И в прежние времена не были такой уж большой редкостью дома и подъезды, на которые словно порчу кто навел… или карму подпортил напополам с аурой. Узнать такие легко, и с первого шага: стены в них обильно исписаны бранью, веревками висельников спадают с потолков провода, а найти целый почтовый ящик и не продавленную или не прожженную сигаретой кнопку в лифте еще труднее, чем попасть в муху из пулемета. Да и сам лифт выглядит так, что ехать в нем поостережешься.

Картину общей неустроенности, прямо-таки враждебности такого дома ко всему живому, обычно довершал запах. Вернее, жуткий коктейль из табака, несвежей пищи, а временами и нечистот. Не в силах покинуть замкнутое пространство, со временем он только усиливался, и, встречая всякого входящего уже на пороге, иного мог даже заставить повернуть вспять. Кого-то непривычного: не прожившего здесь хотя бы год.

А кто прожил… о, эти люди были по стать своему дому. Гармонично его дополняли — все эти пьяницы и хулиганы, сварливые старухи и дети с угрюмыми не по годам лицами.

Так было в прежние, довоенные, и куда более благодатные времена. Почти в золотой век… А теперь даже в столице чуть ли не каждый дом отмечен печатью упадка; не стал исключением и тот, в котором обитал Радван. А к прежним признакам неблагополучия успели присоединиться и другие: например, неработающие уличные фонари или половина лестничных площадок, завсегда погруженных во тьму. Ну и наконец, мусор, редко бывающий убранным и потому все чаще громоздящийся поверх баков. Днями и ночами возле него суетились, лениво переругиваясь и растаскивая на трофеи, целые стаи бездомных собак.

И это в столице! Не говоря уж о прочих городах и весях.

Стоило, впрочем, признать: даже гражданская война и последовавшая за ней новая эпоха принесли не одно только зло. Были и плюсы. Во всяком случае, во дворе и рядом с подъездами стало заметно меньше машин… по крайней мере, целых и оттого бывающих очень шумными. Почти исчезли, как когда-то динозавры, любители ночных прогулок. Поспособствовал тому комендантский час… а также страх перед теми, кого не останавливают никакие запреты и никогда. Вполне такой разумный и естественный страх.

Вот потому с наступлением темноты и двор, и улица враз пустеют и затихают. Так что заметить тощего типа, нарушавшего это правило, Радвану не составило труда. Тощего долговязого парня с головой, закрытой капюшоном куртки. Он сидел на единственной во дворе уцелевшей качели… и лучше бы курил. Или портил здоровье иным, еще более эффективным способом — благо, внешность к тому и располагала. Тогда Радван мог бы вовсе не обращать на него внимания, мысленно перепоручив подобный люд заботе полиции.

Но нет: долговязый тип лишь сидел, потихоньку раскачиваясь да поглядывая по сторонам со столь же равнодушной вялостью. Однако, приметив идущего к подъезду Радвана, мигом соскочил и зашагал следом.

Уже внутри, пройдя пару пролетов, Радван мельком глянул вниз. Тип в капюшоне бестолково потоптался возле лифта — исключительно для проформы и даже не удосужившись нажать кнопку вызова. После чего неторопливо двинулся вверх по лестнице.

«Ну-ну, — хмыкнул про себя Радван, — шпион хренов: даже школяры из «сынов полка» маскируются лучше!»

Изобличив горе-злоумышленника, не стал он затягивать и со следующим шагом: засадой — местом для которой Радван избрал неосвещенную площадку между третьим и четвертым этажами. Человек в капюшоне проявил неподобающую беспечность, ступая в темноту не оглядываясь и не замедляя шага. За что и поплатился: Радвану хватило пары секунд, чтобы выкрутить ему руки, а затем сильным толчком впечатать лицом в покрытую облупившейся краской стену.

— Ну что? — угрожающе прошептал Радван, — познакомимся?

Оружия у него с собой не было… кроме разве что армейского ножа — позволяющего, если надо, перерезать противнику горло. Или пригвоздить бестолково выставленную руку. Впрочем, необходимости его использования Радван надеялся избежать, а для начала более или менее разобраться, что к чему.

— Да что ж за город-то такой! — вместо ответа сетовал долговязый, — чуть что — сразу бьют. Что ни шаг — изволь доказать, что ты не мантикор!

Голос у него оказался неожиданно чистый, приятный; совсем не характерный для отброса общества. «Не верблюд!» — хотел было поправить Радван, но не успел. Потому что уже в следующую секунду вынужден был признать, сколь недооценил своего противника.

Как оказалось, хрупким и нескладным тот вовсе не был, но напротив, словно целиком состоял из стальных струн. Нечеловеческим усилием вывернувшись, и словно не боясь ни вывихов, ни переломов, человек в капюшоне высвободил руки. Радван при этом отлетел к противоположной стене, вдобавок успев наступить во что-то мокрое… водою отнюдь не бывшее.

— Ах, паскуда! — рыкнул он, немало огорченный, и одновременно потянулся рукой за ножом.

Но сделать ничего не успел — удивление и страх согнали с Радвана всю его боевитость. А удивиться было чему: меж сведенных пальцев противника каким-то неведомым образом возник шар: небольшой, но ярко сияющий разными цветами. Он повис прямо в воздухе, слепя глаза, а затем устремился в сторону Радвана, отчего последний едва не дал деру. Остановил его голос человека в капюшоне, одновременно строгий и миролюбивый.

— Прошу вас, не уходите; вам не причинят вреда. Предлагаю забыть только что произошедшее между нами недоразумение и впредь избегать насилия. Вы согласны?

— Пожалуй, — вздохнув, молвил Радван, и треклятый шар как по команде исчез.

— Вы ведь Радван Негляд, так? — продолжал его собеседник, — нам рекомендовали вас, как одного из лучших… охотников.

— Ты хотел сказать — охотников за людьми? — мрачно усмехнулся Радван, — или, еще круче: охотников за головами? Ну, чтобы уточнить, какая именно часть человека для нас наиболее ценная.

— Как будет угодно, — с подчеркнутой вежливостью отвечал долговязый.

После чего замолчал на несколько секунд, словно прислушиваясь к чему-то, и добавил:

— Только нам она нужна целиком. И живьем… очень хотелось бы.

— Ясно. Мог бы и сразу сказать, что насчет работы пришел, — сказал Радван, приободренный таким поворотом дела, — не скрою, работа не помешает. Только думаю, здесь не самое подходящее место, чтоб ее обсуждать. И… вот еще что: не стоило играть в шпионов. Пасти меня у дома, следом идти. Неужто нельзя было связаться… ну, как-то поцивилизованней что ли? По-человечески? Хотя бы через тех, кто меня и рекомендовал.

— Сожалею о доставленных вам неудобствах, — услышал он в ответ, — и, тем не менее, спешу уточнить нечто принципиально важное. Видите ли, я… и мы все — не люди. Во всяком случае, не совсем люди.

— Инопланетяне что ли? — спросил Радван, с содроганием вспомнив светящийся шар. Его собеседник кивнул, но с заметным смущением, нерешительностью.

— Можно сказать и так, — молвил он столь же смущенным голосом, — если для вас понятнее. Во всяком случае, не принадлежим вашему миру.

* * *

Вскоре они уже сидели в квартире Радвана, на кухне, а гость из иного мира тщетно пытался устроиться поудобней на узком и высоком табурете.

Отличия пришельца от человека можно было пересчитать по пальцам; во всяком случае, ни лишних конечностей под курткой, ни усов или жвал под капюшоном у него не обнаружилось. Лицо выглядело вполне по-человечески, правда могло показаться чересчур изнеженным для мужчины — и особенно в сочетании с копной каштановых волос. Но самой главной приметой, о которой Радван не преминул бы сообщить в случае надобности полиции, были уши гостя. Они оказались мало того что длиннее человеческих в полтора раза, так еще и выглядели заостренными кверху. Как березовые листья.

— Эльфаданлаэгель… — начал было излагать самоназвание своей расы пришелец, но Радван, перебивая, остановил его.

— Я буду звать вас эльфами, — предложил он, — все равно не запомню.

— Да, мы в курсе, нас предупреждали, — с некоторой неохотой, но согласился пришелец, — даже разумные существа этого мира плохо воспринимают чужие языки… особенно длинные слова. Только после долгого и тяжелого изучения — да и то выборочно.

