— Улаф, черт тебя побери, ты где?
Терпение мое иссякло. Земля под ногами припадочно тряслась и дрожала все сильнее и сильнее. Где же этот чертов норвежец запропастился! И подарил же мне бог напарничка! Представьте себе бульдозер в человеческом обличье килограмм эдак на сто пятьдесят и ростом за два метра и при том обладающим упрямством соответственно своей комплекции. Вот это и будет мой напарник и лучший приятель.
— Улаф, я тебя последний раз спрашиваю, ты где там застрял? — что было мочи заорал я в тонкий усик переговорного устройства, висящий у меня на щеке. — Компенсаторы уже не выдерживают, мы должны немедленно улетать. Улаф, ответь сейчас же!
— Что ты кричишь, Алексей, я тебя прекрасно слышу. И даром ты так нервничаешь, я уже возвращаюсь, подожди еще одну минутку, здесь маленький щенок попал в беду, — услышал я, наконец, спокойный голос своего флегматичного друга, — сейчас я его достану.
— Нет у нас никакой минутки, понимаешь! Нет даже секунды! Бросай все немедленно и двигай ко мне, — опять заорал я и обернулся к нашему кораблю. Его гигантские компенсаторы, гася все возрастающие колебания земли, действительно начали издавать неприятные скрежещущие звуки. — Улаф, — уже взмолился я, — ну, пожалуйста, возвращайся, я тебя не обманываю, нам действительно пора уносить отсюда ноги. И как можно скорее! Ты меня слышишь?
В ответ — только упрямое сопение.
Чувство опасности становилось все острее и острее и, наконец, превысило границу допустимого. Уже на бегу, задавая кораблю начать программу предстартовой подготовки, я понял, что мой товарищ попал или обязательно сейчас попадет в беду.
— Улаф, я к тебе немедленно вылетаю. Сиди и не двигайся, слышишь? Через пару минут я буду на месте.
Ворвавшись в рубку, я лихорадочно натянул на себя серебристый обруч связи, напрямую подключаясь к управлению кораблем и готовясь вручную управлять своей громадиной. В ту же секунду «умное» ложе опрокинуло меня горизонтально, обхватив противоперегрузочными объятиями. Да, это правильно, ой, как правильно, перегрузочки сейчас будут еще те!
Предстояло перенестись на триста километров южнее. И все бы ничего, сущая ерунда, если бы я управлял каким-нибудь атмосферным катером, а не огромным, длинной в пару сотен метров, космическим разведчиком дальнего поиска!
«Черт бы побрал этого норвежца с его дурацким упрямством», — и это все, что я успел еще подумать перед стартом.
Заревели мощные планетарные двигатели, задрожали пол и стены, огромная тяжесть перегрузки вдавила меня в ложе. «Ладно, и не такое бывало, прорвемся. Лишь бы ничего не стряслось с этим носорогом, и мы бы вовремя успели унести ноги с нашей рассерженной старушки».
Потом пришла на ум еще одна дежурная затасканная мысль, которую я доставал на свет божий уже бесчисленное количество раз: «Никогда! Никогда больше не полечу с ним! Вернусь на базу и попрошу себе нового напарника. Даю слово!». Стало легче душевно, а вот телесных мук заметно прибавилось — несмотря на великолепную автоматику, воздух из легких перегрузка выжимала весьма успешно. «Убью, ну убью же этого негодяя! Ну, разве так можно! Ради кого терплю такое? Уйду…, обязательно уйду…, нет…, пусть он уходит, так будет честнее». И я закрыл глаза, полностью сосредотачиваясь на управлении кораблем.
За бортом продолжали реветь двигатели, но перегрузка на несколько минут исчезла — корабль находился в стационарном режиме полета, потом опять навалилась уже перегрузка экстренного торможения. Мягкий толчок — и я опять на земле.
Сорвавшись, с уже вставшего вертикально кресла, я бросился к выходу, на ходу отдавая последние команды автоматике. Обруч управления на этот раз я снимать не стал, так как понимал, что стартовать в этот раз придется в аварийном режиме и мне понадобиться полностью, во всем объеме, вся дистанционная связь с кораблем.
Приземлился я там, где еще совсем недавно стоял многомиллионный город, а теперь всюду стояли многоэтажные развалины зданий, и царила пустота. Не было слышно ни лая собак, ни пения птиц, только глухая жуткая тишина, изредка нарушаемая шумом обвала очередного здания.
