Я полный и абсолютный идиот.

Я видел это в глазах Пьюрити, когда комментировал ее сочинение, разочарование ранило ее в самое сердце, когда я нелестно отзывался о ней. Мне следовало быть добрее и гостеприимнее. Черт, мне следовало быть честным и сказать Пьюрити, что ее образец сочинения был наиболее выдающимся из всех письменных материалов, предоставленных на рассмотрение.

Но я не честный и не добрый.

Вместо этого я повел себя как придурок, и это не было хоть сколько-нибудь ее виной. В конце концов, это не вина Пьюрити, что мой разум находился где-то в сточной канаве с той секунды, как только она вошла в мою дверь. Это определенно не ее вина, что мне захотелось стянуть это невинное маленькое белое платье с нее.

Мне срочно нужно выбросить из головы эти мысли.

За секунду до того, как произнести то, что я сказал, мне показалось, что я заметил мерцание желания в ее глазах. Я действительно подумал, что заметил, как ее зрачки увеличились, когда она посмотрела на меня. Я подумал, что заметил, как ее дыхание сбилось.

На секунду мне показалось, что я видел возбуждение.

И это чертовски опасно.

Лучше пусть думает, что я высокомерный мудак.

Баритон Алана прерывает мои мысли.

- Пьюрити, пожалуйста, подожди снаружи, пока я поговорю с Габриэлем.

Ох, блять. Мог ли он заметить вину на моем лице за то, что я смотрел на его дочь с вожделением?

- Я не отчислюсь из класса, - говорит Пьюрити, ее голос тверд. Всплеск восхищения проносится сквозь меня от ее настойчивости; устоять перед своим отцом, а тем более передо мной, особенно после того, как я был груб с ней. У девушки более твердый характер, чем я ожидал увидеть от той, которую знал прежде. Но как бы я ни хотел признать ее силу, я не смотрю в ее сторону, потому что не могу.

Если я снова посмотрю на нее, я знаю, что все эти грязные мысли вернутся назад.

- Пьюрити, - предупреждает ее отец.

Девушка громко вздыхает перед тем, как развернуться и выйти из моего кабинета. Когда она уходит, я, наконец, разрешаю себе взглянуть на нее, и сразу же жалею об этом, когда мой взгляд падает на ее ох-какую-идеально-круглую попку. Платье длиной до пола ласкает изгибы Пьюрити, когда она выходит, умудряясь не оставить ничего о своей заднице моему воображению.

Мой член дергается при одном взгляде на нее, и я заставляю себя сделать вид, будто кашляю, чтобы скрыть свое возбуждение.

Тот факт, что я не могу перестать смотреть на ее задницу, опасен. Это должно вызывать беспокойство.

Это тревожит.

Это так смущает, на самом деле, что я опускаюсь в кресло за своим столом, на мгновение, игнорируя Алана, пока дергаю левый нижний ящик. Молча, я достаю бутылку виски и стакан, которые спрятаны там, на случай чрезвычайных ситуаций.

Таких чрезвычайных ситуаций, как обнаружение, что я гребаный извращенец с непристойными мыслями о восемнадцатилетней дочери проповедника. Такого типа чрезвычайных ситуаций, которые означают, что именно ты возглавишь поезд-экспресс в ад.

Я указываю на пустой стакан, предлагая его Алану, хотя знаю, что он откажется, потому что не пьет. Наливая виски на два пальца, я игнорирую его осуждающий взгляд.

Этот взгляд заставляет меня тихо засмеяться.

Если бы он только знал, каким образом я только что думал о его дочери, он бы осудил меня намного больше, чем сейчас.

После принятия алкоголя, я возвращаю бутылку обратно в ящик стола. Виски согревает мой живот, но ничего не делает для того, чтобы успокоить мое сердце.

Алан протяжно выдыхает.

- Мне следовало позвонить и предупредить, что мы придем к тебе.

Или дать понять, что твоя дочь собирается поступать в этот колледж. Или, что она собирается в мой класс. Или, что она написала именно то, что написала.

Или, что она выросла в женщину, которая выглядит так, как она.

Я думаю, то, как она выглядит сейчас, может отложиться в моей памяти навсегда.

- Да, следовало, - отвечаю я коротко. Слишком многое, что произошло между мной и Аланом, было для меня горьким. Мы вместе росли в Саус Холлоу, мы были лучшими друзьями, когда были детьми, но это не означает, что у нас всегда было одно мнение на какой-либо вопрос даже в юности. Мы были друзьями только в силу того, что жили по соседству в маленьком южном городке, а не потому что у нас было одинаковое мировоззрение.

Итак, как только нам исполнилось по восемнадцать, Алан пошел в одну сторону, а я пошел в другую. Он женился на Деборе, своей возлюбленной из средней школы, робкой девушке, которая забеременела спустя месяц после их свадьбы. Я рванул делать ровно противоположное, потому что, черт возьми, именно это я и собирался делать, как только мне исполнится восемнадцать лет.

К тому времени, как Алану исполнилось девятнадцать, он служил в церкви и уже имел зачатки таланта к тому, чтобы рассказывать людям о пагубности жизни за пределами Саус Холлоу. Я же к тому времени, как мне исполнилось девятнадцать, присоединился к морпехам, и поклялся себе, что никогда не буду обременен женой или ребенком.

Еще через год, Алан решил, что местная церковь слишком либеральна, «слишком мирская», как он выразился тогда – и решил начать свое дело, несмотря на отсутствие квалифицированной религиозной подготовки. Он дошел до грани, когда Пьюрити было четыре, потому что жена Алана просто взяла и бросила его. Она просто исчезла из Саус Холлоу, оставив Пьюрити на его попечении.

Он и до этого был очень заботлив с Пьюрити, но как только Дебора ушла, он стал еще более замкнутым, более жестоким, и более поверхностным. Он никогда не поднимал руку на нее, потому что хотя я и был полным лодырем тогда, я бы обязательно вмешался, если бы узнал, что он причиняет Пьюрити боль. Он просто хотел изолировать ее от всего мира. Все это происходило под предлогом ее защиты и видом того, что полезно «для ее души». Это означало домашнее обучение, выбор ее друзей… в общем, полный набор.

После того, как его жена ушла, я приехал в Саус Холлоу в отпуск. И сказал ему сходить к гребаному психиатру. Он ответил мне, чтобы я держал свой нос подальше от его дел.

Последний гвоздь в гробу нашей дружбы был забит, когда мой старший брат и его парень поженились в нашем доме в Саус Холлоу (наша мать была слишком больна, чтобы поехать в какое-либо другое место) – и церковь Алана узнала об этом. Люди из его церкви стояли перед домом, в котором прошло мое детство, с табличками, оскорбляющими моего брата и его мужа всеми возможными мерзкими словами. Это было последней каплей.

Не думаю, что человек, сидящий передо мной, с тех пор сильно изменился, но все-таки, может это так, раз он появился здесь с Пьюрити, которая хочет учиться в колледже. Может, теперь он другой человек. Возможно, дать ему шанс, было бы чем-то правильным.

- Пьюрити, должно быть, хорошá, - говорю я, попадая в принудительно вежливую беседу. – Я имею в виду, что она должно быть, хорошо училась в школе, если смогла поступить в этот колледж.

Школе.

Как только слова покидают мой рот, я задыхаюсь. Вина напоминает мне, что девушка, от чьей груди я только что не мог оторвать глаз, всего месяц как выпустилась из школы.

Алан поджимает губы и качает головой.

- Она должна вернуться в Саус Холлоу, а не валять дурака в колледже.

Как немного людей меняются к лучшему.

- Она довольно способная, если попала в престижную школу. Не ходить в колледж – было бы тратой ее таланта.

Щеки Алана краснеют, и он сжимает кулаки по бокам.

- Она вернется в Саус Холлоу, - предсказывает он. – Где выйдет замуж за Джастина Эванса. Это уже запланировано.

Я задыхаюсь. – Запланировано кем?

- Она согласилась, - настаивает он, игнорируя мой вопрос. – Ты не понимаешь, она ему обещана.

- Нет, блядь, не понимаю.

- Я разрешил ей поступить сюда только потому, что ей восемнадцать и это ее воля. Но как только она увидит зло этого места, она поймет, что Саус Холлоу – ее дом, и Джастин ждет ее там.

Он точно неадекватный.

Я вне себя от мысли, что девушка заперта в этом маленьком городке ее помешанным отцом. А ее перспектива выйти замуж за недалекого человека даже больше приводит в ярость.

- Я сказал ей, чтобы она даже не готовилась жить одна в школе, особенно в таком месте, как это, - продолжает он.

- Она взрослая, - отрезаю я, поднимаясь с кресла, потому что уже закончил этот разговор. – Большинство родителей гордились бы тем, что их ребенок поступил в такую школу.

- Она сообщила мне только после того, как поступила сюда, - говорит он мне. – Она даже не спросила моего разрешения.

Разрешения?

И хорошо, что не спросила.

- Ну, разрешение родителей не требуется для посещения колледжа, - говорю я. – К счастью.

Алан встает и вытирает руки об штаны, делая протяжный выдох. Он открывает свой рот, чтобы сказать что-то, а после закрывает его обратно, и стоит там долгое время, выглядя так, как будто ему неловко и неудобно. Он вздыхает.

- Я знаю, что у нас с тобой были разногласия, - начинает он.

- Ты послал своих приспешников, чтобы выплеснуть свою ненависть на моего брата, - говорю я жестко. – Это не вопрос расхождения во мнениях. Это скорее вопрос приличия.

На мгновение его лицо смягчается, и мне кажется, что я на самом деле вижу сожаление на его лице. На мгновение он выглядит как заботливый отец, а не чрезмерно контролирующий придурок, которого я раньше знал. На мгновение я вспоминаю совместные катания на велосипедах по нашему району и поездки в город, чтобы купить мороженое в летнее время, когда нам было по десять лет.

Он даже не понимает или не слышит, что я сказал.

- Мне нужно… одолжение, - говорит он, запнувшись на слове. – Мне нужно, чтобы ты присмотрел за Пьюрити. Проверяй, что у нее нет никаких проблем. Она не бывала в таком месте раньше, Габриэль. Она жила в Саус Холлоу всю свою жизнь.

Я вздыхаю. Что бы я ни думал об Алане, я, безусловно, присмотрю за Пьюрити. Это не вина Пьюрити, что отец держал ее в изоляции от всего мира. Переезд в колледж будет совершенным шоком для ее психики.

Она невинна, беззащитна и наивна.

И это делает тот факт, как я смотрел на нее, еще более предосудительным.

Это также означает, что я больше никогда не смогу смотреть на нее таким образом снова.

- Конечно, я буду следить за ней, Алан, - обещаю я.