— Ты просишь разрешения подойти ко мне с бритвой?

— Я хочу побрить вас. — Энн подтолкнула герцога к стулу, стоявшему перед туалетным столиком из красного дерева. Нервозность заставила ее взять инициативу в свои руки и действовать без промедления. Его бритвенный прибор лежал на полотенце, очевидно, его оставил камердинер. Она дала указание лакею принести таз с водой. — Вам нужно хорошенько побриться. Пожалуйста, садитесь, ваша светлость.

— Ангел мой, это не очень удачная идея.

— Наоборот. Вы опять скребете щетину. Когда ее не станет, вы почувствуете себя гораздо лучше.

— Это еще неизвестно, — осторожно заметил герцог. — Мне не нравится мысль о том, что ты будешь касаться лезвием моей шеи.

— Чепуха, я сделаю это очень осторожно, — пообещала Энн. Она надеялась, что, вступив с ним в спор, не забивает гвозди в крышку собственного гроба. Как он заметил, ей платят за то, что она выполняет его указания, а не за откровенные высказывания.

Кэт, побывавшая любовницей многих пэров, четко объяснила, что должна делать любовница. И первым пунктом в списке стояло как раз уклонение от споров. Оказалось, что умелая любовница обладает сноровкой и за пределами спальни. Она знает, как расхваливать своего покровителя, как дать ему почувствовать себя богом среди людей. Провожать его в туалетную комнату в роли заботливой нянюшки — не лучший способ польстить.

Черт. Но ей придется это сделать. Номер с сексом не прошел, поэтому надо показаться ему такой полезной и необходимой, что он даже забудет думать о том, чтобы отправить ее назад.

— Я, конечно, не стану умышленно делать вам больно, — сказала Энн. — И я проделывала это раньше много раз, — с удивительной легкостью сорвалась с ее губ ложь. — Мне кажется, это будет очень… эротично.

— Да уж, — усмехнулся Девон, но уже в следующее мгновение его губы вытянулись в одну линию, выражение лица стало тревожным. — Я беспокоюсь за свою реакцию, когда бритва коснется шеи.

О Боже, об этом она не подумала.

— Все, что вам нужно делать, так это помнить, что я вас брею, что опасности в этом никакой нет, что вы не на поле боя, а в собственной туалетной комнате. Просто помнить: вы — в абсолютной безопасности.

— Ладно, мой ангел, согласен попробовать. Только жаль, что лезвие острое.

Энн молилась, чтобы у нее все получилось. Она никогда в жизни не брила мужчину и всего несколько раз мельком видела, как камердинер ее отца проделывал это. Ей придется проявить осторожность и очень постараться, чтобы не поранить шею герцога.

Пока Энн заканчивала завтрак, герцог подошел к одному из огромных окон в библиотеке. Он проделал этот путь, постукивая прогулочной тростью, потом прижал обе ладони к окну и прислонился лбом к холодному влажному стеклу.

В его позе было столько тоски и боли! И Энн вдруг все поняла. Вдали от имения и от семьи герцога удерживал страх. Марч просто боялся причинить кому-то боль.

Собрав все свое мужество, Энн повернулась к туалетному столику. Лакей принес две чаши, одну — для мытья бритвы, вторую — для ополаскивания лица. От обеих чаш поднимался пар.

— Теперь я собираюсь покрыть ваше лицо пеной, — сказала она, мягко коснувшись щеки герцога.

С доверием, которого она не заслуживала, Девон откинул голову назад, прижав кулаки к бедрам.

Энн тяжело сглотнула, взяла мыло для бритья и провела им по шее Девона. От ее прикосновения у него напряглись мышцы. Он прикрыл глаза и медленно дышал. Было понятно, что он изо всех сил старается не потерять самообладание.

— Сейчас я прикоснусь к вам бритвой, — сказала Энн, заходя сзади.