Я заорал что было мочи:
— Улаф, ты где, отвечай немедленно!
Изломанное, искаженное эхо отразилось от стен, но переговорное устройство молчало, слышался только треск атмосферных помех. Звенящая тишина, никакой речи, даже никакого дыхания.
— Улаф, ответь, — взмолился я, — ты слышишь меня?
Тишина и все возрастающий треск помех.
Ну, так я и знал, предчувствие не обмануло меня, стряслось действительно что-то ужасное, если этот бегемот не отвечает. Придется искать по приборам, а они в этих условиях врут немилосердно, но выхода нет — и я задействовал искатель теплового датчика. Искаженное мощнейшей ионизацией поле рябило сполохами помех, но нигде ничего живого не обнаруживалось. Я сверился по карте и постарался, как можно точнее определить место последней передачи Улафа. Место было где-то внутри города, а вернее, внутри городских развалин, точнее ничего установить уже не удавалось.
Так, придется идти внутрь, и даже не идти, а бежать и притом бежать очень, очень быстро — времени оставалось действительно в обрез. И все это при том, что пробираться придется наугад среди вот-вот грозивших рухнуть жутких многоэтажных развалин. А куда бежать, в какую сторону? Я опять заорал в коммуникатор:
— Улаф, хоть кашляни, хоть хрюкни, ты слышишь меня? — Я даже мысли не допускал, что мой друг погиб. — Мне надо взять пеленг, я не могу найти тебя в этом бедламе. Если не работает устройство, то сделай что-то, взорви здание, выстрели, наконец, в воздух, я уже рядом, я замечу.
И я весь обратился в слух.
Тишина, тишина…, помехи, помехи…, потом где-то далеко внутри города рухнуло здание.
Я напрягся и на всякий случай засек направление, потом опять принялся ждать, но больше ничего не происходило. Потом опять что-то рухнуло, потом еще и еще. Нет, такой номер у меня не пройдет, надо что-то срочно придумывать, иначе мы оба погибнем. Вызвав с корабля «маленький», длиной метров в тридцать, планетарный катер, я запрыгнул в кабину, сходу врубил форсаж и свечкой взмыл вверх.
Ладно, попробуем по-другому, я настроил на широкий поиск более мощную и чувствительную аппаратуру катера и направил его в сторону города. Быстро добравшись до городских развалин, я поднял катер как можно выше и принялся описывать на огромной скорости все расширяющиеся круги, аппаратура по-прежнему ничего не выдавала. Да и не мудрено, почти все поле было забито помехами, ионизация была ужасная, магнитное поле рушилось прямо на глазах.
Земля умирала, чтобы спустя тысячи лет возродиться снова в новом, первозданном блеске.
Поначалу было совершенно непонятно, что же такое творится с нашей планетой. Все происходящее списывали на парниковый эффект, так как по другому не могли объяснить многочисленные наводнения, ураганы, торнадо, странные миграции птиц и зверей и прочие удивительные или грозные явления природы. Появилась масса различных теорий, объясняющих все происходящее, еще больше экзотических гипотез, но изменения, нарушая все математические модели, продолжали быстро нарастать. Неожиданно начали смещаться магнитные полюса, что поначалу тоже нашло свое логическое объяснение в высоких научных кругах. Но потом все пошло наперекосяк, не помогали уже никакие научные теории — изменения стали происходить стремительно и затрагивали буквально весь окружающий нас мир. Усилилась активность вулканов, вдвое увеличилось число землетрясений, необъяснимо участились выбросы на берег китов и дельфинов, в некоторых водоемах погибла вся рыба. Птицы, которые из века в век мигрировали на зимовку в жаркую Африку, впервые остались у себя дома. Все привычное рушилось прямо на глазах!
И здесь, просуммировав все имеющиеся много численные факторы, гигантский компьютер BlueGene выдал решение, с которым поначалу никто в мире не мог согласиться, но дальнейшая действительность подтвердила его правильность.
Как оказалось, наша старушка Земля решила омолодиться и вступила в свой новый цикл, когда все рушится и изменяется: двигаются материки, перемещаются магнитные полюса, просыпаются вулканы, бушуют океаны, сползают со своих тысячелетних лежбищ ледники. Уничтожается почти все живое. Планета долгие тысячелетия бурлит и бушует, а потом медленно-медленно возрождается к новой, молодой жизни. И мы внезапно поняли, те цивилизации, которые не успевают к этому времени вырваться в космос, бесследно исчезают.
