По холодному белокафельному больничному коридору бегом везут каталку, на которой лежит человек, накрытый простыней. Медсестра на ходу меняет опустевший флакон в штативе капельницы. Колеса грохочут по кафелю, быстро шаркают ноги в мягких туфлях. Из процедурной вышла медсестричка с подносом назначений, но отскочила в сторону, давая проехать каталке. Врачи деловито переговаривались:
– Быстрее!
– Операционная готова?
Лицо у человека на каталке грустное и безмятежное одновременно. Он молод, длинноволос, на нем – печать какой-то отдельности, или отделенности, сосредоточенной приподнятости над происходящим. Зовут человека – Солнце. Просто и ясно. Ну, конечно, в паспорте и прочих глупых и неважных бумагах написано что-то другое. Но этого не знает никто. Никто из тех, чье мнение интересовало бы самого Солнце.
Он спокоен. Сейчас он может видеть только круглые лампы на потолке, но это не имеет значения. Ничто не имеет значения. Лампы мелькают все быстрее и быстрее, пока не сливаются в сплошной белый поток…
От солнечных бликов на белоснежном мраморе перил слепит глаза. Саша даже прищурилась. Милая, светлая, будто сама солнцем умытая девочка Саша поднимается по монументальной лестнице университета. Лестница ведет туда, где гудит беспокойный рой абитуриентов. Сейчас решится, кто из них станет избранным, надеждой страны, предметом гордости родителей и учителей, а кто отправится восвояси несолоно хлебавши пополнять ряды неквалифицированной рабочей силы.
Каждый из толпы был возбужден и старался оказаться поближе к стендам с названиями факультетов. Вдруг прошелестел говорок:
– Несет! Несет!..
В холле появилась дама-секретарь со списками поступивших. Внушительный бюст дамы, декорированный нейлоновым жабо, как нос ледокола рассекает гудящую толпу абитуриентов.
– Дорогу, дорогу, дайте дорогу… Товарищи абитуриенты, не толпитесь… Мы никого не забыли…
Дама крепит списки к стендам. Абитуриенты сперва благоговейно, а потом все более настойчиво пытаются заглянуть через плечо секретарши. Толпа напирает. Тогда невозмутимая на первый взгляд дама оборачивается и рявкает:
– А ну! Два шага назад! И раз, и два!
Начищенные гуталином громоздкие башмаки, потрепанные китайские кеды, модельные туфельки на платформах, разноцветные босоножки и даже одни кирзовые сапоги по команде отступают: раз, два.
А дама, снова приняв невозмутимый вид, напутствует:
– Кто не поступил – трудовая практика еще никому не вредила. Информация о курсах – на стенде. Аптека с валерьянкой – за углом.
Нежный кудрявый юноша в толпе тут же свалился в обморок.
– Расступитесь!
– Дайте воздуха!
– Воды!
– Портвейна! – высказался шутник, но его дружно осудили взглядами. Парни вытащили кудрявого из толпы, а толстая девушка с тонкой косицей начала нервно плакать. Дама-секретарь внушительно глянула на плаксу:
– А кисейным в университете вообще делать нечего!
Покойно покачивая крутыми бедрами, дама-секретарь ушла, а толпа в едином порыве бросилась к стендам.
Войдя в вестибюль, Саша растерянно замешкалась. Она испуганно засмотрелась на кудрявого юношу, которого аккуратно оперли о балясины лестницы, но тут толпа подхватила ее и понесла к стендам.
Сразу несколько указательных пальцев елозили по списку.
Толпа прижала к Саше Герду – веселую девушку в расшитой цветными нитками и бусинами рубахе, вытертых джинсах, с ленточками в распущенных медно-кудрявых волосах. На рубахе «регалия» – значок с группой «Битлз». На груди – ожерелье из мелких монеток. Герда зацепилась волосами за Сашину золотую сережку-самоколку, дернулась в сторону, ойкнула от боли:
– Ой, подруга, отцепись!
– Извините, я не нарочно. – Саша попыталась выпутать сережку из буйной Гердиной пряди, но получилось не сразу – только совместными усилиями девушки освободились друг от друга. Герда обернулась к напирающей толпе, прикрикнула строго:
– Потише там! Заслуженную абитуриентку раздавите!
И вот уже Сашин палец скользит по списку, останавливается… Саша издает сдавленный радостный крик: «Ура!»
