Макловио вытаскивал трупы с территории Ла-Эскондиды, а Сойер осматривал четвертого бандита. Он крепко связал его и заткнул ему рот кляпом. Видеть подонка в доме Сафиро было невыносимо, поэтому Сойер выволок его во двор.

Сафиро, Тья, Асукар, Лоренсо и Педро стояли на крыльце и наблюдали за его действиями.

– Он еще жив, – сказала Сафиро. Разбойник застонал, повернул голову.

– Я передам этого подонка властям. – Сойер вытер пот со лба. – Его повесят, как преступника, Сафиро.

– Да, его повесят, но сначала он донесет на моих стариков. Это будет его последнее преступление перед казнью. Он отомстит нам. А потом сюда явятся полицейские. Они найдут Ла-Эскондиду и арестуют Макловио, Лоренсо и Педро.

Сойер посмотрел на Сафиро.

– Тогда что мне с ним делать? – спросил он. Девушка сузила глаза.

– Убей его, – сказала она.

Сойер еще никогда не убивал беззащитных. Одно дело – стрелять в вооруженного врага, и совсем другое – в связанного пленника.

Но он не стал спорить. Он был готов пойти на все, лишь бы избавить Сафиро от ее страхов.

Сойер достал револьвер, взвел курок и направил оружие на мужчину.

– Нет! – девушка слетела с крыльца, подбежала к Сойеру и сильно его толкнула.

– Сафиро, какого черта...

– Не могу, – произнесла она, – я очень боюсь, что этот подонок донесет на моих стариков, но я не могу позволить ему так умереть. Он лежит на земле, связанный, с кляпом во рту и совершенно беспомощный. Это... нехорошо! Нехорошо так убивать его, Сойер!

В этот момент Сойер отчетливо осознал, что любит ее. На всем свете нет другого такого же доброго, милосердного сердца, как у Сафиро.

Да она просто ангел!

Опустив револьвер, Сойер пошел к Сафиро. Ему хотелось обнять ее и крепко-крепко прижать к своей груди.

В это время бандит кое-как сел, потом, пошатываясь, поднялся на ноги. Револьвер в руке Повелителя Ночи сулил ему близкую смерть, но он не собирался встречаться с небесным Создателем, не попытавшись спастись. Бандит побежал.

На опушке леса его встретила Марипоса. Огромная кошка почуяла чужого. Одним прыжком она сбила бандита с ног и вонзила свои острые зубы в его горло.

Тот умер, не успев даже крикнуть.

Сафиро лежала рядом с Сойером. Была глубокая ночь, и они не волновались, что Тья застанет их вместе. Старики сильно устали и пошли спать, лишь только стало смеркаться.

Это была ее последняя ночь с Сойером. Он исполнил все о чем она его просила, и теперь ему незачем оставаться в Ла-Эскондиде.

Но девушка не хотела омрачать последние часы. Когда Сойер уедет, у нее будет время поплакать.

Можно будет плакать всю жизнь.

– Сойер!

Он навис над ней. Девушка почувствовала, как его горячая плоть уперлась ей в живот, и задрожала от возбуждения.

Он слегка вошел в нее, потом полностью вышел, стремясь воспламенить девушку этими дразнящими движениями. Сафиро ответила ему таким страстным и сладостным поцелуем, что Сойер с трудом удержал рвущееся с губ признание в любви. В эту ночь он любил Сафиро как никогда нежно, уносил ее к прекрасным вершинам блаженства, которые доступны лишь влюбленным. Держа ее в своих объятиях, упиваясь ее поцелуями и наполняя ее собой, он вдруг понял, что впервые в жизни занимается любовью с женщиной, ибо его близость с Сафиро была не простым соитием.

Они любили друг друга, и это была настоящая любовная близость – в полном смысле слова.

«Я люблю тебя», – говорил он ей, когда она дрожала от страсти.

«Я люблю тебя», – говорил он ей, когда они вместе достигли высшей точки наслаждения.

«Я люблю тебя», – говорил он ей, когда она прижалась к нему и нежно целовала, слизывала соленые капельки с его лица.

– Я люблю тебя, Сойер, – прошептала девушка, облизывая губы и не догадываясь, что эти капли на его щеках – слезы.

На другое утро, еще не открыв глаза, Сафиро уже знала, что Сойер уехал. Нежная ночь любви, которую он ей подарил, была его прощанием.

Девушка не могла плакать – горе было слишком глубоко. Она встала, повернулась, чтобы заправить постель. И замерла.

