Агитмашины то вещали, то верещали, производя необходимый сумбур в головах избирателей. Улица обожгла солнцем, ошеломила шумом.

Им посчастливилось поймать свободное такси, и минут через десять они вышли у подъезда ресторана «Акварио». Вся правая сторона улицы уставлена шикарными легковыми автомобилями и автобусами. Белоснежный полисмен фехтовал дубинкой, безуспешно пытаясь разрядить пробку на проезжей части квартала. Рядом с символическим знаком созвездия Водолея над зеркальными дверями ресторана надрывался сверхмощный динамик!

— …И господь благословит народ, покорный его воле! И осенит благодатью своей! И даст каждому кров, и хлеб насущный, и радость, ибо вы голосовали за независимых христиан!

— Сейчас вас осенит, сеньоры, — пообещал Слейн динамику. — Гарри, поглядим еще разок на того благополучного бегемота на плакате! Это и есть сеньор Моралес. Вот сейчас «Верита» развернется на полный ход, и у этой морды будет совсем иное выражение. Честное слово, ради такого зрелища стоило сидеть три года в трущобах и горах!

Они протолкались сквозь толпу зевак, Слейн помахал перед носом оранжевого здоровяка корреспондентским удостоверением и туманно объяснил:

— Мы за господню благодать.

Их пропустили.

В зале было тесно, как в консервной банке. На эстраде сияла свежей апельсиновой окраской переносная пластмассовая трибуна. Над ней лучезарно улыбался сеньор с оранжевой бутоньеркой в петлице фрака. Слейн толкнул друга:

— Нам везет, нам удивительно везет! Сам сеньор Моралес осчастливил избирателей! — И он крикнул, сколько хватило голоса: — Слушайте! Слушайте сеньора Моралеса!

Стоявшие рядом оглянулись на Слейна. Оратор улыбнулся еще шире и поклонился на голос. Живой Моралес выглядел старше и подержаннее, чем Моралес плакатный. Но все же благообразный, благополучный облик лидера вызывал у обывателя доверие к партии независимых христиан. Узкий лоб успешно дополняла лысинка. Короткие усы над полными красными губами щетинились от улыбки. Голова плавно поворачивалась на толстой шее, черные глаза по-хозяйски обводили толпу. Роль политического деятеля приучила лидера к сдержанности в жестах и выражениях, но если на сеньора Моралеса надеть клеенчатый фартук, он ничем не отличался бы от лавочника средней руки, торговца рыбой, мясника. Такое сходство льстило самолюбию обывателей Адигарадо.

Моралес сложил широкие, как лопаты, ладони в рукопожатие и потряс ими над головой, приветствуя аудиторию. Белый фрак чуть не лопался, круглое лицо налилось кровью от натуги.

— Сеньоры избиратели! — возопил Моралес. — Никто не хочет себе плохого. Так зачем вам голосовать за республиканцев, когда вы не видали от них ничего хорошего? Если уж говорить честно, так республиканцы — сборище жуликов! Не так ли, мои добрые друзья?

Багров шепнул:

— Странно. Или Руми очень медленно выводит реостаты…

— Подожди, — отмахнулся Слейн. — Пока что Моралес вещает сущую правду.

— Кто же выведет страну на путь процветания и прогресса, кто?! — Моралес оживленно задвигал головой. — Только партия… только партия независимых хри… хри…

Моралес сбился.

— Что он хрюкает? — громко спросили из толпы. — Подавился, что ли, своей партией?

— Только партия независимых христиан может… сделать меня членом парламента!

Моралес сказал не совсем то, что ожидалось, и в зале стало очень тихо. Багров сжал плечо журналиста.

— Слушайте сеньора Моралеса! — весело крикнул Слейн, чувствуя знакомое волнение, как тогда в больнице. — Слушайте, сейчас он откроет вам свою программу!

— Да, программу… Что я хотел сказать? Я хотел… Гм…

— Если хотел, так говори, черт возьми! — поторопил события голос от двери. И Моралес сказал:

— В конце концов, дьявол с ней, с программой. Я хочу в парламент…

Он сказал, и черные заблестевшие глаза полезли из орбит, как у быка, которому всадили в шею первую бандерилью.

— Старый президент два срока сидит в кресле, этот выживший из ума осел чем-то нравится американцам из «Юнайтед фрут». Но на сей раз янки немного отпустили вожжи и дали нам возможность разыграть выборы самим… Они знают, что ни я, ни мой конкурент Приетта — будь он проклят! — не станем плевать против ветра и ссориться с «Юнайтед фрут». А то они нам быстренько устроят государственный переворот… Ну да, североамериканские фирмы, которых называют друзьями… они грабят страну. А кто ее не грабит? Мы… и я… только маклеры у них… Но моя жизнь и мои деньги! Кто скажет, что маклеру не нужны жизнь и деньги? Пусть делают что хотят, не стану я ссориться с янки…

Из задних рядов выкрикнули:

— Если ты, сволочь, собрался служить янки, так на что тебе парламентское кресло?

