01. Геоподоснова

Как ни странно, самой большой проблемой оказались ботинки. Нормальных сапожников на Теплаке не было, все мастера норовили шить модельную обувь. На Китай-Городе евреи драли втридорога, а хитрованы хоть и предлагали нулёвую обувку, ещё старого времени, со складов, но стоила она как крыло от самолёта. К тому же за хорошие коркораны запросто могли пристукнуть за гаражами, а при покупке никто не гарантировал, что нитки не погнили. И что? А то, что на заброску Ваня пошёл в валенках с калошами, как дурак. И одну калошу потерял.

Именно на этот бункер Филин возлагал особые надежды: здесь царила великая сушь. В шкафчиках он даже нашёл вполне живые, почти не ношенные берцы, но на два размера меньше нужного. Боты тут же хищно цапнул Рамен, которому они были на три размера велики. Мол, на носок носить стану.

Теперь обломавшийся Филин глухо матерился, подставляя покрытые скверной руки под кран. За вычетом дизелей и вентиляции в бункере работало почти всё, даже вода была. Скорее всего. Во всяком случае, труба издавала гулкие предсмертные хрипы, и вот уже забулькало, и в этот момент древний охотничий инстинкт отбросил Ваню прочь от раковины. Тотчас в белую эмаль ударила густая ржавая струя, размётываясь по сортиру вонючими брызгами. Запахло дерьмецом. Обтекая, Филин поразмыслил, что хуже ему уже не будет, потому что и так весь покрыт скверной поверх одноразового комбеза. Он принялся мыть руки- вода уже светлела. И даже мыло есть!

Через десять минут Ваня, сменивший комбез, был чист и свеж, и почти не пах трупом. Тот, кто собирал здешних мертвецов, был лентяй и чистюля, никого не обыскал. В результате Филину пришлось переворошить целую гору скверны. Конечно же, в одиночку- Рамен предсказуемо откосил от сомнительной чести.

Все, поголовно все были больны Румынским смехом первойволны- видно по синеватым негниючим прионным нитям в основании черепа. Но померли не от смеха, а от эктоплазмоза, спорами которого был обильно заражён бункер. Филину обе заразы были по барабану, потому что у него был нормальный медицинский модуль, а вот древнему Рамену с его отсталым железом Ваня с удовольствием вколол конскую дозу убитой эктоплазмы в тыльную часть организма. Зелье было на масляной основе, и старичина орал, как потерпевший.

Железо у мёртвых стояло антикварное, и даже не у всех. Гемофильтры, такие здоровые гильзы латунного цвета, в бедренной артерии, модели "мой любимый тромб". Процессоры аж с кулак, с гравированным Железным Львом. Медблоки с прозрачными стеклянными картриджами. Пустыми. Всё такое красивое, тёпло-ламповое - и такое бесполезное...

По результатам обыска Ваня получил несколько связок ключей, в том числе и от вожделенного второго блока. На той же связке был ключ от третьего камерона. Вместо сокровищ Тутанхамона в камероне обнаружился сортир, в котором Филин теперь отмывался.

Помимо всякой забавной мелочёвки обнаружились два ржавых пистолета, все в жутких зеленоватых разводах. Один "Грач" годился только на запчасти, а вот ТТ-шку Филин планировал привести в чувство. Один ТТ у него уже был, но что-то вдруг захотелось побегать с двумя стволами, как Николас Кейдж в художественном фильме "Без лица".

Завернув вонючие трофеи в пищевую плёнку, Ваня направил стопы во второй блок, на склад, где счастливый Рамен копался в ветхих бумагах.

- Ванюша, ты даже не представляешь, что это... Раньше диггерьё могло за такие бумажки убить! Или страстно отдаться.- Рамен пытался шутить, но его колотило от возбуждения. Он даже нюхнул безбрежные сизые простыни схем и немедля звонко чихнул, подняв клубы едкой пыли. Редкие седенькие космы взметнулись и опали.

Филин поправил респиратор и угнездился поудобнее на скрипучем конторском стуле. Подумав, добыл из-под стола табуреточку, чтобы ноги закинуть, и перегнездился. Старого явно пробивало на потрындеть. А Филин что? На то и Филин, чтобы слушать. Время есть. Тем более что ни в бункере, ни в подходняке никого нет.

Иногда диггер начинал бесить, но Ваня напоминал себе, что один бы он спалился если не сразу, то на том, третьем датчике в вентстволе - уж точно. И слушать надо, потому что иначе старичина забухает, что на заброске - недобро. Рамен, воздев узловатый палец, изрёк:

- Это геоподоснова!

- Ну, за ней, собственно, и шли.- Филину как-то не передавалось стариковское волнение.- Повезло, конечно...

- Дурилка ты, Ваня! Вот, смотри, тут всё одно на другое наложено. Они под конец смотрели, что у них вокруг, наверху и внизу. Интересовались.- Рамен неприятно хихикнул в бороду.- Вот прямо над нами кабельник, чуть в стороне- похоже на метро, а вот эта штука, на секундочку, на отметке двести пятьдесят. А там- речка подземная.

- У нас есть подземные реки? Как в Чехии?- Филина учили быть приятным собеседником.

- Вы, наружные, такие все дикие!- Усмехнулся старый диггер.- Карста под Москвой нет, двадцать метров самый большой. Это обычная речка, убранная в коллектор. Чичорра!

Филин аж вздрогнул от неожиданного пиратского клича, но сообразил, что это название реки. Может, Чичёра какая-нибудь? Каррамба! Где-то через полчаса, нежно закруглив беседу, он пошёл смотреть, слушать и думать. Вслед ему из-за гермодвери высунулась клочная диггерская борода:

- Они неподъёмные! Три рулона схем этой геоподосновы!

- Да хоть десять. Жди меня, и я вернусь.- Когда Ваня сворачивал в коридор, в недрах склада что-то с оттягом шлёпнулось об пол, а Рамен победно простонал:

- Пять рулонов! Здесь ещё что-то из архива Мострансметрогипростроя! И папки!

- Только очень жди!

Филину было совершенно не понятно, что такого можно найти под землёй, чтобы задержаться здесь хоть на минуту дольше, чем нужно. Душно, пыльно. Хоть сухо, хоть мокро- попить не найдёшь. Путей отхода никаких. Мертвецы. Откуда у диггерья этот огонёк в глазах?

