Обратно в гостиницу я летела как на крыльях. Не обращая внимания на снежинки, обжигавшие мое разгоряченное лицо. Пока я была в "Останкино", вечернее небо затянуло тучами, задул сильный северо-западный ветер – Петербург передавал мне атмосферный привет. Косой мокрый снегопад. Что может быть лучше?

Мне нестерпимо хотелось поскорее собрать свои вещи и – срочно в аэропорт! Или на вокзал! Подойдет любое средство передвижения, способное доставить меня в родной город. Я была сыта Москвой по горло. Меня тошнило от Москвы и всем, что с ней связано. Отныне я внесла слово "Москва" в личный список матерных слов. Массивная Останкинская телебашня сейчас казалась мне самым уродливым сооружением на земле. Монстр-телецентр глядел на меня сквозь темноту и снег сотнями горящих глаз-окон.

Распрощаться с "Останкино" оказалось совсем несложно. Я переоделась в свою одежду под строгим контролем Элеоноры. После звонка Ильи она не разрешила даже задернуть занавесочку в примерочной, а то вдруг утащу с собой ценный бюстгальтер пуш-ап. Сказала Элеоноре и ее свите "спасибо за всё" – они не ответили; сдала внизу свой пропуск; и всё, я свободна как ветер!

Да, ну и темпы: всего за три месяца потерять две работы и одного бойфренда, подсчитала я в отеле, запихивая как попало вещи в дорожную сумку. На работы-то плевать, а вот Васю я верну, сказала я себе. Буду бороться за него. Я сейчас сильная. Позвоню ему, как только приеду в Петербург. Извинюсь. Соглашусь на всё, что он мне посоветует. Мы все бытовые трудности преодолеем. Жалко продавать дом, конечно, но Васю терять еще жальче. Изольду в сторонку отодвинем. Мы с Васей на одной волне, а она пусть к своему Владленчику отправляется.

Я увидела его, как только вышла из гостиницы в ночь, расплатившись по счету и надеясь, что оставшихся денег хватит на обратный билет. Он стоял возле входа, прислонившись к капоту своего черного, заляпанного свежей грязью джипа (совсем как когда-то у меня на даче), и задумчиво курил. Среди знакомых мне москвичей никто не курит. Это теперь не модно. В Москве теперь модно ходить на йогу и называть себя вегетарианцем. Или веганом. Или пескетарианцем.

– Вася, – ошеломленно сказала я и выронила дорожную сумку прямо в мокрую грязь под ногами.

Он сфокусировал свой взгляд на мне и первые секунды с недоумением оглядывал. Вероятно, узнать меня было непросто: фальшивые волосы намокли от снега и свалялись в один огромный черный ком, на лице – ноль эмоций из-за ботокса, кожа – коричневая от искусственного загара, глаза густо накрашены, губы ярко размалеваны красной помадой. Хорошо хоть косметика профессиональная, водостойкая, не потекла, пока я бежала по улице к гостинице.

– Шура? – недоверчиво уточнил он. Я кивнула, не зная что сказать. Все слова вдруг стерлись с моего жесткого диска.

Вася сделал несколько шагов мне навстречу, оказавшись в круге света уличного фонаря.

– Все-таки решила последовать моему совету? Была на "Мосфильме", пробовалась на роль ведьмы? – с иронией спросил он, улыбаясь. Глаза у него были уставшие, щетина – двухдневная, плечи – поникшие. Весь он был такой родной и любимый.

– Да уж, Василий, совсем не такие слова ожидает услышать девушка после ссоры и долгой разлуки! – нисколько не обижаясь, откликнулась я в той же тональности. И приблизилась к нему вплотную. – Но в чем-то ты прав. Я здесь как в загробном мире побывала. – И уже не в силах сдерживать эмоции, обняла его за шею. Восхитительный запах табака и мужского дезодоранта успокаивал. – Господи, да ты насквозь мокрый!

– Я боялся тебя проглядеть, не садился в машину, стоял под снегом, – сбивчиво объяснил Василий, прижимая меня к себе и ласково гладя по голове. – А что у тебя с волосами? Ёкарный бабайка! Это парик?

– Если бы! – горько вздохнула я. – Каждую волосинку, подлецы, клеем приклеили.