От чая, кофе и тем более пива из холодильника эльф наотрез отказался. «Ну, извиняй, — проворчал на это Радван, — амброзии не держим… или что вы там пьете, в своем мире…»

Маленький телевизор, стоявший на холодильнике, работал на минимуме громкости. Шел репортаж о дебатах в недавно избранном парламенте; невзначай обернувшись на экран, Радван узнал в одном из выступавших своего командира. Полковник, а ныне целый бригадный генерал Петер Золтан в костюме и при галстуке смотрелся непривычно, почти неестественно, зато голос его остался прежним. Точно так же звучал он на плацу, когда бравый полковник впервые обратился к сборищу вчерашних школяров и обывателей средних лет, расхлябанных от мирной жизни.

«На крови народа и на армейском горбу наверх поднялось ворье, жулье и море некомпетентности!» — чеканил с трибуны депутат Золтан, а Радвану от таких слов неожиданно сделалось тошно. Ведь словно бы совсем недавно тот же самый человек принимал орден и новое звание от главы Временного Совета — ныне ставшего премьер-министром. Тот же да не тот: не состоял тогда еще Золтан в новоиспеченной партии оппозиционеров. И носил китель с орденской колодкой, а не пиджак с галстуком, да депутатским значком.

— Ладно, переходим к делу, — начал Радван, обращаясь к своему гостю, — вы сказали, нужно кое-кого найти и непременно доставить живьем. Причем, если я не ослышался, этот «кто-то» — женщина.

— Верно, — эльф кивнул, — ее зовут Лорентиль.

Под его руками заискрились крохотные разноцветные огоньки. Поднявшись сантиметров на десять над столом, они соединились, превратившись в объемное изображение женского лица. Добротное такое изображение, предельно правдоподобное — оно давало сто очков вперед самому качественному фотоснимку.

Даже по людским меркам та, кого пришелец назвал Лорентилью, была красива. Вернее сказать, особенно по людским меркам. Ибо если излишне ухоженный, утонченный облик эльфа-мужчины Радвана, например, раздражал, то женщине такая утонченность подходила как нельзя лучше. Настолько, что красотки из глянцевых журналов казались на ее фоне размалеванными до омерзенья куклами.

И в то же время заподозрить Лорентиль в принадлежности к иному миру было сложно. Тем более что злополучные острые уши она надежно прятала под серебристыми волосами, ниспадающими до плеч. Без них эльфийка почти не отличалась от человеческих женщин… разве что выглядела хоть чуточку, но лучше любой из них.

— Наши законы, — говорил эльф, в то время как изображение медленно поворачивалось, — не запрещают и даже приветствуют экспедиции в иные миры. Ведь в них можно почерпнуть новые знания, что могут быть полезными нашей расе. Но закон категорически осуждает беглецов — тех, кто стремится покинуть родной мир навсегда. И тем самым предать его…

— Где-то я уже слышал… вернее, читал о подобном, — не без иронии заметил Радван, — в книжках фантастических. Когда еще в школе учился. Высшие расы, волшебные миры, визиты туда-сюда. И все равно… не представляю, чтобы кто-то, да в здравом уме мог променять волшебный мир — на это.

И он обвел рукой кухню, давно заждавшуюся ремонта.

— В книжках-то все чаще наоборот бывало. Не вы к нам, а мы к вам.

— Нет, что вы! — неожиданно жестко отвечал эльф, — даже недолгое пребывание в нашем мире исключено. Ничего личного, просто нам незачем привечать существ, загадивших собственный дом. Зачем? Дать им нагадить теперь у нас? Это во-первых. Во-вторых, чем меньше существ из иных миров узнает о нас, тем нам же и безопаснее. А случайный гость, и тем более перебежчик способны без зазрения совести выболтать любой из наших секретов.

— И то правда, — согласился Радван, — только сомневаюсь, чтобы хоть кто-то, по крайней мере, у нас, мог им поверить. Скорее уж подобного путешественника по мирам упекли бы в сумасшедший дом. Особенно шибко болтливого…

— Упекли-то бы, упекли, — проговорил эльф, — но кто-то все равно бы поверил. Те, кому это нужно.

Вот с последним доводом Радван уже не мог не согласиться. И даже неплохо представлял себе «тех, кому нужно».

А гость из другого мира продолжал:

— Мы не в курсе истинных намерений Лорентили, равно как и причин бегства. И, тем не менее, получили приказ как можно быстрее вернуть ее. После чего, если вам интересно, беглянку ждал бы пожизненный запрет на посещение чужих миров. Мы… как бы сказать так, чтобы было понятно? Ах, да: мы почувствовали, что беглянка находится здесь. В этом городе. Беда в том, что на большее мы оказались не способны.

— Мешают? — с толикой сочувствия спросил Радван, и собеседник его вздохнул — печально и совсем по-человечески.

— Я уже говорил: шагу нельзя ступить. Эти ваши… как вы их называете… полицейские — просто беда. Хватают и подозревают любого чужака только за то, что он чужак. И хотя мы пытались маскироваться под коренных обитателей вашего мира, помогло это слабо.

— Оно и видно, как вы пытались, — не удержался от ехидства Радван, — так пытались, что я, например, сразу вас заподозрил.

Признаться, бдительность столичной полиции досаждало и ему тоже: все эти проверки паспорта на каждом углу, въезд в столицу по пропуску, придирки при нарушении комендантского часа. Хотя относились к Радвану не в пример терпимее, чем к остроухим пришельцам. Сказывалось, очевидно, военное прошлое… а также нынешняя его работа, столь нужная в это неспокойное время.

— Делать что-либо в таких условиях почти невозможно, — все жаловался эльф, — и вот результат. Оказавшись в этом городе, дальше мы не продвинулись в поисках ни на шаг. Некоторые из нас пытались сопротивляться, давать отпор представителям местных властей… и так мы понесли здесь первые потери. Тогда…

— …вы где-то и от кого-то узнали обо мне, — догадался Радван, — вернее, о людях моей профессии. Что ж, со своей стороны могу сказать, что дело это мне по силам. Тем более, я где-то видел эту вашу Лорентиль… правда, недолго. И попытаюсь вспомнить, где. Но прежде я хочу узнать об оплате. Вы ведь не надеялись, что охотник за головами работает бесплатно?

— Нет, — отвечал эльф смущенно, — не надеялись… хотя в вашей системе отношений и ценностей мы разбираемся, по правде говоря, слабо. В том числе в денежной системе. Но… неужели вас интересуют только деньги?

— Хороший вопрос, — сурово молвил Радван, — может быть и не только. Еще, например, мне хочется, чтобы в этом городе и по всей стране наступили, наконец, мир и порядок. Чтоб по улицам и подъездам не шастали… всякие. Ни террористы, ни шпионы, ни просто подозрительные личности.

Как вы понимаете, подобное желание шансов договориться вам не прибавляет. Что еще вы можете мне предложить? Какие-нибудь из ваших вещиц… волшебных? Тоже вряд ли; только подозрения вызывать.

— Это запрещено, — напомнил эльф.

А несколько секунд спустя на кухне погас свет… да и не только в ней одной, очевидно. Погружение города в темноту стало доброй традицией еще в войну — да так ее успешно и пережило. Только теперь ни воздушная, ни какая иная тревога были ни при чем: просто где-то что-то опять вышло из строя, не дождавшись надлежащего ремонта. Или топлива не хватило: не докупили, не довезли.

Враз умолкли и телевизор с холодильником, успевшие приучить уши хозяина к своему ненавязчивому тихому бормотанию. И лишь портрет Лорентили никуда не девался, в темноте сделавшись лишь четче и ярче. Вот тогда-то Радван даже вспомнил, где конкретно видел женщину с таким лицом.

— Ладно, — сообщил охотник, на ощупь достав мобильный телефон и запечатлев на него портрет, — возьмусь… с надеждой, что по оплате вы чего-нибудь, но решите. Универсальное что-то: золото, например, или драгоценности. На этом пока все.

— Ясно, — сказал на это эльф, с явным облегчением поднявшись с неудобного табурета. Что означало это «ясно»: согласие с условиями Радвана или решительный от них отказ — выходец из иного мира так и не уточнил.