Все одеяло было усыпано розами. Пышные красные бутоны. Глядя на эти цветы, Сафиро всегда будет думать о Сойере. Сколько же раз он дарил ей розы? Так часто, что она не могла сосчитать.

Собрав розы, Сафиро положила их в корзину. Теперь каждый вечер перед сном она будет смотреть на них, трогать их. Скоро розы завянут, потемнеют и умрут.

Но ее любовь к Сойеру Доновану не умрет никогда. Она застелила постель, оделась и вышла из спальни, чтобы разбудить своих стариков и сообщить им об отъезде Сойера. Все рыдали, но девушка так и не заплакала.

День сменял другой, а она все не плакала. Дни складывались в недели. Наступила осень, грянули первые заморозки... и Сафиро поняла, что носит под сердцем ребенка Сойера.

Сидя на качелях, которые сделал ей Сойер, она наблюдала за ходившим в загоне Корахе.

Сойер уехал на Сладкоежке, а жеребца оставил в Ла-Эскондиде. Теперь Корахе стучал копытом по мерзлой земле.

Взгляд девушки упал на розовые клумбы. Бархатные листья поблескивали инеем. Казалось, цветы покрыты бриллиантовой крошкой.

Розы... Девушка вспомнила, как в день отъезда Сойер усыпал ее постель этими прекрасными цветами. Сердце ее сжалось.

Она положила руку на живот, и слезы наконец полились у нее из глаз.

Сафиро стояла, нагнувшись к грядке, и собирала семена, то и дело вытирая рукавом пот со лба. Ветер трепал ее волосы и юбку, но солнце пригревало по-летнему.

Девушка выпрямилась и с улыбкой взглянула на забор, которым Макловио обнес огород. Старик очень старался загладить свою вину – ведь из-за него прошлым летом сгорели все овощи.

Еще Макловио огородил два больших пастбища. Теперь у Панчи, Райо, Мистера и лошадей появились обширные выгулы. Там животные могли вдоволь бегать, резвиться и щипать травку.

На деньги, оставленные Сойером, монахини купили для Сафиро скот и птицу. Тья, Асукар, Педро и Лоренсо ухаживали за поросятами, овцами и курами. Мясо, яйца, шерсть и молоко они продавали в ближайших деревнях, а на вырученные деньги покупали все необходимое.

Все хорошо, думала Сафиро. Только ее сердце разбито навсегда. Всю жизнь она будет тосковать по Сойеру. Но ей не суждено увидеть его еще раз.

Смахнув слезы, она снова нагнулась и принялась собирать семена.

Неожиданно девушкой овладело какое-то странное чувство. Сначала она подумала, что это страх, но нет. Она дрожала не от холода и не от ужаса, а скорее от радости.

Что с ней происходит? Почему ей хочется прыгать, петь и плясать? Сердце ее вдруг встрепенулось. Сафиро сжала сапфир. Улыбка заиграла на ее губах, но она все еще не понимала, в чем причина столь неожиданной радости.

Приятное предчувствие захлестнуло ее теплой волной. Голова шла кругом.

Сафиро стояла в огороде и прислушивалась к себе, к своему внутреннему голосу.

И тут она поняла.

Подпрыгивая, она выбежала во двор. Юбка зацепилась за гвоздь, и ткань с треском порвалась, но молодая женщина не обратила на это внимания. Она летела по двору мимо Тья и Асукар, мимо Макловио, Лоренсо и Педро.

Когда она бежала к выходу из Ла-Эскондиды, то услышала крик:

– Сафиро! Я вернулся, Сафиро!

Она пошатнулась и ухватилась за дерево, чтобы не упасть, с нетерпением взглянула на ворота. Это был самый счастливый день в жизни Сафиро.

Наконец он появился. Верхом на Сладкоежке, в своем черном плаще, развевавшемся по ветру.

Сойер!

Сафиро хотела позвать его, но от радости не могла вымолвить ни слова.

За Сойером ехал фургон. Там сидели дети и невероятно уродливая собачонка.

Фургоном правил Аира. Девушка сразу поняла, что это он черные волосы, голубые глаза и ослепительная улыбка. За его спиной сидели Такер, Джесс и Дженна. У Такера были рыжие волосы и зеленые глаза, а у близнецов – русые волосы и карие глаза.