Обшитый железом коридор упирался в незапертую гермодверь технического отсека. Внутрь вела тропинка грязных следов, туда же шёл толстый, с руку, кабель- в недрах отсека пряталась водооткачка. Уже после гибели бункера некий геройский ликвидатор запитал насосы снаружи. Третий и шестой блок оставались незаражёнными, и дренаж был нужен. Сейчас там, за забутовкой, были склады и вроде бы до сих пор жили некие агорафобы. Оставалось надеяться, что туземцы не заметят внезапный расход воды и электричества.

В огромной тёмной дизельной знакомо пахло старым тленом. Со временем этот запах становится тонким и изысканным. Фонарь высветил титанические дизеля и генераторы, наполовину утопленные в бетон, цистерны для соляры и масла,- безнадёжно пустые,- и ещё много чего. Прежде всего побитую жизнью телегу-рохлю- вот на чём те рулоны к стволу везти! Железный трапик вёл наверх, на второй этаж к двери с надписью "дизелисты".

За простреленной с обеих сторон гермодверью обнаружилась слесарка со станками и верстаком. На столе стояли чашки, чайник, даже коврик у дверей имелся. Чай в открытой пачке был уже негоден- вот гадство! Мимимишное впечатление немного портила скверна на стуле в углу. Из разлезшейся чёрной груды желтели кости.

Филин уже сто раз работал под землёй, но от всего вот этого вот по-прежнему ощущал тянущую безнадёгу. Запертое изнутри бомбоубежище с неработающей вентиляцией. В подходняке слой грязи в палец. А ну-ка угадай, что там внутри? Если не затоплено- всегда одно, и этого не развидеть. А затопленное ещё и откачивать придётся- тоже работка...

А то ещё бывает, убежище- натуральный склеп, все ужасы ночи, а при этом мимо скверны в пыли подметена тропинка к водооткачке, и насосы- новенькие и работают. Потому что контракт, или потому что дренажка объекта общая с какими-то ещё живыми сооружениями... Ну, почти как здесь.

Логично, что последний в конце концов оказался именно у генераторов. Всех остальных этот невмиручий затейник аккуратно рассадил и разложил в кабинете начальника объекта, щедро залепив дверь скотчем.

Рамен считал, что чувак сошёл с ума, а Филин стоял за личные счёты и санитарию. Наверное, сидел тут, пока не остановился дизель. Может, даже дождался, пока сядут аккумы. Да всё одно же: вот пистолет, вот бурые брызги на стене.

До самого конца бедолага тянуть не стал- в уголочке мастерской нашлись маленький генератор и полканистры бензина. Филин возликовал, так как ненавидел физический труд. Впрочем, он и умственный недолюбливал. Пистолет Ваня прибрал, кстати. "Макаров" тоже сгодится, на халяву-то.

Дальше было просто. Тарахтел зловонный генератор, ныла лебёдка, плыли наверх по вентстволу любовно упакованные рулоны, а счастливый Рамен бухтел снизу в рацию, что не коридор, а ходок, причём грузовой ходок, и не отсек, а блок, причём технический. И учись, учись, салага, а то всю жизнь наверху просидишь.

Ночь. Первый глоток мерзоватого московского воздуха пленителен, сладок и бьёт по мозгам как спирт. В этом воздухе озон, запах снега, угольной гари и непременного дерьмеца- всего этого, кроме дерьма, внизу и близко нет.

Старый Рамен щурился, как кот, испытывая своё извращённое диггерское удовольствие. Он не раз говорил, что у диггера два кайфа: залезть в подземлю и вылезти из подземли.

Буквально через минуту после звонка во двор зарулил грузовой каракат из гаражей в Мамырях- любимая отработала чётко. Из пурги членистоногим ангелом спустился коптер с камерой, потребовал свежих аккумов. Тра в синем комбезе чортиком выскочила с водительского сиденья, мигом перещёлкнула летуну батареи, и только потом обняла Ваню:

- Филин, ты тупица. Ты у меня в кузове калошу посеял...

Коптер свечкой ушёл в метель- смотреть дорогу. Ещё через две минуты у неприметной вентиляционной отдушины в чреве мёртвого дома не было никого.

02. На районе

Со смелой Трой на каракате Рамен расплатился сразу по прибытии на район- не было резона впутывать деву в остальное. И делиться остальным тоже резона не было. Во мраке ночи, кряхтя и попукивая, они вдвоём с Филином перетаскали добычу в стариковскую берлогу в девятиэтажке, змеёй изгибавшейся через весь пятый микрорайон.

Тотчас диггер вежливо, но решительно выпинал Ваню прочь. Почёсывая репу, тот постоял под дверью и послушал, ожидая, видимо, какого-то бурного извращённого соития с чертежами, но старичина шуршал, чихал да мерзко скрипел карандашиком- в общем, занимался старой доброй архивной работой. Олдскульной аналоговой архивной работой, тёплой и ламповой. "Ну и хрен с тобой, золотая рыбка!"- позавидовал Филин и, закрутив лихую самокрутку, отправился домой, спать.

Три ночи- собачий час. На улицах Тёплого Стана никого, фонари тлеют вполнакала через один, а Филин идёт себе в пятне солнечного света: ближайшие фонари просыпаются, светят лучиком ему под ноги, а потом задумчиво глядят вслед, пока вновь не задремлют.

Бесконечные ряды девятиэтажек слитно сопят тысячами носов, в основном сопливых по зиме. В каждом подъезде непременно кашляет на кухне кто-нибудь древний и ветхий, вспоминая за кофием, как эти девятиэтажки были совсем-совсем другими. В которой было двенадцать, а в которой и все двадцать два этажа, и именно в эти верхние этажи чаще всего прилетало при артобстреле.

Панельные дома оказалось проще разобрать, чем чинить, к тому же панели были позарез нужны для устройства блокпостов и заграждений. Князинька решительно подстриг весь район под девять-десять этажей, а чтобы народ не тосковал, перекрыл дома деревянными мансардами-теремками. Город стал экзотичен, словно росли себе унылые советские строения, а потом все вдруг спохватились, вспомнив духовные скрепы, да и расцвели махровой грибной берендейщиной.

По конькам и наличникам весь Тёплый Стан стал густо покрыт резными-расписными сиринами, горгульями, шакти и лениными. Так князь трудоустроил до батальона беженцев, всех, у кого руки не из задницы. Бежали от румынского смеха, но, как известно, не убежал никто, и творчество выживших было донельзя сюрреалистично. Для многих сюжетов даже славно, что всё вырезано мелко и на уровне десятого этажа. Однако, теплостанские резчики теперь повсюду славятся. Как обычно, княжьи дела дали обильные причудливые плоды.

