Телефон. Это звонит телефон. Не будильник. Надо ответить.

На экране высветилось имя. Савелий! Сердце сделало кульбит. Сна как не бывало.

– Да, Савелий Яковлевич? Доброе утро!

Я едва узнала металлический голос на том конце провода.

– Александра. Мне необходимо немедленно с тобой поговорить. Жду тебя в своем кабинете к восьми ноль-ноль.

– Хорошо, Савелий Яковлевич, конечно, буду, – я не могла сдержаться и не спросить. – А-а-а… Что-то случилось?

– Я тут почитал кое-что. Обсудим при встрече.

Он повесил трубку. "Почитал кое-что?" С утра пораньше хочет обсудить со мной новинки литературы? Я в недоумении уставилась на нарисованную девушку, одиноко бредущую по сосновому лесу. Однако девушка была сильно занята поиском грибов в траве и помочь мне никак не могла.

Завтракать я не стала – желудок свело от нервов. Быстро приняла душ, надела легкий брючный костюм из черного шифона. Волосы в хвост, краситься некогда. Да и гримеры для студийного тракта меня все равно сегодня накрасят.

В семь двадцать я уже заводила машину. До Петроградки из Купчино – путь неблизкий.

Без одной минуты восемь я поднялась по ступенькам в редакцию. Несмотря на ранний час, на первом этаже уже вовсю кипела жизнь. Ньюс-рум никогда не спит. Я издалека слышала смех продюсеров, телефонные трели и звонкий голос Марианны. И когда она успевает заниматься своей семьей? У меня никакого времени на личную жизнь не оставалось.

Ладно, к ребятам зайду позже, сначала к Савелию. Что вообще происходит? Я постучалась к нему в кабинет, оттуда раздался замогильный голос, разрешающий войти.

– Доброе утро, Савелий Яковлевич! – я постаралась поздороваться как можно бодрее.

Главный редактор, стоя спиной к окну, окинул меня равнодушным взглядом, словно объевшаяся на завтрак комаров лягушка. Сегодня пресловутая прядь выглядела особенно соплевидной.

– Александра. Я не буду ходить вокруг да около, у меня еще сегодня много дел. Поэтому скажу прямо: я изменил свое решение о твоем назначении. Более того, я считаю, что ты не соответствуешь высоким стандартам ТТВ. Как тебе известно, наш девиз – безупречность во всем. Поэтому если ты сегодня же не напишешь заявление об уходе, я буду вынужден уволить тебя за нарушение корпоративной этики.

Я сглотнула. Происходящее было похоже на страшный сон. Я не могла найти слов.

– Савелий Яковлевич, но почему же… Что же… Как же так? Что я такого сделала? Я ни в чем не виновата! – звучало это очень по-детски и наверняка уверенная в себе Кейли Куоко повела бы себя в похожей ситуации совершенно по-другому (выпрямилась бы гордо и смерила бы Савелия ледяным взглядом, а затем пообещала бы подать на него в суд), но я ничего не могла с собой поделать. Из горло непроизвольно вырвался всхлип.

– Александра, разве не ты написала вчера вечером в своем "Инстаграме", я цитирую, – он уткнулся в свой телефон, – так… сначала почему-то собачка электронной почты… потом – ага! – "Алекса Сурикова" английскими буквами, а затем та самая фраза: "крем от"… опять какой-то непонятный знак, номер, что ли… Сентро… Сен Тропеми… а-а-а, "Сен Тропе Минералс зе бест", и потом еще: "рекомендую всем"? Ты написала или не ты?

– Да, я написала, – растерянно подтвердила я.

– А ты разве не знаешь, что как представитель популярного средства массовой информации ты не имеешь права рекламировать косметику иностранного производства в тот момент, когда губернатор, – он благоговейно поднял глаза к серому потолку, – когда наш уважаемый губернатор Раиса Павловна Романова всеми силами пытается помочь родному отечественному производителю? Ты что, Родину не любишь, а? – сейчас он был похож на лягушку, страдающую изжогой от переизбытка комаров на завтрак. Прядь некрасиво свесилась на морщинистый лоб.

