насколько я поняла, фотография принадлежала другому претенденту на руку Ирэн Брюгге. Если первый владел кольцом из гарнитура, то второй – кулоном. Значит, есть еще третий? Ну и что? Что мы ищем? Драгоценности? Какое отношение имею ко всему этому я? Мои родители из семей правоверных пролетариев. Никаких голубых кровей. Никаких закопанных богатств. Что же происходит вокруг меня?

Промучившись таким образом пару часов, остающихся до подъема, я, наконец, решила, что с меня хватит загадок и что я больше в эти игры не играю. Никаких Эллочек, фотографий, парюров и других глупостей. Игорю расскажу об Эллочке, чтобы успокоился, и тема будет закрыта. После этого твердого решения, мне стало легче. Перед тем, как пойти умыться, я на секундочку закрыла глаза и… крепко заснула прямо за столом.

* * *

– Можно войти? Извините меня, Ирина Ивановна! – я робко вошла в аудиторию. Опоздать на второй час пары к Сквирской! Катастрофа. Культурологию мне в этом семестре не сдать.

– Садитесь, Коваленко.

Я робко двинулась к своему столу, преподаватель молчала, и мне уже начало казаться, что гроза пронеслась, так и не разразившись. Ларисы в аудитории не было. Меня это не удивило. Судя по выражению лица Любови Сергеевны в момент нашего с Ларисой благополучного прибытия к ним домой, следующую неделю мою подругу нужно будет искать в травматологии больницы скорой помощи.

– Жду вас после занятий на кафедре, – настиг меня голос Ирины Ивановны уже за столом.

Я покорно кивнула и открыла тетрадь. День был испорчен.

– Я ее не нашел! – услышала я отчаянный шепот Игоря. Я посмотрела на моего друга. Его лицо было серым, волосы всклокочены. Под покрасневшими от бессонницы глазами красовались темные круги.

– Это естественно. В какой канаве ты ее искал? И что ей там делать?

– Я ее искал повсюду, где она когда-либо появлялась. Не смейся. С ней точно что-то случилось.

– В этом ты прав. У нее жестокий приступ шизофрении. Никакой другой опасности для ее жизни я не заметила.

– Она жива? Ты ее видела?

– Я нет. А вот Лариске два дня назад не повезло. Она пообщалась с твоей подругой с самыми для себя неприятными последствиями.

Игорь закрыл глаза. На его щеках заиграл румянец, и лицо перестало походить на маску бедняги Пьеро.

– Какое облегчение! – он улыбнулся. – А о чем она с Ларисой говорила?

– О тебе не спрашивала.

– Я знаю. Все равно расскажи.

Мой рассказ был подробным настолько, насколько была способна сохранить беседу с Ларисой моя память. Когда я закончила, Игорь задумчиво произнес.

– Ты знаешь, имя Яна мне каким-то образом знакомо.

– Постарайся вспомнить.

Он кивнул и продолжил.

– Попробую. А почему Лариса так сразу поверила Элле?

– Наверное, шизофрения передается воздушно-капельным путем.

– Горохов! О чем ты там так оживленно беседуешь? Ты хочешь пересдавать эту тему вместе с Коваленко? – упал на меня с высоты холодный голос Сквирской.

Моя дальнейшая судьба была решена. Я заглянула в конспект Игоря и начала переписывать тему лекции.

В конце дня я вышла из университета после беседы Сквирской отнюдь не радостной. Раскаты громыхавшего полчаса надо мной грома до сих пор звучали в моих ушах, и единственное, чего хотела моя измученная душа – зарыться в интернет-подвальчике и поплакаться в жилетку «Поэту». Но боги решили иначе. Одолеваемая вопросами Гороха, жаждавшего узнать больше подробностей об Элле, я почти уже достигла дверей общежития, но в этом месте возникло неожиданное препятствие. У ступенек нас ждал Денис.

– Наконец, – ворчливо заметил он – я уже успел порядком отсыреть.

– Мы не договаривались! – с вызовом ответила я. Игорь просто молча, с удивлением смотрел на моего собеседника.

– Я обещал поделиться новостями, если они у меня появятся.

Если я правильно помнила, все было наоборот: меня призывали поделиться новостями и оставляли мне свою драгоценную визитку.

– И… – я не стала усугублять ситуацию и постаралась сразу перейти к делу.

– Я кое-что нашел. – он похлопал по дипломату, который держал в руке. – Пойдем к тебе?

– Почему ко мне? – испугалась я, вспомнив неубранную кровать.

– Ко мне далековато, – пожал плечами Денис.

– А у меня в комнате Саша занимается, – зачем-то вставил Игорь, хотя к нему в гости никто не напрашивался.

Мы помялись у входа. Дождь начинал усиливаться, наверное, чтобы помочь мне преодолеть нерешительность. Наконец, я вздохнула и двинулась к двери. Мои спутники тенью последовали за мной.

– А кто-то намекал на беспорядок у меня в квартире! – насмешливо оглядел мою комнату Денис.

– Это из-за непредвиденных обстоятельств, в отличие от органической безалаберности некоторых, – отрезала я. – Так что такое интересное вы принесли для моего друга Игоря?

– А тебе это неинтересно? – удивился МММ.

– Со вчерашнего вечера – нет.

– Прекрасно. Я ухожу – он сделал попытку повернуться к двери, но я крепко держала его за рукав куртки.

– Ради Игоря – пояснила я свой порыв.

Ребята сели на стулья. Денис положил на колени дипломат и открыл его. Внутри лежало прекрасное глянцевое издание с броской надписью: «Юрген Брюгге. Жизнь и творчество».

Увидев книгу, я почувствовала что-то похожее на французское «deja vu». Я знала, что не могла видеть эту книгу нигде и никогда. И все же она была мне чем-то знакома! Пока я ошеломленно переваривала свои новые ощущения, мои друзья активно рассматривали издание.

– Где вы нашли эту книгу? – вежливо поинтересовался Игорь.

– В хранилище городской библиотеки. Нужно заметить, что отдавать мне ее не хотели. Она издана в Швейцарии внучкой Юргена Брюгге Эммой Грюнвальд. Издание очень дорогое и редкое. В постсоветских странах всего несколько экземпляров этой книги. В Украине, кроме библиотечного, их не больше двух, на руках у частных коллекционеров. Сегодня до закрытия библиотеки я обязан вернуть эту книгу. Так что, не будем терять времени.

Мы принялись торопливо разглядывать книгу. К сожалению, она была напечатана на немецком языке. Если бы не Денис, который был немного знаком с немецким, мы просто рассматривали бы снимки ювелирных изделий как комиксы. Фотографии были цветные, прекрасного качества. Сразу становилось понятно, откуда перепечатаны экспонаты, которые мы разглядывали на выставке. А значит, наш гид тоже держал в руках это издание. Может, из-за этих фотографий мне кажется знакомой вся книга? Я на минуту закрыла глаза и прислушалась к своим ощущениям. Нет. «Дежа вю» не имело отношения к выставке.

– Догадываюсь, что фотографии интересующего нас набора в этом издании не напечатаны, – саркастически изрекла я.

– Почему? – удивился Игорь.

Мы с Денисом переглянулись.

– Давай проверим, – предложил МММ.

Мы бегло просмотрели издание, и, наконец, добрались до интересующих нас страниц. В самом конце книги была помещена фотография Ирэн Брюгге в знаменитом гарнитуре. За ней следовал длинный рассказ о тонкостях его изготовления, качестве золота, драгоценных камней и особенностях их огранки – и много других профессиональных подробностей, которые могли бы заинтересовать профессиональных ювелиров. И только в заключение было сказано нечто интересующее нас: Эмма Грюнвальд сообщала, что гарнитур был украден. Вероятнее всего, виновен в похищении был один из троих постоянных поклонников Ирэн. Приводились и фамилии троих молодых людей: Островцев Илья Григорьевич, Пулавский Михаил Андреевич, Шмавц Эдуард Иванович. Однако расследование не было завершено, так как произошел Октябрьский переворот, и семье Брюгге пришлось покинуть Российскую империю. Более о знаменитом наборе украшений никто не слышал.

– Ты не ошиблась. – подтвердил Денис.

– Не во всем. У нас появилась вторая версия исчезновения знаменитого гарнитура.

– Интересно, кто же лжет?

– И откуда у нашего гида эта легенда? – удивилась я – Ты был прав тогда на выставке. Наш гид неспроста решил устроить экспозицию.

– Интересно… – пробормотал Денис и продолжал листать книгу дальше. Дальше рассказывалось о Швейцарском периоде творчества Брюгге, а меня его дальнейшее творчество не интересовало. Я начала лихорадочно убирать постель. Мне казалось, что получается у меня это совсем незаметно, как бы между делом. Однако, когда моя миссия была уже почти окончена, покрывало накрыло подушку, и можно было спокойно на него плюхнуться, с кровати на пол упало письмо. Денис молниеносным движением жонглера подхватил его и протянул мне. Я отмахнулась, не желая лишний раз привлекать внимание публики к этой бумажке.

– Что это? – моментально заинтересовался Игорь.

Я не собиралась рассказывать ему о письме до тех пор, пока не разберусь с этим сама, однако в сложившихся обстоятельствах пришлось все выкладывать. Заодно повторила на бис рассказ о встрече с Ларисой.

– Ничего не понимаю, – задумчиво произнес Игорь. – Лариса говорила, что и она получила письмо.

– Она блефовала. А Элла не знала, кто именно должен его получить, но точно знала, что кто-то из нас его получит. Откуда ей это было известно, – не могу понять, – ответила я. Денис молча вертел в руках конверт.

– Обратного адреса, штемпеля – ничего нет, – наконец изрек он – А у письма, которое получила Элла, все было с конвертом в порядке. Я мельком видел обратный адрес.

– Забудь, если ты не прочел адрес, ты его не сможешь вспомнить.

Денис немного высокомерно посмотрел на меня и улыбнулся.

– Вы, девушка, не знаете, как работает память художника. Образ запоминается иногда настолько ясно, что можно распознать на воображаемом предмете изображение букв. Надо только поднатужиться.

– Что же. Тогда не смею мешать творческому процессу, – обиделась я.

Денис помолчал с закрытыми глазами.

– Не получается, – признался, наконец, он, но лицо у него осталось отрешенным.

– Что же делать? – с надеждой спросил Игорь у потолка.

Любопытство начинало побеждать во мне благоразумие и все мои обещания больше не впутываться в эту историю. Так было всегда. Поэтому, когда оба мои гостя выжидательно посмотрели на меня, я бодро сказала.

– Ладно, в выходные дни съезжу домой. Спрошу у отца о его предках.

– Я поеду с тобой! – радостно сообщил Игорь.

– Зачем?

– А вдруг тебе понадобиться помощь?

Лица моих собеседников просветлели. Я устала от борьбы с собой и была зла на свое слабоволие, поэтому сухо отрезала.

– Спиритический сеанс окончен. Клиентов просят покинуть гостиную.

Когда мои гости тихо испарились из моей комнаты, я, наконец, смогла осуществить мечту всего дня – спуститься в подвальчик и поплакаться в жилетку «Поэту».

* * *

Наш странный союз, как без музыки блюз Бесплотный и неживой И все же, я снова и снова стремлюсь Немного побыть с тобой.

Повторяя последние строчки очередного творения моего виртуального друга, я выпала из душного переполненного вагона на пыльный перрон. Мы договорились с Игорем созвониться и разбежались в разные стороны. Нам было не по пути.

В последнее время я стала реже появляться в своем родном Николаеве. Раньше, когда я только поступила в столичный университет, то старалась чаще приезжать домой. И мой городок казался мене самым уютным и желанным на свете. Тогда я не замечала ничего предосудительного в дырявом асфальте, кучах мусора на обочинах дорог, ободранных стенах домов. В последнее время эти подробности меня страшно раздражали. Слишком не совпадал с ними светлый образ малой Родины, трепетно хранимый в моем воображении.

– Привет, дочь. Что-то случилось? – раздался рядом со мной голос мамы. Она пришла меня встречать и уже несколько минут молча наблюдала за кислым выражением лица любимого чада. Ее красивые синие глаза улыбались. Почему я не унаследовала мамины глаза?

– Что могло случиться? Просто соскучилась.

Я обняла маму и привычно задохнулась от нежности, почувствовав знакомый тонкий запах ее духов. «Наверное, она и есть моя родина» – подумала вдруг я – «а совсем не этот заброшенный город». И меня сразу перестали раздражать перевернутые урны у края тротуара и крикливые цыганки, пытающиеся схватить нас с мамой за рукава. Я вздохнула и бодро зашагала к такси.

Через полчаса, приняв душ, я рассказывала о своих приключениях за чашкой кофе, стараясь преподнести информацию, как можно легкомысленнее. Совсем не рассказать о цели моего визита я не могла. Мне нужна была информация о наших предках, происхождение которых меня раньше не волновало.

– Ты полагаешь, что это розыгрыш? – задумчиво спросила мама. Мое напускное легкомыслие не могло ее обмануть.

– Разве есть другие варианты? Ты считаешь, что отец – подпольный наследник этих драгоценностей?

Мама грустно улыбнулась.

– Возможно, речь идет не о подпольном наследнике, а о подпольном отце?

Мы никогда не говорили о моем биологическом отце, поэтому память об этой мелкой подробности моей биографии как-то выветрилась из моей головы. Да и сама история была банальна и неинтересна.

После трех первых месяцев моего существования мой молодой родитель вдруг понял, что не готов быть отцом. Мама согласилась на развод без колебаний. Такой муж ей был не нужен. С тех пор о носителе половины моего кода ДНК я ничего не слышала.

– Покажи мне записку, – попросила мама. Сейчас ее глаза не улыбались.

Я выудила из своего рюкзака конверт. Мама долго смотрела на коротенькую записочку и, наконец, с сожалением развела руками.

– Извини. Я не узнаю его почерк. Может, уже забылся, а может – немного изменился. Такое бывает с возрастом. Ты к нему пойдешь?

Я отрицательно покачала головой. Меня этот человек не интересовал.

– Пойди, – вдруг сказала мама. – По крайней мере, никогда больше не будешь задавать себе вопрос, какой он.

Смешно. Я никогда никаких вопросов по поводу моего предка не задавала. Просто всегда считала отчима родным отцом. Он эту роль исполнял блестяще и в дублерах не нуждался.

– Ты преувеличиваешь значение биологии во взаимоотношениях между детьми и отцами. Мне гораздо важнее не обидеть папу.

– Об этом не беспокойся. Мы говорили об этом. Он считает, что это знакомство необходимо. Кроме того, он при любых обстоятельствах будет считать тебя родной дочерью. А вот тайна фотографии – прекрасный предлог познакомиться с твоим родителем без ущерба для твоей гордости. Кроме того, я же вижу, как гложет тебя любопытство. Ты даже похудела за эти две недели.

Мама никогда не ошибалась. Любопытство патологически разгоралось во мне и уже достигало силы страсти, лишая аппетита. Поэтому долго уговаривать меня не пришлось.

– Ну, хорошо. – я притворилась, что делаю маме одолжение. – Но где он живет?

– Я знаю только адрес его матери. Если, конечно, она с тех пор не переехала куда-нибудь.

Голос мамы, когда она говорила о своей прежней свекрови, звучал совершенно нормально без усилия. И я с облегчением поняла, что боль и разочарование для нее давно позади. Я взяла адрес моей бабушки и устремилась в неизвестное будущее.

Фамилия моего родителя даже отдаленно не напоминала ни одну из трех, интересовавших меня. Но это ничего не доказывало. Его предки могли ее сменить после революции. У этого человека могло и не быть наследников мужского пола, а может, мой предок был наследником фотографии по материнской линии. Во всяком случае, проверить стоило. Поэтому я бодро шагала в ту часть города, где, скорее всего, жила моя бабушка. Я никогда раньше не была на этих улицах, застроенных частными домами. Они были узкими, плотно зажатыми высокими заборами и покрыты остатками асфальта. Огромные выбоины и ямы в некоторых местах были заботливо засыпаны гравием. Однако подавляющее большинство их было просто заполнено грязью и коварно замаскировано опавшими листьями. Мне приходилось очень внимательно смотреть под ноги, чтобы не угодить в одну из них. Мои мысли были заняты совсем не предстоящей встречей. Я думала о фотографии. Если я получила такой снимок с упоминанием о своем отце, то, возможно, и Эллочка получила аналогичное послание. Таким образом, мы обе связаны с двумя из этих молодых поклонников Ирэны Брюгге. Из этого следует два вывода. Во-первых, судя по отмеченным деталям украшения, правильна все-таки версия нашего гида. Во-вторых, существует еще кто-то третий, у кого должна быть третья деталь туалета. Может, это сам гид? Или этот Иван Эдуардович просто знаком с этим человеком? А почему в книге, написанной внучкой Брюгге, эти юноши обвиняются в краже драгоценностей? Ирэн не сказала отцу о своем решении? Возможно. Глупо отдавать такие ценности для проверки чьих-либо нежных чувств. Отец никогда не согласился бы рисковать. Скорее всего. В-третьих,… Я не успела подумать, потому что уткнулась носом в калитку необходимого дома. Волкодав за забором уже залился лаем, а низкий хрипловатый голос, который мог с успехом принадлежать, как мужчине, так и женщине, спросил.

– Кто там?

– Это Катя, ваша внучка, – выпалила я то, что первое пришло в голову. Так как к разговору не подготовилась.

– Внучка? – удивился голос. «Не хватало только, чтобы там оказались посторонние люди» – успела подумать я прежде, чем засов на двери лязгнул, и калитка распахнулась. На пороге показалась пожилая, монументальная женщина с высокомерным лицом. Во мне не было ни высокомерия, ни монументальности, но я напоминала ее, как абрикос – дичка напоминает аналогичный садовый плод. «Неужели и я в старости буду такая же?» – с чувством близким к ужасу подумала я.

– Входи, – сказала она будничным голосом, будто внучка Катя посещала ее ежедневно, или несколько раз в день. Ее морщины были покрыты толстым слоем пудры, а на тонких сморщенных губах ярко алела помада. Одета моя бабушка была в простое черное платье. Седые уложенные в высокую прическу волосы перевязывал черный прозрачный платок. Она напоминала то ли растолстевшего мима, то ли престарелую японскую гейшу европейского происхождения.

– Ты хотела увидеть отца, – она утвердительно кивнула головой. – Ты пришла вовремя. Я как раз собиралась к нему. Кто тебе сообщил?

«Что именно сообщил?» – подумала я, но ответить не успела. За меня это сделала странная женщина.

– Наверное, мама, – она задавала вопросы и отвечала на них за меня. – Она всегда была хорошей девочкой.

Мы стояли в маленьком дворике, полностью благоухающими хризантемами настолько, что к аккуратному домику можно было пройти только по узенькой, уложенной плиткой дорожке.

– У вас красиво, – вежливо сказала я, не зная, с чего начать разговор.

– Да, после выхода на пенсию я решила заняться цветами. Не для продажи, для себя. Всегда любила цветы. На еду мне хватает персонально пенсии.

«Интересно, за что это у нее персональная пенсия?» – промелькнул в моей голове вопрос, но озвучивать его мне не пришлось. Моя новая родственница, похоже, обладала телепатическими способностями.

– Я двадцать лет была директором лучшей школы в городе. Кстати, там учились и твои родители, – старая дама вздохнула и сорвала несколько хризантем. – Вообще-то, он не любит хризантемы, – задумчиво произнесла она – Да ничего. Кто его будет спрашивать.

Что-то мне очень в этом букете не понравилось. Хризантемы были белые, пышные, удивительно красивые. Только в букете их было… шесть! Мне стало тоскливо. И это сразу отметила моя суперпроницательная бабушка.

– Ты ничего не знала, – она утвердительно кивнула, вместо меня подтверждая свои слова – Твой отец неделю назад погиб в автомобильной аварии.

Сказано это было таким тоном, будто я в очередной раз не выучила урок, хотя меня предупреждали о последствиях. Очень похоже на директора школы, но совершенно не напоминало скорбящую мать. Интересно, равнодушие по наследству передается?

– О мертвых не говорят плохо. Но твой отец был таким же сыном, как и отцом. До того, как мне сообщили о его смерти, я ничего не слышала о нем более десяти лет. Даже не знала, находится он в городе, или уехал. Я, конечно, буду ухаживать за его могилой, но умер он для меня гораздо раньше, – потом она улыбнулась одними губами и продолжила – Поэтому можешь не стесняться и задать мне вопрос, из-за которого ты здесь.

Проницательность моей новой бабушки начинала действовать мне на нервы.

– Почему вы решили, что меня что-то интересует? – я гордо задрала подбородок, давая понять, что мои интересы – это моя личная собственность.

– Потому что ты не знала о смерти отца, – равнодушно констатировала моя бабушка – Значит, твой визит вызван чем-то другим. Чем, если не секрет?

У меня появилась альтернатива: потешить свою гордость и, ничего не рассказывая, уйти; или удовлетворить свое любопытство и задать вопрос. Впрочем, исход борьбы между гордостью и любопытством был предрешен заранее: я выудила из недр своей сумки конверт и протянула пожилой женщине.

– Я хотела бы узнать, это он написал мне записку?

Бабушка внимательно прочла записку. Потом долго смотрела на фотографию.

– Увы, должна тебя разочаровать. Это не его почерк.

– Может, вы эту фотографию где-нибудь видели?

– Скорее всего, нет. Во всяком случае, ничего подобного я не припоминаю, – она выжидающе посмотрела на меня. – Это все?

У меня было такое чувство, что я за эти несколько минут ей смертельно надоела, и я решила больше ее не разочаровывать.

– Да. Я думала, что ваш сын просто хочет познакомиться со мной.

