Я пришла в себя в полной темноте. Мое тело онемело и замёрзло — ровно одним боком, а ног и рук я вообще не ощущала. Я пережила секундный всплеск ужаса, но потом сообразила, что я всего лишь провела в неподвижности очень долгое время. Наверное, много часов или даже сутки. Пошевелившись, я немедленно закашлялась и расчихалась. Так и есть, решила я, я слишком долго была без сознания — не иначе, как мне ещё и ввели какое-то снотворное. Попытавшись размять тело, я начала вставать — и немедлено ударилась лбом о холодный нетёсанный камень. Мои руки и ноги были связаны ремнями — таким образом, чтобы сохранить возможность неуклюже и коряво двигаться — разве что ползком, правда. Торопливо ощупав стены связанными руками, я пережила укол паники. Место, где я находилась, было каменным мешком длиной чуть больше моего роста, а высотой и шириной чуть более двух локтей. Будь у меня клаустрофобия, я бы, наверное, уже умерла… Но клаустрофибией я не страдала, нехватки воздуха не ощущалось и, тщательно исследовав одну из торцевых стенок, я обнаружила крохотные, не толще лезвия, зазоры на камне — видимо, тут была дверца, лишь облицованная камнем. По крайней мере, на это стоило надеяться — что меня не похоронили заживо, а лишь пытаются сломить мою волю такими вот Тенью трахнутыми методами. Они же что-то сказали про вопросы, которые они теперь будут мне задавать — с облегчением припомнила я. Итак, однажды меня отсюда вынут.

…Вопрос лишь в том, не пожалею ли я об этом — что меня вынули, а не оставили тут?

Гадкая мысль, но я заставила себя её рассмотреть и принять. Было совершенно очевидно, что я одна против этих сволочей. И что от всякого такого насилия мне не уйти — следовало подготовить себя к этому и как-то обдумать тактику поведения. Хотя тут уж мои мозги думать отказывались…

Что они могут от меня хотеть? Боги, да я же ничего не знаю… Разве что о ходе расследования могу выложить какие-то сведения, но они, во-первых, неполные (так как мне известно лишь то, что да Лигарра соизволил до меня донести); во-вторых, на какую Тень мои знания людям, вхожим в кулуары КСН?! Я заволновалась. Не случилось бы какого-то гнилого недоразумения. Типа когда от тебя требуют то, что ты в принципе дать не можешь — а тогда начинаются всякие ужасы.

Сжав зубы, я укрепляла волю, но выходило скверно. Я слишком хорошо понимала, что я одна-одинешенька, в кромешной, хоть глаз выколи, тьме, в ледяной каменной щели, связанная, безо всякой надежды, среди полностью враждебного окружения. Да ещё и шишка на лбу…

Что ещё хуже — никому до этого не будет дела! Потому что никто о моей судьбе не обеспокоится — разве что в архивах Комитета внесут меня в какие-нибудь чёрные списки, как сбежавшую из-под следствия — и тогда позор, упавший на мою голову, будет несмываемым. Но при этом родимый наш Комитет, бойкий защитничек нации (чтоб моему языку не отсохнуть за такие слова), и не почешется. В многолетней возне с Десяткой они были готовы своего заесть, притом, как я понимала, одного из лучших — а тут какая-то Санда… Да Лигарра? А что я ему? Забавное носатое создание, мельком увиденное на славном карьерном пути. Мало у него, что ли, за всю его жизнь было свидетельниц, подследственных и даже подружек? Он большая умница, при власти и при бешенных деньгах, приемлемой внешности — небось, такую каменную морду носит ещё и для отпугивания почитательниц. От меня же он ни души, ни тела не получил, а дел у него теперь и так по горло (тут я ещё припомнила пропажу да Руганы и да Ниготты и всякая надежда, что да Лигарра после этого вспомнит о моём существовании, у меня исчезла. Тень, подумала я — и ведь я так и не сказала ему про директора «Масийи Рунтай»! — хотя беспокоиться об этом сейчас уже было явно бессмысленно…).

Лежать было очень жестко, камень ледянил затылок и бока, и я всё-таки начала задыхаться — неясно, от истинного ли прекращения вентиляции или на нервной почве. Хоть бы лучик света… хоть бы глоток свежего воздуха… хоть бы малую надежду на жизнь.

«Санда, ты даже не представляешь, куда он тебя втягивает. Будь на моей стороне, пока ты жива».

Мне захотелось расплакаться. За что мне так не везёт с мужчинами..?! За что мне вообще так не везёт..? На что ты меня покинул, мой мудрый отец, объяснив мне всё про высший матанализ, но не про то, как мне жить на свете?! Я плакала, и слёзы текли мне за уши, я попыталась их вытереть — и ободрала руки об низкий шершавый потолок. Я действительно задыхалась. Чтобы как-то успокоится, я занялась единственным возможным делом — думала. Я вспоминала учёбу, работу, Мара, востроносого революционера всего и вся, шутки Киная, сад клиники и белую скамейку в глубине, где покойный господин да Рагиро так любил сидеть на солнышке, а мы вечно искали его; а ещё мою Семью, Боги, да я же два года не видела братьев и полгода — мать, но видЕния родного имения были такими вялыми и неживыми, что скоро исчезли из моего сознания; и поверх всего этого неотступно скользили последние недели, прожитые мной среди затеянного да Лигаррой расследования… наши последние дни… два наших последних дня, спрессовавшиеся в моём сознании, как целая жизнь — так много всего за это время я пережила и узнала… Я не злилась на него. Точнее, злилась — но по поводу, который был слишком смехотворным по сути, а потому не мог быть рассмотрен — я злилась на него именно как на человека. Но ведь это глупо. Нельзя рассчитывать на таких людей, как на друзей. Как нельзя рассчитывать на добродушие погоды. Они часть системы. Ходячие природные обстоятельства, свод правил и предписаний, слишком сложных, чтобы оставить что-то личное. Они работают, лишенные человеческих пристрастий, слабостей и привязанностей, во имя долга: и это не зло и не добро — это такая же реальность, как дождь или солнечный день — нет смысла их осуждать. Но в какой-то миг, пока мы были рядом, на расстоянии вытянутой руки, мы стали почти слишком близкИ, и мне захотелось поверить… Что рядом со мной человек. Если не товарищ — то хотя бы заинтересованный покровитель. На самом деле — я даже поверила в это. В первого за всю мою жизнь настоящего друга. В опору, за которой можно укрыться.

