1

«Приглашенные» собрались на даче за полчаса до назначенного времени и теперь ждали, когда приедут следователи. Все выглядели сумрачными, подавленными. Странно было бы наблюдать со стороны за этими людьми, прекрасно знающими друг друга и тем не менее старательно прячущими друг от друга глаза. По гостиной словно бродила незримая тень Даракчиева.

При воспоминании о покойном Коста Даргов подумал о том, что Даракчиев, несмотря на все свои недостатки, был борцом, стратегом, он умел противостоять опасности. Значит, тот, кто задался целью присвоить себе наследство покойного, должен прежде всего обладать качествами Жоржа. Или хотя бы имитировать эти качества. Особенно сейчас, когда опасность близка.

Коста встал, сунул руки в карманы, прокашлялся. Привалившись плечом к мраморному камину, сказал громко:

– Эй вы! Вам говорю! – Он ткнул пальцем в сторону Мими и Лени. – Ну-ка валяйте отсюда во двор!

– Почему? – растерянно спросила Мими. – Ведь нам сказали, чтобы мы…

– Почему, почему! Потому что нам здесь надо серьезно поговорить. Когда будет можно, вас позовут!

Девушки посмотрели друг на друга, колеблясь, потом подчинились. После их ухода встала и Зинаида Даракчиева.

– Я, пожалуй, пойду с ними, – сказала она. – Говорить мне с вами не о чем.

– А по-моему, ты должна остаться, – остановил ее Даргов. – Пока был жив Георгий, ты нюхала розы, теперь потрогай-ка шипы.

Несколько секунд вдова размышляла. Потом церемонно опустилась в кресло.

– Поговорим по душам, друзья-приятели, мы же знаем друг друга тыщу лет. Правда, бай Атанас – новый человек в компании, но он тоже заинтересован в разговоре. Не к добру нас собирают здесь! Не знаю, что именно надумали наши сыщики, но великосветскою обеда с омарами и шампанским не предвидится. Скорее всею, нас начнут снова допрашивать. Их цель – прижать к стенке, вынудить разговориться.

– Я думаю, – глухо сказал Паликаров, – нас заставят восстановить события той пятницы. А сами будут наблюдать, как мы себя ведем.

– Даже если и так! Каковы бы ни были их приемы, цель все та же. Потому хочу предупредить: не болтайте. Тот, кто отравил, пусть молчит. А кто не виноват – тем более пусть молчит. Теперь внесем ясность кое по каким вопросам. Каждый из нас давал показания, и каждый, понятное дело, в чем-то лгал. Главное теперь для нас – держаться старых показаний. Положение ясное: умно или глупо мы лгали, но до сих пор они не нашли убийцу. Собрав нас вместе, постараются наверстать упущенное. Значит, каждый стой на своем – и они останутся с носом. Но только о консорциуме ни звука. Поймите, убийство не имеет ничего общего с нашим бизнесом. А главное, – Коста поднял вверх руку, – не бойтесь милиции. Уж если кого вам и надо бояться, так это меня, Косту Даргова. Жизнь и судьба каждого из вас – здесь! – Он показал кулак. – Слушайтесь моих советов, и я вытащу вас. Но если начнете своевольничать…

Даргов не успел закончить. От ворот к даче шагали Геренский, Смилов и еще двое, все в штатском.

 

2

Позвали из сада девушек, и Геренский рассказал всем о предстоящем эксперименте.

– Итак, от вас требуется только одно – повторить те действия, которые вы совершали тогда, повторить до шага, до секунды. И должен вас серьезно предупредить: любая попытка отойти от этой задачи будет расценена как желание ввести в заблуждение следствие, дать ложные показания. Поняли? Протокол и секундомер пусть никого не смущают, старайтесь держаться так, будто нас здесь вообще нет. Товарищ капитан, прошу…

Смилов обвел всю компанию взглядом, затем сказал:

– Восстанавливать все события того вечера нет необходимости. Нас интересуют всего лишь несколько минут до смерти Георгия Даракчиева. Действовать будете так: все по очереди заходят в гостиную и как бы насыпают в чашу Даракчиева яд. За исключением Тотевой и Данчевой.