Счастливая Саша выбиралась из толпы, когда холл мединститута пересек адмирал с фуражкой в руке. Он был по-военному подтянут, собран. На лице – никаких эмоций. Саша проводила его взглядом – все же нечасто приходится видеть адмиралов, тем более в университете.
А в холле появился профессор – погруженный в свои мысли, с растрепанной прической, разбухшей от бумаг папкой под мышкой. Профессор грустно и почему-то немного виновато смотрел вслед адмиралу. Тот легкой походкой сбежал со ступеней. Профессор окликнул адмирала, но он махнул рукой и, не оглядываясь, вышел. Профессор всплеснул руками, бумаги из его папки выпали и разлетелись по полу: заключения, ленты кардиограмм.
Саша тут же подскочила к профессору – помочь:
– Здрасьте! А вы меня помните? – заулыбалась она, собирая бумаги.
Профессор нахмурился, растерянно помотал головой, даже не глянув на Сашу. Но Саша не унималась – радость распирала ее:
– А я вам экзамен сдавала!
Профессор хмуро забрал у Саши бумаги и, даже не поблагодарив, проворчал:
– Поздно, девушка, поздно. Через год приходите.
– Да я поступила! – улыбнулась несообразительности профессора Саша.
Профессор равнодушно кивнул:
– А-а… Ну, тогда первого сентября приходите.
Профессор пошел прочь, а Саша удивленно посмотрела ему вслед, не понимая, как и почему профессор мог не разделить ее радость.
Саша заметила Герду, которая уселась прямо на ступеньках мраморной лестницы. Герда заглянула в пустую пачку от болгарских сигарет «Родопи» и скомкала ее. Саша поравнялась с Гердой, та окликнула:
– Эй, курить не будет?
Саша застенчиво улыбнулась, мотнула головой:
– Я не курю.
– Хреново, – прищурилась Герда.
Она скептически посмотрела на кудрявого юношу. Он уже оправился от обморока, но теперь никак не мог решиться подойти к стендам. Юноша решительно направился к спискам, но на полпути остановился, возвратился к лестнице. Герда хмыкнула, спросила Сашу:
– Ну чего, поступила?
Саша радостно кивнула:
– Поступила!
– Клёво, – безмятежно улыбнулась Герда. – А я опять… Как фанера… В пятый раз… или нет, в шестой… – Герда пыталась сосчитать, загибая пальцы. – Политех, пед, «керосинка», универ вот… А, ладно! В следующем году во ВГИК пойду! Может, там возьмут. А пока гуляю. Завидуй! Меня, кстати, Гердой зовут.
– А меня – Саша, – вежливо сообщила Саша.
– И ты не куришь, – иронично заметила Герда.
Саша пожала плечами, и тут ее осторожно дернул за рукав кудрявый юноша.
– Д-девушка, – заговорил он, слегка заикаясь и краснея, – из-звините, а у вас л-легкая рука?
– Не знаю… Не жалуюсь вроде бы, – растерялась Саша.
– Эт-то хорошо! В-вы не могли бы п-посмотреть для меня… ну, т-там, в списках, фамилию Иванов. Я сам как-то не решаюсь…
– Конечно!
Саша снова побежала вверх по ступеням, снова ввинтилась в толпу. Юноша демонстративно отвернулся.
Саша подпрыгивала, выглядывая поверх голов. Кроме нее в толпе почти синхронно подпрыгивали еще несколько абитуриентов.
– Молодой человек! – крикнула Саша.
Юноша испуганно обернулся.
– Здесь два Ивановых!
Юноша страдальчески нахмурился и побрел к лестнице:
– Я так и знал. Все кончено…
Но Саша побежала за ним:
– Да погодите! Ну куда же вы! Они оба зачислены!
– Что? – юноша обернулся.
– Зачислены, говорю! Оба Иванова!
И тогда наконец юноша расплылся в широкой мальчишеской улыбке, подскочил к Саше, подхватил ее на руки, закружил по вестибюлю. Саша взвизгнула от неожиданности:
– Ай, пустите! Сейчас же отпустите меня!
А юноша, аккуратно поставив Сашу на пол, прошелся колесом и бросился вниз по лестнице. Оторопевшая Саша смущенно одернула короткую юбочку. Юноша, уже открывая дверь, помахал Саше на прощанье:
– Спасибо, милая девушка!
