Каждая страна обладает неповторимым своеобразием, влияющим на все стороны жизни, тем, что можно назвать магией земли. Очевидно также, что народы, живущие на одной территории, обладают схожими чертами характера. С этим соглашаются даже яростные противники концепции национального характера, которых не устраивает либо понятие «национальный», либо «характер». Но отрицать очевидное невозможно.

Что формирует эти особенности, что влияет на них – вот что уже много веков не дает покоя исследователям и путешественникам.

Одни ищут причины в климате – чем жарче, тем страстнее; другие в истории – кто что пережил, тот тем и стал; третьи – в расовой принадлежности (это самые политически некорректные); четвертые – в государственном и социальном устройстве, что может быть выражено переделанной известной формулой «каждое правительство имеет тот народ, который заслуживает».

Каждая из этих причин может быть легко подвергнута критике, опровергнута, после чего доказано что-то прямо противоположное. Но своеобразие характеров все равно сохраняется.

Скорее всего, определяющую роль играет весь комплекс явлений, окружающих народ, – климат, наследие предков, кровь разных племен, перемешавшаяся за века и тысячелетия, пища, традиционно потребляемая, воздух и сама земля, – словом, все та же магия земли.

Многообразие регионов – единство культуры

Сегодня крайне популярны, в том числе и среди самих итальянцев, рассуждения об отсутствии единства в итальянском народе, при этом настойчиво подчеркиваются ярко выраженные региональные различия. В подтверждение приводится тот факт, что объединение Италии произошло совсем не так давно – около 150 лет назад. До этого страна была разбита на небольшие государства, имевшие каждое свою историю и путь развития. В этом случае говорить об особенностях характера итальянцев становится невозможно, остается только рассуждать о ломбардийцах, неаполитанцах, венецианцах и т. д. В одних случаях подобные рассуждения носят ярко выраженную политическую окраску, в других – социальную, в третьих – культурную. Да и средства массовой информации не дают забыться этим различиям, постоянно привлекая к ним внимание, сея вражду и непонимание внутри своей страны.

Безусловно, региональные различия в Италии велики. Заметим, кстати, что есть они практически в любой стране, в которой существует региональное деление. Причем разрыв этот не уменьшается, а во многом увеличивается с течением времени. Прежде всего, это противоречие между Севером и Югом Италии, границей между противоборствующими регионами условно является Рим. Деловой и все более космополитичный Север на первый взгляд мало чем похож на вальяжный и нищий Юг. Сегодня все слышнее голоса политиков и общественных деятелей, призывающих к новому разъединению страны. «Доколе мы, жители Севера, будем своим трудом кормить этих бездельников-южан?» – этот вопрос находит живую поддержку среди жителей северных провинций и яростное возмущение среди жителей южных. Южане, в свою очередь, с презрением смотрят на европеизированный и американизированный Север, считая, что он утратил связь с подлинно итальянской традицией и культурой, которые живы только южнее Рима. Противоречия, успешно разжигаемые прессой и политическими деятелями, нарастают.

Кроме этого, существует и другая важная особенность итальянской жизни – привязанность к своей малой родине. Для итальянца патриотическое чувство сосредоточено в первую очередь на родной деревне или городе, потом уже распространяется на более широкую территорию, постепенно выходя на уровень провинции и в последнюю очередь страны. Если город большой, центром мира может стать один район или даже улица. Трудно сказать, что сыграло определяющую роль в подобном отношении – долгие годы национальной разобщенности и иностранного засилья, когда подлинно своей можно было считать только крайне ограниченную территорию? Традиции средневековых городов-государств? Или особенности итальянского характера, ставящего в центр вселенной, прежде всего, самого себя, свою семью, своих друзей и соседей?

Город Сиена по сей день разделен на 17 районов («contrade»), сложившихся еще в Средние века. У каждого района свое громкое имя, например, «змея», или «дракон», или «единорог», или «волчица». У каждого свой цвет, символ, знамя. Ежегодно проводимые с 1283 года 2 июля и 16 августа на центральной площади состязания на неоседланных лошадях – Палио – не только красочное развлечение для туристов и способ выкачать из них как можно больше денег. Они определяют, какой район будет победителем в текущем году.

Это большое событие для жителей Сиены: к нему сначала долго готовятся, а потом долго празднуют. Один из современных жителей Сиены пишет: «Никакие попытки описать это событие не могут передать всю важность победы и то значение, которое она имеет для жителей Сиены в их повседневной жизни. Чтобы понять это, надо просто родиться в Сиене и прожить жизнь контрады».

Соперничество между районами очень сильно и сегодня. Говорят даже, что до сих пор на браки между районами смотрят без одобрения. Такого рода узкий местный патриотизм отнюдь не исключает существования единого города Сиены и его жителей сиенцев. Так же и в масштабах страны: район – город – область – регион, все это в конце концов выводит на общеитальянское единство.

В Италии существует понятие «II campanilismo», особенно распространенное на юге страны, происходящее от «campanile» – колокольня. Подобного рода колокольни стоят на центральных площадях небольших городков. Особые отношения объединяют всех жителей, находящихся в пределах территории, куда проникает звук колокола. По-русски хорошим эквивалентом является выражение «со своей колокольни». Все то, что можно увидеть со своей колокольни, и является частью своего особого мира, только здесь есть уверенность и понимание. Кстати, исторически русские также остро ощущали приверженность к родной местности, вспомним героя известного фильма, который за машину «Родину продал», т. е. свой отчий дом. До конца своих дней итальянец, даже много раз переменивший место жительства, ощущает себя частью своей родной деревни или города. Человек, родившийся и выросший в Неаполе, но живущий много лет в Турине, остается неаполитанцем, и именно так его воспринимают окружающие.

Еще одно понятие – из более древней истории этой страны – древнеримское «гений места» (genius loci). Согласно античной мифологии, у каждого места есть свой гений, дух-покровитель. Его существование подчеркивало важность общности людей, проживавших в одной местности и находившихся под покровительством одного, общего для них, духа.

Любовь к родным местам красиво передана в народной сказке про колу-рыбу. Заканчивается она страшным землетрясением, полностью уничтожившим город Мессина на острове Сицилия. Известно, что подобные бедствия действительно время от времени разрушают город до основания, последнее, страшное, было в начале XX века (Блок писал: «И дикой сказкой был для вас провал // И Лиссабона, и Мессины»). Так вот, история про мальчика-рыбу, предсказывавшего неразумному правителю катастрофу, заканчивается патриотично: «Однако люди не ушли из Мессины. Ведь каждому дороже всего край, где он появился на свет и прожил всю жизнь. Оставшиеся в живых выстроили новый город, еще прекраснее прежнего. Он и сейчас стоит на самом берегу голубого Мессинского пролива».

Все это – и различия между Севером и Югом, и исторически обусловленная привязанность итальянцев к своему месту жительства в узком смысле, и реально существующие различия между отдельными провинциями и городами – отнюдь не доказывает того, что итальянцев и Италии как единого целого не существует.

Италия существовала и тогда, когда ее фактически не было как страны. Сохранялась она, прежде всего, в названии. Италия, итальянские государства, итальянские города, итальянцы – все эти понятия использовались и были в широком употреблении в период раздробленности страны. Ни у кого не возникало сомнения, кто и что имеется в виду.

В самом начале XVI века Никколо Макиавелли свой самый знаменитый труд «Государь» завершил призывом к освобождению от различных захватчиков-«варваров», как он их всех именует. При этом он пишет о том, что разрозненная и разобщенная Италия готова объединиться хотя бы ради уничтожения врагов и возрождения былого величия: «…как полна она рвения и готовности стать под общее знамя, если бы только нашлось, кому его понести!». Безусловно, Макиавелли, как истинный итальянец, был, прежде всего, страстным патриотом своего родного города – Флоренции. Но одно не исключает другого, и в данном случае местный патриотизм выразился в том, что именно правители Флоренции, как надеялся писатель, смогут стать во главе объединительного движения.

Не случаен, видимо, и тот факт, что именно в Италии зародилась теория национальных характеров. Философа Джамбаттиста Вико (1668–1744), профессора Неаполитанского университета, часто называют первым этнологом. В своей работе «Основания новой науки об общей природе наций» он впервые поставил вопрос о научном изучении психологии народов и наций. По его мнению, история человечества подчиняется столь же незыблемым законам, что и природа. При этом, подобно тому как каждый человек в течение жизни проходит три стадии – детство, юность и зрелость, так и каждый народ в своем развитии переживает три фазы, обозначенные Вико как «век богов», «век героев», «человеческий век». Естественно, что прежде всего свои концепции итальянский философ основывал на опыте своей страны.

Многие факторы способствовали сохранению итальянского единого начала в разобщенной и формально несуществующей Италии. Это и территория, отгороженная от Европы на севере высокими Альпами, а в остальных местах ото всего мира – водой. Объединял и язык, который, несмотря на сильные региональные различия, был единым на всей территории. А главное, это сохранение представления самих жителей этих разных государств о себе как об итальянцах. Да, безусловно, венецианец и флорентиец были жителями совершенно разных миров, но, в конечном счете, они не отрицали и права на существование таких понятий, как «Италия» и «итальянцы», а, находясь вдали от дома, остро ощущали свое единство. Неаполитанский поэт XVI века Галеаццио ди Тарсиа делился в поэтической форме своей радостью от возвращения домой, в родную Италию:

Известно, что неаполитанцы – большие патриоты своего родного города, но все местные различия и ссоры теряют смысл перед главным – возвращением на родину. От «зыбкой преграды» – Альп – до родного Неаполя еще очень далеко, но это уже свой мир, понятный и близкий.

Однако самые убедительные результаты дает изучение отличительных черт характера итальянцев, особенностей их быта и традиций, образа жизни и манеры поведения. Это позволяет говорить о безусловном внутреннем единстве этого народа.

Вне всякого сомнения, национальные характеристики не равнозначно выражены в разных регионах: усиливаются, доходя местами до гротеска, к Югу, и ослабевают, европеизируясь, к Северу. Но никогда, даже в самом неитальянском городе Италии – Милане, не исчезают полностью. Достаточно только посидеть полчаса в миланском баре, конечно, не в самом центре, где редко сегодня услышишь итальянскую речь (если только встретишь группу итальянских школьников на экскурсии в Соборе), а где-нибудь на боковой улочке, чтобы почувствовать, что итальянский дух жив и здесь. Пусть он не столь ярко выражен, как в умбрийских городках или Неаполе, но присутствует и здесь совершенно определенно, и его ни с чем не спутаешь. Так же эмоционально разговаривают между собой и с барменом посетители, так же с удовольствием поглощают кофе, с тем же независимым видом забегают пропустить стаканчик чего-нибудь подкрепляющего силы. Или посмотреть на лица миланцев во время ежегодного карнавала, не столь знаменитого и помпезного, как венецианский, но не менее яркого, шумного и итальянского.

Единство, безусловно, существует, а значит, можно говорить и об общих отличительных чертах итальянской жизни и характера, опуская при этом региональные особенности.

Вместе с тем наличие ярко выраженного регионального деления уже само по себе составляет важную составляющую итальянского мира.

Коротко о регионах Италии

Каждая из областей Италии, всего их 20, обладает своими особенностями и очарованием. Яркие и самобытные, они, подобно мозаике, создают неповторимую картину итальянской жизни. Знакомство с Италией невозможно без краткого описания ее отдельных частей. Как и всякие обобщения, подобное описание грешит условностями, однако попытаться передать дух каждого из регионов все-таки стоит.

Лигурия (Liguria)

Лигурия – место, хорошо знакомое россиянам по художественной литературе. Сюда с середины XIX века стекалась сначала русская знать, а потом и простые обыватели, в поисках тепла, солнца, моря и лекарства от сердечных недугов. Конечно, ныне французская, а в XIX веке итальянская же Ницца имела пальму первенства, но и лигурийское побережье, менее туристическое, высоко ценилось любителями и знатоками Италии девятнадцатого столетия.

Область тянется узкой полосой вдоль Лигурийского моря, здесь царство гор и моря. Через всю область проложена автострада – не устающий удивлять образчик итальянского трудолюбия и любви к прямым линиям: тоннели выходят на мосты, а мосты плавно переходят в тоннели, так что многокилометровая трасса, идущая сквозь горы, иногда долгое время проходит исключительно по рукотворной земле. Вот вам и стереотип о ленивых итальянцах! Дорога эта ведет прямиком во Францию, но французского влияния здесь совсем не ощущается, скорее наоборот – Италия чувствуется долгое время и после пересечения французской границы.

Лигурийское побережье делится на две части – западную, более курортную, и восточную, более дикую, хотя и тоже курортную (Ривьера Поненте и Леванте соответственно). Это места не столько для любителей полежать на пляже, сколько для эстетов и ценителей местных традиций. Точнее, это, пожалуй, единственное побережье, где успешно сочетается курортная жизнь и итальянский дух. Сан-Ремо, находящийся на западной части, является вполне космополитичным европейским курортом, с отелями вдоль моря, песчаными пляжами и знаменитым казино. Однако стоит отойти всего на несколько метров и углубиться в так называемый старый город, лепящийся, согласно местной традиции, к горе, чтобы оказаться в совершенно ином мире – живого Средневековья. Узкие улочки, обветшалые дома, шумная жизнь на улице, крики переговаривающихся из окон соседей и практически полное отсутствие туристов.

На восточном побережье Лигурии пляжей и променадов вообще нет. И несмотря на это, здесь находится самый модный курортный городок Италии – Портофино. Набережная, забитая ресторанами всех видов, и роскошные яхты в укромной бухте – вот что определяет дух этого места, ничем особенным, кроме модного названия, не выделяющегося среди других. Кстати, сами итальянцы не любят купаться, для них море – это сидение на пляже в красивых купальниках и поедание мороженого, да и то это занятие в основном для мам с детьми и молодежи. Плещутся в воде с радостным фырканьем и взвизгиванием, под снисходительными взглядами итальянцев, преимущественно немецкие и русские туристы.

Жемчужиной этих мест можно назвать территорию «Пяти земель», Чинкве-Терре (Cinque Terre). Пять деревушек лепятся к спускающимся прямо в море скалам. Склоны засажены оливковыми деревьями и лимонами. Основа питания – все, что ловится в море, обильно политое местным оливковым маслом и соком местных лимонов. Запивается все это местным же вином.

Жизнь в этих местах неспешная и относительно спокойная. Жители вполне доброжелательно, как, впрочем, и по всей Италии, воспринимают сезонных туристов – кормильцев и поильцев многих местных семей. Кстати, это одно из немногих курортных мест, где отдыхает больше итальянцев, чем иностранцев. Улочки и площади заполнены местным населением, размеренно и неторопливо проживающим свою жизнь под наблюдением туристов. Утром – кофе в баре и разговоры, днем – обед в траттории и разговоры, после отдыха – разговоры и ужин дома в кругу семьи. Поздно вечером на улицах галдят только туристы, пьяные от воздуха и местного сладкого лимончелло. Местные жители спать ложатся рано, завтра новый день.

Валле д’Аоста (Valle D’Aosta)

Узкой полосой тянется долина Аоста, врезаясь в Альпы. С одной стороны она упирается в Монблан (по-итальянски Монте Бьянко), другим концом спускается в долину Пьемонта. Этот довольно дикий на вид кусок земли, окруженный с двух сторон высокими горами, был давно освоен и обжит людьми. Несмотря на его кажущуюся замкнутость, он всегда был своеобразной дорогой в Европу и, соответственно, из Европы, что вынуждало жителей во все времена возводить здесь оборонные сооружения. Древние римляне также строили свои укрепления, сопровождая их непременными ареной-театром и банями (остатки всего этого величия сохранились в главном городе региона Аосте).

От Средних веков остались величественные замки, которые, подобно орлиным гнездам, торчат на вершинах неприступных скал. Видно из них, должно быть, было далеко, но не совсем понятно, каким образом туда попадали люди, а тем более доставляли строительный материал. Долгое время здесь находилось герцогство Савойское, потом Сардинское королевство, и французское влияние ощущается и по сей день. Даже официальных языков здесь два – французский и итальянский. С другой стороны гор находится Швейцария, поэтому местные жители балуют себя и туристов еще и фондю.

Именно здесь расположен перевал и монастырь Сан-Бернар, знаменитые собаки которого – в русском варианте сенбернары – спасали незадачливых путешественников вовремя доставленным глотком бренди, бочонки с которым были привязаны у них к шее. С XI века неутомимые монахи занимались их воспитанием. Сегодня, по сообщениям прессы, героических собак вынуждены постепенно распродавать, так как содержать их дорого, а идея спасения с помощью глотка бренди в современных условиях утратила свой смысл.

В 1960-х годах эту традиционную, но довольно сложную дорогу в Европу решили сделать удобной – и прорубили здесь тоннель под Монбланом, самой высокой альпийской горой (4807 м). Но это «окно в Европу» оказалось на первых порах не совсем удачным – после страшного пожара, унесшего жизни 39 человек, его закрыли на несколько лет и долго не решались открыть. К тому же «зеленые» и «антиглобалисты» заявили о том, что, с одной стороны, тоннель с грузовиками портит экологию здешних девственных мест, а с другой – чрезмерная близость Италии и Франции тоже ни к чему, дорога в Европу должна сопровождаться трудностями. Сейчас остатки этой активности свисают плакатами над дорогой к тоннелю, но в основном с французской стороны. У итальянцев много других дел.

Сегодня одиннадцатикилометровый тоннель вновь открыт и весь наполнен разного рода мерами предосторожности против возможных несчастных случаев. В оформлении его явно принимала участие итальянская сторона – все блестит и переливается. За его деятельностью наблюдает через видеокамеры целая армия сотрудников, она же собирает вполне приличные суммы за проезд, так что многие предпочитают менее удобную, но более экономную дорогу через перевалы и тоннели соседней Швейцарии.

В этих местах расположена часть горнолыжных курортов Италии. Схожие архитектурно с соседними французскими курортами, среди которых такие знаменитые, как Шамони, прямо с другой стороны тоннеля, они менее яркие, но зато и более спокойные, так как привлекают меньшее число отдыхающих, что, может, и плохо для бизнеса, но благоприятным образом сказывается на общей атмосфере.

Центром горнолыжного спорта в этом регионе Италии является городок Курмайор – спокойный и вполне итальянский, несмотря на французский язык, который здесь не меньше в ходу, чем итальянский. Окруженный высокими заснеженными горами, он удобно расположен между тоннелем и началом автострады. Огромные отели, построенные чаще всего в форме альпийских шале, большую часть времени пустуют. На центральной улице сувенирные и спортивные магазины соседствуют с продуктовыми лавочками. В барах идет размеренная жизнь – карабинеры попивают кофе, иногда согреваясь чем-нибудь посерьезнее, но не перестают при этом бдительно нести службу и активно общаться с местным населением и барменами. В ресторанах поят местным вином и кормят вполне итальянской пиццей. Если удается, радостно обсчитывают простака-туриста. Обсуждают новости, их здесь много, все-таки совсем рядом Европа.

Пьемонт (Piemonte) и Ломбардия (Lombardia)

Эти два соседствующих региона имеют много общего: они занимают большую территорию на севере страны, наиболее индустриально развитые, густонаселенные и космополитичные. Именно центр Ломбардии Милан претендует на общеевропейское положение, «воюя» с чрезмерно, по его мнению, итальянским Югом. Кстати, северяне любят обвинять южан в коррупции и продажности, в неумении навести порядок на своей земле, но вот парадокс: основные скандалы на почве коррумпированности и взяточничества регулярно случаются как раз в Милане – центре итальянской деловой и финансовой жизни.

Географически здешние территории представляют собой плоские долины, а местами и низины, по большей части которых течет знаменитая река По. Климат – влажный и жаркий летом и холодный зимой – позволяет выращивать любимый местными жителями итальянский рис. Растут здесь и другие зерновые, а также виноград, из которого получается вполне приличное вино. Местность эта, в отличие от остальной Италии, наиболее плоская, однообразная и скучная. Время от времени наползают в миланскую низину туманы, черные и непроницаемые, что не улучшает общего неприглядного впечатления от здешней погоды.

Но и то и другое отнюдь не уменьшает количества желающих здесь жить.

Здесь – самое сердце итальянского бизнеса и деловой активности. В Турине выпускают «фиаты», в Комо – шелк, скрипки – в Кремоне, швейные машинки – в Павии.

Под Миланом в местечке Саронно выпускают столь любимый русскими дамами ликер «Амаретто ди Саронно», появившийся в России одним из первых западных продуктов после начала перестройки и, может быть, поэтому вызывающий сентиментальные чувства. А может быть, из-за сомнительной истории про предприимчивую итальянскую вдовушку, которая якобы случайно создала этот напиток любви. Популярная история рассказывает о художнике Бернардино Луини, который был приглашен в 1525 году расписывать местную церковь. Юная и прекрасная вдова, содержательница гостиницы, позировала ему для образа Мадонны. В благодарность за любовь художника она приготовила для него крепкий напиток, который настояла на абрикосовых косточках. Ее портрет, говорят, до сих пор можно увидеть в церкви в образе Мадонны. А уж ликер продается везде и всюду.

Эти два региона – Ломбардию и Пьемонт – обычно вспоминают сторонники региональной разобщенности страны – «смотрите, мол, совсем неитальянские места. И работа здесь кипит, и сделки совершаются, и все страны собираются для ведения деловых встреч, и люди совершенно другие, не похожие на остальных итальянцев». Все это справедливо, но совершенно не исключает, а порой и подчеркивает итальянское начало, лежащее в основе местной жизни.

Миланцы, безусловно, самые элегантные, нарядные и изысканные из итальянцев. Итальянское пристрастие к дорогой и красивой одежде здесь достигает своей кульминации. Да, они заскакивают в соседний бар за чашечкой кофе и разговаривают с окружающими с несколько высокомерно-отстраненными лицами – еще бы, они ведь настоящие европейцы. С вполне итальянской увлеченностью они играют в космополитизм и Европу. Они гораздо больше европейцы, чем сами европейцы, в Италии каждая роль должна быть доведена до совершенства.

Здесь же находятся и всемирно известные итальянские ценности – знаменитая опера Ла Скала, «Тайная вечеря» Леонардо да Винчи, модные бутики прославленных итальянских модельеров – Валентино, Гуччи, Версаче и других, менее известных обывателям, которым по карману только рассматривание ярких витрин.

В Ломбардии скрывается еще одна итальянская жемчужина – озеро Комо. Своей красотой и романтичностью оно смогло покорить даже сердца российских журналистов, традиционно пишущих об изъезженных итальянских курортах: за последние несколько лет появилось несколько, в том числе и очень хороших, статей об этом чуде природы. Это озеро, узкой полосой раскинувшееся посреди высоких гор, получило высокую оценку уже довольно давно. Первая из известных вилл была построена на здешних берегах еще в I веке и. э. Плинием Младшим, ловившим рыбу из окна собственного дома и с восхищением отзывавшимся в письмах о красоте окружающей природы. Римляне называли Комо певуче – Ларио.

Потом были многие другие – итальянцы, немцы, русские, англичане, – знатные и знаменитые, в том числе и царственных кровей, под стать величественности здешних мест, – Фридрих Барбаросса, герцоги д’Эсте, Шарлотта Австрийская, Стендаль, Лист, Достоевский. Английские романтики-поэты слагали об озере стихи. Здесь любил отдыхать от государственных забот Черчилль. Здесь же построил виллу американский миллионер Рокфеллер, сейчас она находится в собственности его фонда. А не так давно озеро Комо вошло в моду в мире кинематографии: на его берегах снимались эпизоды из фильма «Звездные войны» – самые красивые и яркие, надо отметить, а также здесь купил и обустроил виллу американский актер Джодж Клуни, о чем не перестают сообщать английские и американские журналы. Словом, место это было популярно и наполнено путешественниками во все времена.

Несмотря на такую популярность среди иностранцев, озеро уцелело и даже смогло сохранить свой местный колорит. В маленьких городках, которые, как бусы, окружают озеро, царят мир и покой. В каждом из них центральная площадь с церковью наполняется перед ужином гуляющим народом, вечный кофе в вечных же барах пьется под неизменные разговоры, итальянская кухня разнообразится озерной рыбой, которой славятся здешние места. Быстрые кораблики скользят по тихим водам, развозя на работу и обратно галдящих местных жителей. Своими громкими голосами они столь активно обсуждают новости уже в 7 часов утра, что обычно шумные туристы, даже американцы, стихают и не мешают течению итальянской жизни. Не пустуют и роскошные виллы, превращенные в парки и музеи и открытые для посещения, причем заполняют их не только восхищенные туристы, но и сами итальянцы, заглянувшие сюда с друзьями, чтобы отдохнуть и поболтать среди красоты.

Трентино-Альто Адидже (Trentino-Alto Adige)

Эта северная область относительно недавно досталась Италии: еще в начале XX века она входила в состав Австро-Венгрии и только после Первой мировой войны по Версальскому договору отошла к Италии. Здесь царство той величественной части Альп, которая носит название Доломитов, горных лыж в уютных альпийских деревушках, приятной смеси австрийской, немецкой и итальянской жизни. Само географическое название здешних мест – Южный Тироль – подчеркивает действительно ощутимую связь с соседней Австрией. Здесь же находится самый удобный альпийский перевал – Бреннерский, который связывает Италию не только с Австрией, но и с довольно близко расположенной Германией.

Несмотря на иностранные корни этих мест, итальянский дух потихоньку проникает и в эти края. На довольно грязных заправках сидят неторопливые итальянцы; местные вина, которых здесь производится довольно много, по вкусу ближе к итальянским, чем к австрийским или немецким. Правда, кофе здесь совсем не так вкусен, как в остальной Италии, а местная ветчина напоминает, скорее, немецкий шпик, чем благородное итальянское прошутто.

Венето (Veneto)

Над этой областью, безусловно, довлеет ее главный город – Венеция. Венеция, что бы про нее ни писали и ни говорили, это целый мир. У нее столько же противников, сколько и почитателей: одни считают ее старой и прогнившей, разваливающимся памятником былого величия, другие воспринимают ее как самый живой и яркий город земли. Оскар Уайльд, оказавшийся в городе на воде в один из тех жарких дней, когда ветер нес запахи застоявшейся воды и прелых овощей, написал, что, катаясь в традиционной черной гондоле, он чувствовал себя плавающим в гробу по сточной канаве. С другой стороны, ироничный А. П. Чехов, во время европейского путешествия чувствовавший «одно только утомление и желание поесть щей с гречневой кашей», писал в письмах, что Венеция его «очаровала и свела с ума». Впадая в несвойственный ему тон, он восхищенно восклицал: «Восхитительная, голубоглазая Венеция шлет всем вам привет! Ах, синьоры, что за чудный город эта Венеция! Представьте вы себе город, состоящий из домов и церквей, каких вы никогда не видели: архитектура упоительная, все грациозно и легко, как птицеподобная гондола».

Как бы там ни было, но Венеция завораживает практически всех. В том числе и скептиков, считающих ее туристической клоакой, а потом полночи вдыхающих пьянящий аромат сумасшедшей и праздничной венецианской ночи.

В заполненной круглый год многочисленными и разнообразными путешественниками Венеции достаточно чуть-чуть углубиться в боковые улицы, чтобы попасть в совершенно иной мир. Здесь в кафе, лишенных всякой внешней яркости, сидят люди и играют в карты, а на маленьких площадях шумные мальчишки гоняют мячик. Здесь течет своя, особая жизнь, на вид мало изменившаяся за последние столетия и уж совсем не зависящая от шумной толпы за углом. Но и в праздной толпе, и вечном празднике на центральных улицах – тоже Италия, такая, какой она бывает, когда веселится и празднует. Только в других местах это происходит несколько раз в год, а в Венеции – всегда.

Район Венето славен и другими итальянскими достопримечательностями. Здесь расположена Верона, знаменитая древнеримским амфитеатром – Ареной, на которой идут современные постановки классики, центральной городской стеной, силуэт которой напоминает кремлевскую в Москве, прекрасными дворцами и садами. Но самое главное, конечно, домиком Джульетты. В его дворе стоит статуя юной шекспировской героини, одна грудь которой до яркого блеска отполирована руками туристов. Кто-то придумал примету – если потрогать грудь этой романтической героини, то непременно повезет в любви. Вот и выстраиваются толпы японских туристок, чтобы прикоснуться по очереди к холодному металлу, в надежде обрести вечную любовь. И как-то забывается, что любовь-то была не только великая, но и трагическая, и закончилась быстро и плохо. Итальянцы – мастера по изобретению разного рода примет и суеверий, во многие из которых они верят сами. Некоторые же приносят им неплохой доход.

Под Падуей, еще одним замечательным городом области Венето, находятся удивительно ровные и округлые холмы древнего вулканического происхождения. Здесь затерялся городок Арква Петрарка, затерялся настолько, что даже не обзавелся гостиницей. Зато в нем находится дом, где провел свои последние годы великий итальянский поэт Петрарка, по слухам, любивший на излете жизни гулять по зеленым склонам вулканических холмов, покрытых цветущими кустарниками боярышника. И действительно, магия места действует на путешественников, которым начинает казаться, что дорожки еще хранят следы поэта, а птицы на кустах поют те же песни, которые восхищали и его. Вот только музей разочаровывает – согласно доброй итальянской традиции, он закрыт в самое удобное для посещения время, так что чаще всего приходится довольствоваться видом крыши из-за забора и утешаться потом бокалом превосходного местного белого вина в кафе на площади под цветущими каштанами.

Место это очень редко посещается туристами, только уж какими-нибудь страстными почитателями таланта Петрарки, зато весьма популярно среди итальянцев. На центральной площади, рядом с церковью, где похоронен поэт, время от времени устраивают рынок, где продают местные деликатесы – мед и свежевыпеченные булки, а также изделия из дерева и металла. Жизнь идет неторопливо и степенно, трудно представить, что в этой же области расположена сумасшедшая Венеция с ее вечным праздником. И все это грани одной и той же культуры.

Фриули-Венеция Джулия (Friuli-Venezia Giulia)

Небольшая область, выходящая к Адриатическому морю. С одной стороны граничит с Австрией, с другой – со Словенией. Приграничное положение повлияло и на характер места. Город Удине радует своей германской чистотой, Триест – славянской суматошностью. Но через все это пробивается неистребимое итальянское жизнелюбие.

Эмилия-Романья (Emilia-Romagna)

Эмилия-Романья географически завершает северную Италию, за ней начинается центральная часть страны. Положение вынуждает ее примыкать в политических дебатах к деловому Северу, но агрессии и активности здесь чувствуется меньше. Да и трудно этому району, славящемуся своими гастрономическими достижениями, отречься от общеитальянских ценностей. Парма вошла в мировые языки своим сыром – пармезаном, своеобразной гастрономической визитной карточкой страны. Славится она, уже менее широко, в пределах Италии, и своими ветчинами и колбасами, а также оскандалившейся молочной компанией «Пармалат». Модена, помимо машин «Феррари», производит моденский бальзамический уксус (единственно подлинный, опасайтесь подделок!) и игристое вино «Ламбруско».

Эмилия-Романья полна контрастов, она словно Италия в миниатюре. Гастрономическое пиршество, старейший в Европе Болонский университет, Римини – любимый морской курорт россиян и не только их, Равенна с ее древней историей и византийскими мозаиками. И все это в пределах одной области. Адриатическое побережье застроено довольно бесцветными и вненациональными курортами, с гигантскими гостиницами, пальмовыми променадами, песчаными пляжами с зонтиками и лежаками и многочисленными точками питания, зарабатывающими деньги на голодных отдыхающих. Странно выглядят эти места вне сезона, когда громады отелей стоят темные и пустые, ждущие своего открытия и бесчисленных толп летом. В городах остаются только немногочисленные местные жители, позволяющие себе быть щедрыми и гостеприимными к случайно забредшим одиноким путникам.

Равенна – бывшая столица Западной Римской империи, хранительница уникальных древних мозаик. «Ты как младенец спишь, Равенна, //У сонной вечности в руках», – писал наш Александр Блок. Увы, сон Равенны закончился. Орды туристов осаждают ее памятники, не давая ни жить, ни спать никому кругом. Причем самые многочисленные относятся к наиболее страшной категории экскурсантов – это итальянские школьники. С альбомами и карандашами они врываются в старинные памятники с оглушительными криками, под оглушительное же шиканье их учителей. Удобно расположившись на полу, они, радостно переговариваясь, слушают громогласную речь своих наставников. Конечно, зрелище это весьма отрадно – итальянцы с ранних лет приобщаются к прекрасному, но, к сожалению, это лишает возможности и других сделать то же самое.

Но, как и во всех итальянских городах, один шаг в сторону от знаменитых достопримечательностей приводит вас в совершенно другой мир – покоя и размеренности, быстрого кофе на ходу и неспешных обедов, радостного живого общения и древней, местами дряхлой, истории. Так, поиски усыпальницы великого Данте, навещаемой в основном итальянцами, в той же Равенне проходят по совсем иным районам, чем посещение знаменитых византийских базилик.

С останками Данте произошла вполне итальянская история. Изгнанный из Флоренции поэт умер в 1321 году и был похоронен в Равенне, приютившей его в последние годы жизни. Через некоторое время Флоренция, всегда заботившаяся о своих знаменитых соотечественниках после их смерти, когда они уже ничем не угрожали ее спокойствию, а только служили прославлению, потребовала вернуть тело Данте на его историческую родину. Требования год от года приобретали все более угрожающий характер и, в конце концов, получили поддержку папы римского. Жители Равенны не могли более сопротивляться и в 1519 году вскрыли гробницу, которая оказалась пуста. Так и осталось тайной, что случилось с телом Данте – украли его, спрятали или просто потеряли в суматохе.

Но вот наступила совершенно иная эпоха – объединение Италии и возрождение национального самосознания. В этих условиях национальные герои и символы приобрели крайне важное значение. И тут как раз в аккурат к 600-летнему юбилею поэта в Равенне обнаруживают какое-то неизвестное тело в заколоченном ящике, с очень к месту вложенной табличкой, сообщающей, что это останки великого Данте.

Конечно, была проведена экспертиза, подтвердившая, что это именно потерянный Данте, впрочем, трудно вспомнить случай, чтобы подобные исследования хоть раз опровергли подлинность каких-либо останков, особенно в важное для страны время. Мистификации между тем продолжались: в семейных архивах и государственных библиотеках стали находить частицы тела Данте, хранившиеся якобы как реликвии. А в 1944 году поэта вновь спрятали – на этот раз итальянские партизаны от немцев. Так что теперь в Италии есть гробница во Флоренции, где мог быть похоронен Данте, гробница в Равенне, где находятся найденные останки, гробница на местном кладбище, где прятали тело во время войны, отдельные фрагменты в личном пользовании. И совершенно неизвестно, закончилась ли эта история или посмертные блуждания великого итальянца еще продолжатся.

Тоскана (Toscana)

Именно Тоскану нередко считают настоящей Италией. Здесь есть все, к чему стремится душа в этой стране: богатая история, древние города, шедевры искусства, красивейшие пейзажи, громкие имена и названия, которые у всех на слуху. И это не говоря о лучшем вине, превосходной местной кухне и разветвленной сети гостиниц, уже не одно столетие принимающих путешественников. Иногда даже кажется, что в Тоскане всего слишком много. Здесь трудно сосредоточиться на итальянской жизни, так много шедевров тебя окружает. Но именно здесь подлинная итальянская жизнь бьет ключом.

Главным местом паломничества в регионе справедливо является Флоренция. В ней все поражает и впечатляет: знаменитый собор с гигантским куполом Брунеллески, словно зажатый средневековыми улочками (рассмотреть его можно только сверху, с противоположной стороны Арно), Палаццо Веккьо, галерея Уффици, Понте Веккьо, Палаццо Питти – всех шедевров Флоренции и не перечислишь.

К сожалению, такое скопление шедевров в одном городе, а вернее, в центре одного города, неизбежно привело к тому, что в пик сезона (а он здесь достаточно продолжителен) во Флоренции в буквальном смысле слова нельзя протолкнуться. Толпы туристов везде – в музеях, в кафе, на улицах, в магазинах сувениров, от них нет спасения. А если к этому еще добавить и жару, которая нередко случается здесь в разгар сезона, то есть летом, то хуже места на Земле себе трудно представить. Какая уж тут местная жизнь, речь идет об элементарном выживании.

Другое дело – дождливый ноябрьский день. Здесь вы можете увидеть совершенно иной город. Нет, туристы все равно будут, в этом городе не бывает мертвого сезона, но они будут восприниматься как друзья, так же как вы, открывающие для себя этот прекрасный город.

Историческим антагонистом Флоренции и ныне вторым по скоплению шедевров городом Тосканы является Сиена. Многим она нравится больше: и народу здесь поменьше, и суматохи, и улочки сохранились лучше в своей первозданной старине, и торговцы не такие наглые и избалованные туристами. Собор, хотя и совершенно другой, но впечатляет не меньше, а центральная круглая площадь со старинными зданиями просто поражает воображение. Искусства же здесь, как, впрочем, и везде в Италии, вполне хватает. Сиенские мадонны четырнадцатого века темны ликом и печальны. Сиенцы гордятся тем, что их школа живописи стала основой для многих других, по их мнению, и для флорентийской.

И Флоренция, и Сиена, при всем их величии и богатстве памятников, приближаются к идеальному месту для туристов, становясь своего рода музеями под открытым небом. Живая повседневная жизнь в них настолько глубоко запрятана – в неброских барах и кафе, которые не посещают иностранцы, на не слишком привлекательных улицах в глубине города, в простых магазинах и рынках, – что подсмотреть ее можно только случайно и чудом. Но Тоскана – это еще и царство небольших городков, разбросанных по знаменитым и действительно прекрасным тосканским холмам. Эти места сочетают в себе и древнюю историю, и знаменитые памятники искусства, и современную культуру, и традиционный образ жизни.

Есть среди них исполины, подобные Сан-Джиминьяно, который единственный из тосканских городов сохранил свои гигантские средневековые башни. Когда-то каждый уважающий себя состоятельный и влиятельный тосканец строил себе такую башню – чем выше, тем больше завидовал сосед. Потом, в новых исторических условиях, они были все разрушены, а в Сан-Джиминьяно частично уцелели, и каждый, подъезжающий к этому городу сегодня, так же удивляется его странному силуэту, как и путешественники прошлых эпох.

Кажется, что здесь ничто не изменилось, века не тронули это место. А вместе с тем здесь течет обычная жизнь – посетители сидят на площади за столиками и с любопытством рассматривают прохожих, даже туристы вызывают их пристальное внимание, давая новый повод для обсуждений. В ресторанах и тратториях подают блюда с традиционной тосканской фасолью, а к вечеру смолкают гвалт и суматоха, и город засыпает. Узкие каменные улицы заглушают малейшие звуки, и появляется ощущение какой-то оглушающей тишины, а несчастным путникам, ночующим в средневековых гостиницах, начинают мерещиться духи людей, живших и умиравших здесь веками.

Совсем другие чувства навевают два винодельческих городка Тосканы – Монтепульчано и Монтальчино. Оба лепятся к высоким холмам, поросшим виноградниками, оба славятся своими винами, которые они, и не без основания, считают лучшими в Италии, оба обзавелись и старинными площадями с соборами, и предметами искусства. Естественно, большинство сидящих на площади пьют местные вина, что сказывается на некоторой общей приподнятости настроения и жителей и посетителей этих мест.

Холмы скрывают и другие жемчужины городской жизни, порой совсем обделенные вниманием туристов. Чтобы перечислить их все, нужно составлять отдельный путеводитель. Здесь и шумная Лукка со знаменитыми соборами и круглым древнеримским домом, в котором до сих пор живут люди. И Пиенца – «идеальный» город, построенный родившимся здесь в 1405 г. папой Пием II, решившим осуществить в родном городе свои честолюбивые замыслы, но не сумевшим найти экономного архитектора. В результате деньги были израсходованы задолго до окончания работ. Город с тех пор как бы замер и сумел сохранить свою неприкосновенность: здесь снимали знаменитый фильм Франко Дзеффирелли «Ромео и Джульетта» и производят роскошный сыр «Пекорино». Это и Чертальдо, город, где жил Боккаччо, молчаливо возвышающийся над окрестными холмами и чей безмятежный сон тревожат лишь малочисленные неугомонные немецкие туристы. Это и Винчи, рядом с которым в густой оливковой роще на холме прячется домик, в котором родился великий Леонардо. Нельзя забыть и городки района Кьянти, где самое известное вино Италии определяет ход жизни.

Каждый из них, при всем разнообразии, живет вполне размеренной и схожей жизнью. В выходные утром все идут в церковь – это повод себя показать, людей посмотреть, потом сидят или стоят на площади, обсуждая последние очень важные новости. Вечером вновь собираются на вечернюю прогулку, называемую «пасседжата» – la passeggiata. Надевают лучшие наряды и радуются друг другу так, как будто не виделись в этот день утром в церкви и пару раз днем в баре. Эдакая итальянская идиллия, скрывающая южные страсти и превращающая их в своеобразное продолжение общего радостного и приятного действа.

Умбрия (Umbria)

Умбрию нередко называют младшей сестрой Тосканы. Она действительно не уступает ей ни в красоте, ни в обилии памятников культуры и искусства, ни в современной яркой и самобытной жизни. А умбрийская кухня, по мнению знатоков, даже и превосходит тосканскую, хотя местные вина и уступают в тонкости. Регион этот, как и Тоскана, был заселен в глубокой древности загадочными этрусками, которых покорили и поглотили римляне, во многом заимствовав достижения этрусской цивилизации. До нас от нее дошли в основном городские укрепления и надгробные памятники. И те и другие в изобилии встречаются в Умбрии.

Умбрия во многом похожа на граничащую с ней Тоскану, но ее отличает некая большая дикость, первозданность. Тоскана утонченнее, изысканнее. В Умбрии тоже холмы – но выше, перерастают в горы и покрыты густыми лесами. И лица жителей похожи на умбрийские фрески и картины – дикие и косматые, темные и узкоглазые. Умбрия – единственная область Италии, не имеющая выхода к морю, может быть, поэтому ей не хватает простора и открытости. А может, дело в том, что в умбрийских лесах водится много диких кабанов, раньше их называли еще более красиво – вепрь, и все умбрийцы немного охотники. Дикая кабанина – местное фирменное блюдо и деликатес.

Умбрийские города – квинтэссенция итальянской жизни. Вечерние прогулки тут совершаются с особым рвением. Еда готовится с особой страстью. Карабинеры здесь особенно нарядны и знают всех жителей своего города: для каждого у них готов совет, указание, рекомендация. Город Орвьето, основанный этрусками, владеет роскошным собором в самом центре, прекрасными фресками Луки Синьорелли, изумительным местоположением на вершине высокого холма (как и большинство городов Умбрии), знаменитым белым вином, изысканной кухней и красивейшей керамикой. Ассизи – город, славный именем Франциска Ассизского и фресками Джотто, центр паломничества. Монтефалько, буквально «соколиная гора», поражает видами Умбрии. Архитектурным чудом является город Сполето, с его центральной площадью, собором и гигантским мостом как из волшебной сказки.

Здесь есть и совсем малоизвестные места, такие, как Тре-ви, считающий себя центром производства лучшего оливкового масла в Италии (с чем, впрочем, не согласятся многие другие регионы). Но музей с гордым названием «Оливковое масло – основа древнейших цивилизаций» действительно есть только здесь. Так же как и фантастически свежее оливковое масло в любой самой дешевой траттории. Наконец, в густых лесах и среди высоких холмов скрывается Норча, гастрономический центр региона, где каждое блюдо – произведение искусства. Здесь, вдали от туристических маршрутов, течет неспешная, очень вкусная итальянская жизнь, полная событий и радостей местного масштаба.

Марке (Marche)

Район этот находится в столь знаменитом окружении – Эмилия-Романья, Тоскана, Умбрия, что совершенно потерян для туризма. Единственное, что делает его немного знаменитым, так это тот факт, что на его территории находится столь любимая россиянами независимая республика Сан-Марино. Даже надписи в этом крошечном свободном государстве сделаны преимущественно по-русски, и жители точно знают, как сказать «Настоящая кожа!», «Дешево!» почти без акцента. Сама же область вытянута вдоль Адриатического побережья, заполненного теми же бесцветными отелями, что и другие районы, выходящие к Адриатике.

Гораздо интереснее становится местность, если углубиться в Апеннинские горы, проходящие по этому региону. Когда-то, еще до римлян, здесь проживало загадочное племя пиченов, от которых осталось название крупного, немного таинственного, горного города Асколи Пичено. Удивительно красива природа здешних мест – в горах ранним летом цветут яркие цветы, создавая прекрасные пестрые, хотя и недолговечные картины.

Лацио (Lazio)

Лацио – это прежде всего Рим, а Рим – это рубеж, граница времени и пространства. Между более деловым и спокойным Севером и вальяжным и эмоциональным Югом, между прошлой жизнью, в которой царствует античность, и днем сегодняшним. В истории хорошо известны случаи, когда путешественники в буквальном смысле влюблялись в этот город, как в женщину. Ярчайший пример – великий русский писатель Н. В. Гоголь, писавший восторженные признания в любви Италии вообще, а Риму в особенности: «Наконец я вырвался. Если бы вы знали, с какою радостью я бросил Швейцарию и полетел в мою душеньку, в мою красавицу Италию. Она моя! Никто в мире ее не отнимет у меня! Я родился здесь» (из письма В. А. Жуковскому, 1837 год).

Помимо этого Рим является центром страны, политическим, географическим и духовным. Здесь расположен Ватикан с папой и католичеством. Пусть он и считается самостоятельным, независимым, со своей декоративной армией, но паломники толпами стекаются именно в Рим. Именно Рим снабжает их крышей, хлебом, зрелищами и религиозными сувенирами всех видов: от подлинных произведений искусства до аляповатых ночников в виде мадонны с младенцем.

Античная эпоха довлеет над всей территорией области. Ее особенность в этих местах заключается в том, что здесь она становится живой и осязаемой, совершенно реальной. Древние руины Рима, античный город Остия недалеко от побережья, вилла Адриана – это не просто памятники времен, так давно ушедших, что ставших мифом, легендой. Нет, здесь начинаешь чувствовать, что все эти люди работали, чувствовали, веселились, занимались спортом, ходили к друзьям, любили и умирали. То есть действительно жили обычной жизнью, не слишком сильно отличавшейся от современной. В Остии сохранилось угловое кафе, таких, если верить исследователям, раньше было много – столько же, сколько баров на душу населения в современной Италии. На стенах нарисованы рекламы товаров, за прилавком в землю вделаны гигантские сосуды, во внутреннем дворике, в тени, стоят каменные лавки и столы. Да и пили тут, судя по всему, то же прохладное белое вино, что и сегодня подают в тратториях Лацио.

Кампания (Campania)

В Кампании начинается южное сумасшествие, но еще при сохранении некоторого европейского лоска и «западности». Даже русский человек, оказавшийся за рулем автомобиля на дорогах Неаполя, испытывает некоторый шок. Трудно представить, что должны чувствовать англичане или немцы. Все едут, кто куда хочет, не соблюдая никаких правил, в том числе не останавливаясь на красный свет светофора. Все сигналят, машут руками и всячески дают понять, что если не умеешь водить как следует, то нечего и садиться за руль. Машины битые, с мятыми боками и оборванными бамперами, словно вышедшие из какого-то бесконечного сражения. Словом, русскому человеку даже приятно: оказывается, в Москве еще прилично водят!

Русские издавна любили здешние края. Яркое небо, ослепительное солнце и горьковское «смеющееся» море – вот что такое Кампания. Здесь находится любимый Горьким остров Капри. Вообще климат региона считался целебным, и сюда стекались толпы страждущих исцелить чахотку, заболевания дыхательных путей, так же как сердечные и душевные раны. Италия считалась незаменимым лекарственным средством в последнем случае.

Близки русскому духу и прекрасные неаполитанские песни. Трудно представить, но где-нибудь в далекой архангельской деревне после жаркой баньки и порции хорошего самогона на клюкве разноголосый хор местных бабок затягивает «Санта Лючию». Нет места менее похожего на жаркую и солнечную Кампанию, но ее щемящие мотивы близки русскому духу.

Местные жители – страшные патриоты своих мест. Вот уж где итальянская «местечковость» цветет буйным цветом. Италия, безусловно, лучшая страна в мире, Кампания – лучшая область в Италии, Неаполь – просто самый прекрасный город во вселенной, а жить лучше всего в том конкретном районе Неаполя, где тебе посчастливилось родиться.

Гете, проживший здесь некоторое время, называл патриотизм неаполитанцев «диким и детским». Однажды, когда этот великий немецкий поэт в сопровождении местного жителя поднялся на высоту, чтобы сверху осмотреть город и окрестное море, его чувства были возмущены и шокированы тем «омерзительным пением, – скорее криком восторга или радостным воем», который испустил паренек. На возмущение Гете провожатый просто ответил: «Простите, синьор! Ведь это моя родина!».

Здесь все ярко и преувеличенно, все играют свои роли с самозабвением и серьезностью. Иногда кажется, что произошла некоторая путаница, ошибка, и люди вынуждены временно заняться чем-то им несвойственным. Официанты в рыбном ресторане прибрежного городка Амальфи похожи на флибустьеров, пиратов, которых жизненные обстоятельства ненадолго заставили поступить на мирную службу. Церковный хор в соборе того же городка как будто состоит из грозных мафиози (как знать!). Гостиницы, траттории и сувенирные магазины предназначены не для выкачивания денег из многочисленных туристов, а для утверждения чувства собственного достоинства хозяев.

Апулия, Абруцци, Молизе (Puglia, Abruzzo, Molise)

Здесь уже мир Юга во всей его красе, несмотря на то, что географически эти регионы частично относятся к центральной Италии. Царство солнца, безлюдных пространств, южных растений, пустынных горизонтов. Полное внешнее отсутствие закона и порядка при очень жестком выполнении внутренних неписаных правил. Иногда туристам здесь становится неуютно. Вот идет прекрасная, высокого европейского уровня автострада, с цивилизованными заправками, кафе, магазинами. Вот вы свернули, по ошибке или случайно, и оказались на обычной местной бензоколонке. Подозрительные лица, как будто вышедшие из криминальных фильмов об итальянской жизни, все проезжают без очереди, как кажется обывателю-иностранцу, на самом деле соблюдая какой-то свой особый порядок; все обшарпанное, ободранное, туалет – будка на улице, в которую страшно зайти. Словом, хочется назад, на родную космополитичную автостраду, к таким же, как ты сам, глупым туристам.

Если вы вечером едете по автостраде с севера на юг по восточному побережью, то посреди общего мрака с правой стороны вдруг начинают гореть огни крупного города – это Фоджа. Радуется сердце загрустившего в южной темноте туриста, и совершенно напрасно: город живет своей напряженной жизнью, и его не волнуют чувства убогих чужестранцев. Здесь «Гранд отель» не только не «гранд», но даже не очень-то и «отель», скорее приют контрабандистов или еще кого-нибудь. Здесь полночи воет сигнализация, так как кто-то грабит магазин, а остальные полночи воет сирена полицейской машины, приехавшей аккурат после того, как грабители скрылись (так и слышишь воображаемый разговор по рации: «Марио, Марио, мы отъезжаем, можете действовать!» – «Тебя понял, Джузеппе, выезжаем на место»). А утром соседки обсуждают события, оживленно перекрикиваясь с балкона на балкон, а их мужья молча и задумчиво курят утренние сигареты.

Город Бари весь живет на улице. То есть вся Италия живет в основном на улице, но здесь это доведено до абсолюта. Дети галдят и играют на тротуарах, старушки в черном сидят на лавочках на узких улочках, соседи ходят из дома в дом, как из комнаты в комнату, перенося накрытые полотенцем дымящиеся тарелки. Двери в дома открыты, только занавешены от посторонних глаз и жары марлевыми занавесками, через которые видны иконки с горящими лампадами и фигуры людей, сидящих за столом. Все это неуловимо напоминает жизнь кавказских городов, во всяком случае, до распада Советского Союза.

У русского человека здесь возникает неожиданная лингвистическая сложность. Представьте себе, звоните вы домой и говорите: «А мы в Бари! Тут очень хорошо». А вам бесчувственно отвечают: «Ну мы поняли, что вам хорошо в баре, а город-то какой?». Вы сердитесь и кричите, что вы в Бари, что здесь все просто здорово, а вас спрашивают, сколько же вы выпили, если не помните название города.

Бари – очень живой город, крупный порт, экономический и политический центр региона, важное место паломничества. Здесь расположена церковь Святого Николая, в которой находятся его мощи. Святой Николай особо чтится православной церковью. Для Запада же он прежде всего Санта-Клаус, приносящий рождественские подарки. Поэтому его собор никогда не пустует.

Недалеко от Бари находится приморский город Трани, основанный еще в античную эпоху. Здесь на набережной торгуют свежевыловленной рыбой и морепродуктами. Здесь на каждом балконе, выходящем на улицу, стоят молчаливые наблюдатели – пожилые женщины в черном, внимательно изучающие все, что происходит вокруг, и выдающие свое присутствие только переговорами друг с другом и со знакомыми прохожими. Здесь огромная романская церковь, возвышающаяся над городом. Здесь действует маленькое местное общество «моржей», купающихся (трудно представить!) в мае в страшный по местным меркам холод – при температуре 25 градусов тепла.

В этой местности много странных вещей, которые здесь кажутся совершенно нормальными. Например, доисторические круглые загадочные жилища, которые до сих пор обитаемы. Никто точно не знает, сколько веков и даже тысячелетий строят эти здания и почему они имеют такую форму, но здесь они – реальность. Здесь в первой половине XIII века жил германский император Фридрих II, который так полюбил эти места, что предпочитал никуда отсюда не выезжать. Человек очень образованный, ученый и книжник, он также прославился как алхимик и чародей. После него остались странные замки, один из которых, очень ровный и симметричный по форме, со странными круглыми башнями, слишком сложен для обороны и совершенно непонятен по своему назначению.

Словом, это очень странный, временами пугающий мир. Но он очень живой, яркий, волнующий и ни на что не похожий. Может быть, поэтому сюда хочется возвращаться.

Калабрия и Базиликата (Calabria и Basilicata)

Эти дикие до совсем недавнего времени районы находятся на юго-западе полуострова. Всего несколько лет назад здесь свирепствовала малярия, а жители имели достаточно мрачный вид, что и было понятно, учитывая неприветливость региона. Во всяком случае, так воспринимали здешние места случайно забредшие путешественники. Считается, что сейчас ситуация сильно изменилась, во всяком случае, с малярией точно покончено. Местом массового паломничества эти края пока не стали, хотя местные пляжи усиленно рекламируются. Здесь царство Юга, того самого, от которого так хочет избавиться Север.

Сицилия (Sicilia)

Сицилия – совершенно особый мир. Все знают, что здесь живет мафия, что здесь время от времени просыпается вулкан Этна, что здесь очень жарко и очень красиво. В этих местах сложилась неповторимая удивительная культура: обилие завоевателей, каждый из которых не просто покорял местных жителей, но и непременно хотел поселиться и пожить здесь сам со своими лучшими людьми, привело к сложному смешению кровей, традиций, вкусов и обычаев. Римляне, греки, арабы, норманны, германцы, итальянцы, испанцы, французы – все внесли свою лепту в создание неповторимого колорита здешних мест.

Большой знаток и любитель Италии Гете утверждал, что «Италия без Сицилии не оставляет в душе никакого образа: только здесь ключ ко всему». И хотя рассказами о здешних местах и знаменитой сицилийской мафии иногда по-прежнему пугают детей, последнее время сюда все нарастает поток туристов, стремящихся к древней культуре, теплому солнцу, вкусному вину и превосходным оливкам.

Сардиния (Sardegna)

Остров, находящийся несколько в стороне (и в буквальном смысле) от общего течения. До недавнего времени он был мало знаком широкой, в том числе и итальянской, публике. Население его, как это ни странно для острова, занимается скотоводством, живет в горах и ничего общего не хочет иметь с морем, так что морепродукты здесь практически исключены из традиционного рациона. В последние десятилетия на острове стал активно развиваться туризм и отдых, настроили отелей и курортов, песчаные пляжи и голубое море активно рекламируются в прессе. Но курортная жизнь, как и везде, создала свои традиции, имеющие мало общего с традициями коренных жителей.

Все это разнообразие регионов не мешает итальянской жизни протекать в едином национальном русле. Ошибочно думать, что есть какое-то определенное место, где больше итальянского, чем в других районах, или что надо непременно посетить все места. Несмотря на отдельные различия в поведении, языке и традициях, сохраняется некая общность, позволяющая почувствовать Италию в любом из вышеозначенных мест.

Связь с историей

Среди исследователей итальянской жизни и характера по сей день крайне распространенными являются рассуждения об отсутствии какого-либо права современных итальянцев считать себя наследниками античной, а иногда даже и средневековой культуры. Сам факт их проживания на древней земле называли и продолжают называть случайностью и недоразумением. Известный художественный критик и поклонник итальянского искусства П. П. Муратов считал, что Венецианский карнавал – «только пир чужих людей на покинутом хозяевами месте». Русский путешественник середины XIX века утверждал, что важнейшей особенностью Италии является ее «народонаселение, которое живет на местах древних римлян, не имея ни малейшего права назвать их своими предками, точно как в забытом дворце управитель помещается в самых комнатах владельца…». Да и сами итальянцы V веком заканчивают «Историю Рима», а «Историю итальянского народа» начинают не раньше XI века. «Темные» пять веков являются достаточной преградой, по мнению многих, на пути преемственности традиций и культуры.

Возможно, все это по-своему верно и справедливо. Может быть, современные итальянцы и не являются прямыми потомками древних римлян. Но, вне всякого сомнения, они их прямые наследники. Историческая преемственность и связь с прошлым здесь очевидны. Современные итальянцы не просто живут на древней земле, что само по себе оказывает бесспорное влияние на характер народа, но и впитали вместе с воздухом, водой и солнцем дух ушедших эпох. Современные итальянские города в большинстве своем находятся на месте древнеримских или еще более древних поселений, жители страны до сих пор пользуются дорогами, проложенными еще в древности, бережно сохраняя их названия: Аппиева, Кассиева и другие. В прошлое уходят корнями и многие особенности и методы ведения хозяйства.

Да и так уж ли совсем ничего общего нет у древних римлян и современных итальянцев? Взять те же дороги. Хорошо известна древнеримская любовь к прокладке дорог. Достаточно посмотреть на дороги на карте, скажем, Англии: все они извилистые и вьющиеся, даже автострады. И вдруг отрезок прямой и совершенно ровный, как начерченный по линейке. Читаем – «римская дорога», то есть проложенная завоевателями римлянами много веков назад. С другой стороны, дороги современной Италии тоже поражают воображение. Они пересекают страну вдоль и поперек, причем в Италии 70 % регионов – горные, а дороги спрямлены, где только возможно.

Вот, например, долина Аосты. Сколько шумихи вокруг выходящего в нее одиннадцатикилометрового тоннеля под Монбланом, сколько блеска и мишуры! Но потом много километров, в общей сложности гораздо больше, чем знаменитые 11 километров, идут сплошные тоннели, делающие эту дорогу в горах почти прямой. Причем какие тоннели! Не дыры в горе, слабоосвещенные и с необработанными стенами, как, например, иногда в Норвегии (которой, впрочем, справедливости ради отметим, тоже есть чем гордиться в этом вопросе, но это уже другая тема). Итальянские же тоннели ярко освещены, покрыты светлыми плитами, везде яркая четкая разметка и всякие приспособления для безопасности, вроде огнетушителей и аварийных телефонов.

А знаменитое римское «хлеба и зрелищ»? Разве сегодня не обвиняют итальянцев, что их интересуют только развлечения, футбол и еда? А театрализованные представления, в которых и римляне, и итальянцы большие мастера? Да и в удовольствии, простом, житейском, римляне явно знали толк. Достаточно только посмотреть, какое количество бань они понастроили по всей Европе, уж, наверное, не для того, чтобы там работать. Так почему же всегда говорят о трудолюбии римлян и лености итальянцев? Последние тоже для своего удовольствия сил не жалеют. Можно, в конце концов, вспомнить римские водопроводы и современную знаменитую на весь мир итальянскую сантехнику.

А разветвленная римская бюрократическая система? Не в ней ли корни современной ситуации в Италии, печально знаменитой на весь мир своими чиновниками. В известном французском комиксе, по которому были сняты замечательные мультфильмы, герои – галл Астерикс со своим другом Обеликсом – ходят по бесконечным коридорам и этажам какого-то загадочного древнеримского учреждения, пытаясь выбить себе бессмысленную справку 33-бис с печатью. Все это, конечно, срисовано с современного итальянского министерства или ведомства. А почему бы и нет? Кто сказал, что все римляне были красивы и совершенны, как античные статуи? Может, они только хотели, чтобы так о них думали потомки? Итальянцы тоже большие мастера пускать пыль в глаза.

Не так уж много народов из тех, кто считает себя прямыми потомками древнейших племен, могут похвастаться подобным сходством. Да и где они, эти чистые расы, кроме как в речах отдельных политиков и трудах отдельных философов? Европейские народы давно уже представляют каждый свою особую смесь, некий генетический коктейль, состоящий из самых разных составных частей. Даже те, кто, подобно исландцам, много веков живет на удаленном острове достаточно замкнутой жизнью, подвержены разного рода этническим влияниям. Жизнь и смешанные браки очень трудно остановить даже жесткими государственными мерами. Что же говорить об итальянцах, исторически находившихся на пути всех европейских завоеваний и туристических маршрутов!

Характерно, что на земле Италии издревле отсутствовало стремление к расовому снобизму или чистоте крови. Согласно легенде, начало римской цивилизации было положено троянцем Энеем, бежавшим со своими спутниками из побежденной Трои и мечтавшим о возрождении былого величия своего родного города на новом месте, на земле Италии. Странствия, злоключения и подвиги Энея были записаны в I веке до н. э. римлянином Вергилием в его знаменитой «Энеиде», видимо, на основании дошедших до его времени легенд и сказаний. Сегодня, правда, немногие могут похвастать, подобно «малообразованному» Онегину, тем, что помнят, «хоть не без греха, из Энеиды два стиха». Несмотря на это, «Энеида» остается величайшим произведением античной литературы, и не случайно великий итальянец Данте взял себе в проводники по царству мертвых именно прозорливого Вергилия.

Так вот, согласно легендам, в результате странствий и скитаний Эней достигает долгожданного и обещанного ему богами берега Италии, который к этому времени уже заселен живущими бок о бок различными племенами – этрусками, латинами, сабинянами, вольсками, умбрами и многими другими. После неизбежных военных столкновений между пришельцами, которых поддерживает часть племен, и остальными местными жителями войска Энея одерживают победу, наступает мир, а троянец Эней женится на дочери царя латинов Лавинии.

Таким образом, согласно легенде, основание новому государству положил пришелец извне, что, впрочем, нередко встречается в легендах об основании государств. Достаточно вспомнить нашего Рюрика, которого, правда, славянские племена сами добровольно призвали. Эней же, в силу особенностей римского государства, должен был в бою доказать свое право на столь почетное место в истории, в прямом смысле – завоевать его. Строительство же новой жизни, приведшее к основанию великого Рима, с самого начала становится возможным только при взаимодействии различных племен и народов.

Еще характернее с этой «многонациональной» точки зрения легенда о непосредственном основании Рима. Ромул и Рем, близнецы, потомки законного правителя, похищенные во младенчестве и спасенные вскормившей их волчицей, выросли и сначала возглавили местных разбойников, а потом стали основателями города на холмах. Принято считать, что произошло это в 753 году до н. э. Борьба за главенство, за власть привела к братоубийству: победитель Ромул дал свое имя новому городу, которому предстояло стать «вечным». Это та часть легенды, которая хорошо известна и вполне вписывается в распространенные в истории сказания об основаниях великих городов. На семи холмах и «на крови» возникает Константинополь, и «третий Рим» – Москва насчитала много позже свои семь холмов и даже отыскала кровь невинной жертвы – князя Даниила, якобы убитого боярами Кучковичами.

Новый город на Тибре, история которого началась с братоубийства, получил имя, царя, холмы. Надо было собирать население. И тогда Ромул призвал в город всех, кто по каким-то причинам не мог или не хотел жить в своих родных краях. Это привело к тому, что в Рим стали стекаться люди самого разного роду и племени, как в прямом, так и переносном смысле. Изгнанники, искатели приключений, разбойники и преступники, просто недовольные жизнью – таковы были первые жители великого города, если верить легенде.

Для продолжения римского рода и естественного роста населения всему этому сброду были нужны жены – из приличных и добропорядочных семейств. Ромул и здесь нашел простой и «легендарный» выход. Устроил пир на весь мир и пригласил на него соседнее племя сабинян, которые до этого воротили нос от столь недостойных соседей, но на бесплатное угощение согласились. Во время пира произошло знаменитое похищение сабинянок, давшее новому городу матрон и потомство, а многим поколениям художников – сюжет для картин.

Не столь важно, что в этих легендах правда, а что вымысел, главное то, что именно так римляне хотели видеть начало своего города и государства. Мужественных, бесстрашных основателей: явных чужеземцев, как Эней, или с сомнительной биографией, как Ромул и Рем. Кровопролитное сражение с врагами, даже если это и подлое братоубийство – для высокой цели все средства хороши. Честных плодовитых жен, даже полученных путем обмана. Наконец, жителей, принадлежащих к самым разным племенам и народностям, самым разным социальным группам, самого разного происхождения, даже если они и не отмечены слишком большими достоинствами и высокими моральными качествами. Зато они легко переплавлялись в единую массу, ставшую новым, римским народом.

Подлинная, документированная история также показала, что римский народ, прежде чем достиг своего исторического величия, впитал в себя множество племен и народов, населявших Италию или приходивших в нее как завоеватели. Не уничтожение чужаков, а ассимиляция, не сохранение чистоты породы, а разнообразие и многообразие кровей создали римский народ. Итальянцы в этом вопросе также продолжили древнеримскую традицию, нередко «поглощая» пришельцев, впитывая их в свою культуру.

Древнеримское наследие, благодаря своему блеску, пышности и величию, прежде всего связывается в нашем сознании с предысторией Италии. Но, как было сказано, были и другие, до Рима, жившие на этой древней земле, поглощенные римлянами, но оставившие свой след в истории страны и наложившие свой отпечаток на те регионы, где они проживали. Не зная их, трудно понять душу Италии и особенности итальянской жизни.

По отношению ко всем этим разнообразным народам лучше всего подходит эпитет «загадочный». Загадочно их происхождение, неизвестны особенности жизни и быта, таинственна история. Самые известные и лучше всего изученные среди них – загадочные же этруски. Откуда они пришли – неизвестно. Существует множество концепций на этот счет: одни, доверяя Геродоту, считают их выходцами из Лидии, покинувшими ее еще в период, предшествовавший падению Трои. Другие, вслед за Дионисием Галикарнасским, предполагают, что этруски – коренные жители полуострова и всегда жили на земле Италии. Третьи доказывают, что они пришли с севера, и подтверждают это археологическими данными. У нас в стране в определенных кругах популярна концепция о связи древних этрусков со славянами, на что, прежде всего, намекает созвучие «этруски» – «русски».

Язык этрусков, дошедший до нас в основном в виде надгробных надписей, не слишком помогает исследователям, так как не похож ни на один из известных. Впрочем, расшифрован и понят он не до конца, так что здесь еще есть возможности для открытий и сенсаций. Так, один из наших отечественных исследователей прочитал надписи этрусков при помощи… зеркала (все надписи, действительно, написаны справа налево и похожи на зеркальные). Надо ли упоминать, что язык оказался древнерусским…

Достоверно известно, что на рубеже IX–VIII веков до н. э. этруски (греки называли их тиррены, сами они себя – расены, кроме этого существовало имя туски или тоски – отсюда и название самой популярной среди туристов области Тосканы) жили на Апеннинском полуострове и имели уже довольно развитую цивилизацию. Занимали они обширную территорию в центре полуострова, охватывавшую современные Тоскану, Лацио, часть Умбрии. Они имели развитое сельское хозяйство, делали вино и оливковое масло, изменяли русла рек, торговали со всем Средиземноморьем.

Этруски были набожны, почитали предков, верили в гадания, но любили и повеселиться. Найденные скульптуры, терракоты, надгробные изваяния и фрески изображают как различных богов, так и многочисленные сцены застолий, судя по которым, прием пищи в Этрурии сопровождался развлечениями, представлениями и музыкой.

Строили свои города этруски, как правило, на вершинах высоких холмов. Дошедшие до наших дней, они и сегодня удивляют своим величием: создается впечатление, что город в буквальном смысле вырастает из скалы, трудно отличить, где кончается творение природы, а где начинается дело рук человека. Сами скалы часто изрыты сложными катакомбами, в которых располагаются захоронения; возможно, раньше эти подземные лабиринты служили и еще каким-то целям.

Этрусская культура неразрывно сплелась с культурой римской, во многом стала ее основой. Боги, методы ведения хозяйства, обычаи, обряды и образ жизни – многое было заимствовано римлянами у этрусков. Долгое время, когда этруски были уже ассимилированы и стали частью великого Рима, римские патриции гордились своим этрусским происхождением. Еще в I веке до нашей эры поэт Вергилий с гордостью подчеркивал свое этрусское происхождение, так же как и его знаменитый покровитель Меценат.

Солнечная и радостная этрусская цивилизация передала свою любовь к свету и жизни своим наследникам римлянам, а те, в свою очередь, поделились ими со своими наследниками – итальянцами. А этрусские области – Тоскана и Лацио – так, кажется, и впитали радость и полноту жизни.

Города, основанные этрусками много веков назад, живут и здравствуют и поныне. Несмотря на активную средневековую градостроительную деятельность, их древний облик различим и сегодня. Прежде всего, благодаря своему расположению – на высоком холме. Кое-где сохранились остатки крепостных стен, а также многочисленные этрусские захоронения – главные сохранившиеся свидетельства этой когда-то полной любви к жизни цивилизации. Вольтера, Перуджа, Тарквиния, Кортона, Орвьето, Тоди и многие другие знаменитые города Италии были основаны этрусками.

Этрусский характер древнего города Орвьето лучше всего ощущается, когда смотришь на него со стороны. Столь же древняя, как и город, дорога, ведущая к озеру Больсено, поднимается на соседний холм, и весь город предстает как на ладони, как будто парит в воздухе, вырастая из скалы, которая во многих местах оказывается рукотворной. Сегодня Орвьето – перевалочный пункт между Флоренцией и Римом, где туристы останавливаются переночевать или перекусить. Рим вышел победителем в споре цивилизаций, и Орвьето остается лишь скромной остановкой перед знакомством с великим городом.

Кьюзи, тихий сонный городок, как и другие этрусские города, лепится к высокой скале. Даже в разгар сезона здесь не встретишь обычного для Италии туристического безумия. Когда-то это был один из крупнейших центров Этрурии. Сегодня об этом напоминают лишь музей древностей на центральной площади, а также запутанные катакомбы, проходящие подо всем городом: предприимчивые итальянцы используют их под винные погреба. Если вы приглянетесь официантке в ресторане, она проведет вас по ним и покажет эти древние сооружения, заполненные сегодня запыленными и живописными (как будто сохранившимися с древнейших времен) бутылками с местным вином.

Этруски – самые известные из загадочных племен, населявших Италию до Рима. Но были и другие, неуловимым образом оставившие свой след в современной Италии. Племя умбров, жившее в лесах в предгорьях Апеннин, дало свое имя области Умбрии. И сегодня в маленьких городках, затерянных в лесистых холмах, живут грубоватые люди, кажется, все те же древние охотники в душе, даже если сегодня им и приходится охотиться только за туристами, а умбрийские мадонны, диковатые и раскосые, темны ликом. Через Апеннины от них жило племя пичены или печены (опять созвучие, теперь с нашими печенегами), неизвестно откуда взявшееся, побежденное и поглощенное в конце концов Римом. Их имя живет в названии города Асколи Пичено да в историческом музее в этом городе, где археологические находки сурово хранят тайны прошлого.

Древняя история нерасторжимо вплетена в жизнь современной Италии. При таких глубоких исторических корнях Средневековье уже кажется здесь современностью. Наследие великих предков – это и дар, и бремя одновременно. Итальянцы это наследие приняли и живут с ним, успешно сочетая чувство историзма с любовью к новизне. История здесь стала жизнью, она не просто фон, а и место действия. При этом у итальянцев нет того глубокого чувства любви к истории, которое отличает англичан, намеренно культивирующих традицию и старину. Нет, итальянцы любят современность и новизну, просто они для них неразрывно связаны с прошлым.

Итальянцев часто называют «очень молодой нацией, живущей на месте очень старой цивилизации». Если подходить к этому вопросу с формальной терминологической точностью, то это вполне справедливо: как единое государственное целое Италия возникает в 1860-х годах, и с этого момента начинается процесс формирования единой нации. Но итальянский народ существует гораздо дольше. Разобщенный территориальными границами и иностранными завоевателями, каждый из которых отвоевывал свой кусок этой прекрасной земли, он все-таки осознавал себя частью единого целого, во многом жил и развивался по общим законам и говорил на одном языке. Единство это не в последнюю очередь было обусловлено теми глубокими историческими корнями, которые этот народ пустил на итальянской почве. Преемственность – вещь всегда очень тонкая и сложная: христианство вытеснило язычество в некоторых странах уже много веков назад, а языческие обряды и по сей день живы, в том числе и в религиозных традициях: и блины мы жарим на Масленицу, и яйца красим на Пасху, и березовыми ветками украшаем храмы на Троицу. Так и в современном, очень молодом итальянском народе есть очень глубокая и древняя основа: и этрусская, и умбрская, и римская, и греческая, и византийская, и норманнская, и многие другие. Может быть, именно в этом причина такого разнообразия порой противоположных черт в натуре итальянцев, такое обилие контрастов в повседневной жизни.

Искусство в жизни итальянцев

Итальянцы с рождения окружены памятниками старины, существуют среди них постоянно, и то, что для других – музей и объект для изучения, для них – сама жизнь. Нигде в Европе не чувствуется столь явственно дыхание истории, как в Италии, живая и ощутимая история сопровождает итальянца всю его жизнь. Удивительное сочетание представляют собой старинные итальянские города. С одной стороны, многие из них производят пугающее впечатление декораций к художественному фильму из жизни Средних веков. Пугающее, потому что много во всем этом дикого, варварского, нереального, словно пришедшего из глухой древности. Порой даже трудно представить, что на этих узких, не слишком чистых улицах, в старых развалившихся домах, на окнах которых, словно пестрые флаги, развешено постиранное белье, в том числе и нижнее, живут современные люди. А вместе с тем в эти старые двери вставлены современные замки, на древних крышах прячутся спутниковые антенны, а дряхлые развалины скрывают современное оборудование. Современная цивилизация и глухая древность уживаются бок о бок.

Более того, сегодня в Италии, как и во многих других европейских странах, история не просто бережно сохраняется, но и возрождается и культивируется. Так, в начале 1990-х стали выращивать и широко использовать в национальной кухне давно забытую еще римскую крупу – фарро, по-русски полба, тоже когда-то популярную, но вытесненную более удобными рисом и овсянкой. Сегодня суп из фарро – очень популярное блюдо в Тоскане и Умбрии, местный деликатес, который подают в большинстве ресторанов, а саму крупу можно купить почти в любом магазине в этих регионах.

В последние годы в Италии стали даже вскрывать и в виде украшения выставлять на чистых побеленных стенах старую кладку, увлечение, раньше свойственное только помешанной на старине Англии. Словом, история в моде и лелеется.

Культивирование истории, в данном случае не без экономической подоплеки, привело к тому, что многие старые города обрели новую жизнь. Яркий пример – город Сан-Джиминьяно с его знаменитыми башнями-трубами. Еще сто лет назад этот маленький провинциальный городок хотя и упоминался в путеводителях, но находился в стороне от общетуристического движения. П. П. Муратов, посетивший его в самом начале XX века, описывал совершенно безлюдные каменные улицы этого «полудеревенского» города. «Медленная, почти остановившаяся жизнь идет за этими потемневшими и пережившими столетия стенами», – писал он.

В это же время побывал здесь и писатель совершенно другого склада, англичанин Э. Форстер, полюбивший этот город настолько, что сделал его местом действия, правда под вымышленным названием, своего первого романа «Куда боятся ступить ангелы». И в его изображении Сан-Джиминьяно, типично итальянский город, живет спокойной, скучноватой провинциальной жизнью. Здесь есть свои радости, свои горести, свое место встреч, даже свой театр, но общее ощущение затхлости и векового затишья не оставляет читателя.

Сегодня ситуация совсем иная. Путеводители по Италии оценили город по максимальной шкале, присвоили ему три звездочки, как Флоренции и Сиене. Теперь он стал местом, обязательным для посещения, что заметно повлияло на его жизнь и уклад. Все историко-культурные памятники, а ими полны многие, в том числе и совершенно неизвестные итальянские городки, подновили, расписали в буклетах и стали брать деньги за вход. Открылось множество разного рода заведений питания, в которых можно отведать «традиционные блюда местной кухни». Количество уличных кафе заметно увеличилось, так же как и сувенирных магазинов, торгующих стандартным набором из информационных буклетов, керамических тарелочек с силуэтом города, ярких открыток. Теперь здесь с утра до вечера толкутся туристы, группами и поодиночке, царит шум-гам и отчетливый дух коммерции. С одной стороны, хорошо, что история помогает экономическому развитию города в новых условиях. С другой – немного жаль утраченного покоя.

