Сама крепость, превратившаяся в «твердыню Разрушителя» Глеба не впечатлила. Не ахти какое циклопическое сооружение — просто несколько построек высотой не более чем с девятиэтажный дом у него на родине. И втиснутых в огромный каменный колодец крепостных стен. Сами строения, массивные, преимущественно каменные и с маленькими окошками были лишены даже намека на красоту и изящество. Вдобавок, самые высокие из крепостных построек нависали над остальными… и над обитавшими в крепости людьми мрачными и грозными великанами. Которые словно намеренно закрывали солнце, двор крепостной держа в постоянной тени.

По-видимому, находилась пресловутая «твердыня» еще дальше от столицы Империи, чем даже городок, из которого Глеб тронулся в путь навстречу Разрушителю Магии. И дыхание цивилизации здесь ощущалось еще слабее. Ну да, впрочем, оно и к лучшему… наверное. Что пунктом назначения в путешествии Глеба оказалась именно окраинная крепость. Что именно крепость вдалеке от столицы угодила в руки варваров. То есть дальше пройти вглубь имперских земель этим двуногим зверям не удалось.

Пока не удалось. И, как Глеб внутренне надеялся, уже и не удастся — он постарается.

Ремонт, который потребовался крепости после ее взятия необузданной варварской ордой, по большому счету завершился. Во всяком случае, в крепостном дворе царил относительный порядок — ну, если не обращать внимания на маячившие тут и там кучки мелкого мусора вроде обглоданных костей, например. Лишь откуда-то еще доносился стук молотка… но с тем же успехом это мог стучать и кузнец, трудившийся над амуницией нынешних хозяев твердыни.

Еще крепость оказалась набита людьми. Причем не только и не столько невольниками. Варвары во дворе буквально толпились, точно покупатели на рынке или отъезжавшая, только что прибывшая и встречающая-провожающая публика на вокзале.

За крепостными стенами, похоже, пытался разместиться чуть ли не весь клан Вольгрона Сотни Шрамов. Некогда рядового вождя вроде Грульда Жнеца, а ныне сделавшегося предводителем варварских полчищ, хлынувших в имперские земли. Кем-то наподобие верховного главнокомандующего, вокруг которого… а вернее, вокруг чьих побед сплотились прочие кланы.

Так что вполне возможно, думалось Глебу, что Разрушителя Норенус и другие маги переоценивали. Вольгрон, как успешный полководец и, если угодно, политический деятель был не менее значимой фигурой, чем культовый персонаж из пророчества. Персонаж, под видом которого вполне могли подсовывать легковерным варварам и самозванца. Обычного хрена с бугра, никакими чудесными свойствами не обладавшего. «Свадебного генерала», чье единственное предназначение — укреплять и без того немалый авторитет… кого? Правильно, опять-таки Вольгрона. Для придания его военным лаврам еще и некоего священного блеска.

Такие вот мысли пронеслись в голове Глеба, когда он переступил ворота крепости в составе группы варваров из клана Грульда, отряженных для конвоирования пленников. И когда полюбовался на высокую делегацию, вышедшую ему навстречу. Полюбовался — и оценил.

Вот сам Вольгрон Сотня Шрамов. Не просто здоровяк, но сущий человек-гора. Двое спутников на его фоне смотрелись как-то несолидно.

Вот невзрачная вроде бы девица… в чьем облике, однако, чувствовалось что-то зловещее. Наверное, из-за бледного лица, черных волос и преобладания черных же цветов в одежде. Причем явно неспроста — в этом мире ничего спроста не делалось. В отличие, например, от родины Глеба, где подобный внешний вид выдавал разве что малолетнего недоумка-неформала, пожелавшего выпендриться. Здесь же все имело смысл. Включая мрачный прикид. В свете чего Глеб еще подумал, что если в крепости и впрямь творятся ритуальные убийства и жертвоприношения, то эта чернявая замухрышка должна быть к оным причастна. Уж очень внимательно она смотрела в первую очередь на группу пленников. Внимательно, оценивающе — точно покупатель на витрину. Или, если угодно, мясник на доставленные ему для разделки туши.

А вот, наконец, и сам легендарный Разрушитель Магии. О чем благоговейным шепотом поведал Глебу один из спутников-варваров. Монстром Разрушитель отнюдь не выглядел. Да и вообще не представлял собой внешне ничего выдающегося. Средних лет. Не слишком высокий, телосложения тоже не сказать, что богатырского. А лицо… лицо вообще оказалось каким-то неожиданно симпатичным для злодея. Даже интеллигентным что ли. Хоть Глеб и недолго пробыл в обществе варваров, но уж таких лиц там не встречал ни разу. И был абсолютно уверен, что встретить не мог.

