Володька Тарасов жил почти возле самого моря. И конечно же, тут жили самые настоящие моряки. Справа - капитан китобойца дядя Степа, слева - бригадир рыбколхоза дядя Осип, сверху, возле скалы,-смотритель маяка дядя Влас. А еще рядом с Володькиным забором стоял небольшой домишко, который все называли гостиницей. Но на самом деле никакой гостиницы тут не было, а жили тут приезжие моряки. Кто день, кто два, а кто и целую неделю.
Володька часто ходил в гости к этим морякам.
Собственно, и не ходил, а лазил. Вскарабкается на дощатый забор,выберет место между клумбами - и все.
Кого попало в гостиницу не пускали, но Володьку пускали. Во-первых, отец у Володьки служил диспетчером в порту, во-вторых, Володька сам хотел быть моряком и носил полосатую морскую тельняшку.
Моряки рассказывали Володьке морские истории, а случалось и дарили ему ценные морские сувениры.
У Володьки уже скопился целый ящик этих сувениров. Были там почти новый краб для фуражки, зуб настоящего кашалота, кусочек пробкового дерева и всякое другое добро.
И вот Володька услышал, что в гостиницу приехал и уже живет второй день иностранный моряк.
Зачем приехал иностранный моряк и что он там делает в гостинице, никто не знал.
Володьке очень хотелось увидеть этого моряка и, если представится случай, выпросить у него оливковую ветку.
У Леньки Курина, который живет на Дерибасовской, была такая ветка, и он всем ее показывал и хвастался.
А потом оказалось, что это вовсе и не оливковая ветка, а самая обыкновенная сиреневая. Ленька сам сорвал ее в парке Шевченко и раззвонил по всему городу, будто ее подарил ему греческий моряк.
Теперь у Володьки была прекрасная возможность поговорить с иностранным моряком и утереть нос Леньке Курину.
Володька уже видел иностранных моряков - и французов, и датчан, и американцев, и даже турок. Но подойти к ним просто так, на улице, Володька не решался.
Честно говоря, Володька не знал ни французского, ни турецкого и никаких других языков; по английскому же учитель ставил Володьке почему-то одни тройки.
Раздумывал и колебался Володька недолго.
Ухватился руками за доски забора, оттолкнулся ногами и в два счета был на верхотуре.
А в это время как раз по дорожке сада с кринкой молока в руках шла тетя Фрося.
Эта тетя Фрося жила тут и готовила приезжим морякам всякие вкусные питательные вещи.
Володька спрыгнул на землю и помчался к тете Фросе навстречу.
И вот тут-то и произошла у Володьки совершенно непредвиденная осечка.
Тетя Фрося замахнулась на Володьку свободной рукой и сказала, чтобы он немедленно убирался прочь.
- Уходи сейчас же. Тут девочка больная, нечего тут…
Володька хотел расспросить, что за девочка и при чем тут девочка, если тут должен быть иностранный моряк, но тетя Фрося не дала сказать Володьке ни одного слова. Она успокоилась лишь тогда, когда Володька убрался восвояси, или, как говорят моряки, отдал концы.
Вот тебе и оливковая ветка!
Но все же Володька решил на всякий случай проверить - в самом деле тут живет какая-то больная девочка или это только отговорки.
Володька нашел в заборе приличную щель и начал смотреть.
И он все-таки дождался своего.
Через полчаса, а может быть чуточку раньше, дверь гостиницы открылась и на пороге появились иностранный моряк и какая-то девочка в соломенной шляпке с голубыми лентами.
Это был настоящий иностранный моряк: рыжий, с пушистыми бакенбардами, с коротенькой трубкой-носогрейкой во рту.
Володька думал, что моряк спустится сейчас по лесенке на берег и там Володька с ним поговорит и спросит про оливковую ветку.
Может быть, как раз этот моряк понимает по-русски.
Бывают же такие иностранные моряки. И еще сколько!
Но моряк, судя по всему, никуда не собирался,
Он сел, будто самый обыкновенный дачник, на скамеечку и начал дымить своей носогрейкой.
Девочка примостилась рядом с моряком. Она и в самом деле напоминала больную - худая, бледная, с розовым, видимо только недавно затянувшимся шрамом на виске.
Долго смотрел Володька в щель, но так и не высмотрел ничего нового.
Он только узнал, что девочку с голубыми лентами зовут Элен. Так ее называл моряк с трубкой-носогрейкой.
Но из-за этого, конечно, не стоило столько торчать возле забора.