– Звери какие, даже на подиуме над людьми так не издеваются. Максимум – намажут подошвы туфель лягушачьим салом, – улыбнулся он, глядя мне в глаза.

– Кстати, я видела, как вы целовались с Изольдой! – вспомнила я, резко отстраняясь.

Он притянул меня обратно.

– Когда? В ее машине, что ли? Лично я с ней не целовался. Она сама мне на шею бросилась. Если бы ты задержалась на секунду дольше, увидела бы, как я выскакиваю из салона как ошпаренный. Она приезжала мириться, хотела бросить Владлена, а я сказал, что мы с ней никогда не будем вместе, вот она и попыталась использовать последний аргумент.

– Правда? – жалобно спросила я.

– Правда.

– Вы правда с ней никогда не будете вместе?

– Это исключено.

Мы еще немного пообнимались, пока не стали похожи на ледяную скульптуру во время зимнего фестиваля на Дворцовой площади, потом все-таки сообразили спрятаться от непогоды в машине. Вася включил печку на максимум.

– Послушай, Шура, – серьезно сказал он, когда мы перестали стучать зубами. – У меня есть к тебе разговор.

– У меня тоже, но давай ты первый, – я с интересом на него посмотрела. Он выглядел еще более решительным, чем обычно. Как же я соскучилась по его надежному плечу рядом!

– Ты, наверное, спрашиваешь себя, зачем я приехал, – начал он.

– Не без этого, – согласилась я.

– Так вот. Я привез тебе булочек из "Английской пекарни", – неожиданно заявил он, доставая с заднего сидения фирменный бумажный пакет с бордово-золотым логотипом. – Они, наверное, уже остыли, но я мчался без остановок, чтобы поскорее их тебе доставить. Ты ведь, наверное, соскучилась по нормальной еде в этой своей Москве.

Я растерянно заглянула в пакет. Сэндвич с копчёной куриной грудкой, венская слойка с заварным кремом.

– Чертовски мило с твоей стороны, Вася, спасибо за заботу, но я не понимаю…

– Правильно не понимаешь, потому что я еще не сказал главного, – он взял меня за руку. – Как только Марианна мне сообщила, что ты уехала в Москву, я себе места не находил. Поверишь ли – по ночам ворочался с боку на бок, не мог заснуть.

– Не мог заснуть? – удивилась я. – Да ты же отключаешься сразу, как только голова касается подушки! Спишь, как бревнышко! Прости за откровенность, это я тебе завидую просто.

– Истинная правда, – степенно кивнул Василий. – Так что ты должна понять, в каком состоянии я находился, если посреди ночи я в одних трусах наматывал круги по квартире.

– Бедняжка, – посочувствовала я ему. – Ну-ну, продолжай.

– Потом Марианна стала рассказывать, что тут с тобой происходит, все эти ботоксы, силиконы…

– Пока только ботокс, – поправила его я. – Силикон был намечен на конец декабря.

– Знаешь, да ты и без силикона сама на себя не похожа. – Он нежно и в то же время обеспокоенно провел костяшками пальцев по моей щеке. – Лицо у тебя стало безжизненное какое-то, как маска. Это навсегда?

– На четыре-шесть месяцев, не беспокойся, потом опять смогу хмуриться, так что наслаждайся пока моим добрым лицом, – я изобразила милую улыбочку.

– В общем, я никак не мог допустить, чтобы мою принцессу превратили в жабенцию, так что поддался первому позыву и рванул за тобой.

– Порыву, – вставила я.

– В каком смысле?

– Порыву ты поддался, а не позыву. Позыв – это физиологический термин. Вот, например, Москва у меня вызывает рвотный позыв. А порыв – это уже из области романтики. Так что ты поддался романтическому порыву, понимаешь? – прочитала я ему небольшую неуместную лекцию и осеклась, вспомнив репетитора Серафима Борисовича. – В любом случае, чему бы ты ни поддался, правильно сделал, что приехал. Хотя мог бы просто прислать смс-ку, чтобы бензин не тратить.

– Я человек дела, всякие там "привет, как дела" не для меня.

