С рассветом перестрелка усилилась. Окраины, фабричные предместья, район вокзала и железнодорожных депо оказались в руках повстанцев, которыми руководил штаб, созданный вышедшими из подполья лидерами партии «Либертад». Сбитое с толку «импульсами», растерянное правительство, крупные предприниматели, политические и коммерческие дельцы укрылись в центральных кварталах столицы, поближе к надежно охраняемым особнякам посольства Штатов. Нечеткий и ненадежный фронт опоясал центр города ломаным кольцом. Со стороны центра его держали немногочисленные, но хорошо вооруженные полицейские части, обстреливая баррикады повстанцев. Предместье лавочников Адигарадо соблюдало нейтралитет, завесившись в домах циновками и жалюзи, переживало свои маленькие драмы и комедии, семейные исповеди, одинаково страшась и центра и окраин.

Все это Багрову и Слейну рассказал инженер Армандо, который решил сам проводить их до линии баррикад. Кроме того, в прострелянном кузове автофургона сидели Челли и Рамон, которых Багров согласился взять в качестве охраны до аэродрома.

Редкие хлопки выстрелов слышались все ближе, и скоро машина остановилась.

Квартала два прошли пешком, держась поближе к стенам домов.

— Дальше нельзя, — встретил их у баррикады человек в комбинезоне, с американским автоматом на груди. — Дальше «синие мундиры».

Было часов восемь утра. Но солнце успело накалить мостовую, рубашки прилипали к телу. Неширокую улицу двухэтажных домов перегораживал завал из бочек, повозок, ящиков, мешков с песком. Армандо подошел к баррикаде, осторожно оглядел пустую, враждебно молчащую улицу.

— Если бы у нас было достаточно оружия! — сжал он кулаки. — Начинать атаку с дубинками бессмысленно. В Сан-Гвидо рабочие разоружили полицию, весь город в их руках. Что ж, там мало полиции и много фабрик. Из Сан-Гвидо идет к нам подкрепление и оружие, но пока доберутся, мы вынуждены ждать. Плохо, что не знаем намерений правительства. Но как узнаешь? Послать разведку в центр? Но правдивость хороша, пока мы здесь, у себя. В окружении врагов она обернется гибелью для разведчика. Ну что ж, друзья, прощайте. Вам покажут, где можно безопасно перейти на ту сторону. Рамон и Челли с вами до аэродрома, а если посчастливится, так и до Санта-Доры. Только я очень, очень сомневаюсь… Берегите себя, не рискуйте понапрасну, удачи вам!

Кряжистый коротыш с густой черной бородой повел их задворками, захламленными пустырями. Дойдя до кожевенной фабрики, они спустились в подвал.

— Здесь ремонтировали водопровод, — пояснил проводник и вынул карманный фонарик. — Воду в трубы пускать не стали, они для другого пригодятся. Тем, «синим», невдомек, что у нас тут лазейка.

По скобам колодца спустились в тесную осклизлую трубу. Долго шли за проводником, согнувшись в три погибели, скользя и поругиваясь шепотом.

— Стоп! — предупредил проводник. — Здесь колодец. И уже их территория. Поднимайтесь, товарищи, и будьте осторожнее…

Первыми вышли на поверхность проводник и Челли. Потом позвали остальных. Подвал, заваленный бочками сарай и дворик, залитый ослепительным светом. Чужая территория в своей столице…

Челли вышел из ворот, огляделся и махнул рукой. Простились с чернобородым проводником и пошли по улице, прислушиваясь к выстрелам, гремевшим теперь за спиной.

Улица косо впадала в широкий проспект Сентраль. Двух- и трехэтажные белые особняки, два ряда пальм на газоне, светло-оранжевые коробки ультрасовременных небоскребов у площади Сентраль, все знойное великолепие тропической столицы имело свой обычный облик. Но людей на улицах, несмотря на утренний час, было мало. Прохожие шли поодиночке, спеша укрыться в своем доме, своем мирке, не выболтав соседу чего-либо запретного о личных делах и тайнах. Люди держались здесь не так, как на окраинах.

— Позвольте помочь вам, сеньора, — поклонился Челли хорошо одетой даме, которая, неумело изогнувшись, тащила сумку с провизией. В белой полотняной паре, в соломенной шляпе, при галстуке, Челли выглядел преуспевающим мелким коммерсантом, достойным доверия и даже женского внимания. Но сеньора испуганно отстранилась, перехватила сумку другой рукой.

— Нет-нет, не нужно!