* * *

Ресторан «Серебряный козел» пережил беспорядки, предварившие гражданскую войну, не попал под артобстрел, устроенный фундаменталистами в их единственную попытку взять столицу; и даже в ходе бомбежек международных «миротворцев» как-то умудрился уцелеть. Даром что столь ярко сиял своей вывеской, что наверняка был заметен даже с воздуха. И продолжал сиять поныне — привлекая к парадному входу то лимузины, то такси. Вывеска, кстати, тоже осталась прежней, довоенной. И зверь-символ, давший ресторану имя, все также красовался на ней, встав на дыбы.

Впрочем, ни вывеска, ни сам парадный вход Радвана не интересовали. Внутрь он прошел с входа другого: служебного, заднего, черного. Соседствовавшего с целой батареей мусорных баков и обрамленного жуткими узорами — отродьями баллончиков с аэрозольной краской.

Сам визит состоялся утром: в часы затишья для подобных заведений. Не тратя времени впустую, охотник сразу направился в кабинет хозяина «Козла». Чернявого иммигранта по имени Агим; могучего мужчины с заметным брюшком и волосатой грудью, проступавшей сквозь влажную от пота рубаху. Не павший жертвой погромов и не депортированный новой властью, тот мог считаться не меньшим везунчиком, чем сам ресторан.

На предъявленный снимок Лорентили Агим со всей решимостью заявил, что девушка с подобной внешностью ему незнакома и никогда в «Серебряном козле» не работала. И вообще: она-де слишком красива, чтобы быть официанткой.

Радван хмыкнул: он вспомнил, что почти такую же фразу слышал в свою первую встречу с беглой эльфийкой. Во время делового ужина с одним из нанимателей — бойким и нагловатым молодчиком, добро, хоть щедрым. Собственно, как раз он и назвал Лорентиль «слишком красивой».

Вдобавок охотник не преминул заметить, что сам никоим образом должность своей «клиентки» не уточнял. Официанткой ее назвал не кто иной как Агим — о чем Радван не замедлил ему напомнить. Хозяин ресторана столь же поспешно согласился; повинился даже, сославшись на никчемную память. Но вот помочь собеседнику ничем более не упорно не желал.

«В конце концов, это наше дело — кто у нас работает и кем, — заявил Агим важно, — коммерческая тайна. И по закону я вообще вправе выставить тебя за дверь, не отвечая на твои претензии ни слова!»

Однако Радван и не думал сдаваться. А вместо долгих уговоров просто напомнил: коли уж сослался визави на законы, то сам должен чтить их пуще родного отца. Но что мы имеем на деле? А то хотя бы, что документов красавица-официантка наверняка при себе не имеет. Совсем. Однако достопочтенный и законопослушный Агим принял ее на работу. Или… у достопочтенного Агима, как принято говорить, все схвачено? Так он, Радван Негляд готов проверить и убедиться, на самом ли деле все.

Ведь в чем принципиальное отличие охотника за головами от наемного убийцы из прежних времен? Правильный ответ: в почти полной легальности… а также в обретении иным охотником разного рода полезных знакомств. В том числе и в полиции. Отчасти тому поспособствовала и недавняя война, ведь один окоп да форма Сил Обороны сплотили и связали многих.

— Ладно, ладно, — сразу сник и скис под угрозами Агим, — подтверждаю: взял на работу нелегалку. Лорой Флей ее зовут… с заграницы, видать; с запада откуда-то. Такой уж добрый я человек: не смог пройти мимо, и не пожалеть бедную девушку… Но что теперь от меня нужно?

— Встретиться с этой… Флей, — подчеркнуто вежливо ответил Радван, — просто мирно побеседовать. Без всякого злого умысла.

— Ах! — ресторатор театрально всплеснул руками, — так я б и рад помочь… да сейчас не ее смена. Нет ее — в моем «Козлике». Не веришь, можем вместе пройти, в каждую дверку заглянуть…

— Не стоит, — охотник отмахнулся, — просто адрес ее скажите.

«Ишь, ты как назвалась — «Флей»! — думал он, уже покидая ресторан, — почти как «эльф», если читать в обратную сторону»

А поселилась Лорентиль через дорогу — в гигантском панельном ящике, этаком гибриде гостиницы и общежития, в народе еще прозванном «муравейником». Крохотных квартирок-клетушек в подобных домах располагалось по нескольку сотен, и не менее двух-трех десятков на каждом из этажей.

У единственного подъезда, на изувеченной лавочке неспешно переговаривались два задохлика-подростка, то и дело припадая к жестянкам с неким импортным пойлом — возможно и приятным на вкус, зато далеко не безвредным. Чуть ли не у порога наперерез Радвану с легким шорохом прошмыгнула крыса, устремляясь в угол потемнее. На первом этаже, в закутке, некто небритый и помногу курящий открыл мастерскую по ремонту обуви. Бизнес шел вполне успешно, ведь позволить себе новые сапоги и туфли мог нынче далеко не каждый, и не сможет, как видно, еще долго. Потому старую обувь берегли как зеницу ока, изо всех сил продлевая ей жизнь.

— Вы кто? Я вас не знаю! — сообщил Радвану недовольный женский голос, когда охотник дошел до нужной квартиры и дотронулся пальцем до кнопки звонка.

— Зато я знаю тех, кто знает тебя, — вполголоса молвил Радван, — открывай, Лорентиль. Передаю тебе привет… от твоих сородичей.

Доводы возымели действие — пускай и не сразу. Дверь открылась, а Лора-Лорентиль отошла в сторону, пропуская незваного гостя на порог. В цветастом халате и с взъерошенными волосами она менее всего могла сойти за пришелицу из другого мира. Ни дать ни взять, просто одинокая молодящаяся дамочка.

Дверь захлопнулась за спиной Радвана, едва он ступил на бурый линолеум прихожей. А в следующий миг в затылок охотника уперлось дуло пистолета; перепутать его с чем-либо участник гражданской войны вряд ли бы смог.

— Так-так-так, — проговорила беглянка спокойно, но угрожающе, — добрались, значит, все-таки. Уже местных вербуют. Что ж, обрадую: у тебя еще есть время… пожалеть, что связался с этой падалью.

— Погоди! — молвил Радван взволнованно, — никто меня еще не завербовал. Мы еще даже об оплате не договорились. Валюты-то нашей у твоих сородичей нет. А рисковать жизнью задаром… сама понимаешь.

Говорил он хоть неприятную для самооценки, но правду. Погибать охотнику не хотелось — и особенно за здорово живешь. Да, боевого опыта лейтенанта Негляда могло с лихвой хватить, чтоб избавиться и от пистолета, и от его хозяйки, причем без всякого оружия. Вернее, могло бы, будь Лорентиль обычной человеческой женщиной. Только вот, как успел уже убедиться Радван, недооценивать физические возможности эльфов не стоило. Тот, первый встреченный им пришелец из чужого мира ведь тоже казался хлюпиком.

— Ну, допустим, понимаю, — неожиданно согласилась беглянка, убирая ствол, — в этом ваша слабость — очень уж этот мир зависит от денег. Не думала, что когда-нибудь это спасет мне жизнь. А теперь скажи, наемник несостоявшийся — сам-то ты что-нибудь понимаешь? Во что имел счастье влезть?

— Твои сородичи попросили отыскать тебя, — не заставил ждать ответ, — сбежавшую в наш мир, что их законами запрещено. Да и нашими тоже, мягко говоря, не приветствуется. Ведь ни гражданства, ни денег у тебя, как понимаю, нет.

— Гражданства нет: руки не дошли оформить, — признала Лорентиль, — хоть и понимаю, что рано или поздно придется. А вот по поводу денег ты ошибаешься: в таверне Агима я неплохо зарабатываю. Капелька чар — и гости превращаются просто в образец щедрости. Но речь сейчас не об этом.

Без страха отложив пистолет на тумбочку, эльфийка подошла к Радвану поближе, встретилась с ним глазами — молодая женщина, почти девушка с взглядом умудренной старухи.

— Похоже, ничего ты не понял, — проговорила она веско, — иначе бы сперва задался хоть одним из двух простых вопросов. Вот первый из них: с чего бы мне покидать родной мир, найдя прибежище в этом? Не думаешь же ты, что у нас живется хуже, чем здесь.

— Не… думаю, — Радван помотал головой. Под взглядом Лорентили он засмущался, будто нашкодивший первоклассник.

— Так вот тебе причина: я… вынуждена была бежать. Потому что на родине меня ждет смерть. Я была наследницей престола, но власть захватил узурпатор… прежде убив моих родителей. И теперь приспешники узурпатора охотятся на меня, потому что считают опасной.