Нет, мне не было страшно. Я плакала только из-за Каруна да Лигарры. Из-за холодной реальности, с которой я ничего не могла поделать…

Я лежала так ещё много-много часов…

Меня выволокли из каменного «ящика», как мешок, за шиворот, и вынудили идти в ременной сбруе, стянувшей мои ноги. Как я и думала, зрелище вышло гадкое. Естественно, надо мной потешались. Но охрана не слишком-то стремилась меня трогать. Даже толкать ленились. Сопровождавших я не могла разглядеть — после долгой тьмы мои глаза слепил даже слабый свет. Меня вели по какому-то коридору, но после лежания в почти полной неподвижности идти удавалось плохо. Прошло немало времени, пока я оказалась в глухой комнатенке, обставленной металлическим стулом, стеллажом и крючьями в стенах. Глянув на содержимое стеллажа, я похолодела. Тень. Но мне ничего не оставалось, кроме как отдаться жутким событиям… Силы были слишком неравны. За что я могла бы купить жизнь?! Эта судорожная мысль заставила мой разум метаться, подобно гороху в кастрюле — с тем же грохотом и пользой… Двое здоровых мужиков подтянули меня к стене, к неструганным доскам, набитым на неё, и приковали наручниками к крюкам. Поставив меня под стеной, охранники ушли, и некоторое время ничего не происходило. Мои кишки связались узлом, и я вообще плохо понимала, что всё это происходит со мной.

Но моя башка, как я уже говорила, всегда была устроена странным образом. Я постояла, перевела дыхание, и ситуация немедленно стала проясняться. Мне мотают нервы — снова, чего уж неясного. Вот, детка, орудия пыток — всякие острые, занозящие, холодные и неприятные предметы… И ни жрать, ни воды тебе не видать. Бойся и мучайся. Я боялась (хотя мучалась пока не слишком сильно). Но при этом начала размышлять. Мне следует выяснить, чего от меня хотят и могу ли я им это дать. Другой воспрос — не слишком ли высока будет цена? Но потом я перевела взгляд на стеллаж, ощутила доски под спиной (занозы уже впились в мою кожу) и поняла, что при таком раскладе никакая цена не может быть слишком высокой. Думая об этом, я не уже боялась. Это была холодная логика выживания. Мне нужно выжить — просто потому, что всё живое стремится к этому, а мне было не на кого надеяться.

Время шло, и ничего не происходило. Мои ноги наливались свинцом, но когда дверь неожиданно хрипнула и распахнулась, мой желудок чуть не выскочил наружу. В комнату по-хозяйски вошли один из охранников и мужчина среднего роста, к которому обращались «господин РунИда» — уже немолодой, чуть оплывший и очень немарко одетый. По-рабочему так, и это мне не понравилось. Охранник сразу же ушёл. Не глядя на меня, тип по имени Рунида подошёл к стеллажу, порылся на средней полке и извлёк толстые синие перчатки (наподобие тех, в которых убирают мусор). Я следила за ним с возрастающим напряжением, а ещё в моём животе поселился страх — животный, терпкий, жгучий. Деловито натягивая резину на свои мягкие ухоженные ручки, он, наконец, обернулся ко мне лицом.

Лицо его мне не понравилось. Слишком много гнилых страстей там отпечаталось. Испорченный красавчик не первой молодости — хотя за нездоровой кожей скрывались идеальные черты, гордая посадка головы (в общем, одна сплошная высокая порода), но всё это было как дерьмом перемазано. То есть на самом деле, конечно, он был безупречно выбрит и умыт, но дерьмо, единожды приставши к человеку, не уходит уже никогда. И, главное, самое страшное — он улыбался. Трепетно, как девица на первом свидании.

Человек не может улыбаться в таком месте! Даже если он уверен в своей правоте!

Рунида остановился в шаге от меня. Как же крутит в животе… мамочки, да что же мне делать?! Как быть?! Что они задумали?! От неизвестности пересохло во рту.

— Ну что, тварь? Страшно? На воздух хочешь?

Я непонимающе заморгала, но моё недоумение его лишь обозлило. Не то он счёл его притворным, не то из этого следовали какие-то, мне неведомые, выводы.

— Да пока не слишком хочу… — сказала я тихо. Пусть он говорит. Я должна понять, чего они от меня ждут. И, главное — пока я размышляла, мне было, как всегда, не слишком страшно, так что я уцепилась за это действие, как за спасательный круг.

— Захочешь… — с улыбкой зловеще пообещал Рунида. Переборов некое, мне пока неясное, отвращение, он шагнул ко мне и левой рукой в перчатке взял меня за подбородок. Очень противно — грязная холодная резина создавала впечатление руки мертвеца (если б я знала, что это его скорое будущее!).

Вдруг, совершенно для меня неожиданно, он ударил меня в живот — не сильно, но очень, очень больно, так что мне перебило дыхание, и я обвисла на ремнях.

— С кем и когда ты держишь связь?! По какой схеме?! Где их можно найти?!

Задыхаясь и плача от боли и бессилия, я мотала головой.

— Я не знаю, о чём вы! Я ни с кем ничего не держу!

— Врёшь, тварь! Как и все вы, твари рыжие, врёте!!! И не пытайся меня гипнотизировать, как ты загипнотизировала половину третьего отдела!!!

Я остолбенела, глотая слёзы, а потом забилась в оковах. Ужас сковал меня, как кольца неведомого ледяного удава. Он меня тоже за бриза держит?! Только теперь это… очень и очень плохо…

— Я не засланеееец! Вы меня за кого принимаете?! Я обычный человек! Я не знаю ни про какие схемы связи!!! — вопила я, раздирая руки о металл наручников.

Ответом мне была сладчайшая улыбка тюремщика.

— Само собой.

Отступив на шаг, Рунида откровенно любовался моими судорогами.

— Хватит, ну, — неожиданно рявкул он, навешивая мне тяжелую пощечину. Она не горела — она отозвалась болью в зубах и звоном в голове.