История и искусство в Италии везде. В никому не известной деревне Треви находится прекрасная мадонна Перуджино. Тихий крошечный городок Монтериджоне под Сиеной владеет совершенно круглой удивительной городской стеной с башнями, которые в свое время поразили великого Данте настолько, что он описал их в своей «Божественной комедии» как застывших великанов. Не слишком знаменитый тосканский городок Ареццо хранит удивительные фрески Пьетро делла Франческо. Холмы под Падуей скрывают подлинный и хорошо сохранившийся шедевр итальянского садоводства XVII века, виллу Барбариго. И такими сокровищами в буквальном смысле слова наполнена вся страна. Время от времени по каким-то причинам одно из этих мест, подобно Сан-Джиминьяно, объявляется шедевром мирового масштаба, в путеводителях помечается тремя звездочками, как марочный коньяк, и толпы туристов начинают осаждать город в погоне за знаменитостями. Но свои маленькие шедевры есть везде – на севере и юге, западе и востоке, в горах и на побережье. Словом, история и искусство царят в Италии повсеместно.

Возможно, именно обилие художественных и исторических памятников в повседневной жизни итальянцев привело к тому, что у них сложилось какое-то интуитивное, как будто врожденное и бессознательное чувство вкуса. Эта «бессознательность» не значит, что итальянцы не ценят и не понимают той красоты, которая их окружает. Итальянские музеи в будние дни полны местными школьниками всех возрастов, слушающими экскурсии, рассуждающими о живописи, делающими зарисовки с натуры, записывающими что-то в блокнотики. Не только естественное восприятие, но и целенаправленная политика по художественному воспитанию подрастающего поколения отличают современную Италию. Посещают музеи и взрослые итальянцы, немного теряющиеся в иностранной толпе, но с интересом и гордостью приобщающиеся к сокровищам своей страны.

Итальянцев отличает не только неосознанный эстетический вкус, но даже какое-то легкое, легкомысленное к нему отношение. Взять, например, скамейки, которые расставляют в маленьких городках или среди живописных пейзажей. Для них итальянцы находят поразительные по красоте и совершенству места. Путешествующий англичанин или русский, присев на такую скамейку, может только восхититься предусмотрительностью местных жителей и, притихнув, впитывать в себя окружающую красоту, погружаясь в вечность. Сами итальянцы, оказавшись в этом же месте, будут либо болтать без остановки, совершенно не обращая внимания на окружающие виды, либо, если это парочка любого возраста, обниматься, не замечая ничего вокруг.

Тонкий эстетизм и врожденное чувство вкуса проявляются во всем – в красивой одежде, красивой мебели, удивительно художественном оформлении витрин. В самом отдаленном уголке страны, где узкие улицы и ветхие дома наводят на размышления о бренности человеческого бытия, встречаются магазины, по своему оформлению напоминающие произведения искусства. На средневековой, застывшей в прошлом улице будет находиться магазин супермодной кухонной мебели. Обшарпанные и полуразвалившиеся на первый взгляд жилища прячут в своих недрах шедевры ультрасовременного интерьера. Маленькая придорожная закусочная поразит тонко продуманным дизайном. Старое и новое уживаются в Италии бок о бок, контрастируя друг с другом, но не взаимоисключая.

Итальянцы любят богатство и пышность. Но благодаря художественному чутью умудряются избегать пошлости. Золото и мишура не раздражают здесь, а органично вписываются в дизайн. Еще Гете отмечал: «Пристрастие к ярким краскам мы обычно именуем варварством, безвкусицей;… но под этим радостно-голубым небом ничто не выглядит слишком пестрым, ибо никакой пестроте не затмить блеска солнца и его отражения в море». Итальянцы – прирожденные гении дизайна, сочетания старины с современными формами, роскоши с чувством вкуса.

Интерьеры многих общественных заведений поражают оформлением. Небольшая гостиница в Орвьето украшена ультрасовременными картинами в стиле кубизма, удачно перекликающимися с мебелью. Более дорогой гостиничный комплекс под Монтериджоне оформлен в пышном стиле рококо, где все – от занавесок и ковровых покрытий до обивки мебели и посуды – выдержано в единой цветовой гамме. А траттория в Норче выполнена в средневеково-рыцарском стиле, и еду готовят прямо в гигантском пылающем камине. И это все не какие-нибудь роскошные пятизвездочные отели или рестораны. Красота сопровождает итальянцев повсеместно. Так же как и разруха, обветшалость и грязь. Все это мирно уживается бок о бок, не мешая друг другу.

Трогательный и красивый эпизод из военной жизни является ярким свидетельством врожденной склонности итальянцев к искусству, доказательством того, что современные итальянцы чувствуют и ценят прекрасное не меньше своих прославленных предков. На севере Шотландии находятся Оркнейские острова. Место это, сохранившее памятники доисторической культуры, не слишком густо заселено, продувается ветрами большую часть года, и от привычного здешнего холода и сырости спасает только любимый напиток местных жителей, производимый здесь же, – виски. Стоящие кругом древние камни и небольшая, но деятельная висковарня – вот главное, что посещают туристы в этом суровом крае. Двадцатый век неожиданно подарил Оркнеям новую достопримечательность, причем при обстоятельствах, мало располагавших к созидательной деятельности.

В начале 1942 года группа итальянских военных была взята в плен в Северной Африке и отправлена на далекий шотландский остров в так называемый «Лагерь 60». Итальянцам предстояло трудиться на строительстве дамбы, получившей название «Барьеры Черчилля». Можно только представить, как непросто приходилось теплолюбивым итальянцам в суровом климате Северной Шотландии. Тем неожиданней оказалась их деятельность. В трудных условиях военного плена итальянцы, развенчивая стереотип о своей национальной изнеженности и лени, все свободное время посвящали улучшению условий своего быта: проложили бетонные дорожки между домиками, в которых жили, благо бетона было в избытке на стройке, разбили небольшой сад с цветочными клумбами, посадили огород, организовали театр. Жизнь должна быть красивой, даже на неласковых северных островах и в плену.

Один из военнопленных, имевший художественное образование, Доменико Кьоккетти (Domenico Chiocchetti) поставил в центре лагеря статую святого Георгия, сделанную из колючей проволоки и бетона, на фундаменте которой были записаны имена всех пленников. Наконец, в 1943 году усилиями все того же Кьокетти и при активной помощи других итальянцев (с разрешения британского коменданта, конечно) началось сооружение часовни. Для этой цели были выделены два металлических вагончика полукруглой формы. Их покрыли все тем же бетоном со стройки и украсили как могли: расписали потолки и стены, нарисовали иконы, сделали цветные окна, изготовили металлические светильники и украшения, на собранные деньги купили занавес для алтаря. Когда в начале 1945 года пленные были отпущены, часовня все еще не была готова полностью, так что по своему прямому назначению ее практически не использовали, но чувство радости и красоты она дарила.

Доменико Кьоккетти остался на острове и после освобождения – чтобы закончить свое творение, и уехал на родину только после ее завершения. Местные власти уверили его, что часовня будет сохраняться как памятник культуры, и слово свое сдержали. В 1960-е годы на средства британцев итальянец был приглашен для реставрационных работ. Он оставил открытое письмо жителям Оркнейских островов: «Эта церковь ваша – любите ее и сохраняйте. Я увожу с собой в Италию память о вашей доброте и замечательном гостеприимстве…уезжая, я оставляю здесь часть моего сердца». Доменико умер в 1999 году в возрасте 89 лет, а итальянская часовня стала одной из главных достопримечательностей северных шотландских островов.

Искусство сопровождает итальянцев всю их жизнь. Характерно, что ни у какого другого народа нет такого обилия сказочных сюжетов, в которых участвуют произведения искусства, прежде всего статуи. В итальянских сказках герои магическими чарами превращаются в статуи, влюбляются в статуи и стремятся их оживить, получают советы от статуй, становятся статуями в наказание.

Карло Гоцци, венецианский драматург XVIII века, использовал в своих пьесах традиционные сказочные сюжеты. В пьесе «Король-олень» статуя-болван выбирает королю невесту. В пьесе «Ворон» брат принца Дженнаро превращен чародеем в статую, так как вынужден ради спасения брата и его невесты раскрыть магическую тайну. Наконец, в пьесе «Зеленая птичка» действует целая коллекция статуй: царь изваяний, бывший философ, прекрасная статуя, в которую влюблен герой, наконец, сам герой и его слуга обращаются в статуи, пытаясь похитить волшебные дары. Такое обилие статуй-персонажей не случайно, произведения искусства давно стали частью жизни итальянцев.

Каждый более или менее крупный город или деревня имеет не только свой музей, собор с произведением искусства различного масштаба, но и оперу. Здесь идут классические постановки, современные представления, на которые днем приходят школьники целыми классами. Вечером – публика посолиднее. Правда, существует мнение, что итальянцы не столько слушают оперу, сколько смотрят ее. Вот как описан Э. Форстером поход английских туристов в итальянскую оперу в маленьком провинциальном городке в начале XX века. «Он понял главный принцип оперы в Италии – ее цель была не создание иллюзии, но развлечение… Вскоре ложи стали наполняться народом… Семьи здоровались друг с другом через весь зал. Люди в оркестровой яме приветствовали своих братьев и сыновей, певших в хоре, и говорили им, как хорошо они сегодня поют. Когда Лючия появилась у фонтана, раздались громкие аплодисменты и крики “Добро пожаловать в Монтериано!”».

С тех пор многое изменилось, и публика стала гораздо серьезнее и солиднее. Нарядные люди важно заполняют зал, оживленно переговариваясь, но не во время представления. Да и голоса оперных итальянских певцов славятся на весь мир. Правда, зрелищная часть занимает важное место в представлении, и дело не только в ярких декорациях. Важен весь процесс похода в оперу: себя показать, людей посмотреть, быть в курсе событий.

Трудно сказать, что стало определяющим, но у итальянцев сложилось зрительное восприятие мира. Интересно проявляется это в одном тайном национальном пристрастии – разглядывании витрин. Англичане называют это действие «window shopping», буквально – «витринный поход по магазинам» (хотя в русском языке есть теперь и просто термин «шопинг», то есть можно сказать «витринный шопинг»). Это когда ты ничего не покупаешь, а просто разглядываешь витрины, прицениваясь к вещам, мысленно их примеряя и прикидывая, насколько эта покупка для тебя была бы удачна.

Итальянцы достигли в этом вопросе больших высот. Особенно любят заниматься этим парочки, которые могут посвятить этому приятному времяпрепровождению целый вечер, а то и несколько вечеров подряд. Они подолгу стоят у витрин закрытых магазинов, рассматривая находящиеся там предметы, серьезно обсуждая и обдумывая увиденное. Часто этот важный процесс проходит в задумчивом молчании, состоянии редком для итальянцев. Скорее всего, такое сильное увлечение витринами происходит из-за привычки к восприятию мира прежде всего глазами, через зрительные образы, и в этом проявляется своеобразное поклонение красоте. Тем более что витрины итальянских магазинов часто действительно очень красиво оформлены.

Италия в географическом плане представляет собой замкнутую систему. Окруженная почти со всех сторон морем, она соединяется на севере с европейским материком, одновременно отгораживаясь от него Альпами – самыми высокими горами Европы. Великий итальянский поэт XIV века Франческо Петрарка восклицал: «Чтоб нам тевтоны угрожать не смели, // Природа возвела // Спасительные Альпы…». Спасительные Альпы, правда, никогда не могли защитить Италию от разного рода вторжений: колонизаторов, завоевателей, путешественников, туристов.

Италия и Европа

Изолированность итальянского полуострова всегда носила исключительно географический характер и никогда – культурный. Как хорошо известно, продвижение Римской империи не сдерживали никакие препятствия географического характера. Ганнибал со своими знаменитыми слонами перебрался через альпийские хребты, не говоря уже о нашем Суворове.

Море же всегда представляло собой удобный транспортный путь. Каждый народ, имеющий выход к морским водам, осваивает их с какими-то конкретными целями. Греки увлекались изучением земель, норманны пользовались морскими путями для грабежей, англичане – для завоевания новых земель и расширения территории, исландцы – для ловли рыбы. Для жителей итальянского полуострова морской путь всегда был прежде всего торговым. Еще древние этруски торговали со всем Средиземноморьем и за его пределами. В более поздние эпохи развитие торговли дало жизнь двум крупнейшим торговым европейским центрам – Генуе и Венеции.

В XV веке итальянские мореплаватели добирались в поисках торговых контактов аж до севера Норвегии. Этот малоизвестный исторический эпизод весьма характерен для понимания особенностей итальянского характера. В 1432 году венецианец Пьетро Кверини оказался у далеких норвежских Лофотеновых островов, расположенных за полярным кругом. Официально история по сей день выглядит следующим образом. Итальянский корабль заблудился в Северном море, и его течением вынесло к Лофотенам.

Кверини провел на острове полгода и пришел в восхищение от знаменитой местной сушеной рыбы, которая, будучи помещенной в воду, по вкусу неотличима от свежей. Секрет изготовления подобной рыбы был известен только жителям Лофотеновых островов. Уезжая, венецианец захватил с собой на дорогу «образцы» замечательной рыбы. В скором времени итальянцы стали главными импортерами норвежской сушеной трески (и остаются ими по сей день). Вот так «случай» привел к развитию торговых отношений. Норвежцы до сих пор верят в подлинность этой истории. Хотя ее коммерческий итог, подробный отчет, который позже составил Кверини, а также знание хитроумия итальянцев в торговой сфере вызывают закономерное сомнение в случайности этого происшествия. Интересно, что итальянцам было проще ввозить рыбу, покупая ее у норвежцев, чем самим заниматься масштабной рыбной ловлей.

Исторически Италия всегда представляла собой смешение культур, причем самых разных: начиная от упомянутых выше древнейших племен, живших на территории современной Италии, и заканчивая различными пришельцами, среди которых были представители самых разных народов – греки, норманны, галлы, лангобарды, арабы, немцы, французы, испанцы. Все эти прошеные и непрошеные визитеры не просто приходили и уходили, они всегда оставляли в Италии частицу своей культуры, а может быть, и души. Очень сильная и цельная итальянская культура всегда имела две взаимосвязанные особенности: впитывать и «переваривать» другие культуры и, в свою очередь, одновременно воздействовать на них и преображать их.

Яркий пример тому дает биография императора Священной Римской империи Фридриха II (1194–1250) из рода Гогенштауфенов.

Сама по себе Священная Римская империя, к названию которой при сохранении «Римская» было добавлено уточнение «германской нации», представляла собой интересное явление. Она возникла в 962 году, когда германский король Оттон I короновался в Риме, претендуя таким образом на возрождение славы и величия древнеримской державы. Последующие германские короли стремились к сохранению и титула, и господства над всей Европой. Причем обязательной составляющей полноты и полноценности этой власти было присутствие какого-нибудь итальянского компонента: владение Италией или хотя бы частью ее, или возможность короноваться в Риме, или, в конце концов, хотя бы сохранение итальянской частицы в титуле.

Фактически именно эта всепоглощающая страсть германских императоров ко всему итальянскому и подорвала их империю. Она заставляла их снаряжать один разорительный поход в Италию за другим, лавировать и открыто бороться с папством, с итальянскими городами, с независимыми феодалами, со всеми, кто препятствовал заветной цели, нередко ради нее забывая о родных немецких землях и о других завоеванных народах. Это в какой-то мере и привело к тому, что, сохраняясь формально до начала XIX столетия, империя фактически потерпела крах в середине XIII века, как раз при Фридрихе II. Италия, завоевание которой дало толчок к созданию Священной Римской империи, стала и причиной ее разрушения.

Фридрих II, безусловно, был личностью удивительной. Сын императора Генриха VI и Констанции Сицилийской, внук знаменитого Фридриха I Барбароссы и короля Сицилии норманна Рожера II, он вырос на юге Италии и с рождения впитал итальянский дух. Его дед по материнской линии, норманн Рожер, завоевал в ИЗО г. Сицилию и стал королем острова и всей той континентальной части южной Италии, которая обозначалась как Апулия. Покоренный итальянской культурой, бытом и нравами местных народов, Рожер принял свою новую страну такой, какая она была. Его правление, так же как и его сына и внука, отличалось редкой религиозной и культурной терпимостью, а возглавляемое им государство стало одним из самых передовых для своего времени. Маленький Фридрих вырос в окружении высокой культуры, прекрасных произведений искусства, интеллектуальных бесед, яркой сочной повседневной жизни южной Италии.

Вот как описывает 14-летнего Фридриха в частном письме неизвестный современник: «…Упражнениям то с одним, то с другим оружием он посвящает весь день до наступления ночи, а затем еще несколько часов – чтению исторических сочинений.

Его поведение выдает королевское достоинство, а выражение лица и властная величественность подобающи властителю. Его высокий лоб и весело сверкающие глаза притягивают взоры гостей, воистину люди ищут его взгляда. Пылкий, остроумный и восприимчивый, он, правда, ведет себя несколько неблагопристойно, но это не столько исходит из его натуры, сколько является следствием общения с грубыми людьми.

…Однако его усердие опережает его возраст настолько, что, еще не став зрелым мужем, он уже обладает мудростью, достигаемой обычно лишь в течение многих лет. Так что не суди о нем по числу прожитых лет и не жди его полного совершеннолетия, ибо он уже по разумению муж, а по величию правитель».

Фридрих был провозглашен в разные годы: королем Сицилии, королем Немецким, королем Иерусалимским, императором Священной Римской империи. Решать политические конфликты он предпочитал дипломатическим путем, а не силой оружия (именно так им был взят Иерусалим, что многие посчитали хитростью, не достойной высокой цели крестовых походов). Он прославился как гений дипломатической интриги. Если было необходимо, а в то время, да еще на его месте, это было неизбежно, много и энергично воевал. Был замешан во многих политических интригах того времени. Неоднократно предавался анафеме папой римским. Умер внезапно в 56 лет от кровавого поноса. На его смерть английский современник написал в своеобразном «некрологе»: «И в это время умер Фридрих, величайший из князей мира, вызывавший удивление мира (stupor mundi) и чудесный преобразователь (immutator mirabilis)».

Активная политическая жизнь Фридриха II протекала бурно, как и подобало государственному деятелю подобного масштаба, но сердце его было отдано Италии и ее культуре. Он стал одним из самых образованных людей своего времени, сам увлекался науками и покровительствовал другим. Фридрих знал по крайней мере восемь языков – сицилийский, латынь, арабский, греческий, древнееврейский, французский, провансальский, немецкий. Увлекался математикой, физикой, медициной, астрономией, философией. Написал книгу о соколах и трактат «Об искусстве охоты с птицами». Занимался сельским хозяйством, по его указанию на юг Италии были привнесены новые виды растений, такие как финиковая пальма и сахарный тростник. В 1224 году основал высшую школу в Неаполе, своего рода первый «государственный университет», готовивший кадры для государственного управления.

Фридрих был поистине разносторонней личностью. Помимо увлечения науками он писал стихи, да такие, что великий Данте называл его «отцом итальянской поэзии». Собрал огромную библиотеку. Прославился как алхимик, астролог и чародей. И это при том, что будучи итальянцем по духу, если не по крови, больше всего он любил радости жизни – хорошую еду, приятную дружескую беседу, красивых женщин (браки он заключал из политических расчетов, но, по слухам, имел чуть ли не гарем для удовольствия). В его прекрасных замках постоянно устраивались праздники, представления, пиры с песнями и музыкой. Остается удивляться, как только у одного человека хватало времени на все.

Фридрих не мыслил своей жизни без Италии, и Италия теперь непредставима без него. Большую часть своей жизни этот немецкий император провел в этой стране, покидая ее лишь вынужденно и крайне неохотно. До сегодняшнего дня на юге страны сохранились многочисленные замки, выстроенные по его указанию. Один из самых странных из них – Кастель-дель-Монте, находящийся недалеко от Бари. До сих пор его архитектура является неразрешимой загадкой для ученых. Замок представляет собой геометрически совершенно ровный восьмиугольник с восемью выступами, в которых располагались жилые помещения. Для чего надо было возводить столь сложную в строительном плане геометрическую структуру, совершенно неясно, наиболее смелые авторы высказывают предположение о каких-то мистических целях короля-алхимика.

Подобного рода замков Фридрих II оставил на удивление много – в Бари, где он перестроил здание, начатое его дедом, два под Флоренцией, где он пытался укрепиться для военных целей, некоторое количество в родной Сицилии, а больше всего на юго-восточном побережье, вокруг города Бари, эти места были особо любимы императором. Неприметный сосед шумного и значительного города Бари, портовый городок Трани достиг пика своего могущества как раз при императоре Фридрихе. Тогда же была построена и крепость из светлого камня, спускающаяся прямо в море. Сегодня она доминирует над маленьким и тихим портом, где население ловит рыбу для своего потребления и пьет кофе для удовольствия, где днем замирает вся жизнь, а туристы рассматривают огромный храм, посвященный Николаю-пилигриму, малоизвестному святому, избранному, видимо, в пику все тому же Бари, хранящему мощи Святителя Николая. Жизнь и деятельность Фридриха – прекрасный пример плодотворного взаимодействия культур на итальянской земле.

Влияние Италии вне ее земли прослеживается столь же ярко, сколь и на ее земле. Здесь история в качестве иллюстрации подарила нам совершенно иную судьбу, и в иное время. Знаменитая флорентийская семья Медичи дала много заметных и ярких личностей, оставивших свой след в истории. Среди них две стали королевами Франции – Екатерина и Мария. Впрочем, след последней, ставшей женой короля Генриха IV (первой женой которого была известная всем, не в последнюю очередь благодаря Александру Дюма, королева Марго, кстати, дочь Екатерины Медичи), хотя и заметен, но не слишком ярок, не считая того, что она подарила Франции короля Людовика XIII.

Екатерина же Медичи (1519–1589) была личностью талантливой. Став женой французского короля, она все силы своей души отдала новой родине, но характер и привычки сохранила итальянские. Осиротевшую во младенчестве ее воспитывали родственники, монахини монастыря, куда она была отдана во время волнений в родной Флоренции, воевавшей с ее дядей, папой Климентом VII. В 14 лет она была выдана замуж за юного Генриха, сына французского короля Франциска I, и больше никогда не вернулась в родную ей Флоренцию.

Дальнейшая ее жизнь – достояние истории, причем французской. Ее образ, дошедший до потомков, крайне противоречив. Одни считают ее монстром, отдавшим приказ о начале Варфоломеевской ночи, травившей и убивавшей всех, кто мешал ее амбициозным планам, не жалевшей даже родных и близких. В искусные коварные отравительницы записал ее и Александр Дюма. Знаменитый французский писатель обладал удивительным талантом навешивать ярлыки, часто ничего общего не имеющие с исторической действительностью, на самых разных исторических деятелей и события. Армии серьезнейших историков и менее талантливых писателей никакими обстоятельными трудами не могли потом опровергнуть точку зрения Дюма. Так и остался, например, Ришелье в сознании потомков неумным интриганом-обольстителем, и сделать с этим уже ничего нельзя, пока школьники предпочитают романы Дюма учебникам истории.

Так вот, Александр Дюма черными мелодраматическими красками рисует Екатерину Медичи. Он также пустил в обиход расхожую фразу о том, что ее зять, Генрих Наваррский, будущий Генрих IV (тот самый, который согласно популярной песенке «славный был король, вино любил до черта, но трезв бывал порой…»), в те дни, когда теща ему улыбалась особенно ласково, питался только яйцами, собственноручно сваренными в воде, которую он сам доставал из Сены.

Есть среди историков и другое мнение, делающее Екатерину крупным политиком и дипломатом, выдающимся политическим деятелем своего времени, ловко лавировавшим между различными партиями в сложное для Франции время. Во всех случаях все особенности ее характера дружно приписываются ее итальянскому происхождению. Заметим, что сами итальянские историки предпочитают видеть в ней прежде всего верную жену и заботливую мать.

Жизнь Екатерины Медичи была непростой даже для ее сложного времени (было ли когда-нибудь в истории «простое время»?). Личная жизнь, важная для любой женщины, складывалась непросто. Во-первых, девять лет Екатерина оставалась бесплодной, что, помимо всего прочего, было катастрофой в ее положении – вскоре после заключения брака умер брат Генриха, и последний стал наследником престола. Возник вопрос о разводе – Франции нужны были дальнейшие продолжатели королевской династии, законные наследники. В этот момент, как будто в результате нечеловеческого усилия воли, а многие поговаривали, что не без помощи колдовства, Екатерина забеременела. В последующие 11 лет она родила 10 детей, 7 из которых выжили, а три стали впоследствии французскими королями. Трагично то, что, несмотря на такую внезапную плодовитость, дети Екатерины стали последними в роду династии Валуа и не оставили потомства, а трон перешел к ненавистным ей Бурбонам. Екатерина умерла незадолго до этого, но судьба династии уже была к этому моменту предопределена.

Ее муж, Генрих II, относился к ней с уважением и, видимо, был по-своему привязан. Но в мировую историю любовных романов он вошел благодаря своей непреодолимой страсти к Диане де Пуатье, обольстительнице, которая была старше его жены на 20 лет (а следовательно, и его самого, так как он был немногим старше Екатерины). Диане мало было любви мужа, ей нужно было еще и унижение жены-соперницы. Так что вплоть до гибели мужа (Генрих погиб на рыцарском поединке, пораженный копьем в глаз) гордая флорентийка подвергалась постоянному унижению от соперницы и двора, принявшего сторону последней. Кстати, после смерти мужа Екатерина, хотя и отобрала решительно у соперницы все, принадлежавшее ранее королевской казне, сохранила ей ее владения и не преследовала ее, опровергнув миф об особой итальянской мстительности.

Можно по-разному оценивать вклад Екатерины в политическое развитие Франции, но ее влияние на французскую культуру не вызывает сомнения, хотя и обросло легендами. Французский двор встретил Екатерину без особого восторга, прежде всего потому, что она происходила из рода Медичи, а Медичи, несмотря на их богатство и власть, были торговцами. Для французской аристократии брак сына короля с представительницей буржуазии был очевидным мезальянсом. Вместе с тем флорентийский быт того времени, в котором выросла Екатерина, существенным образом отличался от французского, причем отнюдь не в пользу последнего.

Можно себе представить, какое впечатление произвел на юную итальянку королевский двор Франции! Вилки с четырьмя зубцами, вошедшие в флорентийский обиход еще в XV веке, введенные Екатериной во французский королевский быт, вызывали грубые насмешки. Здесь по-прежнему предпочитали есть при помощи ножа и рук, вытирая их о скатерть. По-прежнему был распространен обычай ставить одну тарелку на двоих, давно изжитый во Флоренции, где каждому полагался индивидуальный прибор во время еды. Суп же чаще всего ели вообще из общей супницы.

Ванные комнаты в Италии появились еще в XVI веке, французы же еще несколько столетий мылись в тазах и ушатах. Еще Фридрих II в XIII веке оборудовал в своих замках удобные туалеты, французы не делали туалетов даже в королевских дворцах. Сын Екатерины, Генрих III, даже вынужден был издать указ, чтобы залы дворца убирались от нечистот каждое утро до подъема короля.

Не лучше была ситуация вне дома, в городе. Во Флоренции еще с конца XIV века наиболее грязные службы – бойни, красильни, кузницы – выносили на окраины города, а на центральных улицах и площадях запрещался проезд телег и торговля отдельными товарами, «дабы не нарушать красоту места». Для украшения и оздоровления города в это же время здесь разбиваются сады и общественные парки. В XV веке во Флоренции начинают устанавливать фонари для освещения улиц. Каменные здания к этому времени преобладали уже над деревянными. Екатерина выросла в каменном дворце Медичи, украшенном мрамором и прекрасными фресками.

В Париже в это время ситуация была гораздо менее приятной. Нечистоты выливались прямо на улицу в канавы, испускавшие зловоние и служившие источником заразы. Помои часто выливали прямо на голову прохожим, запретили эту практику в Париже только во второй половине XVIII века. Несмотря на запреты, горожане держали скот прямо в городе, так что свинья, расположившаяся посередине улицы, была не редкостью в этом столичном городе. Какое бы то ни было освещение, кроме луны, отсутствовало вплоть до XVIII века, а дома были преимущественно еще деревянными.

В таких условиях юная Екатерина Медичи оказалась после замужества. Ее влияние на французскую культуру теперь трудно определить точно, и невозможно отделить правду от вымысла. Достоверно известно, что выписанные ею художники украсили своими произведениями французские королевские дворцы. По ее приказу было сооружено новое крыло в Лувре и началось строительство Тюильри. Ее личная библиотека была одной из крупнейших во Франции в то время. Считается также, что именно она ввела в употребление при французском дворе вилку и усовершенствовала примитивную до тех пор сервировку стола. Говорят, что именно ей, заядлой и ловкой наезднице, женщины обязаны особым женским седлом. Любительница духов и благовоний, она привезла из Флоренции неиссякаемый запас, познакомив с ними французское общество. Наконец, любительница вкусной еды, Екатерина выписала из Италии когорту итальянских поваров, научивших французов готовить изысканные блюда. Впрочем, последнее мнение поддерживают прежде всего итальянские исследователи. Французские с ним не согласны.

Конечно, не стоит преувеличивать влияние одной Екатерины Медичи на всю французскую культуру. Франция жила и развивалась по своим законам и в скором времени стала европейской законодательницей моды. Но, безусловно, не без итальянского влияния. Кстати, большим поклонником всего итальянского был еще свекор Екатерины, Франциск I, собравший при своем дворе самых разных итальянских художников. Достаточно упомянуть, что он оказал покровительство Леонардо да Винчи, который умер во Франции, завещав ей свой шедевр – «Мону Лизу», ставшую украшением Лувра.

Итальянская культура не только влияла на другие народы, но и, как было сказано выше, сама подвергалась влиянию других. Надо отметить, что только сильные и ярко выраженные культуры не боятся заимствований и воздействия извне. Они как бы перемалывают все новшества, перекраивают их на свой лад, забирая понравившееся и отметая чуждое. Именно так итальянская культура поступала со всеми многочисленными внешними воздействиями, расцветая и укрепляясь. Вопреки распространенному мнению, даже многочисленные иноземные завоевания не только не уничтожили основ итальянской жизни и быта, не растворили итальянский характер, а лишь расцветили их дополнительными красками. Италия, подобно тютчевской весне, «лишь румяней стала наперекор врагу».

Современная Италия продолжает находиться в непрерывном взаимодействии с другими странами и народами. Новые, мирные набеги совершают сегодня миллионы туристов, жаждущих прикоснуться к красотам и чудесам этой прекрасной страны. В Европе нет равных ей по притягательности. По древности цивилизации ее превосходит только Греция. Но она как бы застыла в далеком прошлом, а Италия дала и богатейшую средневековую культуру. Франция богата Средневековьем, но в ней нет древности и солнечной погоды круглый год. В Англии есть красивейшие сады и парки, но нет всего означенного выше. Словом, одна Италия из европейских стран сочетает в себе все: древность, Средневековье, мягкий климат, много солнца, морские побережья, цветущие сады, прекрасную еду, свое вино, шедевры культуры, самую знаменитую оперу. Если добавить к этому заметно улучшившийся в последние годы сервис – замечательные автострады, опоясывающие всю страну, сеть гостиниц для людей с самыми разными финансовыми возможностями, прекрасно организованные музеи, то становится ясно, что сегодняшняя Италия – просто рай для туристов. Число их растет год от года и плохо поддается учету. Открытые границы между странами Шенгенского соглашения не дают возможности учесть всех тех, кто приезжает сюда из других европейских стран. Поэтому, видимо, столь разнятся цифры, приводимые в разных справочниках, – от 15 до 40 миллионов человек в год.

Сами итальянцы относятся к этому новому нашествию, как и всегда, спокойно. И, как и всегда, извлекают из него свою выгоду. Конечно, толпы мятущихся людей, говорящих на непонятных языках, нарушающих все возможные правила и установления, пьющих капучино, о ужас, в любое время дня и ночи, надевающих спортивные костюмы в музеи, а иногда и в театры, не могут не раздражать. С другой стороны, туризм сегодня является одной из важнейших статей дохода страны и источником обогащения многих индивидуумов. Так что можно и потерпеть.

Конечно, в оживленных туристических центрах в пик сезона местные жители могут быть и не слишком любезны, а уж надуть глупого туриста и вовсе дело святое. Но в целом отношение итальянцев к иностранцам довольно доброжелательное, хотя и отстраненное. Они как бы создают свой особый замкнутый мир, отстраняясь от всей этой суеты и толпы. Поэтому столь разителен контраст между оживленными центральными туристическими улицами, кишащими людьми, и боковыми проходами, живущими своей особой, размеренной, упорядоченной жизнью, определенной задолго до дня сегодняшнего.

Показателен эпизод, произошедший не так давно в тихом и спокойном городке Монтероссо, расположенном на Лигурийском побережье. Место это только в последние годы стало заполняться туристами, так что сохранило еще некоторую патриархальность и умиротворенность. В маленькой частной гостинице произошел конфликт между немецкими и американскими туристами. И те и другие были сильно разгорячены разного рода напитками, что нередко случается в Италии, где обилие и разнообразие аперитивов, диджестивов и недорогих вин часто приводит неопытных туристов к их чрезмерному потреблению. Американцы, охваченные чувством свободы от пребывания в чужой стране, стали всячески насмехаться над немцами, вспоминая им прегрешения минувших лет. Немцы мрачно молчали, пока наконец чаша их терпения не переполнилась. После этого в окно полетели не только сами американцы, но и их личные вещи, а заодно и мебель, стоявшая в комнате.

Пока две нации выясняли, кто из них может претендовать на мировое господство, итальянцы занимали выжидательную позицию. Карабинеры, чей участок находится за углом, прибыли аккурат когда все было закончено, чтобы составить протокол и пойти пить кофе. Позиция невмешательства – наиболее удобная и безопасная. Если Италия и не может себе позволить придерживаться ее в государственном масштабе, то на бытовом уровне она самая распространенная.

Создав свою замкнутую структуру, отгороженную от иностранцев традицией и укладом жизни, итальянцы, в целом принимая их как неизбежность, создали для них и свои правила. Смысл их прост: что с них взять, иностранцы! Пусть живут, как могут, лишь бы нам не мешали. Так, попытка английских туристов узнать, как купить лицензию на рыбную ловлю, вызвала полное недоумение в туристическом офисе. Кстати, удивление и недоумение – обычная реакция в итальянских туристических офисах. Есть два-три простых действия, например, бронирование гостиницы или раздача брошюрок о соседнем музее, которые они умеют делать, все остальное вызывает, как правило, глубокий ступор. Сравниться с ним может только реакция полицейских, когда у них спрашиваешь дорогу в их родном городе. Однажды трое из них так и не смогли вспомнить, где находится туристический офис, располагавшийся прямо за их спинами.

Так вот, возвращаясь к рыбной ловле. После долгих мучительных размышлений и совещаний в туристическом офисе сказали:

– Не надо лицензии.

– Вообще не надо?

– Нет, вообще надо, но вам не надо.

– А если полиция?

– Не страшно, скажите, что иностранец.

Поскольку итальянцы уверены – может быть, вполне справедливо, – что итальянский язык – самый красивый в мире (а Италия, кстати, самая красивая страна, о чем, как и о том, что Карфаген должен быть разрушен, никогда не лишне напомнить), они не владеют иностранными языками. То есть они ничего не имеют против, даже готовы их изучать, здесь нет и капли высокомерия, свойственного нередко, например, французам, сознательно отвергающим английский язык, но в общей массе языки итальянцам не даются. Конечно, речь не идет о развитых туристических центрах и дорогих отелях, но вот уже один шаг в сторону приводит к полной языковой изоляции.

Даже те, кто с гордостью делают вид, что знают английский, как правило, владеют двумя-тремя расхожими фразами, так что настоящее общение редко удается. Величественный метрдотель на завтраке в четырехзвездочной гостинице на озере Комо явно гордился своим владением четырьмя языками. Входивших туристов он приветствовал «добрым утром» на их родных английском, французском, немецком и испанском языках. На них же принимал заказ. И только выполнение этого заказа – всегда неправильное и перепутанное – подсказывало, что знание языков было мнимым и внешним.

При этом степень понимания у итальянцев очень высокая, особенно если они хотят тебе что-нибудь продать. Два-три слова на их родном языке, как правило, приводят к полному взаимопониманию, иногда вполне хватает и жестов.

Помимо прямых доходов, туризм стал важным стимулом развития страны. Новое иностранное нашествие позволило итальянцам как бы заново оценить свою страну, направить свои усилия на восстановление и сохранение памятников культуры и истории, возродить многие из забытых традиций. Причем, как ни парадоксально, делается это далеко не всегда из исключительно корыстных побуждений. Просто взаимодействие с другими культурами, перспектива интеграции в общеевропейское культурное пространство придали дополнительный интерес национальным традициям и обычаям. Поэтому не случайно, что число разного рода местных праздников, обрядов, торжеств растет год от года. И получают от них большое удовольствие в первую очередь итальянцы.

Самые многочисленные туристы в Италии сегодня – немцы. Древняя тяга германцев к италийской земле сегодня вылилась в нескончаемый поток любителей отдыха и развлечений. Остановить ее не могут даже периодические скандалы, провоцируемые время от времени итальянскими государственными деятелями. Так, летом 2003 года госсекретарь по вопросам туризма Министерства экономики Италии высказался о немецких туристах следующим образом: «Опьяненные высокомерной самоуверенностью, они с шумом заполоняют в период летних отпусков наши пляжи», «однообразные, сверхнационалистически настроенные блондины». Немцы обиделись страшно, пригрозив отказаться от проведения отпусков в Италии. Реакция итальянцев была вялая: туристические фирмы высказали невнятное возмущение, официальной реакции не было никакой.

В тот же год премьер-министр Италии Сильвио Берлускони, большой любитель эпатажа, небрежно бросил депутату от Германии в Европейском парламенте, что тому бы, мол, хорошо подошла роль смотрителя в концлагере. И вновь протесты – с одной стороны, и тишина – с другой. Создается впечатление, что итальянцы, уверенные в притяжении своей магической земли, доставляют себе маленькое удовольствие, поддразнивая немцев. Последние же, также сознавая, что никуда не денутся и все равно поедут в отпуск к итальянскому морю, переживают и бесятся от своего бессилия. А число немецких туристов действительно не уменьшается.

Великий Гёте, одним из первых немцев проложивший туристическую тропу в Италию, еще в конце XVIII века писал о непреодолимом притяжении этой страны, называя ее великой школой жизни. При этом местные жители отнюдь не вызывали у него подобного восхищения: «Об итальянцах могу сказать только, что это – дети природы; среди роскоши и величия искусств и религии они ничуть не отличаются от того, чем были бы в пещерах и в лесах». Но, будучи не просто немцем, а великим немцем, он прекрасно понимал, что эти жители составляют важную и неотъемлемую часть очарования Италии. Далеко не все немцы с этим согласятся.

Трудности, с которыми сталкиваются немцы в Италии, хорошо переданы в рассказе Томаса Манна «Марио и фокусник». Посвященный на первый взгляд итальянским нравам, он гораздо точнее передает настроения и отношения немцев. Замкнутость и цельность итальянской культуры вызывает у них постоянное чувство неудовлетворения и обиды: и столик им в ресторане дали не тот, и на пляже ими никто не интересуется, и постоянный кашель их дочки раздражает итальянскую соседку, пугающуюся за своих детей (а кто бы не испугался?).

Немцы не только самые страстные поклонники Италии, они же и изучили ее лучше других народов. Конечно, большая их часть лежит на пляжах Адриатического моря. Но зато остальные осваивают самые труднодоступные районы страны. Если вы нашли самый малопосещаемый, забытый Богом и людьми сонный уголок, о существовании которого не догадываются даже сами итальянцы, вы можете быть уверены, что единственным народом, который побывал там кроме вас, будут немцы. При этом образованная их часть будет еще и свободно говорить по-итальянски, и прекрасно ориентироваться во всех традициях и нравах. Да и лучшие труды по Италии написаны, пожалуй, немцами, с которыми соперничают только британцы.

С французами у итальянцев, пожалуй, самые напряженные взаимоотношения. С одной стороны, ближайшие соседи, в прошлом завоеватели. До сих пор некоторые территории – долина Аосты, Лигурийское побережье – носят смешанный итальяно-французский характер. С другой – в культурах слишком много поводов для соперничества, чтобы относиться друг к другу спокойно. Не прекращается внутренний спор о том, чья кухня лучше. Общепризнанно-знаменитой считается, конечно, французская. Но в последние годы среди знатоков и гурманов распространилось мнение о первенстве итальянской в этом вопросе. Французское вино активно проникает на итальянский рынок, что не может не вызывать раздражения, ведь итальянцы помнят, что именно они научили неразумных галлов производству этого благородного напитка. А теперь вот весь мир увлечен французским вином. Знаменитые модные дома Италии составляют заметную конкуренцию французским модельерам. Словом, там, где есть соперничество, нет мира.

Замечательный, практически забытый сегодня старый франко-итальянский фильм «Закон есть закон», с неподражаемыми Фернанделем и Тото, отлично передает разницу в характерах двух соседствующих народов. Пограничный городок разделен посередине на две части: в одной живут французы, в другой – итальянцы, между ними – граница. Эта граница не просто полоса на тротуаре, она разделяет соседей на две совершенно разные группы людей, и спутать их невозможно. Они сидят в одном баре, по которому тоже проходит разделительная черта, ходят по одним улицам, но живут и мыслят по-разному.

Одним из самых внимательных французских наблюдателей итальянской жизни был писатель Стендаль. Восхищение страной смешивается в его заметках со скептическими замечаниями и меткими наблюдениями. Он со своими спутниками стремился в Рим, так как надеялся «найти там итальянские нравы, которые в Милане и даже во Флоренции несколько испорчены подражанием Парижу». Но и приезд в Рим не дал полного удовлетворения: «Для того, чтобы совершить путешествие в Рим, нужно сперва кое-чему поучиться. Эту досадную истину делает еще более неприятной то, что в парижском обществе все считают себя большими любителями и знатоками искусства. В Рим приезжают из любви к изящным искусствам, а по приезде эта любовь вас покидает, и, как водится, ее место готова занять ненависть». Немногие из тех, кто провел утомительную, перегруженную экскурсиями неделю в многочисленных и набитых шедеврами музеях Рима, осмелились бы высказать свои тайные мысли с такой откровенностью.

Все большей популярностью пользуется Италия у американцев. Хотя их далеко не все в ней устраивает. Во-первых, американцы любят, чтобы было дешево и комфортно. Вот это в Италии найти трудно: либо-либо, приходится выбирать. Во-вторых, знаменитая итальянская еда очень мало походит на любимый американцами фаст-фуд, даже пицца здесь какая-то, с их точки зрения, неправильная. Нет, конечно, речь идет не о гурманах и знатоках, а об общей массе туристов. Нравятся: чувство свободы, которое дает Италия, и вино, которое дешево, вкусно и продается без ограничений повсеместно. Отвыкшие и от того и от другого американцы часто одуревают и перестают знать меру. В целом же американцы не слишком выделяются из общей массы туристов: они не более развязные, чем немцы, не больше пьют, чем русские, не хуже одеваются, чем англичане.

Забавные записки Дарио Кастаньо, итальянского гида по району Кьянти, были не так давно опубликованы в Италии. Большая часть его клиентов – богатые американцы. Смешанные чувства прорываются в описании их поведения в Италии. С одной стороны, неприлично плевать в колодец – весь основной доход автора идет именно из-за океана. Среди его клиентов попадаются истинные ценители, например, вина. Один из них приезжал в Кьянти каждый год и скупал самые дорогие вина для своей коллекции, что вызывало заметное чувство гордости у его итальянского сопровождающего.

С другой стороны, две вещи никак не давали гиду расслабиться: бесцеремонность американцев и их любовь к кока-коле. И то и другое откровенно раздражало. Как можно было, находясь в самом красивом месте земли, по мнению итальянского автора-патриота, в любимой им Сиене, жаловаться на отсутствие каких-нибудь глупых удобств и с треском открывать диетическую колу.

Жители Италии всегда неизбежно вызывали у прагматичных и практичных американцев иронию, смешанную с тайным чувством зависти. Было непонятно, как целый народ может так откровенно получать удовольствие от простой повседневной жизни. Но это же вызывало и тайную зависть.

Особенное непонимание вызывает тот факт, что итальянцы все, с точки зрения американцев, получают легко и незаслуженно. Отсюда большое число иронических высказываний, касающихся сомнительности итальянских средств. Путеводители любят цитировать американского посла в Италии, сказавшего, что «Италия – очень бедная страна, в которой живет много очень богатых людей».

Кстати, распространению многих стереотипов об итальянцах способствуют многочисленные американцы итальянского происхождения. Покинувшие страну еще в первой половине XX века, они часто упорно не хотят признавать тот простой факт, что в Италии многое изменилось с тех пор. Отсюда и обилие итальянских героев американских фильмов, несколько устаревших с современной точки зрения.

В последние годы Италия столкнулась с еще одной «американской» проблемой. Все больше и больше заброшенных вилл и ферм скупается заокеанскими поклонниками страны солнца. На страницах газет и публицистических книг не прекращается дискуссия – хорошо это или плохо для страны. Очевидно, что передача своих культурных ценностей в чужие руки, а большинство итальянцев именно так оценивают продажу земли и зданий, всегда плохо. Кто их знает, что они там напридумывают. Вместе с тем, поскольку у самих итальянцев нет ни средств, ни желания восстанавливать эти развалины, то в некотором смысле благом является тот факт, что кто-то вкладывает деньги в восстановление их национального достояния. Да и продавцы довольны, цены на землю и недвижимость в стране поднимаются благодаря иностранцам год от года.

Самые интересные отношения сложились у итальянцев с англичанами. Эти две столь различные нации имеют друг к другу некое подобие притяжения. Можно было бы даже сказать, что у англичан оно граничит с любовью, а у итальянцев с уважением, если бы подобные чувства по отношению к другому народу были бы представимы в обоих случаях.

В «глухие» годы итальянской истории, в XVII–XVIII веках, англичане принесли стране второе (или скорее очередное) возрождение. Именно они открыли глаза всему миру на чудеса Италии, на особый неповторимый дух этой страны, на ее вечное очарование. Большое Турне, «Гранд тур», зародилось именно в Англии. Англия привлекла внимание остального мира, вслед за ней в Италию приобщаться к прекрасному потянулись и другие.

В свою очередь итальянцы подарили англичанам самое прекрасное, что только могут представить себе жители этого острова (кроме, чая, конечно, «подаренного» китайцами). Итальянские сады стали настоящей страстью англичан. К ним «приложились» архитектурные и прочие художественные заимствования. Процесс этот оказался взаимным – позже итальянцы полюбили английские сады и уничтожили некоторые из своих творений в угоду этому новому увлечению. Прекрасно продуманная «дикая» природа вполне импонировала их вкусу.

В последние годы англичане увлеклись итальянской кухней. Ошибочная идея, что для получения желаемого результата достаточно только использовать побольше оливкового масла, белого сыра и помидоров, овладела их умами. Итальянские рестораны распространяются по стране. Притягательные на слух итальянские названия скрывают за собой вполне привычную для англичан пищу, политую оливковым маслом и приправленную чесноком. Достаточно только отметить, что ко всем блюдам в таких ресторанах подается в больших количествах неизменная картошка, столь почитаемая англичанами и малораспространенная в Италии, чтобы понять, как далека эта кухня от оригинала.

Бодрые, подтянутые, в аккуратных светлых кофточках, если это старушки, неизменно спокойные (для полноты картины не хватает только пробкового шлема), англичане заполняют итальянские гостиницы. Им удается каким-то образом избежать самых вульгарно-переполненных мест, но и не залезать в самые что ни на есть отдаленные уголки. Они не сорят деньгами, но необъяснимым образом вызывают неизменное уважение у местных жителей, выделяющих их среди прочих иностранцев.

Сами итальянцы за границей производят, как правило, жалкое впечатление. Притихнув и присмирев, они постоянно мерзнут, кутаются в теплые кофты, производя впечатление нахохлившихся птиц (причем это относится не только к «вечнохолодной» России). В глазах их угадывается скрытая тоска и мечта о возвращении в знакомый и привычный им мир, где все подчинено четким и определенным законам. Но для того, чтобы убедиться, что Италия – самая прекрасная страна в мире, к сожалению, приходится время от времени ее покидать. Те же, кто в этом никогда не сомневаются, предпочитают проводить отпуска у себя дома.

В целом Италия не имеет ничего против Европы. Она решительно и без сомнений вошла в Европейское сообщество, спокойно присоединилась к Шенгену, легко ввела евро. Собственно говоря, пока это самое сообщество не мешает ей жить своей жизнью, пить кофе и траппу, смотреть футбол, болтать на улицах с соседями, почему бы и не быть его частью? А выступления (скорее даже «высказывания») итальянских деятелей в Европарламенте и различных европейских комиссиях всегда дают дополнительную возможность немножко развлечься.

Исторические традиции путешествия в Италию

Италия была и остается своеобразным магнитом для окружающего мира, щедро раскрывая свои сокровища и делясь тайнами бытия. Она редко разочаровывала. Восторженное преклонение – вот то чувство, которое вызывала она у своих поклонников. «Великой, даже слишком великой школой» искусства и жизни называл ее Гете. «Обетованной землей», «родиной своей души», «роскошной красой», на которую нельзя наглядеться, считал Италию Н. В. Гоголь. Это отзывы великих, но были еще и другие, бесчисленные почитатели солнечной страны, которые восхищались ею, сохранив свои восторги в многочисленных путевых дневниках, записках, письмах, а иногда и просто в памяти своей и близких. Число поклонников Италии не уменьшается, а продолжает расти год от года.

Для большинства посетителей Италия – это огромный музей под открытым небом, где каждый камень освящен историей, в каждой деревушке в местной церкви есть свой шедевр живописи, каждая развалина – античная, а творения великих мастеров, каждое из которых составило бы предмет гордости хорошего европейского музея, небрежно рассыпаны по всей стране. Здесь можно приобщаться к прекрасному, наслаждаться музыкой и оперным пением, восхищаться божественной по красоте природой. Многие находили здесь душевный покой, не случайно в Италию приезжали за исцелением люди с нервными расстройствами и разбитыми сердцами.

Целебным был не только и не столько климат, сколько удивительная, ни с чем не сравнимая атмосфера умиротворения и радости. Русский публицист П. В. Анненков писал о Риме середины XIX века: «Голос Европы доходит сюда ослабленный и едва внятный; но это не китайское отъединение от всеобщей жизни, а что-то торжественное и высокое, как загородный дом, где работал великий человек. Иногда казалось мне, что Европа нарочно держит этот удивительный город, окруженный мертвыми полями с остатками водопроводов, гробниц и театров, как виллу свою, куда высылает она успокоиться сынов своих от смут, тревог, партий и всякого треволнения».

Но эта прекрасная страна никогда не была ни музеем, ни картинной галереей, ни загородной виллой. В ней жили люди и имели дерзость считать ее своей. Если Италия вызывала безусловное восхищение и восторг, то отношение к итальянцам было и остается гораздо более сложным. Слава и красота страны сыграли злую шутку с народом, ее населяющим. На фоне великих творений культуры и искусства живые реальные люди, не сошедшие с полотен мастеров, а живущие обычной повседневной жизнью, терялись и проигрывали. В этом музее и сокровищнице, куда приезжали для того, чтобы сливаться с прекрасным, они были ненужной помехой, раздражали и мешали, своим «бытовизмом» принижая окружающую их красоту. Именно поэтому восторженные заметки об Италии часто наполнены крайне негативными отзывами об итальянцах.

Похожая ситуация существует и сегодня. Туристы, посещающие Италию, редко сталкиваются с местными жителями, а если это и происходит, то в невыгодной для последних ситуации. Туристические места заполнены людьми, делающими на многочисленных посетителях деньги и не считающих зазорным в этом случае идти на разного рода уловки, а порой и обман.

Сами итальянцы догадываются о сложившейся ситуации и даже имеют свое видение проблемы. Уже упоминавшийся итальянский гид, работавший с американцами, писал по этому поводу: «…обслуживающий персонал в Италии, как в зеркале, отражает людей, которых обслуживает, усваивая отношение и поведение своих клиентов. Именно поэтому грубые и напористые иностранцы будут жаловаться на невежливость итальянцев; требовательные вернутся домой и расскажут, что итальянцы беспомощны; бесцеремонные люди найдут итальянцев несносными; в то время как, конечно, вежливые и непредвзятые путешественники будут неизбежно очарованы нами».

Часто приходится слышать от вернувшихся из итальянского путешествия жалобы на «нечестных итальянцев», продавших втридорога плохой товар или накормивших недоброкачественным «традиционным» обедом. Не вдаваясь в рассуждения об особенностях массового группового туризма, вызвавшего к жизни много негативных проблем современной Италии, отметим, что в этих условиях говорить о знакомстве с народом и его характером не приходится. Итальянцы, как и прежде, почти незнакомы армии многочисленных поклонников своей страны.

Особенно это заметно проявилось в отношении англичан, создавших своеобразный культ Италии. Вечная антитеза «любовь-ненависть» преобладала в их чувствах: любовь к стране и неприятие людей, «обладавших» ею. Зачинатели Большого Турне, оставившие, наверное, самое большое количество записок и воспоминаний об Италии, англичане вполне заслуживают того, чтобы стать проводниками в историю путешествия в Италию. О паломниках будет рассказано отдельно, так же как и о традициях русского путешествия в эту солнечную страну.

В середине XVIII века английский писатель, ученый и общественный деятель Сэмюэл Джонсон произнес известную фразу: «…человек, никогда не бывавший в Италии, всегда испытывает чувство неполноценности, оттого что он не видел то, что должен увидеть каждый». Это замечание достаточно точно определило место итальянского путешествия в английской культуре в современную ему эпоху и пророчески предсказало будущее по крайней мере на два столетия вперед. Доктору Джонсону было виднее – сам он в Италию так и не попал, что для человека его общественного положения и интеллектуального уровня было явлением редким.

Так называемое Большое Турне (The Grand Tour) начало завоевывать популярность в Англии еще в середине XVI века, хотя сам термин впервые появился в литературе только сто лет спустя в книге Ричарда Ласселса «Путешествие в Италию». В елизаветинскую эпоху поездки молодых англичан в Европу всячески поощрялись, а нередко и финансировались: Англия нуждалась в образованных, знающих мир, широко мыслящих людях, нередко привозивших в свою страну заодно с новыми взглядами и разного рода практическую информацию – от современных научных открытий до сведений политического характера.

Своей кульминации, однако, Большое Турне достигло в XVIII веке, когда посещение европейских стран стало неотъемлемой составляющей образования английского джентльмена. Путешествие в Европу, как правило, совершалось в юном возрасте, в 16–18 лет, после окончания учебного заведения в родной Англии, в сопровождении наставника, игравшего важнейшую воспитательную роль. Он должен был не только обучать всему, что сам знал, прежде всего языкам, истории, географии, искусствам, но и быть своего рода гидом по самым разным странам, а главное, следить за морально-нравственным обликом своего подопечного, оберегать его от соблазнов чужих стран. Прежде всего Большое Турне считалось необходимым для завершения образования молодого человека, причем образования в широком смысле – не только ума, но и души. Помимо приобретения определенных знаний, круг которых представлялся довольно расплывчатым и туманным, путешествие предполагало развитие вкуса, улучшение манер, усовершенствование навыков общения. Англичане считали путешествие лучшим способом борьбы с хорошо известными им собственными национальными недостатками – предубеждением против всего чужеземного, отсутствием интереса к иностранным языкам и нравам, национальной замкнутостью, узостью мировосприятия. Словом, в подобном путешествии воспитание ставилось гораздо выше просто образования.

Конечной целью европейского путешествия в XVIII веке, вне всякого сомнения, была Италия. Все остальные страны являлись либо удобным маршрутом, как Франция с ее относительно удобными дорогами и речными путями, либо препятствием, как Швейцария с ее горами. Поскольку образование молодого поколения предполагалось прежде всего опосредованным путем – через перипетии путешествия, закалявшие дух, через столкновение с другими культурами, воспитывавшее душу, и, наконец, через эстетическое воздействие произведений искусства, развивавшее ум, – Италия, с точки зрения англичан, являлась идеальным местом вмещающим все три составляющие.

Путешествие по континентальной Европе было делом непростым – трудности подстерегали на каждом шагу. На начальном этапе много проблем представляли разного рода грабители и бандиты, «специализировавшиеся» на путешественниках, неизбежно возивших с собой крупные суммы денег, необходимые для длительного проживания вне дома (относительно безопасным европейское путешествие становится только со второй половины XIX века), затрудняли передвижение и войны, раздиравшие Европу, и религиозные распри, и политические интриги. Универсальными для различных эпох были жалобы на условия проживания – гостиницы, еду, средства передвижения, услуги. Однако нередко создается впечатление, что главной причиной постоянных жалоб было культурное различие и непонимание, а часто элементарное незнание языка. Характерно, что путешествовавшие по провинциальной Англии иностранцы чаще всего жаловались на те же самые трудности.

Так, основные проблемы, с которыми английские путешественники XVIII века сталкивались в Италии, мало чем отличались от тех, на которые жаловались туристы во все последующие эпохи. В основном жалобы сводились к следующему (проиллюстрированы они наиболее яркими из многочисленных английских дневников той поры):

♦ неудобства путешествия: «Наша карета находилась в постоянной и неотвратимой опасности быть потерянной со всем багажом; а дважды нам приходилось нанимать дюжину быков и столько же людей, чтобы вытащить ее из тех дыр, в которые она попадала»;

♦ недоверие к местным жителям: «обман и жульничество, спутники нищеты, свирепствуют здесь; даже если вы договорились с кем-то о цене, вас все равно заставят заплатить больше»;

♦ плохие гостиницы: «Единственная гостиница в этом городе была отвратительной, страшной, черной, вонючей и грязной… гостиница была такой грязной и жалкой, что опозорила бы любой придорожный кабак в Англии»;

♦ неудобоваримая еда: «на ужин они принесли нам престарелого петуха, с застывшими черными ногами, который, казалось, умер от подагры месяц назад».

Своего рода итог трудностям, ожидавшим английского путешественника по Италии в XVIII веке, подвел доктор Шарп: «Какой простор бы вы ни дали своей фантазии, вам никогда не представить и половины неприятности, которую итальянские кровати, итальянские повара, итальянские почтовые станции, итальянские форейторы и итальянская вульгарность доставляют англичанину во время его путешествия по Италии».

Путешествие в Европу оставалось не просто модным явлением, но и необходимым элементом образования молодого англичанина, развивавшим его эстетическое мировосприятие, расширявшим его кругозор, влиявшим положительно на его манеры, наконец, просто служившим источником развлечения и удовольствия. Оно продолжало оставаться в общем и целом явлением нужным и полезным и для государства. Как образно выразился еще Фрэнсис Бэкон, вернувшийся из путешествия английский юноша должен обязательно «подколоть несколько цветов тех знаний, которые он там приобрел, к букету традиций своей собственной страны».

Вслед за англичанами путешествие в Италию в образовательных целях начинают предпринимать и другие народы, прежде всего немцы и французы. Маршрут и цели их столь же определенны и традиционны, что и у англичан. Они посещают крупные города, рисуют скетчи, делают заметки в блокноты, – словом, учатся.

Окончание эпохи Большого Турне в середине XIX века чаще всего связывают с тремя событиями в мировой истории. Во-первых, это развитие средств транспорта, а следовательно, и удешевление его, сделавшее Европу доступной для многих и лишившее Турне его грандиозности и сложности и, как следствие, – престижности и элитарности. Во-вторых, в 1836 году английский издатель Джон Мюррей выпустил свой первый путеводитель – по Голландии, за которым последовали многочисленные издания и переиздания, открывавшие Европу массовому читателю. Вслед за ним издатель из Кобленца Карл Бедекер начал свою серию путеводителей по Европе, а потом и по миру, добавив в них немецкую четкость, основательность и размеренность. Одним из его изобретений были звездочки, отмечавшие степень культурной значимости того или иного места. Если раньше каждый открывал для себя «свою» Европу, не имея определенной конечной обязательной цели, то теперь весь маршрут был препарирован и подан «покупателю», подобно товару на рынке. Наконец, последней каплей явилась компания, основанная знаменитым Томасом Куком.

Первый европейский маршрут, который возглавил лично Томас Кук, проходил по Франции, Бельгии, Германии. Успех был настолько велик, что путешествие это было повторено несчетное количество раз. Позже география путешествий расширилась, как и виды услуг. Даже независимый путешественник мог теперь купить специальные купоны, позволявшие ему останавливаться в определенных гостиницах по льготным ценам. Путешествие становилось массовым. На смену Большому Турне пришел век туризма.

Характерно, что Италии в эту эпоху уделялось относительно скромное место. Первые туристические группы Кука в нее даже не заходили. Первые путеводители Мюррея были посвящены северным странам континентальной Европы. Технический прогресс заметно расширил географические рамки путешествия – туристы стали проникать в ранее малодоступные страны Востока, Америки, Африки. В Европе неожиданный интерес вспыхнул к Швейцарии, до этого времени воспринимавшейся только как препятствие на пути в Италию. Железные дороги сделали путешествие в нее легким и приятным, и во второй половине XIX века швейцарские городки становятся желанным местом отдыха многочисленных англичан. Причем здесь не только отдыхают, но и лечатся, что было совершенно новым явлением для английской жизни. Викторианская эпоха усилила многие черты, и без того присущие англичанам, – патриотизм, порой чрезмерный, неприятие всего иностранного, переходящее в ксенофобию, подъем имперских настроений. Европа уже не привлекала загадочностью и возможностью получить образование, ее использовали в своих целях. Дешевый отдых, пикантные развлечения и эффективное лечение – вот для чего была теперь нужна Европа.

Своеобразной, слегка запоздавшей наследницей традиционного Большого Турне в период с конца XVIII до конца XIX века становится Америка. В этот период оно выполняет основные задачи европейского путешествия, важные для большинства американцев: прикосновение к истокам (Англия), приобщение к культуре (Италия) и возможность развлечься (Франция), а здоровье, спорт, образование уже были по выбору. Как и англичане в свое время, американцы не были до конца уверены в полезности европейского путешествия. Так, еще Т. Джефферсон в частном письме писал (15 октября 1785 года): «Мне кажется, что американец, отправляющийся в Европу за образованием, теряет знания, мораль, здоровье, привычки и счастливое состояние души». Американец, по мнению Джефферсона, не может долго прожить в Европе, не утратив в какой-то мере особенностей своего национального характера.

Приговор же, вынесенный М. Твеном почти через сто лет, был, как всегда, безжалостен: «Любезный читатель, если он не побывает за границей, так и не узнает, какой законченный осел мог бы из него выйти». Вместе с тем тот же Твен подчеркивал важность и нужность подобных мероприятий. Главным, с его точки зрения, достижением подобных поездок является расширение кругозора, возможность вырваться из узких рамок повседневности, сумасшедшего ритма, которому все больше подчиняется жизнь среднего американца. Пребывание в другой стране, по мнению Твена, – прекрасное лекарство от пресловутого американского этноцентризма. Он пишет: «Путешествия гибельны для предрассудков, фанатизма и ограниченности, вот почему они так остро необходимы многим и многим у нас в Америке».

Европа, как магнит, манила американцев. Она оставалась для них средоточием культуры, искусства, тонкого вкуса, исторических традиций и высокой духовности; недостаток всего этого очень остро ощущался в американском обществе той поры. Для человека, не имеющего ни образования, ни связей, сделавшего себя и свое состояние собственными руками, европейское путешествие стало знаком принадлежности к определенному социальному кругу. Это была возможность с толком, если можно так сказать, потратить честно (или нечестно) заработанные деньги, приобщиться к общему движению, чтобы было потом о чем поговорить с соседями, наконец, отдать дань моде. В 1860-е годы европейское путешествие становится модным и даже обязательным для человека, претендующего на определенное положение в обществе. М. Твен иронизировал: «Весь этот незабываемый месяц я купался в блаженстве, впервые в жизни ощущая себя на гребне великого общественного движения. Все ехали в Европу – я тоже ехал в Европу, все ехали на знаменитую Парижскую выставку – я тоже ехал на знаменитую Парижскую выставку. В те дни пароходные линии вывозили из различных портов Соединенных Штатов в общей сложности около пяти тысяч американцев в неделю. Если за этот месяц мне и довелось встретить десяток знакомых, не уезжающих на днях в Европу, то у меня об этом не сохранилось ярких воспоминаний».

Начало XX века стало поворотным для многих мировых держав. В Англии 1901 год – год смерти королевы Виктории – стал началом конца очень важного и достаточно стабильного периода в ее истории. Ожидание перемен было в воздухе. Так же как, возможно, и ожидание мировых войн и распада империи. Привычные устои, хорошие и плохие, зашатались. Наступала новая, пугающая своей неизвестностью эпоха. Вновь возникает волна национальной самокритики, стремление посмотреть на себя со стороны. В этих непростых условиях англичане вновь обращаются к Италии. Однако уже не просто как к источнику эстетического вдохновения и художественного вкуса. Италия в начале XX века становится чем-то более важным для оказавшихся на перепутье англичан.

История итальянского путешествия англичан в начале XX века богата различными источниками. Это и разного рода дневники, воспоминания, мемуары, и частная переписка, и специальные научные и псевдонаучные трактаты, касавшиеся европейской культуры, истории, искусства, быта и нравов, появлявшиеся в Англии в то время в большом количестве. Издавались и многочисленные журналы, наполненные красочными описаниями красот чужой страны, нередко носящими рекламный характер, и разного рода путеводители, и многое другое.

На этом пестром фоне отнюдь не теряют своего значения произведения художественной литературы, живо откликавшиеся на веяния своей эпохи, и одновременно с этим формировавшие национальные вкусы. Для анализа «итальянских мотивов» в английской культуре XX века особый интерес представляют два весьма характерных и представительных для своей эпохи романа одного из популярнейших авторов своего времени, читаемого и по сей день, Э. М. Форстера (1879–1970). Поездка в Италию, совершенная им впервые в 1901–1902 годах, произвела своего рода переворот в судьбе молодого тогда человека и легла в основу его двух первых (из шести) и самых известных романов: «Куда боятся ступить ангелы» (1905) и «Комната с видом» (1908). Оба романа посвящены путешествию англичан в Италию, оба пронизаны легкой иронией, тихой грустью, а главное – связаны той огромной, определяющей ролью, которую играет Италия в жизни всех без исключения персонажей этих книг.

Романы Форстера позволяют отчетливо проследить как возрождение старых традиций английского путешествия в Италию, так и проникновение новых тенденций, вызванных временем. Как и в прежние времена, герои отправляются в Италию прежде всего для того, чтобы приобщиться к культуре. Италия вновь занимает свое главенствующее место в европейском путешествии. Франция, Испания и другие страны рассматриваются как страны массового туризма и отдыха, Италия же вновь становится местом для избранных, для тех, кто хочет считать себя образованным человеком, кто стремится занять определенное место в обществе. Один из героев романа «Комната с видом» выводит даже идеальную формулу воспитания английского ребенка: «Сначала воспитывайте их среди честных провинциальных жителей для чистоты, затем пошлите их в Италию за утонченностью, а потом, и только потом, позвольте им приехать в Лондон».

Однако перемены, происшедшие в английском обществе со времени окончания Большого Турне в середине XIX века, наложили на итальянское путешествие англичан неизбежный отпечаток. Заметно меняется социальный состав путешественников: если раньше это были исключительно представители высшей аристократии, то теперь, в связи с тем что, с одной стороны, значительные средства оказались в руках среднего класса, а с другой, европейское путешествие заметно подешевело, ситуация явно изменилась. Три главных героя романа «Комната с видом», составляющие своего рода классический любовный треугольник, образовавшийся в Италии, представляют собой крайне пеструю социальную группу – Люси является дочерью адвоката, Сесил принадлежит к городским безродным снобам-интеллектуалам, а Джордж вообще говорит, что он работает «на железной дороге», правда, как выясняется позже, в одном из офисов.

Для всех них Италия является возможностью быстро и легко приобщиться к культуре и хоть к какому-то образованию, способом избавиться от своего рода комплекса «выскочки», попыткой, пусть и подсознательной, преодолеть социальный барьер. Английские аристократы теперь очень часто живут в Италии, английский же средний класс – путешествует по ней.

Интересно, что Италия в тот период считается страной абсолютно безопасной для англичан. Если в конце XVI века один английский путешественник, чтобы не быть ограбленным и убитым, путешествуя по Европе, переодевался в богемского крестьянина, то к началу XX века ситуация полностью меняется, во всяком случае в представлении англичан. Один из персонажей романа Форстера рассказывает об итальянской графине, которая, если не может отправить служанку сопровождать своих дочерей до школы, «вместо этого надевает им матросские шапочки. Тогда все принимают их за англичанок, особенно если их волосы туго стянуты на затылке». Это, по мнению английского персонажа, обеспечивает им полную безопасность.

В этот период итальянское путешествие перестает быть чисто мужской прерогативой. Молодые женщины, девушки, хотя и непременно в сопровождении компаньонок, получают новую возможность прикоснуться к европейской культуре. Для их матерей такое путешествие было возможно только с семьей и, скорее всего, с практическими целями; юные героини обоих романов Форстера едут в Италию для того, чтобы познакомиться с произведениями искусства и получить уроки светской жизни. Помимо этого, после строгой морали викторианской эпохи европейское путешествие становится для представительниц слабого пола возможностью почувствовать себя хоть в какой-то мере свободными – от условностей, строгих принципов, традиций.

Викторианская эпоха настолько тесно сплотила английскую нацию, внушила такое сильное чувство национального превосходства, что стремление всегда держаться вместе, не смешиваясь с представителями других культур, стало печально знаменитой особенностью англичан-путешественников. Явление это не было новым.

Пансион сеньоры Бертолини во Флоренции, где живут герои романа «Комната с видом», является «маленькой Англией» в Италии. Все обитатели его – англичане, которые свято соблюдают все ритуалы английской жизни, весь набор приемов английских взаимоотношений («нельзя общаться с человеком, если вы не представлены, даже если вы каждый день сталкиваетесь нос к носу»), на стене портрет королевы Виктории, и даже «сеньора», хозяйка пансиона, говорит на просторечье, выдающем ее принадлежность к лондонским низам. Люси разочарованно восклицает: «С тем же успехом мы могли бы быть в Лондоне».

В отношении англичан к Италии в начале XX в. ярко проявился двойственный и противоречивый характер. С одной стороны, это преклонение и восхищение – перед ее красотой, перед ее природой, перед ее культурой, перед ее историей. Главный герой романа «Куда боятся ступить ангелы» Филип, страстный поклонник Италии, с глубокой убежденностью говорит своей матери: «Я действительно верю, что Италия очищает и облагораживает всех, кто посещает ее. Она является школой, так же как и площадкой для игр, для всего человечества». Даже если любовь к Италии и не всегда была столь искренней, это не имело значения – восхищение ею было обязательным для каждого, кто считал себя культурным, светским человеком.

С другой стороны, итальянцы, их жизнь, культура, нравы вызывали полное непонимание, а чаще всего и неприятие. В итальянцах постоянно подчеркивалось детское начало (очевидно, что сами-то англичане в этом случае были «взрослыми»). Их описывали как людей непосредственных, наивных, импульсивных, искренних и вместе с тем по-детски жестоких, грубых и невоспитанных. Их разговор «полон детской непосредственности и мягкой мудрости, а через минуту – вопиюще груб». Их поведение непредсказуемо и непоследовательно, жестокость соседствует в них с чувствительностью и сентиментальностью: Люси, став случайной свидетельницей уличной драки, в результате которой погиб человек, восклицает: «И убийца пытался поцеловать убитого, – какие странные люди итальянцы! – а потом сдался в руки полиции!…я думаю, они просто дети».

Особенность восприятия Италии англичанами в начале XX века заключается прежде всего в том, что прекрасная южная страна стала для них своего рода мифом, красивым образом, преклонение перед которым, искреннее или нет, стало неотъемлемой частью элитарной культуры. Именно отсюда проистекает конфликт между восторженным приятием Италии в целом и высокомерным неприятием итальянцев. Еще английский поэт П. Б. Шелли в начале XIX века крайне резко писал, что «существует две Италии: одна состоит из зеленой земли, ясного прозрачного моря и могучих руин, оставшихся с древних времен… Другую составляют современные итальянцы, их работа и образ жизни. Первое представляет собой наиболее величественное и грандиозное создание, которое может представить себе человеческий разум; второе – самое упадочное и отвратительное». К началу XX века этот разрыв стал еще более заметен. Это был разрыв между идеей и действительностью.

В своих двух «итальянских» романах Форстер показывает, что происходит, если мечта смешивается с реальностью, – непонимание, страдание, гибель. Английская и итальянская культуры в его романах предстают как два европейских культурных полюса, антипода, представляющие собой полные противоположности. Смешение их в реальной жизни невозможно, утверждает английский автор. Героиня романа «Куда боятся ступить ангелы» Лилия, попав в Италию, поддавшись ее чарам и встретив молодого и прекрасного итальянца Джино, вообразила, что подобное возможно. Она вышла за него замуж, с удовольствием отреклась от скучных английских родственников и навсегда осталась в маленьком солнечном итальянском городке. На этом ее счастье и закончилось. Дальше – разочарование и смерть. Все ее поступки, так же как и поступки ее мужа, приходят в полное несоответствие с культурными традициями их стран. Когда она пытается устроить светские чаепития, его друзья воспринимают это как вздорную блажь, когда он пытается объяснить ей, что бродить одной по улицам неприлично, она ощущает себя ущемленной и несчастной. Для него многочисленные родственники в доме и общий денежный счет – явление естественное и единственно приемлемое, для нее – тягота и обида. В конце концов смерть при родах приходит к ней как единственный достойный выход из создавшейся ситуации. Прекрасная идея не должна становиться обыденной жизнью, т. к. это просто невозможно, – такова мысль автора.

Однако, несмотря на подобного рода противоречие в восприятии Италии, своеобразный конфликт между мечтой и реальностью, итальянское путешествие в начале XX века играет очень важную, может быть, более заметную, чем когда бы то ни было, роль в жизни посетивших ее англичан. Все герои романов Форстера проходят своего рода испытание Италией, и ни один их них не остается тем, кем он был до поездки. Италия поистине преображает их, будит в них то, что в течение долгого времени считалось неприличным в английском обществе, – откровенные, искренние эмоции, чувственную любовь, неконтролируемые порывы, душевную красоту, словом, во многом то, что составляет суть самой жизни. Герои как бы находятся во сне до своей поездки в Италию – в ней они просыпаются, и привычный мир рушится: пуританство викторианской эпохи, чопорность и приверженность традициям, нерушимость устоев, чай ровно в 5 часов – все это испаряется под лучами жаркого итальянского солнца. Люси, например, «вернулась домой с новыми глазами… так как Италия подарила ей наиболее ценный из всех даров – ее собственную душу». Привычная жизнь ее продолжается, но она уже никогда не сможет быть прежней.

Все главные герои обоих романов обретают в Италии, и благодаря ей, свою любовь. Обычная туристка Люси, «назойливая, незрелая и страждущая», внезапно преображается: «Италия совершила над ней чудо. Она дала ей свет и – что было еще важнее – она подарила ей тень». Сама же Люси, воспитанная в строгих принципах своей семьи, оказалась в объятьях почти незнакомого ей мужчины, опьяненная фиалками, солнцем, «светом и красотой». Так складывается любовный треугольник, «созданный» итальянскими чарами, в «Комнате с видом». Во втором романе ситуация еще более драматична: один из троих – итальянец, что делает ситуацию безнадежной. Любовь, чувства, жизнь – вот что находят герои в Италии, приехав в нее за культурой, искусством, образованием. Но именно в этом и нуждаются они в этот момент больше всего.

Однако только этим итальянское влияние не ограничивается. Подобного рода поездка представляется крайне важной для национального самосознания англичан, начавших утрачивать четкие жизненные ориентиры в поствикторианскую эпоху. Оказавшись в Италии, в инокультурной, чужой среде, они ощущают себя англичанами сильнее, чем в Англии. Пустое декларированное чувство превосходства и патриотизма, с которым они приезжают, сменяется искренней ностальгией и любовью к своей стране, когда они уезжают. Наиболее характерна судьба героини романа «Куда боятся ступить ангелы», которая тоскует в опостылевшем ей своей замкнутостью и консерватизмом провинциальном английском городке, где все знают, что, когда и где произойдет. Вырвавшись в Италию, страстно полюбив, она остается в этом солнечном мире только для того, чтобы, как было сказано выше, в скором времени осознать свою ошибку. Теперь далекий холодный туманный городок представляется ей самым желанным местом на земле, с его устоями и привычным ритмом, с его знакомостью и понятностью: глядя на часы, она даже пытается мысленно проследить за тем, что происходит там в тот или иной момент. Пробудившееся в ней, как и в других персонажах романов Форстера, глубокое чувство, имело бы благоприятные последствия только будучи возвращено на родную почву.

Таким образом, итальянское путешествие играло в английской культуре на разных исторических этапах весьма заметную роль. В XX веке, в новых исторических условиях, на первый план выходит не столько его эстетическое и образовательное воздействие, сколько духовное и морально-нравственное. Оно, с одной стороны, пробуждает дремлющие чувства, прежде всего – любовь, с другой, позволяет обрести самих себя, осознать собственное мировосприятие и национальные особенности. Италия перестает быть просто университетом, как это было в XVII–XVIII вв., или музеем, как в XIX в., – к началу XX в. она становится для англичан своеобразной школой жизни и любви.

В Италии сегодняшней есть одно заветное место, которое англичане, а теперь и американцы считают своим. И оно от этого не теряет присущего ему очарования, скорее говорит о хорошем вкусе выбравшей его нации. Это небольшой городок Белладжо на прекрасном озере Комо на севере Италии. Узкой полосой врезается Ларио, как его называли римляне, или сегодняшнее Комо, в Альпы, отдаленно напоминая узкие и глубокие фьорды. Сочетание воды, гор, облаков создает неповторимую красоту этих мест. Небольшие городки и деревушки, все со своей колокольней и центральной площадью, лепятся к обрывистым берегам озера. Связь между ними вот уже не первое столетие осуществляется с помощью небольших корабликов, перевозящих пассажиров. Конечно, сегодня вдоль всего озера проложена удобная, хотя и узкая местами и извилистая, дорога, но все-таки водный путь по-прежнему остается самым романтичным и приятным.

