Как нередко бывает, великая, чуть ли не главная в жизни удача ходит совсем рядом с величайшим же провалом, со смертельной опасностью и ловушкой, из которой крайне трудно найти выход. И в которую загоняют человека его же собственная дурная голова и свои же беспокойные ноги. Таков уж закон бытия — и в непреложности этого закона леди Долабелла успела убедиться не единожды.

Не сделал он исключения и в тот злополучный вечер.

Несомненной удачей и удачей немаленькой тогда стало приглашение Долабеллы на званый ужин в дом Магистра Ольгерда. С какой целью затеял этот ужин сам Магистр, женщине-стратегу было неведомо. Но одно то, что на него были приглашены многие влиятельные люди города, включая нового бургомистра, не могло оставить Долабеллу равнодушной. Во всяком случае, смысла отказываться от приглашения не было… даже при отсутствии у леди стратега дополнительных мотивов.

А мотивы были и немаленькие. Потому как в разоблачение подозрительных деяний главы Ордена леди Долабелла включилась активно и не без энтузиазма. Проникновение же в дом Магистра, по ее мнению, вполне могло пролить свет на эти деяния. Так что ужин, устроенный Ольгердом, и тем паче приглашение на него Долабеллы, последняя могла считать крупной своей удачей. Точнее, не ужин как таковой, а саму возможность наведаться к Магистру в гости.

Многочисленность приглашенных была Долабелле на руку. В перерыве в застолье, когда те разбрелись по гостиной и принялись неторопливо обсуждать свои дела, леди стратег смогла покинуть благородное собранье почти незаметно и без нареканий. В то время как купцы лениво обменивались мнениями о ценах на то и на се, члены Ратуши рассуждали о новых законах и вакантных должностях, немногочисленные дворяне по обыкновению предавались изысканной похвальбе, а дамы мусолили очередную сплетню. И никому не было дела до одной из гостий, вздумавшей отлучиться по каким-то своим делам.

Второй удачей Долабеллы за этот вечер стало обнаружение одного из портретов Магистра в коридоре… точнее сам факт, что оный портрет не остался для леди незамеченным.

Конечно, сама по себе эта картина не представляла из себя ничего особенного. Просто портрет маслом; вдобавок, неизвестный художник заметно приукрасил внешность Магистра. Ольгерд на картине выглядел как-то выше, стройнее и, как это ни странно, моложе себя настоящего — притом что печать опыта и мудрости на его лице как раз никуда не девалась.

«Ты прав, — мысленно и не без одобрения обратилась Долабелла к человеку на портрете, — внешность в этом мире — это… почти все».

В картине имелся только один дефект — причем даже не в самом портрете, а в той незначительной неровности с которой он был повешен на стену. Незначительной и тем более неумышленной она могла показаться кому угодно, но только не стратегу Серого Ордена. Не человеку, привыкшему не упускать из виду ни одной мелочи. Слишком хорошо Долабелла знала Магистра, чтобы понимать: не случайная эта неровность; не тот человек Ольгерд, чтобы допускать у себя дома хотя бы такое подобие бардака.

А это могло значить только одно: разгадка — на пороге.

Убедившись в отсутствии поблизости посторонних глаз, леди Долабелла перво-наперво внимательно вгляделась в портрет. И не найдя в нем ничего, заслуживающего внимания, решила подойти с другой стороны… причем, в прямом смысле. Она слегка приподняла портрет… и едва не взвизгнула от радости — чего отродясь себе не позволяла.

В стене обнаружилось небольшое углубление, а в нем — ажурная металлическая ручка, которая едва ли могла быть чем-то иным, кроме как рычагом. Само углубление выглядело неровным, со щербатыми краями; очевидно, его проделывали наспех и не слишком заботились при этом о последствиях для внутреннего убранства. Так что помимо маскировки, портрет играл и другую немаловажную роль: он прятал эту дыру весьма неприглядного вида.

