Глава тринадцатая
Советники разошлись. Мы остались с отцом в пустой гостинной, и я обнаружила, что на моих коленях всё так же лежит мокрое полотенце, которым я сушила волосы.
— Они тебя напугали? — тихо спросил отец.
Я подумала и сказала:
— Не знаю.
— Я просил Ларнико погодить с визитом, но они примчались, как ветром надутые. Наверное, думали, что если они тебя застанут врасплох, ты будешь откровеннее…
Я меня возникло мрачно-ироничное ощущение, что я снова в плену у да Райхха. Или в третьем на допросе. Интересно, люди при власти всегда так себя ведут? Стараются согнуть тебя в самой неудобной позе и добиться своего?
— Тень им на хрен.
— Ты раньше так не ругалась, — покачал головой отец.
— Я раньше всего этого не переживала… — в сердцах буркнула я, немного смутившись.
— И стала ты куда твёрже и злее, — продолжал отец, — Жаль, что нам с тобой и до моего ухода не удавалось видеться регулярно, а теперь и вовсе столько лет прошло! Наверное, я что-то упустил. Ты изменилась, Санда. Очень. Не могу сказать, что повзрослела… Но тебя как броня покрыла.
Я улыбнулась, как мне показалось, несколько беспомощно. Если бы смог понять, что броня эта была заимствованной… Скопированной или одолженной у другого человека. Я и сама ловила себя на мысли, что начала так поступать, так общаться с людьми и так выражаться, как Карун. Просто мастер-класс прошла по защите и нападению из-за угла.
— И кто тебя только таким словам научил? — мягко пожурил меня отец, — И так себя вести?
Я помолчала и ответила:
— Он.
Как мне показалось, вздрогнув, отец проговорил:
— Не самый хороший учитель для молодой женщины.
— Не стану с тобой спорить. Факт свершившийся. За эту неделю я не раз попадала в такие передряги, где покрыть Богов матом — самое то что надо. И не доказывай мне, что тебе это не очевидно, и что для тебя это действительно важно в такой ситуации.
Отец остолбенел, а я с опозданием напомнила себе, что передо мной не да Лигарра. Я только что впечатала отцу, что он либо лицемерит, либо ни Тени не смыслит в жизни. Но я была… обижена. Отец не стал на мою сторону перед лицом Совета. То есть как бы стал — но пользой он считал не то же самое, что я. При том я не верила, что он был так слеп, что не сознавал очевидного. Как и члены Совета. А что они хотят — чтобы я смирилась с казнью человека, которого я считала другом и которому столько раз была обязана жизнью, а в ситуации с Рунидой — ещё и достоинством?! Эта сволочь могла меня изнасиловать — хорошо ещё, что я это поняла с таким опозданием!
Мы с отцом оба помолчали, а потом оба же сказали:
— Извини.
Заулыбались. Всё-таки мой отец — хороший и мудрый человек.
— Как мне теперь быть? — тихо спросила я.
— Начинай учиться. Я позвоню своему приятелю, его зовут Лак'ор. Профессор Лак'ор. Пожилой, уважаемый человек. Он преподаёт в одной из местных школ, но имеет большой опыт обучения сайти с поздним проявлением Дара. Хотя, признаюсь, до тридцати лет тут никто не дотягивает — но я подозреваю, что Лак'ор, уж прости меня, с радостью вцепится за возможность тебя изучить, — улыбнулся отец, — Впрочем, твоя задача не меняется. Учиться и начинать понимать себя. Дар, единожды проявившись в одном из компонентов, имеет свойство лавинообразно проявляться во всех остальных. И чем старше носитель Дара, тем быстрее это происходит. С учётом твоего возраста — тебя ждут очень напряженные дни или недели. Хотя может быть и так, что полёт — это единственное, что тебе дано.
Хотя тревога не отпускала меня, я ощутила любопытство.
— А у Дара есть много компонентов?
— Конечно. Полёт — лишь малая доля умений бризов. Но — самая частая, и нередко принимаемая за эквивалент силы.
— Частая — а что, не все бризы летают?!
— Иногда — нет. Некоторые компоненты в той или иной степени вытесняют способность к полёту. Но они редко проявляются даже у чистокровных бризов. Таково, например, Прозрение — Дар видеть истинную суть вещей. Или Зов Земли — Дар выращивать растения со скоростью, превыщающей нормальную в сотни раз. Есть и другие.
Теперь я слушала отца, разинув рот.
— Дар может быть сильным или слыбым независимо от чистоты крови. Всем нам даны мышцы — но не все способны носить большие грузы, — пояснил он, — А опытный взрослый бриз умеет даже со слабой силой Дара добиться бСльших результатов, чем самый одаренный юнец. Кроме того, все компоненты могут проявляться с разной силой. В разных пропорциях комбинироваться.
— А что мы ещё умеем?
…В этот миг я это и сказала. «Мы»… Я каким-то чудом впустила это в себя. Не знаю. Потом я не раз переживал это ощущение — впускание в себя (по крайней мере, я звала это так), и оказывалось, что именно так… Впрочем, я забегаю наперёд. Но я сказала «мы»… Я назвала себя бризом. Именно тогда.
— Из базовых навыков — терморегуляция; регуляция, как я уже говорил, зачатия; почти у всех есть Исцеление — правда, лишь некоторые могут им эффективно пользоваться. У Исцеления есть близкие по сути, но куда менее гуманные дарования — но им Мастера обучают специально, и редко кто этим пользуется. Всего насчитывается около 15 компонентов. Возьмёшь книжку — прочитаешь. Да и Лак'ор тебе многое объяснит.
— А что значит — Исцеление?
— Дар заживлять и восстанавливать касанием, путём передачи своих сил другому. Подразумевает также способность видеть или ощущать сквозь живую ткань — никак иначе Целитель не соориентируется. Больных в Горной Стране почти нет. Зато хорошие Целители нарасхват. Впрочем, этот Дар есть у многих, просто мало у кого он достигает нужной силы, да ещё и специальное обучение необходимо. Хотя при том наши тщательно изучают медицину как таковую — в низинном смысле слова. Но гораздо лучше.
— А зачем? — забеспокоилась я, — Если можно касанием… ну, так как ты сказал?
— Хорошее знание физиологии и биохимии еще никому не вредило, — поддел меня отец, и я согласилась — ещё бы они этого не знали и не умели! Они же выращивали искусственные тела и изменяли геномы будущих людей! Не на потоке — я подозревала, что это очень сложно, но всё же!!! — Ты ведь уже знаешь, — продолжал отец, — биологические науки — это конёк бризов. В Горной Стране достигли в этом больших высот — алллонга и не снилось, что здесь делают с живыми тканями и структурами клетки. Но большинство разработок давным-давно заморожены из-за неясности сферы их применения. К тому же — этические моменты очень запутаны. Некоторые из этих технологий применяются в целях разведки. Но во всём этом задействованы живые люди, нередко дети — как вот я когда-то, например — а население Горной Страны и так небольшое. Все друг друга в конечном итоге знают. Это как огромная Семья — притом живущая на пределе численности, необходимой для поддержания здоровой популяции.
Это да, подумала я, это немаловажно. В небольших группах людей неизбежно постепенное вырождение.
— В итоге Совет не слишком-то охотно идёт на разрешение переносного клонирования и генетической модификации, — вёл дальше отец, и я невольно заслушалась, — всё это не только потери носителей Дара (хотя бы слабого), но и уменьшение численности населения.
Меня посетила неожиданная мысль.