По радио выкликаются названия остановок, и шумные итальянцы выходят один за другим. Есть, однако, одна остановка, где всегда суматошной толпой выходят англоговорящие туристы с чемоданами. Это Белладжо.

Зимой и осенью сонный и ничем не отличимый от остальных итальянских городков, он расцветает весной и летом. Открываются гостиницы и уличные кафе, наполняются народом набережные, разукрашиваются маленькие магазинчики, распахивают свои двери музеи и парки. Здесь маленький оазис англосаксонской культуры на итальянской почве.

Исторически отдыхать в Белладжо начали очень давно. Не говоря уже о Плиниях, Старшем и Младшем, местом этим восхищалось не одно поколение. На вилле Сербеллони, построенной на холме над городом, отдыхали в разное время Леонардо да Винчи и английская королева Виктория, кайзер Вильгельм и Густав Флобер. На соседней вилле Мецци, по сей день сохранившей свой прекрасный сад, открытый для публики, собиралась не менее почетная международная компания: императрица Мария Федоровна, император Фердинанд с князем Меттернихом, писатель Стендаль. А композитор Ференц Лист, гуляя по парку, так восхитился находившейся там статуей Данте с Беатриче, что побежал домой и немедленно написал сонату.

Ироничный на грани цинизма американец Марк Твен остался не слишком «доволен» Европой. Большая часть увиденного здесь вызвала у него веселую или злую насмешку. Затхлой Европе было нечем особенно похвастать перед молодой, набирающей силу его родной страной. И вдруг в его дневнике европейского путешествия отчетливым диссонансом звучит щемящая, почти сентиментальная нота: «В сумерках, когда все погружается в дремоту, и музыка колоколов, созывающих к вечерне, медленно плывет над водой, начинает казаться, что такой рай светлого покоя можно найти только на озере Комо».

В XVIII веке сюда стали приезжать богатые итальянцы для отдыха, построили виллы, разбили сады. В середине XIX века открыли первую настоящую гостиницу. Характерно, что первый отель здесь назывался «Отель де ля Гран Британь», своим названием подтверждая, на какого туриста он был прежде всего рассчитан. У каждой гостиницы был свой причал, и гости могли в любое время дня и ночи кататься по озеру. Для того чтобы днем было не жарко гулять по набережной, посадили тенистую аллею. Вечером зажигали огни, а в 1880-х годах уже освещали улицы электричеством. Вокруг гостиниц стали открываться рестораны и кафе. Магазинчики торговали поделками из оливкового дерева и шелком. Надо заметить, что все это, практически в том же виде, сохранилось до сегодняшнего дня.

Сегодня Белладжо – единственное место в Италии, где вы можете нормально попить чай. Нет, конечно, по вкусу он будет столь же малоприятен, как и во всей стране, но весь «английский» антураж будет соблюден – чашки, чайники, сахарницы, молоко в молочнике и лимон в отдельном блюдце, ветки душистой акации, чайки, шум волн. Вокруг английский язык, расслабленные и спокойные люди. Сюда приезжают не для туристических или познавательных целей, а для удовольствия.

В середине XX века вилла Сербеллони была приобретена фондом Рокфеллера, который открыл здесь своего рода дом творчества для ученых из разных стран. Высоко на холме, закрытая для всех обывателей, расположена вилла с прилегающим парком (теоретически туда можно попасть по предварительной договоренности). Видимо, это стало одним из стимулов для американцев посещать эти места, во всяком случае, американский акцент сегодня здесь столь же распространен, как и британский. Более того, это место стало активным участником американских детективов и художественных фильмов – а это высший знак одобрения и отличия в Америке.

Италия и Россия

Тема русско-итальянских связей необъятна и вечна, как сама жизнь. Сколько существовало русское государство, столько жил в русских людях интерес к далеким итальянским землям. Интерес и восхищение, прежде всего, их художественными способностями. Закономерно, что возвышение и приукрашение Москвы в XV веке связано с именами итальянских мастеров – нужно было самое лучшее, чтобы показать подлинное процветание и величие. Благодаря итальянским архитекторам и строителям русский человек теперь, путешествуя по Милану, Вероне или небольшим городкам провинции Венето, с восхищением и радостью останавливается перед крепостными стенами и, узнавая, говорит: так ведь это же как наш Кремль!

Солнечной Италией пронизан весь золотой век русской поэзии. Тайны итальянских древностей смущали умы поэтов Серебряного века. Про русскую живопись и говорить не приходится: всякий настоящий русский художник должен был непременно пожить в Италии, поучиться, поголодать – только тогда из него могло что-то выйти. Когда в XIX веке двери Европы широко распахнулись для всех желающих, поездка в Италию стала совершенно необходимой для любого светского или просто интеллигентного человека. Италией восхищались, в нее рвались, ее смаковали, в ней учились, ею лечили души.

Даже в советское время Италия оставалась знакомой и близкой, может быть, больше, чем другие западноевропейские страны. Ее «разрешали». Женщины восхищались Софи Лорен и Джиной Лоллобриджидой, делали «под них» прически и подводили так же, как они, глаза. Интеллектуалы восторгались фильмами Феллини. Современная итальянская музыка проникала через «железный занавес»: вспомним юную героиню старого фильма «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен», которая крутит хула-хуп, напевая популярную итальянскую песенку «Марина, марина, марина…». Марчелло Мастроянни любили все советские женщины. А как притягательно, хотя и совершенно абстрактно, звучало булгаковское «Мессир, мне больше нравится Рим». Никто его, этого Рима, не видел, но все чувствовали, что им бы он тоже наверняка понравился бы.

Италия была одной из немногих стран, куда регулярно совершались научные и туристические поездки. Профессор МРУ им. М. В. Ломоносова А. Ч. Козаржевский вспоминал, как в самое глухое советское время их делегация университетских преподавателей посетила Помпеи, и о том, как отдельные ее представители рвались посмотреть эротические росписи в древнем доме терпимости – Лупанаре. Но так и не решились, не потому, конечно, что боялись, а просто постеснялись своих же товарищей. До чего же мы были морально устойчивы!

А другой университетский профессор, искусствовед Е. И. Соколов, делясь опытом своего итальянского путешествия, объяснял студентам, что мало посмотреть на античную статую, надо обязательно обойти ее вокруг и еще лучше – потрогать. Только тогда можно в буквальном смысле почувствовать античность. Страшно подумать, сколько выпускников исторического факультета МГУ входило потом в конфликт с музейными работниками.

Забавное описание советских туристов в Италии дает итальянский журналист Луиджи Барзини: «…организованные группы экскурсантов, которые ведут себя как военные части, пересекающие территории, населенные опасными местными жителями… Русские туристы все носят одинаковую одежду, такую новую, как бывает у провинциальных новобрачных, и длинные плащи. Они выглядят хорошо накормленными, самодовольными и хорошо воспитанными. Они стремятся заполучить как можно больше культуры во всех ее проявлениях, при этом быстро и дешево».

Сегодня итальянское путешествие стало такой же непременной составляющей культурного человека, как и когда-то в XIX веке. Язык должен быть английский, море Средиземное, вино французское, а культура итальянская – так выглядит идеальная география современного русского.

Есть две особенности, отличавшие отношение русского человека к Италии в разные эпохи. Первую можно выразить одним словом – любовь. В Италию влюблялись, как в женщину. Самый яркий пример – страстный почитатель этой страны Н. В. Гоголь. Известно, что личная жизнь великого писателя складывалась непросто. Исследователи любят погадать, кого же любил писатель, называют разные имена.

Переписка Гоголя подсказывает ответ – его подлинной страстью была Италия. Он и пишет о ней как о любимой женщине: описывает «ее тайную прелесть», обращается к ней «мой обетованный рай», «душенька моя, красавица», «моя красавица, моя ненаглядная земля», приехав в нее, он «весь впился в ее роскошные красы», «гляжу как исступленный на все и не нагляжусь до сих пор». Он пишет, что Италия «заменила мне все». «Кто был в Италии, тот скажи “прости” другим землям. Кто был на небе, тот не захочет на землю. Словом, Европа в сравнении с Италией все равно, что день пасмурный в сравнении с днем солнечным». Он скучает в разлуке, он стремится к ней всей душой, с нею он весел и спокоен, без нее – уныл и печален.

Его раздражают другие – «Летом еду в Мариенбад на один месяц. Вы не поверите, как грустно оставить на один месяц Рим и мои ясные, чистые небеса, мою красавицу, мою ненаглядную землю. Опять я увижу эту подлую Германию, гадкую, запачканную и закопченную табачищем».

Что это, если не любовь?

Возлюбленная писателя через много лет ответила на его любовь – в Риме в парке виллы Боргезе в 2002 году был установлен памятник Н. В. Гоголю.

Схожие чувства испытывали многие. Не случайно в записках иностранцев об Италии, в том числе и русских, проскальзывает такое чувство, как ревность, постоянная спутница любви. Вот Гоголь сетует на нашествие соотечественников в Рим: «Всю зиму, прекрасную, удивительную зиму, лучше во сто раз петербургского лета, всю зиму я, к величайшему счастию, не видал форестьеров (иностранцев, чужеземцев); но теперь их наехала вдруг куча к Пасхе, и между ними целая ватага русских. Что за несносный народ! Приехал и сердится, что в Риме нечистые улицы, нет никаких совершенно развлечений, много монахов, и повторяет вытверженные еще в прошлом столетии из календарей и старых альманахов фразы, что итальянцы подлецы, обманщики и проч. и проч. Впрочем, они наказаны за глупость своей души уже тем, что не в силах наслаждаться, влюбляться чувствами и мыслию в прекрасное и высокое, не в силах узнать Италию».

Что, как не ревность к счастливому сопернику, звучит в письме художника В. И. Сурикова, написанном в 1884 году: «На меня по всей Италии отвратительно действуют эти английские форестьеры. Все для них будто бы: и дорогие отели, и гиды с английскими проборами позади, и лакейская услужливость их. Подлые акварели, выставленные в окнах магазинов в Риме, Неаполе, Венеции, все это для англичан, все это для приплюснутых сзади шляпок и задов. Куда ни сунься, везде эти собачьи, оскаленные зубы». Наконец, Б. Пастернак прямо называет охватившие его чувства: «Когда перед посадкой в гондолу, нанятую на вокзал, англичане в последний раз задерживаются на пьяцетте в позах, которые будто бы естественны при прощании с живым лицом, площадь ревнуешь к ним тем острее, что, как известно, ни одна из европейских культур не подходила к Италии так близко, как английская».

Второе ключевое слово, связанное с отношением русских к Италии, – душа. Родиной своей души называл тот же Гоголь Италию. «Мне казалось, что будто я увидел свою родину, в которой несколько лет не бывал я, а в которой жили только мои мысли, – писал он в письме из Рима. – Но нет, это все не то, не свою родину, но родину души своей я увидел, где душа моя жила еще прежде меня, прежде чем я родился на свет».

Не случайно, видимо, Италию всегда особенно любили славянофилы и патриоты. В теплой солнечной стране, в окружении памятников старины, зелени и цветов, славившейся своим вином и простой едой, так всегда славно размышлялось о любимой далекой родине, так ясно виделась она из этого «прекрасного далека». Художник А. Иванов более двадцати лет писал здесь свое «Явление Христа народу», произведение, несмотря на международный сюжет, проникнутое мыслями о судьбах России. Западники (тоже, кстати, уважавшие итальянские края) искали свободы в Англии, порядка в Германии. Для тех же, кто любил Россию, не было места лучше Италии.

Италия тоже интересовалась далекой северной державой. Во-первых, там можно было неплохо заработать. Во-вторых, вопрос русской веры всегда волновал римских пап – жителей такой большой страны неплохо было бы иметь среди своих чад. Наконец, справедливости ради отметим и некоторое расположение итальянцев к русским, тем более что непосредственные их интересы сталкивались крайне редко.

Долгое время Европа черпала сведения о России главным образом из итальянских источников. Не всегда они были достоверны, нередко создавали и укрепляли привычные стереотипы. Так, персонажи «Книги о придворном» Бальдасаре Кастильоне развлекаются историей об итальянских купцах, отправившихся в русские земли за товаром.

Дойдя до реки, они стали перекрикиваться с московитами, жившими на противоположном берегу, чтобы те организовали для них переправу. Но мороз был столь силен, что слова замерзали в воздухе. Так и ушли итальянцы домой (интересно, что, судя по их рассказу и ожиданию перевозчика, река, несмотря на страшный мороз, не была покрыта льдом, так далеко итальянская фантазия не простиралась). Весной же слова оттаяли, и берег огласился криками.

Контакты между нашими странами начались давным-давно. Причем визиты наших соотечественников всегда носили и познавательный характер. Едет делегация, скажем, с дипломатической миссией, но всегда успевает посетить и памятники старины, прикоснуться к прекрасному. Такая уж это страна особенная – Италия: даже если и не любишь искусство, а все равно здесь увлечешься. Вот, например, один из первых русских переводчиков, чье имя сохранила история, – Дмитрий Герасимов, он же «Митя Толмач», или «Митя Малый». В составе делегации в 1525 году он был послан Василием III к папе римскому Клименту VII (тому самому, кто так успешно выдал замуж свою племянницу Екатерину Медичи за сына французского короля). На основе его рассказов о далекой северной стране Паоло Джовио (Павел Иовий Новокомский) составил Книгу о посольстве Василия, великого князя Московского, ставшую крайне популярным в Европе источником знаний о России и неоднократно переиздававшуюся на разных языках, включая итальянский, немецкий, английский и голландский.

Вот как описывает русского посланца Павел Иовий: «Этот Дмитрий очень порядочно владеет латинской речью, так как в юности он посещал школу в Ливонии, где получил первоначальное образование; затем, занимая почетную должность в разных посольствах, он посетил много христианских стран…в самое недавнее время при цесаре Максимилиане; вращаясь при его дворе, наполненном людьми всякого рода, и наблюдая утонченные нравы, он очистил свой спокойный и восприимчивый ум от всего, что было в нем варварского».

В Риме Дмитрий активно и с видимым удовольствием встречался с различными людьми, посещал официальные мероприятия и, конечно, ходил на экскурсии. Павел Иовий отмечает, что «он оправился от лихорадки, постигшей его вследствие перемены климата, и вернул прежние силы и природный румянец на лице, так что, несмотря на свою шестидесятилетнюю старость, присутствовал и притом с удовольствием на папском служении, которое совершалось в торжественной обстановке и сопровождалось музыкой, в честь святых Козьмы и Дамиана; кроме того, он посетил сенат…; мало того, он с восхищением осмотрел святые храмы города, развалины римского величия и плачевные останки прежних сооружений».

Путь в Италию тогда был совсем не прост. Почти через два столетия, в самом конце XVII века, стольник Петр Толстой, государственный деятель и сподвижник Петра I, жаловался в своих записках на трудности пути. Особенно тяжело давались перевалы через Альпы. У Толстого путь от Вены до итальянской границы занял 12 дней, по дороге «видел много смертных страхов от того пути и великие терпел нужды и труды от прискорбной дороги». Большую часть пути телеги с вещами везли быки, а люди шли пешком. «Путь зело прискорбен и труден», – заключает грустно русский дипломат.

В веке XIX появился еще один магнит, притягивавший россиян в Италию. Оказалось, что она является прекрасным средством исцеления от разных болезней. Многие, особенно легочные больные, считали полезным проводить в теплых краях холодную русскую зиму, а также сырую русскую осень и зябкую русскую весну. Особенной популярностью среди любителей тепла пользовалось Лигурийское побережье – Сан-Ремо и относившаяся тогда еще к Италии Ницца. Не одно поколение русских восклицало, подобно Тютчеву: «О, этот Юг, о, эта Ницца!.. //О, как их блеск меня тревожит!».

На Ривьере собирались самые громкие русские фамилии, здесь были постоянные дачи у Шереметевых, Демидовых, Оболенских, Апраксиных, а также многочисленных членов дома Романовых. Сюда с лечебными целями съезжались и герои различных произведений русской классической литературы. Интересно, что на Ривьере не купались, здесь лечились воздухом, теплом и прогулками.

«Русский след» заметен на Ривьере и сегодня: и в Сан-Ремо, и в Ницце красуются русские церкви, самые красивые особняки города носят русские имена, и даже названия улиц сохранили память о былых временах. Супруга императора Александра II Мария Александровна провела в Сан-Ремо зиму 1874–1875 гг. и в благодарность подарила городу пальмы для нового бульвара. Этот променад и поныне носит название Corso Imperatrice, бульвар Императрицы, хотя пальмы сегодня немного пообтрепались. В Ницце есть бульвар Царевича (хотя правильнее было бы Цесаревича). Именно в этом приморском городе от невыясненного до конца заболевания скончался в 1865 году наследник русского престола, сын Александра II, Николай, оставив невесту и трон своему брату Александру, будущему императору Александру III. Многое, и радостное, и печальное, связывает русского человека с этими местами.

Лечение за границей было для русского человека одним из наиболее популярных поводов для европейской поездки. Мода эта, зародившись в XVIII веке, к следующему столетию приняла массовый характер и охватила самые разные слои общества. Утомленные бременем государственной службы чиновники, уставшие от сражений воины, засидевшиеся в провинциальной глуши помещики, разбогатевшие на продаже чая или мануфактуры купцы, и особенно их жены и дочери, выбившиеся из сил в поисках женихов, – все они стремились хотя бы раз в жизни поправить свое пошатнувшееся здоровье на каком-нибудь, хоть самом захудалом европейском курорте.

Трудности оформления документов, тяготы дальней дороги и расходы на поездку не останавливали ни бедных, ни богатых. Ведь речь шла о таком важном предмете, как собственное или близких людей здоровье. И неважно, что все это: минеральные воды, тепло, свежий и морской воздух, врачей – можно было найти на просторах своей собственной страны. Убеждение, что там все лучше и качественней, родилось не сегодня. Было в этом убеждении и некоторое лукавство: болезнь была прекрасным поводом для желанного путешествия.

В Италии же, помимо всех прочих заболеваний, лечили душу. Душа – это так важно для русского человека, к тому же она очень часто у него болит. Несчастная любовь, неудачный брак, творческий кризис, затянувшаяся меланхолия, неприятности на работе – от всех этих проблем надеялись излечиться под итальянским ласковым солнцем, в окружении древних памятников, как бы подчеркивавших бренность всего земного. И ведь помогало: заводились новые романы, распрямлялись спины, загорались новым блеском потухшие было глаза. Италия – подлинная целительница душ, во всяком случае, русских.

Духовная связь укреплялась христианскими святынями, находящимися в Италии. Почитание мощей – важная составляющая православной веры, и для русского человека было важно, что Италия как бы особо освящена нахождением здесь многочисленных останков разнообразных святых. К тому же эта земля еще хранит след и память о том времени, когда западная и восточная церкви были едины. Множество святынь находится прежде всего в Риме (достаточно упомянуть только апостолов Петра и Павла, а ведь, кроме этого, здесь нашли успокоение и многочисленные римские мученики). Венеция хранит мощи апостола Марка, в Падуе покоятся мощи апостола Луки, в Амальфи – Андрея Первозванного.

Но есть особый святой, чьи мощи издавна привлекали русских путешественников и паломников, – Николай Мирликийский, в России более известный как Николай Чудотворец или Николай Угодник. Известно, что в России Николай – самый почитаемый святой. При этом он столь же ревностно почитается и католической церковью, а также пользуется уважением протестантов. Его первоначальная гробница в Малой Азии осталась нетронутой турками и после того, как эти места попали под их власть. Кроме того, именно святого Николая считают прототипом рождественского Санта-Клауса, что добавляет очарования святому образу.

Правда, житие святителя Николая мало увязывается с добродушным образом любителя раздавать подарки в зимние праздники. Родился он в Ликийской области на южном побережье Малой Азии (современная Турция) в конце III века и стал архиепископом города Миры. Был он страстным поборником веры, не останавливался ни перед чем и ни перед кем. К числу чудес, совершенных им при жизни, относится спасение трех девушек, отец которых, впавший в нищету, для их же прокормления решил «отдать своих дочерей на любодеяние и обратить свое жилище в дом блуда», как сказано в Житии святого. Николай трижды ночью подбрасывал в дом мешки с золотом, и девушки были спасены. Кроме этого, Николай известен тем, что не раз помогал морякам, оказавшимся в бурном море, выручал от казни ложно обвиненных, помог голодавшему городу. Отсюда, видимо, и его прочная репутация покровителя детей, невинных и моряков. Некоторые полагают, что мешки, подброшенные ночью в окно, позже отразились на «перерождении» Николая в Деда Мороза.

После кончины праведник был похоронен в специально сооруженной гробнице в городе Миры, где и находились его мощи, источая миро и творя чудеса, до конца XI века. В 1087 году, если верить официальной церковной концепции, один из жителей города Бари увидел во сне святителя Николая, который сообщил о своем желании покинуть «пустыню» и покоиться в итальянском городе. Для православного человека, с большим трепетом, нежели итальянцы, относящегося к святым останкам, очень важно, и русские жития святого подчеркивают этот факт, что Николай сам «попросился» в Бари, который к тому же только незадолго до этого перестал быть частью Византии, так как был завоеван норманнами.

Итальянские моряки отправились в Малую Азию, а после того как подкуп и уговоры не помогли, силою забрали мощи чудотворца и привезли их в ликующий город Бари. Здесь вскоре была возведена базилика, спрятавшая за своими толстыми надежными стенами драгоценные мощи и по сей день величественно возвышающаяся над древним городом.

День перенесения мощей святителя Николая – 9 мая – празднуется сегодня и католической, и православной церковью. Что само по себе примечательно, так как мощи были фактически похищены у Константинопольской церкви – турки пришли на эту территорию позже. Николай проявил себя как подлинный миротворец: в его церкви еще в 1966 году (впервые в итальянском католическом храме) был открыт православный придел. А в мае город собирает на праздник самых разных паломников со всего света: здесь и веселые костюмированные шествия итальянцев, и благоговейные торжественные православные литургии, и бодрые марши каких-то американских бойскаутов, непонятно как здесь оказавшихся. И все это вполне мирно уживается бок о бок.

Русские издавна стремились в Барград, как его называют старинные источники. Стольник Петр Толстой в 1698 году поспешил поклониться Чудотворцу: «…и пошел я в римскую церковь, в которой лежат мощи великаго архиерея Христова Николы. У той церкви в дверех встретили меня попы римские, которые называются каноники. Та церковь каменная, великая, зделана по обыкновению западных церквей». Долго путешествовал по Италии Петр Толстой, но, находясь рядом с дорогими мощами, не мог скрыть раздражения – слишком часто и подчеркнуто привлекает он внимание читателя к тому факту, что у чтимого православными святого – «великаго святилника Николы» – чуждое окружение.

Посещали Бари и царственные особы. Так, есть сведения, что здесь молился царевич Алексей, сын Петра Первого, столь печально закончивший свою жизнь. Брат Александра II, Великий князь Константин, оставил церкви щедрые дары. Еще будучи наследником престола, приехал поклониться своему небесному покровителю Николай II.

Не все забыли то, каким образом мощи оказались в Бари, некоторым это продолжало казаться кощунственным. Так, А. Н. Муравьев, много путешествовавший по святым местам и побывавший в Малой Азии в середине XIX века, писал: «Сюда, сюда, в пустынную Миру Ликийскую, а не в калабрийский чуждый нам город Бар, должны стремиться православные паломники». Он даже начал кампанию по строительству православного храма рядом со старой гробницей святого.

Но все-таки основной поток паломников и путешественников по-прежнему стремился в Бари, к мощам Чудотворца. Число их было столь значительно, что в начале XX века было решено начать строительство русской православной церкви в итальянском городе. Особое участие в строительстве храма принимали члены царской семьи, прежде всего Елизавета Федоровна, возглавлявшая Императорское Православное Палестинское Общество, опекавшее русских паломников за рубежом. Проект был составлен известным архитектором А. В. Щусевым. Деньги на его строительство собирала вся Россия.

Строительство храма было завершено к 1917 году, после чего, по понятным причинам, участь его была крайне неопределенной. В 1937 году он, так же как и построенный дом для паломников, перешел во владение городских властей города Бари. Наконец, уже в 1998 году, в связи с вновь возрастающим потоком паломников и улучшением отношений между странами, храм был передан Русской православной церкви. Россия не осталась неблагодарной – в 2003 году российское правительство передало в дар городу Бари памятник Николаю Угоднику работы (да-да, все правильно) Зураба Церетели. Подарок русского народа красуется теперь на центральной соборной площади.

Сегодня Бари, как и большинство итальянских городов, «город контрастов». Современная часть города украшена модными бутиками, широкими проспектами и современным стадионом (как ни удивительно, но носящим имя святого покровителя города – итальянская вера приобретает иногда странные формы!). Старый город как будто остановился в своем развитии. Узкие улицы, крепость Фридриха II, маленькие бары на улицах.

Местной особенностью является цвет домов, построенных из местного камня, – очень светлый, он придает всему городу особое сияние. В жаркие дни, а их в этом южном городе много, двери не закрывают, а вход на улицу занавешивают тонкими занавесями, через которые загадочно мерцают зажженные лампады. Люди ходят из дома в дом с дымящимися тарелками – угощают друг друга. На улицах кричат и шумят дети. Торговцы выставляют прямо на узкие мостовые свои лотки – с зеленью или свежей рыбой. Обычная жизнь обычного южно-итальянского портового города все-таки не совсем обычна. Дороги в нем ведут к собору Святого Николая, и весь город от этого кажется особо одухотворенным и пронизанным мистическим светом.

По церкви можно ходить свободно. Только сами мощи отделены от людей теперь прочной решеткой, так что для того, чтобы в обычный день приложиться к мощам, нужно особое разрешение. В полупустой церкви практически всегда есть шанс встретить русских – или туристов, или паломников, или одиночек-энтузиастов, или эмигрантов. Притягивает к себе Николай Чудотворец мятущиеся русские души.

Русская любовь к Италии, доходящая до обожания, далеко не всегда распространялась на ее жителей. Здесь русские были заодно с остальной Европой. Александр Блок предавался мрачным мыслям по поводу современной ему Италии: «Путешествие по стране, богатой прошлым и бедной настоящим, – подобно нисхождению в дантовский ад».

Много жаловались русские путешественники на жульничество и нечестность итальянцев. Зазевавшихся туристов нередко ждали неприятности. На известного русского архитектора В. И. Баженова по дороге из Венеции в 1764 году напали разбойники. Правда, ему удалось благополучно от них спастись и даже заявить на них в полицию, за что они, рассердившись, долго гнались за ним «в намерении убить». Впрочем, эта информация еще нуждается в проверке, так как содержится в рапорте в Академию художеств вместе с просьбой прислать еще денег, так как это неприятное происшествие, пишет Баженов: «принудило меня иметь лишние издержки, ибо должен я был нанимать для безопасности провожатых солдат».

Гораздо чаще, чем от разбойников, страдали путешественники от мелкого жульничества и нечестности местных жителей, старавшихся заработать на наивных иностранцах. Известная своим салоном и знакомством с Пушкиным Зинаида Волконская оставила о себе необычную память во Флоренции, в которой она провела меньше дня, так как была страшно возмущена раскрывшимся обманом при получении лошадей для экипажа. Она немедленно в негодовании уехала в Рим, правда, успев написать жалобу, которая до наших дней сохранилась в архиве Флоренции.

К тому же итальянские пограничники много и часто проверяли паспорта. Если же принять во внимание тот факт, что Италия длительное время была разбита на множество мелких государств – каждое со своей границей и пограничниками, – то становится очевидным, что проверка документов отнимала немало времени у путешественников прошлых лет и не улучшала их настроения. Так, у Герцена неаполитанский карабинер проверял документы четыре раза и все никак не мог разобраться в том, что там написано (они были заполнены по-немецки), даже деньги, которые он охотно взял, не помогли, и он повел-таки путешественников к своему начальнику-бригадиру – «старому и пьяному» и грубому.

Конечно, возникали сложности и в понимании чужой культуры. Трудно было русскому человеку понять некоторые особенности быта и нравов итальянцев. Все тот же Петр Толстой удивлялся: «И народ самой трезвой, никакова человека нигде отнюдь никогда пьянаго не увидишь; а питей всяких, вин виноградных розных множество изрядных, из винограднаго вина сиженых, много, только мало их употребляют, а больше употребляют в питьях лимонадов, симады, кафы, чекулаты и иных, тому ж подобных, с которых человеку пьяну быть невозможно». Чего тогда их пить? Трудно понять этих итальянцев…

Вместе с тем в целом общение с итальянцами не было таким уж трудным для русских путешественников. Русский философ Ф. А. Степун признавался, что его общение во Флоренции с итальянскими философами было простым и легким. Сближали Россию и Италию, по крайней мере русскую и итальянскую интеллигенцию, во-первых, естественная простота и желание общения, а во-вторых – обилие свободного времени. Философ вспоминает свое пребывание среди итальянцев с удовольствием, особенно «обилие красного вина, клубы табачного дыма и шумные “московские” беседы, с тою только разницею, что итальянки не принимали в них никакого участия».

Может быть, дело было в контрасте, в сравнении с остальной, более чуждой русскому духу Европой? Вот что писал будущий военный министр в правительстве Александра II Д. А. Милютин, посетивший Италию в 1840-х годах: «Как ни убеждает разум в преимуществах рассудительности, аккуратности и трудолюбия германской расы над страстностью, беспорядочностью и беспечностью расы романской, все-таки для нашего славянского чувства симпатичнее живой, одушевленный, добродушный итальянец, чем тяжелый, флегматичный, сдержанный тевтон». С итальянцами русским людям было легче и проще, чем с остальными европейцами. Да и сами итальянцы были всегда настроены вполне дружелюбно.

Петр Толстой сохранил самые положительные впечатления об итальянцах. «Неаполитанцы мужеска полу к приезжим форестиерам, то есть к иноземцам, ласковы и приветны…» – писал он. Вот как встречали его в судейской палате: «… все судьи против меня встали, и отдали мне поклон, и с великою учтивостию меня приветствовали, и, показав все вещи, которые иноземцу надлежит видеть, также с честию меня отпустили».

П. П. Муратов даже призывал своих современников обратить внимание на живую современную Италию, отвлечься от руин и памятников, оценить ту жизнь, которая течет там: «Пребывание в Милане, может быть, научит примириться и с итальянской современностью. Всем нам, гостям Италии, давно бы следовало вменить это себе в обязанность. Глядеть на итальянские города только как на музеи, кладбища или романтические руины, для коих нынешние обитатели составляют лишь не всегда удачный стаффаж, – значит грешить против гостеприимства, которое нам всем оказывает страна и нация. Эта нация живет, дышит, существует; у нее есть не только прошлое, но и настоящее». Надо отметить, что сам Муратов свой блестящий труд, вот уже не одно поколение зажигающий русских «итальянской страстью», посвятил все-таки описанию истории, памятников и романтических руин.

Сегодня итальянцы, как и прежде, вполне радушны и благожелательны по отношению к русским. Слово «спасибо» знают почти во всех самых отдаленных уголках. Русские любят поесть и выпить, щедро платят, относятся к итальянцам, как к настоящим европейцам, с уважением (не то что эти задаваки немцы), – почему бы их и не любить. Им можно простить даже грубые промахи – как, например, питье траппы с едой, наподобие водки, с кряканьем после каждой рюмки. Зрелище страшное (итальянцы пьют этот напиток только после еды и в небольшом количестве, с едой он очень невкусен), но вызывает невольное уважение. К тому же сейчас наши руководители дружат – Берлускони и Путин в обнимку часто показываются по итальянскому телевидению.

Все это спокойствие и дружелюбие, конечно, имеют свою грань. Вся Европа знает про русскую мафию, и итальянцы не исключение. Но вот ведь парадокс: своя родная мафия вызывает у них живой интерес, порой даже сочувствие, а «страшная русская» – только испуг. Итальянцы ее не понимают, а они это очень не любят.

Вот и тиранят пограничники мирных российских граждан на границе, выспрашивая их на чистом итальянском языке о цели визита. А поскольку даже английский, не говоря уже о русском, они понимать отказываются – общение культур сильно тормозится, и подозрительность возрастает.

Примечательный эпизод, случившийся с русской семьей, пытавшейся снять квартиру, ярко иллюстрирует предел доброжелательности итальянцев по отношению к русским. Два преподавателя университета, приехавшие на год в Италию, решили снять квартиру. По телефону разговор шел по-английски, и при встрече также. Итальянка, госслужащая в небольшом итальянском городке, была мила и любезна до тех пор, пока в ответ на ее вопрос «Вы англичане?» не услышала «Нет, мы русские». После этого ее жизнерадостность стала потихоньку угасать. Несмотря на это, об аренде все-таки договорились и разошлись. На следующий день она позвонила и взволнованно сказала, что ее дяди и братья очень недовольны ее решением и просят предъявить какие-нибудь документы, желательно из университета, подтверждающие благие намерения и добропорядочность русских квартиросъемщиков. Наконец, к вечеру, после того как бумаги были посланы, она вновь перезвонила и, ссылаясь на дядьев и братьев, решительно отказала. Кто их знает, этих русских!

Вместе с тем интерес к России заметно возрастает. Скорее всего, помимо политических причин и дружбы руководителей, важную роль играют экономические стимулы. Россия – огромный и перспективный рынок. Видимо, с этим связано значительное число студентов, интересующихся русским языком. На общеевропейском фоне повальной потери интереса к русистике Италия заметно выделяется. Так, в Миланском университете на первый курс приходит от 50 до 70 студентов. Не все, конечно, выучивают столь непростой язык, но сам по себе интерес к нему показателен.

Ни одна тема из русской жизни не может считаться завершенной без мнения А. С. Пушкина. Великому поэту довелось много путешествовать по родной стране. За границу, несмотря на неоднократные попытки, он так и не попал. В прошении на имя А. X. Бенкендорфа Пушкин писал: «Покамест я еще не женат и не зачислен на службу, я бы хотел совершить путешествие во Францию или Италию. В случае же, если оно не будет мне разрешено, я бы просил соизволения посетить Китай с отправляющимся туда посольством». Разрешения он не получил (зато решил жениться). Ну что ж, надо быть аккуратнее в молодости и знать, с кем дружить. Впрочем, то, что поэт не увидел, он прочувствовал, так что «итальянская тема» в творчестве Пушкина все же присутствует, и всякий помнит: «Италия, волшебный край, // Страна искусств и вдохновений».

И все-таки справедливость требует, чтобы тема «Россия и Италия» заканчивалась мнением самого страстного поклонника этой страны. В частном письме в 1837 году Н. В. Гоголь писал: «Что тебе сказать об Италии? Она прекрасна. Она менее поразит с первого раза, нежели после. Только всматриваясь более и более, видишь и чувствуешь ее тайную прелесть. В небе и облаках виден какой-то серебряный блеск. Солнечный свет далее объемлет горизонт. А ночи?., прекрасны. Звезды блещут сильнее, нежели у нас, и по виду кажутся больше наших, как планеты. А воздух? – он так чист, что дальние предметы кажутся близкими».

Национальный характер – вещь тонкая и деликатная, и разговор о нем надо вести как можно более осторожно. Никому не нравятся обобщения, их ругательски и презрительно обзывают стереотипами, ими всегда недовольны. Мы, русские, знаем это лучше других народов. Уж сколько говорено про наш фантастический холод и пресловутую водку. Так нет же, все поколения – периода холодной ли войны, или оттепели, или жаркой любви – все твердят про мороз и страсть к выпивке, никуда от них не деться. Без них уже и русские ненастоящие какие-то. И вот мы сами уже поверили, что без шапки-ушанки и бутылки в руке не создадим образа России ни на экране, ни в жизни.

Про итальянцев написано не так уж много. Их затмевают памятники культуры той земли, на которой они живут. Восторженные описания античных развалин, или прекрасных полотен мастеров, или даже нежного вина не дают пробиться жителям Италии на страницы книг об их стране. Если же это удается, то результат оказывается малоутешительным.

Еще меньше можно верить самими итальянцам. Греческий призыв «познать самого себя» не нашел должного отклика в итальянской душе. В отличие от русских, они вообще не любят копаться в себе – и это очень мудро, не дай бог, найдешь еще что-нибудь не то. Главное же, что в силу все тех же национальных особенностей итальянцы, как истинные художники и артисты, очень любят создавать какую-нибудь придуманную ими картину, образ, да еще так искренне, что и сами верят, и доверчивых зрителей-читателей убеждают. Их редкие высказывания о самих себе, как правило, только сбивают с толку.

Ко всему этому добавляется личный опыт, часто идущий вразрез с научными обобщениями. Что-то подсознательно противится всякого рода обобщениям: «Все говорят, что англичане чопорные, а я знаю такого славного рубаху-парня…». Или: «Считают, что немцы чистюли, а мой знакомый немец ходит всегда в грязных ботинках…». И так далее. А тем более, когда речь идет об Италии, в которую многие влюбляются, как в живого человека, где уж тут трезво и объективно воспринимать чужое мнение о любимой.

И все-таки общие черты – поведения, общения, образа жизни – существуют у итальянцев, даже если они сами не всегда признают это. Они есть, и они объединяют жителей этой столь разной и яркой страны.

«Весь мир – театр…»

«Весь мир – театр, в нем женщины, мужчины – все актеры…» Шекспир, как известно, никогда не был в Италии, но часто делал ее местом действия своих произведений, а их героями – итальянцев. Фраза из его комедии, ставшая крылатой, как нельзя лучше определяет важнейшую черту итальянского характера. Для итальянца игра – неотъемлемая часть повседневной жизни. Он всегда играет, всегда на сцене, всегда в образе, если, конечно, есть, как и положено в театре, публика, зрители. Его поведение, стиль общения, речь, манера одеваться – все это подчинено внутренней логике игры.

Можно попытаться найти объяснение подобной театральности натуры. Кто-то считает, что определяющую роль здесь сыграли многочисленные и разнообразные завоевания, приучившие притворяться и сделавшие игру второй натурой. Возможно, виновата окружающая среда – живя среди исторических памятников, как среди декораций, люди привыкли ощущать себя частью театрального действия. Может быть, сыграли свою роль традиции карнавальной культуры, постепенно с течением времени смешавшие розыгрыш и явь. Поиски причин тех или иных особенностей характера едва ли не сложнее и запутаннее определения самих особенностей.

Никто не отдается игре с такой страстностью и искренностью, как итальянец. Он всегда в образе: работника, семьянина, друга, посетителя бара – и всегда стремится довести этот образ до совершенства. Роли должны быть обозначены и званием, и костюмом. В Италии принято обращаться к человеку по его должности: к педагогу, от учителя до университетского лектора – «профессор», к врачу – «доктор» и т. д. Ношение формы тоже очень важно, ведь это часть образа. На рейсовом кораблике на озере Комо матросы в очень жаркую погоду снимали фуражки и вешали на специальный крючок, отправляясь пить кофе в служебном помещении, но непременно надевали их в момент швартовки, иначе они бы уже не соответствовали роли.

Еще один парадокс: наигранность итальянца абсолютно естественна, а игра всегда серьезна. На длительных морских маршрутах принято нередко проводить разъяснительную работу по мерам безопасности в случае аварии. Учения, проводимые итальянцами на регулярном маршруте Барселона – Генуя (время в пути – одна ночь), напоминают драматический спектакль. Интересно, что проводятся они утром следующего за отплытием дня, то есть незадолго до прибытия в порт назначения, но не теряют своего величия. Участвовать в учебной тревоге заставляют всех: ни инвалид, под предлогом физической немощи, ни старец, ни малолетний ребенок не освобождаются от участия в действе. «Эвакуация» пассажиров проводится со всей серьезностью: солидные мужчины в форме взволнованно переговариваются по рации, их юные помощницы-стюардессы мужественно сохраняют спокойствие и «помогают» пассажирам. Ни курить, ни отходить в сторону, в том числе и по острой необходимости, не разрешается. В конце концов недоумевающие пассажиры (не итальянцы) начинают волноваться, не случилось ли действительно что-нибудь, так искренна и самозабвенна игра персонала.

Многие отмечают, что естественная игра итальянцев в жизни нередко сочетается с переигрыванием в итальянском театре. Крылатой стала фраза американского режиссера Орсона Уэллса, заметившего однажды, что Италия – это страна, в которой все жители актеры, причем почти все – хорошие, плохих здесь очень мало, и все они играют в театре или кино.

Настоящий театр является важной частью итальянской жизни, он есть в самом маленьком городишке и всегда полон. Ходят в театр все, он отнюдь не является местом, где собирается узкий круг элиты или интеллигенции. Причем, если верить запискам путешественников, так было испокон веков. Русские путешественники отмечали: «для итальянца театр есть только место привычного провождения вечера»; «театр в Италии решительно есть политическая мера, как газета в остальной Европе… тут же позволяется итальянцам проявить свое индивидуальное значение, а также вылить и накопление желчи, вредной для здоровья, в свистках, шуме, шиканьи при малейшей оплошности певца, хотя два солдата с ружьями и стоят по обеим сторонам оркестра». Гете писал, что «театральное представление они воспринимают как действительную жизнь. Когда тиран протянул меч сыну и потребовал, чтобы тот заколол им свою собственную жену, стоявшую рядом, публика стала громко выражать неудовольствие этой коллизией; еще немножко, и спектакль был бы сорван».

Театрализованные представления самого разного толка имеют давнюю историю в Италии. Еще этруски сопровождали праздники непременными представлениями. Без цирка и театра – «зрелищ!» – немыслим древний Рим. Разнообразные жонглеры, фокусники, бродячие актеры не покидали итальянскую землю. Наконец, в XVI веке родилось, а скорее всего, преобразовалось из многочисленных площадных представлений такое замечательное и очень итальянское явление, как комедия дель арте (commedia dell’ arte), или комедия масок. Термин этот в переводе означает «профессиональная комедия». Итальянское arte переводится и как искусство, и ремесло, и профессия. По-русски звучит скучновато, поэтому, видимо, в русский язык термин этот вошел в итальянском варианте, русской транслитерации. Получается гораздо красивее, «арте» наводит на мысли об искусстве и артистизме, а не о деловом профессионализме.

Комедия дель арте была явлением, любимым во всей Италии, среди самых разных слоев общества. Ее любили крестьяне и ремесленники, восхищались люди знатные и состоятельные, посещали рафинированные художники и изысканные дамы. Простая и порой грубоватая, она была понятна всем. П. П. Муратов с восхищением писал о комедии масок: «Она воплощала в себе весь художественный мир божественно одаренного народа. На ней искренно отдыхали люди “барокко” уставшие от бесчисленных академий, церемонных поклонов и огромных париков. Даже такой эпохе холодной парадности, как XVII век, Италия сумела найти противоядие и сумела нарушить ее молчаливую пышность пестротой и путаницей диалогов, ужимок, дурачеств, трескотней и хохотом народной комедии. Комедия масок раскидывала свой лагерь на строгих площадях, размеренных “барочными” архитекторами, перед виллами папских племянников и перед фасадами иезуитских церквей».

Комедия масок, как и итальянская жизнь, это всегда импровизация, подчиненная строгим законам. С одной стороны, роли не писались, хотя отдельные реплики и фиксировались, и даже публиковались. Всегда оставалось место фантазии, настроению, злобе дня. С другой, образы, создаваемые актерами на сцене, были четко обозначены. Один актер, играя изо дня в день один и тот же образ, так сливался с ним, что порой сам переставал понимать, где жизнь его, а где его героя. Таким образом игра становилась жизнью, а жизнь игрой.

Персонажей комедии дель арте было немного – 10–12, и все они воплощали определенные свойства человеческой натуры. Кроме этого, как правило, каждый из них «представлял» какой-нибудь итальянский город, так что комедия была поистине общеитальянским действом. Интрига была простая – любовь героев, соединиться которым мешали родители и помогали слуги. Главное, конечно, были реплики, перепалки между персонажами, интермедии, разыгрываемые героями. Ни один спектакль не был похож на другой, но при этом все они были предсказуемы и понятны. Им было можно радоваться бесконечно.

Герои комедии масок стали частью мировой культуры. Их имена и образы знает весь мир. Родители – Панталоне, венецианский купец, скупой и ревнивый, ходил в красных чулках, и Доктор – болонский юрист, болтливый педант. Капитан – военный авантюрист, хвастун и трус, в нем часто угадывались черты испанского военного. Слуги – Арлекино (или его разновидность Труффальдино) из Бергамо, простак, обжора и увалень, носил костюм из разноцветных кусочков, Пульчинелла из Неаполя, ловкий пройдоха и грубиян, Бригелла из Брешии узнавался по полосатому костюму, венецианка Серветта или Коломбина, забияка Скарамуш, простак Тарталья. Наименее яркими были влюбленные пары, носившие романтические имена – Леандро, Зелинда, Фламиния, Линдор, Розаура.

Итальянская комедия масок была популярна по всей Европе. Везде она приспосабливалась под вкусы местной публики и особенности национальной культуры. Интересна трансформация, которую претерпели ее образы во Франции, большой поклоннице итальянской комедии. Добродушный, немного нелепый любитель хорошо покушать, итальянский Арлекино превратился здесь в злоязычного Арлекина, ставшего из слуги любовником и сменившего разноцветные лохмотья на изящный пестрый костюм из цветных ромбов. Грубоватая нахальная служанка Коломбина стала изящной субреткой, а позже и дамой, женой Пьеро (бывшего Педролино) и любовницей Арлекина. История приобрела совершенно иной, более пикантный и жестокий характер.

В Россию итальянская комедия тоже проникла, но большого распространения не получила. Зато неожиданно, уже в советское время, в 1920—1930-е годы расцвела пышным цветом в советском театре, где в пьесах К. Гоцци, самой популярной из которых не одно десятилетие была знаменитая «Принцесса Турандот», увлеченно воспроизводили элементы, образы и костюмы давно забытой итальянской игры.

Хотя комедия масок и была общеитальянским явлением, в большей степени она связана с Венецией, чем с каким-либо иным городом. Именно здесь она достигла своего расцвета, здесь же начался и закат ее славы. В середине XVIII века Венеция оказалась в центре необычного творческого противостояния. Соперники – два великих итальянских драматурга К. Гольдони и К. Гоцци, место действия – театральные подмостки, главный предмет спора – итальянская комедия масок.

Писатели были мало похожи друг на друга. Гольдони происходил из состоятельной буржуазной семьи, Гоцци – из обедневшей аристократической и носил титул графа, Гольдони с детства увлекался театром и большую часть жизни провел в странствиях, Гоцци стал писать довольно поздно, исключительно «назло» сопернику, и редко, только по необходимости, покидал родной город. Гольдони был удачно женат, написал много пьес, был поклонником французской драматургии и последние тридцать лет жизни провел в Париже. Слава, пришедшая к нему еще при жизни, практически не покидала его. Гоцци был одинок, ратовал за чистоту итальянского языка и против иноземных, особенно французского, влияний на родную культуру, пережил короткий всплеск славы, умер в забвении (даже дата его смерти неизвестна) в покорившейся врагу Венеции, завоеванной французами. Было у них и общее – оба носили имя Карло, умерли в нищете, оба, каждый по-своему, любили родную Венецию. Творчество и того и другого любили и любят в России: «Трактирщица» и «Слуга двух господ» (в русском варианте «Труффальдино из Бергамо») К. Гольдони хорошо известны в России и даже были экранизированы. Пьесы К. Гоцци «Принцесса Турандот», «Любовь к трем апельсинам», «Король-Олень», «Зеленая птичка» стали важнейшим событием в театральной жизни страны.

К. Гольдони писал пьесы, отвечавшие требованиям и моде нового времени. Они реалистичны, приближены к жизни, во многом следуют традиции французской комедии характеров, в наиболее полном виде воплощенной в творчестве Мольера, они более современны. В них нередко участвуют персонажи комедии масок, но от них сохранились только имена. Образы героев более мягкие, реалистичные, облагороженные. Вредный, скупой и озабоченный старик Панталоне превратился в солидного отца семейства, глупый Доктор – в настоящего ученого, Бригелла из мошенника – в солидного хозяина гостиницы. Пьесы Гольдони, отражавшие венецианскую жизнь, первое время пользовались большим успехом в городе на воде и одновременно наносили удар по и так терявшей свою былую популярность комедии масок.

И тут на сцену (как в переносном, так и прямом смысле) выходит К. Гоцци, решивший отстоять традиционное итальянское искусство. Его первая пьеса – «Любовь к трем апельсинам», так же как и последующие, основывалась на итальянской народной сказке. Это была даже не пьеса в традиционном смысле этого слова, а скорее подробный сюжет, рассчитанный на импровизацию, обычную для комедии дель арте. Успех был ошеломляющий. В короткие сроки театр, в котором шли пьесы Гольдони, опустел, публика перебежала на пьесы Гоцци. Сам автор, обидевшись, уехал в Париж и больше никогда не увидел дорогой его сердцу Венеции, хотя все лучшее в его творчестве было создано им именно здесь. История рассудила соперников справедливо – они оба были признаны великими сынами своего города.

Гоцци же действительно постарался вобрать в свои произведения все, что импонировало итальянскому характеру и привлекало к его спектаклям. Здесь и традиционные персонажи комедии масок в их привычных амплуа, и фантастические сюжеты, смешанные с намеками и реалиями дня сегодняшнего, и столь любимые итальянцами чудеса, и превращения, и говорящие статуи, и любовь. Здесь жизнь мешается со сказкой, игра становится реальностью, а реальность игрой.

Поэт М. Кузмин, почитатель творчества итальянского драматурга, так поэтически суммировал его творчество (стихотворение 1921 года):

Пьесы Гоцци поистине стали лебединой песней комедии масок. Сам драматург считал, что на него ополчились таинственные силы, потревоженные его пьесами, которым не понравилось то, как часто и не всегда с должным почтением он их изображает. В своих мемуарах К. Гоцци подробно останавливается на этом: «Если бы я хотел рассказать все промахи и неприятности, которым меня подвергали злые духи, не то что часто, но в каждую минуту моей жизни, я мог бы составить толстый том…Зима ли была или лето, беру небо в свидетели, никогда, о, никогда внезапный ливень не разражался над городом без того, чтобы я не был на улице и не под зонтом. Восемь раз из десяти в течение всей моей жизни, как только я хотел быть один и работать, надоедливый посетитель непременно прерывал меня и доводил мое терпение до крайних пределов. Восемь раз из десяти, как только я начинал бриться, сейчас же раздавался звонок и оказывалось, что кому-то надо говорить со мной безотлагательно. В самое лучшее время года, в самую сухую погоду, уж если где-нибудь между плит мостовой таилась хоть одна лужа, злой дух толкал как раз туда мою рассеянную ногу. Когда одна из тех печальных необходимостей, на которые обрекла нас природа, заставляла меня искать на улице укромного уголка, ни разу не случалось, чтобы враждебные демоны не заставили пройти около меня красивую даму, – или даже передо мной отворялась дверь, и оттуда выходило целое общество, приводя в отчаяние мою скромность. Царь духов, не стыдно ли тебе было падать так низко в твоей ненависти!»

Были и другие причины. Распад труппы, ставившей пьесы Гоцци, а главное, новая жизнь, новые порядки, новые хозяева Венеции – все это привело к завершению творческой деятельности драматурга и концу комедии дель арте в Венеции.

Но комедия масок не умерла – она вернулась на площади, улицы городов, в деревенские праздники. Без театрализованных представлений сегодня немыслимо ни одно торжество в Италии. День города, религиозный праздник, важное событие местного масштаба или общеитальянские торжества – все это сопровождается непременными представлениями и костюмированными шествиями. Иногда подобные уличные спектакли, в которых порой принимает участие половина города, в то время как вторая половина с удовольствием наблюдает, кажутся словно пришедшими из Средневековья. Трогательные и наивные в своей простоте и незамысловатости, они увлекают в равной мере и участников, и зрителей. Кажется, ты сам оказался в каком-то ином мире, где явь смешивается со сказкой, день сегодняшний с вчерашним, реальность отступает и остается вечность.

Наивысшим воплощением слияния жизни и театра в Италии и, безусловно, самым знаменитым является Карнавал. Праздник этот предшествует по времени Великому посту и соответствует нашей Масленице. Поста в Италии никто из светских людей давно не соблюдает, а вот праздник перед его началом устраивают отменный. Приходится он традиционно на февраль, причем в разных местах часто не совпадает, поскольку дату на самом деле выбирают условную. Карнавальные традиции имеют очень давнюю историю. Как и в русской культуре, языческие праздники и обычаи тесно слились здесь с христианскими. И как и в России, церковь не смогла их побороть, а в конце концов была вынуждена смириться. Так что сегодня карнавал – это не столько приготовление к суровому посту (что хоть в какой-то мере сохраняется в России), сколько веселый праздник, знаменующий приход весны и окончание зимы. Переодевания, шествия, костры, театрализованные представления, состязания – все это сопровождало еще древнеримские весенние народные празднества и сохранилось в современных карнавалах.

Знаменитые итальянские карнавалы, которые с размахом проходят не только в Венеции, но и во многих других городах, представляют собой естественный апогей театральности итальянцев. Гете, восхищавшийся этим праздником в Риме, вместе с тем отмечал, что в итальянском карнавале «нет ничего нового, ничего необычного, ничего исключительного, он естественно сливается с римским образом жизни». Публицист П. В. Анненков, посетивший Венецию в 1841 году, так описывал ее русскому читателю: «Вечный праздник кипит на этих площадях. Шум и движение в северных городах не могут дать ни малейшего понятия о крике, говоре, песне итальянца…Здесь для этого только и живут; веселье постоянно, так постоянно, что всех обратило в нищету… В моральном отношении это дурно: но зато какая чудесная выходит площадь, как полна жизни, как музыкальна».

Венецианцы целый год готовятся к празднику, создавая удивительные шедевры из своих костюмов. Костюмы эти неповторимы, не похожи один на другой, меняются из года в год и представляют собой произведения искусства. Здесь и наряды разных эпох, с исторически выдержанными, по книгам проверенными деталями, и литературные персонажи, и ультрасовременные композиции, и психологические построения. Костюм не просто носят, его обыгрывают, серьезно входят в образ – будь то образ дожа, или куртизанки, или груши, или палача. Те, кто по каким-то причинам не имеет костюма, становятся благодарными зрителями. Карнавал – отнюдь не просто туристическая уловка, направленная на выкачивание денег у наивных туристов, это настоящий праздник прежде всего для самих итальянцев, которого ждут, к которому готовятся.

Сегодня заметно наметилась тенденция восстанавливать старые, а иногда и очень старые карнавальные традиции. Так, принятый в Средние века так называемый «полет турка» или «ангела» (первым исполнителем этого номера был турок, а позже акробата переодевали ангелом – отсюда и названия) с XVIII века был в целях безопасности заменен полетом деревянного голубя. Вместо человека, который по натянутому канату проходил над площадью Святого Марка, над ней пускали деревянного голубя, из которого сыпались цветы и конфетти. В 2001 году старая традиция была восстановлена, и теперь вновь самый настоящий живой «ангел» (юная и прекрасная акробатка) возносится над старинной площадью.

Не менее интересны, хотя и не столь знамениты и помпезны, карнавалы в других городах Италии. Большинство из них имеет свои традиции и особенности. В венецианском есть размах, в местных – трогательность и глубокая историчность. Так, в городе Сан-Джиминьяно в карнавал устраивают театрализованное представление на центральной площади. Силы добра сражаются с силами зла (и побеждают) – таков ненавязчивый сюжет представления. Старинная музыка, звучащая из современных колонок, черные и белые одежды актеров, спускающийся с неба ангел с огненным мечом (все – именно так, даже меч горит по-настоящему), стены старинных домов и башен, булыжники площади, видевшей множество подобных представлений, – все это переносит наблюдателя совершенно в иной мир. Кажется, что прошлое очень близко, осязаемо, остро понимаешь, как мало изменились люди за прошедшие эпохи, тебе хочется самому обрядиться в какой-нибудь костюм и слиться с нарядной и торжественной толпой.

Об этом говорят и исторические источники. В 1509 году Авраамий Суздальский наблюдал во Флоренции поразившее его русское воображение представление. Вот как он описал его: «Красивое и чудесное это зрелище! И еще же умильное и несказанным веселием исполненное. Появятся на том помосте уже названные четыре человека, наряженные пророками. Держа в руках своих разные письмена, сказать, древние пророчества о нисхождении с небес сына божия и его воплощении, начнут они быстро ходить по помосту туда и сюда, каждый посматривая на свое писание и правой рукой указывая друг другу кверху, к устроенному и закрытому месту тому, откуда, сказать, придет спасение народу. И друг другу они говорят, смотря на свои письмена, откуда придет бог… Спустя некоторого времени из самого того верха от отца появляется ангел, спускается он от отца двумя уже названными веревками вниз к деве с благовестием о зачатии сына божия. Ангел же этот представляет собою отрока, чистообразного и кудрявого, и одеяние его бело как снег, и весь золотом украшен, и уларь ангельский на шее его, и крылья у него позолоченные, и всем видом он подобен писаному ангелу божию. Спускается он по веревкам этим и поет тихим голосом, умильно представляясь ангелом». И так далее в трогательных подробностях, с обилием действия, красок, костюмов, поющими детьми и грохотом пушек изображалась вся сцена Благовещения.

Карнавал в Италии – прекрасная возможность принять участие в том бесконечном спектакле, который идет здесь и который в обычное время недоступен для иностранцев. Только в карнавал время и пространство смещаются, позволяя даже непосвященным стать частью игры.

Театральностью проникнута и вся история Италии. Многие события кажутся сошедшими со сцены. Например, принятые во многих городах семейные распри, самой знаменитой из которых стала вражда благородных веронских семей Монтекки и Капулетти, ставшая бессмертной благодаря гению Шекспира. Правда, говорят, что реальные семьи были скорее союзниками, чем противниками, но итальянские легенды действительно сохранили историю трагической любви Ромео и Джульетты, которая была записана итальянским новеллистом и использована английским бардом.

Или знаменитая борьба гвельфов и гибеллинов. Ну разве это не театр или, скорее, цирк? Одни названия чего стоят, словно персонажи комедии. Не одно столетие враждовали они между собой, став символом междоусобной борьбы. Гвельфы поддерживали папу римского и выражали интересы пополанов, т. е. торгово-ремесленных слоев городов, гибеллины являлись сторонниками императора и представляли интересы нобилей, знати. Время от времени пополаны переходили в лагерь гибеллинов, а нобили – гвельфов. Когда же флорентийцы-гвельфы совсем изгнали гибеллинов из города, они разделились на черных и белых, чтобы игра могла продолжаться. Играли всерьез – с казнями, изгнаниями в ссылку, как, например, Данте, которого гвельфы выгнали из Флоренции. Все должно быть по-настоящему, но красиво и хорошо смотреться со стороны, в том числе и спустя века.

Актеры сами, итальянцы и других вовлекают в игру. Причем в самых неожиданных местах. Как известно, итальянские церкви являются хранительницами сокровищ итальянской живописи. Росписи, скульптуры, картины знаменитых мастеров Возрождения разбросаны по всей стране, иногда находятся в незаметных маленьких деревушках.

За ними охотятся толпы туристов, забираясь в самые отдаленные уголки в погоне за шедеврами Джотто или Фра Анджелико. Туризм приносит стране хороший доход, и вторжение туристов воспринимается итальянцами, как правило, спокойно и с пониманием. Но попытки втянуть и их в игру все-таки предпринимаются. Как иначе можно толковать объявление при входе в церковь: «Посетителей любезно просят увидеть и почувствовать духовность в произведениях искусства, находящихся в этой церкви».

Любой театр живет по определенным законам и подчиняется незыблемым правилам. Его непременными составляющими являются: декорации, сценарий, распределение ролей, костюмы. Все это присутствует в итальянской повседневной жизни, влияет на национальный характер, определяет поведение.

Начнем с декораций. Излюбленное место действия итальянского спектакля жизни – улица. Это то место, где можно и себя показать, и представление посмотреть. Столики итальянских кафе и баров стратегически расставляются на улицах так, как будто это ряды в театре, чтобы можно было спокойно наблюдать за тем, что происходит вокруг. Места на «балконе» традиционно занимают пожилые женщины (на юге непременно одетые в черное), проводящие там большую часть дня, наблюдая жизнь вокруг и криками обмениваясь впечатлениями об увиденном. За порядком присматривают (нельзя сказать, что наводят его) карабинеры, как правило, стоящие группами, и так же живо обсуждающие происходящее вокруг. На улицах кишит пестрая толпа, все громко разговаривают и, как в немом кино, для того чтобы всем было понятно, о чем идет речь, передают суть разговора с помощью выразительной мимики и энергичных жестов (вдруг не слышно на местах, удаленных от сцены!).

Если понаблюдать общение итальянцев некоторое время, внимательно и не торопясь, устроившись за столиком с чашечкой кофе, то через непродолжительное время начинаешь понимать, что происходит вокруг. Надо только учитывать, что все чувства, эмоции и реакции на события у итальянцев, как и в любом уважающем себя театре, сильно преувеличены. Крики мужчин и их отчаянная жестикуляция не означают, что они ссорятся, они просто обсуждают вчерашнюю вечеринку. Толпа людей, суетящаяся над маленьким мальчиком, не говорит о том, что с ним что-то случилось, просто дети в Италии вызывают особое восхищение. Жаркие поцелуи и восторженные приветствия двух женщин отнюдь не свидетельствуют о том, что они не виделись несколько лет, скорее всего, они расстались накануне, просто разыгрывается сцена «приветствие».

Особое очарование и неповторимую атмосферу придают итальянской жизни исторические декорации. Центральная часть итальянских городов – так называемый старый город, или иногда верхний город, если старая часть находится на вершине холма, а новая у его подножья, что случается нередко, – любовно и бережно сохраняются в своем историческом обличье. Италия – одна из немногих стран, которой удалось сохранить множество своих городов (точнее, их центров) в средневековой неприкосновенности. Не отдельные здания, или площади, или улицы, а все это вместе взятое существует в дне сегодняшнем в том же виде, что и несколько столетий назад.

Порой, когда, покинув шумные туристические маршруты, оказываешься в таком месте, охватывает некоторая оторопь. Как и на итальянском карнавале, перестаешь различать явь и вымысел, историю и современность. Днем, когда итальянцы истово обедают у себя дома или где-нибудь еще, и только ты, неразумный турист, вместо того чтобы, как положено в дневное время, предаваться этому приятному занятию, убеждаешь себя, что ты не голоден, и бродишь неприкаянный, улицы пусты и безлюдны. Вечером они наполняются шумными толпами, которые весело общаются и заходят в бары. Довольно рано все расходятся по домам, и тишина вновь опускается на город, да такая, что ночью в гостинице, в доме, построенном в каком-нибудь XVI веке (гостиница не модная, просто зданий более поздней эпохи нет в городе), с непривычки становится жутковато, и невольно ожидаешь теней всех тех, кто веками жил на этом месте и оставил здесь свой дух.

Важен сценарий. Он, хотя и допускает, в соответствии с традицией, некоторую долю импровизации, всегда четко определен. Италию отличает редкая структурированность и размеренность жизни. Создается впечатление, что вся страна живет в одном ритме, подчиняясь одним и тем же правилам повседневной жизни. Итальянцы имеют репутацию нации ленивой, любящей отдохнуть. И совершенно напрасно. Просто неразумные иностранцы принимают любовь к радостям жизни за безделье, полагая, что получать удовольствие от жизни можно только ничего не делая. Радость жизни итальянца в четко организованной, подчиненной законам внутренней логики деятельности.

Утром – ранний подъем. Чашка кофе. Разговор. Работа. Кофе с булочкой. Разговор. Работа. Аперитив. Разговор. Обед. Кофе. Разговор. Работа. Кофе. Разговор. Аперитив. Вечерняя прогулка. Разговор. Вино. Ужин. Диджестив. Кофе. Сон. Удивительно, но итальянцы всегда точно знают, что им делать, есть и пить. Все в точно определенное время. Меняться нельзя. Капучино только до 10:30 утра. Обед только с 12 до 2, даже и не пытайтесь найти в Италии место, где вас накормят в 2:30, пустое дело, только зря потратите силы и нервы. Все рестораны будут закрыты, и никакие деньги не помогут вам добыть горячей еды.

Напрасно наивный иностранец будет пытаться узнать, когда положено совершать то и или иное действо, итальянец только недоуменно пожмет плечами. Это врожденное знание, впитанное с молоком матери, высиженное в детстве в барах с отцом, перешедшее от дедов и прадедов. Один проживающий в Италии англичанин не переставал удивляться – как итальянцы, не глядя на часы, не задумываясь ни на минуту, совершенно точно знают, когда пить черный кофе, когда капучино, а когда переходить к аперитиву. Это одна из загадок Италии, разгадка которой проста – каждый знает сценарий наизусть и четко следует его предписаниям.

Если же этот привычный ритм по какой-то причине сбивается, как карточный домик рушится все – мир, покой, счастье. Характерной была реакция итальянцев на изменения в мире, начало которым положила трагедия 11 сентября 2001 года. В различных европейских странах, в том числе и в Италии, после этого был введен режим чрезвычайного положения. Во Франции с энтузиазмом стали закручивать гайки – аэропорты и другие ключевые пункты наполнились вооруженными отрядами, вводившими в испуг мирных обывателей, а различные учреждения усилили бюрократические строгости. Например, реальный случай из жизни: не дали россиянину машину в аренду под удивительным предлогом, что данный им номер домашнего телефона на его фамилию не зарегистрирован (каким образом были получены эти странные сведения о далеком московском номере, выяснить так и не удалось). В Англии ничего не изменилось: нарядные полицейские все так же любезничали с туристами, спасали кошек, застрявших на вершинах деревьев, и переводили через дороги старушек в ярко-розовых костюмах.

В Италии напряженность ощущалась везде и во всем. В маленьком курортном городке сладко попивавший бренди полицейский, наслаждавшийся обсуждением местных новостей с барменшей и посетителями, мгновенно изменился в лице и утратил всю радость жизни, обнаружив в углу двух незнакомцев. Что делать и как реагировать на эту ситуацию, было совершенно непонятно: межсезонье, любители природы уже уехали, а лыжники еще не приехали, в городе только свои, совершенно непонятно – кто это такие и какие у них намерения. Все в них странно – говорят на диковинном языке, но не японцы, пьют утром чай, но не англичане, набрали много еды на завтрак, но не немцы. Лишившийся покоя полицейский так и ходил за странной парочкой по пятам до их отъезда из города, не решаясь ни проверить документы (повода-то нет), ни оставить их одних без присмотра.

Полицейские машины в те трудные дни патрулировали все, что только можно было патрулировать, – дороги, улицы, заправки, автостоянки. Напряженные угрюмые лица сидевших в них полицейских придавали мрачный колорит обычно таким праздничным и радостным местам. Служащий в банке, администратор в гостинице, девушки в турбюро, даже продавец в магазине – все имели напряженный, растерянный вид, мрачно присматривались ко всем незнакомцам и… ничего не предпринимали. Неуверенность и, как следствие, утрата привычной жизнерадостности – вот то настроение, которое преобладало в итальянском обществе как реакция на чрезвычайные обстоятельства. Привычный мир рухнул, новые роли и образы были непонятны, и уж во всяком случае невеселы, это была уже не игра, а суровая действительность. Правда, к весне кризис в настроении был преодолен, и жизнь более или менее вошла в привычную колею. По крайней мере, внешне.

La bella figura

Важной составляющей итальянской натуры является стремление сохранить «bella figura» (дословно – «прекрасный вид»), то есть производить хорошее впечатление. Ближайшим по значению русским эквивалентом этого понятия будет выражение «держать фасон», хотя оно и не передает всю гамму оттенков итальянского выражения. Это особый кодекс норм и принципов внешнего поведения, крайне важный для народа, жизнь которого протекает постоянно на публике. Прежде всего, он включает в себя манеру одеваться. Одежда должна быть красивой во всех жизненных ситуациях. Никогда итальянка не позволит себе выйти на улицу, даже если речь идет о походе в соседний магазинчик за хлебом, небрежно одетой, в спортивном костюме или старом домашнем платье. Главное – выглядеть так, как положено.

Страсть итальянцев к стильной и богатой (или выглядящей богато) одежде давно стала поводом для шуток. Норковые шубы, шикарные меховые манто никого не удивляют – ведь на улице декабрь! И неважно, что температура не опускается ниже +12 градусов, все равно это зима. Сегодня, когда весь западный мир охвачен борьбой с натуральным мехом, когда лисий воротник на пальто в большинстве стран вызовет косые взгляды, а в некоторых случаях и агрессивные действия, итальянки уверенно щеголяют в меховой одежде и считают это хорошим тоном. Ну и что, что в этом нет необходимости с точки зрения погоды и климата, зато это красиво и богато.

Италия – единственная, пожалуй, страна в Европе, где женщины предпочитают брюкам юбки. Да, брюки практичнее, зато с юбками гораздо эффектнее смотрятся дорогие чулки и элегантные туфли. Спортивный же костюм – это исключительно для занятий спортом, причем непременно самый модный и разный для каждого вида спорта. Один из наблюдателей итальянской жизни насмешливо отмечал, что в Италии настоящий лыжный бум произошел тогда, когда в продаже появились красивые современные обтягивающие лыжные костюмы из особого блестящего материала.

Дурным тоном в Италии считается ходить по улице с пластиковым магазинным пакетом (плохая новость для наших соотечественников, у которых это является национальной страстью). Сумка, даже для покупок, должна быть элегантной и сочетаться с одеждой. На крайний случай сойдут бумажные пакеты, которые, как правило, дают с покупками в дорогих магазинах.

Как и на сцене, где костюм является неотъемлемой внешней составляющей образа (вспомним, что в традиционной итальянской комедии каждой маске соответствовал определенный наряд, по которому ее сразу узнавали зрители), так и в жизни то, что ты носишь, в значительной степени определяет твое положение и место в обществе. Костюм, одежда, внешний облик очень важны для итальянской действительности.

Неожиданные примеры дает история. Возьмем монашеские ордена, те из них, которые появились или широко распространились в Италии. Внутренние различия, если и существовали, давно стерлись, зато четко определены внешние, выходящие на первый план.

Монашеские ордена, религиозные организации в католицизме, стали возникать давно (считается, что первый возник еще в IV веке) и достаточно многочисленны. Православной культуре, крайне единообразной, в которой любое отклонение от традиционного канона непременно считалось ересью, трудно представить себе такое многообразие. Наше духовенство, как известно, «белое» или «черное», контрастно и четко отличается друг от друга. В католицизме существует множество оттенков, недоступных пониманию непосвященного. И у всех – свое обличье. Августинцы – белый шерстяной подрясник, черная ряса с длинными широкими рукавами, капюшон и кожаный пояс; бенедиктинцы – черная одежда; доминиканцы – белая ряса с белым капюшоном, на улице надевают сверху черную мантию с черным капюшоном; иоанниты или мальтийские рыцари – черный плащ с белым полотняным крестом с левой стороны; цистерцианцы носят в монастыре белое одеяние с черным наплечником, черный капюшон и черный шерстяной пояс; на улице ходят в сером одеянии, их даже называли «серыми братьями».

Особая история связана с одеждой капуцинов. Капуцины первоначально представляли собой ветвь францисканцев, отличаясь от них тем, что носили остроконечные капюшоны, отсюда и название, так как «cappuccio» переводится с итальянского как «капюшон». Остальное одеяние их выглядит следующим образом – бурого цвета ряса, веревочный пояс со свисающей длинной веревкой, сандалии на босу ногу. Считается, что именно одежда этих монахов дала название знаменитому на весь мир итальянскому кофейному напитку капучино, который цветом напоминал одеяние монахов, а белой остроконечной сливочной пеной наводил на мысль об остроконечном капюшоне. Некоторые, правда, считают, что внешний облик не главное, просто сам напиток был придуман монахами-капуцинами, но этимологический словарь этого не подтверждает.

Без внешнего, костюмированного отличия все эти разнообразные религиозные ордена трудно было бы отличить друг от друга, а так все очень определенно, конкретно, и, если у тебя хорошая память, ты всегда поймешь, кто именно перед тобой.

То же самое относится и ко многим другим важнейшим сферам жизни. Например, полицейские. У нас, в России, главное – поменять название: ДПС, ГАИ, ГИБДД и пр. и пр., – и попытаться распределить обязанности в соответствии с названием. В Италии же важна не столько функция, сколько форма: государственная полиция носит синюю форму и ездит на синих же машинах; цвета карабинеров (имеющих статус армейских формирований) – темно-синий и черный, на брюках красные лампасы; финансовая полиция одевается в серую форму, но лампасы имеет желтые; муниципальная дорожная зимой ходит в сине-белой форме, летом – в белой.

Карабинеры – это вообще особая тема итальянской жизни, важная составляющая этого мира. Как люди, облеченные определенной властью, они величественны и прекрасны. Особенно это заметно в небольших городках. Карабинер в нарядной форме, стоящий посреди центральной улицы, всегда собирает вокруг себя толпу местных жителей. Он всех знает, все помнит, кому-то выговаривает, дает дружеские наставления, советует, отечески журит. Так и представляешь его назидательную речь: «Марио, ты опять закупил нелегальный товар, я много раз говорил тебе – не жадничай, не зарывайся. Смотри, последний раз предупреждаю» (и так каждый вечер).

Два-три полицейских – это всегда энергичное и оживленное общение между собой. Какие-то очень важные и интересные проблемы, кажется, занимают эту живописную группу настолько, что простой человек постесняется подойти к ним со своими вопросами и проблемами. Тем более что это, как правило, и бесполезно. Итальянские карабинеры, кажется, сознательно не помнят ни одной улицы в своем городе (зачем, они и так знают, кто где живет).

Группа полицейских, выскакивающая из специальной машины с мигалками и торопливо куда-то спешащая, всегда бежит в ближайший бар. Наивный турист даже может поначалу испугаться, вдруг что-то случилось, почему такая спешка, но совершенно напрасно. В баре – а это основное место несения службы – полицейские сразу успокаиваются над чашкой кофе и начинают энергично и весело общаться.

То, как ты выглядишь в глазах других, – очень важно для итальянца. Известный рассказ Томаса Манна «Марио и фокусник», уже упоминавшийся выше, посвящен, как кажется, совершенно иной теме. Герои его – немецкая семья – приезжают в Италию и всем недовольны. Чтобы развлечься, они идут на представление, которое устраивает фокусник, и оказываются в гуще местной жизни. Фокусник Чиполла гипнозом заставляет то одного, то другого зрителя раскрыть нечто самое сокровенное, то, что обычно спрятано от окружающих. Среди них и официант Марио, который, будучи загипнотизирован фокусником, принимает его за свою любимую девушку и публично целует. Очнувшись, он убивает фокусника из пистолета. Произошло самое страшное, что могло случиться для итальянского юноши, – он потерял лицо, уронил свое достоинство на глазах у многих людей. Смыть такой позор может только кровь.

В театре очень важно распределение ролей и создание образа. Ты – официант, ты – полицейский, ты – продавец в магазине и т. д. Причем каждый старается играть некое идеальное воплощение. Официант открывает бутылки и подает хлеб с таким артистизмом, что ты чувствуешь: именно так должен выглядеть настоящий официант. Продавец в магазине никогда не уронит своего достоинства, даже если пострадают его коммерческие интересы. Если он не будет идеальным продавцом, кто придет к нему в следующий раз? В южных приморских городах даже служители гостиниц имеют вид и выправку моряков и флибустьеров. Те же, кому посчастливилось носить морскую форму, выглядят сошедшими с экранов персонажами фильмов о морских героях и пиратах.

Каждый должен соответствовать своей роли и стараться не выходить за ее рамки. В музее служитель обязательно сделает замечание, и очень строгое, если ты незаконно фотографируешь, все же остальные работники музея будут делать вид, что ничего не видят, даже если ты трогаешь экспонаты, – это не их обязанность, у каждого свое.

Каждый должен делать предписываемое ему ролью дело. Забавный эпизод в итальянском ресторане – прекрасная иллюстрация этого положения. Время и место действия: теплый майский вечер, столики под ослепительно белыми скатертями, цветы, приятная музыка, обстановка ресторана в приличной гостинице. Действующие лица: важный старший официант, артистично скользящий между столиками, молодой официант, помощник старшего, жадно следящий за всеми движениями начальника, русские и французские туристы за столиками. Вдруг, как и положено в спектакле, случается неожиданность – по пустому столику, по белоснежной скатерти, ползет жирный черный таракан (что ж, и такое случается).

Французские и русские столики начинают шуметь, переглядываться, показывать пальцем и жестами звать проходящего мимо помощника официанта. В растерянности посмотрев на таракана, вместо того чтобы естественным образом прихлопнуть чудовище, он убегает и через некоторое время приводит старшего официанта. Тот важно рассматривает усатого противника, что-то тихо шепчет, не меняясь в лице, своему подчиненному, после чего удаляется. Младший официант убегает. Тем временем уставшие разбираться в психологических особенностях итальянского характера туристы стряхивают таракана и убивают его. Возвращается молодой официант, за которым следует уборщица с веником и совком, вызванная на борьбу с нарушителем порядка. Он испуганно смотрит по сторонам, пока ему не указывают на маленький черный трупик под столом. Уборщица подметает. Все уходят. Порядок соблюден, действие, которое должно было занять одну секунду, растягивается надолго и превращается в целое представление, в котором каждому отведена своя роль. И только глупые иностранцы, как всегда, нарушают все правила и порядки.

В этих условиях очень важное значение приобретает иерархия – каждый на своем месте и ему соответствует. Итальянцы любят начальников. Не из подобострастия, а просто из уважения к месту. С иностранцами и здесь иногда случаются курьезы. Забавно выглядел ужин в ресторане города Орвьето. Местное итальянское начальство принимало какую-то важную туристическую группу из Соединенных Штатов. В большом общем зале были накрыты столы для всей группы, и шло шумное, типично американское веселье. В отдельном небольшом зале сидели итальянцы и руководители американской группы. Последние были смущены до предела, никак не ощущая себя избранными, а скорее обслуживающим персоналом. Их функции явно заключались в том, чтобы сопровождать и развлекать солидных и богатых клиентов, которые, с их точки зрения, и были главными и важными. Для итальянцев же именно они были начальниками, так как возглавляли группу и в бумагах значились как старшие.

