Сафиро благодарила всех ангелов и святых на небесах за то, что Сойер прикован к ней наручниками. Если бы не это, он ушел бы на следующее утро.
Весь день она таскалась за Сойером. Сначала они пошли в хлев. Сойер покормил скотину и почистил стойла. Потом направились в огород – посмотреть, не сбежала ли Джинджибер и не забрались ли вместо нее кролики. Затем зашли в дом, Сойер взял хлеб, ломоть сыра и несколько морковок.
Сейчас они сидели на берегу ручья. Это место было далеко от дома, и Сафиро редко сюда ходила. – Ты часто здесь бываешь, Сойер? – спросила она, прекрасно зная, что он не ответит.
С самого утра Сойер никому не сказал ни слова. На его совести лежала смерть четырех человек, и он не мог думать ни о чем другом.
Девушка чуть не плакала. Боль Сойера стала ее болью, и она чувствовала себя несчастной. Сойер так много для нее сделал, а сейчас, когда он сам нуждался в поддержке, она не могла помочь.
Сафиро отвернулась и украдкой вытерла глаза.
– Давай поедим.
Сойер поднял камешек и бросил в воду.
– Нам надо перекусить, Сойер. Мы ведь еще не завтракали.
Сафиро протянула ему морковку, но он будто и не заметил ее руку.
– Зачем же ты взял еду, если не собираешься есть? Для меня?
Сойер задумчиво следил за воробьем, а когда тот улетел, бросил в ручей веточку и стал смотреть, как она уплывает по течению.
Сафиро отломила горбушку.
– Ну что ж, если ты взял эту еду для меня, значит, ты думаешь обо мне, хоть и не разговариваешь со мной.
Она откусила кусок и стала жевать:
– Сойер, я... я знаю, ты сейчас очень расстроен. Вчера ночью ты вспомнил ужасные вещи, но...
Девушка замолчала. Человек, сидевший рядом с ней на берегу, только внешне напоминал Сойера Донована. От этого мужчины, от его фигуры и взгляда веяло холодом.
Сафиро взяла еще одну морковку и сунула себе в рот.
– Когда я была маленькой, я курила морковку, веточки, карандаши... все, что было похоже на трубку, – стала болтать она. – Но я их не зажигала – только делала вид, что курю. Мой дедушка иногда покуривал трубку, и я за ним повторяла. Однажды он поймал меня с морковкой во рту, отобрал ее и сказал, что, если я буду курить, у меня будут плохо пахнуть волосы.
«Поговори со мной, Сойер! Пожалуйста! Не сиди таким холодным!»
– Ты не будешь сегодня искать самогонный аппарат Макловио, Сойер? Я бы тебе помогла.
Он отмахнулся от мухи.
– А знаешь, мне иногда хочется узнать, как чувствует себя пьяный, – продолжала Сафиро. – Вот у Макловио, похоже, всегда хорошее настроение – во всяком случае, до тех пор, пока он не впадает в буйство. Он поет, пляшет, смеется над тем, что другим совсем не смешно. Может, когда-нибудь я тоже напьюсь.
Она сунула в рот кусочек сыра.
– Мы с Тья хотим сходить за ягодами. У нас кончились яблоки. А я знаю одну полянку, где ягод много. Совсем недалеко от Ла-Эскондиды. Тебе придется пойти со мной.
Она знала, что Сойер никуда не пойдет. Наклоняться вместе с ней за каждой ягодкой? Конечно, об этом его можно даже не просить.
Интересно, как они снимут эти наручники?
Чтобы чем-то заняться, Сафиро отломила еще кусочек хлеба, скатала его в плотный шарик и бросила в ручей. Рыбешки тут же сбились в стаю и стали клевать хлеб. Серебристые плавнички блестели на солнце, точно звездочки.
– Хочешь покормить рыбок?
Девушка протянула Сойеру еще один катышек. Однако он даже не шелохнулся.
Больше Сафиро не пыталась с ним заговорить. Зачем? Все равно он молчал.
Только когда из зарослей послышалось глухое рычание, Сойер вскочил, потянул за собой Сафиро. Из-за деревьев медленно вышла пума, остановилась и припала к земле. Сафиро прижалась к Сойеру.
– Это не Марипоса! Похоже, он давно голодает. Посмотри, какой худой, Сойер!
– Это не он, а она.
Сойер потащил девушку в ручей и остановился, когда вода стала доходить ему до груди, а Сафиро было по шею.
– Она голодная, Сойер, и ждет, когда мы выйдем из воды. Я видела, как Марипоса часами стерегла кролика у норы.
Огромная кошка потянулась к оставленному на берегу завтраку, обнюхала хлеб с морковкой и за пять секунд расправилась с большим куском сыра, потом облизнулась и легла.
– Придется плыть, – сказал Сойер. – Повернись на живот и держи голову над водой.
Их тут же подхватило быстрым потоком. Пума побежала за ними вдоль берега.
– Проклятие! – выругался Сойер.
– Она устанет бежать, – сказала Сафиро и хлебнула воды.
– Да, но еще неизвестно, кто устанет первым. Эта кошка может преследовать нас часами.
