У Сталина было одно уязвимое место – его болячки и хвори. А эти болячки лечили врачи. Что следует сделать, чтобы Вождь поскорее умер? Правильно догадались: убрать от него врачей, дискредитировав их путем чудовищной лжи, обвинив в убийствах высших лиц государства. Чтобы товарищ Сталин и в страшном сне не вздумал к ним обращаться…
Так возникло «Дело врачей-убийц». В августе 1948 года врач-кардиолог Тимашук направила начальнику Главного управления охраны (по-нынешнему – ФСО) генералу Власику письмо, в котором сообщала, что члену Политбюро А. Жданову было назначено неправильное лечение, от чего тот и умер. При снятии кардиограммы она обнаружила у него инфаркт миокарда, но «светила» медицины Лечсанупра профессор Егоров, академик Виноградов и профессор Василенко заявили, что никакого инфаркта нет, и направили пациента в санаторий на Валдай с разрешением вставать с постели, совершать длительные прогулки, ходить в кино и т. д. Чуть ли не танцевать…
Эти деятели предложили Тимашук переписать свое заключение, но она отказалась. Двадцать девятого августа 1948 года инфаркт у Жданова повторился, летальный исход наступил через день. При вскрытии оказалось, что инфаркт все же был: Тимашук оказалась права. Тогда на нее начали оказывать давление, чтобы она все-таки переписала заключение, которое можно было бы трактовать и так, и эдак. Она опять отказалась, за что ее выгнали из Лечсанупра и перевели в обычную поликлинику. Генерал Власик положил письмо Тимашук на стол Сталину и доложил, что причин подозревать кремлевских медиков нет. Поскольку он лично отвечал за подбор медперсонала, то и спрос был бы с него; вот почему он дезавуировал «сигнал» Тимашук. Сталин, ознакомившись с ним, начертал в уголке: «В архив», то есть не придал ему значения и поверил Власику.
Мало ли какие среди эскулапов разборки бывают: обиделась Тимашук за то, что ее выгнали из элитного учреждения, вот и наклепала на честных докторов. Ему бы всех врачей на уши поставить, провести тщательное расследование… Однако он этого не сделал, а ведь Жданов был его другом и вероятным преемником. Непонятное поведение Сталина можно объяснить только его болезнью. При ОНМС (остром нарушении мозгового кровообращения, то есть инсульте) еще и не такое бывает. Да, еще и провалы в памяти…
Но Тимашук не сдавалась. Не дождавшись реакции Сталина, она обратилась с этим же заявлением к Кузнецову (дважды – в 1948 и 1949 годах), который, как мы помним, курировал деятельность правоохранительных органов – МГБ и МВД. Кузнецов тоже ей ничего ответил. Так прошло 4 года. На это время о смерти Жданова забыли. Маленков получил портфели Кузнецова и Жданова, главного идеолога страны.
Вообще со смертью А. Жданова связаны некоторые странности. Он был вероятным преемником Сталина, однако открыто Вождь так его не называл. Но по тогдашней иерархии все и так знали, кто есть кто. У Жданова был даже свой кабинет на даче Сталина. Андрей Александрович прекрасно играл на пианино, а Сталин любил слушать его музицирование. По-своему они импонировали друг другу. Все совместные документы в государстве Сталин подписывал от имени Совета министров, а Жданов – от партии.
Смерть Жданова ошеломила Сталина; он искренне горевал по нему. Охранники вождя отмечали, что видели Хозяина пьяным только два раза: после самоубийства его жены Надежды Аллилуевой в 1932 году и после смерти Жданова в 1948-м. Жданов открыто враждовал с Маленковым – это факт. Факт и то, что у него было больное сердце; также он любил крепко выпить. На момент смерти ему было всего 52 года. Когда Андрей Александрович умер, вскрытие его тела производили не в Москве, в морге, как это следовало бы сделать, а в полутемной ванной комнате Валдайского санатория. На этой процедуре обязательно должен был присутствовать член Политбюро, которому патологоанатом обязан был выдать заключение о причине смерти покойного. В качестве такого представителя Политбюро из Москвы на Валдай выехал член ЦК А. Кузнецов; туда же подтянулись и Вознесенский с Попковым. Их появление на Валдае объяснимо: Жданов был их наставником и соратником по блокадному Ленинграду, и их тоже обеспокоила скоропостижная кончина шефа. Патологоанатом Федоров напустил столько туману в своем заключении, что разобраться в нем без специальных медицинских познаний было сложно. Главной причиной смерти Жданова объявили «паралич болезненно измененного сердца при явлении острого отека легких». Вот почему Сталин поверил Власику и списал это дело в архив. Никита Хрущев на XX съезде высказал подозрение, что Тимашук написала письмо Сталину не просто так, а потому что на нее, «по всей вероятности, кто-то повлиял или просто приказал». Кто же это мог быть? Неужели Маленков?