При этом в Италии нет непочетных должностей. Просто каждый играет свою, отведенную ему роль. Конечно, как и в театре, хочется играть роль позначительнее, но все знают, что прима одна, а массовки много, и ты не станешь примой, не пройдя через массовку.

Наверно, именно в театральной натуре итальянцев таится причина их особой любви к метаморфозам и преображениям. Ведь если есть маска и роль, значит, сменив ее, станешь совершенно иным человеком и личностью. Возможно, именно это столь привлекало к такого рода сюжетам. Еще древний Рим проявил особый интерес к этой теме. Овидий собрал вместе все мифологические истории (их около 250), в которых происходят преображения, и назвал свое собрание «Метаморфозы». Люди в них во что только не превращаются – в животных, растения, созвездия и камни.

Полтора столетия спустя другой римский писатель, Апулей, написал роман «Метаморфозы», или «Золотой осел», в котором главный герой превращается в осла и в таком обличье участвует в разного рода приключениях, в том числе и эротических (не случайно ведь юный Пушкин «читал охотно Апулея, а Цицерона не читал»).

Кстати, это литературное произведение содержит прекрасную народную легенду об Амуре и Психее (так же как наш фольклорный «Аленький цветочек» записан писателем Аксаковым). Оба произведения, безусловно, имеют общую основу и несомненное сходство. Интересно различие, интерпретация сюжетов, отразившие национальные особенности двух народов. В первом случае главная проблема Психеи – ее красота и доверчивость, враги – богиня Венера и завистливые сестры, спасение приходит от высшего божества Зевса, которого уговаривает влюбленный Амур. По воле богов ее отправляют в загадочный дворец, где живет невидимый дух, который немедленно вступает с ней в интимную связь. Когда, подзуживаемая сестрами, она освещает его лицо во время сна, он оказывается самым красивым юношей на свете – Амуром. Основа любви здесь – красота, спасение героев – в руках богов.

В русском варианте героиня сама напрашивается на неприятности, мечтая о таинственном аленьком цветочке. Хозяин дворца (трудно представить себе, чтобы они, как в случае с Психеей и Амуром, оказались в одной постели в первую же ночь) действует уговорами и разговорами, напирает на жалость, завоевывает чувства девушки умом и порядочностью. Только сестры оказываются межнациональными – завистливыми и злыми. Герой при свете дня оказывается настоящим чудовищем, и именно его любит нежное сердце героини. Основа любви здесь – судьба, суженость, вечный принцип русской женщины «хоть плохонький, но свой», спасение же героев – в преданности и стойкости.

Итальянский фольклор содержит небывалое количество сюжетов, посвященных преображениям и превращениям. Конечно, и в русских сказках есть свои царевны-лягушки и Финисты – ясные соколы, на то они и сказки, чтобы происходили чудеса, – но в итальянских их несравнимо больше, чем в каких-либо других. Практически в каждой все выглядит не тем, что есть на самом деле: апельсины оказываются прекрасными девушками, грязный поросенок – принцем, мальчик – рыбой.

Особняком стоят сюжеты про переодевания, когда персонаж становится тем, во что он одет. В известной сказке о генерале Фанта-Гиро в трудную для страны минуту младшая дочь короля, у которого не было сыновей, идет на войну. Ее старшие сестры не смогли переломить свою женскую натуру и не смогли воевать. Фанта-Гиро решает стать настоящим генералом. Для этого она, прежде всего, одевается соответствующим образом: «Она надела доспехи, подобрала длинные косы под шлем, опоясалась мечом да еще прибавила два пистолета. Генерал получился хоть куда». Одежда и звание диктовали и поведение. Ее противник-король, чутьем понимая, что перед ним девушка, никак не мог ее подловить. И оружие ее привело в восхищение, и ветку жасмина она по-мужски засунула за ухо, и ломоть хлеба по-солдатски маханула на весу. Переодевшись, она настолько вошла в роль, что узнать в ней девушку было невозможно, она ощущала себя генералом и вела себя как генерал. Только вернувшись в женское платье, женской ревностью и слезами разоблачила она себя.

Идея смены ролей и масок волновала жителей Италии издревле. В древнем Риме существовал обычай в зимний праздник Сатурналии устраивать особые игры. Рабы и их хозяева ненадолго менялись местами, рабы возлежали на ложах, а хозяева им прислуживали. Каждый получал возможность почувствовать себя кем-то другим, попробовать чужую роль. То же самое – любимые итальянцами, уже упомянутые выше карнавалы. Что это еще, как не возможность на краткий срок поменять свое обличье, стать кем-то иным. Известно, что человек в маске чувствует себя более раскованным, свободным, он говорит и делает то, на что, может быть, и не решился бы, не будь на нем маски.

Театральность итальянцев не стоит понимать упрощенно. Это не поза и фальшь, а гораздо глубже. Это – часть жизни, это – сама жизнь. Никто так не преображается от присутствия публики, не возбуждается от внимания и общения, как итальянец. В толпе, среди людей, он совершенно иной. В нем все преувеличенно, страстно и одновременно естественно. Может быть, в этой непрекращающейся игре и скрыто то особое, неповторимое очарование Италии, которому легко поддаешься, находясь на ее земле, и которое не можешь потом, вернувшись домой, выразить словами и передать другим.

Первый среди равных

Стремление выглядеть «на высоте» относится не только к одежде, но и к манере держаться на публике. Крайне важно показать окружающим свою уверенность, решительность, отсутствие слабости и сомнений. Столь любимая русскими рефлексия неприемлема для итальянцев. Все должны видеть, что ты – хозяин своей жизни, даже если на самом деле ты весь состоишь из комплексов. С этим связаны и многие особенности поведения итальянцев, на первый взгляд кажущиеся проявлением невоспитанности. Автомобилист, объехавший хвост пробки и ставший первым на светофоре, вызовет, конечно, естественное раздражение, но и уважение тоже. Один из путеводителей по Италии не без юмора советует читателям, которые хотят вести себя, как настоящие итальянцы, и не ударить лицом в грязь, избегать следующего поведения: показывать свое незнание по какому-либо вопросу; ходить в магазин в тренировочных штанах и футболке с надписями; уступать дорогу пешеходам на узкой улице; заговаривать с незнакомцами; позволять обогнать себя во время езды на машине; выказывать гнев; общаться на равных с обслуживающим персоналом. А самое главное, надо относиться ко всему этому совершенно серьезно.

Для итальянца очень важно быть на высоте, хорошо смотреться в своей роли. Такие вещи, как хитрость, ловкость и даже обман, считаются здесь вполне достойными качествами, если они позволяют вам выглядеть достойно. Здесь уважают богатых людей – богатство означает, что им удалось перехитрить остальных, не так важно, честным ли путем.

Великий сын Флоренции Никколо Макиавелли в начале XVI века составил жизнеописание Каструччо Кастракани из Лукки, жившего за два столетия до этого. Каструччо предстает подлинно национальным героем. Не имеет значения, что врагов своих он часто побеждал ложью и обманом. Автор не скрывает этого. Его герой с друзьями «был ласков, с врагами – беспощаден, с подданными – справедлив, с чужими – вероломен. И если мог одержать победу хитростью, никогда не старался одержать ее силою, говоря, что славу дает победа, а не способ, каким она далась».

При этом он любил пошутить сам и был снисходителен к шуткам других. Макиавелли приводит множество острот итальянского героя. Так, «однажды ночью, когда он, будучи у одного из своих дворян на пирушке, где присутствовало много женщин, танцевал и дурачился больше, чем подобало его положению, кто-то из друзей стал его упрекать за это. “Кого днем считают мудрым, не будут считать глупым ночью” – сказал Каструччо». Его идеалом была сила: «Никто не бросался в опасность с большей смелостью, чем он, и никто не выходил из опасности с большей осмотрительностью. Он часто говорил, что люди должны отваживаться на все и ни перед чем не падать духом, что бог любит храбрых, ибо нетрудно видеть, что он слабых наказывает руками сильных». Таков итальянский герой эпохи Возрождения.

Другая эпоха, другая история. В конце 2003 года в Италии разразился скандал вокруг молочной компании «Пармалат». Глава этой семейной фирмы был обвинен в подлоге, обмане, воровстве, словом, во всех смертных грехах. Он их особенно и не отрицал. Хозяин фирмы был известен как человек очень религиозный, хороший семьянин, благотворитель и меценат.

Интересна первая реакция итальянцев на его арест и скандал – сожаление. Уважаемый, солидный человек – и попался. Понятно, что такие большие деньги честным путем не заработаешь, ну и что. Все отзывались с грустью и уважением. Футболист команды «Парма» грустно отметил, что им теперь совсем плохо, и пошутил с русскими журналистами: «Хотим предложить Абрамовичу купить нашу команду». В Италии уважают людей, которые разбогатели и смогли сохранить и приумножить свое состояние. Неудачники здесь не в чести. Так и отношение к владельцам «Пармалата» стало резко меняться по мере того, как стало очевидным, что они неудачники и проиграли битву.

Неудивительно, что Италия имеет стойкую репутацию страны, населенной жуликами и пройдохами. Именно обмана ожидают туристы от ее жителей в первую очередь. Да оно и не грех, обмануть этих раззяв туристов – честь невелика, а все-таки приятно. Надуть вас действительно могут в любом месте, где только почувствуют слабинку – вы неуверенный и робкий иностранец, который точно не знает, как себя вести и держаться. Русскую семью, остановившуюся для срочного ремонта машины, в авторемонте не только немедленно надули по полной программе, во много раз заломив цену, но и, воспользовавшись растерянностью туристов, всучили массу дорогих и совершенно ненужных предметов, как, например, дворники (машина-то была арендованная!). Впрочем, может быть, здесь уже в первую очередь ведущую роль играют особенности русского национального характера – все-то нам неудобно, людей обидеть отказом не хочется.

Чаще всего обижаются туристы на рестораны и гостиницы, места, где они неизбежно проводят основную часть времени. Здесь принцип один – надо быть хозяином ситуации, чувствовать (или показывать) свою уверенность. Если только итальянец увидит вашу слабость и неуверенность, он непременно ею воспользуется и вас обманет. Вот почему англичане пользуются здесь таким почетом, у них вера в себя врожденная, а чувство хозяина – органичная часть натуры.

Не доверяют себе и сами итальянцы. Поэтому они принимают активные меры, чтобы контролировать самих себя. Одна из самых больших проблем в стране – уклонение от уплаты налогов. Этим здесь увлекаются практически все – от оперных звезд до торговцев рыбой. Идет постоянная игра: власти устрожают законы, народ придумывает новые способы их обойти, в ответ власти еще больше закручивают гайки, и так до бесконечности.

Отсюда и такое количество правил, порой удивляющих и обижающих туристов в том случае, если они не понимают, что эти меры выражают недоверие не к ним, а к местным предпринимателям. Так, при выходе из бара или ресторана необходимо иметь при себе счет, его может проверить специальная полиция – финансовая. Ее в Италии можно увидеть повсеместно, в любых самых удаленных местах. Даже на уютном озере Комо плавают специальные катерки с гордой надписью «Guardia di finanza». Контроль ведется серьезный, однако, судя по сводкам в газетах, собрать удается все равно меньше половины налогов.

В гостинице вы не только обязательно заполняете бумажки на всех поселяющихся, но и оставляете свои паспорта (во многих европейских странах даже не удосужатся ими поинтересоваться, а просто спросят имя, чтобы записать в специальную тетрадь, как, например, в Англии, а в частном секторе и этого не сделают, а сразу выдадут ключи).

В больших магазинах овощи и фрукты, которые вы сами набираете из лотков, вам, как правило, взвешивает, старательно завязывая пакетик, специальный продавец (в Скандинавии, например, просто стоят электронные весы, и вы сами лепите этикетку). На юге Италии в придорожном ресторане самообслуживания стоит человек, который подает вам все блюда по вашей просьбе, так что сами себя вы обслуживаете только от кассы до столика. Видимо, если все это пустить на самотек, то навзвешивают и насамообслуживают себя местные жители на славу.

Может быть, именно это недоверие к самим себе породило печально знаменитую итальянскую бюрократию. Хотя, конечно, и римское наследие в данном случае тяготеет, и необходимость создания удобных и непыльных рабочих мест. К тому же, если бы не было сложностей, то не было бы и возможности преодолевать их при помощи личных связей. Порой кажется, что требования итальянских чиновников нереальны и выдвигаются в шутку. Но они сами относятся к этому вопросу вполне серьезно.

Бюрократических проблем, как правило, две главных. Во-первых, огромное количество бумаг, которые надо представить, заверенных разными печатями и подписями, зарегистрированных в самых невероятных местах, да еще очень быстро, чтобы не истек срок действия. Иначе все надо начинать сначала. Во-вторых, крайне ограниченные часы приема населения. Иногда два часа в день, иногда раз в неделю – считается, что этого вполне достаточно. Даже если собирающиеся очереди говорят об обратном.

Одно из самых популярных среди иностранцев столкновений с итальянской бюрократией – это получение вида на жительство. Один преподаватель, работающий в российском университете, получил приглашение почитать лекции в университете итальянском. Он дал согласие в апреле и к сентябрю стал собирать вещи, наивно полагая, что начало учебного года близко. Приглашения, правда, не было, но он считал, что вопрос официальный и ясный и проблем не будет. В сентябре, однако, ничего не произошло. «Ваше приглашение у ректора университета», – сообщили из Италии, в октябре оно было в Министерстве образования, в ноябре – в Министерстве труда. В конце концов оно пришло, но теперь посольство начало свою проверку. К началу декабря преподаватель, который сидел без работы, так как оформил отпуск, сообщил в посольство, что он решил отказаться от поездки. Через два дня виза была готова.

Но самые большие испытания ждали его в Италии. Чтобы спокойно жить и работать в стране, надо было получить вид на жительство. Бумаги были собраны и отданы в Квестуру – местный орган государственной власти, что-то вроде нашего паспортного стола или бывшего ОВИРА. После этого началось «хождение по мукам». С завидной регулярностью преподаватель рано утром (надо было не позже 7 утра быть у дверей, иначе можно не успеть пройти в этот день) приезжал в Квестуру, занимал очередь, покорно смотрел, как чиновники ходят пить кофе, дружески общаются, снова пьют кофе, чтобы в конце концов получить ответ: «Ваши бумаги еще не готовы». Учебный год завершился, преподаватель уехал домой и думать забыл о пережитых трудностях. Следующей зимой он оказался в Италии совершенно по другим делам. И решил вновь навестить Квестуру, просто из любопытства и немножко из принципа. Неожиданно ему был выдан его вид на жительство. Правда, срок его действия истек за несколько дней до этого счастливого события.

Принимая во внимание все эти качества: стремление обойти соседа, ловкачество, желание продемонстрировать уверенность в своих силах, гипертрофированное чувство собственного достоинства, – становится очевидным, что в Италии не признают такого понятия, как очередь. Если в Англии пролезть куда-нибудь без очереди равносильно самому страшному преступлению перед обществом, то в Италии это показатель решительности и твердости характера. Вместо того чтобы чинно построиться друг за другом и продвигаться в порядке общей очереди, итальянцы будут шуметь, толкаться, пробиваться вперед, получая удовольствие в случае, если удается обойти кого-нибудь. В больших магазинах и крупных офисах с этим пытаются бороться и вводят бумажные номерки, указывающие твой номер по порядку.

Стремление перехитрить соседа, оказаться умнее него породило национальную страсть к разного рода розыгрышам. Желание хорошо смотреться в глазах окружающих отнюдь не означает, что итальянцы похожи на надутых индюков без чувства юмора. Нет, но им очень нужно, чтобы окружающие выглядели дураками.

Итальянские новеллы эпохи Возрождения полны сюжетов, удивляющих неитальянских читателей своим постоянством и настойчивостью. В центре их находятся шутки, построенные на обмане. Причем с неитальянской точки зрения многие из них чрезмерны, граничат с буффонадой и даже жестокостью. Такое впечатление, что герои «заигрываются» до такой степени, что им самим непонятно, как достойно выйти из этой ситуации, так что приходится продолжать игру, пока она сама как-то не завершится. Вот два образчика такого рода шуток над своими ближними.

Одна из них, если верить анонимному автору, была придумана великим итальянским архитектором и инженером Филиппо Брунеллески, создателем знаменитого гигантского купола Флорентийского собора. В компании с другими известными мастерами начала XV века он решил подшутить над своим приятелем Грассо, который был инкрустатором и резчиком по дереву. Идея была простая – внушить Грассо, что он – это не он, а другой человек по имени Маттео. Шутники подговорили полгорода и в результате убедили несчастного резчика, поверившего в то, что его душа переселилась в чужое тело. Он стал жить жизнью другого человека – перешел в его дом, попал за его долги в тюрьму и т. д. Так продолжалось до тех пор, пока триумф шутников не достиг апогея. Веселью их не было предела. Читателю же становится грустновато.

Еще интереснее и решительнее поступил знаменитый Лоренцо Медичи, правитель Флоренции, со своим лекарем Маненте. Лекарь слегка надоел герцогу тем, что приходил регулярно и без приглашения к нему на обед. Было решено его проучить. Однажды, когда Маненте сильно напился в харчевне, слуги Медичи схватили и заперли его в потаенном месте. Здесь его держали взаперти много дней и ночей, давая ему обильную еду и питье, но не выпуская из комнаты. Тем временем в городе приспешники герцога инсценировали, ни больше ни меньше, смерть лекаря якобы от чумы и даже с почетом «похоронили» его. Прошло длительное время, о Маненте все успели подзабыть, а его жена вышла замуж за другого и даже успела забеременеть. И тут лекаря отпустили, он вернулся во Флоренцию, где его не узнали не только друзья, но и жена, принявшая его за дух. Много веселых минут Лоренцо Медичи, видимо, доставил злосчастный лекарь, пытавшийся вернуть себе дом, состояние и жену.

Вот такими шутками развлекались итальянцы и, если судить по переизданиям новелл, они пользовались большой популярностью.

В Италии появлялись и подлинные мастера своего дела. Один из самых известных и, видимо, успешных мошенников и шарлатанов Джузеппе Бальзамо (1743–1795), или граф Калиостро, родился в Палермо. Ловкачество, стремление перехитрить других, обман, блеф и шарлатанство стали делом его жизни и были доведены им до совершенства. Об этом свидетельствует хотя бы тот факт, что по сей день его личность и его мистификации остаются тайной для исследователей. Их не смогли раскрыть ни французская полиция, ни римская церковь, ни любопытствующий Гете, проводивший «частное расследование» во время своего пребывания на Сицилии, ни толпы писателей и ученых, пытавшихся разгадать загадку, которую сей ловкий итальянец загадал несколько столетий назад.

Калиостро смог запутать всех, так что споры о том, кто он – ловкий проходимец или маг, которому были ведомы тайны мира, не смолкают по сей день. Даже Александр Дюма-отец, понавесивший ярлыки, причем далеко не всегда достоверные, на добрую половину исторических персонажей, во всяком случае, связанных с французской историей, не смог справиться с чародеем – романы, в которых последний принимает участие, получились вялыми и мало знакомы публике.

Калиостро явно сделал ставку на то, чем сильна была его нация, – умение хитрить, ловчить и играть роль. Он провел свою юность на Сицилии, потихоньку мошенничая, а потом исчез, и в его биографии так и остается незаполненной некая временная лакуна. В 1777 году он появился в Лондоне уже сложившимся «чародеем». Определился его внешний облик – «маска», которую он носил до конца жизни, и костюм. Он держался величественно, значительно и напыщенно, всем своим видом давая понять, что ему ведомы какие-то тайны бытия. Носил множество ярких драгоценных камней, прежде всего бриллианты огромной величины, намекая на свое несметное богатство. Появлялся в длинном шелковом наряде из лилового бархата, на котором были видны красные иероглифы, на голове носил экзотический тюрбан. Говорил он на трех-четырех языках, причем на всех с акцентом. Сам он утверждал, что родился много столетий назад и обладает секретом вечной жизни, а его родной язык относится к числу мертвых языков.

С Калиостро была теперь и спутница, помощник во всех его делах, красавица Лоренца. В таком тонком деле, как волшебство, без красивой женщины никак не управиться. Злые языки поговаривали, что он нередко давал свою жену «в долг» богатым покровителям, но, как бы там ни было, конечно, красавица Лоренца не раз смягчала ситуации своим вмешательством и нередко отвлекала внимание чересчур критически настроенных клиентов.

Его «репертуар» был разнообразен: тут и алхимия, и гадания, и заговоры, и вызывание духов, и предсказание судьбы. Калиостро хорошо приспосабливался к местным условиям – практичным англичанам он «изготавливал» бриллианты и подсказывал выигрышные номера лотереи, сентиментальным русским вызывал духов, предсказывал будущее и исцелял. Многие считают, что Калиостро был отличным гипнотизером и фокусником, но это те, кто не верит в то, что он действительно творил чудеса. Одним из его ловких приемов, и очень психологически тонких, было то, что он никогда не брал плату за свои чудеса и лечение. Подарки, которые ему добровольно дарили, оказывались в конце концов гораздо ценнее, чем обычное вознаграждение. А слава бессребреника укрепляла его магическую репутацию.

Вот с какими красивыми, поистине театральными речами, обращался Калиостро к публике: «Как Южный ветер (на Юге Италии «кальостро» назывется жаркий ветер, который долетает из Африки. – А. П.), как ослепительный свет полдня, я пришел к вам на холодный и туманный Север, повсюду на своем пути оставляя частицу самого себя, растрачивая себя, убывая с каждым шагом, но оставляя вам немного света, немного тепла, немного силы; так буду я идти, покуда не приду к концу своего поприща, в час, когда роза расцветет на кресте». Дамы приходили в восторг от подобных речей.

Два ярких эпизода из жизни Калиостро находятся в центре внимания публики, до сих пор с интересом следящей за игрой этого блестящего актера. В 1779 году он посетил Петербург. Калиостро возлагал большие надежды на русскую столицу. Все в Европе знали, что русские чувствительны, невежественны, богаты, любят иностранцев и чудеса. Это вселяло надежду на хороший куш. К тому же граф Феникс – такое имя Калиостро принял в России, видимо, для пущей романтики, – надеялся на то, что русская императрица Екатерина II окажет ему особое покровительство.

Все получилось не совсем так, как ожидал авантюрист. Конечно, русское общество с интересом и неподдельным вниманием следило за выступлениями иностранца (в конце концов, в то время в России было так мало театров!). Алексей Толстой, при написании своего романа о графе Калиостро внимательно изучивший все байки и анекдоты, распространенные в России об итальянском чародее, суммировал так итог его пребывания: «Много у нас в Петербурге наделал шуму известный Калиостро. У княгини Волконской вылечил больной жемчуг; у генерала Бибикова увеличил рубин в перстне на одиннадцать каратов и, кроме того, изничтожил внутри его пузырек воздуха; Костичу, игроку, показал в пуншевой чаше знаменитую талию, и Костич на другой же день выиграл свыше ста тысяч; камер-фрейлине Головиной вывел из медальона тень ее покойного мужа, и он с ней говорил и брал ее за руку, после чего бедная старушка совсем с ума стронулась…»

Скандальная история произошла с одним знатным русским семейством, доверившим графу своего безнадежно больного грудного ребенка. Калиостро обязался исцелить его при одном условии – ребенок будет находиться у него дома в течение месяца, а родителям все это время нельзя его видеть. Безутешные родители на все согласились. В назначенный же срок они получили ребенка живым и здоровым. Счастливые, они уехали домой. А вскоре по городу поползли страшные слухи о подмене. Что-де Калиостро, пытаясь переродить малыша, сжег его, а нового купил у крестьянки и отдал родителям. Калиостро ничего этого не отрицал, но, как это обычно с ним и бывало, достоверно ничего об этой истории так и не стало известно.

У многих чародей вызывал сомнения. Больше доверия вызывали свои, доморощенные кудесники, как, например, популярный в то же время в Петербурге некий Ерофеич, целивший всех своим эликсиром. А тут так, чужеземец какой-то разряженный. Плохо у Калиостро получалось с русским характером, не знал он тайн русской души, а приемы, нравившиеся в Лондоне и Париже, оказывались здесь вредными и лишними. Екатерина же вообще не пожелала его видеть и иначе как «шарлатаном» в своих письмах не называла, а потом и вовсе велела ему убираться из России подобру-поздорову. Вместе со своей женой, к которой так нежно привязался князь Потемкин. Екатерина даже написала несколько пьес, в которых граф Калиостро предстает как мошенник, жулик и негодный шарлатан.

Напоследок Калиостро все-таки сумел поразить русское воображение. По полицейским отчетам, он выехал одновременно с четырех разных застав, что долгое время не давало покоя лучшим умам отечества.

Еще более скандальная история произошла с Калиостро в Париже. Он оказался замешанным в так называемой истории с «ожерельем королевы». Еще Людовик XV заказал крупной ювелирной фирме роскошное бриллиантовое ожерелье, чтобы подарить своей возлюбленной. Пока оно изготовлялось, король умер. Новый король, Людовик XVI, не пожелал тратить деньги на то, чтобы выкупить такую дорогую и ненужную, с его точки зрения, вещь, а Мария-Антуанетта посчитала украшение слишком вульгарным. Прошло много лет, ожерелье так и не было продано, и к ювелирам явился кардинал герцог Роган с запиской от королевы, желавшей якобы купить его тайно от своего мужа короля. Ожерелье было передано, но деньги так и не поступили. А когда ювелиры обратились к королеве, она выразила полное недоумение по этому вопросу.

Оказалось, что ожерелье забрала некая дама, а ее муж уже увез часть бриллиантов в Лондон на продажу. Дама оказалась большой подругой Калиостро, так же как и герцог Роган. В результате все, кроме королевы, оказались за решеткой. Правду выяснить так и не удалось. Все валили друг на друга, причем очень искренне. Кто так запутал всю эту историю, что и по сей день ее невозможно распутать, остается только догадываться. Калиостро и кардинала в конце концов оправдали, даму отправили в тюрьму, откуда она через некоторое время благополучно сбежала, а бедная Мария-Антуанетта запятнала свою репутацию в глазах французского народа, вскоре вынесшего ей свой жестокий приговор. Калиостро же потянуло на родину, где он был вскоре схвачен и вновь посажен в тюрьму.

Подлинный итальянец, Калиостро, и в этом была его сила, не просто играл, чтобы обогатиться, – он жил игрой, стал частью придуманного им образа, в конце концов сам поверил во все те чудеса, которые он о себе рассказывал. Поэтому его было так трудно поймать на обмане. Кстати, это так никому и не удалось. Все «разоблачения» Калиостро проходят в истории со знаком вопроса: вроде и обманул, но точно не известно. Доказано ничего толком не было, а вот оправдан он был несколько раз. И в крепость Сан-Лео, в которой он завершил свои дни, он попал по обвинению в ереси, пособничестве дьяволу и чернокнижии, что крайне трудно доказать в любом случае. Авантюрист, удачливый мошенник, отличный актер, ловкий фокусник или маг и волшебник – может быть, к концу жизни он и сам точно не знал, кто он такой. Во всяком случае, его грандиозная «шутка» удалась: человечество до сих пор пытается разгадать его тайну и по-прежнему остается в дураках.

В современную эпоху наглядный пример итальянских шуток и розыгрышей дают художественные фильмы. Особенно выделяются фильмы с участием Адриано Челентано. Вспомним популярный у нас в стране старый фильм «Блеф». Он и построен весь на том, кто кого перехитрит. Обман нагромождается на мошенничество и жульничество, в какой-то момент зритель перестает понимать, что он смотрит – фильм или цирковое представление с трюками. Герои «заигрываются» до такой степени, что остается только превратить все это в совершенно нелепую буффонаду, иначе разрешить ситуацию уже невозможно. Не случайно фильмы с Челентано пользовались огромным успехом у самой широкой публики в Италии, но во всем остальном мире о них принято отзываться снисходительно – так, мура какая-то.

Да и вся карьера Челентано – певца и актера – строилась на постоянных розыгрышах. Он вызывающе одевался, ходил развязной походкой, давал сумасшедшие интервью журналистам. С ним всегда что-то якобы происходило.

То он срывает выборы, то устраивает пробку в центре Рима, танцуя вальс в белом костюме на центральной площади, то попадает в скандальные ситуации, явно придуманные им же самим. На запуск очередного шоу на телевидении он вышел на сцену с загипсованной ногой и весь вечер выступал именно в таком виде. И это в 63 года! Так и осталось до конца неясным, то ли он правда сломал ногу, то ли решил подшутить над толпой, заставив всех поверить в то, чего нет, и выставив всех таким образом дураками. Как бы там ни было, а песни Челентано и сегодня звучат по всей Италии. Хотя публика и подустала от него за эти годы, но все-таки он настоящий итальянец и знает, как понравиться своим.

А. П. Чехов дал жизнь известному крылатому выражению «В человеке должно быть все прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли…». Итальянцы свято выполняют два первых условия вот уже много столетий, ревниво следя за тем, как они выглядят и, главное, как их воспринимают окружающие. Красота лица и одежды явно имеет первостепенное значение в их жизни, душа – понятие чисто русское, так что не считается, а что касается мыслей, то их, в принципе, можно и вообще не иметь, в том случае, если они не прекрасны, конечно. Жизнь и без этого совсем неплоха.

Радость жизни

Предметом всеобщей зависти окружающих является знаменитое умение итальянцев получать удовольствие от жизни. Радость жизни составляет важнейшую часть их бытия. Ни карьера, ни деньги сами по себе, ни труд, ни политика не столь важны, как получение удовольствия. Удовольствия могут быть разные – хорошее вино, вкусная еда, красивая женщина, общение с другом, уличный или семейный праздник. Именно эти вещи имеют первостепенное значение для итальянца, именно они составляют смысл и придают значение жизни. Гете отмечал, что итальянцы «… работают не только чтобы шить, но и чтобы наслаждаться жизнью, и даже в труде хотят радоваться ей».

Праздники, фестивали, карнавалы, уличные шествия сменяют друг друга с завидной регулярностью. Не имеет значения – старинная ли это традиция, уходящая корнями в глубокое прошлое и носящая ярко выраженный еще языческий характер, или новинка, введенная местным туристическим бюро для привлечения туристов, все развлечения быстро становятся частью общественной жизни и отмечаются с завидным энтузиазмом. Это заразительно, и те, кому удается приобщиться к тайне Италии, принять участие в ее вечном празднике, согласятся, пожалуй, все с тем же Гете, писавшим о ней, что это «рай, каждый здесь живет в своего рода хмельном самозабвении. Со мной происходит то же самое, я, кажется, стал совсем другим человеком. Вчера я подумал: либо ты всю жизнь был сумасшедшим, либо стал им нынче».

К удовольствиям, как и ко всему остальному, итальянцы относятся крайне серьезно и со всей страстью. Так, еда, одна из главных радостей итальянской жизни, это не просто принятие пищи, гастрономические изыски, обилие и разнообразие, это важнейшее, очень серьезное, очень важное действо, в котором значительно все – порядок, время, процесс, обстановка, настроение. Каждый прием пищи – это небольшое представление, причем место и цена в этом случае не имеют значения: и дорогой изысканный ресторан, и маленькая скромная пиццерия, и деревенская траттория – все играют по одним общим правилам. Единственное исключение – и, к сожалению, именно оно лучше всего знакомо путешествующим, – это заведения в местах скопления туристов. Можно оправдать итальянцев – не только жажда наживы движет ими: какой смысл тратить божественное искусство на жалких людей, которые могут потребовать макароны на гарнир к мясу, или съесть сыр на закуску, или в холодный день выпить траппы перед едой?

Суть итальянского счастья заключена в простоте и ритмичности жизни. Удовольствия должны быть самыми базовыми – еда, общение, красота, зрелища, а распорядок – постоянным и неизменным. Самые счастливые люди среди этой счастливой нации – это, наверное, пожилые мужчины, сидящие утром в баре в небольшом городке. Им уже никуда не надо спешить, ничто не собьет их радостного покоя. Каждое утро они приходят сюда, берут чашечку кофе, а иногда и чего-нибудь покрепче (могут теперь себе позволить), и долго сидят за столиком на улице, наблюдая жизнь и переговариваясь. Все в их жизни предсказуемо и определено. Они точно знают, что было вчера и что будет завтра. Это и есть счастье.

Если жизнь усложняется, в нее входят неожиданности, или (не дай Бог!) сомнения в смысле жизни, счастье начинает потихоньку уходить. То же самое происходит, если сбивается ритм, определенность, постоянство повседневности. Поэтому самые несчастные люди в Италии – это интеллигенты, так как это положение заведомо предполагает метания, сомнения и недовольство существующим миром. Но в других странах они не так выделяются, как в Италии, здесь их выдают скорбные складки на лице.

Журналист Луиджи Барзини, автор книги «Итальянцы», посвященной исследованию национального характера, утверждает, что итальянцы часто идут на маленькие хитрости и обманы, чтобы доставить радость себе и окружающим. Так, например, спидометры показывают скорость на 10–20 процентов выше реальной, чтобы ты мог совершенно безопасно чувствовать себя крутым гонщиком. Часы на вокзале всегда на 5 минут спешат, чтобы не вызывать неприятного чувства, что ты опоздал на поезд всего на полминуты, а вот в поезде они чуть-чуть отстают, чтобы создать иллюзию пассажирам, что они прибывают вовремя, даже если это не так. Обман не всегда вызван стремлением словчить или перехитрить, иногда он направлен на то, чтобы доставить радость себе и ближнему.

В большинстве традиционных итальянских баров с вас никогда не возьмут денег вначале. Более того, даже недоуменно покачают головой и замашут руками, хотя, казалось бы, проще нарушить порядок и взять деньги с этого бестолкового иностранца. Но нет, надо хотя бы попытаться приобщить его к радостям жизни. А порядок должен быть таким. Ты приходишь и заказываешь свой напиток – кофе, воду, вино, все равно что. Сначала – удовольствие, неторопливое и ничем не замутненное. А потом уже, перед уходом, проза жизни, деньги и прочие глупости. Конечно, в больших и оживленных заведениях, в крупных городах, на автострадах такой порядок невозможен, здесь сначала деньги, а потом уже радости, но это нарушение правила, вызванное необходимостью и суетой современной жизни.

Кстати, как это ни странно, интересный материал для изучения национальных характеров дают самые неожиданные и простые особенности быта. Вот, например, остановки на автострадах. У разных народов они выглядят по-разному, в зависимости от жизненных приоритетов. В Германии вы всегда сначала попадаете на заправку, а потом уже к ресторану – сделал дело, гуляй смело. В Англии у вас есть свободный равноправный выбор, при въезде дороги разветвляются, одна – к заправке, другая – к еде. Во Франции, как правило, у вас есть возможность сделать что-либо одно из двух вариантов, если вы решили сначала поесть, то потом найти бензин среди запутанных дорожек и парковок будет сложновато. В Финляндии все вместе, и машина, и водитель подкрепляются одновременно, практически в одном месте. В Италии, естественно, вы сначала попадаете к ресторану, где можете спокойно и с удовольствием освежиться, а уж при выезде со стоянки можно сделать и такое незначительное и неинтересное дело, как заправка машины.

Другие народы относятся к этой итальянской особенности двойственно. С одной стороны, с раздражением, ведь все уже давно оставили этот детский радостный период позади и живут серьезной взрослой жизнью, полной проблем и неприятностей. С другой, такая ситуация не может не вызывать зависти. Очень популярный путеводитель, составленный англосаксонскими народами (т. е. прежде всего американцами и англичанами), с плохо скрываемыми раздражением и тайной завистью отмечает: «…жизнь в Италии вспыхивает искрами, уже погасшими в Европе. Итальянцы живут со вкусом, им не хватает действенности, но с лихвой достаются удовольствия. Простые действия: еда, прогулка, обычная жизнь – приобретают в Италии особый смысл. Жизнью наслаждаются в полную силу, имея за спиной вековую практику».

Действительно, традиция давняя. Даже если не брать римлян и их предшественников, с их древними празднествами, продолжавшимися неделями, более поздняя история дает блестящие образчики. Стремлением получать удовольствие от жизни проникнуты даже самые печальные страницы итальянской истории. За столетия довольно нерадостной жизни – то кризис, то захватчики, то политические, то религиозные распри, – итальянцы как будто научились абстрагироваться от того, что происходит вокруг. Прекрасно это описано в «Декамероне» Боккаччо. Чума 1348 года. Люди мрут как мухи. Живые не успевают хоронить мертвецов. Мрак и разорение города. Ситауция – хуже не придумаешь. И вот группа молодых дам и кавалеров решает уединиться в загородном доме. Что толку страдать и мучиться, ожидая страшной смерти среди всеобщего уныния и запустения? Не лучше ли сидеть в саду, среди приятных людей, пить хорошее вино, есть отличную пищу и вести приятные беседы? А там – будь что будет. Может быть, именно в радости жизни и есть спасение от страшной болезни.

Описывая ужасы чумы во Флоренции, Боккаччо приводит две разные, по его мнению, точки зрения на то, что надо делать в такое трудное время. Неопытный неитальянский глаз не сразу поймет, в чем разница во взглядах, ибо и в том, и в другом случае суть одна – получай удовольствие и думай о дне сегодняшнем, радуясь тому, что ты-то еще жив. «Некоторые полагали, – сообщает Боккаччо, – что умеренная жизнь и воздержание от всех излишеств сильно помогают борьбе со злом; собравшись кружками, они жили, отделившись от других, укрываясь и запираясь в домах, где не было больных и им самим было удобнее; употребляя с большой умеренностью изысканнейшую пищу и лучшие вина, избегая всякого излишества, не дозволяя кому бы то ни было говорить с собою и не желая знать вестей извне – о смерти или больных, – они проводили время среди музыки и удовольствий, какие только могли себе доставить. Другие, увлеченные противоположным мнением, утверждали, что много пить и наслаждаться, бродить с песнями и шутками, удовлетворять, по возможности, всякому желанию, смеяться и издеваться над всем, что приключается – вот вернейшее лекарство против недуга».

Это стремление радоваться дню сегодняшнему, не задумываясь особо о дне завтрашнем, часто называют легкомыслием. Могущественный правитель Флоренции Лоренцо Медичи сочинил вакхическую песню, в которой наставлял свой и без того любящий веселье народ:

Может быть, именно из-за этой любви к жизни, принимаемой за легкомыслие, итальянцев нередко, и несправедливо, упрекают в лености. Марк Твен, путешествовавший по Италии, со свойственным ему резким юмором писал: «Мы проезжали через невообразимо странные, чудные городишки, нерушимо хранящие древние обычаи, все еще лелеющие мечты глубокой старины и не слыхавшие о том, что земля вертится! Да и не интересующиеся, вертится она или стоит на месте. У здешних жителей только и дела, что есть и спать, спать и есть; порою они немного трудятся – если найдется приятель, который постоит рядом и не даст им уснуть. Им не платят за то, чтобы они думали, им не платят за то, чтобы они тревожились о судьбах мира… Обыкновенно они работают не надрываясь часа два-три, а потом предаются ловле мух». Но следующие за этим строки выдают внутреннюю причину столь резкого отношения – простую человеческую зависть, зависть человека, прибывшего из мира бизнеса, где каждая минута – это деньги, где мгновение может перевернуть судьбу, а значит, никогда нельзя и расслабиться: «В них нет ничего почтенного, ничего достойного, ничего умного, ничего мудрого, ничего блестящего, – но в их душах всю их глупую жизнь царит мир, превосходящий всякое понимание! Как могут люди, называющие себя людьми, пасть так низко и быть счастливыми?»

Сегодня поверхностный наблюдатель во многом согласится с американским писателем, путешествовавшим по Италии почти 150 лет назад. В итальянцах нет истовости по отношению к работе. Свои обязанности они выполняют, по крайней мере так это выглядит, не спеша, перемежая их кофе, вином и едой, по отношению к которым они проявляют подлинный энтузиазм, и бесконечными разговорами ни о чем. Идея, что жизнь – это труд, чужда их философии. Даже мысль о том, что жизнь – это зарабатывание денег и путь к богатству, не слишком им интересна. То есть богатым хочет быть, конечно, каждый, но желательно сразу и чудом. Например, выиграв в лотерею или получив наследство. А методично по крохам откладывать деньги, во всем себе отказывая, во имя какого-то грядущего богатства – это не для них.

Вместе с тем страна живет и функционируют, и порядок в ней есть, хотя и свой. Общественные туалеты – чистые, дороги – прямые, магазины рано утром открыты и торгуют свежим хлебом и булочками. Виноградники ухоженные, масличные рощи аккуратнейшим образом вычищены. Причем работают, как правило, сами итальянцы, не турки, например, что приходится видеть на черных работах в Германии или Франции.

В Италии есть культ прекрасного и старинного, но нет культа чистоты, грязными улицами здесь никого не удивишь. Вместе с тем именно здесь самая сложная и современная система сбора мусора. Даже не пытайтесь выбросить стеклянные бутылки или банки с общим мусором. Вас непременно найдут и укажут на ошибку. Все истово сортируется по отдельным мешкам, да еще и разного цвета – общий мусор, стекло, пластмасса, бумага и т. д. А вот за собаками на улице никто убирать не станет. Это не Англия, где каждый хозяин бежит за своим любимцем с целлофановым пакетом и все собирает. Величественный итальянец, прогуливающий собачку, не станет унижать свое достоинство сбором дерьма. Как результат – загаженные улицы городов, особенно крупных. Такая вот, на первый взгляд, противоречивая натура, хотя на самом деле все гармонично и закономерно.

Жизнь и ее простые радости составляют смысл бытия. Все остальное – способ их получить. Судьба известного ловеласа и авантюриста Казановы (1725–1798) прекрасно иллюстрирует это положение. В отличие от Калиостро, жизнь Казановы досконально известна по его же собственным мемуарам и воспоминаниям современников. В ней мало белых пятен или загадок. Но некое непонимание все-таки осталось, и ему удалось напустить туману вокруг своей личности. Его имя стало синонимом распущенности и плутовства. Любовные интриги – вот чем прославился он в веках, а карточная игра, мошенничество и даже гадание были просто средством существования. Это знают все, кто никогда близко не знакомился с жизнью и творчеством знаменитого итальянца.

Что смущает читателей его знаменитых мемуаров, так это предельная честность и искренность их автора. Уж очень не вяжется создаваемый им образ с коварным и расчетливым соблазнителем женщин. Сластолюбие, легкомыслие, но главное – огромная любовь к жизни, вот что составляет основу его характера. Что касается правдивости, то и эту проблему можно решить, зная особенности итальянской натуры. В его поведении много игры, выдумки, маски, но все это совершенно искренне и с полной отдачей, с самозабвенным вживанием в образ.

Казанова пишет, выражая свое жизненное кредо: «Нет ничего и ничего не может быть дороже для разумного существа, чем жизнь… Смерть – это чудовище, которое отрывает зрителя от великой сцены, прежде чем кончится пьеса, которая бесконечно интересует его!». Где уж тут «береги честь смолоду», или «долг превыше всего»! Такие мелочи, как совесть, честь, мораль, – ничто в сравнении со всепоглощающей любовью к жизни, которая и была главной страстью Казановы. Жизнь, любой ценой, вот самое интересное и главное, причем жизнь как вечная игра, которую и смотришь, и являешься ее участником.

Казанова много скитался, путешествовал, но везде интересовался только одним – получением удовольствия. Ни деньги, ни слава не привлекали его, и не они заставляли странствовать по свету, а поиски новых ощущений и чувств. И он получал их сполна, и везде они были разные. В Италии он встретил любовь, во Франции – разврат, в Англии – большие неприятности, в России – дикие, не сказать бы варварские, страсти. Русская крепостная со странным именем Заира, которое Казанова придумал для нее, вела себя, если верить мемуарам, как раз так, как и должна была настоящая русская женщина в стереотипном представлении иностранца: отдавалась вся без остатка, любила страстно, ревновала до того, что набрасывалась на него с ножом и, конечно, убеждалась в его настоящих чувствах только после хорошей взбучки.

Природное жизнелюбие и делает Казанову столь привлекательным для всех, кто знает его не просто по имени и слухам. Да, в его воспоминаниях много пикантных описаний любовных встреч и свиданий, но на фоне того, что показывает современное телевидение в дневное время, они кажутся детским наивным рассказом. Более того, Казанова кажется неисправимым романтиком. А сколько чувств и сентиментальности в его любовных историях! Интересно, что, в отличие от Дон Жуана, Казанову никогда не преследовали оскорбленные мужья или братья, а сами женщины сохраняли о нем приятные воспоминания.

Самым, пожалуй, романтическим был его роман с некоей Анриеттой или Генриеттой. Три месяца, которые они провели вместе в Парме, он вспоминал как счастливейшие в его жизни. Анриетта была красива, прекрасно воспитана, остроумна и полна тайн. Кто она, откуда, почему скитается – все было загадочно и непонятно. У нее было много скрытых талантов. Так, ее игра на виолончели потрясла его: «Я убежал в сад и там плакал, ибо никто не мог меня видеть. Но кто же эта несравненная Анриетта, повторял я с умиленной душой, откуда это сокровище, которым я теперь владею?..» Вот вам и коварный ловелас! «Кто думает, что женщина не может наполнить все часы и мгновения дня, – писал Казанова на старости лет, – тот думает так оттого, что не знал никогда Анриетты… Мы любили друг друга со всей силой, на какую были только способны, мы совершенно довольствовались друг другом, мы целиком жили в нашей любви».

Роман закончился совершенно внезапно, прекрасная незнакомка покинула великого любовника, оставив его с разбитым сердцем. Но история их отношений продолжалась. Через 13 лет после этого, в гостинице «Весы» в Женеве, где они простились когда-то, Казанова обнаружил на окне надпись, написанную бриллиантом, «Ты забудешь также и Анриетту». Но этого не произошло: «Нет, я не забыл ее, ибо теперь, с головой, покрытой седыми волосами, я вспоминаю ее, и это воспоминание служит чистой отрадой для моего сердца. Когда я думаю, что в старости моей я счастлив только воспоминаниями, я нахожу, что все-таки моя жизнь была скорее счастлива, чем несчастна. Я благодарю Бога, первую причину всего, и радуюсь сознанию, что жизнь есть благо». И вновь гимн жизни и счастью, написанный даже в не слишком счастливой старости.

Трогательные отношения продолжались между бывшими любовниками всю жизнь, хотя они больше ни разу не виделись. Когда Казанова, уже будучи не слишком молодым человеком, свалился с тяжелой болезнью на юге Франции, Анриетта прислала к нему сиделку. После этого началась переписка, продолжавшаяся всю их жизнь до глубокой старости. Распутник и ловелас умел внушать глубокие чувства своим возлюбленным, но не потому ли, что и сам верил в искренность своих собственных чувств.

Романтическая история Казановы и Анриетты легла в основу нескольких художественных произведений. У нас в России Марина Цветаева написала свое «Приключение». Перед расставанием героиня говорит страдающему перед разлукой Казанове:

Великий любовник окончил свои дни в замке графа Вальдштейна в Богемии, куда он был приглашен на прозаическую должность библиотекаря. Большую часть времени он писал свои мемуары, перебирая события своей жизни, украшая и наряжая их для потомков. Описывая свой последний серьезный роман, который завязался во время его нахождения в Милане (подлинная любовь для Казановы все-таки была возможна лишь на земле Италии), он создает настоящий гимн жизни и ее радостям.

«Я любил, я был любим и был здоров, и у меня были деньги, которые я тратил для удовольствия, я был счастлив. Я любил повторять себе это и смеялся над глупыми моралистами, которые уверяют, что на земле нет настоящего счастья. И как раз эти слова, “на земле” возбуждали мою веселость, как будто оно может быть где-нибудь еще!.. Да, мрачные и недальновидные моралисты, на земле есть счастье, много счастья, и у каждого оно свое. Оно не вечно, нет, оно проходит, приходит и снова проходит… и, быть может, сумма страданий, как последствие нашей духовной и физической слабости, превосходит сумму счастья для всякого из нас. Может быть, так, но это не значит, что нет счастья, большого счастья. Если бы счастья не было на земле, творение было бы чудовищно, и был бы прав Вольтер, назвавший нашу планету клоакой вселенной – плохой каламбур, который выражает нелепость или не выражает ничего, кроме прилива писательской желчи. Есть счастье, есть много счастья, так повторяю я еще и теперь, когда знаю его лишь по воспоминаниям». В этом весь Казанова, в этом вся Италия!

Любовь к жизни неразрывно связана в Италии с любовью к своей стране, своей области, своему городу, своей семье, ну а в центре всего этого любовного построения находится сам человек, прекрасный и замечательный. Природное самодовольство является важной отличительной чертой итальянской натуры. В некотором смысле, отношение итальянцев к окружающему миру можно было бы выразить популярной когда-то в нашей стране детской песенкой: «Какой чудесный день! Какой чудесный пень! Какой чудесный я! И песенка моя!».

Слабости самолюбования подвержены даже самые сильные люди. В этом нет парадокса. Просто в Италии гордость за самого себя, любимого, не является слабостью. Вот начало мемуаров великого вояки Джузеппе Гарибальди: «У меня было доброе сердце, и следующие случаи, как бы они ни были незначительны, подтвердят это.

Однажды я поймал кузнечика. Принеся его домой, я начал играть с ним и оторвал бедняге ногу. Я так опечалился, что, запершись в комнате, долго и горько плакал».

Трогательно в своей наивности! Трудно представить себе представителя какой-нибудь другой национальности, столь трепетно и с искренним чувством отзывающегося о себе. Как подлинный итальянец Гарибальди любил также позу и декорации. Первым делом он выбрал подходящий костюм для своих сторонников – красные рубахи. Существует история, рассказанная самим Гарибальди, о том, что это было случайностью, что один фабрикант не смог продать большую партию красных рубашек и отдал их бесплатно. Кто знает, но уж очень к месту и вовремя случилась эта история.

Образ самого героя был запоминающимся и ярким. Не случайно разные элементы его одежды вошли в моду, причем не только в Италии. «Гарибальди» называли мужскую мягкую фетровую шляпу без полей, куртки а-ля Гарибальди – из красного кашемира, украшенные золотым позументом и пуговицами, – были популярны среди женщин.

Вот каким представлялся Гарибальди русским современникам, дающим взгляд со стороны. Писатель-народник Сергей Степняк-Кравчинский так описывал итальянского героя: «Дикий наездник пампасов в красной рубахе и высокой калабрийской шапке с широким белым пончо на плечах, с огненно-красными кудрями и с такой же бородой, развевающимися по ветру, прекрасный, как античный Марс. Кто на него взглянет, тот с ума сойдет».

В восторге от него был и юный в те годы Дмитрий Менделеев, отнюдь не революционер по взглядам, будущий великий ученый: «Где был когда-нибудь такой человек, как Гарибальди?.. Он всех и каждого очаровывает, заставляет бросить личные цели для общих, его красноречие просто, как и он сам, – моряк, генерал не по чину, а по природе, правитель, оратор… Он не берет ни почестей, ни денег. Счастлива страна, которая может назвать, может производить таких людей!». Наконец, личный друг Гарибальди, оставивший о нем подробные воспоминания, Александр Герцен отмечал: «Костюм его чрезвычайно важен: в красной рубашке народ узнает себя и своего. Аристократия думает, что, схвативши его коня под уздцы, она поведет куда хочет и, главное, отведет от народа; но народ смотрит на красную рубашку и рад, что дюки, маркизы и лорды пошли в конюхи и официанты к революционному вождю, взяли на себя должности мажордомов, пажей и скороходов при великом плебее в плебейском платье… Гарибальди, целиком взятый из Корнелия Непота, с простотою ребенка, с отвагой льва».

Во всем облике и образе Гарибальди было что-то картинное, именно так должен был выглядеть самый что ни на есть настоящий борец за свободу. Все его действия обставлялись торжественно и с театральной помпой. Неудивительно, что итальянский народ признал в нем героя и пошел за ним. А сегодня самый захолустный городок имеет площадь или улицу, носящую его имя.

Итальянцы гордятся национальными достижениями, и не без основания. Списки, озаглавленные «Что Италия дала миру», которые они любят составлять для того, чтобы этот самый мир не забывал об их достижениях, действительно впечатляют. Вот один из них, составленный итальянским профессором для лекции в американском итальянском клубе. Профессор задает страшный вопрос: что было бы, если Италии не существовало бы на свете, что потерял бы мир. Вот что исчезло бы с лица земли:

Пицца, неаполитанские песни, Софи Лорен, перспектива в живописи, Возрождение, Леонардо да Винчи и «Мона Лиза».

Шекспир был бы вынужден переписать большое число своих пьес.

Музыка, так как именно итальянский монах изобрел нотную запись в XI веке, а также дал названия нотам – до, ре, ми, фа, соль, ля, си – взяв первые буквы из итальянского же религиозного гимна.

Балет, скрипки, пианино. Вивальди, опера, Россини, Верди, Риголетто, Мадам Баттерфляй, Паганини, Карузо.

Музыка выделяется особо. Конечно, не отрицает автор списка, существуют еще и немцы с их музыкальным даром, но, по меткому высказыванию одного писателя, «слушая Россини, ты начинаешь чувствовать себя хорошо, а слушая Бетховена, хочется встать и пойти завоевать Польшу».

Все виды спагетти, равиоли, мороженое.

Чеки и банки.

Два месяца в календаре: июль и август были названы в честь римских императоров. Сам календарь, введенный Цезарем и реформированный папой Григорием XIII, тоже итальянцем.

У французов не было бы Наполеона Бонапарта, Екатерины Медичи и их haute cuisine.

Русские лишились бы части Кремля, Зимнего дворца и Эрмитажа. Испания – Эскориала, Англия – прекрасных садов, американцы – Капитолийского купола. Немцам было бы негде проводить каникулы.

В науке – Галилео Галилей, процесс гальванизации, единица измерения вольт, радио, изобретенное Маркони.

Мафия.

В искусстве – Микеланджело, Джотто, Боттичелли, Тициан, Рафаэль, Караваджо. В архитектуре – Палладио.

Итальянский дизайн, известные марки: «Феррари», «Гуччи», «Валентино», «Армани».

Заметим, что список этот, особенно в художественной его части, далеко не полон.

Сосредоточенность на себе и своем мире привела к тому, что итальянцы крайне мало интересуются политикой. С их непосредственной жизнью это никак не связано: привычный ритм не нарушает, и слава Богу! В истории Италии было так много самых разных политиков, так часто ее кроили и перекраивали, что самое безопасное и приятное – это жить в своем мире и радоваться этой жизни. К тому же политика – это довольно скучно, хотя итальянцы и предпринимают все усилия, чтобы извлечь максимум удовольствия из этого серьезного дела: то порнозвезду выберут в парламент, то скандальный законопроект примут, а уж про количество скандальных личностей у власти и говорить не приходится. Вон премьер-министр Сильвио Берлускони с завидной регулярностью привлекается к суду, и ничего, только адвокаты богатеют.

Гораздо интереснее – футбол. Это действительно национальная страсть. Злые языки поговаривают, что итальянцы живут только ради двух самых главных вещей – еды и футбола, которые составляют две константы их мира. Но это не совсем справедливо, удовольствий, конечно, гораздо больше. Но это, может быть, и главные.

Так же как и политику, итальянцы не признают законы. Они их обсуждают, принимают, а живут все равно так, как приятнее. Для этого они готовы лавировать и изворачиваться, придумывая все новые способы спокойной жизни согласно собственным правилам. Способность итальянцев выпутываться из любых сложных ситуаций хорошо известна. Стремясь обойти закон любой ценой, они дают волю фантазии: так, в 1989 году, когда в стране было введено обязательное пристегивание, один неаполитанец немедленно приступил к продаже футболок с изображением пристегнутого ремня. Говорят, спрос на них был велик.

В стране пытаются учитывать эту национальную специфику. В поездах надписи на английском и немецком языке запрещают высовываться из окна, а на итальянском просто не рекомендуют. Все равно ведь будут, что толку запрещать. Налоги устанавливают огромные, так как все твердо знают, что никто их в полном объеме не заплатит. Говорят, что земли, отошедшие к Италии от Австрии, первое время испытывали неожиданные трудности: им постоянно повышали налоги, так как никто не верил, что они их платят полностью.

Известный американский путешественник и журналист Билл Брайсон так отзывается об особенностях итальянской натуры: «Итальянцам совершенно не свойственна никакая организованность. Они проживают свои жизни посреди своеобразного светопреставления, которое я нахожу крайне привлекательным. Они не стоят в очередях, не платят налогов, не приходят вовремя на встречи, не начинают никакого дела без хотя бы небольшой взятки и совершенно не верят ни в какие правила». Знакомая картина, не так ли…

Стереотип о неорганизованности итальянцев крайне распространен и имеет для этого все основания. Вспомним известный международный анекдот, согласно которому ад – это место, где повара – англичане, полицейские – немцы, любовники – швейцарцы, механики – французы, а организуют все итальянцы (в раю они – любовники, но об этом позже).

Эти качества итальянцев подмечали во все времена. В XIX веке русский публицист А. В. Дружинин писал о «неразумии итальянского народа», «милых и геройских чертах ее народа, на первый взгляд кажущегося вечно несовершеннолетним народом». При этом, правда, он считал, что Италии принадлежит «богатая будущность». Отношение к итальянцам как к малым непослушным детям, которые только и думают о своих удовольствиях и не хотят слушаться старших, достаточно распространено в мире. А может, это, наоборот, мудрость старших, уже познавших суетность жизни и осознавших тщетность большинства усилий?

Вместе с тем «неорганизованные» итальянцы сумели организовать достаточно много в этом мире (см. приводимый выше список «Что дала миру Италия»). Причем любовь к жизни и житейским радостям, нелюбовь к порядку отнюдь не мешают им заниматься серьезными делами. Достаточно только вспомнить, что банковское дело зародилось именно в Италии. Банкир (поначалу главной его функцией был обмен денег, к которому постепенно добавились прием вкладов и выплата процентов) сидел за похожим на скамью столом, называемым banco, отсюда и название. Итальянские банкиры к XIV веку держали в своих руках пол-Европы и ссужали деньги даже английским и французским королям. Их представительства находились в Лондоне, Париже, Барселоне. В Сиене же функционирует старейший в мире банк, основанный еще в 1472 году.

Как и о большинстве народов, об итальянцах сказано много парадоксальных вещей. Крайне бедная страна, в которой живут очень богатые люди. Все население – отличные актеры, самые плохие из которых играют на сцене. Современный американский писатель, постоянно живущий в Италии, отмечал, что «итальянцев отличает потрясающая способность противостоять катастрофам, сравнимая по масштабу только с их полной неспособностью иметь дело с успехом».

Парадоксов и противоречий в характере итальянцев хватает. Да и главные особенности – игра, ставшая жизнью, и жизнь, ставшая игрой, – очень располагают к созданию разных образов и типажей. Отсюда и разные, порой противоположные мнения об их отличительных чертах. Каждый видит что-то свое. Но это не мешает единству и цельности натуры.

Город – Улица – Дом

Италия – страна городской культуры. Итальянский город является главным местом действия бесконечного спектакля под названием жизнь. Его структура, место, значение в судьбах страны за прошедшие столетия сложились настолько определенно, что он сам по себе сегодня является неотъемлемой составляющей итальянского мира. Нередко создается впечатление, что он живет своей жизнью, неразрывно связанной с жизнью людей, в нем обитающих.

Большая часть городов в Италии имеет схожую историческую судьбу. Основаны в глубокой древности. Некоторые – этрусками, италиками, лигурами и другими древнейшими народами, заселявшими территорию Апеннинского полуострова. Более поздние родились в римскую эпоху и до сих пор в своей основе имеют римскую систему планирования. В эпоху Возрождения они все «нарядились» в камень, приняли те архитектурные формы, которые в основном сохранились до сегодняшнего дня. Конечно, есть в Италии и современные города, свои «черемушки», спальные районы, ультрасовременные здания, огромные торговые и бизнесцентры, такие же, как и во всей остальной Европе.

Но это своего рода оболочка, окружающая «сердце» – старый город, бережно хранимый в своей неприкосновенности. Подъезжая к почти любому итальянскому более или менее крупному городу, вы сначала продираетесь сквозь непривлекательные и скучные нагромождения современных построек: заправки, центры по торговле самыми разными вещами от суперсовременных автомобилей до псевдоантичных ваз. Надпись на указателе «centro» (или значок, похожий на мишень) почти безошибочно приведет вас в совершенно другой мир. В некоторых случаях центр может оказаться современным; если город действительно большой, тогда надо искать «старый», «древний» или «верхний» город (vecchio, antico, alta citta).

Здесь, укрывшись за старинными каменными стенами, скрывается настоящая итальянская жизнь. Узкие кривые улицы, скорее каменные коридоры из стен домов, изредка перебиваются маленькими площадками, чаще всего перед церковью. Каменные мостовые, кажется, ничуть не изменились за прошедшие века. Центром города является площадь, включающая непременные элементы: собор, гражданские постройки, в которых находятся городские власти и часто местный музей, фонтан, бар со столиками прямо на площади; сегодня ко всему этому часто добавляется сувенирный магазинчик.

В маленьком городе будет все то же самое, только без современных построек при въезде. Еще один пример итальянской любви к упорядоченности и единообразию.

В великом многообразии итальянских городов наблюдается удивительное единство. Все они имеют общую структуру и живут по единым законам. Идея города была столь важна для итальянского мира, что в Средние века периодически предпринимались попытки создания идеального города. Таков, например, город Пиенца, названый так в честь родившегося здесь папы Пия II, которому и пришла в голову прекрасная мысль об идеальном городе. Считается, что идеальные города не получались. Город в Италии, как и многое другое, – явление естественное и стихийно сложившееся. Пиенца сегодня такой же город, как и другие города, замерший в своем средневековом обличье, но живущий согласно общим законам итальянской жизни.

Итальянский город представляет собой единое гармоничное целое. Иногда, взглянув со стороны дороги на такой город, прилепившийся к холму, не можешь отделаться от ощущения, что это просто единое здание, с общей стеной, башенкой-колокольней. Внутри города это чувство не проходит. Город – как дом, причем самодостаточный, в котором можно жить, не покидая его. Все его жители при этом становятся соседями по этой гигантской «коммуналке». Часто «замкнутость» эта вполне реальна – холм, стены и башни огораживают его от окружающего мира.

В таком городе полностью отсутствуют деревья, вся зелень, как и положено в доме, растет здесь в горшках и кадках. Белье сушится прямо на улицах, развешанное и вдоль и поперек. Яркие цветные ткани – сушат все, от трусов до огромных одеял – являются главным цветовым украшением улиц.

Городские улицы являются и важнейшим местом общения. Оживают они утром и вечером, строго по расписанию. Днем люди работают, едят, отдыхают после еды. Днем город отдается на растерзание туристам, если они есть. Утро и вечер – местным жителям. В выходные дни оживление наблюдается и днем, перед обедом, когда надо срочно обменяться новостями и показать нарядные платья. Центральная площадь наполняется людьми, которые все разговаривают одновременно и радуются встрече. Потом внезапно, как по мановению волшебной палочки, все расходятся. Пора приступать к следующему действию – приему пищи. Интересно, что самих итальянцев вопрос «В какое время вы делаете то или другое?» неизбежно приводит в недоумение. Ритм жизни заложен на уровне подсознания, и на часы никто не смотрит. Просто все точно знают, что надо делать дальше.

В итальянских городах, особенно небольших, до сих пор традиционны вечерние прогулки перед ужином – «lа passeggiata». Люди надевают нарядные одежды и выходят на улицы прогуляться перед едой. Внешний вид очень важен: новые платья, ослепительной белизны детское белье, элегантные костюмы – все это извлекается в вечернее время для демонстрации окружающим. Выходят целыми семьями, все идут по улице, трогательно взявшись за руки.

Обычно место действия этого вечернего представления – центральная улица или площадь города, которая до такой степени наполняется народом, что иногда останавливается движение. Ничего особенного не происходит: все здороваются, разговаривают, обсуждают мелкие местные новости (итоги матча между городскими футбольными командами) или крупные государственные проблемы (футбольный матч между региональными командами), разглядывают друг друга. Это повторяется каждый вечер, но стороннему наблюдателю кажется, что люди на улицах давно не видели друг друга, так радостно и оживленно проходит эта прогулка. Ничего не происходит, но впечатление производит сильнейшее. Как будто каждый вечер здесь праздник. Радостное чувство охватывает даже сторонних наблюдателей.

Традиции уличной жизни неизменны в течение многих столетий. Дневники путешественников последних веков ярко свидетельствуют об этом. Гете отмечал, что на улицах итальянских городов всегда весело. «Беззаботность во всем царит чрезвычайная, – писал великий немец, – но оживления и суеты – хоть отбавляй. Весь день соседки чешут языками и громко перекликаются, при этом каждая чем-то занята, о чем-то хлопочет».

А. И. Кошелев, известный русский публицист и общественный деятель, наблюдал подобные сцены в Милане в середине XIX века: «Тут в первый раз я увидел итальянскую жизнь, которая своею оригинальностью меня поразила. Днем все окна закрыты, на улицах почти нет никого; словно город безлюдный. Как жар сваливает, открываются окна; люди выходят из своих домов, а вечером большая улица Corso, кажется, di porta Venezia, полна народа, гуляющего, сидящего у кофеен за столиками с бокалами мороженого и прохладительных напитков и беседующего со всевозможными возгласами и телодвижениями. Езда по улице в это время прекращается; тротуары и самая улица превращаются в многолюдные салоны, и все кишит жизнью самою полною и самою разнообразною».

Это никогда не прекращающееся действо (кроме перерывов на дневной отдых и еду, ведь и в театре иногда бывает антракт) всегда составляло важнейшую часть очарования Италии и невольно подкупало тех, кто приезжал сюда только в поисках искусства и старины. Любители картин и статуй теряли головы, оказавшись на улице итальянского города, окруженные народом и непрекращающимся представлением. Мало что изменилось с тех пор.

В этих условиях, когда главная жизнь проходит на улице, дома теряют свое первостепенное значение в повседневной жизни. Конечно, это место, где едят, спят, переодеваются к прогулке, но все самое интересное происходит вне его стен. Поэтому, видимо, в итальянских домах нет того уюта, который встречается, например, в английских или скандинавских, где дом – центр бытия. Зато есть эстетизм. Итальянские дома могут быть очень красивыми. Безусловно, это относится к наиболее выдающимся образцам, принадлежащим состоятельным людям, имеющим возможность украшать свое жилье. Но некая национальная тенденция в этом все-таки прослеживается.

Помимо городской культуры, в Италии жива и культура вилл. Еще в древнем Риме, а позже и в Средние века богатые горожане стали строить себе загородные дома, чтобы иметь возможность время от времени отдохнуть от городской суеты. К тому же такие дома были прекрасной возможностью продемонстрировать другим свое богатство, а это в Италии всегда высоко ценилось. Сегодня виллой называют всякий отдельно стоящий дом в сельской местности, у которого есть вокруг своя земля. В них живут либо фермеры, занимающиеся сельским хозяйством, либо богатые иностранцы, чаще всего американцы, для которых понятие «вилла в Италии» сегодня стало синонимом процветания.

Кстати, виллы эти иногда имеют жалкий вид. Но для русского уха все равно звучат красиво. Словарь Ожегова определяет виллу как «богатый дом с садом, парком». Более старый словарь Ушакова ближе к истине: «Вилла (дореволюционное и заграничное). Барский загородный дом, дача красивой постройки». У Даля виллы вообще еще нет, в XIX веке это еще было неактуально для россиян.

В украшении внутренних помещений в итальянском доме особое значение приобретает игра с пространством. Лучшие мастера, расписывая стены и потолки домов, раздвигали рамки реального мира: то нарисуют небо на потолке или переплетенные ветви, через которые проглядывают облака, то несуществующие двери, арки и окна, так что помещение органично сливается с пространством, плавно в него перетекает. Да еще изобразят членов хозяйской семьи в окружении небожителей, что окончательно перемешивает мир существующий и фантастический.

Восхитительные образчики раннего домостроительства – дома флорентийской знати. Построенные в XV–XVI веках, когда в остальной Европе городские жители еще и подумать не могли о такой роскоши, они впечатляют своей мощью, величием и продуманностью. Но, странное дело, жить бы в них не хотелось, слишком холодны они в своем каменном великолепии для русского человека.

Чтобы почувствовать непередаваемый и неповторимый дух итальянского города, а это рекомендуется каждому путешественнику, необходимо полностью погрузиться в его атмосферу. Для этой цели лучше всего подходят маленькие нетуристические городки, обладающие особым очарованием. Хорошо известно, что туристические маршруты проложены по крайне традиционным местам. В том числе и среди небольших городов отобраны свои «лидеры», которые и посещаются толпами, страждущими приобщиться к «нехоженым» тропам Италии.

Большая же часть городов живет своей спокойной размеренной жизнью, и только вездесущие немецкие бригады осваивают их жизненное пространство. Например, тихий тосканский городок Сан-Квирико (San Quirico d’Orcia). Мало кому известный, он таит в себе полный набор типично итальянских сокровищ. То же Средневековье, старинные церкви, сады и парки, но все это живое и естественное, не испорченное туристическим бумом. За мощными старинными стенами скрывается множество сокровищ. Здесь есть и церковь, известная с VIII века, сохранившаяся в перестройке века XI и расписанная внутри художником Сано ди Пьетро (XV век). На старинных улицах красивые дома, есть свои дворцы знати – палаццо, на центральной улице старинный колодец. Маленькая незаметная калитка в стене выводит в прекрасный сад Леонини, разбитый в XVI веке. На нижнем уровне – симметричные клумбы и аккуратно вырезанный кустарник, на втором раскинулся просторный парк. Непонятно только, как все это помещается в небольшом по размерам городке.

Расположен Сан-Квирико, как и большинство городов, в живописном месте, на возвышении, в окружении сиенских холмов. Поля вокруг города живописны, покрыты виноградниками, перемежающимися с оливковыми рощами. Для сочности весной здесь цветут поля маков и каких-то ярко-желтых цветов.

Чтобы почувствовать жизнь такого города, лучше всего попытаться войти в его ритм. Вечером вместе со всеми пройтись по улицам, сесть за столиком в баре и выпить холодного белого вина. Через непродолжительное время вас будет знать весь город, а вы узнавать прохожих на улице: старика, подметающего церковный двор, нарядного мальчика, на ваших глазах свалившегося в лужу и испачкавшего костюмчик (предупреждали его старшие, но он не поверил, а теперь удивляется, очень по-итальянски), хозяйку бара – болтающую, жующую жвачку и ухаживающую за вами одновременно. Пространство здесь действительно замкнутое, как будто попал к кому-то в гости. Гостям здесь чаще всего рады. Узнав, что вы «russo», расшумятся, удивятся, скажут (чудо!) «спасибо» на ломаном языке. Кстати, гораздо хуже русскому человеку в туристических местах: их чаще всего считают либо легкой добычей и вымогают деньги, либо жуликами и подозревают их самих в нечестности.

Подобных городов по Италии разбросано великое множество. Остается тайной, как ей удается, при таком массовом нашествии туристов, сохранять в неприкосновенности, для «себя», такие сокровища. Для усиления эффекта в таких маленьких городах проходят постоянные праздники, которые не отмечены ни в одном путеводителе, надо просто приезжать туда и быть терпеливым. То вечером статую святого носят по улице, вся процессия украшена зажженными свечами, то дети в ослепительно белых платьях ходят из церкви в церковь с колосками в руках, то вдруг начинается салют, то костюмированное действо. И всегда по-итальянски зрелищно и шумно.

Странно, но путеводители часто не любят города, не засиженные туристами. Они повторяют одни и те же маршруты, игнорируя очевидные достоинства других (может, это и к лучшему). Так, город Комо на озере-тезке в одном очень популярном путеводителе назван «скучным безликим местом». А ведь это город, центральная часть которого сохранила еще римскую планировку, башни над которым построены Фридрихом Барбароссой, а собор впечатляет своими архитектурными достоинствами. Одна из площадей города находится прямо на берегу красивейшего озера, а фуникулер везет в гору, с которой открывается изумительный вид и на город, и на озеро, и на заснеженные Альпы.

Удивительный город Монтереджоне вообще чаще всего путеводителями игнорируется. А ведь он в миниатюре отражает идею итальянского города вообще. Холм, оливковые рощи, круглая стена с высокими башнями. Данте в своей «Божественной комедии» называл их «гигантами»: «Как башнями по кругу обнесен // Монтереджоне на своей вершине, // Так здесь, венчая круговой заслон, // Маячили, подобные твердыне, // Ужасные гиганты…». Исследователи до сих пор делают предположения, что, видимо, башни раньше были еще выше, так как сегодня они мало напоминают им великанов. Это потому, что они не смотрели на них снизу, да еще и вечером, когда кажется, что все это гигантское сооружение парит в воздухе. Сам город внутри стен – крошечный, пройти его вдоль и поперек можно буквально за 5 минут. Но в нем есть все: центральная площадь, собор, бар, ресторан, колодец, даже гостиница (и очень дорогая, но с изумительным видом на окрестные холмы). Этакий город в миниатюре.

Бар

Любопытное явление представляет собой итальянский бар. Это не просто помещение, где выпивают случайные люди, это особый мир: место сбора знакомых и близких людей, где можно и выпить, и пообщаться, и обменяться новостями, и встретить друзей, и себя показать, и других посмотреть. Это центр общественной жизни итальянского города.

Утро, 10 часов, жизнь уже кипит, так как начинается она рано; к 12 уже все пустеет, пора обедать. В крошечный бар, один из тех, которыми полнятся итальянские города, забегают посетители, чтобы быстро, прямо у стойки (это и дешевле, и дает возможность пообщаться сразу с большим числом людей) выпить свой любимый утренний напиток. Бармен, чаще всего уже не спрашивая, кому и что, наливает: беспрестанно разговаривающей элегантной дамочке – крепкий кофе, влетевшему из соседнего ресторана повару в белом колпаке – бокал вина, неторопливому полицейскому – коньяк в широкий стакан, серьезному мужчине в строгом деловом костюме – странную смесь неопределенного зеленоватого цвета.

Привычный ход обычного утра нарушается лишь дважды: продавец из соседнего магазинчика, мучающийся головной болью – то ли простыл, то ли вечером поздно вернулся с крестин, – вместо обычного коктейля просит горячую воду с выжатым в нее целым лимоном, что вызывает бурное обсуждение и энергичную жестикуляцию окружающих. Второе событие оказывается еще серьезнее: в баре появляются два огромных мужчины в формах охранников и с оружием на боку, не спеша выпивают по стакану и исчезают, а через минуту появляются еще двое, и ситуация повторяется. Впрочем, вскоре все разъясняется легко и просто: в соседнем банке разгружают большую партию денег, вот охрана и пользуется свободной минуткой.

А минуток таких за день накапливается немало. Государственные учреждения, открывшись в 9 утра, в 10 уже пустеют – все в баре, в 11 – там же за непременным кофе, ну а в 12… смотри выше, время обеда. После двух часов дня во многих местах начинают говорить «добрый вечер!», намекая, видимо, на то, что рабочий день скоро заканчивается. Таков привычный ритм итальянского утра. Это не лень, все выполняют свою работу: охранники охраняют, повар готовит, а бизнесмен делает бизнес; это не пьянство, ни один из них не напивается, не спит носом в пицце, не теряет своего достоинства; это своеобразный стиль жизни. Жизни простой, понятной и привычной, в которой есть друзья, родственники, любимые напитки, вкусная еда, теплая погода, и которая приносит радость и удовольствие.

Королем итальянского бара, бесспорно, является кофе. Выпить чашечку этого бодрящего напитка сюда приходят в любое время дня. И кофе действительно хорош в Италии. Крепкий, ароматный, вкусный, он нравится даже тем, кто в обычной жизни его не потребляет (в Италии таких людей, конечно, нет, речь идет об иностранцах). Чаще всего он черный и сладкий, с непременной коричневой пенкой сверху. Его подают в крошечных чашечках, буквально один глоток. Неразумные туристы, впервые попавшие в страну, иногда возмущаются: «Такая вкусная вещь, а итальянцы жадничают и наливают по капле». И заказывают сразу две-три чашечки. Эффект может быть сильным – сердцебиение и головокружение, кофе действительно крепкий.

Сами итальянцы пьют по несколько чашек в течение дня. Итальянский кофе, как английский чай, хотя и не производится в стране, но знаменит на весь мир и считается одним из лучших в мире. Итальянцы придумывают множество приспособлений для его приготовления: кофейники, кофеварки, специальные машины – и продают их по всему миру. Но нигде он не получается таким вкусным, как здесь. Причем в любом месте, даже в самом захудалом придорожном баре. Это ведь предмет особой национальной гордости, а марку надо держать.

В баре существует множество вариаций на тему кофе. В основе их всех – все та же маленькая базовая порция кофе. Остальное зависит от добавок и их объема. Добавляют в напиток только самые благородные вещи: воду, молоко или алкоголь, больше ничем не портят. Разные варианты пьют в разное время дня, и для каждого есть особый вид посуды. Итальянская любовь к регламентированию проявляется и здесь. Сами итальянцы не обращают внимания на разные виды кофейных напитков, а тем более на время их потребления, они просто пьют то, что нужно, и в положенное время. Один университетский профессор на вопрос заезжего путешественника, чем же один вид кофе отличается от другого и как они разбираются в них, очень удивился и пожал плечами: «Кофе и есть кофе, чего тут разбираться». И заказал чашечку.

Итак, различные виды.

Кофе. Это общее название относится как раз к той маленькой базовой чашечке крепкого черного напитка, который является наиболее распространенным. В мире его часто именуют эспрессо (наши соотечественники любят именовать этот напиток экспрессе, так понятнее: потребляешь его, видимо, без остановки). Его пьют в любое время и в любых ситуациях. Таким кофе непременно завершают любую еду. Итальянцы в оправдание придумали, что это помогает пищеварению.

Каффе латте. Тот же кофе, но с молоком

Каффе маккьято. Тот же кофе с капелькой молока.