Сафиро следила за пумой, которая бежала по берегу. Вдруг девушка узнала местность.
– Сойер, мы дома! – закричала она. – Прямо за этими деревьями – Ла-Эскондида!
Он остановился и придержал девушку, пока ее ноги не коснулись дна.
– Но мы не можем выйти, – сказал молодой человек.
– Давай позовем Макловио. Крикнем ему, чтобы принес меч. Может быть, он сейчас трезвый и услышит нас.
Она собралась кричать, но Сойер зажал ей рот рукой.
– А что, если он не трезвый? Пьяному человеку никогда не справиться с пумой. И у трезвого-то мало шансов. Или ты забыла мою встречу с Марипосой?
Сафиро оттолкнула его руку.
– И что же нам делать?
– Ждать.
И они стали ждать. Пума тоже ждала. Прошел час. Дикая кошка не сводила глаз с сидевшей в воде добычи.
Вскоре звериное долготерпение было вознаграждено. Из леса выскочила Джинджибер.
– Сойер! – вскричала Сафиро, показывая на берег. – Джинджибер! О Господи, наверное, кто-то зашел в огород и выпустил ее!
Пума повернулась к курице.
– Санта-Мария, эта львица сейчас съест мою милую Джинджибер!
Девушка ринулась было к берегу. Но Сойер не двинулся с места, и Сафиро пришлось остановиться.
– Ты в своем уме? – разозлился он. – Куда тебе бороться с пумой! Ты не сможешь...
– Пусти меня! – Девушка рвалась к берегу, но сдвинуть молодого человека ей было не под силу. – Сойер, пусти...
– Куда?!
Сафиро принялась молотить его кулаками в грудь и пинать ногами. Теперь она очень жалела, что приковала себя к Сойеру наручниками. Наконец девушка сдалась, отвернулась от берега, закрыла лицо руками и зарыдала.
– Я не могу смотреть, – причитала она. – Не могу смотреть, как убивают мою любимицу!
Сойер слушал ее рыдания и внимательно следил за берегом. Пума прильнула к земле, готовясь к прыжку. Джинджибер бросилась наутек.
Сойер подтащил Сафиро ближе к берегу и плеснул на пуму водой. Та на мгновение отвлеклась, но тут же снова повернулась к курице.
– Джинджибер – закричала Сафиро. – Сойер, сделай что-нибудь!
Страх за любимую курицу придал девушке сил. Она погребла к берегу. Но так как Сойер не двигался, Сафиро плыла на месте.
– Сойер! – Она захлебывалась водой и слезами. – Ради Бога, помоги мне ее спасти! Пожалуйста!
Ее мольба лишила Сойера разума. Вступить в единоборство с голодной пумой ради спасения какой-то курицы, которая к тому же ненавидела его всеми фибрами своей птичьей души? Глупее поступка нельзя было и придумать. Но в этот момент Сойер ни о чем не думал. Спотыкаясь в воде, он побрел к берегу, отталкивая Сафиро каждый раз, когда она пыталась обогнать его.
На мелководье он остановился, схватил горсть камней и бросил их в пуму. Потом еще и еще.
Огромная кошка с рычанием повернулась к ручью и вся подобралась, готовясь к прыжку.
– О Господи, – пробормотал Сойер.
Прикованный к Сафиро, он не мог отразить нападение зверя, поэтому быстро толкнул девушку назад, надеясь, что она успеет добраться до глубины.
Но Сафиро упала, увлекая его за собой.
– Ползи на глубину! – крикнул Сойер. Но было слишком поздно. Пума прыгнула.
Сойер закрыл собой девушку. Он весь напрягся, ожидая удара звериных лап.
Но никто на него не прыгнул. Вместо этого с берега донеслось страшное рычание. Сойер осторожно приподнял голову и увидел Марипосу, сцепившуюся с дикой пумой.
Завязалась жестокая борьба. Вскоре обе кошки были в крови. Они катались по берегу, зубы их были оскалены, острые когти выпущены.
– Марипоса! – крикнула Сафиро, пытаясь выбраться из воды. – Сойер...
– Стой! – Он сгреб ее в охапку. – Что, хочешь вмешаться в драку этих зверюг? Ты ничего не можешь сделать, черт возьми!
Девушке оставалось только смотреть и молиться, чтобы ее пума победила дикую. Звери сплелись в клубок, и было невозможно понять, кто из них Марипоса.
И вдруг дикая схватка закончилась.
Одна пума заковыляла по берегу и исчезла в густых зарослях. Вторая выплюнула шерсть изо рта, села на берегу и начала зализывать рану на лапе.
– Марипоса! – позвала Сафиро.
Золотистая кошка потрусила к ручью. Сойер отпустил Сафиро. Она тут же рванулась из воды и нежно обняла свою любимицу свободной рукой.
– Сафиро! – к берегу бежали старики.
– Мы слышали ужасные звуки! Мне кажется, даже Лоренсо их услышал!
Макловио первым добрался до ручья. Он помог Сойеру и Сафиро вылезти из воды.
– Что случилось? – спросил старик.