Внезапно герцог поднял руку, и Энн замерла от ужаса. Она, протягивая руку с лезвием вперед, едва не порезала ему предплечье.

— Нет, не могу я пойти на это, любовь моя, — решительно заявил герцог.

— Доверьтесь мне, — нервно сказала Энн. Он позволил ей остаться, потому что она поспорила, что сумеет помочь ему исцелиться. Они пока еще не определили ставку пари, однако если он не даст ей побрить его, разве это не станет доказательством того, что она должна уехать?

— Ангел мой, я никому не доверяю. Такова печальная правда. — Герцог протянул руку. — Я могу побриться сам, поскольку в военных лагерях достаточно часто проделывал это без зеркала. И эта способность должна была сохраниться.

Энн постояла в нерешительности, потом уступила. С величайшей осторожностью она вложила ему в ладонь ручку бритвы. Длинные пальцы герцога обхватили ее, и Энн заметила многочисленные шрамы, пересекавшие тыльную сторону ладони.

Она помнила шершавое прикосновение его ладоней к груди и ощущение покалывания, которое вызывали эти прикосновения.

Удерживая бритву в руке, Девон откинул голову назад и осторожно, но решительно провел бритвой по горлу. На лезвии собралась пена. Герцог протянул руку, нащупал одну из чаш и окунул туда бритву, промывая ее. Еще одно движение, и на лезвии вновь собралась пена, оставляя после себя еще одну гладкую полосу кожи рядом с первой.

Энн, затаив дыхание, наблюдала за происходящим. Наблюдать за тем, как он бреется, представлялось ей достаточно интимным процессом. По ощущениям, даже более интимным, чем занятие любовью с ним.

Герцог сбрил щетину с горла и переключил свое внимание на щеки и подбородок. Энн изумилась легкости, с которой он преодолел ямочку на подбородке, линию губ и высокие скулы. Ну конечно, он проделывал это лет десять своей жизни. Из рассказов о его героических поступках, ходивших по Лондону, Энн знала, что ему двадцать шесть лет.

Девон поплескал бритву в чашке и положил ее на столик. Потом нащупал вторую чашку, ополоснул лицо и промокнул его полотенцем.

— Здесь где-нибудь стоит настойка виргинского ореха?

Энн вложила в его руку пузырек. Он капнул немного на ладони, растер и похлопал по лицу и шее. Послышался легкий запах вяжущего средства. Герцог поморщился, и Энн заметила капельки крови у него на коже как раз в тот момент, когда он прижал руки к лицу.

— Кажется, получилось не слишком умело, — грустно пробормотал Девон. — Наверное, следовало позволить сделать это тебе.

Энн мысленно перекрестилась. Пусть это означает, что он согласен оставить ее здесь.

— Теперь ваша кожа такая гладкая, как бархат. — Энн нежно коснулась его щеки.

— Ну, не такая нежная, как твоя, — засмеялся Девон, но потом его улыбка погасла. — Забавно, но ведь по-настоящему я так и не прикоснулся к тебе, а?

— Прикоснулись. — Энн вспомнила места, где побывали его руки, и покраснела.

— Только не для того, чтобы действительно изучить тебя. Первый раз я ощупал собственное лицо неделю назад. Просто долго не хотел знать, насколько сильно оно пострадало.

У Энн дрогнуло сердце, когда она представила, как он ощупывал собственное лицо, чтобы понять, есть ли на нем рубцы.

— У вас все в порядке с лицом, — заверила она герцога. — Вы поразительно красивый мужчина, ваша светлость.

— Подойди. Позволь мне дотронуться до твоего лица. Хочу знать, как ты выглядишь.

Раньше дед часто просил об этом Энн. Дотронуться и исследовать ее лицо. Она взяла руку герцога и коснулась своей щеки.