Капучино (или, как его иногда ласково называют сами итальянцы, капуччо). Наиболее известное в мире из итальянских достижений. Базовый кофе, в который сверху добавляют взбитое молоко. В оригинале мало похож на своих зарубежных подражателей. Иностранцы обожают пить капучино в Италии и совершенно не учитывают, что напиток этот пьется только утром, особенно хорош на завтрак со сладкой булочкой.

Каффе корретто. Кофе, «откорректированный» капелькой какого-нибудь алкоголя, чаще всего траппы. Пьется и по утрам, здесь оправданием является прохладная или сырая погода.

Латте маккиято. В узкий длинный стакан, наполненный теплым молоком, выливается порция кофе. Для тех, кто любит молоко больше, чем кофе.

Кафе лунго, или американо. Кофе, сильно разбавленный водой. Этот кофе заказывают иностранцы, сами итальянцы его почти не пьют.

Да, и не пытайтесь найти где-нибудь растворимый кофе, его в этой стране совершенно не признают.

Кстати, чай итальянцам совершенно не удается. Даже в самых лучших местах, даже самый хороший английский, – что, впрочем, редкость, чаще всего вам дадут пакетик и чашку тепловатой воды. Во многих местах он имеет еще и солоноватый вкус, что уж совсем необъяснимо. В барах воду для него кипятят в тех же машинах, что и для кофе, но результат совершенно разный.

Особенность эту подмечали и великие путешественники прошлого. Н. В. Гоголь в письме своему приятелю А. С. Данилевскому из Рима писал о жизни своих соотечественников в вечном городе: «Что делают русские питторы, ты знаешь сам. (шляются по ресторанам и кафе весь день)… Зимою заводились было русские чаи и карты, но, к счастью, то и другое прекратилось. Здесь чай – что-то страшное, что-то похожее на привидение, приходящее пугать нас».

В баре можно и поесть. Здесь всегда готовы свежие булочки и бутерброды, иногда готовят и простые блюда – пасту, различные салаты, тушеные овощи, суп. Особого изыска не будет, но перекусить, причем за умеренную цену, вполне можно. Что удобно, именно здесь чаще всего можно получить хоть какую-то еду в дневное, после 2 часов, время, когда все остальные точки питания наглухо закрыты. Хотя еда, безусловно, в кафе-баре не главное.

Как и полагается в баре, – здесь, конечно, выпивают. Утром пьют, кто что хочет и на что способен. Главное действо наступает вечером. Где-то после пяти часов в большинстве баров (изобилие и разнообразие зависит от региона) выставляют закуски к выпивке. Всю стойку заставляют блюдами с разной едой: здесь и оливки с маслинами, и маринованные перец и лук, и разнообразные чипсы, и маленькие тарталетки с различными наполнителями, и кусочки нарезанной ветчины, и орешки, – словом, буйство закусочной фантазии. Посетители, зайдя в бар и заказав свой бокал вина или другого напитка, стоят у стойки и не торопясь поедают закусочки с помощью отточенных зубочисток. Многие бары соревнуются в богатстве и разнообразии подаваемых вечером закусок к напиткам.

Если вы садитесь за столик, закуску вам приносят отдельно. Скажем, заказали вы шампанское. Не пугайтесь, сначала вам принесут (если это, конечно, приличное место) множество тарелочек с разной едой – кусочки пиццы, сыр и пр. (см. выше). Вы недоумеваете, вдруг что-то перепутали, ведь вы все это не заказывали. Но нет, в счете будет стоять только ваше шампанское, остальное просто к нему прилагается.

С нашими соотечественниками случаются и конфузы. Если к какому-то жалкому шампанскому, рассуждают они, прилагается целый набор бутербродиков, то что же тогда дадут к такому крепкому напитку, как, например, коньяк. Все еще помнят, как в эпоху борьбы с пьянством в нашей стране в местах общественного питания к каждому более или менее крепкому напитку полагалась закуска, причем чем крепче был напиток, тем серьезнее еда. Страшное разочарование ожидает этих любителей воспоминаний. В Италии к коньяку или водке вам не дадут ничего. Смысл прост. Вино или шампанское пьются перед едой, в качестве аперитива, здесь необходимо подать какую-то закусочку. Крепкие напитки, согласно итальянской традиции, потребляются после еды, в качестве средства, помогающего перевариванию пищи, так что еда в этом случае не полагается. Так что пейте свой «голый» коньяк и не завидуйте соседям, пьющим за соседним столиком шампанское с множеством вкусных и бесплатных добавок.

Туристам надо помнить, что такое прекрасное и очень национальное учреждение, как кафе-бар, требует большого знания национальных особенностей. Важно помнить, что люди собираются здесь прежде всего для общения. Желание посидеть, посмотреть по сторонам, поболтать с окружающими – вот что составляет социальную сущность итальянского бара. На втором месте по значимости является потребление кофе. Это часть ритуала, без которого невозможно ни подлинное общение, ни настоящее получение удовольствия от жизни. Наконец, алкоголь, в разном виде в разное время дня и недели, замыкает круг барных удовольствий.

Каждое удовольствие имеет свою цену. Русскому человеку подчас бывает трудно понять, как один и тот же напиток в одном и том же месте, в одно и то же время дня может стоить совершенно по-разному, в зависимости от места, где ты его выпил. В большинстве итальянских баров цена напитков, выпитых стоя у прилавка, значительно отличается от цены за те, что выпиты за столиком. Разница, как правило, значительна – больше чем в два раза. То есть нельзя заказать у стойки, а потом пойти и сесть. Напиток (в том числе и обычный кофе), который вы пьете стоя, и тот, который вы пьете сидя, стоит по-разному. Так что решите для себя, что вы хотите – сесть и заплатить больше или стоять по более низкой цене. Если даже вы делаете заказ у прилавка, не забудьте кивнуть головой на столик, показывая, что пить вы будете там. Вам посчитают по-другому. Правило это не повсеместно, в местных небольших барах часто «не мелочатся», но выяснить это можно только методом проб и ошибок, никаких специальных обозначений разных систем оплаты не существует.

Бар является центром общественной жизни итальянского города. Люди приходят сюда постоянно, многим наливают, уже не спрашивая, что они хотят. Хозяин бара точно и без сомнений знает, что будет пить его клиент в то или иное время суток.

Иностранцев, описывающих итальянскую жизнь, бар и его устои порой вдохновляют на целые поэмы в прозе. Тим Паркс – один из известных знатоков итальянских нравов. Британец, он женился на итальянке и прочно обосновался в небольшом городке под Вероной. Его книги, описывающие опыт жизни в иной культуре, быстро приобрели признание и стали очень популярными. С британским юмором и хладнокровием рассказывает он о своих приключениях, пытаясь раскрыть загадку итальянского характера.

После того как они с женой поселились на новом месте, которое стало на многие годы их домом, оказалось, что самое важное – первым делом найти бар, в котором они будут завсегдатаями. Без этого невозможно влиться в итальянскую жизнь. Они обошли восемь и все отвергли по разным причинам. Наконец, они обнаружили кондитерскую «Маггия» (надо отметить, что «бар», «кафе» и «кондитерская» чаще всего выглядят одинаково и подразумевают один и тот же тип заведения). Это место было ими утверждено как идеально подходящее для постоянных визитов.

Паркс даже на мгновение оставляет привычную иронию, воспевая ритуалы итальянского бара-кафе. Он пишет: «Теперь, когда мы наконец-то здесь, пусть скорее начнется главная церемония. Вы закрываете дверь на деловой, опасный мир, который остается снаружи, и оглядываетесь вокруг себя. Девушка за стойкой – маленькая, смуглая, привлекательная своей фееобразностью, и любит, когда на нее смотрят. Так что смотрите. И садитесь. Когда мы в первый раз пришли в кондитерскую “Маггия” я очень разволновался, сможем ли мы сесть, хватит ли нам здесь места? Позже пришло понимание, что частью цивилизованности, магии места является то, что здесь всегда как раз достаточно пространства для всех, кто хочет сесть. Хорошо. Вы садитесь на удобный мягкий стул. Простые красные скатерти выглядят очень приятно и в то же время не создают ощущения, что вам придется из-за них заплатить больше, чем положено. Капучино (и это особенно важно) здесь абсолютно правильный: черный крепкий кофе внизу, плотная сливочная пена сверху, с, по просьбе, капуччо, или шапочкой горького какао на самой верхушке. Добавьте буквально шепотку сахара, своей ложечкой извлеките немного кофе и перемешайте его с пеной. Теперь пейте понемногу пенистое сладковатое молоко, заедайте его сладкой воздушной булочкой и расслабляйтесь». Непременными составляющими также являются газеты, которые обязан выписывать каждый бар, и общение с такими же завсегдатаями.

«Почему я советую вам делать все это? – продолжает Паркс. – Потому что, помимо того, что это кажется вершиной покоя и цивилизации, совершенно невозможно быть постоянным клиентом кондитерской “Маггия” погружаться в болтовню вокруг тебя, быть обслуживаемым с нежной улыбкой хорошенькой барменшей, лениво просматривать местные скандалы в газете, наблюдать за гонками велосипедов на улице, сопровождаемыми криками и гудками, без того, чтобы постепенно начать ощущать, что ты проникаешь в самую суть вещей». Словом, если вы хотите приобщиться к национальной жизни, на какое-то мгновение почувствовать себя местным жителем, непременно идите в итальянский бар, желательно расположенный вне туристических маршрутов, садитесь в уголке, заказывайте кофе и не спеша наблюдайте за жизнью.

Поскольку улица в целом является важнейшим местом общественной жизни Италии, то бары, безусловно, составляют ее кульминацию. Если не побояться сравнить улицу с храмом, то бар в этом случае – алтарь ее. Только посещают этот храм гораздо регулярнее, чем настоящий.

Дороги

Склонность итальянцев к покою в своем маленьком мирке мирно уживается в их натуре с особым отношением к дорогам. С древнейших времен на территории Апеннинского полуострова прокладывали отличные дороги. Они простирались во все стороны и переваливали через труднопроходимые Альпы, связывая жителей этих земель с окружающим миром. По дорогам римские легионы шли завоевывать чужие земли, а потом по ним же проникали и захватчики; по ним же в страну текли деньги: через торговлю, паломничество, наконец, путешествия и туризм.

Считается, что страсть к хорошим и прочным дорогам у римлян имела исключительно практический смысл – по ним удобно было проводить солдат. Но и позже, когда хорошие дороги приводили на территорию врагов, любовь к ним сохранилась. Их лелеяли, поддерживали и сохраняли. Они были и связью с прошлым, и пользой и удобством в настоящем, и, в переносном смысле, дорогами в будущее. Хорошая дорога – это комфорт, а в Италии во все времена любили удобную жизнь.

Римские дороги, как уже говорилось, славились своей прямизной. Их проводили ровно, снося все препятствия на пути, с большим знанием инженерного дела: выкладывали три-четыре слоя, причем верхним были плоские крупные камни, пропускавшие воду, так что дороги не только были сухими, но и не размывались от дождей. Помимо этого, центральную часть дороги чуть-чуть приподнимали, а по бокам рыли канавы, в которые стекала вода. О мастерстве древних римлян свидетельствует тот факт, что покрытия эти прошли испытание временем, многим из них уже более 2000 лет, а они все еще выполняют свою главную функцию.

Известно, что, завоевав земли в разных уголках Европы, римляне первым делом занялись обустройством территорий: возводили акведуки, строили бани и цирки, ну и, конечно, удобные дороги. На Траяновой колонне сохранился рельеф, изображающий римских воинов, открывающих новую дорогу в лесах Дакии. Во многих странах следы этих дорог сохранились по сей день.

Но нигде не сохранилось такого трепетного отношения к ним, как в самой Италии. Во-первых, сохраняются их имена. Во-вторых, маршрут следования. В-третьих, сохранились и сами старые дороги. То есть новая с тем же названием и направлением, но более широкая часто идет где-то рядом, а старая продолжает использоваться как запасная (и часто бесплатная) альтернатива. Иногда это создает неудобства. Едешь где-нибудь в незнакомом месте, ищешь дорогу с очередным порядковым номером, именно так она обозначена на карте. А тебе попадаются стрелки, где вместо номеров – «Tiberina» или «Cimina», вот и думай, куда они ведут.

Но часто поездка по старым дорогам доставляет большое удовольствие. Ровные и прямые как стрела, они уходят вдаль, а посаженные по краям кипарисы или пинии создают своеобразную загадочную перспективу. Невольно возникает ощущение, что это не просто дорога, а путь в прошлое или в какой-то иной мир, удивительный и прекрасный. Итальянцы и здесь умудряются создать иллюзорность и игру.

Наиболее известные из древнеримских дорог сохранились, по крайней мере в названии и направлении, до сегодняшнего дня. У каждой из них своя история, своя судьба, своя жизнь. Самая древняя и знаменитая – Аппиева дорога (Via Appia) – начало ее сооружения относят к 312 году до и. э. В древности ее называли Regina Viarum, «царица дорог». Дорога шла на юг, а потом на восток, в самом важном в то время стратегическом направлении. В окончательном виде она соединила Рим с Апулией, городом Бриндизи, ее длина составила 570 км. Оттуда открывалась дорога на восток, в Грецию, а также на юг, в Африку.

На строительство Аппиевой дороги ушло много сил и средств. Прямая и ровная, особенно первые сто километров, она проходила по осушенным болотам, через холмы, сквозь леса. Вдоль нее были построены станции, на которых можно было поменять лошадей, гостиницы для ночевки, фонтаны и скамейки для отдыха.

С Аппиевой дорогой связано множество исторических событий. Вдоль нее по сей день находятся многочисленные надгробия и памятники, быть захороненным здесь считалось делом престижным. Ее важность подчеркивается множеством святынь. Здесь находится церковь Св. Себастьяна, содержащая его останки и одну из стрел, поразивших святого. По ней вели в Рим плененного св. Павла.

Наконец, здесь же произошла и знаменитая встреча св. Петра с Христом. Согласно преданию, Петр, убегая из Рима от преследований, увидел на Аппиевой дороге Христа. «Куда Ты идешь?» («Камо грядеши?» – по-церковно-славянски, «Quo vadis?» – по латыни) – спросил его удивленный Петр. «Я иду в Рим, чтобы быть распятым вторично», – ответил Иисус. После этого он исчез, а Петр немедленно вернулся в Рим, где и был казнен. На месте легендарной встречи в IX веке была сооружена часовня с необычным названием «Кво вадис?», сохранившаяся до сегодняшнего дня. В ней можно увидеть плиту, сохранившую отпечатки ног Спасителя, оставшиеся на ней после его исчезновения. Известный польский писатель Генрик Сенкевич написал роман «Камо грядеши?» на этот сюжет.

Среди других знаменитых дорог Италии: Аврелиева (Via Aurelia), сооруженная в 241 году до н. э., шедшая вдоль западного побережья Италии вплоть до Франции; Кассиева (Via Cassia), соединявшая Рим с севером страны через Сиену и Флоренцию; Фламиниева (Via Flaminia), выходившая к Адриатике в районе Римини; Салариева (Via Salaria), также шедшая к Адриатическому морю, но южнее.

Это лишь наиболее известные из исторических дорог, число их значительно больше. В основном они, действительно, начинаются (или заканчиваются, смотря откуда идти) в Риме. Но любовь к дорогам – общеитальянская, а не римская черта. Вдоль озера Комо, в альпийских горах, по западной стороне проходит Via Regina – дорога королевы. Так в названии сохранилась история о завоевании севера Италии германскими племенами, лангобардами (буквально «длиннобородые»), в VI веке. Именно они дали название области Ломбардия. Лангобардская королева Теодолинда была христианкой, поддерживала дружеские отношения с папой Григорием Великим и много способствовала христианизации своих подданных-варваров. По ее приказу была изготовлена знаменитая «железная» корона лангобардов (из золота, драгоценных камней и железного обруча, по преданию, сделанного из гвоздя, которым был распят Христос). Имя этой королевы и сохранила узкая извилистая дорога вдоль озера, уходящая в глубь гор и когда-то являвшаяся важной связующей артерией между землями Апеннинского полуострова и Европой. Дорога, конечно, возникла гораздо раньше, но название «Регина» гордо красуется сегодня на табличках домов.

В большинстве европейских языков есть поговорка «Все дороги ведут в Рим».

В итальянском: Tutte le strade conducono a Roma.

Во французском: Tout chemin тёпе a Rome.

В английском: All roads lead to Rome.

В немецком: Alle Wege fiihren nach Rom.

Действительно, Рим на карте Италии выглядит как своего рода спрут с длинными щупальцами, раскинувшимися во все стороны. Он был не только центром, притягивавшим итальянцев из разных областей и городов, но и местом, куда стремились европейцы. Сначала завоеватели, потом торговцы. Наконец, где-то с V–VI веков в Рим устремились многочисленные паломники.

Франчиджена (Via Francigena, или, как ее иногда называли, Via Romea) – так называлась дорога, соединявшая английский город Кентербери и Рим. Именно по ней шло наиболее оживленное движение. Безусловно, помимо паломников ею пользовались и торговцы, и солдаты, и искатели приключений, но все-таки духовное значение было преобладающим. Это был путь, связавший новообращенные народы с главными святынями христианства. Часто, особенно первое время, после Рима паломники отправлялись еще и в Иерусалим.

Упоминания о Франчиджене содержатся в различных письменных источниках, что позволяет полностью восстановить ее маршрут. Общая протяженности пути составляла около 1000 миль (1600 км). Дорога была разная, следили за ней местные власти, поэтому ее состояние и покрытие были неодинаковыми на протяжении всего пути. Шли по ней, конечно, пешком. Особые сложности представляли собой горные перевалы. Дорога проходила через населенные пункты, причем соединяла их таким образом, чтобы достичь следующего можно было в течение одного дня хода. Паломники шли группами и поодиночке, но собирались все для ночевки в одних и тех же местах.

Многие из этих населенных пунктов благодаря Франчиджене получили толчок к бурному процветанию. Нужны были гостиницы, причем разного уровня, так как путешествовали самые разные люди, и бедные, и богатые. Путникам надо было есть и пить. Паломники традиционно собирали «сувениры» из разных мест как доказательство истинности своего путешествия, что тоже составляло неплохой бизнес. Своего рода паломническая инфраструктура становилась важной составляющей городов и значительной статьей дохода их жителей.

Виа Франчиджена была не просто дорогой, по которой религиозно настроенные европейцы стремились в Рим прикоснуться к христианским святыням. Ее роль гораздо больше – это был путь международного и культурного сотрудничества, причем свободный от политических и дипломатических рамок. Люди, шедшие по ней, несли в итальянские земли частички своей культуры, своего быта и уклада жизни, свои взгляды и представления об окружающем мире. Таким образом происходило прямое, свободное общение культур, причем на уровне простых людей. Процесс взаимного культурного обогащения имел большое значение для процветания итальянских земель.

Паломники начинали свой путь в Кентербери, затем шли по территории французских земель через Кале, Реймс, Безансон, затем через Швейцарию, наконец, через один из альпийских перевалов, чаще всего Сан-Бернар, выходили к итальянским землям в районе Аосты. Далее путь следовал по долине реки По, через Верчелли, Павию и Пьяченцу. В районе Пармы существовало несколько вариантов дороги – дольше, но удобнее, или короче, но сложнее. После этого странники оказывались в Тосканских землях: Лукка, Сан-Джиминьяно, Сиена, Сан-Квирико были на их пути. Наконец, через Больсену и Витербо они попадали в Рим.

Каждое из этих мест в большей или меньшей степени своим процветанием было обязано проходившей через него дороге. Так, маленький городок Баньо Виньони (Bagno Vignoni), недалеко от Сан-Квирико, своим процветанием был полностью обязан паломникам. Термальные воды, выходившие здесь из земли, были хорошей приманкой для усталых путников. Здесь останавливались, чтобы искупаться в водах, которые считались целебными.

Сегодня это тихий сонный городок, прекрасно сохранившийся, как бы застывший в том времени, когда паломничество было вытеснено другими важными занятиями, а дорога сместилась в сторону. На центральной площади находится огромный старинный бассейн, наполненный горячей, около 52 градусов, водой. Вокруг, как и положено на площади, лепятся здания. В одном из них, украшенном колоннадой, согласно преданию, останавливалась Св. Екатерина, приезжавшая сюда лечиться. Купаться в бассейне на площади нельзя: желающие могут посетить бассейн в гостинице города. Но большинство предпочитает бесплатную и более живописную альтернативу. Горячая вода стекает прямо у окраины города по уступам, набираясь в природные выемки в камне. Там-то и плещутся все желающие, любуясь окрестными холмами.

Город Больсена (Bolsena) смог сохранить свое туристическое значение до сегодняшнего дня. Расположенный на живописном озере с тем же названием, он сегодня является популярным курортом. Старинные тенистые аллеи, променады вдоль озера, многочисленные церкви, пешеходный старый город и относительная близость к Риму составляют главную ценность этого города, возникшего на древнем, еще этрусском поселении. Больсена славился отменной кухней, Данте рассказывает об одном из обитателей чистилища, «который искупает гладом // Больсенских, сваренных в вине, угрей».

В Апеннинских горах, недалеко от Пьяченцы, прячется городок Кастелл’Арквато (Castell’Arquato). Тихий, уютный, удивительно чистый, сегодня он практически не посещается туристами, что составляет часть его очарования. На центральной площади находится церковь XII века, построенная в романском стиле, Палаццо Преторио XV века, другие гражданские здания. Предметом особой гордости является крепость Висконти, построенная в XIV веке. Она лепится прямо к высокой отвесной скале и находится на месте еще древнеримских защитных сооружений. Здесь есть все, но маленькое, – свой общественный парк, магазинчик сувениров, бар, ресторан. Вокруг разбросаны виноградники, что навевает приятные мысли туристам, особенно перед обедом. Вообще вид является одной из важнейших достопримечательностей городка, он удивителен и вечен в своей простоте.

Судьбы у всех этих городов разные, но объединяет их то, что они находятся на древнем пути, связывавшем Рим с окружающим миром. Как и большинство небольших городов Италии, они сохранились нетронутыми в своей средневековой красе, находятся в изумительных по живописности местах, как правило, на высоких холмах, с которых видны знаменитые итальянские пейзажи, к тому же в каждом есть свои художественные и исторические сокровища, даже если они и не упоминаются в путеводителях. Так что посещение этих мест – само по себе уже приобщение к высокому.

В конце XX века сначала группа энтузиастов, а затем и специально составленная комиссия задались целью восстановить старую дорогу. Вдоль нее, около городов и поселений, были расставлены таблички (на коричневом фоне странник с котомкой за плечами и надпись Via Francigena). Интернет-сайты призывают неопаломников совершить хотя бы небольшое, но пешее путешествие по Франчид-жене. В ней видят символ духовного возрождения и культурного единения народов различных европейских стран. Кстати, судя по отзывам на этих сайтах, отдельные энтузиасты действительно предпринимают попытки повторить путь далеких предков: автостопом, на велосипеде или даже пешком. В отдельных городах, как, например, Болсене, восстановили отдельные участки старинного пути, и сейчас это популярное место прогулок. Сегодня Франчиджена – это скорее очередная туристическая приманка, еще один способ привлечь туристов в страну. Впрочем, она всегда приносила доход местным жителям, так что и это можно считать восстановлением местной традиции.

Любовь к дорогам не ушла в Италии в прошлое, особое к ним отношение сохранилось до сегодняшнего дня. Это подчеркивается тем, что большая часть их имеет собственные названия. Причем имена имеют также и мосты и тоннели на этих дорогах. Все это, безусловно, отражает то очень личное чувство, которое характерно для итальянцев по отношению к дорогам в своей стране.

Марк Твен, путешествовавший по Италии в середине XIX века, подмечал и тогда эту особенность. Причем его, как истинного американца, довольно быстро утомили бесконечные памятники искусства, а вот технические достижения привлекали гораздо больше. Также сильно его вдохновили и железные дороги в стране. Он писал, что в Италии «роскошные вокзалы и несравненные проезжие дороги. Последние тверды, как алмаз, прямы, как стрела, гладки, как паркет, и белы, как снег. Даже в темноте, когда ничего не видно, белые дороги Франции и Италии все-таки можно различить; они так чисты, что на них можно было бы есть без скатерти… А железные дороги! У нас таких нет. Вагоны скользят плавно, как на полозьях. Вокзалы – просторные мраморные дворцы; величественные колоннады из того же царственного камня прорезают их из конца в конец, а огромные стены и потолки богато расписаны. Высокие двери украшены статуями, а широкие полы сложены из полированных мраморных плит. Все это прельщает меня гораздо больше, чем сотни итальянских галерей…»

Дорог здесь очень много, по протяженности асфальтированных дорог Италию обгоняет в Европе только Франция; даже помешанная на автомобилях Германия идет вровень. Они очень хорошие, гладкие, спрямленные тоннелями и мостами, что довольно сложно в условиях преобладания гористой местности в стране. И они продолжают строиться.

Во что верит итальянец

Те, кто сомневаются в религиозности итальянцев, должны посмотреть на то, как проходят церковные праздники в стране. Все собираются в церковь утром, в нарядных одеждах, светлых и сияющих, местный хор поет, дети в кружевных костюмах благоговейно следуют за родителями, все охвачены большим радостным чувством. В течение дня ощущение праздника усиливается: тут и шествие со статуей святого, много цветов, горящие свечи, по случаю фейерверк, много еды и вина. Словом, праздник так праздник.

Во всех государственных учреждениях Италии то тут, то там встречаются распятия, подчеркивающие тот факт, что дело происходит в подлинно христианской стране. То же самое относится к барам и ресторанам. На углу улицы, просто на стене дома, на перекрестке дорог, повсюду встречаются то крест, то изображение богоматери, то маленькая статуя святого с зажженной лампадой. К тому же около 98 % населения относят себя к римско-католической церкви.

Но что все это доказывает, кроме любви итальянцев к театру и позе? Рождаемость неизбежно падает, коррупция – растет, удовольствие – от еды, выпивки и секса – откровенно признается главной радостью жизни, где уж тут говорить о смертных грехах. И все откровенно предпочитают церкви бар. Вместе с тем, считая себя людьми религиозными, итальянцы вовсе не лукавят. Просто признавая и утверждая христианские ценности, народ живет по своим законам, а они весьма далеки от тех, что проповедует их же церковь. И так было давно.

Чего стоят только разного рода скандальные истории, случавшиеся с папами на протяжении веков. Папский двор частенько имел сомнительную репутацию. Характерную и забавную историю рассказывает один из персонажей «Декамерона» Боккаччо. Он повествует о знатном купце Джианотто ди Чивиньи, проживавшем в Париже и дружившем с богатым евреем Авраамом, тоже купцом. Джианотто очень сокрушался, что его друг исповедует неправильную веру, и уговаривал приятеля креститься в христианство. Еврей в конце концов принял решение отправиться в Рим, чтобы посмотреть на того, кого его приятель называл наместником бога на земле. Итальянец крайне огорчился: он знал, что после увиденного в Риме никто в здравом уме не захочет принять его веру.

Вот что увидел любознательный еврей в Риме, «…наблюдая образ жизни папы, кардиналов и других прелатов и всех придворных. Из того, что он заметил сам, будучи человеком очень наблюдательным, и того, что слышал от других, он заключил, что все они вообще прискорбно грешат сладострастием, не только в его естественном виде, но и в виде содомии, не стесняясь ни укорами совести, ни стыдом, почему для получения милостей влияние куртизанок и мальчиков было немалой силой. К тому же он ясно увидел, что все они были обжоры, опивалы, пьяницы, наподобие животных, служившие не только сладострастию, но и чреву, более чем чему-либо другому. Всматриваясь ближе, он убедился, что все они были так стяжательны и жадны до денег, что продавали и покупали человеческую, даже христианскую кровь и божественные предметы, какие бы ни были, относились ли они до таинства, или до церковных должностей». Так описывает итальянский поэт XIV века жизнь папы и его окружения.

Возвратившись в Париж, еврей пошел к своему приятелю и рассказал обо всем увиденном. После чего, к большому удивлению Джианотто, сообщил о решении креститься. Свое парадоксальное решение он объяснил следующим образом: «Насколько я понимаю, ваш пастырь, а следовательно, и все остальные со всяким тщанием, измышлением и ухищрением стараются обратить в ничто и изгнать из мира христианскую религию, тогда как они должны были бы быть ее основой и опорой. И так как я вижу, что выходит не то, к чему они стремятся, а что ваша религия непрестанно ширится, являясь все в большем блеске и славе, то мне становится ясно, что дух святой составляет ее основу и опору, как религии более истинной и святой, чем всякая другая. А потому я, твердо упорствовавший твоим увещаниям и не желавший сделаться христианином, теперь говорю откровенно, что ничто не остановит меня от принятия христианства. Итак, идем в церковь и там, следуя обрядам вашей святой веры, окрести меня». В этой истории много итальянского. Знание греховности земной церкви и вера в ее истинность, любовь к картинности и парадоксам, святость и насмешка.

Вообще, видимо, в самой атмосфере здешних мест есть что-то приземленное. Хорошо известно, что древние римляне «заимствовали» многих богов у греков, дав им свои имена. И сегодня как по-разному они звучат, какой различный ассоциативный ряд вызывают, несмотря на внешнее сходство. Прекраснейшая Афродита и слегка озабоченная Венера, могущественный Эрос и пошловатые Амур с Купидоном, грозный Посейдон и вредный Нептун, хитроумный Гермес и жуликоватый Меркурий. Трудно представить, что они представляют одних и тех же богов. Римские более земные, менее страшные и чуть-чуть глуповатые.

Большое сомнение вызывает и национальная «любовь» итальянцев к перетаскиванию мощей и тел великих покойников с места на место. Увлечение этим граничит с кощунством. Про перевоз мощей Св. Николая уже было подробно рассказано. Упоминалось и о перенесении тела Данте, в результате которого до сих пор достоверно неизвестно, где оно находится. Не менее решительно поступили венецианцы и с мощами Св. Марка. Мощи Святого Марка хранились в Александрии. Существовала легенда, согласно которой евангелист Марк, плывя по морю, был застигнут бурей и спасся на одном из островов венецианской лагуны. Во сне ему явился ангел и возвестил, что именно здесь он обретет вечный покой. В IX веке, когда Венеция укреплялась в своей независимости от Византии и нуждалась в собственном святом, было решено отправиться за мощами Святого Марка. Венецианские купцы отправились в Александрию, нашли гробницу Св. Марка, подкупили охранников и подменили тело. Мощи святого были помещены в корзину под кусками свинины, так что мусульманские таможенники даже не прикоснулись к запретному товару. В 828 году священная реликвия прибыла в Венецию.

Немедленно началось строительство собора, который сгорел от пожара в конце X века. Одновременно, видимо, по недосмотру, как-то незаметно пропали и драгоценные мощи. Обретение их состоялось более чем через сто лет. В конце XI века был отстроен новый храм, и перед его освящением все активно занялись поиском драгоценной реликвии. И тут случилось чудо: «Когда процессия во главе с дожем медленно двигалась по собору, у одной из колонн воссиял яркий свет, где-то рассыпалась каменная кладка, и из отверстия показалась рука с золотым кольцом на среднем пальце. В то же мгновение по всему собору разлился чудесный аромат. Ни у кого не возникло сомнения, что воистину нашлось тело Марка, и все вознесли хвалу Господу за столь дивное возвращение исчезнувшего святого». Ныне мощи святого Марка покоятся под алтарем собора, носящего его имя.

Итальянцы не ограничивали себя исключительно святыми мощами. Известна злополучная и малоприятная история с папой Стефаном VI, решившим судить своего предшественника Формоза, которого для этого в 896 году вынули из могилы, обрядили в папские одежды, посадили на трон и устроили суд. Его сначала осудили, потом наказали поркой, а потом еще и казнили, протащив за ноги по Риму и в конце концов сбросив в реку Тибр. Вот она, любовь к театральным действам во всей красе. Стефана VI, правда, судьба наказала, он был задушен восставшей римской толпой. Формоз был вновь похоронен с почестями, а новый папа был вынужден принять новый закон, абсурдный в своей нелепости для большинства стран, но не для Италии, запрещавший устраивать суд над покойниками.

Ну так ли много народов решились бы на такой отчаянный поступок, как выкапывание покойника, да еще худо-бедно бывшего перед смертью наместником бога на земле? Язычество, да и только!

Что уж тогда говорить о людях, далеких от церкви? Тело Данте переносили с места на место, пока, видимо, не потеряли. Вокруг тела великого Микеланджело также разгорелась борьба. Скульптор умер в Риме в 1564 году, и римские власти хотели похоронить его в Соборе Святого Петра. Однако родственники, желая выполнить волю покойного, воспротивились этому. Племянник Микеланджело тайком вывез тело, спрятав его в тюк с товарами, чтобы никто не догадался об обмане (невольно вспоминается св. Марк, вывезенный в тюке с мясом).

В результате тело великого мастера было очень торжественно и пышно погребено в церкви Санта-Кроче во Флоренции. Что не помешало позже вновь вскрыть гроб с покойником, так как было очень много желающих взглянуть на великого человека. Правда, ученик и биограф Микеланджело Джорджо Вазари пишет, что хотя «все мы, там присутствовавшие, ожидали, что обнаружим тело уже разложившимся и сгнившим, ибо после смерти прошло уже двадцать пять дней, а в гробу оно пролежало двадцать два дня, мы вдруг увидели его нетронутым во всех его членах и без какого-либо дурного запаха, и мы готовы были поверить, что он скорее всего спит сладким и спокойнейшим сном. И помимо того что и черты лица были как у живого (только цвет лица несколько напоминал покойника), ни одна часть тела не истлела и не вызывала неприятного чувства, голова же и щеки, если к ним прикоснуться, были такими, будто скончался он всего несколько часов тому назад».

Итальянцы – люди без сантиментов (что не мешает им в определенных ситуациях быть сентиментальными). Могущественная семья Гонзаго правила в Мантуе с XV по XVIII век. Она не жалела средств на строительство роскошных дворцов, которые расписывали великие итальянские и европейские художники от Мантеньи до Рубенса, почитавшие за честь запечатлеть для потомства богатых и всесильных правителей. Резиденция Гонзаго, Палаццо Дукале, одно время считалась самым большим дворцом в Европе.

Гонзаго, в отличие от Медичи, были не торговцы, а воины. К власти они пришли и удерживали ее силой оружия, беспощадно расправляясь с соперниками. История их семьи, крепкой и сплоченной, невольно вызывает в памяти современные аналогии. Для достижения своих целей они не останавливались ни перед чем. Но победив, позволяли себе быть щедрыми и покровительствовать искусству. Маленький штрих, удивительный, но вполне вписывающийся в общеитальянскую картину контрастов. Один из членов семьи Гонзаго, разбив врага, с которым он длительное время соперничал, приказал его забальзамировать. Потом он выставил тело в одной из комнат своего дворца, где оно и пролежало несколько веков как напоминание окружающим о том, что бывает с теми, кто соперничает с Гонзаго. Итальянцы относятся к семье Гонзаго с уважением и называют их просвещенными, но деспотичными.

Для глубоко верующего народа итальянцы не слишком уважительно и вполне по-язычески относились к своим покойникам.

Однако все не так просто. Казалось бы, столь легкомысленное отношение к великим останкам говорит не в пользу религиозности итальянцев. Но ведь в результате этого в Италии собрано огромное количество мощей и разного рода реликвий. Поистине, страна эта благословенна, если ей было дано стать хранительницей стольких святынь. Вот далеко не полный, но впечатляющий список.

Из 12 апостолов – Петр казнен и похоронен в Риме. Андрей Первозванный первоначально похоронен в Констанитинополе, в XIII веке мощи перенесены в итальянский город Амальфи, а в 1462 году голова апостола доставлена в Рим (из которого уже в XX веке перенесена в греческие Патры). Евангелист Матфей, согласно легенде, после смерти был доставлен в итальянскую Песту, а в X веке в Салерно близ Неаполя, где его мощи пребывают по сей день. Апостол Филипп, распятый во Фригии, покоится в Риме, а его рука во Флоренции. Варфоломей, распятый вместе с Филиппом, выжил и пошел проповедовать в Великую Армению, где и принял мученическую кончину. Часть его мощей находится в Риме. Фаддей или Иуда Иаковлев скончался также в Армении, где был распят на кресте. Мощи же его покоятся в Риме, в соборе Святого Петра (кроме руки, находящейся в Армении в соборе Эчмиадзине). Брат его апостол Симон Зилот был распят на кресте в Абхазии, первоначально погребен в городе Никопсии около Сухуми. Мощи же его сегодня покоятся рядом с мощами его брата в соборе Святого Петра в Риме. Апостол Матфий (принятый вместо Иуды Искариота) был побит камнями в Иерусалиме. Глава его находится в Риме, а часть мощей – в Павии. Таким образом, восемь из двенадцати апостолов нашли свой последний приют в Италии.

Из четырех оставшихся Фома, скончавшийся в Индии от рук язычников, был погребен там же. Часть его мощей находилась в Константинополе, часть – в Венгрии, а его перст, вложенный им в раны Христа, в Риме, в церкви во имя Честного и Животворящего Креста. Иаков Алфеев был распят на кресте в приморском городе на границе Египта с Палестиной. Мощи его в основном утрачены, часть находится на горе Афон. Иоанн Богослов умер в возрасте более ста лет (он жил дольше остальных из 12 апостолов) в городе Эфесе. Когда пришло время ему умереть, он попросил вырыть для него яму в форме креста, лег и велел своим ученикам засыпать его землей. Прибывшие на место остальные ученики немедленно раскопали могилу, но тела там не обнаружили. Таким образом, мощи святого Иоанна вообще отсутствуют. Наконец, Иаков Зеведеев, умерший в Иерусалиме, был переправлен на территорию Испании, где его мощи в конце концов обрели покой в Сантьяго-де-Компостела, ставшем одним из главных мест паломничества христиан. Многие оспаривают версию его захоронения именно там.

Из четырех евангелистов трое находятся в Италии: уже упоминавшиеся Матфей в Салерно и Марк в Венеции. Святой Лука, погребенный сначала в Греции, потом перенесенный в Константинополь, наконец в XII веке нашел свое успокоение в итальянской Падуе. Только Иоанн, чье тело исчезло чудесным образом, избежал дороги в Италию.

Из других особо чтимых святых: св. Павел казнен и похоронен в Риме. Св. Николай Угодник перевезен в XI веке в Бари. Св. Мария Магдалина закончила жизнь в Эфесе, где она пребывала рядом с Иоанном Богословом, позже, во время крестовых походов, ее мощи были перенесены в Рим. Св. Георгий Победоносец, особо почитавшийся на Руси, был первоначально похоронен в городе Лида (ныне предместье Тель-Авива). Но сегодня мощи святого там отсутствуют, а сохранилась только его голова в Риме, в храме, ему посвященном. Св. Амвросий Медиоланский погребен в соборе в Милане, много веков собирающем паломников со всего света.

Вопросы о местонахождении мощей всегда спорны и, как правило, бездоказательны. Источники информации чаще всего противоречивы, так что многое здесь приходится в прямом смысле принимать на веру. Время от времени объявляются сенсационные открытия, в том числе и в современную эпоху. Так, американские археологи совсем недавно сообщили о сенсационной находке мощей святого апостола Матфея в районе озера Иссык-Куль в Киргизии.

Еще в середине XIX века известный русский ученый Семенов-Тян-Шанский, оказавшись в Венеции, получил возможность изучить так называемую каталонскую карту мира, составленную в XIV веке. На ней изображалось здание на берегу озера и имелась надпись: «Место, называемое Иссык-Куль. В этом месте монастырь братьев армянских, где пребывает тело святого Матфея, апостола и евангелиста». Правду сейчас, конечно, выяснить довольно сложно, в данном конкретном случае особенно смущает чрезмерная любовь американцев к дутым сенсациям. Итальянцы же верят в то, что их мощи подлинные. Возникли сомнения и в подлинности мощей евангелиста Луки, находящихся в Падуе. Но специальная экспертиза в конце XX века подтвердила подлинность останков.

Марк Твен, путешествовавший по Италии, с американским нигилизмом писал: «И все-таки – не слишком ли много этих реликвий? Нам показывают кусок истинного креста в любой старой церкви, в которую мы заходим, а также гвоздя из него. Я не берусь утверждать точно, но полагаю, что мы видели не меньше бочонка этих гвоздей… А из костей святого Дионисия, которые мы видели, в случае необходимости можно было бы, по-моему, собрать его скелет в двух экземплярах». Интересно, что тот же Марк Твен называл бестрепетно-физиологическое отношение итальянцев к «святым костям» «чудовищным гротеском» и «богохульством».

Таким образом, в Италии собраны останки наиболее почитаемых во всем христианском мире святых. Причем выше упомянуты только те святые, которые почитаются и православной и католической церковью, да и то далеко не все. Такое изобилие не подтверждает ли святость этой земли? Да и народ, «собравший» эти сокровища, воспринимается по-особому.

Кроме этого, здесь находится огромное количество церквей и художественных ценностей сакрального характера. Они буквально окружают человека повсюду, так что неизбежно входят в его жизнь. В Италии находится множество святынь, таких, например, как Туринская плащаница и многие другие. Не случайно паломники вот уже много столетий стекаются сюда, на землю Италии, со всего мира. Здесь, наконец, находится Ватикан и глава римской церкви, являющиеся, при всей их формальной независимости, неотъемлемой частью итальянской жизни.

Нельзя также забывать, что церковь – прекрасное место общения, предоставляющее исключительную возможность себя показать и людей посмотреть. А все, что там происходит, представляет своего рода прекрасный спектакль, пышный и праздничный. Таким образом, здесь объединяются самые разные национальные страсти.

Порой кажется, что в вопросе веры внешняя сторона в Италии возобладала над внутренней. Главное, чтобы все было красиво и приятно для глаз. Главное, чтобы было удобно и зрелищно.

Но и это не совсем верно. В итальянцах жива глубокая и вполне искренняя вера в чудеса, столь часто и парадоксально встречающаяся у прагматичных народов. Сейчас, например, крайне почитаем в стране отец Пио, чьи бородатые фотографии можно найти в самых разных местах: в барах, гостиницах, частных домах, за стеклом автомобиля. Родился он в 1887 году в небольшом южно-итальянском городке Пиетрельчина, позже стал монахом, заболел и вернулся в родной городок, где и пришла к нему слава чудотворца. В 1918 году на теле его во время службы появились кровоточащие раны. Стигмата сохранялась до самой его смерти в 1968 году (т. е. 50 лет) и стала первым толчком для привлечения паломников. Дальше начались самые разные чудеса: исцеление больных, в том числе и на расстоянии, сотворение хлеба в голодные военные годы, оживление умерших, прогулки сухим под дождем и другие, самого разного масштаба.

Особенно много чудес происходило во время войны, здесь отец Пио выходит уже на мировой уровень. Так, популярная история рассказывает об американском военном летчике, который полетел в составе эскадрильи сбрасывать бомбы на родной город итальянского монаха. Неожиданно перед ним прямо в небе возникла гигантская фигура францисканца с поднятыми руками. От неожиданности или испуга летчик нажал кнопку невовремя, и город был спасен. Уже после войны, вернувшись домой в Америку, этот летчик случайно увидел портрет отца Пио и узнал в нем своего загадочного монаха. Кстати, в Америке, также большой любительнице чудес, итальянский монах очень популярен.

Еще одной ярко выраженной национальной особенностью является суеверность жителей Италии. Здесь они дадут сто очков вперед большинству современных европейцев. Суеверия касаются самых разных областей жизни и проявляются повсеместно.

Традиция верить в приметы и предзнаменования имеет на земле Италии давнюю историю. «Этрусской наукой» называли правила гаданий, усвоенные позже в древнем Риме. Этруски, а за ними и римляне, гадали по грому и молнии, по полету птиц, по внутренностям жертвенных животных. Причем для каждого вида гаданий существовали специальные жрецы и толкователи. В XIX веке в Пьяченце во время археологических раскопок этрусских поселений была найдена модель печени, разделенная на 40 частей, своеобразное наглядное пособие для начинающих толкователей. И этруски, и римляне верили в то, что с помощью гаданий можно избежать несчастий и узнать волю богов.

Вот как выглядели, по мнению американского писателя Торнтона Уайлдера, донесения главы коллегии авгуров Юлию Цезарю в 45 году до н. э. Тект выдуманный, но вполне близок к исторической реальности:

«Высокочтимому верховному понтифику.

Шестое донесение от сего числа.

Предсказание по жертвоприношениям в полдень.

Гусь: пятнистость сердца и печени; грыжа диафрагмы.

Второй гусь и петух: ничего примечательного.

Голубь: зловещие предзнаменования – почка смещена, печень увеличена и желтой окраски; в помете – розовый кварц. Приказано произвести более подробное исследование.

Второй голубь: ничего из ряда вон выходящего.

Наблюдались полеты орла – в трех милях к северу от горы Соракт на всем доступном обозрению пространстве над Тиволи. Птица проявляла какую-то неуверенность, приближаясь к городу.

Грома не было слышно со времени последнего сообщения двенадцать дней назад. Долгой жизни и здравия верховному понтифику!»

Ну что ж, выглядит это вполне правдоподобно, чего нельзя сказать о комментарии Цезаря на это донесение (здесь уже скорее слышен голос американского скептицизма): «Однажды в долине Рейна авгуры ставки командующего запретили мне вступать в битву с врагом. Дело в том, что наши священные куры стали чересчур разборчивы в еде. Почтенные хохлатки скрещивали ноги при ходьбе, часто поглядывали на небо, озирались, и не зря. Я сам, вступив в долину, был обескуражен тем, что попал в гнездилище орлов. Нам, полководцам, положено взирать на небо куриными глазами. Я смирился с запретом, хотя мое умение захватить врага врасплох является одним из немногих моих талантов, но я боялся, что и наутро мне снова будут чинить препятствия. Однако в тот вечер мы с Азинием Поллионом пошли погулять в лес, собрали десяток гусениц, мелко изрубили их ножами и раскидали в священной кормушке. Наутро вся армия с трепетом дожидалась известия о воле богов. Вещих птиц вывели, чтобы дать им корм. Они сразу оглядели небо, издавая тревожное кудахтанье, которого достаточно, чтобы приковать к месту десять тысяч воинов, а потом обратили свои взоры на пищу. Клянусь Геркулесом, вылупив глаза и сладострастно кудахтая, они накинулись на корм – так мне было разрешено выиграть Кельнскую битву».

Хотя Гай Светоний Транквилл в составленной им биографии Цезаря и подтверждал тот факт, что никогда никакие суеверия «не вынуждали его оставить или отложить предприятие», известно, что Цезарь умело играл на суеверности своего народа, распространяя, например, слухи о своем божественном происхождении. Да и конец его, как это ни абсурдно, стал лишним доказательством для римлян необходимости доверять дурным предзнаменованиям. Говорят, их было очень много накануне и в день убийства Цезаря, но он им не поверил, пошел в сенат и был зарезан заговорщиками.

В средние века, несмотря на борьбу христианской церкви с гаданиями и предсказаниями будущего, вера в приметы продолжала процветать в итальянском народе на всех уровнях. Вот на этот раз подлинно исторический документ, письмо, адресованное к Никколо Макиавелли по поводу вступления флорентийской армии в осажденную Пизу: «Уважаемому мужу Никколо ди мессер Бернардо Макиавелли. В лагерь. Иисус. 5 июня 1509 г. Никколо, дражайший брат, привет тебе и пр. Я хочу, чтобы ты сказал комиссарам, что если нужно будет вступить во владение Пизой в четверг, то чтобы они ни в коем случае не входили ранее 12 час. с половиной, а если можно, чтобы вошли чуть позже 13 час.: это благоприятнейшее для будущего время. А если это будет не четверг, а пятница, то тоже чуть-чуть позже 13 часов, но не раньше 12 с половиной. То же относится к субботе утром, если не в пятницу. А если невозможно соблюсти ни этот день, ни час, то пусть занимают, когда смогут, in nomine Domini [во имя Господне. – А. Л]» [17]Перевод М. А. Юсим.
. Вспомнил все-таки!

Наконец, сегодня существует огромное количество разного рода предписаний, как и когда надо жить, которые итальянцы свято соблюдают. Англичанин Тим Паркс, живущий в Италии, делится на страницах своей книги наблюдениями за своими итальянскими соседями. Однажды они с соседом решили приготовить просекко, игристый напиток из винограда, и неожиданно столкнулись с недоступными для трезвого и прагматичного английского ума трудностями.

Оказалось, разливать весной подготовленную винную массу в бутылки можно только при соблюдении двух непременных условий: должна стоять хорошая ясная погода и высокое атмосферное давление, а луна должна возрастать. Иначе, объяснил итальянский компаньон, не будет хороших пузырьков. Вот эти-то условия никак не совпадали, так что возмущенному и не верящему англичанину пришлось ждать аж до середины мая, последнего весеннего месяца, когда шансы получить благородный напиток были уже сведены к минимуму. Но тут судьба смилостивилась к нему и подарила хорошую погоду как раз за несколько дней до полнолуния.

Его возмущение усилилось еще больше, когда каждый итальянский сосед и соседка встречали его беременную жену словами: «А, скоро полнолуние, тогда-то она и родит». «Ну хорошо, – возмущался английский супруг, – я еще могу смутно и отдаленно представить связь между пузырями в вине и луной, но какое отношение это имеет к моему ребенку, особенно если определенный врачом срок намного раньше». К его неудовольствию, жена родила именно в ночь полнолуния, оправдав тем самым все приметы своей страны.

Некоторые бытовые детали итальянской жизни, граничащие с суевериями, имеют практическое значение. Так, наблюдательные туристы нередко удивляются странному обычаю итальянцев оставлять пластмассовые бутылки с водой у порога дома. Согласно распространенному представлению, они останавливают кошек и собак от того, чтобы «метить» территорию традиционным для этих животных и очень пахучим способом. Иностранцы-рационалисты пытаются найти объяснения этому явлению: например, что кошки видят свое отражение в воде и пугаются. Итальянцы же просто верят в это. Говорят, помогает.

Как и во многих других вопросах, в итальянской вере преобладает визуальная, эстетическая сторона. Поэтому так важны многочисленные картинки и изображения святых, которые можно найти повсеместно. Отсюда и изобилие самых разных предметов, связанных с религиозным культом: от крестов, украшенных ужасного вида искусственными цветами, до светильников, кощунственных порой в своей пошлости, например в форме мадонны. Заполонив жизненное пространство подобного рода предметами, итальянцы успокаиваются, считая свой религиозный долг выполненным, и почитают себя нацией истинно верующих католиков.

Но нельзя забывать и о том, что земля эта благословенна не только многочисленными праведно и не очень добытыми мощами и святыми реликвиями. Ей дано и самое значительное число церквей и произведений искусства на религиозную тему. И большинство из них подлинно прекрасны и высокодуховны. И пусть языческий карнавал доставляет, как и много веков назад, больше удовольствия, чем церковная служба, все-таки, хотя бы теоретически, он предшествует великому посту. А визиты папы римского в итальянские города собирают полные стадионы.

Путешествие по Италии

Сегодня поездки в Италию стали для россиян делом обычным и даже в каком-то смысле обязательным. Это та страна, в которую едут, накопив первую необходимую сумму, или тратят последнюю. Как и когда-то, сегодня поездка в Италию определяет в некотором смысле статус человека. Здесь с ней конкурирует только Париж, но это дело вкуса.

Большинство россиян предпочитает два пути: туристическую поездку с группой, что-нибудь типа «Вся Италия», или отдых на морских курортах. Это и понятно. Во-первых, безусловно, это наиболее экономичный способ. Во-вторых, наиболее безопасный с точки зрения обустройства. Вам не нужно говорить на незнакомом языке, объясняться жестами, для вас все решили и все устроили. Вас провезут по самым знаменитым местам, накормят чем-то очень «типичным», опытные гиды расскажут, «что такое хорошо и что такое плохо». В том смысле, что объяснят, чем надо восхищаться, а что так, вторично или подделка. В такой насыщенной искусством стране, как Италия, это довольно важно.

Но во всем вышесказанном скрыты и недостатки подобного путешествия. Общение идет преимущественно внутри своей родной русскоязычной группы, напитки в коллективе тоже предпочитают родные, да еще какой-нибудь доброхот захватывает с собой целый запас этих напитков вместе с копченой колбасой на закуску. Знаменитые достопримечательности переполнены народом и оставляют ощущение безысходной усталости и невысказанной тоски. Ну не станет же настоящий путешественник жаловаться на жару и толкучку, находясь на центральной площади великой Флоренции перед знаменитой статуей Давида (которая на поверку оказывается такой же копией, как и у нас в Пушкинском). «Типичная» еда в туристических ресторанах разочаровывает, как и во всех странах, заставляя усталых путников ностальгически вспоминать о селедке с картошкой.

Итальянские морские курорты еще чаще разочаровывают россиян. Для русского человека отдых и море давно стали синонимами. А в море самое главное – пляж. Сегодня с фактической потерей любимых Крыма и Черноморского побережья Кавказа главной альтернативой стали европейские пляжи. Италия в этом вопросе – не самое привлекательное место для русских людей. Курортные города в основном безлики, однообразны и неинтересны. Гостиницы из стекла и серого бетона вмещают, конечно, множество людей, но полностью уничтожили итальянский национальный дух, сделали эти места удивительно скучными. Все в них, как и положено, направлено только к одной заветной цели – выкачать как можно больше денег из отдыхающих. Италия, несмотря на обилие пляжей, не вписывается в наше представление о прекрасном. Не случайно сами итальянцы купаются крайне редко: для них море – это место для отдыха и загара, а не для плескания в воде.

Вывод один. Если у вас есть хоть малейшая возможность – отправляйтесь в независимое свободное путешествие. Кстати, все больше и больше наших соотечественников именно так и поступают. Конечно, самостоятельное путешествие всегда более утомительное, сопряженное с хлопотами и волнениями, но и неожиданностей, в том числе и приятных, здесь всегда больше. Главное, у вас появляется реальная возможность увидеть и понять страну и народ, ее населяющий, такими, как они есть на самом деле, а не для туристов.

Как и любое популярное среди туристов место, Италию лучше всего посещать в то время, которое традиционно считается не сезоном. Почувствовать и понять Италию лучше всего можно в период между ноябрем и апрелем, когда толпы туристов спадают (они не исчезают здесь никогда). В это время даже во Флоренции можно спокойно найти место в баре, пройти без очереди в музей, постоять в задумчивости над Арно, не боясь быть раздавленным японцами с фотоаппаратами. Конечно, есть и исключения, например Венецианский карнавал, который проходит в феврале. Но он и создан как раз для толпы и толкучки, в этом его смысл.

Конечно, внесезонье потому и существует, что в это время больше шансов столкнуться с плохой погодой. Но Италия – страна, в которую едут приобщиться к прекрасному, исцелить душу, хорошо поесть, словом, наслаждаться жизнью. А это очень трудно сделать, когда на улице удушающая жара, что нередко случается уже в мае, а вы бродите в толпе таких же, как вы, страдальцев по каменным мостовым старинных городов или стоите под палящим солнцем в очереди в ресторан.

В дождь можно пойти в музей и сливаться с прекрасным, а если нет желания заниматься интеллектуальной деятельностью, просто сидеть в баре и наблюдать за спешащими под дождем прохожими, большая часть которых спешит как раз в бар. Зато во время вашего осеннего, а тем более весеннего путешествия непременно будут и солнечные дни – ясные, чистые, теплые и радостные. В Италии только в Милане и окрестностях может целый месяц не быть солнца. В остальных местах оно непременно покажется.

К тому же каждый сезон в Италии имеет свои приятные сюрпризы: в ноябре – время трюфелей, в апреле – спаржи, в феврале – повсеместных карнавалов. Гастрономические радости – это тоже не просто праздник живота, здесь они сопровождаются разными действами, ярмарками, гулянками.

Еще одно преимущество внесезонного путешествия – цены в гостиницах: они, как правило, ниже обычных. Да и проблем с местами не будет, даже в самых популярных местах. Правда, надо помнить, что как раз на этот «нетуристический» сезон многие гостиницы закрываются. Причем итальянцы свято соблюдают это правило, даже вопреки здравому смыслу, т. е. спросу, который все растет. Но если положено закрываться в определенное время, значит, они закроются, пусть и в ущерб себе.

Важное правило независимого путешествия – посещение небольших и не самых знаменитых мест. Туристические путеводители пометили города, деревни и отдельные памятники культуры и природы «звездочками» (есть и другие градации, но звездочки самые популярные). Например, Флоренция имеет три звездочки, как хороший коньяк. А этрусский городок Кьюзи – одну. Но большая часть населенных пунктов не имеет вообще ни одной звезды и сразу теряет свою привлекательность для туристов. Особенно для русских. Погоня за «звездочками» (т. е. известными достопримечательностями, которые у всех на слуху) превращается порой в манию.

Поэтому изумительные по красоте места полностью игнорируются, так как о них никто не слышал, а значит, и рассказывать потом дома будет неинтересно. Например, на берегу озера Комо скрывается прекрасная вилла Карлотта, парк которой в апреле месяце покрывается цветущими азалиями и рододендронами. Но русского туриста там днем с огнем не сыщешь – место незнаменитое и без «звездочки».

Конечно, в такой насыщенной памятниками искусства стране, как Италия, нужны ориентиры – иначе несчастный турист совершенно потеряется и не будет знать, чем ему восхищаться, а чем нет. Безусловно, «трехзвездочные» места достойны посещения и совершенно не случайно выбраны в лучшие. Их посещать обязательно надо. Просто не стоит только ими ограничиваться. В Италии всегда есть место прекрасным неожиданностям: вдруг где-нибудь в тосканских холмах скрывается маленькое средневековое чудо, живущее своей вечной радостной жизнью и не знающее нашествия варваров-туристов.

Известный русский публицист В. П. Боткин писал в середине XIX века об этих итальянских сюрпризах. Он описывал Рим, но то же самое может быть отнесено и ко всей стране: «…вы идете по узкой, нечистой улице – вдруг перед вами прекрасная площадь с знаменитым памятником; из сумрачного переулка выходишь к роскошнейшему фонтану. И эта беспрестанная неожиданность, с какою встречаешь здесь произведения искусства, кажется, еще более усиливает впечатление их».

Наконец, как и в любом путешествии, здесь очень важен настрой, желание радоваться и получать удовольствие от жизни. Существует некая магия слова: фраза «Я не люблю итальянскую кухню» фактически гарантирует неудачу в выборе ресторана. Если же вы твердо верите, что сейчас вы получите удовольствие от самой лучшей еды в мире, то шансов получить желаемое у вас гораздо больше. И это относится не только к еде.

Загадочное очарование Италии действительно существует. Есть в этой земле некая притягательность, какая-то радость жизни, разлитая в воздухе. Сюда хорошо приезжать влюбленным – это не просто стереотип и мода, здесь действительно ощущается какая-то нега и истома. Сами итальянцы очень любят демонстрировать на публике свои чувства, все вокруг картинно обнимаются, театрально целуются, причем независимо от возраста и внешнего вида. Здесь пьют возбуждающие напитки, но при этом не напиваются, держатся за руки, смотрят в глаза. Просто рай для романтиков и романтических путешествий!

Любое заграничное путешествие для россиянина начинается с проверки паспортов и виз. Итальянские таможенники – самые непредсказуемые и полные противоречий. Вдруг неожиданно что-то может не понравиться ему в вашем лице, и тогда он будет долго и дотошно по-итальянски мучить вас вопросом, зачем, к кому и на какие деньги вы приехали. Причем ваши ответы ни на английском, ни на русском языках не будут иметь никакого воздействия в силу их полного непонимания. Так что надо просто расслабиться, рано или поздно ему это надоест и захочется пить кофе. Правда, известны случаи и отводов «невинных жертв» в местный полицейский участок, картинно, под дулом автомата, но этим все и ограничивалось.

При таких строгостях, типичных для итальянских пограничников (еще бы! они ведь играют важную и ответственную роль охранников государственной границы, у них красивая форма и строгий вид), неожиданной оказывается проявляемая ими в определенных ситуациях либеральность и снисходительность по отношению к нарушителям. Так, одна русская семья по незнанию приехала в Италию на машине, имея в паспорте однократную немецкую визу. А Италия в то время еще только собиралась присоединиться к Шенгенскому соглашению, но еще этого не сделала.

Бдительный французский пограничник проверил документы и заявил дрожащим от страха туристам-неудачникам, что они не имеют права въезжать из Италии во Францию, так как они покинули пределы Шенгенского соглашения, а их виза позволяет въехать в него только один раз. Он долго и методично заполнял бумаги, объяснял, что теперь из Генуи надо будет вызвать российского консула и депортировать их под охраной полицейских как нарушителей государственной границы. Потом отвел русских туристов и сдал на руки итальянцам. А итальянцы в это время как раз пили кофе и смотрели футбол по телевизору. Они с трудом дождались ухода француза и немедленно отпустили горе-туристов восвояси (это при том, что как раз итальянской-то визы у них и не было).

Путешествовать по Италии самостоятельно можно на поездах – они быстрые и удобные, или автобусах – они забираются в самые отдаленные уголки. Здесь нет американского автомобильного снобизма – нет своего автомобиля, значит, сиди дома. Своим ходом вы легко доберетесь до любого места в стране. Правда, это требует терпения и свободного времени, так как итальянцы вообще не любят нервничать по пустякам и спешить.

Гораздо интереснее путешествовать на автомобиле, если, конечно, такая возможность есть. Вот уж где действительно свобода – останавливаетесь там, где вам понравилось, и проводите там столько времени, сколько хотите. Арендовать автомобиль можно во многих местах – проще всего в аэропорту или на вокзале. В других местах ваши российские права вызовут больше волнений и сомнений: кто знает, чего можно ждать от этих русских.

Дороги в Италии, как уже не раз говорилось, прекрасные. Особенно знамениты автострады, о которых уже шла речь. Они ровные, хорошо оборудованные, с очень четкими обозначениями, рассчитанными на идиотов – одна и та же информация повторяется много раз, так что даже иностранец в конце концов поймет, куда ему съезжать. С левой стороны через каждый километр табличка показывает расстояние до ближайшего пункта съезда, до заправки, а через каждые 10 км – до ближайшего крупного населенного пункта, такого как Рим, Флоренция, Милан. Справа – располагаются большие знаки и схемы ближайших съездов или разъездов. На них показаны не только населенные пункты, в которые ты попадешь, если свернешь с дороги на ближайшем съезде, но и дороги, на которые ты можешь попасть, и, на коричневом фоне, достопримечательности.

В Италии знак автострады зеленый, а остальные дороги написаны на синем фоне (во Франции все наоборот, что сбивает путешественников, переезжающих из страны в страну). Вся эта роскошь имеет только один главный недостаток – все это платное. Причем стоит достаточно дорого. Чаще всего система простая – при въезде на автостраду вы берете билетик, а при съезде протягиваете контролеру, который называет (а для удобства она еще и загорается на экране) сумму. Иногда встречаются промежуточные оплаты, чаще всего около крупных городов – так, вокруг Милана, на окружной дороге, которая почти всегда забита машинами, таких местных «платилок» несколько. Сумму здесь берут небольшую, раздражает сам факт торможения и стояния в очереди. Но чаще всего вы можете проехать 500 км и даже переночевать в придорожной гостинице, а заплатить только один раз в конце пути.

Заправки в Италии на автострадах оборудованы, как правило, хорошо. Здесь и ресторан, и большой нарядный магазин, и непременный бар, в котором можно купить разные напитки, но чаще всего все пьют кофе. Рестораны здесь работают так же, как и во всей стране, так что не надейтесь пообедать после трех часов, они закрываются с завидной точностью. Зато бар работает всегда, и в нем можно купить бутерброд, чтобы утолить голод, если вы вдруг не успели пообедать. В магазинах часто продают гастрономические деликатесы той местности, которую вы проезжаете, – под Пармой будет лежать пармезан, под Флоренцией – вино кьянти и т. д. Если на съезде нарисован знак чашки, то все будет очень маленькое – бар и магазинчик с самым необходимым. Так что если у вас большие планы нормально поесть – ищите знак ножа и вилки.

Среди европейцев Италия считается страной лихачей. Действительно, после Германии или Великобритании итальянские водители кажутся грубыми и злостными нарушителями всех и всяческих правил. Но после России контраста не ощущаешь. Да, нарушают, да, быстро ездят, да, могут погудеть, если ты мешаешь. Но на красный свет останавливаются и пассажиров на светофоре пропускают. Так что все не так уж и плохо. Итальянские водители любят первенствовать, обгонять, показывать свою ловкость. Вас могут обругать или показать в окно неприличный жест, доступно объясняющий, кто вы такой с их точки зрения. Особенно будут к вам неласковы, если у вас неитальянские номера, это сразу доказывает, что вы не умеете водить машину.

Все это усиливается к югу. В Неаполе уже и на красный свет не останавливаются. Машины все битые, видно, не раз боровшиеся за право быть первым. Гудят здесь много и по всякому поводу. А вот сверкают фарами в том случае, если пропускают вас, что российского водителя сбивает с толку.

Но и вы должны помнить, что, если вы сверкнули кому-то, он непременно немедленно въедет перед вами.

Ездить по итальянским городам вообще очень трудно. Узкие улицы, на которых каким-то чудом разъезжаются автомобили, отсутствие мест на парковках. Парковки разрисованы разными цветами: белая – бесплатная, синяя – платная, желтая – для клиентов или жителей окрестных домов, главное – не перепутать. К чести итальянцев надо сказать, что они организовали довольно удобную систему для большинства популярных среди туристов городов. Огромные подземные парковки с большим количеством мест расположены рядом со знаменитыми достопримечательностями. Вы там спокойно оставляете машину и пешком идете в центр города.

Если случается неприятность, то итальянцы в основном ведут себя так же, как и большинство европейцев. На месте заполняют бумагу, обмениваются адресами и передают ее в страховую компанию. Полицию не приглашают, улаживают все по взаимной договоренности. Иногда, правда, губит жадность. Так, забавный случай произошел с русскими туристами в Сан-Ремо: когда они, соблюдая все правила, поворачивали к гостинице, в них въехала пожилая женщина на мопеде. Итальянцы очень любят эти мопеды, на них можно легко объезжать пробки и лавировать между машинами. Во многих местах они становятся настоящим наказанием для водителей, так как снуют во все стороны, гордо не обращая внимания на автомобили.

Так вот, итальянка, поднявшись и отряхнувшись, немедленно потребовала с растерявшихся россиян финансовой компенсации за причиненный ей ущерб. Тут уж даже наши соотечественники, которые обычно не очень любят связываться с иностранцами, возмутились – ее вина была уж слишком очевидна. Потребовали полицейских, которые, кстати, так и не приехали. Зато по звонку приехал сын пострадавшей, огромный итальянец грубоватой наружности. Выслушав всю историю подробно, он покачал головой и спросил: «Что, тебя отпускали, а ты не уехала? Теперь нам придется оплачивать ремонт». Записал свой адрес для страховой компании и увез свою жадную мать.

Гостиницы в Италии очень разные. Хуже всего они, как и следует ожидать, в местах массового скопления туристов. То есть, конечно, там будут и шикарные отели, но заведения среднего уровня всегда ниже качеством, чем в менее популярных местах. К тому же в Италии нередки ситуации, когда мест в гостиницах нет. Причем, если это выходной или праздничный день, да еще и хорошая погода, свободную гостиницу в хорошем месте невозможно найти на много километров в округе. Так что в том случае, если вы едете в сезон или праздник, есть смысл позаботиться об этом заранее. Сейчас стало модно арендовать виллы или квартиры, что бывает и дешевле, и приятнее, но этим уж точно надо заниматься еще дома.

Особенности итальянского быта сказываются на условиях проживания. Здесь много контрастов. С одной стороны, итальянцы фанатично ставят биде в каждый гостиничный номер, даже самый дешевый и плохой. Все может подтекать, вода капать из крана, белье желтое, столик шатается. Но в крошечной ванной комнате непременное биде. Может, закон какой-нибудь приняли когда-то и штрафуют всех владельцев гостиниц, в которых нет этого нужного устройства.

Итальянцы, с их знаменитой на весь мир сантехникой и обилием разного рода сантехнических усовершенствований, унаследовали эту любовь от народов, обитавших на землях современной Италии. Еще этруски, а потом и древние римляне питали особую страсть к баням, водопроводам и канализациям. Знаменитая Клоака Максима, начало сооружения которой относится к VI веку до нашей эры, отводила воду с римского форума к Тибру. Застраивавшаяся и перестраивавшаяся столетиями, она сохранилась до сих пор и по-прежнему выполнят некоторые свои функции.

Знаменитый римский полководец Агриппа, сподвижник сначала Цезаря, а потом Августа, являлся также и первым в Риме куратором водопроводов – должность была почетной. Под его личным руководством в Рим было проведено два водопровода, один из которых работает до сих пор, снабжая водой знаменитый фонтан Треви. Вода эта считается очень вкусной. Знаменитая страсть римлян к баням, соединявшим в себе множество функций – от спортивного центра до своего рода храма, широко известна. Чтобы удовлетворить ее, город также нуждался в воде.

«Водное ведомство» состояло из специалистов, которые в любой момент были готовы осуществить необходимый ремонт, проверяли состояние водопровода, занимались текущей работой. Оно также контролировало количество потребляемой воды, строительство новых водных сооружений. Были в Риме и другие «специалисты», так называемые «водяные воры». Они могли, договорившись с кем-нибудь из частных лиц, не имевших прямого доступа к воде, просверлить отверстие в водопроводе и отвести воду в частный дом. За это полагались большие штрафы.

Знаменитый греческий географ Страбон писал о Риме рубежа старой и новой эры: «Если считалось, что греки при основании городов особенно достигали цели стремлением к красоте, неприступности, наличию гаваней и плодородной почвы, то римляне как раз заботились о том, на что греки не обращали внимания: о постройке дорог, водопроводов, клоак, по которым городские нечистоты можно спускать в Тибр. Они построили также дороги по стране, срывая холмы и устраивая насыпи в лощинах, так что их повозки могут принимать грузы купеческих судов. Клоаки, выведенные сводом из плотно подогнанных камней, оставляют даже достаточное пространство для проезда волов с сеном. Водопроводы подают такое количество воды, что через город и по клоакам текут настоящие реки. Почти в каждом доме есть цистерны, водопроводные трубы и обильные водой фонтаны. Обо всем этом больше всего заботился сам Марк Агриппа. Помпей, Божественный Цезарь, Август, его сыновья, друзья, супруга и сестра превзошли всех остальных, не щадя усилий и расходов на строительство».

Возвращаясь в мир сегодняшний, надо отметить, что если с водой в Италии все в порядке, то с электричеством явные сложности. Правда, вы столкнетесь с ними только в том случае, если арендуете квартиру или дом. Например, в Милане в центре города, в дорогущих и очень модных домах, нельзя одновременно кипятить чайник и мыться в душе – и то и другое работает на электричестве, и пробки непременно и неизбежно вылетают. Чтобы туристам не было скучно, в Италии существует большое разнообразие электрических розеток: нормальные, как во всей Европе, с тремя входами, к которым нужны тройные вилки, и с тремя входами поменьше, к которым нужны другие вилки. Есть и такие, в которые не влезают никакие вилки. Так что переходников нужно много, если вы путешествуете по стране.

Есть гостиницы в старинных роскошных виллах: шедевры вкуса и красоты. Например, гостиница в одной из вилл Медичи под Флоренцией сразу переносит в атмосферу давно ушедших лет. Но при этом, в отличие от англичан, которые обожают восстанавливать старинные интерьеры и последовательно отказываются от современных новшеств, итальянская старина успешно сочетается с ультрасовременной сантехникой (и непременно биде! В таких местах их бывает и два на один номер) и разного рода нововведениями. Все это находится в окружении непременных оливковых рощ и пейзажей, как будто сошедших с картин старых мастеров.

Ближе к югу надо быть аккуратнее. «Гранд отель» в южном городе может сильно смахивать на приют контрабандистов, где удивленные итальянки в черном хотя и поселят вас, но сами не будут понимать, зачем они это сделали. Вашу машину здесь предложат закатить прямо в подъезд, благо размер старинных дверей позволяет это сделать, иначе на улице утром вы ее ни за что не найдете. А всю ночь у вас под окном, скорее всего, будут грабить магазин и выть сигнализация. Но ни один из странных обитателей таких мест и носа не высунет на эти сигналы тревоги. Удовольствия вы не получите, но жизненный опыт определенный приобретете и на краткое время почувствуете себя персонажем из итальянского фильма про мафию.

Неприятным сюрпризом для русских путешественников являются итальянские завтраки. На фоне виртуозной готовки в обед и ужин скудость утренних приемов пищи угнетает. Кофе и булочка – вот тот максимум, на который вы можете рассчитывать. Сами итальянцы не завтракают и другим не дают. Правда, в дорогих гостиницах, предназначенных для иностранных гостей, в последнее время предлагают некое подобие шведского стола, но особенно рассчитывать на это не приходится. Зато вы быстро адаптируетесь и приучаетесь есть по итальянскому распорядку, так как к 12 часам голод уже сильно вас мучает.

Для итальянца его город – это его дом. Если вы заходите в магазин, надо обязательно поздороваться, и вообще нельзя не замечать хозяина, а интересоваться только товаром. Это все равно, что зайти к незнакомому человеку в комнату и, не обращая на него внимания, устремиться к его шкафу с вещами. То же самое относится и к частным кафе, тратториям и ресторанам. Иностранцам, конечно, многое прощают, но лучше все-таки соблюдать правила приличия. Кстати, если говорить о торговле, надо помнить, что в туристических местах много не слишком честных продавцов, а обман глупого туриста – явление совершенно нормальное для Италии, даже в некотором смысле почетное.

Для приятного самостоятельного путешествия лучше выучить хотя бы несколько итальянских слов. Английский язык, конечно, достаточно универсален, но помогает не всегда. Даже в гостиницах некоторые портье умудряются не знать ни слова на этом языке «глобального» общения. К тому же две-три фразы, сказанные по-итальянски, сразу меняют отношение к вам. Правда, часто это вызывает ответный поток, как будто ваши несколько слов на ломаном языке доказали ваше свободное им владение. Ничего страшного, итальянцы не ждут ответа, они просто общаются. Улыбайтесь и кивайте головой, этого вполне достаточно.

Итальянцы в разговоре вообще не делают скидки на иностранцев – они не стараются произносить слова медленно, громко и по слогам, как часто делают другие народы в разговоре с теми, для кого их язык неродной. Зато ваши слова, если вы сделали ошибку, как правило, автоматически поправят – изменят окончание или ударение. Но как-то очень необидно, не для того, чтобы подчеркнуть ваше незнание, а просто чтобы объяснить, как правильно. Официант в ресторане, девушка за стойкой бара, механик на заправке – создается впечатление, что они все врожденные преподаватели итальянского, так профессионально и твердо они исправляют ваши ошибки. И это очень полезно, так как поневоле идет изучение языка.

Иногда, правда, от незнания могут случаться курьезы. Так, тихий городок Сполето был удивлен неожиданным вопросом русских туристов: «Скажите, а где у вас отель “Дуче”?». Дело в том, что дуче (duce – вождь) обычно относится к Муссолини, что и удивило местных жителей. Их же отель носит невинное название Dei Duchi, последнее произносится как «дуки», что меняет смысл, и гостиница оказывается названной в честь местных герцогов, что-то вроде «Герцогская».

Развлечений в Италии много. Конечно, на первое место надо поставить искусство – здесь оно в изобилии представлено везде и всюду. Даже человек, совершенно далекий от художественной и духовной жизни, здесь поневоле приобщается к прекрасному. Для тех же, у кого к этому есть склонность, здесь просто рай. Об этой части итальянского мира написаны и продолжают писаться целые тома.

Иногда, правда, прекрасного становится так много, что не все могут это выдержать. Хотя лишь немногие отваживаются, подобно американцу Марку Твену, признаться в этом. Он писал в своих путевых заметках: «В связи с этим мне хочется сказать несколько слов о Микеланджело Буонаротти. Я всегда преклонялся перед могучим гением Микеланджело – перед человеком, который был велик в поэзии, в живописи, в скульптуре, в архитектуре – велик во всем, за что бы ни брался. Но я не хочу Микеланджело на завтрак, на обед, на ужин и в промежутках между ними. Я иногда люблю перемены. В Генуе все создано по его замыслу; в Милане все создано по его замыслу или по замыслу его учеников; озеро Комо создано по его замыслу; в Падуе, Вероне, Венеции, Болонье гиды только и твердят, что о Микеланджело. Во Флоренции все без исключения расписано им и почти все создано по его замыслу, а то немногое, что было создано не по его замыслу, он имел обыкновение разглядывать, сидя на любимом камне, – и нам обязательно показывали этот камень. В Пизе все было создано по его замыслу, кроме косой дроболитной башни, – они бы и ее приписали ему, но только она очень уж невертикальна. По его замыслу созданы мол в Ливорно и таможенные правила Чивита-Веккии. Но здесь – здесь это переходит все границы. По его замыслу создан собор св. Петра; по его замыслу создан папа; по его замыслу созданы Пантеон, форма папской гвардии, Тибр, Ватикан, Колизей, Капитолий, Тарпейская скала, дворец Барберини, церковь св. Иоанна Латеранского, Кампанья, Аппиева дорога, семь холмов, термы Каракаллы, акведук Клавдия, Большая Клоака, – вечный надоеда создал Вечный город и, если только люди и книги не лгут, все расписал в нем! Дэн на днях сказал гиду:

– Ну, хватит, хватит! Все ясно! Скажите раз и навсегда, что бог создал Италию по замыслу Микеланджело!

Вчера я преисполнился восторга, блаженства, радости и неизреченного покоя: я узнал, что Микеланджело нет в живых».

Бесспорно, памятники Италии прекрасны. Так же как и волнующая, нежная, ясная и солнечная погода. Поистине, радость жизни разлита в итальянском воздухе.

Особую страницу культурной жизни Италии занимают традиции приема пищи. Но об этом в свое время.

