сб.
– Ололо, говорите, не молчите.
– Дарова!
– Дарова, ты меня разбудил, – с трудом раскрыв глаза, я посмотрел на часы: одиннадцать утра.
– Пока нам с тобой вчера разогревали щи, Масёл ласты завернул, – ворвалась мне в ухо новость дня.
– Ну правильно, – сказал я сонным голосом, – сколько ж можно седлом бахаться.
– Так он даже и не от передоза загнулся, – продолжал рассказывать Гаста, – он хоть и гнил, ему хоть и прогулы на кладбище ставили, но он – втёртый калач, вполне мог ещё протянуть до лета, а то и больше.
– Втёртый в кал хач, – слегка интерпретировал я обозначение наркомана.
– Хе-хе.
– А что тогда? Вены порезал в депрессии?
– Какие вены? Марчела же сказала, извини, что напомнил её имя, что он бахнулся в пах. У него на руках-то вен уже не осталось. Он залип и перестал держать вату – потерял много крови и умер.
– Давно пора, что тут ещё сказать, – мне было совсем не жалко Масёла. Ни его, ни любых других торчков. От какой бы херовой жизни люди ни начинали колоться, у них всё равно был выбор, и они его делали без чьей-либо помощи, считая правильным. – Как повяжешь галстук, береги его, он с затычкой красной цвета одного, – добавил я после недолгого молчания.
– Да, да, именно – затычка подвела. Как вчера всё прошло? Круто я тебе процесс знакомства ускорил?
– Да, – я вспомнил, как Бруталик вчера выгнал нас с Елеанной из клуба, потому что мы типа переколдырнули. – Я оценил, спасибо. Правда, вышло на тоненького, ты мог вообще всё обосрать.
– Вот не надо сейчас нудить. Не обосрал же! Приходит Ксюхан и говорит, что тоже твою тёлочку заценил, как только она в клуб зашла, я ему ответил, что она мне тоже понравилась. А потом он говорит, что она там не одна торчит, а в компании, и ты стоишь и тупишь. Ну я думаю – всё, приплыли, сейчас Автор будет до конца жизни париться и деприть. А рядом какой-то охранник выпроваживает какого-то жарщика, я поворачиваюсь к Ксюхану и предлагаю ему так же выпроводить тебя с твоей чиксой. Он сказал, что сам не пойдёт, типа – мало ли, спалился уже. Тогда мы прикинули, кто ещё из охраны тебя знает, вспомнили Бруталика, я поднялся с ним наверх, а ты уже возле своей мокрощелочки торчишь. Сказал, чтоб он выгнал девушку, возле которой ты стоишь, и тебя.
– Ладно, ладно, хорошо придумал, я и правда начинал виснуть и жёстко обламываться.
– Ты там ещё хоть не разочаровался в своей новой подружке? А то смотри мне, вазелинь жопу, зайка.
– Вот прямо сейчас подумал: а зачем мне Елеанна и вообще кто-то, когда есть ты?
– Не знаю.
– Пожалуй, схожу за вазелином, – я засмеялся в трубку.
– Конечно, братик, мы же с тобой попные друзья, зачем нам всякие толстые потные шлюхи?
– Это я, – сказал я дебильным голосом.
– Это тоже я, – таким же голосом согласился Гаста. – Давай хоть разульку-то перепихнёмся с утречка.
– Братик, ну как же я могу тебе отказать? – я снова засмеялся.
– Ха-ха, ну мы и пидоры, – удивился Гаста своим гормонам.
– Я её вчера проводил домой, вымутил номерок телефона, скоро должны снова встретиться, – похвастался я.
– Молодец! Я же говорил, что всё будет чикен макнагетс, а ты мне не верил. Надеюсь, наши разбитые еблососки и мой сломанный фотик этого стоят.
– Надеюсь.
– А чё ты сейчас делаешь?
– Сплю ещё, – ответил я и специально громко зевнул в трубку.
– Когда зеваешь, рот закрывай, – завершил Гаста мой зевок нравоучением. – Заваливай лучше ко мне. Ещё надо фотик сегодня в ремонт сдать и тебе с Ксюханом перетереть.
– Да, я помню – контрольные. А сколько денег брать на ремонт, чтобы половина вышла?
– Хрен знает, а сколько есть?
– Так, давай конкретную цифру, – терпеть не могу вот эти «сколько есть», «сколько не жалко»…
– Понятия не имею! Придём в мастерскую, нам и скажут. Два штукана денег будет?
– Будет.
– Бери, я думаю, это как раз половина.
– Ладно, соберусь и припрусь.
– Давай, – Гаста отключился.
Я встал, сделал зарядку для дохликов, страдающих сколиозом, позавтракал, собрался, взял нужную сумму и двинул к Гасте.
Деньги у меня были, потому что я почти не тратил зарплаты с момента расхода с Марчелой. Половину отдавал родителям, а остальное – в щель голой перевёрнутой женщины. Покупал себе изредка что-то из одежды, и всё. Ну, может… да ничего мне больше и не надо было.
Дойдя до дурки и зайдя внутрь, я наткнулся в дверях на Марчелу.
– О… привет, а я вчера на тебя дрочил, – решил я сделать приятное своей бывшей девушке.
– Фуу, как это мерзко, – ответила она, даже не поздоровавшись. – К Гасте идёшь?
– К тебе, – зачем-то соврал я.
– А меня нет дома, – ответила Марчела.
– А, ну тогда я пошёл домой, пока! – всю оставшуюся жизнь бы её не видел.