Ведь за всеми делами, связанными с физической ликвидацией преемников и «Делом врачей», стоит именно эта зловещая фигура! Однако у нас нет тому никаких доказательств, а не пойман – не вор. Но, как говорится, или у него украли, или он украл, а осадок остался. Теперь все документы от имени партии вместо Жданова стал подписывать Маленков.
Итак, продолжим. После расстрела Кузнецова среди его документов Маленков и нашел эту записку Тимашук (вряд ли он знал о том, что такая же записка была передана Хозяину, если не брать во внимание предыдущую версию). Он решали использовать ее в своих целях, то есть для дискредитации врачей, лечивших Сталина. Ведь лечил Сталина тот самый академик Виноградов, который упоминался в сигнале Тимашук. Для Маленкова это была ценнейшая находка!
На этом месте остановимся и поразмышляем: а зачем «светилам медицины» нужно было заставлять Лидию Тимашук переписывать заключение? Чтобы снайпер отлично стрелял, ему нужно стрелять каждый день. Так же как и хирургу – регулярно делать операции, каменщику – класть кладку, токарю – вытачивать детали, и т. д. Это надо для того, чтобы квалификация не терялась. А эти профессора и академики? Три дня ошивались возле постели больного Жданова и не смогли распознать, чем он болен, а практикующая врач Тимашук сразу диагностировала инфаркт. Вот, скажем, профессора Василенко и Егоров. Профессор – это чисто преподавательское звание, а значит, они читали студентам лекции, а не занимались врачебной практикой. С академиком Виноградовым – еще интереснее. Он одновременно был главным терапевтом Лечебно-санитарного управления Кремля (Лечсанупра), заведующим кафедрой 1-го Медицинского института, главным редактором журнала «Терапевтический архив», заведующим кафедрой Института терапии Академии медицинских наук СССР и еще занимал ряд должностей. При такой загруженности куда уж там живых людей лечить! Он уже давно потерял свою квалификацию. Но и это еще не все! Этот деятель медицины держал своих скаковых лошадей на ипподроме, коллекционировал жив опись (Репина, Шишкина, Брюллова и др.), антиквариат, золотые монеты царской чеканки и хранил… доллары! И если за содержание призовых лошадей и коллекционирование антиков ему ничего не было бы (это просто жмотство, снобизм и желание красиво жить), то хранение золота царской пробы и долларов было уже нарушением «Закона о валютных операциях», за что тогда полагался немалый срок.
Короче, эти деятели при лечении Жданова допустили элементарную медицинскую ошибку (позже, на допросе, они это признали), а давили на Тимашук, защищая честь мундира, чтобы скрыть эту ошибку и избежать ответственности. Ныне такое случается сплошь и рядом. В народе таких врачей называют «помощниками смерти»…
Продолжим. Итак, в руки Маленкова попал серьезнейший документ, уличающий лейб-врача Сталина – академика Виноградова – во врачебной ошибке. Однако Георгий Максимилианович был не дурак: Сталин мог и не поверить во вредительство Виноградова. Значит, дело нужно свести к заговору: якобы врачи-убийцы умышленно неправильным лечением отправляли вождей на тот свет. У всех в памяти еще было знаменитое дело «врачей-отравителей» 1930-х годов Плетнева, Левина, Максимова и Казакова, обвинявшихся в том, что они до смерти «залечили» Куйбышева, Менжинского и Горького. Маленков решил действовать по уже знакомой схеме. «Тогда прокатило – прокатит и сейчас», – подумал он, но информацию решил пока попридержать.