…он же убьёт меня. Это очевидно. Эта мысль родилась во мне ясно и чётко, и всё в моей душе покрылось льдом. Мне же не выйти отсюда. Ни за что. Переубедить этого гадкого типа будет сложно — а пойманое Отродье никто никогда не отпустит. Другой вопрос — почему это какая-то Семья перебрала на себя функции контрразведки? Но ответ на него становился для меня слишком абстрактным…

Отвернувшись, Рунида ушёл к стеллажу. Расширенными глазами я следила за его сомнениями — ту или иную штуковину выбрать на полках..? — и поняла, что кричу…

Совершенно некстати, словно оторвавшись от реальности, в моей голове возникла мысль — интересно, а часто ли ошибаются в контрразведке..? и что чувствуют те люди, кого вот так же безневинно волокут на дознание..? Спросить бы. Но у него уже не спросишь. Воздуха во мне не осталось…

Время, потребности и даже простые человеческие эмоции — всё это перестало иметь значение… Перед моими глазами была темнота. Резкий, зелёно-белый, химический какой-то свет бил в лицо; и мне было не так больно, как невыносимо мучительно — от голода, жажды, усталости, унижения, страха, от побоев и осознания полной, беспросветной, абсолютной темноты впереди. Часы сменяли часы — бесконечные, долгие и мучительные. Руки затекли, ноги уже не держали меня, но я понимала, что если я упаду, я уже не встану — и руки, наверное, оторву… Однако я всё-таки упаду… Рано или поздно… Я плохо сознавала окружающее, мою одежду покрывала грязь, а лицо затерпло от ударов… Боги, прекратите это. Но это не прекращалось. К воплям о здравом смысле господин Рунида оставался глух. Мне казалось, что я схожу с ума… Однако время от времени, когда в моей голове светлело, я все-таки извлекала данные из реплик моего палача. Я всё ещё не давала воли слепому отчаянию — и надеялась сторговаться со своими пленителями. Мне не оставалось ничего другого…

Я находилась в одном из корневых имений Семьи да Райхха — возможно даже, в той самой знаменитой «Белой Башне», легальным прикрытием для которой, как я теперь понимала, служила одноименная туристическая сеть… Да Райхха обосновались в месте, которое вряд ли могло заинтересовать кого-то ещё — в самых Предгорьях. И окопались на этих сомнительных просторах они твердокаменно. Кое-какие оговорки охраны показывали, что режим тут ничем не уступает бюро КСН. Ещё и похлеще. Нет, даже будь на свете сила, готовая найти меня, им бы пришлось уступить мощи этой Семьи. Они бы торговались, вели дипломатические разговоры, но даже будь какие-то реальные способы давления на да Райхха и их союзников — никто не расходовал бы их на какую-то там Санду да Кун… Даже у всемогущего КСН недостает сил приструнить их — до меня ли..?

Но идти на уступки Рунида не желал. Его лишь потешали мои мольбы. Снова и снова пытаясь достучаться до разума конкретного образчика, я натыкалась на каменную стену.

От истощения я начала терять сознание.

И так миновало… сколько времени..? я не знаю. Я до сих пор не знаю, сколько времени я провела в плену у этих скотов, хотя уже сколько лет миновало… Но тогда мне казалось, что вечность…

…а потом ещё столько же.

На то время Рунида уже несколько часов как снял перчатки. Я немножко обнадежила себя (неужели поверил?!), но выяснилось, что в его поведении ничего не изменилось. Он, видимо, каким-то образом доказал себе, что я не представляю для него опасности как Отродье; но вот что я не работаю на Горную Страну — этого я доказать не могла. Доведя меня до полуобморока, Рунида ушёл отдыхать. Сил набираться, скотина. А я всё также висела на ремнях у стены. Я же на самом деле умру… Что ещё страшнее — я буду умирать долго и ужасно, так что быстрая смерть уже даже начала мне казаться привлекательным, но недостигаемым финалом! Я кричала — хотя меня никто не трогал — просто от ужаса…

Да, ко мне пришло отчаяние.

В отсутствие Руниды в комнате остался охранник. Он ходил взад-вперед, похлопывая по ладони петлей из грубой веревки, и холодно мерял меня взглядом. Дергаясь в путах, я понимала, что, наверное, когда Рунида вернётся, начнётся что-то ещё более страшное… Боялась ли я? Я не знаю. Это вообще перестало иметь значение. Даже страх, Боги мне помогите, и только усилием воли я заставила себя не выть… или, может быть, я уже была слишком слаба для этого.

Так прошло около часа.

А потом в дверь постучали. Охранник рывком обернулся.

— Кто?! — прорычал он.

— Я! — отозвался из-за дверей нервный голос Руниды, — Открывай!

Я сжалась и инстинктивно задергала оковы, а мой тюремщик почему-то нахмурился — но я была слишком захвачена перспективой новых пыток и глумлений, чтобы понимать, что его обеспокоило. Может, уж слишком хрипло сказал хозяин это своё «я»? Или у него предполагался свой ключ? Тем не менее охранник встал и прошёл к двери. Неважно. Рунида вернулся — он продолжит… но я была уже слишком беспомощна, чтобы противостоять окружающему, разве что криком… и ещё мне было очень страшно.

Я на миг потеряла сознание, а потом в комнате раздался сухой хлопок. И ещё один…

Всё равно. Они продолжат…

Я зажмурилась — но вместо шагов Руниды я услышала звук падения двух тел. Уже много времени спустя я поняла, что именно ствол к затылку так повлиял на голосок моего тюремщика. А потом чьи-то холодные сухие руки рывком разомкнули наручники, чиркнул нож, лопнули ремни. Мои ноги подкосились, и я повалилась на новое действующее лицо.

— Тише, всё закончилось, — прошептал мне на ухо уставший и знакомый голос, — Тише, Санда. Я рядом. Всё позади.

Меня крепко держали под руки, а я дрожала, плача всухую и не имея сил оторваться от его плеча.

— Карун…

Я повторяла его имя как в бреду…

— Нет… — всхлипнула я, когда он попытался отнять меня от своего воротника.