– Как вчера дискотека? Познакомился с кем-нибудь?
– Ха, конечно! Мы с Гастой вчера всю дискотеку на пару оттрахали.
– Ух, какие грозные, – Марчела посмотрела на меня так, будто мне было тринадцать лет, а ей – тридцать пять. Хотя её взгляд был в этой ситуации справедлив.
– А то! Не пришла ты ночью, не пришла ты днём, думаешь, мы дрочим? Нет! Других ебём! – вряд ли я был похож на мачо с этой фразой, но мне очень хотелось испортить Марчеле настроение. – Замутил с тёлочками на два года вперёд.
– Про запас? – усмехнулась Марчела.
– Да, я мужик запасливый, – снова выдал я свою провальную фразу, которая никак не выходила у меня из головы.
– Ты отвратителен, – сказала Марчела, немного подумав.
– Это я, – сделал я лицо олигофрена и пошёл в сторону лифта, окончательно решив раз и навсегда забыть эту бесполезную фразу про запасливого мужика.
– Лифт не работает, – сказала Марчела мне в спину.
– Я проверю, – ответил я, не оборачиваясь, и добавил себе под нос: – Козья щель!
Она больше ничего не сказала и пошла, куда шла.
– Класс: здороваться мы не умеем, прощаться тоже не научились, – я подошёл к лифту и нажал на кнопку вызова. Он и правда не работал. – Вот западло! – произнёс я вслух и пошёл по лестнице, жалея, что Марчела ушла, а я даже не успел обвинить её в том, что это она, наверное, лифт и сломала.
На мусоропроводе второго этажа было написано: «ДОВРО ПОЖАЛОВАТЬ ВАД». Первоначальный смысл надписи терялся, потому что буква «Б» была мастерски исправлена на «В», выдавали исправление только несколько линий в верхней части буквы, ну а «ВАД» – это уже затупил сам автор послания, не рассчитав расстояние между словами.
Эта граффитюля мне всегда напоминала школу. В кабинете русского языка и литературы у нас висели портреты классиков, под каждым портретом была цитата из творчества того классика, чей портрет был изображён. Под одним – «Так жизнь скучна, когда боренья нет…» – буква «Б» в слове «боренья» была аналогично исправлена на «В». Не удивлюсь, если это дело рук одного и того же… Гасты, хе-хе-хе.
На пятом этаже под электрическим щитом я обратил внимание на надпись «ВАСЯ ПАНЧЕЛЮГА – ПИДОР В ЖОПУ ЁБАННЫЙ». Почему-то я не замечал её раньше. Может, она была сделана недавно? Остальные надписи мне были знакомы, поэтому такого фурора, как предыдущая, они не произвели. Я дошёл до восьмого этажа, бегло перечитав свои самые любимые откровения, и постучал в дверь Гастиной комнаты.
– Дарова, ты чё так неровно дышишь? Заходи!
– Потому что люблю тебя, дура! – ответил я и выдохнул: – Фуууууу, лифт опять сломан.
– Вот западло! – отреагировал Гаста.
Я переступил через порог.
– Ты сам-то собрался?
– Нет ещё, – ответил Гаста и скрылся за стенкой.
– Ну ты и мудло! – громко произнёс я.
– Это я, – отреагировал Гаста из другой комнаты.
– Это тоже я, – подал я голос. – Подорвал меня рано утром, а сам ещё даже и не собрался.
– Привет, Автор, чего не раздеваешься? – ко мне вышла мама Гасты, она была в халате.
– Здрасьте, мама Гасты! – мне стало немного неудобно, оттого что я ругнулся при ней, я хихикнул. – А мы сейчас уходим.
– Как на улице?
– Да я особо и не успел понять, как там.
– А, точно, ты же через двадцать метров живёшь, – она залезла ногами в тапки, взяла со стола кастрюлю и вышла в коридор.
– Пока я к тебе поднимался, заметил новую надпись под щитком на пятом этаже, – решил приколоть я Гасте откровение про Васю.
– Какую? – Гаста вышел уже почти одетый.
– Вася Панчелюга – пидор в жопу ёбанный, – сказал я.
– Это старая надпись, – не удивился Гаста.
– Да? Я раньше её почему-то не видел. А кто такой Вася Панчелюга?
– Гена, ёпти.
– Гену Вася зовут? – новости лились одна за другой. Сначала Масёл умер, теперь выяснилось, что Гену зовут Вася.
– Ты чё, не знал?
– Неа. А почему Гена?
– Ты видел когда-нибудь, как он улыбается?
– Он ещё и улыбается? – мир сходил с ума.
– Раньше улыбался, – просветил Гаста, – улыбкой крокодила. А может, потому что он первый начал бахаться крокодилом, я уже и не помню.
– А кто это написал, не знаешь? – кивнул я, беря во внимание, что ноги прозвища Гены растут из крокодила.
– Я! – улыбнулся Гаста.
– Ха-ха-ха, зачем?
– Уу, это мы мелкие были, он тогда только начинал торчать, денег у меня занял и долго не возвращал, вот я и написал.
– А потом вернул?
– Да, не сразу, по частям, отдал еле-еле через год. Стартуем, я готов.
– Деньги взял? – спросил я.
– Взял. А ты?
– Взял. А фотик?
– А в ротик?
– Хочу! – я засмеялся.
– Вротиквротиквротик, в ротик я хочу, – начал Гаста.
– Вротиквротиквротик, в ротик я могу, – договорил я.
– Вротиквротиквротик, в ротик я люблю, – закончил Гаста.