Красотка сидела рядом с Айрой и виляла хвостом. Казалось это животное окунули по крайней мере в десяток бочонков с разной краской, чтобы добиться столь пестрой расцветки. Она лаяла так радостно, как лают только очень любимые собаки.

– Сафиро!

Девушка подняла глаза. Этого мужчину она любила всем сердцем.

– Я вернулся. – Сойер спрыгнул с лошади и заключил Сафиро в свои крепкие объятия.

Она и не мечтала о том, что эти руки когда-нибудь вновь обнимут ее.

– Я привез своих братьев и сестру. – Сойер уткнулся в ее волосы. От радостного волнения у него кружилась голова. – Аира, – позвал он, – Такер, Джесс, Дженна! Идите познакомьтесь с Сафиро!

Дети вылезли из фургона, по очереди пожали руку Сафиро. Сойер спять прижал ее к своей груди.

– Городок, – прошептал он. – У меня есть деньги. Сейчас в школе каникулы, и дети не учатся. Я привез их с собой – моих братьев и сестру. Мы построим городок, Сафиро. С большим магазином, на прилавке которого будет стоять банка с леденцами.

Она не понимала, что он говорил, но это не имело значения. Главное, что он здесь. Он вернулся!

– У меня есть деньги, – повторил Сойер. – Мне пришлось еще немного побыть Повелителем Ночи. Каждый раз, выходя в ночной рейд, я думал о тебе, о твоей давней мечте жить в городке.

Молодой человек отстранился и заглянул в удивительные голубые глаза Сафиро.

– Ла-Эскондида будет городом, Сафиро! Мы построим дома, привезем сюда людей. Это будет настоящий город!

Но она не понимала. В голове ее билась одна счастливая мысль: он здесь, он стоит перед ней ее Сойер!

– Я добился помилования твоим людям, – сказал он. – Я солгал. Сказал властям Синнера, что своими глазами видел, как банда Кинтана застрелила Луиса и его людей. Я прожил в Синнере всю жизнь, и у меня там безупречная репутация. Шериф мне поверил. Сафиро, обвинения против твоих людей сняты. Власти простили Макловио, Лоренсо и Педро.

Слова Сойера наконец стали доходить до сознания Сафиро.

– Свободны, – прошептала она, – мои люди свободны!

– Да.

Сойер опять прижал ее к своей груди – так крепко, что она почувствовала, как бьется его сердце.

– Я люблю тебя, Сафиро. Мне кажется, я полюбил тебя с того самого дня, когда ты попросила меня сунуть голову в ведро с водой и утонуть. Пока я был далеко от тебя, я делал все возможное, чтобы поскорее вернуться в Ла-Эскондиду. Потому что здесь осталась моя любовь.

Сафиро смотрела на него сквозь слезы.

– Сойер, – прошептала она.

– Будь моей женой, Сафиро. Скажи, что ты выйдешь за меня замуж!

Она взглянула в глаза самого прекрасного мужчины на свете:

– Да, да, я выйду за тебя замуж, Сойер Донован.

Он нагнулся, чтобы поцеловать любимую, но тут заметил, что к ним спешат Макловио, Педро, Лоренсо, Асукар и Тья.

Сойер нахмурился. Тья несла какой-то сверток, и этот сверток шевелился.

– Сафиро, я принесла его! – задыхаясь, проговорила старая женщина.

В глазах ее светилась гордость. Когда Тья наконец убедили, что ее «милый Франсиско» стал взрослым мужчиной и полюбил Сафиро, она начала называть младенца своим внуком.

Сафиро забрала у Тья малыша и осторожно протянула его Сойеру.

Тот взял его дрожащими руками и в полном ошеломлении уставился на светловолосого ребенка с глазами точно такого же оттенка, как у Сафиро. Догадка озарила Сойера подобно тому, как первый рассветный луч озаряет тьму ночи. Он не находил слов, чтобы выразить свои чувства.

– Это твой сын, Сойер, – торжественно объявила Сафиро. – Хайме Рассел Сиро Донован.

«Хайме Рассел Сиро Донован», – мысленно повторил Сойер. Имя звучало не очень складно, но это не имело значения.

Его сын был самым прекрасным существом на свете, и сердце Сойера наполнилось нежностью.

Крепко прижимая к груди маленького Хайме, Сойер нагнулся и поцеловал Сафиро.

В этот момент Сойер понял, что, потеряв прошлое, он в конце концов обрел будущее. В Ла-Эскондиде. С самой красивой, самой нежной и удивительной женщиной в мире – Сафиро Марией Кинтана.