— Принцесса работает официанткой? — скептически хмыкнул охотник, отводя взгляд, — что-то не верится.

— Не верится, — передразнила его Лорентиль, — тогда что же ты в другое так охотно поверил? В то, например, что тебе и рады бы заплатить, но валюта ваша в их мире не ходит — и в этом вся беда?

— Если честно, наша валюта и в этом мире никому кроме нас не вперлась, — признал Радван, — но это так, к слову.

— В таком случае мы подошли к вопросу номер два: почему ты не заметил противоречия?

— Какого?

— Самого элементарного. Если я простая беглянка, не принцесса и вообще безопасна для родного мира — тогда зачем бы так называемым сородичам столь упорствовать, охотясь на меня? Тем более что здесь, скажем прямо, небезопасно. И даже нам, при всей нашей хваленой магии.

— Их представитель, — начал Радван, — утверждает, будто беглец вроде тебя может открыть тайну вашего мира. Про магию разболтать, и все в таком духе…

Охотник уже догадывался, где таилась его ошибка. А Лорентиль не преминула эту догадку подтвердить.

— Ха-ха! Выходит, я могу разболтать, а ты нет? — съязвила она, обворожительно улыбнувшись, — могу поспорить, ты тоже узнал немало лишнего. Так с чего же ты взял, что для тебя сделают исключение? Заплатят — хоть не местными деньгами, но алмазными россыпями; поблагодарят… или хотя бы оставят в живых?

Вопрос пришелся не в бровь, а в глаз. Настолько, что Радван даже почувствовал, как подкашиваются его ноги. К собственному стыду охотник вынужден был признать, что сам о подобных нюансах даже не задумывался. По привычке. Просто потому, что до сих пор никто и не пробовал его обмануть, причем столь цинично и нагло.

Даже дети, наверное, знали, сколь опасно было стоять на пути охотников за головами — этих вольнонаемных борцов за безопасность в стране. Ссориться с ними, вредить да чинить препятствия. Месть Радвановых собратьев по ремеслу неизменно оказывалась страшной и жестокой, и никакое правосудие защиты от нее давало. Напротив: закон безоговорочно вставал на сторону охотников, им же себе на заступу и призванных.

Но то, что предостерегало соотечественников Радвана, всеми остальными могло вообще не приниматься в расчет. Особенно выходцами из иного мира, достать до которого — руки коротковаты. Вот об этом отставной лейтенант Негляд и не успел подумать, когда связался с эльфами. Связался по привычке, увидев в остроухих не более чем очередных заказчиков.

— Наш закон, — не преминула плеснуть масла в огонь Лорентиль, — допускает использование себе в помощь обитателей варварских миров… ну, вроде вашего. Однако считать себя должным даже тем из аборигенов, что помогли, категорически запрещается. И знаешь почему? Потому что чувство долга рождает верность, а быть верным сразу и своей расе, и кому-то из чужаков нельзя. Приходится выбирать. И выбрав родной мир, ради его безопасности… сам понимаешь.

Сделав секундную паузу, словно давая собеседнику возможность переварить услышанное, беглянка продолжила.

— Так что грядущий расклад очевиден: ты можешь хоть сейчас отвести меня к своим нанимателям. Притащить за шиворот… видишь, ствол-то я убрала, а значит, уже неопасна. И когда ты так сделаешь… мне-то, быть может, даже сохранят жизнь. Если у узурпатора будет хорошее настроение, и он удовольствуется… ну, скажем, превращением меня в дерево. Но вот для тебя, дорогой варвар, подобных вариантов не предусмотрено.

— Ладно, — Радван вздохнул, — пес с тобой. И со всеми вами, выродки ушастые. Все равно сделки не было, так что…

— Так что сделку предлагаю тебе теперь я, — поспешно произнесла Лорентиль, — причем награда за нее такая, что никакие деньги ее не перевесят. Я говорю о твоей и моей жизни.

— Насчет твоей жизни могу дать совет: обратись лучше в полицию. Коли уж тебя преследуют, собираются похитить или убить. Это уголовные статьи, знаешь ли. А о моей — не волнуйся. Я выхожу из игры.

— Так я о твоей и не волнуюсь, — парировала эльфийка, — волноваться стоит тебе. Независимо от того, договорился ты с посланцами узурпатора или не договорился, выполнил их задание или нет — все равно. Ты узнал слишком много, чтобы оставлять тебя в живых.

А насчет полиции вот что скажу: да, кого-то ловили. И даже на моих глазах. Когда двое узурпаторских прихвостней заметили меня на улице… хорошо, хоть далеко отсюда. Ну, заметили-то они, заметили, да только сделать ничего не успели. Столкнулись с патрулем.

Беда в том, что всех переловить не получится. А значит, рано или поздно кто-то из бывших сородичей доберется-таки до меня. Или узурпатор найдет другого наемника: вроде тебя, но еще легковернее. Благо, вашему брату не страшна никакая полиция.

Печально усмехнувшись, Радван вынужден был признать: его собеседница была права, если не на все сто, так хотя бы близко к этому. И полиция не всемогуща — особенно в нынешнее время. Будь иначе, в охотниках из числа бывших вояк и нужды бы не возникло. И сидением в обороне войну выиграть невозможно; действия же эльфов в чужом для них городе и мире сильно смахивали хоть на маленькую, но войну. Требовалось не ждать защиты ни от полиции, ни вообще от кого-либо; следовало нападать, бить. И посильнее.

А главное: полиция действительно никоим образом не могла помешать охотнику на людей — независимо от стороны, им занимаемой. Напротив: как раз охотник мог рассчитывать на помощь правоохранительных органов. Особенно если с кем-то из их сотрудников он знаком лично. Именно помощь Радван надеялся получить, доставая из кармана видавший виды мобильник и набрав номер Яромира Елача. Сослуживца в рядах Сил Обороны во время гражданской войны, а ныне капитана полиции.

— Ало, Яр? — начал Радван, когда, после пары гудков, на его звонок все же ответили, — здорово! Как служба? Как сам? Хочу вот спросить у тебя: на днях в участок к тебе иностранцы не попадали? Такие, чтоб ни паспорта, ни пропусков, ни других документов. И вида, знаешь, такого… хм, женоподобного слегка.

— Да есть один, — ответили с другой стороны трубки, — пришлось даже в одиночку его перевести. Чтоб другие не покушались. Однако уж сопротивлялся, падла — как зверь.

— Хорошо. Попридержи его для меня, будь добр. Скоро подъеду.

* * *

— И надолго он у тебя? — спрашивал Радван, пока они с Яромиром ждали привода арестанта-эльфа в комнате для свиданий. Так, с толикой романтики, в участке именовалась камера три на четыре метра с давно некрашеными стенами и крохотным, почти не пропускающим свет, окошком. Мебелью в ней служил дощатый и потемневший от времени стол, что помнил, наверное, даже последнего из королей страны. Живьем помнил, возможно, и лично знавав этого монарха-неудачника, свергнутого восставшим народом и упрятанного в кутузку. А в итоге, разумеется, казненного. Без малого семьдесят лет назад.

— Нет, конечно, — не просто ответил, а вроде бы даже посетовал капитан Елач, — обычный административный арест: продержать нарушителя пару недель, а затем выдворить из города на все четыре стороны. Желательно, подальше… А еще лучше, если б за городом эту падаль поджидал кто-то вроде тебя. В полной боевой… тогда бы и мне работы поубавилось, и на улицах спокойней стало.

— Увы, — Радван изобразил виноватую улыбку, вышедшую малость дурашливой, — ты меня знаешь: я с безоружными не воюю.

— Знаю, — вздохнул Яромир, — это и плохо.

Сам-то он на сей счет не заморачивался. И души тех, кого в сводках принято сухо именовать «жертвами среди мирного населения», ни лейтенанта, ни теперь уже капитана Елача совсем не тревожили. Главным для него было — выполнить приказ, решить боевую задачу; цена же значения не имела. Ибо, как любил повторять сам Елач: «на войне свои законы».

Справедливости ради, сорвиголовой он никогда не был и результатов, как правило, добивался. Хотя поведением своим то и дело вызывал зубовный скрежет командования… да и карьеру военную, в конце концов, все-таки загубил. Когда нагрянул со своим взводом в небольшую деревню, где фундаменталистов не поддерживал, кажется, лишь пастушок-полудурок.