Мы вышли из дурки.
– А куда мы идём, кстати? – я даже не знал, где можно сдать в ремонт фотоаппарат.
– Тут рядом, возле траходрома. Так, надо Ксюхану позвонить – договориться, где стык, – Гаста достал телефон и начал набирать Ксюхана.
Я шёл рядом и смотрел по сторонам. О чём говорил Гаста, я не слушал. Мои руки были в карманах джинсов. Одной рукой я сжимал свой наркофон в надежде почувствовать вибро, каждую минуту ожидая звонка от Елеанны, а другой я сжимал свой член, отчего он был слегка эрегирован.
– Ага, давай, – Гаста убрал телефон. – Чего приуныл?
– Я заметил, что стал материться от безделья. Мне помогает мат, – вдруг подумалось мне.
– В каком смысле?
– Сидишь ты на месте или идёшь, что-то делаешь, но молча, а рядом никого нет или есть. Ты что-то делаешь, а потом так тяжело вздыхаешь и в выдохе говоришь: «Оооойбляяяя».
– Ха-ха-ха-ха.
– Сразу ведь легче становится. Или не становится, но я чувствую себя уже чуточку лучше, потом зеваю и вслух так: «Ыыххйооооаныйыот».
– Хе-хе-хе.
– Короче, мне помогает. По-любому ты так же делаешь, просто за собой не замечаешь.
– Во ты гонишь, Автор. Это в тебе говорит что-то старческое. Ты – кряхчун, ёпто. Ха-ха-ха-ха.
– Это я.
– Это тоже я.
Мой член в это время ещё слегка увеличился в размерах, мешая ходьбе. Я приподнял его на двенадцать часов, и мне снова в голову пришло что-то из области ссыкливой фантастики.
– Гаста, я только что подумал о том, что мужики становятся импотентами от передрочения или перетрахивания, – с опаской произнёс я.
– Ёб твою мать, – Гаста засмеялся. – Автор, что за херня тебе в голову сегодня лезет?
– Что если нам при рождении даётся, допустим, миллион стояков…
– Да ну, – перебил меня Гаста, – миллион – мало, давай лучше два.
– Да хоть миллиард. Мы же дрочим…
– Да мы с тобой не только дрочим, мы ещё и сосим, – снова перебил меня Гаста.
– Это я.
– Это тоже я. Ха-ха.
– Один оргазм – минус стояк. Понимаешь, о чём я?
– Да, – Гаста продолжал смеяться.
– И вот так мы дрочим, трахаемся, а количество стояков всё уменьшается и уменьшается. А если количество стояков уменьшается даже не после оргазма, а просто так – встал член, потом лёг – минус стояк? – произнеся это, я с ужасом сжал свой, пока ещё стоявший, хер.
– Ха-ха-ха, – продолжал смеяться Гаста, – приходит тип к врачу и говорит: «Доктор, у меня проблемы с эрекцией», а доктор срывается с места и, тыча пальцем на пациента, начинает орать: «Дрочила! Все посмотрите на дрочилу!» Ха-ха-ха.
– Ха-ха-ха, да-да. И такой: «Медсестра, иди зацени дрочилу!» – продолжил я.
– Ха-ха-ха. Потом в коридор, к очереди и продолжает: «Дрочила, смотрите, у меня в кабинете дрочила!»
– Ха-ха. Так что ты теперь думай, прежде чем захочешь бездумно подрочить, – завершил я свою мысль.
– Как скажешь, братик, хе-хе-хе.
Мы дошли до мастерской.
– Щя, пять сек, – Гаста быстро туда занырнул; почти сразу же – через минуту или раньше – вышел.
– Уже всё?
– Я сдал, через два часа вернёмся. Там вообще-то очередь, меня могли сбрить и сказать, чтоб я зашёл через две недели.
– Так это нам ещё повезло, что мы через два часа зайдём?
– Ага, нам повезло, что у меня тут свой чувак, который за пятихот сверху согласился посмотреть мой аппарат вне очереди.
– И что там сломалось?
– Через два часа вернёмся, он скажет. Двинули к Ксюхану, он уже ждёт.
– Может, я был слегка неосмотрителен, когда легко писанулся на его тему с контрольными? – засомневался я.
– И я о том же, – кивнул Гаста. – Ты ещё и за меня писанулся.
– Тебе-то свадьбу отщёлкать, пожрёшь там на халву и бухнёшь, а мне вот не известно ещё, что за контрольные делать придётся.
– Сам же замутил всё.
– Это я!
– Это ты! – кивнул Гаста.
Ксюхан был слегка помят после работы, но встретил нас стандартно: с бутылкой пивандрия в руках и коронной фразой.
– Здоровчаныч!
– Вздрочняныч! – отреагировал Гаста.
– Ха-ха-ха, – я, смеясь, пожал ему руку.
– Чё ты материшься? – повернулся он к Гасте.
– А чё, чё, слышь, пошёл на хуй! – сказал Гаста голосом, будто схватил себя за яйца.
– Ха-ха, защекан, лови факулю! Есть выпить?
– Ты ж сосёшь уже пивасик, – кивнул Гаста на бутыль.
– Шмурное – это хуйня! – невозмутимо ответил Ксюхан.
– Могу тебе плеснуть только виски из писки, – расщедрился Гаста.
– Нет уж, нет уж, ешьте пизду сами, она с волосами, – вежливо отказался Ксюхан.
– Господа, мне уже надоел ваш ацкей хуймор, давайте непосредственно к делу, – мне часто доводилось слушать их гон, иной раз уши вяли от этого бреда.