Кончиками пальцев он нежно пробежался по овалу ее лица. Это пробудило в ней воспоминания, как дед, обхватив ладонями ее лицо, пальцами ощупывал его. Он говорил о том, какой хорошенькой она станет. И хотя все вокруг отчаялись увидеть ее когда-нибудь истинной леди, дед всегда верил в нее. Он, бывало, нашептывал ей, что именно из девчонок-сорванцов и вырастают самые настоящие леди. Ирония судьбы состояла в том, что у нее так и не появилось шанса стать настоящей леди.

Энн отогнала эту мысль, задвинув ее глубоко внутрь своего сознания.

— У тебя великолепная кожа, — пробормотал герцог. Его пальцы спустились к подбородку Энн, отыскали губы и легко коснулись их, вызвав в ней бурю эмоций.

К ней никогда так не прикасались. Так медленно. С таким вниманием. Его прикосновения были такими чувственными, что у Энн задрожали колени.

— Я вовсе не красавица. — Насчет этого Энн решила быть честной. — И пышными формами тоже не обладаю. Хотя, думаю, насчет этого вы уже догадались. Не хочу, чтобы вы разочаровались.

Наверное, ей не следовало поощрять его к такому внимательному изучению собственной внешности. Эштон хотел, чтобы любовницей герцога стала Кэт — экзотическая красавица с черными как смоль кудрями, обладательница пухлых губ, миндалевидных глаз и высоких скул. Разумеется, Энн не могла с нею конкурировать.

Она была довольно милой. Однако нос у нее был слишком длинным, ресницы — слишком светлыми, подбородок — слишком острым. В борделе она нравилась мужчинам, поскольку выглядела хрупкой и беззащитной.

Кончиками пальцев герцог провел по ее бровям, осторожно коснулся век — Боже мой, они оказались такими чувствительными — и обхватил руками ее лицо.

— Твоя кожа такая же гладкая, как свежий персик, — тихо сказал он. — У тебя соблазнительно пухлые губы, и я почувствовал на твоем носу интригующую горбинку. Я ничуть не разочарован. На ощупь ты просто красотка.

— С-спасибо.

Девон прикоснулся к одному из выбившихся завитков волос, слегка намотав его на палец, потом отпустил.

— Какого цвета у тебя волосы?

— Бе… — Энн замолчала. После окраски ее волосы больше не были белокурыми. — Рыжие.

— Мой дворецкий описал их как золотисто-каштановые. И сказал, что глаза у тебя темно-зеленого цвета, как листья плюща.

От этих слов Энн вздрогнула. Она никогда не сравнивала цвет своих глаз с цветом листьев плюща, но это описание оказалось очень точным.

— Никогда бы не подумала, что ваш дворецкий настолько…

— Поэтичный? — закончил за нее герцог.

— Да. Мне кажется, что вы наняли его, не только чтобы отпугивать людей. Я думаю, он искренне переживает за вас.

— Это точно. Даже слишком. Позволяет себе совать свой нос в мои дела. — Он коснулся шеи Энн. Кончики пальцев гладили кожу только в одном месте, но, казалось, все ее тело отзывалось на его прикосновения. Его пальцы задержались у основания шеи, где пульсировала жилка. Он нашел бархатные отвороты у нее на платье и двумя руками раздвинул их.

— Сними его, — велел он.

Энн выполнила его указание, стянув платье с плеч и позволив ему упасть на пол.

— Почему ты это делаешь? — спросил вдруг Девон, когда она осталась стоять перед ним в рубашке. — Читаешь мне письма. Пытаешься привести меня в порядок. Почему просто не взять деньги, которые я предлагаю, и не найти себе более выгодного покровителя? Почему ты с такой решительностью стараешься убедить меня, чтобы я позволил тебе остаться? Вряд ли только ради того, чтобы скрыться от твоей бывшей хозяйки.

— Я действительно боюсь Мадам, а еще я боюсь бедности. Мне хочется стать любовницей герцога, — вырвалось у Энн. Она так боялась рассказать ему правду, так боялась проговориться, что начала лепетать без умолку. Энн не представляла, что тайна будет так отчаянно рваться наружу. — Другого способа обрести независимость и свободу для такой женщины, как я, мне неизвестно. Я хочу иметь свой дом, одежду, еду и знать, что в один прекрасный день стану хозяйкой самой себе. И я… Вы мне нравитесь, ваша светлость.