По другой стороне улицы в сторону метро брели, опираясь друг на друга, два Очаковских дембеля, ДД и Сугроб. Пышные аксельбанты на ушитой форме ослепительно сверкали в пятне фонарного света. Там, у метро, в круглосуточном "Му-му" можно было ещё добавить, и даже прилечь. Пьяные соколы радовались штатской свободе и истошно орали на людоедско-фашистский мотив: "Новые пого-оны - старая снаряга, В роте новый командир и новая прися-ага!"

Сверху, из фонаря, за ними телевизионно следил квартальный Силантьев, ухмыляясь в усы. Парни давно уже наработали на всяческие грозные кары, но Силантьев ещё отлично помнил свой собственный дембель, и продолжал попивать кофий на боевом посту.

03. Крокодилы ходят лёжа

Отоспаться Филину не дали, и дверной звонок сверлом ввинтился в висок. Только и успел, подобно Дракуле, вскинуть скрюченные длани, а бабушка уже приветливо впускала в прихожую Рамена, угрожая чаем и оладушками. На часах было восемь. Все были неприятно бодры. "Вот обрежу звонок, как есть обрежу" - с усталой тоской подумал Ваня.

В миру диггер Рамен смотрелся последним теплостанским бомжиком, прямиком из Красной книги: бородёнка, псивое голубенькое пальтецо с торчащим синтепоном, ушанка, какие-то чуни рвотные, палочка да непременная "хозяйственная сумка-тележка" пугающих размеров. Про неё старый нежно говорил, что "эти идиоты с ней в метро пускают". Очевидно, через сумку в метро попало много ранее в метро не виданного. Сейчас вместилище бугрилось острыми углами, а наружу торчали лом и хвостовик метрового сверла для перфоратора. Зрелище не обещало отдыха.

Так и вышло. Филин едва успел одеться да умыться, а Рамен с бабушкой уже и чаю попили, и оладушков поели, и о делах поворковали (он деликатно приглушил их канал), и собрали всё к выходу. Когда им надо, эти старики такие быстрые...

Филину выдали оладушек в пасть, тормозок с обедом- в рюкзак, и попутного шлепка в тыльную часть организма. Не избежал он и ритуального обкручивания десятками метров бабушкиного шарфа. Шарф был немедля смотан на катушку витой пары и запрятан в пожарный шкаф.

Наличие геоподосновы меняло всё. Уж на что Рамен знал теплостанскую подземлю, но и он не ожидал, что достаточно в трёх местах подолбить, прокопать десять метров тут и пять- там, чуть-чуть подвзорвать- и вот он, прямой путь от подвалов кинотеатра "Аврора" до разбитой заправки у самого МКАДа.

Официально заправка считалась площадкой консервации техники. Там на асфальте ржавели несколько танковых корпусов, а также пара десятков буксируемых крематориев и акваматоров. За время третьего Румынского смеха эти адовы машины переработали две трети населения Теплака, а без них район и вовсе бы обезлюдел от заразы. Теперь в этом мрачном месте даже вездесущие пацаны не играли.

Прямой путь от центра на окраину оказался весьма крив. Любитель истинной прямизны ломанулся бы в "Аврору" напролом через кабельник- и обнаружил бы там до плеши датчиков. Вот что ты поделаешь с автономными датчиками объёма? Ничего не поделаешь.

На взрывы алюмотола, вопреки филиновым опасениям, никто внимания не обратил. Наверное, привыкли на Теплаке к подземным взрывам. Или же коммунальщиками овладела хорошо оплаченная выборочная глухота.

А вот рукопашная проходка далась тяжко. Рамен притащил множество интересных предметов: совочек, тыкалки, надеваемые на ноги, спинку, чтобы упираться, и даже дощечки для крепи, второй ходкой. Так, на спине, перебирая ногами по-велосипедному, чуть больше чем за сутки Ваня прорыл нечто длинное для ходьбы лёжа.

Поганый Рамен вновь отговорился слабосильностью, принёс жбан портвяги и тупо отсутствовал, так что оттаскивать землю пришлось тоже самому.

Когда работа была завершена, всего полторы пяди дерьмобетона отделяли товарищей от подвалов "Авроры". Путь проходил через кабельники, дренажку, подвалы, через разбитую бомбяру, рабочую бомбяру ("здесь идём ти-ихо и не тронь тот геркон!"), и даже несколько метров по старой фекальной канализации. Ваня не уставал благодарить Господа, что большая часть подземли была сбита воедино ещё в войну, когда люди тут месяцами жили.

Тёплый Стан явил смелым все чудеса своих недр, кроме подземной речки. На том землекоп положил язык на плечо и отправился спать.

04. Ограбление века

Рамен вновь нарисовался через три дня и приволок с собой некоего Крыса, румяного отъевшегося мужика с громким смехом. Зачем им толстый Крыс, Филин не понял, решив о том не думать до поры.

Дальше всё было стандартно: сто метров шарфа, обед с собой, сухонький клевок в щёку и шлепок по заднице. В щель закрывающейся двери Филин заметил, что бабушка его крестит. "Ой что-то решится сегодня."- подумалось Ване. Да это и так очевидно было.

У подземного перехода к метро, помахивая сверкающим стетоскопом, солидно вышагивал доктор в шапочке и белом халате. На каждого прохожего он топорщил окладистую белую бороду, и без стоматологического флаера было уже не уйти.

За докторской спиной стоял казачий БТР с чёрно-фиолетовой Полистовской полосой, на его башне памятником самим себе красовались два казака. Обмотанные пулемётными лентами, как терминаторы, служивые сурово глядели куда-то вдаль. В сторону магазина, похоже

Казаки появились на районе с месяц назад, после ротации на плацдарме за Вороново. Пришли на зимние квартиры. Теперь в каждом магазине на выходе толклись по два-три хмельных героя, все в лампасах, и рассказывали о своём героическом героизме. Насколько Филин знал, на Вороновском плацдарме ещё с весны действовало аппаратное прекращение огня, но кого волнует?

После каждой ротации в армиях окрестных государств на Тёплый Стан непременно накатывала мутная волна дембеля и дедов в отпуску. Всё-таки самое цивилизованное место на МКАДе: рынок, киноха, халявный вайфай. До сих пор князиньке как-то удавалось всех прибрать к присяге или сплавить. На Теплаке с вменяемого человека дембельский шик слетал, как с белых яблонь дым, за какую-то неделю, не больше. Паводок героев случался пару раз в год, и после каждого нашествия поседевшие кадровики и городовые дружно шли в отпуск.