Ту деревушку Елач сотоварищи только что вверх дном не перевернули — и все из-за одного-единственного, зато на редкость назойливого, снайпера. Еще в гастрольную программу входили допросы с пристрастием, показательные расстрелы наиболее подозрительных селян, и конечно обещания куда более суровых кар: ковровых бомбардировок, напалма или применения реактивных систем.

Менее чем через неделю Елач проснулся знаменитым: его большое фото в полевой форме красовалось на передовицах ведущих газет. Иностранных. Без всякого суда назвавших лейтенанта Сил Обороны военным преступником. Более всех расстарались тогда щелкоперы то ли из «Времен», то ли из «Вечернего курьера», придумав ему прозвище «Рудагорский мясник». Не поленились, даже название местности выучили…

И хотя костлявые руки очередного международного трибунала Елача так и не достали, война для того все равно была закончена. Лейтенант подал рапорт об отставке — не добровольно, ясное дело, ибо в военное время самовольную отставку попросту не приняли бы да еще подняли на смех. Собственно, именно с той поры Яромир Елач отдает долг отечеству не с автоматом и в камуфляже, а в прокуренных стенах полицейского участка. Хотя о содеянном не жалеет и до сих пор.

— Кстати, — невзначай поинтересовался он у бывшего товарища по оружию, — а зачем тебе вообще дался этот петушок? Можно узнать?

— Да я и сам толком не понял, — вполне честно отвечал Радван, — работа такая, что наперед ничего точно знать невозможно.

— А неточно?

— А неточно… я подозреваю, что в районе столицы орудует не то шпионская сеть, не то диверсионное подразделение. Вот, надеюсь прояснить… с помощью твоего кадра.

— Да уж, — Елач вздохнул, не иначе как сам близкий к подобным подозрениям, — ладно. Понимаю, что для меня это слишком круто. Оставляю вас… и, последняя просьба: не бей его сильно. Чтоб очередная журнашлюшка жестокостью полиции народ не пугала.

Последние фразы он произнес, когда «кадра» наконец привели. Лицо эльфа и без того украшали ссадина и немаленький синяк… начавший, впрочем, уже бледнеть. Впрочем, выражение пришелец-арестант хранил гордое, не выказывая ни страха, ни мольбы о снисхождении.

— Итак, — начал Радван, стоя опершись руками на стол и обращаясь к сидевшему напротив эльфу, — говорю сразу: я знаю, откуда вы и какого лешего вам у нас надо. Легенды не пройдут… как и посулы. Потому что о вашем отношении к «варварским мирам» и их обитателям я наслышан тоже. В том смысле, что знаю: единственная, гарантированная мне награда от вас это смерть.

Молчание и слегка грустный взгляд были ему ответом. «И что?» — словно хотел сказать ему эльф.

— Но я — не вы: убиваю только, чтобы не убили меня. И потому, если будешь сговорчив, я дарую тебе свою варварскую милость. Обещаю, что ты не задержишься надолго в этих стенах… и не будешь застрелен, едва их покинув. Возможно даже, ты сумеешь вернуться к своим — если, конечно, мы сумеем договориться, и ваша ушастая братия свалит отсюда без лишних трений. И жертв.

— А мне некуда возвращаться, — возразил пришелец еще более печальным голосом, — в «Клинках Виндира» нет места неудачникам. А я попался; так что для братьев… бывших я теперь хуже варвара.

— О, вон оно что, — вмиг приободрился Радван, — выходит, тебе самому грозит смерть?

— Да, — эльф кивнул, — если выйду отсюда. Я ведь опозорил клан, а смыть позор он сможет только кровью. Моей. Так что свобода твоя мне теперь как гоблину солнечный свет.

Немного опешив от такого заявления, Радван предпринял новую атаку — заходя уже с другой стороны.

— В таком случае должен тебя огорчить: срок твоего ареста будет совсем недолгим. Менее двух недель — и тебя просто вывезут за городскую черту. Где никому, учти, уже не будет дела ни до тебя, ни до твоей безопасности. Я же могу устранить угрозу нам обоим… если не насовсем, то на заметно более долгий срок точно. Перебить этих ваших «Клинков» побольше, да выставить прочих из нашего мира. А ты… я думаю, устроишься у нас не хуже Лорентили.

От охотника не укрылось, как сверкнули глаза эльфа при упоминании имени беглянки. Видать, и вправду не была она простой женщиной, самовольно покинувшей родной мир. Простые не вызывают такую, можно сказать инстинктивную, неприязнь.

— Делай что хочешь, — равнодушно произнес эльф.

— Так помоги, бородавка тебе на задницу! — воскликнул, теряя терпение, Радван, — подскажи! Я-то откуда знаю, где база ваша? Или портал, из которого вы лезете…

— Хорошо, — слегка помедлив, проговорил арестант, — что-то вроде лагеря у «Клинков Виндира» за городом: в развалинах какого-то из ваших зданий… большого. Оттуда миссией в этом мире руководит сам Квендалл. Туда же привешен портал… хотя, при желании, Квендалл может перенести его в любое другое место. Только…

— Что еще? — вопрошал Радван недовольно.

— …что-то я сомневаюсь, что тебе одному по силам сладить с «Клинками Виндира».

— Тогда вот что я тебе скажу, — охотник положил эльфу руку на плечо, — если хочешь обосноваться у нас, то запомни для начала пару местных народных мудростей. Мудрость первая: трудно жить без веры…

На последнем слове он осекся — вспомнив, что напоминает оно про ненавистных фундаменталистов.

— …я имею в виду, веру в собственные силы и успех, — пришлось уточнить Радвану, — в возможность сладить с любой бедой. А вот и мудрость номер два: против лома нет приема. То есть, против грубой силы. Если вы смертные, то никакая магия вас не спасет. И… как ты сказал: большое здание? А на карте показать сможешь? Хотя вряд ли за городом много больших зданий…

Уже выходя из комнаты для свиданий, охотник справился на сей счет у капитана Елача. И получил неожиданно четкий и конкретный ответ.

— Развалины? Большое здание за городом? — переспросил бывший сослуживец, — так это санаторий Министерства культуры, точно!

А после секундной паузы дополнил:

— Разбомбленный.

* * *

Именно так — разбомбленный, а не угодивший под артобстрел или просто заброшенный. Очередная жертва вмешательства в гражданскую войну цивилизованных соседей. Ну не смогли они устоять в стороне, когда совсем рядом заварилась такая каша. Непременно должны были влезть в нее. Чтоб собственный же, родной электорат не скучал, да не стыдился за свою чересчур уж цивилизованную жизнь.

А каша-то кровавая и впрямь заварилась неслабо. Никто и близко подобного не ожидал: ни эксперты премудрые, ни простые граждане, теми же экспертами да телепрограммой вскормленные. Не оценили по достоинству этого пробуждавшегося трехглавого дракона — движение СПВ. Что расшифровывалось как «Слава, Память, Вера», а также «Сварог, Перун, Велес», по именам трех древних богов.

Предполагалось, что радетели за веру предков все раденья сведут к посиделкам на кухнях, концертам самодеятельности или досужим разговорам в компьютерной сети. В крайнем случае — к уличным пикетами и мирным шествиям на полсотни человек. На лозунги вроде «убей иноверца!» и политики, и силовики тогда дружно закрывали глаза. Равно как и на наличие сторонников СПВ даже среди людей в погонах… причем, на немалое их там число.

А потом розовые очки спали — к исходу первой недели, когда выступления фундаменталистов начали официально именовать уже не массовыми беспорядками, но вооруженным мятежом. А к концу первого месяца депутаты и министры в почти полном составе не нашли ничего лучше, кроме как дать деру. В цивилизованную заграницу, куда поборники истиной веры покамест еще не добрались.

И лишь к первой годовщине стало ясно, что фундаменталисты не такие уж и непобедимые, как можно было подумать вначале. Ибо оружие с разграбленных военных складов имело свойства заканчиваться, приходить в негодность; сторонники же — банально гибнуть, невзирая на ни истинность веры, ни на ее крепость. Более же всего поражению СПВ поспособствовал его раскол, когда перунисты принялись стрелять во сварожичей, а боевики из «Длани Велеса» яростно палили и в тех, и в других. Тем самым немало облегчив работу Сил Обороны.

