Киргизский переворот

Павловский Глеб

Часть четвертая

«… До основанья. А зачем?»

 

 

Пока революционные события в Киргизии только приближались к своему неожиданному завершению, казалось, они не вызывали особого интереса даже у тех, кто наблюдал за ними из сопредельных государств. Однако сразу после победы оппозиции выяснилось, что загадка нечаянного государственного переворота привлекла пристальное внимание довольно многих экспертов.

Проявив практически полное единодушие в оценках характера киргизской «революции», они тем не менее разошлись во мнениях относительно ее причин, геополитических последствий и участия в событиях внешних сил.

 

Глава 1

«Война Севера и Юга» – киргизский вариант

Андрей Грозин,

заведующий Отделом Средней Азии и Казахстана Института диаспоры и интеграции (Института стран СНГ, Россия):

Анализ назначений на высшие государственные должности, состава основных участников победившей оппозиции позволяет сделать вывод, что основным содержанием так называемой революции был процесс перестройки системы представительства кланов в высших эшелонах власти и бизнеса. По сути, это не что иное, как попытка вернуться к тому положению, которое было в Киргизии в 80-х и в начале 90-х годов, когда между северянами и южанами в целом соблюдался паритет.

Последние пять-шесть лет имело место абсолютное доминирование выходцев с севера. Они занимали ведущие посты и в государственной власти, и в бизнесе. Сейчас наблюдается своеобразный реванш южных клановых группировок, в первую очередь выходцев из Джалал-Абада и Оша.

Практически все лидеры оппозиции – выходцы из этих двух городов или из окружающих их областей. Это можно сказать и об Адахане Мадумарове, и об Амурбеке Кикибаеве, Исхаке Масалиеве, Алишере Амдуламунове, Садырпаете Бекназарове. Оттуда же происходят и Курманбек Бакиев, и Роза Отунбаева. Среди первых лиц оппозиции лишь Феликс Кулов выходец с севера. Поэтому очевидно, что и выдвижение некой группы в качестве лидеров, и образование вокруг них партий и блоков являются просто-напросто необходимым публичным оформлением межкланового противоборства.

Досым Сатпаев,

директор казахстанской «Группы оценки рисков» (ARG), кандидат политических наук, работал в парламентской кампании 2005 года на юге Киргизии:

Власть в руки киргизской оппозиции упала случайно, неожиданно, и ее лидеры это признают. Курманбек Бакиев в своем интервью после захвата Дома правительства заявил: мы, организовывая митинги утром, и не ожидали, чем это закончится вечером.

Предварительно разрабатывались разные сценарии: и ведение переговоров с Акаевым, и давление на режим Акаева организацией митингов и демонстраций. Но все предполагалось сделать более или менее красиво.

Я противник той точки зрения, что в Кыргызстане был повторен украинский и грузинский сценарий. Революционная ситуация и нестабильность в Кыргызстане наблюдались в течение последних нескольких лет, и было понятно, если не весной, то в конце года, во время президентских выборов, в любом случае недовольные Акаевым пошли бы ва-банк.

Оппозиция в Кыргызстане очень разношерстна. Ту ее часть, которая сейчас находится в Доме правительства в Бишкеке, можно назвать светской, европеизированной, достаточно лояльной к России и достаточно негативно настроенной по отношению к радикальным формам ислама. В основном она состоит из представителей киргизской национальности – авторитетных представителей узбекской этнической группы среди них нет. И это, кстати, смущает узбекскую диаспору.

Сейчас самая важная задача, стоящая перед Курманбеком Бакиевым, состоит в том, чтобы преодолеть так называемую клановую ориентацию в политике. Если он этого не сделает, южане могут попытаться установить свое доминирование, что вызовет негативную реакцию у северных родоплеменных групп. И в таком случае уже не поможет никакой международный посредник. Все должно быть решено на уровне переговоров между теми, кто возглавляет оппозицию. Два реальных лидера – Курманбек Бакиев и Феликс Кулов – представляют соответственно юг и север страны, и если между ними не будет взаимодействия и партнерства, то это может вылиться в конфронтацию южан и северян.