А еще лицо Разрушителя казалось Глебу смутно знакомым. Причем еще по той, прежней жизни, в которой Глеб и ведать не ведал и даже не догадывался, что магия существует на самом деле, что есть еще страны, где в качестве основного оружия до сих пор используются мечи да луки со стрелами. Где-то с этим субъектом Глеб в ту пору уже встречался — даром, что теперь Разрушитель был прикинут вполне по местной моде. Кольчуга, шлем рогатый.

Оттого и замешкался Глеб. Оттого и не только едва не пропустил приветствие Вольгрона, ответив на него в последний миг, да с какой-то неестественной суетливостью. Да вдобавок, что было много хуже, он не потянулся за спрятанным в сапог пистолетом, дабы пустить пулю столь удачно подвернувшемуся, оказавшемуся столь близко, Разрушителю Магии. То есть, не торопился делать то, для чего и был сюда послан — чтобы затем, не теряя ни мгновения, пытаться унести из крепости ноги.

Нет! Растерявшийся, озадаченный Глеб пытался вспомнить, где же все-таки он видел человека, известного теперь как треклятый Разрушитель.

И… вспомнил.

Очередная пассия Глеба (браку законному и стабильному он так и не сподобился) оказалась не чужда прекрасного. Что в небогатом, мягко говоря, провинциальном городке обычно было сосредоточено в двух местах: музее имени какой-то местной знаменитости, ныне почившей в бозе, да театре юного зрителя.

Этот-то театр пассия Глеба не только сама охотно посещала. Но и заманила как-то раз на спектакль его самого. Так вот, во время спектакля сия эстетка-энтузиастка легонько толкнула откровенно скучавшего Глеба локотком да зачем-то сказала, тыча пальцем в сторону сцены: «А ведь хорошо играют! Особенно вон тот… обаятельный мужчинка».

На что Глеб с ворчанием отозвался: «Этот… хе-хе… обаятельный как-то раз нам с пацанами за сигаретами бегал!»

И последнее не было хвастливым враньем в духе рыбацких и охотничьих баек. Пассия Глеба не знала, что понравившийся ей актер еще и подрабатывал — будучи на посылках у людей Виктора Каледина. Местного дельца, на которого работал и сам Глеб. Так что актеришку этого он вполне мог бы назвать коллегой. Правда, только в приступе нездоровой снисходительности. Забыв, что оный актер не ровня даже ему, Глебу, а так, шестерка. Низшее звено, что кормится объедками со стола нормальных пацанов. За что и бегает за сигаретами, например. Причем с благодарностью. В ТЮЗе-то он и вполовину столько не зарабатывал.

Сумел вспомнить Глеб и как звали актера-шныря.

— Илья… Криницкий?! — вырвалось у него.

И — о чудо: сам грозный Разрушитель теперь растерялся. Да вперил в Глеба взгляд: сперва недоуменный, а затем внимательный, изучающий. Не иначе, Глеб в точку попал. И названное оным имя с фамилией вовсе не являлись для этого типчика из пророчества пустым набором звуков.

— Илья, — словно окликнул озадаченного Разрушителя Глеб, — мне это… побазарить, в общем, нам нужно.

Именно так — «побазарить», а не сразу выстрелить в это личико несостоявшейся звезды.

Причина столь резкой перемены крылась в одной из привычек Глеба. Со времен беспокойной юности он привык делить все человечество на своих и чужих. Причем от чужих следовало ежесекундно ждать любой каверзы и подлости — а значит, лучше совершать ответную подлость самому, в том числе и вперед, так сказать, авансом. Со своими же, хоть и тоже конфликты возможны, но желательно бы все-таки сотрудничать. Помогать своим, поддерживать в меру возможностей и взаимных интересов.

Причем имелся тут один нюанс: в зависимости от ситуации Глеб мог счесть своим того, кого прежде либо относил к чужим, либо относился с откровенным пренебрежением. Вот, например старый знакомец-земляк, с коим вместе пришлось оказаться в этом далеком краю.

А коль так, то не мог Глеб Разрушителя, оказавшегося таким знакомцем-земляком, просто взять и застрелить — в упор и вероломно. По крайней мере, сразу не мог. Стремно же! Свой как-никак. Хоть и с оговорками.

Вероятно, Разрушитель и сам в свою очередь узнал Глеба. Когда подошел к нему почти вплотную — так близко, что даже и стрелять уже было необязательно. Глеб мог хоть мечом пронзить этого заигравшегося актеришку, хоть даже голыми руками шею сломать. Велико было искушение так и сделать. Но Глеб крепился из последних сил.

Наконец Разрушитель, он же Илья Криницкий, удостоил визави словесным ответом. Прозвучавшим к тому же на удивление обнадеживающе.

— По…базарить? — Криницкий не то переспросил, не то просто повторил неспешно, словно пробуя на вкус словечко из родного мира, — что ж, можно и побазарить. Пройдем…те. Со мной.

