Горы Хаоса…

Мало кто из ныне живущих смог бы сказать, откуда взялось это название. Не иначе, восходит оно к тем временам, когда Таэрана была населена гораздо меньше. И это место вкупе с соседними Пограничными Горами слыло диким и гиблым, почти необитаемым. Считалось не то последним рубежом упорядоченного мира, не то даже преддверием владений Хаоса, за его пределами царящего.

Что ж. Название прижилось, прилипло к памяти как мотивчик из какой-нибудь любимой в народе песенки — из тех, что попроще да погрубее. Даром, что действительности оно не соответствовало совсем. Не водилось в этих горах чудищ, по безобразности превосходящих хтоников, а по разрушительной силе — драконов. Да и сами горы… не было в их облике ничего не то что зловещего, но и сколько-нибудь внушительного. И уж если б какая-нибудь поэтическая натура вздумала подобрать для их описания подходящий образ, то более всего подошло бы здесь сравнение со сточившимися и затупившимися от времени зубами старого хищника.

Вдобавок, Горы Хаоса давно стали обитаемыми. Их населяли орки — потомки тех из зеленокожего народа, кого не смогла прокормить бедная земля Гагома, кому не нашлось место в Лесу Наара, у берегов Трома и Сой-Бранга. А также тех, кто некогда позарился на болотистые земли Нев-Талара, лежавшие к северу от гор. Но был вытеснен оттуда полчищами нежити, поднятыми волей некромантов из набиравшего силу в ту пору Черного Ордена.

С недавних пор, кстати, ходили слухи, что зловещее наследие Черного Ордена окончательно уничтожено. На Нев-Талар и даже на саму Темную Долину снова пролило свои лучи солнце. Под его светом сгорел и обратился в пыль отвратительный Хальванморк, даже после разгрома некромантов продолжавший отравлять эти земли на протяжении четырех веков. Последние некроманты теряли силу, а бродившая по болотам и Темной Долине нежить превращалась просто в трупы, чей удел — гнить и служить кормом пожирателям падали.

Бывшие владения Черного Ордена скоро обещали стать по-настоящему пригодными для жизни. Но обитатели Гор Хаоса не торопились проверять эти слухи. И уж тем более не рвались переселяться на север. Особенно теперь — когда перед ними замаячил шанс отхватить куда более лакомый кусок таэранских земель.

Весть эта радостная… опять-таки, на правах пока лишь слухов, родилась именно здесь, в Горах Хаоса. Ибо, если Гагом считался прародиной орков, то Горы Хаоса слыли одновременно сердцем орочьих земель и их головой.

Именно здесь, среди гор и переплетения троп располагался известный на всю Таэрану невольничий рынок. Место, где племена продавали одно другому пленников, захваченных в набегах и междоусобицах. Сюда же наведывались Темные Эльфы, покупая жертв для кровавых ритуалов. И даже (если верить слухам, произносимым шепотом) бароны Восточного Мирха не гнушались приобретать здесь, кто рабочие руки, кто «мясо» для войн. Ну или сбывать плененных разбойников, крестьян-бунтовщиков или воинов барона-соседа… отнюдь не доброго. Поставить таких на службу себе было чревато — на верность бывших врагов и всякого сброда рассчитывать не приходилось. А продать всяко выгоднее, чем убивать или держать в темнице.

Так потоки золота и рабочей силы стекались на невольничий рынок в Горах Хаоса — и оттуда растекались по владениям орков словно кровь по жилам.

А еще именно среди Гор Хаоса высился Дрекикх — твердыня орочьего короля Дибладрона. Конечно, королем его можно было назвать с большой натяжкой. В простодушии своем зеленокожий народ не признавал титулов, уважая только силу и воинскую доблесть. Те качества, которые трудно передать по наследству. Не унаследовал свой трон и Дибладрон. Просто провозгласил себя повелителем всех орков от Трома до Пограничных Гор. А затем на протяжении не одного десятка лун силой утверждал свою власть, расправляясь с не признававшими ее племенами и уничтожая их вождей.

Таковых, к счастью для самозваного короля, оказалось меньшинство. И противостоять все растущему числу орков, решивших пойти под его могучую руку, они не смогли — особенно порознь. И теперь черепа непокорных вождей и шаманов белели среди останков других врагов и жертв Дибладрона, что были сложены в две груды по обе стороны от единственных ворот Дрекикха.

Добавить к этим черепам свой собственный имел неплохие шансы какой-нибудь орк или просто незваный гость, без приглашения дерзнувший ступить на плато, на котором высилась королевская твердыня. Но не на этот раз. Сегодня окрестности Дрекикха были буквально наводнены зеленокожими. Негде было упасть не то что яблоку, но даже птичьему помету — если б какая-нибудь птица, пролетая над плато, обратила внимание на толпу, его заполнившую, плотно обступившую огромную, грубо сложенную из здоровенных валунов, постройку. Обратила внимание… и до такой степени впечатлило бы ее это зрелище.

Орки стояли тесно: матерые, закаленные во множестве схваток, воины с торчащими изо рта клыками и лицами, испещренными шрамами. А рядом — юнцы, исполненные предвкушения хорошей драки. Встречались в этой толпе и женщины… к слову сказать, статью и боевитостью женщины орков ненамного уступали мужчинам. А свирепостью иные даже превосходили.

Некоторые и детей привели. А то и принесли даже: маленькие орки держались за головы и плечи родителей да со смесью изумления и любопытства смотрели по сторонам.