– Короче, Автор, – начал Ксюхан, шаря рукой по карманам, – так, блядь, у меня тут где-то была бумажка с темами…
– Надеюсь, там не квантовая физика, – проскулил я себе под нос.
– Так, сейчас, вот она, – он протянул мне свёрнутый вчетверо тетрадный листок в клеточку.
Я развернул его. Аккуратным красивым почерком отличницы там было написано: «Социология: что такое репрезентативность? Раскр…» Я пробежал глазами ниже: «Политология: Политические режимы…»
– Это всё?
– Да.
– Это чё, твой почерк, что ли? – я не мог поверить, что Ксюхан так пишет.
– Дай зазыпать, – листок выхватил Гаста, – ха-ха-ха, а цветными пастами тоже пользуешься?
– Ха-ха-ха, – я тоже заржал.
– Да это я училку попросил записать мне темы, ептить! – зло произнёс Ксюхан.
– Учителку, – хохотнул Гаста.
– Преподавалку, – озвучил я свой вариант.
– Вротберушкуижопопопрашайку, не один ли хер, как она называется! – Ксюхан выдернул листок у Гасты, посмотрел на него и протянул мне обратно. – Надо, чтобы была исписана тетрадка в двенадцать листов, сделаешь?
– На каждый предмет по тетрадке?
– Да.
– А никто не спалит, что почерк не твой?
– Похуй!
– Я испишу тебе две тетрадки, ты сдашь – и всё, больше ничего не надо будет?
– Ещё защита, нужно будет рассказать всё, что написано в тетрадке.
– Может, я на компе замучу, а ты перепишешь? Заодно, пока будешь переписывать, слегка воткнёшь и разовьёшь двигательную память, а то потом ещё предъявишь мне за почерк, – предложил я сделать всё иначе.
– …
– А что, – не дав ничего сказать Ксюхану, я продолжил, – напечатанные нельзя сдавать, что ли? Всё равно же защита будет.
– Да там хуй победи, у кого-то можно, у кого-то – нет, – задумался Ксюхан.
– Здорово ты учишься, Ксюша, – влез Гаста, – ваще ни хуя не отдупляешь.
– Ты там не пизди вообще, фотограф! – огрызнулся Ксюхан. – Ну ладно, забей, сделай на компе, а я потом раздуплю и разрулю.
– Когда тебе это надо?
– В марте сессия, кажется.
– Ну ты и лоб! – снова засмеялся Гаста.
– А чё, вот мне надо помнить всякий хлам, – отбился Ксюхан, показывая Гасте фак.
– А чё не купишь готовые контрольные? – спросил я.
– А я собирался, руки не доходили, и нарисовался варик с тобой.
– Вернее, ты сам его нарисовал, – поправил я его.
– Хули нам, кабанам!
– Всё? – я посмотрел на Ксюхана.
– Нет, ещё свадьба!
– Это не ко мне, – я повернулся к Гасте.
– И не ко мне, – снова отозвался Гаста дебильным голосом и захихикал.
– Ты в пятницу трубишь? – спросил его Ксюхан.
– Да, моя смена.
– В пятницу, в одиннадцать утра надо быть у ЗАГСа.
– Ты мне вчера говорил, я помню.
– А чё говоришь, что трубишь? – возмутился Ксюхан.
– Очочо, слыш, пошол нахуй! – ещё дебильнее повторил Гаста. – Подменюсь, чё – вот чё, – он сунул средний палец Ксюхану прямо в нос.
– Фу, отвали!
– Раз всё, тогда погнали, – обратился я к Гасте. Их вычурный юмор мне уже порядком поднадоел.
– Ага, погнали, – кивнул Гаста.
– А вы куда сейчас? – Ксюхан опустошил бутылку и воткнул её в снег.
– Забирать фотоаппарат из ремонта.
– АаааааээЭЭЭЭ, – мощно отрыгнул Ксюхан, – ну давайте, короче, Автор, две недели тебе хватит?
– Да.
– А! Эта… ийк, – он громко икнул, – ой, бля, кто-то вспомнил – срать пошёл.
– Ха-ха-ха-ха, – мы с Гастой дружно заржали.
– В конце ещё надо будет список литературы замутить, – вспомнил Ксюхан, не обращая внимания на наш смех.
– Которой я пользовался?
– Да.
– Сделаю.
– Всё, бывайте, ихтиандры.
Мы разошлись с Ксюханом и двинули обратно в мастерскую за фотоаппаратом.
– Гони бабки, щенок! – вежливо попросил Гаста, когда мы пришли на место.
– На, – я достал сумму. – А если бы ты мне ещё в попу дал, я бы тебе сверху сотыгу накинул.
– Ой, – Гаста сменил тон, – да в попу я тебе бонусом дам, братушка, – он зашёл в мастерскую.
Я достал наркофон и посмотрел на дисплей: ни СМС, ни пропущенных вызовов зафиксировано не было. Через несколько минут вышел Гаста с фотоаппаратом в руках.
– Я, бляхо, человек-рентген.
– Видишь большие члены сквозь стены?
– Я оказался прав – был наёбнут затвор.
– Починили?
– Заменили.
– Так быстро?
– Я сам охуел. Подфартило.
– А по деньгам сколько получилось? Сдачи не осталось? – мне вдруг стало немного жаль свои деньги, и я был бы рад, если бы хоть немножко получилось вернуть обратно в щель перевёрнутой голой женщины.
– Ха, мне едва хватило!