Этнический фактор играет существенную роль в южной Киргизии. Отношение проживающих там узбеков к происходящему в стране вряд ли можно назвать безразличным. Наоборот, в период выборов выявилась интересная закономерность: если киргизская часть населения была достаточно политически активна и в основном была настроена оппозиционно, то узбекская диаспора очень часто голосовала именно за провластных кандидатов. Она исходила из принципа: «главное, чтобы не стало хуже». Ее представители и сейчас опасаются, что если ситуация выйдет из-под контроля, в оппозиции могут проявиться те, кто снова попытается разыграть этническую и межнациональную карту.

Петр Своик,

член политсовета демократической народной оппозиционной партии «Демократический выбор Казахстана»:

Безработица, особенно среди молодежи, сыграла одну из главных ролей в киргизских событиях. В стране, особенно на юге, сложилась «критическая» масса незанятой молодежи, проживающей компактно, которая и послужила детонатором событий.

Но надо учитывать еще и местный менталитет. Киргизы обладают крепким характером, они «взрывные». Они гордятся тем, что они на тысячу лет старше казахов и соответственно у них больше традиций, в том числе и боевых. Они в большей мере, чем казахи, сохранили свой горячий вольный дух. Соответственно «критическая масса» готова «взорваться» практически по любому поводу.

И плюс к этому там чрезвычайно велик авторитет аксакалов, который сильно влияет на народные настроения. Молодежь, конечно, взрывная, импульсивная, ее легко «поджечь», но фитиль – у аксакалов. Аксакал – это и уважаемый человек, и глава рода. В любом поселке, даже в городе, если речь не идет о маргиналах, то и там все ориентируются на национальные схемы.

А села, тем более на юге, это вообще достаточно жесткая структура, когда в любом населенном пункте обязательно есть авторитеты, которые почти всегда принадлежат к одному роду. Возраст этих людей не главное, это, можно сказать, местная аристократия, у которой очень развито понятие крепкого родства.

Очень яркий пример тому – Бакиев, который сейчас исполняет обязанности президента. Его сила, кроме его личных качеств, еще и в том, что у него есть семь братьев. Это не многодетная семья, которая расплодила нищету на восемь человек. Это очень крепкая семья, уверенная в себе. Сейчас все семьи его братьев сидят в кабинетах в Бишкеке. Какой от них толк, это другой вопрос, но все они после революции занимают ключевые должности.

Константин Сыроежкин,

профессор, заведующий отделом журнала «Континент Т», заместитель директо-ра Института стратегических исследований при президенте Республики Казахстан:

В Киргизии сработал фактор бедности и ненависти к режиму. Это обыкновенный народный бунт – безжалостный и беспощадный. Это и не украинский, и не грузинский вариант. Это и революцией-то назвать трудно. Обыкновенный государственный переворот.

Также сработал фактор слабости власти или даже безвластия. Последние пять-семь лет Аскар Акаев ничем не управлял. Он не то что упустил момент, у него и не было никакого момента. Не мог он и применить силу. У него не было необходимой для этого поддержки в силовых структурах.

В соседнем Казахстане президент Назарбаев поддерживает баланс между жузами (объединениями родов), а Акаев этим не занимался. Фактически вся кадровая политика государства была сосредоточена в руках его жены Майрам, а она отдавала предпочтение северянам.

Сказав «А», Акаев никогда не говорил «Б». Пообещав что-то, он не выполнял своих обещаний. Ответственности на себя старался не принимать никакой. Вспомним так называемые Аксайские события 2002 года, столкновения демонстрантов с милицией, приведшие к жертвам. Тогда именно Акаев приказал применить силу, а потом осудил тех же самых милиционеров, руководителей силовых структур, которые действовали по его приказу. С этого момента он утратил доверие силовиков.