Герда, наблюдавшая за Сашей и юношей, одобрительно показала Саше большой палец.
Вот так и стала Саша студенткой.
Вприпрыжку, напевая, идет Саша по солнечному городу. А город живет своей жизнью. Как ни странно, вся эта жизнь – веселая и разнообразная – проходит в очередях. У памятника Неизвестному солдату выстроилась очередь женихов и невест – возлагать букеты из желто-солнечных шариков астр и хризантем. У магазина на улице Горького выстроилась очередь за марокканскими апельсинами – счастливцы отходят с авоськами, раздутыми маленькими солнцами. А возле школы очередь пионеров, усаживающихся в автобус с табличкой на лобовом стекле: «Осторожно, дети!», уезжают в лагерь. На пилотках у детишек нашивки-солнышки. Белые рубашечки с погончиками, васильковые юбочки и шорты.
Саша подходит к учительнице:
– Здравствуйте, Тамара Ивановна!
Учительница отвлеклась от пересчитывания подопечных, улыбнулась:
– Ну как, Саша, поступила?
– Поступила, Тамара Ивановна!
Учительница решила не упускать подходящий воспитательный момент, обернулась к любопытствующим пионерам:
– Вот, слышали? Если будете учиться так же хорошо, как Саша, тоже поступите в институт! – Учительница одернула мальчишку, который пытается украдкой усадить зеленую гусеницу на воротник красивой девочке. – Сёмушкин! Саша вот так никогда не делала!
Сёмушкин исподтишка показал Саше язык. Саша не удержалась и ответила тем же.
А учительница обняла Сашу:
– Ну, все, ты теперь – взрослый человек! Поздравляю!
Саша тихо призналась:
– Только страшно немножко.
Учительница мягко улыбнулась:
– Ты даже не представляешь, какое у тебя сейчас счастливое время! Вся жизнь перед тобой! – Учительница поцеловала Сашу в макушку и неожиданно строго добавила: – Ты там, в университете, смотри, школу нашу не позорь!
– Не буду, – легко пообещала Саша и пошла домой, а учительница вернулась к разбегающимся подопечным и стала хлопотливо загонять их в автобус.
Саша идет мимо расчерченных на асфальте возле школы «классиков» и, чтобы отвлечься от мыслей об ушедшем детстве, скачет по меловым клеткам на одной ноге.
В проходном дворе, между прочим, тоже очередь. Девочки выстроились, чтобы чинно, друг после друга прыгать через скакалку, которую вертят две подружки, а мальчишка подбежал и стал дурашливо подражать девочкам. Те прогнали хулигана, и он помчался запускать воздушного змея.
Саше под ноги выкатился мяч, который гоняла детвора. Не удержавшись, она от всей души зафутболила мяч носком своей взрослой туфли и тут же услышала возмущенное:
– Ну, тетя!!!
Саша удивленно оглянулась, но тут же поняла, что «тетя» относится именно к ней. Она смутилась, пробормотала:
– Ой, девочки, извините! Я сейчас! – и с виноватым видом побежала за угол дома – туда, куда укатился желтый, как солнце, мячик.
Саша обогнула дом и вдруг увидела, что мяч держит на одном пальце молодой человек. Он длинноволос, одет в диковинную, зашнурованную тесемками яркую рубаху, широченные вытертые джинсы и жилет из видавшей виды кожи, весь в разноцветных заплатках.
Саша помедлила в нерешительности. Она не смогла бы объяснить, что ее смущало в молодом человеке. Не одежда, нет. Хиппи она видывала и раньше. Они регулярно собирались на Пушке. Вот и Герда, с которой Саша познакомилась сегодня утром… Скорее Сашу смутило, что молодой человек ей очень понравился. Вот так прямо в первого взгляда взял и понравился. И даже не потому, что был очень красивым. Хотя он действительно был очень красивым. А вот какое-то у него было выражение лица… Среди Сашиных знакомых ни у кого не было такого. В нем – абсолютная уверенность… нет, не в завтрашнем дне, как у любого порядочного комсомольца, а в настоящем моменте. И печать какой-то отдельности или отделенности – Саша не поняла, – сосредоточенной приподнятости над происходящим. И еще – взгляд. Молодой человек так посмотрел на Сашу, что она вздрогнула, и как-то незнакомо заныло внизу живота. Словом, Саша растерялась. А молодой человек прокрутил мяч на пальцах и протянул ей.