Ну а вмешательство в войну иностранцев случилось аккурат между бегством правительства и началом конца СПВ. И вышло, надо сказать, бестолковым… и главное, недолгим. Временный Совет не преминул напомнить самозваным миротворцам о неприкосновенности воздушного пространства, а заодно подтвердить его — причем не только вербально.

Так, потеряв примерно десяток реактивных «орлов» и «соколов» соседи вынуждены были сдать назад. И уж тем более отказаться от прежних, амбициозных планов с вводом ограниченного контингента международных сил. О последнем, кстати, мечтали тогда, и поныне продолжают мечтать даже с этой стороны границы. На том основании, что у них-де там дороги хорошие.

Не успела высохнуть кровь, пролитая фундаменталистами, как, просочившись через толком не прикрытые границы, по стране потек уже гной. Торговцы наркотиками, похитители людей, банды наемников. Вот тогда-то возникла нужда в профессионалах особого рода — таких как Радван Негляд. Декрет Временного Совета «о защите государства внеправовыми методами» дозволял им многое. В том числе давить очередную человекоподобную гадину на месте — отказывая оной в роскоши вроде следствия, суда и адвоката.

За этим Радван и шел теперь к развалинам санатория Министерства культуры. Давить, в очередной раз давить — сперва вооружившись до зубов.

От некогда трех этажей здания целым остался лишь первый из них… ну и еще изломанный остов второго. Зато кованая ограда почти не пострадала, разве только успела зарасти чем-то вьющимся, вроде лиан. У пустого проема на месте ворот обнаружился и часовой — вроде безоружный, однако ошибка в данном случае могла обойтись Радвану слишком дорого. Потому и предпочел охотник перестраховаться, заранее сняв эльфа очередью из автомата.

На человеке, как впрочем, и любом другом живом существе родом из этого мира такое количество пуль не оставило бы живого места. А эльф — ничего: уцелел, только что на ногах устоять не смог. Зато успел выпустить в полет что-то небольшое, круглое и мерцающее; зависнув прямо над Радваном, оно сверкнуло и шевельнулось точно какой-то фантасмагорический глаз.

Часового Радван добил выстрелом из пистолета — в упор, прямо в лицо; убедившись, что у эльфов голова не менее уязвима, чем у людей. И кровь обычная, красная.

А вот избавиться от «летающего глаза» охотнику не удалось: дернувшись резко, но сильно не отдаляясь, тот благополучно увернулся от выстрела. Единственного; другого в его сторону и не последовало. Как ни сетовал Радван на потерю внезапности, а пустой тратой времени и патронов свое положение он мог только усугубить.

Исправить его можно было единственным способом: поскорей пробраться к входу. Ибо внутри здания, в узких коридорах и тесных помещениях, у Радвану было куда больше шансов против численно превосходящего противника, чем на открытой местности.

Помеха обнаружилась там, где ее менее всего стоило ждать. Радван едва успел пройти через проем ворот, когда в его сторону потянулись опутавшие ограду лианы — многочисленные… и оказавшиеся довольно крепкими. Ни дать ни взять щупальца фантастического чудовища. Достав нож, охотник принялся в отчаянии отсекать и обрывать зеленые путы.

К концу схватки и нож, и одежда Радвана были основательно перепачканы в травяном соке. Сам охотник успел пожалеть, что не прихватил на операцию огнемет: уж с ним бы атаку воинственных растений удалось отбить намного быстрей.

Кроме лиан, во дворе санатория росли два высоких дерева и несколько запущенных кустиков… к счастью, оказавшихся простыми, безобидными. Не встретив более препятствий, Радван добрался-таки до входа: широкого крыльца с двумя рядом стоявшими дверями. И совершенно не пострадавшей вывеской между ними.

В вестибюле царил полный разгром: часть штукатурки успела осыпаться и теперь валялась кусками или кучками серого порошка по соседству с осколками стекол, обломками выбитых рам и поломанной мебелью. Гардероб, как видно, разворотило ударной волной — вешалки, целые и не только, были раскиданы по всему помещению. На некоторых, вдобавок, еще болтались, забытые навек, старые грязные куртки. Картину бардака довершала широкая железная койка, раскорячившаяся прямо посреди вестибюля. Ну и, конечно, единственным источником света здесь служило солнце; с электричеством санаторий успел распрощаться уже давно.

Осматривался Радван недолго; вскоре из темноты коридора показались две фигуры, похожие на человеческие. Выйдя на свет, те оказались эльфами, облаченными в доспехи, напоминавшие чешую древних ящеров — жесткую и ороговелую. Доспехи закрывали пришельцев с головы до ног, оставляя открытыми только лица; и смотрелись бы, наверное, очень грозно… если б не их цвет. Нежно-розовый, он навевал ассоциации, обстановке совсем не отвечающие.

Но вот мечи, слегка гнутые и зазубренные, поводов для насмешки не давали. Только полный профан мог счесть, будто против огнестрельного оружия они не стоят ломаного гроша. Но не Радван, успевший опровергнуть сей предрассудок еще на занятиях по боевой подготовке. Не единожды ему пришлось убедиться, сколь эффективна бывает в бою даже холодная сталь.

Сверкая клинками, эльфы устремились в атаку; ответом Радвана стали несколько выстрелов из пистолета. Палил он вроде бы в упор, но противники даже не шелохнулись — не то благодаря доспехам, не то за счет собственной быстроты, позволявшей им уклоняться и заслоняться от пуль. Вынужденный отступить, Радван снова взялся за автомат.

Под стрекот очереди один из эльфов упал с окровавленным лицом. Однако торжествовать было рано: его напарник рванулся и громадным прыжком преодолел расстояние, отделявшее его от Радвана. Оказавшись совсем рядом с охотником, эльф уже занес было меч… однако внезапно остановился, замер, точно прислушиваясь. А взгляд его, секунду назад сверкавший яростью, мгновенно потух.

Причину столь резкой и спасительной для него перемены Радван понял сразу. Нечто подобное имело место и на его памяти. Когда, в гражданскую войну, командование вдруг отменило штурм поселка, захваченного фундаменталистами. Злополучный «отбой» пришел буквально за десять минут до начала операции, и уж какими словами встречали его солдаты и боевые офицеры! Даже обвинения в предательстве прозвучали — в адрес и штабных трутней, и Временного Совета в придачу. И кого-то наверняка сейчас клял и незадачливый воин из «Клинков Виндира».

Между тем, в вестибюле появился еще один эльф — не имевший ни доспехов, ни меча и никакого оружия вовсе. В своей белой хламиде и с белесой же шевелюрой, он походил на привидение из какого-то старого фильма. Или на самозваного святошу, основателя очередной секты.

— Почтенный Радван Негляд, — провозгласил эльф важно и торжественно, — я понимаю причины вашего теперешнего поведения и самого визита сюда. Тем не менее, настоятельно рекомендую прекратить бессмысленное кровопролитие… и обсудить наши дела в более спокойной обстановке. Поверьте: «Клинки Виндира» не желают зла ни вам, ни всему этому миру.

— А если… — начал было Радван, но покосившись на пришельца с занесенным мечом, осекся, — ладно. Похоже, выбора вы не оставили.

Безоружный эльф ответил молчаливым легким кивком и столь же легкой улыбкой. А ты как думал, словно хотел он сказать.

* * *

Кабинет безоружного эльфа помещался в одном из номеров, но обставлен был уже его сородичами. Обставлен без лишней роскоши, но добротно, даром что вид мебель имела довольно вычурный. Чудаковатый даже, и особенно в лиловом магическом свете, озарявшем кабинет. Словно дизайнер принадлежал к определенным молодежным субкультурам — полным нарциссизма да с мазохистским душком в придачу. Хотя на удобстве это вряд ли сказалось.

Сам эльф, назвавшийся Квендаллом, совсем не напоминал юных истеричек и ранних мизантропов из вышеназванных субкультур. Напротив, вел он себя спокойно, подчеркнуто вежливо, и к тому же оказался внимательным слушателем. Не проронив ни слова, он терпеливо ждал, покуда Радван объяснится; пока не расскажет о своей встрече с Лорентилью.

— Так значит теперь она принцесса, — не без иронии произнес Квендалл, дослушав до конца, — то есть дочь короля. Наследница некоего престола… о котором, что удивительно, даже я слышу впервые. За свою жизнь — за почти семь здешних веков.