Наконец, необходимо отметить, что серьезный протест не только на юге, но и на севере вызывала монополия семьи президента на власть и контроль над экономикой. Практически весь прибыльный бизнес в Киргизии контролировался родственниками Акаева.

Вячеслав Смирнов,

директор института политической социологии (Россия), работал на парламентских выборах на севере страны:

Выборы парламента и последовавшие за ними события в Киргизии имели логику, зачастую непонятную не только сторонним наблюдателям, но даже многим политтехнологам, принимавшим участие в избирательной кампании.

За исключением семьи, здесь не было чисто «акаевских» кандидатов. Были открыто оппозиционные Акаеву и те, кто не акцентировал внимания избирателей на своем отношении к президенту. На выборы шло очень много богатых людей. Кто-то из них был явно в оппозиции. Кто-то явно принадлежал к криминалитету. Шли и бывшие чиновники, причем многие поддерживающие президента. Иногда они даже два человека на округ выдвигали без какого-либо согласования. И акимы районов могли одновременно поддерживать 3-4 кандидатов на своей территории.

Потратить на выборы порядка 100 тысяч долларов, минуя избирательный счет, было вполне естественным. Просто родственники скидывались для того, чтобы провести своего человека в парламент. Но шли эти деньги не на телевидение, как у нас, а в первую очередь на работу с избирателем.

 

Глава 2

«Большой Ближний Восток» – полигон революций

Сергей Караганов,

заместитель директора Института Европы, председатель Совета по внешней оборонной политике (Россия):

Существует понятие Большой Ближний Восток, подразумевающее большую группу государств от Марокко до Афганистана, Ирана и Пакистана. Это государства в основном мусульманские, долгие годы показывающие негативные результаты социально-экономического и политического развития. Государства Центральной Азии и частично Закавказья, даже если в них не преобладает мусульманская религия, также можно отнести к этому региону.

Этот регион по многим причинам деградирует и является главным источником нестабильности, распространения оружия массового уничтожения, наркотиков, терроризма, экологических и других проблем. Таким же он останется и на ближайшие годы. Если не содействовать его модернизации, то рано или поздно он начнет активно распространять свои беды на близлежащие страны.

Кроме того, в целом ряде стран региона все большую силу набирает религиозный исламский экстремизм. Поэтому идея модернизации Большого Ближнего Востока не является сугубо реакционной. Другое дело, что американцами она очень часто исполняется контрпродуктивно.

Россия пока осознанного участия в этом процессе не принимает. Не имея своей собственной доктрины, мы дефакто оказываем поддержку модернизации этого региона, противодействуя при этом наиболее оголтелым концепциям навязывания демократии.

Американцы, во всяком случае на словах, от этой затеи отказались. И это было зафиксировано в документах прошлой встречи Большой восьмерки. При этом американский термин «Большой Ближний Восток» был уже переименован в документах в «Расширенный Ближний Восток», что должно было подчеркнуть, что не только американцы, но и все остальные страны готовы участвовать в решении этой проблемы.

Ни США, ни Россия не заинтересованы в дестабилизации Киргизии. Она находится на пересечении целого ряда опасных геостратегических районов, граничит с Китаем, с потенциально нестабильным Узбекистаном, с Афганистаном. Я не думаю, что кто-либо специально подрывал позиции Акаева. Скорее он сам не смог их удержать. Демократические эксперименты в нищих азиатских странах обычно не удаются.

Вячеслав Никонов,

президент фонда «Политика» (Россия):

Доктрина Большого Ближнего Востока – это не отвлеченная теория, а действующая концепция, которая исходит из того, что есть единый регион, процессы в котором взаимосвязаны. И поскольку никем границы «Большого Ближнего Востока» не были официально определены, то в принципе можно считать, что он включает и Среднюю Азию.

Сергей Боровиков,

политолог (Киргизия):

Были ли события в Киргизии результатом революционного переустройства извне? Я так не думаю.