Сохраняя внешнее спокойствие, а внутренне дрожа от волнения, леди Долабелла торопливо потянула за рычаг. И снова едва сдержала радостный возглас: ближайший к портрету кусок стены медленно, но верно пришел в движение: развернулся вокруг невидимой оси и открыл широкий темнеющий проем.

Впрочем, радоваться было рано; наличие в доме тайника само по себе преступлением не считалось. Тем более что дому Магистра было не менее ста лет, и естественно Ольгерд был отнюдь не первым его владельцем. Еще Долабелла не могла не вспомнить, что дом пользовался в городе дурной славой: ни один из прежних его владельцев почему-то не умер своей смертью. Убийство, самоубийство, казнь; голова в петле и голова на плахе, кинжал и яд — вот как уходили из жизни предшественники Ольгерда, некогда населявшие эти стены.

«Если все получится, — подумала Долабелла, — то ты, мой дорогой, к ним присоединишься». И, осторожно сняв со стены одну из свечей, она ступила в проем, а затем медленно и аккуратно начала спускаться по винтовой лестнице.

Спуск получился раздражающе долгим, но и оказался отнюдь не напрасным. Достигнув дна глубокого каменного колодца, леди Долабелла обнаружила колодец другой — много меньше… но по глубине просто несопоставимый с первым. «Колодец Хаоса! — догадалась леди стратег, — ведет, наверное, аж в Изначальную Бездну!»

Приближаться и даже присматриваться к зловещей находке она не решилась. Да и не успела ни того, ни другого; внезапно Долабеллу отвлекло пятно света, возникшее наверху и понемногу приближающиеся.

— А я еще думал, — услышала она голос Ольгерда, — и зачем прежнему хозяину та портьера на стене? Да что там — зачем она мне? Потребовал было убрать… а получилось-то вот как!

От этого голоса: веселого, но недоброго, даже какого-то издевательского, Долабелле становилось не по себе. Букет удачи, полученный ею сегодня, обернулся смертельной опасностью: в какой-то момент леди стратег даже подумала, что удача эта для нее — последняя в жизни. Что она может и не выйти из тайника.

Леди Долабелла боялась — но, по обыкновению, старалась сохранять хладнокровие. Хотя бы внешне.

— Как же это так? — молвила она с насмешливой укоризной, — вы, Магистр, смотрю, решили равновесию изменить! На сторону Хаоса переметнулись?

— А не все ли равно? — Ольгерд стоял на ступеньках уже прямо напротив нее.

В одной руке он держал факел, в другой — легкий одноручный меч.

— Не все ли равно, стратег Долабелла? Для вас… Смею заявить, что я крайне огорчен вашим злоупотреблением моим гостеприимством. И прощать этого не намерен!

Ольгерд вскинул меч, нацелил его на свою гостью, и той стало по-настоящему страшно. Гораздо страшнее, чем если бы она имела дело с обычным злоумышленником. Ибо обычный злоумышленник, оставаясь человеком более-менее здравым, наверняка попытался бы избежать лишней крови. Скорее всего он попробовал бы перетянуть так некстати подвернувшуюся свидетельницу на свою сторону — и тем самым просто отвести от себя подозрения остальных.

Но к сожалению Магистр Серого Ордена, человек отнюдь не глупый, оказался порабощенным Колодцем Хаоса — так что из числа здравомыслящих людей его смело можно было вычеркивать. Если Колодец… точнее, его содержимое, велит Ольгерду убить — он убьет не задумываясь и не оценивая последствий. Что, собственно, Магистр и намеривался сделать.

Впрочем, и Долабелла не собирался покорно стоять и ждать смерти. Мгновенно собравшись с духом, она выставила навстречу приближающемуся клинку… всего лишь руки. Однако ж с пользой — и это стало полной неожиданностью для Магистра Ольгерда.

От раскрытых ладоней леди стратега пошла багровая, слабо светящаяся в темноте, дымка. Она окутала меч Магистра, оплела его невидимыми сетями; клинок увяз, надежно застряв этой дымке, замерев совсем рядом с головой Долабеллы.