– Значит, я тебе ещё должен?
– Забей, братан, я знал, что будет больше. Всё равно же мне потом пришлось бы фот нести в ремонт, – Гаста произнёс это с удовольствием, как мне показалось, – а так ты почти половину пробашлял. Ха-ха-ха!
– Ах ты, сукин крот и сукин бобр!
– Хе-хе, это я! – улыбался довольный Гаста.
– Ты здорово влип, мистер хрен! – погрозил я ему пальцем, изображая серьёзного мафиози, и закричал, толкая его в сугроб: – Верни мне мои деньги, сука! Люди, помогите! Меня грабят жулики!
– А, бля, тихо, ха-ха-ха, – захохотал Гаста, – сейчас снова понесём его в ремонт.
– Сейчас тебя понесём в ремонт! – я слепил комок из снега и кинул ему в спину.
Мы ещё немного прогулялись и разошлись по домам.
День клонился к вечеру, Елеанна не звонила. Несколько раз я порывался набрать её сам, но боялся, что покажусь настойчивым. Я слушал музло и больше ничего не делал, медленно засыпая и думая, что ещё один день моей жизни уходит в… в алебастр! Вспомнив старое выражение, я хихикнул.
– А я ведь снова не спас мир, не накормил всех голодающих и даже не помог бабушке перейти через дорогу, – удручённо пробубнил я, зевая. Получились едва различимые звуки.
Глубоким вечером в колонках зазвучали помехи, наркофон начал шевелиться на полке и петь песню в бля_миноре. Я быстро к нему подскочил и, увидев надпись на дисплее – «Елеанна», сильно заволновался.
– Ололо, – сказал я пересохшим от волнения голосом в наркофон.
– Привет, это Елеанна.
– Да, да, я узнал. Привет!
– Не отвлекаю тебя?
– Меня? Да я вообще всегда не занят.
– Везёт тебе.
– Я ждал твоего звонка. Чем занималась весь день?
– Оо! Да так, маялась разной фигнёй, готовилась немножко к последнему экзамену: переписывала недостающие лекции, учила билеты.
– А когда последний экзамен?
– В среду.
– Уже скоро, – я совсем не знал, что ей сказать.
– Да, – наступила пауза.
– А завтра ты тоже будешь готовиться? – я боялся звать её гулять, потому что был не готов услышать отказ.
– Ты погулять хочешь?
– Да, было бы круто, уже подготовил ответы.
– Какие ответы? – не поняла девушка.
– На случай, если ты захочешь взять у меня… интервью, – напомнил я, еле сдержав себя от пошлости.
– Аааа, – она засмеялась, – ну можно, я думаю, только ненадолго.
– Конечно, давай, во сколько ты сможешь?
– Давай днём, где-нибудь в три, тебе нормально будет?
– Да.
– Хорошо. А где?
– Можно возле тебя.
– Ладно. Тогда созвонимся ещё завтра.
– Отлично.
– Пока.
– Пока, – я отключился и решил пересмотреть уже, казалось, утерянный смысл прожитого дня.
вс.
Наше первое свидание получилось ещё хуже, чем первый блин – гомом. Был сильный ветер, который в буквальном смысле сносил с ног. Мы оба замёрзли уже минут через двадцать с начала встречи. Но я всё же выяснил, что у неё нет парня, и от этого она мне стала нравиться ещё больше. Мне было жаль прерывать эту прогулку, особенно потому, что я понимал – погода в ближайшие дни вряд ли улучшится.
– А по гостям ты, конечно, не ходишь? – спросил я, когда мы уже прощались.
– Хожу, – вдруг отреагировала она.
– И что, сможешь прийти ко мне в гости?
– Смогу, – Елеанна улыбнулась.
– И у тебя точно нет парня? – решил я ещё раз уточнить.
– Нет! – твёрдо заявила девушка.
– А если я тебя изнасилую? – я не мог поверить в то, что услышал.
– Ты же не изнасиловал меня ночью, когда провожал домой.
– Так кто ж насилует зимой на улице? То ли дело в тепле, где члену комфортнее.
– Пошляк! – засмеялась Елеанна.
– Это я, – машинально отреагировал я.
– Если обещаешь не насиловать, я обещаю прийти к тебе завтра на чай, заодно взять интервью, – добавила она после небольшой паузы.
– Обещаю!
– Ты чем завтра будешь занят?
– Днём буду работать и готовиться к интервью, а вечером – ждать тебя в гости и давать интервью.
– Только встреть меня, я же не знаю, куда идти.
– Конечно, встречу!
Договорившись на завтра, мы попрощались, и я побежал домой.
пн.
Вечером следующего дня я был взволнован ещё сильнее, чем при знакомстве. У меня уже давно не было в гостях девушки, и перед приходом Елеанны я решил прибраться, хотя в этом не было особой необходимости.
А ещё мне постоянно казалось, что в моей комнате что-то не так. Я начал переставлять вещи с места на место, стал прикидывать, что и где будет выглядеть лучше, пока не ударился ногой об угол шкафа. Матернулся, потёр ушибленное место и плюнул на это дело, решив оставить всё, как есть.
Я объяснил Елеанне, на каком автобусе можно доехать и где выйти, встретил её на остановке и привёл домой.
Родители были уже дома, и я попросил маму замутить нам чай.
Елеанна зашла ко мне в комнату, осмотрела её и села на кровать.
– Такая маленькая комната, – сказала она, глядя на цветы. – Ты разводишь фиалки?
