А потом было уже совсем здорово. Кеша взобрался на сосну и увидел Байкал. Справа, петляя меж деревьев, бежал к воде овраг, слева темнела Чаячья гора, а за нею, скрытый наполовину старым ветвистым кедром, виднелся причал.
Кеша понял, что кружил он где-то совсем недалеко от поселка. И если бы он не горячился и спустился чуть-чуть пониже в овраг, он бы наверняка нашел там и куст смородины, и охотничью тропку.
Вот же чудак!
Но главное, пожалуй, было не в этом. Кеша заслонился ладонью от солнца и тут же увидел возле береговых камней Тоню. Она сидела на полянке спиной к Кеше и смотрела на Байкал. Если б у Кеши был в руках плоский голыш и если б хорошенько размахнуться, можно вполне добросить до самой воды.
- Тоня-а! - закричал Кеша. - Тоня-а-а!
Но Тоня сидела не шелохнувшись.
Кеша и радовался, что Тоня нашлась сама, и сердился на нее. Ведь слышит же!
Кеше не хотелось спускаться на землю. Но что поделаешь - не допрыгнешь же вот так по воздуху до Байкала.
Прижимая коленками ствол, Кеша слез на землю, прикинул еще раз для верности, где овраг, а где Чаячья гора, и снова тронулся в путь.
Вскоре с левой руки засинел Байкал. Вдоль берега - косая гряда звонких, ускользающих из-под ног голышей, ромашки с легкими фиолетовыми лепестками, курчавый разлив жестких седых чебрецов.
Тоня была на прежнем месте. Казалось, она не слышала ни Кешиных шагов, ни его крика. Только вздрогнули чуть-чуть ее плечи, только поправила краешек платья на острой худой коленке.
Кеше было обидно, что его вот так встречают. Он замедлил шаг и хотел было уже дать от ворот поворот, но потом передумал. Все-таки у Тони горе и с этим надо считаться.
Кеша надел поглубже свою капитанскую фуражку и с самым решительным видом подошел к Тоне.
Закрыв рукой лоб, Тоня сидела на берегу и задумчиво постукивала камешком по груде голышей. Веки у нее слегка покраснели и опухли, в уголках глаз поблескивала слезинка.
Кеша постоял немного и сел рядом.
Так они и сидели - ни слова, ни полслова друг другу.
Ветер уже давно проказаковал над Байкалом и скрылся до поры в темных, заросших травой оврагах. Мелкая торопливая зыбь бежала из края в край по морскому простору. Светило изо всех сил солнце. Из воды стремительно выпрыгивали и тут же гасли белые слепящие искры.
Кеша не любил и не умел долго молчать.
- Ты на меня обиделась? - спросил он.
Тоня не ответила.
- Ты думаешь, я верю, что про твоего отца болтают? Даже ничуть. Ни столечко.
Тоня шмыгнула носом, вытерла кончиком пальца слезу, но по-прежнему не посмотрела на Кешу и не сказала ему ни слова.
- А я тебя по тайге искал, - сказал Кеша. - Я там клестов видел. Ка-ак налетят… Хочешь, я тебе клеста поймаю?
Тоня бросила камешек, нашла другой и снова бросила.
- Не надо мне твоих клестов.
- А чего? Знаешь, как поют - почище патефона!
Кеша прищурил один глаз, сложил губы трубочкой и засвистел:
- Цок-цек-цок-цик-цэк! Правда, здорово?
Но даже пение клеста не увело Тоню от грустных мыслей. Только посмотрела украдкой на Кешу, хотела было что-то сказать и снова опустила голову.
Кеша понял, что торопиться нельзя. Надо чуточку потерпеть, и Тоня сама про все расскажет.
Так оно и случилось. Тоня бросила на землю камешек и, отводя глаза в сторону, спросила:
- Кеша, ты никому не скажешь, если я тебе что-то скажу?
- Если не веришь, можешь не говорить…
- Нет, в самом деле, не скажешь?
- Не скажу.
- Никому-никому?
- Я ж тебе сказал - никому.