На самом деле наблюдается попытка изолировать Россию поясом нестабильности с запада и с юга. И есть отдельное направление – обретение контроля над евразийскими энергетическими ресурсами и транспортными коридорами, по которым эти ресурсы перемещаются. А Большой Ближний Восток – это мифологема. Азия настолько разнородна и нестабильна, что сделать тут что-то такое невозможно ни технологически, ни идеологически. За этим не просматривается и практического смысла: объединенный таким образом Восток будет иметь однозначно антиамериканскую окраску. Это только и может быть объединяющим свойством для всех этих стран.

В том, что касается влияния киргизских событий на ситуацию у соседей, то на Казахстан они вряд ли окажут заметное воздействие. В Казахстане достаточно устойчивый режим, хорошая, самодостаточная экономика, и заметных фигур, которые могли бы расшатать ситуацию, я сейчас там не вижу. С Узбекистаном все сложнее. Это связано с тем, что ряд его районов имеет очень хорошую транспортную связь с Южной Киргизией, и из-за этого определенные проблемы могут возникнуть – точнее, наверняка возникнут, но пока непонятно, когда. Режим в Узбекистане не самый устойчивый, и существует некая вероятность повторения там киргизской ситуации. Может сработать принцип домино: легкий толчок приводит к тому, что сосед тоже падает, – цепная реакция.

Виталий Хлюпин,

главный редактор сайта «Центр – Азия»:

Америку вполне устраивал послушный Аскар Акаев. Поэтому правительство Буша, а соответственно и Госдеп США не были заинтересованы в развитии ситуации в том направлении, в котором она пошла. Я не думаю, что так называемая внешнеполитическая «доктрина Большого Ближнего Востока» как-то распространяется на Киргизию, а киргизские события связаны с попытками переустроить Большой Ближний Восток.

Николай Злобин,

директор российских и азиатских программ Центра оборонной информации США (Вашингтон):

В том, что касается доктрины Большого Ближнего Востока, думаю, что включать туда Центральную Азию неправильно. От этой идеи отказались, она мелькнула и больше не существует. Мне кажется, американцы поняли, что Центральная Азия к Большому Ближнему Востоку никакого отношения не имеет.

На Ближнем Востоке очень много экономических, политических, культурных, языковых, религиозных факторов, которые позволяют вести там единую политику в отношении целой группы стран. Бессмысленно играть на их противоречиях, потому что иначе этот регион нельзя будет реформировать. А реформировать его надо фундаментально, так по крайней мере считает администрация Буша.

Если от России поступит помощь, я думаю, Америка с большой благодарностью ее примет, особенно в вопросах урегулирования израильско-палестинского конфликта, решения проблемы ядерной программы Ирана, проблемы с Сирией, проблемы с Ираком. Но, с другой стороны, по большому счету Америке от России помощь на Ближнем Востоке не нужна.

Мне кажется, американцы будут продолжать попытки сформулировать стратегию в отношении Большого Ближнего Востока самостоятельно и сами будут ее реализовывать.

 

Глава 3

Внешний фактор: неумолимая «мягкая сила»

Вячеслав Никонов,

президент фонда «Политика» (Россия):

Взаимоотношения с Россией до настоящего момента, естественно, существенный фактор для Киргизии. Но и США имеют там достаточно ощутимое военное присутствие плюс огромные возможности применения так называемой «мягкой силы», как то: большое количество финансируемых США неправительственных организаций и филиалов различных американских фондов плюс даже издательский дом, где публиковались до последнего времени все издания оппозиции.

Ясно, что все эти организации поддерживали оппозицию и занимались продвижением того, что Америка называет демократическими ценностями, создавали гражданское общество, финансировали СМИ, продвигали интересы США, как везде и бывает.