– Мама, – сказал я. – Она любит цветы и всю квартиру заставила цветами; когда их стало некуда ставить, она некоторые перенесла ко мне. Тут не только фиалки.
– Красивые цветы, – Елеанна продолжала на них смотреть.
Я чуть было не ляпнул: «Забирай себе хоть все», потом подумал, что любоваться фиалками и разводить их – две большие разницы, и промолчал.
– А вот это что за чудо? – Елеанна подошла к самому экзотическому цветку в моей комнате.
– Это пахистахис жёлтый, – блеснул я знаниями. – Ха-ха, будто на кирпичном языке разговариваю, – попытался я пошутить.
– На каком языке? – Елеанна, похоже, ничего про него не знала.
– Да это так, детский прикол – солнечный и кирпичный языки. Когда я был мелким, лежал в больнице, там со мной в палате лежали несколько человек из интерната, вот они и болтали на кирпичном языке.
– Как это? – не понимала Елеанна.
– Ну типа, – я попытался вспомнить хоть одну фразу, которую когда-то знал в детстве; ничего не вспомнив, я решил просто с ней поздороваться на кирпичном. – Присивесет, Еселесе… асаннаса, – может, я не совсем правильно сказал, но она всё равно ничего про него не знала.
– Глупость какая-то. И в чём прикол? – Елеанна смотрела на меня, улыбаясь.
– После каждого слога надо ставить букву «с» и последнюю гласную этого слога, если я правильно запомнил.
– И как это можно выучить?
– Да сам не знаю. Кажется, в разных компаниях ставят разные буквы. Где-то «п», где-то «к», хрен их пойми, делать людям нечего. Те чуваки в больничке ещё напевали тупую песенку типа: «Чунга-чанга, в жопе динамит, чунга-чанга, он уже дымит».
– Ха-ха-ха, – засмеялась Елеанна. – А мы пели с другими словами: – Чунга-чанга, в жопе три гвоздя, чунга-чанга, вытащить нельзя, – напев песенку, девушка слегка покраснела.
– Хе-хе-хе, а у нас была ещё такая: «Расцветали яблони и груши, поплыли туманы над рекой. Выходила на берег Катюша и стреляла в солнце колбасой».
– Ха-ха-ха-ха, – девушка засмеялась ещё громче.
Мы болтали обо всём подряд, Елеанна рассказывала мне про свою учёбу, я слушал с нескрываемым интересом, но если бы она попросила меня повторить то, что она только что рассказала, я бы и слова не смог вспомнить.
– А как ты поступила в такой крутой универ, там ведь сумасшедший конкурс? – мне было и правда любопытно это узнать.
– Готовилась и поступила, – пожала Елеанна плечами. – Повезло.
– Туда, наверное, принимают только одних медалистов и мажоров.
– Мажоров – да, а медалисты там тоже на платном учатся. Сейчас вообще медали почти никакой роли не играют при поступлении в вузы.
– С дипломом этого универа все выпускники нарасхват, наверное, – прикинул я статус вуза.
– Не знаю, я пока только на втором курсе и то – уже хвост один есть. Тем более я ведь учусь на филолога.
– И что, это плохо?
– А кем работать?
– Не знаю.
– Вот и я не знаю. Филолог – это как философ, хрен знает, кем работать.
– Наверное, можно в школе преподавать, – прикинул я.
– Пф, – фыркнула девушка, – вот ещё!
– А зачем ты тогда поступала на филолога?
– Родители посоветовали.
– Родочки-то хоть гордятся, что ты сюда поступила?
– Конечно, это же родительский понт! – воскликнула Елеанна.
– В смысле?
– Ты никогда не задумывался о том, что родители отправляют своих детей учиться, куда покруче, чтобы потом перед другими родителями повыделываться, типа: «А где ваш сын учится?» – «Наш – в ТЖТУ». – «Ууууу». – «А где ваша дочь?» – «А наша – в УГМ». – «Ооооо», – изобразила девушка две семейные пары из разных классов.
– Ха, нет, не задумывался, – её мысль мне показалась отчасти правильной.
– А я задумывалась. А ты сам-то что закончил?
– Я? Ээ… три класса церковно-приходской школы, – соврал я, решив, что после последней мысли девушки моё образование будет звучать смешнее самой смешной шутки в мире.
– Да ладно, чё ты врёшь! – не поверила девушка.
– Ну, что-то там закончил, но не универ. Одним словом, похвастаться нечем, – уклончиво ответил я.
– Почему?
– Что – почему?
– Почему не закончил универ?
– А я сначала не поступил. А потом у меня не было условий – это раз, два – я не могу летать в облаках и слушать всякую шнягу, три – я не усидчивый.
– Так, давай с конца, при чём здесь усидчивость? – не поняла Елеанна.
– Всем ведь известно, что ты за диплом вышки пять лет занимаешься фигнёй. Ты пишешь курсачи, сдаёшь зачёты и экзамены по таким дисциплинам, которые тебе не пригодятся в жизни и даже, к примеру, в твоей профессии. Общее развитие, это понятно, но по большому счёту это даже для общего развития бесполезный фарш. И при устройстве на работу, когда видят твой диплом о высшем образовании, обменянный на пять лет бестолковых занятий, отмечают, что ты усидчивая и можешь долго заниматься каким-нибудь бесполезным говном.
– Ха-ха-ха, – засмеялась Елеанна, – вот это цепь рассуждений, первый раз такое слышу. А при чём тут облака?