— Чары Замедления?! — воскликнул Ольгерд удивленно и с явным испугом, — волшба Темных Эльфов? Откуда?.. Или ты… неужели ты… тоже?

— Только наполовину, — спокойно молвила леди Долабелла, — что среди них почти и не считается. Рожденный рхаванкой — сам рхаван, знаете ли… А впрочем, это к делу не относится. Знаете, почтенный Магистр, как Темные Эльфы пополняют свою силу? Каким способом?

— А ч-ч-то? — вопрошал Ольгерд задрожавшим голосом, — что т-т-тебе нужно? З-зачем?

— Просто хотела получить ответы на некоторые вопросы, — проговорила Долабелла медленно и со стальными нотками, — узнать… что вы задумали, Магистр. И что это вообще здесь у вас?

Произнося последнюю фразу, леди стратег слегка кивнула в сторону Колодца Хаоса.

— С-советник, — с трудом проговорил Ольгерд… а затем его лицо внезапно сделалось белее, чем доспехи сойхольмских рыцарей.

Вскрикнув что-то нечленораздельное, Магистр бросил меч и ринулся вверх по винтовой лестнице. Лестница была крутой и неровной, но Ольгерду повезло: он так и не сорвался с нее.

Вздохнув, Долабелла осторожно последовала за ним — в отличие от беглеца, старательно глядя себе под ноги. К ее счастью… точнее, опять же, к удаче, хозяин дома так спешил, что просто не успел закрыть потайную дверь. А может просто забыл… В общем, остаться навеки взаперти в подвале злополучного дома да по соседству с Колодцем Хаоса — такой вариант леди Долабелле не грозил точно.

Первым делом она ворвалась в гостиную с криком «Помогите! Хозяин одержимый!». И осеклась, споткнулась на пороге — до такой степени впечатлило ее увиденное. От былой веселой праздности не осталось и следа: гости валялись, кто на полу, кто привалившись к стенам; вповалку и по отдельности. Городские чиновники, представители знати и купеческая верхушка — все они явно были обречены. Кто-то еще стонал, кого-то рвало прямо на ковер, а кто-то уже затих, потеряв сознания.

— Что это? Что происходит? — воскликнула Долабелла, не понимая и содрогаясь от зловещей догадки.

— Яд! — подтвердил эту догадку бургомистр, сидевший скрючившись на полу недалеко от нее.

Сама леди не чувствовала даже малейшего недомогания — хотя трапезничала она наравне со всеми. Не иначе как стойкость к ядам по наследству передалась — от отца-Лаин. Снова удача? Вполне возможно…

Однако на этом везения леди Долабеллы на сегодня были исчерпаны. Выскочив в темный двор, на влажный от ненастья воздух, она не смогла сдержать вопля бессильной злобы. Ибо все, что к тому времени осталось от Магистра Ольгерда — это лишь распахнутые ворота да свежий след от колес на размокшей земле.

* * *

Деревья здесь стояли сплошь высокие и раскидистые; такие не произрастали нигде больше в Таэране. Тени, отбрасываемые ими сливались в одну сплошную тень, как колпаком накрывавшую лес. Из чащи веяло сыростью, а иногда и запахом гнили; в нескольких футах над землей стелился густой грязно-белый туман; на пару с тенью он изрядно ограничивал обзор.

Путь орочьего отряда и четырех его пленников пролегал через Лес Наара. Печально известный и странный это был лес: совсем не походил он ни на зачарованный Дорбонар, ни на леса в землях людей. Не было в нем той волшебной красоты, что свойственна произведениям искусства — одним из которых можно было назвать и Золотой Лес. И даже обычного умиротворения, простого спокойствия, ради которых отдельные люди поселяются на лесной опушке — их не было.

Напротив, Лес Наара почитался как одно из самых зловещих мест даже по меркам земель орков — и оправдывал свою недобрую славу целиком и полностью. Многие, кто приходил сюда с той стороны Трома, убеждались в этом лично… и порою получали такие впечатления как вообще последние в жизни. Потому-то и желающих забираться в этот дикий недобрый лес находилось немного; а уж наносить повторный визит — и подавно.

