Моя предполагаемая наставница жила в огромном каменном строении с устрашающей лепниной в виде серпов и молотов по периметру и внушительно-мрачными звездами на башне. Не знаю, как там внутри, но снаружи находиться было страшновато. Так и казалось, что к подъезду на служебном автотранспорте подкатит товарищ Берия или его собрат по партии и я обнаружу, что оказалась не в своей эпохе.

Отругав себя за глупую впечатлительность, я собрала остатки воли в кулак и шагнула в подъезд. Внутри стало не так страшно, хотя стены и потолок, выкрашенные в темно-серый цвет, все равно давили на психику и напоминали мне, простой смертной, о собственной уязвимости и незащищенности. Как странно. Что-то подобное я ощущала и прежде, только это было в судебно-медицинской анатомичке 1-го меда, куда я по собственной глупости когда-то сунулась, пытаясь произвести впечатление на кавалера-медика. Признаюсь, мне это почти удалось, за исключением одного пустяка. Впечатлился не приятель, а я сама. И очень надолго. Тогда я осознала, как хрупка человеческая плоть и как беззащитна она перед многочисленными превратностями судьбы. Сейчас же я всеми порами прочувствовала оголенность собственных нервов и податливость психики. Вероятно, так и было задумано.

Только почему я раньше ничего подобного не испытывала? Ведь неоднократно видела подобные сооружения, но никогда у меня не было столь гнетущего чувства. Неужели голодание до такой степени обострило восприятие? Я об этом тоже читала, но, пока не почувствовала, всерьез не задумывалась. И если быть честной хотя бы по отношению к себе, я нисколько не рада такому подарку, предпочла бы его вернуть обратно и навсегда забыть о пережитых ощущениях!

Лифт не работал, и прекрасно — путешествие на девятый этаж, особенно с учетом того, что высота потолков была просто невиданной, метров пять, вытеснило все ненужные эмоции. Когда я наконец доковыляла, сердце колотилось как бешеное, в висках пульсировала кровь, а в горле появился ком, сглотнуть который не было никакой возможности. Безумно хотелось пить, а воды с собой я, как на грех, не захватила.

Отдышавшись, я принялась давить на кнопку звонка, моля Бога, чтобы Горгиппия Станиславовна оказалась дома и чтобы у нее не было предубеждения против несанкционированного вторжения молодых почитательниц ее педагогического таланта. Если я не посижу на чем-нибудь мягком и мне не нальют воды даже из-под крана, обратный путь мне не проделать ни за что на свете.

— Кто там? — Женский голос из-за двери принадлежать профессорше не мог. Если только она не раздобыла средство Макропулоса и не скинула с плеч три-четыре десятка лет.

— Я к Горгиппии Станиславовне, — как можно любезней откликнулась я.

— Нет ее и не будет! — В отличие от меня дама по ту сторону двери отнюдь не стремилась расположить к себе собеседницу. Более того, судя по звуку удаляющихся шагов, она вообще не намеревалась вступать со мной в переговоры.

Я нажала на кнопку еще раз, и на сей раз не отпускала ее довольно долго. Надеюсь, дама догадалась, что просто так я не уйду.

Она и впрямь оказалась особой сообразительной и соблаговолила объяснить, что профессорша приказала долго жить и, даже если я останусь тут навечно и буду трезвонить без перерывов на обед и сон, поговорить с Горгиппией Станиславовной мне не удастся.

— Может, вы мне все-таки откроете? — взмолилась я. — Я ее аспирантка, и мне нужно поговорить.

— И не подумаю пускать кого ни попадя, — отозвалась грубиянка. — Говорю же, нет ее! Померла! Непонятно?

Надо же, какое невезение! Что-то делать все равно надо было, а я не могла сосредоточиться. Как мне не повезло с Горгиппией, у нее бы я обязательно хоть что-нибудь узнала. Про больницу, про лечащего врача, да мало ли что можно было вытянуть из пожилой женщины, расспрашивая о здоровье? А теперь придется бежать по другим адресам и придумывать несуществующие предлоги для вторжения. Мне стало себя так жалко, что я горестно всхлипнула. Дверь квартиры напротив распахнулась.