— Отец, — сказала я неуверенно, — но если бризы достигли таких высот в области генетики, то почему не сделать Дар доминантно наследуемым? Ведь тогда проблема выживания бризов как вида не будет стоять так остро…
Отец начал улыбаться, ещё когда я говорила, из чего я заключила, что я не первая такая умная…
— Увы, — сказал он, — Невозможно. Это уже было, и гипотезы такие прорабатывались не раз.
— И..?
— Дар не наследуется строго на биологической основе. Он даётся — или нет. Угненетение генетики шайти не даёт никакого эффекта — такие исследования проводились как минимум пять раз — это лишь достоверно зафиксированные в истории. В целом, у чистокровных бризов несомненно будут дети с Даром — но он вполне может быть менее сильным и развитым, чем Дар у сайти или кватеронца. Благословение Создателя — это слова, которые описывают явление наиболее точно. В уж кто Создателю по душе… — и отец покачал головой с неожиданно мягкой улыбкой, так что мне показалось, что он абсолютно точно знает «критерии» Создателя, и (как метематик и логик) не слишком одобряет их. Зато принимает, как человек.
— Как это возможно? — удивилась я, — Ведь у всего на свете есть материальная основа?
— На самом деле, никто не знает. Здесь, в Горной Стране, ты ещё столкнёшься с такими вещами и явлениями, которые нельзя объяснить исключительно с точки зрения материалистической науки. Для ряда явлений её недостаточно. Мы можем выводить законы, но не вскрывать причины. Точнее — причины слишком просты, чтобы их вскрывать. Но я забегаю наперёд, — он развёл руками, — Лак'ор прочтёт тебе небольшой, так сказать, вводный, курс истории, в том числе истории науки. Дальше будешь читать сама. Постепенно ты поймёшь. Бризовский диалект не слишком-то отличается от низинного — как ни отгораживаются друг от друга Мир и Горная Страна — они всё-таки достаточно хорошо контактируют. Выучить его не доставит тебя трудностей — с твоей-то памятью. Так что всё в твоих руках.
Я кивнула.
— Я буду учиться с большим удовольствием. Само собой. Хотя мне немножко боязно. Особенно… ты понимаешь… — беспокойно проговорила я. Эти разговоры немного отвлекали меня от проблем с Каруном, но лишь потому, что тема моих способностей волновала меня чуть ли не сильнее.
— Оторваться от земли? — весело поддел меня отец, — Санда, тебе достался лучший из Даров Мира. Тебе только нужно побороть собственный психологический барьер.
Я посидела немножко, вдруг вспомнив свой первый, такой корявый и жуткий полёт… Такой сказочный.
— Я не боюсь высоты, — сказала я, — ты же знаешь — я всю жизнь сижу на подоконниках. И теперь, когда мы летали на этой машине… — Я вдруг некстати снова вспомнила про да Лигарру, и в моём горле запершило, — так вот, когда мы летели — я высунулась и смотрела вниз, и на бойре тоже. Меня все ругали, а мне как мёдом внизу было помазано… И когда я увидела, как Дейлли кинулся за борт лодки… я не знаю, это было такое странное чувство..! я не могу забыть, как он летел.
Отец улыбнулся, хотя и немножко печально. Я ещё не рассказывала ему в подробностях все события после нашего падения, и я не имела понятия, знакСм ли он с лопоухим пограничником Дейлли.
— Дар зовёт тебя. Снова сожалею и прошу у тебя прощения, дочь моя.
— За что? — удивилась я.
— Ты бриз. Я ведь с самого начала это знал… Наверное, я уж слишком влюбился в твою мать на старости лет, — мечтательно и грустно вздохнул отец, — и если б ты знала, как я скучаю по твоей ней… Ты очень сильный бриз, — с улыбкой кивнул он, — Сюрпризов мы из тебя вытащим ещё немало.
Я застыла.
— Сильный? Почему?
— Только так ты могла пробиться сквозь полученное тобой воспитание. Но теперь — это, может быть, твоё преимущество. Надеюсь, ты сможешь взять от обоих твоих корней самое лучшее. И отсечь всё то, что было лишним.
Мне показалось, что он совершенно ясно мне намекнул, что именно было лишним.
Скомкав на кресле мокрое полотенце, я направилась за ним по коридору. Меня обуревали чувства столь разные и противоречивые, что я ощущала себя, как в чане с кипятком. На самом деле, это было достаточно утомительно. Я переживала из-за неясности своего будущего, но при том и мысли о недавнем разговоре с членами Совета жгли меня огнём. Что от меня хотят? Что хотели? Что они собираются делать? А Каруна хотят убить. Это казалось мне таким иррациональным, что у меня даже не было сил про это думать.
Запрет Ларнико вызвал у меня невероятное и жгучее чувство протеста. Мне ужасно, до дрожи в груди, хотелось увидеться с да Лигаррой… Просто знать, что у него (хотя бы пока) всё в порядке. Глянуть в прохладные глаза на худощавом, крупном лице, услышать этот его ироничный, усталый смешок сквозь зубы.
Боги! Всё, что меня окружало в эти минуты — и даже визит Совета — на самом деле было таким светлым, позитивным, оптимистичным. Всё это для меня означало жизнь и будущее, притом счастливое, и уж наверняка лишенное унижений и травли, коих я нахлебалась в прошлой жизни. А всё, что меня связывало с Каруном, отмечал страх. Я боялась его самого, потом КСН — в целом и в деталях, я боялась шантажа, я боялась людей из Десятки, я пережила немало жутких часов в плену и уж точно натерпелась кошмара во время падения риннолёта. Казалось, всю мою жизнь до прихода в Адди покрывала тьма… Боятся теперь ещё и за Каруна мне было на самом деле тяжко. Было куда проще отвернуться от него и забыть, как советовал отец, Ларнико и прочие. Отдаться своему прекрасному грядущему.
Но я почему-то не могла.
Я тяжело, густо, удушающе… скучала. И от одной только мысли, что я теоретически могу снова его увидеть, меня (Боги мне помогите) охватывало какое-то безумие. Счастье, готовое плевать на оптимизм Совета и будущие уроки этого профессора Лак'ора. Счастье, готовое платить собственным благополучием! — ради возможности хотя бы иногда видеть этого человека. Ну что это со мной? В своём ли я уме? Он же для меня никто.
Я шла за отцом по коридору и глядела в пол.
Я всё-таки не оставляла надежды, что хоть у кого-то из советников достанет мудрости и доброты дать Каруну шанс.
Только ведь, Боги мне помогите, согласие на жизнь будет для него равнозначно предательству. От Совета он не примет даже стакана воды… Разве же я не знала его? Мои мозги закипали от бесплодных усилий придумать что-то конструктивное.
Выйдя из гостиной, мы миновали несколько закрытых помещений, дверь на просторную кухню (я мельком увидела вход-порожек в одной из её стен) и, наконец, отец раскрыл передо мной дверь.
— Это будет твоя комната. Располагайся.
Отец расстарался. Мои новые окна выходили на панораму да-Карделла во всей его красе, повитого зеленью, с величественным краем горной чаши на том конце и неизвестным мне сиреневым пиком вдалеке. Надо будет хоть карту изучить… В комнате стояла просторная кровать, объёмистый шкаф, наполовину погруженный в стену, туалетный столик, а пол возле кровати укрывал теплый (подозреваю, тоже квазиживой) ковер с низким ворсом оливкового цвета. Скромно, светло и очень уютно. Много воздуха, а это мне всегда нравилось. Сердце моё поневоле заполнили тепло и благодарность. Я вздохнула и заставила себя думать о чём-нибудь более практичном.