— Я тебе нравлюсь? — Девон откинул голову назад, прикрыв глаза. — Я слепой, полусумасшедший и, по твоему мнению, имею ужасный растрепанный вид. У тебя весьма сомнительный вкус.

— Я не говорила, что у вас ужасный вид! Я говорила только про бороду.

Герцог рассмеялся, и ее колотившееся сердце немного успокоилось.

— Теперь, когда неряшливая борода в прошлом и у меня гладко выбритое лицо, ангел мой, мне хочется доставить тебе удовольствие.

Должно быть, это хороший знак, что он опять думает о сексе, но Энн не могла представить, что же такое ему хочется сделать, что для этого требуется гладкое лицо. Она поделилась своими сомнениями с герцогом.

— Ты не знаешь? — как раскатистый гром, прогремел его голос. — Ангел мой, ты должна это знать.

— Нет, даже не представляю.

— Это тебе очень понравится. Всем женщинам нравится, — скривил в усмешке губы герцог. — Мне кажется, где-то здесь есть стул. Принеси его сюда, сядь и раздвинь ноги.

Энн послушалась. Она понятия не имела, что он хочет сделать.

И это незнание заставляло ее нервничать.

— Ну вот, — с досадой сказала Энн, выполнив его указание. Она сидела на краю стула, а шелковая сорочка задралась и сбилась в складки на талии.

Девон, ориентируясь на звук ее слов, опустился перед ней на колени.

— Ну, теперь-то ты должна понять, любовь моя, — наклонив голову набок, не успокаивался он.

— Не понимаю.

Девон потянулся вперед, нащупал ее колени и обхватил их руками.

— С этим я справлюсь и без зрения, тут я преуспел. — Фиалковые глаза загорелись решительным блеском. Босоногий, в расстегнутой у горла рубахе, через которую виднелись темные волосы на груди, он напоминал пирата. — Я хочу доставить тебе удовольствие, — добавил он, и тут Энн засомневалась.

Неужели герцог догадался, что ее крики и неистовые телодвижения не что иное, как спектакль? Поскольку Энн никогда не испытывала пика удовольствия, она не знала, что на самом деле переживает в этот момент женщина. Свои любовные спектакли она разыгрывала, основываясь на рассказах других женщин в борделе Мадам Син.

Герцог раздвинул ее ноги еще шире, и Энн почувствовала напряжение мышц по внутренней стороне бедер. Выпрямившись, она сидела на маленьком стуле, двумя руками уцепившись за его края. Она была уверена в том, что он не сделает ничего плохого, но никак не могла избавиться от зарождавшихся внутри опасений.

Герцог наклонился и поцеловал внутреннюю поверхность ее бедра.

Энн почувствовала щекотку. К такому ощущению она оказалась не готова. Гладкая щека герцога касалась кожи, безумно дразня Энн. Она задохнулась, когда он осторожно куснул внутреннюю поверхность бедра. Потом, покусывая и облизывая кожу, он переместился к белокурым завиткам у нее между ног, и Энн пронзительно вскрикнула от удивления.

Что же он делает? Знает ли, в каком месте целует ее? В конце концов, он ведь ничего не видит. Может, он хотел оставить поцелуй где-то в другом месте? Возможно, у нее на груди. Стоит ли подсказать ему?

— Э-э… ваша светлость… ваши… ваши губы… Они почти касаются укромного местечка у меня между ног, — запинаясь, выдавила Энн и тут же поняла, что совершила ужасную ошибку. Ну конечно, он знал, что делает. Она чувствовала собственный интимный запах, а ведь он губами касался курчавых завитков, прикрывавших ее естество. Своими предупреждениями она лишь напомнила герцогу о его слепоте. Марч замер и уткнулся подбородком ей в бедро.

