Степка предложил пойти в тайгу за кедровыми орехами.
- На целый год запасемся, - сказал он. - Сиди зимам на печке и знай щелкай.
Комар, Степка и я взяли мешки, а Люська - только сетку-авоську. Люську, конечно, брать не стоило. Нянчись с ней в тайге, как с ребенком. Только вышли из поселка - она сделала страшные глаза и спросила Степку:
- Степа, а может, там не только анофелесы есть, но и алчные звери? Я очень боюсь. Ты же знаешь, я в Сибири еще не акклиматизировалась.
Боишься алчных зверей, так сиди дома, нечего к мужской компании приставать! Я говорил Степке:
- Не надо ее брать.
Но Степка даже не ответил. Посмотрел на меня своими черными хмурыми глазами и отвернулся. И вообще, мне кажется, все это происходит не случайно. Что-то здесь да есть… Степка и Люська идут впереди меня и все время шепчутся. Знаю я, о чем она шепчет: «Степочка, давай с тобой никогда-никогда не ссориться и быть все время вместе. До самой смерти…» Мне, конечно, все равно… только обидно: неужели она променяла меня на Степку?
У нашего соседа в Москве был патефон. Вечером, когда все ложились спать, сосед заводил патефон и ставил его на подоконник. Патефонный певец гремел на весь двор: «Я упрекать тебя не стану и не смею». Жильцы нашего дома слушали эту песню и громко вздыхали. А тетя Клава, которая работала токарем на заводе «Шарикоподшипник», даже стучала кулаком в стену и кричала:
«Я больше не вынесу этой трагедии! У меня разорвётся сердце!»
Когда я стану большим, я тоже куплю патефон с пластинкой «Я упрекать тебя не стану и не смею» и буду заводить его под самым окном Люськи. Пусть она мучается, терзается и кричит:
«У меня разорвется сердце!»
Я буду жесток и неумолим. Никогда, ни за что не прощу Люське этой обиды.
Мы шли по узкой, протоптанной в траве тропинке. Слева темнела тайга, справа бежала в бесконечную даль Ангара. Я уже давно натер сапогами мозоли, а Степка все шел и шел вперед, не оглядываясь.
«Двужильный он, что ли? - думал я. - Можно бы уже и отдохнуть!»
Первый привал мы сделали не скоро, да и то, наверно, лишь потому, что на пути нам встретилась буровая вышка. На берегу Ангары были вбиты в землю три толстые железные трубы. Концы их сходились вверху в одной точке, как жерди на шалаше. Сверху к трубам был привязан толстый стальной прут, а к пруту было приделано огромное сверло. Возле буровой вышки стоял мотор. Когда его запускали, сверло начинало вертеться и высверливать в каменистом берегу отверстие глубиной в сто метров. Что такое сто метров, легко представить, если измерить снизу доверху двадцатипятиэтажный дом. Ширина отверстия тоже солидная - полтора метра. В него свободно могут влезть два, а то и три человека.
«Зачем туда влезать?» - спросите вы.
Вначале мы тоже не знали этого. Рассказал нам о скважинах буровой мастер. Он стоял возле мотора, курил папиросу и прислушивался, как сердито урчит, врезаясь в камни, стальное сверло. Оказывается, для того чтобы построить плотину, надо знать, что происходит в глубине земли, разведать, нет ли в камнях трещин. Ведь может случиться так: построят плотину, а берега не выдержат и расползутся по всем швам. Вся работа строителей пойдет насмарку.
- Если хотите, могу кого-нибудь из вас опустить под землю, - сказал буровой мастер. - Скважина почти
готова.
Я сделал два шага вперед, как солдат, которого вызывают из строя, и сказал:
- Я согласен. Можете опускать.
- Почему именно тебя? - спросил буровой мастер. - Ты разве лучше всех?
- Он у нас всегда поступает как агрессор, - сказала Люська. - Если не будет аварии, я тоже могу опуститься под землю. Я вам авторитетно заявляю.
Бурового мастера очень удивила такая длинная и сученая» фраза словаря в платье. Он с удивлением посмотрел на Люську и сказал:
- Прекрасно. Подымите руки, кто хочет опуститься под землю.
Степка, Комар и я сразу же вскинули вверх руки. Люська посмотрела на нас и чуть-чуть приподняла руку над плечом. Точно так и в классе бывает: ученику до смерти не хочется выходить к доске, но он все же не отстает от других ребят и поступает так, как все. Авось учитель не вызовет или не заметит поднятой руки. Но я все же думаю, что Люська подняла руку назло мне.
Буровой мастер усмехнулся и сказал:
- Нет, так у нас ничего не выйдет. Берите палку и начинайте конаться.
Степка сломал длинный прут, и мы, переставляя кулаки, начали конаться, кому достанется право опуститься под землю. Степкин кулак, Комара, Люськи. Люська прикрыла своим кулаком руку Комара. Остался небольшой свободный кончик. Следующая очередь моя. Но Люська хитрит и передвигает кулак все выше. Я сразу же заметил эту хитрость и ухватил палку безымянным пальцем и мизинцем.
- Это афера! - закричала Люська. - Пусть он перебросит палку через голову!
Пожалуйста! Я еще крепче сжал палку пальцами и швырнул ее через плечо. Даже буровой мастер не стал возражать. Все сделано по правилам.
- Ну что ж, - сказал он, - твое счастье.