«Что ж, можно, гы-гы! Пройдемте, хе-хе, — про себя съязвил, передразнивая его, Глеб, — а актеришка-то ты хреновый, оказывается! Не получается у тебя варвара играть. Ишь, какие словечки проскакивают!»

Вслух, правда, он сподобился, напротив, комплименту. Хоть и не сразу.

— А нехило ты, земляк, поднялся, — с такой фразы начал Глеб «базар» после того, как они оба миновали крепостной двор, вошли в одно из каменных зданий с маленькими окошками, поднялись по паре лестниц, прошли темным коридором со сводчатым потолком и, наконец, оказались в комнате Ильи, — это ж надо! С простого шныря — и до авторитета. Да у таких пацанов крутых, вдобавок. Кому скажу — не поверят.

В комнате, к слову сказать, не было ничего особенного. Никакой роскоши. А из всей мебели — только кровать, небольшой стол с грубо сколоченным табуретом да сундук для личных вещей. Да и размеры помещения… если память не изменяла Глебу, даже он, боец подневольный, имел при арене в столице больше жизненного пространства.

Не иначе, общая нехватка места в крепости сказалась. Желающих за крепкими стенами поселиться было много, а строилась она без расчета на такую кучу народа. Отчего страдала, похоже, даже верхушка варваров.

На хвалебный пассаж Глеба Илья едва отреагировал.

— Ну… Москва ведь тоже не сразу строилась, — молвил он, пожимая плечами. А затем уставился на гостя молча и выжидающе. Чего, мол, пожаловал?

Встрече с другим выходцем из родного мира Криницкий если и удивился, то ненадолго. Крепкая память, помогавшая ему в бытность актером запоминать сложные роли, не подвела и теперь. Илья вспомнил, как Кирпич и Заноза рассказали ему перед отправкой про торгаша, добывавшего из этого мира драгоценные украшения. А еще — про «одного из пацанов», работавшего на некого «Серьезного Дядю». И которого оный «Дядя» заставил сунуться в злополучную дыру-пятно.

Что и говорить, мир тесен. И даже два мира.

А вот для Глеба, напротив, само присутствие в этом мире Ильи Криницкого явилось сюрпризом ненамного меньшим, чем стремительный подъем оного в местной иерархии.

— Каким вообще ветром сюда занесло? — спрашивал он.

— Кирпича и Занозу знаешь? — встречным вопросом отвечал Илья, — так вот… по их милости.

О том, как перед этим он сам накосячил, бывший актер, понятно дело, сообщать не стал. Счел лишним.

— Кирпича и Занозу, значит, — хмыкнул Глеб, не скрывая презрения, — ну, понятно. Сладкая, блин, парочка. По ходу, их самих надо было сюда совать. Чтоб в варварском плену друг дружку ублажали. Или варваров… хотя здесь, наверное, с этим строго. Как только Захарычу вообще не стремно с этими «голубками» дела вести!

— Захарычу? — переспросил не понявший Илья.

— Виктор Захарович Каледин, — с напускной важностью на грани иронии пояснил Глеб, — под ним хожу… ходил, то есть.

— Каледин, — Криницкий усмехнулся, — ну-ну. Уважаемый человек. Бизнесмен. Меценат. Помню, к нам в ТЮЗ заявился, важный такой. Бабла отсыпал, так директор наш возле него увивался, чуть ли не облизать был готов. Так оказывается, он еще и этот… Дядя Серьезный.

— Серьезней не бывает, — Глеб кивнул, а затем со вздохом перешел от простой беседы непосредственно к делу, — ну да ладно. Что было, то прошло. Я ведь вот чего к тебе заявился. Эти… ну, Империя Света. У них ведь нормальное государство. Блага цивилизации, все такое. Никто не голодает и бутылки не собирает… по помойкам не роется. На хрена варвары сюда полезли? И беспредел устраивают?

— Ну, во-первых, кто куда полез — еще вопрос, — парировал Илья, нахмурившись и не без недовольства в голосе, — имперцы тоже вон… то на варварские поселения свои виманы насылали. Лодки такие летающие. И с высоты магией атаковали. А как виманы я вроде отвадил, так целую армию нагнали. Народ от них по лесам прятался, пока все не объединились, решив бой дать. И кто здесь после этого беспредельщик?

Последний вопрос наверняка был риторическим. А если и нет, то Глеб все равно не думал даже на него отвечать. Но снова вспомнил сценку из ролика, показанного Норенусом Зорким. Ту, где варвар насиловал девушку из разграбляемой деревни.

— …а во-вторых, — продолжал бывший актер, ставший Разрушителем Магии, — тебе-то что? Ты ведь и сам, смотрю, к варварам примкнул. Невольников вон даже захватил для нас и пригнал. Скажешь, это не по беспределу было? Или они добровольно с тобой пошли? Впрочем, о чем я… надо понимать, что война есть война. Фабрика, но не звезд, а жестокости. Когда обе стороны «хороши»… если подумать.