О чем, вернее, о ком чаще всего забывают, приезжая в страну, это, как уже было сказано выше, о людях, ее населяющих. А они также достойны внимания. Наблюдать за ними, их жизнью и манерами, очень интересно. Тем более что итальянцы любят, когда на них смотрят, когда ими интересуются, их спектакль жизни получает в этом случае нового заинтересованного зрителя. Сами итальянцы почти никогда не садятся друг напротив друга, как это делают, например, русские, а всегда рядом, чтобы иметь возможность наблюдать за происходящим вокруг.

Лучше всего это делать за столиком уличного кафе в ясное погожее утро или тихим теплым вечером. День, когда большинство итальянцев работает, обедает и отдыхает после обеда, можно посвятить экскурсиям. Незнание итальянского языка не только не мешает подобным наблюдениям за жизнью, а скорее, наоборот, придает некое величие и значимость происходящему вокруг, так как сами разговоры, как правило, не слишком разнообразны и содержательны. Важный полицейский, мягко выговаривающий своим согражданам, влюбленная пара, нежно обнимающая друг друга и стреляющая глазами по соседям (видят ли они, какая у них любовь?), родители с избалованными детьми (зрелище не для слабонервных) – типичные персонажи таких представлений. Одно из самых запоминающихся – мужчины вечером перед входом в бар: оживлению и радости их практически нет предела.

Дополнительным развлечением во время путешествия по Италии можно считать наблюдение за иностранными туристами, путешествующими по стране. Попытки угадать, кто есть кто, из какой страны приехал и как реагирует на особенности итальянской жизни в зависимости от своего национального характера, всегда крайне увлекательны. Немцы, дорвавшиеся до хорошего недорогого вина, американцы, всюду видящие варварство местных жителей, англичане, взирающие на окружающий мир глазами колонизаторов, русские, так старательно пытающиеся выглядеть не русскими, а европейцами, – всех их в Италии очень много. За этим занятием так быстро и легко пролетают теплые итальянские вечера.

Если попытаться суммировать коротко достоинства и недостатки итальянского путешествия, то их можно представить следующим образом.

Что в Италии хорошо

Искусство и культура везде и всюду, оказывающие свое облагораживающее влияние даже против твоей воли.

Погода и климат, даже в самое глухое несезонье. Солнце всегда где-то рядом.

Парки и цветы, которых здесь очень много и о которых туристы, как правило, забывают в погоне за архитектурой и живописью.

Хорошо оборудованные прямые дороги, очень удобные.

Еда, являющаяся своего рода произведением искусства.

Свежевыжатый апельсиновый сок (спремута) в жаркий день и прохладное игристое вино (просекко) после экскурсионного дня.

Кофе – хорош всегда и везде. Если вы его не пьете, можно просто нюхать, все равно хорошо. К тому же порции такие маленькие, что одолеет каждый.

Что в Италии плохо

Толпы народа в туристических местах. И их (и народа, и туристических мест) становится все больше год от года.

Жара, которая может стать очень сильной уже в мае и очень плохо сочетается с экскурсионной программой.

Дороги – так как они довольно дорогие.

Итальянские водители. Они не так уж плохи по сравнению с российскими, но слегка разочаровывают. Ведь приезжаешь в Европу и ждешь чего-то отличного от того, к чему привык.

Завтраки.

Чай: он здесь плох всегда и везде.

Но это лишь жалкие попытки обобщения. Неторопливое путешествие по Италии не может оставить равнодушным никого. Это возможность увидеть не только знаменитые достопримечательности, растиражированные глянцевыми журналами и телевидением, но и попытаться заглянуть в загадочную душу этой страны, узнать и понять ее народ. И тогда, возможно, многие согласятся с Н. В. Гоголем, писавшим об итальянцах, что «…может быть, это первый народ в мире, который одарен до такой степени эстетическим чувством, невольным чувством понимать то, что понимается только пылкою природою, на которую холодный, расчетливый, меркантильный европейский ум не набросил своей узды. Как показались мне гадки немцы после италиянцев, немцы со всею их мелкою честностью и эгоизмом!»

Италия хороша разная. И из окна туристического автобуса она все равно прекрасна. Так что те, у кого нет возможности или желания отправляться в независимое путешествие, не должны расстраиваться. Главное – знать, что ты хочешь увидеть, и ты это непременно увидишь, быть готовым получить удовольствие, и оно обязательно будет, не обращать внимания на мелочи и неприятности, и они отступят и не испортят общения с тем великим и необъяснимым, что и есть – Италия.

Общение – превыше всего

Одним из главных удовольствий в жизни итальянца является общение. Итальянцы разговаривают всегда и везде, причем разговаривают громко, эмоционально, так, как будто их долго держали взаперти, не позволяя раскрыть рта. Особенно это бросается в глаза в инокультурном окружении: у себя дома они так естественны, что разговоры сливаются со стуком колес в поезде, гулом мотора в автобусе, шумом ветра на улице. Но итальянцы, например, в Англии сразу обращают на себя внимание своей шумностью, своими страстями, своими несмолкаемыми разговорами. Говорят одновременно все, иногда непонятно, слышат ли они друг друга; впрочем, это и не важно. Ситуации могут быть самыми неподходящими, например, в спортивном комплексе, где каждый занимается на своем тренажере, не переставая болтать с соседями. Или в рейсовом автобусе, мчащемся по узкой горной дороге, водитель которого ни на минуту не умолкает и еще и подтверждает свои слова решительными жестами.

Общение всегда очень эмоционально, страстно, со стороны кажется, что люди ссорятся или обсуждают какую-то трагедию. При встрече бросаются друг к другу, жмут руки, целуются, выкрикивают приветствия. Кажется, что люди не виделись очень давно и спешат поделиться чем-то важным. Но все это просто форма общения, скорее всего, они виделись совсем недавно, а обсуждают что-то совсем незначительное.

Говорят итальянцы, как и положено артистам на сцене, не только громко, но и очень четко, выговаривая все звуки, отчетливо произнося окончания слов. Как будто этого недостаточно для понимания, они подтверждают свои слова выразительной мимикой и энергичными жестами. Итальянская жестикуляция давно стала предметом насмешек окружающих народов. Хотите изобразить типичного итальянца – машите руками.

Чаще всего общение, как уже отмечалось, происходит на улицах или в барах. При этом все общество часто делится по половому и возрастному принципу: мужчины отдельно, для серьезных разговоров о футболе и женщинах, женщины отдельно, поговорить на семейные темы. Собирается поболтать вместе молодежь, старики сидят на лавочках, наблюдают и обсуждают происходящее, даже дети разделяются на группки – мальчики общаются за игрой в футбол, девочки разговаривают за куклами. Каждый занимает свое, отведенное ему место, смешения не происходит не потому, что оно невозможно, а потому, что оно никому не нужно.

Если же вы видите одинокого итальянца, значит, он скорее всего просто кого-то ждет. Иногда в ресторане случается столкнуться с мужчиной, обедающим днем в одиночку, но можно не волноваться: в этом случае или официант, или хозяин ресторана не отойдет от него ни на минуту, поддерживая нескончаемый разговор.

Но общительность отнюдь не означает открытости. Существует свой строгий кодекс общения. С незнакомцем, иностранцем, чужаком просто так никто не разговаривает. Если в Германии или Англии принято перекинуться ничего не значащим словечком-другим в лифте, или очереди, или поезде, просто из вежливости, то в Италии подобное поведение одобрения не вызовет. Итальянцы, ожидающие автобуса на остановке, представляют собой родную русскому глазу мрачную толпу, когда каждый смотрит перед собой, а не на остальных. В ней никто не улыбнется другому приветливой англосаксонской, ничего не значащей улыбкой вежливости. Зато, увидев в толпе знакомого, итальянец или итальянка расцветет искренней радостью и немедленно бросится в оживленнейшую беседу.

Если итальянец посчитает вас своим другом, то можете быть уверены, что у вас больше нет проблем в этой стране. Дружба для него – дело святое, есть даже что-то очень юное и наивное в том, как итальянцы относятся к своим друзьям. Характерно, что члены мафиозных группировок называют друг друга amici или друзья (и, кстати, не признают слова «мафия»), предать же друга просто невозможно.

В обычной повседневной жизни взятые поодиночке итальянцы – обыкновенные, спокойные люди, порой даже застенчивые с незнакомыми или иностранцами. Но оказавшись в толпе, на виду, они совершенно преображаются. Никто так не реагирует на публику, как итальянец. В своем дневнике, написанном в середине XIX века, публицист П. В. Анненков также отмечал эту особенность: «Как только итальянец вышел из толпы, отделился от массы, то уж не верьте решительно всем разглагольствованиям о лености, неге, фарниенте итальянском: он делается трудолюбив, постоянен, упорен и эрудичен, как дай бог немцу». Но из толпы итальянец выходить отнюдь не торопится, чувствуя в ней себя удивительно комфортно и спокойно.

Не случайно Италия – страна самых совершенных забастовок. Они тут чрезвычайно популярны, так как позволяют пообщаться с такими же, как ты, выпить спокойно кофе и поругать правительство и жизнь вообще. Все это доставляет большое удовольствие. А чтобы не волноваться по поводу беспорядков, которые несут с собой демонстрации и забастовки, итальянцы сотворили четкую систему градации, в зависимости от времени, места, повода и количественного состава. При этом каждый вид имеет свое название, чтобы не запутаться.

Итальянцы вообще любят делиться на группы, объединяться в какие-то группировки. В их строго регламентированной, а от этого счастливой жизни очень важно определить – кто ты и с кем ты. Объединений много, и они самые разные: жители города, района, бывшие ученики одной и той же школы, посетители одного бара, болельщики одной команды (часто всего все вышеперечисленное совпадает); затем уже объединения по профессиональному признаку, наконец, совсем неинтересно и редко, по политическим взглядам.

Общение составляет смысл жизни итальянца: с этим связана и глубоко укоренившаяся в их натуре театральность, все на публику, и страсть к красивой одежде, и стремление не ударить в грязь лицом. Трудно теперь определить, что в этом первично, что вторично, но факт остается фактом – настоящий итальянец счастлив только в окружении людей. Даже поход в музей или красивый парк – это, как правило, дополнительный повод пообщаться друг с другом. Там, где туристы со всего света ходят завороженные красотой и величием произведений искусства (за исключением американцев, конечно, которые в основном пытаются самоутверждаться всегда и везде), итальянцы болтают без умолку, не обращая никакого внимания на все окружающее их великолепие.

Брак по-итальянски

Подлинным центром вселенной для итальянца является его семья, причем семья в широком смысле слова. Она – основа его существования, и в ней он может быть самим собой, не стыдясь своих слабостей. Особенно трепетное отношение отмечается к матерям и детям. Итальянские мужчины дольше других европейцев живут дома, под крылышком у своих матерей. Даже создав свою собственную семью, они продолжают сохранять тесную связь с родительским домом.

Привязанность итальянских мужчин к своим матерям давно уже стала объектом для шуток как для самих итальянцев, так и для окружающего мира. Считается, что итальянские мужчины почитают свою мать непорочной мадонной (сами они в этом случае оказываются сынами Божьими).

Интересно, что в итальянском языке одним из самых популярных восклицаний является «Mamma mia!» (сравни русское «Мамочки!»), которое невозможно представить во многих других культурах. В минуту отчаяния или страха вряд ли немец воскликнет «Mutter!», или француз – «Maman!», или англичанин – «Mother of mine!».

На древнейшем глубоком внутреннем уважении основано и почитание слова матери. Замечательный пример из древности – знаменитая история Кориолана, ставшая сюжетом одной из пьес Шекспира. Гай Марций по прозвищу Кориолан, легендарный герой Рима конца V века до н. э., был осужден на изгнание. Присоединившись к племени вольсков, врагам Рима, а позже и возглавив его, он одерживал одну победу за другой, пока не подошел к стенам вечного города. Падение Рима было неизбежно. Тогда навстречу Кориолану вышла мать, сопровождаемая его женой и другими женщинами. Она попросила сына не трогать родной город, сохранить его. Она напомнила ему о сыновнем долге (словами Шекспира):

Кориолан не мог противиться воле матери, он согласился отступить, даже зная о грядущих бедах. Вот что пишет Плутарх: «“Мать моя, что сделала ты со мною!” – воскликнул Марций. Он помог ей подняться, крепко сжал ей руку и сказал: “Ты победила: но победа принесла счастье отечеству, меня она – погубила: я отступаю. Одна ты одержала надо мной победу”». В результате Кориолан был убит вскорости недовольными вольсками, которые, в свою очередь, были скоро разбиты римлянами. Материнское слово оказалось важнее честолюбия, обиды, воинской доблести и даже инстинкта самосохранения.

Культ матери в Италии опосредованно отразился и в особом почитании девы Марии, мадонны. Именно к ней в первую очередь обращаются итальянцы в приступе религиозного чувства, именно ее изображения встречаются повсеместно – на перекрестках улиц, на стенах домов, в магазинах и общественных местах. Мадонна с младенцем – ведущая тема художников эпохи Возрождения, несчетное число ее изображений заполняет церкви и музеи страны и мира. Она прекрасна, женственна, добра, и в первую очередь – мать. Она постоянно думает о своем сыне, и это как раз то, что так привлекает к ней итальянцев.

Семья для итальянца – это оплот стабильности в меняющемся мире. Некоторые исследователи считают, что именно века политической нестабильности, раздробленности и засилья чужеземных властителей привели к тому, что в Италии сложился некий культ семьи.

Семья в узком значении – папа, мама, дети – сейчас в Италии сократилась до минимума: несмотря на высокое значение семейных ценностей и католицизм, запрещающий аборты, рождаемость здесь падает год от года. Даже наметившийся в остальной Европе бум рождаемости обошел стороной эту страну. Сегодня норма – это один ребенок в семье. Два – уже много, а три просто даже странно. Традиционно итальянцы оправдывают сокращение числа детей в семьях своим чадолюбием. Мол, одному ребенку можно больше дать, и морально, и материально, два и более уже не позволяют сосредоточиться на воспитании любимого чада и т. д. Очень похоже на отговорки!

Большое значение имеет и семья в более широком смысле. Это, во-первых, дедушки и бабушки, чья роль в семейных отношениях очень велика. Основная функция дедушек и бабушек – это вмешиваться в семейные дела своих детей, баловать внуков, ожидать внимания и послушания.

В древнем Риме власть отца семейства сохранялась вплоть до его смерти. Взрослый, уважаемый человек оставался во власти своего родителя до седых волос. Это было чем-то незыблемым, освященным природой и законом. Слово отца, как и матери, оказывалось решающим в минуты сомнений и споров. Рассказывали о трех военных трибунах V века до и. э., облеченных властью консулов, споривших о том, кому идти воевать. Отец одного из них приказал сыну «священной властью отца» остаться в Риме. Этого оказалось достаточно, чтобы немедленно решить спор.

Старики пользуются особым уважением в итальянском обществе, причем, как и многое другое, это усиливается по мере продвижения на юг. Трепетный уход, всяческое выказывание внешних признаков уважения и почитания, терпеливое внимание – все это демонстрируется повсеместно по отношению к пожилым людям, особенно женщинам.

Сборы больших семей – явление обычное для Италии. Все серьезные события в жизни – похороны, свадьбы, рождения – сопровождаются сбором родни. Вот уж где есть возможность показать себя во всей красе: мнение родственников еще более важно, чем соседей! Для них достаются лучшие наряды, меха и побрякушки, дети наряжаются в белоснежные туалеты, которые они немедленно пачкают, ради них покупаются лучшие машины.

Семья – это и важный источник получения благ, должностей и связей. Принцип «Ну как не порадеть родному человечку!» очень живуч в Италии. Те самые страшные бюрократические препоны, о которых речь шла выше, пугающие иностранцев и вселяющие в них чувство безысходности, сами итальянцы преодолевают легко с помощью связей, прежде всего родственных. Вы сами всегда можете рассчитывать на помощь родственников, но надо быть готовым и к тому, что они свалятся вам на голову в любую минуту.

Наверное, самой знаменитой итальянской семьей в истории является семейство Медичи, чье имя неразрывно связано с историей Флоренции, которой они правили в целом около трех сотен лет. Их семья стала и общеитальянским достоянием благодаря покровительству науке и искусству, меценатской деятельности, подарившей миру многие знаменитые имена. Не в последнюю очередь богатство и слава этого семейства основываются на взаимопомощи и взаимовыручке, которую оказывали друг другу его члены.

Возвышение Медичи началось в конце XIV – начале XV века. Первый из разбогатевших представителей этого рода, Джованни, открыл банк, имевший представительства не только во всей Италии, но и во Франции, Англии, Германии, Голландии. Помогло их возвышению и разорение других богатых флорентийских банкиров: две семьи разорились одновременно и в короткий срок, ссудив английскому королю Эдуарду III огромные деньги, необходимые ему для войны с Францией. Результаты войны разочаровали короля, и долг он не возвратил.

Фамилия Медичи, согласно семейной легенде, происходит от «medico» – доктор, медик. Загадочный герб знаменитой семьи, который украшает многие произведения искусства и стены домов во Флоренции, шесть круглых красных шариков, в этом случае трактуется как изображение таблеток.

Впрочем, подтверждения медицинского прошлого этой семьи не найдено. По другой версии – это шесть гирек, использовавшихся в торговле и банковском деле в Средние века, что, конечно, ближе к профессиональным интересам Медичи. Наконец, есть и героическая версия, утверждающая, что это шесть капель крови из раны гиганта, которого убил далекий предок семьи.

Были, конечно, в семье Медичи и соперничество, и борьба за власть. Интересно, что жестокость последней многие исследователи, во всяком случае итальянские, склонны приписывать испанской крови: в XVI веке Козимо I женился на Элеоноре Толедской. С этого момента, считается, начался закат и угасание былой славы знаменитой семьи.

Власть в городе пришла к Медичи в начале XV века. К этому времени Флоренция была процветающим городом, как бы готовящимся к той роли средоточия искусства и культуры, которым ей суждено было стать (не без помощи Медичи) в скором времени. Участник русской церковной делегации, посетивший Флорентийский собор 1439 года, который ставил своей задачей объединение православной и католической церквей, переехал во Флоренцию из Феррары не в последнею очередь благодаря стараниям первого из знаменитых Медичи – Козимо Старшего – и не мог скрыть своего восхищения.

Вот как он описывает Флоренцию XV века: «Тот славный город Флоренция очень большой, и того, что в нем есть, не видели мы в ранее описанных городах: храмы в нем очень красивы и велики, и здания построены из белого камня, очень высокие и искусно отделаны. И посреди города течет река большая и очень быстрая, она называется Арно; и построен на той реке мост каменный, очень широкий; и по обеим сторонам на мосту построены дома. Есть в том городе храм большой, и в нем более тысячи кроватей, и даже на последней кровати лежат хорошие перины и дорогие одеяла; все это сделано Христа ради для немощных пришельцев и странников из других земель; и там их кормят, и одевают, и обувают, и омывают, и хорошо содержат; а кто выздоравливает, тот с благодарностью бьет челом городу и идет дальше, хваля Бога; и посреди кроватей отведено место для богослужения, и службу творят каждый день…В том же городе изготовляют камки и аксамиты с золотом. Товаров всяких в нем множество; есть и сады масличные, и из тех маслин делают деревянное масло…И в этом городе делают сукна скорлатные. И тут мы видели деревья, кедры и кипарисы; кедр очень похож на русскую сосну, а кипарис корою как липа, а хвоею как ель, только хвоя у него кудрявая и мягкая, а шишки похожи на сосновые. И есть в том граде храм великий, построенный из белого и черного мрамора; а около того храма воздвигнута колокольня также из белого мрамора, и искусности, с которой она построена, наш ум не способен постигнуть; и поднимались мы на ту колокольню по лестнице, насчитав четыреста пятьдесят ступеней. И в том городе видели двадцать два диких зверя. А город окружен стеной длиною в шесть миль».

В то время во Флоренции были и другие знаменитые семейства, соперничавшие с Медичи. Письма матери одного из их представителей являются удивительным памятником истории, в котором семейные чувства проявляются со всей наглядностью и звучат так, как будто почти шесть веков не отделяют их от сегодняшней Италии.

Семья Строцци была изгнана Медичи из Флоренции. Только после смерти главы семьи было разрешено молодой вдове с детьми вернуться в родной город. Троих сыновей и двух дочерей вырастила Алессандра Строцци (ок. 1404–1471), для того чтобы больше 20 лет провести в разлуке с сыновьями (отсюда и большое количество писем, написанных им). Подростками их отправили под опеку двоюродных братьев отца (вот она, семья в широком смысле), которые владели банками в Неаполе и других городах.

Всю свою жизнь Алессандра посвятила семье, устройству жизни сыновей, поиску им жен, воспитанию внуков, разрешению проблем, возникавших в семьях дочерей.

Ее письма детям, с которыми она была вынуждена жить в разлуке, полны неподдельного чувства: «Сделайте так, чтобы, если я не могу иметь утешения, находясь с вами, я получала хотя бы пару строчек о том, что вы здоровы и у вас все хорошо…». «Когда я читаю ваши (письма), я не могу от любви удержать слезы».

Семья платила ей ответной любовью. Старший сын, Филиппо, жесткий и непреклонный деловой человек, очевидно, питал нежные чувства к своей матери. Во время ее болезни он умоляет ее «не жалеть денег на расходы» и призывает среднего брата, Лоренцо, «письмами и поступками как можно более угождать нашей матери», как это делает он (младший сын скончался в ранней юности, и его смерть нанесла матери глубокую душевную рану). Лоренцо, в свою очередь, проявляет подлинно сыновнее послушание, отказываясь от брака с любимой девушкой, против которого выступают его мать и старший брат.

Прекрасные дружеские отношения связывали Алессандру с зятем старшей дочери, которому она доверяла всю свою жизнь. И он платил ей ответной привязанностью и всегда с готовностью выполнял все ее поручения. Зять младшей дочери, практически ровесник своей тещи, пишет, что будет считать «ее как бы собственной матерью».

Интересная информация содержится в частных письмах этой достойной флорентийской дамы о рабынях, находящихся у нее в услужении. Она нахваливает татарок, которые превосходно переносят тяжелый труд, считает, что, хотя они и грубые, но выгоднее русских, так как «те из России, хотя и красивее, но более деликатного сложения». Хороши и рабыни родом с Кавказа, так как «имеют более здоровую кровь».

Подобрав Филиппо подходящую жену, Алессандра распространила свою заботу и на нее и на внуков. Сыну, который часто по делам своего банка уезжал в Неаполь, она пишет о маленьком внуке, описывая его способности и сообразительность: «Знаю, что, когда ты прочтешь это мое письмо, ты скажешь, что я глупая… Он – моя радость и утешение». «Он всегда около меня, как цыпленок около наседки».

Женщина властная и волевая, Алессандра Строцци все силы своей души отдавала детям, прежде всего сыновьям. Но и не забывала о семье в широком смысле, помогая ее членам сама и пользуясь их помощью в минуты кризиса. Может быть, именно это помогло им всем не только выжить, но и стать одним из самых богатых семейств в Италии.

Если обратиться к дню сегодняшнему, то совершенно очевидно, что семейные отношения помогают бизнесу, как и прежде. Хотя порой чрезмерная любовь и вредит делу. Уже упоминавшийся недавно разразившийся скандал с итальянской компанией по производству молочных продуктов «Пармалат» (их молоко хорошо знакомо и российскому покупателю) привлек внимание всего мира к делам этой фирмы. Основана она была в 1961 году в городе Парме (отсюда и название) местным жителем Калисто Танци, который одним из первых оценил преимущества картонных коробок шведского производства для долговременного хранения молока. Вскоре он оказался во главе одного из важнейших предприятий Италии и одним из самых богатых людей планеты.

В декабре 2003 года разразился скандал, связанный с исчезновением несметного количества денег (суммы назывались разные, но все в миллиардах долларов). Компания оказалась на грани разорения, а ее владелец – в тюрьме. Вот тогда-то и стали выясняться подробности жизни этого почтенного семейства.

Как и все итальянцы, Калисто чадолюбив. Своей дочери он подарил туристическую фирму, в которую вложил более 500 миллионов евро (фирма, кстати, разорилась). Сына сделал президентом любимого футбольного клуба «Парма», которым владел. Брата ввел в правление. Многочисленные дальние родственники тоже не остались без должностей. Правда, в результате дочь, сын и брат тоже оказались за решеткой.

Сам Калисто, оказавшись в тюрьме, заявил, что деньги не имеют для него большого значения, главное – это его семья и моральные ценности.

Семья в Италии сегодня – это и надежное убежище от волнений мира, и поддержка в трудную минуту, и постоянный источник беспокойства. При этом столь трепетное отношение к семье не означает какой-то особой привязанности к дому. Существует в этом некий парадокс, очередная загадка национальных характеров. Так, англичане традиционно считаются не слишком семейными людьми, но предпочитают время после работы проводить дома. Очень семейно ориентированные итальянцы только и рвутся поскорее на улицу, в мир, к друзьям, и семейным выходам предпочитают свою уличную компанию.

Отношение к женщине

Итальянской культуре присуще особое отношение к женщине, причем довольно противоречивое. С одной стороны, в обществе существует культ сильного мужчины, хозяина в доме, который не может унизиться выполнением традиционно женских обязанностей по дому или любовными страданиями. Женщина должна знать свое место как после, так и до брака – таков идеал итальянских мужчин, и женщины чаще всего охотно подыгрывают им. С другой стороны, как это нередко бывает в подобных ситуациях, женщина на самом деле является безраздельной хозяйкой в семье, она может позволить себе все – капризы, желания, которые надо исполнить немедленно, причуды и требования.

Женщиной принято восхищаться и не скрывать этого. Что положительно характеризует итальянских мужчин, так это то, что восхищаться и, главное, демонстрировать это они будут любой – некрасивой, старой, молодой, глупой, красивой, не делая исключений. Женщина в Италии действительно имеет возможность быть в центре мужского внимания, почувствовать себя красавицей, желанной и восхитительной. Пусть это игра, но игра, которая тайно нравится даже самым отчаянным феминисткам. Не отсюда ли образ страстного любовника-итальянца, который распространен на политкорректном Западе, где мужчины уже не позволяют себе откровенных знаков внимания к женщинам?

Современный американский путеводитель дает советы путешественницам, как избежать ухаживаний итальянских мужчин: «надо держаться как можно увереннее», «хранить равнодушное молчание», «идти целеустремленно и смотреть только прямо», наконец, поскольку «пожилые женщины, видимо, пользуются большим уважением, то в этом случае возраст может сыграть вам на пользу».

Вопреки распространенным убеждениям, разрыв между Италией и другими странами в отношении к женщинам начался гораздо раньше, чем это принято считать. Марк Твен, типичный представитель американской культуры, иронизировал: в Италии «кругом много хорошеньких женщин, одетых с редким вкусом. Мы постепенно, прилагая большие усилия, учимся невежливо смотреть им прямо в лицо, – не потому, что такое поведение доставляет нам удовольствие, а потому, что таков местный обычай, и нам сказали, что дамы это любят».

Секрет успеха настоящего итальянского мужчины хорошо раскрывают многочисленные комедии с популярным до сих пор в Италии Адриано Челентано. Все они строятся по более или менее одной схеме: сначала наглое откровенное приставание со стороны героя привлекает к нему внимание героини, затем успех закрепляет его откровенно наигранное полное к ней невнимание и снисходительное отношение к ее бурному кокетству, а после небольшой размолвки, новая наглая выходка героя навсегда покоряет ее сердце. При этом мужская дружба – превыше всего, и герой скрывает от окружающих свою постыдную слабость – серьезное увлечение особой женского пола, врет, обманывает, а в конце концов так заигрывается, что зритель, во всяком случае, неитальянский, перестает понимать, где правда, а где розыгрыш.

Итак, внешне – сильный мужчина, хозяин и господин в доме, чье слово весомо и окончательно, не упускающий случая выразить свое восхищение каждой проходящей юбкой, держащийся развязно и нагловато со своими женщинами; женщины – мягкие, женственные, смотрящие с восхищением на своего господина и внимающие его словам, уступающие его пожеланиям. На деле – мужчины, сначала уютно прячущиеся за спиной обожающих их матерей и плавно переходящие под опеку жены; женщины – волевые и реально принимающие все ответственные решения в семье. Такая ситуация вполне устраивает обе стороны.

Типичная для итальянской действительности картина: вечер буднего дня, бар, за столиком на улице сидит еще молодая женщина, устало курит и пьет какой-нибудь безалкогольный напиток ярко-химического, например оранжевого, цвета. Рядом с ней – ее мужчины-дети. Мальчик, мешающий всем, пристающий с громкими навязчивыми вопросами, размахивающий мороженым, которое вот-вот испачкает все вокруг, – сын. Небритый вальяжный мужчина, лениво потягивающий пиво или вино, – муж. Седовласый старик, пьющий вино и обсуждающий футбольный матч, – отец. Проведя положенное время в таком семейном окружении, женщина снисходительно загружает всех своих мужчин в машину и увозит, чтобы дома они могли спокойно продолжить свои «мальчишеские» дела, каждый в компании по его возрасту и интересам. Таково оно, счастье итальянской женщины, живущей среди настоящих мужчин.

Исторически подобная ситуация сложилась, видимо, довольно давно. В древнем Риме женщина пользовалась уважением в обществе и определенной долей независимости. Исключительным почетом пользовались девственницы-весталки, охранявшие вечный огонь на алтаре Весты. Так, если преступник по дороге на казнь встречал весталку, его должны были помиловать. Существовали особые сугубо женские праздники, на которые не допускались мужчины, как, например, праздник в честь Доброй Богини. Страшный скандал разразился в Риме, когда Клодий, влюбленный в жену Цезаря, проник на этот праздник, переодевшись женщиной. Культ Ларов, покровителей дома и семьи, также являлся женской прерогативой.

Жена в древнем Риме – это больше, чем просто хозяйка в доме и мать детей. Она еще и подруга, спутница жизни, участвующая в делах мужа. Не случайно римская история сохранила столько имен жен великих людей. Например, на совещании, которое устроили Брут и Кассий и на котором решалась судьба государства, присутствовали мать и жена Брута и жена Кассия. Известны случаи, когда жены жертвовали всем, включая собственную жизнь, стремясь разделить участь своего мужа.

Известна судьба Аррии, жены Цецина Пета, государственного деятеля начала I века н. э. Ее преданность мужу стала легендарной. Когда он тяжело болел, она выходила его, скрывая смерть их горячо любимого сына, улыбаясь каждый день и спокойно отвечая на вопросы мужа о здоровье сына. Когда мужа арестовали, она просила, чтобы и ее взяли вместе с ним. Когда же его обвинили в государственной измене и приговорили к смерти, Аррия решила тоже умереть. Муж ее дочери, умоляя ее изменить решение, спросил: «Ты, значит, хочешь, если мне придется погибнуть, чтобы твоя дочь умерла со мной?» – «Если она проживет с тобой так долго и в таком согласии, как я с Петом, то хочу», – ответила Аррия. Когда пришел роковой час, «она пронзила себе грудь, вытащила кинжал и протянула его мужу, произнеся бессмертные, почти божественные слова: “Нет, не больно”», – пишет об этом умиленный Плиний.

В Средние века сохранились решительные по содержанию, но покорные по форме женщины. Вот, например, «Декамерон» Боккаччо. Группа женщин собралась и решила противостоять несчастью, обрушившемуся на их землю, – чуме. Все детально обсудив, распределив и разложив по полочкам, они пришли к важному выводу – для полноты удовольствий им нужны в компанию мужчины. Вот как выразила эту мысль одна из них: «Вспомните, что все мы – женщины, и нет между нами такой юной, которая не знала бы, каково одним женщинам жить своим умом и как они устраиваются без присмотра мужчины. Мы подвижны, сварливы, подозрительны, малодушны и страшливы; вот почему я сильно опасаюсь, как бы, если мы не возьмем иных руководителей, кроме нас самих, наше общество не распалось слишком скоро и с большим ущербом для нашей чести, чем было бы желательно. Потому хорошо бы позаботиться о том прежде, чем начать дело. – Тогда сказала Елиза: – Справедливо, что мужчина – глава женщины и что без мужского руководства наши начинания редко приходят к похвальному концу». Сами все решили, придумали и даже нашли симпатичных и приятных мужчин себе в компанию, весьма разумно рассудив, что одни дамы от скуки вполне могут скоро переругаться. Но все это под видом покорности и подчинения.

Схожую картину встречаем и в итальянских сказках. Как, кстати, и в русских, здесь часто встречаются недалекие мужчины и решительные женщины. Смекалкой, разумом, храбростью и мужеством частенько приходится отвоевывать героиням своего господина у злых сил или у его собственной забывчивости и недалекости. При этом они всегда обязательно красавицы (в отличие от русских сказок, иногда забывающих описать внешность героини). В Италии же внешность очень важна, поэтому героиня будет непременно красоты невиданной, сказочной.

Может быть, с этим связан тот факт, что в мире исторически получило распространение представление об итальянках как об особых красавицах (так же как об итальянцах как особых любовниках). Полотна итальянских живописцев изображают итальянских женщин стройными златокудрыми красавицами, с нежным овалом лица, с томным взглядом, они вызывают трепет и умиление, желание защищать и покровительствовать им. Современные итальянки мало напоминают эти хрупкие светлые образы. На это, кстати, часто указывают сторонники концепции, утверждающей, что современные итальянцы не имеют ничего общего со своими предшественниками, кроме земли, которую они заселяют.

Светлый хрупкий тип итальянской женщины – «возрожденческий», если можно так сказать, – встречается и по сей день, но действительно крайне редко. Чаще всего итальянки темные, смуглые, черноволосые (впрочем, цвет волос в современном мире вещь крайне относительная), у них часто грубоватый голос и резкие, даже угловатые манеры. Но есть одно качество, позволяющее им сохранять и поддерживать репутацию красавиц: они очень остро ощущают себя женщинами и подчеркивают это. Итальянки всех возрастов любят сексуально одеваться – черные чулки, выглядывающие в пикантные разрезы, обтягивающие платья, привлекающие внимание украшения, призывный смех – все это подчеркивает женское начало, которого многие в современном западном мире теперь стесняются.

По переписи 1514 года в Венеции насчитали около одиннадцати тысяч куртизанок, которыми этот город славился не меньше, чем другими своими чудесами. Так уж ли все они были красивы внешне? А вот своими дорогими нарядами, богатыми тканями, кружевами, мехами, драгоценными камнями и жемчугами были действительно знамениты (для чего их и переписали, чтобы обложить налогом). А также умением выглядеть привлекательно и нравиться мужчинам. Так что современные черноволосые итальянки вполне могут считаться достойными преемницами своих златокудрых предшественниц.

Итальянские женщины имеют свою особую покровительницу – святую Риту. В последние годы ее культ, первоначально тосканского происхождения, широко распространился по Италии. Святая Рита, или Маргарита, родилась в городе Сполето в 1381 г. С детства она мечтала о монастырской жизни, но как послушная итальянская дочь вышла замуж в 18 лет за человека, которого посватали ей родители. Ее семейная жизнь мало напоминала идиллию – муж был человек жестокий, агрессивный, следовавший старинной итальянской поговорке: женщина – как яйцо, чем больше ее бьешь, тем лучше она становится. К тому же он активно занимался политикой, за что и поплатился в конце концов жизнью. Вскоре после его гибели умерли и два сына Риты, характером и убеждениями полностью копировавшие своего отца. Овдовев и потеряв сыновей, Рита осуществила свою мечту и стала монахиней. Умерла она в 1457 году в монастыре города Каша.

Канонизирована святая Рита была только в 1900 году, и с тех пор она становится все более и более популярной итальянской святой. Как женщина, прошедшая все стадии «женского» бытия: дочь, жена, мать, вдова, – она стала считаться покровительницей всего того, что связано с женскими и семейными проблемами: бесплодия, трудностей в воспитании детей, одиночества, супружеских отношений. Как страдалица она особо почитается теми, кто чувствует себя несчастным в браке, кого обижают, кто страдает. Ее называют «святой безвыходных ситуаций», в которых она одна дает утешение. Празднуется ее день 22 мая. Изображается она либо с раной на лбу, которая выглядела как след от тернового шипа и кровоточила последние 15 лет ее жизни. Иногда с розой в руке – перед смертью она попросила навестившего ее в монастыре знакомого привезти ей розу из ее родного города. Дело было в январе, и шансов добыть цветок было немного. Однако на голых кустах в поместье ее родителей цвела одинокая роза. Образ терпеливой страдалицы Риты очень импонирует итальянским женщинам, даже если сами они являются таковыми в основном внешне.

В целом женщина в итальянском обществе как стержень той семьи, которая составляет основу общества, пользуется большим и законным уважением. Показательно, что даже такая неоднозначная женщина, как Лукреция Борджиа, в современной Италии реабилитирована. Вообще все проблемы семьи Борджиа: кровосмесительство, разврат, жестокость – обычно в итальянских трудах ненавязчиво приписывают их испанскому происхождению. Никто не пытается оправдать папу Александра VI, погрязшего в плотских наслаждениях и жестоко расправлявшегося со своими врагами. Или его сына Чезаре – необузданного и кровожадного, обвиненного даже в убийстве родного брата. Только его дочь Лукрецию, которую современники называли «дочерью, женою и невесткой» папы, намекая на ее связь не только с родным отцом, но и братьями, сегодня всячески пытаются оправдать. Ее называют жертвой жестоких родственников (испанцев, напомним, по происхождению), вынужденной по их прихоти менять мужей и страдавшей от окружавшей ее жестокости. Не так давно в Риме была организована выставка, представляющая Лукрецию незаурядной женщиной, образованной, умной, религиозной, покровительницей искусств и науки. В Ферраре же, где она провела последние годы своей непростой жизни, ежегодно в феврале устраивают в ее честь пышные торжества. Женщина всегда права – этому принципу следуют итальянцы, тем более что он никогда не мешает им наслаждаться жизнью.

Воспитание детей

Дети занимают совершенно особое место в итальянском мире. Их не просто любят, ими восхищаются, их балуют, им поклоняются и позволяют делать все что угодно. Один американский журналист выразил свое отношение к этому кратко и емко: «В следующей жизни я хотел бы быть итальянским ребенком».

Как уже отмечалось, в современной Италии отчетливо наметился кризис рождаемости. Один ребенок – это норма для большинства семей. И каждый такой ребенок воспринимается как чудо, как подарок судьбы, как нечто удивительное и исключительное. Мама с ребенком на улице неизбежно становится центром внимания. Им восхищаются, ему удивляются, как будто никто и никогда не видел до этого ничего подобного. Его закармливают сладостями и заласкивают до одурения. К тому же в Италии принято таскать с собой детей всегда и везде, считая, что само их присутствие доставляет окружающим большое удовольствие. Надо ли говорить, что в подобной ситуации итальянские дети поневоле оказываются капризными и избалованными.

Когда они маленькие, они сопровождают любящих родителей повсюду, причиняя массу неудобств окружающим их неитальянцам (сами итальянцы воспринимают все их выходки с умилением). Они шумят, капризничают, вертятся под ногами, пачкают всех конфетами, пристают и без остановки болтают (если уже умеют говорить). При этом нет надежды услышать хоть малейшее замечание со стороны их родителей, которые, наверное, искренне бы удивились, узнав, что их драгоценное чадо может кому-то не нравиться.

Когда они вырастают, они сбиваются в школьные группы и путешествуют по всей стране. Выше уже отмечалось, какое благотворное влияние имеет школьная и государственная политика, направленная на художественное просвещение итальянской молодежи. Это действительно хорошо для итальянцев. Но очень тяжело для туристов, которые практически во всех мало-мальски художественно или исторически значимых местах обнаруживают огромные толпы итальянских школьников, приехавших на экскурсию. И эти толпы всегда одинаковые – они кричат во все десятки глоток, они носятся, они орут и свистят, они прыгают и беспрерывно возятся, а главное, они так же не управляемы учителями, как и родителями. В том смысле, что никто особенно и не пытается ими управлять. Итальянские дети – это подлинная проверка на выносливость.

Прекрасное развитие детской темы дает чтение всемирно известной итальянской сказки «Приключения Пиноккио». Сказка эта, написанная Карло Коллоди (1826–1890), чрезвычайно популярна в Италии и во всем мире. В России она впервые была опубликована в 1906 году, причем было указано, что перевод сделан с 480-го итальянского издания. Общее же количество изданных экземпляров на сегодняшний день просто невозможно подсчитать. В небольшом тосканском городке Коллоди, в честь которого писатель и взял себе псевдоним, стоит памятник деревянному герою. На памятнике надпись: «Бессмертному Пиноккио – благодарные читатели в возрасте от четырех до семидесяти лет». Почти в каждом городе центральной Италии можно купить себе этого знаменитого носатого человечка.

В России знают и любят переложение этой сказки, выполненное А. Н. Толстым, «Золотой ключик, или Приключения Буратино». Сравнение с оригиналом выявляет всю глубину национальных различий в системе российского и итальянского воспитания и миропонимания. Оказывается, Алексей Толстой написал подлинно русскую сказку, понятную и близкую отечественному читателю. В ней есть глупость и доброта, жадность и храбрость, верность и дружба, немного тайны, связанной с золотым ключиком, и счастливый конец за таинственной дверью, спрятанной за нарисованным очагом. Ничего этого в итальянском варианте нет.

А есть вредный, наглый, избалованный и жестокий деревянный мальчишка, который с самого начала мучает и тиранит своего отца, который, в свою очередь, как и положено хорошему отцу, все ему прощает и отдает последнее, чтобы побаловать своего «сыночка». В самом начале Джепетто – «отец» Пиноккио – попадает в тюрьму из-за хулиганства своего чада. Потом он голодает, скитается, страдает, наконец, его съедает огромная рыба – и все это потому, что он ищет своего непутевого сыночка. Тот, в свою очередь, время от времени (особенно когда голоден и несчастен) может и прослезиться, вспомнив о том, как несправедливо он обошелся со своим отцом. Но эти приступы сентиментальности крайне непродолжительны и проходят после первого же хорошего обеда. Автор, правда, иногда разражается сентенциями типа: «Горе детям, которые восстают против своих родителей и покидают по неразумию своему отчий дом! Плохо им будет на свете, и они рано или поздно горько пожалеют об этом». Но никаких практических выводов для Пиноккио из этого не следует.

Вот эпитеты, которыми Пиноккио награждается по ходу повествования (некоторые из них произносит он сам): «бесстыдное и наглое поведение, плут, наглый мальчишка, буйное доброе сердце, наш мошенник, он поступил так, как поступают все неразумные и бессердечные дети, продувной негодяй, мошенник, бездельник, бродяга, непослушный мальчишка, который загонит в гроб своего бедного обездоленного отца! Я упрямый, вспыльчивый деревянный человек… Всегда я стараюсь сделать все по-своему и не слушаюсь тех, кто меня любит и кто в тысячу раз умнее меня… Но я исключительный дурак. Я слушаю то, что говорят другие, а делаю, что хочу. И потом расплачиваюсь… За всю свою жизнь я не имел и пятнадцати минут спокойных». И так далее.

Фея с голубыми волосами, столь трогательная и женственная Мальвина в русском варианте, отношения которой с окружающими ее героями носят легкий оттенок эротичности, в итальянском оригинале – сначала сестра, а потом приемная мать непослушного Пиноккио. Она награждает его всем – любовью, вниманием и неограниченными средствами. Но ничто не помогает. Он остается вредным, непослушным и избалованным ребенком. Он врет, обманывает, изворачивается. Словом, платит своей благодетельнице черной неблагодарностью. За это, конечно, наказывается поворотами сюжета, то превращающими его в осла, то кидающими его в пасть собакам. Но фея нежно любит его такого, какой он есть. Автор пишет: «Она такая же, как все хорошие матери, которые любят своих детей, никогда не теряют их из виду, выручают из любой беды, даже в том случае, если эти дети своим неразумием и дурным поведением, в сущности, заслуживают быть брошенными на произвол судьбы».

А неразумия у Пиноккио с лихвой. Главная мечта его жизни – не кукольный театр для отца, как в русском варианте, а много денег. «А если я найду не пять тысяч, а сто тысяч? – рассуждает Пиноккио в минуты приятных раздумий о будущем. – Ах, каким великолепным синьором я стану тогда! Я смогу тогда обзавестись прекрасным палаццо, конюшней с тысячью деревянных лошадок, погребком с желтым и красным ликером и библиотекой, в которой на полках будут стоять только засахаренные фрукты, торты, пряники, миндальные пироги и сливочные вафли». Вот он, идеал итальянского ребенка. Похоже, он не слишком изменился за прошедшие годы.

Заканчивается, правда, все хорошо. «Папу» находят, «маму» тоже. Пиноккио, в конце концов, вынужден начать работать. Не очень долго, конечно, только чтобы показать, что он не совсем уж плохой. И тут как раз мама-фея сообщает, что не все ее волшебные способности утеряны в результате бесчинств сыночка, а что кое-что она сохранила на черный день. «Молодец, Пиноккио! – говорит ему фея. – Так как у тебя доброе сердце, я прощаю тебе все твои проделки до нынешнего дня. Дети, которые помогают родителям в нужде и болезни, заслуживают великой похвалы и великого уважения, даже если они не являются образцами послушания и хорошего поведения». После чего Пиноккио вновь получает неограниченные средства и, видимо, возможность продолжить свои проделки. Словом, мораль сего сказочного произведения достаточно проста. Дети – это тот тяжелый крест, который родители вынуждены нести всю жизнь, да еще и радоваться этому. Ничего другого ждать от них не приходится. Сказка скорее для взрослых, для детей же – приятная иллюстрация того, что они и так интуитивно знают: делай что хочешь, все равно родители никуда не денутся.

«Итальянский любовник»

Повсеместно распространенным является убеждение, что итальянцы – прекрасные любовники. Идея эта очень импонирует как туристам, приезжающим в Италию, так и самим итальянцам. Наигранная страстность поведения, подчеркнутое внимание к особам женского пола любых форм и возрастов укрепляет это представление, а стремление не ударить лицом в грязь и сохранить за собой репутацию заставляет итальянцев поддерживать имидж и вести себя соответствующим образом. Даже совсем юные подростки, сидя кучкой перед входом в бар, откровенно обсуждают проходящих мимо девушек, сопровождая разговор жестами, возгласами, а иногда и свистом. Это на тот случай, если вы иностранка и можете не понять, что вся происходящая суматоха относится к вам.

А великие исторические любовники… Достаточно упомянуть одного Казанову. Причем, в отличие от своего испанского соперника в этой сфере Дон Жуана, Казанова реально существовал и оставил дневник, чтобы никто не сомневался в подлинности его похождений. А из дневника становится совершенно очевидно, если, конечно, верить Казанове на слово, что, во-первых, он почти каждый раз влюблялся в объект или по крайней мере увлекался, а во-вторых, всем, с кем он имел дело, это очень нравилось. Никто на него не обижался и не хотел его убить.

В современную эпоху образ страстного итальянского любовника активно поддерживается кинематографом. Вначале сами итальянцы старались – один только Марчелло Мастроянни заставлял сердца женщин всего мира биться быстрее. Теперь активно тиражируют любвеобильный образ американцы, которым так нравится идея, что где-то есть общество, где женщине можно подмигнуть или даже пожать руку и не угодить за это за решетку. И есть большие и смелые мужчины, которые делают это каждый день.

В кинематографической сфере с итальянцами соперничают французы, но в их экранной чувственности обычно много профессионализма. Итальянцев же американцы любят изображать простыми здоровыми парнями, которые занимаются сексом с любой женщиной, которая оказалась в поле их зрения, а она потом долго не может прийти в себя от полученного удовольствия. Итальянцы просто, по мнению американских создателей фильмов, как в старом советском анекдоте про рабочего, «завсегда об ентом думают». Что, конечно, неправда, так как думают они больше о приближающемся обеде и прошедшем футболе.

Наконец, сами итальянцы стараются, как могут, поддержать комплиментарный образ. Они довели до совершенства профессию жиголо, человека, который обслуживает богатых дам и не стесняется этого. Не так давно венецианские жиголо даже объединились в свой особый профсоюз, если верить данным Интернета. Время от времени в итальянской прессе проходит информация, подобная следующей: по данным какого-нибудь статистического агентства (или профсоюза аптекарей), в Италии покупают больше презервативов больших размеров, чем в других странах Европы. Разве это не повод для гордости?

Еще Италия считается страной любви. И справедливо. Здесь всегда любили красивые любовные истории. Не важно, как все это выглядело на самом деле, в реальной жизни, наверняка гораздо проще и прозаичнее, но итальянцы любят, чтобы все было красиво. Вот и остались жить в веках знаменитые итальянские любовники, прекрасная любовь которых не оставляет равнодушными окружающие их народы.

Самая знаменитая любовная пара, заставляющая страдать сердца многих поколений жителей планеты, – это Ромео и Джульетта. Конечно, приложил руку к их бессмертию английский бард, но от этого они не перестали быть итальянцами. Никому и в голову не придет представить себе все эти страсти на английской почве, где Монтекки и Капулетти просто не подавали бы друг другу руки, встречаясь в клубе, что выражало бы высшую степень презрения. А влюбленную пару в конце концов бы благоразумно поженили, выгодным образом слив капиталы. Нет, это подлинно итальянская история, и первоначально она выглядела несколько иначе, более по-итальянски.

Подлинная история Ромео и Джульетты началась задолго до рождения Шекспира. Истоки возникновения легенды теряются в глубине веков. Подобного рода трогательные истории о судьбах несчастных влюбленных существовали во многих странах, Италия же была на них особенно богата. Наиболее ранний записанный вариант относится ко второй половине XV века и составлен на основе сиенской легенды. Мазуччо Салернитано опубликовал ее в своем сборнике «Новеллино». Действие разворачивается в Сиене, и героев зовут Марьотто и Джанноцца. Молодые люди полюбили друг друга, а полюбив, захотели испробовать «сладчайших плодов» любви, как выражается автор. В этом варианте не совсем понятно, что мешало героям соединиться открыто, так как никакой междоусобной вражды здесь нет. Они долго размышляли, как им лучше поступить, после чего «девушка, которая была столь же рассудительна, как и прекрасна, решила тайно обвенчаться с Марьотто, чтобы запастись щитом, которым они могли бы прикрыть совершенную ошибку в том случае, если вследствие превратностей судьбы они лишатся возможности наслаждаться». Они подкупили монаха, обвенчались и «некоторое время счастливо наслаждались этой скрытной, но отчасти дозволенной любовью».

Идиллия кончилась из-за неосторожности Марьот-то, который повздорил с одним почтенным горожанином, убил его и скрылся от властей, за что был объявлен врагом отечества и осужден на вечное изгнание. Вспыльчивому юноше не оставалось ничего другого, как бежать к богатому дяде-купцу в Александрию, поплакав с любимой на прощание.

Далее все развивалось по знакомой схеме. Девушку собрались выдавать замуж, и она придумала опасный план, для осуществления которого послала за уже знакомым монахом, которого и попросила помочь. Реакция его была вполне предсказуемой: «монах сначала проявил некоторое изумление, робость и нерешительность (как монахи это обычно делают), пока она не пустила в ход чудесную силу и чары святого мессера Иоанна Златоуста (т. е. дала ему денег. – А. П.), что заставило его сразу сделаться отважным и сильным и мужественно взяться за выполнение задуманного плана».

Девушка заснула, проснулась и в мужском платье отправилась в Александрию. Но плаванье ее затянулось из-за непогоды, и известие о ее смерти дошло до ее тайного мужа раньше. Он поспешил на родину, вскрыл могилу, был схвачен и под пытками рассказал обо всем, вызвав всеобщее сочувствие, особенно среди женщин, которые «проливали горькие слезы и, объявляя его несравненным и совершенным любовником, готовы были выкупить его собственной кровью». Несмотря на это, Марьотто судили, приговорили и отрубили голову. Вернувшаяся героиня закончила свои дни в монастыре, «погруженная в душевную скорбь и обливаясь кровавыми слезами, не вкушая почти никакой пищи, без сна, отчего совершенно лишилась сил. И так, беспрестанно призывая своего Марьотто, она вскоре окончила свою жалкую жизнь».

В начале XVI века Луиджи да Порто в своей «Истории двух благородных любовников» придает легенде форму, близкую к классической. Его герои носят имя Ромео и Джульетта, действие происходит в Вероне в начале XIV века. Появляются и враждующие семьи, которые носят имя Монтекки и Капулетти. Фамилии эти заимствованы у современника «событий», Данте, упоминающего их в своем «Чистилище»: «Приди, беспечный, кинуть только взгляд: // Мональди, Филиппески, Каппеллетти, / / Монтекки, – те в слезах, а те дрожат!». Данте, правда, описывая слезы и страдания, не имел в виду взаимную вражду, во всяком случае, никакие исторические источники ее не подтверждают, но для легенды это не имеет никакого значения. Все эти черты закрепились и получили развитие в последующих пересказах любовной истории.

Итальянский новеллист Банделло через пару десятков лет опубликовал свою версию истории любви Ромео и Джульетты, довольно близкую к да Порто. Именно новелла Банделло, закончившего свои дни в эмиграции во Франции, была переведена сначала на французский, а вскоре и на английский язык. Именно ее, скорее всего, и использовал Шекспир для написания своей трагедии, увидевшей свет в конце XVI века. Для всего мира именно произведение Шекспира стало великим творением, все остальное – не более чем его источниками. Для Италии важна еще «История Вероны», опубликованная также в конце XVI века, в которой автор Джироламо делла Корта выдает эту историю за подлинное событие. Это позволило городу Вероне «отыскать» и гробницы великих любовников, и их дома, и многое другое.

Согласно итальянской версии, изложенной да Порто и Банделло, Ромео, томившийся любовью к даме, не отвечавшей ему взаимностью, оказался на балу в доме Каппеллетти, семейства, находившегося с его собственным в старинной вражде. Там он увидел дочь хозяина дома, и взаимное чувство мгновенно вспыхнуло между молодыми людьми. Во время танца им удалось поговорить. Справа от Джульетты танцевал благородный юноша Меркуччо (это единственное место, где упоминается его имя в новеллах), чьи руки «от природы всегда, и в июльскую жару, и в январскую стужу, оставались холодными, как лед». Ромео встал слева, и Джульетта тут же воспользовалась случаем и заговорила: ««Благословен ваш приход ко мне, мессер Ромео». На что юноша, заметив ее изумление и сам изумленный ее словами, сказал: «Как это благословен мой приход?». А она ответила: «Да, благословен ваш приход сюда ко мне, ибо вы хоть левую руку мою согрели, пока Меркуччо мою правую застудил». Тогда он, несколько осмелев, добавил: «Если я моей рукой вашу руку согрел, то вы прекрасными своими глазами мое сердце зажгли». Девушка слегка улыбнулась, опасаясь, как бы ее с ним не увидели и не услышали, но все же сказала ему: «Клянусь вам, Ромео, честным словом, что здесь нет женщины, которая казалась бы мне столь же прекрасной, каким кажетесь вы». На что юноша, весь загоревшись, ответил: «Каков бы я ни был, я стану вашей красоты, если она на то не прогневается, верным слугою».

Влюбленные много дней вздыхали и искали встреч то на улице, то в церкви, Верона город небольшой, разойтись трудно. Джульетта, сначала пришедшая в ужас при мысли, что полюбила врага, вскоре успокоилась, убедив себя, что эта любовь может привести к примирению семейств. Наконец, состоялась «сцена на балконе», и было принято решение тайно обвенчаться.

Здесь на сцене появляется монах – «знаток теологии, философ и большой искусник во многих вещах, чудодей, знающий тайны магии и колдовства». Он тайно обвенчал влюбленных, и они стали наслаждаться своей тайной семейной жизнью. Затем – стычка, случайное убийство Тебальдо, родственника Джульетты, бегство в Мантую. Родители Джульетты, обеспокоенные ее слезами, решают выдать ее замуж. Притворная смерть героини. Монах, попавший в карантин и не доставивший письмо Ромео. Яд, купленный у аптекаря, гробница, гибель любовников и примирение родных над их телами.

Просто удивительно, как близко к итальянскому тексту новеллы создал Шекспир свое творение, и как вместе с тем далеки они друг от друга – как Италия от Англии. С одной стороны, почти буквальное следование сюжету, но другой дух, другие характеры, другое видение.

Начать с возраста. У Шекспира герои очень молоды, Джульетте не исполнилось еще 14, в итальянской версии ей уже полные 18. Для англичанина такие страстные, безрассудные поступки могли совершать только дети, для Италии это совершенно нормальное поведение. В Англии юные чувства чисты и светлы, в Италии повсеместно присутствует эротическая тема. Во время встречи на балконе в итальянском варианте Ромео недвусмысленно намекает на характер своих желаний, а Джульетта, хотя и отказывает ему, тут же понимает намек. Вот как выглядит этот диалог у да Порто: «Вы можете позволить мне войти в вашу комнату, где нам было бы удобнее беседовать вдвоем». Тогда прекрасная девушка, рассердившись, сказала: «Ромео, я уже люблю вас, кажется, настолько, насколько это вообще дозволено, и даже, быть может, разрешаю вам больше, чем моему честному нраву пристало, ибо Амур покорил меня вашей доблестью. Но если вы думаете настойчивыми ухаживаниями или другим каким образом вкусить мою любовь иначе, чем издалека ее вкушает влюбленный, то с этой мыслью расстаньтесь, все равно она не сбудется никогда».

Соединившись тайным браком, в итальянской версии они много дней предаются любовным утехам в самых разных местах: то в саду, то в комнате Джульетты. У Шекспира это одна ночь, закончившаяся с пением жаворонка. Итальянские родители, видя слезы дочери, сразу понимают, что ей нужен мужчина, и решают выдать ее замуж, в английской версии они считают, что она плачет по убитому Тибальту. И уж, конечно, невозможно представить шекспировскую Джульетту, очнувшуюся в гробнице в объятиях Ромео и вообразившую, что это другой мужчина. Но именно это подумала в первую очередь Джульетта итальянская: «Ощутив поцелуи, она решила, что к ней пришел фра Лоренцо, чтобы отнести ее в келью, и, охваченный плотским вожделением, держит ее в своих объятиях.

– Что вы, фра Лоренцо, – удивленно сказала Джульетта, – а Ромео вам так доверял! Оставьте меня» (Банделло).

В итальянской версии отчетливо видны главные характеристики героев: разумная Джульетта и красивый Ромео. Банделло несколько раз упоминает «неотразимую красоту» Ромео, да Порта пишет о том, что «привлекал он взоры всех… своей красотой, превосходившей красоту любой из пришедших туда женщин», Джульетта же признается, что «красота его… поразила ей душу».

Что касается поступков, то здесь заметно преимущество Джульетты: она первой признается в любви, она предлагает тайный брак, причем как следует взвесив все за и против, она придумывает варианты спасения, и только ее любовь и послушание супругу приводят к печальным последствиям. У Банделло она, узнав о необходимости изгнания Ромео, предлагает вполне разумный выход. «Мой дорогой повелитель, – говорила она, – я обрежу свои длинные волосы, оденусь в мужское платье, и, куда бы вы только ни уехали, я всегда буду рядом с вами, с любовью служа вам. Разве может быть более верный слуга, чем я? О дорогой мой супруг, окажите мне эту милость и дозвольте разделить вашу судьбу». Ромео же хочет, чтобы все было красиво, как положено (хотя очевидно, что ситуация этого не позволяет). Он хочет повезти ее с собой «не в одежде пажа, а как свою супругу и госпожу в сопровождении подобающей ей свиты».

В минуты кризиса, когда над Джульеттой нависла угроза двоемужества, Ромео, живущий, по свидетельству авторов, в Мантуе в почете и богатстве, утешает ее обещаниями «приехать и все уладить». Он пишет ей в письме, что «ни под каким видом не согласен на ее замужество, но и на то, чтобы она раскрыла тайну их любви», и обещает «через неделю или десять дней наверняка найти способ увезти ее из отцовского дома» (да Порто). В результате Джульетте с помощью уговоров и подкупа приходится придумывать хитроумный и опасный план с псевдопохоронами.

Она прекрасно сознает неразумность своего повелителя, увидев его в склепе, выговаривает: «Как глупо было приходить и с таким риском проникать сюда!» (да Порто). Что совершенно не мешает ее искренней любви и подчинению возлюбленному. Ромео же, только узнав о смерти любимой, осознает, что он виноват в создавшейся ситуации. Над ее телом он восклицает: «О изменник Ромео, вероломный предатель, из всех неблагодарных самый неблагодарный! Не от горя умерла твоя супруга, от горя не умирают; ты, несчастный, ты ее убийца, ты ее палач. Ты тот, кто погубил ее. Она писала тебе, что лучше умрет, чем будет женою другого, умоляла тебя взять ее из дома отца. И ты, неблагодарный, ты, ленивец, ты, жалкий пес, ты дал ей слово, что приедешь за ней, уговаривал ее быть веселой и откладывал со дня на день, не решаясь сделать то, что она хотела». В его словах, согласно итальянскому варианту истории, много истины.

У Шекспира оба героя молоды, красивы, наивны и чисты, а Джульетта если и превосходит своего возлюбленного, то не разумом, а скорее силой характера. Ей приходится жертвовать большим, чем ее возлюбленному, больше рисковать, больше сопротивляться. Таковы условия их жизни: он свободнее и волен распоряжаться своей судьбой, она в естественной власти родителей.

Но шекспировский Ромео не беспомощен и пассивен. Единственный раз, когда он допускает слабость и плачет в келье у монаха после убийства Тибальта, Лоренцо тут же приводит его в чувство:

Родители Джульетты в итальянском варианте вполне покладистые, ее мать даже роняет фразу о том, что они готовы выдать ее, за кого она захочет, даже из рода Монтекки, лишь бы она была счастлива. Ее отношения с дочерью теплые и доверительные, а страдания после ее смерти шумные и искренние. В английском варианте родители дальше от дочери, пожилой отец занят своими делами, а очень молодая мать, похоже, интересуется больше собой. В замужестве дочери их привлекает тот факт, что жених «герцогского рода», с хорошими связями. Их страдания искренние, но более заслуженные, чем у их итальянских аналогов.

Зато монах в английском варианте гораздо благороднее, мудрее и добрее итальянского. Он любит молодых людей и старается им помочь, как может, в то время как итальянец все время помнит о своих интересах, обманывает, выкручивается и падок на деньги.

Даже смерть героев разная. В английском варианте очнувшаяся ото сна Джульетта обнаруживает рядом мертвого Ромео. Осознав поражение, после короткой знаменитой реплики она закалывается:

Итальянская Джульетта, очнувшись, застает Ромео еще живым, что дает возможность им обменятся долгими и высокопарными речами. Умирает же Джульетта совсем странным способом: она «глубоко вздохнула и на время затаила в себе дыхание, а затем исторгла его с громким криком и упала замертво на бездыханное тело Ромео».

При всем сюжетном сходстве эти две версии, английская и итальянская, вызывают различные чувства. После прочтения шекспировской хочется плакать светлыми слезами над печальной, но величественной судьбой двух юных сердец. Итальянская больше интересна с бытовой и историко-культурной точки зрения.

И вместе с тем Шекспир создавал именно итальянские образы и картины. От его произведения веет жаркой итальянской негой и пылкими южными страстями. Да, гений английский, но чувства итальянские. Невозможно представить Ромео и Джульетту англичанами. Магия итальянской земли действует на читателя и зрителя: раз любовь итальянская, значит, подлинная.

А. С. Пушкин писал, как обычно, четко и полно о шекспировской пьесе: «В ней отразилась Италия, современная поэту, с ее климатом, страстями, праздниками, негой, сонетами, с ее роскошным языком, исполненным блеска и concetti. Так понял Шекспир драматическую местность. После Джульеты, после Ромео, сих двух очаровательных созданий шекспировской грации, Меркутио, образец молодого кавалера того времени, изысканный, привязчивый, благородный Меркутио, есть замечательнейшее лицо изо всей трагедии. Поэт избрал его в представители итальянцев, бывших модным народом Европы, французами XVI века».

Сегодня город Верона, которому «повезло» стать местом действия знаменитой любовной истории, очень неплохо на этом зарабатывает. Открыт не только домик Джульетты (итальянские путеводители окончательно запутались – одни пишут, что здесь находилась городская гостиница, другие, что здесь действительно жила семья Капулетти), но и домик Ромео, и гробница Джульетты и т. д. Не имеет значения, что из этого подлинное, главное другое. Это то нескончаемое паломничество, которое продолжается уже не одно столетие. В XIX веке монахи монастыря, где расположена «могила» Джульетты, были даже вынуждены передвинуть ее, так как посетители мешали нормальному ведению службы.

Безумие, творящееся во дворе домика Джульетты, достигло сегодня апогея. С чьей-то легкой руки пошло поветрие – писать записочки с признанием любимому человеку и лепить их на стену. В результате стены дворика выглядят как внутренность большой помойки, залепленная обрывками бумаги, жвачками, всякого рода мусором. При этом людям, страдающим клаустрофобией, там находиться не рекомендуется, людей набито столько, что практически нельзя двигаться. Ни один музей Вероны не собирает такого количества посетителей, как этот маленький дворик. Разве это не доказательство великой и вечной силы любви, святилищем которой стала Италия?

Самые разные сюжеты итальянской истории и литературы пронизаны любовной тематикой. Даже в жизни реальных людей любовь приобретает какой-то сказочный, величественный вид. Вспомним только великих – Данте с его Беатриче и Петрарку с его Лаурой. Обе женщины представляются несколько виртуальными любовницами, и в том и в другом случае реальная история не совсем ясна, некоторые даже ставят под сомнение сам факт существования этих женщин. Но как красиво, как волнует это все человеческие души! Подобного рода сильное, верное, бескорыстное чувство во все времена вызывает трепет и поклонение. А попытки неитальянских ученых рассказать «правду» об отношениях великих поэтов к реальным дамам их сердца никогда не будут интересовать широкую общественность.

Прекрасными любовными историями наполнена итальянская земля. Около 1275 года Франческа, дочь Гвидо да Полента, синьора Равенны, была выдана замуж за Джанчотто Малатеста, отец которого был вождем риминийских гвельфов, некрасивого и хромого. Муж, узнав о любовной связи жены со своим младшим братом Паоло, убил их обоих. Банальная, в общем-то, история. Но как прекрасна и возвышенна она становится в итальянской обработке! Данте вводит Паоло и Франческу в свою «Божественную комедию». Их неразлучные тени скитаются в Аду. Франческа рассказывает историю своей любви и гибели: герои, оказывается, просто читали вдвоем историю о Ланцелоте (пока муж занимался делами государственной важности) и, не удержавшись, поцеловались вполне невинно. Правда, она не отрицает большого чувства, возникшего между ними: «Любовь, любить велящая любимым, // Меня к нему так властно привлекла, // Что этот плен ты видишь нерушимым». История двух возлюбленных так поразила Данте, что он «упал, как падает мертвец».

Еще большее впечатление она произвела на потомков. Много веков спустя в далекой холодной России продолжали восхищаться и вдохновляться жаркими итальянскими страстями. Чайковский написал знаменитый балет «Франческа да Римини», Рахманинов – оперу. Александр Блок сетовал, «Что целовались не мы, а голуби, // И что прошли времена Паоло и Франчески». Дмитрий Мережковский, подобно герою «Божественной комедии», расчувствовался, встретив двух любовников: «И волновалась грудь моя мятежно, //И я спросил их, тронутый участьем, //О чем они тоскуют безнадежно». Так достаточно обычная история стала еще одним символом вечной любви. Не быть, а казаться, производить впечатление – этот принцип итальянской жизни прекрасно срабатывает при создании любовных историй.

Даже совсем сомнительные истории с течением времени в итальянском исполнении приобретают величественность. Прекрасная Бьянка Капелло происходила из знатной венецианской семьи. По дошедшим до нас свидетельствам современников, она была очень красива: светлые волосы, большие глаза, яркие чувственные губы, округлые формы – женщины такого типа пользовались успехом во все времена, даже когда были не в моде. Флорентиец Пьеро Бонавентури, оказавшийся в Венеции по делам, влюбился в нее, завел роман, и вскоре юные любовники бежали во Флоренцию, преследуемые проклятиями и угрозами со стороны благородных венецианских родственников.

Семейная жизнь в бедном флорентийском доме с родителями пусть и любимого мужа, видимо, не слишком радовала Бьянку, которая вскоре, и навсегда, отдала свое сердце герцогу Франческо, наследнику рода Медичи. Вот здесь закипели подлинные страсти. Любовь преодолела все препятствия – жену герцога, которая скончалась при родах, мужа Бьянки, которого «вовремя» зарезали на улице Флоренции, активное сопротивление родственников Медичи, недовольных подобного рода отношениями, наконец, недоброжелательное отношение флорентийцев, не одобрявших роман своего герцога с венецианской распутницей. В 1579 году влюбленные поженились, и Бьянка была объявлена великой герцогиней Тосканской. Менее десяти лет продолжалось недолгое семейное счастье, а вот умерли герои, как и положено, почти в один день (с разницей в несколько часов).

Много было сомнений и разговоров по поводу внезапной смерти мужа и жены, да еще и в уединенном замке, да еще и в присутствии брата Франческо – кардинала Фердинанда, который был известен своим крайне негативным отношением к Бьянке и являлся наследником тосканского герцогства после своего брата, не имевшего сыновей. Сторонники кардинала поговаривали о том, что Бьянка намеревалась его отравить, но ошиблась и умерла сама с мужем. Странная ошибка, конечно. Фердинанд не забыл своей неприязни к невестке. Сразу после смерти Франческо и Бьянку разлучили: его похоронили в фамильной усыпальнице, а ее в неизвестной могиле. Правление Франческо было не самым благоприятным для Тосканы, да и характером он отличался скверным и нерадостным (он принадлежал уже к испанской ветви Медичи). Фердинанд царствовал гораздо разумнее и спокойнее. Но вот ведь парадоксы истории: о любви Франческо и Бьянки пишут все путеводители и брошюры, их портреты разглядывают многочисленные посетители Италии, а Фердинанда помнят только как человека, возможно, повинного в гибели двух любящих сердец.

Трудно сказать, что играет здесь определяющую роль – всемирно знаменитые любовные истории, старательно поддерживаемый стереотип или просто воздух и солнце страны, – но Италия действительно полна любовной неги. Парочки, попадающие сюда, невольно берутся за руки и радуются друг другу. За столиком под цветущей акацией, попивая игристое белое вино, так и хочется говорить о любви. Игра, окружающая тебя, становится реальностью, или ты становишься частью общего большого действа, так что многие начинают вести себя так, как и не могут представить в какой-нибудь другой стране: целоваться, обниматься, радоваться глупым шуткам, пьянеть от воздуха и вина, и все это открыто, напоказ, без малейшего стеснения. Холодные сдержанные англичане, политкорректные американцы, застенчивые русские – все однажды теплым итальянским вечером превращаются в детей природы, возвращаются к каким-то глубинным истокам бытия, позволяя себе быть, нет, не тем, кто они есть на самом деле, а тем, кем они хотели бы быть в самых сладких и глупых фантазиях.

Отношение к еде

Еда для современного итальянца – это нечто гораздо большее, чем просто прием пищи для продолжения жизни. Порой складывается впечатление, что артистические таланты нации сконцентрировались сегодня именно в этой области, и еда в Италии стала своего рода искусством. В самых разных уголках страны, повсеместно – от модного ресторана до простой деревенской траттории – многочисленные «художники» с поварешкой в руке создают свои бесчисленные и недолговечные произведения искусства. Как в любом виде искусства, здесь есть свои жесткие законы, есть место фантазии и импровизации, есть свои знаменитости и безвестные гении. Конечно, это не означает, что в любом месте вас ожидают одни шедевры: так в искусстве не бывает, много и бездарных подмастерьев, и спекулянтов, играющих на национальной славе, – но общий настрой и серьезное отношение к еде распространены повсеместно.

Где бы вы ни обедали: в глухой деревушке, большом городе, придорожном заведении (исключение, пожалуй, составляют только ориентированные сугубо на массовых туристов точки питания), – везде вас не оставляет ощущение важности и значимости происходящего. Официант не просто принимает заказ, он активно участвует в процессе выбора, советует, одобряет, отговаривает. К вашим мукам и сомнениям по поводу гарнира или закуски здесь отнесутся с пониманием и не будут торопить.

В уважающем себя месте вам редко дадут выпить вино, которое не подходит к выбранной вами пище (отказ же от вина вообще чаще всего будет сопровождаться снисходительными знаками, указывающими на то, что от иностранцев можно ожидать любых чудачеств). Если вам принесли макароны со знаменитыми трюфелями, официант несколько раз и настойчиво предупредит вас о том, что блюдо нельзя посыпать сыром. Потом, как будто этого недостаточно, еще вернется дополнительно с кухни со словами: «шеф сказал, категорически никакого пармезана!».

Во время еды вас непременно несколько раз спросят – хороша ли еда, все ли с ней в порядке. Причем без подобострастного заигрывания и напрашивания на чаевые. Итальянские официанты часто очень важные и величественные на вид. Еще бы, у них такая ответственная работа! Кстати, чаще всего в ресторанах работают мужчины, такое важное дело нельзя доверить женщинам. В небольших заведениях повар сам часто выглядывает из кухни, посматривая на вас, всем ли вы довольны, все ли хорошо. Это ведь очень важно.

У такого внимательного отношения есть и свои недостатки для туристов. Во-первых, в хорошем заведении невольно ощущаешь некоторое насилие и против воли начинаешь испытывать желание насыпать пармезану в трюфеля. Кто сказал, что это запрещено, а как же дух эксперимента и поиска? В Италии в подобных базовых вопросах он невозможен. Как в старом советском анекдоте про столовую: «У нас котлеты с рисом, бифштекс с картошкой. – А котлеты с картошкой можно? – Нет, меняться нельзя…».

Важно, однако, подчеркнуть, что подобная негибкость и настойчивость относится исключительно к ключевым моментам, в остальном в итальянской кухне царит дух творчества, и ни одна хозяйка не готовит одно и то же блюдо одинаково. Поэтому все рецепты, которые вы встретите в книгах, будут относительны, и вы не всегда узнаете даже хорошо знакомое вам блюдо.

Во-вторых, принятие пищи здесь – это неторопливый ритуал, предполагающий общение, получение удовольствия, сосредоточенность на главном – еде. Спешка здесь неприемлема. А турист по своей природе всегда куда-то опаздывает, так что нередко получается конфликтная ситуация: вы опаздываете куда-то, а вас в самом простом заведении обслуживают медленно и обстоятельно, как в шикарном ресторане. Ваши просьбы поторопиться, как правило, принимаются, но не выполняются – ритуал должен быть соблюден. Не пытайтесь спешить и просить принести счет вместе с заключительным кофе, все равно этого не сделают. Лучше всего расслабиться и получать удовольствие. Или быстро перекусить просто на улице.

Неудивительно, что в Италии распространено негативное отношение к расползающимся с огромной скоростью по всему свету предприятиям быстрого питания. Конечно, появление «Макдональдсов» здесь было неизбежно как следствие тотальной глобализации мирового сообщества. Более того, заведения эти не пустуют, в них всегда много счастливых американских туристов, «дорвавшихся» до родной и привычной еды. Заходят и молодые итальянцы, дети и подростки, привлеченные рекламой и желанием прикоснутся к мировой культуре. Но в целом большой популярностью такие заведения не пользуются и распространяются по стране крайне медленно, прежде всего по крупным космополитичным центрам.

Именно в Италии зародилось движение «Slow Food» (букв, «медленная еда») как антитеза изначально американскому, а теперь уже глобальному фастфуду («fast food», букв, «быстрая еда»). Символом организации является улитка, медленная и вкусная. Активисты-добровольцы организуют различные мероприятия, пропагандируя хорошую еду, хорошее вино, а главное – неспешность в потреблении и того и другого. Сегодня подразделения этой организации имеются в разных странах.

В Италии, как ни в какой другой стране, сильна «магия земли». Та самая, которая заставляет восхищаться продуктами, произведенными этой землей, которая одурманивает и завораживает путешественников. Потом, дома, в совершенно иной обстановке, эти продукты теряют всю свою прелесть и очарование: сыр перестает быть ароматным, а становится просто вонючим, колбаска становится соленой и скучной, а восхитительный диджестив, радовавший вас по вечерам, дома заметно отдает сивухой.

Здесь, как нигде в другом месте, для получения удовольствия от еды, питья и вообще жизни надо употреблять местные продукты и предаваться местным радостям. Авторы многочисленных книг об итальянской кухне, а тема эта крайне популярна в мире, очень настойчиво повторяют мысль о ее региональности. Мол, объединилась Италия совсем недавно, поэтому и кухня в ее регионах совсем не похожа одна на другую и имеет мало общего между собой. Как и в других вопросах, касающихся региональных различий, с этим положением нельзя согласиться.

Да, различия существуют. Причем не только региональные, но и местные. Присущая итальянцам любовь к родным местам – деревне, городу, району – определила и их кулинарные предпочтения. Здесь действительно предпочитают свою, родную пищу, выросшую и произведенную на родной почве. Именно поэтому, например, морепродукты едят преимущественно на побережье, там, где их ловят. А уже в нескольких километрах от побережья ни рыбы, ни моллюсков не сыщешь в рационе. Так, Тоскана имеет обширные выходы к морю, протянувшиеся с севера на юг от Лигурии до Лацио. Но отыскать рыбные блюда в меню ресторана, находящегося всего в каких-нибудь тридцати километрах от берега моря, уже практически невозможно. Так что путеводители в этом случае надо писать не по областям, а по отдельным деревням и городам, так будет вернее.

Кстати, приверженность к местным продуктам отнюдь не мешает иноземным влияниям. Самый яркий пример в этом случае – помидоры, без которых сегодня немыслимо приготовление многих итальянских блюд. А ведь проникли они в Италию из Южной Америки только в XVI веке, а широкое распространение получили еще позже. Но успешно прижились на итальянской почве и теперь стали совсем «своими». А значит, и они тоже не привозные, а местные, подладившиеся к итальянской «магии земли».