У Саши неожиданно сорвался голос, и она жалко пискнула:
– Спасибо.
А молодой человек сверкнул взглядом и заговорщицки сообщил:
– Вот так все и начинается.
И ушел, а Саша только крикнула ему вслед:
– Что начинается-то?
Но он не ответил, а тут и возмущенные дети налетели:
– Эй, это наш мяч все-таки!
Саша очнулась от их голосов и поспешила домой.
В чинном «сталинском» дворе – с коваными воротами, газоном и фонтаном посередине гуляют бабушки с малышами – у подъезда, открыв капот надраенного до зеркального блеска черного «ЗИМа», возится в моторе водитель. Поравнявшись, Саша вежливо поздоровалась:
– Здравствуйте, Николай Иванович!
– Здравствуйте, Александра Владленовна! Ну что, поступили?
– Поступила!
– Молоток! Поздравляю!
Он протянул согнутую в кисти запачканную маслом руку. Саша улыбнулась, пожала запястье.
– Спасибо!
– Ну, бегите домой. Отец-то небось как на иголках. Говорит, дождусь Саньку, потом только поедем.
И Саша забежала в подъезд.
Она вошла в холл просторной «номенклатурной» квартиры: бархатные портьеры с «бомбошками» украшали двери, натертый паркет деловито сиял, картины по стенам рассказывали про моря и парусники и хвастались друг перед другом золочеными рамами. Саша с наслаждением сбросила «взрослые» лаковые туфли на платформе, размяла пальцы на ногах и удивленно прислушалась: тишина. Саша прошла по коридору – везде тихо. Саша озадаченно позвала:
– Мама! Папа! Вы где?.. Эй, родители?! Я поступила, между прочим!
Вконец растерянная Саша открыла дверь столовой и услышала дружное:
– По-здра-вля-ем!
На пороге просторной комнаты – сияющие родители: папа в сдержанно-щегольском синем костюме и галстуке, мама в кримпленовом платье с камеей у ворота и серьезный, холодно-красивый молодой человек с тщательно прилизанным пробором.
За ними виден большой круглый стол, покрытый нарядной скатертью. На столе – торт с монументальными розами, фрукты в вазе, коробка импортных конфет «Вишня в шоколаде», бутылка вина и хрустальные бокалы.
Мама бросилась обнимать-целовать Сашу, а счастливый папа усмехнулся, обращаясь к молодому человеку:
– Вот, Вадька, теперь у тебя невеста будет с высшим образованием.
– Да, это очень прекрасно, – чинно ответил Вадим.
Бдительная мама тут же оторвалась от Саши и строго заметила:
– Вадик, нельзя говорить: очень прекрасно. Это неграмотно.
– О! Педагог! – хмыкнул папа.
– Да, Антонина Анатольевна, вы абсолютно правы. Мне стоит еще немало поработать над своей речью. – Вадим уставился прозрачным взглядом на маму, а потом перевел его на Сашу. И она почему-то опустила глаза.
А деятельный папа принялся открывать бутылку вина.
– Ага, правильно, Вадька! Вот распределят тебя в Африку мартышек гонять – будешь над речью работать. Смотри только, чтоб тебя там не сожрали! – И папа жизнерадостно засмеялся.
Вадим вежливо, как, впрочем, и всегда, улыбнулся шутке будущего тестя.
Вдруг Саша растерянно отстранилась от мамы, посмотрела на стол, на празднично принаряженных родителей и жениха:
– Подождите-ка… Я что-то не понимаю – вы что, знали заранее?
– Что, Сашенька, знали? – прощебетала мама.
– Конечно знали! – перебил ее папа. – Небось отец не последний человек в городе! Ну, давайте по-быстренькому к столу. А то у меня заседание райкома в двенадцать.
Но Саша упрямо сжала кулаки:
– Нет, подождите! Я хочу знать!
– Сашенька, ну что ты! – захлопотала мама, почуяв неладное. – Ну, не капризничай! А что ты хотела? Мы ведь тоже волнуемся. Конечно, папа договорился, чтобы ему сообщили…
– Может, вы и о моем поступлении договорились?!