— Просто, — Глеб будто не слышал его слов и продолжал гнуть свое, — в Империи я был тоже кем-то вроде невольника. Но даже тогда имел больше ништяков, чем иной свободный гражданин у нас с тобой на родине. В Империи все… ну, более правильно устроено, что ли. Там… уж если люди при власти, то не хапнуть стремятся, а жизнь подданных устроить. А если в защитники государства записываешься, то реально идешь и защищаешь. С оружием. И как вернешься — тебе отовсюду респект. А не дачу строишь… какой-нибудь куче дерьма с генеральскими погонами.

— За Империю, значит, впрягаешься, — Илья вздохнул, — странно, конечно…

— Есть за что! — твердо возразил Глеб, — не хотелось бы, чтобы варвары ее разрушили. Особенно столицу… красивейший город, не чета нашим.

А затем, глубоко вздохнув, добавил, подводя черту:

— Собственно, за этим я и здесь. Раз ты у варваров в авторитете… нельзя ли как-то… ну, разрулить это… что ли?

— А как? — развел руками и с выражением искреннего удивления вопрошал Криницкий, — выйти к варварам и сказать: сложите оружие, братцы да возлюбите ближнего и по домам возвращайтесь? «Make love not war», так сказать? Да, ты правильно сказал, что у варваров я типа в авторитете. Но… пораскинь мозгами. Тем более ты сам успел с варварами познакомиться, узнать, кто они такие. Прикинь вот: у многих из них родичи погибли от рук имперцев, друзья. И много ли в таком случае останется от моего авторитета, если я подобное предложу… этой суровой публике? Понимаешь?

— Понимаю, чего уж тут не понять, — с досадой посетовал Глеб, — конечно, авторитет потеряешь… но я должен был попытаться.

И с этими словами потянулся за пистолетом.

Да, момент он улучил — когда расхаживавший по комнате Илья стоял в пол-оборота к собеседнику и появление у того в руке нездешнего оружия заметил лишь в последний миг. Вот только дальше удача отвернулась от Глеба. Он нажал на курок… и пистолет отозвался лишь сухим щелчком. Осечка, будь она трижды проклята!

А уже в следующее мгновение в руке Криницкого уже блеснул меч. Так что предпринять новую попытку выстрела Глеб не успел. Как не успел и достать свой клинок, дабы парировать последовавший затем молниеносный выпад.

Пистолет вылетел из пальцев Глеба… добро, хоть не вместе с рукой. Определенно, Илья щадил своего земляка — хотя бы по инерции. Надеялся на то, что он передумает.

И зря! Глеб рывком метнулся к лежащему на полу пистолету, надеясь, что ни осечки второй раз не случится, ни сам он не промахнется.

Криницкий успел достать его — но не мечом, всего лишь пинком. Что, конечно, вовсе не смертельно… было бы, если б от этого рокового прикосновения не разрушился сотворенный магами шарик, помещенный в тело Глеба. Шарик, что оказался не только и не столько переговорным устройством. Но, вдобавок, содержал в себе запас чистой силы — почти как копилка колдуньи Вуламары. Пусть и в гораздо меньшем количестве.

Да, маги — и особенно служившие в Тайной канцелярии — умели проявлять гибкость. И перенимать (хоть не без брезгливости) удачные придумки и наработки своих противников: пусть не варваров или Текнов, но хотя бы колдунов, приверженцев Тьмы. А еще они не очень-то доверяли своему не шибко добровольному союзнику. И потому предусмотрели возможность убить сразу двух зайцев: Разрушителя Магии, как самую большую занозу в известном месте и невольника вроде как из числа легендарных Текнов. Что тоже были занозой, пусть пока и не слишком болезненной.

Возможно, спустя десятки или даже сотни лет какой-нибудь рефлексивный историк написал бы, что именно с этой скверно пахнущей уловки Норенуса Зоркого и начался упадок духа, традиций и принципов Магистериума… а то и всей Империи Света. Вот только не факт, что в запасе у Империи с ее магами имелись эти самые десятилетия, не говоря уже о веках.

По-настоящему значение имело только пресловутое «здесь и сейчас». То есть то, что последовало за разрушением магического шарика.

Силой, вырвавшейся на волю, не только буквально разорвало на куски Глеба. Хватило ее и на то, чтобы ожечь, опалить жаром стоявшего поблизости Илью. А затем, соединившись с кислородом, обратиться в пламя — мигом охватившее и скудную мебель, и самого хозяина комнаты.

Конечно, дым и запах гари не могли не заметить квартировавшие поблизости варвары. Вот только произошло это не сразу. Так что подоспели соседи Ильи с ведрами воды наготове недостаточно быстро.