— Тише, я сейчас вернусь… — проговорил он, баюкая меня в объятиях, — Патроны закончились…

Бормоча что-то утешительное, Карун усадил меня под стенкой. Я рыдала без слёз, комкая края своей одежды. Боги, благословите этого человека… помогите ему во всех его начинаниях, дайте ему всё, в чём он нуждается, оградите от бед и помогите в трудностях…

Быстро обыскав мёртвого охранника и застреленного Руниду, да Лигарра завладел чужим оружием. А потом молча поставил меня на ноги, обхватил за талию и оторвал от пола. Меня унесли из этой страшной комнаты. На полу осталось два тела, а ещё всякие гадости для мучения людей. Я закрыла глаза.

Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем в моей голове немножко просветлело. Я так и висела на плече своего спасителя, как в бреду ощущая его запах, запах кофе и сигарет, припитавший его насквозь, а ещё еле ощутимый след порохового дыма. Мы находились в каком-то длинном, холодном коридоре, выкрашенном серой краской. Через одинаковые расстояния в стенах были расположены окна с рифлёным стеклом — и ни одной двери. Усадив меня на подоконник, да Лигарра гладил меня по волосам и тихо повторял:

— Всё, всё уже закончилось… Не надо плакать. Тише… Приходите в себя, пока тут никого нет. А потом надо будет бежать.

Он как знал, что мне нужен был звук его голоса? Моё сознание уцепилось за него, как за ниточку в реальность, и я медленно ползла вдоль этой нити, возвращаясь в мир… Кто-то свой. Кто-то, кто не причинит мне вреда. Я мотала головой, по-прежнему не в силах разжать пальцы на его одежде. Меня трясло, и лишь постепенно начинало отпускать.

— Снова они вас только через мой труп получат, а им это дорого станет. Так что успокаивайтесь… Всё позади.

Я вяло кивнула.

Дождавшись, пока я сама оторвусь от его плеча (хоть немного вспомнив о приличиях — но он отнесся к моему поведению с пониманием), он утвердил меня в сидячем положении. Снял с пояса флягу и влил в меня пару глотков холодного (и неимоверно крепкого) кофе.

Всё время, минувшее с моего похищения, я отчаянно бодрилась — но как же мне, оказывается, было жутко! Я даже не сознавала этого, пока не оказалась на свободе. Какое облегчение он принёс с собой! Будто порыв морского ветра среди подвала. Я почти задыхалась от хлынувшей в меня жизни, и мне было так спокойно в кольце его рук. Он сильный. Он никого не боится. Он застрелил этого гада, который ржал над моими слезами…

— Сейчас будет легче… Они хоть ничего такого себе не позволили?

Я помотала головой, закрывая рот ладонями.

— Ну, значит, не успели. Хорошо.

Утешитель хренов… Значит, уверен, что собирались?! Я так его об этом и спросила.

— На этом подонке перчаток не было, — напомнил да Лигарра, — Итак физический контакт он уже допускал. А ведь допрашивали вас как по дознанию высокого уровня. Хотя крайне скверно и непрофессионально.

Порывшись в кармане, он вытащил мятый платок и тщательно вытер мою физиономию от грязи, крови и ведра (как мне казалось) соплей. А я-то надеялась, что когда Рунида снял свои мусорные варежки — это был хороший знак… Спрятав платок, Карун бесцеремонно повернул меня к себе спиной (основательно разодранной), потом боком, критически осмотрел запястья и подбородок. По результатам осмотра он пробормотал себе под нос «плагиаторы тупорылые…», а вслух заключил:

— Болезненно, но ничего серьёзного. Они только разгон брали. Скоро пройдёт. И какую-то одежду вам бы надо — на улице сейчас холодно.

Меня и впрямь начало морозить — впрочем, скорее от пережитого стресса, чем от реального сквозняка. Вздохнув, да Лигарра снял с плеч ларго, закутал меня в него, и тревожно огляделся.

— А почему плагиаторы? — прошептала я.

— Потому что знаний нет, цель размыта, а желание морды бить — огромное. Дилетанство и просто садизм.

— А почему непрофессионально? — снова шепотом спросила я.

Карун смерил меня озадаченным взглядом.

— На ваши вопросы мне всё тяжелее отвечать.

— Почему? — слабая улыбка наконец-то вылезла из меня. Карун явно счёл, что развеселить меня следует любой ценой — даже если повод для моих улыбок сомнителен с общечеловеческой точки зрения.

— У всякой специальности — своя этика. Есть ряд необходимых действий, которые не стоит выносить за пределы профессиональных отношений. Вы как врач сами должны понимать. Это как если бы вы родичей умершего на вскрытие тела позвали. Вот, дескать, гляньте: лежит ваша бабушка с раскрытым животом и требухой по столику… И книжку она вам больше не прочитает.

Я нервно хихикнула. Можете назвать меня ненормальной, но мне понравилось его сравнение. Мы оба, кажется, были в равной степени психами…

— Вот и я вам про теорию дознания ничего рассказывать не буду. Неэтично. По крайней мере, вначале в себя придите, — дружелюбно подытожил да Лигарра. Я кивнула. Ну и Тень с ним, кого и где он там допрашивал в прошлом. Меня это правда не интересовало, а потом не со зла же он это делал. Не корысти ради — а по рабочей нужде. Но, главное, я даже в кошмаре не могла бы представить, чтобы он при этом жадно хихикал, как голодный обжора перед ужином.

Плагиаторы, да? Я вяло подумала об этом. Итак, методы гостеприимства Семьи да Райхха были целиком и полностью заимствованы из арсенала КСН. И даже, наверное, эти проклятые неструганные доски… Мне это считай что напрямую сказали. Хотя и пожурили самоучек за неэффективные действия. Наверное, если рассудить логически, между Каруном и Рунидой не было большой разницы. Разве что второй — псих-садист. А да Лигарра, видимо, умел к делу подойти по науке. И наверняка хорошо умел. Насколько мне было известно, он никак иначе не мог бы дослужиться до своего звания. Но разница, с моей точки зрения, всё-таки была. Такая большая, что об этом не стоило и говорить.

Некоторое время я сидела, съёжившись, и медленно приходила в себя, а потом где-то вдалеке послышались шаги многих ног и крики. Я встрепенулась, а да Лигарра покачал головой.

— Санда, вы уже можете стоять на ногах?