— Пока ты плескалась, старый добрый Рики предложил поселить тебя тут, мол, отсюда наиболее гармоничный и успокаивающий вид. Сказал, чтобы ты скорее полюбила этот город, — улыбнулся отец, — Раньше это была его комната. Он даже успел вынести все вещи, а уже потом мне сообщил. Спорить с ним бесполезно — в попытках всех осчастливить он упрям, как все шоколадные, да ещё и возраст берёт своё, а?
Я смущенно пожала плечами. Вообще, я подозревала, что теперь мне придется внимательно следить за своим поведением и языком. А всё из-за местных хупара. В моей речи была масса поговорок, которые, как я начинала понимать, могли их оскорбить — ведь тут их считали равными, и они не были зависимы от других рас. Ну разве что добровольно, по душевному расположению — вот как Рики, наверное. И с поведением — вообще могла быть катастрофа. Мой язык просто не поворачивался назвать кого-то из хупара на «вы», и я физически не воспринимала их равными себе. Конечно, Боги свидетели, у меня были друзья-хупара (ну, почти друзья), и я почти всегда была вежлива и дружелюбна со всеми шоколадными в своей жизни, но ведь это была вежливость старшего. Вот же ситуация, да? Я наверняка переживу массу неловких моментов, если хоть на миг выпущу это из головы!
Что, например, связывает отца и этого хупара? Вряд ли отец следует низинной привычке пользоваться услугами семейных шоколадных, но при том старик Рики повёл себя именно как семейный хупара. Или как свободный хупара-клятвенник Семьи. Даже интересно — ведь я смогу выяснить, какие особенности шоколадных обусловлены воспитанием, а какие — наследственностью…
Тяжело вздохнув, я повалилась на кровать.
Отцовский друг-профессор пришёл под вечер. В дверь вежливо постучали, я поспешила её открыть, и за порогом (точно в центре коврика) оказался сухонький крошечный старичок в летнем плаще, идеально выглаженных брюках и элегантных светлых ботинках. Цвет его волос напоминал мой, но среди них, подобно перьям южной птицы, виднелись яркие красно-оранжевые вихры, тем не менее лицо профессора, хоть и обрамленное этим фантастическим убором, выглядело достойным фотографии в академическом издании. На милой, неожиданно щекастой физиономии ЛакЄора горела приветливая улыбка.
— Очевидно, вы и есть Санда, — сказал он улыбающимся (иначе не назовешь) голосом и аккуратно переступая через порог.
Обстоятельно представившись мне («Лак`ор ДаоррИда Серая Скала, учитель, историк, энтузиаст»), профессор снял плащ и, пока я гадала о его расовой принадлежности (исходя из внешности, сложного имени и входа через обычную дверь, а не через порожек), элегантно взмыл к вешалке (ровно настолько, насколько он не доставал до неё) и аккуратно зацепил своё одеяние за крючок.
Не знаю, насколько сильно я разинула рот, но это не укрылось от озорных глаз ЛакЄора.
— Если у человека есть возможность выбора, признак вежливости — входить в дом так же, как входит в него хозяин, — тёплым назидательным тоном сказал он, — Может быть, я неискоренимо сторомоден — нынешние молодые ребята редко соблюдают это правило — но тут уж ничего не поделаешь, — и он с деланным смирением развел сухонькими руками.
Я поспешила пригласить Лак'ора в дом. Идя за крохотным бризом по лестнице, я не смогла сдержать улыбку. Как ни мучали меня личные тревоги, гость мне понравился. Лак'ор выглядел, как настоящий учитель — старомодный, педантичный и милый, притом не только любящий детей, но и уважающий их — хотя детьми для него были уже, наверное, любые особи младше сорока. Но ведь рядом с настоящим учителем быть ребенком не зазорно! Рядом с таким хочется сидеть с раскрытым ртом до самой своей старости!
К тому же старомодность, на которую так лукаво посетовал Лак'ор, меня вполне устраивала — мне претили эти новомодные педагогические штучки — обучающие игры, цветные стены и затейливые книжки. Всё это казалось мне унизительным для всех участников процесса и как-то не подходящим по высокое звание учёбы — можете считать это травмой детства, но, по моему глубокому убеждению, школой могло называться лишь сухое правильное заведение, оснащенное сухими правильными учебниками и любящими педагогами. В конце концов, для чего мы учимся? Чтобы привести в порядок хаотичные юные мозги — а вовсе не для того, чтобы этим самым мозгам потакали в их хаотичности.
В общем, Лак'ор Даоррида Серая Скала поневоле вызвал у меня трепетный ученический восторг.
Отец с воплем заключил старика в объятия, и, пока они хлопали друг друга по спинам, восклицали и кряхтели, изображая свои годы, я спешно метнулась на кухню за чаем.
— Ну, не будем откладывать, — по-деловому проговорил Лак'ор, когда мы вчетвером, вместе с Рики, расселись, наконец, вокруг кофейного столика, — Дитя, я жажду услышать твою невообразимую историю!
Можете смеяться, но оттого, как он это сказал, от его светлого старого лица и ясных тёплых глаз — у меня немедленно возникло желание всё ему рассказать, притом в таких подробностях, каких от меня вряд ли добился бы Ларнико Лиловый Свет или кто-то из советников (ну, может быть, Лакиро в дружеской беседе за чашкой кофе ещё мог бы на что-то рассчитывать). Я немедленно приступила к повествованию — поминутно подбадриваемая слушателями и воодушевлённая их искренним интересом. Опасаясь вызвать скуку своей маленькой аудитории, я нарочно сократила историю, оставив лишь самые яркие, переломные и драматичные моменты — и, хотя каждое моё слово было правдой, под конец я даже начала сомневаться, как это я вообще осталась жива в этаких-то передрягах, и со мной ли всё это было?!
— Феноменально, — наконец с восторгом заключил профессор, — Если я не ошибаюсь, случая такой сильной задержки Проявления не было описано уже лет четыреста! Да ещё и при столь исторических, необычайных обстоятельствах! Вот ведь чудеса! Ну кто мог знать, свидетелями каких необычайных перемен мы станем?
— К добру ли такие перемены? — мрачно заключил отец.
Лак'ор улыбнулся.
— Самал, ведь я учил тебя всему, что я считаю ценным. Быть может, если шайти смогут летать, это принесёт не только зло, но — кто знает — станет путём нашего примирения?
— Пережить бы нам такое примирение, мой старый друг. Вначале они сотрут Адди с лица Мира, а уже потом сообразят, что повод для розни (сиречь разница в способностях) частично нивелирована. Да и то сказать — цивилизация Мира пока, на мой вкус, страдает всеми «болезнями переходного возраста». И, прежде всего, комплексом неполноценности — притом, что ещё страшнее, закреплённым религиозно!
— Это так, Самал, — мягко ответил необыкновенный человечек, — но пути Создателя неисповедимы. Любовь, исходящая от Него, способна менять даже самых страшных людей. Не в Его воле, чтобы Мир погиб в кровавой резне. Ведь такие случаи были! — и все они оборвались при очень странных обстоятельствах! Ты возьми Исход, возьми Хупарскую Смуту, возьми Трёхдневный кризис..! Нет, однажды бесконечная война прекратится, вот увидишь! «Внуки Создателя» повзрослеют. Только достало бы нам любви и мудрости дождаться до этих пор. Не разрушить в застарелой ярости тех, кто первыми захочет шагнуть навстречу.
…Я не знаю, по какой причине, но каким-то образом в этот миг мы с отцом синхронно взглянули друг друг прямо в глаза. Мы наверняка подумали об одном и том же. Отец, усталый прагматик, не верил во всеобъемлющую Любовь своего старого друга и учителя — точнее, почти не верил. Опыт жизни в Мире говорил ему обратное — такой Любви не бывает. Но всё-таки я увидела в нём тревогу — тревогу, что я и романтик Лак'ор можем быть правы, и что он, в таком случае, допускает страшную ошибку. Подаёт свой голос за уничтожение призрачного шанса на Всеобъемлющую Любовь и прощение… В их частном конкретном случае. Но этот миг сомнений… застыл… и миновал.