Уставшая после бессонной ночи, плавания по ручью, драки с Сойером и страха за Джинджибер и Марипосу, Сафиро в изнеможении опустилась на траву.
– Тья, посмотри, пожалуйста, что с Марипосой, – попросила она.
– Si, chiquita. – Тья быстро осмотрела пуму. – С ней все в порядке, Сафиро. Только три царапины, я забинтую их, когда мы придем домой. А теперь рассказывай, что случилось.
Откинув с лица мокрые волосы, девушка начала объяснять. Пока она говорила, в голову ей пришла удивительная мысль.
Сафиро остановилась и взглянула на Сойера.
– Ты пытался спасти Джинджибер, – прошептала она. Он отряхнул песок с мокрых брюк.
– Не напоминай! Это был самый глупый поступок в моей...
– А потом ты закрыл меня собой, когда на нас хотела прыгнуть пума.
Сойер пожал плечами.
Сафиро взяла его за плечи и заглянула ему в лицо.
– Ты никогда никого не убивал, Сойер. Я это точно знаю, как будто только что прочла в Библии.
Он поморщился.
– Сойер, как ты не поймешь: человек, который, рискует жизнью, чтобы спасти курицу, не сможет никого убить!
Человек, который готов умереть ради другого человека, не способен на убийство. Сегодня ты сделал и то, и другое. Ты не можешь быть хладнокровным убийцей.
– Сойер думает, что он убийца? – спросил Педро. Не спрашивая у Сойера разрешения, Сафиро рассказала своим людям его обрывочные воспоминания.
Макловио сел на землю и стал веточкой чертить круги на песке.
– То, что ты вспомнил четырех мертвецов в доме, еще не значит, что ты их убил, Сойер Донован. Когда я впервые встретился с Луисом, я сразу почувствовал, что он плохой человек. Но ты не вызываешь во мне таких ощущений. Я согласен с Сафиро. Ты не убийца.
– Я тоже с ней согласна, – сказала Асукар. – Она подошла к Сойеру сзади и принялась массировать ему плечи. – Ты ласковый, Сойер. Сильный, красивый и ласковый мужчина. Я чувствую такие вещи. Мне необходимо это чутье, чтобы не пригласить к себе в постель убийцу. У многих женщин моей профессии такого чутья нет, и, случается, их убивают.
– Сафиро, Макловио и Асукар правы, – заявил Педро и перекрестил лоб Сойера. – Я апостол Петр, ключник и страж райских ворот. Милостью всемогущего Господа я с одного взгляда могу узнать грешника. Но ты, Сойер, сделал для нас много доброго. Ты многое починил в нашем доме. Ты спас меня от огня. У тебя болела нога, но ты пошел драться с Макловио, чтобы он не порушил все наше хозяйство. Но самое главное, ты подружился с Сафиро. Ты сделал ей качели, ты заставил ее смеяться. Уверяю тебя, сын мой: что бы ты ни совершил в прошлом, наш Отец все равно уготовил тебе место в раю.
– О чем вы все говорите? – поинтересовался Лоренсо. Макловио показал Лоренсо, чтобы тот сел рядом с ним. – Сойер думает, что он злодей! – проорал он на ухо глухому старику.
– Для людей, – с улыбкой кивнул Лоренсо, – да, он делает много хорошего людям, всем нам. Ты добрый человек Сойер. Иногда ты напоминаешь мне Сиро. Он был таким же – сильным и умным. У тебя большое сердце, парень.
– К чему этот разговор про убийства? – с укоризной сказала Тья. – Франсиско, ты не способен и мухи обидеть! Помнишь, как тебе надоедала Джинджибер, пока ты лежал больной? Ты мог бы запросто свернуть ей шею, сынок, но ты даже ни разу ее не ударил. Прекрати эти разговоры про убийства! Мне не нравится, когда ты обсуждаешь такие вещи.
Старики по очереди похлопали Сойера по плечу, Асукар и Тья погладили его по голове, а Сафиро обняла его. Сойер задумался об этих людях. Педро потерял разум, Асукар – молодость, красоту и разум, Лоренсо – слух, а Тья – сына. Что касается Макловио, то он потерял желание смотреть в глаза реальности и нашел радость в бутылке.
А Сафиро... вот уже десять лет она живет в Ла-Эскондиде и, наверное, останется здесь на долгие годы. Сафиро потеряла целый мир.
Все они утратили в жизни что-то важное. Одни еще могут восполнить свою потерю, другие – нет. Но как бы то ни было, у всех у них есть что-то общее.
Сойера охватило чувство вины. Все это время он просто терпел стариков и никогда не был по-настоящему добр к ним. Но они не могли измениться, так же как и он не мог вспомнить прошлое.
Эти люди приняли его таким, какой он есть. Они видели и ценили в нем хорошие качества и отрицали то, что думал о себе Сойер.
Шесть пар глаз смотрели на него, и в каждом взгляде он видел участие, доверие, доброту и преданность.
А еще веру. Они в него верили!
Сойер закрыл глаза.
Впервые с тех пор, как он потерял память, у него возникла мысль: «А может, я нашел свое настоящее и будущее?»
В Ла-Эскондиде.