Мы успели… Едва, едва, но все таки успели!
Я на мгновение поднял голову и сквозь прозрачную броню кабины посмотрел вверх, туда, где сотни тысяч, а может быть и миллионы, кораблей и космических станций на разных орбитах в несколько ярусов гигантскими кольцами опоясывали Землю. Это было все население земного шара! Целые огромные летающие города! Люди ушли с Земли и забрали с собой все и всех. Все животные, растения, вся флора и фауна в активном, сонном или замороженном состоянии была поднята в космос.
Господи, как же мы намучилась тогда, как торопились, когда компьютер выдал свой неутешительный прогноз — десять, максимум двенадцать лет до полного уничтожения всего живого на планете! Ни о каком дальнейшем исследовании космоса не могло быть и речи, все корабли дальнего и ближнего поиска были экстренно отозваны, все ресурсы были брошены на спасение нашей цивилизации. На огромных верфях заводов в поясе астероидов круглосуточно строились гигантские космические станции, способные вместить сотни тысяч переселенцев. Создавались также специальные летающие парки, заповедники, резервации для птиц и животных. Колоссальное количество людей на земле несколько месяцев занимались только тем, что отлавливали, усыпляли и отправляли на них зверей, птиц и все живое, что только можно было поймать и спасти. Специальные отряды занимались отловом и доставкой на орбиты в огромные подготовленные аквариумы китов, дельфинов, касаток и различных рыб и рыбообразных.
А что творилось в городах! Мы старались спасти все самое ценное и уникальное — каждый памятник, храм, собор, замок, разрезался на части, упаковывался в контейнеры и доставлялся на Луну. Сколько споров и усилий вызвало спасение египетских пирамид!
Да, это было тяжелое время, но мы с честью выдержали это испытание.
Успели все, только мы вот вдвоем с моим напарником что-то подзадержались. И задание-то было простое, так, ерунда-последний раз проверить установку всех датчиков, передающих на наши корабли и станции информацию о последних мгновениях этой, старой жизни нашей Земли.
Так, где же все-таки мой друг и напарник? Я просто не мог вот так его бросить и улететь, а найти в этом бушующем океане помех и разрушений тоже не мог. Я не знал, что мне делать, сидел и просто тупо смотрел на проплывающие подо мной многочисленные развалины. Внезапно, краешком глаза я уловил внизу какое-то движение. Послушная автоматика мгновенно приблизили интересующий меня участок, и я с облегчением увидел своего друга. Улаф несся на огромной скорости по направлению к виднеющейся невдалеке площади, прижимая что-то брыкающееся под мышкой. Я мгновенно бросил катер в крутое, выворачивающее всю душу, пике. Почти одновременно мы оба попали на эту площадь — и я еще не успел полностью опустить трап, как по нему с грохотом взлетел в кабину мой приятель и заорал:
— Взлетай, Алексей, взлетай немедленно! Господи, какого страху я натерпелся, ты себе даже не можешь представить?
Вот как раз это я себе представить мог, глядя, как внизу рассыпаются на части остатки последних зданий и вся поверхность под нами окончательно окутывается пылью и дымом.
— Скажешь тоже, не могу! Еще как могу! Где тебя носило и кого ты нам сюда притащил? — поинтересовался я, быстренько направляя катер к кораблю и одновременно выходя с ним на прямую связь.
— А вот посмотри, — и он протянул ко мне что-то пушистое, отчаянно брыкающееся и пытающееся вырваться.
Я скосил глаза и увидал маленького пушистого щенка непонятной породы.
— Ну, ты и даешь, а если бы тебя завалило там, среди развалин?
— Эх, черствый ты человек, Алексей! Ну, как же можно было оставить его в беде.
— А что там такое случилось? — спросил я, заводя катер в открывшийся ангар на боку нашего корабля и параллельно через дистанционный пульт готовя его к экстренному старту.
— Да понимаешь, этот чертенок упал в яму, из которой сам не мог выбраться. И как только его угораздило. И почему это поисковики его пропустили, ну я им и задам! — возмущался Улаф. — Я его случайно заметил, когда возвращался.