Это была многоходовая комбинация Маленкова. Первым возникло дело ЕАК – Еврейского антифашистского комитета. Вернее, оно развивалось параллельно «Ленинградскому делу». Историческая справка: этот комитет был создан в 1942 году с целью влияния на международное общественное мнение (прежде всего среди еврейской диаспоры) и организацию моральной и материальной поддержки борьбы СССР с Германией. В состав ЕАК вошли известные писатели, музыканты, поэты, актеры, кинорежиссеры, генералы и академики. Они не раз выезжали во время войны за рубеж в качестве официальных представителей советских евреев – посещали США, Мексику, Канаду, Великобританию и другие страны. Для Красной Армии ЕАК собрал тогда более 16 миллионов долларов; на эти деньги в Россию поставлялись машины, медикаменты, одежда и другое. Говорят, ЕАК также способствовал открытию Второго фронта. В 1943 году газета «Правда» писала, что деятели ЕАК получили из Чикаго сообщение: «…Специальная конференция “Джойнт” начала кампанию, чтобы финансировать тысячу санитарных машин для потребностей Красной Армии». В общем, члены ЕАК и дальше занимались бы полезным и нужным делом, если бы…
Если бы не контакты с «Джойнт»! «Джойнт» – это еврейская благотворительная организация в США, созданная в 1924 году для помощи жертвам-евреям Первой мировой войны. Но дело в том, что «Джойнт» – не столько благотворительная, сколько сионистская организация. Принято считать, что сионизм придуман для того, чтобы собрать всех евреев в Палестине, на земле обетованной. Поначалу это так и было, но с образованием государства Израиль в 1948 году сионизм мутировал в еврейский нацизм. Германские нацисты считали, что немцы – это высшая раса, а сионисты, соответственно, что евреи являются таковыми. Позже, в 1975 году, даже была принята специальная резолюция ООН за № 3379, осуждающая сионизм как форму расизма.
Так вот, некоторые советские еврейские деятели конца 1940-х – начала 1950-х годов были очень привержены делу сионизма (в том числе и жена Молотова Полина Жемчужина). Они начали строить планы такой же, пусть не государственности, как в Израиле, а своей республики в Крыму. Естественно, Советское правительство не могло им позволить этого: в СССР уже была Еврейская автономная область, учрежденная еще в 1934 году на Дальнем Востоке, куда евреев было и калачом не заманить. А тут Крым! Контакты членов ЕАК с европейскими и американскими евреями очень навредили советским евреям и вызвали у них нездоровые мысли о своей особой миссии.
Еще один фактор повлиял на возникновение «Дела врачей». После фултонской речи Черчилля 1946 года началась холодная война. Израиль, в основном созданный усилиями Советского Союза как передовой форпост на Ближнем Востоке, переметнулся на сторону США. У Сталина были все основания подозревать, что образование еврейской автономии в Крыму пойдет тем же путем. А потому всякие мечтания о Крыме представляли большую опасность для целостности Советской державы. Конечно, некоторые советские евреи, прежде всего члены ЕАК, остались этим запретом очень недовольны.
В свою очередь, зарубежные разведки стремились использовать любое недовольство гражданами СССР политикой своего государства. Сведения о первых контактах еврейских «буржуазных националистов» с иностранными спецслужбами поступили в МГБ еще в 1946 году. ЕАК была упразднена в 1948 году как центр антисоветской пропаганды, а в конце этого же года был арестован его секретарь писатель Ицик Фефер (председатель ЕАК, режиссер Соломон Михоэлс, погиб в ДТП в Минске в том же году). Позже к ответственности привлекли еще ряд лиц еврейской национальности. Их обвиняли в буржуазном национализме, космополитизме, планировании создания еврейской республики в Крыму в угоду американцам и т. д., и т. п.