Удивительным образом только рыба в больших количествах ввозится в страну, причем из далекой Норвегии. Казалось бы, Италия, фактически полуостров, окруженный со всех сторон морем, да еще и узкий, вытянутый, так что даже в центральной, самой отдаленной части до моря чуть больше ста километров, должна быть страной рыбаков и рыбы. Но вот реальные данные: только с Лофотеновых островов Норвегии в Италию ежегодно ввозится более 2/3 всей сушеной рыбы, которая там производится. Своя же рыба, как уже отмечалось, потребляется преимущественно на месте: что поймали, то сразу и съели. Трудно объяснить это явление. Скорее всего, причина кроется в давней исторической традиции – здешнее население издревле занималось земледелием, именно оно было основой существования людей, рыболовство же играло вспомогательную роль, да и то только местами.

В своей же основе итальянская кухня имеет много общего по всей стране. Есть основные элементы и принципы, присущие итальянской традиции приема пищи в целом. Во-первых, это та важная роль, описанная выше, которую еда играет в жизни всех итальянцев, независимо от места жительства. Это трепетное, почти благоговейное к ней отношение. Во-вторых, это набор определенных базовых продуктов, таких, например, как оливковое масло, сыр, хлеб, лимоны, составляющих основу итальянской кухни всех регионов. В-третьих, это простота как главный принцип приготовления пищи. Наконец, это строгая ритуальность времени, места и порядка приема еды.

Современная культура приема пищи тесным образом связана с исторической традицией. Многие сегодняшние обычаи уходят корнями в глубокое прошлое. Свой отпечаток на современную ситуацию наложили и средневековые обычаи, и римские вкусы, и даже этрусские обряды. Сами итальянцы не всегда замечают это, просто они живут согласно традиции, установленной их дедами, а те, в свою очередь, следовали заветам своих дедов. В итальянцах нет приверженности к историзму, как, например, в англичанах, которые сознательно культивируют старину. Просто итальянцы четко следуют установленному ритуалу, сложившемуся задолго до их рождения, даже если любят считать себя вполне современными людьми, открытыми для нововведений. Да и историческая «магия земли» сильна здесь, на земле, вскормившей столько поколений.

Важнейшей отличительной чертой итальянской кухни является ее простота. Именно в этом ее сила и величие. Если вы заказываете мясо, то это именно то, что вы получите, – мясо большим куском. К нему подадут перец и лимон, но это уже «по вкусу». Здесь не будет изощренных соусов, как во Франции, или «богатого» гарнира, как в Англии. Просто мясо на тарелке. В первый момент это разочаровывает. Хочется хотя бы картошки рядом положить, а то вроде и не еда. Но в общем контексте приема пищи именно эта простота и оказывается идеальной. Те же, кто берет гарнир, который всегда можно заказать дополнительно, как правило, обнаруживают потом, что он был лишним.

И так со всем. Если вы заказали рыбу – то она будет либо на гриле, либо запеченная, с лимоном и какой-нибудь зеленой веточкой для аромата. Самая вкусная паста – в самом обычном заведении, просто с сыром и оливковым маслом, в крайнем случае можно добавить еще томат и зелень. В Италии редко спрашивают, как приготовить мясо – сырым или прожарить, считается, что повар лучше знает, что сделать с этим конкретным куском. Кулинарное искусство Италии – это не абстракционизм или импрессионизм, оно скорее сродни искусству Возрождения – просто, как в жизни, но прекрасно, как на небе.

Может быть, именно благодаря простоте итальянской кухни, в которой определяющую роль играют свежесть и натуральность продуктов, подлинные шедевры часто встречаются в глубинке, вдали от туристических шумных дорог, где готовят прежде всего для себя и своих соседей из продуктов, выросших в округе. Пища здесь всегда сезонная, состав ее определяется временем года – весной спаржа, осенью грибы, а если что-то не растет в это время, значит, оно не нужно и в тарелке. Итальянцы – яростные противники разного рода консервантов и презервантов.

Большинство книг об итальянской кулинарии написано вне ее пределов, по большей части ее страстными поклонниками в Америке и Британии. В них предпринимаются многочисленные попытки разгадать секреты итальянской кухни. Четкое соблюдение законов и свобода творчества, изысканный вкус и простота приготовления, обыкновенные местные продукты и удивительные блюда – все эти противоречия плохо фиксируются на бумаге. Например, знаменитая тосканская телятина: по сути, ее рецепт сводится к следующему – возьмите кусок хорошей свежей местной телятины и пожарьте его до сочной готовности на гриле. А как это воплотить в реальной неитальянской жизни?

Немногочисленные итальянские книги для туристов, посвященные гастрономической тематике, также не в силах передать то, что складывалось веками и вошло в плоть и кровь. Однако попытки сформулировать некоторые принципы, особенно важные в современном мире, обращают на себя внимание и представляют интерес для читателя. Так, написанный итальянцами справочник «Вкус Италии», вышедший на английском языке и предназначенный для гостей страны, дает непривычные для европейцев своей откровенностью советы.

Раздел с характерным названием «Добавки просто скрывают плохое качество» начинается с простой и справедливой фразы: «Продукты, которые для нас хороши, имеют знакомые всем названия. Например, в состав печенья входят мука, молоко, яйца, масло и сахар, эти слова мы все понимаем». Все же добавки и консерванты, выраженные непонятными словами или цифрами, указывают, по мнению итальянских авторов, на то, что производители пытаются что-то скрыть – плохое качество, старый товар и т. д. Такие продукты лучше не покупать. Часто добавки используются, чтобы удовлетворить контролирующие санитарные власти, чем больше добавок, тем меньше ответственности на них. То же самое относится к искусственным ароматизаторам. Только простые вещи – лимонная корка, ваниль, травы, понятные всем, приемлемы в качестве ароматной приправы.

Критически оценивают авторы итальянской книги и разные виды жиров, признавая только три – оливковое масло (только extra virgin, т. е. высшей категории), сало и сливочное масло. Отвергается все остальное – от растительного масла до маргарина – как продукты низкого качества, полученные путем химических процессов. «В конце концов, наши фермы производят оливковое и сливочное масло и на них выращивают свиней, но на них не гидрогенируют пальмовое масло!»

Наконец, последнее положение вводной части книги настаивает на том, что хорошие продукты производятся на местах и традиционным способом, «даже если эти методы противоречат правилам здоровья и гигиены, узаконенным Европейским союзом». «На первый взгляд небезопасные старомодные методы являются на самом деле самыми безопасными», – утверждают авторы. Эти незатейливые правила, сформулированные итальянцами в книге для не-итальянцев, прекрасно передают простые, но вечные истины итальянской кухни. Хорошо все местное и натуральное, все остальное неприемлемо.

Простота и естественность приготовления в итальянской кухне обусловлены давней исторической традицией. Часто при этом ссылаются на долгие годы бедности, в которой исторически жили итальянские крестьяне. Описание в одной из историко-культурных книг ужина бедной крестьянской средневековой семьи у современного неитальянского читателя вызывает острый приступ голода и тихой зависти. Согласно этому итальянскому исследованию, крестьянская пища на протяжении веков поражала своей скудостью и однообразием. Порой, сокрушается автор, их ужин состоял лишь из свежеиспеченного хлеба, куска домашнего сыра, соленых оливок и домашнего молодого вина, лишь по выходным к этому добавлялся ломоть ветчины.

Не менее аппетитно выглядит и простой стол крестьян и горожан эпохи древнего Рима. Книга М. Е. Сергеенко «Жизнь древнего Рима» впервые была опубликована в 1964 году Академией наук СССР и с тех пор неоднократно переиздавалась. Работа, посвященная повседневной жизни жителей Рима, основана на тщательном изучении античной литературы, а также других письменных и археологических источников. В отличие от вышеупомянутого итальянского свидетельства о средневековом столе, это серьезное историческое исследование. А описанные традиции очень похожи. Вот как выглядит повседневная пища крестьянина в античную эпоху: густая бобовая каша с оливковым маслом или салом, овощи и фрукты, свежие и сушеные, пшеничный хлеб и легкое виноградное вино.

Опять простота, вызывающая чувство голода. Герой одного из произведений, приписываемых Вергилию, перед работой в поле готовит себе простенький, но сытный завтрак. Он испек себе хлеба и приготовил к нему закуску: истолок и растер вместе кусок сухого соленого сыра, чеснок, всякие острые травы, подлил немного оливкового масла и чуть-чуть винного уксусу; получилась мягкая масса, которая намазывалась на хлеб.

Конечно, более поздний период римской истории, первые века новой эры, «прославился» совсем другим: пышными долгими пирами, неумеренностью, обжорством, изобилием и прихотливостью блюд. Так, герою сатиры Ювенала подают хлеб из лучшего сорта отборной пшеничной муки, омара «за забором из спаржи, откуда он выставляет свой хвост, дразня приглашенных», рыбу краснобородку, пойманную около Корсики, мурену из Сицилийского пролива, гусиную печень, «откормленную курицу величиной с гуся» и дикого кабана, «достойного рогатины златокудрого Мелеагра».

В это время модно готовить кушанья так, чтобы их нельзя было узнать, чтобы было непонятно, кто что ест. Про хорошего повара говорят: «Хочешь, он тебе из свиного вымени сделает рыбу, а из ветчины курицу!». Огромное количество деликатесов поставляется из разных стран мира, чем дольше путь, тем ценнее продукт.

Казалось бы, торжествуют принципы, чуждые изначальной римской и последующей итальянской традиции. Однако и это буйство изысканного, чужого, чуждого и извращенного, как это ни парадоксально, становится свидетельством приверженности простоте и историческим традициям. Начать с того, что подобная ситуация возмущала самих современников. Сенека говорил: «На столе теперь узнают животных изо всех стран». А далее клеймил соотечественников: «…рыскать по морским глубинам, избивать животных, чтобы перегрузить желудок, и вырывать раковины на неведомом берегу отдаленнейшего моря! Да погубят боги тех, чье обжорство гонит людей за пределы столь огромной империи! Они хотят, чтобы для их роскошных кушаний охотились за Фазисом; терпят, чтоб им доставляли птиц от парфян, которые еще не потерпели наказания. Все и отовсюду свозят для пресыщенного чревоугодия: далекий океан присылает то, что с трудом принимает желудок, расстроенный лакомствами».

К тому же подобные излишества и обжорство были характерны только для небольшой группы состоятельных горожан, деревня жила в привычном ритме, так же как и простые жители городов. Но и состоятельные люди часто предпочитали простую, неприхотливую пищу. Гораций, уже став знаменитым, заказывает обед из лука-порея, гороха и блинчиков. Позднее, богатым человеком, он мечтает о деревенских «божественных обедах», на которых подаются бобы и овощи с салом. Поэт Марциал, который был любителем хорошо поесть, писал: «Если у тебя дымится в красной миске бобовая каша, ты можешь часто отвечать отказом, когда тебя приглашают на изысканные обеды». Перечисляя то, что «делает жизнь счастливой», он среди прочих условий упоминает «стол без выдумок» (sine arte mensa).

Вместе с тем, возможно, именно тот факт, что период кулинарных извращений, изысков, увлечения привозными и чуждыми продуктами пришелся на столь ранний период итальянской истории, и стал причиной отказа ото всего этого в более позднее время. Как своего рода прививка, детская болезнь, которой, переболев в детстве, уже не опасно заразиться во взрослом возрасте.

Были еще небольшие рецидивы, например в эпоху Возрождения. Вот как описывал в 1488 году венецианский гуманист Эрмолао Барбаро в письме к своему приятелю свадебное застолье в Милане, в котором он принял участие: «У меня не было аппетита, поэтому я больше смотрел по сторонам, чем ел. Сначала принесли розовую воду для мытья рук. Потом предложили пастилки из кедровых орешков и засахаренный миндаль, называемый здесь марципаном. На второе были гренки со спаржей. Третье блюдо: отварная сепия, гарнированная мелко нарубленной жареной печенью. На четвертое: жаркое из газели; пятое блюдо: отварная телячья голова. Шестое: ассорти из каплуна, откормленных голубей, кур, говяжьего языка и ветчины. Седьмое блюдо: жаркое из козлятины. Восьмое: куропатки, фазаны и другая птица, а к ним – оливки. Девятое блюдо: жареный петух в медовом соусе. Десятое блюдо: жареная свинина в соусе. Одиннадцатое блюдо: жареный павлин в соусе с фисташками. Двенадцатое: сладости, сделанные из яиц, молока, сахара, шалфея. Тринадцатое: артишоки с сосновыми орешками. Четырнадцатое: засахаренная айва. Пятнадцатое: финики, фрукты, сладкие вина и прочий десерт».

Но эти вспышки обжорной «болезни» были непродолжительны и не получили широкого распространения. Исследователи говорят о том, что с XVI в. центр кулинарного искусства постепенно перемещается из Италии во Францию. Но это, скорее, свидетельствует о том, что Италия справилась с коротким периодом увлечений изысками, соусами и подливами, отдав это все французам. Сама же сохранила первенство в сервировке, изысканности убранства, застольных беседах и приятном времяпрепровождении за столом, заставленном простыми, привычными и местными блюдами.

Поскольку итальянская кухня – это вид искусства, эстетическое чувство и зрительное восприятие играют в ней большую роль. Все должно выглядеть красиво. Оформление еды на тарелке, интерьера траттории или ресторана, магазина, в котором продается еда. Гете, восхищавшийся итальянской культурой во всех ее проявлениях, описывал продажу продуктов в Неаполе. Особое внимание он обратил на художественную сторону торговли: «На набережной Санта-Лючия рыба, как правило, разложена по породам в чистые и приятные на вид корзинки. Тщательно рассортированные крабы, устрицы, мелкие ракушки красуются на зеленых листьях. Лавки, торгующие сушеными фруктами и бобовыми, разукрашены, сколько хватает фантазии у их владельцев. Апельсины, лимоны всех сортов, переложенные зелеными ветками, радуют глаз. Но всего наряднее выглядят мясные лавки; народ с вожделением смотрит на этот товар, так как частые посты изрядно возбуждают аппетит».

Сегодня продавцы в маленьких магазинчиках с удивительным вкусом и фантазией украшают свои товары. Продажа круп и фасоли может быть оформлена на античный лад, когда все продукты находятся в вазах различных форм и размеров, которыми заставлен магазин. Или в деревенском стиле – в красиво оформленных стволах и корнях деревьев. Знаменитые мясные лавки в Норче, славящейся своими окороками и колбасками из диких кабанов, украшены кабаньими головами, развешенными всюду гирляндами колбасок и огромными окороками, и все это декорируется живыми дубовыми листьями. Восхищенные туристы, в том числе и итальянские из других городов, не могут оторвать глаз от всей этой дикой природной красоты и поневоле вынуждены купить хоть что-нибудь.

Интересно, что разнообразие декоративных приемов характерно именно для магазинов, где главной задачей является привлечение внимания потенциальных покупателей. Красивый интерьер и декорации вызывают желание войти внутрь, а аппетитно и со вкусом разложенные товары – желание купить. Другое дело – места, куда люди приходят поесть. Здесь все искусство сосредоточено на том, что находится на столе, а не вокруг. Окружающая обстановка не должна отвлекать от главного – еды, которую ты ешь. Простота приготовления итальянской еды перекликается с простотой интерьеров ресторанов и кафе.

Чтобы получить удовольствие от итальянской еды, нужно расслабиться и отдаться на волю волн и случая. Хороший хозяин ресторана или кафе всегда немножко насильник. Надо быть готовым к тому, что в ответ на вашу просьбу принести бокал красного вина вам твердо ответят – «только белого, и не меньше поллитра» (еще бы, ведь вы заказали морепродукты!). Интересно, что хозяин готов идти даже на финансовые потери, лишь бы выдержать ритуал. Все это абсолютно серьезно. В этих вопросах итальянцам можно верить, обед, составленный по их рекомендации, превзойдет все ожидания. Даже французы, эти мировые кулинарные снобы, тайно отдают пальму первенства итальянцам в вопросах еды – им самим не хватает для совершенства серьезности и страстности.

Ритуал

Нигде так заметно не проявляется итальянская любовь к традиции, упорядоченности и ритуалу, как в вопросах еды. Все здесь подчинено твердо установленным правилам, и их соблюдение составляет важную часть получения удовольствия от этого процесса.

Обратимся к истории. Литературные источники свидетельствуют о том, что римское население соблюдало достаточно четкий и повсеместный распорядок дня. Ранний подъем, первый завтрак – просто кусок хлеба с медом или с оливками и сыром. Занятия делами – у каждого было свое, в зависимости от статуса и положения в обществе. Затем после полудня второй завтрак, также довольно скудный. Так, Сенека ел днем хлеб и сушеный инжир, Марк Аврелий предпочитал хлеб с луком, бобами и мелкой соленой рыбкой. Такую мелкую рыбешку – соленую или жареную – продавали в Риме прямо на улицах.

После этого наступало время послеполуденного отдыха. Затем оставшуюся часть дня предавались удовольствиям души и закаливанию тела. Бани, гимнастические упражнения, отдых, прогулки, чтение сменяли друг друга до того момента, когда вся семья собиралась на вечернюю трапезу. Приглашали на нее и друзей, и знакомых – тех, с кем было приятно поговорить и провести время. Ужин тянулся долго, несколько часов. Это время было необходимо не только для насыщения и утоления голода, но и для получения удовольствия – от еды, напитков, беседы и приятного общения. Меню здесь было уже более разнообразным. Вечерняя еда состояла из различных перемен блюд, которые постепенно подавались всем сидящим за столом. Описанный в литературе обычный, будничный обед у Марциала, например, выглядел следующим образом. Сначала подавались закуски: салат, лук-порей, разные острые пряные травы, яйца и соленая рыба. Все это запивалось напитком, приготовленным из виноградного сока или вина с медом. Затем подавались мясные и рыбные блюда, каши – полбяная и бобовая. На десерт предлагались различные фрукты и каштаны.

В эпоху Возрождения мы видим ту же римскую традицию застолий. Хорошая еда, приятная музыка, красивая обстановка – все это имело большое значение. Сложившийся и упорядоченный ритуал принятия пищи включал в себя и порядок подачи блюд, и сервировку стола, и правила поведения, и общение. Все было подчинено определенным правилам и направлено на получение максимального удовольствия.

Гостей часто принимали на улице: в тени внутренних двориков или под раскидистыми деревьями. Так, на Вилле Ланте, принадлежавшей знаменитому кардиналу Гамбара, трапезничали на свежем воздухе, недалеко от самой виллы. Для этого на одной из террас парка установили огромный каменный стол и каменные лавки. Посередине стола по выдолбленной канавке, украшенной каменной резьбой, протекает вода. Говорят, она была предназначена для того, чтобы смывать кости и разный мусор, возникающий во время еды. По другой версии – ее использовали для охлаждения бутылок. Кроме этого, журчащая вода создавала ощущение свежести и покоя. Вокруг стола растут огромные деревья, создающие тень и прохладу. Наконец, вид с террасы, на которой расположен стол, восхищает и радует глаз: внизу раскинулся старинный город Витербо, видны оливковые рощи и дальние холмы. Трапеза в таком месте не могла не приносить самые разные удовольствия: обстановка радовала глаз, услаждала слух, приносила облегчение в жаркий день. Еда и беседа довершали праздник.

Общение за столом в эпоху Возрождения играло не менее важную роль, чем в античности. Флорентийский правитель Лоренцо Великолепный из семейства Медичи – политик, поэт, покровитель искусств – герой многих народных сказаний. Во многих он предстает как радушный хозяин, знаменитый своими приемами. Сказка «Как шут Гонелла бился об заклад» начинается характерным зачином: «Герцог Лоренцо Медичи, по прозванию Великолепный, никогда не садился за стол в одиночестве. “Только собака, – говорил он, – раздобыв кость, забивается с ней в угол и рычит на всех. А человеку должно быть приятнее угощать друзей, чем есть самому. К тому же занимательная беседа – лучшая приправа к любому блюду”. Поэтому во дворце Лоренцо каждый вечер собирались к ужину ученые, поэты, музыканты и знатные горожане. Иные приходили послушать умные речи, другие сами не прочь были поговорить. Напрашивались к нему в гости и просто любители вкусно поесть».

Приятное времяпрепровождение за столом было распространено в самых разных слоях общества. Устраивали совместные трапезы в городских и деревенских домах. Посещали и многочисленные таверны и трактиры. Там можно было вкусно поесть, пообщаться с друзьями, обменяться новостями, выпить, поиграть в карты или кости. Во Флоренции посещение мужчинами таверн приобрело в XV в. такие масштабы, что женщины потребовали от властей принять постановление, запрещающее подавать в тавернах слишком изысканные лакомства.

Именно из Италии в Европу проникают многие застольные традиции. Именно здесь начинают повсеместно пользоваться двузубой вилкой. А привычная нам вилка с четырьмя зубцами появляется впервые в XV в. во Флоренции. Здесь раньше, чем в других странах, ставят на стол индивидуальные приборы – тарелки, бокалы, ножи, ложки и вилки. С XV же века в городе Фаэнце начинается производство фаянсовой посуды, что фактически означает переворот в порядке сервировки стола – посуда теперь дешевая, проста в изготовлении, легко очищается и быстро изготовляется. Европа жила еще по законам старого быта и уклада. Известно, что Анна Австрийская брала мясо руками, а гости, пользовавшиеся вилками при дворе французского короля Генриха II, подвергались насмешкам окружающих. В Италии уже в это время широко пользовались индивидуальными приборами, а есть руками считалось плохим тоном. Так традиции и новаторство бок о бок уживаются в итальянской культуре.

Сегодня, как и прежде, все строго определено – время, порядок, иногда даже место приема пищи. Утром, до работы, чашка кофе в баре, иногда со сладкой булочкой. Итальянцы встают рано, ленивый турист еще только протирает глаза, а местные жители уже закрывают лавочки на дневной перерыв. Многие же бары открываются в 6 утра, чтобы напоить кофе тех, кто спешит на работу. В 13:30 – обед, предпочтительно дома и с последующим отдыхом. Конечно, в современных условиях деловой жизни это не всегда осуществимо, но идеал сохраняется. Вечером, после 8, после вечерней прогулки по центральной улице (пасседжаты) ужин, неторопливый, с непременным общением с приятными тебе людьми, можно в любимом ресторане или кафе.

Общение является важнейшей составляющей ритуала приема пищи в Италии, частью обеденной культуры. Неспешные разговоры, неторопливость, совместное получение удовольствия – все это не менее важно, чем сама пища. В выходные дни днем в ресторанах собираются за большим столом целые семьи, со стариками, детьми, беременными женщинами, словом, в полном составе. Все встречают друг друга радостными приветствиями, поцелуями, даже если и виделись не так давно. Дети бегают вокруг стола, мешая всем и вызывая умиленные взгляды родственников, взрослые разговаривают, обсуждая последние новости. Официанты разносят пищу, строго по порядку и регламенту. Пьется вино, немного, для вкуса. Словом, семейная идиллия за обеденным столом.

Приходят в рестораны с друзьями – часто сугубо мужскими коллективами. Приходят парочки. Приходят «малые» семьи: мама, папа и ребенок. Часто приходят в одно и то же место, где их знают и радостно приветствуют. Эмоциональные и темпераментные итальянцы за столом становятся неспешными и миросозерцательными: приятная компания, знакомая обстановка, вкусная привычная еда – что еще надо для счастья!

В еде итальянцы не любят новшеств и инноваций. Машины, архитектура, одежда, посуда, техника, мебель – здесь проявляется их стремление быть впереди «планеты всей». Самые смелые дизайны, покрои, формы и проекты воплощают они в жизнь в самых разных сферах жизни, кроме повседневного уклада и еды. Здесь традиция и привычка становятся важнейшей частью радости бытия. Все как всегда – значит, все хорошо, такой жизненный принцип способствует укреплению привычных ритуалов.

Столь же строго определена и последовательность блюд. Вот как выглядит типичное меню в практически любом заведении (универсальность в этих вопросах заметна в самых разных регионах Италии). Кстати, если меню написано только по-итальянски – шансы хорошо поесть увеличиваются, так как английское меню часто предполагает наличие большого количества туристов. Впрочем, сейчас, с проникновением туристов во все удаленные уголки этой столь любимой ими страны, правило стало нарушаться. Но все-таки, если вы путешествуете по Италии, лучше выучить основные блюда, чтобы не ошибиться, тем более что английский перевод часто еще менее понятен даже тем, кто считает, что свободно владеет английским.

К еде в Италии полагается хлеб. Эта одна из немногих европейских стран, где хлеб приносят не к какому-нибудь конкретному блюду – супу, как в Англии, или сыру, как во Франции, например. Это обязательное сопровождение любой еды, что радует привычную к хлебу русскую душу. Хлеб в Италии плотный, ноздреватый, покрыт сверху твердой хрустящей коркой (в отличие от французского, где под корочкой обнаруживается воздушное наполнение).

Часто, например в Тоскане, его выпекают совсем без соли, так что он удачно дополняется различными копченостями и соленьями.

Помимо хлеба подают еще хрустящие сухие палочки (grissini). Они очень быстро поедаются на голодный желудок еще до заказа блюд. Часто сразу на столе стоит также оливковое масло и винный уксус. Главное – удержаться и не наесться до еды хлебом, политым маслом. Очень вкусно, но обед после этого уже не нужен. За все это берутся деньги, даже если вы не ели хлеба и не трогали масла. Стоимость разная, зависит от уровня заведения, а называется это coperto и указывается внизу в меню.

Первым делом вас спросят, что вы хотите пить. В Италии вкусная минеральная вода, причем везде своя местная. Лучше не заказывать знакомые международные названия, безвестная водичка из местного источника будет вкуснее. Надо только всегда уточнять – с газом или без. В некоторых ресторанах воду наливают в графины за барной стойкой, причем из одного крана течет простая, а из другого – газированная.

Сначала идут закуски (Antipasti). К ним относятся разные мясные нарезки из местных колбасок и окороков, сыры с фруктами, иногда овощные блюда. В приморских регионах часто предлагают смешанное блюдо из разных морепродуктов, отваренных, охлажденных и сбрызнутых лимонным соком. Закуской чаще всего является и знаменитое в других странах итальянское карпаччо (carpaccio) – очень тонко порезанная сырая говядина, посыпанная тонкими лепестками сыра-пармезана, подаваемая с куском лимона и оливковым маслом. В морских регионах это может быть и рыба. Незыблемая основа всегда одна – тонкая нарезка, сыр, лимон, но содержание может быть разным и обманчивым. Так что, надеясь побаловать себя сырым мясом или рыбой, вы можете получить обычную копченую говядину или сильно промаринованную в уксусе рыбу. Название в Италии всегда гарантирует вам форму, но не всегда содержание.

Традиционной итальянской закуской является поджаренный на огне хлеб с различными намазками (bruschetta). Самый классический (и древний) вариант – горячий кусок хлеба натирается чесноком, посыпается солью и поливается оливковым маслом.

Один из немногочисленных (на фоне англосаксов) итальянских авторов, поделившихся заметками о своей жизни в провинции, так описал один из вечеров у себя дома. В этот день он отвез небольшой урожай оливок, растущих у него в огороде для собственного потребления, в специальное место, где ему за небольшую плату отжали из них масло. Дома вечером он сидел у камина со своей девушкой, они жарили на огне куски хлеба, поливали их свежеотжатым маслом и запивали красным вином. «В этот вечер, – пишет автор, – мы даже не пошли ужинать». Это удовольствие по сей день типично для тех домов, в которых есть камин с живым огнем.

В ресторанах есть и более разнообразные добавки: рубленые помидоры с чесноком, баклажанная икра, паштет из куриной печенки, грибная масса. Подаются и маленькие тосты с разными наполнителями – crostini, – их часто еще и запекают в печке или духовке. Вообще же, как и во всем остальном, чем проще – тем лучше, и обычная брускетта со свежим маслом остается самой вкусной.

Далее следуют первые блюда (Primi piatti). Это, прежде всего, паста самых разных видов с самыми различными соусами. Утверждают, что паста была известна еще в древнем Риме, хотя китайцы считают, что ее в Италию привез в XIII веке Марко Поло из своего путешествия на Восток.

Существует огромное количество разных видов пасты. Привычные нам макароны теряются на фоне многочисленных разновидностей. Меняется прежде всего форма – ее делают бантиками, кружочками, короткими или длинными колбасками, «вороньими гнездами», широкими полосами, ракушками и т. д. Каждая из них имеет свое название и свой предпочтительный соус. Запомнить их практически невозможно, самое простое – это помнить, что в разделе первых блюд, как правило, все названия означают разные виды пасты. Ошибки крайне редки.

Делают итальянскую пасту только из твердых сортов пшеницы, что позволяет итальянцем с глубокой убежденностью утверждать, что их паста – лучшее средство для похудения. Это от российских макарон или английской лапши люди поправляются, так как ее делают из мягких сортов, а от итальянской пасты только худеют. Многие в это верят.

Здесь тоже существуют свои незыблемые правила. Пасту всегда варят на заказ, она должна быть свежеприготовленной, так что ее приходится ждать. Ее нельзя переваривать, лучше оставить чуть твердой в середине, наша расползшаяся по тарелке вермишель просто неприемлема. Ее нельзя окатывать холодной водой, как любят делать российские хозяйки, выросшие на советских макаронах, которые без этого слипались и имели серый цвет. Ее ни в коем случае нельзя использовать как гарнир (она самодостаточна) или как главное блюдо (она всегда первое, как наш суп).

Соусов существует бесчисленное число, часто они зависят от региона. На море делают пасту с морепродуктами, в Умбрии с грибами, в Тоскане с фасолью. Пасту всегда поливают оливковым маслом и посыпают тертым сухим сыром, часто пармезаном (если, конечно, она не с трюфелями). Большим достоинством этого блюда является его беспроигрышность, оно хорошо везде: в шикарном ресторане, в придорожном кафе на заправке, в деревенской траттории. Его трудно испортить. Причем лучшей пастой является самая простая ее разновидность. В обычном баре вам подадут вкусную пасту, посыпанную резанными помидорами. А самая изумительная паста подавалась в Риме в простой гостинице для паломников рядом с Ватиканом: это были спагетти, политые хорошим оливковым маслом и щедро посыпанные сыром. И все.

В первые блюда в некоторых областях включают также супы. Иногда, например в Тоскане, из овощей и злаков, или в Венеции из рыбы, они бывают очень вкусными, но это скорее исключение, чем правило. На севере, в Ломбардии, встречаются блюда из риса, который здесь активно выращивают («свой» местный рис, совсем непохожий на восточный).

Далее следует главное блюдо, второе (Secondi piatti). Это чаще всего мясо – баранина, говядина, свинина, очень любят телятину. Мясо готовится или на гриле, или запекается, редко жарится в масле. Как уже отмечалось – это просто мясо в его естественной сути. На побережье подают рыбу – жаренную на гриле или во фритюре. Кстати, популярное на море блюдо, называемое «смешанный рыбный гриль» (grigliata mista di pesce) или «жареная рыбная смесь» (fritto misto di pesce), могут вообще не иметь рыбы в своем составе, а состоять исключительно из креветок разных размеров, кальмаров и всяких осьминожек. Так что название в этом случае обманчиво и многих разочаровывает. Рыбу тоже стремятся готовить так, чтобы сохранить ее естественный вкус. Даже такой, казалось бы, сложный способ, как запекание в соли, когда рыба целиком покрывается соляной коркой, из которой ее потом умелой рукой, не повреждая кожи, вытаскивают, тоже направлен на сохранение натурального вкуса.

Отдельно в меню стоят гарниры (Contorni). Учитывая все вышеперечисленное, они кажутся лишними, хотя итальянцы часто их заказывают для полноты картины. Самые распространенные – это салаты: зеленый (insalata verde) из разных салатных листьев или смешанный (insalata mista) – к листьям добавляют еще помидоры и иногда кукурузу или огурцы. Салаты, как правило, приносят незаправленными, просто натуральными. По вкусу уже сам посетитель добавляет соль, перец, уксус или лимонный сок и, конечно, оливковое масло.

На гарнир часто предлагаются овощи на гриле (баклажан, кабачок, сладкий перец, обжаренные на живом огне, сбрызнутые лимоном и политые оливковым маслом), тушеная фасоль, жареный картофель. На неитальянский взгляд, многие из этих блюд могли бы быть вполне самостоятельными, но это ошибка: они всего лишь часть общего действа.

Наконец завершают это пиршество сладости (Dolci). Часто это фрукты, причем сезонные, мороженое или щербет (хорош лимонный с водкой), для сладкоежек есть и торты и пирожные, хотя их чаще берут дети и молодежь.

Все это сопровождается вином. Лучше брать местное: оно и самое дешевое, и часто лучшее в своей простоте. Итальянцы, в отличие от французов, меньше изощряются с подбором вин к блюдам, чаще всего это красное к мясным и белое к рыбным блюдам. Но этот закон соблюдается свято, и вам могут это настойчиво рекомендовать, а в провинции и отказать в белом вине к мясу. Наконец, завершает трапезу непременная чашечка кофе. Считается, что она помогает переваривать пищу и полезна для здоровья. Отказ от кофе вам простят только потому, что вы иностранец, вообще же это грубое нарушение ритуала.

Странным образом, после всего этого изобилия вы не только выживаете, но и неплохо себя чувствуете. Простота и сбалансированность итальянской еды позволяют вам с честью выйти из этого испытания. К тому же, согласно уже описанной традиции, все это надо есть не спеша, потихоньку усваивая съеденное. Если же вы торопитесь, то лучше обойтись фиксированным меню для туристов (menu turistico): его приносят быстро и стоит оно дешевле. В самом минимальном варианте это будет брускетта, паста и какой-нибудь напиток.

Четкая система градаций существует и для заведений, подающих еду. Рестораны (Ristorante) находятся на вершине этой структуры: в них всегда выше цены, больше обслуживающего персонала, белые скатерти, яркая сервировка, больше торжественности. Здесь вы можете найти иногда и блюда из других мест, например морскую рыбу в центре полуострова. Часто рестораны в провинции бывают при гостиницах, так что питаться в них удобно и просто.

Следом идут траттории (Trattoria) или их разновидности остерии (Osteria). Это очень древние заведения (траттория, возможно, имеет какие-то общие истоки с нашим трактиром, кто знает). В прошлом они всегда содержались отдельными семьями, многие и сейчас сохранили свой дух семейственности. Цены здесь, как правило, более умеренные, выбор проще, хотя и не меньше, чем в ресторанах. В таких местах стремятся подавать исключительно местную пищу, часто из продуктов, выращенных на соседней ферме. Соотношение цена-качество в таких заведениях, как правило, очень неплохое, хотя от ошибок никто не застрахован. В современном мире многое меняется, и сегодня иногда шикарные рестораны называют (под старину) тратториями или остериями, что порой сбивает с толку.

Накормят и во многих барах или кафе (Bar/Caffe). Цены здесь крайне умеренные, выбор прост и ограничен, кулинарных изысков ждать не приходится, а мясные блюда часто готовятся заранее и разогреваются (кстати, итальянцы не любят микроволновые печи и предпочитают разогревать в духовках).

Распространены и пиццерии (Pizzeria), как явствует из названия, специализирующиеся на приготовлении пиццы. Чаще всего в таких местах ее готовят в дровяной печи, которая находится прямо в зале, чтобы посетители могли наблюдать процесс. Существует мнение, что итальянская пицца не похожа на свои аналоги, широко распространенные в других странах. И это совершенно справедливо. Главное отличие – мучная основа, в Италии она очень тонкая, нежная и хрустящая. Приятно радует и натуральность продуктов – пиццу не помажут томатной пастой, а украсят свежими помидорами, все остальные продукты тоже будут натуральными и понятными. Пиццу не делают с загадочными соусами, а кладут начинку так, чтобы было ясно, что есть что. В пиццерии, как правило, можно недорого и сытно поесть. Здесь также предложат стандартный набор из первых (макаронных) блюд, закусок и салатов.

Все вышеперечисленные заведения, независимо от цены, внешнего вида и местоположения (только туристические центры следует избегать, о чем уже упоминалось) могут порадовать вас шедеврами итальянской кухни. Угадать здесь трудно: роскошный ресторан не всегда предлагает хороший стол, а в невзрачной траттории вы можете обнаружить подлинных мастеров своего дела. Но и наоборот тоже бывает. Здесь можно только полагаться на чутье и удачу. Больше шансов поесть хорошо в скромном на вид заведении: подлинное искусство не терпит мишуры и блеска, здесь главное не то, что вокруг тебя, а то, что на тарелке. Хорошим показателем является наличие местных жителей за столиками: они ни за что не пойдут в плохое заведение, даже из любви к ближнему.

Как уже отмечалось, итальянские рестораны и траттории работают по строгому и четкому расписанию. Они открываются днем на обед с 12:00 до 14:00, вечером на ужин – не раньше 19:30–20:00. В другое время найти горячую еду очень трудно, почти невозможно. Только в баре вам подадут бутерброды, холодные нарезки, а иногда сварят пасту. К тому же все подобные заведения имеют обязательный выходной на неделе, часто, что очень неудобно туристам, в воскресенье. Помимо этого, небольшие семейные заведения могут легко закрыться на каникулы, на долгие праздники, просто на хорошую погоду, когда владельцы уезжают отдохнуть куда-нибудь или празднуют дома с родными. Так что в небольших местах обед может стать проблемой, и лучше долго не выбирать, а довольствоваться тем, что открыто.

Быстро и практически в любое время поесть можно в так называемых бутербродных (Paninoteca), где готовят чаще всего закрытые бутерброды с различными простыми начинками – ветчиной, сыром, зеленым салатом, помидорами, зеленью. Их можно есть холодными или горячими, разогретыми между двумя раскаленными металлическими пластинами. Многие заведения продают пиццу кусками и на вынос. Существуют и места по продаже готовых продуктов или полуфабрикатов, вроде наших кулинарий, называемые «горячий стол» (Tavola Calda). Наконец, повсюду разбросаны специальные магазинчики или палатки, где продают знаменитое итальянское мороженое (Gelateria). Часто его готовят прямо на месте из свежих продуктов (о чем всегда сообщает специальная табличка).

Иностранные рестораны плохо приживаются на итальянской почве, слишком сильна здесь любовь к своему, местному, родному. В городах и на туристических маршрутах вы всегда найдете неизбежные для любой страны китайские рестораны, но посещают их мало и плохо.

Свои правила и законы существуют и при покупке продуктов для домашнего приготовления. В последние годы в Италии, как и во всей Европе, открылось много супермаркетов, торгующих всем на свете. Здесь можно купить большинство международных брендов, привычных иностранцам. Приезжают в них и итальянцы – это удобно, выгодно и просто, тем более что интернациональные супермаркеты здесь продают множество именно местных продуктов. Но все-таки базовые, важные продукты итальянцы предпочитают покупать в маленьких специализированных магазинчиках, которых здесь сохранилось пока что великое множество, и на рынках.

Открываются эти магазинчики или, скорее, лавки рано – в 7–8 часов утра; днем, иногда с 12 часов, закрываются на перерыв, обычно часов до 16:00. Затем они открыты где-то часов до 19:00, а потом закрываются окончательно. Как и рестораны, они могут неожиданно закрыться по каким-то личным причинам – на семейный праздник, по случаю жары и т. д. Достоинством таких мест является, как правило, гарантированная свежесть и натуральность продуктов, многие сегодня даже отказываются от принятого повсеместно «долгоиграющего» молока и продают быстропортящееся, но «живое» молоко, да еще и в стеклянных бутылках. Вообще сегодня в Италии заметна тенденция к отказу от модных нововведений в области продуктов и возврат к их естественной сути.

Еще одним достоинством является тот факт, что в таких местах вы можете купить любое количество товара – хотите один ломтик ветчины – пожалуйста, одну помидорку – нет проблем. Более того, это понятно всем, так как впрок здесь никто не покупает. Хлеб должен быть свежеиспеченным, окорок – только что срезанным, рыба – только что выловленной.

Специализированных магазинов и их названий в Италии великое множество, часто они меняются в зависимости от местности. Но большая часть из них все-таки повторяется и узнаваема. Самый общий продовольственный магазин (Alimentari) продает всего понемножку, обычно кроме сырого мяса и овощей с фруктами. Здесь можно купить себе всего на холодный ужин в гостинице – сыра, ветчины, копченых колбасок, оливок и оливкового масла, минеральной воды, консервов и хлеба.

Свежее мясо продается в специальных мясных лавках (.Macelleria), где куски разной формы и величины выставлены за стеклянной витриной. Продавцы обычно очень сговорчивы – они готовы резать, дробить, молоть, словом, выполнять ваши пожелания. Если вы собираетесь готовить какое-нибудь конкретное блюдо, они с готовностью подберут вам определенный вид мяса. Здесь же обычно можно купить колбасок для жарки на гриле, а также мясные полуфабрикаты.

Овощные магазины (Frutta е Verdura), как правило, выставляют свое богатство у входа, так что вы поневоле соблазняетесь их живописным видом. Овощи и фрукты в таких местах предлагаются чаще всего местные и сезонные, за голландской клубникой в ноябре надо ехать в супермаркет. Весной перед входом наваливают артишоки и спаржу, позже появляется клубника, вишня, фрукты, осенью выставляют корзинки с различными грибами и ящики с каштанами. Свои соблазны есть в любое время года.

Существуют и рыбные магазины (Pesceria), рыба в них продается свежей; если она разморожена, на это особо указывается. Закрываются они часто рано, как только распродан товар. Специальные магазины продают сыры (.Formaggeria), мясные копчения (Salumeria), хлеб (Panificio/ Forno), выпечку (Pasticceria), свежую пасту (Pastificio).

Винные магазины (Enoteca) обычно предлагают большой выбор местных напитков, часто в них стоят столики и можно заказать бокал вина, в хороших местах устраиваются дегустации. Продавцы с удовольствием (даже если вы очевидно понимаете далеко не все) рассказывают об особенностях того или иного вина, дают советы, рекомендации.

Делать покупки в таких специализированных лавочках – особое удовольствие и развлечение. Здесь можно наблюдать за неспешной местной жизнью и нравами, туристы в такие места заходят редко. Когда заходишь в такой магазинчик, возникает невольное ощущение, что ты пришел в гости. Отношения здесь строятся скорее не по схеме «продавец – клиент», а «хозяин – гость». Поэтому надо обязательно здороваться или хотя бы кивнуть головой, показывая, что ты видишь хозяина. Просто войти и уставиться на витрину будет по меньшей мере невежливо.

Еще одним местным удовольствием является посещение рынков (Mercato). В крупных центрах они постоянно действующие, в небольших городках обычно собираются раз в неделю, многие путеводители указывают, когда и где. Итальянские рынки красочные, яркие, полные интересных персонажей, на них кипит жизнь, собираются местные жители. Здесь можно перекусить, передвижные вагончики часто продают жареное мясо, курицу или рыбу, можно выбрать свежайших продуктов, можно себя показать и людей посмотреть. Сегодня, правда, иногда рынки оказываются вещевыми, наполненными теми же товарами, что и рынки в Конькове или в Серпухове. Так что надо уточнять, что вы ищете именно продуктовый рынок.

Утвержденный уже много веков назад ритуал приема, приготовления и продажи пищи сегодня в Италии по-прежнему незыблем. Ему удается противостоять активным попыткам подогнать его под одну общемировую «гребенку», унифицировать и лишить национального колорита. В Италии в области питания, как ни в какой другой, сильно сопротивление глобализационным процессам. Свое, местное, национальное пока уверенно лидирует.

Традиционные блюда

В основе итальянской кухни лежит набор базовых продуктов, использование которых характерно для всей страны в целом, вне зависимости от региона. Это, безусловно, не исключает региональных особенностей (как уже отмечалось, даже в соседних деревнях часто существуют свои местные традиции). Наконец, есть еще особенности сезонные, заметные в Италии в большей степени, чем в других странах, в силу приверженности к свежим местным продуктам.

Начать рассмотрение основ итальянской кулинарной традиции следует, пожалуй, с древнейших продуктов – с зерновых и бобовых. Хлеб, разного рода каши и похлебки по сей день являются важнейшей основой итальянской кухни.

Интересна история одного из традиционных злаков, по-русски его называют полба, и если верить трудам по ботанике, это растение представляет собой особый древний вид дикой пшеницы. Полбяной хлеб и каши – одни из древнейших мировых продуктов. У нас они также были распространены. На земле Италии достоверно известно, что полбу выращивали еще этруски, хотя, безусловно, сеяли ее и раньше. По-итальянски эта крупа называется фарро (farm).

В древности фарро играло важную роль не только в питании, но и в различных обрядах. Так, полба и полбенный хлеб с солью упоминаются у Овидия, зафиксировавшего в поэтической форме народный религиозный календарь. В январе они связаны с январскими календами, посвященными двуликому богу Янусу. Уже само это божество демонстрирует древность такой жертвы. Полба упоминается и в других месяцах в связи с различными праздниками и богами.

В древнем Риме древнейшая форма брака называлась confarreatio. Введение ее приписывалось Ромулу. Она представляла собой торжественный обряд, совершаемый главным жрецом при чтении молитв и жертвоприношении. Жертвами были хлеб из полбяной муки (отсюда и название – конфарреация) и овца; присутствие десяти свидетелей было обязательно. Подобный брак разрешался только избранным, Плиний писал, что «ничего не было священнее уз брака, заключенного таким образом».

Из полбы не только пекли хлеб, но и варили традиционные каши и похлебки, очень питательные и распространенные повсеместно. Но в начале новой эры Рим начал постепенно отказываться от этого древнейшего продукта в пользу более удобных в выращивании и приготовлении, более мягких и быстроразваривающихся пшеницы, овса и других.

Почти две тысячи лет полба находилась в забвении. Правда, историки свидетельствуют о том, что в Италии полба была частью пищи сельского населения и в Средние века, но сами итальянцы очень любят романтическую версию о «забытой» зерновой культуре. В начале 1990-х годов, с подъемом интереса к национальным корням, не в последнюю очередь вызванным процессом всеобщей глобализации, в Италии стали возрождать традицию выращивания и использования полбы в итальянской кухне. Сначала она появилась в дорогих ресторанах как модная новинка, сегодня же блюда из полбы можно встретить повсеместно. Особенно широкое распространение она получила в Тоскане и Умбрии, центральных регионах, знаменитых своими древними кулинарными традициями. Используют ее прежде всего в супах и густых похлебках. Самый вкусный – самый простой вариант, суп из фарро (zuppa difarro), состоящий просто из разваренной полбы и политый сверху свежим оливковым маслом.

С древнейших времен в Италии ели разные виды бобовых. Очень густую бобовую похлебку, или политую оливковым маслом, или приправленную салом, или, в беднейшем варианте, сдобренную острыми приправами, любили в самых разных слоях общества, хотя она и считалась «плебейским кушаньем». Ее даже можно было купить готовую на улицах Рима. Для рабов же и беднейших слоев общества она была основным продуктом питания. Известно, что бобы богаты белками, их даже называют «растительным мясом», так что такие похлебки были не только дешевы, но и очень питательны и полезны.

Сегодня различные бобовые культуры по-прежнему широко используются в итальянской кухне. Их добавляют в супы, смешивают с пастой, используют как гарнир, а в холодном виде – как закуску. Особенно славится своей приверженностью к бобовым Тоскана: здесь готовят самые вкусные фасолевые супы, да и просто отварная фасоль, посыпанная зеленью и политая маслом, очень неплохо дополняет разнообразные мясные блюда региона.

Кроме фасоли, популярна чечевица. Здесь она мелкая, черная и быстро разваривается. В западной части Умбрии, высоко в горах, на высоте 1452 м, находится маленькая деревушка Кастеллуччо (Castelluccio). Чтобы попасть в нее, надо ехать по извилистым горным дорогам, безлюдным и пустынным, все время взбираясь вверх. Потом неожиданно открывается долина, посреди которой на холме видны каменные здания. В самом начале лета долина вокруг деревушки расцветает удивительными яркими горными цветами, создавая фантастическое по красоте и сочетанию цветов зрелище. Чечевица из Кастеллуччо славится на всю Италию и считается лучшей в стране. Ее можно купить в любом более или менее крупном магазине, торгующем крупами.

Королем итальянской кухни, безусловно, является оливковое масло. Оно является непременным атрибутом практически всех блюд. Без него немыслимы ни традиционные закуски типа брускетты, ни паста, ни супы, ни салаты, даже мясо на гриле принято поливать сверху маслом. Без него итальянская кухня просто бы не существовала, и именно оно является великим объединителем, связывающим кухни различных регионов Италии. Сторонники региональной концепции итальянской кухни любят приводить в пример север Италии, увлекающийся сливочным маслом и салом. Да, по сравнению с другими регионами эти животные жиры используются здесь больше и чаще, но основой все равно является оливковое масло.

Оливки выращивали на италийской земле с древнейших времен. Плиний Старший в своем знаменитом труде «Естественная история» посвятил изучению истории, природы и особенностей возделывания оливок особый большой раздел. Он утверждал, что производство масла гораздо важнее и сложнее производства вина и нуждается в очень серьезном и квалифицированном подходе. По поводу природы масла он писал: «Одно из свойств оливкового масла – согревать тело и защищать его от воздействия холода; в то же время, будучи нагретым, оно придает голове холод и покой».

До сих пор ведутся споры о том, кто впервые завез в Италию оливковое дерево, но это не имеет большого значения. С тех пор как здесь существовала цивилизация, было и оливковое масло. В небольшой умбрийской деревушке Треви, славящейся своим маслом, есть выставка с характерным названием: «Оливковое масло как основа древнейших цивилизаций». На ней представлены схемы и карты, наглядно демонстрирующие, как продвижение по планете оливкового масла приводило к подъему и расцвету культур древнейших стран и народов. Можно и наоборот – подъем неизбежно приводил к распространению масла, но итальянцам больше нравится первая версия.

Сама деревушка Треви является своеобразным гимном оливке. Она расположена на высоком красивом холме, вокруг растут бескрайние серебристые оливковые рощи, в которых (видимо, для красоты) растут яркие маки. Все население занимается производством и продажей масла, в ресторанах вам подают различные блюда, главным в которых является все то же масло – ярко-зеленое свежевыжатое, или темное отстоявшееся, или чуть горьковатое, приготовленное особым местным способом. Уехать отсюда, не купив бутылку масла в местном магазинчике, практически невозможно.

Вообще каждый регион Италии производит свое масло и совершенно искренне считает его самым лучшим. Об этом пишут в книгах, буклетах, на бутылках. Наивные иностранцы, проникшись искренностью и убедительностью местных жителей, начинают повторять в своих трудах услышанное. Так и получается, что в одной книге написано, что лучшее масло в Италии производится под городом Луккой в Тоскане, в другой – что в Сицилии, в следующей – что в Умбрии и т. д. На самом деле таких «лучших регионов» великое множество, и каждому есть, чем гордиться. Это для непросвещенных туристов есть только два вида масла – хорошее и плохое, на самом деле существует множество оттенков и особенностей, зависящих от местности, где выросли и созрели оливки.

Итальянцы не устают возносить хвалу этому дару богов. Оливковое масло полезно для здоровья, оно идеально для жарки продуктов, оно способствует нормализации обмена веществ, а значит, и похудению (так что идеальная итальянская диета состоит из макарон, обильно политых маслом). К тому же оливковые рощи, раскинувшиеся по всей Италии, являются своеобразным естественным украшением страны, их серебристые вечнозеленые листья радуют глаз и наводят на размышления о вечности. Считается, что оливковое дерево живет от 300 до 2000 лет, так что размышления эти не беспочвенны.

Существует несколько незыблемых правил, соблюдение которых определяет настоящее качественное масло. Лучшее масло приготавливается из плодов, собранных вручную. Зеленые, недозрелые оливки собирают в октябре – начале ноября, масло из них более терпкое, дозревшие черные оливки собирают в декабре. Плоды давят, отжимают механически, так называемым холодным отжимом. Такое масло называется Olio d’oliva extravergine, оливковое масло первого холодного отжима (часто пишут и по-английски – extra-virgin olive oil), дословно же это означает «сверхдевственное» масло, то есть самое что ни на есть чистое и невинное. За его производством строго следят, существует не менее жесткая система государственного контроля, чем в виноделии. И оно действительно достойно своей славы.

Все остальные виды оливкового масла, полученные иным, кроме вышеописанного способа, путем, в Италии не признаются, хотя и широко используются в кухне других стран. Конечно, существуют они и в Италии, так как ручной сбор и холодный отжим – вещь дорогостоящая. Более массовое и дешевое производство включает в себя последующую тепловую обработку, а потом и химическую, что позволяет выжать масло до последней капли. Такое масло менее ароматное и терпкое, зато более универсальное и пользующееся большим спросом. Но в целом итальянцы стараются держать марку, и не случайно их масло дороже других, например испанского или французского.

Хорошее масло чаще всего подают и в самых обычных заведениях, на нем редко экономят, так как это может повредить репутации. Хлеб с хорошим оливковым маслом и солью в Италии – это уже гастрономическое чудо.

Сами оливки в Италии едят не так много, как в других странах, где растут оливковые деревья. Подают их как закуску к аперитиву, изредка добавляют в тушеные блюда, украшают ими пиццу. Они очень разные – мелкие в Лигурии, очень крупные в Апулии. В городе Асколи Пичени из них готовят специальное местное блюдо: крупные оливки фаршируют и жарят. В Сицилии их фаршируют анчоусами. Но в целом их значение нельзя сравнить с той огромной ролью, которое играет оливковое масло в жизни страны, так что большая часть того, что выращивается, идет на производство масла.

В Италии готовят знаменитый бальзамический уксус (aceto balsamico). Еще лет двадцать назад о нем вне Италии никто не слышал, сегодня он вошел в моду и продается в разных уголках мира. Сами итальянцы утверждают, правда, что продается в основном подделка, только 10 % являются настоящим продуктом. Подлинный бальзамический уксус изготавливается исключительно в городе Модене, только его климатические условия подходят для бальзама, и его приготовление находится под строгим контролем. Эту густую коричневатую жидкость трудно назвать уксусом.

На производство этого немного загадочного продукта уходит минимум 12 лет (а на выдержанный бальзам минимум 25). Сок определенного вида винограда в течение этого срока содержится в бочках из разных сортов дерева – вишневых, дубовых, каштановых и т. д., каждая из них меньше предыдущей, так как со временем жидкость густеет и уменьшается в объеме. Хранят бочки на чердаке, где они подвергаются воздействию летом – жары, а зимой – холода. Результат, в очень малом количестве, используется при приготовлении салатов, как добавка к мясу, рыбе или овощам. Настоящий бальзам стоит дорого и продается в маленьких бутылочках, на которых должны быть слова tradizionale di Modena. Правда, подделок много и в самой Италии, так что в основном только цена указывает на подлинный товар, он никогда не бывает дешевым.

Важной частью итальянской традиции являются сыры. Их здесь великое множество, считается, что даже больше, чем в знаменитой своими сырами Франции. Вполне возможно, так как не только каждый регион, но и отдельные деревни и фермы изготавливают свой особый сыр. По сравнению с французским он менее яркий и ароматный. Многие непросвещенные называют французские сыры вонючими, их запах действительно является предметом вечных насмешек окружающего мира, но одновременно и почитания. В Италии вам не подадут после еды такого разнообразия, как во Франции. Здесь будет максимум три-четыре вида. Итальянцы любят подавать к сыру сладкие фрукты, например, фиги, а то и мед. Необычно, но очень вкусно.

Отличительной особенностью итальянских сыров является их широкое кулинарное использование. Много тысячелетий (сыр, причем даже твердый, выдержанный, изготавливали еще этруски) он являлся важнейшей составной частью питания местного населения. Римляне широко использовали его: классический завтрак, а порой и обед состоял из хлеба, сыра и оливок. В твердом виде он прекрасно хранился, а в толченом – использовался для придания блюдам пикантного вкуса. Сегодня сыр добавляют во множество блюд: без него невозможно представить пиццу, пасту, многие супы и салаты.

Итальянцы гордятся тем, что настоящий сыр в стране по-прежнему изготавливают по-старинке, на частных фермах, вручную, даже если это идет вразрез с общеевропейскими санитарными стандартами. Большую роль в изготовлении настоящего сыра играет место: трава, которую едят коровы, овцы или козы, воздух, на котором сыр вызревает. Может быть, именно поэтому каждый из них неповторим. Круглые головки сыра, от гигантских до совсем маленьких, украшают витрины магазинов, привлекая покупателей.

Из твердых сыров самым знаменитым, и заслуженно, является пармезан. Настоящий пармезан, как явствует из названия, изготавливают только в Парме и ее окрестностях (хотя схожие, очень неплохие разновидности существуют и в других местах). В отличие от других сыров, будучи разогретым, он не тает, отсюда его широкое кулинарное использование. Хорош он и сам по себе, запиваемый местным красным вином.

Менее известными за пределами Италии, но сыскавшими себе славу внутри страны, являются сыры пекорино. Изготавливают их из овечьего молока и делают разной твердости. Одним из центров по производству пекорино является Пиенца, несостоявшийся идеальный город папы Пия II. Магазины в этом небольшом городке радуют глаз разнообразием и количеством сырных кругов, разложенных по деревянным полкам. Поражает цветовая гамма: здесь и беловатый оттенок, получающийся при хранении сыра в оболочке из оливкового жмыха, и красноватый – от обертки из помидорной кожицы, и зеленые, покрытые оливковыми листьями, и черные, самые старые и дорогие, выдержанные в погребах по 10–15 лет.

Повсеместно распространенным видом закуски являются различные мясные копчености. Самой знаменитой из них является окорок, хотя это прозаичное название не передает содержания итальянского прошутто (prosciutto). Существует два основных варианта: готовый, обычно вареный (cotto) и вяленый (crudo). Именно последний является предметом особой гордости итальянцев. Огромные свиные окорока просаливают и сушат на свежем воздухе. Нет смысла и говорить о том, что такой способ обработки является древним и очень традиционным для Италии. Как и в других случаях, воздух и место имеют значение. Знаменитыми считаются пармские окорока из свиней, откормленных молочными отходами от производства пармезана.

Подают прошутто всегда очень тонко нарезанным, причем существует два способа нарезки – специальной машинкой, которая стоит во всех магазинах и ресторанах, или вручную. В магазине вы можете выбрать способ нарезки, а в хорошем ресторане его всегда режут вручную, это считается большим шиком. Очень нежный и обычно малосоленый, такой окорок является обычной закуской (традиционно, в сезон, его подают с дыней), а также начинкой для различных бутербродов. Воспевать его изумительный вкус бесполезно, это надо пробовать.

Кроме этого в Италии изготавливают огромное количество различных копченостей и колбасок, каждый регион старается как может. Заслуженную славу сыскал себе небольшой умбрийский городок Норча, во многих местах лавки, торгующие мясными копченостями, называют даже в честь него норчинериями. Городок этот, считающийся знаменитым гастрономическим центром, уютно спрятался в живописных умбрийских холмах у подножия высоких гор. Холмы эти удивительно красивы и изменчивы: весной они покрыты нежной зеленью и цветущими кустарниками, осенью раскрашиваются поразительно богатыми по цвету красками, создавая совершенно особое настроение.

Помимо радостей живота, Норча дарит и духовные радости: здесь родился святой Бенедикт, памятник которому украшает центральную площадь, здесь прекрасно сохранилась позднесредневековая городская застройка, так что городок этот, окруженный городскими стенами, представляет собой единое гармоничное целое.

Здесь идет размеренная итальянская жизнь во всей ее красе: вечером гуляют, утром пьют кофе в баре, днем отдыхают после обеда. Единственной проблемой является то, что гастрономическая слава города привлекает в него все больше и больше туристов, число которых растет год от года. Пока что, правда, это в основном итальянцы из других районов страны, но и иностранцы начинают потихоньку открывать для себя это скрытое сокровище.

Многочисленные лавки, торгующие знаменитыми окороками и колбасками Норчи, очень живописны и постоянно фотографируются восхищенными туристами. Огромные окорока свисают с потолка и развешаны по стенам, а через все помещение, подобно праздничным гирляндам, развешены колбаски. Считается, что настоящий окорок Норчи можно сдобрить только тремя ингредиентами – солью, перцем и вином.

Местной специальностью являются дикие кабанчики, за которыми косматые и темноволосые жители, имеющие на первый взгляд слегка устрашающий вид, охотятся в лесах, покрывающих окрестные холмы. Вид этот – часть образа, который надо сохранять и поддерживать, именно так должны выглядеть настоящие серьезные охотники. На самом деле жители здешних мест гостеприимны и радушны: посещая их лавочки, можно наесться вдоволь местными деликатесами, им доставляет удовольствие угощать и восхищать гостей.

Ресторан в местной гостинице поддерживает славу города. Вот уже много лет он находится в руках одной и той же семьи. Сюда, в эти залы, украшенные в рыцарском стиле оружием, доспехами, деревянными балками и охотничьими трофеями, съезжаются пообедать жители окрестных деревень, порой целыми семьями или даже всей деревней. По выходным их собирается такое количество, что непонятно только одно: куда они все помещаются.

Здесь свято чтут традицию: хлеб и мясо жарят в огромном камине прямо на глазах посетителей, прошутто нарезают вручную тоже публично, метрдотель с большим волнением помогает выбирать вино, из больших металлических масленок с длинными носиками щедро льют превосходное оливковое масло. Все продукты свежие и, главное, местные. Счет будет немалым, так как трудно удержаться от соблазнов, но такой обед или ужин запомнится надолго и является своеобразной квинтэссенцией итальянской кулинарной культуры.

Эти же места славятся и еще одной кулинарной особенностью Италии – грибами. Собирают и широко используют их и в других регионах Италии. Самыми знаменитыми являются порчини (итальянский вариант наших белых грибов) и, конечно же, трюфеля. Порчини собирают осенью и ранней зимой, в это время их изобилие. Сбор их является настоящей итальянской страстью (вот оно, еще одно доказательство родства русской и итальянской души). Больше нигде в Европе так грибов не собирают. Более того, итальянцы не признают шампиньонов, хотя и используют их порой в целях экономии: они, конечно, гораздо дешевле лесных грибов.

Рестораны и траттории подают порчини в самых разных вариантах – от аппетитной добавки к пасте до фантастического отдельного блюда – шляпки жарят на гриле и поливают оливковым маслом. В остальное время широко используют сушеные грибы или залитые оливковым маслом. В магазинах на полках стоят очень симпатичные баночки, аккуратно наполненные ровными рядами малюсеньких белых грибов. Но для русского человека, привыкшего к хорошему засолу, они кажутся пресноватыми.

Трюфель – один их тех продуктов, который своей громкой славой и многочисленными легендами интереснее, чем вкусом. Нет, конечно, он удивителен, но не до такой степени, как знаменит и дорог. В Италии собирают две разновидности – белые, считающиеся более ценными, и черные.

Растут трюфеля под землей, и традиционно их ищут со специально тренированными свиньями; сегодня, правда, многие предпочитают собак. Используют их по чуть-чуть. В хорошем ресторане, если вы заказали пасту с трюфелем, официант принесет специальную банку, в которой хранятся эти драгоценные грибы, достанет один и на специальной терке с трепетом порежет его тонкими пластинами. Обычно достается всего несколько пластинок, но и они достаточно ароматны, чтобы придать блюду неповторимый оттенок. То же самое делают с мясом. Очень деликатно и изысканно. Категорически нельзя смешивать трюфель с сыром, считается, что они не сочетаются.

Конечно, как это бывает со всяким дорогим продуктом, существует много подделок и заменителей. Макароны с трюфелями приносят посыпанными трухой, делают масло и соусы с искусственными ароматизаторами и т. д. Такие блюда вообще не имеют смысла, все удовольствие именно в священнодействии и в ощущении, что ты прикасаешься к чему-то драгоценному. Норча и другие умбрийские городки и деревушки – хорошее место для дегустации этого деликатеса.

Наконец, в теплой и солнечной Италии овощи и фрукты не могут не играть заметной роли. Уже говорилось о важном значении лимонов, свежевыжатый сок которых придает пикантность многим итальянским блюдам. На десерт едят яблоки, апельсины, груши, персики. Добавляют фрукты и к разным соленым продуктам – ветчине, окороку, сыру; сочетание соленого и сладкого считается вполне приемлемым.

Лук и чеснок используются повсеместно и очень давно. Существует множество сезонных овощей: так, весной популярна спаржа домашняя и дикая, а также артишоки, которые в Сицилии продают прямо с грузовичков, заваленных огромными зелеными кипами. Картофель как пища тяжелая и самодостаточная используется меньше, чем в северных странах. Из него делают знаменитые итальянские картофельные «ньокки» (gnocchi), вид пасты в форме небольших пельменей, картофельные клецки.

Много используют салатной и пряной зелени. Существует масса разновидностей, каждая из которых обладает своим вкусом, варьируясь от горького цикория до сладковатой валерианы. Неповторимым вкусом обладает итальянская трава рукола (rucola), по виду напоминающая мелкие листья одуванчика (их, кстати, тоже едят). Она идеально подходит к итальянским зеленым салатам, но хороша и как добавка к пасте, жареному на гриле мясу, помидорам и сыру.

Овощи в Италии едят в натуральном виде, без особых соусов и добавок. Те из них, которые нуждаются в тепловой обработке, либо просто жарят на гриле, либо тушат, реже жарят в масле. Соль, масло, перец и бальзам добавляются по вкусу. Простота остается основой приготовления итальянских блюд.

Таковы базовые продукты итальянской кухни, лежащие в основе ее кулинарной культуры. Региональных же особенностей великое множество, но большая их часть представляет собой вариации на основную базовую тему. По этому поводу написаны книги и многочисленные путеводители, но главное – понять основной принцип, остальное – уже детали.

Вино и другие напитки

Так же серьезно, как к еде, итальянцы относятся и к напиткам. Что, где, когда и с кем пить – все это очень важно, и правила в этом вопросе столь же незыблемы, а порядок нерушим. Время дня, день недели, время года – все принимается в расчет. Большие и сильные мужчины ранним субботним утром в барах сжимают в руках хрупкие фужеры с жидкостью нелепого малинового цвета, в будний день это будет итальянский вариант шампанского – просекко (ну как тут не вспомнить папановских «аристократов и дегенератов»!). За едой непременно вино, соответствующего еде цвета. После еды неизбежен диджестив для правильного пищеварения – виноградная водка траппа или что-нибудь еще столь же крепкое. Итальянцы пьют весь день, но при этом среди них крайне редко встретишь пьяных.

Еще П. А. Толстой в конце XVII века сетовал, что при изобилии различных вин среди итальянцев не бывает пьяных. И даже Марк Твен, столь неласково отзывавшийся о характере итальянцев и обвинявший их в склонности к ничегонеделанью и праздности, отдавал им должное в этом вопросе, отмечая, что ни разу не видел среди них пьяных.

Итальянцы действительно не напиваются, и причин тому много. Во-первых, пьяный человек не может держать себя с должным достоинством, а это, как было сказано выше, очень важно для итальянской культуры поведения. Во-вторых, пьют итальянцы не с радости или горя, не для того, чтобы расслабиться или снять напряжение, не для общения, не для дури, а для вкусовых ощущений, как часть приема пищи, для удовольствия. Трое здоровых и крепких мужчин вечером в ресторане вполне могут не допить все вместе одну бутылку вина.

Здесь нет жадности и поспешности в употреблении напитков, а есть свой ритуал, который важнее действия алкоголя. Именно поэтому только в Италии можно вывесить в барах на автострадах объявление, сообщающее, что в целях повышения безопасности на дорогах продажа алкогольных напитков в розлив свыше 21 градуса крепости (!) не осуществляется между 10 часами вечера и 6 часами утра. Неважно, что в это время его и так никто пить не будет: и дань европейским антиалкогольным тенденциям отдали, и своих сограждан не обидели. Сдержать потребление алкоголя в Скандинавии или России можно, только полностью запретив продавать его на дорогах, а в Италии в этом нет необходимости. Оно регулируется традицией и нормами поведения.

Так было не всегда. Римская империя была хорошо знакома с проблемой пьянства. Плиний Старший посвятил ей в своей «Естественной истории» целую главу. Он отмечал, что человечество уже на протяжении многих веков озабочено проблемой производства вина, «как будто Природа не подарила нам воду для питья». Так велика сила притяжения вина, что «значительная часть человечества считает, что в жизни нет ничего другого, ради чего стоило бы жить».

Плиний обращает внимание на последствия, к которым приводит людей употребление вина, – разврат, болтливость, потеря разума, наконец, смерть. «Если же, однако, ему, – сетует римский ученый, – удается счастливо избежать всех этих опасностей, пьяница никогда не заметит восходящего солнца, что делает его жизнь еще короче. От вина также происходит мертвенно-бледный цвет лица, обвисшие веки, слезящиеся глаза, дрожащие руки, неспособные твердо удержать наполненный сосуд, суровое наказание в виде сна, который тревожат Фурии во время беспокойной ночи, и, эта высшая награда пьянства, мечты о чудовищной жажде и запретных утехах. Потом, на следующий день, появляется дыхание, отдающее винной бочкой, и полное забвение, происходящее от потери памяти. И это то, что они называют “Лови момент!” хотя на самом деле, если другие люди теряют день, которые прошел, пьяница уже потерял тот, который еще не наступил». Эта страстная критика свидетельствует о том, что чрезмерное потребление вина было явлением обычным в Риме в начале новой эры.

Вместе с тем уже в римскую эпоху складывается четкий ритуал потребления вина. Пили во время и, в основном, после еды, подчиняясь известному распорядку, который устанавливал и за соблюдением которого следил избранный обществом распорядитель. Пили за здоровье друг друга, с пожеланием «Всего тебе доброго» (bene tibi или bene te), остальные поддерживали криками «Vivas!» (буквально – «живи!», т. е. «Будь здоров!»). За отсутствующих часто выпивали столько кубков, сколько было букв в имени.

Но детские болезни проходят, и сегодня пьянство не относится к числу насущных проблем Италии. Хотя место и роль вина в жизни населения огромны. По своему значению в жизни и культуре Италии только вино может соперничать с оливковым маслом. Однако оливковое масло пришло на эту землю вместе с цивилизацией, а виноградники, если верить ученым, росли здесь гораздо раньше.

Италия, если верить итальянцам, производит вина больше, чем любая другая страна мира: пятую часть всего мирового производства. В этом сомневаешься до приезда в страну, так как итальянские вина не слишком широко представлены на мировом рынке, но начинаешь верить, попав в нее. Вина производят все регионы Италии, даже высокогорная долина Аосты, холодное Трентино и промышленная Ломбардия.

Виноградниками здесь засажен каждый клочок земли, даже если он вмещает всего несколько лоз. Они растут вокруг домов, вдоль автострад, на горных уступах, притулившись к воде, иногда практически на городской улице. Как и оливковые рощи, виноградники являются естественным украшением Италии, создавая превосходные декорации для того великого действа, которое называется жизнь. Особенно красивы они осенью, когда расцвечиваются великолепными красками и создают прекрасные цветовые узоры, которые так красиво смотрятся с городских стен с вершины холмов. Но и зимой, потеряв листья, они сохраняют свою простую земную красоту, их обнаженные мощные лозы создают удивительные переплетения.

Причин, почему итальянское вино малоизвестно и не слишком популярно за пределами страны, несколько. Важным является тот факт, что столетиями оно производилось для внутреннего потребления, которое было и остается столь значительным, что вывоз вина не ставится как первостепенная задача. Говорят, что даже того огромного объема, который производится сегодня в Италии, все равно не хватает. Редкие, исключительные, особо выдержанные, эксклюзивные вина здесь стали появляться только в последнее время.

Вино, самое простое, веками производили для того, чтобы запивать им еду, оно – часть традиции питания страны. С сыром, хлебом и оливками оно было важнейшим продуктом, обеспечивающим население всем необходимым набором питательных веществ. Детям его давали как источник витамина С, столь необходимый в зимнее время, старикам – для поддержания сил. Кстати, именно это является еще одной причиной того, что пьянство не грозит Италии. С раннего детства на вино смотрят как на нечто обыкновенное, привычное. Англичанин, чьи дети растут в Италии, вспоминал в связи с этим свое английское детство, полное запретов и тайных желаний. Мечта о том, чтобы попробовать алкогольный напиток, свойственна английским школьникам, воспринимающим его как некий запретный, но сладкий плод. Поэтому, достигнув определенного возраста, они и «отрываются», в то время как итальянские дети не проявляют никакого интереса к тому, что окружает их и доступно им с детства.

Но эта простота и широкое внутреннее потребление мешают итальянским обыкновенным винам завоевать мировой рынок. К тому же итальянцы признают только свои местные сорта, которые не слишком производительны, а вино, полученное из них, не очень хорошо хранится и транспортируется. На те крупные компании, которые, стремясь экспортировать свой продукт, высаживают более производительные и устойчивые французские и немецкие сорта винограда, здесь смотрят неодобрительно, считая это коммерциализацией, которая портит настоящее вино. Приверженность традиционности и своему родному в данном случае мешает торговле.

Еще одной важной причиной того, что итальянское вино не слишком широко представлено на полках магазинов в мире, является та самая магия земли, о которой уже упоминалось вначале. Удивительно, но самое простое местное вино кажется восхитительным, когда ты пьешь его на месте, там, где оно было произведено. Белое прохладное под каштанами на площади маленького городка области Венето, красное терпковатое на старинной вилле, стоящей на тосканском холме, легкое красное в рыбацкой лигурийской деревушке под звук моря или неожиданно розовое под жарким солнцем Сицилии. Это и есть магия земли, когда вкус напитка складывается не только из него самого, но и из воздуха, который тебя окружает, из запахов, которые ты вдыхаешь, из звуков, которые услаждают твой слух. И все это – то самое, что вырастило этот виноград, который превратился в здешних погребах в простое, но вечное вино.

Один немецкий турист жаловался на то, что восхитительное итальянское вино, которым он столько наслаждался во время своего путешествия, будучи привезенным в родной дом под Мюнхеном, совершенно теряло все свое очарование, и его гости никак не могли понять, зачем его надо было везти издалека. Его рассказы об упоительных вечерах, когда воздух напоен запахами цветущих лимонов, душа еще полна воспоминаниями о прекрасном ужине, а в руках бокал с этим самым вином довершает ощущение полного блаженства, мало действовали на немецких друзей.

Действительно, французское или немецкое вина и в других местах пьются с удовольствием, французы производят множество исключительных дорогих вин, которые составляют гордость коллекции любителей вина. Итальянское же вино дома в Москве кажется кислым и бесцветным и радует не столько вкусом, сколько воспоминаниями о тех местах, где оно было куплено.

Конечно, сегодня и в Италии распространяются хорошие вина, которые не уступают многим французским, даже и на мировом рынке. Но главное очарование Италии все-таки составляют vini locali, местные вина, без которых, пожалуй, невозможно понять загадочную итальянскую душу.

Это подмечали многие. Даже такой известный ценитель итальянской культуры в высоком смысле этого слова, как П. П. Муратов, после посещения винодельческого Монтепульчано не удержался от высоких слов в адрес итальянского вина. Он писал: «Наслаждение бесконечно разнообразными винами Италии заставляет путешественника не менее часто благословлять избранную богами страну, чем обозреваемые в ней сокровища всех искусств. Можно глубоко пожалеть всякого, кто по тем или другим причинам лишен случая испытать здесь это наслаждение…Чтобы подлинно узнать Италию, он (путешественник. – А. П.) должен преломить с ней вместе ее хлеб и разделить с ней чашу ее вина. Дары ее духа не должны закрыть от него щедрот ее солнца и ее земли. Каждая область, каждый город готовы многое рассказать ему о себе не только теми словами, какие могут быть написаны в книгах, не только немой речью картин и статуй, но и темным природным языком вещей, не созданных рукой человека. Чего-то существеннейшего не поймет он никогда в образе Тосканы или Лациума, если не испробует сока тосканских или латинских лоз, пронизанного всеми искрами божественного огня, упавшего однажды в земли Италии».

Как и в случае с оливковым маслом, каждый регион Италии производит свое вино, и многие считают его самым лучшим. Поэтому единого мнения о том, где произрастает лучшее итальянское вино, не существует, на это претендует сразу несколько наименований.

В области Венето производятся отличные белые вина и лучшее в стране просекко (Prosecco), игристое вино сродни шампанскому. Будучи охлажденным до нужной температуры, оно отлично пьется теплым итальянским вечером в качестве аперитива. Пьемонт гордится своими красными винами – Barolo, Barbaresco, Dolcetto dAlba. На горных террасах Лигурии, сбегающих прямо к морю, выращивают местные сорта винограда, из которых производят модное белое вино Cinque Terre, отлично сочетающееся с местными морепродуктами.

Тоскана, общепризнанный центр производства вина, славится винами из района Кьянти, прежде всего Chianti Classico. Сегодня все более модными становятся тосканские вина и из других городов. Это вина, выращиваемые вокруг города Монтальчино, среди которых бесспорным лидером является Brunello di Montalcino, которое многие считают лучшим вином Италии. Его славу оспаривает соседний город Монтепульчано, производящий благородное Vino Nobile di Montepulciano, еще в XVII веке названное «королем вин». Соседняя Умбрия по праву гордится белым Orvieto Classico, которое прекрасно гармонирует с восхитительным городом Орвьето, где оно производится.

Район Лацио, в котором находится великий город Рим, имеет древнюю историческую традицию выращивания виноградников и производства вин. Правда, славятся они больше многочисленными легендами и историями, чем особым качеством. Одна из легенд связана с итальянским кардиналом, большим любителем вина, жившим где-то в начале XI века. Рассказывают, что, направляясь в Рим и не желая по дороге питаться кое-как, он отправил вперед своего верного слугу, который должен был дегустировать вина и в тех местах, где оно было достойного качества, писать над входом «Est», т. е что-то вроде «оно», «то самое». Вино в городе Монтефьясконе (Montefiascone) на севере Лацио так восхитило его, что он написал над дверью «Est! Est!! Est!!!». История умалчивает, добрался ли после этого кардинал до Рима, но достоверно известно, что похоронен он в церкви этого самого города, подарившего ему восхитительный напиток. Сегодня вина, называемые Est! Est!! Est!!! di Montefiascone, пользуются успехом у туристов, а историю эту на свой лад рассказывают все гиды и путеводители.