С точки зрения «мягкой силы» США и Запад в целом в любом постсоветском государстве представлены более серьезно, чем Россия. У нее пока еще очень мало инструментов внешнеполитического влияния. В Америке же есть порядка 15 тысяч общественных организаций и неправительственных структур, работающих за рубежом. У нас их всего-то, наверное, я не знаю, три-четыре.

Андрей Грозин,

заведующий Отделом Средней Азии и Казахстана Института диаспоры и интеграции (Института стран СНГ):

Киргизия по количеству неправительственных организаций на тысячу человек занимала первое место среди государств СНГ. Там существовала развитая инфраструктура для проведения различного рода влияний, осуществления политических проектов.

В Узбекистане эта структура представлена минимально, в Туркмении ее практически не существует. В Казахстане она представлена лучше, чем в Узбекистане, но хуже, чем в Киргизии. Поэтому, естественно, если эти революционные проекты и дальше будут реализовываться в Центральной Азии, то происходить это будет в тех государствах, которые являются наиболее демократическими в этом регионе. Режим в Киргизии был самым либеральным в регионе, вероятно поэтому эта страна и была выбрана в качестве модели для отработки возможного сценария «бархатной революции» с азиатской спецификой.

Виталий Хлюпин,

главный редактор сайта «ЦентрАзия»:

Проекты революций в Центральной Азии запущены. Однако экспорт революции – это скорее не программа, реализуемая правительством Соединенных Штатов, а проект оппонентов Буша, точнее Сороса, который очень активен в Киргизии.

Соросовским структурам важно подтверждение теории домино, предполагающей, что можно, толкнув один, повалить все якобы автократические режимы вокруг России. Главная цель – это удар по России, по ее интересам. Переворот в Бишкеке нужен скорее как прецедент, потому что, собственно, больших интересов у России в Киргизии нет.

Другое дело, что механизм запущен, режим пал, и сейчас возможна аналогичная финансовая накачка казахской, узбекской и туркменской оппозиции. А это уже серьезно – газ, трубы, нефть – это уже задевает коренные интересы России. При этом в Казахстане ведь оппозиция примерно такого же пошиба, как в Киргизии.

Китайцы не заинтересованы ни в какой крупной дестабилизации возле их границ, так как она может перекинуться на их территорию. Однако сама по себе стабильность не решает всех проблем. Вторым по популярности лозунгом оппозиции был пересмотр несправедливых договоров с Китаем, по которым Киргизия уступила святыню – пик Хантенгри и, более того, сдала в аренду довольно обширные территории в районе Узенги-Куш. Особенно активно требовал такого пересмотра один из лидеров оппозиции Бекназаров (и. о. генпрокурора – см. приложения). Таким образом, некоторые оппозиционеры могут обострить «китайскую» проблему, чтобы попытаться заработать себе на этом политические очки.

Казахский фактор в весенних событиях тоже присутствовал. Еще одним из лозунгов оппозиции было требование изгнать «казахскую мафию» из Киргизии. Подразумевался при этом в основном зять Аскара Акаева Адиль Тойгонбаев.

Однако для президента Назарбаева это скорее всего недостаточный повод для вмешательства в киргизские дела. Тойгонбаев хоть и казах, но на исторической родине у него немало врагов, которые будут только рады тому, что он оказался не у дел. Надо также учесть, что сейчас чуть ли не главные оппоненты Назарбаева – представители старшего жуза (родоплеменного союза), состоящие в родстве с Тойгонбаевым. Это и нынешний глава казахской оппозиции Жармахан Туякбай и бывший мэр Алма-Аты Заманбек Нуркадилов.

Узбекский фактор сыграл много большую роль. С одной стороны, под этим можно понимать возмущение узбекской диаспоры, которая была одной из движущих сил оппозиции. С другой стороны, необходимо вспомнить о позиции узбекского руководства, у которого обострились отношения с официальной Киргизией по поводу узбекского анклава Шахимардан. Не прекращались споры по границе, которую они никак не могли демаркировать.

