Н.Павлова

"Против неба - на земле..."

Родителям и воспитателям

Когда Юрий Коваль был учителем в сельской школе и выдумывал для учеников рассказы-диктанты, он почувствовал, что может, что должен писать.

С тех пор силой художественного воображения всё увиденное, замеченное, пережитое им превращалось в прозу, которой он служит уже третье десятилетие.

Хотя в этой книге мы встретим повести, рассказы, зарисовки, миниатюры они окажутся духовно и художественно спаянными одной внутренней темой: родина и детство. А место действия - малые уголки земли, где сосредоточился образ отчизны. И один из этих уголков - деревня с прозрачным названием Чистый Дор, где крепкие дома, а над ними высокий небесный купол, - приводит на память удивительную строку ершовского "Конька-горбунка": "Против неба на земле..." Она, если вдуматься, полна своего значения и для книги Коваля.

Образ родины находит себя в стариках и детях, а по существу - в Детстве, потому что и у стариков характеры детские. Их отношения с людьми строятся на моментально вспыхивающем чувстве родства, благодаря которому сразу был зачислен в родственники рассказчик - незнакомый прохожий, случайно нашедший в лесу топор старушки Пантелевны: "Племянник... он топор мне нашёл" ("Чистый Дор").

Любит писатель своих стариков. Любит Пантелевну, Орехьевну, дядю Зуя и одновременно подшучивает над ними.

Искры юмора Коваль высекает по-разному. То сверкнут они, когда после сообщения, что "муравьи - любимое блюдо дятлов", будет лукаво добавлено: "Зелёные дятлы любят муравьев". А муравьи дятлов терпеть не могут" ("Муравьиный царь"). И загорится смех в комическом снижении серьёзной темы, от которого она не снизится, как, например, в рассказе "Капитан Клюквин". А произойдёт это потому, что "земля" и "небо", житейское и возвышенное, прекрасное и полезное мирно уживаются в повествованиях Коваля, принося игру, улыбку, свежесть и очарование живой жизни.

Мысли о "собственной песне", об искусстве в своём деле, которые прочитываются в "Капитане Клюквине", - очень важны для писателя. Любимые его герои и есть мастера своего дела: "уважаемый слесарь Серпокрылов", которого уважали за хорошую работу, и "хороший плотник Меринов", умевший рубить избы, выстругивать ульи, вырезать деревянные ложки с цветами; Павел Сергеевич, несостоявшийся живописец, но истинный художник-учитель...

Как, откуда возникает из рассказов и повестей Коваля это ощущение красоты и мастерства?

Темнеет на низком берегу закопчённая деревенская кузница, горит её огонь... Но только окажется он не такой яркий, каким бывает пламя костра, а приглушённый, похожий на калину, которую ударил мороз. И наверное, будет он сродни скрытому огню, мерцающему в кузнеце Волошине, чьим талантом преображается всё, что попадает в его руки ("Железяка").

Чувство родины, пронизывающее всю эту книгу, - не в громких словах, но в искренности и доброте тона, сдержанности чувства и свободе чистой русской речи, в понимании родной природы, в уважении к жителям деревни, в памяти о прошлом.

На дне рассказа "Гроза над картофельным полем" запрятано напоминание о прошедших грозах и предупреждение о тех, что ещё могут прогреметь над нашей землёй, если человечество не одумается.

И полубылью, полулегендой доносится эхо минувшей войны. Его голос исходит из-под земли, куда музыканты военного оркестра зарыли инструменты, чтобы они не достались врагу. Спустя много лет слух деревенских жителей улавливает то гудение медной трубы, то стук барабана, то звон перебираемых струн ("Под соснами"). Так связываются звуки природы с Историей, такое соединение сказочного с реально бывшим и есть воспитание искусством исторической памяти в ребёнке. Той исторической памяти, без которой невозможно вырастить человека широко мыслящего и чувствующего.

Большая гражданская тема - охрана границ родной страны ("Алый") осуществляется писателем мудро: через близкое, понятное ребёнку знакомит он с суровой пограничной службой и не боится опечалить. "Думаю, - замечает он, - ребёнок должен знать, что защита и охрана Родины - это, в конце концов, не праздник, не увеселительная прогулка, а то, за что и жизнь иногда отдаётся".

Коваль старается воспитать не какие-то отдельные черты, но человека в целом. В "пограничном" рассказе "Алый" говорится о службе на границе, о взаимной душевной привязанности пограничника Кошкина и его пса Алого, о целой истории их общей жизни, закончившейся смертью Алого во время жестокой схватки Кошкина с нарушителем.

Нет здесь привычного для детского рассказа благополучного конца, ибо писатель уверен, что трагическое неотделимо скреплено с воспитанием духовного мужества, что надо научить детей не только радоваться, но и страдать. Без умения мужественно переносить боль нельзя стать настоящим человеком.