Обливаясь потом, Моралес обеими руками уперся в край трибуны… Его телохранители и прихлебатели оторопело замерли. Никто не мог понять, что случилось с лидером и что нужно делать. Не тащить же лидера партии независимых христиан в тайную полицию за «красные» высказывания.

— Если я стану депутатом парламента!.. Я протащу закон… чтобы добиться для оранжевых… для себя… посредничества между «Юнайтед фрут» и теми плантациями, которые янки еще не слопали! О, я сумею подложить свинью наглецу Приетте! Он оттягал у меня почти весь кофейный экспорт! Что будет с моей фирмой, если он пролезет в парламент депутатом от Адигарадо?.. Ах, сеньоры!.. Мне плохо…

Моралес схватился за лысину и зашатался, трибуна повалилась. У дверей ресторана закипал угрожающий гул. Слова лидера через динамики прозвучали на всю улицу и были встречены громкими криками разбухшей толпы. К «Акварио» сбежались шоферы и грузчики из ближайшего автогаража, скотоводы, приехавшие в Адигарадо из окрестных ранчо. Привратника выкинули на тротуар.

— Вы слышали, ребята?!

— Мы и раньше знали!

— Знали, но когда вот так…

— Ах ты, боров!

— Вот они, наши политики!

— Нас продают за крохи с американского стола!

— Бей предателя!!!

Над головой Моралеса пролетела тарелка и разбилась о его изображение на плакате. Лидер присел и втянул голову в жирные плечи.

В зале поднялась суматоха. Метко брошенный булыжник ударил в плечо телохранителя, тот упал, и а общем шуме не слышно было его крика. Визжали женщины, сыпались, звеня, стекла.

Один из телохранителей Моралеса, широкоплечий, хмурый, с тяжелой челюстью и кривым носом, выхватил пистолет, выпустил несколько пуль в потолок и бульдозером пошел сквозь кричащее месиво. За ним, окружив уничтоженного своим выступлением лидера, двинулась поредевшая кучка оранжевых.

На улице, на ступенях входа, оранжевые уперлись в молчаливую стену грузчиков. Мускулистые смуглые парни в грязных майках и рубахах недобро глядели на Моралеса и его свиту, закрывая дорогу к автомобилям. Белоснежный полисмен отбежал на угол квартала и что-то кричал в телефон-автомат.

— Как ты дошел до этого, Френк? — угрюмо спросил кривоносого телохранителя рослый грузчик с красным платком на шее, покачивая в руке увесистый булыжник. — Ведь ты сам из наших, и ты был честным боксером. Как же это ты, Френк, а?

Телохранитель опустил пистолет и шагнул вперед.

— Лучше бы вы пропустили нас, Челли. Сам знаешь, после того как меня изувечили на ринге в прошлом году, я уже ни на что не годен. А эта сволочь, — он кивнул через плечо на оранжевых, — они дают мне три доллара в час…

— Пять долларов, Френк, пять долларов! — прохныкал Моралес, прячась за спины оранжевых.

— Вот видишь, Челли. Где я еще заработаю столько? Ведь у меня четыре малыша, ребята.

— Френк, ты защищаешь предателя.

— Знаю. Но я честно должен отработать свои доллары, что взял вперед. Мери их, наверное, уже истратила. Честное слово, мне и самому противно, ребята… Я все равно не могу стрелять в вас, и вы правильно сделаете, если меня пристукнете. Но я честный человек и должен отработать свои доллары…

Из переулка вылетел конный отряд полиции. Увязая в суматохе тротуара, полицейские двинулись к ресторану.

— Ладно, — сказал грузчик, которого бывший боксер называл Челли. — Что-то случилось в этом мире, ребята. Я не знаю — что. Но чувствую: наши булыжники еще пригодятся. Пусть идут эти, как вы думаете?

Стенка грузчиков неохотно расступилась.

— Спасибо, ребята, — пробормотал Френк и понуро пошел в проход. Оранжевые благополучно, не считая дюжины безответных затрещин, пробрались к автомобилям.

— Эй, Френк! — крикнул кто-то. — Получай свои доллары и возвращайся к нам!

Бывший боксер помахал рукой и втиснулся в дверцу автомобиля. Багров и Слейн наблюдали всю картину из разбитого окна ресторана.

— Вот и начало! — весело сказал Багров. — Неплохое начало! Идем, Джо. Еще только два часа, а сегодня многое должно произойти.

— Будет всеобщий мордобой, помяни мое слово, Гарри. В двух кварталах отсюда, в спортивном клубе — штаб католиков. Поглядим, каких успехов достигли.

Почти бегом они направились к спортклубу. Полицейские уже расчистили улицу от людей и машин и теперь крутились на конях у «Акварио», не зная, в чем дело и кто зачинщик. Постовой полисмен что-то сбивчиво объяснял лейтенанту. Офицер ругался:

— Сеньор Моралес занимался красной пропагандой? Сеньор Моралес бранил президента и американцев? Да ты пьян, олух!