Полчища гнуса бесстрашно нападали на всякое живое существо, в жилах которого текла теплая кровь. Однако даже здешний гнус, многочисленный и злобный, казался воплощением безобидности рядом с крупными обитателями Леса. Среди этих, последних, наибольшую известность во внешнем мире снискали местные волки (размером чуть ли не с медведя), плотоядные цветы (тоже немаленькие) и так называемые «гоблины». Племя мелких злокозненных существ, отдаленно похожих как на орков, так и на людей.

С орками их роднил зеленоватый цвет кожи; с людьми и почти всеми прочими разумными обитателями Таэраны — наличие ровно двух рук и двух ног. А вот разума гоблины почему-то себе не нажили, оставаясь дикими шумными тварями — не знающими огня, не владеющими осмысленной речью и не чурающимися жрать себе подобных. Впрочем, в последнем случае предпочтенье они отдавали все-таки другим созданиям.

Несмотря на маленький рост (чуть выше колена взрослого человека), а также на немного забавную внешность (из-за больших ушей), гоблины слыли весьма опасными существами. Даже хорошо вооруженного и сильного противника они успешно одолевали за счет своей многочисленности и кровожадности. Кроме того, зловредные коротышки жили в каком-то странном союзе с местными пауками — огромными; как видно, приходящимися родней тому пауку, что обитал в Храме Черного Зеркала.

Под их раскидистыми сетями, свитыми между ветвями деревьев, порой могли поместиться даже большие дома. Причем вблизи любой из этих сетей внезапно мог появиться хозяин… а возможно и не один — с наездником-гоблином на спине. Последний тоже был способен наделать дел: посредством, например, пращи или отравленных дротиков. Столь простенькое, сколь и опасное оружие оказалось под силу изготовить даже лесным коротышкам, а союзники-пауки охотно снабжали их ядом.

В общем немудрено, что даже орки чувствовали себя здесь неуютно. Даже орки, которые жили где-то поблизости, и должны были вроде как знать Лес Наара словно свои пять пальцев. Впрочем, зеленокожие, вероятно как раз и знали — другое дело, что знание это их нимало не успокаивало. Напротив, заставляло крепче сжимать в руках оружие и почаще озираться по сторонам. О пленниках так и вовсе говорить было нечего: эти вздрагивали чуть ли не от каждого резкого звука. А уж звуков таких в Лесу Наара было предостаточно.

Один раз процессии не удалось даже избежать столкновения — только не с волками или гоблинами, а с огромной змеей. Даже боеготовым оркам пришлось расстаться с двумя своими товарищами, прежде чем здоровенная, гибкая и чешуйчатая тварь была изрублена на куски. Эти куски, кстати, равно как и останки павших орков, не остались гнить посреди леса; уцелевшие зеленокожие прихватили их с собой. Вероятно, для пропитания… по крайней мере, первое из названного.

Орочье поселение располагалось по другую сторону Леса Наара и тоже не внушало добрых чувств — во всяком случае, кому угодно, кроме самих орков. Жилищем зеленокожим служили бревенчатые землянки, потемневшие от времени и не имевшие даже дымохода. Другие постройки выглядели не менее аляповато и очевидно были выстроены на скорую руку, без капли старания.

Прямо на улице можно было ненароком вляпаться в нечистоты; соответствующим был и запах, царящий над поселением. Его разве что чуток разбавлял чад костров, на которых готовилась пища.

Между землянок бродили грязные и какие-то мелкие свиньи, за которыми следили (а порой гонялись) рабы — столь же худосочные и не блещущие чистотой орки… а иногда и люди. Другие рабы рылись в земле или тщетно пытались удержать какой-то дощатый сарайчик от саморазрушения. На этих, последних, покрикивал и грозил палицей здоровенный надсмотрщик-орк.

Некоторые из землянок выделялись из общей массы большими размерами и целыми столбами из черепов. По видимому, там жили самые доблестные воины племени; черепа же некогда принадлежали их врагам. А ныне просто символизировали непобедимость своих новых владельцев — ведь тот, кто сумел пережить подобное количество недругов, и впрямь мог считаться непобедимым.