Опыт и разум взяли в моём родителе верх, и он только грустно посмотрел, как моё лицо вспыхивает яростным вызовом и надеждой. Опустил голову, а потом перевёл глаза на товарища.
— Ты идеалист, мой старый друг. Я хотел бы, чтобы Мир жил по твоим рецептам — видит Создатель, это было бы прекрасно. Но пока… пока я слишком стар и циничен, чтобы хоть на миг расслабиться и поверить в лучшие человеческие чувства — особенно у тех, у кого их сроду не было.
Я поняла, что он сказал это исключительно для меня.
Вздохнув, я приложилась к чашке.
— Идём со мной, дитя моё, — немедленно приступил к делу Лак'ор, порывисто приканчивая чай, — Я хотел бы кое-что выяснить, прежде чем начинать твоё обучение.
Мы удалились в отцовский кабинет, привожаемые странно затуманенным взглядом шоколадного старика Рики (казалось, захваченный моей историей, тот витает в каких-то, лишь ему ведомых сферах) и твёрдым задумчивым взором отца. Мы с Лак'ором уже переступали порог, когда отец и старый хупара вернулись к уютному чаепитию.
— Ты не пробовала взлетать с тех пор, как пережила своё приключение? — спокойно спросил крохотный бриз, удобно располагаясь в одном из кресел.
— Нет, — покачала головой я, — И даже более того — я божилась, что никогда в жизни… Но ведь теперь всё иначе, правда..? я уже знаю, кто я… и всё остальное…
— Ты смогла бы сделать это прямо сейчас?
От неожиданности я застыла.
— Сейчас?! Я… право, не знаю…
Кивком подбородка и подбадривающим жестом Лак'ор предложил мне встать в центр комнаты.
— Попробуй.
Я покорно вышла на центр коврика, ощущая себя малым дитям на экзамене по высшей математике. То есть суть заданий ускользает от тебя на первых звуках вопроса, а от тебя всё равно требуют что-то ещё, и ты в конце концов погружаешься во тьму… Я закрыла глаза и изо всех сил сосредоточилась на собственных пятках. Вот они отрываются от пола… ну, ведь отрываются же… ну должны же они оторваться? От сильнейшего мысленного напряжения у меня даже пальцы на ногах разошлись веером и заныла спина… И когда я открыла глаза, я обнаружила себя стоящей на том же месте в центра коврика.
— Ты не веришь, — тихо и даже нежно, как шум ветра на лугу, проговорил Лак'ор, — И очень волнуешься. Из-за множества причин — но все они мешают тебе услышать зов Дара. Дитя, давай попробуем иначе. Расскажи мне, что ты ощущала, когда это с тобой случилось. Переживи это заново. Не извиняюсь, что снова погружаю тебя в эти минуты, ибо вижу, что ты достаточно сильна, чтобы сохранять мужество.
Я отпустилась на стул и задумалась.
— Я испугалась, — тихо сказала я, — Впрочем, нет. У меня просто мозги вышибло. Хотя началось, конечно, не с этого…
Я притихла, погружаясь в воспоминания трёхдневной давности. Боги, неужели только трёхдневной?! Мне казалось, что за эти дни я прожила пару жизней, а если прибавить к тому плен в «Белой Башне», то я уже вовсе не верила, что всё это случилось со мной. Мы сбежали. Я и Карун. Мы увели со склада «Белой Башни» волшебную машину, делающую равными тех, кто умеет летать и тех, кто не умеет. Мы болтали о всякой ерунде и думали о будущем — слишком обессиленные, чтобы соблюдать приличия или переживать о собственных поражениях, а потом риннолёт под нами развалился. И я оказалась среди воздуха, впервые в жизни без опоры под ногами, над пропастью… Я кричала. Нет, неправильно.
— Я не захотела умирать, — тихо сказала я, — Я сказала этому «нет». И мы вдруг перестали падать. А испугалась я уже потом — именно оттого, что это было совершенно противоестественно. Ведь предметы же всегда обязательно падают с высоты..? Кричала, а Карун меня успокаивал, обнимал… И он меня всё время держал, а то я бы испугалась и упала — а так мне казалось, что это он что-то делает. Я почти ничего не соображала, но мы всё равно при этом не падали. Он меня уже потом убедил, что это я была… причиной всего.
Лак'ор тепло улыбнулся (хотя на лице его при моём рассказе всё-таки мелькнуло какое-то хорошо скрытое изумление).
— Правильно, девочка, — наконец проговорил он, — Дар в основе своей — рефлекторная реакция, хотя позднее все мы обучаемся контролировать его. Дар приходит сам по себе у детей. У взрослых же — лишь по воле жесточайшей, как воздух, потребности. Он теснее всего связан с чувством самосохранения, с инстинктами и бессознательным. Но в основе лежит желание. Без желания ничего не происходит — но желание это должно быть такое чистое, ясное и простое, как любовь девушки, как восторг ребёнка, понимаешь?
— И что, пока не испытаешь такого желания, Даром воспользоваться невозможно? — приуныла я.
— Само собой, это не так, — на щеках Лак'ора заиграли ямочки, — Ведь, когда ты дышишь, ты не задумываешься над стадиями процесса? Конечно, нет. Но если вообразить себе человека, которые не умеет дышать — что нам требовалось бы сделать? Научить его дышать, так сказать, поэтапно: вдох, задержка, выдох, напряжение тех или иных мышц. Вот и я сейчас пытаюсь объяснить тебе, как сделать это впервые сознательно — так, чтобы в дальнейшем Дар приходил к тебе по твоей воле, в любой миг твоей жизни. Давай попробуем ещё раз. Я хочу, чтоб для начала ты просто оторвалась от пола — этого будет достаточно.
Я начала вставать со стула, но он покачал головой.
— Санда, дитя, это необязательно. Просто захоти этого. И ты можешь сидеть, стоять или висеть кверху ногами — ты будешь лететь из любой позиции!
…Я пробовала снова и снова. Но до самого ухода Лак'ора у меня так ничего и не вышло. Может быть, я просто думала о его заданиях через раз — хотя в конце концов меня всё-таки охватила своеобразная ученическая ярость — не выходит?! но я всё равно это сделаю!!! Однако ничего заметного у меня, как я уже сказала, не получилось.
— Проведи с этим ночь, дитя, — с неимоверным терпением сказал старый профессор, уходя, — дело неспешное. Завтра после чая жду тебя в вашем внутреннем дворике, — подмигнул он, — Не дело для бриза порхать в комнате. Покажем тебе небо.
И он ушёл. Мою неудачу отец воспринял спокойно. Меня отправили спать, но до глубокой ночи я вертелась в новой постели, тревожно слушая незнакомые звуки за окном, тревожась сама и с трудом отбиваясь от массы неясных переживаний личного характера.
Утро застало меня посреди растерзанной кровати. Отчаявшись сбежать от назойливого луча солнца, падавшего мне прямо в глаз, я проснулась. Поглядев на часы, я обнаружила, что ещё рано, и что спать я более не в состоянии.