– А разве я не исключение! – сказал Коста Даргов. – Все знают, что в ту пятницу…

– Вас, Даргов, просим сыграть роль Даракчиева. Говорят, вы доподлинно знали все его привычки, манеры, пристрастия. Думаю, вы вполне подходите для этой роли. Или возражаете?

– А почему? – засмеялся Даргов. – Принимаю с удовольствием. Роль подходящая.

– А зачем здесь я, товарищ Смилов? – спросила Даракчиева.

– Увы, неприятная обязанность. Во-первых, вы хозяйка дачи. Во-вторых, вы знали покойного лучше других и будете полезны нам по некоторым вопросам, которые неминуемо возникнут… Полагаю, теперь всем все ясно? Тогда начнем.

Геренский посмотрел на свои часы, кивнул хронометристу, и Смилов обратился к Косте:

– Поскольку, Даргов, вы играете роль хозяина, позаботьтесь о рюмках.

Даргов осмотрелся, сосчитал присутствующих, вытащил из буфета и поставил на стол семь рюмок.

– Пожалуйста, налейте в рюмки воду, – сказал Смилов.

– Если уж собираетесь восстанавливать все, возьмите коньяк, – сказала вдова.

– Хорошо, пусть будет коньяк.

– А одна рюмка отличалась от других, – вставила Мими.

– Совершенно верно. – Смилов убрал рюмку, повернулся к Даракчиевой. – Что можно взять?

– В буфете, на средней полке, вишневый сервиз. Коста знает. Пусть возьмет любой фужер.

Даргов поднялся на цыпочки, достал крайний фужер, разлил коньяк.

– Займем свои места, – сказал Смилов. – Тотева, Данчева и Паликаров идут в беседку. Даргова подымается наверх, в спальню. Жилков направляется к воротам. А вы, Средков, пройдите в кабинет. В гостиной остается только Даргов.

Когда все разошлись, хозяйка дачи обратилась к Геренскому:

– И все-таки прошу вас, товарищ подполковник, сделайте исключение, увольте меня от этого испытания. Георгий был моим мужем. И отцом моего сына.

– Зина права, скачал Коста Даргов. – Освободите ее, товарищ Геренский. И без нее обойдемся.

Они попрощались. Когда Даракчиева была уже в дверях, Смилов окликнул ее и попросил:

– Будьте добры, уходя, нажмите кнопку звонка у ворот. – Он повернулся к Даргову: – Действуйте не слишком медленно, но и не торопитесь. Чувствуйте себя хозяином дачи…

Задребезжал звонок.

– Вы только что налили коньяк, Даргов, – сказал капитан. – Звонок для вас неожиданный. Действуйте! Засекаем время с момента, когда вы покидаете гостиную. Нам нужно знать, сколько вы здесь отсутствовали.

 

3

На встречу почтальона, на выяснение отношений с Паликаровым и, наконец, на любезный разговор с девушками Коста потратил четыре минуты сорок две секунды.

– Сейчас поработаем с вами, Паликаров, – сказал Смилов. – Задача такова. От места, где состоялся ваш разговор с Даракчиевым, направляйтесь к даче. Когда войдете сюда, в гостиную, остановитесь и сосчитайте про себя до десяти. Потом приблизьтесь к столу, подержите руку над фужером и идите в кабинет звать таможенника.

– Я не согласен, – глухо сказал Паликаров. – Все было наоборот.

– С чем не согласны? – спросил Смилов. Что значит наоборот? Хотите сказать, что сначала позвали таможенника, а уж потом насыпали…

– Нет! Нет! Не хочу! – замотал головой Паликаров, срываясь на крик. – Я не насыпал никакого яда! Не заставляйте меня силой! Я протестую! У меня нервы расшатаны…

– Товарищ капитан, насчет нервов подозреваемый Паликаров прав – они у него расшатаны, – спокойно сказал подполковник. – Так и запишем в протоколе. И добавим, что гражданин Паликаров отказался участвовать в следственном эксперименте…

Довод подействовал: Паликаров позволил Смилову увести себя из гостиной. Дожидаясь их, Геренский искоса поглядывал на сидящего у стола Даргова. Тот беззаботно щурился на низкое солнце и пытался что-то насвистывать.