Тут еще и Вадим решил вмешаться:
– Алексаша, ты зря сердишься, – начал он вкрадчивым бархатным голосом. – Ведь это, наоборот, очень прекрасно… то есть, извините, Антонина Анатольевна… это хорошо, если у родителей есть возможности…
«Тебя кто спрашивает», – в уме разозлилась Саша, а вслух крикнула:
– Да мне не нужны их возможности! Я сама хотела!
Мама хлопотливо замахала руками:
– Да ты сама, конечно сама, мы только чтобы подстраховать! Ты же знаешь, какой конкурс! Никто же не говорит ничего…
«Только не зареветь! Только не реветь! – командовала сама себе Саша. – Ведь правда глупая какая! Сидела, зубрила до мотыльков в глазах. И ладно – не жалко, но ведь как теперь в глаза ребятам смотреть, которые сами поступили! Надо было как Ирка Фоминова! Родители заставляли ее в универ, на филфак: факультет невест, договорились там: папа Иркин – директор универмага, а Ирка тишком-молчком – и в театральный пошла! Вот и правильно! А ее, Сашу, как котенка обманули!» – И предательские слезы все-таки навернулись на глаза:
– Может, вы думаете, что меня вот так обманывать можно?! Как… как котенка?!
Почему именно «котенка», Саша не знала. Наверное, потому, что котят всегда жальче. Родители переглянулись.
– Сашенька, – осторожно улыбнулась мама, еще надеясь сгладить ситуацию, – давай это вот все потом… А сейчас нужно праздновать.
– Вы всегда знаете, что нужно, что не нужно!! – в сердцах бросила Саша и выскочила из комнаты.
«Ужасно невежливо», – подумала она, но иначе разревелась бы, а при Вадиме этого делать совсем не хотелось. Новые взрослые туфли надевать не стала, влезла в привычные босоножки и хлопнула дверью.
Родители и Вадим помолчали. Мама первой нарушила тишину:
– …Но мы тоже молодцы. Надо было хоть сделать вид… – Пригорюнившись, она накрыла нетронутый торт коробкой, принялась убирать со стола.
А папа неожиданно обрадовался, хитро подмигнул жене:
– Огонь-девка! Вся в меня!
Вадим вздохнул, глянул на часы:
– Вы извините, что не смогу больше с вами праздновать: у меня распределительная комиссия на кафедре.
– Давай-давай, Грибоедов ты наш, надежда советской дипломатии.
Вадим раскланялся и ушел.
Мама устало присела на стул:
– Ну, вот и куда она побежала?
А папа подошел к ней, обнял, похлопал по спине. Синтетический кримплен наэлектризовался и ударил током. Папа ойкнул, отдернул руку.
Отпраздновали.
На город спустился вечер. Саша с булкой в руках устроилась на берегу пруда и попеременно то сама кусала булку, то крошила ее лебедям.
Лебедь-самец красовался перед самочкой. Красное солнце садилось в кроны деревьев. И Саша, вытерев тыльной стороной ладони последнюю слезинку, неожиданно передразнила:
– Вот так все и начинается! Можно подумать!
А почему вспомнила? И сама не знала.
Лебедь томно покосился на Сашу круглым глазом.
Вдруг за спиной раздался голос Вадима:
– Akvila non captad muskas!
Саша вздрогнула, обернулась и тут же состроила независимое выражение лица:
– И как же ты меня нашел?
– Орел не ловит мух. Интуиция и логика. Помнится, в прошлый раз, когда ты поссорилась с родителями, я нашел тебя здесь же… Нет, на другом берегу!
Саша едко усмехнулась:
– Какая проницательность!
– Обрати внимание: самцу достаются лучшие кусочки, а его самке – что придется!
– Спасибо, естественный отбор я уже проходила.
Вадим засмеялся:
– А знаешь, твой отец прав.
– Насчет чего?
– Вы с ним очень похожи.
– Неправда! – Саша вскочила с травы.
Вадим тут же галантно снял пиджак и набросил на Сашины плечи:
– Зачем праздник испортила? Родители за тебя радовались.
– Они за себя радовались, – надула губы Саша.
– Мама твоя небось дома валерьянку глотает… – не унимался Вадим. – А Сашечка пофыркала и уточек кормит. Стоит не только о себе думать, Алексаша.