Писатель, живописец и музыкант существуют в Ковале на равных правах, потому родина предстаёт в музыке, в красках, в густоте их тона, которая должна дать почувствовать прочность, полноту жизни. Бьёт в глаза красный цвет рябин, дрозды в рябине тоже кажутся тяжёлыми и красными, а в рисунке на листьях пламенеющих клёнов глаз художника видит отпечатки бесконечных восходов и закатов.

"Деревня моей души" - так сказал однажды Коваль о Чистом Доре, как о мечте, о выражении своего идеала. Но идеал его накрепко привязан к жизни. Когда писатель восклицает: "Всё на палитру!", то это значит - все средства, которыми он владеет как художник, и все те чувства, которые его радуют или тревожат. Все, кроме беспечного благодушия.

Не только тихое любование, но и беспокойные вопросы вызывает жизнь его "малой родины": почему так много в ней одиноких старух? Почему дядя Зуй воспитывает свою внучку Нюрку один? И охватывает гнев: почему "мёртвая душа" Шурка Сараев бессмысленным выстрелом отнял у лосихи её лосёнка и совесть даже не шевельнулась в нём?

Вопросы, встающие из произведений Коваля, звучат сегодня очень современно. Например, в чувство к природе наши дни внесли новые оттенки, особый драматизм, особую повысившуюся ответственность за неё, которые придали давней литературной теме моральную, социальную, общественную окраску. Именно как о проблеме нравственной, связанной с совестью, и говорит Коваль о защите природы. Он не рассуждает о совести во всеуслышание, её присутствие растворено в событиях, настроении.

Шурка Сараев из рассказа "У кривой сосны" просто так убьёт лосёнка, а лесник Булыга даст ему урок не только как охранитель природы, но и как воспитатель человека. В нескольких репликах диалога выявится безошибочность его педагогического чутья, идущего от народных заветов ("сам убил, сам пускай хоронит", то есть "умей ответ держать"), надежда пробудить "мёртвую душу" зрелищем загубленного лосёнка и не покидающей своё дитя лосихи, и страстность осуждения, и беспредельная тупость "ученика".

Многое откроет рассказчик, пусть в данном случае не основное действующее лицо, но его свидетельства подкрепляют чувство, его глазами увиден мёртвый лосёнок, его воображением домысливается, как раненый лосёнок бродил по лесу, как пришёл сюда, к кривой сосне...

Сознательно и резко бьёт Юрий Коваль по сердцу маленького читателя, жёсткими линиями вычерчивая мученическую позу лосёнка с вытянутыми ногами, запрокинутой головой, обглоданные осиновые ветки рядом, тяжёлый взгляд лежащей неподалёку лосихи. Но, кружа и кружа вокруг этой картины, прибавляя и прибавляя к ней, казалось бы, ничего не решающие штрихи, писатель обобщает её содержание, и тогда "записки охотника" о том, как браконьер отнял у лосихи её лосёнка, перерастают в драму материнского горя и материнской верности. Благородная сила, огромность этого чувства и должны были расшевелить пустую душу. А проснётся ли в Шурке Сараеве совесть... кто знает? Коваль оставляет своих героев на полуслове, потому что нет в нём наивной уверенности, что все проблемы разрешимы, да ещё в пределах одного рассказа или одной книги.

Юрий Коваль не любит открытых выводов. Он рассчитывает на ум и тонкость того читателя, для которого пишет. Конечно, он учитывает особенности восприятия ребёнком жизни и слова. Конечно, смысл его произведений точен, акценты расставлены чётко, добро и зло резко различимы. (Он снисходителен к маленьким слабостям милых ему героев, но не прощает бессовестности - "У кривой сосны", бьёт иронией и сарказмом по скупости и приобретательству "Караси", "Картофельная собака".) И всё же обращается к детям с богатым эмоциональным и духовным строем. Он даже запальчиво утверждает: "Писать надо так, как будто пишешь для маленького Пушкина". И верит в каждого своего читателя, и видит черты "маленького Пушкина" в любом ребёнке. Поэтому в его произведениях есть ещё одна глубина, есть подводное течение - как в "Грозе над картофельным полем", как во многих других рассказах, как в "Вороне", где странная птица всюду летала за женой Кольки-механизатора. И пусть это преследование объясняется конкретной причиной, но находится в рассказе и второй смысл. Быть может, ребёнок пока его не поймёт, но когда будут прочитаны последние строки, они отложатся в детском сознании ощущением непростоты жизни и человеческих чувств: "...Если бы за мной ворона летала, если б меня любила, я бы ей крошки хлебные сыпал... Но не меня полюбила ворона... Вот всё-таки какая глупая бывает на свете любовь!"