Прошло полторы минуты. В дверях гостиной появились Паликаров, Смилов и хронометрист.

– Считайте про себя до десяти. До десяти, но медленно, – напомнил капитан. Это была идея Геренского. Если убийца Паликаров, рассуждал подполковник, ему нужно какое-то время, чтобы окинуть взглядом гостиную, убедиться, что никого нет, и принять окончательное решение.

Посиневшие губы Паликарова зашевелились. Несмотря на предупреждение, он сосчитал до десяти всего за четыре секунды. Потом неверными шагами приблизился к столу и пошевелил пальцами над вишневым фужером – роковым двойником седьмой чаши.

– Продолжайте, – напомнил ему Смилов. – Позовите Средкова.

Боби ринулся к кабинету, резко открыл дверь.

– Давай, все собрались! – крикнул он внутрь, захлопнул с треском дверь и повернулся к подполковнику: – Ну, вы довольны?

Из кабинета показался помятый и всклокоченный таможенник.

– Вы звали меня? – робко спросил Средков. – Сейчас моя очередь?

– Вы ошиблись. Очередь ваша еще не настала. Но раз уж вы явились, займемся вами, – сказал подполковник.

– На вашем месте я не терял бы времени на Средкова, – вдруг сказал Даргов.

– Почему вы так думаете?

– Тут все понятно и без хронометра. Атанас Средков мог не только насыпать яд, но и выпить кофе, а потом, к примеру, газетку почитать.

Разумеется, Даргов был прав. Три с половиной минуты, которыми располагал Средков, – грозный довод против него, однако не было никаких оснований отказываться от эксперимента.

– Ошибаетесь, Даргов! Не каждый, всыпав в бокал яд, способен наслаждаться кофе или чтением газеты. Тут опыт нужен, – ответил Геренский и обратился к таможеннику: – Задача вам понятна?

Средков глухо подтвердил:

– Мне нужно выйти из кабинета, подойти к столу, положить яд в чашу Даракчиева, затем вернуться и закрыть дверь.

– Совершенно верно, – кивнул капитан Смилов. – Сейчас я тоже зайду в кабинет и дам вам знак, когда начинать.

– Хорошо, – ответил Средков и вслед за Смиловым проследовал в кабинет.

Чуть позже таможенник медленно открыл дверь и потащился к столу. Казалось, каждый шаг стоил ему мучительных усилий. Возле стола он подержал руку над фужером и посмотрел на Геренского, как бы ища подтверждения правильности своих действий.

Подполковник кивнул и показал глазами на дверь кабинета: можно возвращаться. Но, вместо того чтобы направиться к кабинету, таможенник как-то странно покрутился на каблуках, закачался, бросился к дивану, закрыл лицо руками и зарыдал.

Геренский взглянул на секундомер – стрелка едва успела пробежать тридцать пять делений. В гостиной воцарилась тягостная тишина, нарушаемая лишь всхлипываниями таможенника.

«Что это значит? – спрашивал себя Геренский. – Где источник этих слез? Что это – выражение внутренней трагедии или хорошо сыгранный спектакль?.. Ты признался, что совершил служебное преступление. Ну ладно, признание тебе на пользу – ты говорил о пробуждении совести. Но не слишком ли гибка, эластична твоя совесть, не слишком ли мастерски приспосабливается она к обстоятельствам? Почему ты явился с повинной уже после смерти Даракчиева? Чтобы одним преступлением покрыть другое, главное? Так хитрый вор, бия себя в грудь, признается, что вытащил вчера вечером из чужого кармана пять левов, чтобы не догадались, что он сегодня утром обворовал целый сейф…»

– Ну ладно, ладно, Средков, – неуверенно сказал Геренский, не пора ли прийти в себя?