Между креслами, на которых устроились Радван и хозяин кабинета, помещался небольшой столик, а на столике — пара стаканов и хрустальный графин с неким, незнакомым этому миру, напитком. Его-то и пригубил Квендалл, прежде чем продолжить:

— Могла бы сказать проще… понятней, доступнее для вас. Что выборы в нашем мире подтасовали… а может, президента убили, а она будто бы последний живой свидетель.

— То есть… — хотел вставить слово Радван.

— Я не перебивал вас, почтенный охотник, — молвил Квендалл теперь уже с ноткой осуждения, — дайте завершить мысль. Видите ли, у нас нет, ни королей, ни президентов, ни вообще государств… как их понимают здесь. Наше общество устроено иначе: мы не разнимся настолько по роду занятий и не меняем его в течение жизни. А делимся на кланы. Кланы воителей, чародеев и так далее.

— А грязную работу кто делает? — с недоверием вопрошал Радван, — убирает мусор, готовит еду и все в таком роде?

— Магия, — коротко и исчерпывающе ответил эльф, — кроме того, мы создаем примитивные существа, не знающие и умеющие ничего кроме порученной им работы. Из камня создаем, из дерева… или некоторых животных преображаем — немного интеллект им повысив.

— И все равно, — сказал охотник, — что-то не верится, чтоб такое общество было благополучным. Наверняка у вас тоже не все гладко.

— А никто и не говорил, что в нашем мире сплошная идиллия, — строго возразил Квендалл, — разве я называл наше общественное устройство идеальным? Нет, и признаю честно: бывают у нас и войны, и интриги внутри кланов, и даже самая обычная бедность. Вот, кстати, мы и подошли к главной теме нашего разговора.

Видите ли, почтенный Радван: та, что назвалась принцессой, на деле принадлежала к клану так называемых «Дочерей Гуртаны» — темных волшебниц, поклонявшихся богине смерти. Столетиями эти «Дочери» прозябали в своей твердыне, столь же уродливой, как и их души. Никому особенно не мешали… до тех пор пока в их дурные головы не пришла мысль захватить власть. Над миром. Покорив либо уничтожив все прочие кланы.

А поскольку ни силой, ни богатством «Дочери Гуртаны» сроду не отличались, себе в помощь они решили призвать полчища раугов. Злобных и кровожадных чудовищ из так называемой Изнанки… или Измерения Хаоса, что расположено по ту сторону всех упорядоченных миров.

Ритуал обещал быть сложным и затратным: магию ведь тоже нельзя получить из ничего. И само собой, приготовлениями к нему «Дочери» привлекли совсем нежелательное внимание. В итоге их намерения были своевременно разоблачены, а сами заговорщицы почти полностью уничтожены. Кого не убили сразу — устроили над теми суд, приговорив к развоплощению. Магической казни, после которой от подсудимого и пылинки не остается.

Так вот, Лорентиль — последняя из своего злополучного клана. И жива она до сих пор лишь потому, что сбежала сюда… и до сих пор нам не попалась. Кстати, единственное, в чем эти «Дочери» преуспели, так это в умении улучшать собственный облик. Смотрите, почтенный охотник, как выглядит Лорентиль за вычетом своей волшбы.

Вновь в воздухе возник трехмерный портрет беглой эльфийки. Только на сей раз он с первой же секунды начал меняться на глазах. Кожа Лорентили высохла, приобретя синюшную бледность утопленницы; выросли клыки, перестав помещаться во рту, а глаза сделались желтыми, да вдобавок с узкими, совсем не человеческими, зрачками.

Радвана от увиденного даже передернуло: с такой внешностью ей о комплиментах не стоило и мечтать.

— Допустим, — произнес охотник мрачно, — только что это меняет? Была ли Лорентиль принцессой или участвовала в заговоре против целого мира — в конце концов, это ваши внутренние дела. И как она выглядит, меня лично не волнует. Важно, что она поселилась теперь у нас. В этом мире, стране и городе. Сама при этом никому не мешает и вроде не приносит вреда… чего, кстати, не скажешь о вас. Это вы вторглись в наш мир, и ведете себя как слоны в посудной лавке. Плюя на здешние законы. Да еще меня использовать хотели… чтоб потом в расход пустить.

— С чего вы взяли? — встрепенулся Квендалл и тут же осекся, вспоминая, — ах, да: об этом вам тоже сказала так называемая принцесса. Как и про чувство долга к обитателям иных миров.

— Варварских миров, — поправил Радван со злым ехидством.

— Да-да, именно варварских, — ничуть не смутился эльф, — а как прикажете вас называть, если чуть что — и вы лезете с оружием, куда не звали? А если и не лезете, то искренне уверены, что нет иного способа сохранить тайну, кроме как умертвить свидетеля.

— А он есть?

— Представьте себе, да. Мы надеялись просто стереть вашу память. Выборочно. По окончании дела. Тем заодно избавив себя от необходимости оплаты.

— Проще говоря, надеялись на халяву, — Радван хмыкнул, — нечего сказать: высшая раса, великая цивилизация, премудрые маги… Кстати, ваш арестованный сородич передо мной другие песни пел. Что, дескать, лишь кровью клан может смыть позор в лице незадачливого его. И никакого стирания памяти.

— Так я не вижу противоречий, — возразил Квендалл, — для эльфа, попавшего в руки варварам, действительно никакого стирания не предусмотрено… да оно и не поможет. Уши, знаете ли, не стереть; и добро еще, что в этом мире аборигены отличаются от нас только ушами. Так что без развоплощения — не обойтись, увы.

Теперь по поводу вашей награды, почтенный охотник. Я предлагаю вам взаимозачет: долг за долг. Все-таки вы убили двух наших воинов…

— Одного, — пришла очередь спорить уже Радвану, — а второго — лишь потому, что иначе он мог убить меня. Все-таки с мечом вышел, а не с медвежонком плюшевым. И второй вопрос: с чего вы вообще взяли, что я снова перейду на вашу сторону?

— Я думаю, это будет наиболее разумным вариантом, — отвечал эльф, — причем, разумным для нас обоих, учтите. Позволит сберечь силы и нам, и вам.

Вы, конечно, вольны в своем выборе, Радван Негляд: можете хоть разнести это здание на камушки. Или просто взять и уйти. Вернее, попробовать разнести и попытаться уйти — ибо мы, в свою очередь постараемся вам помешать. Стереть память… а может, даже, и убить; последнее тоже не исключается.

Однако лишняя кровь, я думаю, ни к чему. И мы согласны даже на вашу цену… но только на разумную. И лишь когда Лорентиль будет в наших руках. Но вот стирание памяти — его не избежать даже в этом случае, уж не обессудьте. Такой вариант вас устраивает?

— Пожалуй, — скрепя сердце, согласился Радван.

* * *

Такси лавировало по городским улицам, держа курс на вокзал. Именно его избрали для засады Радван и Квендалл, обсуждая план совместных действий.

«То, что там людно — как раз не беда, — говорил охотник, — в толпе затеряться всяко легче, чем в открытом поле. И затерять тоже: не зря ведь воры-карманники предпочитают для промысла людные места».

Вдобавок трудно найти в городе место, где люди были менее знакомы между собой. Когда из них половина едва прибыла в столицу, съехавшись из многих разных городов, а вторая половина собралась по разным же городам разъехаться, свидетелям в такой толпе взяться совершенно неоткуда. Так что беспокоиться было нечего — ни эльфам-воителям из иного мира, ни простой шпане.

Только для начала требовалось беглянку на вышеназванный вокзал — доставить. Вернее, заманить: от применения силы Квендалл советовал по возможности воздержаться. Охотник согласился, памятуя о первой встрече с Лорентилью, о ее воинственном нраве… равно как и о владении ею магическим ремеслом. Свой резон имелся и лично у командира «Клинков»: вряд ли ему хотелось получить вместо беглой соплеменницы ее труп или вовсе остаться с носом… да с целой толпой очевидцев в придачу.

Ну а с тем, как именно заманить, вопросов не возникло вовсе. Радвану достало лишь снова появиться на пороге квартиры, где жила Лорентиль — только на сей раз взлохмаченным, усталым и с искренней тревогою на лице.

«Не получилось, — выпалил охотник на одном дыхании, — я попытался накрыть их базу в развалинах санатория… но их оказалось слишком много. И база эта у них, как я успел выяснить — не единственная. Но главное: они теперь знают, где живешь ты… да и я тоже. Так что придется срочно валить из города. Ты со мной?»

