Прости, о Мёза, баюкавшая грезы детства, Вьясь среди полей, где тихо ты течешь, Река, прости, настал час моего отхода В далекие края, где вод твоих уж нет. Вот выхожу я в путь, в края далекие, В сраженьях меч держать и реки покорять, Вот выхожу труды иные пробовать, Себя к задачам новым принуждать. В те дни, о Мёза тихая, ты, ни о чем не зная, Все так же будешь течь, привычно проходя Через долину мирную с ее живым бурьяном, Неисчерпаемая, тебя любила я… Ты так же будешь течь в долине мирной, Где ты вчера текла, где завтра будешь течь. И об ушедшей девочке ты так и не узнаешь, О той, что весело ручонкой рыла В земле каналы, рухнувшие навсегда. Пастушка в путь идет, оставив стадо, Прядильщица идет, забыв веретено, Я ухожу от добрых вод твоих далеко, Далеко ухожу от наших очагов. Мёза, тебе неведомы страдания людские, Неисчерпаема, ты к детям ласкова всегда, Тебе неведом трепет расставания, Проходишь ты, не отлучаясь, Не ведая неправды наших слов, — Неизменяемая, тебя любила я…

Когда вернусь сюда, за пряжу сяду? Когда узрю струи, что возле нас текут? Увидимся ль когда? Увидимся ль с тобой? О Мёза, любовь моя к тебе все та же.

Отцовский дом, где пряжу я пряла, Где вечерами долгими, зимой у камелька, Внимала песням лотарингским древним, Пора пришла сказать тебе прости! По вечерам в домах ночуя новых, Услышу песни я, неведомые мне, По вечерам, в исходе битв все новых, Приют дадут дома, неведомые мне.

Дом крепкой кладки, где те, кого люблю я, Узнав, что я ушла — и что их обманула, В тревоге и слезах, колени преклоня, У очага потухшего молиться будут, У очага, где вдруг просторно стало. Когда ж по вечерам смогу прясти я пряжу? Внимать у камелька поющей старине? Когда еще усну, молитву сотворя, В моем дому, и набожном и верном? Увидимся ль когда? Увидимся ль с тобой? О дом отца, о дом любимый мой.

Мать погребенная вне сада первозданного, Неведомым тебе стал воздух благодати — Источник, водоем, высокая терраса И первый солнца луч над первою зарей. Движенья гибкие, прыжки оленя, лани, Плетущих, расплетающих свой дружный бег. Затем внезапно застывающих, Чтоб мощь исконную запечатлеть, Чтоб силу изначальную отчетливо измерить, Ступая бережно по бархату лугов, Красавцы-бегуны вдруг в стойке замирают, Чтоб честь воздать медлительности важной. Газели юной восхищение Вязать, развязывать свой одинокий бег, Рысца, галоп, вдруг танец прерывает, Чтоб честь воздать своей породе вечной. И серна и козел в скачках стремятся бешеных Запутывать, распутывать свой смелый бег, Вдруг станут на дыбы на широчайшем гребне, Чтоб честь воздать безбрежности земли.

Проставляя в столбцах параллельно И того, кто должник и кто прибыль берет, Ты же знаешь, Бог один, кто себя отдает, А ведь мы человеки, на убыль идем беспрестанно. Что Бог сущий растет и растет беспрерывно До уровня силы своей, в высоте неизменной, Что сам из себя он творит и свое удвоение, И вечную силу, и точность свою. Что Бог сущий растет и растет непрерывно До уровня жизни своей, в высоте неизменной, Что сам из себя он творит и свое утроение, И вечную жизнь, и блаженство свое. Что Бог сущий идет, вспять идет непрерывно К вечным истокам своим и к своей полноте, Что сам из себя он творит, и свое приращенье, И вечную силу, и благость свою. Что Бог сущий берет и берет непрерывно Из источника вечности и из глуби ночи, Что сам из себя он творит и свое приращенье, И спасенье людей, и силу земли.

И вечность сама ведь сокрыта во времени. Благодатное древо корнями ушло далеко, Нырнув в глубь земли до дна самого, И время само не стоит ли вне времени? Благодатное древо и древо природное Сплели стволы свои в торжественных узлах, И судьбы так соединили родные, Что сущность их едина, и едина стать.

Не погибнет одно без того, чтоб не гибло другое, Не пребудет одно без того, чтоб другому не жить, Не бывать одному без того, чтоб другому не быть. Не достигнет одно последнего берега Без того, чтоб другое в тот же путь не пошло, И одно не отбудет в последнем своем одеянии Без того, чтоб другое, точно так же себя обрядив, Не взошло на последний корабль отходящий.