Таможенник вытер платком слезы и сделал видимое усилие овладеть собой.

– Извините, – сказал он прерывисто. – Нервы не выдержали. Простите, что помешал вашей работе. Повторить все сначала?

– Нет, не нужно, – сказал Геренский. – Лучше идите умойтесь.

 

4

Во дворе, у ворот, топтался Дамян Жилков, жадно затягиваясь сигаретой. Геренский подошел, тоже достал сигарету, размял в пальцах, закурил. Потом спросил:

– Ну, Жилков, ваша очередь?

Геренский ни на секунду не сомневался, что Жилков мог быть убийцей. Вряд ли стал бы он философствовать о цене человеческой жизни. Конечно, на обдумывание столь коварного убийства у Дамяна вряд ли хватило бы гибкости и ума, но зато он вполне мог исполнить чью-то злую волю.

– Я готов, товарищ Геренский. Идти в гостиную? – робко осведомился Жилков.

Подполковник подошел вплотную к нему и, глядя прямо в глаза, сказал резко:

– А зачем в гостиную? Ведь вы утверждали, что туда не входили.

– Разрази меня гром, не входил. Я все время был на кухне. Овощи резал.

– И сумели из кухни дотянуться до буфета? Там ведь есть отпечатки ваших пальцев.

Жилков покраснел до корней волос. На лице его попеременно проступали недоумение, удивление, ужас.

– Значит, все-таки входили?

– Каюсь, каюсь, входил. Но не убивал, не отравлял, а просто…

– Что – просто? Хватит темнить, Жилков!

– Ладно уж, сознаюсь, был грех. Повинную голову меч не сечет… Тогда, в ту пятницу, я принес Даракчиеву толстую пачку денег. Около восьми тысяч левов да еще валюта, а он их бросил в ящик, как грязный носовой платок. И я… Дай, думаю, займусь денежками. Для Георгия Даракчиева восемь тысяч – так, пустячок, забава, а для меня… Ухвачу, думаю, денежки да здесь же, на даче, и спрячу, чтобы потом, хоть через месяц, вынести. А Георгий пусть гадает, кто из гостей его обобрал, ищи ветра в поле… Да не вышло по-моему, сорвалась рыбка. То Даракчиев говорил со Средковым, то пришлось встречать Паликарова и девочек… Но когда позвонил почтальон и Жорж пошел к воротам, я мигом смекнул: пора! Вбежал в комнату и прямо к буфету, так и прилип к ящику. Дудки! Заперто. Попробовал открыть карманным ножом, куда там, у Жоржа замки – как сейфы в госбанке. Покрутился я, повертелся – да так и остался с носом. А коли знал бы заведомо про отпечатки пальцев – перчатки надел бы, как в кино, товарищ Геренский, – огорченно заключил покаянную речь Жилков.

– Тогда выясним другое, – сказал подполковник. – Предположим, с ящиком вы возились около минуты. Еще полминуты, пока вы входили. Уже полторы. Это почти половина того времени, которым располагал убийца. Значит, вы должны были застать его в гостиной. Если, конечно, отравили Даракчиева не вы, а другой… Вижу, вы меня не поняли. Поставим вопрос иначе: не заметили вы чего-нибудь необычного, пока находились там? Человека, движение, шум? Ничего вас не испугало, не заставило подумать, что вы не один?..

Жилков опустил взгляд и опять покраснел.

– Вы, Жилков, находитесь в положении нелегком, я бы сказал – скверном. Рассудите здраво: яд всыпан в чашу Даракчиева в то самое время, когда вы были в гостиной. Вы сами только что сознались, верно? Незадолго перед этим вы с Паликаровым обсуждали возможную смерть хозяина… Теперь понимаете? Молчание только утяжелит вашу участь. Итак, спрашиваю в последний раз: заметили что-нибудь или нет?