Володька бросил свой наблюдательный пункт и ушел на улицу гонять с мальчишками в футбол.
Там он рассказал всем про девочку и про моряка.
Никто этому, конечно, не удивился и не стал задавать Володьке никаких вопросов. Ну, моряк и моряк. Мало их по Одессе ходит!
Через пять минут Володька совершенно забыл про своих иностранных соседей.
И конечно же Володька даже не предполагал, что снова увидит иностранного моряка и девочку в соломенной шляпке.
Но в жизни всегда так бывает: не ждешь, не думаешь, а оно - на тебе, возьмет и прикатится.
Случилось это на рыбалке. Володька каждый вечер ходил удить бычков. Вечером бычки хватали все, что попало - и колбасу, и разрезанную на кусочки лягушку, и корочку хлеба, а иногда и просто голый крючок.
Забросишь раз - песчаник, забросишь второй раз - черный ленивый кочегар. И так без конца.
Володька уже набросал полное ведерко бычков и собрался было уходить, но тут услышал на лесенке чьи-то шаги. Володька обернулся и увидел девочку в соломенной шляпке. Девочка осторожно спускалась по ветхим, почерневшим от дождя ступенькам, а моряк стоял наверх и дымил своей трубкой-носогрейкой.
Володька хотел было уйти, но потом передумал. Во-первых, неприлично, а во-вторых, зачем упускать такой случай. Сейчас он с ней познакомится и сейчас все узнает.
Девочка подошла к самой воде, подмяла плоский голыш и неумело, из-за головы, запустила его в море. Голыш споткнулся два раза и плюхнул на дно.
Володька подумал, посмотрел на девочку краем глаза и тоже запустил голыш.
Лучше Володьки никто не умел «печь блины», даже Ленька Курин, который раззвонил по всей Одессе, будто бы греческий моряк подарил ему оливковую ветку.
Голыш стремительно коснулся воды, взмыл вверх, а потом пошел и пошел выписывать кренделя.
Девочка с восхищением смотрела, как прыгает и пляшет обыкновенный кремневый камешек, а потом не удержалась и захлопала в ладоши.
Когда на тебя вот так смотрят и когда тебе вот. так хлопают в ладоши, ты сразу становишься храбрым и великодушным.
Так случилось и с Володькой. Он заправил под ремень полосатую, выгоревшую на солнце тельняшку и пошел к девочке.
- Здравствуйте! - сказал Володька и отвесил такой шикарный поклон, что ему могли позавидовать все моряки на свете.
Девочка тоже не ударила лицом в грязь. Она очаровательно улыбнулась и, придерживая краешек платья только большим и средним пальцами, присела.
Знакомство состоялось.
- Вас зовут Элен? - спросил Володька. - Наших девчонок так не зовут. У нас есть Маруси, Тани, Кати, Светка Ложкарева тоже есть. Только она вредная. Она вон там живет.
Девочка в соломенной шляпке посмотрела туда, куда указывал Володька, снова присела и тоненьким голоском, какие бывают только у девчонок, сказала:
- Йес, май нейм из Элен.
Тут только Володьке стукнуло в голову, что девочка не понимает по-русски.
Ну да, раз моряк иностранный, значит, и она тоже иностранная.
Чудило, он даже про это совсем и не подумал!
Володька решительно не знал, что же делать дальше. В таком глупом положении он очутился первый раз в жизни.
Не лучше чувствовала себя и Элен. Она озабоченно хмурила тоненькие, как ниточки, брови и с надеждой и ожиданием поглядывала на Володьку.
Как эго ни странно, но Володька ничего путного придумать не мог. Если бы не Элен, он бы гак и стоял тюфяк-тюфяком.
Элен вопросительно поглядела на Володьку и очень тихо и застенчиво, как бывает всегда, когда не очень-то надеются на ответ, спросила:
- Ду ю спик инглиш?
Володька даже по лбу стукнул себя от радости.
Ну, конечно же «спик», какие могут быть разговоры!
И тут Володька начал вспоминать английские слова и фразы.
Но это оказалось нелегким делом, и в голову почему-то приходило совсем не то, что надо - «я сижу за столом и учу уроки», «на дворе идет снег».
При чем тут снег? На дворе жарит солнце, а он про снег!
И вдруг Володьку осенило. Он приложил кончик языка к нёбу, как учил учитель английского языка, и, выделяя каждое слово, спросил:
- Пьете вы чай с лимоном?
Девочка в соломенной шляпке широко и радостно улыбнулась.