В руках многих орков горели факелы, разгоняя сгущающиеся сумерки. Пылал и костер на крыше Дрекикха. Над плато разносились звуки барабанов. Орки в толпе переговаривались — ворчливо, вполголоса; не без опаски, но и в предвкушении. Все ждали слов своего короля. Слов, судьбоносных для каждого зеленокожего.

Но вот стук барабанов сделался громче — стучали по ним теперь изо всех сил. Затем отворились ворота из грубых досок. И шесть дюжих орков выволокли наружу носилки, на которых восседала здоровенная туша Дибладрона.

Многие луны относительного мира не пошли королю на пользу. Повелитель орков явно не привык себе ни в чем отказывать — и особенно в еде. Отчего теперь оплыл, казался бесформенным, будто исполинский слизень. И почти не напоминал того могучего воина, что когда-то заставил склониться перед собой весь зеленокожий народ.

По толпе пробежал ропот. Большинству орков редко доводилось видеть своего короля. И вот теперь зрелище, которое являл собой Дибладрон, собравшимся не очень-то нравилось. Вовсе не внушал такой повелитель страха — а значит, и повелителем считаться мог едва ли.

Но чувство это, мимолетное, исчезло, едва родившись. Король мгновенно учуял сомнения, поколебавшие его подданных. И ответил на них, как и подобает орку. Достойно ответил!

Заглушая ропот сомневающихся и недовольных, Дибладрон взревел, заставив умолкнуть даже первых из смельчаков. А затем, окинув свирепым взглядом притихшую толпу, ткнул толстым пальцем в одного из орков — из тех, кто стоял поближе и потому более остальных заметил произошедшую с королем неприятную перемену.

Этот жест королевского перста не требовал ни словесных, ни каких-либо других пояснений. Мгновение — и зеленокожего, на которого указал Дибладрон, схватили за плечи и за руки стоявшие рядом соплеменники. После чего подтолкнули его к самым носилкам.

Еще один орк протянул любимое оружие короля. Огромную секиру, сработанную, не иначе, в одной из мастерских Подгорного Народа. А сюда, на юг, добравшуюся на правах товара или боевого трофея.

Тяжела была секира… но не для Дибладрона. Тот поднял ее без труда, одной рукой, даже не вздохнув при этом. И единственным взмахом отделил голову орка-смутьяна от тела. Такова уж была привычка орочьего короля — лично казнить своих врагов.

Затем Дибладрон принял голову казненного из рук ближайшего орка… и швырнул ее на одну из куч черепов возле ворот. И снова взревел, обозревая с носилок толпу. Толпу, теперь совсем притихшую и замершую.

И наконец заговорил:

— Если остались еще трусы и маловеры среди орков, то я сам… своими руками оторву им головы. Все слышали?! Но если уж вы… нет, все мы хотим жить, мы должны быть храбрыми. Каждый из нас должен быть храбрым, если считает себя настоящим орком.

Ответом ему стал многоголосый рев. Ни один из зеленокожих не хотел показать, будто призыв быть храбрым его не касается.

— Я поведу вас в бой, — продолжал Дибладрон, когда рев стих, — и мне понадобится вся ваша храбрость… вся сила. Наша сила и храбрость… против слабости Железных Людей, трусливо прячущих тела под броней!

Юнцы, хорошо если побывавшие в одном-двух набегах заверещали в дикой радости. Воины постарше… нет, роптать они уже не осмелились, но по крайней мере переглянулись, растерянные. О Железных Людях многие из них знали не понаслышке. Так что понимали: назвать окопавшихся за Тромом давних врагов зеленокожего народа слабаками было по меньшей мере неправдой. Да, Железные Люди могли уступать оркам в храбрости — иначе зачем бы им надевать все эти доспехи. Но они были сильны, очень сильны. Этого у них не отнимешь. Конный отряд Железных Людей был способен втоптать в грязь толпу орков, по численности превосходящую его в несколько раз — и при этом почти не пострадать.

Да, для орка нет занятия более подобающего, чем хорошая битва. Как не может быть и более любимого развлечения. Но по крайней мере матерые, опытные бойцы понимали разницу между хорошей дракой и избиением. И уж тем более не горели желанием погибать просто так. Бесславно. Не прихватив за собой в Страну Духов хотя бы одного врага. А теперь этим, матерым, оставалось лишь сожалеть… молча, что молодняк не понимает грозящей им опасности. Что рвущиеся в бой сопляки считают себя бессмертными. А ошибку свою могут признать, увы, слишком поздно.

— Железные Люди заняли лучшие земли, — продолжал тем временем вещать Дибладрон, — а нас вынуждают тесниться, загоняя в горы и леса. Но и этого им показалось мало. Не проходило и десятка лун, чтобы Железные Люди не вторгались уже в наши владения, неся оркам разорение и смерть! И вот теперь я говорю вам: хватит! Хватит терпеть все это! Мы отомстим… так отомстим, что следующую тысячу тысяч лун всякий человеческий ублюдок, в железе или нет, не посмеет поднять взгляд на зеленокожего!

Снова заверещали юнцы, снова понуро молчали орки постарше. Уж не собирается ли король повести их на смерть, задавался каждый из них вопросом.

— Да, до сих пор удача была на стороне Железных Людей, — решился все же признать Дибладрон, — но не теперь! Не теперь, когда сами Железные Люди оказались в беде… став похожими на зверя, получившего нож в брюхо. Не так ли… Кхудран?! Кхудран, сюда!