– Заметить-то заметил, – сказал Жилков, не поднимая глаз. – Я, когда вошел, сперва затаился, прислушался, не дай бог, думаю, застукает кто. И тут услышал шаги. Кто-то скрытно, босиком, подымался по лестнице. Потихоньку… как ворюга.

– Даргова? – молниеносно сориентировался подполковник.

– Вроде больше и некому, кроме Бебы. Вообще-то она частенько разгуливала по комнатам босиком.

– И вы видели Даргову?

Нет, не видел, но шаги слышал. Я ее походку кошачью знаю.

Геренский внимательно посмотрел на Жилкова и больше вопросов не задавал.

В последующем эксперименте Дамян продемонстрировал незаурядные актерские качества. Крадучись вошел он в гостиную, картинно огляделся, сделал вид, что услышал шаги, метнулся к буфету и попробовал открыть ящик. Когда у него ничего не вышло, нахмурился, покачал укоризненно головой и направился к выходу. На все это у него ушла одна минута и сорок секунд.

 

5

Геренский поднялся наверх, к Дарговой. Беба сидела на кровати и сосредоточенно разглядывала стоящую на ночном столике зеленоватую бутылку, уже наполовину пустую.

– О, да вы тут в одиночестве не теряли время даром, – улыбнулся Геренский.

Она ответила в том же шутливом тоне:

– Пару глотков джина. Для храбрости, как говорится. Могу и вам плеснуть.

– Сначала займемся делом. Ваша задача проста: спуститься по лестнице вниз, изобразить, что вы всыпаете яд в фужер, вернуться сюда.

– Я все время сидела тогда здесь и вниз не спускалась. Кто отравил, тот пусть и отвечает, – тихо сказала Беба.

Как бы не расслышав, подполковник продолжал:

– В распоряжении убийцы было три с половиной минуты. Но я сброшу вам полминуты.

– Какие полминуты? – опешила Даргова.

– Те самые, когда вы подошли вот к этому окну, – он указал рукой на окно, – чтобы узнать, кто пошел открыть почтальону – Даракчиев или Жилков. И постарайтесь не пропустить одну важную деталь в мизансцене, Даргова. Вы должны спускаться… босиком. Как в прошлую пятницу!

– Значит, Дамян… этот идиот, ляпнул все-таки? – после некоторого молчания спросила Беба удивительно безразличным тоном.

– А что ему оставалось делать? Своя рубашка ближе к телу. Кто отравил, тот пусть и отвечает, как только что вы сами заметили.

– Неужели вы, товарищ Геренский, можете подозревать меня в убийстве Жоржа? – тихо спросила Беба.

– Нет, я не считаю, что именно вы отравили Даракчиева. Но могли отравить. И к тому же громогласно запугивали его убийством.

– Запугивала убийством, – сказала она с горькой усмешкой. – Разве у меня такой уж преступный вид?

– Ладно, Даргова, не теряйте времени. Это бессмысленно.

Обычные, почти ничего не значащие слова подействовали на женщину сильнее увещеваний и запугиваний.

И, собравшись с мыслями, она заговорила твердо, решительно:

– Да, этот скот вас не обманул. Действительно, он мои слышал шаги. Зачем я сунулась вниз? А вот зачем. Тогда, в пятницу, Жорж порвал со мной. И сказал, что навсегда. Попробуйте понять мое состояние. Не знаю, как я выгляжу в ваших глазах, но я Георгия без памяти любила. Слишком неожиданной и жестокой была измена, вся кровь бросилась мне в голову, а в висках будто молотками застучало: убей, убей, убей… Сперва я хотела кинуться к нему и задушить. Однако задушить Жоржа и вы, пожалуй, не смогли бы. Не удивляйтесь, он был спортсмен – сильный, как тиф, и гибкий, как пантера.

– Я и не удивляюсь, – спокойно сказал Геренский. – Навыка нет единоборствовать с тиграми и пантерами. У нас в Болгарии другие звери.