В МГБ дело «еврейских националистов» было поручено старшему следователю по особо важным делам Михаилу Рюмину. Однако оно продвигалось очень тяжело: от арестованных требовали признания в шпионаже и диверсиях, но ничего такого не было, только кухонная болтовня о своей республике в Крыму и антисоветские разговоры. Шпионами они себя не признавали: у них просто не было доступа к государственным тайнам. Рюмин бился с арестованными целых два года, но безрезультатно. Конкретно предъявить-то им было нечего! Так, мелочи… Тогда Рюмин решил расширить круг обвиняемых, арестовав новых людей, не входящих в ЕАК, но как-то участвовавших в его работе.
В этой новый круг и попал профессор 2-го Московского мединститута Яков Этингер. Показания на него как на «буржуазного националиста» дал Фефер. Мол, я-то ни при чем, а вот Этингер – та еще личность! Квартиру Этингера начали прослушивать. Выяснилось, что он постоянно слушает «Би-Би-Си» и «Голос Америки», а также ругает в семейном кругу политику Советской власти относительно евреев. Естественно, профессор-кардиолог Этингер в ноябре 1950 года был арестован. Начались допросы – опять ничего! Ну да, слушал вражеские «голоса», ну да, критиковал Советскую власть. Но серьезного-то ничего нет! Министр МГБ Абакумов, обеспокоенный, что дело ЕАК не двигается с места, вызвал Этингера к себе на допрос. «“Говорите, не кривите душой!” – предложил я Этингеру. На поставленные вопросы он сразу же ответил, что его арестовали напрасно, что евреев у нас притесняют. Когда я стал нажимать на него, Этингер сказал, что он честный человек, лечил ответственных людей. Назвал фамилию Селивановского, моего заместителя, а затем Щербакова. Тогда я заявил, что ему придется рассказать, как он залечил Щербакова. Тут он стал обстоятельно доказывать, что Щербаков был очень больным, обреченным человеком… В процессе допроса я понял, что ничего, совершенно ничего, связанного с террором, здесь нет. А дальше мне докладывали, что чего-то нового, заслуживающего внимания, Этингер не дает». Так рассказывал Абакумов. Опытный контрразведчик сразу понял, что это все ерунда, приказал Рюмину больше не трогать профессора и перевел его из Бутырок в Лефортово. Однако Рюмин ослушался своего начальника и продолжал допросы, стараясь «пришить» Этингеру смерть Щербакова. Ему хотелось хоть что-то накопать в этом деле. Во время многочасовых допросов у Этингера случилось 29 сердечных приступов, и он наконец сознался, что Щербаков умер в результате его неправильного лечения. В МГБ еще и не в том сознавались! Но Рюмин этот допрос почему-то не запротоколировал, а 5 марта 1951 года Яков Этингер умер в своей камере. Это был удар для Рюмина! Что делать? Он ослушался приказа самого министра, продолжал вести допросы, почти «дожал» Этингера, а подследственный возьми да умри. Надо было спасать свою задницу, как сказали бы американцы. За такие упущения Абакумов по голове не погладил бы… И тогда Рюмин решил обратиться в ЦК к куратору МГБ товарищу Маленкову, минуя своего начальника (что, кстати, строго запрещалось).
Вот в нашем расследовании и появилась новая фигура – Александр Сергеевич Щербаков. Во время войны он был первым секретарем Московского обкома партии, начальником Главпура РККА и по совместительству – директором Совинформбюро. Как и показывал Этингер, у Щербакова было много болячек, к тому же он был еще и запойным пьяницей. Умер он 10 мая 1945 года, то есть так крепко отпраздновал День Победы, что на следующий день его свалил инфаркт. Хрущев вспоминал: «Он сам глушил крепкие напитки и других втягивал в пьянство… Умер от сердечного приступа после сильного запоя. Берия тогда правильно говорил, что Щербаков умер потому, что страшно много пил. Опился и помер».
Вот так, никакого «неправильного» лечения не было. Абакумов верно тогда пришел к выводу, что все это ерунда на постном масле.
Когда авантюрист Рюмин пришел к Маленкову, тот сразу узрел шанс избавиться от независимого Абакумова и поставить на его место своего человека. Кроме того, из жалобы Рюмина на своего начальника Маленков понял, какая удача ему привалила: Этингер сознался в том, что «залечил» Щербакова. А Виноградов с компанией «залечили» Жданова! Один мертвый вождь – хорошо, а два лучше! Вот в это Сталин должен поверить! Обязательно должен поверить! Таким образом, Маленков решил убить сразу двух зайцев.