Затем Вася взял меня за руку, собрался с духом и выпалил на одном дыхании:

– Шура, пусть ты назовешь меня эгоистом, но я прошу тебя бросить эту унизительную работу, бросить Москву и вернуться домой, в Грузино. Пожалуйста, не продавай дачу. Забудь все мои прежние доводы. Нельзя до бесконечности играть в азартные игры с государством, заработали уже на долларах с квартиры и хватит, пора забирать свой выигрыш с рулетки и уходить. Я хочу быть рядом с тобой, хочу жить со своей любимой женщиной в самом прекрасном месте на земле, и это уже не просто позыв – или порыв, как тебе угодно – это просто необходимость. И мама сказала, чтобы я тебя вернул. Нам ведь еще посудомойку надо выбрать, помнишь? – закончив свою речь, он умоляюще посмотрел на меня и крепче сжал мою руку.

Я бы недоверчиво вскинула бровь, но мышцы лба меня не слушались. Поэтому я ограничилась вопросом:

– Прости, ты, кажется, сказал "с любимой женщиной"? Я не ослышалась?

Как ни в чем не бывало он пожал плечами:

– Ну да, а что такого? По-моему, и так очевидно, что я тебя люблю, разве нет? Я за тобой приехал практически на другой конец света. Даже перекусить нигде не останавливался. Дай, кстати, сэндвич с курятиной.

– Знаешь, Вася, ты в своем репертуаре, – раздраженно сказала я, вырывая у него свою руку и бросая ему на колени бумажный пакет из "Английской пекарни". – Даже в любви признаешься не так, как все нормальные люди. Одни сэндвичи у тебя на уме. Буднично все как-то. Даже не спросишь, взаимны ли твои чувства.

Вася перестал копаться в пакете и поднял голову.

– А чего тут спрашивать? Я и так знаю, что ты влюблена в меня как кошка, я же не слепой. К тому же разве можно не любить такого идеального мужчину, как я? – и он с удвоенным рвением принялся сдирать полиэтиленовую обертку с сэндвича. Я открыла рот, чтобы поставить наглеца на место, однако не нашлась, что возразить. Я и правда была влюблена в него до чёртиков.

Тем временем, он набил рот булкой с курицей, запил минеральной водой из бутылки и, удовлетворённо выдохнув, поставил мне ультиматум: – Я буду тут сидеть, пока ты не согласишься уволиться с работы, чтобы мы с тобой были счастливы. Имей в виду, ты рискуешь своей венской слойкой с вишней, мне же нужно чем-то подпитывать угасающие силы!

Я отняла у него пакет со слойкой.

– В таком случае, не буду тебя томить: сегодня я разорвала все отношения с "Останкино"! Я свободна как ветер, даже вещи уже забрала из отеля… Ой, а сумку-то чуть не забыли! – и выпрыгнула из машины.

К счастью, моя пожилая дорожная сумка, никого за это время не заинтересовав своим жалким видом, мирно продолжала лежать в слякоти, покрывшись сверху белыми хлопьями. Я забросила страдалицу в багажник и подошла к водительской двери.

– Пересаживайся, любимый, – заявила я Васе, открыв дверь настежь. – Настало время мне испробовать коробку "автомат".

Уставший после трудной дороги Василий без особых споров уступил мне место за рулем. Пока я наслаждалась изысканным сочетанием вишни и заварного крема, Вася объяснил основной принцип "автомата". Главное – ничего не нажимать левой ногой. А так всё просто, всего две педали: газ-тормоз.

Понятливо покивав, я как следует разогналась и тут же, по привычке, попыталась нажать педаль сцепления. Машина резко затормозила. Мы с Васей едва не вылетели через лобовое стекло. Василий, потирая грудь, сдавленную ремнём безопасности, сказал, что беспилотные автомобили и то лучше меня ездят.

Когда я перестала искать сцепление, то начала получать настоящее удовольствие от вождения. Ручная коробка передач – это такой архаизм! Японские инженеры гораздо лучше меня знали, в какой момент какую передачу следует включать. А посадка в джипе! Какие теперь легковые, о чём вы! Я словно пересела из гужевой повозки, о которой навязчиво упоминают в правилах дорожного движения, сразу в личный самолёт.

Сначала я осторожничала, но потом осмелела и невероятно ловко обгоняла машины с претенциозными столичными номерами. Включайте "дворники", москвичи: сто семьдесят восьмой регион рулит! В памяти всплыл девиз, кажется, "Мерседеса": "Впереди меня может быть только мой шофёр!"