— Я попробую, — прошептала я.

— Пожалуйста, — попросил он, — Я помогу. Вы не тяжёлая, но мне не с руки стрелять и тащить вас на себе.

Опираясь на его руку, я встала. Вроде бы ничего, хотя мои колени ещё дрожали. Я с трудом понимала, что моя жизнь вне опасности — хотя бы частично, хотя бы в виде надежды на выход отсюда. Как же здорово, что он рядом… я еле сдержала желание снова повиснуть на его шее. Уже от радости. Но только этого ещё не хватало.

— Куда теперь?

— Сюда, насколько я понимаю, — он указал на металлическую лестницу в конце коридора.

Закрыв меня спиной, он мягко подтолкнул меня вперед. Глянув, как он держит оружие, я вмиг поверила, что моя повторная поимка станет да Райхха дороговато. Уж очень он его держал профессионально. Без рисовки. Спокойно. Так я бы чашку кофе держала или карандаш.

Я уже начинала соображать — и выводы меня обеспокоили.

— Вы сами сюда приехали?! Один?! Карун, но как..?! там же такое заварилось..! вы же..!

— Хорошо налаженная структура отлично работает и без начальника, — безо всякой улыбки на лице сказал он. Пожалуй даже хмуро.

Я опасливо глянула на него, пока мы торопливо шли вниз по ступенькам. Да Лигарра был словно затёртый серой краской: уставший, пыльный, в тёмной одежде, вовсе не походившей на его обычный дорогой гардероб; лёгкость, с которой он наплевал на свою ежедневную элегантную обёртку, меня почти потрясла. Я неожиданно я действительно увидела перед собой человека — безо всякой поддержки извне, сосредоточенного и серьёзного. Уверенного и решительного профессионала, которые делал то, что нужно, и не разменивался на ерунду. И даже более того — его опасная уверенная грация, помноженная на рост, вдруг вылезла наружу и уже никуда не пропадала. Он был прирождённый лидер. Я неожиданно поняла и ещё одну вещь — это сила, которая вдруг проявилась в нём, была его именно что его собственной — а вовсе не силой Комитета за его спиной!

Я глянула на него со смешанным чувством восхищения и уважения. Я никогда раньше не встречала таких необычных людей! Но потом осеклась… И он на такие проблемы пошёл из-за меня?! — если я хоть что-то понимала в дисциплине его организации… Что с ним теперь будет?!

— Спасибо, — тихо прошептала я, не оборачиваясь. Он только молча сжал мой локоть.

— Почему вы меня спасаете? — жалобно спросила я.

За моей спиной фыркнули — на этот раз в его вечной манере — с еле уловимой улыбкой на дне.

— Ответ на этот вопрос рискует стать слишком высокопарным.

Я вопросительно покосилась на него.

— Раз уж пришлось мне сдать все фишки, так хоть честь свою оставлю незапятнанной, — с мрачной иронией ответил он, а ещё мне показалось, что нечто серьёзно гнетёт его, — Я всё же Мир защищать клялся — так защищу хоть кого-то…

— Они всё-таки приказали вам..?! — горько воскликнула я. — Боги, но я же… — я осеклась.

— Вы же что?

— Я нашла свидетеля, который мог бы дать показания против да Растана.

Да Лигарра на миг сбился с шага, но не замедлил его. Мы дошли до конца этой проклятой гулкой лестницы. Сверху загрохотали шаги. Вовремя же мы! Он толкнул меня вбок, мы пронеслись по ещё одному проходу, оглянувшись, он рванул на себя какую-то дверь. Наскоро забаррикадировавшись, притаились в тёмном помещении вроде склада. Пахло досками, а потому меня на мгновение замутило — слишком ярки были воспоминания о пыточной комнате Руниды. Я подумала, что едва ли теперь смогу хоть раз в жизни порадоваться аромату свежепиленной древесины…

— Я потому и вышла из дому! Мне позвонили, но когда вернулась — эти типы уже взломали замок и ждали меня… — шепотом сбивчиво изложила я.

Я торопливо рассказала ему про Киная. Да Лигарра откинулся к стене и медленно прикрыл глаза.

— Уже поздно… И нам всё равно не дали бы этого сделать.

— Всё так плохо?

Косая улыбка в полутьме.

— Санда, я ещё никогда в жизни не был таким уставшим, злым и разочарованным… — ровным голосом сказал Карун.

Достаточно разочарованным, чтобы бросить боевой пост и нестись сломя голову за пять сотен пуней — в слабой надежде, что я похищена именно Семьей да Райхха и ещё жива…

Неприятности у нас обоих? Опустошение и страх снова навалились на меня. Коротко глянув в мою сторону, да Лигарра сжал мне руку — наверное, всё это по мне было уж слишком видно…

— Не переживайте так из-за меня. Я сам со своими делами разберусь. В конце концов, одно нарушение за всю биографию — это даже смешно. Давайте лучше думать, как уйти отсюда живыми…

— А нам не дадут?

Да Лигарра фыркнул.

— Я только что тридцать человек уложил. В основном, охраны, но ещё Фергажа да Райхха, первого сына Старейшего Фернада, и этого подонка, что вас пытал — племянник Фернада, кстати. Пройти к вам тихо я не смог никакими силами. Очень уж вас берегли… Так сильно, что у меня невольно возникли новые вопросы. Сейчас Семья да Райхха поднялась по тревоге.

Я озадаченно моргнула. Да Лигарра никак не походил на человека, педантично считающего убитых им людей.

— Ровно тридцать? — иронично уточнила я.

Карун улыбнулся. Он всё понял — как если бы я вслух это сказала. Вот же Тень, а?

— В обойме табельного «трЕккеда» десять патронов. У меня было три обоймы.

То есть вопрос, что хотя бы одна из пуль прошла мимо, им даже не поднимался..? Это немного пугало. Но я решила на этом не зацикливаться. Как и на том, что теперь с нами обоими будет. И сможет ли даже КСН прикрыть своего от ярости Первой Семьи..?

— И какие тогда идеи? — тихо спросила я.

Карун пожал плечами.

— На самом деле почти никаких. Разве что есть одна… но это такого плана мысль — если уж всё равно умирать, то следует это сделать хотя бы с выдумкой.