- Йес, йес! - воскликнула она и начала что-то быстро и взволнованно объяснять Володьке.
Володька угадывал какие-то отдельные слова, но что получалось в целом, решительно не понимал.
Девочка скоро догадалась, что все это для Володьки пустой звон, и начала объяснять иначе, то есть так, как объясняют глухонемому - пальцами, ртом, бровями.
Такой язык был Володьке куда доступнее, и он вскоре понял все, что надо: пароход, на котором плыла куда-то девочка, настиг шторм. Это был даже и не шторм, а самый настоящий штормище. С трехметровыми волнами, с бешеным ветром и проливным дождем. Пароход долго швыряло Из стороны в сторону, а потом, когда поломалось рулевое управление, понесло на гряду подводных камней.
Тут и подобрали советские моряки полуживых от страха и дикой качки людей. Иностранцев накормили, перевязали кого надо и повезли в Одессу. Кого в один санаторий, кого в другой, а кого в третий. Девочка в соломенной шляпке еще легко отделалась - только вот этот шрамик. Другим пришлось хуже…
Конечно, если бы Элен объясняла Володьке только знаками, он бы не сразу все понял. Но Элен, кроме всего прочего, объясняла ему еще и словами.
Услышит Володька знакомое слово - и картина для него станет еще понятнее.
Володька тоже хотел рассказать Элен немножко про себя и про всех тех, кто жил тут рядом,- про капитана китобойца дядю Степу, про бригадира рыб-колхоза дядю Осипа и про смотрителя маяка дядю Власа.
Но Володька не успел сделать этого. Моряк, который стоял наверх и курил трубку-носогрейку, позвал девочку домой. Собственно, даже и не позвал, а сказал всего-навсего одно слово:
- Элен!
Девочка виновато улыбнулась Володьке и пошла к узенькой дощатой лесенке.
Прошла несколько ступенек, обернулась и помахала Володьке рукой.
Володька тоже помахал Элен рукой.
Надо было и в самом деле уходить. Отец, наверно, уже давно пришел с работы, сидит за столом и спрашивает мать:
- Что же это такое, когда это дома будет порядок?
Возле своей калитки Володька увидел Светку Ложкареву.
Светка наверняка уже что-то пронюхала.
- Здравствуй, Володя, - вежливо сказала Светка.- Много бычков наловил?
Володька видел сегодня Светку по крайней мере раз двадцать. Но все равно он тоже поздоровался с ней и показал ей ведерко с бычками.
Светка. заглянула в ведерко, поймала рукой скользкого широколобого кочегара и будто бы между прочим спросила:
- Володя, там, говорят, какая-то девочка приехала. Ты, Володя, не знаешь?
Володька сказал, что он ничего не знает и никаких девочек он не видел.
Но разве Светку проведешь!
- Это девочка не твоя, это девочка иностранная,- заявила она.- А если ты ничего не скажешь, я сейчас твое ведро с рыбой переверну.
Володька знал, что со Светкой лучше не связываться. Если Светка привяжется, так потом уже ни за что не отвяжется. Хоть ты ее убей.
Володька рассказал Светке все, что знал про девочку.
- Завтра я с ней буду рыбу ловить, - сказал он,- Можешь прийти. Только никому не рассказывай. Я тебя знаю!
Светка сказала, что она тоже знает Володьку и пусть он лучше помалкивает.
Светка сообщила, что завтра явится на берег в восемь ноль-ноль, подпрыгнула на одной ножке и побежала по улице.
Светкин дом был направо, а побежала она налево.
Слева стоял длинный деревянный дом, и в этом доме жили такие же вредные и такие же болтливые, как и Светка, девчонки.
Володька пришел домой, наскоро поужинал и засел за учебник английского языка.
Сначала он выписал самые важные и самые необходимые для завтрашнего разговора слова, потом начал искать, что в этом английском учебнике пишется про оливковую ветку.
Как Володька ни листал, но так и не смог там ничего найти. На глаза попадались какие-то совершенно глупые фразы про чай с лимоном, про снег и про Машу, которая моет рамы.
Тоже нашли про что писать!
Отец страшно удивился, когда увидел в руках Володьки учебник.
«Ну, слава богу,- подумал он, - Взялся наконец за ум».
Он подошел к Володьке, положил ему руку на плечо и сказал:
- Ты, брат, того… правильно делаешь. Моряку без иностранного языка, как рыбе без хвоста…
Володька смутился и захлопнул учебник.