Когда она осталась позади, Слейн заметил:

— Как будто все грехи нации сосредоточились в центре — такие они тут пуганые.

— Автобусники, лифтеры, домашняя прислуга бастуют со вчерашнего вечера, — сказал Челли. — Богатым сеньорам приходится самим отыскивать открытый магазин.

Вошли в аллею сквера. В тени пальм было чуточку прохладнее. Фонтан посреди бетонированного бассейна сегодня не бил шумной веселой струей, а урчал еле-еле, шепотом, точно и он боялся проговориться о том, что довелось видеть на аллеях.

— О! — удивленно воскликнул Слейн. — Смотрите-ка! Да ведь здесь мой шеф!

Лысый господин в сильно помятом костюме, без шляпы и галстука, сидел понуро на каменном диванчике в ненадежной тени пальмы.

— Как хотите, друзья, но я должен поговорить с моим редактором. Может быть, узнаю кое-что интересное для Армандо.

— Хэлло, шеф! Ну разве можно спать на таком пекле?

Редактор поднял голову и уныло свел на переносице бесцветные выгоревшие брови.

— А, Слейн, — промямлил он без особой радости.

— Приветствую вас, шеф! Как поживаете?

— Слейн, шли бы вы своей дорогой.

— О, и это говорит мой начальник после долгой разлуки! Вы даже не требуете репортаж с индейской территории?

— Боже мой, какое это теперь имеет значение… Газета закрыта. Все газеты закрыты. Журналисты, даже самые лояльные, пишут жуткие, возмутительные статьи, которые нельзя не то что печатать, а даже показывать типографским рабочим. Владельцы «Экспрессо» прихлопнули нашу лавочку. По крайней мере, до тех пор, пока не минуют эти нелепые времена. Один из директоров заинтересованной фирмы, прочтя гранки моей собственной статьи, взбеленился. Орал на меня, как на мальчишку-рассыльного: «Если я не могу больше врать, то я еще в силах запретить печатать правду!» Велел распустить сотрудников и самому убираться к дьяволу.

Слейн повел носом:

— Послушайте, шеф, а вы сегодня здорово клюкнули. В такую-то рань, при такой-то жаре! С чего бы это, а?

Редактор застонал.

— Все рушится, Слейн. Все идет под откос вместе с «Экспрессо». Идите и вы куда-нибудь… Оставьте меня в покое…

— Да ведь вам самому хочется поговорить, — провоцировал Слейн. — Так что валяйте, выкладывайте.

И редактор выложил, постанывая и хватаясь за голову.

Вчера он вместе с другими представителями прессы присутствовал во дворце на приеме делегации одной весьма дружественной европейской державы. Посол державы говорил о взаимопонимании, выгодном для «банановой республики», и премьер-министр уже готовился произнести ответную речь. И тут случилось ЭТО! Высокий представитель европейской державы прервал излияния и неожиданно для всех заявил:

— Мы полны дружелюбия, миролюбия и… и… самое главное, чтобы ваша паршивая республика купила у нас оружие…

— Простите, как вы сказали? — оторопел премьер. — В республике ведь нет армии…

— Это не наше дело. Куда-то надо же девать устаревшие пушки и дырявые самолеты. Мое правительство и военное ведомство поручило мне сбыть вам всю эту заваль в обмен на займы. И уж тогда вы не выкрутитесь! При мне крупная сумма в долларах, ассигнованная нашими промышленными кругами… для взяток… И серьезная, я бы сказал, очень серьезная рекомендация некоторых концернов, которые…

Бледный премьер уронил кресло и завопил:

— Убрать прессу! Немедленно!

Редактора «Экспрессо» и других деятелей печати бесцеремонно выставили за дверь, и, что там было дальше, неизвестно. Редактор все-таки дождался знакомого секретаря одного из министров, затащил в ресторан и выпытал некоторые подробности.