В ответ на этот зов из ворот Дрекикха шустрой крысой выскочил орк, являвший собой полную противоположность короля. Низенький ростом, горбатый, тщедушный. И, кажется, даже кривоногий. Да старый вдобавок. В любом орочьем селении такого бы в лучшем случае ждало изгнание, в худшем — в голодную пору его сожрали бы свои же соплеменники. Если б не одно «но». Этот горбатый старичок слыл одним из сильнейших шаманов среди орков. Не зря же сам Дибладрон пригрел его.

Просеменив к носилкам и встав рядом с королем, Кхудран обратился к толпе.

— Я разговаривал с духами, — голос шамана напоминал овечье блеянье, время от времени разбавляемое визгливыми нотками, — и духи принесли радостное известие. С недавних пор Железным Людям стало не до нас. Они увязли… в войне со своими соседями. С теми, кто чванливо называет себя Перворожденными!

— Им не до нас, зато нам до них есть дело, — ухмыльнувшись, рявкнул, вторя Кхудрану, Дибладрон, — большое… поистине великое дело.

Толпа ответила нестройным хором. Звучали в нем и возгласы радости и недоуменное бормотание, и шепот растерянности. Многие из орков уже догадывались, куда клонит король. Вот только не каждый еще для себя решил — радоваться этому или горевать.

А шаман поспешил подвести черту:

— Железные Люди влипли в войну… и они проигрывают эту войну! Кровью умываются!

О, последнее уточнение пришлось как нельзя кстати! Тут уж даже не самые сообразительные из орков смогли прикинуть расклад. С одной стороны Железные Люди терпели поражение, теряли силы. Но с другой — и стоило отдать им должное — не сдавались без боя. А уж орки-то на собственной шкуре успели познать, сколь опасными бойцами способны быть люди, закованные в железо.

И это значило, что и эльфам приходилось несладко. Что и Перворожденные умывались кровью — притом, что с ними тоже орки на добрососедство отнюдь не рассчитывали. А коль так, то за Тромом зеленокожих ждал не один могучий враг, но хоть два, зато ослабивших, изводивших один другого. Благодаря чему предстоящий поход имел хорошие шансы закончиться успехом. Принеся с собой горы трофеев и… что ценно, избавив небогатые орочьи земли от лишних едоков. Сиречь от наименее сильных и удачливых бойцов.

Все это орки, столпившиеся вокруг королевской твердыни, вмиг осознали. И нестройное многоголосье уже мгновение спустя сменилось раскатами торжествующего рева. Кому захочется отказаться от участия в походе, из которого скорее всего вернешься живым — да, вдобавок, в богатстве и славе? Среди орков таких точно не было.

Но то, что затем сказал король, превзошло даже эти радостные и смелые ожидания.

— Умываются кровью, ты сказал, — хмыкнул он, покосившись на Кхудрана, — как бы не так! Пока они кровью разве что смочили палец. Умоются кровью… и Железные Люди, и лесные Перворожденные задохлики, когда придем мы, орки. Придем и втопчем Железных Людей в грязь, а Перворожденных пинками загоним в их леса. Сегодня я… как ваш король объявляю… Большой Благрак!

Последние два слова Дибладрон проговорил с расстановкой. И снова разноголосый шум толпы был ему ответом. Одних новость воодушевила, но кого-то привела в смятение. Шутка ли: в отличие от обычного или Малого Благрака, обозначавшего просто набег большого количества орков с неизбежным отходом, Большой Благрак отхода вовсе не предусматривал. Но означал, что все орки, включая женщин и детей, переселяются на новые земли. Одновременно очищая их от прежних хозяев.

Объявлялся Большой Благрак не чаще раза в два-три века. И не только из-за того, что редко удавалось собрать весь зеленокожий народ под властью одного повелителя. Самая же главная причина такой редкости заключалась в том, что во время Большого Благрака на карту ставилось буквально все. Пан или пропал. Либо орки обретали новый дом, либо от зеленокожих оставалась жалкая горстка, вынужденная улепетывать обратно за Тром.

Но Дибладрон и его шаман, похоже, верили только в первый вариант.

— Наша судьба ждет нас за великой рекой! — вопил Кхудран.

— Зеленая волна обрушится на Железных Людей! — ревел король, — их земли станут нашими!

* * *

— Ну что? — спокойно и даже чуточку иронично вопрошал Даррен, непринужденно опираясь на меч, — будем биться? Или в гляделки играть?

А затем не преминул добавить:

— Или ты только с виду такой грозный? А сам уже в штаны напустил. И… еще слышал я, что в деревнях бабы такие же дюжие как мужики бывают. Так может, ты и есть из этих баб? Просто выряди…лась как мужчина. И думала, что не заметят.

Его противник — здоровенный парень на голову выше бывшего наемника, облаченный в серую, словно мышиная шкурка, рубаху и такие же штаны — стерпеть последнее предположение просто не мог. И прогудев под нос что-то нечленораздельное… не иначе, считая это боевым кличем, вскинул меч и ринулся на Даррена.

Взмах… но бывший наемник уже скользнул в сторону. Так что клинок лишь бестолково пронзил воздух. Со стороны маневр Даррена выглядел до обидного легким и непринужденным, так что противник его с досадою засопел. Поведением своим напомнив бывшему наемнику быка — могучего, разъяренного, но тупого и неуклюжего.

— Наверное, ты все-таки баба, — хмыкнул Даррен, — танцуешь передо мной. Да только ты не в моем вкусе, прости. Да и не праздник сейчас.