– Да-да. Возможно, что ты так и думала. А возможно, тебя больше интересует эта фотография. Во всяком случае, тот, кто выслал этот конверт, хорошо знал, чем тебя зацепить. Не удивляйся, что я знаю, о чем ты думаешь. Ты очень похожа на меня, – в ее глазах мелькнуло что-то напоминающее симпатию. Но на этом проявление ее родственных чувств окончилось. Выражение симпатии быстро исчезло с ее лица и более на него не возвращалось. Вместо этого по ее губам пробежала легкая насмешливая улыбка – Только любопытство могло перебороть твою гордость и заставить прийти сюда.

Я молчала, стараясь не выказать свое разочарование: ничего не узнала о фото, а, кроме того, так и не успела познакомиться со своим родителем до его смерти. К тому же мне очень не хотелось идти на кладбище. Наверное, равнодушие, все-таки, наследственная черта.

– Я не зову тебя с собой. Невозможно искренне оплакивать того, кого никогда не знал. А мы с тобой всегда будем чужими. Ты не нуждаешься во мне, а я в тебе.

Я поняла это, как приглашение убираться восвояси, и впервые почувствовала к моей родственнице нечто похожее на благодарность. Пожилая женщина вывела меня на улицу и заперла за нами калитку.

– Прощай.

– До свидания, – и мы разошлись в противоположные стороны. Наше первое и последнее свидание окончилось.

«Моя бабушка оказалась не готовой стать моей бабушкой, а ее сын умер, так и не созрев стать моим отцом. Замечательная семейка» – подумала я, ускоряя шаг.

– Катя! – вдруг услышала я за спиной бабушкин властный голос и резко обернулась. Она стояла на расстоянии около десяти метров, прямая и монументальная, как памятник Родине-матери и смотрела мне вслед.

– Тебе понравился мой дом?

– Да, – на всякий случай ответила я, не пытаясь напомнить ей, что в доме мне так побывать и не пришлось.

– Я завещала его тебе, – буднично сообщила она.

– Почему? – огорошено спросила я.

– У меня больше нет родственников, – бабушка пожала плечами, удивляясь моей тупости, и, больше не оглядываясь, продолжила свой путь.

* * *

«Итак, что мы имеем? Мои новоиспеченные родственники не связаны с этой фотографией» – я задумчиво брела по грязной улочке, стараясь подавить в себе совершенно неожиданное чувство обиды на бабушку. В конце концов, могла бы притвориться, что рада мне. «Может, письмо адресовано не мне, а Эллочке, а мое имя на конверте – для конспирации. Но зачем высылать вторую фотографию?». Логики в поступках неизвестного или неизвестных, связанных с фотографией я найти не могла. И чем больше я думала, тем меньше понимала. Количество вопросов росло в геометрической прогрессии, а количество ответов так и не превысило нулевой отметки. Только где-то глубоко во мне рос охотничий азарт, который уже не позволял мне выйти из игры. Я обязательно узнаю, в чем тут дело! Эту жизнеутверждающую мысль мне перебил звонок по сотовому.

– Привет, Катенок! – раздался бодрый голос Игоря. – Где ты?

– Возвращаюсь домой.

– Есть новости?

– Увы, никаких.

– У меня есть. Я нашел Яну.

– Ту, о которой говорила Элла в кабинете Карпова?

– Угу. Когда ты можешь подойти в район бульвара?

– Примерно через полчаса.

– Жду тебя на углу Адмиральской и Набережной.

Бульвар являлся одним из немногих мест, ради которых можно было приехать в наш город. Он был прекрасен в любое время года, но сейчас по-осеннему пестро раскрашенный – просто неотразим. Со стороны реки ощущался свежий запах воды, а внезапно прояснившееся небо просвечивало сквозь рыжие листья деревьев пронзительной синевой. Мое настроение сразу поднялось до нужной для счастья отметки. Блестя глазами и сияя румянцем, я брела прямо по шуршащим листьям на клумбах и смотрела на бездонное ярко-синее небо. И совершенно напрасно. Нужно было смотреть под ноги, потому что вскоре я споткнулась и упала на какой-то мягкий объемный мешок, валявшийся в листьях. Невольно вскрикнув, я посмотрела на препятствие – усыпанный желтой листвой, бледный и прекрасный, как спящая красавица, на земле лежал Игорь. Глаза его, как положено в сказках, были закрыты.

Что с ним? Я протянула руку и потрогала на его шее место, где, судя по детективным фильмам, обычно ищут пульс. Уверенности в том, что мои манипуляции верны у меня не было. Поэтому, не обнаружив никаких следов биений, я постаралась в отчаяние не впадать, а применила старинный способ определить, жив ли человек. Из моей сумки было извлечено маленькое круглое зеркальце и поднесено к губам спящего красавца. Вместо того, чтобы затуманить зеркальце своим драгоценным дыханием, Горох вдруг застонал, чем сорвал эксперимент.

– Ммм… – его рука потянулась к затылку, глаза приоткрылись. – Это ты? – он попытался улыбнуться.

– Нет. Это Святой Петр, – я только теперь поняла, как испугалась. У меня даже пальцы на руках дрожали. И это обстоятельство очень меня сердило.

– Как тебя угораздило так свалиться?

– Погоди. Позволь хотя бы встать. Ты-то почему рядом лежишь? – мы медленно поднялись с земли и отряхнулись.

– Нечего было валяться, как мешок с мукой. Я о тебя споткнулась.

– Прекрасно. По крайней мере, я недолго валялся в одиночестве, – хихикнул Горох.

И это доказывало, что он полностью пришел в себя.

– Ладно. Рассказывай.

– Я хотел проверить кое-какие свои соображения.

«Все разыскивал Эллочку, бедняга» – с сочувствием подумала я. В другие какие-то соображения Гороха я не верила.

– Для этого зашел домой к Элле.

И адрес узнал! Искал Эллочку основательно – мелькнула у меня в голове мысль. Мы отряхнулись от листьев и мелких веточек и медленно побрели уже по аллее, а не по газону.

– Понимаешь, я подозревал, что она дома. Просто попросила своих предков никому об этом не говорить, если ее кто-то запугивает. А если она увидит меня, то мы сможем поговорить. Она все объяснит, и тогда тебе не придется так мучительно долго разгадывать эту загадку.

«Ага, значит, все делалось ради меня. Как трогательно!» – мне хотелось хихикнуть, но я побоялась прервать поток откровений моего приятеля.

– Кое в чем я оказался прав. Почти все время после ее исчезновения Элла жила дома. Действительно, она почему-то не хотела никого видеть, поэтому родители молчали о ней по телефону. Но поговорить с ней мне не удалось. Ее просто не было дома. Ее мама сказала, что она у подруги.

– А подругу, естественно, зовут Яна.

– Точно. Школьная подруга Эллы болеет. А Элла ее навещает.

– Вот почему Элла просила у таинственного собеседника три-пять дней. Ждала, когда ее подруга, от которой что-то зависит, выздоровеет. Понятно. А дальше ты решил навестить больную девушку.

– Точно. И позвонил тебе, чтобы ты составила мне компанию.

– А потом?

– Потом я подошел к месту нашей встречи и стал ждать тебя, стараясь не выпускать из виду нужный подъезд. Потом была темнота, а затем твое лицо. А теперь еще головная боль. – Игорь снова потрогал место на затылке, где предположительно находился источник неприятностей.

Я потрогала это место рукой. Там нащупывалась приличная шишка.

– У тебя есть анальгин? – Игорь с надеждой посмотрел на мою сумку. Он был уверен, что там есть все.

– Я поищу, – мы уже подходили к дому, который находился по соседству с Эллочкиным, если верить словам Игоря. Я увлеклась поисками таблетки, попутно продолжая доставать Гороха. – Интересно, все-таки, кто это тебя так приласкал? Может, Денис, чтобы ты за его невестой не бегал?

– Она ему не невеста.

– А кто?

– Одноклассница. Они были школьными друзьями: он, Элла и Яна. Поэтому, приезжая в Киев, Элла всегда останавливалась у Дениса.

Тайна отношений Дениса и Эллы была разрешена к величайшему нашему с Игорем облегчению. Едва скрывая глупую улыбку и стараясь не перейти с шага на рысь, я начала рассказывать о своих приключениях.

– Никаких следов великих предков мне обнаружить не удалось…

* * *

Найти Янкину квартиру было нетрудно. Ее дверь была приоткрыта. Оттуда тоненькой струйкой текла вода. Ого! Да тут потоп! Я постучала, но никто не ответил. Тогда мы вошли. Красивая, хорошо обставленная квартира была залита водой. Промокшая дорожка в коридоре чавкала под ногами. Судя по тому, как сильно пахли стулья мокрым старым деревом, можно было сказать, что вода на полу была теплой. Ванная? Кухня? Игорь бросился в сторону кухни, я начала поиски ванной. Ее дверь я нашла только с третьей попытки. Постучала. Мне никто не открыл. Тогда я подергала ручку, дверь была заперта изнутри. От неприятного предчувствия внутри у меня все сжалось. Нет. Только не это. Я навалилась всем телом на дверь. Безрезультатно. Ко мне присоединился Игорь и попробовала ее выбить. Разбежался, ударил в дверь плечом. Судя по тому, как Игорь схватился за плечо, ему это даром не прошло, но и крючок с обратной стороны неохотно согнулся. Я вынула из сумки пилочку для ногтей и просунула ее в образовавшуюся щель. Наконец, мы внутри. Помещение было все в водяных испарениях. В переполненной ванной, из которой через верх текла вода, лежала девушка в белом платье, чем-то неуловимо похожая на меня. Глаза ее были закрыты, в руке зажато лезвие бритвы.

Понятно. Глотнула снотворного и решила перерезать вены. По всей вероятности слишком долго колебалась, поэтому уснула раньше, чем на что-то решилась. Чудесно. Судя по белому платью, хотела за что-то наказать жениха. Почему я всегда во что-нибудь влипаю? Нужно серьезно пересмотреть свое поведение. Потом. А сейчас…

Я закрутила краны, вынула из ванной пробку и начала хлопать спящую красавицу по лицу.

– Ты жива? – Она даже не пошевелилась. Только голова ее закачалась, как у китайского болванчика. Неужели мертва?

– Проснись! – но ничего не получалось. Я разозлилась и защемила пальцами ей нос. Бинго! Девушка начала хватать ртом воздух. Жива. Но не проснулась. Я подождала, пока из ванной вытечет вода, и попробовала самый радикальный способ: включила холодный душ. Если и это не подействует, нужно будет вызывать скорую. Но тогда мне придется объяснять, кто я и как очутилась в квартире. Хорошо, если до меня никто здесь не побывал и ничего не забрал в качестве сувенира, например, телевизор.

– Ну, давай, просыпайся. Не заставляй меня волноваться! – взмолилась я.

Мои молитвы были услышаны. Девица в ванной зашевелилась и застонала.

– Х-холодно. – забормотала русалка и попыталась открыть глаза. Ей это ненадолго удалось. После следующей порции холодной воды девушка повторила попытку.

– Ты кто? – на этот раз на меня совершенно бессмысленно посмотрели красивые карие глаза, обведенные темными кругами и черными подтеками расплывшейся туши.

Вместо ответа я наклонилась к ней и начала вытаскивать из ванной. Никогда не думала, что мокрые люди такие тяжелые. У меня было впечатление, что я пытаюсь поднять скользкий кожаный мешок с цементом. Мешок пытался со мной сотрудничать, но это только мешало. Игорь молча стоял за моей спиной, с удивлением наблюдая пикантную сцену.

– Эй! Изваяние! Может, приложишь одну свою лошадиную силу и попробуешь мне помочь?

Игорь очнулся от летаргического сна и принял активное участие в акции спасения. Кажется, прошла целая вечность, прежде чем удалось извлечь это существо из ванной. К моему удивлению на ногах у девушки были туфли. Она недоуменно вертела головой и задавала совершенно бессмысленные вопросы.

– Где я?

– Если ты Яна, то дома.

– Яна? – она ненадолго задумалась. – Да, я – Яна.

– Тогда ты в своей ванной.

– А почему?

– Хотела перерезать себе вены, а вместо этого залила весь этаж водой. Во всяком случае, мне так кажется.

– А по какому поводу?

– Не знаю. Постарайся вспомнить сама.

– Не могу. Ты пришла ругаться? Ты соседка?

– Соседка, да не твоя.

– Ага… – девушка потерла виски, поежилась и, не стесняясь Игоря начала снимать мокрое платье.

Игорь поморщился и вышел из ванной.

Оставшись в мокром нижнем белье, хозяйка ванной побрела в свою комнату, хлюпая водой в туфлях-лодочках.

– Черт! – поморщилась она снова – Кажется, в этот раз я переборщила с колесами. Денис прав. Надо это бросать, – в этот момент ее лицо прояснилось от внезапного озарения. – У меня был Денис.

Она вдруг заплакала.

– Он не вернулся. Я для него больше не существую.

– Кто?

– Денис. Мой бывший жених, – удивилась она моей тупости. И я подумала, что это уже второй раз за сегодня. Наверное, мой IQ, действительно, недостаточно высок для моей миссии.

– А теперь он Эллочкин жених? – простодушно удивилась я, проверяя сказанное Игрем.

– Нет. – Яна печально покачала головой. – Элла – моя школьная подруга. Она просто ездила к нему, чтобы нас помирить.

Она уже сидела на диване в сухом халате, откинув мокрое белье подальше от себя.

– У нее ничего не получилось. Он не простил мне колес. Я для него больше не существую. А я старалась бросить! У меня почти получилось! Ждала его, чтобы похвастаться, – в ее глазах мелькнули слезы. – Так радовалась, когда он сегодня пришел! Думала – вернулся. А он… пришел совсем по другой причине. Вот я и… наглоталась… после его ухода. Дальше ничего не помню, – девушка встрепенулась – У него кто-то есть! – потом посмотрела подозрительно на меня.

Денис был сегодня у Яны? Или это снова бред наркоманки? Нужно спросить у Дениса.

– Подожди, ты сказала, что ты соседка, – проявила девушка вдруг недюжинную память и удивительную сообразительность. – Чья соседка, если не моя?

– Эллочкина соседка по комнате, – я мучительно соображала, что мне делать дальше. Можно уходить или нельзя? Не повторит ли она снова свою глупую попытку? Понятно, почему Элла не могла вразумительно ответить Карпову, сколько времени ей потребуется на выздоровление Яны.

Игорь безмолвным свидетелем стоял у двери и ждал моих дальнейших распоряжений. Я пыталась придумать дальнейший план действий, и мой взгляд бездумно скользил по обстановке комнаты: платяной шкаф, книжные полки, письменный стол, а на столе… фотография Ирэн Брюгге! ТА САМАЯ, судя по обведенному на руке кольцу, Эллочкина.

– Так это ты его новая?

– Новая, кто? – не вникая в значение слов, спросила я, не отводя от фотографии глаз.

– Не изображай идиотку, – потом она пристально на меня посмотрела. – Конечно, как я сразу не догадалась: ты же почти моя копия, только моложе и без колес. Все-таки, он меня когда-то любил, – она всхлипнула. – Но ты не радуйся. Ты его тоже долго не удержишь. Зачем ты пришла? Позлорадствовать? – ее голос становился все громче, и я подумала, что сейчас, в довершение всего, мне придется выдержать еще и ее истерику. – Почему ты молчишь!? – Она проследила мой взгляд и уже совсем истерически засмеялась – А! Вот зачем ты пришла! Тебе нужно это фото! Ты тоже на нем свихнулась! Как и он, как и Элла!

– Нет. Мне не нужна фотография, – я постаралась сказать это будничным, спокойным голосом. – Мне нужно просто знать, откуда она у тебя? Ты получила ее от Эллы?

– Предположение неверно. Это Элла получила ее от меня. Я ее ей переслала.

– Она принадлежит вашей семье? – замирая, спросила я.

– Бог миловал.

– А откуда же…

– А ты у своего возлюбленного спроси. Он об этом может рассказать гораздо подробнее, – она снова засмеялась, потом начала бурно рыдать в маленькую диванную подушечку. Во мне зрело горячее желание отхлестать ее по щекам. Но я представила, как ее родители входят в квартиру, видят потоп и незнакомую негодяйку, хлещущую по щекам их драгоценную дочь. Нет, последствия лучше не представлять.

– Слушай, у меня два альтернативных предложения. Первое, я звоню в скорую. Они приезжают, находят у тебя в крови приличную дозу «экстази» и определяют тебя на принудительное лечение в богоугодное заведение, или сообщают в милицию. Второй вариант, ты успокаиваешься, мы пьем чай и спокойно разговариваем до прихода твоих родных. Выбирай.

Всхлипывания волшебно прекратились. Она все так же лежала лицом в подушку, но дыхание ее становилось ровнее с каждым вдохом.

– Я уже спокойна. Не надо звонить. Они мне больше не поверят.

Прекрасно. У девушки уже есть опыт общения с правоохранительными органами. Но это не мое дело. Мне нужно только с честью выйти из этой ситуации.

– Я поставлю на газ чайник. Ты пять минут моего отсутствия переживешь? – она кивнула.

Однако через пять минут, когда я принесла в комнату кипяток, Яна… спала. Дыхание ее было ровным, а на щеках играл здоровый румянец. Я вздохнула с облегчением. Пусть я почти ничего не узнала, кроме некоторых подробностей из личной жизни Дениса и Эллы, но сейчас мы с Игорем можем уйти, не знакомясь с родителями Яны. Пусть уж решают ее проблемы без меня. Мы переглянулись с Игорем и молча вышли.

Когда я вернулась домой, было уже поздно. Мама с укоризной посмотрела на меня.

– Что ты так долго? Ничего не случилось?

– Нет-нет. Просто засиделись с Игорем в кафе. Он, оказывается, тоже приехал на воскресенье. Ложись спать. Завтра расскажу все подробности.

Я попрощалась с мамой и нырнула в постель. Было, о чем подумать темной длинной, осенней ночью. Я криво усмехнулась своим мыслям и закрыла глаза, не надеясь заснуть. Но, по всей вероятности тревоги и приключения минувшего дня не прошли даром. Сон обрушился на меня, как снежная лавина, накрыл своей прохладной мягкой тяжестью, и я заснула крепко и без сновидений.

* * *

Отец таинственно исчез рано утром, и мне не удалось даже поздороваться с ним, поэтому наша семья собралась вместе только перед обедом.

– Привет, малыш! Рад твоему приезду, – услышала я с порога папин голос.

Я выскочила в прихожую, прижалась к его пиджаку и вместе с легким запахом сигарет вдохнула чувство безопасности. Он погладил меня по голове, а потом поцеловал в макушку. Мы сели вместе за стол, и прежде, чем продолжить свое повествование, я посмотрела на маму. Она кивнула, значит, отец был посвящен в сущность проблемы. Я начала рассказывать о своих родственниках, краем глаза наблюдая за ним. По выражению его лица можно было понять, что на него мой поход в прошлое родителей особого впечатления не произвел. Это меня приободрило, и мой рассказ был закончен фразой:

– В общем, сходила я напрасно. Никакого отношения к письму мои бывшие родственники не имеют. Наверное, кто-то просто что-то перепутал. А может, письмо было адресовано Эллочке.

– А может, это ты перепутала отцов? – улыбнулся отец. В его глазах прятался смех. Как мне всегда было легко с ним!

– Что ты имеешь в виду? – спросила мама.

Отец полез в карман пиджака и вытянул старый пожелтевший конверт и протянул мне. Я торопливо выхватила добычу из его рук и вынула содержимое. Внутри была пожелтевшая небольшая пачка писем и… фотография Ирэн Брюгге. Та самая! Еще один экземпляр которой находился в моей сумке. Только карандашом была обведена серьга в ухе девушки.

– Где ты это достал?

– У меня, конечно, совершенно пролетарское происхождение, а вот у моей бабушки по материнской линии не совсем. Как ни странно, но ее девичья фамилия Островцева. Тебе она ничего не напоминает? – отец улыбался.

Еще бы не напоминала! Это фамилия одного из трех молодых людей, обвинявшихся в краже драгоценностей! Все-таки письмо было предназначено мне! Отец засмеялся, глядя на мои выпученные от распиравших меня чувств, глаза.

– Когда твоя мама пересказала мне историю с фотографией, я вспомнил, что у моей бабушки был брат, расстрелянный в тридцатые годы, как враг народа. Это, собственно, и послужило основной причиной срочного переселения ее семьи из Киева в наш город.

– А почему его обвинили?

– Потому что он был из дворянской семьи. Вы же учили в школе, кто в первую очередь подвергался репрессиям в тридцатые годы? Правильно. А он был дворянин, да еще и врач. Это уже тянуло на смертный приговор. Он сам чувствовал, что скоро будет арестован. Никого из родных, кроме моей бабушки, у него не было. Поэтому все, чем предок отца дорожил, передал ей. Рассказывать о том, что твои родственники были репрессированы, в советское время было равноценно самоубийству. Поэтому она молчала обо всем, что было связано с ее братом. Бабушка Оля и сейчас боится. Десятилетия страха просто так не проходят. Об Илье Григорьевиче Островцеве она рассказывала шепотом, взяв с меня страшную клятву, что я ничего не разглашу. Я удивляюсь, что она не сожгла эти письма.

– Мы все будем немы, как рыбы, – я готова была дать обет молчания на всю оставшуюся жизнь, чтобы только узнать об этой загадке, которая начала слишком близко подбираться к моей семье.

– О жизни брата моя бабушка знала немного: она была поздним ребенком много моложе брата. В то время, когда он познакомился с Ирэн Брюгге, ей едва исполнилось три года. О какой-то его тайне она узнала из писем, которые Илья отдал ей на хранение. Кроме того, он просил не верить тому, что о нем могут сказать. Вот и все.

– Бабушка много лет ждала, что он еще постучит в ее дверь. Но не дождалась.

– А драгоценности?

– О них бабушка ничего не знает. Она говорит, что место, где лежат какие-то вещи, описано в одном из писем. Однако она никогда даже не пыталась искать их. Боялась. Да и не поняла ничего из этого письма. Брат иногда говорил ей, что, чем меньше она знает, тем безопаснее для нее. А тот, кому положено, все сообразит. И тогда его доброе имя будет восстановлено. Вот и все. Больше она ничего не помнит. Не забывай, ей уже восемьдесят, и ей слишком долго хотелось забыть то время.