— Вы кто? И почему сидите на холодном полу?

Женщина, проявившая ко мне интерес, выглядела лет на сорок, но если в ее возрасте у меня будут такие синяки под глазами и такие редкие, нечесаные волосы, то я, по крайней мере, позабочусь, чтобы хоть домашний халат не вызывал в окружающих готовности оказать мне немедленную материальную помощь!

Обрадованная человеческим участием, я поведала трогательную историю несчастной аспирантки.

— А Симка, значит, и на порог не пустила? — понимающе кивнула соседка. — Да что с нее возьмешь? Стерва она, причем редкостная. И хамка, каких поискать.

С характеристикой я была согласна целиком и полностью и рекомендации для вступления в общество любителей изящной словесности Серафиме бы давать поостереглась. Легче мне, тем не менее, не стало. Пол и впрямь оказался холодным, а меня и так постоянно знобило.

— Простите, пожалуйста, — не выдержала я. — Вы не дадите мне воды?

Женщина и впрямь оказалась жалостливой, и следующие полчаса я провела на ее кухне, на удивление нарядной и чистой. Кроме того, со вкусом подобранная мебель и оригинальные обои сглаживали непривычную для меня высоту потолков, которая теперь не казалась такой пугающей.

Надо же, как, оказывается, люди могут пренебрегать собственным внешним видом и, возможно, самочувствием, поддерживая, тем не менее, идеальный порядок в остальном! Я бы так не сумела. Боюсь, я все же отношусь к женщинам, которым важнее, как они выглядят, а не как себя чувствуют. Я никогда не куплю новые шторы и не стану менять пришедшую пусть даже в полную негодность мебель, если не удовлетворена состоянием своего гардероба или наметилась необходимость посетить косметолога.

Наливая мне в большой, нарядный стакан с золотым ободком вожделенную минералку, женщина на все корки ругала «зловредную бабу» из квартиры напротив.

— Мы ведь как раньше жили, — жаловалась моя спасительница, — одной семьей. Все друг другу помогали, праздники отмечали вместе, с детьми сидели по очереди. Моя мать-покойница все время к нам тети-Гориного сына брала. Та с работы не вылазила да из библиотеки. Даже когда и дома была, все равно толку чуть. Или все труды свои писала, или спала — уставала очень. Так что мы с Аськой, с Арсением то есть, можно сказать, вместе выросли. Хоть он и постарше будет. Я у них дома как своя была.

Честно говоря, я бы с ума сошла, если бы пришлось жить одной семьей с соседями. Мне нужен покой, полная тишина и изоляция. Я слишком устаю от школьной суеты и многоголосья. А кроме того, крайне мало людей, чье постоянное присутствие меня не раздражает и с которыми я могу подолгу и с удовольствием общаться. С прискорбием сознаюсь, что ни первый, ни второй супруг к таковым не относились. И это тоже, наверное, сыграло свою роль в моем решении не связывать себя больше долгосрочными отношениями с мужчинами. С возрастом я терпеливее не стала.

— И как это Аську угораздило такую стерву в дом привести? — возмущалась она. — Он парень был видный, мог найти кого получше. А эта оторва, каких свет не видывал.

— Почему был? — встрепенулась я. — Тоже умер?

— Типун вам на язык, — замахала на меня руками подруга его детских игр. — Живой он, только постарел очень. Еще бы, с такой-то ведьмой жить!

— А когда скончалась Горгиппия Станиславовна? — поинтересовалась я на всякий случай уже в коридоре, прощаясь с гостеприимной разговорчивой дамой. — И от чего?

— От воспаления легких. Больше года уже прошло. Как же вы не знали? — запоздало удивилась моя благодетельница.

Пришлось на ходу придумывать байку о том, как мужнина командировка на два года лишила меня возможности вносить посильный вклад в педагогическую науку под чутким руководством профессорши.

— А куда уезжали-то, небось в загранку? — полюбопытствовала соседка, и в ее глазах мелькнула неконтролируемая зависть.

Чтобы не портить установившегося дружеского контакта, я назвала Ненецкий автономный округ. У собеседницы явно отлегло от сердца.