Посол дружественной державы был вынужден скоропостижно убраться в свое посольство, что уже само по себе грозило осложнениями. После его отъезда поднялась грызня между министрами, членами правительства. Каждый норовил задать соседу язвительный вопрос и получал в отместку то же самое. Раскрылись такие потрясающие аферы, что министра юстиции увезли на машине «Скорой помощи» в госпиталь, а премьер, запутавшись в своих и чужих грехах, распустил скандальное совещание. Во дворце остался только триумвират из премьера, министра полиции и государственного секретаря, да и те долго молчали, боясь раскрыть рот. По телефону беспрестанно поступали донесения о смутах, начавшихся по всей стране. В отчаянии премьер позвонил в американское посольство и слезно просил, чтобы прислали кого-нибудь для совета. Кого угодно, хоть сержанта охраны, сказал премьер. Вскоре прибыли военный атташе и представитель «Юнайтед фрут». Американцы тоже чувствовали себя не в своей тарелке. Однако их предложения оказались столь решительными и прямолинейными, что премьера зазнобило. Военный атташе откровенно высказал свою точку зрения. В проклятой «банановой республике» что-то произошло, сказал он. Что именно, пока толком не известно. Но если волна всеобщей правдивости перехлестнет через границы республики, то мировое политическое равновесие, безусловно, будет нарушено. В Штатах тоже существуют низшие классы, которые ни в коем случае не должны знать тайные рычаги политики правительства и магнатов. Так вот, если и в Штатах правящие круги станут выбалтывать кому попало свои намерения, если некоторые «особые» замыслы Пентагона получат огласку, если служба Центрального разведывательного управления будет парализована — это крах всего так называемого «свободного мира». Атташе именно так и выразился: «так называемого…»

— К счастью, ваша дурацкая республика невелика по территории, — так закончил военный атташе. — Больших затрат для нее не потребуется.

Премьер-министр вздохнул с надеждой и облегчением. Слова атташе обнадеживали, давали шанс уладить как-то беспорядки. Но атташе продолжал:

— Достаточно четырех или пяти водородных бомб…

Премьер вздрогнул.

— …чтобы полностью ликвидировать и республику и этого самого, черт его знает чего… Я намерен сегодня же вылететь в Штаты и надеюсь, джентльмены, что Пентагон поддержит мое предложение.

Премьер-министр застонал. Ему представился атомный гриб над его собственной плантацией, над его собственной виллой…

— О нет, только не это! Сеньор атташе, надо попытаться найти другие меры, другие средства! Может быть, американскую оккупацию страны…

Атташе стукнул по столу кулаком:

— Вы можете дать гарантию, что здешняя атмосфера не заразит солдат американской армии!? Не можете! Нет, Штаты не вправе рисковать. Вы уже не справились с создавшейся обстановкой, это очевидно. Следовательно, уничтожение республики — единственная гарантия против революций на континенте.

— По крайней мере, дадите ли вы время, чтобы перевезти мои ценности в банки Штатов? — взмолился трясущийся премьер.

Неожиданно к нему на помощь пришел представитель компании «Юнайтед фрут».

— Моя компания ухлопала слишком много денег на эту республику, — сказал он спокойно, пуская дым сигары в потолок. — Плантации, порты, железные дороги, принадлежащие компании… Пентагон не начнет бомбежку без согласования с монополиями, представителями делового мира. Подобные вопросы решает сначала капитал, а потом уже военные.

— Значит, есть другой выход? — обрадовался премьер. — Что бы вы предложили, сэр?

— Я против кровопролития, — решительно заявил представитель делового мира.

Премьер снова вздохнул с облегчением: ведь сейчас делец говорил именно то, что думает. Следовательно, имение, виллу, а заодно и республику еще можно спасти…

— Я против бомб, — повторил делец. — Надеюсь, можно ограничиться бактериологическим и химическим оружием. Правда, действие его не так быстро, но зато оставляет почти неповрежденными интересующие нас объекты.

Чем кончился этот деловой разговор, редактору «Экспрессо» не суждено было узнать. Ибо знакомый секретарь министра после виски понес явную чепуху и скоро уснул, склонив бледный лоб в тарелку с салатом. Тогда редактор покинул безмолвного секретаря и поспешил домой, чтобы собраться с мыслями и срочно обдумать возможность бегства за границу.

Такси ему найти не удалось. Трамваи и автобусы не ходили. Мелкой собачьей рысью, задыхаясь, бежал он по горячей мостовой и со страхом поглядывал в выцветшее небо, каждую минуту ожидая увидеть американские бомбардировщики.

«Нет, не может быть! — утешал он себя. — В Белом доме сидят деловые люди… Не могут же они вот так, сразу, уничтожить свою колонию только потому, что колония сошла с ума…»

На бегу он ощупывал в кармане толстую пачку банкнотов, которую во всеобщем замешательстве предусмотрительно захватил из сейфа редакции, и ему становилось легче. Он думал о супруге, расплывшейся, невоздержанной во всем сеньоре. Думал о шестнадцатилетней, уже достаточно испорченной дочери… Думал о…

Редактор замедлил бег, закрутился на месте. Потом решительно выругался и помчался в обратную сторону.

