Дополнение третье к главе

О смешанных государствах

Путин сохранил новые российские границы 1991 года, как ни трудно было ему повторно присоединить Чечню. Это превратило РФ в смешанное государство, где поиски национального очага ведутся каждым порознь, бесплодно и обособленно. Не становясь ни русским, ни каким-то еще национальным государством, Система РФ всегда озабочена поиском источника власти, ликвидности и респектабельности.

глосса а: Основа российской зависимости от мира лежит в глобальной природе Системы РФ.

Власть в России опирается на внешние основания и меняется вместе с миром, всякий раз заново решая задачу приспособления. Ее историю можно описать как ряд катастроф-перезагрузок в ответ на мировую конъюнктуру. Русская история – жестокая рефлексия мирового развития, а ни в коем случае не ряд зависимых подражаний. Едва следующая государственность достроит себя, как ее модель сообщения с миром теряет актуальность – она приспособилась к среде, которой не стало. Так было с Советским государством при смене глобальных техноплатформ 1970–1980-х годов. Сегодня РФ опять в уязвимом положении.

Сознательно избегая создания в РФ полноценного внутреннего рынка, Команда препятствует строительству нации. Но ей самой нужна глобальная легитимность присутствия на мировых рынках. Это опутывает РФ системой увязок, которые никак не привести к виду «Государство Россия». Достигнув вре́менной цельности, Система РФ привычно ждет беды от новых фаз мирового развития и случайного фарта от катастроф, сопровождающих приход новизны.

Команда не смеет смягчить риск этого положения и, сработав на опережение, приготовить Систему к иной мировой конъюнктуре. Но это не значит, будто она ничего не делает. Фактор глобальной идентичности властей в Кремле здесь решающий.

глосса б: Система РФ сочетает умиротворение масс с правом Команды действовать глобально от имени двух государств-мертвецов – России и СССР.

В первом президентстве Путина на этой базе развернулась торговля сырьем. На сцену глобализации вышла власть-консолидатор пространства, госаппарата и населения – задача тройственная и в России почти неразрешимая. Теперь она решена. Это позволило гарантированно торговать сырьем именем всей России. Сырье выступает материальной метафорой страны. Суверенитет РФ капитализируется в роли залога.

Через схемы глобальной торговли сырьем при свободном движении капиталов Команда торгует страной и кредитуется под эту торговлю. Для этого надо было привести к нулевому значению конкурентный капитал граждан. Это удалось: население включено в бюджетную смету выплат, все его сословия получают ренту и ведут межсословные тяжбы за ее максимизацию. Конфликты в социальных низах не возмущают Системы.

Коммерциализация суверенитета стала новой схемой сдерживания России – финансовый containment заменил внешний deterrence холодной войны.

В начале и в конце нашей формулы управления находится власть, а та неизбежно превращается в деньги – но только внутри действующего цикла. Если цикл нарушится, деньги уже нельзя будет конвертировать во власть и она утратит ликвидность. Тем самым испарится и ее сдержанность.

глосса в: За 20 лет существования Российская Федерация не нашла времени для обдуманной разработки своих институтов (не считая Конституционных комиссий 1991–1993 годов, труды которых пошли насмарку). У этой слабости есть веский функционал. Продумывая институты, работоспособные в российских средах, пришлось бы кодифицировать кейсы, договариваясь о процедурах увязки групп с конфликтующими интересами. Появилось бы признанное место для таких групп с их политиками. Законотворческая фикция Думы позволяет уйти от вопроса: что на деле регулируют нововводимые регуляторы? Чей аппетит распаляют бесконечно множащиеся запреты? Ситуация внешне провальная стала резервуаром политических конфигураций.

Сильному государству Команда предпочитает сильные конфигурации , в чем отчасти права.

Вечная не отрегулированность отсылает всех к руководству Команды, которая вольна сымпровизировать решение или схему его обхода. Лавирование среди противоречивых регуляций взбадривает аппарат и создает иллюзию управляемости. Известнейший управленческий тоник – Указ Президента, одновременно ходкий финансовый дериватив.

Встроенное в Систему РФ поразительное чувство власти не означает умения ею пользоваться. Чаще это знание мест, где скопилась власть и той проще завладеть. Силу извлекают из бесконечно слабых взаимодействий, где участники маскируют цели, теряя субъектность. Даже центральная персона Системы потеряла политический характер. Нельзя сказать, лев Путин или прав, выражает интересы силовиков или цивиликов, либералов или громил.

Власть в Системе РФ не консервативна – она тут главный революционер. Чем меньше отрегулированности, тем больше компетенций ad hoc, пусть те никогда не станут профессиональными. Политика здесь нечто лишнее и нависает над Системой РФ страхом провала. Страх нас торопит. Он гонит к поиску той наиболее сильной конфигурации, к которой все вынужденно обратятся в крайних обстоятельствах.

Слабая государственность должна проскользнуть в окно возможностей, равномощное недоступной государственной силе.

Система РФ, не став сильной, торопится определить новый силовой мейнстрим. Ей надо угадать будущий force major, изобрести его либо навязать.