Входит Соколова.
СОКОЛОВА. Ты чего трясешься?
ДЕНИС. Ннничего…
СОКОЛОВА (передразнивая). Ннничччеггго… истерическая трясучка!
ДЕНИС. Папа меня задолбал…
СОКОЛОВА. Это кто еще кого задолбал! это ты всех в доме задолбал!
ДЕНИС. Я не ваш ребенок — вы меня ненавидите!
СОКОЛОВА. Да если бы ты чужой был, то стали б мы тебе условия создавать.
ДЕНИС. Когда я маленький был, ты говорила, что сдашь меня в роддом.
СОКОЛОВА. Мы за твои роды в те времена сто рублей врачу отдали, чтобы только ты здоровым родился.
ДЕНИС. А я разве здоровый?
СОКОЛОВА. Значит, просрал ты нам эти деньги. Сколько раз отец тебе говорил, чтобы ты занимался!
ДЕНИС. Я не могу заниматься четыре часа, а он говорит. У меня начинает голова кружиться. Меня тошнит и я задыхаюсь.
СОКОЛОВА. А я что ли не задыхаюсь, когда с базара сетки тащу? А я что ли не тошнит? Ты мне хоть раз помог?!
ДЕНИС. Я всегда с тобой хожу, когда попросишь.
СОКОЛОВА, А тебя хер допросишься. Вечно сделаешь такую рожу, что прибить, на хер, охота.
ДЕНИС. У меня потом тоже все болит, если тяжелое подниму.
СОКОЛОВА. А кто поднимать должен — я? Ксюша-девочка, чтобы потом у нее опущение матки было?
ДЕНИС. Я хочу умереть.
СОКОЛОВА. Нуиумричтобыятакихсловнеслышала! Ты хочешь и меня в гроб загнать? Отца уже довел, что он, как собака, в комнате лежит!
ДЕНИС. Он на кровати лежит… собаки на кроватях не лежат…
СОКОЛОВА. Он на кровати, как собака — один.
ДЕНИС. Пусть ляжет по-другому.
СОКОЛОВА. Отец всю жизнь одинокий человек. Его мать всегда безразличной была. Он когда в армию ушел, то она за два года два письма написала — все какой-то херовиной занята была по хозяйству… Кролики у них были, индюшки, а куда девались — неизвестно, потому что их никто не ел. Папа говорит, что у них семья была из «Грин Пис», потому что они ели только покупных кур, а своих просто кормили. А когда второе письмо в армию пришло, то он открывает, а там пустой листок. Мать его такая занятая была, что в конверт, не глядя, чистый лист сунула. Он его обратно ей отослал.
Пауза.
ДЕНИС. А вы меня зачем в диспансер отдавали?
СОКОЛОВА. Диспансер — не армия. Отдавали, чтобы ты здоровый был и не чах каждую зиму. Отец всю квартиру своими руками построил от балкона до кухни. Когда мы ее получили, здесь ничего не было: загаженный чулан, сломанный унитаз — к соседям писать бегали, — раскуроченная ванна. Он здесь, когда полы лаком покрывал, то отравился…
ДЕНИС. А когда вы тогда полаялись, он заставил меня деревяшки лаком красить.
СОКОЛОВА. Закрой рот — «полаялись»! Я посмотрю, как ты со своей женой будешь жить, какая дура тебя выдержит. Отец тогда заболел и в больницу попал, я одна сюда приехала с дочкой на руках. Она еще грудничок, а все на моих плечах: и в больницу, и пеленки и работа. Приходим в палату, я говорю: «Ксюша, кто у нас тут в коечке?». Она говорит: «Дядя…» (Вытирает слезы.)
ДЕНИС. Если бы я так ответил, вы бы меня излупили.
СОКОЛОВА. Ксюша была добрый ребенок, а ты — подлючка.
ДЕНИС. Ты всех, кроме меня любишь. Ты отцу носки после стирки, когда жесткие, то мнешь, чтобы ногам приятно.
СОКОЛОВА. Я отца до сих пор люблю… хоть он и скот… (Выходит.)