— Так вот почему вы такая бледненькая, — посочувствовала она.

Покидая гостеприимную квартиру, я намечала себе фронт работ на вечер. Разумеется, я буду валиться с ног от усталости, когда вернусь с работы, но нянчиться со своими недомоганиями пока не могу себе позволить. Надо навестить еще кого-нибудь из списка на дискете. Хорошо хоть в основном люди живут в одном районе и недалеко. Пока я не пойму, хотя бы в общих чертах, что все-таки происходит в медицинском учреждении, покоя мне не будет.

Уже в транспорте я почувствовала себя отвратительно, и до больницы добралась на автопилоте. Тошнота наизнанку выворачивала внутренности, кружилась голова и перед глазами мельтешили крохотные темные пятнышки. Чувствуя, что еще немного, и я просто свалюсь, привалилась к стене, пережидая дурноту.

— Девушка, вам плохо? Помочь? — Низкий, мелодичный голос принадлежал осанистой темноволосой красавице, которая с тревогой заглядывала мне в глаза и пыталась поддержать под руку.

— Большое спасибо, мне гораздо лучше, — поблагодарила я отзывчивую брюнетку и присела на скамейку.

— Вы уверены, что не нужно кого-нибудь позвать? Может, вам обратиться к доктору?

— Нет, нет, уже прошло, — заверила я чудесную девушку, и та, пожав плечами, отошла к окошку регистратуры.

— …Мне сказали, что на умерших документы оформляют в течение двух дней… Ничего подобного, у главврача я уже была. Он уверяет, что заключение о смерти вам уже передали… Да, желательно скорее… Кулькова Зинаида Ивановна, 1939 года рождения.

Кулькова? Какая смешная фамилия. А ведь я ее знаю!

Пока я приходила в чувство, пышнотелая красавица, по сравнению с которой Алка могла бы показаться Дюймовочкой, получила наконец свои бумажки и поплыла к выходу.

Я потихоньку отлепилась от банкетки и поползла к лифту. И вдруг вспомнила, кто такая Кулькова. Бабка, которая уверяла, что кардиолог нас не примет, и которую я потом оболгала! Надо же, померла. А с виду и не хлипкая вовсе. Я думала, она еще лет двадцать будет наводить порядок в очередях и следить за нравственностью сограждан. А вот нате вам, скончалась.

Меня шибануло прозрением похлеще удара током от оголенных проводов. Что там говорил покойник про мух? Мрут как мухи! Точно! Именно так он и сказал! И как это я сразу не догадалась! А кого он имел в виду? Уж не пациентов ли этой богадельни?

Меня начала бить дрожь, и внутренний голос, который по большей части занимает соглашательскую позицию, пробудился ото сна и потребовал активных действий.

Успокоив себя соображением, что ни ведро, ни швабра не убегут, а лишний втык за опоздание еще никому и никогда не повредил, я рысцой припустила к двери. Девушку надо догнать во что бы то ни стало.

Пышка втиснулась в «Москвич» не самой последней модели, и машина рванула с места. Мне ничего не оставалось, как запрыгнуть к частнику, поджидавшему нетерпеливых посетителей и родственников наших пациентов.

— Езжайте вон за той машиной. «Москвич», видите?

Симпатичный улыбчивый парень моего возраста или чуть постарше нажал на газ.

— Будем стрелять по колесам? Или бить на поражение? — осведомился он свистящим шепотом, и я расхохоталась.

— Лучше возьмем измором. Так надежней.

— Отлично. С юмором у тебя порядок, а значит, и с головой тоже. — Сделав столь приятный для меня и утешительный для себя вывод, парнишка, не отрываясь от баранки, протянул руку. — Олег. Бывший инженер, бывший монтажник на кухонной студии, ныне безработный и беззаботный.

— Татьяна. Школьная учительница, по совместительству мою полы в здешней богадельне.

Олег оказался юношей деликатным и ненавязчивым. Исправно приклеился к «Москвичу», бестактных вопросов не задавал. Без устали сыпал анекдотами и байками из трудовой биографии.