Но Полистовские казаки целиком заняли старый кинотеатр "Аврора" и были всерьёз намерены зимовать здесь именно в казаческом качестве. Так сказать, широко трактовали понятие союзнического долга. Перед крыльцом кинотеатра громадились дрова из заповедного Тропарёва, а рядом в полковом котлище варилось что-то с мясом. На антенне стоящей рядом чорной БРДМ-ки сушились портки.

Все знают, что жизнь в городе начинается, когда в него заходят гусары. Волоокие девы Тёплого Стана тех моторизованных венгров до сих пор с теплотой вспоминают да лайки им ставят. Только вот казаки- не совсем гусары. Как говорят трепещущие враги, русский казак- это смесь православия с мародёрством.

Не далее как вчера Филин наблюдал на рынке сурового пулемётчика, убеждавшего торговцев, что безопасность нынче стоит денег, или хотя бы скидок на картоху. Потому что так везде принято, и так же будет в Тёплом Стане! Вот только с местом боец ошибся: он не рискнул читать свою проповедь в галереях чистой "Принц-Плазы", и на ярмарке за ней тоже помалкивал - там-то каждый третий такой же бодрый и усатый, а остальные - бабки, которым вообще всё равно.

Течение толпы уносило бизнесмена всё глубже, пока он не оказался на самом Тош-Толкин Базаре, чьи сумрачные галереи рассекали кварталы-махаля и хутуны Узкого. Там, в глубине, торжище расслаивалось аж на четыре этажа. Путешественники рассказывали, что на верхних ярусах рынка всё черным-черно, а славянской речи не слышно в помине. И что там все сплошь в поясах шахидов, а один дружинник как заблудился, так и вышел аж в самой Фергане.

Из Тош-Толкина можно было годами не выходить на улицу, питаясь лагманом и мантами, подстригаясь, одеваясь, раздеваясь, зарабатывая и проигрывая деньги, а также переводя их в любую точку глобуса через княжеских хаваладаров.

Филин как раз приобрёл себе приличные берцы "Спецназ", ещё старых времён. Он отыскал их в дальнем закоулке третьего этажа, а на первом пламенно выторговал себе клёвую баранью ногу с курдючным жиром. Ваня расслабленно покуривал-трепался с Фаридом, мясником-халяльщиком, когда неподалёку, в соседнем ряду, началось казаческое выступление. Фарид печально указал топором на безобразия и негромко промолвил:

- Гляди, Филин, вот ведь свинья пьяная. Каждый день такие ходят, да? Хрен ему по всей морде, а не скидки!

Действительно, торгующим обществом в радиусе поражения казака внезапно овладел языковой кретинизм. Раскрасневшегося пулемётчика окружали совершенно ничего не понимающие восточные лица, словно вырезанные из тёмного дерева. И отвечали ему, сочувственно кивая головами. Отвечали по-татарски, по-узбекски, по-турецки. По-вьетнамски. И не только. У пулемётчика появился неиллюзорный шанс заблудиться и выйти в Фергане - вот так и рождаются нездоровые сенсации.

И это всё там же, где только что Ване кричали: "Подходи, дорогой, груша - сладкий мёд! Вечерний базар!" И что будет делать градоправитель нашего болезненно многонационального города со всем вот этим?

Но это всё лирика. Близилось Дело. Назначение Крыса стало очевидно под землёй. В ключевых точках маршрута уже сидели маленькие аккуратные заряды- ровно столько, чтобы потолок сел, если вдруг потребуется. По стене тянулся солидный бронированный кабель, по тёмным углам шныряли датчики. У самого весельчака-подрывника обнаружился древний нетбук, к которому тот не подпускал, как альфа-самец к заду. Интересно, чем ещё можно управлять с этой невзрачной машинки?

Под землю заходили недалеко от кинотеатра через бомбоубежище 94-ой поликлиники, невзначай открытое. Присели среди груд фанеры и досок- кто-то тут столярил. Дальнейшие действия обрисовал не Рамен, а внезапно Крыс.

- Сначала ты, Филин, слушаешь всё, что можно, из-под самой стенки "Авроры". Прежде всего интересно, где и сколько казачков в подвале. Очень важно, чтобы никто не погиб. Дальше заземляемся, тщательно заземляемся, надеваем масочки-гайфоксовки, перчатки не снимаем. Я взрываю стенку, тачку перед входом и джеммер. Надеюсь, это отрубит электронику. Мы всё собираем, а ты, Ваня, всё так же слушаешь. И тикаем до самого МКАДа. На поверхности вторая треть денег капает на счёт, и расходимся. Могу потом желающих подвезти до Троицка. И даже советую. Окончательный расчёт после, когда дерьмо уляжется. Как-то так.

Дельный Крыс ещё немного подрос в Ваниных глазах. А что ржёт всё время- пусть, можно и потерпеть.

Филин расслабленно прилёг на земляной пол собственноручно прорытого шкурника, привычным усилием начиная загрузку. Матушку Сыру Землю слушать- не баранки трескать. Нужен хороший физический контакт. Выносные микрофоны вот туда на бетон и туда. Рамен, блин, можешь не егозить? Лучше вот эти вот колышки повтыкай, туда, подальше. А эту фигню на улицу через люк выкини. Только шлейф не передави.

Где-то там, под сердцем, Ванино ядро с царственной неторопливостью разворачивало павлиний хвост хитрых программных микшеров, фильтров, спектроанализаторов. Потом всё это должно летать быстрой птичкой в нереальном времени- скажем, в боевой ситуации. На практике летало в точности как павлин. И вообще, для нормальной работы лучше было прилечь. В боевой ситуации, конечно же. Звуковой редактор неспешно протестировал имеющие ресурсы, нагло откусив половину оперативы.

Даже на холостом ходу процессоры начали печь подбрюшье. Жжёный западный мост отзывался ледяными уколами в бок. В консоль летела немецкая ругань об ошибках. Это надо претерпеть. Наконец с Ваней суетливо поздоровался как всегда опаздывающий розенталь-процессор, и стало можно работать.

Вдалеке в метро по перегонному тоннелю проехал мотовоз, чётким стуком обозначив всю подземную архитектуру. Осталось только совместить очертания с куском оцифрованной геоподосновы.

Грузовики и танк. За пять минут они достаточно точно прорисовали своим грохотом ближайшие дороги.

А вот в подвале старого кинотеатра за стенкой, и за ещё одной стенкой, вот так, работает стокиловаттная вентиляция, чётко рисует своим рёвом всё обширное помещение вентиляционной... Этот шум легко фильтровать, чтобы не мешал.