Он остановился у небольшого коттеджа в одном из тенистых, очень живописных переулков центра и вынул из потайного кармашка миниатюрный позолоченный ключик. Отперев дверцу с узорным матовым стеклом, вошел в прохладный вестибюльчик и поднялся на второй этаж. Послышался визгливый собачий лай, пахнуло дорогими духами. Без стука он вошел в уютный, шелково-сверкающий будуар, похожий на бонбоньерку.

— Ленора! Ты спишь, девочка? — позвал он, тяжело переводя дыхание.

Голубоглазая пышноволосая блондинка лежала на тахте. Она вздрогнула и приподнялась на локте.

— А, это ты… — по круглому личику пробежала гримаса досады.

— Ленора, детка! — он припал к тахте.

— Ах, отстань!

Она брезгливо отдернула ногу, которую он пытался погладить, встала и набросила халатик.

— Что с тобой, Ленорочка? Ты сердишься? За что?

Она смотрела в упор все с тем же брезгливым выражением на хорошеньком, почти детском личике.

— Я не должна сердиться на тебя… Но мне противно… Понимаешь ты! Противно!

Она говорила негромко и смотрела как на жабу.

— Глаза твои — на оливковом масле… усики… лысина… все отвратительно. Меня просто тошнит, когда ты приходишь.

— Что ты говоришь, опомнись, Ленора! Ведь ты всегда уверяла, что любишь…

— Что я должна была говорить, если ты содержишь меня? Но я больше не в силах лгать. Да, мне ненавистны даже твои деньги, пропади они пропадом! Даже этот будуар, в который ты приходишь, чтобы получить то, что принадлежит тебе — за деньги! Липкая, противная жаба!

Она схватила с туалетного столика фарфоровую пудреницу и запустила в него. Собачонка заливалась визгом и хватала редактора за брюки.

— Ах ты, шлюха! — взбесился редактор.

— Прочь! — Ленора замахнулась тонким узким ножом для фруктов. — Уйди!

Глупо было бы сейчас драться с капризной вздорной девчонкой, когда, того и гляди, налетят бомбардировщики. Опрокинув тахту, обсыпанный пудрой редактор выскочил из будуара как испуганный кот, слетел по лестнице и плечом распахнул дверь.

Волей-неволей приходилось вернуться в свой дом, в лоно семьи, в незыблемый оплот благополучия. Сейчас редактор готов был признать, что в истории с Ленорой зашел дальше, чем следовало. Нашел на кого положиться! Он еще раз ощупал в кармане пачку банкнотов — тут ли? — и вошел в дом.

Пораженная его ранним возвращением и растерзанным видом, горничная отшатнулась и побледнела.

— Дома ли сеньора?

— Сеньора… в спальне… — прошептала горничная.

Устало волоча ноги по коврам, оставляя пыльные следы, редактор вошел в спальню. То, что он увидел, завершающим ударом обрушилось на его измученный событиями мозг: сеньора, его жена, находилась в приятном обществе молодого человека, которого он уже не раз встречал в доме, но и мысли не допускал, что может встретить в своей пижаме…

— Как поживаете, сеньор… — невпопад пролепетал молодой человек, хватаясь за одежду.

Редактор на подгибающихся ногах добрел до стула и присел, держась за сердце. Сердце стучало неистово, кружилась голова, подступала тошнота. Супруга зарылась с головой в одеяло…

Мир рушился! Его собственный мир, еще утром такой прочный и удобный. Летело к чертам все, чем жил он с юности и что считал единственно для себя приемлемым. Всегда было у него два мировоззрения: одно, тайное, — для себя, другое, применительно к обстоятельствам, — для произнесения вслух. Сейчас оба мировоззрения почему-то сместились в одно… Это было страшно, опасно. Как теперь жить?!

Но сердцу стало легче. Сердцу было все равно… Редактор встал и вышел из спальни.

На улице повстречал он извозчика на полудохлой кляче. Остановил и велел ехать в квартал святой Марии Магдалины, веселый квартал, куда редактору солидной газеты в обычные нормальные дни грешно показываться. А теперь — какое это имело значение?

И здесь, в третьеразрядном заведении, обрел он наконец необходимую передышку от треволнений дня. Сидел в грязноватом зале, пил что-то очень крепкое. Кто-то подходил, что-то предлагал — он вяло отмахивался. Он провел ночь в дешевом номере, на железной кровати, не раздеваясь. В дверь стучали, он всех посылал к черту. Утром, несчастный, с головной болью, опять сидел в баре над стаканом мутной мерзкой жидкости. Жидкость помогала плохо.