— Ы-ы-ы! — взвыл обескураженный парень и атаковал снова. На этот раз без замаха: просто рубанул… но опять-таки воздух. В последний миг бывший наемник сделал шаг назад. Чтобы почти упереться в каменную ограду — Даррен успел почувствовать спиной ее холод.

— А ты не безнадежен, — сообщил он противнику, — самого меня заставил отступать. Почти в угол загнал.

Детина ощерился, глаза его торжествующе блеснули. А затем рука с мечом рванулась вперед, целя острием клинка в живот Даррену.

В последний миг тот успел встретить выпад противника, выставив свой меч плашмя. Натолкнувшись на его твердость, оружие детины подалось назад. Чтобы уже в следующее мгновение отразить встречную атаку бывшего наемника.

— Не расслабляйся, — молвил тот.

Блок, выставленный детиной, вышел поспешным и не слишком точным. Так что меч Даррена, хоть и не достиг цели, но слегка задел лицо его противника. Не так, чтобы убить, но на легкую рану этого вполне бы хватило.

— И не отвлекайся на разговоры. Еще бы немного, и без глаза остался, — сообщил бывший наемник, но парень в сером одеянии понимал это и сам.

Побледнев, он покрылся потом, попятился. А левую ладонь прислонил к задетой мечом щеке.

— И это все, на что ты способен? — с издевкой поинтересовался Даррен, — ну точно, баба. Еще в слезы ударься.

И тут детину прорвало. Изрыгая ругательства, он в исступлении замахал мечом, да так быстро, что за мельканием клинка трудно было уследить — оружие словно превратилось в пятно, размазанное в воздухе. А затем это пятно обрушилось на Даррена лавиной ударов. Бывший наемник едва успевал блокировать каждый из них. И поневоле все пятился, отступал.

Пока, наконец, не споткнулся о камешек и не шлепнулся на землю, одновременно успев-таки встретить выставленным клинком очередной выпад своего противника.

— Ага! — радостно завопил тот, вскинув над головой меч и словно бы салютуя бывшему наемнику, — ну и кто из нас баба? Кто, а?

— Может, и не ты, — было ему ответом, — и все-таки…

Рука Даррена, сжимающая меч, едва заметно двинулась в сторону… и острие меча коснулось живота, облепленного мокрой от пота серой рубашкой.

— …ты убит, — затем закончил он свою фразу. И не отнимая деревянного клинка от живота противника, умудрившись не сдвинуть его ни на волос, рывком поднялся на ноги.

— Так… нечестно, — насупившись, проговорил парень. Принять поражение, коим обернулась, хоть игровая, но победа, ему было нелегко.

Даррен хмыкнул.

— А честно, друг мой, бывает только на турнирах, — были его слова, — и то не всегда. И уж точно не жди честности в настоящем бою. Просто спроси у себя самого: каким ты предпочтешь остаться — честным… или живым?

Затем бывший наемник, а ныне Магистр Серого Ордена оглядел двор, с вызовом присматриваясь к другим тренирующимся новичкам. И вздохнул: пополнение, что обескровленный Орден нашел во Фрейгольде, куда перебрался из разрушенного Грейпорта, оставляло желать лучшего… мягко говоря. Уличная шпана, деревенские дурни, юные олухи, искавшие приключений. Даже беглого взгляда на них хватало, чтобы понять ошибки и оплошности каждого. У иных даже подмывало спросить: а где, собственно, они видели оружие? У стражника, их задержавшего? У сборщика податей? Или на гравюре… на представлении балаганщиков?

Как же трудно все начинать сначала, на новом месте! Особенно если отвечать приходится не только за себя — к чему Даррен, что греха таить, не привык. И как хотелось новому Магистру, глядя на молодую поросль, воскресить ту, что довела Орден до такого состояния. Стратега Долабеллу. Воскресить… дабы удавить ее, а потом отрубить голову, ну и сжечь напоследок. Да только, увы, не из тех было это желание, какие сбываются. Стратег-предательница, спутавшаяся с Лаин, бесследно сгинула, погребенная под развалинами Грейпорта.

По сравнению с большинством новичков тот детина, с которым скрестил клинки Даррен, был еще ничего. И тем не менее. Провести работу над ошибками и здесь бы не помешало.

— Знаешь, чего не стоило делать? — доверительным тоном вопрошал бывший наемник, обращаясь к давешнему напарнику-сопернику по тренировочному поединку.

— Угу, — отозвался тот, а потом поспешил поправиться, — в смысле… чего? Не знаю.

— А не стоило так неразумно растрачивать силы, — было ему ответом, — все эти махания… вопли. Мы с тобой не орки, чтобы впадать в боевую ярость…

На этом месте Даррен осекся. Невзначай упомянув зеленокожий народ, он не мог не вспомнить и кое о чем неприятном, с этим народом связанном. Неприятном, а кому-то способном показаться даже гнусным. Кому-то, для кого мечты о торжестве Света над Тьмой ближе отца и матери. Однако это неприятное и гнусное предстояло сделать. Как того требовал долг и самого Даррена, и всего Серого Ордена. Единственной силы, поддерживавшей равновесие в мире.

— …мы не орки, — добавил он, поясняя, чуть дрогнувшим голосом, — не настолько выносливы. А значит бить должны наверняка… ну или хотя бы стараться это делать. Тогда как ты… не пробовал посчитать, сколько взмахов и выпадов ты сделал просто так? Даже сам не надеясь достать меня — просто чтоб впечатление произвести? Так вот, не произвел. А силы потратил.