Грохот вентилятора как отрезало, и по коробам вентиляции сверху пришли неясные пока ещё звуки. Направленный микрофон, выкинутый Раменом наружу, принялся глазеть на окна кинотеатра, то в одно, то в другое.

Каждый чих, получив своё место в базе, бывал усилен, перемодулирован, обрезан по частотам, обжарен и подан с маслом на стол размышлений.

Через десять минут контакторы жгли кость Филинова черепа, гоняя по мозгу холодную мигрень, а стиснутые зубы ныли, но теперь на электрокарте здания и прилегающей местности были помечены красным аж тридцать четыре человека и синим- пять единиц всяких электрических глюкотронов. И все отметки Ваня с переменным успехом вёл и отслеживал. В учебке у него пятёрка по ведению была.

Большая часть казаков смотрела в малом зале "Голубую бездну" с семками и сухариками, кто-то нахваливал борщ в баре, многие дрыхли в фойе, а на третьем этаже некто плодотворно заседал в директорском сортире с глянцевым, судя по шуршанию, журналом- может, и сам атаман. На посту в подвале стояли всего двое, точнее, лежали и совокуплялись.

- Казак с казачкой?- Ваня не успел отключить усиление, и удивлённый голос Рамена как молотком в лоб ударил.

- Казаки-и!- взвыл Филин,- как есть казаки! Ну, один- кыргыз приблудный, что ли, акцент у него! К чертям гомофобию, заземляемся, пока они не кончили!

Каждый намотал себе шапочку из фольги, а специально оставленный хвостик закусил вместе с проводом, приваренным к стенной арматуре. На левой стороне специально для этого есть четыре электропроводных зуба. Надев прямо поверх фольги поношенную гайфоксовку, Крыс скомандовал:

- Все системы стоп! Три! Два! Раз!

За поворотом скромно бумкнуло, до налётчиков долетели крошки цемента. В образовавшееся отверстие Крыс метнул противогазную сумку- джеммер в ней, по ходу, был размером с голову младенца, слонобойный. Тьма.

Филин очнулся мордой в землю с проводом в зубах и пару секунд не мог понять, кто он и что он. Так всегда бывает после электромагнитного удара, хотя сознание уходит лишь на мгновение. На третьей секунде он уже врубал и тестил все свои системы, собирал выносные блоки, и уже полз в пробитую взрывом брешь. Провод на всякий случай не выплёвывал и продолжал прислушиваться..

Джеммер пробил аж до Малого зала, через два перекрытия, как-то очень уж люто. Кино наверху остановилось, половина народу вяло ползала по полу, некоторые просто лежали. Остальные быстро, как им казалось, бежали на улицу. Туда же, на улицу, бежали и влюблённые охранники из подвала. Перед зданием шумно горела машина- та, о которой Крыс говорил? Похоже, в тачке тоже был джеммер, и тоже не из слабеньких.

Филин для чёткой работы прижал эмоции медблоком, и потому с ледяным спокойствием наблюдал, как товарищи в четыре руки вскрывают старомодный дубовый гроб в центре захламлённого отсека.

Гроб был примечательный, боевой и заслуженный. На охватывающих поцарапанное вместилище латунных полосах слесарным штампом были выбиты названия десятков селений, от Великих Лук до Цевла. Замошье встречалось раз семь. Последними значились Калуга, Мамыри и собственно Тёплый Стан. Кем бы ни был этот Дракула-путешественник, но он в своём гробу исколесил полстраны. Заперто было аж на два хитрых висячих замка. Интересно, подумал вдруг Ваня, а изнутри хоть щеколда есть? Для переноски саркофагу привинтили восемь ручек от снарядных ящиков, и вокруг них морёное дерево было вытерто добела.

Крыс, не мудрствуя лукаво, пробил рядом с ручкой дырку для эндоскопа, глянул внутрь и сказал "ага", после чего в какие-то секунды отхватил болгаркой кусок стенки. Через образовавшееся отверстие румяный умелец, сияя от восторга, вытянул длинный синий пакет на молнии- явно со скверной внутри. Внутри гроба, кстати сказать, стоял геркон на открывание и корабельная сирена. То ли каждый выход наружу сопровождался военно-морскими церемониями, то ли где-то стояла секретная кнопка. Но не суть важно. Крыс уже упихивал скверну в свой транс.

За похитителями следила целая гроздь безнадёжно палёных камер и датчиков. Жив был только геркон на двери- потому что туп. Через минуту наверху выделилась группа из пяти крепких дядек, и они галопом понеслись в подвал. Похоже, казачьи безопасники наконец-то уловили нерв момента. На двери изнутри очень кстати обнаружился засов, немедля Ваней запертый.

- Думаю, пора убегать.- Ровно сказал он.- Нас убивать идут.

- Да, да, бежим.- горячо поддержал Рамен, не отрываясь от интеллектуального занятия: надписи "caves.new" светосоставом во всю стену. Из залежей хлама по углам старичина извлёк несколько огнетушителей- они теперь злобно шипели вялыми струями во все стороны.

Окинув картину взглядом, маэстро добавил последний штрих: несколько охапок окурков, мусора и натурального дерьма были раскиданы в стороны из его бесценной "хозяйственной сумки-тележки". Так вот зачем старой её тащил!

- Пусть теперь анализируют, анализаторы анальные. Генетики... Ходу!

Крыс взорвал заряд перед носом преследователей, как раз когда те вышибли дверь. Через пару минут Филин спросил Рамена, не перестающего сеять дерьмо:

- А почему кавес? Чем кавесы не угодили?

- А потому что спалят всё!!!- загадочно ответил диггер и визгливо заржал.

Крыс оказался бережлив, и все остальные заряды не взрывал, а направлял в тележку к Рамену, вместе с датчиками. Под конец старой еле тащил ту сумку, а не влезшие устройства вереницей ползли за ним следом, как посуда в "Федорином Горе".

В Троицк Ваня не поехал. Уже к ночи, отмывшись, пожрав и переодевшись, он выбрался к метро за пивом, баллистолом и трубочным зельем. Во тьме, осаживая сугробы, сеялся первый весенний дождь.

Всё уже успокоилось, на площади прибрали и взорванную машину утащили в металлолом. Лишь два фургона телевизионщиков стояли у перетянутого полосатой лентой розового крыльца "Авроры". Невыпряженные телевизионные лошади ели овёс из сумок, подвешенных на шею, топтались под дождём с ноги на ногу, щёлкая релешками. Перевёрнутый полковой котёл сиротливо лежал поверх дров. Поверх дождя пахло навозом, тротилом и горелой изоляцией.