На определенном этапе узбекские власти могли поддерживать антиакаевское движение. Но они не были заинтересованы в таком радикальном развитии ситуации, потому что это могло бы ударить по ним самим. В киргизской части Ферганской долины может начаться межнациональная резня между узбеками и киргизами, потому что в период безвластия может вновь начаться передел земли. И беспорядки могут легко перекинуться в соседний Узбекистан. Вместе с тем участие в организации революционных выступлений, особенно на юге Киргизии, могли принять ферганские кланы, обладающие большим влиянием в Узбекистане и соперничающие за власть с Исламом Каримовым. Они вполне могут разогреть этот конфликт, чтобы попытаться ловить «рыбку в мутной воде».

Досым Сатпаев,

директор казахстанской «Группы оценки рисков» (ARG), кандидат политических наук, работал в парламентской кампании на юге Киргизии:

Китай будет активно вмешиваться во внутриполитические процессы в Кыргызстане, потому что он будет здесь поддерживать российскую позицию. Понятно, что американское присутствие в Кыргызстане Пекину не нравится, понятно, что он не заинтересован, чтобы у власти находились отчетливо прозападные лидеры, а не пророссийские. Таким образом, хорошие отношения с Россией оказываются напрямую связаны с сохранением нормальных отношений с Китаем.

Николай Злобин,

директор российских и азиатских программ Центра оборонной информации США (Вашингтон):

Официальный Вашингтон пока не определил, являются ли события в Киргизии шагом в направлении демократии или нет, а также вообще являются ли победившие оппозиционеры демократами. Оценки сделаны лишь в отношении причины событий – это несправедливые выборы.

Думаю, те, кто в США профессионально занимался Киргизией, не предвидели такого развития событий. Они рассчитывали, что основная политическая борьба в республике начнется уже в этом году, во время выборов президента, а парламентские выборы были заведомо во многом проигнорированы.

Все отлично понимают, что Америка ни в коем случае не будет поддерживать в Киргизии каких-то антироссийских лидеров. Вашингтон попробует держаться в стороне, хотя, естественно, наличие там военной базы делает его непосредственным участником событий. Думаю, что он весьма заинтересован в том, чтобы ничего не случилось с его военнослужащими.

Дестабилизация этого региона ни Америке, ни России, ни Китаю, ни европейцам не нужна. Хотя думаю, что Китай будет пользоваться любой ситуацией, чтобы усилить свое присутствие в этом регионе.

Американцы, безусловно, поддерживают демократию во всем мире, вкладывая огромные деньги в демократические общественных организации, фонды, типографии. Но не потому, что они выступают против правительств, а потому что считают: гражданское общество должно постоянно быть равно правительству и любые проблемы должны решаться в одинаковой весовой категории.

Сергей Боровиков,

политолог (Киргизия):

Объективных причин для возникновения противоречий между Россией и Киргизией нет. И переход власти в Бишкеке от одной группировки к другой в этом смысле ничего не меняет.

В Киргизии сейчас весьма активны Соединенные Штаты. Для них это в геополитическом плане ключевой регион. Они пытаются контролировать стратегический потенциал Китая – это одна из задач, которая стоит перед расположенными здесь военными базами. Американцев, разумеется, не устраивает российское присутствие на Памире и на границе с Афганистаном. Россия разместила там новую систему космического слежения и делает попытки перекрыть наткотрафик из Афганистана. Тем не менее в этом регионе основной объект внимания американцев – это Китай. По сравнению с этим российское присутствие для них вопрос второстепенный.

Китай остро нуждается в континентальном транспортном коридоре, пролегающем через киргизскую территорию, – для получения энергетического сырья. Все остальные каналы – морские и поэтому полностью контролируются авианосным соединением американцев. Они, в свою очередь, препятствуют попыткам Китая получить доступ к серьезным ресурсным источникам, прежде всего энергетическим.

Поэтому для США даже выгодна дестабилизация в регионе – в той мере, в какой она сможет создать проблемы Китаю.