Саша сердито помолчала, а потом вдруг спросила:
– А ты думаешь, я сама не смогла бы поступить?
– Думаю.
– Считаешь, я глупая для этого?
– При чем тут: глупая, умная! Здесь играют по другим правилам. Договариваются, просят. Ты – мне, я – тебе, и тут вдруг: здравствуйте! Девочка-максималистка с барабанным боем! Да будь хоть семи пядей во лбу – кто тебя пустит?
Саша глянула на Вадима почти с ненавистью:
– Но это же несправедливо, нечестно, подло по отношению к тем, кто просто так, сам добивается!
– А кто просто так? Александра! Их нет! Которые «просто так», те вон где… – Вадим показал на мороженщицу в конце аллеи, на дворника с метлой, – …и то неизвестно! Эх, Александра – Александра… Сними розовые очки. Очнись. Детство кончилось. Пора взрослеть!
Саша сникла:
– Противно…
– Не противно, а правильно.
– Противно, что так – правильно.
– Ладно, хватит капризничать. Пойдем.
– Никуда я не пойду. – Саша стащила с плеч пиджак, сунула Вадиму.
Вадим улыбнулся с явным подвохом во взгляде:
– Что, и на «Генералов песчаных карьеров» не пойдешь?
– На «Генералов»?! – Глаза у Саши округлились, в них заплясали веселые щенячьи искорки.
Вадим аккуратно отряхнул невидимые пылинки с пиджака, надел его и скромно кивнул:
– Ну, есть у меня пара билетов. На факе распределяли – активистам, отличникам… Так ведь не купишь – люди у касс с ночи стоят.
Саша замерла в радостном предвкушении, а Вадим наслаждался игрой:
– Нет, если не в настроении, конечно, не стоит идти…
Саша шутливо стукнула Вадима:
– Самому тебе «не стоит»! Вадька, какой ты молодец! Хоть и активист и отличник!
И, подхватив Вадима под локоть, тут же забыв о своих переживаниях, Саша устремилась на аллейку.
Лебедь на середине пруда, будто в восторге, захлопал крыльями.
Желающие попасть на «Генералов песчаных карьеров» заполонили всю площадь перед «Художественным». К кинотеатру подкатил черный «ЗИМ», отражающий в зеркальных боках заходящее солнце. Народ, толпящийся на площади, уважительно расступился. Дверцы «ЗИМа» распахнулись, из него вышел Сашин папа. Подхватив маму под руку, он торжественно прошествовал к входу мимо длиннющей очереди у касс.
– Вот, Тонечка, обрати внимание, какая у нашего народа тяга к культуре! – удовлетворенно отметил он.
– Дождик не польет, как думаешь, Владик? – интересуется мама, поглядывая на небо.
– Я велел – Иваныч подождет. Куда ему спешить, – успокоил супругу папа.
А с другой стороны к кинотеатру подошли Вадим и Саша. Отделившись от строгой девушки, к ним подбежал худой взволнованный молодой человек:
– У вас случайно нет лишнего билетика?!
– Билеты – в кассе, молодой человек, – строго поднял брови Вадим.
– Извините, у нас только два… – смущенно добавила Саша.
Вадим повел Сашу дальше, а к кинолюбителю, озираясь, подошел мужчинка с бегающими глазками. Он поманил бедолагу, отвернув полу своего пиджака. Во внутреннем кармане пиджака белели заветные билеты.
Вдруг у входа в кинотеатр Саша заметила родителей. Те явно кого-то поджидали.
– Папа? Мама? – Заподозрив заговор, Саша испытующе глянула на Вадима. Тот принялся поспешно оправдываться:
– Честное слово, Алексаша, билеты мне на кафедре дали!
Саша хмуро прищурилась:
– Я помню. Как активисту и отличнику.
А родители, увидев Сашу, радостно устремились ей навстречу.
– Санечка! Какая неожиданность! – фальшиво щебечет мама. – Вы, оказывается, тоже в кино собирались! Вот и мы… Надо же…
– Хоть в кино встретились, – обиженно выговаривает папа. – Дома-то с родной дочерью не поговоришь! Расфыркалась, понимаешь!
– Алексаша просто пошла погулять! – решил «выручить» Сашу Вадим.
Папа рассердился:
– Слушай, может, ты не Грибоедов, а адвокат Плевако?