Почти все сидели внутри здания, лишь у подземного перехода, неровно шатаясь, упорно буцкались двое пьяных. Городовой, обычно шныряющий поблизости, теперь мастерски отсутствовал. Боевитый казачок, обвешанный ленточками и медалями, всерьёз теснил большого плюшевого кота с розовым рюкзаком. Служивого удалось отвлечь сигареткой, но ничего внятного тот не рассказал. Последним ярким пятном реальности для урядника стал подрыв его БТРа на мине под Боровском.

Уже уходя, Филин мельком глянул на второго алконавта и с ужасом признал в грязном мокром коте давешнего подтянутого профессора-стоматолога. Знакомая борода топорщилась из плюшевой пасти животного, источая перегар, а вокруг были раскиданы флаера питомника по борьбе с грызунами, что на Варги. Боже мой, подумал Ваня. Боже мой, доктор, как низко вы пали! Вы же животное, доктор.

05. Пир духа

Денег на счёт капнуло преизрядно. Филин был доволен, а казаки нет: их надежды на сытные зимние квартиры рухнули. Общество не стало нанимать для охраны тех, у которых у самих не знамо кто украл не знамо что, да ещё с таким шумом. Казачество стояло на ушах неделю, а светлейший князь Теплостанский беспомощно разводил руками.

Воины попробовали то ли захватить, то ли пикетировать князинькину администрацию, но им аккуратно испортили два танка, а более внятных доводов казачество предоставить не смогло. Следствие по делу о похищении неизвестно чего успешно зашло в тупик... В конце концов поиздержавшаяся сотня откочевала зимогорить на Волгу. Танки увезли на трейлерах, любезно сданных в лизинг князинькой.

Закончился вечный март. Не верилось. Однажды в середине апреля, как попёрла зелень, Рамен вызвал Ваню для окончательного завершения дела.

От Филинова дома до церкви посёлка Мосрентген было минут двадцать- до перехода через МКАДов вал, по самому посёлку, за Салтычихинскую усадьбу и вот, за прудом стоит церковь. Сотни лет назад всем тут владела жуткая маньячка Дарья Салтыкова, вдова ротмистра, изведшая лютой смертью сотни своих крепостных. Где-то вокруг церкви они все и похоронены.

Дошло до того, что злая помещица чуть не сгубила землемера Тютчева, по которому сохла, и дед великого русского поэта еле спасся с семьёй. Ещё Ваня любил втирать редким туристам, что именно вот в этом пруду Герасим утопил своё Му-Му. А потом его самого Салтычиха утопила там же.

И по пути Ваня праздно и спокойно размышлял о многом. Почему всё в этом деле вертится вокруг каких-то трупов? Как можно ещё более окончательно всё завершить? И, кстати, сколько денег капнет на счёт? Или же его закопают, ведь исполнителей положено убирать? Ну, в таком случае они от бабушки неслабо огребут...

А то вот ещё есть теория обращения темпераментов, мол, в критической ситуации характер человека меняется на противоположный. Флегматик в беде вдруг являет фонтан панической активности, а заядлый холерик вдруг действует холодно, точно и флегматично. Стоит надеяться, что второй пример- как раз про него, Филина.

Под праздные мысли Ваня проследовал мимо избушек, детей, бабок, рынка, гопников, цыган, медведя, гопников, развалин- кто бы мог подумать, что в девять утра в Мосрентгене столь оживлённо!- и по плотине меж усадебных прудов подошёл к церкви.

Храм Святого Василиска в Мосрентгене был стратегическим объёктом. Дело в том, что населённый пункт без храма- это деревня. Да что там, бывают деревни даже и с церковью. А вот если церковь есть- то это уже, может быть, село. Изначально в Теплаке была Варвара-Узорешительница на краю Тропарёвского заповедника- и всё.

Если же церквей две, то согласно Понятиям можно дерзнуть и объявить себя городом, и тогда всё завертится, и начнётся городская жизнь со всеми её мещанскими радостями, рынком, киношкой и котельными. Ну и с электричеством, да. Трамвай можно будет завести.

Так что однажды прозябающие при лучине мосрентгеновцы получили столь щедрое предложение от князиньки, что не смогли от него отказаться. Смутил их знаменитый княжеский бронебульдозер "Химейер" посреди центральной площади- именно там он остановился, проехав через здания поселковой администрации и "Райзембанка". Поводом к визиту послужили какие-то дешёвые политические предъявы сельского головы, не подкреплённые здравым смыслом. Уже никто и не помнит, что там было.

Некоторое время после референдума его высочество термоядерно именовалось "Князь Теплостано-Мосрентгенский и Мамырей". Как только ни коверкали этот титул несчастные иностранные послы - любо-дорого было послушать! Но вскоре владетель задёшево приобрёл усадьбу Узкое с руинами ещё одной церкви, и узостей в фамилию добавлять уже не стал, да и от радиоактивных титулований избавился, стал обычным Князем Тёплого Стана, таким простым и близким. Так Тёплый Стан стал городом о трёх церквях, и это было только начало.

Вместе с Мосрентгенским храмом князиньке достался его настоятель, отец Глеб. Давным-давно батюшка натурально упал сюда с неба вместе с дирижаблем, набитым полумёртвыми русско-украинскими беженцами из Торонто. Он тотчас переосвятил осквернённые руины ближайшего храма, Святой Троицы, в честь великомученика Василиска, и стал там служить. При первой же княжьих выборах в совет громады случился скандал до небес: по документам батюшка оказался мало что канадец, но ещё из Болгарской Православной Церкви...

Над священником сгустились межконфессиональные тучи, но тот уже организовал в Мосрентгене школу, типографию, починил тёткам из "Лизы-алерта" машину скорой помощи и в целом пустил корни. Тем более, что родом отец Глеб был с Урала, и заявлял, что в Израиле - был, в Канаде - был, а теперь завершил кругосветное путешествие и никуда от родных берёзок более не двинется.

Духовный мир наступил внезапно, с прибытием тяжёлой артиллерии. В Данилов монастырь к Патриарху пришёл с посохом и вещмешком запылённый Нафанаил, митрополит Врачанский, натуральный болгарин, похожий на истощённого Филиппа Киркорова. Он предъявил верительные грамоты и напомнил, что русские и болгары - братушки, обе церкви сёстры, и находятся в каноническом общении. И, кстати, Болгарская церковь сильно постарше будет

Филиппа Киркорова очень хорошо помнили, и никто не стал спорить, себе дороже. Разъяснив свою точку зрения, Нафанаил снял себе комнатку прямо напротив ворот Патриархии, для напоминания, и назад в Болгарию уже не пошёл - по всей его Врачанской епархии фантогеновый фон зашкаливал за смертельные девять единиц.