– А где письмо?

Отец улыбнулся.

– Поищи его в этой пачке. Бабушка говорит, что написано оно не ее братом.

Мои руки жадно потянулись к тесьме, перевязывающей письма, но к моему горькому сожалению в дверь позвонили. Я торопливо спрятала в сумку пачку и побежала открывать. Не было необходимости спрашивать, кто пришел. В дверь ввалился увешанный тяжелыми сумками с едой и сияющий жизнерадостной улыбкой Игорь.

– Билеты я купил! – доложил он с порога.

– Как обычно? – мы всегда покупали одно место на верхней полке, одно – на нижней.

– Разве можно иначе?

Чтение придется отложить до поезда. Мои родители, как всегда обрадовались Гороху. Между ними завязалась непринужденная беседа, которая продолжалась в такси и окончилась только с отходом поезда.

– Будь осторожней, хорошо? – успел шепнуть мне на прощанье отец. Я кивнула, поцеловала маму и осталась в купе рядом с верным Горохом и еще двумя пассажирами.

* * *

Расписание поезда было исключительно удобным для нас. Вечером садишься, выпьешь чай, почитаешь книгу и спи-отдыхай. Утром умылся – и ты в столице. Я всегда выбирала вторую полку, оставляя Гороха внизу на страже наших имущественных интересов. И в этот раз едва дождавшись, когда нам принесут постель, взобралась на свое место под осуждающие взгляды пожилой женщины с нижней полки напротив и полного гипертонического вида мужчины с верхней полки. Едва устроившись, я вытащила пачку писем и принялась читать. Письма, в основном, предназначались бабушке моего отчима, сестре Ильи Островцева. Они были нежными и написанными с той изысканной интеллигентностью, которой отличались образованные люди того времени. Илья любил свою сестру, заботился о ее будущем и тревожился за нее. Но меня эти мелкие подробности из жизни брата и сестры не волновали. Я искала письмо, написанное не этим изящным почерком.

– Что ты читаешь? – вторгся в мои мысли Горох. Его глаза горели от любопытства. Он встал и пытался увидеть хотя бы строчку из письма.

– Это не для твоих глаз. Это личная переписка моей прабабки с ее братом.

– Но ты же читаешь? Там что-то о фотографии?

– А этого я тебе не скажу. Ты из вражеского лагеря.

– Почему? – оторопел он.

– Ты влюблен в мою соперницу по поискам, – отрезала я.

Лицо Игоря сделалось несчастным, и он сел на свое место. Словесные дуэли не были его сильной стороной.

– Ты, все-таки, нашла что-то интересное. И мне ничего не сказала.

Мне стало жалко своего друга. Он ни в чем не был виноват.

– Ладно. Держи половину пачки, – глаза Гороха заблестели, как у ребенка, которого сверстники не брали в игру, а потом вдруг позвали. Он взял письма, а я, свесив голову со второй полки, коротко рассказала о том, как они у меня появились и что именно я ищу.

– Ты не нашла еще то письмо?

– Еще не успела.

Я продолжала листать письма, и теперь ко мне присоединился и Игорь.

– Есть!

В моих руках находился пожелтевший листок бумаги, заполненный текстом всего на три четверти. Почерк письма был твердым, размашистым и немного крупноватым. Письмо было написано по правилам, установленным в русском языке еще до революции, но его содержание было более необычным, чем его грамматика. В переводе на современную версию русского языка письмо звучало так:

Здравствуй, друг мой Илюша!

Вот я и у цели! Не буду рассказывать подробно о той работе, которую мне пришлось провести в Цюрихе, чтобы узнать истину. Отмечу только, что результаты моего расследования и консультации в швейцарских юридических кругах, а особенно визит к мистеру де Верру подтвердили наши подозрения. Я вооружился всеми необходимыми бумагами и попросил Брюгге назначить мне встречу. Он не посмел отказаться. Сегодня вечером наши добрые имена будут восстановлены. Я знаю, что честное имя – пустой звук для такого дельца, как наш общий знакомый. Но деньги, которые значат для него гораздо больше и которые поставлены на кон, – огромны. И он обязательно будет бороться. Поэтому, возможно, тебе удастся на некоторое время покинуть нашу страну, ставшую в последнее время не годной для нормального человеческого существования, и привезти мне неопровержимые доказательства нашей правоты. Напоминаю тебе, что найти их ты сможешь в нашем условном месте, известном только тебе и Марине. Если у тебя будет возможность, сообщи еще Поплавку. Он имеет право все знать.

Высылаю тебе эту записку через знакомого дипломата, так как не хочу, чтобы кто-то узнал о наших планах. Жди либо меня, собственной персоной, либо следующих новостей. Передай Марине привет.

Ваш преданный Эд.

P. S. Не забудь о подарке.

Мы прочитали письмо на едином дыхании. Потом снова.

– Ты что-нибудь поняла? – растерянно спросил Игорь.

– Во-первых, по какой-то причине Островцев так и не узнал о результате беседы этого Эда и Брюгге. Ты согласен?

Игорь кивнул.

– Во-вторых, история, в которую попали эти трое, была какая-то уж очень темная. И вполне возможно, что с этим Эдом расправились, раньше, чем он успел что-то предпринять. Кроме того, на горизонте появляется еще какая-то Марина. И в заключение всего дается указание, где искать некие доказательства. Надеюсь тебе не нужно объяснять, какие.

– Это что, новый сериал? – с любопытством вмешалась в наш разговор пожилая женщина. – Это следующая серия о Каменской?

– Какая Каменская? – удивился Игорь.

– Ну, как же! Там еще был Эд Бургундский! Этот, который мафиози, местечкового масштаба. Но должна вам сказать, что я прочитала всю Маринину и постановка этого сериала мне не очень нравится.

Мы сидели, открыв рот и не пытаясь отвечать. Да и не было в этом никакой нужды. Женщина слишком долго молчала, и сейчас плотина ее терпения была прорвана. Полный мужчина обрадовался, что монополия на разговоры была уничтожена, и с удовольствием принял участие в обсуждении. В самом разгаре беседы современного российского детективного сериала в купе принесли чай. Мы с Игорем молча выпили кипяток и улеглись на свои места. Если возможности поговорить не представилось, нужно было хотя бы постараться выспаться. Я положила пачку писем в сумку, сумку для большей безопасности сунула под подушку и постаралась уснуть. Наши соседи еще немного поболтали и присоединились к сонному царству вагона, предварительно выключив свет.

* * *

В купе было темно и душно. Толстяк на соседней верхней полке безжалостно храпел и мешал спать пожилой женщине с нижней полки. Она, кроме всего прочего, страдала клаустрофобией. Когда страх перед духотой и замкнутым пространством начинал душить ее, она открывала дверь и пила валериану, запах которой потом долго стоял в тяжелом воздухе купе. Спустя несколько минут, соседка начинала успокаиваться и захлопывала дверь. Минут через пятнадцать сценарий повторялся с точностью дубля на кинопленке. Нужно было быть Игорем с его абсолютно здоровой нервной системой, чтобы безмятежно спать в этом «купе № 6». Но не столько духота и соседи являлись причиной моей бессонницы. Одна мысль не давала мне спокойно уснуть. Она терзала меня с тех пор, как я осознала смысл слов, сказанных мне Яной в конце нашей беседы: «О хозяине фотографии спроси у Дениса». Во всяком случае, смысл ее последней фразы был именно таким. Какое отношение имел Денис ко всей этой истории? Я всегда считала, что его интерес к этой загадке был вызван интересом к Эллочке или… ко мне. Во всяком случае, на это надеялась. А оказывается, что он не случайный человек в этой авантюре. Какая у него роль? Союзника? Злодея? Соперника? Завтра встречу его и спрошу обо всем напрямую. Я глубоко вздохнула, повернулась на спину и закрыла глаза. Сердце мое все еще учащенно стучало, и я старалась успокоиться. Но этой естественной потребности не суждено было осуществиться. Дверь купе снова открылась. Сейчас раздастся запах валерианы, «и все повторится сначала». Но события начали развиваться по другому сценарию. Дверь мягко затворилась, и я почувствовала, как кто-то вытаскивает из-под подушки мою сумку. Застыв от страха, осторожно открыла глаза. В неверном свете фонарей, мелькающих за окном поезда, передо мной маячило мужское лицо.

– Извините, – зашевелились бледные губы – но мне очень нужно.

Он выдернул из-под подушки руку с моей сумкой и бросился из купе.

– Стой! – заорала я во всю силу своих легких – Игорь! Хватай его!

Игорь молниеносно вскинулся, что-то громко пробормотал и схватил вора за брюки спортивного костюма. Человек задергался, но вырваться он мог только выпрыгнув из штанов.

– Что! Что случилось?!! – истерически взвыла пожилая женщина.

– Господи, что снова? – не просыпаясь, пробормотал толстяк и повернулся лицом к стенке купе. – Ну и поездочка. Ни минуты сна! – через минуту до нас донесся его храп.

– Тихо-тихо… – перепугано зашептал незадачливый злодей – давайте выйдем. Я все объясню. Поскандалить мы всегда успеем.

Мы вышли в коридор и стали поближе к окну. Мы с Игорем расположились по обе стороны нашего пленника. Игорь держал его под руку. В тусклом свете светильников я смогла, наконец, рассмотреть лицо вора. В спортивном костюме и без очков он выглядел немного по-другому, но вполне узнаваемо.

– Здравствуйте, Иван Эдуардович! Какая неожиданная встреча! Кстати, верните мне мою собственность, пожалуйста.

Я была зла на него за испуг, который мне пришлось пережить, поэтому выхватила сумку довольно резко. Он вздрогнул.

– Ты его знаешь? – спросил удивленно Игорь.

– Мы с Катюшей уже встречались. Позвольте представиться – Пулавский Иван Эдуардович. Вам мое имя ничего не напоминает?

– Это фамилия одного из трех юношей, которых обвиняли в краже гарнитура?

– Совершенно верно. И этому юноше вместе с фотографией тогда достался кулон.

Мое сердце подпрыгнуло. Наконец, какая-то определенность. На снимке, который я получила, был обведен кулон. Еще на одном, полученном от отца, были отмечены серьги. У Яны – кольцо. Значит, все фотографии в сборе? Для обретения обещанного счастья осталось только найти сам полупарюр. Но если потомки Пулавского и Островцева находились в нашей стране, откуда взялась фотография, принадлежащая уехавшему из Советской России Шмавцу?

– Так это Вы прислали мне снимок?

– Да.

– А зачем? Что Вы этим хотели сказать? Если Вы меня пытались запугать, то почему?

– Не слишком ли много вопросов сразу? Ну, да я согласен рассказать Вам все, что мне известно об этом деле, в обмен на вашу информацию, разумеется.

Наш пленник быстро сориентировался. Его дыхание пришло в норму, а поза стала более естественной.

От такой наглой торговли неизвестного Игорь проснулся окончательно и крепко зажал руку Пулавского своей.

– Мне кажется, что Вы не в том положении, чтобы торговаться. У меня встречное предложение: Вы нам рассказываете все, что Вам известно, а мы решаем, как нам поступать дальше.

У хрупкого Ивана Эдуардовича против свеженакачанных мускулов моего друга аргументов не нашлось. Он сразу согласился.

– Хорошо. Если Вы помните, свою легенду о знаменитом гарнитуре я завершил началом революции семнадцатого года.

Я кивнула. А Игорь с упреком посмотрел на меня.

– Ты сам не захотел идти на выставку. Поэтому потерпи. Я тебе потом перескажу начало истории.

– Мой дед был дворянином и будущим военным юристом, поэтому у него были свои понятия о долге перед Родиной, очень отличные от коммунистических. Не буду загружать вас подробностями его бурной жизни, только отмечу, что после окончания гражданской войны ему пришлось прожить остаток жизни в сибирской глубинке, скрывая свое происхождение. Женился на крестьянке, работал в лесозаготовительной артели. Вся его прежняя жизнь начала ему постепенно казаться сном, о котором нельзя было рассказать ни жене, ни детям. Как Вы думаете, кого он выбрал в слушатели?

– Вас.

– Вы догадливая девушка. Конечно, маленького внука, к которому не будут прислушиваться всерьез. Знаете ли Вы, что значит, родившись в глухом селе на краю света с раннего детства слушать одну и ту же сказку о прекрасной девушке и трех несчастных юношах?

У нашего рассказчика явно был актерский талант. Мне казалось, он сейчас расплачется на широкой груди Игоря, а мой сильный, но мягкосердечный друг будет его гладить по голове. Я решила выручить Горошка и задала вопрос.

– Вы верили в легенду?

– В раннем детстве верил. Повзрослев, уже сомневался в ее правдивости. Никаких доказательств у деда не было. С прежними товарищами он, разумеется, связей не поддерживал. Единственное, что я нашел в его документах после его смерти – фотография, но она не могла служить достаточным доказательством его слов. Однако его рассказы о драгоценностях сыграли определяющую роль в моей жизни. Окончив школу, я уехал в Новосибирск и стал ювелиром.

Наш рассказчик замолчал. У меня устали ноги и, воспользовавшись паузой, я села на откидной стульчик в коридоре.

– Фотография тоже сыграла свою роль в моей карьере. Хотя она не очень четкая, старая и не цветная, я старался скопировать гарнитур. Какие-то подробности додумывал сам. Экспериментировал с материалами, различными камнями. Все это имело успех, и мое имя быстро стало известным в профессиональном кругу. Поэтому, зная мою одержимость этим набором, мои товарищи сразу сообщили мне, когда увидели нечто похожее в книге Эммы Грюнвальд, да еще и прочитали обвинения в адрес моего деда и его друзей. С одной стороны книга подтверждала слова деда, с другой – позорила его и мое доброе имя.

– Вы думаете, что они не могли украсть набор?

– Не сомневайтесь. Мой дед всегда был болезненно честен. И я полностью уверен, что именно его история была правдивой. Нужно было только найти остальных участников трагедии. Семьи у меня нет. Я взял на работе отпуск за два года, изготовил цветные копии фотографий в книге и приехал в город, где тогда происходили события. Дальше я арендовал помещение для выставки, послал вам письмо и начал ожидать посетителей. Вы можете рассчитывать на любую помощь в поисках гарнитура. Но кулон принадлежит мне.

– Как Вы меня нашли?

– О! это долгие поиски в архивах. Я не буду вдаваться в подробности, но мне удалось найти только сестру Островцева. Однако она оказалась слишком стара и слишком запуганна советским режимом. Женщина отказалась разговаривать со мной. Ваш отец вряд ли воспринял бы меня всерьез. А Вы находитесь в таком возрасте, когда еще верят в невероятные истории. Поэтому я разыскал именно ваш адрес.

– Как вы меня узнали?

– Узнал, но не сразу. Сначала я за Вас принял ту, другую девушку, которая с вами живет. Она первая пришла на выставку и долго пыталась узнать, что именно мне известно о гарнитуре. Я рассказал ей ту же легенду, что и Вам. Она к ней осталась совершенно равнодушной. Гораздо больше ее заинтересовала предположительная цена набора и возможность его продажи.

Он замолчал и с улыбкой посмотрел на нас, ожидая вопроса. Но мы молчали.

– А Вам это не интересно?

Я пожала плечами.

– Наверное, он очень дорогой.

– Восемьсот тысяч долларов, друзья мои, и это только стартовая цена на аукционе.

Игорь присвистнул.

– Значит, Элла знает, за что борется. А Вы?

– Мне принадлежит кулон. Это мое право, – он мечтательно посмотрел на меня. В приглушенном свете вагона его глаза влажно блестели. – Но деньги не главное. Мне гораздо важнее знать, что мои детские мечты были не просто грезами. Этот гарнитур снился мне не один год. Владеть им для меня значит больше, чем страстно влюбленному мужчине владеть любимой женщиной. Намного больше.

Еще один псих. Такое впечатление, что этот полупарюр всех сводит с ума.

– А зачем Вы Игоря по голове ударили?

– Я? Кого-то по голове? Зачем? Я и Вас ни по чему бить не собирался. За Вами, конечно, пришлось последить, но это все.

– А кто же тогда?

– Не знаю. Возможно тот, кто следит за вашей соседкой по комнате. После того, как она посетила выставку, я старался э… присмотреть за ней. Не знаю… мне показалось, что занимаюсь этим не один. Но самого наблюдателя не видел. Просто было такое неопределенное ощущение…

Значит, возможно, Лариска не такая уже и психопатка? Но кто следит за Эллой?

– Это все? Можно мне увидеть те письма, которые вы читали вечером в купе?

Мы с Игорем переглянулись. Потом я решила. В конце концов, в письме Шмавца пишется, что Поплавок имеет право знать. Что ж волю умершего нужно выполнять.

Я вынула из сумки письмо и протянула Пулавскому.

– Читайте.

Поезд умиротворяюще стучал колесами и баюкал всех покачиванием вагона, пассажиры спали, Иван Эдуардович внимательно читал письмо, Игорь тихо дремал с открытыми глазами, я думала о своем о девичьем – в общем, каждый занимался своим делом. А время бежало.

Наконец, Пулавский поднял голову и разочарованно посмотрел на нас.

– Неужели больше ничего?

Я пожала плечами. Зачем мне что-то скрывать? Мне кулон не нужен, как и серьги. Мне просто интересно.

– И моя бабушка тоже больше ничего не знает. Вспомните, а может, Ваш дед рассказывал о каком-нибудь тайнике, общем для них всех? Там, где они оставляли записки друг другу.

– Вы имеете в виду то место, где, судя по намеку в письме, Эдуард спрятал драгоценности?

– Да.

– Увы, мне об этом ничего не известно. Единственное, что припоминается это какой-то парк N, где друзья любили встречаться. Может, там был и тайник?

Наш новый знакомый рассказал нам не так много. Но кое-что прояснилось. Во-первых, драгоценностей не было ни у предка моего отчима, ни у деда Пулавского. В то же время Эд пишет, что и Островцев и Пулавский имеют право знать, где находятся драгоценности. Значит, речь может идти о полном наборе. И находится он в тайнике. Если бы его нашли, то уж конечно, внучка Брюгге знала бы об этом. Нашей соперницей является Элла и некто, с кем она беседовала за закрытыми дверями кафедры общественных наук. Откуда им известна эта тайна? Кто из родственников Шмавца остался в России? И кто следил за Эллой? А может, этот злой гений – Денис? Может, Яна именно это имела в виду? Я некоторое время помолчала, переваривая отвратительную мысль, а потом спросила:

– А о родственниках Шмавца вам ничего не известно?

– Все его родственники были в Германии. Только он из всей своей семьи занимался бизнесом в России. Его доброе имя тоже сильно пострадало от этого обвинения.

Итак, забрать драгоценности из тайника не мог никто. Остается искать сам тайник.

За окошками замелькали огни большого города. Поезд подъезжал к Киеву. Договорившись с Иваном Эдуардовичем поддерживать связь и обменявшись номерами мобильных телефонов, мы расстались. Никто из нас, впрочем, придерживаться договоренностей не собирался. Политика есть политика. У каждого были свои соображения по розыску драгоценностей и планы на день. Меня, например, впереди ожидал очередной понедельник в университете, и пропускать его было нельзя.

* * *

Понедельник тянулся, как использованная жвачка, которую пытаешься оторвать от подошвы. Единственным лучом в сером осеннем царстве было отсутствие на первой паре моего мучителя Карпова, его заменяла Любовь Сергеевна. Лариска в этот день пришла без опоздания, села поодаль от нас, и лицо у нее было непривычно лишено всякого макияжа. Можно было не сомневаться, кто был признан виновным в исчезновении моей подруги на семейном суде. Молнии, которые метала верховный судия в мою сторону, были неприятны, но не так болезненны, как общение с Карповым, поэтому я спокойно дотерпела до конца занятий. И даже не заснула на следующих трех парах.

– Домой? – в сто двадцать пятый раз за этот день спрашивал Игорь. Ему очень не хотелось никуда идти под мелким и противным осенним дождем, да еще и после бессонной ночи в поезде. Но, зная неодолимую силу моего азарта, он совсем не был уверен, что мы не пойдем бродить по старым паркам, как раньше в поисках Лариски посещали все выставки подряд. Но на этот раз я была с ним согласна целиком и полностью.

– Спать, спать и еще раз спать, – мои глаза слипались, а драгоценности, лежащие в некоем тайнике почти сто лет, полежат там еще один день.

– Умница, – блаженно потянулся Игорь, втискиваясь в свою суперкуртку.

И засыпая на ходу, мы двинулись к общежитию. Однако между местом, куда я так страстно стремилась, и моим измученным телом вдруг появилось почти непреодолимое препятствие – рядом со спасительной дверью скучал Денис. Увидев меня, он вдруг просиял, как праздничный воздушный шар и двинулся в нашу сторону. Мне сразу представилось, как на его парадном фоне будут выглядеть мои невымытые после поездки волосы и синие круги под глазами, и сразу захотелось стереть эту жизнерадостную улыбку с его лица. Кроме того, он должен был мне кое-что объяснить.

– Наконец. Куда пойдем, к тебе или ко мне? – бодро поинтересовался МММ.

– Зачем?

– Обменяться новостями.

– Какими? О том, что ты с самого начала знал, кто такая Яна? Или о том, что у нее прячется Элла? Это уже не новость.

– Я ничего не знал наверняка, – растерялся моему внезапному нападению МММ – Просто догадался. Если Элла прячется, а по твоему рассказу выходило именно так, то самое безопасное место для нее – это дом ее подруги. Элла дружила с Яной с первого класса.

– Как и ты.

– Ты была у Яны?

– Да. В тот же день, что и ты. Расхлебывала последствия вашего последнего свидания. Тебе не интересно, какие?

– Нет. Думаю, ничего нового ты мне не сообщишь. Какие еще претензии?

Я своего добилась – настроение МММ испортилось, но мне почему-то легче не стало.

– Зачем ты стукнул по голове Игоря?