Энн облизнула внезапно пересохшие губы.

Но Девон не казался рассерженным. Он как-то обаятельно вскинул голову, волосы упали на лоб, прикрыв брови, а глаза блестели так, что по цвету напоминали яркие аметисты.

— Ты действительно не понимаешь, что я делаю? Ни один джентльмен никогда не делал этого с тобой?

— Никогда, ваша светлость, — решительно покачала головой Энн.

— Все-таки мужчины — жалкие существа, правда, дорогая моя?

Энн нахмурилась. Она не знала, что он имеет в виду, и ответа у нее не было. Вопрос звучал очень коварно, похоже, любой ответ мог бы стать причиной спора.

Девон опять коснулся курчавых завитков, заставив Энн нервно хихикнуть.

— Я… — Энн сбилась с дыхания. — Я понятия не имела, что так делают.

— Вчера вечером ты сделала для меня то же самое, ангел мой.

— Я должна делать то, что вам нравится.

— И ничего не ждать взамен, — с серьезным лицом сказал герцог, и Энн забеспокоилась, но даже слова не успела сказать, чтобы переубедить его, что вполне счастлива. — Скажи, если тебе это нравится, — прошептал он, наклонился и быстрым движением языка коснулся ее плоти и маленького напряженного бутона, затрепетавшего от этого прикосновения.

Энн едва не спрыгнула со стула. Никто никогда не касался этого места, это уже слишком. Теперь она застыла, как скала, и терпела, пока его язык ласкал самую интимную часть ее тела. Боже мой, ощущения были такими мощными, что Энн почувствовала головокружение. Вскрикнув, она запросила пощады. Девон нежно обхватил губами напряженный бутон, и Энн немного расслабилась. Но тут он стал осторожно его посасывать, и она снова вскрикнула.

Герцог сделал паузу, отпустив ее, мягко выдохнул, и даже ощущение его горячего дыхания заставило Энн отстраниться.

— Расслабься, любовь моя. Все будет хорошо.

Расслабься. Она старалась, правда, старалась. Но как только его язык снова коснулся разгоряченной плоти, она напряглась и вцепилась пальцами в жесткое деревянное сиденье.

Он думал, что это доставит ей удовольствие. Никакого удовольствия не было и не будет, только знать об этом ему нельзя. Он будет ждать страстных стонов, а в должное время, возможно, даже кульминации.

Пока же его язык творил с ней нечто невообразимое, Энн не могла думать. У нее не было сил изобразить звуки, передающие возбуждение и одновременно похожие на шипение гусыни.

Ощущения были необыкновенно острыми. Энн хотелось его остановить. Ей хотелось взять его голову и отодвинуть подальше. Она поджала ноги, кисти рук сжались в тугие кулаки. Ее охватила волна необыкновенно сильных ощущений, и каждая мышца тела натянулась до предела. Энн не хотела этого. Но она не осмелилась сказать ему об этом.

Герцог остановился, и Энн едва сдержала стон облегчения.

— Что-то не так, ангел мой? Я чувствую, как ты напряжена. Ты хочешь, чтобы я действовал немного мягче?

— К-как пожелаете, ваша светлость.

— Сэриз, скажи мне, что больше всего доставляет тебе удовольствие.

— Ваша светлость, это я должна доставлять вам удовольствие. Я сделаю все, что вы хотите.

— О Боже, — пробормотал Девон. — Сэриз, я хочу, чтобы ты тоже получала удовольствие. Хочешь, чтобы я был немного мягче?

— Вы все делали правильно, ваша светлость, — нервно выдохнула Энн.

— Отвечай, чего тебе хочется? — грозно прорычал Девон, осторожно прикусив кожу на внутренней стороне бедра.