Последние две фразы бывший наемник отчеканил, придав голосу как можно большую строгость. Парень, бывший его соперником, потупился молча — не знал, что ответить.

— А как насчет… клича? — спросил он уже когда Магистр повернулся к нему спиной и успел удалиться на несколько шагов.

— Клича? — переспросил Даррен, остановившись и пробуя вспомнить.

— Ну, вначале. Боевого клича.

— Так это был клич, — сказал бывший наемник, поняв, что речь шла о том нечленораздельном звуке, с которого его напарник и соперник по учебному поединку начал свою первую атаку, — ну, сказать по правде… вреда я в нем не вижу — вряд ли он отнял у тебя много сил. Но и пользы от этого… хм, клича, уж прости, не заметил. Разве что самого тебя бодрит… или, может быть, кто-то испугается, его услышав. Но не я. И вообще я советую брать пример не с орков — вот уж кто знатные крикуны, а с Лаин. Эти умеют убивать бесшумно и почти незаметно. И убивают. Хотя с виду те еще задохлики.

— Магистр! Магистр! — вдруг донесся до него звонкий голос.

Обернувшись, Даррен увидел вышедшего на крыльцо мальчишку в сером плаще. Мальчишка принадлежал опять-таки к свежей крови, влившейся в Орден во Фрейгольде и представлял наименее полезную ее часть. Лет десять от роду и хилый как воробушек, он не годился для тренировок и учебных поединков с оружием. Даже для тех неряшливых, что занимали время других новичков. Уделом мальчишки были разные мелкие поручения на уровне «подай», «принеси»… ну или «позови» и «передай».

Наверное, даже самый бестолковый из начинающих бойцов, машущих деревянными мечами во дворе, считал себя выше этого мальца. Позволял себе хоть изредка, но то подзатыльника дать, то бросить мимоходом грубость. Но это не мешало мальчишке с гордостью носить серый походный плащ, какие носят бойцы Ордена. Носить в любую погоду и не снимать даже в помещении. Не иначе, пребывание в Сером Ордене он считал лучшим, что когда-либо происходило в его короткой жизни.

— Магистр Даррен, — взволнованной скороговоркой выпалил малец, — вас бургомистр ждет.

— Ах… да! Чуть не забыл, — с досадой хлопнув себя по лбу, бывший наемник зашагал к крыльцу.

Помимо фрейгольдского градоначальника в кабинете Магистра ждал старый предиктор Робар — тот самый, который некогда призвал Даррена возглавить Серый Орден. Серый Орден, которому Даррен в бытность наемником успел заступить дорогу. И который охотился на своего будущего Магистра отнюдь не для того, чтобы воздать ему почести.

И надо сказать, что такой резкий разворот нашел понимание у Даррена как ни у кого другого. Ведь он сам, привыкнув зарабатывать на жизнь, продавая свой меч и умелые руки воина, нанимателей менял с легкостью. И случалось, переходил на сторону тех, с кем совсем вроде недавно бился насмерть.

Впоследствии Даррен узнал, что такое поведение было для Серого Ордена в порядке вещей. А узнав, понял, что ему близки принципы, на которых Орден зиждился… вернее, почти полное отсутствие принципов.

Всего два закона связывали членов Ордена: внутренняя дисциплина и приверженность идее равновесия между Светом и Тьмой. Во имя этой идеи Орден мог заключать союзы с кем угодно — но сугубо временные. Сегодня он мог противостоять порождениям Тьмы, а завтра подложить свинью приверженцам Света. Последнее, собственно, и предстояло сделать. Так что Даррен догадывался, о чем пойдет разговор с правителем Фрейгольда. Неприятный разговор наверняка — и который хорошо, если окажется коротким.

Бургомистр был человеком невысоким, с виду сухоньким, но жилистым и с суровым обветренным лицом бойца. Даррен еще удивился, когда увидел его впервые. В глазах бывшего наемника Фрейгольд был еще одним городом торгашей — этаким «младшим братом» Грейпорта. И Даррен ожидал, что правитель местный окажется городу под стать. Таким же изнеженным, растолстевшим от вкусной еды, чуточку легкомысленным и болтливым. Похожим на бабу, одним словом. Но уж никак не человеком, вызывавшим уважение у бывалого рубаки и бродяги, которому не всегда удавалось заночевать под крышей.

— Итак, — начал Даррен, садясь за стол напротив Робара и бургомистра — и прямо под изображением весов, гербом Серого Ордена, на стене, — чем могу?..

Градоправитель ни фразу не дал ему закончить, ни прибегать к длинным присловьям не стал. Сразу бросился в бой.

— Мне известно, что орки со дня на день собираются перейти через Тром, — изрек он сухо.

Фраза Даррена немало огорошила. Не требовалось быть мудрецом, чтобы сообразить: о готовящемся походе орков, так называемом Большом Благраке бургомистр знает лишь потому, что об этом знают в Ордене. Благодаря Всевидящему Оку. И вот это никуда не годилось.

То, что Ордену приходится якшаться с местными властями и «жирными котами» из торговой верхушки — еще куда ни шло. Так бывало и в Грейпорте, при прошлом Магистре Ольгерде. В конце концов, в отличие от Белого Ордена Серый не имел собственных владений, собственного государства. И тем более не мог противопоставить себя всему миру, как некроманты из Черного Ордена. Пребывал вроде бы как на положении гостя.