– И тогда меня осенило: пистолет! Как-то в буфете, где Жорж хранил обычно деньги, я мельком заметила пистолет. Я слишком была потрясена, чтобы размышлять, заряжен он или нет, да к тому же я ни разу в жизни, сказать по правде, и не стреляла. В тот момент я забыла обо всем на свете и шептала про себя одно: убить, убить… Когда он спустился вниз, я подскочила к двери и прислушалась. Представляете, он спокойно мурлыкал какую-то мелодию. Тут раздался звонок. Жорж пошел открывать калитку, а я бросилась вниз, к буфету. На мое счастье, а может, несчастье, тот ящик оказался заперт. Я готова была зубами грызть замок! Будьте вы прокляты оба, и подлый Жорж, и пистолет, подумала я и поднялась наверх…

– Сочувствую вам, – сказал подполковник. – Вы так красочно все рассказали, что у меня мурашки по коже. Теперь я позову помощника, засечем время, а вы изобразите все это. Думаю, сцена займет около минуты. Он почти угадал: сцена заняла семьдесят секунд.

 

6

Когда все участники эксперимента отрепетировали свои роли поодиночке, настало время сыграть всем вместе. По составленной Смиловым графической схеме действующие лица заняли исходные позиции.

Внимательно всех оглядев, Геренский сказал:

– Эксперимент подходит к концу. Если исключить наше присутствие и замену Даракчиева Дарговым, вся обстановка точно такая же, как в прошлую пятницу: семь человек, шесть рюмок с коньяком и еще фужер – вместо седьмой чаши.

– Но на сей раз горькую чашу предстоит испить мне, – сфиглярничал Даргов.

– Вы все были участниками небезызвестного коктейль-парти, – продолжал подполковник, – и знаете, как развивались события. Нет необходимости напоминать их вам. Больше затрудняет меня ваша роль, Даргов. Вы не были тогда здесь, и я…

– Не беспокойтесь, – опять прервал его Коста Даргов. – Я не раз бывал на этих сборищах. Так сыграю роль Жоржа, – тут он комично поклонился в сторону своей жены, – что все поверят в его воскресение.

– Хорошо! Играйте, но не переигрывайте. Никакой театральщины. Ясно?.. Ладно, начинаем. Итак, Жилков позвал с верхнего этажа Богдану Даргову, а Даракчиев – Средкова. И вся семерка уже около стола. Прошу, пожалуйста.

Все обступили стол, взяли свои рюмки: Даргов – с показным рвением, Беба и Жилков – равнодушно, остальные – с видимым смущением.

Коста высоко поднял фужер и заговорил:

– Я не знаю, что говорил Жорж последний раз в своей жизни, но уверен: он не изменил нашему любимому тосту. Друзья! Жизнь коротка, коротка, как мимолетный сон. Выпьем же за веселье!

– Ах! – воскликнула Тотева. – Мне страшно.

– Я предупредил вас, Даргов: не переигрывать! – сказал сердито Геренский.

– Я просто повторил любимый тост Жоржа, вот и все, – возразил Коста.

– Нет, не все, – отчеканила Беба. – Он про ангела какого-то говорил. Про седьмую чашу. Про гром и землетрясение. Наверно, из Библии. Он ее почитывал иногда.

– Хватит! Вы забываетесь! – повысил голос Геренский. – Давайте кончать!

И тогда Даргов снова поднял фужер:

– Жизнь коротка, как мимолетный сон. Выпьем за веселье!

Он первым поднес к губам свой коньяк и громко отпил глоток. Потом поставил фужер на стол и на мгновение застыл, как бы глубоко задумавшись. Вдруг он ткнул пальцем в сторону своей жены, пробормотал: «Ты…» – и не договорил. Маленькое тело его согнулось, словно переломилось, и он свалился на толстый ковер.

– Переигрываете, Даргов, – хрипло сказал Геренский. – Переигрываете, несмотря на мои предупреждения!

Даргов не подавал признаков жизни. В это мгновение какая-то нелепая, невероятная догадка озарила Геренского. Он бросился к Даргову, попытался нащупать пульс, похлопал его по губам.

И понял: Коста Даргов отравлен – от губ исходил горьковатый запах миндаля…