Первое, что я увидела, когда наконец очнулась, была бытовка чуть побольше моей, набитая всевозможным инструментом. Пахло смазкой, древесной стружкой и чем-то еще приятным, что ассоциируется обычно с типично мужскими занятиями.

— Давай знакомиться. — Невысокий плечистый мужик лет сорока пяти протягивал руку, в другой держал чашку с горячим чаем, предназначенным, по-видимому, мне, и пристально смотрел в глаза.

— Я Таня. Уборщица. А как я тут оказалась?

— А я тебя, Таня, сюда и перенес. Надеюсь, ты не в обиде?

Я еще раз огляделась, отметила царящий кругом порядок и чистоту и заверила, что против пребывания в бытовке ничего не имею.

— Ну а я — Иван Сергеич. Как ты уже, наверное, сообразила, сантехник, водопроводчик, слесарь, плотник и бог весть кто еще в одном лице и на одну зарплату.

Вообще-то я, конечно, догадалась, только почему-то сантехников представляла не такими. И водопроводчиков тоже. Скрыть свои мысли мне, по-видимому, не удалось, и умелец понимающе улыбнулся:

— У меня, по правде говоря, есть и еще несколько специальностей, поскольку когда-то я закончил аж три курса Бауманского, но, как видишь, оборону державы крепят без меня.

Я молчала, не зная, как реагировать на подобное откровение. Не то порадоваться прозорливости собеседника, не пополнившего собой ряды обездоленных перестройкой оборонщиков, не то сочувствовать неудачнику, собиравшемуся шпиговать электроникой крылатые ракеты и вместо этого прочищающего унитазы.

Слесарь, похоже, запросто читал мои мысли, и они ему показались обидными.

— Да ведь и ты, девочка, полы не с рождения моешь. Образование-то у тебя на лбу пропечатано. Большими буквами!

Полы! Боже мой! Да я же только грязь развезла!

Я встрепенулась, но кинуться к недомытому полу не успела.

— Да не скачи ты, как блоха! — рявкнул слесарь. — Тебе сейчас только с тряпкой бегать! Пей лучше чай!

Я не могла. Хотя и честно попыталась, дабы не обидеть хорошего человека. Напиток был очень крепкий и очень сладкий. Влить его в мой бунтующий организм можно было разве что внутривенно.

Я виновато посмотрела на своего спасителя, и тот осторожно дотронулся до моего плеча.

— Рассказывай, — потребовал он.

И я, удивляясь собственной глупости, заставляющей плакаться слесарю-сантехнику вместо того, чтобы по-простому прибегнуть к медицинской помощи, поведала о своих проблемах. Ясное дело, о трупах не заикнулась, ограничившись намеком на нервный стресс, реакцией на который стало отвращение к пище.

Водопроводчик слушал меня так внимательно, что я мысленно дополнила перечень его специальностей врачебной. И его дальнейшее поведение подтвердило если не наличие соответствующего диплома, то по крайней мере практических навыков.

— И сколько дней ты так развлекаешься? Не надоело?

Я кивнула. Если бы только надоело. Мне уже становится страшно. Я ведь не йог. Я и умереть могу. Просто с перепугу!

— Ну вот что, работать ты сегодня не будешь — я договорился.

Надо же, он договорился! Это каким же мужик пользуется авторитетом, чтобы с ходу решать подобные вопросы!

— Я тебя отвезу домой. А пока посиди. Скоро вернусь.

Если бы не дикая слабость, сменившая обморок, я бы, наверное, все-таки сбежала, пока мой благодетель отсутствовал. Просто потому, что совершенно не привыкла принимать от кого-то заботу и внимание. Тем более от незнакомого человека, безоговорочно взявшего меня под свое большое и надежное крыло. Не привыкла я к этому, и все тут. Сама все время кого-нибудь опекаю, а принимать помощь от других мне очень нелегко. И мой опекун, похоже, об этом догадался, потому что, вернувшись минут через двадцать, с удовлетворением отметил:

— Все-таки не ушла! Молодец! Ну а теперь давай лечиться. — В руках у него была бутылка минеральной воды и помидор.

Выдавив в чашку буквально несколько капель томатного сока, он налил воды и протянул мне:

— Пей, это приживется.

Я с недоверием поднесла напиток к губам, но ничего плохого не случилось.

— Дня три так и пей. Добавляй постепенно больше сока, но в пакетах не покупай — в основном химия. А как перейдешь на цельный сок, начинай включать и другие овощи. Ну да я тебе потом объясню.

Когда позже Иван Сергеевич высадил меня у родного подъезда и я помахала ему ручкой, на душе было тепло и радостно. Теперь я точно знаю, что все будет хорошо и очень скоро. И со мной, и с расследованием. Глядишь, и Алку пристроим, и до диссертации руки дойдут. В общем, все у меня чудесно, а если что и не очень, так это явление временное, прорвемся.

Аллочка меня встретила очередной претензией: она взяла с собой мало вещей, а из моего гардероба ей позаимствовать нечего. Теперь она по моей вине страдает от всяческих неудобств.

И неизвестно, сможет ли она когда-нибудь вообще вернуться в родное гнездо или ей так и придется всю жизнь скитаться по углам.

Я обиделась. По каким таким углам?! Это она про мою уютную квартирку?! Она бы ее еще сточной канавой окрестила! Бессовестная!

— Ал, а тебе не кажется, что у тебя характер начал портиться?

— Не кажется! А если и начал, так из-за тебя! — огрызнулась Алка. — Ты мне всю жизнь поломала, я из-за тебя лишилась дома, своих вещей, личной жизни… — Тут Алка осеклась, поняв, что со своей личной жизнью она, пожалуй, хватила через край, и продолжила менее уверенно: — В общем, ты во всем виновата!

Настроение моментально испортилось. Конечно, в подружкиных словах есть доля правды, особенно если не брать во внимание претензии насчет порушенной личной жизни, но ведь нельзя же вот так с бухты-барахты на человека набрасываться. Ну обсудим мы эту проблему, подумаем, как жить дальше. Выход всегда найдется. Зачем же так кидаться? Я и не знала, что она так устала от меня. Сама же требовала, чтобы я ее не бросала в одиночестве, а сейчас нате вам, приспичило от меня отделаться.

Обижать и без того расстроенную Алку не хотелось, и я примирительно сказала:

— Знаешь что, давай не будем пороть горячку и уж тем более ссориться. Ты, конечно, права, с квартирой нехорошо получилось, но все можно уладить. Потерпи пару дней, я что-нибудь придумаю.

Ни ждать, ни терпеть Алла не хотела. На глазах выступили злые слезы, а пухленькие ручки сжались в кулачки. В таком состоянии уговаривать ее было бесполезно, и я отступила.

— Ладно, раз я тебя так раздражаю, побудь одна, остынь. — Я пошла к двери. — Меня не жди, вернусь завтра.

Подружка удивленно на меня уставилась, но я не стала слушать возражений. Кажется, она меня действительно утомила. И сегодня я пойду куда угодно, только не домой.