– Что?!! – теперь лицо моего собеседника выражало искреннее возмущение. Потом он вдруг засмеялся – Чудесно! Превращение из сексуального маньяка в маньяка-убийцу состоялось. С чем себя и поздравляю. Ну, хорошо. Желаю удачи в поисках сокровищ. Когда приступ паранойи окончится, можешь мне позвонить. Пока.

Он резко повернулся и быстро ушел. Я явно перестаралась, но бегать ни за кем не собиралась, даже если это…В общем, ни за кем.

Игорь молчал насупившись.

– Ну, пошли?

– Слушай, если меня по голове ударил не он, то кто?

– Наверное, тот, кто следил за Эллой. Если не она сама. Хотя сомневаюсь, что ей по зубам отключить тебя от действительности так надолго. Кстати, голова болит?

– Угу. Сотрясение, наверное. Так значит, то, что говорила Лариса и Иван Эдуардович, правда?

Я пожала плечами.

– Что ищем сначала? Драгоценности или человека в сером плаще? Хотя вовсе не уверена, что хочу его найти. После того, как он нашел тебя, у тебя что-то побаливает голова.

– Нам нужно защитить Эллу.

– Пока у Эллы нет драгоценностей, ей человек в сером не страшен, кем бы он не был.

Так что, если мы найдем их первыми, то обеспечим твоей Элле лучшую защиту.

Игорь согласился с этим тезисом, кивнул и мы разбрелись по своим комнатам.

Почему меня так влечет к этому непредсказуемому и таинственному МММ? Глядя в его горячие и насмешливые глаза, я всегда чувствовала опасность и восторг, которые ощущаешь, когда прыгаешь с вышки в воду и не знаешь, какова глубина воды в этом месте. Сегодня я вела себя как полная дура. Это обстоятельство нужно признать. Сама отказалась от информации. Как же узнать, какие новости хотел сообщить мне МММ? Ладно. Начнем с малого. Вечером попробую узнать, где же этот парк N, у своего эрудированного Поэта. С этими мыслями я приняла душ, свалилась на постель и отключилась на несколько часов. Нужно было выспаться перед Интернет-свиданием.

* * *

Я лягу спиной на скамейку в парке, А ты положи мою голову к себе на колени. И станет мне так томительно жарко От одного твоего прикосновенья. Пожалуйста, сердце, стучи потише Забейся поглубже в груди конуру Увы, если стон твой она вдруг услышит, Тотчас же уйдет, и тогда я умру.

– Ты уверен, что это твой? Мне кажется, я его где-то уже слышала.

– Это подражание.

– Не нужно подражать. У тебя получается неплохо и без этого.

– Ты мне льстишь.

Еще как льщу! Стихи у поэта были несколько слабоваты, но остальная часть нашего общения меня устраивала. Поэтому я судила его творения весьма осторожно.

– Возможно. Чуть-чуть.

– Ага. Значит, тебе что-то от меня нужно.

«Поэт», как всегда был проницателен и мил.

– Ты прав. У меня больше нет знакомых с такой эрудицией, как у тебя.

– Я уже боюсь. Судя по количеству лести на единицу нашего нынешнего разговора, сейчас последует какой-нибудь вопрос из игры «Что, где, когда».

– Возможно. Ты когда-нибудь слышал о парке N?

– Боже мой, девушка! Ты уже меня почти напугала и вдруг… такой вопрос.

– Какой?

– Простой. Историю города знать надо. Так дореволюционные студенты называли парк возле университета Шевченко.

Мое сердце подпрыгнуло. Как хорошо, что парк сохранился! Я задохнулась от нежности к «Поэту». Жаль, что мы никогда не встретимся. Этика виртуального мира это исключает. Может, я бы влюбилась в него и перестала думать о Денисе? А может, я уже в него влюбилась? Это было бы глупо. Он, вообще, может оказаться в реальном мире женщиной.

– Эй! Поэт, ты такой умный. Кажется, я в тебя влюбилась.

– Приветствую. Очень удобно. Виртуальный секс – самый безопасный в мире!

– Ты знаешь, как смутить девушку. Я люблю тебя платонически.

– Тогда это не считается».

Направляясь к парку N, я вспоминала последнюю беседу с «Поэтом». Почему мне с ним так легко и весело? Как жаль, что с МММ по-другому. Отношение с ним – один сплошной всплеск гормонов и никакого морального удовлетворения. Странно устроен человек. Присутствие Дениса было потрясением для моей нервной системы – его отсутствие вызывало беспокойство и тоску. Нет в жизни совершенства. Значит, нужно ловить минуты удачи и многого от нее не требовать. Я вздохнула.

– Вот и парк, – сообщил Игорь, как будто я сама этого не знала.

Мы начали искать самые старые деревья и методично обследовать каждое, высматривая какие-нибудь щели или дупла. Люди, проходившие по аллеям, с удивлением смотрели на нас. Самые сердобольные интересовались, что мы ищем, и не нужна ли нам помощь? Игорь давился от смеха, а я вежливо отказывалась. Несколько раз подходил милиционер и пытался сообразить, нет ли криминала в наших действиях. Криминала не было, милиционер начинал скучать и вскоре уходил. Самой трудно частью поисков было осмотреть верхний участок ствола и ветвей. Ведь за неполных сто лет они некоторым образом выросли. Для этого я ожидала, когда наступят сумерки и никому не будет видно издалека, как я карабкаюсь на дерево. К сожалению, ничего, никаких следов, меток, опознавательных знаков мне найти не удавалось.

Я слезла с последнего подопытного дерева, прислонилась к стволу и задумалась. Все тело ныло от усталости. Ладони саднили. Непроверенными оставались только корни.

– Так мы ничего не найдем, Сдаюсь.

– Наконец, до тебя это доехало.

– Ты ни минуты не верил, что в этом месте что-то есть, правда?

– Да. Согласись, глупо оставлять драгоценности в восемьсот тысяч долларов, а я не думаю, что тогда они стоили меньше, в дупле дерева.

– Глупо, ты прав. Но я не знаю, где еще искать. А почему ты не высказал своих сомнений до того, как мы пошли позориться в парк? Почему согласился со мной?

– Позорилась только ты. Я просто наблюдал. Скажи честно: а у меня был шанс тебя отговорить?

Вот что значит человек, который знает тебя всю жизнь! Естественно, отговорить меня от чего-либо в случаях, когда я закусывала удила, было невозможно.

– А составил тебе компанию потому, что прогуляться по осеннему парку – мне показалось совсем неплохой идеей. Кроме того, на свежем воздухе думается хорошо. И пока ты занималась физическими упражнениями, я пытался работать головой.

– Ну, удиви.

– Пока нечем, – вздохнул Игорь.

Я не удивилась результату его деятельности, села рядом с Игорем на влажную скамейку и мы вместе загрустили.

Не знаю, какие мысли витали в умной голове Игоря, а я ругала себя за то, что поссорилась с Денисом. Что на меня нашло? Сейчас у нас, наверняка, была бы какая-нибудь другая теория. Моя рука бессознательно нырнула в бездонные недра моей сумки и замерла. Звонить или нет? Выбор за меня сделал сам сотовый телефон. Он зазвонил.

– Катюша? – услышала я тихий голос Ивана Эдуардовича. Мне показалось, что он дрожит. – Катюша. Мне тут кое-что пришло в голову. Не могли бы вы взять письмо и приехать ко мне на выставку?

Yes!

Мы переглянулись. Игорь энтузиазма не проявил – он надеялся на спокойный вечер за учебниками, но согласно кивнул, и мы заторопились в общежитие.

* * *

В темноте осеннего вечера улочка, на которой находилась выставка, выглядела немного симпатичней, чем днем. Во всяком случае, пробоин в асфальте видно не было.

А ободранные стены домов освежали светящиеся окна. Бомжик на своем не очень злачном месте отсутствовал – его рабочий день был окончен. Да и дверь выставки украшала табличка «Закрыто». Игорь постучал, и спустя несколько минут нам открыли. В приглушенном свете коридора лицо Ивана Эдуардовича казалось бледным, в глазах стояло какое-то странное выражение, значения которого я не поняла.

– Принесли? – сдавленным голосом спросил он, одновременно пропуская нас внутрь.

– Угу, – кивнула я и сделала шаг вперед…

…Из странного сероватого тумана медленно, будто на проявляющемся снимке, возникло склоненное надо мной лицо Ивана Эдуардовича. В нос ударил запах мастики. Я вместо шкуры медведя украшала собой пол выставки.

– Катя! Вы живы?

– Не знаю, – шевельнула я губами и попыталась встать с пола. Рядом со мной начинал шевелиться Игорь. Он застонал, открыл глаза и посмотрел на меня.

– У меня «дежа вю». Мне кажется, что со мной это уже было, – его рука потянулась к затылку. – Еще один дубль, и в этом месте у меня в голове будет дыра.

Игорь сел. С его груди свалилась конвалюта с таблетками. Я взяла ее и прочитала надпись: «Анальгин».

– Какой заботливый грабитель. И, кажется, очень вовремя.

Головная боль проснулась во мне вместе с сознанием, поэтому от таблетки анальгина я не отказалась.

– Тебе нужно? – протянула я лекарство Игорю. Он благодарно кивнул и последовал моему примеру. После этого мы хором посмотрели на Ивана Эдуардовича. По всей вероятности наши взгляды не обещали ему ничего хорошего, потому что он как-то съежился и торопливо заговорил.

– Они мне угрожали. Пистолетом.

Игрушечным, наверное. Зачем грабителям настоящий пистолет? Для того, чтобы испугать Ивана Эдуардовича, достаточно было бы пригрозить ему кулаком. Я осмотрелась по сторонам и увидела на полу свою сумку. Ее содержимое рассыпалось рядом. Разумеется, письма исчезли. Кто мог знать о них? Денис?

– Чего они от вас хотели?

– Они думали, что драгоценности у меня.

– И вы…

– Я рассказал, что все поиски напрасны, и мы ничего не нашли. Но они не поверили.

– Вы сами рассказали им о письмах, или этот факт им был уже известен?

– Сам. Я сказал, что мне удалось видеть переписку Островцева с сестрой, и там нет даже намеков на то, где можно этот гарнитур искать.

– Они не поверили.

– Нет.

Денис или нет? Если не он, то почему незнакомые люди так заботливо бросили на наши бездыханные тела таблетки от головной боли? Откуда такой рафинированный альтруизм у грабителей?

– Описать вы их можете?

– Один высокий, очень худой. Пальто на нем болталось, как на вешалке.

– Пальто или серый плащ? А может, кожаная куртка?

– Ну, темное пальто от серого плаща я отличить еще сумею. Тем более от кожаной куртки. А второй – в обычной дутой синей куртке и джинсах. Невысокий, хрупкий. Мне он показался совсем подростком. На лица были надеты чулки. Сначала даже смешно стало. Все, как в плохом детективе.

– А голоса?

– Они говорили шепотом.

Младшего можно было исключить. Денис не был похож на подростка, в какую бы куртку его не одели.

– А насколько высоким был первый?

– Очень высокий. Гораздо выше Вашего друга.

Я облегченно вздохнула. Денис и Игорь были примерно одного роста. Игорь молча слушал нашу беседу и хмурился.

– Кроме того, что вас нечеловечески пытали, чтобы выведать адреса и явки, они между собой ни о чем не говорили?

– Я был слишком взволнован, чтобы особо прислушиваться, а они говорили довольно тихо. Маленький что-то бормотал совершенно невразумительно. А второй отвечал, что у них мало времени, и сентиментальничать некогда. А потом начали уверять, что ничего плохого они никому не сделают.

– Только легонько пристукнули и самую малость ограбили, а вообще, ничего личного. Даже гуманитарную помощь оказали. Милейшие люди.

Я вздохнула, поднялась на ноги и начала собирать вещи. Все, что хотели от нас таинственные грабители, они получили. Надежды на то, что мы когда-нибудь найдем многострадальный гарнитур, тоже не было. Нужно было переворачивать страничку и заниматься своими собственными проблемами.

– Ну, что же. Спасибо за экстрим. Никогда не думала, что посещение выставки может быть таким захватывающим развлечением, – с густым оттенком сарказма обратилась я к Ивану Эдуардовичу. – Боюсь, что это свидание было последним, поэтому желаю Вам удачи.

Потом я повернулась к Игорю.

– Не спи. Эта тема исчерпана. Пойдем продолжать жить дальше. Я злая и голодная. Хочу, по меньшей мере, булку с чаем.

Благодаря таблетке головная боль не то, чтобы совсем исчезла, но из острой и пульсирующей превратилась в тупую и ноющую, что было вполне переносимо. Есть на самом деле мне не хотелось, но это был единственный способ вывести Игоря из каталептического состояния. И он подействовал. Игорь приободрился и встал, осторожно придерживая голову рукой, как будто боясь, что она отвалится. Глаза его ожили.

– Какая у тебя пресная фантазия. Я не согласен на меньшее, чем на отбивную. Если мы поторопимся, то нас еще не выгонят из ближайшего кафе.

Он, даже не взглянув на Ивана Эдуардовича, двинулся к выходу.

– Дверь заперта, – бесцветно сообщил наш мучитель.

– ???

– Они решили, что так мы меньше будем путаться у них под ногами. Кстати. Окна закрыты решетками. Вам их не выбить.

– И сколько нам здесь сидеть?

– Моя сотрудница уехала на три дня. Вся надежда на то, что кто-нибудь из посетителей завтра навестит выставку.

– Давайте позвоним вашей сотруднице домой. Пускай она нас выпустит.

– Здесь нет телефона.

Я полезла в сумку за сотовым и вдруг вспомнила, что среди вещей, которые я подбирала с пола, его не было. Ага, отказать себе в удовольствии воры не могли. Мой мобильник был изъят, по всей вероятности, в счет оплаты за анальгин. Я посмотрела на Игоря. Он понял мой взгляд и опустил руку в карман куртки. Аналогичная история – его мобильный исчез. Мы были отрезаны от внешнего мира как минимум до следующего утра.

* * *

Игорь со злостью пнул запертую металлическую дверь.

– Ну, зачем они это сделали! Чем мы им мешали? В письмах нет даже намека на место тайника!

– Позвольте с Вами не согласиться, – тихо сказал Иван Эдуардович. Он бесцеремонно сел на один из двух имеющихся на выставке стульев и вытянул ноги. – В письме упоминается какая-то Марина. Кто это?

– Не знаю. Наверное, сестра кого-нибудь из них, – предположила я. – Чужому человеку они не могли доверить такую тайну.

– Ни у кого, кроме Островцева, сестер не было. Сестре Островцева…

– Было всего три года, и ее звали Ольга, – закончила предложение я.

– Правильно, – продолжил мой собеседник. – Но в письме не написано, что Марина знает, где драгоценности. Там упоминается имя Марины. Передается ей привет. Может, таким образом Шмавц намекал на местоположение тайника?

Эта мысль мне понравилась и, заволновавшись, я начала шагать по комнате из угла в угол, вместо того, чтобы предусмотрительно занять единственное оставшееся сидячее место. И этим моментально воспользовался Игорь. Теперь оба мужчины, удобно устроившись на стульях, выжидающе наблюдали за моими хаотическими передвижениями. Во время одного из своих рейдов я остановилась рядом с фотографией Ирэн Брюгге и задумалась.

– Кто такая Марина? И какие комбинации зрели в этой предприимчивой головке?

Я провела рукой по лицу на снимке и начала рассматривать снимки, которые были рядом. Вот семья Брюгге: сам глава семьи, полная некрасивая женщина с тяжелым взглядом – мать Ирэн и сама Ирэн. Вот красавица со всеми тремя своими поклонниками. Островцев мне показался самым симпатичным из них. Или я необъективна? Может, он немного напоминал мне отца? А это что? Групповая фотография десятерых девушек, одной из которых была Ирэн. Внизу подпись «Институт благородных девиц. Выпуск 1917 г. Киев».

Я потрясенно смотрела на снимок. Выражение моего лица заставило моих спутников покинуть насиженные места и подойти ближе.

– А может, Марина – это одна из соучениц Ирэн?

– Ну, и что это проясняет? – недоверчиво спросил Иван Эдуардович.

– Если ты собираешься искать потомков всех этих десятерых девиц, то я – пасс, – поднял вверх руки Игорь. – Хватит с меня деревьев в парке.

– Никто не понимает? Марина в данном случае намек не на человека, а на место. Институт Благородных девиц. Я когда-то читала, что девушки, обучавшиеся в Петербургском Смольном, в течение всего срока обучения, то есть двенадцать лет, жили полностью оторванными от мира, как в монастыре. Это был полностью закрытый мир со своими тайниками и своими дружбами до гроба. Не думаю, что порядки Киевского института сильно отличались от Петербургского.

– Ты хочешь сказать, что этот тайник находился в институте благородных девиц, и никто из остальных воспитанниц, кроме, разумеется, таинственной Марины о нем не знал? Да и как тогда кто-нибудь из молодых людей мог проникнуть в закрытое учреждение? Нет, это нелогично, – заволновался Иван Эдуардович.

– Какие-то другие мысли?

Мой собеседник отрицательно покачала головой.

– Тогда попробуем разрабатывать эту версию, – бодро заявила я, хотя уверенности не испытывала.

– Прекрасно, от драгоценностей нас отделяет самая малость: выбраться из этого помещения, найти Институт Благородных девиц, отбиться от конкурентов, забраться в здание института, разгромить охрану, разобрать там стены, полы и, наконец, найти тайник. Так что, мы почти у цели, – саркастически заметил Игорь, наслаждаясь своим остроумием, – может, начнем с пункта первого и попробуем взломать дверь?

Мужчины переглянулись. Потом разбежались и попытались выбить дверь вдвоем. Увы! Тот, кто ее устанавливал, – делал свое дело на совесть. Неудачливые освободители расстроено потерли каждый свое ударенное плечо и больше идей не выдвигали.

Мы уже совсем настроились на голодный ночлег на полу выставки, как неожиданно снаружи послышался скрежещущий звук открывающегося замка. Я настороженно застыла. Ничего хорошего ждать не приходилось. Скорее всего, нашим похитителям понадобилась какая-то дополнительная информация. Наконец, дверь распахнулась. На пороге стоял Денис. Он был как всегда неотразим, хотя и с несколько озадаченным выражением лица.

– Ты?!!

– А кого ты ожидала увидеть, посылая месседж на мой мобильный?

– Я?!!

– Извини, номера твоего мобильного я не знаю, но, если тебя зовут Катя Коваленко, то, наверное, – это твоя подпись.

Он протянул мне свой телефон. На экране высвечивалось сообщение, которое гласило: «Срочно приходи на (указывался адрес выставки). Выручай, ключ на ручке двери. Поторопись. Жду с нетерпением. Катя Коваленко». И номер моего мобильного.

– ???

– Сейчас, между прочим, довольно поздно, на улице отвратительная погода, а у меня есть своя личная жизнь. Я, как это ни удивительно, все бросил и прилетел, хотя и не понял зачем. Но, по-моему, меня не ждали.

Я была не просто потрясена. У меня пропал голос. И, кажется, не только у меня. Мои спутники тоже стояли молча с открытыми ртами. Глаза у них безуспешно пытались выпрыгнуть из орбит.

– Я не понимаю. Эта немая сцена – признак радости или, кто-то просто пошутил, и я пришел не вовремя?

Ответа не последовало. Дениса ситуация начинала забавлять. Он шлепнулся на стул, закинул ногу за ногу и улыбнулся.

– Хорошо. Начнем сначала. Насколько я понял по вашему поведению, Катя не отсылала мне сообщения.

Я молча кивнула.

– У нас забрали сотовые телефоны, – вдруг обрел дар речи Игорь.

– Но помощь вам была нужна?

– Еще как.

– Ну, вот и хорошо. Значит, я хоть и незваный гость, но обвинять меня в избиении несовершеннолетних больше не будут. А теперь, если кто-нибудь уже способен членораздельно изъясняться, расскажите, что с вами стряслось.

Я глубоко вздохнула, откашлялась и… заговорила.

Иван Эдуардович торопливо распрощался с нами на пороге выставки и обещал сообщить на следующий день, если что-нибудь раскопает. Остальные побрели к остановке трамвая. Я рассказывала Денису о последних наших приключениях. МММ слушал внимательно, не перебивая и не задавая вопросов.

– Вас нельзя оставлять без присмотра! – он, наконец, шутливо покачал головой.

– А тебя можно? – обиженно спросила я, вспомнив все мои подозрения. – Вместо того, чтобы насмешничать, рассказал бы лучше, какое отношение имеешь ты к этому парюру.

– А кто тебе сказал, что я имею к этому какое-то отношение?

– Яна.

Денис посерьезнел.

– Честно говоря, когда Элле пришло письмо, я мельком видел Янкин адрес на конверте…

– Ага, теперь я понимаю, откуда абсолютная фотографическая память художника. Адрес просто был тебе знаком, и ты нарочно сделал вид, что не смог его вспомнить.

Он кивнул в знак согласия и продолжил.

– …но не придал этому никакого значения. Элла к этому времени уже объяснила, зачем она приехала и получила мой ответ. Тебе Яна, наверное, рассказала, какой именно. Но после того, как я понял, что в письме была фотография, которая так волнует тебя, решил сам вернуть ее, а заодно узнать какие-нибудь подробности. Но…

Он ненадолго замолчал, подбирая слова.

– В общем, я ничего не узнал.

Я представила себе, о чем был разговор и почему Денис так немногословен. Но из его рассказа следовало, что он о своей причастности к фотографии ничего не знал. Или просто не хотел говорить. Задать этот ядовитый вопрос у меня не хватило духу. Все-таки, он был нашим освободителем, принцем на белом коне. Хотя, я наверное отдала бы свой завтрак, чтобы узнать, кто послал ему SMSку.

– Значит, это так и останется тайной между Яной и Эллой? Может, ты все-таки сможешь как-то это разузнать?

– А ты хочешь, чтобы я снова поехал к Яне?