— Я… я не знаю, — призналась потрясенная Энн. И это была правда. Ей хотелось независимости, свободы и защищенности. Она хотела надеяться на будущее, где у нее появится дом, еда и безопасное существование. Но в том, что происходило сейчас, ничего этого не было.

— Значит, немного мягче, — выдохнул Девон, согрев своим горячим дыханием напряженный бутон плоти Энн. Он стал ласкать его только губами, и это были самые легкие, самые нежные, самые дразнящие касания.

Энн задрожала. Это оказалось… не так пугающе, не так настойчиво. Она откинулась назад, прислонившись спиной к туалетному столику. Почти хорошо. В самом деле почти хорошо.

Напряжение в ногах исчезло, и она развела их шире. Движения языка были легкими, дразнящими, и Энн охватило такое ощущение, что она выпила три стакана хереса подряд и голова ее наполнена опилками, а не мозгами.

Надо собраться с мыслями, она ведь всегда контролировала ситуацию. Возможно, от того, как она сыграет самый грандиозный в своей жизни спектакль, зависит и ее будущее. Но пока у нее получалось только издавать нечленораздельные звуки.

Его светлость спустился ниже и коснулся языком невероятно чувствительного места немного дальше влажной разгоряченной плоти. Энн едва не опрокинулась вместе со стулом, который опасно накренился. Девон, хоть и не видел этого, успел подхватить Энн.

— Прикоснись к себе ради меня, любовь моя, — простонал герцог. — Покажи мне, как тебе нравится.

Энн покраснела, но провела рукой по бедру. Прикоснуться… к себе? Она никогда не делала этого, когда была с мужчиной. Нервным движением она провела рукой по шелковистым завиткам, прикрывавшим ее женское естество. Они были влажными и липкими от его губ и истекавшей из нее влаги. Кончиком пальца Энн осторожно потерла пульсирующий от напряжения, скользкий и влажный бутон плоти. Девон прикоснулся пальцами к ее запястью, скользнул по руке и там задержался.

Он ощупью пытался прочувствовать, как она изучает себя. Энн смущенно хихикнула и остановилась.

— Ты говорила, что сделаешь все, что я попрошу, чтобы доставить мне удовольствие, — дразнил ее Девон. — Мне приятно изучать тебя вместе с тобой. — Своей рукой, которая все еще прикрывала ее руку, он заставил пальцы Энн двигаться быстрее. Ей пришлось прикрыть глаза, и вдруг в бархатной темноте она увидела яркие вспышки света под сомкнутыми веками.

— Тебе ведь нравится, когда быстро, да?

Энн кивнула. Она испытывала полнейшее смятение, чувствовала себя неуклюжей, неопытной, несведущей. Но герцог твердо решил, что ей это понравится. Под ней закачался стул, когда она начала двигаться в такт движению рук. Наверное, он хочет, чтобы таким способом она достигла оргазма. И чем скорее это произойдет, тем скорее все это закончится. Сейчас было самое подходящее время для этого. Герцог тяжело дышал, предвкушая этот момент, и закрыл глаза. Длинные пушистые ресницы касались щек. Иногда мужчины делают так, когда очень возбуждены и близки к долгожданному моменту разрядки.

— О! О Господи! — раздался громкий крик Энн. — Больше не могу! Сейчас!

Герцог мгновенно опустил голову и коснулся губами ее плоти. Его язык погрузился во влажное лоно, а Энн продолжала ласкать себя пальцами.

В этот спектакль она вложила все свои силы. Сначала она металась на стуле, приподнимая бедра. Потом обхватила голову герцога, запустив пальцы в его шелковистые волосы. Она должна была продемонстрировать, что обезумела от восторга. Энн поднимала бедра, прижимая их к его губам, и все время стонала и вскрикивала. Как она ни скакала на стуле, герцог не отрывал от нее губ и продолжал дразнить ее своим языком.

Но Энн больше не хотела этого. Она должна доставить ему удовольствие.