Блажен, кто пал за землю нашу бренную, Но лишь бы это было в праведной войне, Блажен, кто пал за все четыре стороны, Блажен, кто пал в смертельном торжестве. Блажен, кто пал в сражениях великих, И на земле простерт, пред ликом Божества. Блажен, кто пал, на взгорье том высоком, Среди торжеств великих похорон. Блажен, кто пал за города земные, Они ведь града Божьего начальные тела, Блажен, кто пал за огонек в камине, За честь смиренную родного очага. Ибо они и образ и начаток И плоть и абрис Божьего тепла, Блажен, кто умер в этом целовании, В объятьях чести и в земном признанье. Признанье чести, оно и есть начало И первый абрис вечного признанья, Блажен, кто пал в кромешном вареве, Исполнив до конца обет земной. Обет земной, он ведь и есть начало И абрис первый нашей верности Тебе, Блаженны павшие, увенчанные славой, В смиренье этом, в этом послушанье. Блаженны павшие, ибо вернулись в прах, Чтоб снова стать землею первозданной, Блаженны, павшие в войне за правду, Колосья спелые и жатва снятая. Блаженны павшие, ибо они вернулись И в землю первую, и в глину мягкую. Блаженны павшие в античной схватке, Сосуды чистые, цари венчанные. Блаженны павшие, ибо вернулись в прах И в землю первую, в порядок строгий, И снова стали жалкой терракотой, Посудой лепленною снова стали. Блаженны павшие, ибо они вернулись И в форму первую, и в облик верный. И снова стали тем простым предметом, Что Божий перст когда-то вылеплял. Блаженны павшие, ибо они вернулись И в землю первую, и в глину первозданную, Чтоб вновь войти в тот слепок хрупкий, Откуда некогда их Божий перст изъял. Блаженны павшие, ибо они вернулись И в землю первую, и в первозданный ил, Вновь низошли к тем первозданным нивам, Где Бог своим перстом их сотворил. Блаженны павшие, ибо они вернулись В тот самый ил, откуда Бог их призывал, И вновь уснули в этой аллилуйе, Забытой ими, если кто ее и знал. Блаженны павшие, ибо они вернулись В античный двор и в старый добрый дом. Вновь низошли в ту первую долину, Где Бог их голыми и нищими создал. Блаженны павшие, ибо они вернулись В ту глину тучную, из коей Бог их вылеплял, В тот водоем, откуда Он их призывал, Блаженны побежденные, цари развенчанные. Блаженны павшие, ибо они вернулись В ту почву первозданную, откуда Бог их взял, В тот водоем, откуда Он их звал, Блаженны побежденные, цари всего лишившиеся. Блаженны павшие, ибо они вернулись В ту землю жирную, из коей Бог их вылеплял, И вновь легли в торжественной осанне, Которую никто из них и отроду не знал. Блаженны павшие, ибо они вернулись В первичный перегной, их плотью унавоженный, В тот первый склеп, и первый торф и уголь, Блаженны побежденные, цари разочарованные. Блаженны победители. Мир всем воинам. Пусть упокоят их в последней тишине, Пусть Бог подбросит на весы неложные Немного брения, и грязи, и земли. И да положит Бог на чашу праведных весов Ту горсточку земли, что так они любили, Лозы немного и немного взгорья, Оврагу дикого и одинокого. О Мать, вот сыновья твои так долго бившиеся, Ты видишь их лежащими среди племен, Пусть Бог побережет разбитых воинов, И их сердца, печали и сомнений полные. Затравленная дичь в облавах и погонях, Орлы поверженные, зайцы потревоженные. Пусть Бог побережет сердца надломленные, Груди разъятые и выи перекошенные. Пусть Бог побережет так долго бившихся, И благостью своей и милостью, Пусть взглянет на мешок, на виселицу, На руки связанные и на спины ноющие, О Мать, вот сыновья твои, так долго бившиеся, Пусть Бог не взвешивает их как ангелов своих, Но да подбавит им ту горсточку земли, Чем были изначально, во что возвращены. О Мать, вот сыновья твои, так долго бившиеся, Пусть Бог не судит их как духов преисподней, Но да подбавит Он им тины той немного, Чем были изначально, во что возвращены. О Мать, вот сыновья твои, так долго бившиеся, Пусть Бог не судит их как духов поднебесных, Да будет суд им как изгнанникам, бредущим К себе домой путями заповедными. О Мать, вот сыновья твои и их несметный полк, Да не судимы будут по нищете их голой, Но да подбавит Бог им горсточку земли, Погибельной для них, но ими столь любимой, О Мать, вот сыновья твои, блуждавшие так долго, По низменным делам судить не нужно их, Пусть их как сына блудного простят и примут, Да упадут они в объятия протянутых двух рук.

Свой путь она закончила торжественною смертью. Ей было лет девяносто иль девяносто два, Видя ее стареющей, суровые крестьяне Поверили — не умереть ей никогда. И та свой путь закончила торжественною смертью За скромные свои лишь девятнадцать лет, Перешагнув на месяц иль на два, и прах ее земной Развеяли ветра.