Помощник Маленкова Суханов посоветовал Рюмину написать Сталину донос на Абакумова. Тот охотно согласился. Суханов держал у себя Рюмина 6 часов, постоянно консультируясь по телефону с Маленковым по поводу письма Сталину. В итоге эта цидула переписывалась Рюминым 11 раз! Согласно «версии» Рюмина получилось, что не он запытал Этингера, а Абакумов умышленно довел профессора до смерти и таким образом «…заглушил дело террориста Этингера, нанеся серьезный ущерб интересам государства». В общем, с подачи Маленкова Рюмин перевернул все с ног на голову.
Георгий Максимилианович тут же положил эту кляузу Сталину на стол. Пятого июля ночью Абакумов, его заместитель Огольцов и Рюмин были вызваны в кабинет Сталина в Кремле для объяснений. На следующий день создали особую комиссию Политбюро для расследования данного конфликта. В эту комиссию вошли Маленков, Берия, Шкирятов (как уже писалось, человек Берии) и один из заместителей Маленкова – Семен Игнатьев (к этой личности мы еще вернемся). Эта комиссия полностью подтвердила наветы Рюмина. Абакумова сняли с поста министра, а затем арестовали. Появилось сообщение Политбюро, в котором говорилось, что арестованный Этингер «без всякого нажима» признал, что при лечении Щербакова «имел террористические намерения» и принял все меры к тому, чтобы «сократить его жизнь». В этом сообщении говорилось также, что среди врачей, «несомненно, существует законспирированная группа лиц, стремящихся при лечении сократить жизнь руководителей партии и правительства». К этой же группе приплели и Абакумова: якобы он покрывал их и всячески препятствовал расследованию их деятельности. Помимо этого ему еще вменили создание «сионистского заговора» в органах госбезопасности (поскольку многие видные чекисты были евреями). После ареста Абакумова полковника Рюмина повысили в звании до генерал-майора, назначили заместителем министра МГБ и поручили вести «Дело врачей» и «Дело Абакумова». Можно себе представить, как измывался Рюмин над своим бывшим начальником! Однако Абакумов был человеком редкого мужества и, несмотря на страшные пытки, ни в чем не «признался». Кстати, и Абакумова, и Рюмина расстреляли в 1954 году.
Так из дела ЕАК возникло «Дело врачей». К доносу Рюмина Маленков присовокупил еще жалобу Тимашук, и дело получило завершенный характер.
Одно замечание: если Берия знал, что Щербаков просто «опился и помер», то чего ради он подписался под таким заключением комиссии? А потому, что они были с Маленковым заодно. Кроме того, у Берии был и свой резон – «утопить» слишком уж зарвавшегося Абакумова, с которым он был на ножах.
Новым министром МГБ в 1951 году вместо Абакумова был назначен Семен Игнатьев. Игнатьев – чистой воды партийный бюрократ; работал в аппарате Маленкова его заместителем по кадрам. Это был второй случай в истории советских спецслужб, когда во главе такой мощнейшей структуры, как НКВД-МГБ, становился партаппаратчик: первым, как известно, был Николай Ежов. И Семен Игнатьев начал действовать в том же духе. Главное – Маленков добился своего, и во главе МГБ встал его человек.
Чем же закончились дело ЕАК и «дело врачей»? Дело ЕАК закончилось плохо: в августе 1952 года 13 человек были расстреляны. По «делу врачей» арестовали, среди других, и 9 кремлевских докторов, в том числе и лечащих врачей Сталина академика Виноградова и профессора Егорова. Их обвиняли в том, что они работали на американскую и английскую разведку с целью умерщвления видных деятелей Советского государства и якобы уже убили Жданова и Щербакова. Они просидели в тюрьме до самой смерти Сталина и в апреле 1953 года были выпущены и восстановлены на работе. «Врачиубийцы» свою миссию выполнили полностью. Теперь стало не до них. Мавр сделал свое дело…