Наспех одевшись, я выбралась в коридор, где проникла в ванную, а затем на кухню — там уже сидел отец, философично поглощая яичницу. Пахло кофе. Тут же, за завтраком, я не преминула расспросить отца о негласных правилах своего нового дома — более всего меня тревожило, конечно, на какой козе подъезжать к Рики, и где что лежит. Я чувствовала, что мне надо хотя бы устроить свой быт — раз уж всё остальное висело в воздухе…
Мы поболтали о том о сём, потом к нам присоединился и старик шоколадный, а отец ушёл, сославшись на занятость — оказалось, он с недавних пор работал в составе какой-то местной научной группы по разработке новых видов связи. Так, беседуя с жителями дома, я узнавала абсолютно новые для себя вещи.
В назначенный час маленький профессор, одетый в более практичный (как я теперь понимала — лётный) костюм и глядя на меня снизу вверх, ждал меня в садике за домом… Так начался самый странный и необыкновенный урок в моей жизни.
— Скажи мне, Санда, — начал Лак'ор, — А хочешь ли ты вообще летать?
Я задумалась.
— Не знаю. Наверное. То есть я имею ввиду, это могло бы быть любопытно. Мне трудно пока это понять. Но это, наверное, здорово расширило бы мои возможности, — немного неуверенно пробормотала я.
А ещё я подумала о том, что быть «выпадением из правил» ещё и в Горной Стране мне будет нестерпимо. Само собой, всё это были комплексы и психотравмы — но разве ж я могла от них избавиться одним махом? Хотя я как бы понимала, что в мире, где летуны и шайти живут вперемешку, вряд ли процветала расовая рознь или ущемление по тому признаку, что, дескать, вот тот-то не умеет летать, так он никуда и не годится. Более того, я всё больше приходила к выводу, что бризы вообще построили удивительное синкретическое общество, в котором аллонга уступали субкультурному влиянию хупара, а бризы не столько руководили этим обществом, сколько обслуживали его с помощью своего уникального Дара — способностям к полёту, Исцелению и прочим чудесам. Так что про дискриминацию не могла, по-видимому, идти речь — здесь для всех было место, причём не так, чтоб как на мусорке, а достойное. Но — сила привычки руководила мной. Я так долго была изгоем, что уже не хотела отличаться от других.
Лак'ор с улыбкой кашлянул.
— Вот именно что любопытно. Вот именно что расширит твои возможности! Даст истинную свободу передвижения — к сожалению, рельеф Гор не позволяет строить тут дороги, которые могли бы связать разные районы Страны — за исключением дорог для летающих лодок. Хотя любой шайти в любой день может воспользоваться услугами бойровой службы — но ведь когда ты можешь сделать это сам, это другое дело, не так ли? И — познание! Это — ещё один инструмент в твоих руках! Ну что же — если мой старинный ученик выростил из собственной дочери аллонга? — так это не беда твоя, а сила. Твоя уникальность! Овладей своим Даром — и познавай больше, чем смогут другие! Помогай им в этом — так, как сможешь только ты!
Мне показалось, что старый мудрый преподаватель раскусил мои страхи с первой же пробы… Вот же Тень, про себя улыбнулась я.
— В общем, я вижу, ты испытываешь недостаток мотивации, дитя моё. Давай сделаем так. Я покажу тебе то, о чём мы говорим.
И с этими словами Лак'ор протянул мне свою сухонькую ладошку. Я несмело её сжала. Наощупь рука профессора почти не определялась.
— Вместе мы легко сможем взлететь. При определённых условиях Дар способен распространяться на груз или пассажира, пока тот в контакте с несущим. Только на всякий случай приведи себя в то состояние, о котором я вчера говорил тебе. В ожидание чуда. В желание чего-то прекрасного. Вспомни о каких-нибудь хороших событиях, которые случались с тобой — на высоте и просто так.
Я немедленно как воочию увидела наше с Дейлли путешествие с Границы на Рунка-да-Ри… Своё вечное сидение на подоконнике, откуда до туч было рукой достать… Первую школьную любовь — и всякие прочие глупости. И даже недавние.
Я кивнула со смущенной улыбкой.
— Пожалуй, я готова, — пробормотала я. Что ж, раз профессор будет вести, мне и впрямь боятся нечего. Покрепче ухватившись за меня, Лак'ор набрал побольше воздуха и…
…я ощутила лёгкий рывок той руки, которую он сжимал, а потом окружающий меня воздух словно обрёл плотность морской воды — мягкой, обволакивающей, выталкивающей наверх… ты никак не устоишь на дне, если погружен в воду с головой… Я плыла в океане воздуха…
Задохнувшись, я всплыла к небесам, словно ныряльщик, до тех пор стоявший на дне морском.
— Аааа…
Лак'ор улыбался.
— Ведь правда, это чудесное ощущение?
Я робко пошевелила ногами. Чудесное. Жуткое, но неимоверно приятное. Ничего под ногами. Одежда невесома. Парение. Полная свобода. Свобода, никогда не переживаемая и невозможная для существ, ходящих по земле — свобода от силы все-Мирного тяготения.
Впрочем, моё сознание всё же ухватилось за «водяную» аналогию, чтобы хоть как-то объяснить рефлексам, в чём дело… Глаза Лак'ора сияли, как звёзды.
— Лети, малыш. Не бойся. Я держу тебя. Поднимайся за мной.
И он медленно устремился ввысь, таща меня на буксире своей крохотной ладошки. Мы поднимались. Мимо меня (к моему лёгкому ужасу) проплыли ветви и верхушки старых трелистов, край крыши, и я увидела, как впереди и позади открывается вид на убегающие зелёные улицы, путаницу крыш, мелькнувшую вдоль улицы бойру, редких прохожих и пролётных… А мы поднимались всё выше, подул холодный ветер, срывая листву с верхушек деревьев, улицы начинали казаться узкими лентами, и я ощутила настоящий страх.
— Пожалуйста, профессор, может быть, на сегодня хватит? — умоляющим и тревожным тоном спросила я.
Лак'ор неожиданно сурово покачал головой.
— Нет. Что тебя тревожит? Холод? Включай обогрев. Насколько я знаю, этот навык у тебя базовый и хорошо развит. Ты можешь легко вынести несколько часов при минусовой температуре. Или ты боишься высоты?
— Наверное, — шепотом признала я, — Мне просто жутковато находиться в ситуации, которую я не представляю, как контролировать…
Лак'ор неожиданно захохотал. Как будто я только что сказала нечто жутко потешное.
— Просто доверься мне. Сейчас мы лишь на миг глянем, что там сверху, а я пока расскажу тебе кое-что. Теоретические начала полёта.
Я кивнула, судорожно сжимая его руку. Я уже сомневалась, что он меня удержит, если что.
— Итак, первое, что ты должна запомнить — все основные законы, влияющие на летящего человека, применимы лишь для условия, что он полностью «погружен в воздух».
— Это примерно как в воду? — уточнила я, вспоминая свою водяную ассоциацию.
— Верно. Но, как и в случае с водой, на границе сред (воздух-земля, воздух-вода) необходимо учитывать некоторые специфические эффекты. Таков, например, эффект прилипания. До тех пор, пока носитель Дара не оторвёт материальный объект от поверхности и не «погрузит» его, как мы говорим, в воздух, сила притяжения действует на объект согласно общим правилам физики. Таким образом, чтобы поднять лежащий на земле груз в воздух, носитель Дара должен приложить к грузу столько же физических усилий, сколько требовалось бы для перемещения этого груза, стоя на земле. Например, я не смог бы взлететь с трёхстворчатым шкафом. При этом парафизика живого полёта допускает перемещение в воздухе с грузом, эквивалетным силе конкретного бриза. Эквивалентна как масса груза, так и дальность полёта — одно, как ты понимаешь, укорачивает другое, и наоборот. То есть, в нашем примере, если бы упомянутый шкаф был поднят группой других людей и передан мне в воздухе, я легко смог бы доставить его на другой конец города, минут за двадцать. Советнику Ларнико, например, удалось бы продержаться с нашим шкафом в воздухе не более пяти минут, а вот советник Лакиро мог бы не только поднять этот шкаф в одиночку, но и тащить его до Рунка-да-Ри.