Он немного наклонился, пытаясь рассмотреть выражение моего лица в темноте. Но я сосредоточенно смотрела себе под ноги, чтобы ничем себя не выдать, а заодно и не споткнуться от его взгляда.

– Это вопрос не моего хотения, а твоего любопытства.

Денис только собрался мне возразить, но его опередил Игорь. За время нашей прогулки он не проронил ни слова. Только хмурое выражение его скульптурного профиля выдавало, что общество Дениса ему не нравится. Но сейчас, когда разговор начал приобретать несколько скользкий характер, он пришел мне на выручку.

– А ты случайно ничего не знаешь об этом Институте Благородных Девиц?

– А вы всерьез считаете, что, пробравшись туда, вы сможете что-нибудь найти?

– Не знаю. Может, какие-то архивы сохранились.

Денис с искренней жалостью посмотрел на нас, но ничего не возразил. Мне очень хотелось спросить его, поедет ли он к Яне. Но я молчала, боясь услышать его ответ.

– Что ж, кое-что мне известно. Все-таки, архитектурный заканчивал.

– Не томи, – не выдержала я.

Глаза у Дениса насмешливо блеснули и тоном опытного сказителя он начал.

– Ладно. Начнем сначала. Давным – давно на одном из средневековых соборов был поднят вопрос: «человек ли женщина». Находясь в здравом уме, совместными усилиями кардиналы сумели-таки решить эту непростую задачу… Оказалось, что «женщина тоже человек»…

– По-моему ты начал слишком издалека, – но улыбка невольно скользнула у меня по губам.

– Хорошо. Пропустим несколько веков. Институт Благородных Девиц в Киеве был открыт по высочайшему повелению Ее Императорского Величества (Марии Федоровны) в тысяча восемьсот тридцать, не помню каком году. Основной причиной такой заботы о женском образовании киевлянок являлась та, что образованные в западных польских традициях киевские дамы высшего света плохо влияли на умы своих мужей, и без того затуманенные идеей независимости Польши, и воспитывали своих детей в традициях, также не сближавших их с Россиею.

– А где он был построен? – нетепеливо остановила я поток его красноречия – Эрудицией ты потом поблещешь, ладно?

– Я просто хотел понравиться. Хорошо, продолжаю. Здание было расположено прямо над Крещатицким оврагом на одном из острогов Печерской возвышенности – месте, в то время незастроенном, тихом и здоровом. Проектировал его, как и здание красного корпуса Университета, сам знаменитый архитектор Беретти. Строение насчитывало три этажа. Если хочешь, могу рассказать, что располагалось на каждом из них.

– Давай ограничимся положением комнат для воспитанниц.

– Дортуары для воспитанниц находились на третьем этаже, как и комнаты классных дам.

– А что сейчас располагается в этом здании?

Где находилась Печерская возвышенность, а тем паче Крещатицкий овраг я не знала, но признаваться в своем полном невежестве перед МММ не хотелось.

– В этом здании ничего не располагается. Оно сгорело во время последней войны. А на его месте отстроено очень похожее, но с лишней полуротондой, которая, на мой взгляд, его только уродует. И находится там национальный центр культуры и искусств. Работает «Кинопалац». Могу пригласить.

Денис явно издевался. Он не мог не понимать, какой уничтожающий удар нанесла его эрудиция по моим слабым надеждам. И я, в который раз, почувствовала необоримое желание свернуть ему шею, хотя, учитывая наши разные весовые категории, это было абсолютно невыполнимо. Поэтому я просто сладко улыбнулась и совершенно приторно произнесла.

– Спасибо. Ты спас меня от бессонной ночи.

– Я рад, хотя предпочел бы баюкать тебя лично. Но мне почему-то кажется, что у тебя есть на этот счет некоторые возражения.

Я уже почти придумала, что ответить, но МММ снова засмеялся и перебил меня.

– Нет-нет, лучше молчи. Так я из рыцаря-освободителя быстро превращусь в бессовестного ловеласа. А мне хочется еще немного покрасоваться сверкающими доспехами. Лучше закончим разговор на мажорной ноте. Мавр сделал свое дело… – мавр может ехать в Николаев за дальнейшими артефактами.

Подошел наш трамвай. Денис попрощался с нами и пошел в противоположную сторону. Я почувствовала разочарование и облегчение одновременно, как всегда, когда расставалась с ним.

На пепелище моей практически единственной версии поисков мне крайне необходимо было общение, поэтому я обратилась к Игорю.

– Послушай, а может, Элла, все-таки, что-нибудь знает о происхождении этой фотографии?

– Не думаю.

– Почему?

– Если бы Элле было известно больше, чем нам, она не стала бы поступать так, как в последнее время.

– Ты, что, контактировал с ней?

– Угу. И не только визуально.

– И ты молчал? Ты знаешь, кто ты? Ты моральный урод!

– Не закипай. Ты с ней тоже контактировала.

– Что-то не припомню.

– Не мудрено. Большую часть этого времени ты находилась в бессознательном состоянии.

– Слушай, хватит говорить загадками. Рассказывай.

– Подумай, кто мог оставить нам анальгин на случай головной боли, а главное, кто мог знать и тебя, и Дениса одновременно?

– Но откуда она могла узнать, что мы с Денисом знакомы?

– Яне об этом было известно. Помнишь, как она отреагировала, когда узнала, что ты соседка Эллы по общежитию. Скорее всего, Элла следила за выставкой. Ты помнишь тот день, когда была там с Денисом? Никого не заметила?

– Кроме бомжика там никого не было.

– Вот именно. Бомжик мог там сидеть по ее заказу. Ты сама говорила, что место для его ремесла совсем не подходящее.

– Ты прав, Горошек. Ты думаешь, что одним из нападавших на нас была Элла?

– На высокого и худого ей не вытянуть, а вот на хрупкого подростка в дутой куртке и джинсах – вполне.

– Только с чего Элле проявлять такую трогательную заботу о нас с тобой? Анальгинчик, телефонный звонок освободителю… Ты надеешься, что она все-таки к тебе привязана?

– Именно, привязана.

Он загадочно улыбнулся, и я снова пожалела своего друга. Как слепа любовь! Даже в падшем виде ангел для него остался ангелом.

– Ну что, partner, поедем удовлетворять свои желудочные потребности? – улыбнулась я, стараясь отвлечь Гороха от утопических, а потому вредных для его здоровья мыслей, и переключить на вещи реальные и по возможности приятные.

– Yes, sir.

Двери трамвая закрылись, предлагая нам вернуться из нашего авантюрного романа в реальный мир, в котором нас ждали горячие бутерброды, курсовой по проектированию веб-страниц и обязательный звонок домой. Мое чувство долга настоятельно требовало предупредить родителей об очередной потере мобильного телефона.

* * *

– Я снова потеряла телефон! – объявила я, прежде, чем отец успел испугаться незапланированному телефонному звонку. В повседневной жизни у меня не было привычки особо баловать родителей вниманием, поэтому любой неоговоренный заранее контакт воспринимался ими, как сигнал SOS.

Мои мобильные телефоны терялись, как перчатки и зонтики, довольно регулярно и составляли ощутимую статью расходов моих предков, поэтому в ответ я ожидала, если не цунами, то, во всяком случае, шторм баллов на восемь, который должен был завершиться срочной покупкой нового сотового. К моему удивлению голос отца звучал спокойно и устало.

– Что ж, со следующим мобильником придется подождать до следующего дня рождения. Слишком много неожиданностей для нашего бюджета в последнее время.

– Что-то случилось?

– Не буду врать. Твоя прабабушка Оля лежит в кардиологии в предынфарктном состоянии. Мама сейчас у нее.

– Как это случилось? И как это связано с бюджетом нашей семьи?

– В ее доме устроили погром.

– Ты имеешь в виду – ее ограбили и напугали?

– Нет, ее дома не было. Она ходила в гости к соседке. А ограбление, к твоему сведению, несколько отличается от погрома. В первом случае вламываются в квартиру и уносят ценные вещи. Во втором случае еще и разрушают все, что попадается под руку. Прабабушке Оле разломали деревянные полы и пооббивали в некоторых местах штукатурку до камня. И ничего не взяли, что не удивительно – особым богатством она не отличалась… После того, как после возвращения домой бедная старушка все это увидела… В общем, пока она лечится, мы ремонтируем ее дом.

– Когда это случилось?

– В тот же день, когда мы тебя провожали. Я поехал к ней еще раз поблагодарить за письма и нашел ее лежащей среди всего этого бедлама. В общем, в этом отношении ей повезло. Если бы я на нее не наткнулся, неизвестно, чем для нее это приключение закончилось бы.

Итак, можно сделать вывод: сначала грабители решили поискать необходимую информацию в доме у моей прабабушки. Дом, дореволюционной постройки, вполне располагал к тайнам. Несколько потрепанный, но по-прежнему солидный фасад, высокие потолки, узкие высокие окна, красивое крыльцо. Да и располагался он в районе старого города, где до революции селились дворянские семьи. Я сама в детстве пыталась найти там зарытый глубоко в подвале клад. Однако, подвал оказался свободен от сокровищ, зато довольно густо заселен мышами и крысами, что полностью отбило у меня желание продолжать поиски.

– Как ты думаешь, дочь, они что-то искали?

– А ты разве не догадываешься?

– Не может быть, чтобы эти твои смешные поиски каких-то мифических сокровищ так серьезно воспринимались взрослыми людьми.

– У меня больше нет версий. А вы с мамой больше ничего старинного у бабушки не нашли, когда разбирали вещи?

– Увы. Единственное, что осталось у нее от предков – несколько старых кружевных салфеток и старый альбом. Но, к сожалению, фотографии в нем современные.

– Вышли мне его, ладно?

– Завтра передам поездом, тем же вагоном, что и всегда. Только не знаю, чем тебе это поможет. Грабителей он не заинтересовал.

Я сама не знала, зачем мне это нужно, но почему-то мне хотелось иметь этот артефакт под рукой.

– Только будь осторожней, хорошо? Судя по разрушениям в бабушкином доме, сила в руках у ребят есть.

Я не сала сообщать отцу, что успела уже убедиться в этом. У него и без моей шишки полно проблем.

– Мне приехать повидаться с бабушкой?

– Ей уже лучше. Думаю, к субботе она уже будет дома. Так что твое присутствие необязательно. Но в любом случае, мы всегда рады тебя видеть.

Я передала маме привет, и мы расстались.

Может, доходило до меня все с некоторым опозданием, а может, сказывались усталость и травма головы, но до этого телефонного разговора все свои приключения я воспринимала, как экстрим, просто захватывающую авантюру, компьютерную игру, которая предполагает иллюзию реальности происходящего. Но после того, как я положила трубку, то ощутила вполне реальный страх. То, что произошло с моей прабабушкой, не было иллюзией. Бабушка Оля могла по-настоящему погибнуть, если оказалась бы в момент ограбления в доме. Я почувствовала, как покрываюсь гусиной кожей. Ларискины рассказы о мужчине в сером плаще уже не казались мне бредом, как и заказные бомжики, и, оглядываясь по сторонам, я постаралась поскорей добраться домой.

Ночь, я провела в мыслях о том, кто такая Марина, и как мне поскорей выйти из этой отвратительной игры. Ничего умного, к сожалению, в мою больную голову так и не пришло. Поэтому в университет я пришла только с одним желанием – пусть все оставят меня в покое наедине с моей головной болью и горячим желанием удрать домой под родительское крыло – и молча заняла свое законное место около окна. Полюбоваться из него на МММ – единственная радость, которая могла произойти со мной в этот день.

Но, как всегда, одиночества не получилось – на место рядом со мной плюхнулся запыхавшийся Игорь, а рядом с ним приземлилась Лариска. Она все еще приходила на лекции вовремя и без обычной своей боевой раскраски, но в глазах ее уже светился задор. По всей вероятности штрафные санкции против нее были сняты.

– Карпов пропал! – жизнерадостно сообщила моя подруга. – Он предупредил маму, что в понедельник не придет в университет, но уже среда, а его все нет. И телефон у него дома не отвечает. Мама уже попросила Василия Федоровича помочь.

Я вспомнила пожилого майора милиции с грустными глазами, и мне стало его почему-то жалко. Угораздило же его быть знакомым Любови Сергеевны.

– Ну, и что Василий Федорович думает по этому поводу?

– Он хотел бы задать вам с Горошком несколько вопросов. Ты не возражаешь? – невинным тоненьким голоском спросила Лариса у Игоря. Он ответил ей хмурым взглядом.

– А у меня есть выбор?

– Ты рассказала ему о парюре?

– А что мне оставалось делать? После того, как мама узнала причину моего исчезновения, она попросила Василия Федоровича найти этого мужика в сером плаще, который за мной следил.

– Нашел?

Лариска покраснела до корней волос.

– Не было никакого мужика. Знаешь, какой я дурой себя чувствовала. Пришлось и об исчезновении Эллы рассказать, и о фотографии.

Василия Федоровича интересовало происхождение снимка, из-за которого опростоволосилась Лариска. Знакомство Дениса с Любовью Сергеевной показалось мне достаточно суровым наказанием за его аморальное поведение, поэтому направлять к нему еще и майора милиции было уже неадекватно жестоко. Особенно после того, как он дважды выручил меня. Поэтому я не стала детально объяснять, как фотография оказалась у меня в сумке. Просто сообщила, что она принадлежала Элле, а я просто принесла ее показать друзьям. И это было почти правдой. После того, как версия о преследующем Ларису человеке в сером плаще развеялась, мне стало почему-то гораздо веселей, и я с нетерпением ожидала окончания беседы. Однако у Василия Федоровича был свой кролик в шляпе.

– Такую фотографию Вы приносили в университет?

Он равнодушно протянул мне раскрытую книгу. Я посмотрела на нее и чуть не задохнулась от удивления. В руках у майора было иллюстрированное издание о творчестве Брюгге. То самое. Так вот, где я видела эту книгу перед тем, как нам ее показал Денис! Именно ее рассматривал Василий Федорович, когда мы с ним познакомились. Я взяла том в руки. Текст, обрамлявший фотографию Ирэн, был весь исчеркан карандашом. Над некоторыми словами стоял их русский перевод. Карпов явно интересовался описанием парюра и его историей. Я кивнула в ответ. Василий Федорович задал еще несколько формальных вопросов, и наш разговор был окончен.

– Все становится на свои места. Эллочка увидела эту книгу и вспомнила о том, что одну из фотографий ей показывала Яна. Она попросила выслать снимок, чтобы сравнить их. По всей вероятности за этим занятием ее застал Карпов. И с этих пор они разыскивают гарнитур уже вдвоем, – разглагольствовала я, когда мы возвращались с Игорем в общежитие.

– Ты звучишь вполне логично. Если Эллочке подходит описание первого грабителя, то описание «высокий, намного выше меня, худой» – вполне соответствует Карпову.

– Как ты думаешь, кто тебя дважды треснул по голове? Может, Эллочка? – съязвила я. – Тогда, это действительно признак особого расположения.

– Нет. Меня бил по голове Карпов. Элла ниже меня намного. Ей нужно было бы становиться на носки, чтобы достать до моей макушки. А тогда удар не получился бы достаточно сильным, чтобы меня выключить.

Игорь не поддавался на насмешки и говорил совершенно серьезно. У меня сразу отпало желание над ним подтрунивать.

– Как ты думаешь, Лариска подслушала разговор Эллы именно с Карповым?

– Вполне возможно.

– А кого они ожидали? Почему торопились? Боялись кого-то? Не понятно.

– Лариска упоминала, по-моему, пять дней?

– Но они уже прошли давно.

– Вот именно.

Значит, все-таки, Карпов и Элла не единственные наши соперники по поискам? И они кого-то боятся?

– А вообще, это всего лишь наши догадки, – вздохнул Игорь.

Мы были уже рядом с общежитием. Я зачем-то оглянулась и увидела рядом со зданием, уныло сидящего на какой-то тряпке, бомжика! Мне едва удалось сдержаться и не вскрикнуть.

– Посмотри, – прошептала я Игорю. – Что он здесь делает? Уже сумерки, а он сидит около общежития, полного нищими студентами. Ты думаешь, он следит за мной?

– За нами, – откорректировал мой друг. – Это тот, которого ты видела у выставки?

– Мне кажется, да.

Сердце ушло у меня в пятки. Мы молча вошли в общежитие и разошлись по своим комнатам. Я закрыла дверь на замок, чего никогда не делала раньше. В интернет-подвальчик в этот вечер идти не хотелось. Романтические мысли в голову не приходили. Поэтому я выпила очередную таблетку анальгина и постаралась углубиться в курсовой проект по созданию веб – страничек. Для того, чтобы сделать его на компьютере, нужно было кое с чем ознакомиться теоретически. Именно этим я намеревалась заниматься до тех пор, пока меня не одолеет сон. Учебник – самое лучшее снотворное для студента. Поэтому много прочитать я не успела – сон меня одолел. А я не стала с ним бороться.

* * *

В шесть часов утра, когда наш поезд обычно прибывает в Киев, я получила обещанный пакет, который передал мне отец через знакомую проводницу. Бомжика на его вчерашнем посту еще не было, а альбом, полный ответов на мои многочисленные вопросы, приятной тяжестью оттягивал сумку. Поэтому день прошел в счастливом ожидании окончания занятий. Наконец, мы с Игорем, обгоняя друг друга, приземлились на ближайшей от университета скамейке. Скамейка была влажная и холодная, но азарт заставил нас об этом забыть.

– Ну, что там? – торопил меня Игорь, нетерпеливо пытаясь помочь мне развернуть газету, в которую был обернут альбом. Своими неуклюжими движениями он только мешал мне, я старалась отодвинуть его руки, и весь этот процесс настолько поглощал наше внимание, что мы не сразу заметили, что не одни.

– Катюша! Здравствуйте!

Я резко подняла голову, выпрямилась, и сверток соскользнул с моих колен на мокрый асфальт. Над нами стоял, склонившись, Иван Эдуардович. Он быстро нагнулся и протянул мне мой наполовину развернутый альбом.

– Извините, что напугал. А я пришел проститься. Сегодня ночью я уезжаю домой. Можно, я устроюсь рядом? – спросил он удивленного такой церемонностью Игоря и аккуратно присел рядом с ним. – Я долго думал – всю ночь. И кое-что понял. Я всю свою жизнь гонюсь за фантомом. Не завел семью, не сделал карьеру. И что взамен? Даже если я стану обладателем этого кулона, что изменится в моей жизни? Я даже богатым не смогу стать! Вещь слишком известная, я не смогу ее продать за достойную цену, не смогу найти покупателя! Меня сразу обвинят в воровстве. А значит, можно будет только тайно любоваться им. Сколько мне понадобиться времени, чтобы изучить его до мелочей? День-два. И все! И за это – всю жизнь! Как глупо.

Пока Иван Эдуардович рефлексировал, я с тоской смотрела на неразвернутый альбом. Потом мое терпение лопнуло и под предупреждающие взгляды Игоря, продолжила свою предыдущую деятельность.

– Что это? – прервал свои словоизлияния Иван Эдуардович. – Какая красивая вещь!

Альбом, действительно, привлекал внимание. Его пожилой возраст и высокая стоимость бросались в глаза сразу же. Почему грабители его не забрали? Хотя бы из-за дорогого тиснения на обложке! Наверное, он показался им слишком громоздким и тяжелым. Я заглянула внутрь. Как и предупреждал меня по телефону отец, фотографии были все послевоенного периода. Кроме того, разбросаны они были беспорядочно. Видно похитители вынимали их, а обратно положить не удосужились.

– Ничего интересного, – разочарованно произнес Горох.

– А можно посмотреть? – протянул руку к альбому Иван Эдуардович. Я позволила ему взять раритет.

– Какой красивый! – наш неудачливый компаньон ласково погладил обложку. – Бардовый бархат и золотое тиснение, застежка, скорее всего, из позолоченного серебра. Благородство и вкус. Дорогой подарок. Обычно такие вещи дарили по поводу торжественных случаев, а на первом листе писали посвящение, – он открыл альбом. – Вот, кстати, и оно.

На обратной стороне обложки была надпись, сделанная уже знакомым мне почерком Шмавца.

«Дорогому Илюше.

В память о нашей дружбе и досадном приключении.

Не теряй его.

Эд.»

– Последний подарок друга, – задумчиво заметил Иван Эдуардович.

Подарок?

– Уж не об этом ли подарке он напоминает в письме к Островцеву?

Настроение у всех нас сразу изменилось. Мы начали напряженно разглядывать загадочную вещь. В этом альбоме без сомнения скрывалась какая-то тайна. Но какая?

Иван Эдуардович как-то сразу забыл о своих резко изменившихся в последнее время планах на будущее, как и о своих изящных манерах. Он буквально выдернул альбом из моих рук и начал прощупывать каждый лист, трясти его, прислушиваясь к звукам изнутри, рассматривать каждую клееную поверхность, каждый шов – все было чисто, без подвохов, сделано навечно.

Разочарование было написано не только на моем лице. Но я внезапно почувствовала, что джинсы у меня в некоторых местах влажные, скамейка по-прежнему холодная, а руки у меня красные и застывшие.

– Пойдем домой, – буркнула я Игорю. Представление окончено.

– А когда должен приехать ваш друг? – вежливо осведомился Иван Эдуардович.

Каков хитрец!

– Не раньше, чем завтра утром. Николаевским поездом, – выложил всю информацию мой простодушный друг.

– Тогда будем ждать Вашего друга. До встречи. Надеюсь, она будет более плодотворной.

Иван Эдуардович вежливо попрощался с нами, как будто и не собирался никуда уезжать, и мы расстались.

– Зачем ты ему сказал? – набросилась я на Гороха.

– А разве это секрет?

– А если Иван Эдуардович связан с грабителями? Если все наши с тобой размышления неверны? Ты понимаешь, что Денису теперь может угрожать опасность? Ты заметил, что наш бывший экскурсовод не договаривался ни о месте, ни о времени встречи, когда прощался? Мы ему больше не нужны!