— Расскажите, — с невесёлой улыбкой решила я. Если урон, нанесенный им ради моего спасения, так велик, как он сказал, то дела наши и впрямь плохи. Будем пробиваться с выдумкой.

— Они построили свой риннолёт, — спокойно произнес да Лигарра, — Я знаю, где он сейчас стоит. Видел, пока вас искал. Давайте его угоним и улетим. Тут же горы. Он спланирует со стоянки — знаете, как птицы с деревьев слетают.

Я застыла с разинутым ртом и сердцем в желудке.

— Кк. Карун..?

— Да ладно вам, — улыбнулся он, — Вы же мечтаете увидеть эту машину с тех пор, как я вам про неё сказал. Вы бы даже в неё залезли с удовольствием. Чтоб я вас не знал.

— Ддда… но… — я покраснела, — Но это же..?

— Запрещено Верой? — с весёлой иронией уточнил Карун, — Да ладно, ну, не Переродимся мы с вами больше, и что? думаете, это сейчас имеет какое-то значение? Так поверьте мне, что никакого.

Всё ещё колеблясь, я повела плечами от праведного ужаса — честно говоря, не слишком-то искреннего. Карун начал улыбаться — на его лице проступил откровенный восторг. Он видел, что в конце концов я и впрямь соглашусь даже на это — и именно моё бесстрашие почему-то грело его душу. Честное слово — как мальчишка, встретивший девчонку-сорванца (достаточно безмозглую, чтобы поддержать его в налёте на соседский сад).

— Санда, эту машину построили совершенно официально, — поддел он меня, — Секретно, как селезёнка Создателя, но официально. Её в конце концов пустят в серийное производство. Через пару лет их наштампуют несколько сотен штук, а через десять — на них даже начнут перевозить важных пассажиров. И Совет Мудрейших всё это разрешит.

— Да уж куда он денется… — кивнула я. Да Лигарра улыбнулся ещё шире — на самом деле я ещё не видела, чтобы он смеялся так искренне и ясно — на его лице даже пропали все эти его знаки ледяной комитетской сдержанности (обычно не покидавшие его даже в минуты очеловечивания). На самом деле — я пожалуй, ещё в жизни не видела более тёплой, обаятельной и озорной улыбки! Впрочем, явно смутившись, он мгновенно стёр её с лица.

— Но как ею управлять?! Ведь мы этого не умеем!

— Санда, я же говорил вам, что научная важность риннолёта только в том, что он летает. А вообще такую машину мог построить любой школьник, знакомый с элементарной опытной аэродинамикой. Кабина, несущие плоскости с профилем, создающим разность давления по верхнему и нижнему контурам, и простейшее механическое управление. Почти мобиль, только с прикрепленными к нему крыльями — то есть с вышеупомянутыми неподвижными плоскостями.

Я раздула ноздри.

— Всегда могут быть проблемы.

— Уж не сомневайтесь. Проблемы будут — но многие из них уже предсказаны и есть разработки по их решению. А управлять этой штукой я смогу — поскольку во время её постройки и испытаний я с огромным интересом вникал в техническую часть. Мы даже провели некоторые исследования атмосферы.

Ого. Да «Каурра» творила что-то невероятное! И он всё это курировал!!! О каком катехизисе могла идти речь, а? Даже смешно говорить… По глубине неверия этот человек мог бы составить хорошую конкуренцию моему отцу.

— По данным этих исследований мы внесли поправки в способ управления и конструкцию — она стали куда прочнее. Все эти разработки я читал и отлично помню.

— Но она же всё равно не убережет нас, если всё это… свалится?!

Карун пожал плечами.

— Я же сказал, почему предлагаю такой выход.

Я на секундочку отвлеклась от трепетного предвкушения официального преступления против Веры — и мне стало не по себе.

— Нам не выйти так, как вы вошли? — тихо спросила я, — Никоим образом?

— Разве что мы положим всех, кто есть в этом комплексе. Это, по моим прикидкам, до двух сотен человек, — так же серьёзно ответил да Лигарра, — Да и теперь… сами понимаете.

Я понурила голову. Они будут мстить, чего уж тут непонятного. Притом, очевидно, с жестокостью, о какой мне лучше и не думать, если я хочу сохранить ясность мышления.

В коридире что-то прозвучало, и Карун немедленно зажал мне рот ладонью. От его сильных рук и жёстких рукавов куртки всё ещё пахло дымом. Торопливые шаги нескольких человек приблизились и снова отдалились. Мы затихли, как мыши…

— Давайте проверим, что у нас тут? — предложил Карун одними губами, указывая на ящики, заполнявшие тёмный склад.

Наскоро обследовав помещение, он трижды чиркнул спичкой, подсвечивая ярлыки на ящиках. У последнего остановился.

— Знаете, нам, наверное, сегодня помогают Боги…

— Что тут?

— Лыжное снаряжение. Они же и впрямь содержат сеть баз отдыха. И получают с этого бешенные деньги, — шёпотом сказал он.

Погасив огонёк, Карун спрятал остаток спички в карман. Ощупав край ящика, он нашёл два зажима и на миг замер.

— Тихо? Вы тоже ничего не слышите? Я открываю.

Я отрицательно мотнула головой. Да Лигарра нажал на замки. В тишине склада ящик открылся с пронзительным щелчком и эхом.

— Вот же Тень… Ну да ладно.

Порывшись среди упаковок, он вытащил на свет Двоебожий несколько пакетов.

— Боюсь, если мы воспользуемся нашей чудо-машиной, там будет ветренно и прохладно. Это противоветровые куртки.

Кое-как разобрав маркировку, он протянул мне один из пакетов.

— Вам должно быть впору.

Прикрыв разодранную блузку, я глупым образом вернула себе самообладание. Предрассудки — вещь цепкая и заразная.

Мне хотелось обследовать остаток ящиков, но Карун молча указал на дверь.

— Надо сматываться. Они и сюда придут, и это будет ловушка.

Пока мы пробирались по территории да райхховской базы, я молчала. Да Лигарра шёл по комплексу, как у себя дома. Изредка, повинуясь каким-то своим, мне неведомым, раздумьям, он завадал мне вопросы, неожиданные и на вид не связанные друг с другом. Я отвечала, и мы снова замолкали. Наконец, я подала голос:

— Вы тут уже были — или знали всё это заранее?