Я слушала профессора, буквально разинув рот, и даже на какое-то время отвлеклась от наблюдения за высотой, которую мы медленно, но неуклонно набирали. Когда же я глянула по сторонам, моё сердце чуть не выскочило из груди — город бризов лежал под нами, как размазанная по тарелке каша — пёстрое смешение крыш, теней, пятен и мазков посреди огромной каменной впадины, а она, в свою очередь, была частью ещё более грандиозной горной структуры, и, наверное, знай я Адди-да-Карделл получше, я бы даже смогла различить какие-то ориентиры, однако я плохо воспринимала окружающее, и меня неожиданно и почти нежеланно для меня самой охватил ужас. Ужас, которого в присутствии Лак'ора я почти стеснялась, но скрыть не смогла.
— Вспомни про шкаф, — тепло улыбнулся мой учитель, — Я не дам тебе упасть, даже если ты вдруг это вздумаешь — но этого (твоего падения), поверь мне, уже не случится, — и физиономия его была при этом донельзя лукавой.
Как не жёг меня страх, я немедленно насторожилась. Всё это время он явно на что-то мне намекал, всеми этими историями при шкафы и ухмылками — да что там — Лак'ор едва сдерживал счастливый смех, как будто он только что одержал величайшую педагогическую победу в жизни. Отчего, спрашивается? Ведь я пока не только не смогла лететь без посторонней помощи, но ещё и трясусь, как осиновый лист! Или я чего-то не замечаю..?
— Вспомни про шкаф, — повторил Лак'ор, встряхивая своими экзотическими красными вихрами среди рыжеватых с проседью волос.
Про шкаф? А что про шкаф? Но испуг явно отключал процессы моего мышления…
Между тем высота наша стала необычайной, а воздух наполнился мириадами капелек. Наверное, воздух был ещё и холодным, но, к счастью, вопросы обогрева мои рефлексы решали в обход дрожащего сознания.
— Здесь рождаются субвысотные облака. Давай ускоримся, а то ведь тут всё равно ничего не видно.
Спорить было бесполезно — да и куда ж я могла деться от воли маленького профессора? В конце концов, приходилось признать: моё «проклятие» — любопытство — снова вытесняло любые страхи Мира. И мы всё поднимались и поднимались, через густой холодный туман, а потом неожиданно всё залило солнце!
— Что это?! — пролепетала я, немея от восторга.
— Мы над облаками, — ответил Лак'ор, — Просто смотри, дитя моё, и если когда-то в жизни тебе станет или грустно, или тяжело, или очень хорошо — вспомни про это место… и приходи в него снова, — Голос его наполнила какая-то светлая грусть — наверное, одни Боги ведали, почему — но, в конце концов, сколько раз за свою долгую жизнь он испытывал поводы взойти над облаками..?
Я молчала.
— Так что же со шкафом? — спросила я наконец умоляющим тоном.
— Дитя моё, ты выше меня на полторы головы и, пожалуй, физически гораздо сильнее. Я не смог бы тебя поднять, стоя на земле. Никак. Это почти то же самое, что трёхстворчатый шкаф. Ты только что взлетела сама. Просто поверила, что это сделаю я — и взлетела. Ну-ну, не надо падать, кричать и хватать меня за руки… всё, дитя моё, спокойно. Давай сейчас я отпущу твою руку — ну же, Санда, нет причин тревожиться, на таком расстоянии до земли, даже если ты и начнешь падать, я успею поймать тебя раз десять! — так вот, давай разожмём руки… и ты поймешь, что значит быть в полной свободе от чего бы то ни было… ну же, Санда, ведь это чудесно, не правда ли? А теперь давай научимся двигаться сознательно, вверх и вниз, в стороны… пока очень медленно… Вот увидишь, у тебя всё получится…
— Вы надули меня, — пробормотала я спустя долгое время, впрочем, безо всяких обид.
— Ничего подобного, — улыбнулся Лак'ор, сияя, как натёртый чайник, — Я не сказал тебе ни слова неправды. И могу точно повторить свои слова: «Вместе мы легко сможем взлететь. При определённых условиях Дар способен распространяться на груз или пассажира, пока тот в контакте с несущим. Только на всякий случай приведи себя в то состояние, о котором я вчера говорил тебе». Вот это я и сказал. И ты сама всё сделала — что ж, если ты верила мне, а не себе, мне пришлось заменить твою веру.
— Все равно это было надувательство, — не сдавалась я, едва скрывая улыбку.
— Я не хотел тратить полгода на борьбу с твоими психоблоками, так что пришлось импровизировать! А какие были варианты? — смоделировать вашу необыкновенную аварию (то есть бросить тебя с высоты) — это показалось мне жестоким и неуместным. Но в итоге ты сама легко и даже более того — безо всяких затруднений — проделала то, о чём мы говорили вчера.
Я ощущала себя странно. Естественно — но совершенно немыслимо. Я парила в воздухе, ни за что не держась, а под нами простирались облака — сверху они выглядели почти так же, как снизу, только солнце нестерпимо сияло на их кучах, придавая белоснежным грудам воды какие-то немыслимые оттенки, а небо над нами имело совершенно необыкновенный, иссиня-чёрный цвет, и у меня даже на миг возникло ощущение, что я проваливаюсь в него… И всё здесь дышало такой вечностью и мощью, что всякая человеческая проблема меркла перед здешними ледяными красотами, Боги, ну кто бы мог подумать, что я переживу что-то подобное?! Вот уж воистину — любое, даже самое сильное переживание стоит иногда соразмерять с мощью и величием целого Мира…
— Давай спускаться, девочка. Здесь на самом деле очень холодно и очень мало кислорода — а ты ещё не так хорошо контролируешь свои силы, чтобы распределить их между обогревом, правильным дыханием и полётом. Постарайся управлять процессом — твой спуск не должен обращаться в падение! — это тоже движение, только вниз. У него может быть ускорение и направление. Ты можешь лететь быстрее скорости свободного падения или парить, как комочек пуха. Всё это возможно. Постепенно ты научишься.
— Это вроде как заново учиться ходить — теперь понимаю, как это было сложно, — смущенно пробормотала я.
— Вовсе нет — юные бризы, впервые отрываясь от пелёнок, делают это куда охотней и проще, чем впоследствии ходят. Более того — это целая проблема — как потом вынудить малышей ходить — им ведь жить в среде, где присутствуют все три расы! Ну да это отступление. Твоя текущая задача — научиться выполнять основные манёвры, а затем перестать о них думать. Полёт должен перейти в ранг дыхания или чтения. Он должен отзываться на все твои потребности, тогда и так, как тебе необходимо.
Мы опускались. Снова миновали туман, и вот уже город, раскинувшийся под нами, начинал обретать детали…
— Потом ты должна будешь тренироваться на дальность и выносливость. Само по себе это не имеет смысла, однако ты точно должна выяснить границы своих возможностей. Чтобы никогда их не переходить. На глаз могу сказать, что длительность полёта (а следовательно, сила Дара) у тебя ожидается достаточно приличная. Хороший резерв — тебе надо лишь обучиться грамотно, экономно им распоряжаться.
— Ну и главное — ориентирование. Узнаешь ли ты сейчас точку, откуда мы поднялись?
Я пригляделась, выискивая глазами зелёную крышу отцовского дома — однако на поверку половина домов в Адди выглядела так!