– В любом учебном заведении преподаватели любят ссать в уши наивным студентам. Втирать, какие они особенные, что вот-вот скоро получат дипломы и выйдут на производство. Что они все такие востребованные специалисты, обалдеть можно. И работодатели будто ждут не дождутся, когда же к ним наконец придут эти замечательные выпускники.
– И что не так?
– Не так то, что студенты чересчур начинают верить в себя. Это не плохо, но, мне кажется, благодаря таким наставлениям и воодушевлённым речам про то, что весь мир у ваших ног, особо впечатлительные новоиспечённые дипломированные специалисты себя переоценивают и воспринимают реальность не такой, какая она есть. Молодёжь выпускается в двадцать два-двадцать три года, но по развитию и поведению они как школьники, только им уже можно тусить на полную катушку и родочки не отругают. А когда они пытаются устроиться на работу, то выясняется, что за просто так никто не хочет платить большие деньги и что в жизни всё совсем не так, как рассказывали на парах. Многие вообще соскакивают с работы, поясняя, что не хотят горбатиться за мизерную зп. В итоге кто-то перегорает и не может повзрослеть, продолжая витать в тех самых облаках, куда их поместили вузовские преподы, которые, к слову, сами в своё время не успели повзрослеть.
Я закончил, в комнате наступила тишина, которую спустя несколько секунд нарушила Елеанна.
– Это не про меня.
– Хе-хе-хе, ну и замечательно.
Проводив её домой, я спросил, когда мы увидимся в следующий раз, она сказала, что завтра будет весь день готовиться к экзамену, в среду утром сдавать, и, если сдаст, скорее всего вечером мы сможем увидеться.
вт.
Во вторник после работы я решил последовать примеру Елеанны и тоже заняться учёбой, только не своей, а Ксюхана. Естественно, я не собирался идти в библиотеку, я залез в Интернет, не понимая, почему Ксюхан сам не мог это сделать. Но с другой стороны – он на то и Ксюхан, что умеет только бухать, бычить и рожи бить.
Я посмотрел внимательно на вопросы в контрольных.
Социология
1. Что такое репрезентативность?
2. Раскройте содержание понятий «гражданское общество» и «правовое государство».
3. Что представляет собой социальная мобильность?
Политология
Политические режимы: тоталитаризм, авторитаризм, демократия.
Что-то из этого я проходил в школе на уроках обществознания и истории, но Ксюхан – понятно, он в это время болел. Я не видел ничего сложного в этих контрольных работах и считал, что такому образованию – грош цена.
Возмущаться прилюдно против таких дипломов и озвучивать свою позицию в голос я не собирался, во-первых – пустое, только время тратить, а если иметь в виду Ксюхана, он всё равно этим дипломом воспользуется не по назначению, пусть получает. В том, что он его получит, я даже не сомневался.
Найдя за несколько минут все ответы и список литературы, я бегло всё прочитал, попутно кое-что вспомнив, а что-то узнав новое, распечатал контрольные и сложил их в папку, решив отдать Ксюхану уже на этих выходных его пятёрку. Ха-ха, если бы я защищался, по-любому была бы пятёрка.
Вечером я написал Елеанне СМС с пожеланиями удачи на экзамене.
ср.
Весь день я переживал за Елеанну, надеясь, что она хорошо сдаст последний экзамен и мы вечером увидимся. Возле трёх она позвонила и похвасталась:
– Поздравляй меня! Я сдала на четыре!
– Поздравляю! А почему не на пять?
– Да, ага, у этого препода попробуй ещё на четыре сдай!
– Поздравляю! – ещё раз повторил я.
– Спасибо!
– И это значит, что мы сегодня увидимся? – спросил я с любопытством.
– А пошли гулять, – вдруг предложила Елеанна. – Сегодня так классно на улице.
– Я могу позвать Гасту, – зачем-то ляпнул я, – заодно познакомитесь.
– Зови. А то в прошлый раз он был не совсем адекватным.
– Сегодня будет трезвым, – засмеялся я в трубку.
Гаста сегодня был вых и с радостью согласился пойти погулять, даже взял с собой отремонтированный фотик с целью сделать несколько ярких кадров на память об этом замечательном времяпрепровождении.
Мы гуляли втроём по зимнему вечернему парку, Гаста фотографировал нас с Елеанной. Мы позировали ему, как умели, кривлялись, кидались снегом и веселились.
– Слушайте, я анекдот вспомнил про торчка. Гаста, иди сюда, – начал я. – Стоит наркоман, забивает косяк…
– Ааааааха-ха-ха-ха-ха-ха, – наигранно громко заржал Гаста. – Наркоман стоит… Ха-ха-ха…
– Ну хорош, – сказал я, улыбнувшись. – Короче! Стоит наркоман, забивает косяк…
– Аааааааа!!! Забивает!!! Ха-ха-ха, – перебила уже Елеанна, также начиная наигранно гоготать.
– Ха-ха-ха-ха, – раздался мне прямо в ухо гомерический гогот Гасты.
– Ну что за вафли сад? – я тоже слегка хихикнул.
– Давай, рассказывай, – подбодрил Гаста.
– В общем, стоит наркоман, – начал я в третий раз, – забивает косяк… Ааааааааааааа!!!! Косяяяяк!!!! – не выдержал я и заорал, пока меня никто не успел перебить. – Ха-ха-ха.
– Ха-ха-ха.
– Ха-ха-ха.
– Опа, стоять, – Гаста преградил нам путь рукой, – машина.
Мимо нас проехал мусоровоз, к которому сзади прицепились несколько мальчишек.