- Я, папа, обязательно на пятерку буду знать… К нам тут девочка одна приехала. Ты знаешь, она ни капельки по-русски не понимает.
Но тут оказалось, что отец Володьки знает все про девочку и про моряка и без него.
И в этом нет ничего удивительного. Главный диспетчер должен знать все - кто приехал, кто уехал и какой груз пришел сегодня на кораблях в порт.
А как же иначе? Раз ты диспетчер, значит диспетчер!
Отец рассказал Володьке, как спасли иностранный корабль, кто отличился и кому за это выдадут почетную грамоту и ценные часы.
- Ты к девочке обязательно пойди, - сказал он,- Все-таки как-никак она на чужбине.
Между прочим, Володька тоже думал, что девочку просто так оставлять нельзя. Он решил, что завтра встанет пораньше и пойдет к иностранке и будет ловить с ней бычков или просто гулять по берегу. А про ветку он даже и напоминать не будет.
Какая тут может быть ветка, если у людей горе?
Но получилось у Володьки не совсем так, как он думал.
Когда Володька вышел утром из дому, он сразу же услышал возле ворот гостиницы какой-то трам-тарарам.
В чем дело?
Володька вышел за калитку и увидел там толпу девчонок.
Они стояли на тротуаре и на разные голоса кричали:
- Элеи!
- Элен!
- Элен!
И громче всех, конечно, кричала вредная девчонка Светка Ложкарева.
Володька хотел было разогнать девчонок на все четыре стороны, но тут калитка открылась, и на улицу вышел моряк с девочкой в соломенной шляпке.
Что же теперь будет?
Но страшного ничего не произошло. К моряку подошла Светка Ложкарева, сказала ему «гуд монинг» и начала что-то объяснять ему на чистейшем английском языке.
Светка Ложкарева была отличницей, но па чистейшем английском языке она все равно никогда не говорила.
Наверно, сидела целую ночь и зубрила.
Светка горячо объясняла что-то моряку и при этом показывала на Элен, на девчонок, которые теперь притихли и стояли молча, и даже кивала в его, Володькину, сторону.
Все было ясно - Светка просила моряка отпустить Элен вместе с ними и объясняла ему, что все будет хорошо и все будет в порядке.
Так он и пустит Элен с кем попало!
Моряк задумался, пососал свою трубку-носогрейку, а потом посмотрел на девчонок, на Элен, подмигнул Володьке, будто старому знакомому, и весело сказал:
- Ол райт, ол райт! - То есть, дело в шляпе, можете идти. Я вам доверяю.
И тут снова поднялся вокруг трам-тарарам, посыпались без всякою складу и ладу русские и английские слова.
Спасибо!
- Ол райт!!
- Ол райт!!!
В другое время Володька ни за что не пошел бы с девчонками в город.
Очень надо ходить за ручку и ждать, когда на перекрестке загорится зеленый свет!
Но сейчас дело было совсем другое… Не зря же моряк подмигнул именно ему, а не какой-то Светке Ложкаревой.
Короче говоря, Володька и вся эта компания девчонок взяли Элен и повели ее в самый центр чудесного города Одессы.
Главные закоперщиком, конечно, был Володька.
Он сам всем руководил и сам рассказывал, что делать и куда идти.
Сначала они посмотрели город вообще, потом пошли во Дворец пионеров, потом в кинотеатр смотреть фильм «Чапаев».
Это не важно, что все уже видели «Чапаева». Для Элен все было новое и все было в первый раз.
Фильм снова всем понравился, и все сидели и плакали. Элен тоже плакала. Она хоть и не знала русского языка, но сразу поняла, кто такой Чапаев и за что он боролся и погиб.
Светка, между прочим, не теряла времени зря и выспросила у Элен и про нее, и про моряка, и про ее мать. Оказывается, моряк эго был вовсе и не отец и никто, а просто обыкновенный чужой моряк. Отца у Элен не было, а была только мать. Раньше она работала на заводе, но потом началась безработица и ее выгнали вон. И вот мать отправила Элен к тетке, которая жила совсем в другом месте. Разве ж мать знала, что с пароходом случится такой случай?
А Володьке так и не пришлось поговорить с Элен. Во-первых, Светка ни на шаг не отпускала ее от себя, во-вторых, на улице неудобно было объясняться на пальцах, в-третьих, Володьке надо было руководить и все время думать, куда лучше повести Элен и что ей показать.
Лучше Володьки этого не сделал бы никто.
Тут даже и думать нечего.
После кино, когда все вышли на улицу страшно расстроенные смертью Чапаева, Володька решил, что надо немного отвлечься и подзакусить.