У меня в прямом смысле отвисла челюсть.

– Савелий Яковлевич! Я, право, не ожидала от вас… Ведь у нас же не госканал! Мы же независимое телевидение, мы же ТТВ! Мы же нужны для того, чтобы чиновники просыпались по ночам в холодном поту! Савелий Яковлевич! – я пыталась достучаться до великолепного, объективного, дерзкого журналиста, но передо мной стоял абсолютно чужой, незнакомый мне человек с внешностью Савелия Ильина и в его шерстяном костюме-тройке.

– Ну, милая моя, у любой независимости есть свои границы. В конце концов, такая трудолюбивая, привлекательная женщина, как Раиса Павловна, буквально выбивается из сил, чтобы поддержать импортозамещение, поддержать петербургскую фирму, а ты подрываешь на корню все ее старания! Это просто жестоко, в конце концов! Сотрудники, которые пиарят вражеские крема, нам не нужны.

Я не знала, с чего начать. Абсурд какой-то.

– Послушайте, но ведь со стороны губернатора это не просто альтруизм или, скажем, патриотизм, Савелий Яковлевич! У Раисы Павловны с сыном есть целый план по продвижению косметической компании "Наша Маша", в обход рыночных отношений и конкуренции, я же вчера даже в сюжет это включила, все доказательства налицо, – я говорила все быстрее, буквально тараторила, чувствуя, что он все больше злится. – Савелий Яковлевич, это же сенсация, ведь после нашего эфира Раису даже могут отправить в отставку, если мы как следует возьмемся за эту тему и раскрутим большой скандал! Можно записать представителей западных компаний, можно столько всего сделать, Савелий Яковлевич!

Главный редактор протянул мне ладонь. Я подумала, что он пришёл в себя, помрачение рассудка закончилось и он сейчас вновь пожмёт мне руку (в конце концов, в туалете всегда есть горячая вода, а гель для волос легко отмывается мылом), а потом скажет, что выдвигает мой сюжет на соискание премии и вообще мне пора к стилистам, готовиться к трактам…

– Попрошу сдать конторский телефон, – металлическим голосом произнёс он.

Я словно под гипнозом вытащила из сумки смартфон.

– Это собственность ТТВ. Ты больше не имеешь права им пользоваться, – отчеканил Савелий и буквально выхватил телефон у меня из рук. – Собирай свои вещи и иди в бухгалтерию за расчётом. Напишешь заявление об уходе по собственному желанию, если не хочешь по статье "за несоответствие занимаемой должности".

Я ахнула. Слезы жгли глаза.

– Савелий Яковлевич, я ничего не понимаю… Почему же я не соответствую?.. Я очень даже соответствую! Я же восемь лет убивалась, старалась, как проклятая… Вам же понравился моё прямое включение! И в телефоне у меня личная переписка, фотографии, я в облачное хранилище ничего не отправляла… Нет, ну правда, как же так?

– Я тебе уже все объяснил, – отрезала эта жаба в человеческом облике. – Отправляйся в бухгалтерию, пиши заявление. Оставь свой электронный адрес, все личные файлы с телефона компьютерщики перешлют тебе на почту.

Серые стены начали съезжаться. Я пыталась втянуть ртом воздух и не могла. Взгляд упирался в закрытые жалюзи. Рядом тусклой позолотой отсвечивала губернаторская подставка для карандашей, с которой кто-то за последние сутки стер всю пыль.

– Но вы же сказали… Вы же обещали… Савелий Яковлевич… Я вот и костюм для тракта надела… Мне же в понедельник в эфир!

Он показал мне рукой с зажатым в ней смартфоном в сторону двери.

– Никакого эфира у тебя не будет. В кадр я посажу Анжелику. Ты уволена. Разговор окончен.

С лацкана его темного пиджака слетел и тонко звякнул, упав на пол, значок председателя Союза журналистов Петербурга.

***