Она убрала его руки и торопливо скользнула на пол. Затем освободила твердую плоть герцога. Она так нервничала, что проделала это довольно резко. Но вряд ли она причинила ему боль, он просто застонал от вожделения, когда Энн сама направила его возбужденную плоть в свое тело. Слава Богу, теперь она знала, что делать.

— Да, мой ангел, — тихо простонал герцог, когда она начала двигаться вверх-вниз.

Когда он соединился с ней, мгновенно и яростно, как накануне вечером, и стал ритмично двигаться внутри ее тела, Энн ухватилась за его плечи. Достигнув пика блаженства, Девон закрыл глаза, откинул голову на ковер и выгнулся ей навстречу, приподняв бедра, чтобы еще глубже проникнуть в ее тело.

От облегчения у Энн закружилась голова. Это ему точно понравилось.

Ей это явно понравилось.

Девон, глубоко дыша, подвинулся, чтобы выскользнуть из нее, и медленно опустился рядом с разгоряченным, влажным от пота телом Сэриз. Он слышал, как гулко рядом с его собственным бьется ее сердце. Его тело обмякло, ослабев от полученного удовольствия. И от облегчения.

Ей было хорошо с ним. Он смог доставить ей удовольствие, ничего не видя, но, очевидно, с большим мастерством. Когда он в первый раз занимался любовью с ней, ему очень хотелось вернуть собственное зрение. Очень хотелось увидеть ее восторг. И это расстраивало его, добавляя к удовольствию капельку раздражения. И это раздражение он пытался удержать внутри себя.

На этот раз он думал только о ее удовольствии. Сэриз заполонила собой весь его мир. Он думал о том, какая она земная и зрелая, вспоминал прикосновения к ее шелковистой на ощупь плоти и завиткам, прикрывавшим ее естество, ее восхитительно неистовые стоны. Он не думал ни о войне, ни о потерях. Он думал только о Сэриз.

Сначала он почувствовал ее напряжение. Похоже, она перепугалась, когда он опустился у нее между ног и стал ласкать. Что же с ней произошло? Девон хотел знать, но не хотел напоминать ей о тех ужасных событиях, через которые она прошла. Ему просто хотелось успокоить ее. Потом она стала отвечать на его ласки. Судя по ее крикам, она получила максимум удовольствия.

— Спасибо тебе, мой ангел, — тихо сказал герцог и поцеловал грудь Энн. — За бритье. — Но что, черт возьми, ему дальше делать? Прошлую ночь он почти не спал, заставляя себя бодрствовать, чтобы не донимали кошмары. Необходимо заставить ее уехать, но прямо сейчас ему хотелось обнять ее и заснуть.

Это невозможно. Он не мог рисковать. Ведь если ему вновь приснится кошмар, он может причинить ей боль. Девон был уверен, что как только погрузится в глубокий сон, ощущение ее тела рядом с собой собьет его с толку, как это уже случилось вчера, когда прикосновение Энн он принял за прикосновение солдата, вознамерившегося убить его.

— Я не совсем еще закончила, — пробормотала снизу Энн. — Ваши роскошные волосы требуют стрижки.

Он должен отталкивать от себя людей. Ради их же блага. Именно такое указание было дано им Тредуэллу и той горстке слуг, которую он здесь держал.

И все же сейчас Девон сидел на стуле спиной к туалетному столику, пока Сэриз мыла ему голову. Она заставила его сесть, потом наклонила его голову над тазом и, набирая в пригоршни воду, намочила волосы.

Сейчас она намыливала их. Он стонал, закрыв глаза и наслаждаясь решительными круговыми движениями ее пальцев.

Девон сражался против батальонов французских солдат при Ватерлоо, где его солдаты столкнулись с армией численностью более семидесяти тысяч человек, но эта худенькая стройная женщина управляла им в этой комнате лучше, чем вице-генерал на поле боя.