Найти в Одессе такое место не трудно. Они прошли один квартал и тут же завернули в павильон, па стенах которого были нарисованы медведи, настоящее северное сияние и белые шарики мороженого в красивых вазах.
Володька собрал, у кого что было - у кого десяти копеек, у кого пять, у кого двадцать копеек -и внимательно пересчитал.
Денег на всех не хватало. Ни на сливочное, ни на молочное, ни на эскимо.
Володька побренчал деньгами и пошел к девушке в белом переднике. И он этой девушке рассказал все и попросил, чтобы она дала мороженого в долг.
Официантка побежала в соседнюю комнату, где с утра до вечера стучала какая-то машина, и скоро возвратилась оттуда с белыми железными вазочками. И в этих вазочках было и желтое сливочное, и белое простое, и розовое клубничное.
- Такие дети не могут врать,- сказала она. -. Ешьте.
Официантка поставила перед всеми по одной вазочке, а перед Элен сразу две.
- Я с нее не возьму ни копейки,- добавила она,-пусть заказывает хоть двадцать порций. Если б это была капиталистка, тогда дело другое. Мы это хорошо понимаем…
Только поздно вечером пришли все домой.
Светка, которая ухитрилась натереть себе на пятке волдырь и которая совала свой нос куда надо и не надо, сказала Володьке:
- Разве так долго можно гулять? Раз ты старший, так ты будь старшим!
Володька и сам понимал, что немного переборщил. Но он все-таки дал понять Светке, что это дело не ее и он сам все знает и сам видит лучше некоторых других.
А еще Володька распорядился, чтобы девчонки не приходили завтра чуть свет и не подымали трам-тарарам, потому что тут не базар и не цирк, а гостиница.
Ночь пролетела, как одна минута. Казалось, только лег, только закрыл глаза и уже, пожалуйста, утро.
Володька плеснул в лицо пригоршню воды, схватил на лету со стола ломоть хлеба и выскочил во двор.
Вокруг все еще было тихо. Только слышалось, как-возле гостиницы шаркала метлой тетя Фрося.
Володька открыл калитку. На улице тоже было тихо. Ни прохожих, ни Светкиных крикливых подружек - никого.
Володька оглянулся вокруг и вдруг увидел Светку Ложкареву. Светка стояла возле каштана и, прикрыв глаза платком, плакала.
- Ты чего, Света?
Светка отняла платок от глаз, посмотрела на Володьку мокрыми красными глазами и снова всхлипнула.
- Л-лена, Лена уехала…
- Какая Лена?
- Наша Лена… Элен!
Володька не поверил Светке. Этого не могло быть. Светка что-то перепутала.
Володька открыл калитку и решительно вошел во двор гостиницы.
Тетя Фрося уже закончила подметать и теперь стояла просто так и смотрела на розовые, разросшиеся у крыльца граммофончики.
Тетя Фрося ни о чем не спросила Володьку и не заругала его за то, что он пришел во двор гостиницы. Она только вздохнула и сказала:
- Уехала, Володька. Сегодня ночью уехала…
Володька пришел домой, как побитый. Сел к столу, схватился руками за голову и стал так сидеть.
Но Володька не умел долго сидеть без движения. Ему обязательно надо было что-то делать.
Володька подумал, подумал и решил идти на море ловить песчаников и кочегаров.
По дороге к морю за Володькой увязалась Нерка - шустрая черная собачонка с двумя желтыми пятнышками на бровях.
Нерка улеглась на берегу и стала внимательно смотреть на поплавок. Вскоре на него опустилась легкая желтая бабочка. Она испуганно приподняла крылья, нагнула поплавок к самой воде и тут же улетела на берег.
Нерка подошла к хозяину, ткнула его холодным носом в руку: «Ты что же это, друг, загрустил?»
Но Володька даже не заметил Нерки. Мысли его были далеко-далеко…
Бедная маленькая Элен. Скоро начнутся занятия в школе, а у нее ни новых ботинок, ни красивою платья с кружевным воротничком. Какой там воротничок, когда в доме ни куска хлеба, ни крохотной чашечки кофе… Не зря же мать отправляла ее к какой-то тетке…
И вдруг Володьке пришла в голову замечательная мысль - надо написать Элен письмо.
Ну, конечно же, написать. У Светки как раз и адрес ее есть. Светка сама сегодня говорила.