То есть ничего страшного не было в том, что тайным Серый Орден был лишь для простолюдинов… да и это необязательно. Ведь группа чужаков, занявшая брошенный прежними хозяевами особняк, вербующая горожан в свои ряды и обучающая их обращаться с оружием, не могла не привлечь внимания местного люда. Да и польза некоторая от этого внимания была — легче привлекать новых членов. Но если посторонний, пусть даже высокопоставленный, узнал о сокровенных планах Ордена — о тех, в которые не были посвящены даже здешние новички — то о каком сохранении тайны можно было говорить?

А еще хуже, что в отличие от градоначальников Грейпорта, местный бургомистр перед Орденом отнюдь не трепетал. Напротив, относился как к каким-то приживалам. И потому считал себя вправе смотреть на них свысока. Высказывать недовольство. И даже, вроде бы, диктовать волю.

— Еще мне известно, что вы… ваша… группа планирует помочь оркам, — были его слова, — помочь в их войне против Белого Ордена.

Произнес последнюю фразу бургомистр таким тоном, будто речь шла о навозной куче или девке из подворотни, отдающейся всякому сброду за краюху хлеба. Не иначе, смутить надеялся. Но у Даррена, например, его слова не вызвали ничего, кроме раздражения. Робар же и вовсе остался невозмутимым.

— Такие планы действительно есть, — произнес он буднично, — в любом случае, досюда им не дойти.

— Должно быть, вы не понимаете, — бургомистр переводил взгляд с предиктора на Магистра, и Даррен не без торжества заметил на его лице хотя бы чуточку растерянности, — Белый Орден — наш юго-восточный союзник. Можно сказать, форпост человечества в тех землях… диких, кишащих нелюдями. Его поражение будет ударом по всему… по всем нам.

— Ну, наша, как вы говорите, «группа» в данное время с рыцарями не в союзе, — с вызовом сообщил Даррен.

— И мне кажется, не понимаете как раз вы, — следом заявил предиктор Робар, — после уничтожения Хальванморка равновесие между Светом и Тьмой нарушилось. Нарушилось в пользу Света. А это не могло не привести к ответным шагам… точнее, судорожным и инстинктивным действиям со стороны Тьмы… ее приспешников. Сперва Лаин почти прибрали к рукам Грейпорт… я был там, помню, как это было. Едва не вернулась Тысячелетняя Ночь. Да, затея Темных не удалась тогда. Но город все равно этого не пережил.

Теперь вот орки… но ведь и без зеленокожих война на юге уже идет. Эльфы Хвиэля и Дорбонара — они вроде тоже считаются защитниками Света. Что однако не помешало им напасть на владения Белых Рыцарей. И война будет продолжаться, разрастаясь как пожар, пока Тьма не получит свое. Или пока в землях Таэраны не останется ни камня на камне, ни живых обитателей. Так что чем быстрее война кончится… в пользу Тьмы, тем лучше. Лучше для нас всех.

На эту отповедь бургомистр не ответил — смолчал. Но было видно, что молчание в данном случае вовсе не было знаком согласия.

Напоследок гневно сверкнув глазами, правитель Фрейгольда поднялся из-за стола. И так же молча, без угроз и посулов, покинул кабинет.

— Яростный блеск в глазах — признак фанатика, — молвил Робар, проводив его взглядом, — фанатика Света, если точнее.

— Думаете, нам он опасен? — осторожно осведомился Даррен, — а то ведь мы могли бы… просто я слышал, в Грейпорте бургомистра отравили, когда он пошел против Ордена.

— Было и такое, — подтвердил старик-предиктор, — после вашего, кстати, визита. Но еще, чтобы вы знали… Магистр, Орден наш нередко участвовал в схватках за власть над городом. На той или иной стороне. Позволял себя использовать, если выражаться точнее. И здешний правитель тоже, я думаю, это понимает. Понимает, что мы можем быть опасными — но и полезными тоже. Иначе стал бы он нас привечать? Не будет он всерьез ссориться с Орденом и теперь. Сколько бы очами ни сверкал.

— То есть… все по-прежнему, — заключил Даррен, — делаем, что должны.

— И будь что будет, — Робар вздохнул и не без труда поднявшись с кресла, вышел из кабинета.

Оставшись один, Даррен достал из комода Всевидящее Око, поставил на стол. И обратился к нему с тем же вопросом, что и несколько раз до этого — движимый тяжестью на сердце и все не умирающей надеждой.

Забавно, не правда ли? Беспринципный, казалось бы, наемник, для которого лишь вопрос цены, на чьей стороне сражаться — и вдруг угрызения совести. Но таким уж Даррен был человеком. Он готов был предать, перейти на более удобную сторону… но по собственному выбору и желанию. А вот провалить задание и вообще подвести кого-то, помимо воли прогибаясь под обстоятельства — нет. Считал подобное поведение презренной слабостью.

Потому и мучили его воспоминания о потере Ирайи. Мучили бесплодно: до сих пор на просьбу показать девушку-Лаин Око лишь чернело пуще самой глухой ночи.

Но на этот раз к удивлению своему Даррен заметил в непроглядной черноте что-то новенькое. Какое-то движение — похожее на плеск морской волны.