- Ну, тогда ладно… Только ты никому-никому не говори…
Тоня снова замялась. Лицо ее вытянулось и побледнело. Возле губ справа и слева показались маленькие острые черточки.
- Чего же ты, ну?
Слова, которые Тоня боялась произнести, видимо, все ближе и ближе подступали к языку. И Тоня не удержалась.
- Кеша, - едва слышно сказала она, - мама дала мне крестик.
У Кеши от такой новости даже рот перекосило.
- Какой крестик?
- Медный. С ниточкой. Мама сказала, чтобы я на шее носила.
- И ты… ты его носишь?
Тоня покраснела. На лице от волнения высыпали крохотные капельки пота.
- Я только один раз надела. Что теперь делать, Кеша?
Кеша смотрел на Тоню и не знал, что ей сказать и вообще как себя с ней вести. Тоня поняла замешательство Кеши. Не ожидая, пока Кеша прикрикнет на нее или, чего доброго, стукнет, Тоня начала оправдываться:
- Я, Кеша, не виновата. Меня мама заставила. Маме отец Павел крестик дал…
И тут Кешу прорвало. Горячась и размахивая руками, он начал ругать и Тоню, которая надела на шею дурацкий крест, и Петуха Пашку, и вообще всех попов и всех богов на свете.
Тоня сидела притихшая, боялась проронить словечко, и, только когда Кеша чуть-чуть успокоился и снова сел с нею рядом, Тоня спросила тихо:
- Кеша, значит, ты думаешь, бога нет?
- А то есть! Вы ж просили его вчера в церкви: «Помоги, помоги!» Помог рыбакам твой бог?.. Чего молчишь?
Тоня задумчиво посмотрела куда-то вверх.
- Мы его мало просили, - нетвердо сказала она. - Если б хорошенько попросили, он бы спас рыбаков.
- Ничего себе - мало! Вон как поклоны бухала! До сих пор шишка на лбу.
Тоня внимательно ощупала пальцами лоб, пригладила мимоходом прическу.
- У меня шишка не от бога. Я об сосну стукнулась.
- А ты попроси бога, пускай уберет шишку. Он же все может, твой бог.
Тоня снова пощупала круглый, уже чуть-чуть пожелтевший бугорок на лбу.
- Ты, Кеша, глупости не говори. Бог пустяками не занимается…
- А чем он занимается - рыбаков топит, да? - В голосе Кеши вновь закипел гнев. - Я тебе сказал - бога нет, значит, нет!
- А отец Павел говорит…
- Что он говорит?
- Он говорит, бог есть. Если мы не будем верить, он нас покарает.
- А я все равно не верю и плюю на него. Понятно? Если он есть, пускай покарает. Ну, карай! Чего же ты!
Тоня с ужасом смотрела на Кешу. Ей казалось, что сейчас случится что-то страшное и непоправимое. Может быть, расколется небо и появится бог, может, сверкнет над головой Кеши молния или сам черт, выставляя вперед вилы и размахивая хвостом, с криком кинется на Кешу:
«Держи-и-и его!»
Но ничего этого не случилось. Как и прежде, плыли над Байкалом легкие, озаренные солнцем облака, шумели вершинами сосны и выковывал в траве молоточками свое нехитрое счастье тонконогий кузнечик.
Все это немного успокоило и ободрило Тоню. Она тронула Кешу за плечо и, заглядывая ему в глаза, спросила:
- Кеша, ты никогда не верил в бога?
Кеша минутку поколебался, вспомнил что-то, но тут же поднял голову и твердо сказал:
- Никогда!
Тоня с уважением смотрела на Кешу. На лице ее попеременно отражались и зависть, и удивление, и какой-то далекий, не угасший еще страх.
И вдруг Тоня хитровато улыбнулась.
- Кеша, а когда ты варил кота, ты тоже не верил?
Кеша покраснел.
- Глупая ты, - сказал он. - Я кота из-за тебя варил. Ты ж сама со своим котом привязалась. Если хочешь, я тебе сто котов сварю… - Кеша поднялся с земли и уже совсем твердым и решительным голосом добавил: - И вообще нечего тут сидеть, пошли домой!