Это было днем. Мы уже покатали, Дмитрия Ивановича и пошли домой. Мы шли и говорили с Галкой про одну разведчицу, про которую нам только что рассказал Дмитрий Иванович.
Ее звали Сашей, она была самая младшая в отряде, да еще ростом маленькая, Дмитрий Иванович сказал, что почти с Галку. Ее очень любили в отряде, боялись за нее, старались дать ей задание полегче. Но она сердилась, спорила со всеми, она говорила, что пошла на войну воевать, что она такой же солдат, как все. Она ходила туда, где били враги. Все там разузнавала и приносила в отряд очень важные сведения. Дмитрий Иванович обещал нам рассказать о Саше еще много интересного, и мы шли домой очень довольные. Дома у нас были гости. Женщина, наверное, намного старше нашей мамы, уже немножко седая, с морщинками на лице. И девочка с двумя длинными светлыми косами в нарядном голубом платье с белым кружевным воротничком.
Женщина с девочкой сидела на одной лавочке, а мама на другой. Мама нам сразу все объяснила:
— Это Светлана Николаевна и ее дочка Катюша, твоя, Наталка, ровесница. Им очень не повезло, они были у бабы Наты в больнице, и там им сказали, что она в отпуске, и дали наш дачный адрес. А я вот им говорю, что у нашей бабы Наты не отпуск, а одно недоразумение.
Мама говорила быстро, весело, но лицо у нее было огорченное. И еще я заметила, что она как-то странно поглядывает на девочку.
— Я вам очень советую подождать нашего доктора,— сказала мама Светлане Николаевне.— Напрасно вы не соглашаетесь. Она вернется не позже шести.
— Спасибо,— ответила Светлана Николаевна.— Дома волноваться станут, подумают, что Катюшу уже в больницу положили, отец ее еще в Москву помчится, а до Москвы-то от нас три часа езды на электричке.
— Тогда мы сделаем вот так,— сказала мама.— Я ей все сегодня расскажу, и она вам напишет, когда к ней лучше приехать в больницу. Но без чая я вас не отпущу.
Галка подсела к Катюше и спросила ее:
— Хочешь, мы тебе нашу черепашку покажем? Она у нас уже второй год живет.
Катя улыбнулась, но ничего не ответила.
— Ну, пойдем, чего сидеть-то,— Галка взяла ее за руку, и тут Катюша чуть слышно попросила свою маму:
— Скажи...
Светлана Николаевна вздохнула и сказала, что дочка ее не видит...
— Вот решили с отцом согласиться на операцию,— сказала она,— Катюша сама нас упросила.
Девочка опять что-то зашептала матери. Светлана Николаевна улыбнулась, и тут сразу стало видно, что она вовсе не старая.
— Черепашку ей охота погладить,— сказала Светлана Николаевна.— Стеснительная она у нас. Учится хорошо, все пятерки домой носит, да вот уж больно тихо уроки отвечает, будто по секрету учительнице.
Повели мы Катю к Путьке, присели возле ее ящика и положили Катину ладонь на нашу черепашку.
— Гладь, гладь, не бойся,— сказала Галка,— она некусачая.
Катя гладила Путьку и улыбалась. Потом мы катали ее на качелях, потом мы прямо в саду пили чай. Я старалась не смотреть на Катины глаза, а все равно смотрела. Они были темно-темно-серые, большие. Обыкновенные глаза — и вдруг не видят...
Маме надо было готовить обед, но нам с Галкой она позволила проводить гостей до самой электрички, а раньше никогда нас туда одних не пускала. Дорогой Светлана Николаевна рассказала нам, что Катюша учится в пятом классе в специальной школе. Там свои учебники, книги, только читают дети... пальцами. В этой школе много разных кружков, Катюша учится играть на аккордеоне и уже хорошо играет, но в школьных концертах никогда не выступает, потому что стесняется.
Мы еле-еле дождались бабу Нату, тут же сказали ей про Катюшу, начали о ней все расспрашивать. Оказалось, что Катюша ослепла четырех лет после тяжелой болезни. В прошлом году баба Ната осматривала ее, показывала еще другим врачам, потому что в трудных случаях, объяснила нам баба Ната, врачи всегда друг с другом советуются. Подумали они, подумали и решили, что надо сделать девочке операцию.
Светлана Николаевна, Катина мама, попросила бабу Нату дать честное слово, что операция пройдет хорошо и девочка будет видеть. Баба Ната ответила, что никак не может дать такого слова, потому что болезнь у Кати очень серьёзная. И тогда Светлана Николаевна сказала, что не может согласиться на операцию.
— Завтра же им напишу,— сказала баба Ната,— пусть приезжают.