– Мне кажется, ты уже перемудрила. Но, если ты так боишься за этого Дениса, мы можем его завтра встретить прямо у поезда. Если только он приедет именно завтра.

Игорь угадал мое желание, которое я не решалась высказать сама. Самое смешное, что меня действительно беспокоила безопасность этого чужого мне человека. А мое хваленое любопытство занимало только второе место в списке побудительных причин. Но признаться в этом я не смогла бы даже на исповеди, если бы когда-нибудь на нее согласилась.

– Я не боюсь за него. Я боюсь за результаты его поездки. Вдруг он везет драгоценности?

– А вдруг он ничего не узнал? А может, он вообще никуда не ездил, и мы с тобой просто очередной раз не выспимся?

Ответ на это вопрос мог дать теперь только Денис.

– Вот завтра и узнаем.

Мы молча дошли до общежития и разошлись каждый в свою комнату. Меня всегда удивляла внезапно вспыхнувшая антипатия Игоря к Денису. В первую встречу они понравились друг другу. Может, все-таки МММ неравнодушен к Элле, а Горошек это чувствует? А как же тогда Яна? Как неуютно, когда тебе нравится донжуан – постоянно испытываешь дискомфорт.

Избавляться от раздражения я как всегда поплелась в Интернет-подвальчик. Но мой милый поэт был на этот раз со мной холоден и лаконичен.

– Ты чего дуешься? – послала я ему смайлик.

– Ты в последнее время не часто меня балуешь свиданиями. У тебя появился кто-то?

– Тебя это беспокоит?

– Я ревную.

– Напрасно, мой Отелло. Он живет в параллельной реальности, как твоя девушка.

– Но ты хотела бы их совместить, ваши реальности?

– Возможно. Но у моей головы на этот счет есть хорошо аргументированные возражения.

– Это серьезно. Поверь, для полного счастья просто необходимо, чтобы твой избранник гармонично воспринимался всеми без исключений частями твоей анатомии.

– Циник.

– Просто боюсь надоесть тебе своей безупречностью.

– Тогда почитай мне свои стихи.

– Какой сомнительный комплимент. Но удержаться не могу.

Ты в дальнозоркости своей Меня не замечаешь рядом Гордишься одиночества нарядом Стыжусь я наготы любви моей.

– Это все?

– Больше не успел.

– Это ей?

– Угу.

– По-моему, она тебя уже достала. Брось ее. Пиши только для меня.

– Не могу. Ты ненастоящая.

– Зато я тебя понимаю.

Поэт еще немного поныл, но я была не против. Его переживания меня немного отвлекали от моих проблем и успокаивали. Не только я влюбляюсь в «не тех» людей. Неужели все-таки влюбляюсь?

* * *

Иван Эдуардович прибыл на вокзал, как часы. В отличие от поезда, который опоздал на сорок минут. Сердце у меня колотилось, как у воробья. Мы зорко всматривались во всех выходящих из вагонов, но Дениса среди прибывших не было.

– Вот видишь! – торжествовал Игорь. – Я тебя предупреждал. Только не выспались. А твой Денис даже не собирался никуда ехать. Только подумай головой! Зачем ему посреди рабочей недели так далеко двигать за какой-то фотографией? Только потому, что тебе не терпится удовлетворить свое любопытство?

– Ладно. Прорицатель. Пошли досыпать.

Мы поплелись к метро. Иван Эдуардович пристроился на скамейке в зале ожиданий. Разговаривать нам было больше не о чем.

Возвратившись к себе в комнату, заснуть я, конечно, не смогла. Мои мысли были плотно приклеены к МММ. На его отвратительной личности были сосредоточены все мои ожидания. От него зависело решение загадки, которая задевала безопасность моей семьи, и… я волновалась за него. Может, с ним что-то случилось?

Хотя Игорь был совершенно прав. С чего бы Денису так беспокоиться об этой фотографии? Или обо мне? Он мог спокойно продолжать жить своей обычной жизнью, ходить на работу, а после работы…

Об этом лучше не думать.

Весь день мое настроение было отвратительным. Игорь тоже хмурился, преподаватели на всех парах были раздражающе скучны, даже моя предательница-сумка казалась мне необычайно тяжелой, когда я перемещалась из аудитории в аудиторию. Наконец, мы вышли на улицу. Привычные сумерки казались просто настороженно-враждебными, а возле фонаря маячили две неясные фигуры. Я невольно схватилась за рукав Игоря. Он засмеялся, покачал головой и покрутил у виска пальцем. Фигуры, увидев нас, радостно замахали руками и поспешили навстречу.

– Наконец, вы освободилсь! – произнесла одна из фигур, оказавшаяся Иваном Эдуардовичем. – Я уже думал, что умру от нетерпения раньше, чем вас отпустят.

– Иван Эдуардович мне сказал, что вы приходили меня встречать? Это правда? – вторым был Денис. Глаза его блестели так ярко, что это было заметно даже в полумраке. – Я приехал Симферопольским поездом.

– А я встречал все поезда подряд, мне, все равно, нечем было заняться, – пояснил свое присутствие наш бывший гид.

Симферопольский поезд проходил через наш город и прибывал в Киев около одиннадцати утра. Денис все-таки ездил в Николаев! Ему не все равно! Я победно посмотрела на Гороха, а он неопределенно хмыкнул. Чтобы не выдавать своей радости, я нахмурилась и, как можно равнодушней, спросила:

– Ты был у Яны?

– Был. Но ее не видел. Яна в клинике. Но кое-что я все-таки узнал. Пойдем к тебе?

Я посмотрела на разношерстную компанию, окружающую меня, и решила, что повод для сплетен будет слишком явным. А я не хотела, чтобы моим родителям говорили обо мне всякую ерунду.

– Вас слишком много. Давайте поговорим прямо здесь.

– Как пожелаешь, – пожал плечами Денис.

Мы приземлились на той же скамейке, что и вчера, и та же холодная сырость с жадностью набросилась на мои джинсы. Но я стойко не обращала на это внимание. Неоновый свет уличного фонаря делал наши лица похожими на театральные маски, а лихорадочно блестящие глаза выдавали нездоровое волнение. Денис положил на колени свой дипломат и движением фокусника открыл его.

– Але-оп! – мы увидели темно-бардовый старинный альбом с красивым золотым тиснением и тяжелой застежкой из позолоченного серебра. – Нравится?

У меня некрасиво отвисла челюсть. Как у поломанного щелкунчика из сказки. Мои компаньоны выглядели не лучше. Они сначала вытаращились на альбом, а потом на меня.

– Где твой экземпляр? – сдавленно прошептал Игорь. – Ты его оставила у себя в комнате?

Я напрягла память, но вспомнить, что происходило с альбомом после моего возвращения домой, не могла. Во всяком случае, воспоминаний о том, что я его вынимала из сумки, у меня не было. Я заглянула в свою сумку и к величайшему своему изумлению нашла там необходимый предмет.

– Ты его все время носила с собой? И не замечала? Он же тяжеленный! – изумился Горох – Ты совсем озверела!

– Где ты его взяла? Неужели меня обманули, и это всего лишь сувенир, стилизованный под старину? – не меньше Игоря изумился Денис – Но у меня есть доказательство его подлинности!

Денис открыл альбом и с внутренней стороны обложки показал нам текст.

« Дорогому Илюше.

В память о нашей дружбе и досадном приключении.

Не теряй его.

Эд.»

– Ты считаешь это доказательством подлинности? – ядовито засмеялась я и показала ему аналогичную надпись в своем экземпляре.

– Это шутка? – поинтересовался Иван Эдуардович, недоверчиво глядя то на меня, то на Дениса – Вы нас разыграли?

– Если это шутка, то не моя, – помрачнел Денис.

– И не моя.

Мы начали рассматривать свои экземпляры заново. Они полностью совпадали. Мы начали листать альбом Дениса. На передней страничке фотография отсутствовала. На остальных – снимки были очень старые. Существовало среди них и изображение Шмавца, стоящего в обнимку с каким-то молодым человеком. Дальше в альбоме, как в какой-то семейной саге, менялись лица, одежды персонажей становились все более современными. В самом конце просмотра мелькнуло лицо мальчика, очень похожего на Дениса. МММ быстро захлопнул альбом.

– Сериал окончен, – он попытался убрать альбом в дипломат.

– Погодите! – вдруг воскликнул Иван Эдуардович и еще раз раскрыл альбом Дениса на последней странице. Теперь это заметили и мы. Внизу стояла пометка «Илье М.». – А у Вас?

На последней страничке моего экземпляра числилось «Илье О.» Я благодарно посмотрела на Пулавского. Нас никто не разыгрывал. В этих альбомах что-то скрывалось. Денис начал осматривать свой с тем же успехом, что и мы накануне. Потом нервно подергал за золоченую застежку, потом покрутил. Я решила прекратить эти бесполезные издевательства над прекрасной вещью и потянула альбом на себя. Не выдержав моего давления застежка в руках МММ перекрутилась на сто восемьдесят градусов, и обложка вдруг распалась на два слоя. Внутри между слоями лежала записка, написанная уже знакомым нам размашистым почерком.

«Привет, Илюша!

Я рад, что ты понял секрет моего подарка. За мной следят и, боюсь, у меня уже не будет возможности встретиться с тобой наедине, чтобы все подробно объяснить. Поэтому надеюсь на твою сообразительность. Если ты внимательно рассмотрел альбом, то верно заметил, что я перепутал экземпляры. Твой попал к Марине и наоборот. Я это сделал умышленно, потому что тебя могут обыскать, а их семья вне подозрений. Когда шум вокруг нас утихнет, пойди и обменяй альбомы. После жди моего письма из Швейцарии. Думаю, мы скоро будем вне опасности.

Твой верный друг Эд.

P. S. Не забудь уничтожить записку.»

– Если учесть, что письмо было адресовано Островцеву, а не Марине, Илья успел обменять альбомы.

– А почему же он не уничтожил записку?

Вопрос, конечно, был интересный. Но получить на него ответ показалось мне делом несложным. Если Островцев прочел записку, то в альбоме мы ничего не найдем. Если нет, то, возможно, мне удастся увидеть драгоценный полупарюр не только на фотографии. Я быстро повернула на сто восемьдесят градусов застежку на своем альбоме, и обложка послушно распалась на две части. Мы с суеверным страхом заглянули внутрь.

Там было совершенно, неприлично пусто!

* * *

– Нет, этот Эд сумасшедший какой-то! – истерически засмеялся самый слабонервный из нас Иван Эдуардович – Я думал, драгоценности в альбоме!

– Это только означает, что Островцев прочел записку и перепрятал гарнитур в то место, где никакая Марина их не найдет, никакая полиция, милиция и тем более мы.

– Ты так и не догадалась, кого Шмавц называет Мариной? Даже после надписи на альбоме? – удивился моим словам Денис.

– Нет.

– А имя Илья на обоих экземплярах альбома ничего тебе не подсказало?

– Илья О. – это Островцев, а Илья М.– это…?

– Это Илья Маринович. Между собой, чтобы не путать тезок, друзья называли Островского – Острый, а Мариновича – Марина. Он не ухаживал за Ирэн, поэтому никогда не упоминался в истории драгоценностей.

Денис взял мой экземпляр и внимательно осмотрел его.

– Если бы гарнитур был спрятан в обложке – это легко можно было бы прощупать, – покачал головой он. – Если здесь что-то и спрятано, оно должно находиться… – он посмотрел на меня.

– В переплете! – выдохнула я.

– Умница!

МММ взялся за тонкую, почти незаметный кончик нити в нижнем углу переплета и резко потянул вверх. Черный картон с хрустом отвалился, и на ладонь Дениса выпали драгоценности.

Удивительно, этот гарнитур всегда находился у моей прабабки! Я взяла его в руки и с любопытством рассматривала это творение великого мастера. Возможно, мои ожидания были слишком завышенными, но особого впечатления набор на меня не произвел. На мой взгляд, он был слишком громоздок и аляповат. Я отдаю предпочтение украшениям изящным и неброским. К тому же в кольце не хватало мелкого камешка. От этого оно выглядело, как некачественная бижутерия. Разочарование, по всей вероятности, отразилось на моем лице.

– Не нравится? – мягко улыбнулся мне Денис. – Это твое наследство.

– Извините, но кулон принадлежит мне, – нервно заметил Иван Эдуардович.

– Вы забыли условие. «Кто полупарюр соберет, тот счастие свое найдет.» – Этот полупарюр принадлежат Кате.

– Я не согласен. О том, что нашедший будет владеть всеми частями гарнитура не сказано ни слова. А счастие – это не обязательно богатство. Прошло столько времени. Они уже все мертвы, а счастья так и не нашли. Господи, – вдруг застонал он – дайте хотя бы полюбоваться им!

Денис засмеялся, а я протянула Пулавскому кулон. Тот схватил драгоценную безделушку и начал рассматривать ее. Его лицо начало странно меняться. Восторг уступил место удивлению, а после и отчаянью. Мне показалось, что Иван Эдуардович от счастья обладания потерял рассудок.

– Не может быть! Это несправедливо!

– Я с вами согласен.

Денис внимательно смотрел на то, что происходило с Иваном Эдуардовичем, и сочувственно кивал головой. В то же время лицо Игоря, на которого никто не смотрел, тоже менялось. Оно побледнело, глаза округлились от удивления и еще какого-то не совсем определенного чувства. И смотрел он не на меня и не на драгоценности. Я проследила за его взглядом и замерла. К нам быстрыми шагами приближалась Элла. Она была одета в мужской костюм, который делал ее похожей на трансвестита, ее роскошные волосы были спрятаны под мужской шляпой, а в глазах застыла решимость.

– Я тоже согласна. Это несправедливо – запыхавшись, весело повторила она последние слова Дениса и молниеносно вытащила из кармана маленький пистолетик. Глаза ее лихорадочно блестели. – Я тоже кое на что имею право. Я первая сообразила, что речь идет о реальных деньгах.

– Какие люди! – насмешливо сказал Денис. – Да ты сегодня красавица! Сколько вкуса, стиля!

– Не хватает только чулка на голове, – хмуро подтвердил Игорь.

– Я всегда красавица… Давай сюда побрякушки, и я пришлю вам их фото из Швейцарии!

– Забирай на здоровье. Только сначала проясни для меня кое-что, – продолжал спокойно Денис. – Я практически разобрался со всей этой историей. Мне хочется выяснить только один вопрос: как ты узнала о гарнитуре? Из книги?

– Какой ты догадливый!

– А где ты ее достала?

– Во-первых, это уже второй вопрос, – она презрительно посмотрела почему-то на меня – а во-вторых, твоей девице очень вредно для здоровья знать на него ответ.

– Она увидела ее у нашего заведующего кафедрой истории в кабинете.

– Ого! Это ты напрасно сказала. Такие знания бывают опасными.

– Это узнала не только я, но еще и половина университета плюс один симпатичный майор милиции. Можешь передать своему сообщнику, что вас очень активно разыскивают компетентные органы. Пока только, как пропавших без вести, но после сегодняшнего вечера…

– Это ты послала мне сообщение от Катиного имени? А почему? – перебил меня неугомонный Денис.

– По глупости. Мы зашли в наших поисках в тупик. А им в голову могла прийти какая-нибудь конструктивная мысль. Так, кстати, и получилось. И больше никаких почему. Мне надоело болтать.

– А пистолет настоящий? – удивленно поинтересовалась я.

– Ты хочешь попробовать? – блеснула Эллочка улыбкой голливудской злодейки.

– Настоящий, – прошептал Игорь. – Только маленького калибра. Дамский.

Потом он обратился к Элле.

– Элла! Брось эту гадость. Ты же можешь кого-нибудь поранить!

– Могу. Поэтому лучше сиди и молчи.

Она выхватила драгоценности из моих рук и кулон из рук потрясенного Пулавского. Потом бросилась бежать.

– Я сейчас вернусь, – сказал мне Игорь и побежал следом за Эллой.

Иван Эдуардович сидел, не замечая нас, и повторял одни и те же слова.

– Не может быть… Стразы… Вся жизнь – обман.

– Вы уверены? – спросил у него Денис.

– Я профессионал, молодой человек. Я в таких вещах не ошибаюсь. Камни не лгут, только люди. А вы знали?

– Догадывался.

– Что ж, вы умнее меня, – он тяжело встал и, сразу постарев на несколько лет, двинулся прочь. – Прощайте.

Я удивленно посмотрела на Дениса. Он задумчиво улыбался и был олимпийски спокоен, будто вся эта суматоха не имела к нему никакого отношения.

– О чем это вы?

– Он подтвердил одно мое предположение.

– А почему ты не побежал вслед за Игорем?

– Зачем? Он сам справится. А я пока побуду с тобой. Я не намерен подвергаться опасности ради бижутерии.

Его умение говорить загадками, наконец, вывело меня из летаргического состояния. Я рассердилась.

– Послушай, может, достаточно разыгрывать графа Калиостро? Рассказывай.

– Что ты хочешь узнать сначала?

– Например, откуда ты узнал о Марине. Почему ты говорил, что ничего не знаешь о фотографии Ирэн, а в конце альбома, где она хранилась, твои детские снимки?

– Я, действительно, никогда не видел этой фотографии! И этого альбома. Это собственность старшей бабушкиной сестры. Она жила далеко от нас и умерла, когда мне было восемь. Бабушка сохранила только ее альбом. На память. Я никогда этим не интересовался. Если тебе так любопытно, старшая бабушкина сестра была замужем за Мариновичем. А о том, какое у него было прозвище, я узнал случайно.

Он открыл старый альбом на одной из первых страниц и вынул фотографию Шмавца. На тыльной ее стороне была надпись.

«Милому Марине от Эда. Не обижайся на прозвище, оно напоминает о море, которое ты так любишь».

– Бабушка никогда не рассказывала мне о муже сестры. Не забывай, речь шла о буржуазном специалисте, морском инженере, да еще и репрессированном в двадцать седьмом году, да еще и связанном с двумя другими врагами народа и немецким шпионом! Об этом советскому человеку знать не полагалось. Поэтому, здесь я чист, как первый снег. Я тебя убедил?

– По этому пункту обвинения, да.

– Перейдем к следующему. До нашего похода на выставку меня вся эта история совершенно не волновала. Ты уже знаешь, что Элла приехала помирить нас с Яной. Я позволил ей ненадолго остаться в моей квартире, но их мышиная возня меня не занимала. Сначала я решил сопровождать тебя на выставку, чтобы просто побыть с тобой. Однако рассказ нашего экскурсовода меня заинтересовал.

– Чем?

– Представь такую картинку. Девушка из буржуазной семьи, зная, что основное ее приданое заключено в драгоценностях сумасшедшей ценности, вдруг отдает (Заметь, просто так!) их троим молодым людям, ни за одного, из которых она, как мне показалось, замуж не собиралась. Извини, но логики в этом поступке я не увидел. Это можно было бы воспринять, как красивую легенду. Но фотографии существовали, и доля правды в этом рассказе вполне могла быть. Я решил поискать материалы о ювелире и его дочери и наткнулся на книгу, которую вам с Игорем показал. Вторая версия исчезновения драгоценностей показалась мне еще более интересной. Зачем нужно было обвинять этих трех молодых людей в краже?

– Может, дочь не сообщила отцу о своем поступке?

– А после того, как отец заявил в полицию, почему она не выручила невинных людей?

– Испугалась.

Денис покачал головой.

– Возможно, ты и права. Но я подумал о другом.

– О чем?

Сырость на улице стала сгущаться. А сидеть на ледяной скамейке и вовсе становилось нетерпимо. Я вся покрылась гусиной кожей и дрожала. Денис заметил это и предложил.

– Пойдем, я проведу тебя хотя бы до общежития. Ты сейчас простудишься, – он обнял меня за плечи и мы пошли. Я не сопротивлялась. Мне было уютно и ужасно интересно.

– Итак, я подумал о грандиозной афере, в которой трем молодым людям отводилась роль жертвенных барашков. Когда мы рассматривали книгу, ты не заинтересовалась жизнью и творчеством Брюгге после его переезда в Швейцарию. А я прочел это издание до конца. Знаешь, с чего начинал свою жизнь этот великий человек на новом месте? – Денис сделал паузу для большей убедительности и продолжил – Некоторое время очень бедствовал. Оказывается, он любил жить не по средствам, и ко времени его бегства из России был почти разорен. А подняться на ноги ему помогла… Как ты думаешь, что?

Я напрягла свои мозги так, что они начали похрустывать.

– Дочь? Ее выгодное замужество?

– Нет. Не угадала. Страховка. Исчезнувшие драгоценности были застрахованы на огромную сумму.

– Так Ирэн выполняла волю отца, когда дарила их своим поклонникам?

– Думаю, да.

– А страховка была больше, чем стоимость бриллиантов?

– В том-то и дело, что продать драгоценности можно было за гораздо большую сумму. Каков вывод?

– Он не хотел, чтобы кто-нибудь узнал о его банкротстве?

– Не думаю, что в Швейцарии его волновали такие мелочи. Причина была иной. Будучи человеком хитроумным он сделал гарнитур не из драгоценных камней и золота, а искусных стразов и позолоченного металла. Ты слышала, как Пулавский бормотал «стразы»?

– То есть, это все – ненастоящее?

– Да. Это подделка. И наш милый Иван Эдуардович только что это доказал.

– И наши трое друзей это подозревали? И Шмавц выехал в Швейцарию проверить это.

– Верно. В Швейцарии он посетил страховые агентства, которые выплатили Брюгге страховку. И это подтвердило, что вся операция была задумана только ради получения этой суммы. Но я не понимаю, как он хотел доказать, что драгоценности фальшивые? Почему он не взял его с собой?

– Шмавц не смог бы пересечь границу с гарнитуром. Вспомни, набор числился в розыске и, как предполагалось, представлял собой огромную ценность и являлся собственностью Советского государства. Если бы на границе у Шмавца нашли ворованные драгоценности, «буржуйский прихвостень и вор» Шмавц автоматически попадал бы в тюрьму не только за кражу, но и за попытку вывоза за границу достояния страны.