Буровой мастер отцепил сверло и вместо него прикрепил к длинному стальному канату железную клеть, похожую на фонарь без стекол. На самой верхушке «фонаря» горела тусклым желтым светом электрическая лампочка.
- Входи, - сказал мастер и открыл решетчатую дверку. - Когда осмотришь подземное царство, нажми на эту кнопку. Я подниму клеть наверх.
Я знал, что ничего плохого со мной не произойдет, но все же было страшновато. Точно так бывает, когда входишь в рентгеновский кабинет. Темно и жутко. Вдалеке виден красный огонек и слышится гробовой голос врача: «Иди сюда… так, ближе…»
Я вошел в клеть и замер. Кажется, еще немного - и сердце мое не выдержит и разлетится на четыре части.
Но вот снова заработал мотор. Клеть качнулась и тихо пошла вниз, в бесконечную черную пропасть… Под землей лампочка горела не желтым, а белым ослепительным светом.
Подземное царство началось с толстого слоя черной, спрессованной, как камень, земли. По стене скважины разбегались подрезанные корни деревьев. Вначале они были корявые и неуклюжие затем всё тоньше и тоньше, как нити, и наконец исчезли совсем. Стены скважины начали светлеть. Казалось, снизу поднимается солнце. Но это было не солнце. На смену черной, как уголь, земле пришла полоса желтой глины. «Это вторая комната подземного царства», - подумал я.
Не успел я хорошенько осмотреть вторую комнату, как передо мной открылся огромный белоснежный дворец из подземных известняков. Для полного сходства с дворцом не хватало только картин в темных бронзовых рамах и средневековых рыцарей в стальных шлемах и кольчугах.
Клеть проскользнула еще через несколько комнат и отпустила меня в самый большой и самый красивый каменный дворец. Стены дворца были выложены из темно-зеленых диабазов. Вокруг скважины вились бурые атласные ленты. Позднее я узнал, что это окислы железа. По камням бежали вниз тонкие струйки воды. Они скатывались в ложбинку или небольшую круглую ямку, исчезали, а затем вновь выбирались на волю, переливаясь синим, зеленым и красным цветами. Сколько я ни смотрел, но так и не заметил на стенках скважины никаких трещин. По-моему, в этом месте берег не подведет и вполне удержит плотину Братской ГЭС.
Надо было подниматься наверх. Все уже, наверно, заждались и сгорают от нетерпения и зависти. Я нажал кнопку и стал ждать. Но странное дело: прошло уже минуты две, а клеть все так же стояла на дне скважины. Я еще несколько раз нажал кнопку электрического звонка. Клеть не двигалась с места.
«Может быть, испортился мотор? - подумал я. - А вдруг это был не буровой мастер, а какой-нибудь предатель? Он нарочно заманил меня в клеть и теперь посмеивается и ждет, когда я погибну от голода!»
От страха у меня даже начали шевелиться волосы. (От страха волосы всегда шевелятся, а потом начинают седеть.)
Пройдет несколько дней, клеть поднимут наверх, и все с ужасом увидят, что вместо мальчишки в ней сидит мёртвый седой старик. Нет, я не хочу умирать! - Спасите! - крикнул я.
Эхо прокатилось по скважине чугунным шаром и стихло где-то наверху. Никто не ответил на призыв о помощи.
Брошен, забыт… И это называется великая дружба! Знаю: идут сейчас по тайге и перемывают все мои косточки. Люська, конечно, рядом со Степкой. Она трясет своими рыжими косами и говорит:
«Хорошо, что Генка остался в яме! Теперь он окончательно аннулирован».
Я сказал мысленно своим друзьям: «Не поминайте лихом» - и приготовился к смерти. И вдруг стальной канат натянулся, дернул клеть и понес ее вверх.
- Ты чего не звонил? - спросил буровой мастер. - Умер там, что ли?
Я хотел ответить, но вместо слов изо рта вылетали какие-то непонятные звуки - «ава-ва-ва-ва». Я невольно вспомнил «малого», то есть отца Комара. Но было, конечно, не до смеха. Ведь возвратился я к друзьям почти с того света. А это не шутка, когда бывший покойник приходит на землю.
- Я на-на-на-жимал, - сказал наконец я и показал на кнопку электрического звонка.
Буровой мастер и ребята, вместо того чтобы посочувствовать мне, начали хохотать. Оказывается, я нажимал не на кнопку, а на самую настоящую железную гайку.
- Ты зачем стучишь зубами? - спросила Люська. - Для полного аффекта?
Не хватало еще таких вопросов! Если бы я умер, она наверняка сказала бы: «Зачем ты умер? Это абсурдно!»
Я нашел что ответить:
- Ты бы еще не так постучала! Мороз там… сорок градусов…
Буровой мастер усмехнулся. Но ребята не заметили этой улыбки. А если бы и заметили, все равно не поняли бы, в чем дело. Они ведь не знают, жарко там, как в духовке, или холодно, как на Полюсе холода в Оймяконе.
Мы простились с буровым мастером и пошли дальше. Люська, Комар и Степка с завистью посматривали на меня и надоедали вопросами. Я рассказывал о подземном царстве и все время думал - вдруг Люська взмахнет руками, сделает страшные глаза и скажет: «Посмотрите, что с ним случилось! Он абсолютно седой!»
Но Люська шла рядом и ничего не говорила о моих волосах. Все было в порядке. Кто-кто, а Люська сразу бы заметила. У нее не очки, а четырехкратный бинокль.