* * *

Поймав парусами попутный ветер, «Сын кракена» скользил по водной глади, оставляя за кормой милю за милей. Чернел, трепыхаясь на верхушке мачты, флаг с «Весельчаком». Капитан стоял на носу корабля, держась за перила борта, и любовался видами моря. За все те годы, что довелось ему бороздить омывавшие Таэрану моря, виды эти не успели ему приесться, а любовь к ним — иссякнуть. Да и в конце концов, чего любить «морскому волку»? Не сушу же, не родину же свою, отчасти покрытую болотами, отчасти скалами, из-за чего прокормиться своим трудом тамошним обитателям не стоило и мечтать. Будь это иначе, разве пришлось бы островитянам пытать счастья в поисках неправедной поживы на морских путях?

Время от времени, капитан заглядывал в подзорную трубу, высматривая приближающуюся сушу. А заодно позволял лениво ползущей мысли вновь и вновь возвращаться к той немудрящей истине, открытием для себя которой капитан очень гордился.

«До чего ж все-таки полезно смотреть вперед и видеть… хоть немного дальше собственного носа!»

Не обладай капитан таким качеством — едва ли он бы вообще стал капитаном. Так до старости в матросах и ходил… это в лучшем случае. А в худшем получил бы кортик под ребра еще в юные годы. И не было бы тогда ни «Сына кракена», ни сотен успешных вылазок, облегчающих кошели жирдяев-торгашей. И этой прогулки морской, сулившей богатую поживу, не случилось бы тоже.

Не видь капитан дальше собственного носа, и в голову бы не пришло ему, что дабы обогатиться, не лишним бывает порою сперва хоть немного потратиться. Причем не на выпивку и продажных девок. А если б пожалел золотую монету, если б не сообразил дать ее болотной колдунье — та старуха полубезумная не рассказала бы капитану, что недавно увидела, надышавшись дымом от своих дурманных трав.

О, то известие, положа руку на сердце, стоило целого кошеля золотых монет — во всяком случае, по расценкам самого капитана «Сына кракена». И по крайней мере до тех пор, пока о нем не прослышал никто из конкурентов. А особенно зажравшиеся вымогатели из Совета Капитанов. Те, что сами выходили в море нечасто. Зато никогда не упускали возможности наложить лапу на чужую добычу — то привлекая для грязной работы другие суда, то отдавая свои корабли в пользование какой-нибудь незадачливой команде. Ну и, разумеется, мухлюя с ценами при скупке и перепродаже трофеев.

Но, хвала всем морским демонам: капитан «Сына кракена» узнал об этом первым. О том, что Грейпорт наконец пал. Грозный Грейпорт, бывший сперва столицей Империи, огнем и мечом утверждавшей свое владычество — и не только на суше. А после распада Империи превратившийся в цитадель торгашества… и главный источник трофеев для обитателей острова Беренал. Для тех, кто сделал своим знаменем черное полотнище с ухмыляющимся черепом и скрещенными костями — так называемым «Весельчаком».

Источник трофеев был еще и источником головной боли. Потому что грейпортские купчины тоже понимали, как полезно бывает потратиться, чтобы заработать больше. И потому не жалели золота для городских каперов, чтобы те рыскали по морю, подвернувшихся пиратов превращая из охотников, двуногих хищников — в дичь.

Мало того. Вдобавок главное богатство грейпортских купчин не моталось в трюмах торговых судов. Оно скапливалось в самом городе… но морским головорезам оставалось только облизываться в мечтах о нем — в бесплодных мечтах. Ибо город был хорошо укреплен и защищен. Сунуться туда под черным флагом с «Весельчаком» было чистым самоубийством.

Но теперь все кончилось. Грейпорт пал. Причем не под натиском внешнего врага, если верить болотной колдунье, нет. Просто некогда великий город уподобился судну, из-за дурости команды налетевшему на рифы. И теперь вот злосчастный корабль идет ко дну… но пока он не затонул окончательно, можно и нужно чем-нибудь поживиться в его пробитом трюме. Благо, охранять его больше некому.

Богатые трофеи ждали того, кто первым доберется до «тонущего корабля» Грейпорта. И не только трофеи. Еще капитан «Сына кракена» рассчитывал прославиться после этой вылазки на весь Беренал. Как ни крути, ему светило стать первым из капитанов, дерзнувшим ступить на грейпортский берег и вернувшимся оттуда с полным трюмом золота, драгоценных камней и всяких предметов роскоши, вроде ковров и серебряной посуды. А сколь бы ни были далеки пираты от добродетелей, принятых среди сухопутных крыс; как ни были они охочи до чужого добра, но присваивать чужую славу было не в их обыкновении.

О, когда он вернется, про капитана «Сына кракена» будут песни слагать в прибрежных кабаках! И даже Совет Капитанов может дрогнуть перед сиянием его славы. А то и к себе пригласить отважного и находчивого первопроходца.

Мечты, нахлынув, обступили, не отпускали капитана «Сына кракена». Увлеченный ими, упивающийся грезами наяву словно крепчайшим ромом, он едва заметил, как ясный день — море будто на ладони — сменился стремительно густеющим белесым туманом. Через такой туман переть самое то, если жить надоело или хочется в жизни разнообразия. Вроде кораблекрушения — после встречи с рифами, поцелуя с морской скалой. Ну или сидения на мели.

Одно успокаивало: ветер тоже стих почти. Лишь слегка, судорожными наскоками, шевелил паруса. А значит, уж хотя бы на рифы налететь «Сыну кракена» вроде не грозило.

— Лечь в дрейф, — скомандовал капитан, недовольно озираясь, словно высматривая просветы в тумане, — что ж за дерьмо ската-то такое?..