Честно говоря, не терплю амикошонства, и еще ни одному представителю противоположного пола не удавалось без ущерба для чувства собственного достоинства «тыкать» мне с первых же минут знакомства (разумеется, я не говорю о той отдаленной поре, когда посещала дошкольное воспитательное учреждение). Олегу это не стоило никаких усилий, а меня не напрягало совершенно. Бывают же люди с таким счастливым характером!

— Представляешь, шикарная вилла. Три этажа, двенадцать комнат, из них четыре спальни. И кухня метров сорок.

Я на всякий случай кивнула, но не представляла совершенно. Четыре спальни еще ладно, но уж сорокаметровую кухню, пока воочию такое чудо не увижу, нарисовать в своем воображении, ограниченном совдеповской закалкой, не в состоянии даже приблизительно.

— Ну вот, завезли мы туда мебель. Кухонную. «Бош». Девяносто пять тысяч марок.

Я сдавленно пискнула, одновременно прикидывая, что бы сделала сама, окажись в моем распоряжении такая сумма. Выходило, что тоже обзавелась бы новым кухонным гарнитуром, только потратила бы в десять раз меньше, а на остальные проехалась бы по Европе. И тоже не на все деньги. Компактная машинка типа «фольксвагена» или «фиата» совсем неплохо смотрелась бы в нашем дворе.

— Хозяину понравилось. Давайте, говорит, ребята, ставьте быстрее. Новоселье буду праздновать.

— И что?

— А то. За пять дней управились. Картинку сделали.

Я даже забыла, куда и зачем несусь на автомобиле в свое рабочее время. Перед глазами стояли бесчисленные буфеты и барные стойки из особо ценных древесных пород, хрустальные плафоны, придающие еще больший шарм всему этому великолепию. Мои потуги представить окончание истории успеха не имели. Что же могло потом случиться? Все рухнуло? Протекли соседи сверху? Так там никаких соседей нет.

— Дальше-то что? — взмолилась я.

— Не понравилось матери хозяина. Цвет, говорит, какой-то не такой. Сын ей: «Да ты что, мам, вместе ж выбирали!» А она ни в какую. Топор взяла и порубила!

Я схватилась за сердце.

— А он что, ну сын? Он ее…

— А он ничего. Новую заказал. Почтительный сынок оказался. Новорусский.

На очередном светофоре «Москвич» притормозил, и мы пристроились ему в хвост. Я было с облегчением вздохнула и принялась обдумывать предстоящий разговор с родственницей усопшей, как наша развалюха неожиданно заглохла. Олег чертыхнулся и стукнул по рулю.

— Ну что ты будешь делать, — стонал парень. — И так всегда. Как момент неподходящий, она глохнет. Работы нет, клиентов нет, катаюсь себе по Москве от нечего делать, так она лучше швейцарского хронометра пашет!

Я, конечно, утешала расстроенного водителя как могла, но впору было самой плакаться кому-нибудь в жилетку. Не иначе как свою удачу я сглазила. Только решила, что теперь все в порядке, и пожалуйста!

Олег с меня взял копейки, да еще и отвез обратно. Про метро не стал и слушать. Парень явно чувствовал себя виноватым.

— Да я все равно туда сейчас поеду. Какая мне разница. С тобой веселей!

Когда я вылезала из машины, Олег придержал меня за руку и очень деликатно сказал:

— Я, конечно, парень веселый, но не дурак. Даже если по первости такое впечатление произвожу. В общем, нужна будет помощь, звони! — и на каком-то обрывке нацарапал телефонный номер.

Заслуженный нагоняй чудом обошел стороной. Сестра-хозяйка посмотрела на мою зеленую физиономию и ничего не сказала. А орудия труда, на которые у меня уже выработалось стойкое отвращение, не вызывали сегодня никаких отрицательных эмоций.

Я намотала тряпку на швабру, лихо вписалась в поворот, и все померкло. Лимит удачи, отпущенный фортуной, был явно исчерпан. А может, просто иссякли силы организма, уставшего перебиваться с минералки на воду из-под крана. Во всяком случае, я отключилась всерьез и надолго.