– Весь гарнитур он, конечно, вывезти не мог. Но вспомни, ты ничего не заметила в этом парюре? Никакого изъяна?

– Выпавший из кольца камешек.

– Думаю, это Эд его забрал, чтобы проверить подлинность изделий. Скорее всего, он консультировался с ювелиром де Верром именно по этому вопросу. И получил подтверждение, что это – страз. То есть подделка отличного качества. Ты понимаешь, что Брюгге не стал ждать, когда его разоблачат. Он назначил Шмавцу встречу, но бедный юноша так на нее и не пришел. Он исчез в тот же вечер. Больше никто никогда о нем не слышал.

– А почему эти молодые люди собрали все части гарнитура вместе, а не держали их каждый у себя?

– Им опасно было хранить их дома. Драгоценности были в розыске, а подозревали именно их. Не могли они также вернуть их владельцу. Юноши догадывались, что в этом деле замешаны и полицейские чины. Их могли просто схватить по дороге к нему. Кроме того, Брюгге мог вызвать полицию. Они решили сначала проверить свои подозрения, а потом попытаться вывести мошенника на чистую воду.

Мы уже прошли общежитие и уверенно двигались к станции метро, но Денис и я вместе с ним делали вид, что не замечаем этого.

– А как ты узнал, что Яна стащила фотографию у твоей бабушки, если не разговаривал с ней об этом?

– Когда мы с Яной были помолвлены, она любила посещать моих родственников. Особенно ей нравилось в мое отсутствие просить у них небольшие суммы денег, – когда он это говорил, то смотрел не на меня, а под ноги, а голос его стал немного глуше. – Как я позже узнал – для покупки «колес». Думаю, что она часто позволяла себе брать и «сувениры» «на память». Скорее всего, фотографию она забрала в качестве такого «сувенира». Бабушка, впрочем, не замечала пропажи снимка, и не заметила бы никогда, если бы я ее не попросил проверить старые альбомы. Она нечасто заглядывала в вещи своей сестры. Вот и все секреты.

– Как ты думаешь, кто еще может охотиться за этими драгоценностями? От кого прячутся Элла и наш Карпов?

– Ты слишком высокого мнения о моих дедуктивных способностях. Увы, я не Шерлок Холмс. Теоретически, драгоценности очень дорогие. Ради них некоторые личности с низким порогом нравственности могут пожертвовать даже чьей-либо жизнью.

– Ты умеешь успокаивать, – съехидничала я.

– Ну, вот. Я снова свалился с пьедестала. Но у меня есть еще один аргумент в мою пользу. Ты хочешь его увидеть? – он вдруг наклонился, заглянул мне в лицо и встретился со мной взглядом. Не знаю, может, на других женщин его горячий и дерзкий взгляд и не производил такого действия, но мои ноги вдруг стали ватными.

– Какой еще аргумент? – пробормотала я, стараясь отвести взгляд и прийти в равновесное состояние. Иначе можно было свалиться прямо на него.

– Он у меня дома. Пойдем? Обещаю полную безопасность.

Безопасность с ним наедине, да еще и у него дома? Только не это. Я не чувствовала себя в безопасности с ним даже здесь, рядом с метро «Шулявская» в час пик. Поэтому моего остроумия хватило только на то, чтобы отрицательно покачать головой. Он пожал плечами.

– Не буду тебя уговаривать. Но если ты передумаешь, приходи, – Денис помрачнел, и мне показалось, что ему внезапно надоело мое присутствие. Однако вежливость победила. Он спросил – Тебя провести к общежитию?

– Нет. Спасибо. Так можно провожать друг друга до утра.

– Тогда я прощаюсь, – он вдруг наклонился и легко коснулся губами моих губ. – Пока.

– Пока.

МММ быстро направился в сторону эскалаторов. Я смотрела ему вслед и молчала, чувствуя себя полной идиоткой. Если бы он сейчас повторил свое предложение, я бы побежала за ним с благодарной улыбкой на губах. Что же со мной происходит?

Бросив монетку в автомат, мой мучитель вдруг повернулся и посмотрел на меня непривычно грустно.

– А ты даже не поинтересовалась, что же я хотел тебе подарить… – он хотел что-то добавить, но только махнул рукой и исчез в толпе.

* * *

«Я ему нравлюсь!» – Эта глупая мысль гвоздем сидела в моем мозгу и вытесняла все остальные, более конструктивные. Я снова и снова вспоминала наш разговор с Денисом, в основном его заключительную часть. Мое сердце сжималось легко и счастливо, и серый осенний вечер казался мне цветным и прекрасным. Все неприятности, связанные с драгоценностями, казались мне только легким приключением, не стоящим переживаний. С песней в душе я примчалась к нашему общежитию и, не замечая ничего вокруг, влетела в комнату. В это мгновение моя песня умерла, так и не успев родиться. В комнате повсюду были пятна крови. На своей постели лежала Эллочка, ее лицо было похоже на лицо гипсовой куклы, глаза закрыты. Над ней склонились два человека в белых халатах. За столом сидел Игорь. Он выглядел не лучше Эллочки, хотя на его теле я никаких повреждений не заметила.

– Я ее нашел – то ли всхлипнул, то ли вздохнул Игорь. – уже без сознания. Ее кто-то сильно ударил по голове.

Он посмотрел на меня огромными глазами.

– Это я во всем виноват.

– Игорь, в чем ты можешь быть виноват? Что ты мог сделать?

– Ты не понимаешь, – он охватил голову руками – Именно потому, что я ничего не мог сделать! Я заслужил все, что со мной происходит. Идиот.

– Игорь, прекрати истерику. Сейчас выпьем чая и успокоимся. Подожди, я поставлю чайник.

– Нет. Катюшка. Спасибо. Я уже не успею. Мне нужно поехать с ней в больницу, узнать, где она будет находиться, насколько серьезны ее ранения.

Я погладила его по голове, и он прижался к моей руке. Мы молча смотрели, как два санитара принесли носилки и перенесли на них Эллу. Голова у нее была забинтована, тело мягкое, будто в нем не было костей.

Когда носилки унесли, Игорь вскочил, быстро и сильно прижал меня к себе и заглянул в глаза.

– Только не делай глупостей, ладно? Я скоро вернусь.

Такие нежности не были приняты между нами. Не люблю театральности! Но экстренные ситуации вызывают неожиданные действия. Это я понять могла.

– Не волнуйся. Все будет хорошо.

Он так же внезапно отпустил меня и бросился к двери. Я осталась одна. Автоматически собрала окровавленное белье, застелила постель, зажгла настольную лампу. Комната, все равно, была какой-то другой, не моей. Из всех углов на меня смотрел мой ужас. Он медленно подбирался ко мне, сжимал горло и мешал дышать. Я поняла, что если не уйду из этого помещения прямо сейчас, то со мной случится что-то страшное. Во всяком случае, ночевать я здесь сегодня не буду. Ни за что. Я вскочила на ноги и пулей вылетела из общежития в холодную сырую ночь. Мои ноги понесли меня туда, где горел свет, было тепло и на меня чудесными горячими дерзкими глазами смотрело мое счастье. К Денису.

* * *

– Проклятое любопытство! Я пришла за подарком, – ответила я на удивленный возглас Дениса. Он внимательно посмотрел на меня, и его лицо приняло озабоченное выражение.

– Что случилось? – спросил он, одновременно помогая мне снять куртку. – Проходи.

Он повесил ее на гвоздь, обнял меня за плечи, и мне стало гораздо спокойнее. Во всяком случае, зубы перестали отбивать чечетку, и мне удалось более– менее связно изложить последние события.

– Забудь. Элла получила то, чего так добивалась. Надеюсь, что ее потери ограничатся драгоценностями и несколькими днями жизни, которые ей придется провести в больнице. Идем, – продолжая обнимать меня за плечи, он подвел меня к чему-то плоскому и широкому, завешенному тряпкой.

– Сними.

– Что там?

– Твой подарок.

Я протянула руку и быстро сдернула тряпку. Под ней оказалась картина. Она еще пахла невысохшими масляными красками. Прекрасный запах! На картине был написан мой портрет. Вернее, лицо, фигура, руки – были мои. А вот одета я была в платье Ирэн Брюгге. И поза моя повторяла ее позу на фотографии. И на мне были драгоценности. ТЕ САМЫЕ. Девушка смотрела на меня удивленными живыми глазами, будто хотела спросить: «неужели эта мокрая, зареванная курица и есть мой оригинал?»

– Она гораздо красивей меня.

– Нет. Она твое отражение, прошедшее через мое сознание. Такой вижу тебя я.

– Ты меня здорово видишь. Хотела бы я иметь такое зеркало.

– Я согласен им быть до тех пор, пока тебе не надоест.

Какой странный день. Мои чувства регулировались каким-то небесным переключателем: то счастье, то ужас, то снова счастье – никаких плавных переходов. Я смотрела на своего Сказочного Принца и глупо молчала. Не дождавшись реакции на свои слова, он легко поцеловал меня и заглянул в глаза.

– Ну, теперь ты понимаешь, почему я начал искать эти драгоценности? – его глаза смотрели требовательно и горячо, и моя глупая голова начала кружиться.

– Кажется, начинаю понимать, – прошептала я.

– Ах, только начинаешь? – улыбнулся он. – Нужно над этим поработать.

Денис наклонился и снова поцеловал меня в губы. Я ответила, и мы скоро оказались на той самой кровати, где и познакомились. Наше свидание развивалось по тому же сценарию, что и первое, вот только на этот раз во мне ничто не сопротивлялось его рукам и губам. Я хотела забыться, и это у меня получалось даже слишком хорошо. Когда мы дошли до места, где завершилась наша первая встреча, и его руки потянулись к зипперу моих джинсов, раздался сакраментальный звонок. Я нервно хихикнула, а Денис на секунду замер.

– Чшш… – прошептал он. – Давай не будем открывать.

Но этого и не потребовалось. Дверь не была заперта, и вскоре над нашими головами раздался веселый хрипловатый голос:

– Секс втроем? – я застыла и открыла глаза. Над нами склонилось ярко накрашенное личико молоденькой «девочки по вызову». Она чем-то внешне напоминала меня, но мне это почему-то не льстило.

– Я не против. Но только за дополнительную оплату, – раздался из коридора мужской голос.

– Нет-нет. Вы получите, как положено, по тарифу. Не хочу разорять вашего клиента. Я уже ухожу.

Я с силой оттолкнула замершего Дениса и вскочила. На этот раз я выйду через дверь. И больше ни за что в нее не войду.

– Подожди! Ты же не должна была прийти! Я просто не хотел оставаться один!

– Ты и не остаешься, – я изо всей силы хлопнула дверью и побрела к общежитию пешком.

Круг замкнулся. Небесный переключатель снова сделал свой щелчок: от счастья к полному отчаянию.

* * *

Опустошенная, но успокоенная, я добрела до общежития уже к рассвету. Рядом с подъездом на скамейке угадывались неясные очертания сидящего человека. Я настолько устала, что даже не испугалась.

– Привет! – на скамейке покорно мерз Игорь. – Ты из больницы?

Он кивнул.

– Давно пришел?

– Пару часов назад.

– Как Элла?

– С ней все в порядке. Череп цел, ничто не сломано. Только сотрясение мозга, да рассекла себе кожу об угол дома, когда падала. Неделю полежит в больнице.

– Слава богу! А почему же у тебя такой кислый вид? И почему ты уже пару часов сидишь на скамейке, а не спишь после сумасшедшего дня?

– Тебя жду.

– Почему?

Он помолчал, потом, сделав над собой усилие, спросил.

– Ты была у него?

– У кого? – не сразу сообразила я.

– У Дениса. Ты была…с ним?

Сначала я хотела огрызнуться и уйти в комнату. Но потом все мои нынешние горести вдруг навалились на меня невыносимой усталостью и равнодушием. Ноги мои подкосились, и я плюхнулась на лавку рядом с Игорем.

– Если тебе это интересно, то из меня любовницы не получилось.

– Как?

– По расписанию Дениса сегодня оказался не мой день, – я вспомнила сцену в постели и засмеялась. Во всяком случае, попыталась засмеяться. – Никому я не нужна.

– Ты нужна… мне, – он что-то внимательно рассматривал на кончиках своих кроссовок.

– Конечно, а еще маме и папе. Ты же понимаешь, что я не это имела в виду.

– А я, именно, это, – он грустно посмотрел на меня покрасневшими от бессонной ночи глазами.

– Не понимаю, – мне казалось, что Горошек жалеет меня, и мне это не нравилось.

– Где тебе! Я же – Горох, о котором ты знаешь все. «Даже на каком горшке он сидел в детстве». Никакой романтики! Вот МММ или «Поэт» – это так таинственно!

Я вздрогнула. Никогда я не разговаривала с Игорем о «Поэте» и только мой милый «Поэт» знал, что я называю Дениса МММ (Мужчина Моей Мечты). Страшное подозрение мелькнуло в моем мозгу.

– Откуда ты знаешь о «Поэте»? Ты подсматривал наши разговоры?

Он грустно засмеялся.

– Приятно все-таки сознавать, что не так уж ты меня и хорошо знаешь. То, что «Поэт» – это я, ты мысли не допускаешь?

Я лягу спиной на скамейку в парке, А ты положи мою голову к себе на колени…

Как ты не догадалась, ведь мы с тобой в нашем парке обычно сидим именно так.

Я замерла. Не может быть! С другой стороны, какой для него смысл обманывать? Может, он просто издевался? Зачем? Мы же не ссорились!

– А зачем нужна была вся эта конспирация? – осторожно спросила я.

Он пожал плечами.

– А ты захотела бы слушать эти стихи, если бы тебе писал их не «Поэт», а я?

Он был прав. Я просто высмеяла бы его. Неужели я НАСТОЛЬКО дура? Нет-нет.

– Нет-нет. Подожди. Ты же в Эллочку был влюблен? Ты только что себя обвинял во всех ее бедах!

– Потому что я во всем виноват.

– Ты говорил, что и она к тебе привязана.

– Конечно, привязана. Эллочка – моя двоюродная сестра.

– Я не знала.

– Потому что никогда не интересовалась моей жизнью. Так вот, Эллочка приехала по просьбе Яны к Денису. Яна просила Эллу уговорить его вернуться к ней. Но это оказалось совершенно бесполезным занятием. Если бы не я, она давно вернулась бы домой. Но получилось по-другому. Элла видела нас с тобой вместе и быстро сообразила, как я к тебе отношусь и в чем моя проблема. Как всегда в ее голове промелькнула очередная гениальная мысль заставить тебя ревновать. Поэтому мы и начали разыгрывать под ее руководством этот спектакль со страданиями и переодеваниями. Она устроилась в институт и сумела переехать к тебе в комнату, чтобы держать все под контролем. К сожалению, как и в отношении Яны, ее план не сработал. Она уже начала собираться домой, почему-то передумала. Через некоторое время я и вовсе перестал ее понимать. Она изменилась. Стала рассеянной, раздражительной. Постоянно куда-то пропадала. Когда она исчезла совсем, я, действительно, начал очень волноваться. Я же не знал, что она начала претворять в жизнь следующий свой гениальный план, связанный с драгоценностями. Кроме того, мне постоянно звонила ее мать и спрашивала о ней. А что я мог сказать?

– И начал во всем обвинять себя, – в этом был весь Горох. Всегда за всех в ответе, как пионер.

– А потом… Я же сам вас с Денисом познакомил! Все безнадежно, правда? Я, действительно, пустоголовый Горох, – продолжал истязать себя Игорь.

Боже мой! Когда же окончатся эти сутки. С утра прошлого дня на меня падают неожиданности, как конфетти на маскараде. И нет этому конца. И с каждой новой неожиданностью я становлюсь все более одинокой. Я заглянула в глаза Игорю и увидела в них свое отражение, ласково прикоснулась к его плечу, и он резко отодвинулся от меня.

– Слушай, Горошек. Давай пойдем спать. Мы слишком много наволновались сегодня. Это просто стрессовая ситуация выбила нас из колеи. Я совершенно ничего не соображаю. Завтра на свежую голову разберемся во всем. Но чтобы ты спал спокойно, могу сказать, что с Денисом у нас все окончилось, так и не начавшись. Вставай. Ты сейчас примерзнешь к скамейке.

Игорь покорно кивнул, и мы двинулись каждый в свою комнату.

* * *

В кровать я, конечно же, ложиться не стала. Глупо ложиться спать, если через час тебе уже нужно быть в институте. Я села за стол, включила лампу и попыталась хотя бы что-нибудь подготовить к семинару по истории. Идея была провальной с самого начала. Вместо смысла слов, прочитанных в книге, я видела только буквы, которые не хотели складываться в слова. Вместо этого в голове прокручивались последние события. Денис, в общем, не удивил меня. Глупо было рассчитывать на что-то другое. Мне было горько, но потрясения я не ощущала. Но Горох! Простой и понятный, почти родной и такой предсказуемый, и вдруг он – «Поэт», эрудированный, ироничный, загадочный. Я попробовала представить Игоря, сочиняющего стихи. Нет. Все безнадежно. Образы не сливались. Воспоминание об Игоре не вызывало волнения ни духовного, как при общении с «Поэтом», ни телесного, как при общении с МММ. Эллочкина идея заставить меня посмотреть на Горошка другими глазами не сработала. Он навсегда останется для меня только другом. Однако я сильно сомневалась, что он на это согласится. Поэтому можно было заключить, что итогом дня была потеря одного потенциального возлюбленного, одного очень близкого друга и одного виртуального поклонника. В сумме получался нуль. У меня не осталось никого, с кем мне хотелось бы общаться. На душе было отвратительно, и страшно жалко себя. Я, наверное, поплакала бы, но для этого эмоционального всплеска слишком устала, и мои чувства несколько атрофировались.

Говорят, чтобы выйти из состояния депрессии, нужно сначала поддаться ей и упасть на самое дно отчаяния, оттолкнуться от него и снова вынырнуть на поверхность нормального бытия. Следуя мудрому совету, я попробовала убедить себя, что жизнь – это сплошная гадость. Однако все во мне возражало этому тезису. И самоубийцей я не смогла себя представить даже виртуально – жизнь, все-таки, пока еще мне не надоела. Значит, нужно побыстрей выныривать на поверхность. Пусть даже там придется начинать с нуля.

Как ни странно, после этой мудрой мысли мне стало немного спокойнее, я почувствовала себя одинокой и свободной и постаралась сосредоточиться на пропавшем парюре. Вся авантюра, связанная с фальшивыми драгоценностями, представлялась мне, как захватывающее кино в стиле исторических детективов Акунина. Только конец оказался печальным. Никто из главных героев не нашел своего счастья. Шмавца, скорее всего, убили в Швейцарии по заказу Брюгге. Пулавский провел всю свою жизнь в глухом сибирском селе. Островцев, который по какой-то причине все-таки обменялся альбомами с Мариновичем (возможно, сам Маринович заметил, что у него оказался чужой альбом), так и не понял тайны, заключенной в одном из них. А может, просто не успел – был репрессирован и окончил свою жизнь в каком-нибудь лагере. И все страсти разгорались из-за подделки, жалкой бижутерии. Грустно, но, по крайней мере, почти все загадки половины парюра прояснились. Оставались открытыми более животрепещущие для меня вопросы. Кто напал на Эллу? Пострадал ли Карпов, или нападение – его рук дело? Куда исчезли фальшивые драгоценности? О каком сроке разговаривали Элла и Карпов, когда их разговор подслушала Лариса?

Мне казалось, что ответ где-то в моей голове. Что говорил по поводу продажи драгоценностей Пулавский? Он назвал предполагаемую цену гарнитура, но предупредил, что продать его практически невозможно. Слишком известная вещь среди ювелиров и с криминальным прошлым. Продавать же ее черным скупщикам очень опасно. Вывод: самый простой выход из положения – предложить их владельцам дома Брюгге Они, без сомнения, не откажутся от такого приобретения. Особенно, если им известна тайна гарнитура. Конечно! Это богатый ювелирный дом, со старинной историей и железной репутацией. Если кто-нибудь узнает о том, что его основатель начинал, как мошенник, респектабельность этого дома будет под вопросом. Гипотеза о покупателе из Дома Брюгге мне показалась интересной. Кроме того, она была одной из немногих моих версий, которые возможно проверить. Я посмотрела на часы. Стоило поторопиться. Надо успеть добраться университета до того времени, когда по коридорам начнут сновать преподаватели, а в аудитории сонно сползаться студенты.

Охранник только лениво махнул рукой мне вслед, когда я ворвалась в вестибюль и устремилась прямо к кабинету зав. кафедрой Карпова Е. Б. Для того, чтобы вскрыть дверь, у меня была заготовлена шпилька. Я никогда не пользовалась шпильками таким образом, но если это получается у других, неужели не получится у меня? Однако дверь, к моему удивлению, была не заперта. Я поторопилась к книжному шкафу. Книг было много, и все старые и скучные: учебные руководства, методические пособия, узкоспециализированные исторические труды середины прошлого века. Яркое иллюстрированное издание о Юргене Брюгге выделялось на этом тусклом фоне ярким пятном. Быстро оглянувшись, я схватила драгоценное издание и быстро пролистала его до нужной страницы. Есть! Изучал это издание мой преподаватель очень скрупулезно. Непонятные слова немецкого языка были выписаны на листик, вложенный в книгу вместо закладки, и тщательно переведены. Фамилии трех молодых людей – подчеркнуты. Неужели Карпов, все-таки, и есть главный злодей? Тогда бомжик рядом с общежитием – его помощник? Я представила проницательные холодные глаза бомжа. Глаза. Карпов всегда носил очки, которые искажали его взгляд. А если представить, что он их снял? Я попробовала мысленно снять с Карпова очки. Нет. Бомж не помощник. Лицо Карпова без очков было лицом бомжика у дверей выставки. Конечно, оно было подгримировано, и все же, это было одно и то же лицо. Карпов не рискнул вовлекать посторонних людей в свои дела. Чего же он боялся? Я села за стол и начала листать книгу. Может, в ней найдется какая-нибудь запись, заметка, которая могла бы что-то объяснить. К сожалению, мои труды были настолько же скучны, насколько бесполезны. Время поджимало, и единственное, что мне еще оставалось – это переписать адрес Ювелирного Дома Брюгге. Я начала торопливо листать книгу, стараясь добраться до ее конца, где наверняка размещалась реклама и адреса, но закончить это свое занятие не успела.