Оставалось лишь надеяться, что о падении Грейпорта никто больше из беренальских пиратов не слышал.

О том, что соперниками по неправедному морскому промыслу его неприятности могут и не ограничиться, капитан «Сына кракена» отчего-то не подумал. Не иначе, вместе с видимостью на море треклятый туман лишил его и хваленой предусмотрительности.

— Эй, капитан, — вдруг окликнул его один из матросов, — там… по правому борту, как будто скрип… или треск какой-то. Как будто… чешется кто-то… очень громко.

— Зад почесать захотелось — так почеши, — огрызнулся капитан, чье приподнятое настроение резко сменилось раздражением из-за вынужденной задержки, — хочешь громко — чеши громко. Кого стесняешься?

— Я тоже это слышу! — отозвался еще и боцман.

— И я, — сообщил еще один матрос.

— Я что, баб в команду набрал? — вопрошал, едва ли не прорычав, капитан, — от всякого шороха трястись будете? Вы еще завизжите, крысу на камбузе увидев! И в штаны наложите.

Но в то же время насторожился и сам. А когда подошел вместе с боцманом и парой матросов к перилам правого борта, когда глянул вниз — еще и выругался коротко.

По корабельным доскам медленно, но верно карабкалось, вынырнув, не иначе, из моря, нечто мокрое и уродливое. Какое-то существо, похожее на человека, но очень отдаленно. Лица было не разглядеть из-за копны волос, облепивших голову. Из-под лохмотьев, в которые существо было одето, проглядывала лилово-синяя кожа, какая не всегда бывает даже у утопленника. А держаться за доски, ползти по ним как таракан, существу, помогали… громадные ногти… нет, кривые когти на руках.

— Морские демоны… что за погань? — прошептал один из матросов.

— Заткнись! — так же шепотом напустился на него боцман, — поминаешь тут демонов… ну и накликал. Вот тебе морской демон. Встречай!

— Слышал я легенду о Морской Деве, — отозвался, и опять-таки еле слышно, другой матрос, — лихие ребята… ну вроде нас, деваху одну в плен захватили. Позабавились с ней всей командой. Ну а потом в море выкинули, когда надоело. И с тех пор девка эта… ну, мстит… таким как мы, ребятам лихим.

— А ну прекратить трепаться, — на фоне шепота этих троих голос капитана прозвучал как гром или как рев дикого зверя, — все по местам. И факел мне. Кто… что бы это ни было, оно наверняка горит.

К тому времени, когда капитану принесли горящий факел, уродливая лохматая тварь почти добралась до перил. То ли команда не блистала расторопностью, то ли он сам переоценил медлительность передвижения жуткого существа. Вроде оно стало карабкаться быстрее. Но трепета суеверного у капитана все равно не вызывало.

— А ну, прочь! Сожгу! — гаркнул он, размахивая перед собой факелом в протянутой руке.

Огня вылезшее из моря существо и впрямь боялось. Вот только радоваться капитану было нечему. Когда между облепленной волосами головой и огнем факела оставалось от силы с десяток дюймов, тварь отцепила когти от досок и… оттолкнувшись нечеловеческой силой, прыгнуло. Чтобы уже в следующий миг, перекувырнувшись в воздухе, приземлиться на палубу среди немало опешивших оттого матросов.

Растопырив руки с когтями длинной в палец, существо… осмотрелось рывком. Как будто осмотрелось, поворачивая голову, даром, что глаз было не видать из-за копны волос. Да и были ли вообще у твари глаза… нет не так. Требовались ли этой твари глаза — вот правильный вопрос.

Он успел пронестись в голове капитана, прежде чем существо метнулось к ближайшему из матросов. И единственным взмахом руки вспороло ему когтями живот. Бедолага не то что не успел ничего сделать, он даже не шелохнулся в тот момент. Зато уже в следующее мгновение, заверещав от дикой боли, схватился за живот, словно пытался спасти свои вываливающиеся внутренности.

Еще один матрос замахнулся на тварь саблей… но и только. Существо успело увернуться, подскочив и уцепившись когтями за перекладину мачты. После чего, перемахнув через незадачливого храбреца, оказалось у него за спиной. Чирк когтями — и горло матроса было перерезано.

Остальные члены команды кинулись врассыпную — ища спасения в кубрике, в трюме… где угодно, куда только можно успеть удрать.

Но не успел никто. В нечеловеческом своем проворстве тварь из моря оказывалась хотя бы на шаг впереди каждого. И огромные когти раз за разом обагрялись кровью членов команды «Сына кракена».

Что до капитана… капитан по старому морскому обычаю покидал судно последним. Не стал исключением и капитан «Сына кракена»: он покинул и пост свой и мир живых в придачу уже когда тела его подчиненных валялись в беспорядке на палубе, со вспоротыми животами и перерезанными горлами.

Конечно, капитан сопротивлялся — не в его обыкновении было сдаваться без боя. Он отмахивался от жуткого существа факелом в одной руке и саблей в другой. И вроде даже успел задеть тварь клинком… что, впрочем, не нанесло ей ощутимого вреда.

А закончился этот поединок несколько мгновений спустя. Когда капитан, оступившись, упал на доски палубы. Тогда-то склонившееся над ним существо оказало капитану особую честь… отрезав ему голову.

Зато прежде чем это произошло, капитан успел заметить, что уши, выбивающиеся из-под волос твари, совсем не человеческие. Но острые. Точь-в-точь как у эльфов.