— Не то и не другое. Я же вас не за час нашёл. Успел всё изучить. И многое узнать, кстати, — добавил он. Я встревоженно глянула на него, — Даже кое-какие документы в руках подержать. На вас, например. И… на других людей.

Мда, такие должности, как у да Лигарры, лишь бы кому не раздают. Дать бы ему волю — он бы разобрал это тёплое гнёздышко по кирпичику. Притом незаметно и безжалостно.

— Что-то серьёзное?

Кивок.

— Может, мне и теперь заткнут рот, но тогда, боюсь, мне придётся застрелиться. Потому что в отставку со вторым допуском меня вряд ли пустят…

Моё сердце ёкнуло.

— А застрелиться вам разрешат? — почему-то эта мысль возникла в моей голове. Даже не знаю, с чего я это взяла, только мне стало как-то невесело от такого расклада. Не хотела б я оказаться в его шкуре. Даже в обмен на власть, деньги и всё прочее.

Карун на миг замер, а потом сказал с невеселой улыбкой:

— Может, и нет. Но, конечно, я приму любое решение начальства.

— Что вы тут нашли? Можете рассказать или это секрет?

— Расскажу.

Но ещё несколько минут он молчал.

— Да Ринн мертв. Его убили тут.

Мы присели за неведомым мне серым сооружением в два этажа высотой. Рядом стояли и другие такие же — и к каждому вела полностью глухая галерея, связывавшая здания с основными корпусами. Что находилось перед фасадами этих зданий, с той стороны, мешал видеть забор. Вообще уже два часа комплекс «Белой Башни» напоминал кипящий муравейник (мы неоднократно чудом избегали поимки), но тут царила странная тишина. Впрочем, незадолго до этого мы как будто проникли в некую закрытую зону комплекса, и причиной тишины могло быть усиление контроля на входе в неё. Или — предположила я — волна поисков ещё не докатилась сюда. Тут даже охраны было не видать, но поведение Каруна указывало, что она есть, просто он точно знает, где — и когда она меняется.

— Вы это точно знаете?

Да Лигарра покачал головой, перезаряжая пистолет. Внезапно он стал каким-то уставшим и опустошенным — и даже не смог этого скрыть.

— Санда. У меня никогда не было бСльшего друга. Глупо — но правда. Не Боги весть какой — но всё-таки друг. На нашей работе друзья вообще не предусмотрены, — медленно проговорил он, — И уж совсем не годится привязываться к объекту защиты. Обеспечить его доверие — это да. Мы были какое-то время знакомы, но когда стали работать вместе… каким-то образом мы именно что подружились. Я даже, грешен, курить научил его.

Я вдруг с неожиданной ясностью вспомнила, как тыщу лет назад мечтала глянуть на «ту сволочь», которая вложила курево в руки астматика Лапарси. Ну вот она, сволочь эта, так близко, что это почти неприлично. Я бы даже улыбнулась, не будь мы в такой ситуации. Но моё лицо осталась неподвижным.

— Знаю, как вы относились к Лапарси — как к высокомерному умнику, но верите ли — он был и другим. Достойным человеком из дружной и честной Семьи. Интересным собеседником. И, знаете, я… многому у него научился.

— Чему же? — тихо спросила я.

На миг, мне показалось, в поднятых на меня глазах да Лигарры мелькнуло сомнение. Он впускал меня в собственную святая-святых. В своё личное.

— Это сложно объяснить. У каждого из нас есть вещи, о которых он не имеет понятия. Но их можно почерпнуть, наблюдая за другими людьми.

Он так и не решился.

Я опустила глаза. Но не лезть же человеку в душу — особенно, когда он расстроен.

— Каким же образом вы узнали, что он погиб тут?

— Риннолёт, — снова по-деловому, живо, ответил Карун, кивая через плечо на стену здания. Я остолбенела, осознав его слова. Боги, это что, риннолёт уже прямо тут стоит?! За этой стенкой?! И мы рядом?! Я ощутила холодок в животе и нервную дрожь, — Я проникал в это помещение с другой стороны, во время работ. И почерпнул немало интересного, знаете. Аппарат построен уже давно — краска основательно высохла, — вёл дальше Карун, — То есть он никак не мог быть сделан по тому единственному комплекту проектной документации, который ушёл из «Каурры».

— Ага. Тому, который уволок искусственный человек.

— Верно. Более того, в нашем утерянном комплекте были некие доработки, сделанные уже после пропажи да Ринна — как я уже говорил, мы провели исследования атмосферы и укрепили конструкцию. Вот эти-то доработки виднеются поверх старой конструкции. Очень свежие.

Я разинула рот.

— КАК?!

Да Лигарра с ухмылкой осклабился. Сделав мне жест, он встал и медленно двинулся вдоль стены. Оружие он не нам миг не опускал.

— А вот так. То есть либо был уведён ещё один пакет документов, либо искусственный человек тоже нашёл здесь последний приют…

— А вы не допускаете..?

— Что да Райхха сотрудничают с летунами? Нет. Вы себя вспомните. Вас, по вашим же словам, пытали как агента. Добывали схемы связи и всё такое. Вывод — да Райхха собирают свою личную коллекцию рыжих. И свою базу данных по Горной Стране, её агентурной сети и засланцах. Причём весьма успешно.

Если главы контрразведки, отдела идеологии и внутренних дел КСН и этим не проникнутся, Каруну и впрямь придётся подавать в отставку..! Дело грозило полным падением структуры Мира.

— Но ведь мы же считали, что да Ринна похитили летуны? Как же он оказался тут?!

— С учётом того, что позднее они потеряли и своего засланца — у них вышел сбой передачи. Видимо, разведка да Райхха перехватила их агентов, похитивших да Ринна. Возможно, их тщательно допросили, а позднее схватили ещё и искусственного человека, который всё это время ничего не знал о провале и продолжал свою миссию. Вряд ли летуны могли обеспечить регулярную связь с засланцем. Я же ведь тоже не зря хлеб кушаю, так что они не рисковали… Нет, агент работал автономно и очень грамотно.