Не все произведения Коваля кончаются на весёлой ноте. Но оптимизм писателя - в цельности взгляда на жизнь, серьёзного, требовательного, жизнеутверждающего. В романтическом стремлении ввысь, которое соединилось с образом бездонного небесного пространства, с сиянием созвездия Орион, льющим на страницы свой ясный свет.

Читатели, хорошо знакомые с творчеством Коваля, сразу заметят появление в книге нового раздела - "Про них", который органично примыкает ко всем остальным: тот же интерес к природе, терпение, с каким всматривается писатель в её таинственную переменчивость, и уже знакомое мгновенное вовлечение повседневности в сказку ("В берёзах"). Здесь так же хорошо подсмотренные повадки птицы, животных, всякий из которых - характер ("Шатало"), такие же простосердечные люди ("Дед, баба и Алёша", "Снеги белы", "Шапка дяди Пантелея"). Тяга Коваля к сказочности, к фольклору и в новых рассказах ведёт за собой образность, жест. Как тряхнёт Орион плечом и с плеча его полетят звёзды, так и вспомнится Василиса Прекрасная.

"А ничего особенного не было. Я шёл по дороге..." Ничего особенного не случается, и всё-таки случается немалое: читатель-ребёнок трудится душой, учится не пропускать подробности родной природы, проникать в многообразие человеческих чувств. Он учится любить родину, зная её мельчайшие приметы и понимая её каждодневные заботы.

Происхождение раздела "Про них" не совсем обычно. Эти рассказы, миниатюры, зарисовки - плод содружества писателя Ю.Коваля и художницы Т.Мавриной. Любовь Коваля к родной земле, умение воссоздать мир зримо, в объеме, цвете, изгибах линий и легли в основу единства с Т.Мавриной. Единства, но не тождества. Каждый из авторов внёс в совместную работу свою индивидуальность, свой смысл, и у каждого получилось самостоятельное произведение: у Мавриной - в живописи, у Коваля - в литературе.

"Поэт пишет стихотворение о сосне, а сам думает, конечно, о своей судьбе, о других людях. Мы читаем и тоже задумываемся о себе и о других", слова учителя Павла Сергеевича дадут ключ к пониманию всего, что вам предстоит прочитать в этой книге, и повести "Недопёсок" в том числе.

Ближе и ближе знакомясь с щенком песца - Недопёском, сбежавшим со зверофермы, следя за его приключениями, встречами, наблюдая, как он вёл себя в выпавших ему испытаниях, - думаешь о человеке. О его достоинстве и внутренней культуре, о неистребимой жажде свободы, ради которой жертвуют жизненными удобствами. О безжалостности и доброте, справедливости и благородстве.

В повести "Недопёсок" много детей, и вся она озарена обаянием детства. Но если спросить писателя, кто его любимый герой, вероятнее всего, будет назван дошкольник Серпокрылов. Вот он - положительный герой Коваля, ребёнок с поэтически-одухотворённым взглядом на мир. Шестилетний неграмотный мальчуган уже обладает чертами созидательного, творческого отношения к жизни, вдохновенностью души и мечты. Явственно видны в маленьком Серпокрылове чувство чести, надёжности, отвага, способность делать выбор и принимать самостоятельные решения - потому и думается, что в этом образе заложено многое из того, что поможет детской литературе в поисках его положительного героя.

В повести "Приключения Васи Куролесова" тоже главенствует стремительное действие, но приоткрывает она и другие черты творческой манеры Коваля эксцентричность, тяготение к гротеску, к игре, скрытой в слове, к неожиданности её поворотов.

"Что мне нравится в чёрных лебедях, так это их красный нос..." С первой же строки повествование о Васе Куролесове тронуто улыбкой, которая всё разгорается, шутка становится всё озорнее, и кажется, что только непринуждённая и артистичная клоунада будут властвовать в этой повести до конца.

Но именно в ту минуту, когда на сцене появляется пёс, у которого "одно ухо стояло, другое висело, а третьего, как говорится, совсем не было", злосчастный пёс, которого на базаре вместо поросёнка подсунул жулик Васе Куролесову, вдруг замечаешь внимательный, пристальный взгляд писателя, устремлённый на незадачливого деревенского паренька, чьей судьбой он заинтересован и озабочен всерьёз...

То, что свойственно писательскому облику Коваля, сохраняется во всех его вещах: художническая зоркость остра, юмор смешон, ирония и сатира непрощающе-справедливы, лиризм скромен, романтичность возвышенна. И самое главное остаётся для писателя незыблемым: постоянство по отношению к избранным темам. Преданность любимым героям. Верность самому себе.

Н.Павлова