— Датчик успел проверить?
— Говорю же я тебе, я уже возвращался. Ты что, не слушаешь меня?
Ха, я то слушаю, но попробуйте одновременно слушать, бежать по коридору в центральную рубку корабля да еще готовить его к старту.
— Слушаю, слушаю. Я тебя всегда внимательно слушаю.
— Не похоже, — буркнул мой приятель.
А вот и рубка. Быстренько падаем в кресла, пристегиваемся, и я даю команду на взлет.
Все, теперь можно как следует заняться моим приятелем. И пока корабль сам набирал высоту, я повернулся к Улафу и внимательно, очень внимательно, долго и молча смотрел ему в глаза. Наконец, тот начал ерзать в кресле, потом не выдержал:
— Ну, виноват, Алексей, виноват, сам понимаю, но нельзя же было его бросить. Посмотри, какой он симпатяга.
Симпатяга, свернувшись пушистым клубком, усталый, но счастливый, уютно посапывал на коленях моего друга.
— А что ты теперь собираешься с ним делать? — поинтересовался я.
— Вообще-то я хотел оставить его себе…
— Ах, вот как! Очень интересно, ты продолжай, продолжай, — ласково предложил я. — Наверное, и имя уже придумал, а?
Улаф, почувствовав в моих словах насмешку, насторожился, но потом, видя, что я совершенно спокоен, простодушно начал:
— Конечно, когда я еще был маленьким…
И здесь я не выдержал и взорвался:
— Улаф, ты лейтенант дальнего флота, причем опытный лейтенант, не какой-нибудь зеленый салага, сейчас совершил непростительную ошибку, а теперь еще сидишь здесь и оправдываешь ее…
Еще минут десять я распекал своего друга, а с него, как с гуся вода, потом только рукой махнул, все равно бесполезно.
Пятнадцать лет мы с ним напарники, пятнадцать лет я стараюсь избавиться от его упрямства — все зря, каким он был, таким же и остался. Правда, сейчас я немного отыгрался на нем за те несколько тревожных минут на земле. Теперь он несколько часов будет дуться на меня, а потом опять все вернется на круги своя. И то хорошо, хоть даст мне теперь спокойно управлять кораблем, тем более что мы уже подлетали к базе.
— База, здесь борт ЕС-287, прошу посадку.
— Борт ЕС-287, посадку разрешаю. Привет, Алексей, как там наша старушка, все также сердится? У вас там все в порядке, а то вы что-то задержались?
— Все нормально, Норман, мы только немножко позанимались спасательством.
— И как успехи?
— А вот сам скоро и увидишь. Улаф тебя с ним познакомит. Конец связи.
Нас плавно втянуло внутрь ангара.
— Ну, вот и прибыли. Экипаж к выходу, — я мимоходом погладил мохнатого пассажира, а тот с благодарностью лизнул мне руку и завилял хвостом. — Улаф, бери Симпатягу и выметайся отсюда и старайся пару часов не попадаться мне на глаза. Да и начальству тоже, — эту фразу я уже сообщал закрывающейся двери рубки.
Вот и конец нашему последнему, такому недолгому, путешествию на родную планету. Теперь нашей родиной на долгие-долгие годы станет открытый космос, и я посмотрел в окно иллюминатора. Внизу, под нами, когда-то голубой и такой прекрасный, а теперь весь бурый, в каких-тотемных, неприятных пятнах, проплывал огромный шар нашей родной Земли.
Горько было покидать ее, особенно нам, пилотам, тем, кто долгие-долгие месяцы проводил в глубоком космосе. Нам так часто снился ее родной, манящий голубой шар. Но так будет не всегда, нет! Наши далекие потомки смогут опять увидеть ее во всем своем великолепии. И опять голубой шар величественно поплывет в космосе, тая под своим покровом удивительное чудо — жизнь!
Каждые 800–900 миллионов лет планеты обновляются: меняются магнитные полюса, двигаются и изменяются материки, просыпаются вулканы, бушуют океаны, свое страшное путешествие начинают ледники. Сметается с поверхности все живое. Планеты на долгие тысячелетия окутываются мглой, чтобы потом возродиться к жизни в новом блеске.
И горе тем цивилизациям, которые не сумели кэтому времени вырватьсяв космос — они бесследно исчезаютво времени и пространстве…