И пускай мать Элен бросает все и приезжает в Одессу. Места и работы хватит здесь на всех. А остановиться можно у них. Правда, у них не какие-то там хоромы, но место найдется…
Володька быстро смотал удочку, подхватил ведерко, в котором не было ни одного песчаника и ни одного кочегара, и помчался домой писать письмо.
Володька решил, что раньше времени он не будет выдавать тайну и ничего пока не скажет ни матери, ни отцу. «Пускай потом узнают,- думал он, - пускай это будет сюрприз для всего дома».
Володька никогда не откладывал дел в долгий ящик, как это делали некоторые другие.
В этот же день Володька написал письмо, забежал к Светке за адресом и поехал на трамвае на самую главную одесскую почту.
Там он сдал письмо, получил взамен маленькую серую квитанцию и отправился домой.
В душе у Володьки все пело и танцевало.
Жаль только, что нельзя было никому рассказать про это письмо. Но что сделаешь - раз сюрприз, значит, сюрприз.
Потянулись дни ожидания. Нудные, длинные, похожие друг на друга, как бычки-кочегары.
К морю Володька ходил теперь редко. С утра над городом собирались косматые тучи, и дождь, не переставая, лил на черную, раскисшую землю.
Володька усаживался с книгой возле окна, задумчиво смотрел на осеннее небо, на цинковую крышу гостиницы. В ней отчетливо отражались и каштан с пожелтевшими листьями, и телеграфный столб с белыми блестящими чашечками.
Володька точно рассчитал, когда придет письмо и когда Элен и ее мать будут в Одессе. Получалось гак, что приедут они в воскресенье, как раз перед занятиями в школах.
Все было абсолютно точно. Именно в этот день в порт прибывал заграничный пассажирский пароход. Володька отлично знал, что делается в порту, кто туда прибывает и кто выбывает. А как же иначе, не зря отец у него работал главным диспетчером!
Но вот, наконец, наступил долгожданный день.
Володька надел новую форму, которую только вчера принесла из магазина мать, фуражку с желтым латунным значком и отправился в порт.
Небо расчистилось. Упругий, пахнущий осенью и сырой землей ветерок гнал по тротуарам пятнистые листья.
В конце улицы показалось море. У берега оно было пронзительно зеленым, а вдалеке, у самого горизонта, искрилось на солнце белыми слепящими искрами.
Володька повернул от причалов влево и спустился по глинистому откосу на узкую, промытую волной отмель. Отсюда хорошо были видны и решетчатые стрелы подъемных кранов, и низкие пакгаузы с красными крышами, и чугунные кнехты для зачаливания прибывающих пароходов.
Ждал Володька недолго. Едва по радио объявили двенадцать часов, на горизонте показалась тонкая мачта, а вслед за ней и сам пароход. Огромный, не-поворотливый, он медленно приближался к берегу, раздвигая на две стороны быстрые белые гребешки.
Володька сразу узнал иностранный корабль. На толстой слегка закопченной трубе не было, как у наших, серпа и молота. У поручней, склонившись над бортом, стояли матросы с длинными бакенбардами и трубками во рту.
Пароход начал швартоваться. Портовые рабочие быстро зачалили трос и махнули рукой. Тотчас же заработали лебедки. Корабль вздрогнул и намертво стал у причала.
Еще минута - и по трапу застучат башмаки Элен. За ней осторожно сойдет пожилая женщина в темной старенькой шали. Она поставит чемодан, торопливо оглянется вокруг и вдруг заметит бегущего к портовой калитке мальчишку:
- Вот он, наш дорогой Володька!
Пассажиры один за другим сходили на залитую дождем площадку. Было их, как и всегда, немного. Какой-то полный мужчина с портфелем, несколько юношей и девушек в спортивных костюмах, моряк с целым рядом орденов и медалей на кителе…
Порт опустел и притих. Тишину нарушали только далекие гудки буксиров да изредка звеневшие на кораблях склянки.
Володька вздохнул, еще раз укоризненно посмотрел на корабль и побрел но берегу.
На горизонте снова клубились лохматые, освещенные неярким осенним солнцем тучи. Где-то зататакал мотор. Наклонившись к самой воде, скользил и таял вдали парус яхты. На крутых взгорьях волн вспыхивали и гасли белые барашки.
Володька остановился, поднял тонкий, обвитый ниткой водоросли прут, и стал что-то задумчиво чертить на влажном песке. Волна неторопливо наползала на берег, выплескивала на песок рыхлую ноздреватую пену.
На песке оставался тонкий, тающий на глазах след:
«Элен».
А волна наползала вновь и вновь.
