Листки, найденные в старой красноармейской сумке, уже перепечатанные, лежали у Воронова в папке. О них только и говорили в редакции. Уже готовился макет специальной полосы. Маша Андреева в который раз переделывала вводку. Воронов беспощадно браковал один вариант за другим.
— Пока я не вижу той ночи, которая была в Кремле, — говорил Воронов.
— Разрешите! — Дверь редакторского кабинета распахнулась, на пороге появился мужчина богатырского телосложения. Вот только лицо никак не соответствовало спортивной фигуре. Оно было рыхлым, с желтым оттенком. — Если не ошибаюсь, главный редактор? — с улыбкой обратился он к Воронову.
«Где я видел этого человека?» — подумал Воронов.
— Ба! — воскликнул вошедший. — Товарищ Андреева! Рад вас приветствовать.
— Андрей Николаевич, познакомьтесь, это Федор Никитович Алкаш, детский писатель.
Детский писатель едва втиснулся в кресло. Раздался легкий скрип.
— Я без вступлений. Прямо к делу. Тут недельки четыре назад я посылал вам цикл своих стихов «Мы пионеры-молодцы» и небольшой рассказец «Судьба Коли Птичкина». Материал вполне актуальный.
При этих словах Маша поморщилась. Цикл стихов «Мы пионеры — молодцы» в шестьсот строк изобиловал гениальными рифмами типа «огурцы — молодцы» и назидательно утверждал, что любое пионерское звено при желании может стать образцово — показательным. Рассказ «Судьба Коли Птичкина» повествовал о некоем Коле, который начал с обмана дедушки и бабушки, а затем обманул учителя. Но класс перевоспитал Колю. И он стал лучшим мичуринцем школы.
— Вы понимаете, товарищ Алкаш, — начал Воронов, — уж больно это все избитые темы. И притом они далеки от ребячьей жизни…
— Но позвольте, меня печатают альманахи! — взвился автор.
«Теперь не отвяжется», — тоскливо подумал Воронов и, чтобы как‑нибудь прервать бурлящий поток фраз писателя, дружелюбно предложил:
— А почему бы вам не написать об отряде «Искатель». Живое дело!
— Об «Иска — те — ле»?.. С вашего позволения, я могу вам прочитать одно письмо, присланное мне довольно уважаемыми людьми.
— Это не Кубышкиным ли? — осведомился редактор.
— Да, Кубышкиным! И вы, как редактор, должны прислушиваться к голосу общественности! А эти, вы меня извините, хулиганы в голубых рубашках…
— Я бы просил осторожнее, — Воронов поднялся.
Алкаш с трудом выдернул свою мощную фигуру из кресла.
— Я прошу вернуть мои рукописи… Немедленно…
— Пожалуйста, вот ваши рукописи…
После работы Маша не пошла домой, а свернула в кафе «Космос». Там ее ждал Александр Иванович. У Пашкова был последний день отпуска. И он пригласил Машу поужинать.
С тех пор как Маша познакомилась с Александром Ивановичем, прошел всего месяц. Но ей казалось, что она его знает давным — давно. Ее поразило, что Александр Иванович сумел так быстро завоевать такой авторитет у мальчишек. А ведь они за него действительно в огонь и в воду полезут! Андреева так и не могла понять, как у Пашкова все это получается. А когда спрашивала у него, он только пожимал плечами.
— О чем вы задумались? — спросил Александр Иванович Машу.
— К нам сегодня приходил в редакцию один писатель.
— Мне Андрей об этом рассказывал.
— Очень странный человек.
— Вот и Ребров беспокоится, как бы чего не вышло, и волнуется о шишках, которые вдруг свалятся на его голову…
— Кстати, Ребров уходит в облсовпроф инструктором в детский сектор. И в завтрашнем номере идет его статья о подростках.
— Почему мы привыкли все раскладывать по определенным полочкам? — как бы не слыша того, о чем сказала Маша, раздумчиво продолжал Пашков. — Так принято, а так нельзя… Так кем‑то сто лет назад подписано. Уже подписи стерлись, а инструкции существуют… Вот Ребров заявляет мне, а не может ли получиться, что наш отряд — это надстройка над школой, комсомолом…
— Но если рассуждать так, то и Гайдара можно обвинить, что Тимур и его команда — это тоже надстройка над пионерским лагерем.
— Точно! — засмеялся Пашков. — Вот и для уважаемого писателя наши ребята не более как хулиганы. Уверен, что сей детский автор не любит ребят и не понимает их, а детская тема нужна ему лишь для того, чтобы стричь купоны.
Пашков говорил зло, глуховато. А Маша ловила себя все время на том, что хочет, как ребенку, взъерошить волосы этому в общем‑то неустроенному человеку.
— По — моему, все предельно ясно. Комсомольская газета. Командир — коммунист. Мальчишки по — хорошему увлечены… Какие тут могут быть надстройки? И плюньте на все эти жалобы, Саша… — Маша смутилась, что назвала Пашкова по имени. Но ей уже не хотелось называть его Александром Ивановичем. — Значит, завтра на работу, Саша?
— Да, труба зовет в мой любимый трест.
— Что же будет с отрядом? Мальчишек сейчас уже не остановишь! Да и нельзя останавливать!
— Думаю, что во многом сейчас ребята сами справятся. Есть надежные капитаны… Валька, Паганель, Света… Никита Березин. Гвардия! А после пяти — як ним.
— Саша, а вам не нужен еще один капитан? — загадочно улыбаясь, спросила Маша.
— Если это вы, — улыбнулся Пашков, — то я «за».
— Нет, честное слово! Можете рассчитывать на заведующего отделом учащейся молодежи!
В кафе зажгли свет. На сцене рассаживались музыканты. И Млечный Путь, нарисованный на потолке, наполнялся электрическим блеском.