Духовные люди всей страны, с замиранием сердца следившие за развитием событий, немедля потянулись в богобоязненный Тёплый Стан. Как-то все забыли, а тут вдруг вспомнили, что на автобазе у Голубинского лесопарка испокон веков была армянская часовня, да и сейчас есть. И вообще, уже не часовня, а церковь, наверное. Потому что армянских батюшек на районе аж трое, и все без места, и все там уже служат.

Далее выяснилось очевидное: что на квартире у самого МКАДа как пели, так и поют свои псалмы неистребимые пятидесятники. Уже пятьдесят лет.

Потом ещё Древнеизначальная Первоправославная Катакомбная Церковь арендовала у города разбитую бомбяру на Варги и построила там свои древние катакомбы.

Суфии не строили ничего. Просто оказалось, что хозяин гостиницы в недостроенном бункере связи у Голубинского лесопарка- шейх, и всегда был шейхом. Однажды он экономно поменял две буквы в вывеске, и заведение "Токио" превратилось в "Текие", а с вершины бетонной антенной башни печально закричал муэдзин. Мегафон у сладкопевца княжеский воевода отобрал лично.

Разноверские предсказатели погоды с Тропарёвского капища довершали картину духовного процветания ежедневными прогнозами на форуме Теплака. С гороскопчиками.

В атмосфере небывалого духовного подъёма князинька охотно обременил святых людей налогами, арендой и благоустройством территории.

И вот теперь у самых ворот Святого Василиска в Мосрентгене обретался сам отец Глеб в сильных электроочках. Полноватый священник сосредоточенно красил ограду, провожая прохожих суровым взглядом. Духовный человек, опасный. А ну как сожжёт за несовершенство? Вот р-раз- и сожжёт!

Нет уж, Филину не к Святому Василиску, Филину дальше идти, в проулок между храмом и развалинами военной базы, сообразно полученным ганеша-координатам.

Там, метрах в двухстах от церковного забора, за плешиво зеленеющим полем косо торчал на опушке здоровый шатёр-типи, крытый оранжевыми парашютами. У вигвама невзначай ошивался Рамен. Ваня прикинул, что эксцентричное становище видно только с воздуха или с церковной территории, но не от жилья. И при чём же здесь церковники?

Пока Филин подходил, один из семи слышимых ему коптеров подлетел по своим делам слишком близко, и из недр Троицкого леса криво стрельнула ракетница. Ракетка, погонявшись для порядку за перепуганным летуном, принялась радостно нарезать круги в весенней лазури. Весьма серьёзно дело, если их уединение так берегут.

Пожав сухонькую клешню Рамена, Филин вошёл в шатёр и окончательно удивился. В глубине шатра работал Князь Теплого Стана Игорь Семёнович Первый, собственной персоной. Как на портрете у метро, но с голым бледным торсом и с лопатой в руках. Хорошо хоть Шапку Мономаха дома оставил. Князь копал могилу. Без шапки и вблизи Князь подозрительно походил на диггера Крыса, обросшего окладистой бородой.

Посреди шатра у почти отрытой могилы стоял на репшнурах красный гроб. В нём лежал маленький Александр Сергеевич Пушкин, великий русский поэт. В тонких чертах восточного лица пряталась улыбка, роскошные кудри спадали на плечи сюртука. А сюртук-то знаком. И штаны. Всё это бабушка шила целую неделю. Филин ещё гадал, кто это будет ходить в костюме капитана "Титаника". И вот.

- Привет, Филин. Собственно, сам всё видишь. Завершаем начатое, а потом нас ждёт ещё много великих дел...- солидно изрёк князь, втыкая лопату в кучу земли, и добавил очевидное:

- Я князь. И, кстати, я уже наработался, теперь твоя очередь. У Николай Семёновича, видите ли, поясница колосится. И от батюшки помощи не дождёшься.

Ну это ясно. Лишь через пару колов времени Ваня понял, что Николай Семёнович- это, очевидно, старичина Рамен. Тот уже деловито глазел к Филину в яму, опершись на притащенную крышку гроба. Ровно в ту секунду, когда Ваня выкинул наверх последнюю лопату земли, из ниоткуда сгустился давешний мрачный отец Глеб, ведомый мистическим чутьём, и быстро совершил последние обряды.

06. Слово Князя Игоря

на погребение Пушкина

Начиналось всё весьма логично, что редкость в наши психоактивные времена. За пару месяцев до Мытищинского согласия в центре Москвы шли тяжёлые бои. Третьего февраля Отдельная Красно-знамённая БТГ имени Ленина прорвалась к Кремлю. В Кремле по обыкновению сидели какие-то сатанисты-агностики, но суть в другом.

До Красной площади докатились два танка из пяти, с десяток разнообразных джихад-мобилей и бронеикарус. Это примерно половина того, что было вечером второго числа, остальные нечувствительно растворились в голодном чреве Китай-Города.

С наскоку овладев Спасской башней, коммунисты немедля получили обратку с башни Никольской- один из танков сгорел. Тут комбат Синицын понял, что дальше дороги нет. И пока выжившие воины палили с крыши ГУМа из всего, что у них было, Синицын выполнил Долг Коммуниста. Лично взломав Мавзолей, он расстрелял саркофаг из "Стечкина". Затем с маленьким вялым Лениным на руках комбат впрыгнул в бронеикарус- и коммунисты были таковы.

Основная группа вышла к Раменкам, прикрытие отступило к диггерам в Солянские подвалы, но и не в этом суть. Важно то, что теперь Синицын и Ленин передвигались парой, как "мы с Тамарой- санитары". Где бы ни шёл комбат, всюду за ним катился красный гроб на колёсиках. Батальонная тактическая группа разрослась в Калуге до бригады, комбат, соответственно, стал комбригом, и молва о Ленине пошла.

Тут проснулись одесситы. Одесса поспешила дать ответ, чтобы не дай бог Донецк, Сумы или Гуляй-Поле... В общем, ответ был дан.

Уже сотню лет в первопрестольной шептались о Гоголе. Мол, в 1930-х годах при перенесении праха мистика из Данилова монастыря куда-то ещё недосчитались головы Главного Новоросса. То ли в тот самый момент её спёрли, то ли некто эксгуматоров опередил. Конечно, всё засекретили, однако же природа не терпит пустоты. В народе стали шептаться, что голова Гоголя играет бедного Йорика в одном из московских театров.