Мама прихватила папу под локоть, значительно посмотрела на него.
– Да ну вас! – махнул рукой папа.
А мама все пыталась сгладить обстановку:
– Папа имеет в виду: ты, Сашенька, так быстро ушла… погулять, что не узнала главного – мы же подарок тебе сделали.
Саша настороженно посмотрела на маму:
– Какой еще подарок?
– Подарок за то, что… – мама подчеркнула с нажимом, – …ты сама поступила в институт!
Саша хмыкнула:
– И что за подарок?
Мама глянула на папу, изо всех сил изображающего невозмутимость, и объявила:
– Путевка в Болгарию! На две недели!
Саша восторженно взвизгнула:
– Класс!!!
Мама и папа переглянулись с мягкими улыбками.
– И когда едем? – Саша сияла, совершенно забыв о подозрениях и обидах.
– Не едем, а едешь, – торжественно заявил папа. – Са-мо-сто-ятельно!
Саша бросилась обнимать родителей. Ну, что ж, она и так пребывала в грустных раздумьях гораздо дольше, чем когда бы то ни было в своей короткой еще жизни. Может, Вадим и прав: нужно жить по правилам. Тем более, что все так прекрасно и все вокруг такие хорошие! Мама даже прослезилась от радости, Вадим благостно улыбался. Папа хмурился с притворной строгостью, но Саша знала, что в душе он уже размяк от нежности. Папа освободился от Сашиных объятий:
– Ладно, чего там. Идти пора, а то без нас начнут.
Саша еще раз напоследок чмокнула папу в щеку:
– Все-таки какие вы у меня хорошие!
– Во-во… – проворчал папа.
– Не из-за Болгарии! – заверила Саша.
– Угу… – недоверчиво кивнул папа.
Зал кинотеатра переполнен. Саша с родителями и Вадимом пробрались на свои места. Вначале Вадим сел рядом с Сашей, но мама, покосившись на них, попросила шепотом:
– Вадим, ты не против поменяться со мной местами? Мне отсюда плохо видно!
Вадим удивленно глянул на зрителей впереди: перед мамой – лысенький плюгавый дядечка, голова которого еле виднеется из-за кресла, а перед ним – дородная бабища с «халой» на полэкрана, но послушно пересел.
Саша разгадала мамин маневр: боится, а ну как вдруг Вадим сойдет с ума и станет вести себя, как другие мальчики в кино, – Саше об этом рассказывали подружки. Если честно, Саше было очень любопытно: как это они не стесняются целоваться, а может, и кое-что еще, когда в зале столько народу? Интересно было бы попробовать, но Вадим всегда вел себя прилично, даже когда родителей не было рядом, а просить не станешь ведь… Саша хихикнула, мама строго посмотрела на нее и внимательно уставилась на экран.
Перед фильмом пустили журнал «Новости дня». Бодрый диктор рассказывал, что советская молодежь гневно осуждает некоторых своих представителей, увлекшихся тлетворными западными влияниями. Тлетворные влияния были представлены в виде «балдеющих» на сейшене прихиппованных юношей и девушек. Взамен советской молодежи предлагались достойные формы проведения досуга: освоение новых увлекательных специальностей, например – комбайнера, штамповщика, штукатура. Вдохновенные лица рабочих, занятых этим полезным трудом, должны были выгодно отличать их от развязных «хипарей».
– Жалко, – вздохнула мама, – я думала, «Ну, погоди!» перед сеансом покажут.
Но папа успокоил ее:
– Надо проявлять понимание, Антонина.
Вдруг рука Саши дернулась к шее. Она испуганно обернулась.
В кресле за Сашей сидел тот самый длинноволосый молодой человек. Он легонько дул Саше в шею, развевая дыханием ее светлые кудряшки.
Саша обомлела: полный кинотеатр народу, рядом – родители, Вадим, а он еще и пальцем провел по Сашиной шее, как бы нежась в шелковистости ее прядки.
– Это вы?!! – шепотом изумилась Саша.
Молодой человек улыбался нежно и как-то… «нагло», – как определила Саша.
– Вот оно и началось.
– Да что началось?! – совсем растерялась Саша.
И тут вмешалась мама:
– Кино началось!
И правда – на экране пошли первые кадры знаменитого фильма.
Саша смущенно отвернулась от молодого человека с опасным взглядом, а мама строго заметила ему:
– А вы, молодой человек, прекратите разговаривать!