Через вращающуюся дверь в бар протиснулся грузный седовласый сеньор в расшитом голубом мундире без эполет. Редактор не поверил глазам, узнав в раннем пришельце не кого-нибудь, а самого министра полиции сеньора Карреро. Редактор прикрыл лицо стаканом. Но поразмыслив, решил, что если министр прибежал в кабак спозаранку, то уж отставному редактору здесь тем более самое подходящее место. Он помахал генералу рукой и улыбнулся гостеприимно и нахально.

— Не составите ли компанию, генерал?

Министр посмотрел невидящим взором, сказал: «А, все равно…» и подсел к столику. Они выпили, потом еще выпили.

— Что у нас творится, генерал? — спросил редактор. В нем опять проснулся дух газетчика.

— Бывший генерал, — поправил сеньор Карреро и жадно осушил третий стакан.

Бывший генерал, бывший министр полиции немножко утешился и поделился нерадостными воспоминаниями.

В пятом часу утра генерала разбудили и доставили в правительственный дворец солдаты дворцовой охраны. Одновременно к подъезду подкатила открытая машина, в которой сидел командир охраны полковник Либель и взвод его солдат.

— Мы прекрасно могли бы обойтись без вас, Карреро, — сказал полковник, вылезая из машины. — Ноя хочу, чтобы наше дело выглядело солидно. Не пяльте глаза, ничего особенного не произойдет. Просто смена правительства. И вы, как понимаете, если не окончательный дурак, теперь уже бывший… я хочу сказать, бывший министр, будете свидетелем государственного переворота. Следуйте за мной к президенту.

Дежуривший в покоях президента сержант доложил полковнику, что «старый хрыч дрыхнет у себя в спальне». Либель приказал разбудить. Минут через десять худой, как стручок акации, обрюзгший спросонья старик, застегивая сюртук, вошел в приемную залу. Оглядел присутствующих и сказал:

— Уже? Впрочем, я так и думал.

Он погладил себя по жиденьким волосенкам, зевнул и спросил:

— Мне надо сейчас бежать в Штаты? Или что мне надо делать?

Полковник Либель, прикуривая сигарету, молча рассматривал президента.

— Кстати, полковник, — старик сел в кресло, — вы намерены объявить правителем себя? Смешно. Но ничего, бывает…

Полковник бросил спичку на ковер, растер ботинком и обратился к старику:

— Вы уже отправили свой капитал в Штаты?

— Разумеется! Когда в стране волнения, следует ожидать переворота. В таких случаях экс-президенты бегут в Штаты. Куда же им еще? Там они могут понадобиться. А если не понадобятся, то вот тогда-то и пригодятся деньги. Учтите эту традицию, полковник, я полагаю, что и вы кончите тем же. Хотя, судя по всему, вам придется хуже… Надеюсь, вы дадите мне машину до границы? Мой личный «роллс-ройс» сейчас уже в Калифорнии.

— Машины вам не будет.

— То есть? Не собираетесь же вы меня расстреливать? Это не принято! Наконец, американские представители…

— Американским представителям вздумалось оставить вас в президентском кресле. Смешно. Но ничего, бывает… — полковник платил президенту его же монетой. — Почему-то вы их устраиваете. Но при вас приказано быть мне — таково распоряжение посла. Передадите мне все полномочия власти. По радио выступите в десять часов. Если у вас получится, пообещайте что-нибудь народу — тут уж не мне вас учить. Прежнее правительство с этой минуты распущено. Янки считают, что такие мероприятия могут разрядить напряженность. Если же разрядки не произойдет, тогда всем будет очень плохо. Вам что-нибудь непонятно?

Президент посмотрел на полковника с явным уважением.

— Вас не зря обучали в Штатах, полковник. Значит, выступление по радио в десять? Тогда, с вашего разрешения, пойду еще вздремнуть. Передайте мою признательность господину послу.

Так произошла смена правительства, «избранников народа». Главные действующие лица прекрасно понимали друг друга, ибо служили одному хозяину. На огорчение бывшего министра полиции никто не обратил внимания. Уже садясь в машину, полковник Либель сказал:

— Вы свободны, Карреро. Полиция поступает в мое распоряжение. Рекомендую вести себя смирно.

Полковник засмеялся и приказал шоферу:

— В американское посольство.

Машина умчалась.

От выпивки Карреро отмяк и чуточку повеселел. На редактора же опять навалилась тоска. Вот и правительство сменилось… Нет, бежать, бежать за границу! От мерзкого пойла тошнило. Он оставил экс-министра и пошел проветриться в сквер.