Раза три на пути пленников попадались целые тела людей (а может и эльфов) — изуродованные до неузнаваемости, облепленные мухами и целиком насаженные на колья. На неподготовленного не-орка подобное зрелище действовало ужасающе; не стали исключением и четверо пленников — даром что неженками отнюдь не были и чужую смерть видели не по разу.

При виде тел, насаженных на колья, они едва смогли сдержать тошноту. Что со связанными руками далось им весьма и весьма нелегко. Причем если для Даррена и Салеха увиденное стало еще одним свидетельством дикой жестокости орков, то для Леандора и Ирайи — дикости всех рхаванов вообще.

А затем путь пленников и их конвоя окончился. Возле одной из землянок: отнюдь не маленькой, и в то же время вовсе лишенной черепов, тел на кольях и прочих атрибутов воинской доблести.

Из проема, темнеющего в стене землянки, навстречу процессии вышли двое. Первый был старым орком — низкорослым, сгорбленным и с гривой седых до белизны волос. Что до второго… то он, со своей бледной кожей, длинными черными волосами и слегка заостренными ушами не мог быть не кем иным, кроме как Темным Эльфом.

Эльф был высок, строен и довольно молод. В своем облегающем темном костюме и с мечом у пояса, он явно принадлежал к числу воинов. Глаза на его узком лице смотрели пристально и недобро; цепким был этот взгляд, а само лицо хмурым и явно разочарованным. Впрочем, не излучал радость и приветствие и его спутник — старик-орк.

— Прославленный Аймор из клана Найгронда, — поприветствовал Темного Эльфа предводитель отряда, сперва поклонившись старику, — мы привезли тебе еще пленников… хоть и немного.

Говорил орк на людском наречии — его, в силу широкого распространения, частенько использовали в том числе и для общения меж чужаками. Однако человеческая речь давалась зеленокожему плохо: в нее время от времени вкраплялись рычания, а некоторые слова звучали невнятно.

Тем временем от Ирайи не укрылось, каким услужливым тоном грозный орк-воин разговаривал с ее соплеменником; как вытягивался перед ним в струнку, изображая почтение. И девушка-Лаин решила ухватиться хотя бы за эту соломинку надежды — ибо прислуживать грязным рхаванам ей хотелось еще меньше. Равно как и «украшать» своими останками дом кого-то из них.

— Даэрта Лаин! — прошептала Ирайа, когда взгляд Аймора вновь упал на нее, — ортад Сангранол!

И Темный Эльф не выдержал. Не сдержал гнева.

— Я вижу, что… привезли! — голос его звучал спокойно и в то же время угрожающе, — и понимаю, что немного. Непонятно только, какого Света вы посмели взять в плен Перворожденную!

— Точнее, Перворожден-ных, — не удержался и поправил его Леандор. То, что даже изгой-Падший отказал ему в принадлежности к Перворожденному Народу, принца хоть несильно, но задело.

— Перворожденную, — холодно повторил в ответ Аймор, — о тебе, «светлячок» я радеть не собираюсь. Так что…

— Ирайа из клана Морандора, — представилась девушка поспешно и перебивая соплеменника, — славный Аймор, эти трое — мои спутники, и без них я…

— Найдешь спутников… более подходящих, — отрезал Темный Эльф, — не думаю, что это так трудно для настоящей Лаин.

Затем он обратился уже к оркам. Со следующими словами:

— В общем, я покупаю только троих из четырех. А девчонку требую освободить. Даром. Без всяких дополнительных условий и во имя нашего дальнейшего сотрудничества. Мудрый Кагар, надеюсь, вы не против?