– Эх, цепон цепоныч, – тяжело вздохнул Гаста.
– Это что, ностальгия по детству? – улыбнулась Елеанна.
– Да, мы в детстве часто цепонились. У нас для этого была специальная обувь и стратегия. Караулили машины возле мусорки, чтоб нас не было видно. Хе-хе.
– С Автором? – Елеанна посмотрела на меня.
– Не, – я мотнул головой, – мы тогда ещё были не знакомы.
– У меня был одноклассник Чиканэ – отчаянный экстремал, – продолжил Гаста. – Гонял и стоя, и на кортах. Гений акробатики, хе-хе, виртуоз.
– Это который отъехал? – уточнил я.
– Да.
– Почему Чиканэ и почему отъехал? – спросила Елеанна.
– Когда кто-то чудил, задавал вопросы, которые Чиканэ казались нелепыми, или просто нёс фигню, Чиканэ всегда говорил, будто кого-то изображая: «Чиканэ, что ли?» Потому и Чиканэ, – пояснил Гаста.
– И что с ним случилось?
– Угадай.
– Попал под машину? – осторожно произнесла девушка.
– Да. Только не когда мы цепонились. У нас была огромная горка недалеко от дома, и мы в тот день намутили огромный обледеневший ковёр. Набрали ещё разных чуваков и гоняли на нём с горки всей толпой. А внизу горки была автомобильная дорога. Потом мы начали соревноваться в одиночном катании – кто проедет на ковре дальше всех. То есть проедет через дорогу и выкатится на лужайку, которая зимой, конечно, совсем не лужайка. И когда ехал Чиканэ, так вышло, что он залетел прямо под задние колёса грузовика.
– Кошмар… – ужаснулась Елеанна.
– Ага, – закончил Гаста.
– Я помню этот случай, я тогда был совсем мелким. Я тоже в тот день был на горке, только ушёл домой раньше, чем это произошло, – сказал я. – После этого случая внизу горки поставили ограду, чтобы больше никто не выезжал на дорогу.
– Да-да, – кивнул Гаста, – у меня на ноге шрам от этой ограды. Я как-то весьма нехило влетел в неё коленом спустя год после гибели Чиканэ.
– Зато не под машину, – подметила Елеанна.
– Согласен.
Мы побродили по парку ещё около часа и проводили Елеанну до общежития. Я отошёл с ней попрощаться.
– А что ты делаешь завтра?
– С тобой гуляю, – улыбнулась Елеанна.
– Хе-хе, – я не знал, что сказать, и глупо хихикнул.
– С утра я хочу сходить в деканат и взять направление на пересдачу экзамена, потом подучу немного билеты, потом можно погулять недолго, если ты хочешь, а потом я снова пойду учить билеты.
– Конечно, хочу! Ну чтоб я не отвлекал только, а то я не хочу тебе мешать учиться, – ответил я, стараясь показать, что я всеми руками и ногами за получение образования.
– Я всё равно сделаю перерыв, так что всё нормально, – улыбнулась девушка.
– Хорошо, – я тоже улыбнулся, – ну тогда до завтра, пока! – я неуверенно подался чуть вперёд.
– Пока! – Елеанна так же неуверенно приблизилась ко мне, и мы скромно поцеловались после небольшой паузы.
Представив, как это всё выглядело со стороны, я хихикнул – будто клювами стукнулись. Елеанна тоже улыбнулась.
– Давай закрепим, – сказал я.
– Давай, – засмеялась девушка.
На этот раз я поцеловал её увереннее.
– Вот теперь – пока! – сказал я.
– Пока! – Елеанна не переставала улыбаться.
Я махнул ей рукой и пошёл к Гасте. Весь оставшийся вечер я думал только о Елеанне.
чт.
Я подошёл к её общежитию вечером, было прохладно, и мы решили прогуляться, не отходя далеко от корпуса. Она рассказывала про своих соседок, что-то там ещё; я рассказал, как у меня дела на работе – никак. Вскоре мы разошлись. Елеанна поцеловала меня и пошла готовиться к завтрашней пересдаче.
пт.
Был конец недели, Гаста свалил на свадьбу, я тупил на работе и надеялся, что Елеанна удачно сдаст долг, чтобы мы смогли наконец подольше проводить время вместе. Хотелось начать подольше проводить время вместе уже на этих выходных. Мне нравилось видеться с ней каждый день, и я потихоньку к ней привыкал. Думаю, она тоже ко мне привыкала, потому что часто она сама первая звонила или писала.
В середине дня на мой наркофон пришло убийственное сообщение «не сдала…» Я посочувствовал ей, она сказала, что будет пытаться сдать в следующий понедельник, и для меня это означало, что в выходные я с ней не увижусь. Очень хотелось ей написать, что не надо было хамить преподавателю, хотя я не знал всю проблему её «не сдала» и всё могло оказаться совсем не так, как я думал.
Было глупо и эгоистично звать её гулять сегодня, хотя, может, разгрузка в виде прогулки ей бы не помешала. А может, наоборот – она помешала в день перед сдачей долга.
Я не знал, что написать, я хотел написать или позвонить, но не знал, что ей сказать, кроме своей нудятины про преподавателя. Поддержать если только, типа – да ты сдашь, всё будет круто и ля-ля, ля-ля, ля-ля. Не парься, никто тебя не отчислит, таких красивых девочек не отчисляют…
Мой наркофон оповестил меня о новом сообщении. Я взял потёртую трубку в руки, СМС было от Елеанны. На белом фоне экрана было написано: «Приходи завтра в гости».