Сработал он верно: ни сомнений, ни лишних вопросов у Лорентили не возникло. Не иначе, страх преследования начисто заглушил в ней способность логически мыслить. Дрожащими пальцами эльфийка почти выхватила из рук Радвана билет и второпях принялась собираться. Охотник тем временем вызвал к подъезду такси.

В дороге Радван пытался думать о цене — о той награде, что он позарез должен стребовать с «Клинков Виндира». Иного быть не могло, ибо действовать бескорыстно бывший офицер, а ныне охотник за головами попросту отвык.

Другим занятием Радвана стало разглядывание городских пейзажей, мелькавших за окном такси. Старинные постройки, пережившие все войны и потрясения, сменялись современными зданиями — высотными, с яркими вывесками и отделанными как игрушки. Мало-помалу столица приходила в себя, восстанавливаясь после военных невзгод. Залечивала раны… которые, впрочем, еще встречались. И даже в центральной части города.

Одну из них пришлось лицезреть и во время поездки: какую-то совсем уж бесформенную развалину, словно фиговым листком прикрытую огромным картонным щитом-плакатом. Плакат изображал бравого парня — облаченный в военную форму, тот держал на руках маленькую девочку, не по-здешнему розовощекую и упитанную. Ниже располагалась большая надпись: «спасибо вам за наше будущее».

Другую надпись Радвану вскоре удалось прочесть, когда такси обогнуло и щит, и стыдливо прячущуюся за ним развалину. «Порошок недорого», — гласили грубо намалеванные черным маркером буквы, вольготно разместившись на закопченной кирпичной стене. Прилагался и телефон, а вот уточнять предназначение порошка написавший не счел нужным.

«Еще один, — невесело подумал Радван, сам в подобных уточнениях не нуждавшийся, — видно, опять придется отыскать по этому номеру адрес, нагрянуть туда… и порешить этих подонков. И весь товар их уничтожить, смертоносный почище взрывчатки. В очередной раз… и в один из многих».

Ведь вроде и закончилась война, и не кровоточат уже оставленные ею раны… но вот болят до сих пор. И долго будут болеть. Целому поколению предстояло терпеть и переживать эту боль. И хорошо, если одному.

«Власти не подтверждают сведенья о вооруженных столкновениях в районе бывшего санатория Министерства культуры, — суетливой скороговоркой затараторило меж тем радио, этот лучший друг таксиста, — и другим новостям: отчет министра финансов не удовлетворил парламентариев. Более того, один из лидеров оппозиции Петер Золтан заявил, что его фракция намерена поставить вопрос о недоверии всему правительству».

«Экономика развалена, цены растут как на дрожжах, — сквозь динамик прозвучал в салоне такси командный голос Золтана, — народ бедствует… вот все, что мы имеем сегодня с этими горе-министрами! Вот в этом все плоды их трудов».

«А дудки все это! — подумал Радван с горькой досадой, — не кончилась гражданская война, что бы с высокой трибуны ни говорили. Продолжается! Только ведется теперь уже без пороха и свинца. И без таких как я».

Вспомнились слова лощеного телекомментатора, любившего выглядеть умнее, чем на самом деле. «Гражданская война конца не имеет», — изрек он, претендуя на глубокомыслие, едва прошла новость о разгроме последнего крупного формирования фундаменталистов. И тем вызвал такую бурю гнева у бойцов Сил Обороны — словами не передать. Легко мол, этому хлыщу, в тылу отсидевшемуся, словеса разводить да мыслителя из себя корчить. Тогда как многие только и живы были одной надеждой дождаться победы. Счастливого конца заваренной не ими кровавой каши.

Негодовал тогда и сам Радван. И лишь теперь дошла до него правота тех слов, глубокая и горькая. Не иначе как заплутала, коль доходила так долго!

Выпуск новостей сменился обычной для этой радиостанции программой: песнями, то задушевно-грустными, то натужно-бодрыми, залихватскими. Именно такие почему-то пользовались у таксистов популярностью… если не сказать почитанием едва ли не священным.

Но вот Радван подобного отношения не разделял и не понимал. Вдобавок, неприятное впечатление от выпуска новостей да от надписи на стене очередная жалостливая композиция только усугубила. Зато мысли в голове охотника неожиданно для него самого пришли в порядок… и на подъезде к вокзалу Радван уже точно знал, что именно спросит в награду с Квендалла сотоварищи.

Привокзальная площадь не пустовала в любое время суток — причем людская масса, заполнявшая ее, не ограничивалась одними лишь пассажирами рейсов, хоть законченных, хоть только предстоящих. Многим из горожан именно окрестности вокзала служили теперь единственным местом работы. Точнее, источником заработка. Кто-то играл на гармошке, выложив перед собой шляпу для подаяний. Кто-то продавал подержанные мобильники, книги и другие товары далеко не первой необходимости. А кто-то день-деньской караулил приезжих, тщась предложить хоть кому-то из них услуги по извозу — даром что без шашечек на машине.

Еще где-то наверняка притаились карманники, малолетние побирушки под видом беженцев и конечно продавцы заветного порошка. Полиции эта публика не боялась, успешно откупаясь хотя бы от патрулей.

Едва выбравшись из такси, Радван почти сразу приметил в толпе их — не меньше десятка человек в одинаковых куртках и с лицами, спрятанными под капюшоны. В то время как охотник и Лорентиль продвигались к старинному зданию вокзала, эти люди обступали их, подходя сразу с нескольких сторон.

Лорентиль успела заметить, успела выкрикнуть ругательство на неизвестном языке… а может, начала было произносить заклинание, когда на руках людей в капюшонах вспыхнуло лиловое сияние. Но было поздно: множество тонких, невидимых постороннему глазу, нитей отделилось от ладоней сородичей Лорентили, цепляясь за беглянку и опутывая, погружая в сон.

Радван еле успел подхватить эльфийку, в течение считанных секунд сделавшуюся абсолютно беспомощной.

Квендалла они нашли в зале ожидания: в классическом костюме-тройке и со своею белой шевелюрой, собранной в хвост, тот выглядел слегка экстравагантно — словно актер какой-то или музыкант. При виде охотника и его добычи, эльф поднялся с неудобного, обитого дерматином, кресла и жестом велел следовать за ним. Направился же он в туалет; как видно, более удобного места для открытия портала на вокзале не имелось.

Кстати, сам проход в другой мир менее всего походил на дверь или ворота. Больше напоминал он воронку — круглую, мерцающую и тихонько гудящую. Возникла она прямо в воздухе, словно водоворот на морской глади.

— Итак, — начал Квендалл, осторожно принимая из Радвановых рук бесчувственную Лорентиль, — вы уже определились с наградой?

— Пожалуй, да, — отвечал охотник, мысленно коря себя за робость, — и вам даже не придется лишать меня памяти. Просто возьмите меня с собой, в ваш мир. Я понимаю, гостей вы не допускаете — так я и не гостем к вам собрался. А постоянным жителем.

Более всего Радван опасался, что собеседник-эльф отмахнется от него, обругает или сразу прибегнет к заметающей следы волшбе. Но реакция Квендалла оказалась совсем иной.

— А что ж вам в своем не живется? — вопрошал он, нахмурившись.

— Да потому что здесь я становлюсь уже никому не нужным, — с готовностью отвечал Радван, — проблемы-то все больше теперь не оружием решают, а с трибуны. Или числом голосов… в парламенте и не только. Вернее, делают вид, что решают, но на деле просто не дают решать другим. А я бьюсь как рыба об лед — денег заработать, да очередного подонка на тот свет отправить.

— И что? Думаете, у нас ждет что-то большее? — усмехнулся Квендалл, — чужака, одиночку без клана?

— Все равно… новая жизнь. И хоть какая-то надежда. А здесь ее нет.

— Новая жизнь, значит. Что ж, тогда я, кажется, знаю, чем здесь помочь.

* * *

Пять минут спустя, разглядывая себя в зеркало в безлюдном туалете, Радван недоумевал. Никак не мог понять, почему вдруг он оказался здесь… и вообще на вокзале. А главное: как он умудрился внезапно состариться на несколько лет. И откуда этот шрам на лице — да еще застарелый…

22 апреля — 2 мая 2013 г.