На подозрении были два черепа. Было доподлинно известно, что один из них- Гоголь, а другой- великий актёр Щепкин, но который из них кто- не ясно. На том всё ненадолго затихло. Лет на сто.

И вот в раздолбанную Москву прорывается паровоз с развесёлыми одесситами и составом донецкого угля. Одесситы бродят по стылым театрам, непрерывно строча в блокнотиках, делают селфи у рухнувших колонн Большого. Вскоре уголь уже распродан, припасы подъедены, и экспедиция едет домой.

Так в Одессе появился череп Гоголя. Надо сказать, одесситы пошли значительно дальше коммунистов: поместив главу поэта в драмтеатр, немедля Гоголя канонизировали. А чтобы разные Святые Николаи не смущали народ конкуренцией, горсовет вынес предложение записать новобранца именно "Святым Гоголем". На том и порешили.

Думается, всё это из-за Румынского Смеха. Переболели все, а Смех не щадит ни ума, ни нервов. Но это касательно имени. Сама же канонизация была крайне необходима и логична. Для легитимности. Черепов-то в Москве как собак нерезаных, и со временем только больше становится: чем докажешь, что это именно Гоголь? Да с таким же успехом я сам мог им свой собственный череп продать! Но раз Церковь согласна, тогда- конечно.

И вот подходим к Пушкину. Глава Святого Гоголя почивала в Одессе, а в Великих Луках уже волновались казаки, а именно Отдельная имени генерала Дрёмова механизированная сотня Всевеликого войска Полистского. С танками и барахлом- до семисот человек. Неделю они митинговали перед двуединым вокзалом, кричали: "Мо-щи, мо-щи! Лю-бо, лю-бо!"

Дав народу проораться, атаман всех построил и маршем довёл до Пушкиногорья, где благополучно извлёк из склепа Александра Сергеевича Пушкина. Поэт, правда, оказался без черепа и изрядно пограблен, причём о-очень давно. Ничуть не смутясь, казаки заказали у цирюльника голову мощеобразного вида и отправились гастролировать.

Александр Сергеевич в собственном гробу ездил на ископаемой БРДМ чорного окраса- по летнему времени мехводы менялись в ней каждые полчаса. На борту машины двусмысленно значилось: "Нам не дано предугадать, чем слово наше отзовётся". В бою поэта не раз посылали в атаку впереди всех, с привинченной к антенне хоругвью.

Ну и конечно, никто уже не удивился, когда Пушкин незаметно стал Святым Пушкиным. А я хоть и князь, но Пушкина люблю (тут Рамен ехидно проскрипел: "Да-а, мы все очень-очень любим Пушкина!"). Так что когда Сотня пришла на недельку в Теплак и осталась на месяц с прицелом зимовать, было уже примерно понятно, что делать.

Но разве ж это всё? Вон, в Виннице уже молятся на суржике Святому Пирогову, доброму доктору. Хорошо высушенный доктор двести лет лежит в подвале, а при Советах его ещё и отреставрировали. Так что в гонке умертвий на Пирогова сейчас основные ставки.

06. Думку думати

Уложив на место пласты дёрна, заговорщики сняли с шатра ткань и растащили шесты. Князь воткнул в землю табличку "Осторожно, мины".

- К вечеру пригоним мины,- ответил его сиятельство на незаданный вопрос,- а через пару лет снимем, как всё зарастёт. Хватит наших поэтов таскать. Потом тут скверик сделаем имени Пушкина, а вон там улица пойдёт к Мамырям. Но это потом.

- Подходите все в трапезную,- прогудел батюшка Борис,- Только по одному, и с разных сторон, чтобы внимания не привлекать. Праздник сегодня великий. И святому Пушкину свечку поставьте, мне казаки складень оставили.

- С ума все посходили.- Высказал очевидное Рамен, хоть и не очень понятно было, кого именно сейчас он имеет в виду.

"Была не была,"- подумал Филин и запустил думку. Бабушка говорила, что система барахлит и однажды просто убьёт её Ванечку. В чём-то она была права, то и дело думкины смеси просто с копыт валили зубной болью, а однажды вместо принятия важного решения сутки просидел в сортире, летя на Марс.

Но на этот раз повезло. Мысли распушили беличьи хвосты, собирая на статику ниточки слов, снов, намёков и улик. Смыслы открывали второе и третье дно, поворачиваясь невидными раньше боками.

Стало кристально ясно, что на суете вокруг поэта наварились все, причём он, Ваня Филин, меньше всех. Он просто получил много денег.

Рамен получил те же деньги плюс диггерское эльдорадо- геоподоснову значительной части города до каких-то запредельных глубин. И те мёртвые сухие бункеры, что они облазали за месяц, Рамен непременно обнесёт, все пять. Надо будет ему помочь, хочет того старичина или нет.

Князь же, потратив чуток казённых денег и поделившись мутными слухами, вскоре получил и геоподоснову, и благодарность диггеров (первым из московских правителей!), и стариной тряхнул. Да ещё и казаков обломал и спровадил с зимних квартир, толком не поссорившись, что в принципе невыполнимо.

А канадо-болгарский батюшка Борис выиграл вообще с разгромным счётом. Под то, чтобы похоронить поэта на святой земле, князинька без особого шума отдал Болгарской церкви весь пустырь до самого леса. И если раньше при словах "Святой Пушкин" священника одолевали корчи, то теперь вон уже и складень у казаков подрезал, глядишь, и икону ростовую закажет. Главное, чтобы лет через пять мощи не обрёл.

Даже казаки выиграли, потому что прекратили, наконец, своё позорище с гениальным трупом, и на кругу в Жигулях, турнув старого атамана, выкрикнули вменяемого, своего начальника контрразведки- в "Русской Правде" о том писали.

Ну а Пушкин? Бог его знает, как ему, мёртвому, но на третьей сотне лет в поле у лесочка лежать вроде как лучше, чем на чорном броневике с хоругвью по стране шастать.

Иван Филин сидел на брёвнышке, вдыхая запах талого снега и первых трав. Как бывает на выходе из удачной думкиной сессии, мысли в его голове роились неопределённые, но светлые, и хотелось сказать: "Эх, брат Пушкин..." И что-нибудь ещё эдакое добавить... Но, конечно, ничего такого он не сказал. Светило Солнце. Без куртки было совсем не холодно.