Поразительно, как приятно было чувствовать женские руки на своей голове. Какое приятное ощущение вызвали ее руки! Сэриз не пыталась придать этому действу оттенок чувственности. Для этого она слишком сильно терла ему голову и массировала каждую точку: виски, за ушами, затылок.

Девон слышал, как барабанит за окнами дождь, стуча по стеклам.

— Ваша светлость, наклоните, пожалуйста, голову еще немного. — Энн ополоснула волосы, прикрыв его лицо своей рукой, чтобы на него не попала мыльная вода. Девон инстинктивно дернулся, когда по голове полилась теплая вода, и струйки побежали ему в глаза.

— Пожалуйста, сидите спокойно, — убеждала Энн. — Иначе я плесну вам в лицо.

— Да, дорогая, — послушно пробормотал герцог.

Она собрала его волосы в пучок сзади, отжала воду, и, когда отпустила, они влажной массой упали герцогу на шею. Энн стала энергично растирать ему голову полотенцем.

Девон едва не рассмеялся. Сейчас у Сэриз явно не было намерения искусно соблазнить его. Он чувствовал, как она тянет его за волосы, тщательно вытирая их.

Сэриз положила полотенце ему на плечи, и в следующую секунду Девон вдруг ощутил, как она рванула волосы, словно пыталась снять скальп. Он попытался вывернуться.

— Простите, но я должна воспользоваться расческой. — В ее голосе прозвучало подозрение, но никак не извинение. — Когда вы в последний раз расчесывали волосы?

— Перед тем, как ушел Уотсон. Примерно неделю назад.

— Нельзя позволять себе опускаться до такого, — зацокала языком Сэриз.

Она разговаривала с ним, как гувернантка с непокорным подопечным. Девону захотелось восполнить детали туманной истории, которую она ему рассказала. Сэриз вела себя не так, как девушка, которая большую часть своей жизни провела в лондонских трущобах.

— Почему твой дед не помог тебе после смерти отца? Почему он не взял тебя к себе?

— Он умер к тому времени, а больше у нас никого не осталось. Нам с матерью действительно некуда было идти. — У Энн задрожал голос, и стало понятно, что она не хочет об этом говорить.

В следующий момент шеи Девона коснулось что-то холодное.

— Что это такое? — опять дернулся он.

— Ножницы, ваша светлость. — Энн наклонила его голову, и он почувствовал, как двигается расческа, выпрямляя волосы, и услышал первый решительный звук лезвий ножниц. Энн стригла его, подробно рассказывая все, что собирается делать, и поворачивала его голову то так, то эдак.

— Ангел мой, а в Лондоне к тебе много раз обращались с просьбами побрить клиентов и постричь их?

Энн замерла, и Девон слышал, как падали клочки волос, касаясь щеки.

— Нет, — медленно ответила она наконец. — Разве джентльмены о таком просят? — с нотками невинного удивления в голосе уточнила Энн.

— Тогда почему ты решила заняться этим, любовь моя?

— Я подумала, что это поможет вам почувствовать себя лучше. Я знаю, что любовница должна, например, согревать бренди и… доставлять удовольствие мужчине ртом. Но мне показалось, что сейчас гигиенические процедуры — именно то, что вам нужно. — Она провела расческой по волосам Девона. — Вы почувствовали себя снова самим собой?

Сэриз была права. Без зудящей бороды и грязных неухоженных волос он действительно теперь чувствовал себя в своей тарелке. Глухой звук подсказал Девону, что она положила ножницы. Он был уверен, что услышал в ее голосе смущение, когда она говорила о том, чтобы доставить мужчине удовольствие ртом. Поразительно, что она осталась такой наивной.

— Хотите пойти со мной на прогулку? — спросила Энн.

— На прогулку? — Этого Девон никак не ожидал. — Но на улице льет дождь, дорогая моя. Даже я понимаю это. Я слышу.

— Я знаю. Я прошу вас пойти на улицу, потому что там идет дождь. Мне кажется, вам это поможет. Пойдемте со мной и узнаем.