Мы покидали разряженную в пух и прах столицу. Москву кризис не коснулся. Огромные красные шары на новогодних елках, уже установленных перед торговыми центрами, наверняка были видны из космоса. На проспекте Мира было светло как днем от бесчисленных гирлянд. Мимо проносились итальянские лавки, элитные супермаркеты, забитые санкционными продуктами.

Какой контраст с бедненькой Тверской областью, где когда-то было имение у Васиной прабабушки! После каменных, ярко освещенных замков Подмосковья – темные покосившиеся развалюхи. После нарядных многополосных хайвэев – разбитые узкие дороги, ведущие куда-то в восемнадцатый век.

– Как думаешь, можно ли спасти вот такой домишко? – спросила я Васю, когда мы остановились перевести дух на обочине. Мы проехали уже километров триста по тяжёлой ночной трассе. Много встречных фур, везущих в Москву очередную партию "запрещенки"; сильнейшая метель; отвлекающее воздействие сидящего рядом Василия: мне хотелось смотреть только на него, а вовсе не на дорогу.

Вася закурил и приоткрыл окно, в которое немедленно влетели любопытные снежинки. Он смахнул их с торпеды и посмотрел на старый домик, неподалеку от которого мы запарковались. В окнах тускло горел свет, поэтому можно было различить как внешнюю, так и внутреннюю его отделку и даже сидящих за столом людей.

– Хм-м, вопрос непростой… Но не всё так плохо, как кажется на первый взгляд.

К этому моменту мы уже обсудили с ним все перипетии моей скоротечной московской эскапады, и теперь мне доставлял особое удовольствие разговор о ремонтных делах. Я снова чувствовала себя в своей стихии.

– Ну, попробуй набросать в двух словах короткий планчик ремонта. Давай-ка устроим небольшой брейнсторм.

– Брейк я танцевать сейчас не расположен, – Вася затянулся, а я милостиво пропустила очередную нелепость мимо ушей. – А планчик может быть таким: стены кирпичные, хоть и страшные, так что просто обшиваем их сайдингом; окна хорошо бы заменить на стеклопакеты; вагонку в комнатах достаточно пошкурить и покрыть лаком; и вот вам уже обновленный дом, чья ценность выросла в полтора раза при минимальных затратах.

– Так, а что ты можешь предложить их соседям?

Рядом стояло совершенно несуразное сооружение – постройка изогнулась буквой "П".

– А здесь задача поинтереснее. Чем-то напоминает Апраксин двор на Садовой. Так что можно воплотить здесь проект реконструкции Апрашки в миниатюре, – Вася, похоже, по-настоящему вдохновился. Глаза вспыхнули, он весь как-то даже подобрался. – Если бы хозяева согласились накрыть все части здания единой крышей, то у них получился бы настоящий атриум, такой крытый внутренний дворик. Его можно было бы выстелить мозаичной плиткой, установить там фонтанчик, поставить такую ажурную кованую мебель…

Он так размахивал руками, расписывая сладкие возможности патио, что едва не заехал локтем мне по носу. О любви он говорил гораздо более сдержанно, чем о ремонте. Сейчас в его словах звучала настоящая страсть:

– Эх, ну почему большинство людей даже не подозревают, какой потенциал скрыт в их домах? Смотрят каждый день на облезшие стены, обливаются из ведер на речке, вместо того, чтобы провести воду в помещение; заваливают участок всяким хламом! Чтобы всё наладить, денег-то нужно совсем не много, ты же знаешь…

Я энергично закивала и тронулась с места.

– Я с тобой полностью согласна. Ладно, Вась, не кипятись. Ты же очень устал, весь день был за рулем, поспи хоть немного.

Он откинул кресло назад и устроился поудобнее.

– Даже не знаю… Сама-то как, справишься с дорогой? Не проснусь ли я в раю, часом?

Я сурово сжала губы.

– Пока я не доберусь до парикмахерской и мне не отрежут эти патлы, в аварию мы не попадем, обещаю! И если хочешь знать мое мнение – таким скептикам, вроде тебя, в раю не место.

Уже засыпая, Вася пробормотал про себя:

– Эх, люди, люди… Спросили бы меня! Уж я-то знаю, что делать!

***