— Ладно, ладно, на первый раз подскажу, — улыбнулся Лак'ор, разворачивая меня в строго противоположном направлении от того, куда я пялилась, — Вон там ваш дом.
Когда мы наконец вернулись, от переживаний силы мои иссякли. Доброму старику пришлось ловить меня во время приземления — однако он не удовлетворился этим и вынудил меня ещё десяток раз приподняться (под его контролем) и мягко стать на ноги. Оглянувшись, я увидела отца, радостно наблюдавшего за моим уроком.
— Санда, ты… ты просто чудо!
Его лицо сияло, и я подумала мельком, что это наверное, для него и впрямь великий день — у него, сайти без Дара, родилась дочь, способная летать. Кажется, отец только что выполнил свою невероятную мечту. Или я её выполнила. Но отец на самом деле чуть не плакал — и почти не мог этого скрыть. Сердце моё поневоле растаяло.
Мы втроём прошли в дом, где нас уже ждал обед, а потом неугомонный маленький профессор вынудил меня обложиться книгами и выслушать азы диалекта бризов — по его словам, он хорошо говорил на низинном (я и сама это отметила), однако долгое общение на аллонговском варианте его, к сожалению, утомляло. С подачи Лак'ора местный говор и впрямь распался для меня на узнаваемые детали — оказалось, что его не надо не столько учить заново, сколько уяснить себе отличия от низинного диалекта. — например, многие слова произносились жестче и напевнее, кое-где пропали суффиксы, видоизменились корни или мигрировали ударения. Зарядив мне на вечер порцию новых слов, энергичный профессор наконец оставил меня наедине с собой. Я честно посвятила этому занятию ещё пару часов, а потом утомлённое сознание меня покинуло — со щекой на учебнике я погрузилась в сон…
Лак'ор снова пришёл на следующий день, но пережитого вчера плохо сознавала, что говорил мне милый старик. Всю ночь в мою голову лезли видения, в которых я то парила над облаками, то падала, то выслушивала гневные отповеди от Братьев-Богов, под адепта которых, я, дескать, гнусно маскировалась всю жизнь, и чтоб я не смела более их поминать… В общем, я не выспалась, зато голова моя гудела, как медный таз… Во мне вообще не осталось никаких человеческих переживаний, одни голые необходимости.
Помучавшись со мной и так и эдак, Лак'ор предложил отложить лекцию по истории на другой раз. Я рассеянно согласилась, и остаток дня мы бродили по Адди, я слушала его увлекательные рассказы про людей, живших когда-то в этих местах, про здешние достопримечательности — и так вышло, что лекцию по истории я всё равно незаметно получила. Кроме того, он нарочно общался со мной на смеси низинных и здешних слов, так что к вечеру я уже смогла даже связать несколько предложений — без страха, что меня высмеют за произношение. Смутная тревога не оставляла меня, но вал новой (и на самом деле интересной!) информации временами полностью заполонял моё сознание. Ну шутка ли?! — ведь я училась быть бризом, ходила по невиданному Адди и слушала никогда не слыханные ни одним низинным учёным истории о прошлом Мира! А ведь ещё неделю назад эта мысль показалась мне настолько Богам-противной ересью, что у меня бы волосы от возмущения повылазили!!!
— Итак, бризы пришли в Горы почти две тысячи лет назад. Уцелевших после скоротечного геноцида изгнанников было, по разным подсчётам, от пятисот до трёхсот тысяч человек, в основном, по счастью, молодых. Покидая Мир, они похитили и увели с собой несколько сотен детей аллонга и хупара — отсюда бытующие до сих пор суеверия Мира, что летуны, дескать, крадут детей.
— Я когда-то слышала такие от своей няньки.
— Верила им?
— Не знаю. Мне было просто интересно слушать такие страшилки. Все дети их любят, потому что подразумевается, что они врут.
Лак'ор кивнул.
— Некоторые дети ушли по своей воле — они всё ещё верили, что бризы, «волшебные люди», могут построить «волшебный мир». За пятдесят лет были медленно освоены отроги Барьерного Хребта, Хребет Лударра, массив Дориа. Там были основаны десятки небольших поселений — теперь они заброшены или стали пограничными фортами. В те годы бризы ещё даже рисковали селиться внизу возле Барьерного, под Ударом Ножа, где были плодородные земли, но несколько пограничных стычек 50-х годов оборвали эту практику — и стоили многих жизней. По легенде, среди погибших в этих нападениях был последний носитель Дара Проклятия, Вождь-Мастер Дахио Вольный Ветер. С ним погибли и все его дети, и этот Дар больше никогда не проявлялся среди бризов. Жизнь оставшихся была очень тяжела. Внешних Хребтах нет почти нет земли, пригодной для земледелия и строительства, а долины рек слишком узки. Чтобы построить там селения, пригодные для нормальной жизни, тысячи Зовущих годами работали с землей. Но и тогда ресурсы были ограничены, а связь между Кланами оставалась слаба. Борьба за выживание стала единственной целью. Продолжительность жизни резко упала, а смертность выросла. Они изо всех сил хранили женщин любой расы и берегли шайти, которые нередко гибли на опасных скалах.
— А почему Корневой Массив был заселён так поздно?
Лак'ор снова кивнул, довольный моими вопросами.
— На всех внешних хребтах Корневого даже летом холодно и дуют сильнейшие ветра с севера. Это каменистые голые пустоши, на которых ничего не растёт, сухие и холодные, там даже снег высыхает, а не тает — и бризы долгое время считали, что уходить ещё дальше на север нет смысла — там ещё меньше шансов на выживание. Однако усилиями ряда энтузиастов Корневой постепенно изучался. Наконец, в 62-м году после Исхода, бризы основали первые поселения на Корневом Массиве. В 69-м году легендарная экспедиция Дуанна Серой Совы и Роннил Синей Тучки обнаружила Чашу — вот это самое огромное высокогорье, где мы сейчас находимся, с его уникальным климатом, расположенное в самом сердце Корневого Массива, и его сердце — Заповедную долину. Случилось это весной, и в своих воспоминаниях они написали так: «Никогда не видели мы ничего подобного тому, что предстало нашим глазам. Мы стояли по колено в розовых цветах, погруженные в самый восхитительный и нежный аромат на свете, а перед нами простиралось колоссальное пространство, невообразимая зелёная чаша, полная тёплого воздуха и цветов. Розовые цветы были повсюду, они покрывали всю открытую нами долину, мириады крошечных головок сливались в яркие пятна среди зелени и постепенно растворялись в небесах. Всё было таким новым, чудесным и необыкновенным, что нам показалось, будто место это возникло только что, касанием Создателя, от наших отчаянных молитв и безумных мечтаний о будущем, от которого мы уже готовились отказаться. «Да хранит нас Создатель, — сказал я, — Роннил, мы спасены!» И тогда, не сговариваясь, в едином порыве, мы поднялись к небу, под самую синеву, и возблагодарили Отца за спасение наших жизней и за будущее, на которое мы теперь имели право. Спустившись, мы стали на краю, и Зов Роннил произрастил Первое Зерно. «Нарекаю это место Маахо-да-Руанна, — сказала она…»
Я слушала, как зачарованная. Это была так странно и восхитительно, что я даже перестала дышать. Подняться в небо, чтобы помолиться..? Заложить город, вырастив зерно в помощью Зова Земли? Вот это да. Да и сама история Дуанна и Роннил (ну вот назовите меня романтичной дурой, усмехнулась я про себя) почему-то тронула меня в самое сердце. А между тем Лак'ор продолжал, плывя в глубокой воде истории, как старая мудрая рыба.