Последняя фраза предназначалась старику, который продолжал внимательно, словно удав на кролика, смотреть на новых пленников. И при этом что-то бормотал по орочьи; Даррен смог разобрать лишь отдельные слова: «четверо», «погибель» и «закат». Затем старик по имени Кагар обрушился на вожака отряда с длинной и гневной тирадой, понять которую наемнику было уже не под силу. И наконец сам предводитель отряда, пленившего злополучную четверку, заговорил сам — обращаясь к Аймору:

— Великий Кагар говорит: этих четверых нельзя продавать. Великий Кагар говорит: этих четверых нельзя вообще оставлять в живых. От них придет погибель. Так говорит Великий Кагар — и Великий Кагар никогда не ошибается.

— Да почему? Да что же это такое?! — рассердился Темный Эльф, — я что — угодил в приют умалишенных? Слушай, орк: мне нужны рабы, а вам нужно железное оружие — так что здесь непонятного?

Вожак и другие воины-орки угрожающе зарычали — почти как дворовые псы. Один из них даже выставил перед собой палицу, готовый, в случае надобности, пустить ее в ход. Аймор же, судя по всему, пожаловал в селенье один, так что перед лицом превосходящей силы был вынужден сдать назад.

— Ладно. С рхаванами и «светлячком» делайте, что хотите, — молвил он уже спокойно, — но вот девчонку отдадите мне. Я готов даже заплатить за нее… сколько скажете, но в разумных пределах. А не то вы узнаете, что такое месть Лаин за сородича.

Старик-орк и предводитель воинов немного посовещались; очевидно, что ссориться ни с Аймором, ни с его кланом они не желали. Наконец, слово взял Кагар. Голос, которым он выговаривал человеческие слова, звучал с шелестом и скрипом.

— Ладно. Можешь собрать свою соплеменницу, славный Аймор. Даже задаром. Но остальных… на них я собираюсь натаскать наших волков. Или накормить волков ими — как повезет, — старик захихикал, — так что… не возражает ли славный Аймор?

— На это? Конечно, нет, — на лице Темного Эльфа впервые промелькнуло что-то вроде улыбки, — да и натаскивание волков… весьма интересное зрелище. Можно и посмотреть.

Хотя Аймор был воином, а не чародеем, но сила Тьмы, исходившая от чужой боли и мук, была небесполезна и таким как он. Сила вообще-то не бывает лишней: даже далеких от волшбы созданий она бодрит, поднимает настроение, а порою и исцеляет. Зная об этом, Темный Эльф решил не упускать возможности и хоть слегка пополнить свою силу — даже таким, казалось бы, жестоким способом.

* * *

Волчья Яма была не слишком глубокой: чуть больше человеческого роста, но зато места занимала прилично. Почти как площадь в каком-нибудь небольшом городке. По краям она была обнесена частоколом — неровным и не слишком высоким, однако достаточным, чтоб исключить побег с внутренней его стороны.

Вокруг частокола столпились, жадно приникнув к нему и предвкушая увлекательное зрелище, орки со всего поселения. На неком подобии стульев, вырезанных из древесных пней, восседали выдающиеся воины племени, шаман по имени Кагар и «почетные гости» — Темные Эльфы Аймор и Ирайа. Девушка-Лаин смотрела за частокол, внутренне обмирая; чувствуя, как напрягаются внутренние узы, что соединяли ее с теми тремя на дне Ямы.

Погибнут они — и Ирайа тоже вряд ли сумеет жить дальше.

Прямо в стенах Ямы темнели огромные норы, а из них уже доносилось угрожающее рычание. Наарские волки чуяли: кто-то посягнул на их территорию. И как всякие хищники, они не собирались оставлять этих «кого-то» безнаказанными.

В самом центре ямы, спиной к спине, стояли Даррен, Леандор и Салех. С оружием наготове; Кагар распорядился вернуть его пленникам, дабы сделать зрелище более интересным. А то что за интерес: смотреть, как огромные хищные твари разорвут беззащитных людей и беззащитного же эльфа? Быстро… и скучно; исход же был предрешен с оружием или без него. Трое против десяти, зубы и сноровка хищников против железа и воинского опыта — расклад был более чем очевиден. И даже если среди волков тоже будут потери — не беда, ведь погибнут наиболее слабые. Таких не жалко; это ведь все-таки боевые звери, а не домашние питомцы.