– Коваленко! Вы что делаете в моем кабинете? – возмущенно проскрипел надо мной голос Карпова. – Не трогайте издание! Это редкая и дорогая вещь! Подумать только! Нельзя ни на минуту оставить кабинет открытым!

Я посмотрела на моего преподавателя, как на привидение. Почему я была так уверена, что он скрывается и больше в кабинете не появится? Он был удивительно реален, совершенно спокоен, полон сил и очень раздражен. И на его лице не было заметно мук нечистой совести – только гнев. Вся моя красиво построенная версия о соучастии Евгения Борисовича в Эллочкиной афере стремительно понеслась под откос! Мало ли высоких и худых людей в Киеве и за его пределами? Да и его лицо мне уже не казалось таким уж похожим на лицо бомжика с выставки…

Я резко вскочила и выронила издание из рук. Оно с глухим стуком упало на пол. Брови Карпова сдвинулись, и я бросилась под стол за книгой, отчасти, чтобы поднять ее, а отчасти, чтобы не видеть выражение лица моего преподавателя. Книга была в полном порядке. Но из ее страниц выпал небольшой клочок бумаги. Не задумываясь, сунула его в карман куртки и виновато вылезла из-под стола. Нужно было срочно объяснить свое поведение, и как можно правдоподобнее.

– Извините, Евгений Борисович. Просто Вас так долго не было, а я никогда не видела такой книги. Я не знала, что ее брать нельзя. Она совершенно целая. Только исчерканная в конце. Но это сделала не я.

Я хотела посмотреть на его реакцию, и была тотчас вознаграждена. У моего врага очки съехали на кончик носа. Он был потрясен.

– Вы хотите сказать, что кто-то рисовал в этой книге?

– Я думала, что это вы.

– Да вы смеетесь! Это библиотечная книга. Она была совершенно новая! Где?

– Ближе к концу.

Он взял том в руки, внимательно осмотрел его, нашел место, где книга была исчеркана карандашом. Потом схватил ластик и начал лихорадочно стирать надписи.

– Ах, бессовестная девчонка! Как можно так обращаться с такой вещью! За это надо наказывать.

«Какое лицемерие» – мелькнула у меня в голове мысль.

– Но это сделала не я!

Мой испуганный вид смягчил сердце хозяина кабинета. Он постарался взять себя в руки и сказал почти нормальным голосом:

– Я знаю, что это не вы. Это новенькая лаборантка – Элла. Она очень была привязана к этой книге. Больше никогда не берите чужие вещи без разрешения. Чего вы хотели?

– Можно мне сдать темы, которые я вам задолжала, не на экзамене, а раньше?

Он с удивлением взглянул на меня.

– И ради этой просьбы вы пришли в университет на полчаса раньше?

– На пятнадцать минут. Я старалась вчера найти Вас на переменах между парами, но безуспешно. Поэтому решила встретиться с Вами до занятий. Подошла – а дверь открыта…

Глаза мои излучали столько чистоты и искренности, насколько хватало моего актерского таланта. Я знала, что эти дни Карпов отсутствовал на работе, поэтому моя история была правдоподобной. И он поверил. Мой мучитель посмотрел свое расписание и назначил время, когда он мог меня принять. Наша беседа была окончена, конфликт исчерпан.

Конечно, теперь мне придется дополнительно потрудиться, но в данный момент первым всеобъемлющим и полностью захватывающим все мои ощущения было чувство облегчения, граничащее со счастьем. Возможно, этот человек опасен, но я буду его бояться потом. Сейчас он ничего не заподозрил. Я в относительной безопасности и свободна. В кармане у меня записка, которая, возможно, подскажет, кто и когда должен купить этот многострадальный гарнитур. А если повезет, мне удастся вывести притворщика Карпова на чистую воду. Как чудесно он разыграл удивление и возмущение! После того, как мое проклятое любопытство будет удовлетворено, я успокоюсь. И тогда можно будет начать новую жизнь с новыми друзьями и новыми правилами, главное из которых никогда ни во что не вмешиваться. И никаких принцев на белых лошадях, никаких виртуальных поэтов и близких друзей. Баста! Впереди будет только необыкновенная легкость бытия!

Прозвенел звонок, вдохновленная своими размышлениями я попрощалась с преподавателем истории и под его хмурым взглядом выпорхнула прочь. В коридоре мялся Игорь.

– Что ты там делала? Он тебя вызвал? Все в порядке? – невинно спросил он, как ни в чем не бывало. Уж не приснилось ли мне его вчерашнее ночное признание? Я внимательно посмотрела на Гороха. В нем не было ни тени притворства, в глазах забота и сострадание. Наверное, начать с чистой страницы не удастся. Горох не желал исчезать из моей жизни. Придется взять этот пережиток прошлого с собой. Я вздохнула и тоже сделала вид, что вчерашнего вечера не было. Мало ли что происходит между друзьями!

– А я услышал за дверью твой голос…

– И решил дождаться выноса тела, – засмеялась я – Все в порядке. Подробности потом. Пошли отсюда поскорей.

Мы поспешили в лекционный зал. Записка в кармане куртки прожигала дыру в моем терпении, но вынуть ее не было никакой возможности. В коридоре к нам присоединились другие наши однокурсники, а в аудитории к Игорю подсела Лариса. Она уже полностью оправилась после репрессий и демонстрировала боевую раскраску и новенький мобильник. Игорь мельком посмотрел на нашу подругу и отвернулся. Он не мог простить ей унижения, которое испытал во время милицейского допроса.

– Ты не хочешь, чтобы я вас с Катюшей сфотографировала? У меня в мобилке такой классный встроенный фотоаппарат! – безуспешно пыталась обратить на себя внимание девушка.

– Сфотографируй нас! – откликнулись на ее призыв несколько наших однокурсников, и Лариска побежала к ним хвастаться своим приобретением. Она отлучилась ненадолго, поэтому я поспешила рассказать Игорю о результатах моих поисков в кабинете нашего историка. Вытащить записку не посмела, потому что Лариска постоянно косилась в нашу сторону. А снова втягивать ее в это дело мне не хотелось.

– Представляешь, я нашла у Карпова книгу о парюре с русским переводом от руки на полях, а он делает вид, что ничего об этом не знает.

– Ты искала у него книгу?! И он тебя за этим занятием застал? – Горох не мог поверить, что я настолько глупа – Ты смерти своей ищешь? Тебе мало шишки на голове?

– Ничего. Я выкрутилась. Во всяком случае, в университете он на меня нападать не стал.

– А если он действительно в это дело не замешан?

Я вздохнула. Карпов был настолько натурален в своих эмоциях, что я далеко не была уверена в своих обвинениях.

– Он высокий, худой и носит пальто.

– Как и сотни других высоких и худых мужчин.

– А где он пропадал все эти дни?

– Кто пропадал? – заинтересовалась вернувшаяся Лариса.

– Карпов.

– Это просто. Его вызвали телеграммой. Его матери было плохо. Она живет в селе, и у нее нет телефона. Он не мог позвонить и предупредить сразу, что задержится.

Мои аргументы таяли, и только наличие в кармане записки могло что-нибудь мне пояснить. Но это, похоже, произойдет только после занятий. Мне осталось только надеяться, что за это время я не успею умереть от любопытства. В аудиторию вошел наш математик, и нам пришлось сосредоточиться на лекции.

На улице к вечеру сильно похолодало, зато воздух стал сухим и прозрачным. Я поежилась в своей легкой куртке. А может, тепло и влажно – это не так уже и плохо?

– Замерзла?

– А ты?

Игорь расправил свою косую сажень в плечах и сделал вид, что ему все нипочем. Но руки его покраснели, и было заметно, что он пытается сдержать мелкую дрожь.

– Ну, что там у тебя припрятано в кармане?

– Ты заметил?

– Да ты оттуда руку не вынимаешь весь день.

Я улыбнулась его наблюдательности и вынула записку. В ней было написано совсем немного. «Пятн. 18.30 у П.». Мы с Игорем переглянулись.

– Что это за пляшущие человечки? – прозвучал откуда-то сбоку бодрый голос Дениса. Он, как всегда внезапно материализовался прямо у нас за спиной. Я вздрогнула и посмотрела на его жизнерадостное лицо. В нем тоже не было ни малейшего намека на наш скандальный разрыв. Неужели мне приснился весь вчерашний вечер? Во всяком случае, без сомнения, Денис тоже не желал уходить из моей жизни. Он смотрел на меня своими насмешливыми глазами, но к моему удивлению никакого трепета это во мне не вызывало. Я не чувствовала также обиды и горечи. Его очарование больше не действовало на меня. Меня внезапно одолел приступ смеха. Я смотрела на моих незадачливых возлюбленных и хохотала, как сумасшедшая. Мои спутники сначала удивленно смотрели на меня, а потом тоже расхохотались. Жизнь, все-таки, удивительная вещь. А если так, то зачем ее начинать заново?

– Ладно, – сказала я успокоившись. – Вернемся к нашим баранам. Мы двинулись в сторону общежития уже втроем. – Думаю, что это время встречи.

– Кого с кем? – удивился Денис. И мне пришлось повторить рассказ о своих нынешних подвигах на бис.

– Так ты думаешь, что это дата свидания Карпова с покупателем?

– Я не уверена, но думаю, что мы легко можем это проверить.

– А ты права. Сегодня пятница. Сейчас пять часов вечера. Только где? Что такое П…?

Я посмотрела на Игоря и улыбнулась.

– Игорь, ты не собирался сегодня к Элле в больницу?

– Точно! Я думаю, что после того, как ее напарник так с ней поступил, она не откажется ему немного насолить.

– А если ее ограбил не напарник?

– Тогда свидание не состоится. Но мы сможем посмотреть на покупателя.

Денис был прав. Игорь попросил меня зайти в общежитие и взять некоторые из Эллочкиных вещей, которые медсестра посоветовала принести в больницу.

– И поторопись. У нас всего час. А это место П. может находиться в другом конце города.

Я и сама это понимала, поэтому не стала огрызаться. Кроме того, от холода меня била дрожь, и очень хотелось надеть под куртку свитер.

Влетев в свою комнату, я быстро переоделась и начала торопливо собирать Эллочкины вещи.

– Эй! Ты чего роешься в моих вещах? – вдруг остановил меня женский голос. Я посмотрела в сторону Эллочкиной кровати и опешила. На постели лежала сама Элла с перевязанной, как у раненого солдата головой.

– Ты? А что ты тут делаешь?

– Я здесь живу.

– Тебя выписали?

– Как видишь.

По всей вероятности Игорь преувеличил степень повреждений, которые нашли у Эллы в больнице.

– А меня Игорь попросил собрать твои вещи. Мы хотели навестить тебя в больнице.

– Какая забота! С чего бы это?

– Наверное, из чувства долга.

– Это ты об Игоре. А ты? Только не говори, что из сострадания. Для этого я слишком сильно тебя тогда ударила по голове.

– Не буду. Мотив вполне прагматический. Мне хочется знать, что это за встреча у вас сегодня в шесть тридцать у П.

– Не догадываешься?

– Приблизительно. Только не знаю, где это у П.

– Почему ты думаешь, что я захочу тебе это рассказать.

– Я думала, тебе будет приятно немного испортить игру твоему партнеру.

– Ты права. Он слишком перестарался, когда выдирал у меня из рук сумочку, – она потрогала рукой перебинтованный затылок. – С вами он работал аккуратнее.

– Сделка состоится у Пулавского, на выставке.

– А почему у Пулавского?

– Там было бы удобнее всего. Закрыли бы выставку. И никаких свидетелей.

– Так твой партнер не Крапов?

Элла засмеялась, но тут же схватилась за голову и застонала.

– Этот параграф ходячий? Ты шутишь? Пулавский с самого начала все спланировал. Только немного ошибся, спутал меня с тобой. Начал мне плести всякую ерунду о каких-то легендах, наследстве. Да я сразу все поняла. Я ведь книгу читала, а после и фото у Янки выпросила. Пришлось брать меня в компаньоны. Но, как видишь, все равно он меня переиграл. Вы там осторожнее. Не верьте ни одному его слову. Потом расскажете, как все прошло. А я посплю. Сильно голова болит.

Она откинулась на подушку. Вид у нее, действительно, был не самый здоровый. Во всяком случае, цвет лица не намного отличался от цвета белой подушки, под глазами синяки, а губы пересохли. Но у меня к ней был еще один вопрос.

– Кстати о чужих вещах. Где мой мобильный?

– У тебя в столе. Воды дай?

Стакан кипяченой воды тут же оказался на ее тумбочке. Она глазами поблагодарила меня, я достала из своего письменного стола мобильник и заторопилась к ожидавшим меня на улице мужчинам.

Они стояли около общежития закоченевшие и злые. Наверное, общение друг с другом не очень их согревало.

– Ты чего там возишься? Уже пять тридцать! – набросился на меня Игорь – Нам еще в больницу ехать!

– В больницу не надо. У П. – это у Пулавского на выставке.

– Откуда ты знаешь? – удивился Денис.

– Ваша умирающая уже в нашей комнате в общежитии. Все мне рассказала. Поехали, по дороге сообщу подробности.

Все то время, пока мы добирались до выставки, мои друзья бурно восхищались, как ловко нас Пулавский обвел вокруг пальца. Никто из нас никогда не думал, что таинственный напарник Эллы может оказаться Иваном Эдуардовичем. Хотя, если бы кто-нибудь задумался над событиями в их логической последовательности, заметил бы, что повсюду, где что-либо происходило, волшебным образом появлялся наш бывший экскурсовод. Конечно, теперь ко всему, что он нам говорил, можно было относиться с сомнением. И сказки о высоких и худых мужчинах, о таинственных соперниках с пистолетами – все это было из области его богатой фантазии. Правда была проста: Пулавский нашел в нашем лице дураков, которые сделали для него всю работу. И эта правда нам очень не нравилась. Поэтому направились к выставке в горячей решимости отнять у него эти безделушки и расстроить сделку. В конце концов, это для его же блага. Останется беден, но жив.

Мы все-таки опоздали. Когда нам удалось добраться до заветного дома, часы показывали уже восемнадцать сорок. Дверь была заперта. Мы постучали. Но ответа не последовало.

– Поздно! – досадливо воскликнул Игорь.

– Погоди! – остановил его Денис и указал рукой на зашторенное окно. Где-то в глубине комнаты горел неяркий свет.

– У нас все равно нет ключа, – махнул рукой Игорь.

– Ошибаешься, – засмеялся Денис и вынул из кармана куртки ключ. – Он лежит у меня с тех пор, как я выпустил вас на свободу. Я совсем о нем забыл. Надо же, пригодился.

Он подозрительно посмотрел на меня и погрозил мне пальцем.

– Не сметь обвинять меня в подготовке к ограблению выставки. Я не увлекаюсь фотографией. Тем более копиями.

Я невольно засмеялась. Мне было легко и по-дружески приятно общаться с ним. Никакого волнения в крови. Наваждение прошло.

Мы открыли дверь и вошли внутрь. Выставка была пуста. Там, где раньше висели фотографии, красовались голые стены. В глубине подсобного помещения горел неярко свет. На письменном столе, освещенном настольной лампой, лежал конверт с надписью «Кате и ее друзьям». Я торопливо открыла его и вынула письмо.

Дорогие друзья!

Если вы читаете это письмо, значит, вы не поверили в то, что драгоценности фальшивые.

Поверьте – это правда. Я знал это с самого первого дня поисков. Мне как ювелиру прекрасно известно, что ни один из нас не доверит драгоценности такой стоимости не только каким-то неопределенным молодым людям, но и своей дочери. Такие вещи, как правило, хранятся либо в банке, либо в сейфе под семью замками. И, в то же время, мне совершенно очевидно, что юноши получили подделку, исполненную самим мастером, – иначе можно было что-либо заподозрить. В книге Эммы Грюнвальд описываются камни, их качество, качество и тип огранки каждого, очень подробно. Откуда можно было получить такое описание, если гарнитур утерян задолго до рождения автора? Да только из страховых документов! Такие ценности страховались и страхуются обязательно. При этом они должны пройти тщательную экспертизу. Отсюда можно сделать вывод, что драгоценный гарнитур существовал, но не попал в руки нашим юношам и не был вывезен из России. Я поискал описания других драгоценных гарнитуров, созданных руками мастера, и понял: гарнитур был уничтожен. А его материалы пущены на изготовление других изделий. Тогда эта авторская копия – единственный образчик уникального изделия.

Я не буду объяснять вам детали, но очень скоро вы убедитесь, что умный и трудолюбивый человек, может заработать с помощью этого шедевра целое состояние.

Элла считала, что я договорился о продаже с наследниками дома Брюгге. Она ошибалась. Это слишком опасно. Нельзя доверять людям, когда появляется риск их разоблачения. Мне лишние неприятности ни к чему, поэтому я просто позволил девочке так думать. Она поверила в сказку и очень помогла в поисках. Очень сожалею, что не рассчитал своих сил и слишком сильно толкнул ее. Но надеюсь, что с ней все обойдется. Вы также были бесценны. Я искренне вам благодарен. Извините, если иногда приходилось по моей вине чувствовать дискомфорт, но я старался причинить как можно меньше зла.

Итак, надеюсь, со временем вы будете даже благодарны мне за милое приключение, которое будете часто вспоминать в кругу семьи, когда станете постарше.

Прощайте. Следите за российской прессой.

Ваш преданный Пулавский И. Э.

P. S. А теперь, бегите прочь из этого помещения. Оно на сигнализации. Несколько минут спустя нагрянет милиция. Вам будет очень сложно объяснить им, как и зачем вы оказались в этом месте в это время.

Мы переглянулись, пулей вылетели на улицу и бросились за угол. Я споткнулась о какой-то предмет и едва не упала. Игорь подхватил меня. Под моими ногами спал бомжик. Я нагнулась и присмотрелась к нему. Как я могла подумать, что он похож на Карпова? Бордовое, сморщенное, беззубое лицо. А запах! Старая, высохшая грязь вперемешку с мочой. Так невозможно пахнуть нарочно. Старый алкоголик счастливо улыбнулся во сне, даже не догадываясь, что является еще одним доказательством моего полного фиаско в качестве детектива, и перевернулся на другой бок. Мы обошли это божье создание, и я посмотрела на Игоря. Он пожал плечами и спросил:

– Ну, что? Похож?

– Ты издеваешься?

– У тебя всегда было богатое воображение.

– Приятно чувствовать себя дураком, – пробормотал Денис, он думал о письме и не обращал внимания на наш разговор.

– Ты прав, у меня то же ощущение, – поддержал его Игорь.

– Интересно, зачем ему эта бижутерия? – поинтересовалась я и тряхнула головой, стараясь избавиться от ненужных мыслей. – Не буду гадать. Все мои гадания до сих пор не сбывались.

– Давайте подождем. Жизнь полна удивительных поворотов. А пока, может, пойдем, отметим завершение нашей истории? Тут недалеко есть прехорошенькое кафе, а на улице, похоже, становится все холоднее, – предложил, наконец, Денис и наша странная компания двинулась в нужном направлении.

Денис оказался прав. Ответ на свой вопрос я получила через полгода. Восьмого марта мне пришла из далекого Новосибирска ценная бандероль. В ней оказалось письмо с приколотой к нему вырезкой из какой-то местной Новосибирской газеты и, к моему величайшему удивлению… многострадальный полупарюр.

В газетном листке карандашом была обведена статья в рубрике «Светская жизнь». В этой небольшой заметке рассказывалось о чудесной находке, сделанной известным Новосибирским ювелиром Пулавским И. Э. Перестраивая сельский дом своего деда, он нашел там раритетный драгоценный гарнитур работы знаменитого ювелира Юргена Брюгге. Господин Пулавский заявил, что гарнитур был подарен его предку Ирэн Брюгге, как прощальный подарок перед отъездом ее семьи в Швейцарию, поэтому по праву принадлежит ему, как единственному наследнику. Учитывая имя автора гарнитура и его таинственную историю, набор был продан местному олигарху за восемьсот тысяч американских долларов.

Я вспомнила, что именно эту сумму называл нам когда-то Пулавский. Он рассчитал все еще тогда. После заметки было прочитано и письмо.

Дорогая Катя.

Как видишь, полупарюр мне уже принес если не счастье, то обеспеченную старость. Кроме того, я доказал себе, что являюсь ювелиром, равным по мастерству с Брюгге. Если бы ты видела мой шедевр! Его подлинность подтвердили ювелиры из дома Брюгге. Сама Эмма Грюнвальд объявила, что не имеет ко мне никаких имущественных претензий, и назвала обвинение юношей в краже досадным недоразумением. Ты, наверное, догадываешься почему.

К сожалению, не могу держать у себя дорогой моему сердцу образец. Если его случайно найдут… Сама понимаешь. А выбросить такую уникальную вещь – рука не поднимается. Высылаю тебе твой полупарюр. Ты имеешь полное право им владеть. Надеюсь, что тебе он тоже принесет удачу.

Это наш последний контакт. Прощай.

Пулавский И. Э.

P. S. Шантажировать меня не пытайся. Я всегда смогу доказать, что это грубая подделка.

Я никому не рассказала о подарке Пулавского. Зачем? Приятно смотреть на моих друзей и знать, что у меня есть своя маленькая тайна. Набор хранится глубоко на дне моего чемодана всеми забытый. И только мама, навещая меня, иногда примеряет его. Посмотрит на себя в зеркало, вздохнет и снимет. Ей почему-то становится грустно. Может, стоит снова спрятать его в альбоме и вернуть прабабушке Оле?