— Бризы постепенно заселили Чашу и множество прилегающих к ней долин. Жизнь здесь была куда легче. Постепенно у этого общества сложилась своеобразная, новая, организация, а последние воспоминания о Кланах были утрачены. В первые, пограничные, селения пришло запустение. Наконец, в 149-м на месте легендарной Маахо-да-Руаны был заложен Адди-да-Карделл, Город Мира. Тогда же Советом пяти крупнейших общин была провозглашена Горная Страна, а представители общин разделили полномочия в её управлении. Именно с этого дня, а не со дня Исхода, начинается наш календарь.
— А почему так?
— Исход был горечью. И ещё не был нашей историей. Со дня, когда мы обрели имя, мы стали собой — той явью, которая жива и поныне.
Я шла, глядя себе под ноги, и почти физически ощущая, как под аккуратными камнями улицы всё ещё лежат другие, древние, помнившие касание женщины-бриза по имени Роннил, и думая, что не зря же это место показалось мне таким волшебным. Маахо-да-Руанна, Заповедная долина.
— А эти цветы, они что, исчезли? — грустно спросила я.
— Нет, ни в коем случае, — улыбнулся профессор, — Пойдём, я покажу тебе, — и он сделал приглашающий жест в небеса.
Несмело сжав его руку, я напыжилась и… всё-таки оторвалась от земли. Не больше чем на палец, но у меня вдруг возникло ощущение, что я сдвинула гору — это было что-то сродни опьянению. Хитрец профессор. Отвлёк меня романтической сказкой и заставил сделать это, не задумываясь… Я не слишком-то искренное изобразила гнев. С улыбкой покачав головой, Лак'ор потянул меня за собой.
— Ты будешь летать дальше всех. И будешь любить это больше дыхания, вот увидишь. В тебе есть огромная сила. Главное — верь в себя. Работай над собой. У тебя впереди годы — но не теряй их напрасно.
Мы медленно возносились к небесам. Снова Адди был подо мной, и снова он казался мне каким-то новым… Теперь, когда я не билась в страхе и истерике, я начинала видеть детали — мельтешение летающих по своим делам людей среди улиц, деловито снующие бойры, вьющихся над крышами птиц…
Мы летели молча, надо всем городом, мимо Каменных Стражей на западной дороге (именно так звались стеллы на подъездах к городу), над пустынными околицами Адди… Я только сейчас приметила, что с этой стороны города не было никаких признаков цивилизации. Наконец, минут десять спустя, Лак'ор принудил меня стать на землю.
— Это священное место. Тут мы всегда идём своими ногами — в память о тех, кто открыл для нас эти земли — а некоторые и поныне верят, что эта земля была сотворена Создателем именно тогда. Лишь благодаря молитвам Дуанна и Роннил. Они оба были так истощены, что уже не могли лететь и из последних сил взошли на край долины.
Немного озадаченная, я шагала следом за Лак'ором по сухой некошенной траве. Как это — они взошли на край долины — и только тогда её открыли? Или..?
Последние шаги дались нам с трудом — воображаю, каково это было делать в состоянии полного изнеможения. Дороги или тропинки здесь не было — и только на самом верху кольцевого холма (одного из тех, что окружали Адди) лежали древние на вид каменные плиты. Сопя, я поднялась на них — и остолбенела.
— Истинная Маахо-да-Руана, — проговорил Лак'ор, распрямляясь на краю плит. Казалось, его годы отступают — глаза профессора стали живыми, а лицо засветилось, — А ты думала, Адди-да-Карделл построен в ней? Нет, конечно же, — улыбнулся он, — Маахо-да-Руанна была основана на краю Заповедной Долины. Её же саму сохранили в неприкосновенности. Конечно, сейчас уже конец лета, и травы увяли, но весной розовые цветы роннианы снова появятся тут. Давай помолчим. Послушай ветер.
Волшебная чаша, описанная в истории Лак'ора, лежала передо мной. Поистине огромная, полная тёплого ветра, и окруженная пологими холмами цвета заиндевелой травы, с рыжими пятнами зрелости — а небо над ней казалось точайшей работы синим куполом — бездонным, чистым и поистине священным. И надо всем этим стояла первобытная живая тишина, словно это боги дышали в её сердце. Я остолбенела.
Я стояла, глотая воздух ртом. Я никогда в жизни не видела ничего даже приблизительно подобного увиденному! Меня не хватало на осознание этой красоты, и я словно растворилась в потоках воздуха, в шевелении трав, в тишине камней, в уютном величии сопок, а потом я поняла, что лечу. Или точнее — ветер растёт через меня, как стебель бамбука, пронизывает меня, как вода, и увлекает к небу — а я, путаясь в чувствах, впервые в жизни молюсь тому, кто ниспослал мне этот Дар.
Наверное, в этом месте было нельзя иначе.
Назад мы шли молча, Лак'ор крепко сжимал мою руку и тихо улыбался, мне казалось, что с него и впрямь сошло лет двадцать. Меня переполняло так много светлых чувств, надежд и переживаний, что я почти лишилась дара речи. Любые слова были слишком грубы и неточны перед лицом того, что мне открылось.
— Я думаю, её действительно создали небесные силы, — робко проговорила я на самом краю западной дороги, когда мы уже готовились взлететь.
Лак'ор кивнул.
— Сложный вопрос. Но уж лучше отвечать на него сердцем, чем наукой. Знаешь, некоторые сайти, кто не умеет летать, способны взлететь на краю Маахо-да-Руанны. И больше нигде. Твой отец, например.
Я потрясённно остановилась.
— А почему так?!
— Ты только что сама ответила на свой вопрос, — с тихой улыбкой сказал Лак'ор. — Идём домой, девочка.
Очень немногие люди в моей жизни звали меня «девочка». Вот так же спокойно, подчеркивая лишь разницу в опыте, но не принижая меня. На самом деле, с Лак'ором и отцом выходило трое.
Скоро будет двое.
Я приказала себе не думать об этом, но реальность немедленно вернулась ко мне. Даже самые светлые чувства не остановят Совет. Вся сила того, что мне довелось пережить вчера и сегодня, не поможет мне найти решение. Его придётся искать самой.
Я пришла домой с тяжёлым сердцем и долго сидела на окне.
Ларнико запретил мне видеться с Каруном. Запретил прямо и однозначно, но ноющее, болезненное чувство в груди не давало мне покоя. Даже тогда, когда уроки Лак'ора полностью захвАтывали меня — на самом деле мне лишь на время удавалось забыть о человеке, сидящем под замком у Майко Серой Скалы. Мне казалось, что если я в сию минуту не начну делать хоть что-то — меня просто разорвёт.
Не в силах этого вынести, я выбежала из дому и побрела по улице.
Путь от башни милиции, проделанный мной два дня назад, я помнила смутно. Ориентируясь по маршруту большой «пузырьковидной» бойры, я шагала вдоль улицы, заодно глазея по сторонам. Улицы в Адди были пешеходными. Это наводило меня на мысль, что город сам по себе не слишком велик — так, что его можно пройти ногами, а если уж совсем невмоготу, то вот она, бойра. Никто не обращал на меня внимания — одета я была достаточно нейтрально, а людей с рыжеватыми волосами всех оттенков тут было хоть пруд пруди. Но мысли мои были слишком взбудоражены, чтобы серьёзно анализировать увиденное.
И так постепенно, минут за тридцать, я добрела до мест, где мы с отцом гуляли после моего приезда в Адди. Хотя как раз в те минуты я была слишком растеряна и только глазами хлопала — тем не менее в моей памяти легко возникли ориентиры. Через пару шагов я была на месте, возле башни милиции…