Рычание нарастало; отдельные голоса сливались в злобный и угрожающий хор. А первым, по негласному закону волчьей стаи, навстречу чужакам вышел самый сильный из зверей. Серое мохнатое чудище, связываться с которым не посмел бы даже медведь. С тремя же людьми или эльфами он мог сладить и в одиночку — особенно с безоружными.

Из приоткрытой острозубой пасти на землю капала слюна. Темные глаза смотрели на добычу оценивающе, со злобным прищуром. Из глотки доносилось не просто рычание, а какой-то тяжелый трубный звук — гул и рев одновременно. Именно так, наверное, звучали бы горны в руках посланцев высших сил — тех самых, что согласно древнему преданию, должны были возвестить о Конце Времен.

А потом волк прыгнул — на Даррена, едва успевшего упасть на землю и встретить зверя острием меча. Впрочем, от оного волк в последний момент увернулся, сталь лишь оцарапала серый мохнатый бок. А с внешней стороны частокола в поддержку боевому хищнику раздался многоголосый орочий рев.

Как оказалось, преждевременно: принц Леандор ударил в волка Плетью Холодного Пламени, заставив того отлететь аж к самому краю Ямы. Торжествующий рев зеленокожих сменился обескураженным гулом: чего-чего, а вмешательства в схватку боевых чар они не ожидали… да и не желали, по правде сказать. В Волчью Яму полетели камни, обглоданные кости и прочий мусор… на счастье, он почти не долетал до пленников. Только резкий крик Кагара смог утихомирить разъяренных зевак.

Огромная серая туша, перепачканная собственной кровью, попыталась было подняться с земли — но не смогла. А запах крови привлек уже других зверей; из нор почти одновременно вышли сразу три волка — с глазами, горящими злобным огнем. Выглядели они не столь внушительно, как их предшественник, но по злобе, похоже, даже превосходили его.

Связываться с Дарреном и его мечом волки поостереглись. Вместо этого один из них прыгнул прямо на Салеха, передними лапами выбивая из его руки нож. Двое других волков с разных сторон набросились на Леандора — так, чтобы тот попросту не успел снова прибегнуть к своей волшбе.

Но принцу это и не понадобилось. Внезапно сабля заплясала в его руке с доселе невиданной скоростью — превратившись просто-таки в железный веер. Причем в веер острый и смертельно опасный: он снес одному из волков голову прямо на ходу. После чего превратился в железный смерч, закружившийся над головой Леандора — как раз в тот момент, когда другой волк вознамерился прыгнуть. Мгновение… и на хвиэльского принца хлынула кровь из распоротого волчьего брюха.

Толпа снова заголосила — на сей раз отчаянно и разочаровано; увлекательное зрелище явно переросло в обычную резню… причем на сей раз симпатии зрителей были отнюдь не на побеждающей стороне. И только Темные Эльфы были довольны; в душе Ирайи уже затеплилась надежда на чудо: на то, что ее спутники все-таки выйдут из этой схватки победителями. Что же касается Аймора, то никаких симпатий ни к одной из сторон он не испытывал. Близость к смерти и крови вдохновляла его сама по себе, а чья это кровь — зверей, рхаванов или бывших соплеменников «светлячков», роли не играло.

Тем временем, орки с замиранием сердца и остатками надежды взирали на Салеха, сбитого волком с ног. Уж теперь-то, надеялись зеленокожие, боевой зверь порадует их победой над пленным человечишкой. Ничуть не бывало. Когда зубы волка уже вплотную приблизились к горлу бывшего вора, когда стало ясно, что ни Даррен с мечом, ни Леандор с саблей не успеют на помощь — вот тогда-то спасение пришло и с неожиданной стороны.

Как и тогда, в Храме Черного Зеркала, руки Салеха налились нечеловеческой силой. И вцепились в горло волку, крепко сжали — заставив огромного зверя завизжать как щенок.