Юг Италии богат своими особыми сортами вин. Жаркий климат, древняя историческая традиция (многие сорта были завезены еще древними греками, называвшими здешние земли, в первую очередь современную Калабрию, Энотрия, «Земля вина») позволяют выращивать самые разные виды винограда. Отличительной особенностью местного виноделия является его консервативность. Современные градации вин, разработанные в Европе и принятые на севере Италии, такие как DOC и DOCG, указывающие на высокое качество продукта, здесь не распространены, хотя многие считают именно южные вина самыми достойными.

Древняя традиция виноделия в Италии привела к тому, что каждый район имеет свою неповторимую историю. Интересная судьба у знаменитого винного района Кьянти. Долгое время это было единственное «винное» название, известное за пределами Италии. Правда, больше оно было знаменито плетеными бутылками, называемыми здесь «фиаско», чем качеством вина. Фиаско, и это слово вошло в своем итальянском виде и в русский язык, означает неудачу, провал. Эти бутылки получили свое название в силу своей неустойчивости: исторически их традиционно изготавливали с полукруглым дном, так что стоять они могли только в своих плетеных подставках. Вывозить вино кьянти стали еще в 1970-х годах, и для многих европейцев оно до сих пор ассоциируется с дешевым вином плохого качества. Сегодня ситуация изменилась, район Кьянти, крупнейший производитель вина в Италии, стал очень модным, и многие состоятельные иностранцы сегодня стремятся приобрести здесь жилье, чтобы спокойно наслаждаться местными кухней и вином.

Раньше уже упоминались мемуары, опубликованные не так давно итальянцем Дарио Кастаньи, много лет работавшим гидом в Тоскане. Его главными клиентами были состоятельные американцы, которым он открывал сокровища региона Кьянти. Книга называется «Слишком много тосканского солнца. Признания гида по Кьянти» и содержит как забавные зарисовки быта и нравов Италии, так и ироничные портреты американцев. Последние представлены совершенно невежественными, дикими, требовательными, хотя порой и милыми людьми, поглощающими литрами кока-колу и мечтающими только о магазинах и «Макдональдсе». Они проходят по фантастическим холмам Тосканы, не замечая ничего вокруг и ко всему предъявляя свои требования. Автор пытается отдать им должное, соблюдать беспристрастность, но в целом картина получается нерадостная.

Гораздо приятнее и привлекательнее получились зарисовки итальянской жизни. Вот как описывается посещение одного из ресторанов (а их в книге представлено много и самых разных), вполне передающее общую атмосферу. Дарио рассказывает:

«Обычно для ланча я резервировал места в ресторане, который содержали мои друзья Джина и ее дочь Карла, которые оставляли мне столик в их частном саду, в тени старого кленового дерева, откуда открывался вид на округлые холмы Кьянти…Как и в каждом уважающем себя тосканском ресторане ланч начинается с подноса кростини – маленьких кусочков поджаренного хлеба с различными намазками…После того как кростини исчезают (обычно быстро), мои клиенты вытирают рот и говорят: “Спасибо, Дарио, отличный ланч. Куда теперь?”. Ланч? Но ланч только начался! Сейчас появится дымящаяся риболлита, за ней поднос домашних равиоли, потом паста с цуккини и следом тушеный дикий кабан… а теперь вы готовы к главному блюду: бифштексу с грибами порчини и жареными овощами. А чтобы все это смыть – бутылка доброго домашнего вина. К этому времени у вас появится второе дыхание – и придет Клара с домашними пирожными тирамису. А в конце, чтобы помочь переварить все это, нужен стаканчик траппы. Когда я провозглашаю это экстравагантное меню, многие мои клиенты думают, что я шучу. Потом появляется еда – и еще – и еще – и они просто поглощают все это и получают удовольствие».

На часто задаваемый американцами вопрос, как это итальянцы столько едят и не толстеют, у Дарио есть свой ответ. Хотя он и признается, что в целом это для него тайна, разгадку ее он видит, конечно же, в качестве пищи – натуральной, свежей и здоровой, и в отношении к еде, благодаря которому два раза в день итальянцы садятся за стол и не торопясь и с удовольствием едят вкусную и здоровую пищу. В то время как американцы все время «кусочничают» и к тому же едят химическую, жирную и вредную еду.

Так же как и в остальных вопросах питания, итальянцы строго соблюдают последовательность приема напитков. В первой половине дня разрешаются игристые белые вина вроде просекко, освежающие и возбуждающие аппетит. Любят итальянцы и коктейли, в которых большой объем занимает сладкая содовая вода, ароматизированная травами, лимоном, ягодами или апельсиновыми корками. Напитки эти имеют устрашающий ярко-оранжевый или малиновый цвет, часто очень сладкий или горький вкус. Итальянцы еще имеют решимость настаивать на их натуральном происхождении. Добавляют в них кампари, чинзано или какой-нибудь другой вермут.

К еде полагается только вино, причем к разным блюдам разные сорта. Здесь можно положиться на советы официанта, хотя простое домашнее вино будет, как правило, неплохой добавкой ко всему. Крепкие напитки, отбивающие вкус еды, здесь невозможны. С россиянами, имеющими иную традицию и выросшими на земле, имеющей иную магию, иногда случаются неприятности.

Известно, что многие наши соотечественники признают только крепкие напитки, вино же считают кислятиной, от которой только болит голова и случается изжога (что вполне справедливо в отношении того вина, на котором выросло не одно поколение россиян). Стараясь следовать принципу «с волками жить…», они порой заказывают местную траппу к еде, видя в ней некую местную альтернативу водке. Результат сомнительный: итальянский официант испытывает почти физическое страдание, подавая траппу к ароматной еде, россияне же мучаются, проклиная местную самогонку. Лучше все-таки подчиниться законам местной жизни и отступиться от принципов, т. е. с едой на итальянский манер пить вино.

Траппа же, виноградная водка, является классическим итальянским диджестивом, то есть пьется после еды для того, чтобы лучше переварить пищу. Много ее не выпьешь, она часто действительно напоминает самогон, хотя в лучшем своем исполнении имеет вполне благородный вкус. В некоторых заведениях, исходя из этого, вам ставят на стол целую бутылку, пей, сколько хочешь. Но увлекаться не следует, голова от нее болит утром довольно сильно.

Граппа – классический пример действия магии земли. После вкусного итальянского обеда рюмочка траппы, а их делают особой формы – широкой внизу и узкой наверху, чтобы запах не бил в нос, гармонично ложится на желудок и душу. Попытки же привезти ее домой, чтобы наслаждаться ею вдали от Италии, всегда заканчиваются поражением. Даже закоренелые российские пьяницы в минуту кризиса обходят ее стороной. В стране, где царствует водка с черным хлебом и соленым огурцом, граппа жалка и бессильна.

Среди напитков безалкогольных на первом месте со значительным отрывом находится кофе. О роли, видах и способах употребления этого напитка уже говорилось в другой главе. Как своего рода наркотик, без которого не может обходиться вся страна, он является и своеобразным национальным объединителем. Кофе пьют везде, все и часто. Причем если в остальных вопросах, связанных с едой и напитками, итальянцев отличает неспешность и размеренность, то кофе пьют на ходу, одним глотком, благо его подают в небольшом количестве в крошечных чашечках. Заскочил в бар, выпил кофе, подзарядился энергией – и можно снова работать.

Говорилось уже и о вкусной минеральной воде, которой много в Италии. Она освежает, бодрит и хорошо сочетается с едой, вином и кофе – национальными слабостями. Из других напитков остается выделить свежевыжатый сок – спремуту из апельсинов, лимонов или грейпфрутов (Spremuta di arancio, limone e pompelmo соответственно). Наиболее распространенная версия – из апельсинов, делают по просьбе и смешанные, а отдельные энтузиасты пьют и лимонную, к которой итальянцы предлагают сахар и минеральную воду. Напиток этот, сделанный из местных плодов, удивительно освежает и бодрит. После долгой и утомительной дороги спремута, выпитая в придорожном баре, возвращает к жизни. Наши соотечественники очень ценят ее по утрам, говорят, оказывает оживляющий эффект. В дорогих гостиницах, которые так популярны у некоторых россиян, ее подают на завтрак в неограниченном количестве.

Магия земли в отношении еды в Италии сильна, как нигде в другом месте. Может быть, именно поэтому итальянские рестораны вне страны, даже если и нравятся кому-то, мало напоминают то, чем кормят под италийским солнцем. Повара и ингредиенты, вывезенные из страны, ничего не меняют. Воздух, солнце, земля – этого нельзя импортировать. К тому же еда имеет особенность адаптироваться к местным условиям. Пережаренное мясо с большим гарниром из картошки, пусть даже и политые оливковым маслом, которое подают в итальянских ресторанах Великобритании, пухлые рыхлые пиццы, обильно политые томатом, предлагаемые в Америке, пельмени, выдаваемые за равиоли, в Москве – все это мало похоже на простую, но властную итальянскую кухню. Так что тем, кто дома испытывает ностальгические чувства по итальянским гастрономическим чудесам, лучше посмотреть фотографии или, в крайнем случае, сварить дома макароны с сыром.

Природа как произведение искусства

Врожденная любовь итальянцев к искусству отразилась на их отношении к природе. Много веков люди, жившие на этой земле, преобразовывали, приручали и окультуривали мир, окружавший их. Еще в древности исчезли многие леса и рощи, совсем недавно осушили болота. Отдыхать и дышать свежим воздухом здесь издревле предпочитают в прекрасных и гармоничных рукотворных садах. Даже вода предпочтительна в виде столь любимых итальянцами фонтанов.

Итальянский журналист Луиджи Барзини приводит яркий пример отношения итальянцев к природе. Известный итальянский поэт Габриель д’Аннунцио – «возможно, больше итальянец, чем любой другой из итальянцев», – занялся благоустройством своего сада на озере Гарда. Он с корнем выкорчевал деревья и кусты, которые до этого были посажены бывшим владельцем – немцем, любителем природы, и заменил их на каменные стены, мраморные арки, аллегорические скульптуры. Он даже водрузил посреди клумб железный нос торпедоносца времен Первой мировой войны.

Дикая необузданная природа не для итальянцев. Показательно, что Данте в своей «Божественной комедии» начинает каждый из крупных разделов с обращения к той или иной природной стихии. «Ад» открывается знаменитым описанием леса:

Дикий лес отвращает и наводит на мрачные мысли. «Чистилище» открывается обращением к морю, которое пугает, но оставляет надежду. Наконец, «Рай» начинается с гимна солнцу – стихии подлинно итальянской. Италия – страна солнца, света, тепла, здесь нет места полутонам и теням, намекам и догадкам. Итальянцы же – люди города и искусства, а не леса, поля или гор.

Непростые отношения у итальянцев и с погодой. Все в Европе знают, и местные жители с этим полностью согласны, что в Италии самая прекрасная погода (в Италии все должно быть и самое, и прекрасное). Вместе с тем погода дает прекрасный повод пожаловаться на жизнь – зимой итальянцы хронически мерзнут, а летом изнывают от жары.

Вместе с тем природа Италии удивительно прекрасна. Облагороженная человеком, она давно уже стала произведением искусства, своего рода декорациями к вечному спектаклю по имени жизнь. Итальянские пейзажи словно сошли с полотен великих мастеров, ими любуешься, восхищаешься и перестаешь понимать, где кончается дело рук человека и начинается естественная среда.

Гоголь, неизменно восхищавшийся всем итальянским, писал о той удивительной силе, которой обладает местная природа, о ее мощном воздействии на окружающий мир и на человека: «Как чудно! в других местах весна действует только на природу: вы видите, оживает трава, дерево, ручей. Здесь же она действует на все: оживает развалина, оживает плис на куртке бирбачена (оборванца, уличного мальчишки), оживает высеребренная солнцем стена простого дома, оживают лохмотья нищего, оживает ряса капуцина с висящими назади капучио…»

Прекрасны знаменитые холмы Тосканы – женственные, округлые, ласковые, покрытые зеленью и цветами, виноградниками, пашнями. Кажется, что именно эти холмы имела в виду Марина Цветаева, с поэтической легкостью намекнув на их сходство с женской грудью: «По холмам – круглым и смуглым, // Под лучом – сильным и пыльным…». На вершине такого холма вверху, как сосок, ферма – большой дом, часто старинный, окруженный непременными кипарисами и пиниями. Все, кроме основы-холма, здесь создано человеком, но не устает восхищать, как самое совершенное творение природы.

А вот дикие леса Умбрии, в которых до сих пор скрываются дикие кабаны, птицы, змеи и лесные грибы, часто кажутся рукотворными, особенно в разгар осени, когда они покрываются всеми оттенками осенних красок – нежно-желтыми, огненно-рыжими, глубокими коричневыми.

Если англичане заполнили всю свою страну садами, имитирующими естественную природу, то итальянцы окультурили и превратили в аккуратный сад всю страну.

Италия цветет круглый год. В феврале расцветают ирисы во Флоренции и мимоза на побережье Амальфи, в апреле вилла Карлотта на озере Комо предстает в полном блеске цветения азалий и рододендронов, в мае расцветают маки в Тоскане, черемуха в Ломбардии. Во второй половине июня зацветают альпийские луга в горах Умбрии вокруг маленькой горной деревушки Кастеллуччо. В ноябре желто-красные виноградники Монтепульчано и Монтальчино создают удивительный по красоте и благородству красок цветовой узор. В разных регионах в любое время года в Италии непременно что-нибудь да цветет, чаще всего не без участия человека.

Веками прекрасные итальянские пейзажи восхищали путешественников. Они потрясли душу молодого Гете, вдохновили английских романтиков на создание поэм и картин, приводили в восторг путешествовавших по стране русских. Художник М. Добужинский, передавая общее восприятие итальянской природы, писал в дневнике: «Наш путь лежит среди благословенного тосканского пейзажа. Пинии, кипарисы и холмы. Деревья тянутся рядами, высятся рощами, совсем как на фонах картин кватроченто. Божественной тишины пейзаж стоит нетронутым века, точно его не смеет коснуться все обезличивающая и нивелирующая современность».

Истоки итальянского садово-парковою искусства

Активное вмешательство в природу началось в Италии в древности. Так, римские холмы когда-то были покрыты густыми лесами. Буковые, дубовые, лавровые рощи окружали древний город, врываясь в его границы. Их названия сохранила история, мифы и легенды. По мере роста города от них почти ничего не осталось: строительство требовало древесины, вторжение городских застроек иссушало деревья, уцелевшие шли на топку и для других практических нужд.

Но не только разрушением и уничтожением характеризуется вмешательство древних жителей италийского полуострова в природу. Шло и созидание: на месте погибшего леса высаживались новые деревья, разбивались тенистые рощи и парки для отдыха, вдоль дорог разрастались знаменитые аллеи. Под Равенной туристов приглашают посетить лес, посаженный еще этрусками. Знаменитые рощи из пиний, которые встречаются повсеместно и украшают картины средневековых живописцев, – все рукотворные: пиния в Италии, согласно данным ботаники, культивируется еще с первого тысячелетия до нашей эры.

Завоевательные войны и расширение Римской империи позволяло собирать и привозить домой растения из самых отдаленных уголков. Многие из них успешно прижились под солнечным небом Италии и стали частью ее собственной природы. Платаны, персиковые деревья, гранаты, лимоны и многие другие – все они украсили собой прекрасное произведение искусства, называемое итальянской природой.

В эпоху Возрождения растения стали для человека объектом пристального научного интереса. И в этом вопросе итальянцы опередили остальную Европу, открыв первые ботанические сады – в Падуе и Пизе. Однако если в Англии ботанические сады, открытые вслед за итальянскими, разрастались, наполнялись новыми открытиями, становились местом важнейших экспериментов по «приручению» полезных экзотических растений и адаптации их на местной почве, в Италии они замерли в своем первозданном виде.

Ботанический сад в Падуе, претендующий на звание первого, открытый в 1545 году, маленький и красивый в своей сохраненной ренессансной симметрии, украшенный фонтанами, – прекрасное место для приятного отдыха. Путеводители с гордостью сообщают, что именно здесь впервые высадили привезенные из вновь открытых земель подсолнечник и картофель, было это вскоре после открытия сада, во второй половине XVI века. А главной достопримечательностью сада является пальма, посаженная еще в 1585 году и поразившая путешествовавшего Гете. Сегодня она покрыта специальным стеклянным колпаком и любовно оберегается.

Итальянцы же в том же XVI веке первыми придумали делать гербарии, их называли «зимний сад», так как засушенные растения позволяли студентам изучать растительный мир в любое время года. Они были по-итальянски красивы, и англичанин Джон Ивлин, известный писатель и любитель садоводства, сто лет спустя во время посещения Падуанского ботанического сада получил один такой в подарок и с гордостью увез его на родину.

Сегодня, как и прежде, Италия продолжает искусственно «украшаться» лесами. В отчете государственной комиссии по лесному хозяйству за 2003 год особо подчеркивалось, что наряду с очевидными целями и задачами лесопосадок, такими как необходимость в лесе как ценном природном материале, как источнике питания для людей и животных, как способе борьбы с эрозией и разрушением почв, существуют и другие, местные, исторически обусловленные. Это – важность лесов с эстетической точки зрения, для «поддержания и улучшения красоты пейзажа», выражаясь языком отчета. Особенно это актуально для мест с интенсивной городской застройкой, а также для туристических целей.

За последние пятьдесят лет в Италии было засажено лесами более 500 000 гектаров. Характерно, что значительная часть таких современных посадок представляет собой абсолютно ровные ряды деревьев (что мало ассоциируется для нас с лесом). Конечно, это удобно с точки зрения ухода за деревьями и их последующей вырубки. Но главное, как кажется, все-таки в том, что итальянцы не делают вид, что это природный лес, не скрывают, а подчеркивают его искусственное происхождение. Может быть, и любовь к симметрии играет определенную роль.

Италия получила в дар прекрасные пейзажи, которые человек подправил умелой рукой и преобразовал по своему вкусу. С древнейших же времен существовала и еще одна традиция – встраивать здания и постройки в окружающую среду, сливать их с нею, так что, глядя на старинные постройки, порой трудно сказать, где начинается творение рук человеческих и кончается природа. Примером тому служит город Орвьето, который стоит на старой, начатой еще этрусками, основе. При подъезде к городу на него отрывается очень красивый вид, он как бы парит высоко над землей. Его городские стены полностью сливаются со скалой, к которой он крепится. А если учесть еще обилие этрусских катакомб в этой скале, то поистине можно сказать, что естественное и искусственное сливаются здесь в единое целое.

Большая часть древних городов Италии построена на вершинах холмов. Обычно это объясняют различными практическими целями: стратегическими, экономическими, гигиеническими. Почему-то принято считать людей прошлого прагматиками, подходившими к жизни с сугубо практическими мерками: красивая гробница – чтобы обеспечить хорошую жизнь в другом мире, город на холме – для обороны, кипарисовые аллеи вдоль дорог – из инженерных соображений, ну еще, в крайнем случае, для тени и прохлады.

Как будто не эти люди прошлого создали множество прекрасных творений искусства и архитектуры, не жалея на это ни сил, ни средств, ни времени. Нет сомнения, что расположение городов на холмах не могло не принимать во внимание прекрасные виды, которые открываются оттуда. Если у современных туристов захватывает дух от первозданной и какой-то неземной красоты, когда они смотрят вокруг с городских стен какой-нибудь Кортоны, или Монтефалько, или того же Орвьето, то почему древним людям было не учитывать эстетический фактор?

То же самое касается и других элементов, связанных с вмешательством человека в природу и «улучшением» ее. Знаменитые античные аллеи из кипарисов или пиний, которые до сих пор украшают сохранившиеся древние дороги, помимо практических целей имели и художественное значение. Ведь аллея – это своего рода тоннель, связующий разные начала. В ней всегда есть некая тайна, так как движение идет по ограниченному пространству, уходя в неизвестность. Она и дает ощущение защиты от неких сил внешнего мира, и мистифицирует путника. А кроме того, конечно, дарит тень и прохладу. Не говоря уже о строительных функциях и укреплении дорожного полотна. Аллеи были крайне популярны в Италии в самые разные эпохи. И сегодня каждая уважающая себя вилла, т. е. деревенский дом на холме, имеет въезд, украшенный стройной аллеей. Сегодня это уже неотъемлемая часть итальянского пейзажа.

Эстетическое восприятие природы отнюдь не исключает означенного выше недоверия к ней и прагматического отношения. Когда-то, в античные времена, каждая роща, ручей, лес, отдельное дерево и водный источник имели свое божество. Лесные нимфы часто попадали в неприятные истории амурного характера, да и у водных красавиц участь была не лучше. Лесные духи воспитывали брошенных детей богов, оберегали или наказывали героев, порой вмешивались в ход военных событий. Словом, жили активной и вполне земной жизнью.

Почитание природы – обычное явление для древних культур, доисторических и языческих. Но вот последствия этого у всех народов разные. Так, в Англии культ природы перешел в любовь, а вот в Италии почитание лесных и водных божеств переросло в страх и недоверие. А итальянцы не любят, когда их пугают. Так что говорить о любви к природе здесь довольно сложно.

Забавно, но уже в начале XIX века эта особенность итальянцев была хорошо известна окружающему миру. Знаменитый французский писатель Стендаль, оставивший интереснейшие описания своего пребывания в стране, замечал: «В Италии всякое место прогулок, обсаженное деревьями, наверняка дело рук какого-нибудь французского префекта. Аллея в Сполетто, например, обязана своим возникновением г-ну Редереру. Современные итальянцы терпеть не могут деревьев; северные народы, которым тень не бывает нужна и двадцати раз в году, очень их любят; причина – инстинкт этой породы людей, рожденной в лесах». Если первое замечание можно и оспорить, то со вторым нельзя не согласиться.

Отношение итальянцев к природе напоминает известный, еще советский анекдот: «Гиви, ты помидоры любишь? – Есть – да, а так – нэт». Особенно это заметно сегодня в отношении к животным. Весь англо-саксонский мир с его трепетным ли отношением, как у англичан, или борьбой за права кого угодно, как у американцев, крайне осуждающе воспринимает происходящее в Италии, обвиняя жителей этой страны в жестокости. Итальянцы воспринимают животный мир преимущественно с практической точки зрения: его представителей можно есть, на них можно охотиться, из них можно делать гастрономические шедевры.

Вернемся к истокам. В исторических условиях подобного прагматического отношения к природе с одной стороны и эстетического с другой Италия не могла не стать центром европейского садоводства. Появление садов здесь еще в античное время – закономерность. Сады удовлетворяют художественным склонностям, они доставляют удовольствие, они дают удобство, они демонстрируют в полной мере торжество человека над природой, наконец, их процветанию способствуют и погодные условия страны.

Основные отличительные особенности итальянского сада были заложены еще в эпоху Античности. А своего наивысшего развития он достигает в эпоху Возрождения, после чего «итальянский сад» начинает свое триумфальное путешествие по Европе, преображаясь и адаптируясь к местным условиям в разных странах – туманной Англии, зябкой Франции, холодной России.

У культуры древнего Рима странная и парадоксальная судьба. Каких бы высот ни достигал он в тех или иных областях в разные периоды своей истории, его всегда обвиняют в подражательстве и копировании других, лучших образцов. В первую очередь, конечно, все достижения, особенно культурные, связывают с Древней Грецией и эллинистическим миром вообще. Не забывают и Египет Птолемеев, и Восток, и юг Африки. Вторичным оказывается почти все – от богов и архитектурных стилей до научных достижений и мировидения.

Так и с садами. Даже учитывая тот общепризнанный факт, что в Древней Греции не было культуры садов как таковой, все равно исследователи вопроса находят корни и истоки римского садоводства в эллинистическом мире. Вместе с тем эта идея о некоем присущем римской культуре имитаторском характере не совсем справедлива. И сады, и парки являются тому прекрасным подтверждением. Римляне достигли в этом вопросе удивительных высот и, как было сказано выше, именно они заложили основу европейского садоводства.

В римский период складываются традиции как частного, домашнего садоводства, так и масштабного, порой выходившего на государственный уровень. Что касается последнего, то правители Рима, озабоченные ростом населения города и все ухудшающейся в связи с перенаселением, как сегодня сказали бы, экологической обстановкой, предпринимали неоднократные, и успешные, попытки озеленить город, разбить в нем парки для гуляния.

Одним из них был сад Цезаря за Тибром, огромный и великолепный парк, украшенный роскошно и со вкусом.

Цезарь принимал в нем, незадолго до гибели, Клеопатру и завещал его для отдыха народу. Занимались озеленением и украшением города Август и его преемники, возводили на перекрестках фонтаны, разбивали городские сады и парки.

Частные парки также приносили пользу городу, озеленяя его и освежая воздух. Знаменитый парк в Риме разбил Меценат. Выбрал он для него страшное место – кладбище для городской бедноты, куда без разбору сбрасывали трупы рабов и нищих, а также разного рода отходы и мусор. Место было не только жуткое, но и зловонное, а при соответствующем ветре все эти испарения и зараза неслись на город. По совету Мецената император Август приказал засыпать это место слоем земли в 6–7 метров, а Меценат на этом месте разбил парк, который завещал Августу.

Особое значение в римском садово-парковом деле имела вода. В этом вопросе римляне не имели себе равных среди соседей. Уже упоминалось особое ведомство, занимавшееся водопроводами, что подчеркивало то огромное значение, которое придавалось воде. Знаменитые римские водопроводы и акведуки частично сохранились и до нашего времени, поражая размахом и продуманностью. Все это позволяло сооружать повсеместно и щедро фонтаны, а также снабжать водой сады и парки, нуждавшиеся в поливе. Фонтанов в Риме было так много, что один из современников отмечал, что «по всему городу раздается тихий плеск воды».

О небольших частных садах мы можем лучше всего судить по раскопкам в городе Помпеи. Извержение вулкана Везувия в 79 году покрыло этот город пеплом и таким образом как бы законсервировало его для будущих поколений. Раскопки вскрыли город в том виде, в каком его совершенно неожиданно застала катастрофа. Частные сады в Помпеях очень напоминают и последующие ренессансные – они соединяются с домом, чаще всего находясь внутри него в виде внутреннего двора. Иногда росписи на стенах расширяют пространство, а мозаики на полу расцвечивают и оживляют его. В них сохранились следы от посаженных растений, как в почве, так и в специальных вазах. Между ними расставлены статуи, декоративные элементы, фонтаны и вазы. На одной из них сохранилась надпись: «Наполни меня чистым вином, тогда да возлюбит тебя Венера, охраняющая этот сад».

Другой тип античного сада, своего рода антитеза замкнутым садам-«комнатам» городов, представлен сельскими виллами. Здесь важное значение приобретает окружающий вид на горы, холмы, виноградники, море, – словом, на тот пейзаж, который характерен для данной местности. В таких парках сочетание природы и искусства при заметном преобладании последнего элемента становится определяющим.

Одним из шедевров грандиозного паркового строительства античной эпохи, сохранившихся до наших дней, является вилла Адриана. Римский император Адриан (76– 138), тот самый, который возвел в Британии, чтобы отгородить диких и необузданных шотландцев от цивилизованного мира, знаменитый Адрианов вал, остатки которого до сих пор посещаются любопытными англичанами и туристами, затеял строительство с большим размахом. Оно продолжалось так долго, с 118 по 138 год, что самому императору практически не пришлось наслаждаться своим детищем.

Вилла, занимающая около 60 гектаров, по многообразию построек и сооружений напоминает небольшой город, этакое государство в государстве, со своим театром, библиотекой, конечно же, гигантским спортивным комплексом, банями и т. д. Адриан был человек просвещенный, много путешествовавший, повидавший свет, хорошо разбиравшийся в живописи, музыке, архитектуре, скульптуре и литературе. В своем творении он собрал то лучшее, что нашел в самых разных культурах.

Знаменитой является круглая беседка, сооруженная на искусственном острове, окруженном водой и соединенном с «берегом» мостиком. Все это помещено внутрь здания и называется театром, хотя некоторые исследователи полагают, что, возможно, это было место для уединенного размышления и чтения книг в тиши.

Обращает на себя внимание и прямоугольный пруд в центре парка. Он окружен колоннами и статуями, все это отражается в воде, создавая удивительное ощущение единства разных элементов. Тихое журчание воды навевает покой и прохладу, садящиеся в пруд птицы разбивают стройность фигур античных богов, отражающихся в воде. Хвойные деревья и кустарники благоухают под жарким солнцем.

Поражают бани. Смыкаясь с разнообразными помещениями для занятий спортом, они занимают гигантскую площадь, едва не большую, чем жилые помещения. Богатством и разнообразием украшений они наводят на размышления о храме. Некое высокое, почти трепетное чувство ощущается в отношении именно к этим зданиям.

Вилла Адриана в нашем представлении не очень напоминает сад. Оливковые рощи, растущие на холме, где она раскинулась, отдельные деревья, посаженные симметрично, аллея, ведущая к постройкам, – вот и все, что связано с общепринятыми представлениями о саде. Однако эта античная традиция, позже развитая в эпоху Возрождения, делавшая упор на соединение скульптуры, архитектуры и пространства, а не на зеленые посадки, очень типична для идеи итальянского сада. Часто искусство в них одерживает верх над природой, и тогда природа становится лишь дополнительным элементом, воплощаясь в разных стихиях: воды, земли и воздуха, каждая из которых играет свою заметную роль.

Римляне не только увлекались искусством садов, они разрабатывали и научные основы садоводства. Правда, большая часть их трудов на ботаническую тему была посвящена земледелию, но встречались и советы по тому, как благоустроить свой сад.

Уже не раз упоминалась «Естественная история» Плиния Старшего (23–79 гг. н. э.), представляющая собой своеобразную энциклопедию естественнонаучных знаний той эпохи. Плиний, уроженец города Комо, занимал различные государственные должности, сочетая их с научной деятельностью. Погиб он на боевом научном посту, наблюдая за извержением Везувия. Его «История» содержит сведения о состоянии вселенной, о зоологии и антропологии, географии и минералогии, но самое значительное место в ней занимает информация о растительном мире. Плиний собрал самые разные данные о жизни растений, включая легенды и мифы и практические советы по их выращиванию.

Его соратником и наследником был племянник Плиний Младший, также государственный деятель и большой любитель природы. Только его любовь носила более практический характер, так как известно, что он был владельцем многочисленных вилл в разных уголках италийского полуострова. Его виллы на прекрасном озере Комо уже упоминались.

Кроме этого он любил и другие свои виллы, находившиеся недалеко от Рима, и часто приезжал в них. Свою любовь он изливал в письмах, содержащих детальное описание архитектуры, устройства сада и даже конкретных растений, растущих в нем. Все это является ценным источником сведений об античных садах. Благодарное потомство водрузило статуи двух Плиниев (убежденных язычников, заметим!) на стены центрального собора в городе Комо.

Итальянская земля, кажется, создана для садоводства. Здесь тепло, много солнца, нет недостатка в воде. Ландшафт – постоянно меняющийся, неровный, покрытый живописными холмами, располагающий к художественным композициям. Разнообразие растений, в том числе и вечнозеленых, растущих легко и быстро под теплым солнцем. Наконец, эстетическое чувство, веками вырабатывавшееся у местного населения, их склонность к театральным действам, к зрелищности – все это создало идеальные условия для процветания садов в Италии.

Отличительные особенности итальянских садов

В средневековой Европе сады выполняли различные функции. Они сохраняли свое значение как места для прогулок и отдыха, особенно в тех странах, где летом бывает жаркая, душная погода. В этих случаях зеленая прохлада, навеваемая деревьями, журчание воды в фонтане, зеленая трава под ногами приносили желанное отдохновение. В парках приятно проводили время, общались, играли в игры, – словом, жили повседневной жизнью, в которой сад был дополнением к дому.

Джованни Боккаччо в знаменитом «Декамероне», созданном в середине XIV века, отправляет своих героев спасаться от чумы из города в сельскую местность. Они оказываются в загородном доме, в большом поместье, обычном для того времени. Оно описывается как оазис, место покоя и отдохновения, где природа – и царица, и служанка человека. «Оно лежало на небольшом пригорке, – пишет Боккаччо, – со всех сторон несколько удаленном от дорог, полном различных кустарников и растений в зелени, приятных для глаз. На вершине возвышался палаццо с прекрасным, обширным двором внутри, с открытыми галереями, залами и покоями, прекрасными как в отдельности, так и в общем, украшенными замечательными картинами; кругом полянки и прелестные сады, колодцы свежей воды и погреба, полные дорогих вин – что более пристало их знатокам, чем умеренным и скромным дамам».

Герои много времени проводят на свежем воздухе, в саду, наслаждаясь прохладой и свежестью, столь контрастирующей с оставленным ими чумным городом:

«И вот все направились к лужайке с высокой зеленой травой, куда солнце не доходило ни с какой стороны. Веял мягкий ветерок; когда по приказанию королевы все уселись кругом на зеленой траве, она сказала:

– Вы видите, солнце еще высоко и жар стоит сильный, только и слышны что цикады на оливковых деревьях; пойти куда-нибудь было бы несомненно глупо. Здесь в прохладе хорошо, есть шашки и шахматы, и каждый может доставить себе удовольствие, какое ему более по нраву».

В средневековых усадьбах возникают так называемые «потайные» или «закрытые» сады. Они отделяются от окружающего мира высокими стенами, создавая особый замкнутый мир. В таких садах помещают деревья, фонтаны, сажают цветы. Здесь можно укрыться от посторонних взглядов, чувствовать себя свободно, как в собственной комнате. Романтическое воображение часто населяло такие сады красавицами, которых ревнивые мужья или заботливые родители прятали от посторонних глаз. Действительно, в эпоху, когда для молодых девушек существовало не так уж много развлечений, подобные укромные уголки были подлинным отдохновением.

В садах протекала обычная жизнь, по большей части приятная. В литературе сады начинают прочно ассоциироваться с любовью, с местом свиданий и любовных утех. В итальянской версии истории Ромео и Джульетты именно в саду проводят герои свою первую брачную ночь. «Пришла ночь, и в назначенный час Ромео со своим слугой очутились у стены сада. Ромео взобрался на стену и оттуда спрыгнул в сад, где его уже поджидала Джульетта со старой кормилицей. Увидев Джульетту, Ромео бросился к ней, раскрыв объятия. Девушка тоже кинулась ему навстречу, и долгое время стояли они обнявшись, не смея вымолвить ни слова. С невыразимой радостью и бесконечным блаженством они стали осыпать друг друга поцелуями. Потом удалились в один из уголков сада и здесь на скамье, страстно заключив друг друга в объятия, закрепили и завершили свой брак».

В средневековом сознании садовые и цветочные символы начинают прочно ассоциироваться с религиозной темой. Итальянская религиозная живопись наполняется садовой тематикой и аллегориями. Сад становится символом чистоты и света. Райский сад наполняется цветами. На итальянских полотнах Богоматерь получает благую весть от архангела Гавриила в саду; лилия, часто изображаемая при этом, символизирует чистоту и невинность.

Недавно итальянские искусствоведы опубликовали исследование, посвященное цветочной символике в живописи. Интересен анализ знаменитого «Распятия» Перуджино. Цветы у ног персонажей нарисованы с удивительной реалистичностью и достоверностью, и каждый из них, согласно мнению специалистов, связан с тем персонажем, у ног которого он растет. Так, у ног девы Марии растут фиалки, символ смирения (главный символ матери Христа – роза «заимствована» у Венеры, которая ассоциировалась с этим цветком в античности). Красный мак у подножия креста – символ смерти и крови. Ягоды земляники подобны каплям крови. Рядом находится одуванчик, горькое растение, которое ели во время Тайной Вечери, с которой начались страсти Христовы. Подорожник у ног апостола Иоанна связан с дорогой к Христу. Камыш рядом с Марией Магдалиной символизирует спасение.

Надо отметить, что в Италии никогда не было той любви к цветам, которая характерна, например, для англичан. Используя их как украшение, в символических целях, они не отдавали особого предпочтения ни одному из них, а в садах вообще отлично обходились деревьями и кустарниками. В садах цветы сажали из-за приятного аромата, так как запах играл важную роль в садовой композиции Средневековья, а также из практических соображений – некоторые из них отгоняли насекомых.

Сады широко используются в практических целях. Особую славу в этой сфере приобрели средневековые монастыри. В их садах выращивают ароматные и целебные травы, цветы для украшения церкви. Знаменитый монах из «Ромео и Джульетты», собиравший травы и использовавший их в разных лечебных и магических целях, не был исключением.

В садах также хорошо читать и предаваться размышлениям о высоких материях. Еще в VI веке святой Бенедикт велел повсеместно в монастырях разводить сады, считая работу монахов в них частью духовного послушания. В крупном монастыре под Павией в XV веке у монахов даже были маленькие индивидуальные садики, примыкавшие к кельям.

Все эти особенности средневековых садов в той или иной мере присущи самым разным странам. Италия только сохраняла устоявшуюся и общепринятую традицию. Исследователи иногда любят делать драматический перерыв в тысячу лет между падением Римской империи и эпохой Возрождения, утверждая, что в это время сады исчезли с территории Италии. В это верится с трудом, хотя бы в силу того, что античная традиция дожила до того же Возрождения, когда ее идеи использовались, но уже в новых целях. Это не говоря уже о том, что, например, Карл Великий, провозглашенный папой в 800 году императором Священной Римской империи, издал ряд эдиктов, направленных на распространение правильных методов разведения растений. А это была уже государственная политика.

Но с XV века в садоводстве Италии происходит подлинный переворот: сад превращается в произведение искусства, наполняется новым смыслом, формой и содержанием. Из рук садовников он переходит в руки художников и архитекторов, и Италия на долгое время начинает определять садовую моду во всей Европе.

Садовое искусство, как и другие виды творчества, отражает национальные особенности того или иного народа. Даже будучи заимствованным в другой культуре, оно, попав в иную почву, адаптируется и преобразуется согласно с местными вкусами. Так, кстати, и произошло впоследствии с итальянскими садами: в Англии они украсились цветами и клумбами, во Франции утратили простоту и непретенциозность, в России потеряли свой театральный характер.

Естественно, что искусство, возникшее и развивавшееся в родной стране, в полной мере воплощало и отражало особенности национального характера итальянцев. Это находило свое воплощение и в форме, и в отношении, и в выборе растений, – словом, во всем.

О садах Италии написано немало. Зародившись в XV веке, получив развитие и высшее художественное воплощение в XVI и XVII веках, дальнейшее усовершенствование еще и в последующие эпохи, они развивались, видоизменялись, получали региональные и исторически обусловленные черты. Каждый итальянский сад, как и положено подлинному произведению искусства, не похож один на другой и прекрасен по-своему. Но есть и ряд неких особенностей, отличительных черт, которые и создают неповторимую идею итальянского сада. Они порой тесно связаны с общими историко-культурными и национальными чертами и потому представляют интерес для исследователей итальянской души.

Садовое искусство не могло не отражать отношений человека и природы. В Англии садовое искусство характеризует стремление уживаться с природой, соседствовать с ней, приблизиться к ней, беречь и сохранять ее, даже и с помощью вмешательства человека. Во Франции в парковом искусстве вообще на первый план выходили люди, а природа лишь служила способом выражения человеческих амбиций. В Италии же оно символизировало, вслед за античной традицией, торжество и победу человека над окружающим его миром.

Надо сразу оговориться, что подчинение природы человеком в итальянских садах не было насилием. Оно было естественно и гармонично, а следовательно, и результатами были гармония и красота.

Не случайно рождение итальянского ренессансного сада принято связывать с семьей Медичи, знаменитой своим властолюбием. Козимо Старый, прозванный своими соотечественниками «отцом своей страны», в первой четверти XV века первым из знаменитого семейства захватил власть во Флоренции. Он же занялся покупкой и переустройством поместий, заложив основы знаменитых вилл Медичи, которые во многом послужили образцом для других.

Его потомки, порой теряя, но в основном расширяя и укрепляя власть, строили и украшали многочисленные поместья (всего в одной Тоскане сегодня сохранилось 24 виллы Медичи). Его не менее знаменитый внук Лоренцо Великолепный, покровитель искусств и сам не чуждый творчества, его более отдаленные потомки в следующем XVI столетии – Козимо I, Великий герцог Тосканский, и его сыновья Франческо и Фердинанд – все они преумножали славу садов и парков, нанимая лучших художников, собирая коллекции, вкладывая большие средства в садовое устройство.

Помимо любви к свежему воздуху и прекрасным формам, ими руководило и стремление подчеркнуть свою власть. Если уж природа подвластна им, то что и говорить о людях. Так торжество над силами природы стало высшим воплощением победного духа знаменитой семьи.

Из всего великолепия и разнообразия вилл Медичи хотелось бы обратить внимание на две из них, в значительной мере вобравшие важнейшие черты итальянских садов. Это виллы, расположенные на севере Флоренции, сейчас они находятся уже в черте города, а когда-то были загородными – Вилла ди Кастелло (Villa Medicea di Castello) и Вилла делла Петрайя (Villa Medicea della Petraia). Обе виллы стоят по соседству, на холме, гармонично вписавшись в пейзаж, складывавшийся здесь в предшествующие века. Сельскохозяйственные поля, разбитые здесь еще римлянами, оливковые рощи, кипарисовые посадки, виноградники – все это окружает постройки, подчеркивая их величие.

Первая из вилл была приобретена семейством Медичи еще в 1427 году. Активное садово-парковое переустройство ее началось только через сто лет и связано с именем Козимо I, который занялся этим вскоре после провозглашения его Великим герцогом Тосканским. Победив врагов и завоевав почет и власть, самое время было заняться искусством.

Вилла ди Кастелло стала одним из самых прекрасных и знаменитых садов Медичи. Для ее переустройства были приглашены лучшие флорентийские архитекторы и скульпторы, среди них Триболо и Вазари. Работы, начатые в 1537 году, были завершены к концу века, к этому моменту сменилось не одно поколение художников и владельцев-Медичи. Сохранившийся до наших дней сад (в здании находится Академия делла Круска, а вот сад открыт для посещения) дает представление о былом величии.

Сад представляет собой замкнутое пространство, разделенное на симметричные секции. В центре его расположен большой фонтан, изображающий победу Геркулеса над Антеем (фонтан уже много лет находится на реставрации). Вокруг него весной расставляют многочисленные вазы с растущими в них цветами. Главным украшением сада являются многочисленные скульптуры, выполненные лучшими мастерами своего времени. Мифологические персонажи выбраны не случайно: каждый из них отражает главную идею сада – прославление семейства Медичи, принесшего на землю Тосканы мир и процветание.

Кроме статуй, сад знаменит своими лимонными деревьями. Лимоны были любимым украшением итальянских садов. Они отвечали многим запросам. Во-первых, имели символический смысл. В античной мифологии Геракл похищает золотые яблоки из сада Гесперид и приносит их на землю Италии. Считалось, что эти яблоки и есть цитрусы. Кроме того, их связывали с вечной весной в райском саду. Наконец, удивительное свойство цитрусовых цвести и плодоносить в одно и то же время делало их символом бесконечного течения жизни.

Во-вторых, яркие лимоны являлись прекрасным цветовым украшением строгих итальянских садов. Мастера выводили самые разные сорта, придавая плодам причудливые, иногда гигантские формы. Один из них представлял собой гибрид лимона, апельсина и цитрона и был одновременно желтого, оранжевого и зеленого цветов. Садовник на Вилле ди Кастелло и сегодня любовно выращивает такого исторического монстра. Наконец, цветы цитрусовых славятся своим нежным дурманящим ароматом (его не может забыть никто из тех, кто хоть раз путешествовал по сицилийским апельсиновым рощам).

На Вилле лимоны сегодня выращиваются в специальных глиняных вазах, некоторые из которых представляют собой художественную и историческую ценность. Именно так выращивали цитрусовые еще в садах эпохи Возрождения. Зимой их убирают в специальное помещение, а весной расставляют по всему саду. Данные в литературе расходятся: одни называют цифру более 500, другие – более 1000 растений (и это только в вазах, есть еще и высаженные в грунт). В любом случае это очень много.

Вилла делла Петрайя, расположенная по соседству, своим прекрасным садом также обязана Козимо I, купившему ее в 1544 году. Хотя украшали ее уже его потомки, в первую очередь его сын кардинал Фердинанд, завершивший начатое отцом. Сад расположился на трех уровнях и в первоначальном виде выглядел следующим образом.

Один уровень, непосредственно рядом с домом, был засажен карликовыми садовыми деревьями, на следующем располагался пруд в центре и симметричные цветочные и травяные клумбы по краям, наконец, третий уровень занимали два симметричных круга, разделенных на четыре части. Разделительные функции выполняла так называемая пергола, представлявшая собой конструкцию – металлическую или деревянную – в форме тоннеля, всю увитую каким-нибудь вьющимся растением. Такие конструкции были очень популярны в Италии, они являлись любимым местом для прогулок, так как давали приятную прохладу. Из Италии их заимствовали садоводы всей Европы.

Преобразование природы шло двумя основными путями. Первый заключался в том, чтобы природные явления сделать искусством. Самый яркий пример – стрижка деревьев и кустов для придания им желаемой формы. Италия в этом плане предоставляла благодатный материал, так как кипарисы и тис, растущие в изобилии на ее земле, являются лучшими растениям для этой цели.

Деревья принимали самые разные формы – птиц, животных, предметов быта. Порой из них создавали целые скульптурные композиции, темой могли быть знаменитые сражения, морские путешествия, мифологические сюжеты. В конце концов в итальянском стиле стали преобладать строгие геометрические формы – шары, квадраты, полукружия.

Подстриженные кустарники использовались для создания ограждений, бордюров, аллей и тоннелей. В узких проходах между такими зелеными «стенами», которые иногда достигали значительной высоты, царили тень и прохлада. Из них легко сооружались симметричные фигуры и композиции, характерные для итальянских садов.

Второй путь заключался в искусственном создании природных явлений. Возводились искусственные холмы, сооружались водопады. Особую популярность приобрели гроты, привлекавшие своей загадочностью и прохладой. Их вырубали в скалах или просто возводили искусственным путем, украшали ракушками, фальшивыми сталактитами и сталагмитами, населяли фантастическими существами.

На Вилле ди Кастелло в XVI веке был сооружен знаменитый грот зверей. Внутри него находятся группы разных животных, выполненные из разноцветного мрамора и других камней, соответствующих природной окраске животных. В центре одной из групп – белый единорог, символ чистоты. Рядом слон, лев, овца, бык и другие. По стенам были рассажены бронзовые птицы, сейчас находящиеся в музее. Раньше вся эта композиция дополнялась водой, стекавшей с потолка, брызгавшей из земли, что создавало, по словам современников, удивительную картину.

Очень важной особенностью итальянских садов является постоянная игра с пространством. Она проявляется в самых разных формах. Большое значение приобретает в них связь сада с окружающим пейзажем. С одной стороны, сад как бы вписывается в окружающую среду, сливается с ней. С другой – пейзаж становится частью сада, который зрительно плавно перетекает в него. Окружающие сад холмы (а итальянские архитекторы предпочитали для строительства садов именно холмистую местность), разноуровневые пространства, виноградники и оливковые рощи – все это становится частью единой композиции.

Разноуровневое пространство позволяет расположить сад на нескольких террасах, каждая из которых имеет свою особую тему и сюжет. Эта многоступенчатость позволяет, постепенно поднимаясь, созерцать разные виды, в том числе и на сад. Многие сады возводятся, ориентируясь на то, что ими будут любоваться с высоты. Вид приобретает важнейшее значение. Красота не только самого сада, но и окружающего его мира выходит на первый план.

В Вероне есть сад Джусти (Giardino Giusti), мимо которого обычно проходят туристы, увлеченные всемирно знаменитыми памятниками – античным театром, домиком Джульетты, центральной площадью. А сад этот представляет собой подлинную жемчужину, затерянную в большом городе. Разбитый в XVI веке для Августино Джусти, кавалера венецианской республики, он небольшой, но гармоничный. Английский писатель Джон Ивлин, посетивший его в 1661 году, считал его лучшим садом в Европе. Восхищался им и Гете, побывавший в нем во время своего итальянского путешествия, о чем сообщает надпись на одном из огромных кипарисов, который, если верить табличке, видел самого великого немецкого поэта.

На нижнем уровне, рядом с виллой, от центрального входа идет большая тенистая кипарисовая аллея. Она упирается в стену, украшенную маской какого-то лохматого существа с открытой пастью. Говорят, что в прежние времена изо рта маски на праздники вырывался огонь, освещая все вокруг.

Аллея делит пространство сада на две половины. Слева находятся кустарники, посаженные в форме ровных симметричных фигур, украшенные фонтанами, скульптурами и лимонами в вазах. Справа – сделанный из кустов лабиринт, считающийся очень сложным и запутанным.

В конце этого уровня начинается постепенный подъем наверх. Дорожки проложены так, что, поднимаясь на довольно значительную высоту, люди практически не замечают этого. По мере подъема постепенно открывается вид на Верону, пока наконец на последнем уровне она не предстает во всей красе. С верхней площадки прекрасно просматривается и сад с его четкими геометрическими узорами.

Сад Джусти раскрывает еще одну пространственную особенность итальянских садов, их способность создавать какой-то особый мир. Сад находится прямо в центре города. Чтобы попасть к нему, надо идти по мощеным улицам, плутая между бесконечными рядами каменных домов. Вокруг потоком идут машины, ходят группы туристов. Трудно представить, что где-то рядом может находиться зеленый оазис. Вдруг – маленькая дверь в каменной безликой стене, и, открыв ее, ты оказываешься в тишине и покое, вдали от городских шумов и суеты.

Сад кажется большим, просторным, и ты перестаешь помнить, что рядом есть другая жизнь. Потом, позже, посмотрев на карте или схеме это место, ты обнаруживаешь, что сад-то совсем маленький, окружен городской застройкой. Но внутри него действуют какие-то иные пространственные законы. Итальянцы, используя и опыт античных архитекторов, и достижения современной им науки, научились так мастерски использовать законы геометрии, симметрии и перспективы, что им легко удавалось создать совершенно особое пространство, особый мир, живущий по своим законам.

Важным является и то, что итальянские сады создавались художниками, привнесшими в садовое искусство законы живописи и архитектуры. Кроме связки сад – пейзаж, большое значение имела и связка сад – дом. Сад воспринимается как продолжение дома, как внешняя комната, как часть единого целого. И это относится не только к популярным в Италии многочисленным внутренним дворам и дворикам. Все пространство вокруг дома связано с ним идеей и композицией.

Иногда с помощью живописи внутренние помещения превращают в сады – на потолке рисуют небо с облаками, на стенах гирлянды цветов и элементы садовой архитектуры, так что переход между садом и домом теряется, и трудно отличить одно от другого. Итальянцы любят игру, любят выдать дом за сад, а сад за дом, чтобы реальность сместилась и фантазия стала реальностью.

Сад для них тоже своеобразный спектакль, представление. Поэтому, видимо, итальянские сады действительно многими элементами напоминают жилое помещение. Деревья и цветы здесь любят расставлять в вазах и бочках, подобно тому как это делается в комнатах. Цветы на клумбах не столь важны для итальянского садового искусства. Главное, как и при создании домашнего интерьера, игра линий, архитектурных деталей, воды, правильная расстановка скульптур и ваз, садовой мебели. Не случайно в отношении итальянских садов используется термин «садовая архитектура».

В городе Пиенца, «идеальном городе» папы Пия II, в построенном для папы дворце Палаццо Пикколомини (Pallazzio Piccolomini) находится сад XV века. Размером он не больше самого дворца. Еще в начале XX века этот сад попытались восстановить по старым документам.

Сад прост и гениален в своей простоте. Смотреть на него лучше всего с большой открытой галереи дворца. Четыре симметричных сектора образуются подстриженными лавровыми кустами, в центре стоит небольшой скромный фонтан в форме вазы на длинной ножке. Пространство секторов заполнено розовыми кустами. Стены оплетены вьющимися растениями. В стене три арки, выводящие на балюстраду. Наконец, вершиной этого маленького шедевра является вид на окружающую его долину. Он фантастический по красоте, той красоте, которую всегда так трудно описать: разноцветные холмы, переходящие на горизонте в высокие горы, бездонное и бесконечное небо, облака удивительных форм – все это, выраженное словами, звучит настолько обыкновенно, что не передает того величия, которое открывается из сада Палаццо Пикколомини. Вечером же на закатном солнце и сад, и пространство вокруг него, над которым он парит, кажутся чем-то нереальным и неземным.

По соседству в городе Сан-Квирико д’Орча городской парк, разбитый позже лет на сто и несколько больше размером, свидетельствует о том, что строительство садов подобного рода было делом обычным. Он также строится на симметрии геометрических фигур, которые сочетают стриженые аккуратными бордюрами кустарники и круглые шары из деревьев. Центр украшает статуя, наверх уходит ступенчатая терраса. Попасть в него из города можно через маленькую дверь в стене рядом с людной городской площадью. Словом, налицо все признаки преломления времени и пространства.

Помимо создания жилого пространства на свежем воздухе, итальянские парки порой воссоздают пространство города. Симметричностью своих форм, аккуратно подстриженными кустарниками, ровными узкими аллеями они напоминают городские улицы. В итальянской натуре есть любовь к городу и уже упоминавшийся своеобразный страх перед дикой природой. Возможно, именно отсюда и возникло это стремление преобразить природу и сделать ее похожей на родное и привычное. Не говоря уже о том, что, как и узкие улицы в итальянских городах, такие зеленые стены и тоннели дают превосходную и спасительную летом тень и прохладу.

Итальянский сад – это не просто сочетание цвета и формы: как и для других видов искусства, для него важно и содержание. Создавая сады, их авторы вкладывали в них определенный смысл, идею, наполняли их символами и аллегориями. Многое из этого утрачено и забыто, о многом приходится догадываться, порой идеи и смысл обновляются, содержание оказывается более глубоким, чем это видели создатели.

Важную роль здесь играют скульптуры и их расположение в саду. Итальянские сады из-за обилия скульптур нередко называли музеями под открытым небом. Их действительно много, но все они, как правило, имеют какое-то значение для раскрытия главной идеи сада.

Интересно, что в итальянских садах по большей части используются элементы, неподвластные времени и не меняющиеся в разные сезоны: это вода, камень и вечнозеленые растения, такие как кипарисы, лавр и другие. Как подлинное произведение искусства, они рассчитаны на вечность, что обычно мало ассоциируется с садовой тематикой. Нормальный сад по своей сути должен меняться хотя бы в разные сезоны, на этом отлично играют, например, англичане. Но итальянцы предпочитают стабильность и постоянство.

Парк Виллы Барбариго под Падуей (Villa Barbarigo) был разбит в XVII веке по приказу ее владельца венецианского сенатора Франческо Барбариго. Он расположился в своеобразном амфитеатре, образованном конусообразными холмами, в которые он зрительно переходит. В нем есть тенистые улицы-аллеи, фонтаны и заячий остров, искусственные каналы и пруды, живописно располагающиеся ступенями. Скалы, гроты и каскады, созданные руками человека, создают ощущение природного разнообразия.

Многочисленные статуи прячутся в разных уголках сада. Расстановка и выбор их не случаен. Сад символизирует рай на земле, а статуи раскрывают путь очищения души и обретения райского блаженства. Обращает на себя внимание статуя Времени: гигантская мужская фигура, согнувшаяся под тяжестью черной скалы, неожиданно возникает перед зрителем. Что бы она ни символизировала, на философские размышления она наводит.

Само здание Виллы сегодня находится в жалком состоянии, с выбитыми стеклами и полуразрушенными стенами. Зато парк поражает своей красотой и сохранностью. Находящийся в стороне от туристических маршрутов, он почти всегда пуст, что добавляет ему очарования.

Обычно итальянцев в искусстве отличает чувство меры. Но порой, в силу каких-нибудь жизненных обстоятельств, идея в садах начинает превалировать, и тогда символы довлеют над садом и подавляют его. Удивительным, причем не только для своего времени, является парк герцога Орсини в Бомарцо. Создан он был в 1552 году под личным наблюдением герцога, задумавшего сюрприз для своей молодой жены.

По сведениям, сохраненным историей, герцог был не на шутку влюблен в супругу и хотел воплотить свою любовь в парке, создаваемом для нее. Трудно представить, какова должна была быть реакция молодой женщины на то, что получилось, но ее ранняя смерть скрывает от нас подробности. Во всяком случае, исследователям герцог загадал сложную задачу.

Весь парк буквально переполнен самыми разными существами. Здесь можно встретить и загадочную Ехидну, и спящую голую нимфу с пышными формами, и гигантского голого Геркулеса, разрывающего противника пополам, и добродушного дракона, и огромные шишки, и еще бог знает кого и что. Все они имеют весьма внушительные, порой пугающие, размеры и малосимпатичный вид. Не случайно парк этот сегодня называется Парком Чудовищ (Parco dei Mostri), хотя сам Орсини назвал его сакральным лесом.

Есть там и садовые, и архитектурные шутки. Например, кривой дом. Когда в него входишь, эту кривизну не замечаешь, кажется, что все как надо. Но очень быстро начинаешь терять координацию в пространстве, ощущать сильное головокружение и чувствовать, что пол уходит из-под твоих ног. Говорят, герцог любил приводить в него своих гостей на следующее утро после доброй гулянки. Гости, и так себя не очень хорошо чувствовавшие, начинали сходить с ума, думая, что допились до последней степени. Некоторые были вынуждены выползать из домика на карачках к большой радости гостеприимного хозяина-шутника.

Герцог Орсини с его парком немного напоминает волшебника из «Обыкновенного чуда»: захотел поговорить с женой о любви и наваял бог знает чего. И жену вряд ли порадовал, и окружающих удивил до крайности.

Неизбежной отличительной чертой итальянских садов и парков, вытекающей из особенностей национального характера, является их театральность. Начать с того, что даже обычный итальянский пейзаж, преображенный человеком, напоминает декорации спектакля. Русский путешественник по Италии философ Ф. А. Степун в начале XX века писал об окрестностях Флоренции: «Колоннады кипарисов, стесненные каменными оградами дороги, амфитеатры виноградников – все это казалось мне скорее прекрасно исполненными театральными декорациями, чем тою живою природою, к которой я с детства привык…»

Сами же сады, со своими высокими подстриженными зелеными «стенами» с вырезанными арками, расставленными портиками и колоннами, высокими аллеями, напоминающими занавес, кажется, созданы для того, чтобы служить декорациями к вечному спектаклю жизни.

Но театральный характер итальянских садов заключается не только в особенностях их формы. Он рассчитан на определенное действо, на спектакль, где главными актерами являются вода, растения, скульптура и архитектура. В нем существует гармоничное единство формы, цвета, света, запаха. Растения с чарующими ароматами рассажены так, что в разные сезоны меняется гамма запахов – черемуха, лимоны, азалии, розы сменяют друг друга. Растения, умелой рукой садовников превращенные в ровные фигуры, участвуют в общем символическом действе.

Скульптуры, в античное время использовавшиеся в религиозных целях, хотя и отвечавшие также эстетическим вкусам публики, в эпоху Возрождения приобретают философский смысл, сохраняя эстетическое значение. Часто настороженное отношение итальянцев к дикой природе объясняют влиянием католичества, длительное время разоблачавшего темную сторону разного рода лесных богов и речных нимф. Но этот довод не кажется очень убедительным, особенно если мы вспомним огромное количество языческих богов и нимф, расставленных по итальянским садам, значительная часть которых принадлежала католическим кардиналам и папам.

Из главных компонентов, составляющих основу итальянского сада, уже говорилось о камне (статуи, гроты, скалы) и растениях (вечнозеленые, цитрусовые в кадках). Третьим, может быть, самым важным, даже важнее растений, как это ни парадоксально для сада, является вода. Ее роль и место трудно переоценить. Кстати, именно вода часто усложняла копирование таких садов в других странах. В Италии это элемент не только красивый, но и климатически оправданный. Да еще и подкрепленный древнейшими системами водопроводов, большинство из которых использовалось широко в садоводстве эпохи Возрождения. Конечно, ни туманный Альбион, ни зябкая северная Франция, ни тем более морозная Россия в этом элементе не нуждались, используя его только для красоты, что уничтожало часть смысла.

Фонтан, пусть даже небольшой, неизбежно присутствует в итальянском классическом саду. Чаще всего именно он является композиционным центром, вокруг которого строится весь сад. В некоторых случаях игра с водой становится садовой доминантой.

Сад Виллы Ланте около Витербо, уже упоминавшийся в связи с гигантским каменным столом, по которому проложен ручей воды, был разбит по приказу кардинала Гамбара в 1560-е годы. Гамбара по созвучию напоминает gambero – рак, омар или gamberetto — креветка, поэтому сад украшен креветкообразными формами в самых неожиданных местах. Вода в разных формах: водопадов, каскадов, прудов, фонтанов – проходит по всему саду. Она соединяет два главных фонтана, расположенных на разных уровнях: фонтан Рек, представленных Тибром и Арно, и фонтан Всемирного потопа. Водные каскады, декорированные каменными обрамлениями, порой напоминающими креветок, имитируют дикие ручьи. Они не останавливаются ни перед чем, даже перед столом, по которому проходят, пока не достигают нижнего фонтана.

Все это водное «представление», имеющее аллегорический смысл, который услужливо объясняется табличками, расставленными по всему парку, производит большое впечатление на зрителя. Парк Виллы Ланте, хотя и претерпел изменения в XVIII и XIX веках, сохранил многое из своих классических форм и является одним из самых красивых садов Италии.

Вода широко использовалась в самых разных целях, которые современному человеку даже трудно представить. В саду Виллы Пратолино, принадлежавшей семейству Медичи, был сооружен водный тоннель. Специальные механизмы подавали воду под определенным напором, создавая пространство такое значительное, что, по воспоминаниям современников, по нему могла свободно проехать карета. Прогулка по такому водному коридору должна была доставлять большое удовольствие в жаркий день.

На Вилле Кастелло в гроте зверей специальные водные механизмы производили удивительные звуки, пугавшие и завораживавшие одновременно. В парках часто устраивали разные водяные шутихи: механизмы или спрятавшиеся люди приводили в действие фонтанчики, обливавшие водой с ног до головы гулявших по саду. Фантазии здесь не было предела. Шутихи эти широко заимствовались окружающим миром. Петр I, большой шутник, восхитившись ими в Европе, устроил подобные в Петродворце, где они вряд ли доставляли такое же удовольствие, как под жарким солнцем Италии.

Но наивысшего воплощения водная тема достигла, безусловно, в саду виллы кардинала д’Эсте в Тиволи. Кардинал Ипполит II д’Эсте начал строительство виллы и сада при ней от разочарования: он не был избран папой, хотя и имел все шансы для этого. Желая утешиться и утвердиться в своем величии и могуществе (о его поместье позже говорили, что оно «достойно папы, а не кардинала»), в 1550 году он приступил к выполнению честолюбивого и масштабного замысла.

Место было выбрано не случайно. Город Тиволи, в древности бросавший вызов самому Риму, красивая местность со скалами, водопадами, пещерами и буйной растительностью, прекрасные виды, древние виллы, например знаменитая вилла Адриана по соседству, наконец, Рим неподалеку, дорога на который проходила рядом с виллой.

Знаменитый сад д’Эсте представляет интереснейший материал для исследователя. Расположенный на разных уровнях, он полон скрытых уголков, сложной символики, прекрасных творений скульпторов и архитекторов. Но подлинную славу этого места составляют его многочисленные фонтаны.

Современники, а вслед за ними и последующие поколения называли сад д’Эсте «театром». Все в нем было построено на обращении к зрителю, на взаимодействии различных элементов. Иногда, как в случае с многочисленными водными шутихами, зрители сами становились невольными актерами.

Различные «действа» происходили в разных уголках сада. Центральный фонтан Орган с помощью сложнейшего водного механизма издавал органную мелодию, состоявшую из пяти частей. Фонтан Совы сочетал звуки и игру. В нише на бронзовых оливковых ветвях сидели двадцать бронзовых птиц, каждая из которых «пела» свою особую песню. Неожиданно появлялась сова, и все птицы умолкали, возобновляя постепенно, одна за другой, свое пение после ее исчезновения.

Впечатляет обилием и разнообразием воды так называемая Терраса сотни фонтанов. Она символически соединяет фонтаны Тиволи и Рима, находящиеся на противоположных ее концах. Симметричные фонтаны различных форм (их действительно не меньше сотни), перемежаясь каменными орлами, лилиями и лодками, тянутся вдоль террасы, создавая удивительное ощущение праздника и яркого представления.

Один из центральных фонтанов, посвященный Геркулесу, дает символическое обоснование обилию воды в саду, вызывая в памяти один из знаменитых подвигов героя – очищение Авгиевых конюшен с помощью реки. Все в саду имеет аллегорический смысл, даже расположение фонтанов: к фонтану Венеры, воплощающей земную любовь, ведет прямая дорожка, к фонтану Дианы, символизирующей девственность и непорочность, – трудный ступенчатый подъем.

Фонтанов и символики на вилле в Тиволи великое множество. Игра с водой доведена здесь до совершенства. Это не может не производить сильнейшего впечатления, хотя порой возникает невольное чувство, что всего этого слишком много. Бесспорное восхищение вызывает работа мастеров эпохи Возрождения, не только архитекторов и скульпторов, но и инженеров и механиков.

Таковы в общих чертах особенности итальянских садов эпохи Возрождения, ставшие предметом восхищения и подражания для всей Европы (а позже и Америки) на несколько столетий. Они, конечно, варьировались в зависимости от места, времени и замысла авторов. Но общее направление и отличительные черты сохранялись с удивительной последовательностью.

Сады и парки в современной Италии

Итальянцы в эпоху Возрождения создали знаменитые садовые шедевры, заложили основу для развития садоводства как произведения искусства по всей Европе, указали путь многим поколениям художников, архитекторов, садовников. И остановились. Окружающие страны экспериментировали с формой, содержанием, увлекались новым, итальянцы же хранили верность старому.

Конечно, это не значит, что в последующие эпохи не появлялись новые сады. Пройдя через французское мировосприятие, изменив форму, а с ней и смысл, итальянские сады вернулись домой уже французскими. Удивительно, как изменение идеи влечет за собой новое парковое содержание. Паллацо Реале в г. Касерта под Неаполем был построен в период французского господства над местными землями по приказу французского короля и французскими мастерами. В итоге прекрасный парк, разбитый в XVIII веке вокруг дворца, получился совершенно французским по духу. Он красив и помпезен, но совершенно неитальянский.

Вошли в Италии на какое-то время в моду и английские парки. Заложенная в них идея создания естественного пейзажа при помощи активного вмешательства в природу во многом импонировала итальянцам, так что пейзажные парки в XIX веке стали довольно популярными. Яркий пример подобного парка – одна из знаменитых вилл Медичи – Пратолино. Как и остальные, построенная в XVI веке, она поражала современников своим огромным и сложным итальянским садом.

Торжество искусства над природой воплощалось в ней в большей степени, чем в других виллах Медичи. Знаменитые любовники Франческо Медичи и Бьянка Капелла проводили много времени здесь. Но в 1818 году вилла была снесена, а сад преобразован в английский пейзажный, и сегодня огромный парк Пратолино считается самым английским из всех садов Италии. Называют его еще Вилла Демидофф, так как с 1872 года ее владельцами являлись знаменитые русские промышленники Демидовы, до тех пор пока последняя представительница этого могучего рода в середине XX века одиноко не скончалась на вилле.

Сегодня время от времени появляются современные садовые композиции, с острыми углами и нелепыми скульптурами. Но главными остаются классические формы ренессансных садов – и в веке XVIII, и в XIX, и даже в XX. И эти образчики отнюдь не являются жалким подобием былого великолепия. Они по-прежнему прекрасны и чтят строгие законы, выработанные много веков назад.

Что здесь сыграло свою роль, сказать трудно. Итальянская любовь к системе, следованию правилам, стабильности. Или отсутствие в характере итальянцев вечного беспокойного поиска. Напряжение всех духовных, физических, интеллектуальных сил нации, взрыв, переворот, недосягаемая высота в эпоху Возрождения. А затем умение почить на лаврах, пожиная плоды и получая удовольствие от покоя и стабильности.

Сегодня уход за творениями прошлых лет и реставрация являются главными в садовом деле Италии. А это совсем немало, учитывая размах и объем садового строительства прошлого.

Надо отметить, что в целом садоводство сегодня не является каким-то особенным увлечением итальянцев. Их творческие таланты нашли применение в других сферах – дизайне, еде, виноделии. Итальянский сад в его классическом виде – это произведение искусства, а не кусочек ухоженной природы около дома. Повсеместно его распространение в частную повседневную жизнь и не предполагается. В Италии это скорее история, чем сегодняшняя жизнь.

Особенно это заметно при сравнении с Англией. С одной стороны, там каждый частный дом предполагает наличие ухоженного сада. С другой – каждый мало-мальски интересный садик любовно лелеется и открыт для посещения. В Италии клумбы высаживают преимущественно городские службы, частные лица этим не увлекаются. А при изобилии старинных вилл открыто для посещения их относительно мало.

В путеводителях по Италии не бывает отдельного раздела, рассказывающего о садах и парках и дающего рекомендации по посещению (путеводитель по Англии без этого трудно представить). Здесь нет выдающихся имен, совершивших переворот в садово-парковом деле, оно всегда было частью деятельности архитекторов и художников, а сад – произведением искусства.

Да и гуляют по итальянским садам по большей части английские туристы, для которых организуют специальные садоводческие туры в Италию, а также французы и неизбежные немцы. Русские туристы же, как правило, игнорируют итальянские сады, хотя и совершенно незаслуженно.

Они пока еще не попали в систему отечественных ценностей, так как не обладают нужной степенью известности и славы. Россияне обожают собирать «звездочки», которыми гиды отмечают самые знаменитые памятники той или иной страны. Хотя при этом часто пропускаются те места, которые менее знамениты, но не менее прекрасны, чем прославленные памятники.

Итальянские сады и парки являются прекрасным местом для посещения. Во-первых, они очень красивы и представляют собой иногда подлинные шедевры искусства. Что делает их интересными не только для любителей природы и цветочков (которых, кстати, там может и не быть), но и для поклонников искусства. Во-вторых, они являются приятным местом для прогулки, особенно в жаркий день. К тому же здесь гарантировано отсутствие шумных туристических толп, наступающих вам на пятки (если только вам не удалось выбрать что-то уж очень знаменитое). Даже виллы Медичи, находящиеся в пределах самого туристического города Италии Флоренции, стоят пустые, грустно благоухая своими лимонами. Наконец, созерцание парков дает дополнительный, очень важный ключ к пониманию итальянского загадочного характера.

К сожалению, в плане сервиса итальянские парки заметно уступают английским, очень удобно оборудованным для посещения. Здесь не будет очаровательных чайных, в которых можно долго наслаждаться чашечкой чая под цветущей розой, кафе для спокойного ланча, даже чаще всего и магазинчика, где можно купить книжку про сад и множество всяких приятных глупостей. Киоск, продающий билеты, и туалет – вот максимум услуг, предлагаемых туристам в итальянском саду.

Но это не должно останавливать. Сразу за воротами сада наверняка будет находиться место, где можно приятно провести время, бар для чашечки кофе, ресторан для очередного маленького кулинарного пиршества. Просто итальянцы не любят смешивать: сад – это культурное мероприятие, как поход в музей, а еда – это удовольствие, которое должно быть самостоятельным действом.

Все описанные в этой главе парки открыты для посещения. Тоскана, Лацио, Венето, эти знаменитые в историко-культурном плане районы, наполнены роскошными садами. Но найти их можно и по всей Италии. Знамениты античной традицией и пышной растительностью южные сады побережья Амальфи. Очаровательны своим спокойствием сады озера Комо.

Величественное и немного загадочное озеро Комо с древнейших времен было местом, где любили отдыхать. Здесь находились виллы Плиния Младшего и других римских деятелей. Здесь с XVI века селились аристократы и состоятельные люди. Они строили виллы и разбивали парки. Традиция эта, пройдя через века, дожила до нашего времени. И сегодня богатейшие люди всего мира – голливудские актеры, спортсмены, дизайнеры – стремятся поселиться на романтическом озере. Здесь есть виллы модельера Версаче, актера Джорджа Клуни, автогонщика Михаэля Шумахера, который, кстати, символично выбрал такое местоположение, куда нельзя добраться на автомобиле (отдыхать так отдыхать!).

Прекрасные виллы озера Комо придают ему блеск и величие. Все они расположены близко к берегу, сады сбегают к озеру, которое является их центральным действующим персонажем. Все ориентировано на него: сама вилла, виды с разных точек сада, дорожки, проложенные вдоль берега. Хотя большая часть вилл находится в частных руках, и любоваться ими можно только через высокий забор, некоторые из них открыты для посещения.

Вилла Карлотта (Villa Carlotta), самая неитальянская из них, является и наиболее посещаемой. Строительство ее началось в конце XVII века миланским банкиром, а сад преимущественно относится к веку XIX. Именем она обязана своей владелице Марианне Нассаусской, жене Альберта Прусского, которая подарила эту прекрасную виллу в качестве свадебного подарка своей дочери Шарлотте.

Итальянская часть примыкает непосредственно к дому, здесь есть все знакомые элементы: фонтан в центре, симметрия, грот, перголы-проходы, завитые растениями, цитрусовая аллея. Но славится вилла своей неитальянской частью, наполненной самыми разными цветами, которые рассажены на разных уровнях склона, сбегающего к озеру.

Особенно знаменита она азалиями и рододендронами, цветущие облака которых в апреле месяце превращают ее в фантастически яркое зрелище. Прекрасны цветочные клумбы, на которых итальянцы смело сочетают самые разные несочетаемые цвета, к ужасу и восторгу англичан. Например, ярко-оранжевые тюльпаны и небесно-голубые незабудки.

Несмотря на свой неклассический во многих отношениях характер, вилла Карлотта очень красива. Кстати, в отличие от других подобных мест, здесь есть даже специально оборудованное для пикников место, высоко на холме, с прекрасным видом.

Более классической и гораздо менее посещаемой является Вилла дель Балбьянелло (Villa del Balbianello), недавно ставшая всемирно знаменитой благодаря короткому, но бесспорно самому красивому эпизоду в новом фильме «Звездные войны». Вилла была построена в конце XVIII века для очередного кардинала и сохранила все основные элементы традиционного стиля итальянских садов. Находится она на мысе, далеко вдающемся в озеро, так что с трех сторон окружена водой. Добраться до нее можно или на лодке, или пешком.

Такое местоположение делает окружающие виды главным украшением сада. Где бы ты ни находился, фантастической красоты вид на озеро и горы гарантирован. Особенно привлекательна беседка-лоджия в парке, состоящая из двух комнат – музыкальной и библиотеки – соединенных красивым переходом. Этот переход увит вьющимися растениями и расположен так, что с него открывается вид на обе стороны озера. Именно эта беседка и «прославилась» как место, где любовь героев, уставших от звездных баталий, расцвела пышным цветом. Это неудивительно: неземная красота этого места и какое-то удивительное умиротворение здесь невольно располагают к самым высоким чувствам.

Замечательны и другие, совсем малоизвестные виллы озера Комо. В популярном среди англоязычных туристов городке Белладжо посетители могут прогулятся по парку Виллы Мелци (Villa Melzi). А маленький городок Варенна открыл для туристов сразу две. Вилла Монастеро (Villa Monastero) интересна использованием сжатого пространства, ее сад буквально прилепился узкой полосой к озеру. В Вилле Чипресси (Villa Cipressi) сегодня можно не только посетить маленький, но очаровательный сад, но и переночевать, так как она является гостиницей. Летом здесь можно приятно пообедать на улице, поварами она особенно не славится, но фантастический вид на озеро и приятный сад вокруг гарантированы.

Виллы озера Комо являются типичным образцом современного отношения итальянцев к своим садам. За ними ухаживают, стараясь поддерживать в старом классическом виде. Их не доводят до блеска, они должны навевать мысли о прошлом, так что некоторая запущенность зданий и садовых построек, камни, покрытые мхом, потемневший мрамор скульптур придают им задумчивость и историчность. Их широко используют для развития туризма в стране, индустрии, которая занимает все более важное место в экономике. Но они не стали хорошо упакованной туристической приманкой, в которой все направлено на удовлетворение вкусов иностранных обывателей и выкачивание из них денег. Они по-прежнему сохраняют свое первозданное величие.

Сады и парки Италии прекрасны, как и сама ее природа. Много тысячелетий человек и природа живут на этой земле бок о бок, постоянно взаимодействуя и влияя друг на друга. Сегодня даже ученые не всегда знают, где кончается естественная природа и начинается искусство. Н. В. Гоголь писал Жуковскому из Италии: «И неужели вы не побываете здесь и не поглядите на нее, и не отдадите тот поклон, которым должен красавице природе всяк кадящий прекрасному. Здесь престол ее». Действительно, дикая или созданная человеком природа Италии во всех ее проявлениях, будь то морское побережье Лигурии, горы Калабрии, лимонные рощи Сицилии, озера Ломбардии, оливковые рощи и виноградники Тосканы, сады и парки, раскиданные по всей стране, всегда прекрасна.

Многоликая, неповторимая, уникальная и полная парадоксов – такой предстает Италия перед тем, кто, набравшись смелости, пытается передать на бумаге суть ее загадочного очарования. Она проста, как сама жизнь: порой кажется, что нет ничего проще и понятнее. Она сложна, как тайна бытия: многие потерпели неудачу, разгадывая ее. В Италию влюбляются, как в женщину, ее домогаются и пытаются покорить любым способом. Она же щедро открывает свои сокровища перед всеми, беззастенчиво предлагая их тем, кто имеет смелость прикоснуться к ним. Открытие Италии – это всегда праздник души, услада сердца, томление духа. Писать о ней трудно, но и молчать нельзя.

У каждого она своя – Италия…