В комнату, где лежит Анастасия Кирилловна, входит Нина Борисовна. Ксюша идет впереди нее. Мы слышим финал истории, которую бабушка рассказывает спине свой внучки.
ГОЛОВАЙКО. …он мне говорит: «Жалуйтс камю хатите!». А я ему говорю: «Вот тебе и пожалуюсь!» — и этой капустой в него бросила. (Всем сразу.) А я вот шла и зашла.
НЕНАШИНСКАЯ. Здравствуйте…
ГОЛОВАЙКО. А вы все сидите?
СОКОЛОВА (входит).. Здравствуйте. А она все сидит.
ГОЛОВАЙКО. А я вот пока шла, придумала — вы возьмите плотную веревку и на пятку ее вот так, как петлю. И тяните вверх-вниз, вверх-вниз, разрабатывайте ногу, разрабатывайте. (Протягивает руку.) Дайте какую-нибудь веревку!
КСЮША. Деня — дай.
ДЕНЯ. А ты что?
КСЮША. Я — должна резать овощи.
СОКОЛОВА. Деня, не ерепенься. Отрежь от бобины кусок и принеси.
ГОЛОВАЙКО. А в туалет вы как ходите?
НЕНАШИНСКАЯ. Хожу.
ГОЛОВАЙКО. А как вы ходите?
НЕНАШИНСКАЯ. Навесу.
ГОЛОВАЙКО. Это как это?
СОКОЛОВА. Она ведь сама встать не может, она может только долбать: подними ее, да подними. А мы все не сторукие…
ДЕНИС (входя). …как Шивы.
СОКОЛОВА. Не хами. А мы не сторукие и не стоногие, чтобы как посрет — так идите. (Протягивает веревку Головайко.)
ГОЛОВАЙКО (протягивает веревку). Вот — берите.
НЕНАШИНСКАЯ. Спасибо… (Обматывает веревку вокруг шеи.)
СОКОЛОВА. Вы только посмотрите, что эта скотина делает! (Бросается к ней.) Ты, мама, меня совсем удосужить хочешь! совсем в гроб закопать! в землю забить! (Разматывает и отнимает веревку.) Вот тебе вешаться! вешаться! (Хлещет веревкой.)
НЕНАШИНСКАЯ. Ай! ай! ай!
ГОЛОВАЙКО. Алена! Алена!
ДЕТИ. Мама! мама!
СОКОЛОВА. Когда же вы все сдохните?! Когда?!
ГОЛОВАЙКО. Алена!..
СОКОЛОВА. Что «Алена»? Алена — голова зелена! Что вы к другим своим снохам не шастаете? Что вы к своему Степаньке не ходите? Потому что он со своей крашенной вас с лестницы спустил! А сынок его, Кешечка, которого вы тетешкали — где он теперь? Он с кореянкой тупорылой ребеночка слепил, а теперь хочет в Канаду уехать к сестре. А вы все «сиротинка Кешечка! сиротинка!». Да какой он сиротинка? Жопу себе на канадских харчах еще отъест! А что вы к нам ходите? Я вас сколько раз, когда молодые были, просила с детьми посидеть! А вы что? А вы: у тебя есть мать! А зонтик мой, прибалтийский, вы на пляж утащили и он весь выгорел. А он в шкафу стоял. Зачем было в шкаф! А Коленьку вы тогда квасом на жаре зачем напоили и к нам приперлись, а этот выродок мне новую обивку на диване обрыгал. А Стёпачка, сынок ваш, Денису на день рождения старые детские колготки подарил! А перед новым годом, перед миллениумом, зачем вы с Андреем из-за Ельцина поцапались? Ушел хер в отставку — ну и ушел. А Андрей в полночь зеленый сидел. Миллениум раз в две тысячи лет бывает, а вы его обгадили. Я две тысячи не проживу — вы проживете, старые суки. Вы прожив… вы… (Опускается на стул.)
Пауза. Ксюша, зыркнув на Нину Борисовну, подбегает к столику с бабушкиными лекарствами и достает сразу несколько пузырьков. Все происходит молча. Через минуту Головайко нарушает молчание.
ГОЛОВАЙКО. Извини, Алена… я зашла сказать, чтобы в субботу ко мне на день рождения…
СОКОЛОВА. Не приду. Нет.
ГОЛОВАЙКО. Я хотела в последний раз всех собрать, чтобы все сказать… все… и всем…
СОКОЛОВА (пьет капли). Уже… сказали… уже… наговорились…
Денис срывается с места, подбегает к бабушке сзади и бьет ее кулаком в спину.
ДЕНИС. Сдохни, сука!
ГОЛОВАЙКО. Ай! (Оборачивается, отталкивает внука.) Ты что — ошалел?
ДЕНИС. Ты меня не толкай, я — не холоп! (Бьет на таран бабушку головой в живот.) Лопни!
СОКОЛОВА. Денис! Денис!!
КСЮША. Деняяя! Деняяя!!
Мать и сестра оттаскивают взбесившегося Дениса от бабушки. Ненашинская бессмысленно сучит ногами и руками по воздуху.
Головайко, согнувшись от удара и держась за живот, молча уходит.
ДЕНИС. Я ей врезал. Я всем врежу.
СОКОЛОВА. Тих-тих… тих… (Поит сына валерьяновыми каплями.) ну-ка… не проглоти только бутылек…
КСЮША. Проглотишь — тебя будут разрезать, чтобы вынуть.
СОКОЛОВА. Будут ниточками тебя зашивать… как мамин желчный… а потом нитки гниют в пузе, а гной выходит в полости…
Денис затихает.