А он наклонился к Сашиному уху и тихо запел «Дом восходящего солнца»:
–«Мама, скажи своим детям, чтобы они не были такими, как я, иначе они проведут всю жизнь в доме восходящего солнца!»…
Саша замерла с восторженным страхом и любопытством, но в этот момент возле дверей возникли шорох и суета.
Саша повернулась туда: двери в зал распахнулись и, несмотря на сопротивление билетерши, в зал втиснулась длинноволосая компания.
– Куда! Безбилетники! – возмущалась строгая тетенька.
Но группа молодых людей уже растворилась в темноте.
– А ну, выходите! Кому сказано! – не унималась билетерша.
Счастливые обладатели билетов выкрикивали из зала:
– Не мешайте! Тише! Дайте кино посмотреть!
Скандал утих, Саша снова оборачивается, но… молодого человека за ней уже нет.
Саша погрустнела, съехала на кресле пониже, подперла голову ладошкой.
И не такое уж интересное это кино…
Напевая песню из фильма, народ потоком выливался из кинотеатра на прохладную вечернюю улицу.
Вышла и Саша с родителями.
– Какие чувства! И ведь все без рук! – восторгался папа.
А мама взволнованно обмахивалась веером с надписью «Привет из Крыма!»:
– На мой взгляд, слишком много жестокостей. Все-таки «Зита и Гита» помягче.
Вадим выбрал момент для разговора с Сашиным папой:
– Владлен Николаевич, мне предлагают общественную нагрузку в райкоме комсомола взять. Я посоветоваться хотел – вы как думаете?
– А что тут думать! – хохотнул папа. – Дают – бери! Ты по комсомольской линии, знаешь, как пойдешь: мы тебя не догоним! Я могу поговорить с людьми в райкоме.
Саша, глядя на мужчин, тоскливо вздохнула: скучно.
– А я мороженого хочу… – попробовала она покапризничать.
Мама вынула из сумочки рубль:
– Пойди купи всем.
Саша хмыкнула, направилась к тележке мороженщицы.
А Вадим, кажется, и не заметил, что она ушла, продолжал «мужскую» беседу:
– Да, но, Владлен Николаевич, это может помешать аспирантуре. Понимаете, если добросовестно заниматься и тем и другим…
– Да что твоя аспирантура против райкома! – махнул рукой Сашин папа.
Саша стояла в очереди. К ней подскочила невесть откуда взявшаяся Герда.
– Ой, некурящая! Привет!
Не дожидаясь ответа, Герда схватила Сашину руку и высыпала ей в ладонь мелочь.
– На все возьми. – Герда затянулась сигаретой, и Саша на всякий случай глянула: не смотрит ли в их сторону мама – нравоучительных бесед потом не оберешься! Но мама, к счастью, что-то внушала Вадиму. Наверное, снова сказал «очень прекрасно» или «имеет место быть».
– Ты тоже была в кино? – поинтересовалась Саша.
– Не я, а мы, – гордо сообщила Герда. – Слышала, как билетерша на нас орала?
– А… вы – это кто? – не поняла Саша.
– Мы – это «система»! – торжественно объявила Герда.
– Какая система? – удивилась Саша.
– Хиппи! – гордо заявила новая Сашина знакомая. Она показала Саше на стоящую поодаль компанию длинноволосых, причудливо одетых молодых людей, которых опасливо обтекала толпа.
– Краснодарская система за винилом приехала.
Саша кивнула, сделав вид, будто поняла все, что сказала Герда, и вдруг изумленно ахнула: площадь перед кинотеатром пересекал тот самый загадочный молодой человек. Он на ходу кивнул «системе», а заметив Сашу, помахал ей рукой и улыбнулся особо.
– Ты что, Солнце знаешь?! – удивилась Герда.
– Солнце?! – «Ага, видимо, его так зовут. „Солнце"»… Да, собственно, никак иначе его звать и невозможно. Именно Солнце…» – Н-ну… немного, – промямлила Саша. – А он тоже из вашей «системы»?
– Солнце – сам система, – мечтательно призналась Герда, провожая того нежным взглядом.
На площадь пришли еще двое длинноволосых парней и, поздоровавшись с краснодарскими собратьями, направились к Герде. Герда кивнула Саше: