Сдернув с себя камзол и бросив его на землю, Девон почувствовал резкую боль в спине. Он повернул Сэриз на спину и уложил ее на камзол. При этом каждое его движение сопровождалось мучительной болью в мышцах, но это и неудивительно, он ведь едва не сломал себе шею. Девон снял жилет, сдернул шейный платок, снял через голову рубашку. Поскольку стащить сапоги было делом затруднительным, пришлось спустить штаны до колен.

Ему нужна Сэриз. Это слово пульсировало в нем с каждым ударом сердца, с каждым толчком крови, наполнявшей его плоть. Нужна. Нужна. Девон поклялся, что не будет использовать ее, чтобы избавляться от гнева или разочарования, но сейчас все было по-другому. Адреналин будоражил его кровь, потому что он остался живым.

Девон нащупал ее ноги и провел рукой до застежки на штанах, которые она у него позаимствовала.

— Расстегни их, любовь моя. Сними. — В его голосе не было нежности, не было обольщения. — Ты нужна мне сейчас.

Девон лизнул гладкую кожу ее живота. Потом просунул руки ей под ягодицы, приподнял ее и стал ласкать языком самое потаенное местечко ее тела. За последние несколько дней у него в спальне она разыграла перед ним эффектные спектакли, но Девон знал, что ее бурные оргазмы были фальшивыми.

Возможно, он больше не сможет ездить верхом на лошади и испытывать безудержную радость от сумасшедшей гонки по полям, но он может добиться победы и заставить Сэриз искренне кричать от восторга.

Он ласкал ее все настойчивее, интимнее, дразнил языком и ждал ее стонов. Но она не издавала ни единого звука. Ни возгласов о пощаде, ни криков безумного возбуждения — настоящих или притворных. Девон был полон решимости доставить ей удовольствие. Поэтому не прекращал своих ласк.

Что-то странное творилось с Энн.

Как только губы герцога коснулись ее плоти, она напряглась, как это происходило обычно. Она была готова порадовать его, симулируя наслаждение, стараясь вести себя очень убедительно. Но на этот раз дразнящие движения его языка, умелые ласки были… не слишком настойчивыми. Ей было… хорошо.

Энн совершенно расслабилась, погрузившись в божественный запах его камзола. Все ее тело было гибким, легким, томным, у нее было такое ощущение, что она плывет над полем, лежа на солнечных лучах.

«Ты нужна мне сейчас». Энн не могла говорить. Не могла издавать хоть какие-то звуки. Она могла думать только о его словах. Казалось, что внутри у нее что-то туго накручивается, как часовой механизм, заведенный до упора. Она выгнула бедра и двигалась навстречу движениям его языка. В поисках… чего-то.

Руки Энн судорожно царапали землю, вырывая пучки травы, она поджала пальцы ног и, закрыв глаза, чувствовала, как все тело обретает жесткость. Где-то глубоко что-то… взорвалось внутри ее. Она рассыпалась на части. Ее захлестнула волна безудержного, яркого восторга, и Энн испугалась, что у нее остановится сердце…

Перед закрытыми глазами засверкали звезды. На нее обрушилась волна эмоций, каких она прежде не знала. Это было как удар молнии, как откровение. Тело Энн дрожало от наслаждения, граничившего с болью, она распахнула глаза. Ее охватила такая буря желания, что все на свете потеряло смысл. Мозг просто отказывался думать. Она взлетала все выше и выше, куда-то в неведомое, ей казалось, будто она парит и кружится на волнах летнего бриза. У нее бешено колотилось сердце, от удивления пропал голос. Энн не могла произнести ни единого звука.

С изумлением Энн вспомнила, как когда-то другие женщины в борделе шептались об этом. Об ускользающем удовольствии, которое женщины иногда испытывают. Они говорили, что это происходит редко, а потому является очень ценным. Как сокровище, которое изумляет сильнее бриллианта.

Энн могла понять почему. Как во сне сквозь полузакрытые глаза она увидела, что герцог опустился на нее. Его возбужденная плоть уперлась в тело Энн, и ему не пришлось помогать себе руками. Напряженно выступающая мужская плоть легко проникла в истекающее влагой тело Энн. Внутренние мышцы ее тела плотно обхватили плоть герцога, стараясь вобрать ее еще глубже.

Герцог прижался к ее губам, и Энн познала на его губах вкус собственного тела. Соленый, земной, зрелый. Она прильнула к нему, крепко прижалась всем телом и обняла, рыдая от наслаждения, потрясения и изумления. Откуда ей было, знать, что пульсация внутри ее тела будет длиться так долго? И оставит ее совершенно обессиленной? Что она сделает ее настолько чувствительной, что после нескольких медленных движений плоти герцога она вновь испытает восторг?

Один отчаянный вздох — это все, что удалось произнести Энн. Ее руки соскользнули с шеи герцога, и она откинулась назад.

Внезапно герцог пробурчал что-то низким и хриплым голосом и, закрыв глаза, стал двигаться, стараясь погрузиться в ее тело как можно глубже. Он неистово отдавался ритму любви и вдруг с сотрясающим все тело глубоким вздохом бессильно повалился поверх нее.

Энн удерживала его, пока он переживал свой экстаз, который, похоже, оставил его совершенно без сил и лишил способности двигаться.

— О Боже, ангел мой, — простонал герцог и лег рядом с ней. Его тело было таким же опустошенным и безвольным, как и ее собственное. Она была слишком слаба, чтобы придвинуться к нему, поэтому просто лежала на спине, разгоряченная и удовлетворенная, раскрепощенная и податливая, как сонный котенок, свернувшийся на солнышке.

Энн уже с трудом помнила, что сердилась на герцога, и была уверена, что он усвоил урок. Он больше никогда не станет подвергать себя такому риску.

Герцог приподнялся на локте, повиснув над Энн:

— Тебе не понравилось это, да, любовь моя? Ты была такой тихой.

О Боже, да она никогда прежде не знала такого удовольствия. Раньше она никогда не испытывала оргазма. Он подарил ей самый первый.

— Это было самое замечательное… — Энн резко замолчала. Конечно, Марч решил, что ей не понравилось. Обычно она громко кричала, притворяясь, будто испытывает оргазм. Когда она испытала его на самом деле, то не смогла произнести ни звука. Если она попытается объяснить, то он узнает, что она все время разыгрывала перед ним спектакль и кричала ради него. Энн отчаянно соображала, что сказать. — Я боялась, что нас кто-нибудь услышит, — придумала она объяснение, которое не рассердит его и не сделает больно.

— В отличие от того, когда мы находились в доме, наполненном прислугой? Ты, наверное, устала, сопровождая меня весь день и потакая моим желаниям. Как только мы вернемся домой, твои обязанности на сегодня выполнены, ангел мой. — Герцог проворно вскочил на ноги и начал одеваться.

Энн была уверена, что он передумает, но герцог сдержал слово и на остаток вечера оставил ее одну. Он сидел в своем кабинете за запертой дверью. В полночь Энн постучала и позвала его, но он просто отправил ее спать.

Ее разбудил крик.

Энн подскочила в кровати. Наверное, это герцог, очередной ночной кошмар. Придерживая халат, она поспешила вниз. Когда Энн прибежала к кабинету, Тредуэлл вместе с Беккетом, державшим свечу, пытался открыть дверь.

— А если он снова выберется на улицу? — прошептал Беккет. — Убежит в лес? Прошлый раз он сбежал, упал в реку и едва не утонул.

— Он не сбежит, — фыркнул. Тредуэлл. — Но если мы не попадем в кабинет, он может пораниться.

Словно нарочно, в кабинете что-то разбилось. Из-за двери доносились крики. Энн ничего не могла разобрать, но они звучали властно, как приказы во время катастрофы.

— Если мы войдем туда сейчас, когда его светлость в таком состоянии, — Беккет выдвинул свечу вперед, едва не подпалив волосы Тредуэллу, — он может поранить одного из нас. Последний раз он бросился на вас с ножом.

— Его светлость принял меня за француза. Я подошел к нему сзади без предупреждения.

— Он сошел с ума, — пробормотал Беккет. — Как он может думать, что находится на поле боя, если только не потерял разум?

Дрожащие пальцы Тредуэлла выпустили ключ.

— Позвольте мне, — взялась за ключ Энн.

— Нет, мисс… — начал Тредуэлл, но Энн повернула ключ и распахнула дверь. Она выхватила свечу у Беккета и вбежала в кабинет.

— Ваша светлость, — позвала она решительным голосом, хотя сама такой решительности не чувствовала. Да где же он? Пламени свечи оказалось недостаточно, чтобы осветить совершенно темную комнату. Горящая свеча скорее ослепляла Энн, чем помогала. Энн вытянула руку со свечой вперед.

Свет свечи упал на пол, и от увиденного у Энн сжалось сердце. На ковре был герцог. Он полз в сторону окон, выкрикивал приказы и распоряжения людям, которые здесь отсутствовали. «Эти люди, — с тошнотворным ужасом поняла Энн, — теперь, похоже, мертвы».

Удерживая свечу в руке, Энн бросилась к герцогу, склонилась над ним и сжала его плечо. Марч вздрогнул. Неужели он ударит ее?

— Ваша светлость, — потрясла его за плечо Энн, — очнитесь. Вам снится сон. Вы находитесь в своем кабинете, в Англии. Вы в абсолютной безопасности! Никто в вас не стреляет.

— Пригнись, — прорычал герцог. — Иначе не сносить тебе головы.

— Это Энн, ваша светлость.

— Боже мой, он же еще мальчишка. И собирается выстрелить… — Герцог схватил Энн за запястье и потянул вниз.

В свете свечи Энн успела заметить, что глаза герцога наполнены дикой яростью. Подобный взгляд она видела у людей в трущобах, это был взгляд человека, который на своем пути убьет любого. Герцог толкнул ее на ковер и завис над ней, словно закрывая от опасности. Энн поставила подсвечник на пол и отодвинула его подальше.

— Ваша светлость, — твердо сказала она, чувствуя, что он прижал ее к полу, — все в порядке. Это всего лишь сон. Это я, Энн…

О Господи. Она назвала свое настоящее имя. И сделала это дважды. Энн мысленно помолилась, чтобы в этом состоянии герцог не заметил этой оговорки.

— Ваша светлость, очнитесь. Это я, Сэриз. Вам снится кошмар. Пожалуйста, ваша светлость, — еще сильнее потрясла его Энн.

Но это не возымело никакого результата. У него по-прежнему был потерянный вид. Может, обнять его, если встряска за плечи не помогает? Или поцеловать?

Энн отчаянно прижалась губами к его губам. Он может ударить ее или напасть, но ей надо до него достучаться. Она должна испробовать все. Энн целовала его медленно, чувственно лаская его рот.

Герцог издал низкий гортанный стон. Губы его раскрылись, стали мягче, и, к собственному облегчению, Энн почувствовала, что он отвечает на ее поцелуй. Похоже, власть сна отступила, поскольку герцог вдруг оттолкнул Энн и отодвинулся от нее подальше.

— Что за… Где я? Ангел мой, что ты здесь делаешь?

— Вы спали, — тихо пояснила Энн.

— Ползая на коленях в поисках укрытия? — сухо уточнил герцог и сел, опираясь локтями на колени. Он был голым.

— Оставьте нас, пожалуйста, — глянула в сторону лакеев Энн. Мужчины топтались в нерешительности, пока герцог не повторил с досадой ту же просьбу. Как только они остались одни, Энн придвинулась к герцогу, обняла его и прижалась щекой к его плечу. — Во сне вы говорили о каком-то мальчишке, который собирался выстрелить…

— Мой разум совершает со мной какие-то безумные фокусы. Мне кажется, я сумасшедший.

— Нет, это не так, — заспорила Энн. — Мне много недель снились кошмары, когда я впервые попала в бордель.

Герцог обнял ее, прижимая к груди:

— Думаю, тебе пришлось пройти через сущий ад, и это намного страшнее того, что пережил я, Сэриз. А мы представляем собой отличную пару, правда? Нас преследуют видения ада, мучают ночные кошмары, мы вынуждены оставаться в этом домике, потому что нам обоим больше некуда идти.

— Как ни странно, но я действительно считаю, что мы отличная пара, — твердо заявила Энн и поцеловала герцога. — Вы помогли мне. А я хочу помочь вам.

— Не таким способом. И не сегодня. — Герцог выпустил Энн из своих объятий. — Ангел мой, тебе лучше уйти.

— Я никуда не пойду. Я не оставлю вас, чтобы вы страдали в одиночестве.

— Тогда позволь мне обнять тебя, Сэриз. — Герцог снова обнял ее, и Энн почувствовала, как дрожат его тело и руки.

— Вы говорили с кем-нибудь о воспоминаниях, которые преследуют вас?

— Нет. Я отказываюсь подвергать мучениям кого-то еще, описывая эти кошмары только для того, чтобы дать себе хоть какое-то облегчение. Все эти разговоры не избавят меня от них. Здесь ничего нельзя сделать. Давай просто не будем говорить об этом.

Но Энн не хотела, чтобы мрачные воспоминания бередили его душу и вызывали дрожь во всем теле. Ей очень хотелось, чтобы из его глаз ушла пустота, а взгляд перестал быть тревожным. Он не хочет заниматься любовью. Что еще она может сделать для него, чтобы отвлечь от кошмарных видений? В прошлом, чтобы помочь дедушке, она гуляла с ним, читала ему…

— Подождите здесь, — выскользнула Энн из объятий герцога. Она поспешила к книжным полкам. Несмотря на то, что библиотека герцога была полна книг, в его кабинете их оказалось еще больше. Здесь стояли книги о разведении лошадей, о животноводстве и справочники по управлению охотничьими угодьями. Зато на одной из полок в самом конце нашлась книга «Разум и чувства».

Странно, что джентльмен держит в своем кабинете такую книгу, но Энн взяла ее с полки. Она повернулась и тут увидела валявшийся на полу графин.

Энн подняла его. На дне осталось несколько капель бренди, которых было достаточно, чтобы наполнить наперсток. Она почувствовала сильный запах алкоголя и, нахмурившись, попробовала оставшееся. Бренди оказался неразбавленным.

Хорошо, чуть позже она поговорит с прислугой. Пока же ей хотелось хоть немного успокоить герцога.

Она взяла его за руку, подвела к диванчику и усадила на него.

— Положите голову мне на колени, — предложила она и, как могла, прикрыла его полами собственного халата.

На губах герцога заиграла улыбка, и у Энн заныло сердце. Она открыла книгу, откашлялась и начала читать.