А сила бывшего вора росла; ни зрители с той стороны частокола, ни его же товарищи по несчастью еще не успели понять происходящее, а Салех уже поднялся с земли, приподнимая над собой зверя в несколько раз тяжелее себя. А затем швырнул волка словно пушинку — прямо в толпу.

Зверь угодил прямиком в старика-шамана, успев к тому же оцарапаться о частокол. Кагар свалился со своего стула… и именно это решило судьбу старого орка. Нет, он не потерял свою силу, волки по-прежнему признавали его старшим над собою. Почти все… кроме одного; кроме обезумевшего от боли и крови; и от страха — тоже. Взбесившийся волк желал только одного: убить, лишить жизни хоть кого-нибудь, ощутить вкус хоть чьей-то, но непременно чужой, крови. И упавший на землю Кагар показался ему наиболее подходящим для этого.

Новые волки, вылезшие было из нор, испуганно попятились, едва Салех обернулся, сделав шаг-другой в их сторону. Так мелкое зверье разбегается при виде крупного и опасного хищника.

Тем временем в схватку вступила Ирайа — и ее новый дар, полученный от Сердца Таэраны. Пронзительный крик огласил окрестность, заставляя орков падать ниц, затыкая уши… ну или мгновенно глохнуть, кому как повезло. И только спутникам девушки-Лаин, а также ее соплеменнику жуткий крик не причинил никакого вреда.

…Ну а следом на орочье племя обрушился еще один удар. Великий Магистр Галард и стратег Серого Ордена Томас, под нажимом хвиэльского посланника, все-таки решились атаковать зеленокожих соседей. И атаковать всерьез: в этом походе оказалось задействовано большинство Белых Рыцарей с самим Великим Магистром во главе.

Вдобавок, чтобы защититься от козней шамана Кагара, Галард прихватил с собой Рассеивающий Скипетр. Одну из трех реликвий, что служили основой могущества каждого из Орденов — наряду с всевидящим хрустальным шаром (Оком) борцов за равновесие и «Некрономом» («Черной книгой») некромантов. Из них Скипетр был замечателен тем, что напрочь рассеивал действие любой волшбы поблизости от себя.

Полный опасностей Лес Наара люди Белого и Серого Орденов предусмотрительно обошли с юга и почти беспрепятственно ворвались в селение. Целая орава всадников в белых доспехах или серых плащах рубила подвернувшихся орков всех подряд и без разбору. Сопротивления не было — по крайней мере, существенного. Гибель шамана и неописуемый крик Ирайи внесли в ряды зеленокожих сумятицу и панику. Вдобавок еще и вышли из подчинения волки — главное их оружие против Железных Людей.

В такой суматохе шансов победить у орков не было, а единственная, довольно-таки призрачная, возможность спастись заключалась в немедленном бегстве. И естественно, что о пленниках в Волчьей Яме все забыли… кроме, понятно, их самих, да еще Ирайи. Так спешно кинулась к Яме и бросила товарищам по несчастью веревку, так кстати обнаруженную у одного из павших зеленокожих.

Аймор смотрел на свою соплеменницу и на ее спутников, выбиравшихся из Ямы, с искренним недоумением. «Слишком печешься о них, — молвил он небрежно, — недостойно Лаин».

Затем внезапно один из знакомых уже «серых плащей» оказался слишком близко от Ирайи. Настолько близко, чтоб увидеть ее и узнать… и воплем, означающим, как видно, боевой клич, кинуться прямо на девушку. Но Аймор был начеку и свои представления о чести соблюдал неукоснительно.

Позволить рхавану уничтожить его соплеменницу эти представления не давали, и Темный Эльф с мечом в руках ринулся наперерез всаднику.

Взревев, «серый плащ» скрестил с Аймором мечи… и отвлекся. В то время как Салех, Даррен и Леандор, помогая друг другу и с помощью брошенной веревки, благополучно выбрались из Ямы. Волки им не мешали; гибель того, кого они принимали за воплощение своего Праотца, слишком уж впечатлила… вернее сказать, подавила их.