— Но ведь люди из Десятки всё это время тряслись над да Ринном, как над последней горстью Белой земли! — воскликнула я, — То есть уже не над да Ринном, а над его двойником… Но теперь выходит, что они всё это время ЗНАЛИ, что это НЕЧЕЛОВЕК?! Ведь настоящий да Ринн был у нах в плену и под принуждением строил вторую машину! Тогда выходит, что они так стремились убрать вас с вашими подозрениями с поля лишь потому, что вы могли раскрыть всю эту тёплую компанию и поставить под угрозу весь их заговор! — мои мысли неслись, как дикие кони, — То есть вначале, как мы и думали, их интересовали разработки да Ринна — они хотели утвердить своё влияние на руководство «Каурры» и контролировать проект. И тут вдруг они перехватывают агентов летунов, которые похищают физика! Да Ринн достается им весь целиком, да ещё и с агентами впридачу! И они всё переиграли. И как мастерски! Собрали с двойника кучу биологических данных (пока он «лечился»), его руками проникли в запретную зону «Каурры» — и, наконец, схватили его с оригинальными документами.

Да Лигарра медленно кивнул. Пока я говорила, он периодически зыркал то по сторонам, то на меня, но в его глазах тихо загорелась и окрепла тёплая улыбка. Ему понравилось, что я так скоро догадалась, честное слово. Потом, правда, он стёр улыбку под своей вечной деревянной физиономией, и у меня на душе возникло какое-то странное чувство сожаления.

— Ага. Так и есть. Все сливки с этой истории сняли главы да Райхха, — заключил он, — КСН остался в дураках — да ещё и с такой миной, будто всё идёт как надо. Но больше всех пострадали рыжие. Они, бедные, потеряли да Ринна, одного из своих и нескольких агентов (скорее всего, людей — и если к тому же наших, местных, то для них это огромный урон), в целом провалили акцию — и не получили взамен ни клочка бумаги.

— Вы и впрямь их жалеете? — спросила я.

— Ну не себя же жалеть, дурака, — буркнул да Лигарра. Помолчав, он добавил, — Только в одном Фернад да Райхха допустил ошибку. Пожадничал. Всего бы ему и побольше. Захотел ещё и вас охватить вниманием. А, может, забоялся, что если вы и впрямь агент Горной Страны, находящаяся под следствием как свидетель по АУО, то рано или поздно бдительный господин да Лигарра вас выведет на чистую воду, и тогда в КСН узнают про странные пропажи засланцев, никак с акциями контрразведки не связанные. Он явно не предполагал, что я наоборот за вами приду — и мы накроем всё гнезнышко.

Я насупилась.

— Карун, — сказала я, — я хочу попросить у вас прощения. Я так плохо о вас думала, пока сидела в том тёмном ящике..! то есть на самом деле не думала, и я понимала, что ведь вы просто делаете свою работу… но мне было так горько, что до меня никому нет дела. А вы… пришли… и вы даже не предстваляете, как я вам обязана! — воскликнула я, прикладывая ладонь ко лбу.

— Долга Жизни мне не поручайте, — тихо сказал да Лигарра, останавливая меня жестом, — Я его не приму. Я не принадлежу себе, итак ваш Долг перейдёт на Комитет. Мне бы этого не хотелось. Идёмте.

Я шла за ним и смотрела в его безупречно стриженный затылок прохладного русого цвета. Если человек не принадлежит себе, он принадлежит Семье. Вот какая была Семья у этих людей…

На самом деле, ведь я ничего не знала ни о жизни внутри Комитета, ни о том, каким образом складывались судьбы его сотрудников. Что-то утрачивая, люди что-то приобретают взамен. А потом у всех свои потребности и понятия о счастье. Так или иначе многих людей обоих рас приводило в ряды КСН. Одни шли к этому сознательно, другими руководили обстоятельства — и так они становились защитниками Порядка — но что скрывалось за этой рекламной обёрткой, я не знала. Огромный всесильный массив КСН начал для меня распадаться на отдельных людей, совокупность деталей, но общей картины я ещё не видела. Меня приучили лишь к тому, что Комитет Спасения Нации — власть. И сила, перед которой надо обязательно склониться. Но я продолжала изучать Мир.

Что привело в ряды Комитета, например, конкретного Каруна да Лигарру? С какого возраста надо было начать подготовку, чтобы уже много лет занимать должность спецоперу ведущего научного Института? До этого же ещё дослужится надо. Но ему не больше тридцати семи, а со временем я убеждалась — что он ещё гораздо моложе. Просто выглядит куда старше от тяжести лежащих на нём знаний, опыта и обязанностей. Я знала, что в структуре КСН были специальные Школы — именно они готовили будущих офицеров, элиту «конторы». Но поступить туда так рано (как выходило по моим подсчётам) мог лишь выпускник специализированной обычной школы, для детей до пятнадцати — я имела об этом очень хорошее понятие, потому что мой коллега из второй галереи общего профиля собирался отдать сына в одну из таких школ. Там они усиленно учили психологию, право, историю и всё такое, а потом поступали на спецкурсы и приносили присягу. Возможно, и да Лигарра прошёл весь этот путь. Послали родители? Романтика позвала? Грустил ли он когда-нибудь по утраченному детству? Или они ничего не утрачивали, с пелёнок сотрудники Комитета, защита Мира — а только получали огромную (хотя и своеобразную) Семью, власть и широкие возможности для поиска мудрости? Я не знала ответа. Как я уже сказала, я была слишком поверхностно информирована о реальной, а вовсе не глянцевой, жизни этой огромной структуры, вот уже много столетий стоящей на страже Порядка — при этом структуры живой, активной и развивающейся. Она и была истинной властью Мира. И потому нередко пугала, но тут уж, наверное, ничего не поделаешь…

«…он был и другим. Достойным человеком из дружной и честной Семьи…». Странно упоминать об этом. Но он упомянул. В минуту, когда его комитетская суть почти дала трещину. Мне показалось, что именно это тревожило Каруна. Человеческая, маленькая Семья, без которой не может жить ни один аллонга. То, чего у него никогда не было. То, что он заменил на долг и присягу. По своей ли воле или нет — уже и не понять. Он слишком глубоко в этом увяз — деталь машины, временами скорбящая по человеческим чувствам…